Вирус самоубийства

Глава 1. Начало

Самые ранние годы своего детства Антонина старалась не вспоминать. Ее мать, Вероника, дочь не любила, всю жизнь считала ее роковой ошибкой молодости и напоминала об этом всем, в том числе и самой Антонине, при каждом удобном и неудобном случае. К своему ребенку Вероника проявляла интерес только тогда, когда могла извлечь из существования малышки какую-либо пользу лично для себя. Но часто спекулировать на дочери не удавалось, поэтому девочка росла в атмосфере пренебрежения и даже забвения.

Своего родного отца Антонина не помнила совсем. Он навсегда оставил семью, когда девочке было всего четыре года. Да и семьи-то, в сущности, не было — это было существование под одной крышей совершенно разных и неинтересных друг другу людей. Отец Антонины был моряком дальнего плавания и практически все время проводил в море. С раннего детства маленькая Тоня знала об отце лишь то немногое, что рассказала ей Вероника, и информация эта была довольно скудной. Девочка усвоила только, что ее отца звали Сергей, что он был паразит и безвозвратно загубил лучшие годы ее матери. Вероника внушила дочери, что ее отец — бесполезное и никчемное существо, поэтому вспоминать его и думать о нем девочке незачем.

Ранний брак ее матери, Вероники, был совершен скорее по расчету, чем по зову сердца. Этот брачный союз был вынужденным, безрадостным и коротким. Да и сама Вероника тоже была насквозь искусственной, если не сказать фальшивой. Даже имя ее было ненастоящее.

Вероника родилась в небольшой донской станице, насквозь продуваемой резкими южными ветрами. Она была младшим, четвертым ребенком и единственной девочкой в семье. Старшие братья души не чаяли в очаровательной младшей сестренке и баловали ее во всем. При рождении ее назвали Верой, но амбициозную деревенскую девочку с детства раздражало такое простецкое, по ее мнению, имя, которым нарекли ее родители. Вероникой она стала по собственной воле. Услышав как-то по телевизору это имя, девочка решила, что оно звучит более загадочно и эффектно, и с тех пор стала называть себя только так. После долгих истерик, сопровождавшихся ручьями слез и угрозами покончить с собой, родители смирились с капризом дочери и, в конце концов, поменяли ей имя уже официально.

Девочка выросла и стала первой красавицей во всей округе. Высокая и стройная блондинка с длинными густыми волосами, огромными голубыми глазами и аппетитными округлостями упругого молодого тела неизменно привлекала мужские взгляды. Но отвечать на них Вероника не спешила и насмешливо игнорировала любые знаки внимания, которыми пытались заинтересовать ее местные ухажеры.

Родители ее, простые труженики, всю жизнь безнадежно пытались заставить дочь прилежно учиться и хоть немного приобщить ее к сельскохозяйственному труду. Несмотря на все старания, преуспеть им в этом не удалось. Вместо того чтобы корпеть над учебниками или постигать премудрости выращивания помидоров, Вероника ревностно следила за своей внешностью и наотрез отказывалась выполнять даже мелкие домашние дела. Боясь испортить свои бархатистые и мягкие руки, она впадала в истерику от каждой просьбы прополоть грядку или помочь с уборкой в хлеву. Вместо того, чтобы помогать по хозяйству, Вероника часами сидела перед зеркалом, любуясь свои отражением и всем своим видом показывая, что примитивная сельская жизнь совершенно не для нее, и она достойна большего. И родители, в конце концов, решили оставить девушку в покое: пусть живет, как хочет.

Именно так Вероника и жила. По выходным в местном клубе показывали художественные фильмы, и девушка не пропускала ни одного из них. Все происходящее на киноэкране волновало ее невероятно. Роскошная и праздная жизнь, полная романтики и приключений, красивые мужчины и роковые женщины, шикарные наряды и холодный блеск бриллиантов будоражили девическое воображение и манили к себе, как магнитом. С трудом перебиваясь в школе с двойки на тройку, девочка мечтала поскорее закончить учебу и уехать в город, где так много больших магазинов, элегантных мужчин и дорогих ресторанов. Вероника считала себя полностью готовой к своей будущей городской жизни. Она внимательно следила за всеми модными тенденциями и новинками в одежде, о которых писали журналы, выучила наизусть названия дорогих духов и даже научилась делать яркий и вызывающий макияж, используя для этого доступный арсенал косметических средств. Так как работать (при ее-то внешности!) девушка не собиралась, то для переезда в город и начала новой романтической жизни Веронике оставалось только ждать подходящего случая. Но, как говорили в ее станице, на ловца и зверь бежит, и такой случай подвернулся ей как нельзя вовремя.

Глава 2. Сергей

Июнь 1983 года выдался сухим и жарким. Почва на полях посветлела и растрескалась, а побеги зерновых культур от недостатка влаги стали низкими и чахлыми. Все жители станицы были озабочены судьбой будущего урожая, но Веронику засуха совершенно не волновала. Для нее это был год окончания средней школы — время больших надежд и грядущих перемен. Выпускные экзамены девушку не особенно беспокоили: она была уверена, что ее неотразимая красота не позволит учителям поставить ей двойки. И она действительно сдала все экзамены без двоек, но совершено по другой причине. Родители Вероники, добрые, отзывчивые и трудолюбивые люди, пользовались у односельчан большим уважением. Учителя сельской школы, закрыв глаза и тяжело вздохнув, исключительно ради уважения к отцу, матери и старшим братьям девушки, поставили ей на экзаменах завышенные оценки по всем предметам. Но даже позорные и незаслуженные тройки Веронику вполне устраивали: ей очень хотелось поскорее получить аттестат зрелости и наконец-то начать самостоятельную и красивую взрослую жизнь. Как именно начать эту жизнь, девушка пока еще не знала, но была абсолютно уверена в том, что новая жизнь уже не за горами. Она чувствовала, что скоро обязательно произойдет что-то такое, что поможет осуществиться всем ее мечтам. И это «что-то» произошло.

Получив очередную тройку на последнем выпускном экзамене, Вероника бежала домой, как на крыльях: теперь-то она уж точно получит долгожданный аттестат зрелости и сможет сама распоряжаться своей судьбой! Прощай, надоевшая школа, скучная деревенская жизнь и глупые разговоры о грядках, телятах и скошенном сене! Больше не будет зимнего снега по колено и уродливых резиновых сапог в весеннюю распутицу! Впереди ее ждет интересная и полная событий городская жизнь: туфли на высоких каблуках, французские духи, поездки на автомобилях и ужины в шикарных ресторанах. Уже через неделю она получит аттестат и будет свободна, как ветер! Оставалось только придумать, каким образом осуществить эти заветные мечты. В голове девушки пока еще не было на этот счет никакого плана, и такая неопределенность уже начала ее тревожить: ждать она не привыкла, ей всегда хотелось получать все и сразу.

Вероника уже почти добежала до своего дома, когда услышала знакомый голос:

— Верка, привет! Куда ты так мчишься? Иди к нам, поболтаем!

Это был сосед Колька — моряк, который только что прибыл на побывку к родителям. Настроение у Вероники сразу испортилось: он всегда доставал ее своими дурацкими придирками! И надо же ему было приехать именно сегодня! Колька был старше ее на несколько лет. Во время службы на флоте он оказался в дальнем морском походе и так полюбил бескрайние водные просторы, что решил посвятить им свою жизнь. Демобилизовавшись, Колька устроился на постоянную работу в торговый флот и теперь месяцами плавал (он говорил «ходил») по морям и океанам, любуясь на морские волны и зарабатывая при этом очень неплохие деньги. Посмотрев мир и побывав во многих странах, во время отпуска Колька неизменно возвращался в родительский дом, привозил родителям, младшим братьям и сестрам диковинные подарки и развлекал односельчан рассказами о своих путешествиях и тех заморских городах, которые ему посчастливилось увидеть.

Колька был единственным, кто наотрез отказался называть Веронику новым именем и упорно продолжал звать ее Веркой, доводя ее тем самым до белого каления. О том, что Колька всю жизнь был влюблен в свою своенравную соседку, знала вся станица, но девушка с презрением относилась к его чувствам и при каждом удобном случае издевалась над парнем, как только могла. Колька не сдавался и продолжал оказывать ей знаки внимания, чем неизменно выводил ее из себя.

Вероника уже собралась отпустить соседу очередную колкость, когда увидела, что Колька был не один. Рядом с ним стоял высокий стройный красавец в белоснежной морской форме и лихой бескозырке, из-под которой выбивались светлые волнистые волосы. У девушки остановилось сердце: ей показалось, что это герой американской киноленты внезапно сошел с экрана и по иронии судьбы или по каким-то другим неведомым причинам очутился в их станичном захолустье. В тот момент Вероника еще не поняла, какой шанс предоставляет ей судьба, но машинально сменила гнев на милость. Плавно покачивая бедрами, девушка подошла к парням и одарила незнакомца обворожительной улыбкой, многократно отрепетированной перед зеркалом. Игнорируя Кольку и не отводя взгляда от его друга, она представилась:

— Я Вероника, соседка этого кретина.

Оказалось, что голливудского красавца зовут Сергей Треф. Он служил на корабле вместе с Колькой и по приглашению друга приехал в его станицу на пару дней погостить. Сергей был типичным городским жителем, и перспектива хотя бы на время сменить душный и пыльный летний город на бескрайние степные просторы показалась ему очень привлекательной. Бесшабашный сердцеед, привыкший к повышенному вниманию со стороны женщин и легким победам над ними, Сергей никак не ожидал увидеть в сельской глуши такую красавицу. Вероника постаралась скрыть свой интерес к новому знакомому, но спешить по своим девичьим делам ей сразу расхотелось. Через несколько минут она уже заливалась непринужденным смехом, слушая веселую болтовню моряков. Во время разговора Сергей не мог оторвать от девушки восхищенного взгляда. Вероника, польщенная вниманием городского красавца, была очень довольна произведенным на него эффектом. Она почувствовала всю силу своей женской красоты и решила выжать максимум из сложившейся ситуации.

Знакомство оказалось притягательным для обоих. Вместо запланированных двух-трех дней Сергей задержался в станице на месяц, и все это время они с Вероникой были неразлучны. Сергей осыпал девушку комплиментами и рассказывал о дальних странах, в которых он побывал. Вероника, ни разу в жизни не выезжавшая дальше областного центра, с завистью слушала его веселую болтовню об экзотических коктейлях, которые подают в тропиках, ночных клубах, в которых тайком развлекаются моряки, и загадочных танцовщицах в тех увеселительных заведениях, куда советским гражданам и приличным семейным мужчинам вход категорически не рекомендован.

Между тем выяснилось, что у Сергея есть собственная двухкомнатная квартира в Новороссийске, которая досталась ему от бабушки. Парень пояснил, что из-за нехватки времени он пока еще не сделал в ней ремонт, поэтому сейчас это жилье выглядит точно так же, как при жизни старушки. Он шутил, что его квартире не хватает женских рук, способных выкинуть накопившееся старье, и тонкого женского вкуса, который подскажет, как сделать из этого холостяцкого логова стильное и современное жилище, соответствующее мировым стандартам.

У Вероники загорелись глаза: ведь у нее есть те самые женские руки и самый что ни есть утонченный женский вкус! Конечно, ее мягкие и изнеженные ладони не привыкли выполнять какую-либо грязную работу, но ведь для этого существуют другие, специальные люди, ими нужно только руководить! Девушка поняла, что такой шанс судьба предоставляет только раз в жизни, и решила не терять времени.

Дальнейшие события развивались молниеносно. Вероника не отпускала от себя Сергея ни на шаг. Она решила, что пойдет на все, чтобы заполучить его навсегда. Просмотренные фильмы, прочитанные журналы и природная интуиция, свойственная большинству женщин, сделали свое дело: вскоре Сергей окончательно потерял голову и влюбился в Веронику так, что больше не мыслил своей жизни без нее. И он, неуемный ловелас, привыкший бесстрастно покорять самых неприступных красавиц и навечно разбивать женские сердца, начал даже переосмысливать свое потребительское отношение к прекрасному полу. Он вдруг с удивлением понял, что идея женитьбы и создания собственной семьи перестала казаться ему абсолютно бредовой и абсурдной. Но это были только первые, очень робкие мысли: к такому серьезному шагу как брак он, вольный и свободный человек, пока еще готов не был.

Через полтора месяца длительный отпуск моряков подошел к концу. Покидая станицу и расставаясь с Вероникой, Сергей не мог поверить, что ему придется прервать сказочные отношения со станичной красавицей. Девушка тоже не была готова к расставанию. Она успела привыкнуть к особому мужскому вниманию, бесконечным комплиментам, оригинальным суждениям и восхитительным историям бравого красавца-моряка. Она уже мечтала стать частью его интересной и разнообразной жизни, и скорый отъезд ее героя никак не вписывался в ее грандиозные планы. Но жизнь есть жизнь! Сергей и Вероника поклялись в вечной любви, обменялись адресами, пообещали каждый день писать друг другу письма и договорились, что при первой же возможности встретятся снова.

Колька и Сергей ушли на своем корабле в очередное плавание, а Вероника долго рыдала, не зная, как жить и что ей делать дальше. Мечта о большом городе так и оставалась мечтой, а вероятность появления нового принца на белом коне была близка к нулю — несмотря на всю свою ограниченность и инфантильность, Вероника понимала это совершенно отчетливо. Еще через месяц Вероника не менее отчетливо поняла, что беременна, и этот факт, к ее большому огорчению, был немедленно подтвержден врачом районной поликлиники. Стараясь успокоить бившуюся в истерике девушку, врач напомнил, что из данной ситуации возможны только два выхода: взять направления на всевозможные анализы и потихоньку начать готовиться к предстоящему материнству или, пока еще не поздно, уничтожить эту проблему на корню жестоким, но гарантированным способом.

Глава 3. Брак

Закрывшись в своей комнате, Вероника целый вечер ревела горючими слезами, оплакивая не столько глупейшую ситуацию, в которой она оказалась, сколько крушение своих несбывшихся надежд. Когда на рыдания уже не осталось слез, Вероника поняла, что у нее ни за что не хватит смелости избавиться от нежеланного ребенка. Терять ей было уже нечего, поэтому оставалось одно: действовать!

Немного успокоившись, Вероника села писать письмо Сергею. Раньше девушке никогда еще не приходилось излагать в письменном виде свои мысли, тем более такие важные для нее, да и уверенности в собственной грамотности у нее не было. Написание письма оказалось сложной задачей. Она начинала писать снова и снова, но уже через пару строчек в бессилии рвала лист бумаги на мелкие кусочки и бросала на пол. В конце концов, у нее получилась короткая и сухая записка в приказном тоне, из которой следовало, что если он, Сергей, немедленно на ней не женится и не станет законным отцом их будущего ребенка, то она напишет его начальству и сообщит, как ловко он охмурил невинную деревенскую девушку. Тогда его, непутевого, тут же спишут на берег, и не видать ему больше иностранных портов и дальних морей, как собственных ушей!

Несмотря на эти наивные и почти детские угрозы, письмо произвело на незадачливого ловеласа должный эффект: через две недели Сергей явился в станицу при полном параде, с огромным букетом роз, золотыми кольцами и целым ворохом подарков для всех членов семьи. При этом парень не выглядел ни виноватым, ни испуганным — похоже, он был даже рад сложившейся ситуации, вполне доволен своим выбором и практически готов к предстоящему отцовству.

После скромной церемонии в сельсовете и небольшого домашнего застолья Вероника попрощалась с семьей и уехала с молодым мужем в Новороссийск — обживать его запущенную квартиру и начинать яркую и насыщенную событиями городскую жизнь, о которой она мечтала столько лет. Конечно, в целом обстоятельства складывались совсем не так, как хотелось, но девушка радовалась тому, что ей удалось-таки переехать из ненавистной станицы в большой город. Вероника была настроена очень решительно: теперь она уж точно не упустит своего счастья! Скоро, очень скоро она станет настоящей городской дамой — элегантной, эффектной и загадочной. И даже зародившаяся в ней новая жизнь, о которой настойчиво напоминала расплывшаяся талия и ежедневная утренняя тошнота, не сможет помешать такому чудесному превращению!

Уезжая из дома, Вероника мысленно поклялась себе, что теперь никогда, ни при каких обстоятельствах не вернется в родную станицу и останется жить в городе, чего бы ей это ни стоило. И девушка сдержала данное себе слово: после переезда в Новороссийск она больше не поддерживала связь ни со своими родителями, ни с братьями. Вероника изо всех сил стремилась стать искушенной городской дамой, упорно скрывала свое деревенское происхождение и никогда не вспоминала ранние годы жизни, проведенные в родительском доме. И тогда ей было совершенно невдомек, что именно беззаботные годы детства и юности, полные дерзких мечтаний и радужных грез, останутся самым счастливым временем в ее жизни.

Глава 4. Город

После свадьбы короткий внеплановый отпуск Сергея закончился быстро. Он снова вернулся на свое судно, и Вероника осталась одна в незнакомом доме в чужом для нее городе. Но девушка не унывала: она ведь столько времени к этому стремилась! Уезжая, Сергей оставил ей деньги на ремонт квартиры и покупку всего необходимого. Сумма казалась Веронике баснословной, и она с энтузиазмом принялась за дело. Но к ее огромному удивлению, деньги кончились очень быстро — их не хватило даже на четверть ее грандиозных планов. Беременность тоже давала о себе знать: Вероника стала огромной, неповоротливой и очень раздражительной. Она быстро уставала, но регулярно писала Сергею письма-записки, требуя денег и жалуясь на свою тяжелую одинокую жизнь. Когда он, наконец, приехал в очередной отпуск, не забыв привезти супруге подарки, а будущему малышу целую кучу милых заграничных вещичек, молодая жена встретила его рыданиями, упреками и скандалами. Вероника обвиняла его во всем: в том, что ее городская жизнь оказалась совсем не такой, о которой она мечтала, в том, что из-за него она стала уродливой и толстой, в том, что скоро на свет появится ребенок, а самое главное — в крушении ее радужных надежд.

Куда же делась та легкомысленная длинноногая блондинка, которая вскружила ему голову всего несколько месяцев назад? Устав от ежедневных истерик Вероники и непрерывного выяснения отношений, Сергей был рад возвращению на судно после двухнедельного отпуска. Ему хотелось бежать подальше от такой безумной семейной жизни и бесконечных проблем, о существовании которых он раньше даже не подозревал. Нет, брак и семья оказались явно не для него! Сергей с ностальгией вспоминал беззаботное время своей холостяцкой жизни и никак не мог понять, как он, взрослый и многоопытный мужчина, позволил какой-то сопливой деревенской девчонке так лихо обвести его вокруг пальца. Надо же было ему так влипнуть!

Но за ошибки нужно расплачиваться. Невзирая на внешнюю бесшабашность, Сергей был порядочным человеком и никогда не уклонялся от своих обязательств. В данной ситуации он тоже вел себя вполне по-мужски. Он регулярно посылал Веронике деньги, но в перерывах между рейсами, которые у моряков дальнего плавания выдавались нечасто, домой никогда не спешил, а если и приезжал, то ненадолго. Красавица-жена каждый раз неизменно встречала его очередным скандалом, и молодой муж, не дожидаясь окончания отпуска, стремился поскорее вернуться на корабль, который уже давно стал ему родным домом.

К появившейся на свет дочери Сергей, к своему удивлению, тоже не испытывал никаких чувств, кроме жалости и сострадания. Нежеланная девочка с первых дней жизни была обделена не только отцовской, но и материнской любовью. Рождение ребенка совершенно не изменило Веронику — она осталась такой же бесчувственной эгоисткой, неспособной быть ни любящей женой, ни заботливой матерью. Вопреки человеческой природе и здравому смыслу Вероника с первых дней материнства возненавидела свою дочь и считала девочку обузой, которая мешает ей жить по-человечески.

Глава 5. Детство Антонины

Поспешное замужество Вероники оказалось недолгим. В 1988 году бравый красавец-моряк окончательно исчез из ее жизни. После развода у Вероники осталась звучная и яркая фамилия бывшего мужа, небольшая двухкомнатная квартирка, которую оставил ей Сергей, и вечная память об этом неудачном браке, которую звали Тонюсенькой. К тому времени девочке исполнилось четыре года, но она была такой миниатюрной, что, глядя на нее, сказка о Дюймовочке казалась не такой уж далекой от действительности.

Тонюсенька с самого рождения была тихим и спокойным ребенком — настоящая мечта любых родителей. Вероника, не способная ни на любовь, ни на какие-либо другие человеческие эмоции, после развода решила не терять времени зря и вскоре начала поиски нового мужа. Яркая и веселая пышногрудая блондинка без жилищных проблем не могла долго оставаться одна, и даже наличие маленькой дочери не стало для нее помехой в охоте на очередную жертву.

Второго мужа Вероники звали Евгений Львович. Он занимал какой-то высокий пост в городской администрации, но в отношениях с женщинами был подкаблучником и лохом. Вероника без труда увела его от жены — бесцветной и бесформенной женщины средних лет, которая покупала туфли на низком каблуке, носила старомодные клетчатые пиджаки с белыми блузками и раз в три месяца делала химическую завивку в центральной парикмахерской города.

Евгений Львович обожал Веронику и совершенно не замечал маленькую Тоню, которая воспитывалась на пятидневке в детском саду, медленно росла, но быстро взрослела. Она научилась тихо сидеть в своей маленькой комнате и целыми днями не привлекать к себе никакого внимания. Даже если мать забывала ее вовремя покормить (а такое случалось нередко), девочка никогда и никому не напоминала о своих нуждах. К пяти годам она приспособилась при каждом удобном случае набивать карманы печеньями, которые потом прятала в своей комнате в жестяной коробке от новогоднего подарка. Эти печенья отлично выручали Тонюсеньку в выходные дни, если матери было не до нее.

Второй брак матери тоже оказался недолговечным. Строго говоря, он и браком-то не был. За два года гражданского союза с Вероникой Евгений Львович успел всего лишь завершить свой бракоразводный процесс, который сопровождался болезненным разделом имущества и скандальным выяснением отношений с бывшей женой и взрослыми детьми. Когда документы о его разводе были подписаны, Вероника не стала дожидаться, когда будет завершен размен престижной квартиры Евгения Львовича. Не теряя времени, она немедленно потащила своего сожителя в ЗАГС подавать заявление на регистрацию брака, заставила его купить обручальные кольца и заказала в модном свадебном салоне шикарное белое платье.

К предстоящему торжеству все было подготовлено в лучшем виде: заказан свадебный банкет на сто двадцать человек в престижном ресторане, разосланы изящные дизайнерские приглашения гостям, оплачены лимузины и закуплено все необходимое для ночного фейерверка. Но когда до свадьбы оставалось всего несколько дней, Евгения Львовича уволили с занимаемой должности и начали расследование его коммерческой деятельности. Нигде не работавшая, но привыкшая жить на широкую ногу Вероника быстро сориентировалась в изменившихся обстоятельствах и накануне свадьбы выставила незадачливого жениха навсегда.

Из этого несостоявшегося брака Вероника вынесла для себя один очень важный урок: она решила, что это само провидение не позволило ей второй раз совершить ошибку с замужеством. На радостях она впервые в жизни сходила в церковь и поставила своему ангелу-хранителю самую большую свечу из тех, что продавались в церковной лавке.

После этого неудачного случая Вероника решила, что брак — это связанные руки и пустая трата времени. Больше в ЗАГС она не ходила. И хотя молодая женщина не была распутной даже с обывательской точки зрения, ее сожители стали меняться все чаще и чаще: никто из мужчин не мог долго выдержать самодурство этой властной эгоистки.

Алименты от Сергея поступали регулярно, но денег на жизнь Веронике катастрофически не хватало. Чтобы в процессе поиска следующей жертвы хоть как-то свести концы с концами, она начала продавать кое-какие свои вещи, в основном ювелирные изделия — подарки своих «бывших». Тогда-то неожиданно и проявился ее талант, а точнее художественный вкус или просто чутье. Несмотря на то, что в магазинах в продаже было представлено огромное количество ювелирных изделий самого разного достоинства, те драгоценные безделушки, которые были куплены ей любовниками по ее собственному выбору, моментально находили покупателей. Эту особенность вскоре заметили в одном ювелирном магазине и предложили ей работу консультанта по оптовым поставкам ювелирных изделий. Работа была непыльная и времени отнимала немного, но на эти доходы Вероника могла уже не только содержать себя и дочь, но и обеспечивать своих очередных сожителей, которые с каждым годом менялись все чаще и чаще и становились при этом все моложе и моложе.

Глава 6. Появление Антона

Время шло. То ли он неполноценного питания, то ли от недостатка материнской любви Тонюсенька почти не росла и всегда выглядела намного меньше своих сверстников. Но Вероника, похоже, этого не замечала — ей казалось, что дочь всегда будет маленьким ребенком, на котором можно сорвать свою злость. Но когда девочке исполнилось семь лет, она с удивлением поняла, что пришло время отправлять ее в школу.

В сентябре 1991 года Тонюсенька пошла в первый класс. Вот тут-то впервые и произошло ее внезапное превращение в Антона. Тихая и незаметная девочка вопреки своему желанию обратила на себя внимание в первый же школьный день. Учительница, знакомясь с учениками, называла каждого по имени и фамилии. Когда она произнесла слова «Антонина Треф», Тонюсенька сначала даже не поняла, что вызывают ее. Но увидев на себе строгий взгляд педагога, девочка, которую никто ни разу в жизни не называл полным именем, дрожащими губами пролепетала: «Я не Антон, я Тонюсенька!». Класс взорвался от хохота, и на всю последующую десятилетку Тонюсенька стала Антоном.

Сначала это прозвище казалось ей очень обидным, и по ночам девочка тихо плакала под одеялом, пытаясь придумать тысячи способов, как от него избавиться. Потом пришло смирение, и она даже научилась гордиться тем, что ее называют мальчишеским именем. Но временами на нее все равно нападало страстное желание отомстить своим обидчикам и непременно доказать всем, что она тоже имеет чувства, и такое пренебрежительное отношение со стороны одноклассников ее очень оскорбляет.

Тем временем у матери жизнь била ключом. Пьянящий воздух свободы, который повеял в начале девяностых, окончательно вскружил Веронике голову, и она целиком погрузилась в новую для нее деятельность — ювелирный бизнес. Когда в новороссийский порт заходили корабли дальнего плавания, моряки привозили из заморских стран различные изделия из драгоценных металлов и камней, которые тут же оказывались на прилавках местных ювелирных магазинов. Интерес к дешевому иностранному золоту в молодой России был велик, и коммерческие ювелирные магазины Новороссийска быстро наращивали обороты, обслуживая не только местных жителей, но и заезжих покупателей из соседних городов.

Ювелирный бизнес привел Веронику к новым знакомствам. У нее завелись деньги, а в ее доме все чаще стали появляться нагловатые мужчины, которые приезжали на новых иномарках и привозили дорогие напитки и деликатесные закуски. На смену убогой «двушке», которую так благородно оставил им Сергей, пришла новая четырехкомнатная квартира в центре города. В этой квартире Тонюсеньке была выделена самая дальняя комната, чтобы она, по выражению матери, «не путалась у нее под ногами» и не мешала ее любовным утехам. Такая ситуация девочку вполне устраивала. Дома она всегда старалась держаться тихо и незаметно, и дальняя комната как нельзя лучше подходила для ее скромного бытия.

За все прошедшие годы Вероника так и не смирилась с существованием дочери. Пытаясь хотя бы на время избавиться от Тонюсеньки, в летние месяцы она всегда отправляла ее куда-нибудь подальше: сначала в местный детский лагерь, а потом, следуя моде и текущим трендам, в языковые школы на Мальту или в Англию. Но эти зарубежные школы английского языка не были материнской заботой о ребенке. Единственное, что побуждало Веронику отправлять свое чадо на учебу в чужие края, было желание не видеть ее в квартире хотя бы пару месяцев, а также стремление не отстать от своих новых знакомых, которые наперебой хвастались тем, в какой стране учатся их дети и в какую сумму им это обходится.

Тонюсенька, которая в школе не блистала ни по одному предмету, к изучению английского языка тоже относилась равнодушно, но была рада на все лето избавиться от придирок матери. Зарубежные языковые школы давали ей эту возможность, и девочка прилежно заучивала спряжения неправильных глаголов и сложные правила английской грамматики. В те несчастливые детские годы она не могла и подумать, что в будущем хорошее знание английского языка не только даст ей дополнительную степень свободы, но и в корне изменит всю ее жизнь.

Тонюсенька взрослела. Становясь старше, она продолжала оставаться самой маленькой и худенькой в классе. Короткая стрижка, неприметная внешность и узкие джинсы, которые девочка носила круглый год, делали ее похожей на мальчишку, и даже переходный возраст не помог этому гадкому утенку превратиться в красивого лебедя. Одноклассники упорно продолжали звать ее Антоном, но это ее уже не беспокоило. Более того, если ей приходилось по какой-либо причине знакомиться с новыми людьми, она всегда называла себя Антоном и потом любовалась на озадаченную физиономию незнакомца, пытающегося понять, мальчик она или все-таки девочка.

Существование в стиле «унисекс» Тонюсеньку очень устраивало. Из-за ее молчаливого и скрытного характера школьных подружек и друзей у нее не было, как не было никаких особенных увлечений. Ее дни были похожи один на другой как две капли воды, а на досуге Тонюсенька лишь мечтала о том времени, когда она станет взрослой и уедет от матери далеко и навсегда. Одноклассницы на переменах шептались о парнях, хвастались друг перед дружкой округлившейся грудью и неумело пытались наносить макияж, при случае незаметно позаимствовав материнскую косметику. Все эти девичьи проблемы Тонюсеньку абсолютно не интересовали. Она видела, как часто менялись мужчины у матери, и противоположный пол представлялся ей не чем иным, как источником несчастий и проблем. Единственное, что волновало Тонюсеньку — ее собственная будущая жизнь. Как ей уехать от матери? Поступать ли ей в институт или лучше пойти работать? Если поступать, то куда? А если работать, то где и кем? Особых желаний или стремлений у девушки не было, и эти проблемы казались ей неразрешимыми.

Глава 7. Первый урок живописи

Девятый класс средней школы оказался важной вехой в жизни Тонюсеньки. В этот год произошло несколько событий, которые роковым образом повлияли на всю ее жизнь. Несмотря на то, что некоторые из этих событий имели почти катастрофические последствия, Тонюсенька вспоминала этот год с благодарностью: именно он определил всю ее дальнейшую судьбу и позволил добиться того, о чем она даже не смела мечтать. Пожалуй, именно в этот сложный год испытаний и потрясений Тонюсенька сформировалась как личность, впервые почувствовала вкус к жизни и почти физически ощутила возможность грядущей свободы. К сожалению, эта победа над собой досталась девушке дорогой ценой.

В последних числах августа 1998 года Тонюсенька вернулась домой после очередного трехмесячного курса английского языка на Мальте. Как обычно, дома ее никто не ждал. Войдя в квартиру, она неожиданно увидела, что в гостиной у окна стоит довольно молодой длинноволосый мужчина и что-то рисует кистью на вертикальной доске на длинных ножках. В руках у мужчины была небольшая удобная дощечка, на которой в беспорядке были выдавлены разноцветные краски. Художник периодически окунал в них кисть и наносил их на доску быстрыми уверенными движениями. Из одежды на мужчине были только короткие джинсовые шорты, перепачканные масляной краской. Правая нога его была босая, а на левой был одет полосатый носок с дыркой на пятке. Никакой обуви, равно как и второго носка, поблизости не наблюдалось, и это было удивительно, так как мать строго-настрого заставляла всех без исключения ходить по квартире в уродливых войлочных тапках, чтобы не испортить ворс на коврах и не поцарапать паркет.

Позже Тонюсенька узнала, что доска на ножках называется мольберт, а рисовал мужчина не на ней, а на специальном холсте, натянутом на раму, которая была закреплена на мольберте. От двери, где стояла Тонюсенька, картину видно не было, но мужчина работал с таким увлечением, что девочке безумно захотелось посмотреть, что же такое необыкновенное он рисует.

— Привет! Ты кто? — спросил мужчина, не оборачиваясь и продолжая быстро водить кистью по холсту.

— Антон, — машинально ответила Тонюсенька.

Мужчина на секунду прекратил работу и в упор посмотрел на девочку.

— Антон? А ты кто, Антон? — снова, теперь уже с интересом, спросил он.

— Я здесь живу, — смущенно пробормотала Тонюсенька, пятясь назад и собираясь потихоньку прошмыгнуть в свою комнату.

— Тогда иди сюда и объясни мне немедленно, почему Антон, — неожиданно сказал мужчина таким властным голосом, что Тонюсенька сжалась, опустила глаза и робко подошла поближе. Мужчина, не отвлекаясь от своей картины, продолжал энергично махать кистью. Взгляд его был проницательным, но лицо мягким и даже добрым.

— Итак, я жду объяснений, юная леди: почему Антон? — уже спокойно повторил он.

Но Тонюсенька не могла вымолвить ни слова. Как завороженная смотрела она на то, как из хаоса красок и беспорядочных движений кисти на холсте возникает солнечный свет, и девочке казалось, что он наполняет радостью не только картину и комнату, но и всю ее жизнь.

— Ну ладно, Антон так Антон, я не против, — в ответ на ее молчание сказал живописец, продолжая свое священнодействие. — Можешь называть меня Владом, так меня зовут все. Я думаю, что дядя Володя для тебя уже будет слишком.

Его руки двигались быстро, кисть летала по полотну, и вскоре из нарисованного на картине света стали проявляться силуэты, постепенно принимая очертания знакомых предметов.

— Здесь очень хороший свет, — продолжал Влад после короткой паузы, — особенно во второй половине дня, когда солнце уже начинает клониться к закату. Такой свет сам ложится на полотно. Чувствуешь, как он кружит голову и преломляет сознание? Тебе нравится такой свет?

Девочка молчала. Она не видела ничего необычного в этом свете: что оригинального может быть в обыкновенных солнечных лучах? А вот на картине свет действительно получался особенным, почти волшебным!

Позже, когда Тонюсенька, как обычно, уединилась в своей комнате, она попыталась осмыслить события прожитого дня и понять, что именно так поразило ее в работе художника. Она вспомнила пустые и скучные уроки рисования в школе, уродливые карикатуры местных талантов, помещенные в школьной стенгазете, альбом с репродукциями художников-передвижников, который кто-то неизвестно зачем подарил ее матери, и даже экскурсию в Краснодарский художественный музей, на которую их класс ездил прошлой весной… Нельзя сказать, что девочка не имела никакого представления о живописи, но никогда раньше изобразительное искусство не волновала ее так сильно.

Глава 8. Пробуждение таланта

Влад, как и все предыдущие «друзья» матери, задержался у них ненадолго. Потом Вероника время от времени вспоминала его, со смехом подчеркивая, что одним талантом сыт не будешь и что все художники — бездельники, потребители и пьяницы. Возражать матери у Тонюсеньки не было никакого желания, и она не призналась, что работа молодого художника произвела на нее сильнейшее впечатление.

Возможно, этот эпизод так и остался бы без последствий, если бы через некоторое время после исчезновения Влада девочка случайно не наткнулась в кладовке на коробку с помятыми полупустыми тюбиками краски и засохшими кистями. Мольберта не было — его мать давно выбросила, поставив тем самым жирную точку на этом мимолетном романе. Устоять перед искушением Тонюсенька не могла. Раньше без разрешения матери она никогда и ничего в квартире не трогала, но тут, мысленно сказав себе, что эти краски все равно никому не нужны, она потихоньку унесла коробку в свою комнату и спрятала в дальнем углу письменного стола.

Позже, когда дома никого не было, Тонюсенька достала краски и кисти и попыталась изобразить ими что-то на крышке от обувной коробки. Как и следовало ожидать, ничего толкового из этого не получилось. Но процесс смешивания красок, получение неожиданного нового цвета из двух несовместимых на первый взгляд оттенков вызвал у девочки невероятный внутренний восторг. Она смотрела на свою бесформенную мазню и чувствовала себя всемогущей: в ее руках тревожное кроваво-красное пятно могло стать трагическим, если добавить к нему немного черного, а могло стать торжественным, если оттенить красное ослепительно-белым. Скучный синий цвет в сочетании с золотистым или пурпурным приобретал почти королевскую горделивость, а ярко-желтый рядом с ярко-фиолетовым напоминал о тропических птицах, которых она видела по телевизору. Названия красок тоже казались ей магическими: кадмий, охра, сиена, карплак, кобальт, умбра, индиго, киноварь, церулеум, маджента, кармин… Это был новый, незнакомый, поэтический мир, полный загадок и волшебства, и он притягивал ее к себе, как магнитом, щекоча нервы и дразня воображение.

На следующий день Тонюсенька побежала в библиотеку и набрала целую кучу книг о живописи и технике рисунка. Это было самое упоительное чтение за всю ее жизнь! Но ресурсы городской публичной библиотеки оказались весьма ограниченными. Девочка быстро перечитала все, что смогла найти на библиотечных полках, а затем в поисках новой информации переключилась на книжные магазины.

Целенаправленный поиск подходящей литературы дал свои результаты. Вскоре у Тонюсеньки была неплохая тематическая подборка книг, которая включала большой самоучитель рисования, учебник по живописи и композиции для художественных вузов и методическое пособие для маркетологов по психологии цвета в рекламе.

Возникшему увлечению Тонюсенька отдалась с упоением. Оказалось, что рисовать у нее получается неплохо: предметы на ее эскизах были легко узнаваемы, и даже портреты, написанные с фотографий в глянцевых журналах, единственным чтиве Вероники, имели определенную схожесть с оригиналом. Но тогда Тонюсенька еще не могла понять, можно ли извлечь из этого хобби какую-либо пользу. Она была уверена, что не сможет стать художником, потому что для настоящей живописи ее скромных способностей было недостаточно. А как еще можно применить на практике ее интерес к цветовым комбинациям, девочка не знала.

Глава 9. Несчастный случай

Тем временем ситуация в стране резко изменилась. Финансовый кризис 1998 года основательно подкосил российский ювелирный бизнес, и приличные доходы матери кончились. Вероника, которая с каждым годом проявляла все больше интереса к крепким напиткам, начала пить уже серьезно. Теперь вместо мужчин в приличных автомобилях в квартире стали появляться дурно пахнущие личности сомнительного вида, на смену дорогому спиртному пришла дешевая водка, а закуски, как и прочая еда, появлялись на столе только от случая к случаю. Если бы не школьные обеды, то выжить девочке в такой ситуации было бы очень проблематично. Из квартиры постепенно стали исчезать ценные вещи, мать перестала давать Тонюсеньке карманные деньги и предупредила, что языковых школ больше не будет.

Жизнь становилась невыносимой, и девочка все больше замыкалась в себе. Вероника уже не сдерживала своей ненависти к дочери. Она нещадно ругала ее по малейшему поводу и порой в сердцах отпускала ей звонкие пощечины. По вечерам, когда громкие и бессмысленные разговоры взрослых на кухне перерастали в пьяную ругань, Тонюсенька боялась даже выходить из своей комнаты, чтобы случайно не попасть под горячую руку невменяемой матери или ее очередного сожителя, тоже залившего разум зеленым змием.

Но запоями матери несчастья девочки не ограничились. В конце зимы она заболела гриппом и слегла с высокой температурой. Но даже болезнь дочери не могла остановить Веронику от свидания с очередной бутылкой. Оставив дочь, в полузабытьи разметавшуюся в постели, самостоятельно бороться с вирусом и жаром, мать основательно разогрелась спиртным, поскандалила на кухне со своим случайным собутыльником и, как всегда, отключилась. Среди ночи Тонюсенька вдруг почувствовала на себе смердящее перегаром дыхание и грубые мужские руки, бесцеремонно лапающие ее хрупкое тело. Девочка начала кричать и отчаянно сопротивляться, но в борьбе с огромным пьяным бугаем шансов у нее, ослабевшей от недоедания и болезни, практически не было. И только случай не позволил пьяному гостю довести задуманное до конца и окончательно растоптать девичью жизнь.

В тот момент, когда Тонюсенька поняла, что сделать уже ничего нельзя и сопротивление бесполезно, когда разгоряченное алкоголем и дрожащее от возбуждения тело весом в полтора центнера намертво пригвоздило ее к матрасу, а огромные волосатые руки медвежьей хваткой зажали ее маленький рот, когда обидчик уже спустил штаны, обнажив то, что обычно не выставляют напоказ, и приготовился сделать последнее, решительное действие, а девочку начало тошнить от терпкого запаха давно не мытого мужского тела, в этот страшный момент случилось невероятное. Внезапно боевая готовность насильника сошла на «нет», и его мертвая хватка резко ослабела. Лицо мужчины исказила страшная гримаса, пальцы его рук неестественно скрючились, а тело изогнулось. Нападавший отпустил Тонюсеньку, упал на пол, закатив глаз, и забился в конвульсиях. Изо рта мужчины пошла белая пена, он подергался еще немного и вскоре затих. Боясь пошевелиться и не веря, что наступила передышка, девочка с ужасом смотрела на белесые испражнения, которые медленно изрыгал на пол перекошенный в судорогах рот насильника.

Когда мужчина неподвижно застыл на полу, Тонюсеньке показалось, что время остановилось. Мать очнулась от пьяного ступора, явилась на шум и уволокла своего любвеобильного сожителя. Дрожавшая от испуга, высокой температуры и нервного потрясения Тоня наконец-то заперлась на ключ (эта мера предосторожности давно уже стала неотъемлемой частью ее жизни), забралась в кровать, свернулась калачиком и до утра лежала без сна, не смыкая глаз и закусив одеяло, чтобы не слышать дробный стук своих зубов.

Глава 10. Похмелье

На следующее утро Тонюсенька из комнаты не вышла. Все попытки матери уговорить ее открыть дверь упирались в гробовое молчание. Испугавшись, что последствия ночного разгула могут быть непредсказуемыми, мать не только выставила своего приятеля из квартиры, но даже сходила в магазин и купила дочери молока и кое-каких продуктов. Но дверь в Тонину комнату оставалась запертой весь день. Вечером, предчувствуя беду, Вероника обратилась за помощью к соседу, и он при помощи ножа и стамески помог открыть хлипкий замок.

Тонюсенька лежала на кровати, отвернувшись к стене, вцепившись зубами в одеяло и уставившись в пространство немигающими глазами. На вошедших в комнату людей девочка никак не отреагировала. Она была невероятно бледна и дрожала так, что мать, окончательно протрезвев, поспешила вызвать скорую помощь.

Приехавшего на вызов доктора в подробности ночной оргии посвящать не стали. Он сделал девочке укол, выписал лекарства от гриппа и посоветовал горячее питье и постельный режим.

Глава 11. Последствия

Но ни горячее питье, ни постельный режим не помогли залечить глубокую психологическую травму, которую получила беззащитная девочка. На протяжении недели Тонюсенька не проронила ни слова. Она безучастно глотала таблетки от гриппа, которые давала ей мать, но почти ничего не ела. Целыми днями девочка лежала на кровати, отвернувшись к стене и не включая света даже в темное время суток. Перепуганная Вероника перестала приглашать своих случайных знакомых, притормозила с выпивкой (совсем завязать с ней она уже не могла), сделала в квартире генеральную уборку и даже сварила дочери куриный суп. Но девочка упорно продолжала молчать и отворачиваться от матери.

В этот короткий период Вероника, пожалуй, первый раз в жизни ухаживала за дочерью, как настоящая мать — с трогательным вниманием и полным самоотречением. Она покупала Тонюсеньке апельсины, варила бульоны, давала лекарства и ежедневно меняла постельное белье. Вероника каждый вечер перед сном желала девочке спокойной ночи, чего никогда раньше не случалось, и даже навещала ее ночью: трогала лоб и поправляла одеяло. Никаких собутыльников и ночных гостей в квартире больше не было, а сама Вероника старалась двигаться как можно тише, чтобы не беспокоить дочь. Трудно сказать, что тогда заставило эту бесчувственную, эгоистичную и ограниченную женщину проявить такую заботу: может быть, это было запоздалое пробуждение материнского инстинкта, а может быть, просто страх потерять это почти бессловесное, но единственное близкое существо, которое, хотела она этого или нет, уже стало привычной и неотъемлемой частью ее беспорядочной жизни.

На второй неделе игры в молчанку девочка уже окончательно оправилась от простуды, но разговаривать с матерью отказывалась наотрез. На все вопросы, уговоры и угрозы Тонюсенька отвечала безразличным взглядом и упрямым молчанием. К концу второй недели нервы Вероники, изрядно расшатанные злоупотреблением алкоголя, не выдержали, и она сорвалась.

Произошло это на кухне. Вероника кричала на дочь почти истерично, не особенно выбирая выражения и не обращая внимания на то, что лицо девочки, все еще бледное от болезни и пережитого потрясения, начало покрываться красными пятнами. В этом раздраженном материнском крике было все: ненависть к дочери, которую она испытывала с момента ее рождения, разочарование от собственной неудавшейся жизни, бессилие перед сложившейся ситуацией, страх перед будущим, злость на своего похотливого собутыльника, который по глупости испортил ее и без того непростые отношения с девочкой. Но не было в этом крике ни оправдания, ни раскаяния — Вероника ни на минуту не считала себя хоть в чем-то виноватой перед своей обделенной любовью дочерью.

Тонюсенька, не имея возможности скрыться, как обычно, в своей комнате, все больше сжималась в комок и молча, не проронив ни слова, слушала нескончаемый поток брани и несправедливых обвинений в свой адрес. Внезапно девочка начала дрожать, и глаза ее налились слезами. Она обхватила голову руками и уткнулась лицом в колени. Дрожь ее перешла в импульсные судороги, но вместо рыданий из глубины ее горла вдруг вырвался дикий, почти звериный вопль, низкий и протяжный, который не умолкал так долго, что опешившая Вероника прекратила свой надрывный монолог и в изумлении уставилась на дочь. Через несколько секунд вопль перешел в истерический плач, и всегда тихая и робкая Тонюсенька бросилась на мать с кулаками:

— Это ты, ты, ты во всем виновата! Я тебя ненавижу! Зачем ты меня родила, если я тебе не нужна? Я никому не нужна! Я не хочу жить с тобой! Я вообще не хочу жить! Оставь меня, убери руки! Не трогай меня!!! Ты алкоголичка!!!

Ослепленная яростью, Тонюсенька размахивала своими маленькими кулачками, пытаясь ударить мать как можно больнее, но это у нее не получалось — ее слабые удары больше походили на легкие толчки. Захлебываясь от рыданий, обиды и бессилия, девочка стала бросать на пол все, что попадалось ей под руку, проклиная свою непутевую мать и ее многочисленных сожителей, а больше всего свою несчастную судьбу.

Вскоре рыдания сменили громкие стоны, дыхание девочки стало сбивчивым, лицо покраснело. Тонюсенька начала судорожно хватать ртом воздух. Ей казалось, что накал этой ссоры выжег из атмосферы весь кислород, и дышать стало невозможно. В глазах у девочки помутилось, и где-то в глубине сознания мелькнула странная мысль о том, как хорошо, что она может вот так, здесь и сейчас, умереть от недостатка кислорода. Тогда все ее мучения закончатся раз и навсегда. Эта глупая мысль о собственной смерти настолько развеселила Тонюсеньку, что она залилась громким, всхлипывающим, истерическим смехом. Болезненный смех накатывал и накатывал на нее новыми волнами, и казалось, что он не прекратится никогда.

В этот момент оторопевшая Вероника пришла в себя и влепила дочери две звонкие, щедрые, окончательные пощечины. Тонюсенька замолчала и рухнула на пол. Воцарилась тишина.

Глава 12. Апогей

Сколько времени продолжался ее обморок, неизвестно. В обрывочных всплесках сознания Тонюсеньки осталось пятно облупившейся краски на кухонном потолке, заплаканное лицо матери с растекшейся под глазами тушью, склонившееся над ней серьезное лицо врача скорой помощи. Воспоминания об ощущениях тоже были непоследовательными: щека на прохладном кафельном полу, покрытом осколками разбитой посуды, холодное мокрое полотенце на лбу, сухие теплые руки, профессионально проверяющие пульс на запястье, внутривенный укол. Тонюсенька видела, как шевелились губы людей, которые говорили ей что-то прямо в лицо, но звуков не слышала. Ей казалось, что она находится в каком-то странном аквариуме, и огромная толща воды отделяет ее от всего происходящего и поглощает все звуки. Но эта тишина не была умиротворяющей, а движения людей воспринимались, как в сильно замедленной съемке. Возможно, это был всего лишь кошмарный сон: внезапно протрезвевшая мать, прижимающая ко рту носовой платок, люди в белых халатах, медленно движущиеся в какой-то странной, зловещей пантомиме, жесткие, но удобные носилки, на которых кто-то вынес ее из дома…

Тонюсенька воспринимала происходящее как будто со стороны. Ей казалось, что все это происходит не с ней, а с кем-то еще, и что это не ее, а совершенно другого человека проглатывает вместе с носилками ненасытная утроба машины скорой помощи. Что именно произошло в тот момент, точно сказать нельзя: сознание девочки как бы раскололось надвое. Она уже не чувствовала себя единым целым с неподвижным телом, лежащим на санитарных носилках: одна часть ее сознания отчаянно цеплялась за жизнь, которая еще теплилась в теле юной пациентки в машине скорой помощи, а другая часть ее сознания безучастно парила над этим телом, не проявляя интереса к тому, что будет дальше. Возможно, душа у людей все-таки существует, иначе что же еще могло отделиться в тот момент от измученного девичьего тела?

Последним смутным воспоминанием Тонюсеньки об этом страшном дне было тревожное лицо врача, подключающего к ней какие-то приборы. Дальше в сознании был полный провал.

Глава 13. Перелом

Очнулась Тонюсенька в просторной комнате с большими окнами, в которой стояло несколько кроватей. За окном было темно, но в комнате горел свет, и по каким-то неуловимым признакам девочка почувствовала, что сейчас раннее утро. Одна кровать была свободна, на остальных лежали девочки разного возраста. Было понятно, что это больничная палата, но как и почему она здесь оказалась, девочка не помнила.

Тоня приподняла голову и огляделась. Рядом с ее кроватью стояла незнакомая пожилая женщина в белом халате с термометром в руках. Волосы у нее были седые, а глаза добрые. Женщина смотрела на девочку и улыбалась.

— Проснулась, дочка? Вот и славненько. Доктор придет позже, а сейчас мы измерим температуру и будем завтракать. Ты хочешь кушать?

Женщина мягким движением сунула девочке подмышку градусник. Тоня молчала.

— Конечно, ты хочешь кушать! — ответила сама себе женщина, не дождавшись от юной пациентки никакой реакции. — Все с утра хотят кушать, особенно те, кто хочет быстрее поправиться. Ты хочешь поправиться?

Тоня молчала.

— Я знаю, что хочешь. Сегодня у нас каша — вку-у-сная! И яичко — све-е-жее! Сливочное масло и даже булочка с повидлом! — Женщина говорила нараспев, стараясь как можно аппетитнее описать незамысловатый больничный завтрак. — А чай я тебе другой заварю, свой, из пакетика, а то казенный чай здесь бледный и безвкусный. Так что завтрак будет почти такой же, как у мамы — ты и не отличишь! Так что вставай и иди умываться, а еду я тебе принесу сюда, в палату. Но это первый и последний раз — дальше будешь кушать в столовой!

Женщина забрала у Тони градусник, посмотрела на него, удовлетворенно кивнула головой и исчезла. Тоня не двигалась. Такое апатичное состояние ее вполне устраивало: шевелиться не хотелось, да и голода она не чувствовала. Более того — даже мысль о завтраке казалась ей почти тошнотворной. Девочка безучастно отвернулась к стене.

Вскоре приветливая женщина снова вошла в палату, теперь уже с подносом в руках.

— Как, мы еще не встали? И не умылись? Кто же завтракает, не умывшись? Поднимайся, я тебя провожу. Давай-давай, не ленись!

У Тони по-прежнему не было желания двигаться, но обижать добродушную женщину не хотелось, к тому же ей все равно было очень нужно в туалет, и девочка вяло подчинилась.

Женщина мягко обняла ее за плечи:

— Какая ты худая! Тебе обязательно нужно больше кушать! Вообще-то здесь кормят не очень — ты лучше скажи своей маме, чтобы она тебе что-нибудь приносила: бульон или суп какой-нибудь домашний. Или лучше я сама ей скажу.

При упоминании матери Тонюсенька напряглась, как струна, но продолжала молчать.

— А как тебя зовут? Что-то ты все время молчишь. Расскажи мне о себе: где ты живешь, как ты учишься, что ты любишь.

Тоня молчала.

— Ну ладно, — добродушно смирилась женщина. — Захочешь — расскажешь. Меня все зовут тетя Таня, и ты меня так называй. Если что нужно, просто спроси, где тетя Таня, и тебе все скажут. Вообще-то мы работаем по сменам, но персонала не хватает, поэтому я работаю каждый день до позднего вечера.

Женщина продолжала щебетать, но Тоня ее уже не слышала и все так же упорно молчала. Девочка с трудом проглотила несколько кусочков безвкусной больничной жвачки, которую подали на завтрак, но не потому, что еда была настолько плохой. Раньше дома она была бы рада и такому завтраку, но сейчас аппетит у нее полностью отсутствовал, во рту было сухо и противно, а жевательные движения челюстей казались тяжелой, почти непосильной работой. Допив «эксклюзивный» чай из пакетика, которым с ней заботливо поделилась санитарка, Тоня молча отставила поднос, легла на кровать и снова отвернулась к стене.

Позже приходил врач, потом еще один. Они осматривали девочку, задавали вопросы, стучали по коленкам и локтям резиновым молоточком. Тонюсенька покорно, но медленно открывала рот, сгибала колени и показывала язык. При этом девочка продолжала молчать, не реагируя ни на вопросы, ни на уговоры. Вероника приходила навестить дочь, но та отказалась даже взглянуть на мать.

На протяжении последующих трех суток девочка так и не проронила ни слова. За это время все попытки медперсонала разговорить ее окончились неудачей. После того как слишком настойчивые вопросы главного врача довели Тонюсеньку до слез, но так и не вынудили издать ни единого звука, девочку оставили в покое. На четвертый день ее перевели в психотерапевтическое отделение, так как пациентам с тяжелой формой депрессии там было самое подходящее место.

Глава 14. Психотерапия

Палата в психотерапевтическом отделении была небольшой, двухместной. Соседкой Тонюсеньки по палате оказалась девушка лет двадцати, которая при появлении новой пациентки очень оживилась и даже обрадовалась. Когда сопровождавшая ее медсестра ушла, Тоня сразу же отвернулась к стене, давая понять, что не желает никакого контакта. Но ее соседку это не остановило: девушка тут же начала болтать, посвящая новую пациентку в подробности местного распорядка и особенности лечебного процесса. Но это была не просто болтовня — это был тяжелый и безостановочный словесный понос, на какой могут быть способны только психически неуравновешенные люди. За несколько минут бесконечного потока слов, который изрыгал миловидный рот девушки, Тоня не проронила ни слова и даже не повернулась к собеседнице, но ту, похоже, это нисколько не смущало. Она все говорила и говорила, как будто боялась, что по каким-то неведомым причинам может не успеть выложить своей молчаливой слушательнице все мельчайшие подробности своей короткой и небогатой событиями жизни. Возможно, девушку даже устраивало упрямое безмолвие новой пациентки, которое резко контрастировало с ее собственным возбуждением и невозможностью замолчать хотя бы на минуту. Изливая свою юную, но уже израненную душу случайной слушательнице, девушка говорила возбужденно, громко и страстно, но при этом хронология и причинно-следственная связь событий были основательно запутаны, и ее бессвязный рассказ казался бредом.

У Тони не было абсолютно никакого желания выслушивать всю эту болтовню, но она даже не пыталась остановить девушку. Единственными чувствами, которые Тоня испытывала на протяжении последних дней, были апатия и глубокое безразличие ко всему происходящему — если, конечно, можно назвать чувствами полное отсутствие каких-либо эмоций.

Из невероятно длинного и сбивчивого монолога соседки Тоня поняла, что девушку зовут Юля, ей семнадцать лет, и она лечится в этом отделении уже второй раз, после очередной неудавшейся попытки самоубийства. На самом деле покончить счеты с жизнью Юля пыталась уже трижды, но в самый первый раз никто, кроме нее самой, так и не узнал, что это была именно попытка суицида, а не банальный несчастный случай. В то время Юльке было пятнадцать лет, и она решила, что самый надежный способ умереть — это вскрыть себе вены бритвой. Так всегда поступают героини в иностранных фильмах, если хотят совершить самоубийство. Юльке казалось, что это будет даже романтично, как в кино, но она тогда и подумать не могла, что от вида и запаха собственной крови можно упасть в обморок. А произошло именно это: как только она коснулась безопасной бритвой своего левого запястья и из-под лезвия выступила первая робкая капелька крови, сознание девочки помутилось, тело обмякло, и она без чувств упала на пол, с грохотом опрокинув табурет, который стоял рядом (дело было ночью на кухне). На шум прибежала мать, и девочку быстро привели в сознание. Но никто так и не понял, что же именно произошло, а сама Юля тогда никому не призналась. Позже девочке влетело за неосторожное обращение с бритвой, но на этом все дело и кончилось.

— Я же тогда была молодая и глупая, и я не знала, что для самоубийства такой способ вообще не подходит. Он ненадежен: умереть от него не умрешь — все равно откачают, это мне потом врачи сказали. Это только в кино умирают, порезав вены безопасной бритвой, а в настоящей жизни от этого умереть невозможно. Так что если ты по-настоящему решишь покончить с жизнью, то надо выбирать другой, надежный способ, — со знанием дела поясняла Юля своей безразличной соседке. — Может, потому такую бритву и называют безопасной, что она не представляет опасности для жизни? — наивно рассуждала она.

Примерно через год после этого Юлька снова попыталась покончить с собой, но резать вены уже не стала. Ко второй попытке самоубийства девочка подготовилась уже основательно: в течение длительного времени она потихоньку таскала у матери таблетки снотворного, и когда их набралось, как ей казалось, достаточно много, проглотила их все сразу.

— В тот раз у меня почти получилось, — с гордостью поясняла девушка. — Я даже отключилась и почти умерла, но почему-то очнулась в больнице. Меня потом долго рвало, мне промывали желудок, делали какие-то уколы и даже пристегнули ремнями к кровати. Странные они, эти врачи — представляешь, они, наверное, думали, что если меня не пристегнуть, то я убегу. Но после того, что они со мной сделали, я не только убежать, я даже пошевелиться не могла, просто лежала на кровати, как бревно, а через иголку, приклеенную к моей руке, в меня капала какая-то жидкость.

Несмотря на трагичность событий, о которых так возбужденно рассказывала Юлька, ее соседку эта история совершенно не трогала. Тонюсенька слушала сбивчивое повествование безучастно и молча, отвернувшись к стене. Но Юлька не умолкала:

— Потом, через несколько дней, мне сказали, что кризис миновал, и перевели сюда, в это отделение. Это не больница — это такое специальное место, типа санатория, где можно просто отдохнуть, ничего не делая, и набраться сил. Так говорит Роман Яковлевич — он здесь главный врач, и его все слушаются. Они называют это реабилитацией, и Роман Яковлевич говорит, что психотерапия — это и есть реабилитация. А еще он говорит, что он мой друг, и ему можно обо всем рассказать. Я сначала думала, что он врет, а на самом деле он такой же, как все взрослые — вечно им что-то от нас нужно. Но теперь я точно знаю, что он другой. Он такой же, как мы с тобой, только очень-очень умный. Он всегда разговаривает со мной, никогда не смеется надо мной и не называет меня маленькой и глупой. А еще его можно обо всем спросить, и он никогда не скажет, что мне еще рано об этом знать или что-то типа «когда вырастешь — сама узнаешь».

Рассказывая о своей короткой и невеселой жизни, Юля без всякой хронологии перескакивала с одного события на другое, но ни разу даже не намекнула на причину, послужившую мотивом к ее настойчивым, пусть и неудачным, попыткам суицида.

— В прошлый раз я пробыла здесь почти три месяца. Я была даже рада, что у меня не получилось умереть: со мной все так хорошо обращались! Никто не заставлял меня ходить в школу и делать уроки, никто не ругал за двойки, никто не смеялся над моим неопрятным видом. Мама приносила мне конфеты и апельсины, мне разрешали гулять и даже смотреть телевизор в холле. Когда меня выписали, я даже не хотела отсюда уходить! Но Роман Яковлевич сказал, что у меня теперь и так все будет хорошо, а я, если захочу, всегда смогу прийти к нему поговорить.

Тоня молчала, а девушка продолжала:

— Я к Роману Яковлевичу потом и в самом деле приходила один раз — ну перед тем, как… сама понимаешь… Но меня к нему не пустили. Эта мегера в очках, которая все время сидит на входе в отделение, сказала, что он занят с другими пациентами и принять меня не сможет. Она сказала, что если я хочу прийти к нему на консультацию, то должна записываться на прием заранее, по телефону, и приходить с родителями. Я ей пыталась объяснить, что он сам разрешил мне прийти, но она так и не пустила меня к нему! И не сказала ему, что я хотела его видеть! Вот гадина!

Тоня продолжала молчать, отвернувшись к стене и не проявляя никакого интереса ни к самой рассказчице, ни к ее грустной истории. Казалось, что все это ей было абсолютно безразлично, потому что на протяжении всей этой нескончаемой болтовни Тонюсенька так и не проронила ни слова.

Потом приходила приветливая пожилая женщина в белом халате с подносом еды и порцией каких-то таблеток, которые она почему-то назвала витаминами. Женщина так настойчиво пыталась накормить Тоню, что та даже проглотила пару ложек безвкусного больничного супа — только для того, чтобы ее поскорее оставили в покое. Разговорчивая соседка ненадолго уходила в столовую, но наслаждаться наступившей тишиной Тоне пришлось недолго: вернувшись, девушка продолжила свое бесконечное повествование.

А Тоня продолжала молчать.

Глава 15. Молчание

На протяжении следующих четырех дней Тоня так и не проронила ни слова. Она вяло глотала лекарства, которые приносили ей трижды в день, и иногда съедала одну — две ложки еды, поддаваясь на терпеливые уговоры добродушной санитарки. Ее каждый день водили на обязательные для всех пациентов беседы с врачом, но каждый раз на таких встречах девочка была молчаливой и безучастной. Она сидела, потупив взгляд и не проронив ни слова, и не отвечала ни на какие вопросы. В результате запланированная беседа превращалась просто в монолог психотерапевта.

Разговорчивая Юля изо всех сил пыталась вызвать хоть малейшую ответную реакцию своей молчаливой соседки, но ее усилия тоже остались безуспешными. Однако девушка не унималась. Несмотря на то, что Тоня постоянно лежала, отвернувшись к стене и не глядя на навязчивую собеседницу, Юлька продолжала непрерывно щебетать, в который раз пересказывая одни и те же эпизоды из своей жизни. Со стороны эта болтушка производила вполне жизнерадостное впечатление, и было трудно поверить, что еще совсем недавно она пыталась наложить на себя руки, причем уже не в первый раз.

Об этом последнем эпизоде Юля рассказывала особенно охотно, но о причинах, которые довели ее до такого отчаяния, она по-прежнему не упоминала.

— Я тебе скажу по секрету, какой способ самоубийства самый надежный. Я это точно выяснила. Чтобы все получилось наверняка, нужно прыгнуть вниз с высокого этажа — например, с шестого, а лучше еще выше. Плохо только, что я живу на втором этаже — еще никому не удавалось разбиться насмерть, прыгнув со второго этажа. От этого можно только ноги сломать: будет больно, и потом будешь мучиться всю жизнь. Поэтому мне оставалось только одно — отравиться. Это тоже хороший способ, надо только знать, как правильно это сделать. Со снотворным я больше связываться не хотела, это вещь ненадежная, поэтому я решила выпить яда.

Девушка замолчала, ожидая от своей соседки хоть какой-нибудь реакции и, не дождавшись, продолжила свой рассказ:

— И я его выпила! Это была огромная бутылка крысиного яда — мать держала его в самом дальнем углу кухонного шкафа на случай, если в квартире опять заведутся мыши. У нас уже были мыши раньше, и мать ловила их мышеловкой. Оказалось, что крысиный яд был не такой уж отвратительный на вкус, только запах у него был какой-то странный, неприятный. Я только боялась, что меня стошнит раньше, чем я выпью всю бутылку. Ничего, не стошнило! И я выпила всю эту здоровенную бутылку, всю до капельки! Потом на всякий случай съела конфету, чтобы отбить во рту противный запах, и легла на диван, чтобы не упасть и умереть не больно. Сначала было ничего, даже весело, но очень скоро голова у меня закружилась, в животе начало жечь и перед глазами все поплыло. Я начала умирать и больше уже ничего не видела. Потом я вдруг как бы сквозь сон почувствовала, что кто-то бьет меня по щекам, и во сне увидела свою мать. Она что-то кричала мне в лицо, но я ее не слышала. Мне было так приятно умирать, и я была очень рада, что все-таки добилась своего.

Юлька рассказывала об этих невеселых событиях так, будто наблюдала их со стороны, а в действительности эта история не имеет к ней никакого отношения.

— И ты представляешь, — продолжала она, — я опять очнулась в этой проклятой больнице. Меня снова рвало, мне снова промывали желудок и ставили капельницу. Я же не могла подумать, что моя мать — вот дура! — наклеит надпись «Крысиный яд» с черепом и скрещенными костями на какую-то страшно дорогую бутылку виски, чтобы ее отчим не выпил! И где она только взяла эту бутылку! И что это за виски такие, если они по вкусу похожи на крысиный яд!

В своем многочасовом повествовании Юля беспорядочно перескакивала с одного события на другое, не соблюдая никакой хронологической последовательности, снова и снова возвращалась от своих неудачных попыток самоубийства к психотерапевтическому лечению, непростым отношениям с матерью и отчимом и своим дальнейшим жизненным планам. Несмотря на все это многословие, девушка продолжала тщательно скрывать причины, которые побудили ее трижды покушаться на свою жизнь, но охотно делилась тем, что по этому поводу думают врачи:

— Но теперь я точно знаю, почему я так хотела совершить самоубийство. Мне сам Роман Яковлевич рассказал, он же все про это знает. Он специально изучал это в медицинском институте и даже был на стажировке в Германии. Мне медсестра в процедурном кабинете сказала. Роман Яковлевич говорит, что сам по себе никакой человек не захочет совершить самоубийство. Но иногда в некоторых людях против их воли зарождается такая опасная болезнь, что-то вроде вируса. И из-за этого вируса человеку ужасно хочется покончить с жизнью. Это как простуда или грипп, только от вируса гриппа поднимается температура и болит горло, а от вируса самоубийства человек хочет поскорее умереть. Если не лечить грипп, то могут быть разные осложнения и даже смерть, а если не лечить вирус самоубийства, то от него тоже можно умереть — если, конечно, тебя вовремя не спасут. В первый раз у меня этот вирус даже не заподозрили, потому что я никому не сказала, что хотела покончить с собой. А во второй раз, когда я уже попала в эту больницу, его обнаружили, но не долечили. Но это не потому, что меня лечили плохо. Роман Яковлевич говорит, что этот вирус очень хитрый, и он может замаскироваться в организме так, что его очень трудно или даже невозможно обнаружить. Поэтому в прошлый раз меня до конца не вылечили. И вот этот вирус снова во мне проявился, и я опять пыталась покончить с собой. Но на этот раз Роман Яковлевич точно выяснил, где именно во мне этот противный вирус затаился. Он сам мне об этом сказал. Мне теперь только нужно пройти полный курс лечения, который мне назначил Роман Яковлевич. Он сказал, что если я буду выполнять все, что мне скажут, то этот вирус самоубийства будет уничтожен во мне окончательно. И тогда я больше не буду думать о самоубийстве — вообще никогда! Так говорит Роман Яковлевич, а он все про это знает. Он здесь самый главный…

Тоня молчала. Похоже, проблемы самоубийства и наивные рассуждения соседки на эту тему интересовали ее гораздо меньше, чем гладкая белая стена, которую она рассматривала уже несколько дней подряд. Но и ее непонятный диагноз «дистимическая депрессия», который в устах врачей звучал как приговор, Тоню тоже не волновал — девочке было в равной мере безразлично и ее сегодняшнее состояние, и ее дальнейшая судьба. В данный момент Тонюсеньке хотелось только одного — чтобы ее оставили в покое, поэтому она продолжала неподвижно лежать на кровати, никак не реагируя на внешние события.

Вероника навещала дочь ежедневно, но неизменно натыкалась на стену враждебности и молчания. Вскоре матери начало казаться, что улучшений не будет, девочка уже никогда не простит ее и никогда больше не посмотрит в ее сторону.

Но события развернулись иначе.

Глава 16. Пробуждение Антона

Каждое утро в психотерапевтическом отделении начиналось одинаково. Пока пациенты медленно и неохотно пробуждались от тяжелого седативного сна, медсестры и санитарки выполняли свой ежедневный утренний обход, проверяли, все ли в порядке с их подопечными, и пытались подбодрить самых заторможенных из них. Но на шестой день пребывания Тонюсеньки в этом невеселом лечебном учреждении в палате, где лежали девочки, привычный распорядок был нарушен. В этот день Юлю разбудило не традиционное появление медсестры с утренними термометрами, а какое-то другое, непривычное движение. Открыв глаза, девушка обнаружила, что в палате горит свет, а ее молчаливая и апатичная соседка уже не спит, а сидит на стуле и внимательно смотрит на нее. Тонина кровать была аккуратно застелена, а сама девочка была одета и даже причесана. Она выглядела бодрой, отдохнувшей и спокойной. Ее взгляд уже не был пустым, блуждающим и безразличным. Тонюсенька смотрела на соседку уверенно и пронзительно, а в ее серых глазах светился холодный стальной огонек.

Обрадовавшись таким переменам, Юлька подняла голову, пытаясь прогнать остатки сна:

— Привет, Тоня! Тебе уже лучше? Вот здорово! Я же говорила, что тебе будет лучше…

Но ее щебетание было внезапно остановлено спокойным, уверенным и низким голосом:

— Меня зовут Антон. Так меня называют все, и я не хочу, чтобы кто-то называл меня по-другому. Этими уменьшительными прозвищами меня уже все достали, и я больше не желаю их слышать. Зови меня Антоном, иначе я не буду с тобой разговаривать. Я уже не маленькая девочка, которую можно запереть в комнате, поставить в угол или просто прогнать. Я учусь в девятом классе, и если у меня невысокий рост, то это не означает, что я все еще глупый ребенок. Так что давай договоримся, что ты тоже будешь называть меня Антоном.

— Конечно, что за разговор! — с готовностью согласилась Юля, торопливо вскочив с кровати. — Я сейчас — только умоюсь! Я так рада, что тебе лучше… Антон! Я так рада! Теперь мы сможем по-настоящему подружиться! Мы теперь станем лучшими подругами, Антон! Самыми лучшими!

Переменам, произошедшим с Тоней, были рады все. Медсестры и санитарки одобрительно хвалили девочку, врачи приветливо улыбались и подбадривали ее. Заведующий отделением Роман Яковлевич пришел на осмотр вместе со всеми коллегами и говорил им что-то совершенно непонятное вроде «данный прогресс еще раз доказывает, что когнитивная психотерапия является самым действенным методом лечения дистимии в подобных случаях».

Радостная суета, вызванная переломом в Тонином настроении, продолжалась весь день. Когда пришла Вероника, девочка уже не отворачивалась от матери, как раньше, а тем же спокойным и уверенным голосом потребовала, чтобы та тоже перестала называть ее Тонюсенькой:

— Я нормальная, а не тонюсенькая, и нечего меня дразнить! Зови меня Антоном — так, как зовут другие. И вообще — хватит этого дурацкого сюсюканья, я уже взрослая. Если хочешь со мной разговаривать, то обращайся ко мне нормально, по-человечески.

Вероника, у которой будто камень с души свалился, была согласна на любые условия. Похоже, что в тот момент она и в самом деле радовалась тому, что девочка пришла в себя и начала возвращаться к нормальной жизни. А может быть, она просто испугалась, что больная дочь станет ее проклятьем и суровым наказанием за все ее прошлые грехи, и тогда ей придется ухаживать за ней всю жизнь и считаться уже не только со своими собственными прихотями? Возможно, что у нее проснулись даже какие-то материнские чувства — во всяком случае, она смотрела на дочь с нежностью, а глаза ее были влажными от слез.

Глава 17. Преодоление

Самочувствие Антонины улучшалось с каждым днем. Она уже нормально разговаривала с медицинским персоналом, охотно беседовала с Романом Яковлевичем на индивидуальных сеансах психотерапии, выполняла все требования внутреннего распорядка психотерапевтического отделения и даже начала общаться с матерью, которая навещала ее каждый день. К своей соседке Тоня относилась покровительственно, несмотря на то, что та была на несколько лет старшее ее. Она снисходительно выслушивала Юлькину безобидную болтовню, периодически вставляя в ее бесконечные и запутанные монологи свои точные и колкие замечания. Антонина с аппетитом съедала все, что давали в больничной столовой, и даже проявила интерес к конфетам и фруктам, которые приносила мать. На лице девочки появился здоровый румянец, она хорошо спала по ночам, попросила принести ей учебники и несколько книг и уже начала спрашивать, когда ее выпишут домой. Одним словом, дела шли на поправку, и жизнь налаживалась. Антонина продолжала называть себя Антоном, но никто не возражал: Вероника пояснила врачам, что это ее давнее школьное прозвище, и те решили, что такое обращение поможет девочке поскорее вернуться в привычную для нее обстановку.

Роман Яковлевич был доволен ходом реабилитации юной пациентки. Антонине снизили дозу лекарств и позволили гулять в больничном дворе, а индивидуальные сеансы психотерапии стали проводиться все реже и реже — теперь их заменяли групповые занятия.

Через месяц Антонине дали рецепт на лекарства и выписали домой. Несмотря на то, что она продолжала принимать таблетки, ей разрешили пойти в школу. Роман Яковлевич сказал, что общение со сверстниками должно пойти девочке на пользу. Антонина уходила из клиники спокойно и уверено, а ее соседка при расставании рыдала так, что медсестра была вынуждена сделать ей успокаивающий укол. Несчастная Юлька чувствовала, что теряет свою самую лучшую и, возможно, единственную в жизни подругу, и остро переживала эту потерю. А у Тонюсеньки проснулся вкус к жизни, и она твердо решила, что в это отделение она больше не вернется никогда.

Глава 18. Возвращение домой

Вероника была очень рада, что дочь наконец-то выписали из клиники. Жизнь постепенно возвращалась в нормальное русло. То, что Антонина стала совершенно другой, мать не тревожило, а скорее удивляло: куда делось то незаметное, робкое, нетребовательное и почти бессловесное существо, которое столько лет жило рядом с ней? «Я даже не заметила, когда она повзрослела», — с удивлением думала Вероника.

Перемены, которые произошли в Антонине, и в самом деле были разительны: девочка держалась уверенно, высоко подняв голову и расправив плечи, говорила ровным и спокойным голосом, делала замечания матери, если считала это нужным, и при необходимости отстаивала свое мнение, чего никогда не бывало раньше. Казалось, что она даже стала выше ростом, а ее уверенность в себе временами действовала на мать подавляюще.

Вернувшись домой, Антонина первым делом потребовала починить дверь в ее комнате и поменять замок. Матери второй ключ от нового замка она не дала. Теперь девочка непременно запирала свое убежище не только когда ложилась спать, но и когда уходила из дома. Вероника не возражала: она знала, что это были последствия той памятной ночи. Мать понимала, что именно она была виновата в том ужасе и позоре, который пришлось пережить ее дочери и который так пагубно отразился на неокрепшей детской психике.

Возвращение Антонины в школу тоже не осталось незамеченным: не только одноклассники, но и учителя были потрясены произошедшими с ней переменами. Глядя на уверенную и спокойную девочку, было невозможно догадаться, что именно послужило причиной такого перерождения. Школьные педагоги пытались выяснить у Вероники, что произошло с ее дочерью, но та никому ничего не объясняла. Сама Антонина тоже никому не рассказывала об истинных причинах своего длительного отсутствия на уроках, и вскоре любопытные вопросы прекратились.

Отношение одноклассников к Антонине тоже начало меняться. Им уже не хотелось звать ее Антоном, но девочка настаивала на этом прозвище и наотрез отказывалась отзываться на другие обращения. Постепенно сверстники привыкли к ее новому имиджу, но теперь при обращении к ней имя «Антон» звучало уважительно и без какого-либо намека на насмешку. Это было уже не обидное прозвище, а оригинальный никнейм: Антон Треф. Кто еще может похвастать таким красивым и звучным именем?

Загадочное и необъяснимое превращение «гадкого утенка» в нормального члена подросткового сообщества вызвало у одноклассников большой интерес. Внезапно Антонину стали приглашать на дни рождения, девчонки захотели с ней дружить, мальчишки перестали ее дразнить. Но девочка держалась хоть и приветливо, но обособленно. Учителя считали, что она не заводила в классе близких друзей только потому, что боялась в один прекрасный день вернуться в свое прежнее состояние и снова стать изгоем жестокого детского коллектива, и тогда разочарование стало бы для нее вдвойне больнее.

После возвращения Антонины из клиники поведение матери тоже изменилось. Случайные гости с выпивкой заходить к ней перестали. Сама она тоже старалась сдерживать свою тягу к алкоголю и даже устроилась на работу консьержкой в новостройке недалеко от дома. В холодильнике появилась еда, и в доме воцарились порядок и спокойствие. Вероника снова стала следить за собой, перекрасила волосы, обновила запасы косметики — одним словом, жизнь в семье стала более-менее нормальной. Опасаясь, что у Антонины может случиться новый срыв (а Роман Яковлевич предупредил, что это возможно), Вероника даже стала уделять дочери больше внимания, интересоваться ее школьными делами и дальнейшими жизненными планами. И хотя Антонина в отношениях с матерью продолжала держать определенную дистанцию и откровенничать не спешила, атмосфера в доме больше не накалялась.

Глава 19. Нежданный гость

Между тем тот насыщенный событиями учебный год подошел к концу. Несмотря на длительный перерыв в учебе на время лечения в клинике, девятый класс Антонина закончила очень хорошо. Вернувшись в школу после болезни, она неожиданно для всех проявила в учебе такое усердие, какого раньше не наблюдалось никогда, и быстро догнала своих одноклассников по всем предметам. Учителя решили, что девочка просто повзрослела и взялась за ум. Наверное, это так и было, но возможно и другое: может быть, Антонина вдруг поняла, что в этом жестоком мире ей не на кого надеяться, и вся ее дальнейшая судьба зависит исключительно от нее самой? Во всяком случае, даже на летних каникулах Антонина продолжала много читать, и в основном это были серьезные книги по искусству, дизайну, технике живописи и рекламе.

Этим летом в ее жизни произошло еще одно событие. Однажды днем, когда Вероника ушла на работу, и Тоня осталась дома одна, в дверь позвонили. Девочка, не задумываясь, открыла дверь и уже приготовилась дать отпор каким-нибудь очередным «друзьям» матери, но на пороге стоял незнакомый мужчина средних лет. Мужчина был высокий и стройный, он был элегантно одет, чисто выбрит и аккуратно причесан. В руках незнакомец держал роскошный букет роз и большую коробку конфет, перевязанную блестящей лентой. Все это служило явным доказательством того, что он просто ошибся дверью.

Антонина даже не спросила, к кому он пришел. Буркнув что-то вроде «извините, вы ошиблись адресом», она уже собралась ретироваться и закрыть за собой дверь, но незнакомец, слегка покраснев и почему-то разволновавшись, улыбнулся и торопливо заговорил:

— Нет, нет, подожди…те, подождите! Я не ошибся — ты… вы… ты, наверное, Антонина?

Девочка удивленно на него посмотрела:

— Да, но меня все зовут Антон. А мы знакомы?

Мужчина смутился, будто не зная, что сказать дальше и как быть с этим букетом, и это смущение совершенно не вязалось с его внешностью: по всему было видно, что он привык сам отдавать команды и полностью контролировать ситуацию. Но вскоре гость сумел преодолеть первую неловкую минуту и, окинув Тоню приветливым и каким-то немужским взглядом, низким голосом сказал:

— Как ты выросла! И какая ты красавица! Тоня… извини, Антон, я — Сергей Треф. Я твой отец.

Антонина остолбенела. Со слов матери она знала об отце только то, что он был обманщиком и проходимцем и что он испортил Веронике всю жизнь, бросив ее одну с маленьким ребенком на руках. И хотя Антонина знала также, что все эти годы мать исправно получала от него алименты (иногда они были ее единственным стабильным доходом), образ отца в сознании дочери был, мягко говоря, не очень положительным.

Преодолев первый шок, Тоня пригласила его в квартиру — а что еще ей оставалось делать? Девочка не была готова к подобному визиту и судорожно пыталась осознать этот новый поворот судьбы. За несколько минут ей было трудно привыкнуть к тому, что этот незнакомый и абсолютно чужой человек является ее самым близким родственником.

Пока Антонина дрожащими руками доставала вазу и ставила в нее цветы, Сергей преодолел свое волнение. Видя смущение дочери, он, чтобы заполнить затянувшуюся паузу, стал вкратце рассказывать о себе. Все эти годы он так и работал во флоте, ходил по разным морям, побывал на всех континентах, дослужился до капитана. После развода с Вероникой он больше не женился. Отношения с женщинами у него, конечно, были, но для моряка дальнего плавания семейная жизнь — непосильная ноша, и до второго брака у него дело так и не дошло. Детей у него тоже больше нет, но есть небольшая квартирка, которую он купил недавно в новом микрорайоне. За то, что он за все эти годы ни разу не встретился с дочерью, Сергей не извинялся и не объяснял причины, почему так произошло, как и не сказал о том, что именно привело его к ней сегодня. Описав в двух словах свою жизнь, он начал тактично расспрашивать Тоню обо всем: как она живет, чем интересуется, что ее волнует. Девочка постепенно оправилась от потрясения и на вопросы отца отвечала уверенно, но односложно: она не привыкла, чтобы кто-либо проявлял к ней такой глубокий и искренний интерес.

Встреча была недолгой. Сергей ушел, оставив дочери свой адрес и номер телефона, и обещал навестить ее снова.

Антонина не знала, как отреагирует мать на этот неожиданный визит, поэтому решила ничего ей не говорить. Спрятать конфеты в письменный стол не составило труда, а вот решить вопрос с букетом было сложнее. Девочка понимала, что цветы ей придется выбросить, иначе Вероника начнет задавать лишние вопросы. Если избавиться от букета, то в квартире не останется никаких следов незваного гостя. Но это был первый в ее жизни букет, настоящий букет потрясающих роз, и он был такой красивый, что выбросить его не поднялась бы рука даже у взрослой искушенной женщины. Тоня решила рискнуть и оставила цветы на столе в своей комнате. Позже она сказала матери, что их с запозданием подарил ей одноклассник, которому она дала списать годовую контрольную по математике. Веронику этот ответ вполне удовлетворил.

Глава 20. Отец

Сергей сдержал свое обещание и через несколько дней снова навестил дочь. В этот раз он принес ей в подарок мобильный телефон и сказал, чтобы она не только звонила ему, когда захочет, но и пользовалась телефоном без ограничений, а все расходы на мобильную связь он будет оплачивать сам. Сергей предложил Антонине поддерживать контакт и, если вдруг ей что-то потребуется, просил обращаться к нему за помощью в любое время. От помощи Антонина наотрез отказалась, но телефон взяла с удовольствием и была даже очень рада такому подарку.

К ее большому удивлению Сергей произвел на нее очень хорошее впечатление. Но, несмотря на это, идти на сближение с отцом девочка не спешила. Сергей держался с дочерью спокойно и осторожно, давая ей возможность привыкнуть к его существованию, и ни разу не обмолвился о том, почему он вдруг снова возник в ее жизни. Да и как, какими словами он мог рассказать этой рано повзрослевшей девочке о том, как его разыскал обеспокоенный заведующий детским психотерапевтическим отделением и как он, капитан огромного океанского лайнера, не мог сдержать слез, когда Роман Яковлевич подробно обрисовал ему ситуацию, в которой оказалась Антонина, и атмосферу, в которой она живет? Ему, бывалому морскому волку, пережившему в жизни не один трудный момент, было нестерпимо жаль это невинное и несчастное существо, в котором текла его кровь, и он захотел хоть чем-нибудь облегчить ее судьбу. Но мог ли он что-то для этого сделать?

Тем временем Антонина решила для себя, что появление отца не должно повлиять на ее привычную жизнь, и обращаться к нему за помощью она не будет ни за что. Но, к ее большому удивлению, сам факт того, что в этом мире есть хотя бы один человек, проявляющий к ней бескорыстный и искренний интерес, неожиданно придал ей невероятную силу. Внезапно у девочки появилась надежда — даже не надежда, а абсолютная уверенность в том, что ее дальнейшая судьба зависит только от нее самой. Она вдруг поняла, что если она сама, Антон Треф, приложит определенные усилия, то обязательно сумеет чего-нибудь добиться в этой непростой, но такой интересной жизни. И она решила действовать, несмотря ни на что.

Глава 21. Призвание

Последние годы в школе пролетели незаметно. Антонина уделяла учебе много времени и сил и вскоре стала одной их лучших учениц в школе. В свободное от уроков время девочка читала книги по дизайну, живописи и композиции. Увлечение цветом и формой стало для нее всепоглощающей страстью, и она начала всерьез подумывать о том, чтобы в будущем сделать это хобби своей профессией. Печальных эпизодов с депрессией больше не было: Антонина, которая упорно называла себя только Антоном, сумела похоронить в себе робкую и бессловесную Тонюсеньку и стать новой, спокойной и уверенной в своих силах личностью. И хотя внешне девочка все еще оставалась маленькой и худенькой, больше над ней уже никто не смеялся. Имя Антон ей очень шло: она всегда носила только джинсы и кроссовки, никогда не пользовалась косметикой, а волосы стригла коротко, «под мальчика». Впрочем, такое состояние «унисекс» считалось веянием моды, и ничего необычного в этом окружающие не видели.

Ее отношения с матерью оставались холодными. Со временем Вероника перестала волноваться о том, что нервный срыв у девочки может повториться, и снова перестала уделять дочери какое-либо внимание. И хотя теперь «друзья» навещали Веронику не так часто, девочка все равно была предоставлена сама себе. Но Антонину такие отношения вполне устраивали: сближаться с матерью она не хотела и с нетерпением мечтала о том дне, когда она наконец-то сможет уехать от нее навсегда. Но тот желанный день пока еще не наступил, и девочка старалась уединиться в своей комнате и всегда запиралась на ключ: кошмар той далекой ночи все еще продолжал ее преследовать.

Сергей навещал дочь нечасто. Большую часть своей жизни он по-прежнему проводил в плавании, но во время отпуска всегда старался выделить немного времени для общения с ней. Сама Антонина не проявляла инициативы для контактов с отцом, но если тот предлагал ей встретиться, никогда не отказывалась. Сначала она держалась с ним очень сдержанно и отстраненно, но Сергей был терпеливым и внимательным, и постепенно девочка начала разговаривать с ним и даже поделилась своими планами на будущее. Подарки от отца Антонина старалась не принимать, но когда он привез ей блестящий новенький ноутбук, девочка не устояла: он был ей так кстати!

Вероника узнала, что Сергей начал контактировать с дочерью, но отнеслась к этому абсолютно безразлично. Сначала она все-таки надеялась, что теперь он будет давать ей больше денег, но этого не произошло: за все это время Сергей видел Веронику мельком всего пару раз, и оба эти раза ее трезвость вызвала у него серьезные сомнения. Антонина на вопросы о матери упорно молчала, отводила глаза в сторону и никогда не признавалась отцу, что дома она чувствует себя в безопасности только когда сидит в своей комнате, запершись на ключ.

Узнав, что дочь серьезно интересуется дизайном, Сергей посоветовал ей пойти учиться в центральную художественную школу Новороссийска и пообещал взять на себя все расходы, связанные с этой учебой. В школе было подготовительное отделение для поступающих в ВУЗы, где абитуриентов готовили к творческому конкурсу и обучали рисунку и живописи в соответствии с требованиями художественных институтов. Антонина очень обрадовалась: о таком предложении она не могла даже и мечтать!

На собеседование в художественную школу они пошли вместе. Преподаватели посмотрели рисунки, которые девочка принесла с собой, задали ей несколько вопросов и после этого сообщили, когда начнутся занятия. Из кабинета Тоня вышла с горящими глазами: неужели это не сон, и она действительно будет учиться живописи?

Сергей полностью оплатил ей не только учебу в художественной школе, но и все необходимые учебные материалы — краски, кисти, альбомы, методические пособия. В результате к моменту окончания средней школы у Антонины была качественная подборка работ по рисунку, живописи и композиции, и она была полностью готова к творческому конкурсу, обязательному для абитуриентов художественных вузов.

Глава 22. В Москву!

В аттестате у Антонины были только отличные отметки, и ей впервые в жизни показалось, что мечта поступить в институт и уехать подальше от матери вполне может стать реальностью. Но в глубине души девочка, не избалованная в своей недолгой жизни радостными событиями, не верила, что это действительно может случиться. С волнением и замиранием сердца она одна, без сопровождающих, отправилась в Москву: если судьба будет к ней благосклонна, то там она сможет получить профессию дизайнера.

Поступление в институт прошло достаточно легко. Строгие преподаватели известной художественной школы Новороссийска и упорный труд девочки сделали свое дело: она прошла творческий конкурс и блестяще сдала вступительные экзамены. Увидев себя в списке студентов первого курса факультета дизайна, Антонина, впервые за последние два года, разрыдалась так, что члены приемной комиссии, не поняв причины этой истерики, принялись успокаивать ее и говорить, что нужно лучше готовиться, и тогда на следующий год он она обязательно поступит.

Прощай навсегда безрадостное детство и пропахший морем Новороссийск! Больше не будет несправедливых упреков матери и бесконечных страхов о том, что замок в ее комнате может не выдержать, если кто-то из нетрезвых «друзей» Вероники снова захочет вломиться в ее жизнь! Антонина шла по залитым солнцем московским улицам, прижимая к груди новенький студенческий билет — пропуск в незнакомую, интересную и самостоятельную жизнь. Жар раскаленного московского асфальта быстро высушил ее слезы. Маленькая хрупкая девушка смотрела на огромный мегаполис, который сразу стал ей родным, глубоко вдыхала удушливые выхлопные газы автомобильных пробок, и ей казалось, что в мире нет ничего лучше этого большого, незнакомого, но уже любимого ею города. Это ее город, и здесь она, Антон Треф, будет счастлива! Здесь ждет ее новая и радостная жизнь!

Глава 23. Студенческие годы

Но студенческая жизнь оказалась для Антонины не такой уж веселой и беззаботной, как ее описывают в молодежном фольклоре. Модная профессия дизайнера в престижном московском вузе привлекла не только Антонину — студенческий контингент института состоял, в основном, из «золотой» столичной молодежи. Это был народ веселый, искушенный и обеспеченный, многие студенты разъезжали на собственных автомобилях, а самыми популярными развлечениями были тусовки в ночных клубах, экстрим и путешествия. Даже внешне будущие дизайнеры стремились привлечь к себе внимание: прически от ведущих московских стилистов, одежда популярных брендов, оригинальные аксессуары, привезенные из дальних стран… Что же касается учебы, то большинство ее сокурсников относились у ней не очень серьезно: считалось, что главное в студенческой жизни — весело проводить время, а учеба подождет!

Антонина со своим упорным желанием учиться и узнавать как можно больше выбивалась из общей массы и в студенческую идиллию никак не вписывалась. Оказавшись среди элитной московской молодежи, она быстро поняла, что свое место в этой жизни ей придется завоевывать с боем, и в этой битве ждать помощи ей абсолютно не от кого. Крохотной стипендии не хватало ни на что, а жизнь в Москве была намного дороже, чем она могла себе представить. Отец каждый месяц присылал ей немного денег, но девушка стремилась к независимости и начала подрабатывать в ресторане быстрого обслуживания. На тусовки и развлечения у нее не оставалось ни времени, ни желания, ни сил. Но вскоре Антонина привыкла к такому напряженному ритму, и сложная столичная жизнь начала ей даже нравиться.

Отношения с однокурсниками были нормальные, но за все время учебы друзей у Антонины так и не появилось. Студентка Антон Треф (так звали ее все с первого дня учебы в институте) держалась обособленно, избегала шумных молодежных компаний и много занималась. Даже внешне она сильно выбивалась из окружающей студенческой массы: вечные джинсы, рюкзачок и кроссовки, простая короткая стрижка, никаких признаков косметики или украшений. Антонину с ее маленьким ростом и неприметной внешностью «унисекс» можно было легко принять за мальчика, случайно оказавшегося в стенах вуза. Однокурсники быстро решили, что она странная, и надолго оставили девушку в покое.

Годы учебы пролетели незаметно. Для Антонины все эти годы стали одним непрерывным отрезком времени, условно разбитым на семестры и курсы. Трудно сказать, в чем именно заключалась основная причина этого однообразия, но за время учебы у девушки не было ни одного романа, ни первого сексуального опыта, ни даже первого поцелуя. Нет, прилежная студентка Антон Треф не была «ботаником» или «синим чулком», но страничка личной жизни в ее короткой биографии по-прежнему оставалась нетронутой, чистой и пустой. Возможно, Антонина так и осталась бы никем незамеченной в институте, а после получения диплома растворилась бы бесследно в окружающей действительности, но во время учебы на последнем курсе вдруг произошло событие, которое резко изменило всю ее дальнейшую судьбу.

Глава 24. Поворот судьбы

Когда до окончания института оставались считанные месяцы и государственные экзамены были уже позади, студенты выпускного курса приступили к работе над дипломными проектами. Многие начали задумываться о том, куда идти работать после получения диплома. К тому времени профессия дизайнера стала модной и востребованной, и каждому выпускнику хотелось найти не только хорошо оплачиваемую, но и интересную работу.

Однажды на институтской доске объявлений появилась информационная листовка, в которой сообщалось, что один известный британский колледж объявляет открытый творческий конкурс для молодых дизайнеров на получение гранта по специальности «дизайн интерьеров». Победитель этого конкурса получит грант на годичное очное обучение в колледже, который полностью покрывает стоимость учебы и проживания, оплату годичной студенческой визы, учебных материалов и даже стоимость проезда до места учебы и обратно. Предложение было очень заманчивым: диплом британского колледжа откроет молодому специалисту блестящие профессиональные возможности!

Студенты-выпускники, без пяти минут дизайнеры, стали наперебой обсуждать эту интересную перспективу. Вскоре некоторые из них — в основном те, кто привык получать все и сразу — уже рассуждали об этом гранте, как о свершившемся событии. Оставался пустяк: пройти творческий конкурс и сдать экзамен по английскому. Для большинства студентов эти требования препятствием не были: почти все неплохо знали английский язык, а что касается творческих работ, то каждый дипломник был абсолютно уверен в своей гениальности.

За несколько дней до защиты дипломных проектов стало известно, что британский грант присужден молодому дизайнеру Антону Трефу — именно так был подписан конкурсный проект, который признали лучшим. Портфолио студенческих работ Антона Трефа, которое по условиям конкурса было представлено вместе с конкурсным проектом, строгая отборочная комиссия британского колледжа признала не только самым обширным, но и самым креативным, и к тому же у Антона Трефа оказались высшие баллы за тест по английскому языку. (Вероника могла бы гордиться дочерью: ее деньги на зарубежные школы английского языка, в которые она отправляла Тонюсеньку каждое лето, были потрачены не напрасно!)

Сокурсники, никогда не принимавшие Антонину всерьез, были в шоке. Да и сама Антонина совершенно не ожидала, что сможет выиграть этот грант, и никому не говорила о своем участии в конкурсе проектов. Узнав о результатах, девушка растерялась: она не надеялась на победу и приняла участие в конкурсе исключительно из любопытства. Ей хотелось самостоятельно разработать настоящий дизайнерский проект, а конкурсное задание показалось сложным и интересным. Она сдала свою работу на конкурс, но при этом «спряталась» за псевдонимом, потому что была абсолютно уверена, что ее работа потеряется в массе других проектов и останется незамеченной.

Но судьба распорядилась иначе. Антонина блестяще защитила диплом, и теперь ее ждал таинственный Лондон и магистратура в колледже искусства и дизайна имени Святого Мартина. Название этого диковинного учебного заведения звучало в ее ушах как музыка, и поверить в такую удачу было очень трудно. Тихая и робкая Тонюсенька, вечное ярмо и обуза матери, не только окончила престижный московский институт и стала профессиональным дизайнером, но и получила блестящую возможность продолжить профессиональное обучение в одном из лучших учебных заведений Великобритании! Жизнь, ты прекрасна!