Високосный год

Глава 7. Знаки

Несомненно, одним из таких существ был богослов Андрей, который каждый день благодарил Всевышнего за свою счастливую жизнь. За дивной красоты город, в котором ему посчастливилось родиться, за дело, которому он отдавался всей душой и, конечно же, за безусловную любовь, подаренную ему самим Богом, за его кареглазую жену Елену. Но в этот раз что-то изменилось…

Всё утро следующего дня после знакомства со странным господином Андрей был взволнован. При этом причину своего волнения он определить не мог. Хотя нет, мог. Просто их было несколько, и Андрей пытался разобраться, какая именно беспокоит больше всего. Первая – это сам факт появления необычного незнакомца. «Хотя, что в этом удивительного, – рассуждал он, – город окружён двумя морями и разделен огромным судоходным проливом. При таких условиях тут полно незнакомцев. Но ведь этот пришёл именно ко мне… Во-вторых, откуда он знал имя моей жены? С другой стороны, раз уж он искал меня, то, возможно, просто навёл справки. Но, в-третьих! Каким образом он узнал о моих мыслях про баню и, что самое невероятное, как смог предсказать, что сейчас в зал войдёт Лена с цветочным венком?! И ведь Лена его не встретила на выходе из библиотеки, хотя зашла буквально вслед за ним!» С этими мыслями Андрей лежал в постели, держа за руку свою спящую жену. За окном только занималась заря. Лёгкий ветерок волновал прозрачный тюль, и не все звезды были потушены восходящим солнцем, а значит, нужно выбросить к чёрту все глупости из головы, ведь ещё оставалось время для любовных нежностей. И Андрей обнял Лену. Но она, резко дёрнувшись, вдруг начала жалобно стонать и во сне пыталась ухватить руками что-то, видимое только ей. А затем и вовсе с громким криком вскочила на кровати и расплакалась. Андрей прижал её к себе, гладя волосы и приговаривая:

– Ну, что ты, маленькая моя? Это всего лишь кошмар. Сейчас весь его туман рассеется, и ты вернёшься в наш счастливый мир, – и он с нежностью поцеловал её в солёные от слёз губы.

– Любимый, ты приснился мне в какой-то непонятной, чужеземной одежде, похожей на какой-то плащ, но это был не просто плащ, а что-то очень плотное, серое. И ноги твои были облачены в штаны, – она продолжала всхлипывать и судорожно трястись, – а потом ты стал куда-то падать, и я пыталась схватить тебя за руку, но твои руки всё время выскальзывали, потому что были в крови! А потом какой-то страшный человек с капюшоном на голове подвёл меня к пропасти. Я стала кричать и снова увидела тебя в этой странной одежде. Ты подошёл к нам и встал перед этим страшным человеком на колени, а меня как будто вовсе не видел! Я стала кричать ещё громче, и тогда он толкнул меня в пропасть, – она снова разрыдалась.

– Да что же ты, родная моя? Чего только не привидится после таких жарких дней. Давай завтра же сходим на ипподром! И вообще, устроим себе праздник! Будем есть, пить вино и много смеяться! – и Андрей с любовью посмотрел ей в глаза. На её заплаканном лице появилась искренняя улыбка, она глубоко вздохнула и положила голову на грудь мужу.

Днём в соборе было немноголюдно. И это неудивительно. День, когда можно прийти и открыто исповедаться в своих грехах перед священнослужителем, был не самым популярным днём среди прихожан. Одно дело исправно креститься, поститься, молиться, честно посещать все службы, подавая окружающим пример жизни богобоязненной, жизни во Христе, и совсем другое, вслух, при посторонних, рассказать о всех сторонах своей жизни, огласить весь список своих греховных поступков. Да ещё, упаси Боже, дать понять окружающим, что поступки эти, в общем-то, сделаны по доброй воле, а не по велению проклятого лукавого. Или того хуже, ради удовлетворения своих потребностей, которые, сколько б не бился лбом об пол храма, никуда не деваются. Проще признать себя одержимым бесами, тем самым преспокойно оправдать себя пред лицом религии и простить себе приобретённые слабости. А затем отдаться в мудрые объятия Церкви. Но лишь до следующего неминуемого совращения бесами, будь они трижды прокляты.

Когда солнце вошло в зенит, а температура раскалённого воздуха достигла своего апогея, в храм вошла босая девушка в чёрной накидке до пола и с капюшоном на голове. Она сложила руки в молитвенном призыве и встала в конце небольшой очереди.

В это время Андрей выслушивал высосанную из пальца исповедь. Местный торговец Ицхак, когда-то приехавший сюда из Иерусалима, усердно каялся в недостаточной любви к своей жене, которая в крайней степени прекрасная женщина, но с другой стороны совершено неэкономна и расточительна:

– Вообразите себе, Андрюша, – полушепотом говорил он:

– За прошлый месяц я таки наторговал в полтора раза больше, чем в позапрошлый. Я не высыпался и совершенно потерял свой здоровый вид, который я с честью унаследовал от своей покойной мамы. Царствия ей небесного, – он грустно взглянул на распятье, расположенное на стене храма, при этом зачем-то поцеловал руку Андрею и продолжил:

– И всё ради нашего общего достатка! А что моя Рахель? Таки я вам отвечу! Вместо того чтобы восхвалять своего праведного и порядочного мужа и беречь добро, заработанное с таким трудом, эта еврейская женщина пошла на базар и стала скупать там шелка и золото! Как это возможно, ответьте, Андрей? Так я ей и сказал: «Как это можно, Рахель?» В каком таком Израиле могли сделать такую женщину? – он возмущённо посмотрел на Андрея:

– И я бы понял её мотивы, если бы мы жили в нужде. Но, ей-богу, Андрей, на той улице Иерусалима, где когда-то родилась моя Рахель, не было и нет ни одного мужчины, который столько бы давал своей жене, сколько даю я! Даже покойный папа Иосиф не имел таких возможностей. О, Всевышний, за что мне это горе? – и он картинно вознёс руки к небу.

Ицхак был одним из немногих евреев, которые приехали в Константинополь на время, а остались навсегда. И, конечно, спустя годы, местный уклад и традиции накладывали определённый отпечаток на образ жизни всякого приезжего человека. Хотя, как тебе известно, мой читатель, кто ищет, тот всегда (и везде!) найдёт. В частности, Ицхак, имея вполне приличную прибыль, мог позволить себе компанию не вполне приличных барышень. Конечно же, в тайне от своей супруги. Также было достоверно известно, что Ицхак частенько выпивал в кругу уважаемых им людей. И так как альтернативных мест для общения с Богом здесь не существовало, Ицхак, родившийся в семье иудеев, посещал христианский собор. И потом, он испытывал к Андрею вполне тёплые и дружеские чувства. Андрей выслушал его и с улыбкой ответил:

– Ицхак, а может, дело не в доходе и не в том, сколько вы отдаёте жене, а в том, что ей хочется другого внимания от мужа? В конце концов, просто внимания? – он вопросительно посмотрел на него.

– Андрей, вы хо́чите мне сказать, что я мало внимания уделяю своей Рахель? – возмутился Ицхак.

– Я хочу сказать, что вы много внимания уделяете другим особам. А могли бы это время провести с женой, – Андрей снова улыбнулся.

– Андрюша, вы же разумный человек! Неужели и вашу чистую голову посетили эти безобразные слухи? – еще больше возмутился Ицхак, – нигде, нигде мне нет покоя и спасения!

– Послушайте, Ицхак, в прошлый понедельник, когда базар был закрыт, вы с какими-то людьми отдыхали на ипподроме и бесконечно долго выпивали. А могли ведь взять свою Рахель и прогуляться с ней по нашему прекрасному городу, тем самым порадовав её своим обществом, а не доходами, – добродушно сказал Андрей.

– Эти, как вы изволили выразиться, «какие-то люди» – мои друзья. Между прочим, вполне приличные люди! – подняв указательный палец, уверенно сообщил Ицхак.

– Хорошо, хорошо, я в этом ни мгновения не сомневаюсь. Но в каких объёмах вы выпивали? – спросил Андрей.

– Как приличные люди, – гордо ответил Ицхак.

– И сколько это?

– Прилично! – сообщил Ицхак, и Андрей рассмеялся.

– Ицхак, а может, вам не даёт покоя ваше состояние? Может, нужно больше жертвовать нуждающимся? В конце концов, согласно писанию, Господь не очень жаловал богатство и скорее поощрял скромный образ жизни, нежели жизнь в роскоши.

– Послушайте, мой добрый и смелый юноша, – Ицхак придвинулся поближе к Андрею, огляделся по сторонам, как будто собирался сообщить что-то очень важное и секретное:

– Как вам известно, мой далёкий предок был лично знаком с Петром, одним из двенадцати апостолов и верных друзей самого Иисуса Христа! Поэтому кое-что об этой жизни мне известно не только из писаний, но от самого первоисточника. И эти знания в нашей семье передавались от отцов к сыновьям на протяжении десяти веков. И вот что я вам скажу, Андрей: богатство – это не порок. Богатство – это награда за любовь к своему делу, а не за любовь к самому богатству. Человек только тогда получает достаток, когда занят делом по душе. В конце концов всё творится по любви, без любви же всё притворяется. Так гласит забытый первоисточник! Со всем уважением к святому писанию, некоторые вещи в нём слишком непонятны, а то и вовсе нарочно перепутаны… – с этими словами Ицхак поблагодарил Андрея за исповедь, попрощался и вышел из храма.

Богослов подумал о том, какие интересные люди его окружают и насколько вообще удивителен мир. Ведь чем больше он задаёт вопросов, чем настойчивее ищет истину, тем больше получает ответов. Но каким необычным образом: от людей, которым он эти вопросы и не задавал вовсе. Воистину неисповедимы пути Господни!

Тем временем жара на улице не спадала, но на горизонте появились чёрные тучи, предвещая к вечеру страшную грозу и обильный дождь. Выслушав ещё нескольких прихожан, душещипательные истории которых не содержали никаких серьёзных прегрешений, Андрей почувствовал, что уже порядком проголодался, а значит, скоро придёт Лена и накормит его своим вкусным обедом. В предвкушении скорой встречи с любимой он не заметил, как перед ним возникла давно ожидавшая своей очереди босая девушка в чёрной накидке. Подойдя к Андрею, она поцеловала его руку и, не поднимая головы, спрятанной в капюшоне, спросила:

– Скажите, что мне делать? Я всем телом вожделею женатого мужчину. Я каждую ночь вижу, как он ласкает моё обнажённое тело. Я слышу наши стоны, я чувствую его горячее дыхание на своей коже, я ощущаю его поцелуи, и сладкая дрожь охватывает всё моё естество, вырываясь громким криком из моих влажных губ. Кажется, ещё немного и я продам душу дьяволу за то, чтобы удовлетворить своё желание и завладеть этим мужчиной! – и вдруг она издала громкий стон, подняла голову и распахнула перед ним свою накидку!

От неожиданности Андрей пошатнулся: это была та самая рыжая, с изумрудно-зелёным взглядом, которая привиделась ему во время прошлой службы. Но, чёрт побери, под распахнутой накидкой совершенно не было одежды! Умопомрачительное стройное тело с большой упругой грудью и этот совершенно бесстыжий откровенный взгляд, заставляющий содрогаться всё мужское начало! Андрей судорожно пытался взять себя в руки, не понимая, куда вдруг подевались все люди из храма. Она же начала медленно двигаться к нему навстречу, и её и без того яркие глаза начали светиться зелёным светом. Схватив в руки крест и пытаясь избавиться от наваждения, он направил его в сторону рыжей бестии и только тогда заметил единственный изъян внизу её безупречного живота: очень криво и некрасиво выполненную татуировку на латыни – Lilit.

Увидев распятье, она улыбнулась похотливой улыбкой и, протянув фразу «Ты м-о-о-о-ой», неожиданно растворилась в горячем воздухе. В следующее мгновение в храм вошла Елена и увидела Андрея, держащего крест на вытянутой руке. При этом было совершенно непонятно, на что он его направил.

– Что с тобой, Андрей? – она подошла ближе и заметила, что всё его лицо покрыто потом, а сам он абсолютно растерян.

– Милый мой, эта жара сведёт тебя с ума. И я ещё со своими кошмарами не дала тебе выспаться, – она аккуратно вытерла пот с его лица и снова спросила, – тебе что-то привиделось?

– Ты знаешь, – он медленно подбирал слова, – у меня какие-то странные видения. Мне кажется, стоит немного отдохнуть, отвлечься. Пожалуй, я приму приглашение одного мсье и посещу сегодня баню, а на выходных мы с тобой отправимся на ипподром, – всё ещё потерянный Андрей с испугом оглядывался по сторонам.

Лена взяла его за руку, и они отправились в прохладную келью, где можно было спокойно отобедать.

Но скоро, мой читатель, спокойствие надолго оставит Андрея…