Виват, гардемарины!

Заснеженная Россия: поля, поля, перелески, одинокая церквушка с луковкой.

Закадровый голос:

— Россия никогда не ила просто так, повинуясь естественному ходу событий. Она всегда стояла перед выбором. То выбирала между язычеством и христианством, то прыгать ли ей в прорубленное Петром I окно или близкок нему не подходить. Воспользоваться открытой дверью никому в голову не встало. В год одна тысяча семьсот сорок четвертый от рождества Христова, в который и происходят наши события, Россия выбирала невесту для наследника престола Петра Федоровича. Это ответственное государственное дело осложнялось тем, что наследник, прозванный «голштинским чертушкой», был ума недалекого, характер имел вздорный, а поведение — беспутное, чем приносил немало огорчений своей царственной тетушке Елизавете Петровне.

По проторенному санному пути мчится одинокий всадник. Он отлично держится в седле — то гарцует, словно демонстрирует невидимым зрителям свое искусство, то шутовски размахивает руками, то кричит, ставя лошадь надыбы, то корчит рожи, будто пугает кого-то, что вот-вот свалится с седла. Он, как говорят в народе, куражится; крики и смех невидимой нам толпы подогревают его азарт. Вдруг всадник свалился на землю; неподвижный, с закрытыми глазами, он казался мертвым. Лошадь, осторожно перебирая ногами, кружила вокруг него.

Донесся отчаянный вопль толпы.

Бледное молодое лицо наездника дрогнуло в слабой улыбке.

По парковой аллее к упавшему юноше спешили придворные, егеря, гвардейцы.

Первой бежала девица с растопыренными руками; ее догоняли Фукс и Сабуров; за ними с трудом поспевал простоволосый Брюммер, а дальше толпа сбилась в плотный клубок. И лишь одинокая женская фигура стояла неподвижно под красным кустом рябины: Анастасия спокойно наблюдала происходящее.

Лежащий на дороге приоткрыл глаза, вдруг поднял голову с заснеженными волосами и громко захохотал:

— Что? Испугались? То-то!..

Толпа окружила юношу. Молодой гвардеец Саша Белов бросился ловить его перепуганного коня.

Все дружно подхватили смех упавшего наездника, весело обсуждая его жестокую шутку. Откуда-то появилось вино, зазвенели бокалы, зазвучала здравица в честь Петра Федоровича.

Юноша хохотал до слез и вдруг замолк, увидев одинокую женскую фигуру под рябиной. Он решительно направил сятуда, жестом остановив толпу, вплотную подошел к Анастасии и оперся рукой о ствол за ее спиной. Она смотрела на него с сожалением.

Запыхавшийся от езды и быстрой ходьбы молодой человек с интересом разглядывал красивое лицо девушки. Растаявший снег и пот стекали по его лицу. Он отхлебнул из серебряной фляжки, поймал губами мороженую гроздь рябины и, прожевав ее, произнес с язвительной ухмылкой:

— А ты что стоишь? Не испугалась за наследника? Иль жизни моей не жаль?!

— Грешно так шутить, ваше высочество! — строго, почти сострадательно ответила Анастасия и вдруг вынула кружевной платочек из муфты, протянула его наследнику.

От неожиданности он по-мальчишески приоткрыл рот.

— Оботритесь, ваше высочество, негоже вам быть в таком виде. — Она заботливо стала промокать платочком лицо шестнадцатилетнего великого князя Петра Федоровича.

Поймав коня, Саша напряженно следил за этой сценой. Никто не предполагал, что из дворцового окна за происходящим внимательно наблюдала государыня Елизавета Петровна.

Зябко передернув плечами, она приняла от вице-канцлера фаянсовую кружку с дымящимся кофе и с наслаждением отхлебнула горячий напиток.

— Что это, Алексей Петрович, за срочность такая, что ты меня и на охоте тиранишь? Женитьба наследника дело непростое, деликатное и требует приватного обсуждения, — устало сказала Елизавета, грея руки о теплый фаянс.

— Нет, ваше величество, это дело не только приватное, семейное, но и государственное. От выбора невесты для наследника зависит вся политика в Европе! Лучшей партии, чем принцесса Марианна, нам не найти. Король Саксонский ждет вашего ответа. — Голос Бестужева звучал умоляюще. — Решайтесь!

— Да чем она хороша-то, твоя Марианна Саксонская? Ни кожи ни рожи… — усмехнулась Елизавета.

— С лица воду не пить. А Марианна подарит нам равновесие политических сил в Европе, союз с Австрией и с морскими державами. — Голос Бестужева вдохновенно зазвенел.

Елизавета обреченно вздохнула и отвернулась к окну, откуда открывалось пестрое и нарядное зрелище.

Собравшаяся на охоту молодежь была очаровательна. Статс-дамы и фрейлины по примеру императрицы облачились в мужские камзолы и лосины; у мужчин — те жепарики, мушки, кукольные личики, и только преображенцы, сопровождавшие царский эскорт, отвечали статью и костюмом своему назначению.

От толпы отделилась всадница, фрейлина Анастасия Ягужинская. За ней устремился привезенный из Голштинии наследник, сопровождаемый двумя оболтусами — бароном Фуксом и графом Сабуровым.

Догнав девушку, великий князь спешился и неожиданно дернул фрейлину за ногу, пытаясь стащить ее с лошади. Анастасия усидела в седле и, видимо, больно кольнула наследника шпорой. С визгом он отскочил в сторону и, по-детски присев, показал девушке язык.

Елизавета тяжело вздохнула.

— И не гневайтесь на меня, государыня, — горячо задышал Бестужев в затылок Елизаветы, — женить Петра надо срочно!

— Молод еще наследник.

— Молод… Дня без винища не может. — В голосе Бестужева прозвучала брезгливость. — Совсем опаскудился.

— Но, но! — прикрикнула Елизавета. — Говори, да не заговаривайся! — Она прошла к пылающему камину, зябко протянула руки к огню.

— Простите за дерзость, ваше величество! Да ведь по усердию… Уходите вы от разговора, матушка-государыня, а кто знает, какое семя от Петра Федорыча произойдет? Ну-ка, вовсе дитя не родит? Что тогда с троном российским будет?

Елизавета смотрела в окно.

Великий князь продолжал резвиться. Сейчас, вторя охотничьему рожку, он распевал военный марш. Фукс и Сабуров подпевали ему. В руке у наследника была чарка. Подвыпившие юнцы прыгали на одной ноге, толкая друг друга коленом под зад, — кто устоит?

Петр подпрыгнул к Ягужинской и сунул ей чарку под нос. Она гневно отстранила ее, расплескав вино.

Елизавета раздраженно повернулась к Бестужеву.

— Ты бы лучше за родственницей своей следил! сказала государыня с неприязнью. — Спесива Ягужинская, вся в мать! Ничего, угомоним… Скоро смирной станет.

— К заговору матери своей Анастасия касательства не имела.

— Как же не имела, если была в бегах? Да еще с французом!

— Шевалье де Брильи похитил девицу Ягужинскую и обманно увез в Париж. А спас ее Александр Белов, сержант лейб-гвардии, юноша весьма отважный и верный.

— А, помню, помню… Романтическая история… В ней участвовали еще какие-то нижние чины. Гардемарины, кажется.

— Не только романтическая история, ваше величество. Это была политическая история, в которой гардемарины сослужили большую пользу Отечеству!

Елизавета вышла на дворцовое крыльцо, и тут же все Пришло в движение.

Свита от костров потянулась к дворцу. Офицеры лейб-гвардии, собирая подчиненных, стали громко выкрикивать команды. Появились егеря в красных камзолах, они вели рвущихся с привязи собак.

Саша Белов, стоявший в охране царского эскорта, держал под уздцы лошадь наследника. Мимо него прошла Анастасия.

На миг она задержалась, поправляя ботфорту, и он услышал ее горячий шепот:

— Сашенька, беда! Я жду тебя в царевом домике.

Надувая щеки, егерь трубил в рог. Волнующие звуки русской псовой охоты огласили зимний простор.

По свежему насту летели собаки, тела их были вытянуты, лапы, казалось, не касались земли. Следом мчались всадники.

Весело хохотала Елизавета, забывшая обо всех государственных делах.

Вытаращив слезящиеся от ветра глаза, тяжело скакал Бестужев. Его обогнал Петр, обожавший быструю езду.

Фукс и Сабуров, словно выполняя приказ наследника, не отставали от Анастасии.

Анастасия тревожно оглядывалась по сторонам. Справа от себя она увидела просеку с протоптанной в снегу узкой тропинкой. Желая отделаться от спутников, она выронила муфту и попыталась соскочить с седла, но предупредительный Сабуров на скаку поднял муфту и бросил ее девушке.

Донесся отчаянный, звонкий лай собак. Свора догоняла зверя.

Охотники с гиканьем пронеслись мимо Анастасии, торопясь к месту развязки. Азарт охватил всех, и никто не заметил, как Анастасия нырнула под еловую ветку, оглянулась мельком и, набирая скорость, помчалась по узкой просеке. Только снег летел из-под копыт, оставлявших глубокие следы.

Фукс и Сабуров искали глазами Анастасию.

В царевом охотничьем домике пылала печь, тускло светились цветные витражи, словно отгораживая влюбленных от всего мира.

Анастасия целовала Сашины волосы, руки.

— Любимый, счастье мое, разлучают нас! Государыня обвенчать меня хочет с тобольским губернатором. Уже и день назначен, и приданое за мной дают большое. Это все равно что ссылка в Сибирь.

Она сняла косынку и обвила ею шею любимого. Саша прижался губами к ее глазам, щекам…

— Целуй меня горячей! — Анастасия стащила с себя и швырнула в угол камзол. — Не хочу доставаться нелюбимому, а там будь что будет! — Она с силой тряхнула головой, и волосы рассыпались по ее плечам.

— Ты что надумала, Господь с тобой! Бежать тебе надо! — словно очнулся Саша.

— Куда бежать? Что ж я, как проклятая, всю жизнь в бегах? Да и нет у меня никого. Одна крестная — и та в Берлине!

Она жарко обняла Сашу и поцеловала его в губы. Послышался далекий лай собак. В комнату вбежал перепуганный сторож Иван, но тут же отскочил назад, спрятался за дверь.

— Анастасия Павловна, не погубите! Не следовало вам сюда приходить!

Наследник престола с их светлостями прискакали…

Три всадника спешились возле царева домика. Все они были изрядно пьяны.

— Вот ее лошадь! — крикнул наследник. — А это чья?

— Сейчас проверим! — злорадно бросил Сабуров. Они взбежали по ступенькам. Петр пинком отворил дверь.

Анастасия сидела у стола и со спокойным вызовом смотрела на великого князя.

— Прелюбодейство! — Пьяный Петр оперся о столешницу. — Ах ты, недотрога!

Фукс и Сабуров рыскали по комнате.

— Сейчас мы полюбовника твоего сыщем! Вот потеха-то будет!

— Целуй меня! — Петр бесцеремонно обнял девушку и открытым ртом потянулся за поцелуем.

Анастасия вырвалась и ответила наследнику звонкой пощечиной. Пьяный Петр с грохотом упал на пол.

В комнату влетел Иван и, шепча молитвы, потащил наследника в свою комнату. Потрясенный Петр молчал, ошалело тараща глаза.

— На царскую кровь руку подняла, сучка! — Фукс замахнулся на Анастасию, но ударить не успел — кто-то цепко схватил его за руку.

Перед ними стоял крепкий лейб-гвардеец с лицом, замотанным косынкой. В руке его дрожала обнаженная шпага.

— Полюбо-о-вничек! — заорал Фукс и выхватил шпагу из ножен.

Драка была стремительной, короткой и яростной: двое против одного.

Численное превосходство не помогло собутыльникам Петра Федоровича — шпага противника задела руку Фукса.

Сабуров подхватил друга. Они выскочили из дома и помчались за подмогой.

Анастасия бросилась к Саше.

— Что же будет, Сашенька? — Ее била дрожь, она с трудом сняла косынку с его головы. — За обиду царской фамилии — крепость! А потом — Сибирь!

— Вот и встретимся в Сибири! — Саша по-мальчишески расхохотался. — Глупости! Скачи в город к Алешке. Жди меня там. А я уж как-нибудь вывернусь!

Уже слышны были лай собак и голоса приближающейся кавалькады. Сторож Иван из окна с ужасом наблюдал за прибывающими к дому охотниками.

Первыми скакали Фукс и Сабуров. Они отчаянно жестикулировали, объясняя что-то Елизавете и показывая на охотничий домик.

За Елизаветой, тяжело дыша, поспешал Бестужев.

На полкорпуса лошади сзади него скакал мрачный, озабоченный Брюммер.

Дальше, возбужденно горланя, к домику приближались свита и гвардейцы.

Саша плечом выбил окно, помог Анастасии спрыгнуть на землю, затем подсадил ее в седло и махом вскочил на своего коня.

— Держись! — Он с силой хлестнул лошадь Анастасии по крупу.

Кони с ходу вошли в галоп.

До поворота Саша сопровождал девушку, нахлестывая ее коня, затем резко свернул в лесную чащу, чтобы незаметно примкнуть к царской кавалькаде.

Императрица со свитой стояла во дворе царева домика.

На крыльце, поддерживаемый Иваном, бушевал Петр; Фукс и Сабуров суетились рядом. Наследник, путая немецкие и русские слова угроз, орал:

— Запорю!.. Сквозь строй!.. В Шлиссельруб!.. В Шлиссель… В крепость! Schmutzige Schweine![1] Канальи!..

Елизавета подозвала воспитателя наследника.

— Брюммер! Что ж не усмотрел за своим воспитанником? За что я тебе такие деньги плачу?! Увези-ка его быстрей от сраму.

Брюммер попытался стащить упирающегося наследника с крыльца. Барон Фукс, показывая царапину на руке, обратился к Елизавете:

— Ваше величество! Выслушайте! — Он поклонился государыне. — Мы фрейлину Ягужинскую поймали на прелюбодействе с преображенцем.

По толпе прокатился ропот.

— Он на наследника покушался. А лицо тряпкой замотал! Фрейлина Ягужинская сбежала, а полюбовник здесь! Здесь! Я его опознаю!

Саша вышел из-за кустов и незаметно смешался с отрядом. Наследник бился в руках Брюммера и кричал что-то по-немецки.

— Великий князь требует опознания преступника, — перевел воспитатель.

Любопытствующая свита поддержала наследника.

— Становись! — громко крикнул офицер. Гвардейцы выстроились в шеренгу.

— Смирно!

Петр в сопровождении Елизаветы, Брюммера и двух оболтусов двинулись вдоль шеренги для опознания.

Все затаили дыхание. Бестужев усмехнулся в меховую рукавицу.

— Веселовский!.. Федоров!.. Мусин!.. — выкрикивали преображенцы поочередно. Лица у всех были бесстрастны.

Петр внимательно вглядывался в каждого, соизмеряя свой и чужой рост.

— Чепурнов!.. Аверков!..

Очередь дошла до Саши.

— Белов! — выкрикнул он звонко и сделал шаг вперед. Петр насторожился и даже подпрыгнул, чтобы заглянуть гвардейцу в глаза, затем обошел вокруг юноши.

— Что делал на охоте? Где был?

— В свите ее императорского величества.

— Врешь, каналья! — взвизгнул наследник.

— Никак нет, ваше высочество! — бесстрастно ответил Саша.

Петр понял, что так можно препираться бесконечно.

— Где эт-та скотина? — Он оглянулся на крыльцо. Иван подбежал к наследнику.

— Этот?.. Узнаешь?!.

Иван бухнулся в ноги Елизавете и заголосил:

— Ваше величество, не губите! Не видел я никого… Бродят тут всякие. А дом не заперт! Я на шум прибег… Их высочество-то к девице с поцелуями полезли. А она-то их по роже… Я их высочество на руки принял, его ножки не держали, а эти господа закричали и на девицу с кулаками!

— Что несешь, дурак? — опешил Петр и схватил Ивана за шиворот.

Елизавета бросила на наследника насмешливый взгляд.

Толпа за спиной императрицы тут же отреагировала неуверенным смешком.

Иван съежился от ужаса, но остановить свои причитания он был уже не в силах:

— Ма-а-тушка государыня, они и прибить могли ее в ярости, а с пьяных какой спрос? А тут словно бес какой появился — морда замотана, сам кривоплечий, ручищ-щи во! — и давай шпагой лупить! Я их высочество у себя схоронил, а больше я ничего не видел… — Тут силы окончательно оставили Ивана и он с рыданиями стал целовать царские сапоги.

Елизавета отдернула ногу.

Свита откровенно захохотала.

— Ягужинскую-то мы сыщем, — небрежно бросила Елизавета, а затем насмешливо обратилась к Саше:

— Так что, Белов, был ты в царевом домике или нет?

— Не был, ваше величество! — звонко отчеканил Саша и дерзко глянул государыне в глаза. — А случись я там, то защитил бы женщину, потому что честь женщины превыше всего.

— А как же долг военный?

— Долг военный в том вижу, чтобы служить чести и славе вашего величества!

Императрица улыбнулась, довольная. Напряжение момента спало.

— Пригони-ка мне карету, — велела она Саше.

— Рад стараться, ваше величество! Саша вскочил в седло и загарцевал перед толпой, перекрывшей дорогу:

— Рас-ступись!

Бестужев вместе со свитой отшагнул в сторону. Толпа рассыпалась, гости начали разъезжаться.

Брюммер наклонился к Елизавете и горячо зашептал ей на ухо:

— Ваше величество, доколе же тянуть? Женить надо наследника, и немедля.

Простите мне мою дерзость — ведь Бестужев помешать может.

Бестужев направился было к ним. Но государыня, заметив это, отвела Брюммера в сторону.

Саша пригнал карету.

— Помоги мне, Белов.

Он почтительно подставил руку императрице.

— Садись, — велела она, — всем места хватит. За Сашей в карету залез Брюммер и захлопнул дверцу.

Карета тронулась.

Бестужев проводил их взглядом. Лицо его выражало удивление и озабоченность.

Дворец императрицы. Опочивальня. Драгоценные часы на камине пробили шесть часов, проиграли нехитрую мелодию. Свечи и лампады освещали мночисленные лики святых. Елизавета заканчивала письмо. Воспитатель наследника Брюммер застыл в почтительной позе.

— Е-ли-са-вет, — прошептала государыня, поставив в конце письма царственную закорючку своей холеной рукой. Она свернула письмо и протянула его Брюммеру:

— Запечатай!

Тот принял письмо, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

— Осмелюсь спросить ваше величество… Правильно ли я понял, что на роль гонца вы изволили выбрать гвардейца Александра Белова? Боюсь, он человек крайне ненадежный!

— Ненадежный? — вскинула голову Елизавета. — Ты не болтай, чего не надо! Я доверяю моей гвардии. Эти преображенцы в детстве моими няньками были, а потом на руках на русский трон внесли! «Ненадежный»… — передразнила она Брюммера.

— Но мне известно точно, что он человек Бестужева. Елизавета неожиданно рассмеялась.

— Вот и хорошо. — Она словно дразнила собеседника. — Был Бестужева — станет моим. Запомни, Брюммер: Бестужев никогда не приблизит к себе никчемного человека. У Алексея Петровича особый нюх на людей, и этим свойством нам не грех воспользоваться.

— Но сохранит ли Белов нашу тайну? — несколько опешил Брюммер. — Он молод, горяч не в меру…

— А я не собираюсь посвящать его в наши дела. А то, что молод и горяч, — это прекрасно! Невелика работа доставить депешу по назначению. Главное — довезти в целости и без приключений моих гостей. А с этой задачей он Правится!

— Но он же врал вам, ваше величество! На охоте. Нахально врал! Экий мерзавец! — не выдержал Брюммер.

— Почему врал? — искренне удивилась государыня. — Как он сражался за Ягужинскую! И Петрушку, недоумка моего, знатно проучил! Мы с Беловым отлично поняли друг друга. Он честный человек. Я в глаза ему смотрела… И сердце мне тоже подсказывает. — Она положила руку на грудь.

Брюммер скептически поджал губы.

— Мы, немцы, больше доверяем факту, чем воображению.

Елизавета окинула его презрительным взглядом.

— Тогда почему ты служишь мне, а не королю Прусскому Фридриху? Платит мало? Вы там по факту живете, а мы по воле Божьей! И кончим об этом… Зови Белова!

Брюммер отворил дверь. Белов нервно мерил шагами прихожую, косясь на мраморную нимфу, которая, поднеся палец к губам, казалось, призывала к молчанию. Брюммер сделал приглашающий жест.

Кабинет вице-канцлера. Пылает камин. Бестужев сидел за столом в своем кабинете, перед ним навытяжку стоял Алеша Корсак.

— Какое задание дала Белову государыня? — резко спросил Бестужев.

— Не могу знать, ваша светлость, я только сопровождающий, — отрапортовал Алеша, несколько опешив от столь прямого вопроса.

Вице-канцлер пробуравил его взглядом, помолчал.

— Я знаю, мичман Корсак, что вы с Беловым везете пакет в Цербст. Я не буду требовать у вас этого пакета. Кто ж возьмет на себя грех ломать печать государыни? — Тон его был почти отеческим. — Но я знаю: из Цербста по вызову государыни поедут некие гости. Так вот, даю тебе задание: следить за каждым их шагом — с кем встречаться будут, о чем говорить. Но главное, мне нужны бумаги, которые наверняка будут у этих особ и которые они будут прятать. Да, да… ты должен мне их доставить.

Алеша вздрогнул, глаза его округлились.

— В наш эпистолярный век, — продолжал Бестужев, — все переписываются.

Человек слаб, он зачем-то доверяет бумаге свои тайные мысли. Понял?

— Но почему я? — воскликнул потрясенный Алеша. — Разве я похож на вора?

— Вор — это на базаре, а в политике вор — ловкий, находчивый человек.

Запомни, Корсак! Я бы поручил это Белову, он малый не промах. — Бестужев усмехнулся. — Да он сейчас возгордился — государыней обласкан! А того не знает, что фаворит — должность ненадежная. Они часто меняются, а Бестужев вечен и умеет платить за услуги. Иль забыл?

— Как забыть… — подавленно сказал Алеша. — Век помнить буду, ваша светлость.

— Вот и хорошо, — согласился Бестужев. — Слежку вести тайно. И от Белова тоже. Вернешься — представишь мне письменный рапорт. И без того взвинченный необычайным приказом, Алеша не выдержал:

— Но это бесчестно! Белов — мой друг. Я на подлость не пойду!

— Ах ты, сопляк! — рявкнул Бестужев. Лицо его побагровело. — Сына родил, а ума не нажил! Тебе сколько лет?

— Двадцать один, ваша светлость. — Алеша вытянулся в струнку перед вельможей.

— Венчался?

— Венчался, — почти с вызовом сказал Алеша.

— А по морскому регламенту брак до двадцати двух лет запрещен?! — крикнул Бестужев.

— Запрещен, — тихо согласился Алеша. Бестужев встал, остановился рядом с Алешей и, глядя свинцовыми глазами ему в переносицу, тихо и страшно сказал:

— Та-ак. Девку и пащенка в Сибирь, тебя на галерный флот матросом. Пшел вон!.. — И вернулся на свое место. Алеша стоял опустив голову.

— Что же не уходишь? Чего ждешь? — Бестужев стукнул печатью по бумаге.

— Понял, что нужно послужить России? Главным помощником тебе в Берлине будет наш посол граф Чернышев.

Он сунул бумагу Алеше под нос. Тот принял ее безропотно.

В небогатом доме Алеши Корсака шло прощание. Алеша поднял сынишку на вытянутых руках, потормошил и, когда малыш улыбнулся, обнажив розовые десны, крепко поцеловал его в тугие щечки.

Софья приняла ребенка в одеяло и встала перед Алешей, похудевшая и похорошевшая в раннем материнстве.

— Отчего в глаза мне не смотришь? — насторожилась вдруг Софья. Алеша глянул на нее тяжелым взглядом и ничего не ответил.

— Ой, скрываешь что-то… Страшно мне, Алешенька!

— Не каркай! — резко бросил Алеша.

У Софьи задрожали губы, и он тут же ласково ее обнял.

— Сына береги! — Они поцеловались, и, чтобы предотвратить дальнейшие вопросы, Алеша решительно сказал: — Посидим на дорожку… и помолчим.

Словно чувствуя важность минуты, малыш перестал гулькать и таращился по сторонам синими глазками.

И вот уже Софья осталась одна с младенцем на руках.

Алеша смотрел на заиндевевшее окно и угадывал за ним силуэт Софьи.

Узор на окне словно ожил, зазеленел. Зазвучала нежная мелодия лета.

Солнечный луч осветил папоротники и две обнявшиеся фигуры. Лицо Алеши беззаботно и весело, он шепчет слова любви. Софья нежно целует его. И гаснет воспоминание…

Необозримые белые просторы, слепящий глаза снег, редкие перелески.

По накатанной дороге мчалась кибитка, запряженная парой лошадей. Морды лошадей заиндевели, от спин валил пар. Сидевший на козлах Алеша все поторапливал лошадей щелканьем кнута.

В подернутом морозцем окошке кареты виднелись лица Саши и Анастасии.

Внутри кареты было тепло и уютно.

— Слава Богу! — Анастасия положила голову на плечо Саше. — Видишь, как судьба к нам милостива? Я и подумать не могла, что Бестужев обо мне позаботится. А он паспорт выписал в Берлин! Посол Чернышев еще с батюшкой моим служил в первом полку кавалергардов, а жена его, Марфа Ивановна, — моя крестная.

— На обратном пути мы встретимся. — Саша взял руки Анастасии, подышал на них, словно отогревая. — А когда вернусь в Петербург, на коленях умолю государыню простить нас.

— Боюсь я за тебя, Сашенька… — Анастасия щекой потерлась о его руку.

— Ну что ты, душа моя! Дело-то пустяковое — отвезти пакет в Цербст, а оттуда сопровождать гостей до Риги. Потом их будет охранять казачий отряд.

— Пустяко-овое… — протянула Анастасия. — А почему втайне от Бестужева?

— Им там, наверху, виднее, — беспечно отмахнулся Саша.

— У тебя все просто, — огорчилась Анастасия. — Жаль, что Никиты нет. Он раздумчивый. Саша хвастливо рассмеялся.

— Письмо Никите уже летит с почтовой каретой в Геттинген. Он будет ждать нас в Цербсте.

Кибитка выехала из леса и помчалась дальше по зимним полям, удаляясь.

Вечер. Солнце садилось за пологий холм. Кибитка мчалась вдоль реки, а потом скрылась, завернув за колоколенку. Колокол звонил к вечерней литургии.

Путники и не заметили, как добрались до Берлина. Людные улицы, ратуша, готический собор, нарядные вывески трактиров и лавок…

Грохоча колесами по булыжной мостовой, карета подкатила к дому графа Чернышева.

Алеша соскочил с облучка и ударил молотком в дверь. Она распахнулась.

На пороге стоял слуга.

— Это дом графа Чернышева?

— Это русская миссия, — торжественно провозгласил слуга, — а их светлость граф отдыхают в своих апартаментах. — Он указал на второй этаж.

— Мы из Санкт-Петербурга, — с наигранной значительностью произнес Алеша. — Знатные путешественники, и граф нас ожидает.

Алеша, Саша и Анастасия вошли в дом. Слуга закрыл за ними дверь…

Граф Чернышев отметил прибытие «знатных путешественников» отменным обедом. Его стол, несмотря на постный день, был роскошен.

Саша и Алеша ели с завидным аппетитом, а слуги подавали все новые блюда.

Жена посланника Марфа Ивановна, тучная женщина в русском наряде и с пуховым платком на плечах, сидела, подперев подбородок рукой, переглядывалась с мужем и ласково смотрела на юношей.

— Ну вот, перекусили… А ведь ни в какую не хотели оставаться. Так торопились! А как же без обеда? Дела-то не убегут! А нам здесь, в Берлине, каждый русский человек — подарок. Икорочки вот попробуйте, из России получаем.

Саша вздохнул (сколько можно есть!), зачерпнул полной ложкой икру и отправил в рот.

— Что новенького в Петербурге? — продолжала Марфа Ивановна. — Наследника-то видели? Здесь сплетники говорят, что наш Петр Федорович в бо-ольшом ущербе.

— Ма-арфа Ивановна, ма-атушка… — укоризненно протянул посланник.

— Но мы не верим, не верим, — тут же согласилась она с мужем.

— Спасибо. Все. Очень сыт! — категорично произнес Саша, приподнимаясь из-за стола. — Поверьте, у нас действительно неотложные дела.

— Ка-ак? — потрясенная Марфа Ивановна всплеснула руками. — А щи монастырские с грибочками да потрошками?

Она открыла супницу, из которой повалил соблазнительного запаха пар.

— Ма-атушка, в постный-то день, — укоризненно заметил граф.

— Ничего… Бог милостив, — мягко отозвалась жена.

— С потрошками — его любимое блюдо, — вдруг весело сказал Алеша, указывая на друга.

Саша от неожиданности плюхнулся на стул, с недоумением посмотрел на друга.

Марфа Ивановна была в полном восторге:

— Правда?

Она протянула Саше полную тарелку щей. Тот уставился на них обреченно.

Внезапно начали гулко бить напольные часы, и, вторя им, запели, застучали, защелкали прочие часы, большие и малые, — ими, казалось, были заполнены все комнаты.

— Я вынужден откланяться, господа, — сказал граф, вставая. — У меня сегодня почтовый день. Я должен подготовить письма к приезду кареты.

Алеша подался вперед. — Ваша светлость, — произнес он, поспешно вставая и чуть не опрокинув при этом бокал вина, — позвольте воспользоваться вашей почтой. У меня жена и сынишка в Петербурге.

— К вашим услугам, — с готовностью согласился Чернышев.

Граф и Алеша вышли из комнаты. В кабинете граф положил перед Алешей бумагу и очиненные перья.

— Пишите скорей.

К удивлению графа, Алеша не сел за стол, а вытянулся в струнку, щелкнул каблуками и четко, по-военному отрапортовал:

— Ваша светлость, у меня к вам поручение. — Он протянул ему пакет. — Тайная депеша от вице-канцлера Бестужева.

Граф серьезным и внимательным взглядом окинул Алешу и вскрыл пакет.

В опустевшей столовой Саша шагал из угла в угол, поглядывая на часы.

Дверь скрипнула, и в комнату вошли Марфа Ивановна и умытая, похорошевшая Анастасия. Плечи ее тоже украшал пуховый платок.

— Вот она у нас какая красавица! — любовно сказала Марфа Ивановна. — А не назовись она мне давеча, — обратилась Марфа Ивановна к Саше, — я б ее и не признала. И немудрено — десять лет не видела. — Она проницательно поглядела на молодых людей и добавила: — Ну вы тут побеседуйте, а я с кофием потороплю. — И вышла.

Саша и Анастасия обнялись.

— Все хорошо, голубчик Сашенька! — радостно прошептала Анастасия. — Марфа Ивановна — добрейшая женщина. Она обещала мне кров и защиту. Только как без тебя будет тоскливо!..

— Я непременно заеду к тебе на обратном пути из Цербста.

За окном запел почтовый рожок, послышались голоса, торопливые шаги, захлопали двери. Саша и Анастасия отпрянули друг от друга.

В комнату вошли Алеша и граф Чернышев.

— Пора! — бросил Алеша, направляясь к выходу.

Саша последовал за ним.

Марфа Ивановна ласково обняла Анастасию, словно удерживая ее, не давая броситься вслед за Сашей.

Друзья сели в карету и отъехали от здания русской миссии, где в окошке маячило печальное лицо Анастасии.

Лес. Красногрудый снегирь плюхнулся на ветку. Искрящийся иней посыпался на меховую шапку Никиты, на поднятое вверх лицо.

— О-го-го! — закричал он радостно, бросил на едва запорошенную снегом землю огромные варежки из красной лисицы и стал собирать в горсть подтаявший снег.

— Ну словно дите малое! — ворчал Гаврила, с вниманием рассматривая отвалившуюся от кареты дверцу. — Эх, Никита Григорьевич, когда же наука вас образумит? Все бы с дружками колобродить! У меня только латынь здесь оседать стала, — он ткнул себя пальцем в затылок, — и опять все бросили, мчимся куда-то.

— Гаври-ила! Внимай! Цитирую! — заорал весело Никита. — Ум, хорошо устроенный, дороже, чем…

Он с силой пустил снежок в спину Гавриле. Тот от неожиданности подпрыгнул и проорал в ответ:

— …Ум, хорошо наполненный!

От ужаса всполошенно застрекотали сороки.

Никита смел иней с ресниц и замер — по другую сторону поляны, освещенные ярким солнцем, застыли три всадника.

Никита помотал головой, но видение не исчезло, а приобрело черты реальности — три всадника, медленно преодолевая пространство, приближались к карете.

— Батюшки! — ахнул Гаврила. — Ведь предупреждали нас, что в здешних лесах пошаливают! Князь, где ваша шпага? — Он полез в накренившуюся карету.

Меж тем всадники приблизились, с любопытством рассматривая возмутителей спокойствия. Двое из них были военными, а тот, что помоложе, облачен в изящный охотничий костюм. Он в упор с радостным изумлением рассматривал Никиту.

Никита снял шапку и поклонился.

Вежливый кивок был ответом. По велению еле приметного жеста двое военных соскочили на землю и направились к карете.

— Стой, нехристи! Стр-релять буду! — зарычал Гаврила и замахнулся шпагой, словно дубиной.

Юноша звонко расхохотался, легко соскочил с коня. Из-под башлыка выбились пушистые волосы.

— Не бойтесь, господа! Мы не разбойники. Фриц и Густав помогут вам.

Никита и Гаврила опешили — перед ними стояла очаровательная девица.

Она подняла все еще лежавшие на снегу варежки и, с интересом рассматривая их, уверенно начала разговор:

— Откуда вы? Судя по вашему виду, вы иностранцы.

— Я из России.

— О, Россия! — восхищенно воскликнула незнакомка. — Санкт-Петербург! Наш король Фридрих чтит вашу императрицу Эльзу. Говорят, у нее золотой трон! На башмаках бриллианты! Вместо половиков — дорогие меха! И все веревки во дворцах — из золотых ниток!

— Вы очаровательны! — рассмеялся Никита. — Какое сказочное представление о моей Родине!

— Вы спешите в Россию? И, наконец, кто вы?

— Позвольте представиться. — Никита щелкнул каблуками.

— Князь Никита Оленев, студент Геттингснского университета. Сейчас еду в Цербст. У меня там свидание в «Трех коронах».

— С кем? — быстро спросила девушка.

— С друзьями.

— С друзьями ли?

— Святая правда, клянусь! — шутливо поклялся Никита.

— После встречи с вами в моем сердце нет места для другой женщины. Мы, русские, однолюбы. — Оба рассмеялись.

Девушка смеялась, лукаво сощурив глаза. Никита был очарован незнакомкой.

Тем временем дверцу кареты починили и к девушке подвели коня. Она легко вскочила в седло.

— И больше не кричите так страшно, — посоветовала она, лукаво улыбаясь. — А то на вас и вправду нападут разбойники. В наших местах неспокойно.

— А что бы вы делали в этом случае? — Никита взялся за ее стремя.

— Дралась! — весело ответила девушка. — Ах, какие у вас рукавички! Мех как огонь.

— Это лисица. Возьмите их на память об одном русском.

— Спасибо! — не задумываясь, согласилась она, взяла рукавички и, пришпорив коня, поскакала к городу.

Спутники последовали за ней. Никита глядел им вслед, пока они не скрылись.

— Гаврила! Бальзамчику от душевных ран! Срочно!

— Ах, Никита Григорьевич, вам бы сейчас пустырничку с валерьянкой, — отозвался Гаврила, но бальзамчику дал, и Никита, произнеся торжественно: «За прекрасных дам!» — опрокинул в рот обжигающую настойку.

Дом герцога Ангальт-Цербстского был старинной постройки, высокий, темный, с узкими решетчатыми окнами, замысловатым крыльцом и двором, тесно обсаженным каштанами.

Несмотря на ясный день, в коридоре было сумрачно. Скрипели половицы под ногами.

Саша и Алеша внимательно оглядывались. Они миновали маленькую, похожую на закуток гостиную с потемневшими портретами, потом по крутой лестнице с высокими перилами поднялись наверх и остановились. Их ждали. Рослый лакей с поклоном распахнул высокие резные двери. Друзья прошли в кабинет герцога.

Здесь сидели двое: оплывший мужчина лет сорока в голубом мундире генерала прусской армии и миловидная брюнетка в пышных кружевах. Она напряженно смотрела на вошедших.

— Эстафета из Петербурга, — отрапортовал Саша. — Пакет для герцогини Ангальт-Цербстской Иоганны Елизавет.

Дама стремительно подскочила к Саше и, выхватив пакет, исчезла в соседней комнате.

— Располагайтесь, господа, — сказал генерал и, тяжело ступая, вышел вслед за дамой.

— Ну и ну… — подивился Саша и переглянулся с Алешей.

В доме послышались голоса, торопливые шаги, беготня, захлопали двери, залаяли собаки.

За окном раздался звонкий смех. Алеша подошел к окну, украшенному массивной решеткой.

— Смотри! — Он подозвал Сашу.

Сверху им было видно, как во двор въехали три всадника Один из них оказался девицей с пушистыми локонами. Она легко спрыгнула на землю. Ее окружили собаки, она потрепала их по загривку.

— Наконец-то! — раздался раздраженный голос Иоганны. — Здесь такие события, а вы носитесь неизвестно где! Нет на вас управы!

— Я была в лесу! — с вызовом бросила девушка. — Хоть настолько я могу располагать собой?

— Что за тон, сударыня! — Неожиданно Иоганна отвесила дочери увесистую пощечину. — Я только и пекусь о вашем счастье — и вот благодарность… Марш в дом!

Она решительно вошла в дверь. Девушка понуро побрела за ней.

— Хороша герцогиня! — усмехнулся Алеша. Саша тихонько подошел к двери, прислушиваясь к возбужденным голосам, толкнул ее — она не открывалась.

Тогда он ударил ее плечом — дверь не поддавалась. Он стукнул в нее ногой, потом забил кулаками.

— Чертовщина какая-то… — пробормотал Саша, удивленно глядя на Алешу.

— Нас заперли!

Реакция Алеши была неожиданной — он расхохотался.

— Ты что? — изумился Саша. — Что здесь смешного?

Алеша отсмеялся и, словно подводя итог, сказал:

— Все верно. Человек предполагает, а Господь располагает. Значит, судьба… Отлично! Плывем по течению!

Он с удовольствием прошелся по комнате и только тут заметил продолговатый стол в углу, сервированный на две персоны: телятина под серебряной крышкой, прикрытое салфетками пиво в фаянсовых кружках и крупно нарезанный хлеб.

— Пир богов! — воскликнул он радостно. — С голоду не помрем.

— Ты что, ошалел? — возмутился Саша. Не глядя на стол, он взял рукой кусок телятины и принялся с остервенением жевать. — Это куда же мы так доплывем? — Он глотнул пива. — Я государыне слово дал!

— Знаю, знаю, — небрежно бросил Алеша. — Ах, пиво хорошее. Жизнь — Родине, честь — никому!

— Перестань паясничать! Сейчас не до шуток.

Снаружи раздался какой-то шум. Друзья с кружками в руках шагнули к окну.

Во двор въехал возок, груженный дровами. Возница вошел в дом.

Сзади раздался скрежет железа. Друзья быстро оглянулись и с изумлением увидели, что стол с посудой и остатками еды пополз вниз.

В кухне стоял с большой жердью в руке возница. Стол опустился. Возница зацепил крюком кольцо и потянул. На мгновение вверху стал виден люк. Но его тут же с грохотом перекрыла ржавая металлическая заслонка.

Пустынная вечерняя улица немецкого городка Цербста. Одинокий фонарь на углу, елки вдоль ограды, особняк с характерным рисунком стен.

Кабинет герцога.

Саша крепко спал на кушетке. На другой — Алеша. Неожиданно обозначился лик Софьи с младенцем — именно такой запомнил ее Алеша перед отъездом. Она положила руку на его лоб. Алеша вздрогнул во сне, в глазах появилось осмысленное выражение.

В окно были видны черепичная крыша и узкая кирпичная труба с ажурным козырьком. Из-за нее вышел кот и сел как египетская статуэтка.

В номере гостиницы «Три короны» Никита уныло смотрел на пустынную улицу.

— Ничего не понимаю. — Он развернул письмо и в который раз прочел: — «Ждем тебя с Алешкой в «Трех коронах». Уже третий день пошел…

— Ну, задержались… А может, поездку им отменили. А может, случилось что. Все под Богом ходим! — Гаврила вынул из серебряного ведерка бутылку шампанского. — Вернемся в Геттинген, Никита Григорьевич, а? Город чистый, славный, все по-немецки знают…

Стол был накрыт на три персоны. Догорали свечи.

— В Россию хочу. Соскучился, — отрезал Никита и подошел к столу.

— Что вы там потеряли? Ох, эти дружки-разрушители, — ворчал Гаврила. — Отужинайте, князь! Стоило шампань охлаждать — весь лед растаял!

В коридоре послышались торопливые шаги.

Никита встрепенулся:

— Они! Гаврила, открывай бутылку!

Слуга ловко вынул пробку и наполнил бокалы.

— За встречу! — воскликнул Никита, поднимая бокал.

Гаврила гостеприимно распахнул дверь — и опешил от неожиданности.

Никита был потрясен еще больше своего слуги.

На пороге стояла «лесная фея» в беличьей шубке и меховом капоре. Руки ее в лисьих рукавицах подпирали подбородок. Она знала, какое производит впечатление, и еле сдерживала смех.

Гаврила неслышно выскользнул из комнаты.

— Я пришла вернуть вашу вещь. — Она протянула к Никите руки. — Возьмите. Мех огненной лисицы согрел мне не только руки, но и сердце.

Девушка старательно выговаривала слова. Речь ее была заранее продумана.

Никита сдвинул варежку на ее руке и поцеловал теплое запястье.

— Подарки назад не принимают.

— Окажите мне маленькую услугу. — Она сделала еще шаг навстречу Никите, глаза ее горели дерзким весельем.

— Это счастье — служить вам, — пролепетал Никита.

— Мне необходим урок русского языка. — Она помедлила. — Какие слова сказали бы вы знатной особе, чтобы обрести ее доверие… и любовь?

Она продолжала смотреть на него в упор.

Никита с трудом преодолел смятение.

— Я бы… сказал так: «Ангел мой, с тех пор как я увидел вас, моя жизнь приобрела смысл… Всякий миг моего бытия принадлежит вам… Я живу ради вашего взгляда, вашей улыбки, вашего…» Простите, — Никита вышел из образа Ромео, — а та влиятельная особа — молода, красива?

— Не важно! — улыбнулась девушка. — Она женщина. А женщина всегда чувствует себя молодой и красивой.

— Тогда можно добавить… «Ради вашего взгляда, улыбки, ради вашего… поцелуя…». Но ведь так не говорит женщина женщине.

Лица их сблизились, они почувствовали жаркое дыхание друг друга.

Ученица как эхо повторяла каждое слово своего учителя.

С улицы донесся стук молотка в дверь. Она отпрянула от Никиты.

— Мне пора, — выдохнула таинственная незнакомка. — Будем благодарить небо за дар, посланный нам, и надеяться на встречу.

Никита порывисто схватил ее руки.

— На встречу? Когда? Завтра!

— Нет-нет. — Она испугалась его решительности. — Это невозможно. На рассвете я уезжаю в Потсдам.

— Я последую за вами! — Он умоляюще заглянул девушке в глаза. — Не отказывайте мне, прошу вас!

— Моя мать слишком подозрительна… и колюча. Она не любит случайных людей… и будет в ярости.

— Не волнуйтесь, я буду деликатен, а в дороге мужская помощь всегда пригодится.

Незнакомка колебалась недолго.

— А почему нет? — вдруг азартно спросила она себя. — И пусть это будет нашей маленькой дорожной тайной! — Она покосилась на шампанское.

Никита поспешно подал ей бокал.

— Но я не знаю вашего имени. Надеюсь, хоть это не тайна?

Она помедлила, принимая решение, и наконец таинственно прошептала:

— Графиня Рейнбек. Но близкие зовут меня просто Фике.

Они сдвинули бокалы.

По улицам Берлина ехала карета. Она подкатила к калитке с узорной решеткой. За решеткой виднелся газон с аккуратно подстриженными кустами, а дальше — двухэтажный, вычурной архитектуры особняк.

Из кареты выпрыгнул де Брильи и уже на ходу дал указание сидевшему в карете Жаку:

— Не думаю, что я задержусь в миссии надолго. Сними гостиницу где-нибудь поблизости и распакуй вещи.

Вестибюль особняка, где разместилась французская миссия.

— Маркиз Шетарди? — спросил де Брильи старого слугу.

— Их сиятельство ждут вас. — Слуга с поклоном принял плащ и указал на дверь.

Шетарди обедал, просматривая последние газеты. Увидев де Брильи, он встал ему навстречу.

— О, Брильи, несказанно рад! Вы успели вовремя. Прошу к столу.

— Ненавижу немецкую кухню, — проворчал Брильи, усаживаясь и засовывая салфетку за подбородок.

— Повара, как и Францию в сердце, я вожу с собой, — засмеялся Шетарди.

Слуга принес второй прибор.

— Сразу к делу, — начал Шетарди. — Я получил шифровку из Петербурга. Выбор сделан! Из Цербста в Россию едет невеста наследника Петра. Девицу сопровождает мать, герцогиня Ангальт-Цербстская, весьма экстравагантная и решительная особа. Знаете, с этакой авантюрной складкой. Они едут тайно.

Оба рассмеялись.

— Но почему императрица Елизавета остановила выбор на этом нищем доме? Герцог Ангальт-Цербстский всего лишь генерал на службе у Фридриха.

— Я думаю, что король Прусский и есть главный сват, — задумчиво сказал Шетарди. — А что касается захудалого дома… Нищета делает людей уступчивыми. Из безликой принцессы Софьи сделают куклу, марионетку в чужих руках. А она согласится на все в благодарность за корону.

— Не скажите… Богатство и власть кружат голову, — веско возразил Брильи. — Нет более жестокого хозяина, чем освобожденный раб… Что-то здесь Бестужев недодумал. — Он вытер рот салфеткой. — Вкусно…

— Бестужев против этого брака, — как бы между прочим заметил Шетарди.

— Ах вот как!.. — протянул удивленно Брильи. — И мое задание?..

— Вы должны завоевать сердца цербстских дам.

— И сделать их марионетками в наших руках? — засмеялся Брильи, шевеля пальцами, как опытный кукольник.

— Вот именно, — кивнул Шетарди. — Это настолько важно для Франции, что здесь все средства хороши: обольщение, подкуп, угрозы, шантаж… Не мне вас учить!

— Приятные мы мужчины, — с горькой иронией заметил Брильи. — Эх, политика! — Он растер уставшее лицо, помолчал. — Надо подумать… С авантюрной складкой, вы говорите? Особы подобного рода падки на всяческие эффекты. И потом, все женщины обожают опекать слабых, жалких, больных и убогих. Это их, видите ли, возвыша-а-ет! Хм-м…

— Кофе?

— Благодарю. — Он поднес чашку к губам.

— Признаться, с некоторых пор все эти дамы мне порядком осточертели.

— Не узнаю вас, Брильи! Стареем? — усмехнулся Шетарди.

— При чем тут возраст? — огрызнулся шевалье.

— Да-а, глубокий след в вашем сердце оставила эта русская красавица.

— Не будем говорить о Ягужинской! — резко оборвал его Брильи.

Шетарди улыбнулся его горячности и дружески потрепал по плечу:

— Ну, удачи вам, шевалье!

Двор особняка герцога Ангальт-Цербстского тонул в тумане.

В предрассветных сумерках была видна карста, слуги грузили багаж, впрягли лошадей. Тускло светили зажженные факелы.

Алеша и Саша из окна все того же кабинета наблюдали за происходящим.

— По-моему, «влиятельные особы, коих нам надлежит сопровождать до Риги», — с иронией произнес Саша, — собираются дать деру!

— Похоже, эти шустрые дамы, — ехидно заметил Алеша, — совсем не желают видеть нас в роли провожатых.

— Заперли нас, чтоб свидетелей не было, — добавил Саша.

— Свидетелей чего? — пытливо спросил Алеша.

— Сие есть тайна великая, — иронично протянул Саша. — И тайну сию нам суждено разгадать.

Возбужденная Иоганна, герцогиня Ангальт-Цербстская, стояла в прихожей перед зеркалом уже в шубе, надевая шляпу — ей не нравилось, как она сидит, и это очень злило герцогиню. За спиной маячил супруг-генерал.

— Моя дражайшая супруга, — церемонно увещевал он ее, — почему вы настаиваете, чтобы я не сопровождал вас? Поймите, это же просто неприлично.

— Это прилично. В рекомендации Фридриха ясно сказано — вдвоем с дочерью. Он понимает: если едет вся семья, то это официальный визит, что подозрительно. А так — две путешествующие дамы…

— Но ведь это опасно. По дорогам шатается столько швали! Если вы не хотите взять меня, то почему отказываетесь от помощи наших пленников, этих русских офицеров?

— Потому что мы едем тайно, под чужими фамилиями… черт подери! — Она справилась наконец со шляпой. — Нам не нужен эскорт! Зачем привлекать к себе внимание?

— Но как вы объясните в Петербурге их пленение? — воскликнул герцог, переходя к своему главному вопросу.

— Господи, да кто этим будет интересоваться? — Иоганна с трудом сдерживалась. — Оплошность слуг!

Она неожиданно поставила ногу на стул и задрала юбку. Обнаружилась сумка с пуговицей, прикрепленная к поясу нижней юбки.

— Письма! — потребовала Иоганна у мужа и стала складывать протянутые им бумаги в сумку, продолжая между тем разговор. — Эти мальчишки могли перепиться, наскандалить, попасть под стражу, завязнуть у девок, наконец. Возможностей более чем достаточно. Мне поверят — не им! — Пуговица была застегнута. — И не мучьте меня этими пустяками! — Она топнула ногой и вильнула бедрами, оправляя юбки, затем уверенным мужским жестом сунула за пояс пистолет. — Мы накануне таких событий! Продержите этих офицеров три дня… лучше пять. Эти пять дней мне необходимы. Ну что вы на меня уставились?

Герцог восхищенно смотрел на супругу.

— Женский ум такой изворотливый! Воистину…

— Давайте прощаться. Фике!

Фике уже стояла перед отцом, в беличьей шубке и в капоре, вся ее фигура выражала нетерпение.

— Дочь моя! Тебе придется жить в России, где правят цари, — начал он торжественно. — Тебе будет трудно. Поэтому прежде всего молись Богу! — Он перевел дыхание. — И помни: ты лютеранка. Достанет ли в твоем хрупком теле сил, чтобы исполнять заветы святой лютеранской церкви? Но ты дочь солдата…

На глазах герцога выступили слезы, он несколько раз перекрестил дочь.

Фике стояла растроганная.

— Я выполню ваши заветы, отец…

— Помни, всегда помни: ты немка!

— Этому ее можно не учить! — встряла герцогиня. — Фике умная девочка. Обними отца, нам пора ехать! Не раскисай. Карл…

Герцогиня, как куклу, повернула дочь к отцу и, едва они трогательно обнялись, оторвала девочку от герцога и повела к выходу.

Саша и Алеша продолжали через окно следить за происходящим. Они видели, как из дома вышли три женские фигуры, быстро сели в карету.

Герцогиня крикнула кучеру:

— Гони! К ночи мы должны быть в Потсдаме!

Карета, сопровождаемая огромными псами, выехала со двора.

— Что будем делать, гардемарины? — по привычке воскликнул Саша, обшаривая комнату взглядом.

Алеша безнадежно пожал плечами.

Саша меж тем заглянул в дымоход камина, проверил оконные решетки, попытался выломать дверь. Бесполезно!

Раздался знакомый скрежет железа. Лязгнул засов, и из люка поднялся стол. Только на этот раз на нем были большой фаянсовый кувшин с водой, таз и два полотенца.

— Аккуратная нация! — с усмешкой сказал Саша и нагнулся над тазом. — Полей мне.

Но как только Алеша взял кувшин, стол дернулся и пошел вниз.

Друзья переглянулись и поняли друг друга без слов. Саша смахнул туалетные принадлежности на пол и улегся на столешнице. Алеша разместился рядом.

Стол медленно опускался.

Минуя уровень пола, они увидели отточенный край металлической заслонки. Оба повернули головы набок, прижались к столешнице щеками, распластались на ней.

Заслонка, как гильотина, скользнула у них над головами и увлекла за собой Сашин шарф, пригвоздив его к потолочной балке.

Внизу была кухня: пылал огонь в печи, на плите булькал суп в большой кастрюле, на необъятной сковороде жарилось мясо.

У стены, задрав голову вверх, стояли двое мужчин в подштанниках, голые по пояс и в поварских колпаках. В руках у них были большие жерди. Увидев незнакомцев, один из поваров тут же бросился на них.

Саша без труда перехватил жердь и прижал ею повара к стене.

Потревоженная шумом, из-за занавески вышла полураздетая дородная немка. Она позевывала, почесывалась — и вдруг замерла, открыв рот, потом завопила, как безумная, и бросилась прочь.

Воспользовавшись замешательством, второй повар выскользнул из кухни.

На пороге две огромные собаки жрали выброшенную требуху. При виде непрошеных гостей они подняли окровавленные морды, ощетинились, зарычали.

— Алешка, сюда! — Саша вскочил на стол.

Мощный пес с измаранной кровью мордой в два прыжка догнал Алешу и сбил с ног.

Второй пес пытался схватить Сашу за ноги. Тот вертелся волчком, отбиваясь шпагой. Другой рукой он выхватил из-за пояса пистолет и, выбрав момент, выстрелил. Раненая собака заскулила и поползла в сторону. Саша спрыгнул со стола и поспешил на помощь другу.

Алеша, лежа на полу, пытался отодрать от себя собаку. Рукоятью пистолета Саша оглушил огромного пса. Оба кинулись к выходу.

По двору метались слуги, всполошившиеся от криков и стрельбы. Возле крыльца стояла запряженная телега с дровами. Друзья вскочили на нее.

— Но-о-о-о!!! — завопил Саша и стегнул лошадей.

Алеша, напрягшись, свалил поленницу в снег. Лошади, почувствовав облегчение, рванулись с места.

Слуги шарахнулись по сторонам, пропустив беглецов.

Телега вырвалась за ворота и помчалась по улицам Цербста, пугая ранних прохожих.

Карета катилась лесом. Никита смотрел в окошко на мелькавшие елки.

Неожиданно за крутым поворотом Никита увидел неподвижную карету.

Гаврила резко придержал лошадь. Никита вышел. Сквозь заснеженные хвойные ветки они разглядели графиню Рейнбек и Фике, стоявших около своей кареты.

Высокие сугробы вдоль дороги были истоптаны, снег забрызган кровью. Тут же валялось выломанное колесо, какие-то обрывки бумаги и материи шуршали на ветру. Ничком в сугробе лежал мужчина в разорванной одежде, другой с трудом влезал в карету графини. Кучер ему помогал. За фигурой кучера не удавалось разглядеть лицо потерпевшего, но было слышно, как он стонал.

— Нападение, — с тревогой прошептал Никита.

— Успокойтесь, князь, — не на наших. Тревожно мне, Никита Григорьевич. Вернемся назад от греха… Вечно вы ввязываетесь!

— Помолчи! Женщинам грозит опасность. Да любой уважающий себя мужчина…

— Охота пуще неволи, — промямлил Гаврила.

— Ну при чем здесь Фике? — взорвался Никита. — Даже если бы это случилось не с ней, с кем угодно, я все равно помог бы потерпевшим.

— Кто не просит, тому не подают.

— И потом, грешно упускать такой случай, — отмахнулся Никита от слуги. — Он послан мне самой фортуной!

Никита прыгнул в карету и подъехал к злополучному месту.

— Сударыня, могу я предложить вам свою помощь? — Он поклонился Иоганне.

Фике встретилась глазами с Никитой и заговорщицки улыбнулась, пряча лицо в муфту.

— Можете, сударь! — воскликнула мать, оглядываясь на его карету.

— Мой экипаж к вашим услугам.

— Я пересяду, маменька! — обрадовалась дочь. — В нашей карете тесно.

Фике рванулась к карете Никиты, но мать удержала ее.

— Веди себя прилично! — прошипела она ей в ухо и больно ущипнула, потом обратилась к горничной: — Шенк… пересядьте в экипаж этого любезного юноши. Вы будете охранять нас, — милостиво позволила она Никите.

— Рад служить вам, сударыни. — Он помог герцогине сесть в карету.

— Это ужасно… кровь. — Она старалась не смотреть на лежавшего на снегу человека. — Убитый… Мое сердце не в силах выдержать, оно разорвется.

— Мужайтесь, сударыня, — прошептал Никита, видя такую чувствительность, и протянул руку Фике.

Девушка шагнула на ступеньку и насмешливым шепотом произнесла:

— У нас у всех достанет сил, чтобы перенести несчастье ближнего. Не волнуйтесь за маменьку. — В глазах ее застыли слезы.

Обе кареты отъехали от злополучного места. Когда они скрылись за поворотом, лежавший в снегу мужчина поднял голову и негромко свистнул. Из лесу ответили таким же свистом.

Карета Иоганны.

К Брильи — это его внесли в карету — возвращалось сознание. Иоганна отерла платком оцарапанный лоб шевалье. Он открыл глаза.

— О Боже, где я? Я вижу перед собой ангела!

— Ему уже лучше, — сообщила Иоганна дочери.

Та оторвала глаза, полные слез, от книги, скользнула по шевалье взглядом и отвернулась к окну, ища глазами кибитку Никиты.

— Кто вы, сударь? — Материнским жестом Иоганна провела рукой по его волосам.

— Всего лишь вояжер, сударыня. Я рискнул путешествовать без охраны и поплатился за это. Граф де Моден-Эгильон к вашим услугам.

— О! Я была представлена в Париже мадам де Эгильон. Она ведь в родстве с вашим министром?

— И с королевой, — важно сказал Брильи. — Графиня де Эгильон — моя тетка.

— Графиня Рейнбек с дочерью. — Иоганна с улыбкой поклонилась.

— С дочерью? Вы смеетесь надо мной! — Он был потрясен. — Я думал, что вы сестры… Как прелестна ваша дочь!

В голосе Брильи было столько искреннего восхищения, что Фике подняла на него из-за книги заплаканное личико.

— Что вы читаете, прекрасное дитя?

Фике показала обложку.

— Ларошфуко, — прочитал де Брильи. — Я польщен. И чему учит вас этот великий француз, философ и насмешник?

— «Истинная любовь — одна, а подделок под нее тысячи», — неторопливо прочитала Фике, захлопнула книгу и шмыгнула носом.

— О, вы унаследовали не только красоту и доброту вашей матери, но и ее ум! — продолжал де Брильи. Потрясенный, он не мог оторвать взгляд от юной красавицы. — Вот когда сожалеешь о прожитых годах… — Он взял ее руку, нежно погладил, давая понять, что хочет поцеловать, но не решается.

Фике понравились комплименты, и она улыбаясь смотрела на него, ожидая, что будет дальше.

— Моя дочь еще ребенок, — с педагогической ноткой в голосе сказала Иоганна, мягко высвобождая руку Фике. Брильи сразу переключился на мать.

— Могу ли я спросить, куда вы держите путь?

— В Потсдам. До масленицы мы пробудем в Берлине, а там… Я убеждена, что все делается по воле провидения. Оно поведет нас за собой.

— Конечно, конечно, — очень приземленным тоном согласился Брильи, что весьма контрастировало с речами Иоганны. — Я ваш раб, должник на всю жизнь! — И он припал к руке спасительницы. Она ее не отнимала.

— Полнота жизни, пестрота ощущений поднимают меня вверх, вверх… — Она томно подняла глаза. — Ах, сударь, пустяковая просьба: не могли бы вы ссудить мне небольшую сумму денег?

Брильи несколько опешил.

— Бандиты похитили мой багаж, но не успели обыскать меня. Рука… — Он поморщился. — Вас не затруднит расстегнуть мой камзол?

Иоганна с готовностью последовала его словам и, запустив руку под мышку Брильи, вытащила оттуда увесистый кошелек. Она сидела почти на коленях у кавалера.

— Но это только в долг, — сказала Иоганна деловито. — Под какие проценты? — Она расстегнула шубу, пряча деньги.

Прямо перед глазами Брильи возник пышный, поднятый корсетом бюст.

— Проценты — ваша улыбка, мадам, — прошептал он, и тут силы опять оставили несчастного. Он неловко поник головой на обнаженную грудь спасительницы.

— Фике, ему опять плохо! Где нашатырь? — воскликнула Иоганна.

Фике достала из дорожной сумки флакон, вложила в руки матери и поймала на себе ясный, восторженный взгляд мужчины, покоренного ее красотой.

Она дернула плечиком и спрятала улыбку за раскрытой книгой.

Никита старался разглядеть Фике через окно своей кареты.

Фике тоже хотелось увидеть красивого юношу, она прижималась лбом к стеклу кареты, оглядываясь назад, и даже помахала рукой.

Шенк не понравились эти переглядки, и она постно поджала губы.

Кареты мчались по лесу.

Дорога, идущая полями.

Освободившись от плена, Алеша и Саша верхами мчались в Потсдам. У развилки дорог они увидели указатель, на котором готическими буквами было написано: «Берлин».

Дорога привела их в лес.

— Только бы не наскочить на них! — крикнул Алеша. — Вряд ли герцогиня обрадуется встрече с нами!

Саша расхохотался:

— Кто мог подумать?! Милейшая женщина… И вдруг такая стерва!

Неожиданно за крутым поворотом перед ними открылась площадка с вытоптанным снегом и следами недавней схватки. Не слезая с лошадей, друзья рассматривали место зловещих событий.

— Что здесь могло случиться? — с недоумением сказал Саша. — Неужто на карету герцогини напали? — В его голосе звучала настороженность.

— Следы свежие. Кровищи-то…

Спрятавшись за густой елкой, за ними следил одноглазый человек.

— И по времени совпадает, — продолжал Саша. — Час от часу не легче!

— Проскочим скорей это чертово место! — решил Алеша.

— Там, может быть, наша помощь нужна…

Он не успел договорить — сильный толчок выбил его из седла. Лошадь под ним с громким ржанием рухнула на снег.

На Алешу кто-то навалился и придавил его к земле. Раздался выстрел.

Пуля просвистела над Сашиной головой и расщепила ствол деревца за его спиной.

Саша бросился на помощь другу, с размаху кинулся на клубок сцепившихся тел, выхватил нож и ударил им.

Из леса выскочили какие-то люди.

— На коня! — крикнул Саша, рывком ставя Алешу на ноги. — Я возьму их на себя, а ты — вперед!

— Не командуй! Уходить будем вместе. Отобьемся!

Их окружали.

Друзья выхватили ножи и шпаги, стоя спиной к спине, заняли оборону.

Завязалась жестокая схватка. Друзья быстро поняли, что противник у них опытный. Они орудовали шпагой, ножами, кулаками, стараясь прорваться к лошадям. Казалось, их план вот-вот осуществится; лошади, чуя опасность, беспокойно метались поодаль.

Саша, приняв на себя бандитов, крикнул Алеше:

— Беги!

Тот метнулся к лошадям, ловя на ходу поводья. Саша, отбиваясь, пятился по направлению к Алеше, но неожиданно из-за ели на него бросился одноглазый.

Очевидно, он был здесь старшим.

— Щенок недобитый! — завопил одноглазый, кидаясь на Сашу с ножом и шпагой. — Вот и встретились!

Саша обернулся и обомлел:

— Жа-ак?! — Он замахнулся клинком. — Ты здесь?

Они сошлись лицом к лицу, два старых, смертельных врага. Жак что-то кричал по-французски, стараясь отжать руку противника.

И тут Алеша с размаху ударил его в бок. На мгновение Жак замер, и Саша успел нанести ему решающий удар.

Кто-то из нападающих бросился Жаку на помощь. Тот приподнялся на локте:

— Догнать!.. Убить их!.. Не отпускать!..

Последнюю фразу он уже прохрипел. Силы оставили его, и он рухнул на снег.

Друзья воспользовались общим смятением и вскочили в седла. Яростные крики неслись им вслед.

Три головореза бросились на лошадях в погоню.

Саша и Алеша, услышав за спиной стук копыт, прибавили скорость.

За крутым поворотом они резко свернули в сторону и спрятались в густом ельнике. Быстро развязав пояса, скрепили их тугим морским узлом.

Намотав на руку один конец, Саша залег у дороги. Алеша, схватив другой конец, мгновенно переметнулся через дорогу, скатился в заснеженную канаву вдоль обочины.

Из-за поворота на бешеном скаку выскочили преследователи. Друзья, как по команде, натянули пояс.

Лошади с ходу налетели на неожиданное препятствие и с громким ржанием завалились, подминая своих седоков.

Саша и Алеша догнали кареты на выезде из леса. Впереди простиралось заснеженное поле с узким прочерком дороги. Кареты были видны как на ладони.

Сидевший на облучке кареты кучер замахнулся кнутом и зычно крикнул:

— Но-о-о, зале-етные!!! — И запел что-то русское, протяжное.

Друзья переглянулись, потом опять всмотрелись в карету.

— Сашка, это ж Гаврила! — ахнул Алеша.

Саша спрыгнул с коня, захватил пригоршню снега и стал жадно есть. Обтер лицо снегом и сказал с облегчением:

— Все, Алешка, суши весла… Никита с нами.

Гостиница в Потсдаме.

Друзья сидели втроем в номере гостиницы, и было видно, что не один бокал уже выпит за дружбу. Гаврила проворно обслуживал их. Алеша держал в руках гитару.

— пропел Саша.

— подхватил Никита.

— пропели они хором.

— Подведем итог, — заговорил Саша. — Почему графиня Рейнбек, она же графиня… нет, герцогиня Ангальт- Цербстская, нас заперла? Что она скрывает?

— Возраст, — мрачно произнес Алеша, и друзья рассмеялись.

— Будем серьезны! — сказал Никита. — Может, она хотела тайно встретиться с Брильи?

— Но тогда зачем весь этот маскарад с разбойниками или кем там еще? — спросил Саша. — Похоже, Брильи тоже не нужны свидетели. Иначе почему этот одноглазый монстр прикрывает своего господина? А может, он узнал тебя? — обратился Саша к Никите.

— Очень может быть. Мы с ним отлично знакомы. — Никита обнажил плечо, показывая шрам от старой раны.

— Конечно, узнал! — решительно заявил Алеша. — Только вынужден был молчать, чтобы не сорвать планы Брильи. И решил посмотреть, есть ли за тобой хвост или нет. А мы с Сашкой тут как тут, голубчики…

— А он нам: «Бонжур, мои молодые друзья!» Вот мы ему и «набонжурили», — усмехнулся Саша.

— Кстати, что с ним? Жив, ранен? — спросил Никита.

— Кто его знает… Упал. Если жив, то обязательно доложит о нас Брильи.

— Опять вляпались в историю! — воскликнул Никита и посмотрел на молчавшего Алешу. — Одним словом, кильсоны в течи, бранкугелей нехватка…

— Рангоут погнил, такелаж размочился! — подхватил Саша.

— А что ты мрачный такой? — обратился Никита к Алеше.

— Домой хочу… — Он тронул струны гитары и запел:

Они допели второй куплет вместе, и каждый думал о своем, — пели негромко и проникновенно. Но голоса их окрепли на припеве:

— Пока мы тут веселимся, наши дамы опять сбегут, — опомнился первым Саша.

— Не-ет, — успокоил его Никита. — Наши дамы приглашены на вечер к королю Фридриху. Прусский король меломан, он сам играет на флейте.

— Если Брильи заинтересован в нашей графине, то он постарается быть на этом вечере, — загорелся Саша. — Вот бы туда попасть! Там многое может проясниться.

Друзья переглянулись.

— Но как пройти во дворец? — задумался Никита. — И потом, Брильи нас сразу узнает.

— Предоставьте это мне, — неожиданно заявил Алеша.

— Сашка, пиши записку Анастасии! Соскучился небось…

В большой гостиной дворца Сан-Суси на возвышении сидели музыканты со скрипками, виолами и старательно подыгрывали флейте Фридриха. Прусский король был весь во власти Генделя: лицо вдохновенно, глаза закрыты.

В роскошном зале, украшенном гобеленами, бронзой и живописью, расположились на креслах, расставленных полукругом, гости музыкального вечера. Флейту среди прочих слушали русский посол граф Чернышев с супругой Марфой Ивановной. Рядом сидели Анастасия и нарядная, в пышном парике девица — Алеша Корсак, переодетый в женское платье.

Герцогиня Ангальт-Цербстская с дочерью сидели в первом ряду. Иоганна ела глазами Фридриха: о, она обожает музыку!..

По темным аллеям парка Сан-Суси проехала элегантная карета. В ней находились Шетарди и Брильи.

Карета остановилась возле роскошного королевского дворца. Быстро подбежал слуга в ливрее.

Шетарди опустил створку окна и протянул свой билет.

Слуга, посмотрев на имя приглашенного, почтительно произнес:

— Извините, господин маркиз, но музыкальный вечер в разгаре, а их величество сердится, когда прерывают его игру.

— Обо мне не надо докладывать. Я войду в зал, когда музыка отзвучит. — он бросил слуге золотой.

В темноте кареты Шетарди отдал свое приглашение Брильи:

— Удачливый вы человек!

Дверца кареты открылась, и Брильи, нахлобучив шляпу на глаза, спрыгнул на землю.

Слуга почтительно склонился перед ним.

Брильи легко взбежал по ступеням, где двое слуг распахнули перед ним парадные двери дворца Сан-Суси.

Прозвучала последняя нота, Фридрих открыл глаза. Вошли слуги, чтобы поставить кресла вдоль стен и освободить место для танцев. Официанты понесли на подносах лимонад и красное вино.

В этот момент в зал вошел Брильи, через толпу сразу направился к Иоганне и остановился за ее плечом.

— О!.. — Она вспыхнула и похорошела. — Граф, как вы здесь оказались?

— Ангел мой! Я же говорил вам: для влюбленного сердца нет преград! — прошептал шевалье, еле сдерживая волнение.

У большого зеркала Марфа Ивановна потчевала всех пирожками. Она доставала их из парчовой сумки.

— Хотите пирожок? Здесь не кормят. По секрету вам скажу, Фридрих скуповат.

Анастасия вдруг увидела Брильи. Глаза ее округлились от удивления и ужаса, она поспешно спряталась за спину роскошной Марфы Ивановны.

— Вот и Брильи! — прошептал Алеша, обмахиваясь веером. — Как он вцепился в герцогиню…

— Я боюсь его! Я хочу домой! — прошептала Анастасия и выхватила из рук Марфы Ивановны пирожок. — Я когда волнуюсь, есть очень хочется. — Она лихорадочно жевала, стараясь скрыть лицо за веером.

— Спокойно, Анастасия, — неторопливо произнес Алеша. — Здесь волнений-то всего на один пирожок.

— Вы под охраной русской миссии, — добавил граф Чернышев. — Марфа Ивановна, покажи Анастасии покои. Дворец Сан-Суси прекрасен.

Анастасия с Марфой Ивановной двинулись по анфиладе комнат.

— Почему вы не захотели остановиться у нас? — спросил Чернышев Алешу. — Это было бы безопаснее.

— Мы решили, что лучше поселиться в одной гостинице с де Брильи.

Танцы начались с менуэта. Вся прелесть этого танца в изяществе: как говорили, «нижняя часть тела порхает, верхняя — плывет».

Брильи предложил руку Иоганне.

Король Фридрих пригласил открыть бал Фике.

— О, ваше величество… это большая честь, — пролепетала Фике смущенно и в первом же па сбилась с такта, чувствуя себя центром внимания.

— Не смущайтесь, дитя мое, — ободрил ее король. — Первая пара всегда на виду. Вам надо привыкать… как к зависти аристократов, так и к крикам толпы. И в этом случае очень важно не сбиться с такта. И раз… и два… и три…

Фике понимающе улыбалась.

Фигуры менуэта менялись. Очарованный «женственностью» Алеши, его пригласил на танец огромный прусский офицер. Алеша не посмел отказаться. Они заскользили в танце.

Кавалеры поменялись дамами, и вдруг Алеша очутился напротив Брильи. Тот на секунду задержал на нем взгляд, в лице его что-то мелькнуло, но Алеша успел закрыться веером, и внимание Брильи опять сосредоточилось на Иоганне.

— Ваша близость сводит меня с ума! — шептал влюбленный.

— Как вы прекрасны! — Он весь был страсть и нетерпение.

— Граф, нельзя быть столь безрассудным! Тише, умоляю…

— Да, я потерял голову. Вы вернули меня к жизни. Ангел мой! Я никогда не думал, поверьте мне, не предполагал, что страсть захватит меня целиком!

— Лицо его было безумным, щеки пылали. — Я изнемогаю…

— На нас обращают внимание. Выйдем… — Иоганна в танце незаметно выплыла из зала.

— О, прелестная! — Потрясенный Брильи выскользнул вслед за ней.

Иоганна и Брильи оказались в маленькой пустой гостиной.

— О, что вы делаете со мной, Иоганна? — Он заключил ее в объятия.

— Безумный! — Иоганна не сопротивлялась.

Губы их слились в жарком поцелуе. Страстные руки Брильи ощупывали фигуру герцогини.

Алеша искал «влюбленных». Он быстро прошел по анфиладе пустых комнат, попал в гостиную — никого. Повернул назад и неожиданно очутился в незнакомом коридоре.

— Заблудился, идиот! — прошептал он раздраженно.

Вдалеке послышались смех Иоганны и голос Брильи. Алеша попытался спрятаться в дверной нише. Шаги приближались. Неожиданно для себя он толкнул дверь, и она открылась. Алеша очутился в каком-то кабинете.

Шевалье с герцогиней были уже совсем рядом. Алеша приоткрыл дверь, наблюдая в щелку за происходящим.

— Граф, вас удивляет моя просьба? — спросила Иоганна.

— О нет, ангел мой! Каждый ваш поцелуй стоит целого королевства, — пылко ответил Брильи. — Я готов отдать вам не только мой кошелек, но и жизнь!

— Граф, я не прошу вашу жизнь. А деньги — это в долг. В Петербурге я верну вам все сполна!

Алеша услышал звук поцелуя, шаги стали удаляться.

— Мы войдем в зал через разные двери, — донесся до него голос Иоганны.

Алеша немного помедлил, открыл дверь пошире, и вдруг совсем рядом мужской голос произнес:

— Свечи в кабинет их величества! И все прочее. Кофе на две персоны.

Алеша судорожно озирался, ища, куда бы спрятаться. Его внимание привлекла маленькая дверь. Он нырнул в нее и очутился в туалетной.

В кабинет, оставленный Алешей, вошел слуга со свечами и большим кувшином воды. Он поставил свечи на стол. Прошел с кувшином в туалетную, вымыл таз, слил воду в стульчак, поправил плотно задернутые оконные шторы и вернулся в кабинет.

За шторами в туалетной стоял испуганный Алеша.

Слуга стал расставлять подсвечники и зажигать свечи.

Танцы были в разгаре, когда в парадную залу вплыла радостная, возбужденная Иоганна. Она поймала на себе взгляд Фридриха и решительно направилась к нему.

В другую дверь вошел Брильи и пригласил на танец Фике.

— О, мой царственный кузен! — защебетала Фридриху Иоганна. — Как вы сегодня играли! Флейта — инструмент ангелов. Гендель писал для вас! Божественно! Божественно!

— Она закатила глаза в экстазе, но Фридрих охладил ее пыл резким вопросом:

— Куда вы скрылись, сударыня?.. Нас ждут дела, — добавил он, направляясь к выходу.

Между тем Брильи танцевал с Фике.

— Ваш па де баск восхитителен, — шептал он, делая изящную фигуру. — Вы не касаетесь пола!

Фике улыбалась ему чуть насмешливо.

— Ваши глаза — лесные озера! — продолжал он. — В них можно утонуть!

— Но вы уже утонули в глазах моей матери, — заметила Фике ревниво. — Сударь, я ненавижу утопленников!

Брильи рассмеялся:

— Ангел мой, вы слишком умны для своего нежного возраста.

Он нагнулся к самому уху Фике и в этот момент заметил в зеркале Анастасию, которая вошла в зал в сопровождении Чернышовой. Брильи рывком оторвал Фике от пола, развернул ее на пол-оборота и встретился взглядом с Анастасией.

Она чуть наклонила голову, подтверждая, что видит его.

Алеша стоял на подоконнике в туалетной, прижавшись к оконному стеклу.

Он слышал, как в комнату вошли двое, и с удивлением узнал голос Иоганны. Она разговаривала с каким-то мужчиной.

Алеша осторожно соскользнул на пол и на цыпочках подошел к двери.

Голоса зазвучали внятно.

— Пруссия возлагает на вас великую миссию, — торжественно сказал Фридрих. — Понимает ли ваша дочь, какое ей оказано доверие?

— О да, ваше величество! Она умная и способная девочка.

— Вы должны завоевать сердце императрицы Елизаветы и наследника Петра. Вам это не трудно будет сделать. Елизавета до сих пор любит своего умершего жениха.

— Да, да… моего покойного брата. Бедняжка! Умереть накануне свадьбы! Ужасная смерть… От оспы. — Иоганна вдруг всхлипнула и поднесла платочек к глазам.

— Ну, ну, не будем о грустном. Вы должны мыслить широко и по-государственному. Ваша задача — убедить государыню Елизавету, что политика Бестужева преступна. Увы, с Россией нельзя воевать, она слишком велика и могущественна, поэтому необходимо сделать ее нашей союзницей. А после этого ее можно хорошо доить!

Оба рассмеялись.

— Сейчас меня интересуют, — продолжал Фридрих, — ее армия, флот, торговля, финансы.

— Я буду мыслить широко и по-государственному, — в голосе Иоганны появились незнакомые жесткие нотки, — но я хотела бы точных указаний. Мне нужны деньги и люди.

— Деньги… — Фридрих выдвинул ящик бюро и протянул Иоганне кошелек. — Остальное заработаете в России. У вас на это ума хватит.

Иоганна проворно спрятала кошелек.

— Ваш главный помощник — мой посол в Петербурге Мардефельд. Всю переписку будете вести через него. У него есть шифр. Да, кстати… Надеюсь, вы не везете с собой мои письма к вам?

— Не беспокойтесь, государь, они в надежном месте, — лукаво сказала Иоганна.

Алеша стоял в туалетной, привалившись к стене, ноги его не держали.

— Вернемся к гостям, — услышал он голос Фридриха. — Я не хочу, чтобы наше отсутствие было слишком заметно. Хлопнула дверь, шаги затихли.

Алеша облегченно вытер испарину со лба, осторожно выглянул из туалетной, затем бесшумно прошмыгнул через кабинет.

Танцевальный зал.

Анастасия стояла в углу рядом с Чернышовой. Вдруг раздались первые звуки знакомой мелодии. Анастасия напряженно вслушивалась, не смея взглянуть на музыкантов. Чернышева, видя ее состояние, запустила руку в сумку.

— Ми-илая, ты все пирожки от переживаний умяла!..

Брильи, стоя у клавесина, наигрывал французскую песню. Музыканты с улыбками кивали головами, подстраивая инструменты.

— Господа! — Брильи повернулся к залу. — Это старинная французская песня, ее поют женихи своим невестам.

— Так спойте же, граф! — закричали все вокруг. — Просим! Такой сюрприз!

Вошедший в зал Фридрих благосклонно кивнул головой.

За ним вошла Иоганна. Услышав голос Брильи, она подалась вперед.

Брильи пел, не глядя на Анастасию, но та точно знала, что он поет только для нее.

Музыканты выводили менуэт, гости стали танцевать под грустную мелодию.

В зал, ища глазами Чернышева, вошел Алеша. Брильи решительно направился к Анастасии:

— Позвольте, сударыня…

Она не посмела ему отказать.

Бережно обнимая Анастасию в танце, Брильи вывел ее к центру зала.

Герцогиня ревнивым взглядом следила за своим возлюбленным.

— Предчувствия меня не обманули, — начал Брильи, — я всегда знал, что мы встретимся. Почему вы дрожите?

— Не скрою, встреча с вами ошеломила меня. Я испугалась.

— Девочка моя, неужели вы думаете, что я в силах причинить вам зло? — Он приблизил свое лицо к Анастасии.

— Да я убью первого, кто осмелится на это!

— Не надо, — остановила его она, делая попытки выйти из шеренги танцующих. Но Брильи удержал ее:

— Успокойтесь… И клянусь — ни слова о любви! Но встреча с вами не-ве-ро-ят-на… Это знак свыше! Он подсказывает мне, что судьбам нашим суждено скреститься.

Анастасия строго взглянула на него.

— Молчу. — Де Брильи смотрел в глаза Анастасии, а память его настойчиво возвращалась в старый охотничий дом, когда тихим уютным вечером они были одни.

— Что привело вас в Берлин? — перешел Брильи на светский тон, с трудом отрываясь от воспоминаний.

— Опала государыни, — она горько усмехнулась. — Я опять в бегах. Здесь я под крылом графа Чернышева.

Они понимающе посмотрели друг на друга.

— Поверьте, — воскликнул Брильи и, не в силах сдержать себя, схватил ее руку, — это судьба! История повторяется…

Анастасия вырвала руку и вышла из танца.

— До встречи, звезда моя! — прошептал ей вслед Брильи.

Дом посла Чернышева.

В спальне Анастасии горела свеча. Ее свет отражался в зеркале и постепенно таял в темных углах.

Анастасия прижала Сашину голову к своей груди и страстно шептала:

— Сашенька, голубчик, не испытывай судьбу. Она так милостиво свела нас здесь, далеко от дома… Возьми меня с собой! — Слезы лились по ее щекам, и Саша чувствовал их солоноватый привкус.

— Если бы я мог, милая, неужели бы не сделал? Да нельзя! Не смею я рисковать тобой. — Он гладил ее обнаженные плечи. — Наше путешествие очень опасно. Я не знаю, что ждет меня завтра.

Анастасия не слышала его доводов.

— Если суждено погибнуть, то вместе… Возьми меня с собой, умоляю! Я не смогу жить без тебя.

— Ну зачем так грустно? — пытался успокоить ее Саша.

— Сколько раз мы были со смертью в обнимку, а вот — живы. Ты останешься… и будешь ждать моей весточки.

— Но мне страшно! — В голосе Анастасии слышалось отчаяние. — Я знаю, Брильи меня не оставит. Он сам мне сказал об этом. Неужели ты не понимаешь? Он ни перед чем не остановится!

— Ты преувеличиваешь, Анастасия, — хмуро сказал Саша.

— Хорошо! — Она поднялась с постели. — Я уеду одна.

Где-то в глубине дома послышался бой часов: напольных, гулких, и маленьких, переливчатых, как птичьи голоса. Анастасия зябко повела плечами.

— Собирайся! — решительно произнес Саша. — Поедешь с нами.

В гостиничном номере сидели четверо. В канделябре догорали свечи. За окном шумел ветер.

— Одно могу сказать точно, — угрюмо сказал Алеша. — Брильи не отвяжется от графини фон Рейнбек. Он будет сопровождать их карету до самого Петербурга. Я сам слышал.

Саша посмотрел на Анастасию. Она встала и тихо прошла в глубину комнаты.

— Не могу я видеть, как она плачет! — выразительно прошептал Саша.

— Не оправдывайся, — поморщился Алеша. — Все понятно. Когда графиня собирается ехать дальше? — обратился он к Никите.

— Это неизвестно. Может быть, завтра, а может, через неделю. Попробуй что-нибудь выведать у этой дамы! Она так умеет морочить голову! Темная лошадка…

— Она и тебе не доверяет? — несколько удивился Саша.

— Она никому не доверяет, но сейчас я ей просто нужен. Она использует нас с Гаврилой как охрану.

— А Брильи? — Саша присвистнул. — Что делать, если Брильи выедет завтра из Потсдама в одной карете с графиней? — Он задумался. — Кильсоны в течи…

— Такелаж размочился… — подхватил Никита и взглянул на Алешу, ожидая продолжения. Но тот молча и сосредоточенно смотрел на пламя свечей.

— Ладно, жизнь сама подскажет, — сказал наконец Алеша. — Если надо — примем бой!

Никита и Саша переглянулись. Роль вожака обычно была не свойственна Алеше.

Неожиданно дверь распахнулась настежь и к косяку привалился запорошенный снегом, задыхающийся Гаврила:

— Барин! Немки карету грузят! За вами кучера прислали…

— Ну вот, что и требовалось доказать.

Ночью по улице прогромыхали две кареты.

Через некоторое время за ними проскакали три всадника.

Кареты миновали последний дом и выехали на пустую дорогу.

Всадники продолжали следовать за ними в отдалении.

Миссия Шетарди.

Посол еще спал, когда в спальню его постучали. Не успел он накинуть халат, как в комнату ворвался Брильи. Лицо его осунулось, нос заострился. За его спиной стоял одноглазый Жак с забинтованной головой.

— Идиот! Старый ос-сел! — Он с досадой хлопнул себя по лбу. — Кто мог подумать? Провести меня, ме-ня! Как последнего сопляка.

— Что случилось, наконец?

— Эта стерва сбежала! — И Брильи, обессилев, рухнул в кресло.

Жак стоял вытянув руки по швам.

— Успокойтесь, Брильи, — вальяжно протянул Шетарди.

— Выпейте что-нибудь. — Он распахнул перед ним шкафчик, в котором стояли бутылки. — Графиня не могла далеко уехать. Вы спокойно догоните карету!

— Какое «спокойно»! — Брильи в сердцах хлопнул дверцей шкафчика. — Карета под охраной. — Он выразительно посмотрел на Жака.

Тот сделал шаг вперед.

— Карету сопровождают трое русских, — отрапортовал Жак. — Один из них, князь Никита Оленев, — телохранитель графинь фон Рейнбек. Я узнал его сразу же, но должен был промолчать, чтобы не мешать хозяину. Потом решил спрятаться и посмотреть, нет ли преследователей. И не ошибся — следом скакали двое. Они напали на меня и хотели убить. Но, к счастью, только ранили. Я потерял сознание, чуть не умер! Это и помешало мне предупредить хозяина.

Жак отошел в сторону, и Брильи заговорил снова:

— Это гардемарины. Я их отлично знаю — Корсак, Белов и Оленев. Вчера я подумал: что это за дама рядом с Ягужинской? Такая знакомая родинка… Теперь мне все ясно. Какая низость! Явиться во дворец в женском платье… и следить за мной. Они дорого мне за это заплатят!

— Ах вот оно что! Похоже, наше дело провалилось, — Шетарди отодвинул рюмки. — Как только ваши гардемарины пересекут русскую границу, они тут же доложат по начальству, что невеста наследника привезла на хвосте французского шпиона. Вы знаете Бестужева. Он раздует дело до международного скандала и на этом выиграет.

Брильи мрачно мерил шагами кабинет.

— Видит Бог, — сказал он наконец, — я не хотел их убивать, но мальчишки сами подписали себе смертный приговор.

— Брильи, опомнитесь! Это бессмысленно. — В голосе Шетарди прозвучало сочувствие. — Вы же не уберете всех свидетелей, в том числе герцогиню с дочерью. А, как я понимаю, ваши гардемарины отнюдь не простаки. Они, конечно, рассказали Иоганне о вас все.

Брильи выпрямился и победно посмотрел на Шетарди.

— Пусть рассказывают что угодно. Эта мадам сейчас в моих руках. — Он мрачно засмеялся и вынул из внутреннего кармана камзола письмо. — Из тайной переписки короля Фридриха и нашей мадам!

— Откуда? — Рука Шетарди замерла над рюмкой.

— Это из личного архива герцогини Ангальт-Цербстской! — Брильи вульгарным жестом ударил себя по ляжке, показывая, откуда извлек письмо, и снова захохотал.

— Браво, де Брильи, я в вас не ошибся! — Шетарди разлил коньяк по рюмкам. — Торопитесь в погоню!

— Я не могу торопиться. — Брильи взял бокал. — Она же обчистила меня до нитки! — В его голосе звучал восторг от беспардонности Иоганны. — Если бы вы знали, сколько эта авантюристка вытянула из меня денег! Я не имею сейчас ни сантима.

— Блистательная особа! — сказал Шетарди, подходя к тайнику и подбирая ключи, чтобы его открыть. — В Берлине я слышал прекрасный анекдот. Фридрих засылает своего агента в Россию: «Ваша версия — вы князь, вы сказочно богаты. Кареты, роскошный гардероб…» — Умный агент спрашивает: «Сир, а есть ли деньги в казне?» — «Одну минуту…» — Короткий разговор с министром финансов. «Ваша версия меняется, — говорит Фридрих. — Вы нищий. Вы сидите на паперти Василия Блаженного и вербуете русских калек и побирушек…».

— Боюсь, что этим нищим буду я, — заметил с усмешкой Брильи.

— Нет. — Шетарди рассмеялся, достал кошелек с деньгами и, уловив жест Брильи, кинул Жаку. Тот поймал кошелек на лету.

— Собирай людей! — приказал, подходя, Брильи. — Главное — перехватить гардемаринов до русской границы!

Жак сразу вышел.

— Вы не будете нищим, Брильи, — с удовольствием повторил Шетарди, садясь к столу. — Если дело выгорит и мадам из Цербста поможет нам убрать Бестужева, то король Людовик отвалит такой куш, что мы до конца своих дней сможем жить припеваючи. — Он поднял бокалы. — За вечную молодость!

Заговорщики подняли бокалы.

На безлюдном постоялом дворе стояли распряженные кареты Иоганны и Никиты. Под луной блестела детская ледяная горка.

Тускло светилось единственное окошко.

В большой комнате для приезжих Фике, держа в руке подсвечник с зажженной свечой, с любопытством разглядывала странные красные шевелящиеся точки на стене.

Из-за двери дети станционного смотрителя таращились на приезжих с не меньшим любопытством, чем Фике на клопов.

Постоялый двор был очень беден, и графине Рейнбек с дочерью выделили одну-единственную кое-как протопленную комнату.

— Брысь! — крикнула Иоганна на детей, и те сразу исчезли.

— Ужасная ночь… Какая грязь… — причитала девица Шенк.

— Перестаньте скулить! Не в карете же нам ночевать! — одернула ее Иоганна и стала командовать Гаврилой и Никитой:

— Лавки на середину! Не то нас заедят клопы. Пуховики сюда! Ширму в угол!

Шенк со вздохами принялась стелить на лавках постель.

По комнате бродили куры, у печки старая сука ловила блох, щелкая зубами.

В соседней комнате запищал ребенок, за ним захныкал другой.

— Сколько здесь детей! — засмеялась Фике. — Они разбросаны всюду, словно капуста или репа в амбаре.

— Забудьте этот ужасный жаргон, мадемуазель! — прикрикнула на нее мать. — Не забывайте, вы принцесса!

— Но и принцесса называет таракана тараканом, — съязвила Фике, прибивая башмаком ползущее по стене насекомое.

Никита принес кувшин с водой, поставил его у изголовья импровизированной постели.

— Князь, уберите это! — Герцогиня указала на кур.

Гоня кур и собаку, Никита направился к выходу.

— Сударыня, я буду за дверью охранять ваш покой. — Он с поклоном удалился.

Холодный сквозняк поколебал пламя свечи. Девица Шенк помогла дамам раздеться.

Наконец женщины улеглись. Фике раскрыла книгу, но мать захлопнула ее, готовясь к серьезному разговору.

— Слава Богу! Наш путь идет к концу. — Она истово перекрестилась. — Завтра мы пересечем границу. Нас ждут великие дела!

Внимательно глядя на мать, Фике тоже перекрестилась.

— Принцесса, — продолжала Иоганна торжественно, — я буду с вами откровенна. Мы едем в Россию не только для того, чтобы валяться в постели с пьяным дураком! Я имею в виду наследника.

Фике дернулась, ее явно шокировала вульгарность матери, и та сразу почувствовала это.

— Ти-хо… — продолжала она тоном увещевания. — Пора взрослеть! Надо учиться мыслить широко и по-государственному. Я просто хотела сказать… Покровитель ждет от нас больших услуг.

— Вы говорите о короле Фридрихе?

— О благодетеле Фридрихе! Ваша истинная Родина — Пруссия! Вам говорил об этом отец и повторяю я, ваша мать. И мы должны сделать все, чтобы тетка Эльза стала преданным другом нашего короля.

— Я поняла. — Фике глубоко вздохнула, закрыла глаза и медленно произнесла: — Я должна очаровать не только наследника, но и тетку Эльзу. — На лице ее появилась болезненная гримаса.

— Вот и хорошо… Я всегда знала, что ты умная девочка. Повтори мне, что ты скажешь тетке Эльзе при встрече.

— Ангел мой, — произнесла Фике, словно повторяла урок, — с тех пор, как я увидела вас… Я помню! — сказала она вдруг таким тоном, что Иоганна с недоумением взглянула на дочь.

Никита дремал в сенях, кутаясь в плащ. За дверью графини стало тихо, а в соседней комнате еще были слышны плач детей и приглушенные голоса.

— Князь! — негромко раздалось вдруг из-за двери графини.

Никита сразу вошел в комнату.

Иоганна сидела на кровати, вслушиваясь в голос за стеной.

— Я хочу, чтобы вы легли здесь. Во-он на той лавке. — Она указала на конник за ширмой. — Я боюсь этих туземцев.

Никита зашел за ширму и с удовольствием вытянулся на лавке. Лунный свет пробивался через мутное оконце и падал на его лицо.

Ночь.

…В комнате смотрителя спали дети на печке.

…Положив голову на грудь Саше, спала Анастасия. Саша осторожно перевернулся на бок, боясь разбудить девушку, и закрыл глаза.

…Алеша широко раскрытыми глазами смотрел в потолок, потом потянул плащ, закрывая лицо.

…Храпела Иоганна, приоткрыв во сне рот. Фике тихонько поцокала языком, и мать замолчала.

Никита с открытыми глазами лежал, отвернувшись к стене. Скрип ширмы заставил его быстро сесть.

Перед ним со свечой в руке, простоволосая, в накинутом на плечи пледе, стояла Фике. Глаза ее смеялись.

— Мне не спится, князь. Давайте поболтаем.

Фике села, спрятавшись за ширму. Сквозь синее оконце лился лунный свет.

— Сверчок поет — маленький скрипач, а лунные лучи его струны. — Она засмеялась, поиграла прозрачными пальчиками на воображаемой арфе.

— Знаете, почему сверчок поет? Слушайте. — Шепотом, глотая концы слов, она запела простенькую детскую песенку:

— Вы… вы… и в такой жуткой дыре! Как несправедливо! — приглушенным голосом воскликнул Никита.

— О! Будь мы даже богаты, все равно не нашли бы здесь лучшего жилья. Ах, — она беспечно махнула рукой, — в конце концов, это на одну ночь. Но скажу вам по секрету, — она приблизила к нему свое лицо, — как мне надоела бедность! Это так унижает!

Призрачный полумрак, мерцание свечи настроили Никиту на романтический лад.

— О моя лунная фея, — прошептал он, — я сделаю все, чтобы в России вы ни в чем не испытывали нужды. Клянусь! Слово дворянина.

— Русские все так добры? И так великодушны? — спросила она, внимательно вглядываясь в Никиту.

— Не знаю, — смешался тот. — Я никогда не думал об этом.

— Вашу шпагу! — Фике горделиво вскинула личико. — Встаньте на колени.

Никита радостно повиновался игре.

— Я посвящаю вас в рыцари…

— …Воображаемого королевства, — подсказал Никита.

— Не надо шутить. Повторяйте за мной слова присяги. Обязуюсь…

— Обязуюсь… — повторил Никита.

— …Хранить любовь и верность принцессе Фике и никогда не забывать обещания, данного на постоялом дворе близ Риги.

В лице Никиты было столько нежности, любви и доброты, что Фике вдруг смутилась и опустила глаза.

— А знаете, что там дальше, в песне? У нее очень печальный конец: сверчок пел, пел свои песни, но фея больше не появлялась. Она забыла бедного сверчка.

— А он не бедный, — улыбнулся Никита и тихо пропел:

— Князь, поцелуйте меня. — Фике зажмурилась и придвинула лицо к Никите.

Он прижался к ее губам, она обхватила его за шею, открыла глаза.

Пламя свечи дрожало от сквозняка, лунные лучи заливали комнату.

В это время раздался резкий, переливчатый храп.

— Маменька! — огорченно воскликнула Фике. — Сейчас она разбудит Шенк и весь дом! — И исчезла. Только смех ее серебряно зазвенел в темноте.

Никита поднялся и осторожно покинул комнату.

Он вышел на залитый лунным светом двор. Сердце его гулко стучало.

Схватив горсть снега, Никита растер им разгоряченное лицо.

Большое звездное небо сияло над его головой. Чистый снег покрывал землю.

Внимание юноши привлек тихий стук. Он увидел, как Саша прижался к оконному стеклу, словно спрашивал: что случилось?

Никита показал ему жестом — все в порядке! Прошел несколько шагов. Снег хрустел под каблуками. Он глубоко вдохнул морозный воздух и вдруг остановился.

В окошке кареты Иоганны теплился слабый огонек, похожий на свет свечи.

Никита осторожно приблизился к карете, заглянул внутрь.

Какой-то человек в шерстяной маске-колпаке с прорезями для глаз рылся в дорожном сундучке графини.

Никита рывком открыл дверцу кареты, но не успел и слова произнести, как неизвестный стремительно выскочил с другой стороны и бросился бежать.

Очевидно, он хотел скрыться в доме, однако ему помешал Саша, неожиданно вышедший на крыльцо.

Неизвестный резко свернул вбок и скрылся на конюшне. Друзья последовали за ним.

В конюшне храпели потревоженные кони. Никого не было видно. Друзья медленно пробирались вдоль загородки, ища вора. Никита взял в руки уздечку, Саша сорвал с гвоздя старую попону.

Человек в маске пролез под брюхом лошади. Чьи-то сапоги прошли мимо его лица. Он нырнул в проход, бросился к двери, но Саша и Никита настигли его, повалили, набросили на голову попону и связали руки уздечкой.

— Сволочь! — задыхаясь от ярости, произнес Саша.

Никита рывком сорвал с головы незнакомца вязаный колпак. В лунном свете они с изумлением узнали в поверженном Алешу. Глаза его были закрыты, мышцы лица набрякли. Саша разжал пальцы на его горле.

— Алеша, ты что? — прошептал он, с трудом переводя дыхание.

По телу Алеши прошла судорога, плечи его затряслись, и друзья с ужасом увидели, что он рыдает. Он с трудом отполз к стене, сжался в комок.

— Барин, Никита Григорьевич!.. — послышался голос Гаврилы, чей силуэт маячил в проеме двери конюшни. — Что стряслось?

— Пошел вон! — Никита бесцеремонно вытолкнул его во двор и задвинул засов.

Гаврила недоуменно пожал плечами и побрел к дому, бормоча:

— Господи, избави нас от лукавого… Пережить бы эту ночь. Убереги нас от злодея Брильи и его шайки. И верни, Господи, разум Никите Григорьевичу, чтоб отвратился он от греха и обратился к наукам…

Алеша сидел на полу конюшни и говорил сквозь рыдания:

— Я должен был следить, с кем они встречаться будут, о чем разговаривать… А главное, найти их переписку… И в Петербурге представить письменный рапорт.

— Кому? — с напором спросил Саша. Он ничего не понимал.

— Бестужеву. — Алеша неловко поднялся и подошел к бочке с водой.

— Вице-канцлеру? — Саша не верил своим ушам. — Значит, ты вел двойную игру? — Он в волнении прошелся по конюшне. — Как ты мог молчать, не сказать нам… твоим друзьям? — Саша подошел вплотную к Алеше и бросил: — Это предательство!

— Прекрати! — Алеша сжал кулаки. — Как вы не понимаете… Я не хотел впутывать вас в это грязное дело! — Он повернулся к Никите. — Ты что… рылся бы со мной в белье своей любимой?

Никита закусил губу. Саша напряженно молчал.

— А ты? — Алеша посмотрел Саше в глаза. — В какое положение я бы тебя поставил? Ты получил из рук самой государыни, — он подчеркнул последнее слово, — приказ тайный от Бестужева. А мне Бестужев дает другое поручение — тайное от государыни, от всех…

— И от нас? — быстро спросил Никита.

— Да, и от вас!

— Как ты мог согласиться на это? — возмущенно воскликнул Никита. — Послал бы его к черту!

— Поначалу я так и сделал, а потом… Нет, здесь вы меня, пожалуй, не поймете, — серьезно и просто сказал Алеша. — Бестужев прихватил меня на нарушении морского регламента. Вы же знаете, я женился раньше срока.

— Ну и что?

— А то… Меня — в матросы на галеры…

— Ну и шел бы в матросы!

Алеша посмотрел на Никиту внимательно.

— …А Софью с сыном — в Сибирь. Правда, он сказал иначе: «Девку с пащенком — в Сибирь!»

Друзья молча переглянулись — возразить нечего. В тишине было слышно, как вздыхали и хрумкали сеном лошади. Из дома донесся детский плач.

— Вице-канцлер не только угрожал, — продолжал Алеша. — Он сказал: «Это нужно России». Увы… он оказался прав. — Алеша с силой растер лицо, словно снимая усталость, потом плеснул на него водой из бочки. — Если б вы знали, что узнал я на музыкальном вечере! Герцогиня Ангальт-Цербстская — прусская шпионка.

Друзья снова растерянно переглянулись.

Алешу била нервная дрожь. Признание дорого ему стоило, казалось, он сразу постарел.

Никита зачерпнул ледяной воды из бочки и протянул ковш Алеше. Тот, стуча зубами, припал к воде, потом передал ковш Саше. Никита пил последним.

Белая необозримая равнина, тусклый свет луны и далекий леденящий душу вой.

По безлюдной дороге скакал отряд всадников. Брильи скакал первым, от него не отставал Жак. Остальные растянулись за ними цепочкой.

Ослепительно яркий зимний день. За ночь все покрылось свежим снегом и теперь сверкало и сияло. Праздник природы дополняли радостные крики и смех.

Многочисленные дети станционного смотрителя в обледенелых корзинах катались с высокой горки. На ее круче стояла Фике и по-детски, с завистливым любопытством наблюдала за ними. На руках у нее были большие варежки из красной лисицы.

Рядом оказался кое-как одетый карапуз лет пяти.

— Пойдем! — крикнул он Фике, призывая ее сесть в корзину.

— Не могу! — с сожалением вздохнула она и, отвернувшись, добавила: — Это неприлично.

А малыш уже мчался по горе. Лукошко под ним перевернулось, и он продолжал с визгом катиться на животе. Из-под задравшегося казакинчика была видна красная попка.

— Прошу, моя королева! Карета готова. — Никита, веселый, с непокрытой головой, поставил к ее ногам огромную корзину с замороженным днищем.

— Только с вами, мой рыцарь! — обрадованно воскликнула Фике и добавила тихо на ухо: — Я боюсь…

Они помчались по горке в корзине, радостно, как это бывает только в молодости. На ухабе корзина подпрыгнула, опрокинулась, и они вывалились на лед. Фике схватилась за Никиту, пугаясь и хохоча, и он прижал ее к себе.

Крепко обнявшись, они скользили дальше по горе, пока не врезались в мягкий сугроб.

Неожиданно появилась Шенк, безмолвно взяла Фике за руку и повела ее к дому, на ходу выговаривая что-то и стряхивая снег с шубки.

На крыльце уже стояла Иоганна и отчитывала кучера за поломанную карету:

— Так и знала, что все поломаете! — Она погрозила хозяину пальцем: — Туземцы проклятые! Как мы поедем?

Отряхиваясь от снега, Никита с почтением подошел к Иоганне, туалет которой обновился — голову ее украшала пушистая шапка молодого князя.

— Сударыня, я не хочу быть навязчивым, но, может быть, вы воспользуетесь моей кибиткой? Гаврила уже переставил мою карету на полозья. Путь на полозьях куда спокойнее. Кроме того, надо пересечь реку, а там полыньи…

— Я согласна, князь, — милостиво промолвила Иоганна и в сопровождении Фике и девицы Шенк направилась к кибитке.

Кучер поспешно принялся грузить в кибитку вещи.

Гаврила поймал Никиту за рукав.

— Никита Григорьевич, опять подарили! — Он указал на Иоганну. — А застудитесь? Да ведь и жалко, меха-то драгоценные!

— Брось, Гаврила! Бедность так унизительна… — с искренней болью отозвался Никита и вошел в дом.

Он очутился в комнате, где совсем недавно был посвящен в рыцари. На подоконнике лежала раскрытая книга Фике. Никита взял ее и увидел отмеченную цитату.

— «Истинная любовь похожа на привидение, — прочитал он, — все о ней говорят, но мало кто ее видел».

В комнату вошли Алеша и Саша.

— Мы тронемся следом через полчаса и будем держаться на расстоянии, — сказал Саша.

Внимание их привлек шум за окном. Во двор с гиканьем въезжал стоявший на санях мужик. Не придерживая коней, он подкатил к крыльцу и стремительно вбежал в дом.

Предчувствуя недоброе, друзья вышли в сени.

— Скачут… верхами… человек семь-восемь, — с испуганным видом шептал приехавший смотрителю. — На хуторе всех лошадей забрали, спрашивали про какую-то карету…

Хозяин двора подозрительно глянул на друзей и решительно увел мужика в большую комнату.

— Это Брильи, — сказал Алеша. — Вот он нас и догнал.

— Ну, Никита, забирай Гаврилу и гоните к границе по той вон дороге. Там герцогиню ждет казачий разъезд. Вот подорожная. — Саша протянул бумагу.

— А вы? — заколебался Никита.

— За нас не волнуйся. Мы с Алешкой возьмем Брильи на себя. Уведем его в сторону и постараемся задержать. И забери с собой Анастасию, — неловко попросил Саша. — Наплети что-нибудь своей герцогине.

— Я останусь с тобой! — раздался голос Анастасии.

Она стояла на пороге, одетая в тот же охотничий костюм, в котором бежала из царева домика. Вид у нее был столь решительный, что Саша понял: спорить бесполезно. Он протянул ей деньги:

— Расплатись с хозяином и жди нас в доме.

Никита вскочил на облучок кибитки, Гаврила встал на запятки. Детвора окружила экипаж.

Из окна кибитки выглядывали Иоганна и Фике.

Прежде чем стегнуть лошадей, Никита оглянулся, прощаясь с друзьями.

Карета герцогини уже стояла на колесах, Алеша и Саша запрягали лошадей.

Вдали, на краю белого поля, Никита различил черные точки, которые стремительно приближались к постоялому двору.

— Вон они! — закричал он друзьям, указывая в сторону отряда Брильи, затем натянул на лицо шерстяную маску от ветра и дернул поводья.

Кибитка рванула по дороге к лесу.

Дальнейшее происходило очень быстро, во дворе одно за другим раздавались четкие приказания. Смотритель с семьей следили за происходящим.

— Анастасия, в карету! — крикнул Саша, и девушка немедленно подчинилась. Он плотно захлопнул за ней дверцу.

— Пистолеты, порох!

Алеша проверил пистолеты.

— И гони через поле к лесу во-о-он по той дороге! — Саша указал на узкую боковую дорогу, ведущую в сторону от основной, по которой мчалась кибитка. Еще миг — и она скроется в лесу…

Никита настегивал лошадь, крича и присвистывая по-разбойничьи.

Фике, пряча лицо за варежки из лисицы, смеялась.

Иоганну бросало из стороны в сторону. Ругаясь, она цеплялась за обивку.

Шенк, закрыв глаза, мелко крестилась и целовала на четках распятие.

Теперь кибитка летела по накатанному пути. Гаврила на запятках тревожно оглядывался.

Кибитка достигла леса и понеслась по узкой лесной дороге. Никита и Гаврила издали торжествующий вопль. Никита оглянулся в последний раз, взмахнул кнутом.

Постоялый двор.

— Все! — закричал Алеша с козел. — Никита в порядке! Теперь надо, чтоб Брильи нас увидел! — Он натянул поводья.

— Увидит… Скорей! — Саша стегнул запряженных в карету лошадей. — Я догоню вас! Гони-и-и!

Карета полетела со двора. Саша бежал рядом, настегивая лошадей, потом отстал.

Хозяин с испугом наблюдал за происходящим. Ребятня жалась к отцу, с интересом следя за веселой, как им казалось, кутерьмой.

Отряд Брильи приближался. Шевалье, увидев что-то впереди, кнутом указал Жаку:

— Карета! Смотри! Вот она-а-а!..

Саша бросился в конюшню и вывел трех запасных лошадей.

За ним, вопя и хватая их за хвосты, бежал хозяин:

— Не дам! Грабители!.. Прибьют ведь меня… Сто-ой!

В снег упал брошенный Сашей кошелек. Хозяин сразу замолчал.

Уводя с собой свежих лошадей, Саша кинулся вдогонку за каретой.

Хозяин, прижимая кошелек к груди, начал загонять детей в дом.

Жена в ужасе схватила с веревок заледеневшие детские порты и рубашонки и бросилась через двор к дому. Последнее, что она увидела, — группа всадников, которые приближались к постоялому двору, и крохотное облачко от пистолетного выстрела над ними.

Вместе со звуком выстрела захлопнулась дверь.

На пустой, с вытоптанным снегом постоялый двор влетел отряд во главе с Брильи, и, казалось, предыдущая сцена повторилась наподобие шаржа.

— Лошадей!!! — громовым голосом заорал Брильи. Он цепко держал взглядом удалявшуюся карету герцогини. Перепуганные куры с шумом разлетелись по сторонам, зашлась в лае собака. На крыльцо выбежала кое-как одетая хозяйка.

— Господин, нет лошадей! — заголосила она, боясь побоев.

Жак торопливо спешился и бросился в конюшню.

— Где хозяин?

— Нет хозяина! — вопила хозяйка, плача. — Всех лошадей увели, негодяи! — Она махнула рукой вслед карете.

Брильи нетерпеливо щелкал себя хлыстом по ботфорту и, когда увидел, что Жак вывел двух измученных лошадей, зло выругался.

— Вперед! — крикнул он, боясь потерять из виду экипаж герцогини.

Алеша нахлестывал лошадей. Кони вскидывали морды, с каждым ударом набирая скорость. Ветер рвал гривы. Грязный снег летел из-под копыт.

— Но-о-о-о! Ми-илы-е-е! Но-о-о-о! — орал он, срывая голос.

Лицо Саши было напряжено, зубы ощерились в застывшей гримасе. Он припал к гриве, сливаясь с конем в единое целое.

Анастасию швыряло из одного угла кареты в другой.

Густой лес приближался с невероятной скоростью.

Отряд преследователей выскочил на дорогу. Обгоняя друг друга, конники быстро преодолевали белое пространство. Брильи вырвался вперед. Он держал рукой шляпу, чтобы ее не сорвало ветром.

Жак не отставал от своего хозяина.

Несколько головорезов скакали следом, дикими криками подбадривая лошадей.

…Карета неслась лесом. Анастасия вцепилась в обивку.

Мимо беглецов сплошной стеной скользили заснеженные деревья.

…Отряд преследователей ворвался в лес. Кони вытянулись цепочкой.

Первым мчался Брильи.

…Беглецы метались по лесу, пытаясь уйти от погони. Но голый лес и оставляемые ими свежие следы на снегу не давали возможности оторваться от преследователей.

…Брильи настегивал коня. Жак и остальные летели за ним. Они выскочили на заснеженную поляну и увидели, как у другого ее конца мчится карета с лошадьми и всадником и как она вновь въезжает в лес, теряясь из виду.

…Карета и Саша на коне проскочили по узкому мосту. Тут Саша смог опередить карету. Теперь он скакал впереди, оглядываясь на друга и делая выразительные жесты рукой. Алеша понимающе закивал головой.

…Отряд Брильи проскочил через узкий мостик.

Наконец, выбрав удобный поворот, Алеша резко развернул лошадей.

— Тпру-у-у!!!

Кони вздыбились, забирая в сторону. Карета накренилась и стала заваливаться набок.

Саша соскочил с коня и бросился к дверце кареты:

— Скорей!

Он схватил Анастасию за руку и резко рванул к себе.

Девушка выпала на снег. Саша успел отдернуть ее в сторону, и карета завалилась поперек дороги. Кони забились в постромках.

Выхватив нож, Саша четкими ударами перерезал кожаные ремни.

Освободившиеся лошади выскочили на дорогу.

Саша подсадил девушку в седло.

Тем временем Алеша невероятным усилием передвинул карету так, что она полностью перегородила путь. Уже слышался топот приближающейся погони.

Друзья выправили оглобли, заложив их за старую сосну, и тут из-за поворота вылетел отряд Брильи. Увидев завал, он изо всех сил попытался сдержать лошадь.

Друзья вскочили в седла и повернули вслед за Анастасией.

Отряд наткнулся на завал. Кони закружили на месте, сбивая друг друга.

Соскочив на землю, Жак бросился к карете.

Брильи поднял пистолет и прицелился. Перед ним маячили, удаляясь, спины. Один из всадников выглядел менее расторопным, чем другие.

Брильи перевел пистолет на эту фигуру и спустил курок.

Пуля сорвала шляпу с Анастасии. Волосы выбились из узла и разметались по ветру. Она в ужасе оглянулась.

— Анастасия?! — воскликнул изумленный Брильи и, увидев вскинутые пистолеты своих сообщников, приказал: