— Не стрелять!

Он тяжело опустился на ступеньку кареты, руки его дрожали.

— Проклятье! — с ненавистью процедил Жак и наклонился к хозяину:

— Они далеко не уйдут, господин, это дорога на мельницу. Посмотрите…

Он показал на лошадей. Загнанные лошади жадно хватали губами снег и рассыпанное зерно.


С ходу обогнув мельницу, кони врезались в высокий сугроб. Дальше дороги не было.

— Все! Конец! — отчаянно крикнул Алеша, соскакивая с седла.

Перепуганный мельник, увидев возбужденных людей, захлопнул дверь.

Все спешились. Следом за Сашей беглецы решительно вошли в помещение.

Мельник угрюмо следил за ними.

Анастасия бессильно рухнула на лавку:

— Не могу больше…

Саша задвинул засов. Алеша подтащил тяжелую скамью к двери.

На столе красовался скупой и выразительный в своей лаконичности натюрморт — золотистая луковица, краюха ржаного хлеба, бутыль с мутноватой жидкостью.

Сбросив тяжелый плащ, Алеша выложил на стол несколько монет. Хозяин молча поставил перед ними кружки и крынку с молоком.

— Пей, — сказал Саша, пододвигая к Анастасии кружку.

Анастасия начала торопливо пить молоко.

— Не спеши, теперь у нас много времени, — усмехнулся Саша.

Анастасия удивленно округлила глаза и посмотрела в окно.

— Теперь Брильи не будет торопиться, — объяснил ей, нарезая хлеб, Алеша, — он понял, что мы в мышеловке. Он даст отдохнуть своим людям и только потом возьмется за нас.

— Он уверен, что герцогиня и ее дочь — с нами, и начнет торговаться.

Зачем ему лишние осложнения? сказал Саша.

— Сколько можно валять дурака? — возразил весело Алеша. — Рано или поздно он обнаружит обман и постарается избавиться от нас. — Алеша вдруг озорно запел:

«Не придешь ты ко мне на могилку…»

— А ты чего радуешься? — мрачно спросил Саша. — Мы, может быть, в самом деле Богу душу отдадим.

— Эх, Сашка! Побывал бы ты в моей шкуре! Что такое смерть рядом с позором? Когда человек чист, ему не страшно умереть!

— Брильи не посмеет… — Анастасия с ужасом смотрела на Алешу.

— Посме-ет. — Алеша с удовольствием уплетал хлеб. — Мы стали невольными свидетелями его игры и мешали ему. У него нет выбора.

— Так же, как и у нас. — Саша плеснул в кружку мутноватой жидкости. — Нам остается одно: морочить ему голову до первой пули. Когда он поймет, что его одурачили, Никита уже будет в Риге и расскажет все! А нам только этого и надо.

Алеша вздохнул:

— У Никиты нет никаких доказательств.


Церковь.

Руки священника опустили младенца в серебряную купель.

Младенец заулыбался и схватил священника за большой золотой крест.

Священник с ласковой улыбкой смотрел на младенца.

Рядом с купелью стояли крестные родители с маленькой девочкой, взволнованной и по-взрослому торжественной от предстоящих крестин.

В православном храме шел обряд крещения. За ритуалом наблюдала из бокового притвора Фике. Чтобы лучше видеть, она иногда поднималась на цыпочки и тянула шею. Потом подошла поближе.

Священник кропил всех святой водой.

Капли попали на лицо Фике. Она удивленно посмотрела на прихожан. Никто не вытирал святой воды, лица у всех были светлые.

Фике подошла ближе, подставив лицо, и священник, заметив это, окропил ее святой водой.

Торжественно, возвышенно запел хор.

В глазах Фике стояли слезы, мешаясь с каплями святой воды.

Никита вошел в церковь, ища глазами Фике, и замер, видя ее взволнованность и любуясь ею.

Фике почувствовала его взгляд, оглянулась и подошла к нему.

— За вами приехали казаки, — негромко сказал Никита.

— Как? Вы покидаете меня? — Она схватила его за руку. — Я не пущу вас! — И добавила почти умоляюще: — Не покидайте меня…

— Но я должен вернуться!

— А как же ваша клятва на постоялом дворе? — воскликнула она.

— Близ Риги?

— Поверьте, я всей душой ваш, но обстоятельства выше меня. Мои друзья в смертельной опасности. Я должен им помочь!

— Ка-ак! Вы все-таки встретились? — Она посмотрела на него с ласковым упреком. — И утаили это от меня? Я думала, между нами нет тайн.

— Не гневайтесь на меня, милая Фике. — Никита поцеловал ей руку, — Я все расскажу вам… потом. Где я найду вас в Петербурге?

— О, это не составит труда! — Фике положила ему руку на грудь. — Мы обязательно встретимся! И спасибо, милый князь, за нашу прекрасную тайну, которая сделала это путешествие таким… таким… — Она вдруг поцеловала его в щеку. — Я не забуду этого никогда.

Дверь в храм распахнулась, впустив клубы морозного воздуха. На пороге стояла раздраженная Иоганна.

— Фике! — крикнула она громко. — Сколько тебя ждать? Можно хоть немного подумать о приличии?!

Прихожане неодобрительно оглянулись, удивленные такой бесцеремонностью.

Фике пошла за матерью.

Возле роскошной, белой с золотом кареты, обитой внутри соболями, суетились казаки, которым надлежало сопровождать герцогинь.

Никита протянул документы ротмистру.

— Прощайте, князь, — царственно кивнула Иоганна и направилась к карете. — Ваши услуги очень пригодились нам.

Никита видел, как Фике села в карету.

На него смотрело из окна кареты ее счастливое и грустное личико.

Никита улыбнулся и неожиданно для себя подмигнул ей, — мол, все будет хорошо!

Карета тронулась, сопровождаемая казачьим эскортом.


Посреди вытоптанного двора мельницы на коне гарцевал Брильи.

Жак с помощниками спрятались за сарай, готовые напасть в любую минуту.

Они держали в руках пистолеты, охраняя своего господина. Дверь, окна мельницы находились под их наблюдением.

— Гардемарины! — зычно и четко начал Брильи. — Вы в ловушке. Я не хочу неприятностей! С вами находятся женщины. Выпустите их! Мои люди проводят их на постоялый двор. Обещаю: дамам ничего не грозит! Я обеспечу им защиту и комфорт!

Никто не ответил на его призыв. В одном из окон мелькнула тень. Жак перевел пистолет на другое окно.

Брильи усмехнулся.

— Вы — трусы! Трусы и сопляки! Настоящий мужчина не станет прятаться за женские юбки! Позор!!! — Он спрыгнул на землю. — Кто отважится принять мой вызов? — Брильи выхватил шпагу и принял воинственную позу. — Ну-у-у? Выходи!

Меткий выстрел выбил шпагу из его руки.

Паля по окнам, бандиты бросились через двор к мельнице.

Гардемарины отстреливались четко и хладнокровно.

Перестрелка была короткой и яростной. Двое головорезов, корчась, рухнули в снег.

Помещение мельницы заволокло едким пороховым дымом.

Друзья с трудом различали друг друга.

Дрожащими руками Анастасия перезаряжала пистолеты.

От выстрела разлетелось узкое окно. Осколки стекол посыпались на Анастасию.

— Уйди, говорю! — заорал Саша. — Спрячься наверху за мешками!

Анастасия, словно не слыша его, протянула заряженный пистолет Алеше и начала набивать порохом следующий.

Алеша пристроился у окошка, выложив перед собой пистолеты.

Брильи выглядывал из-за угла сарая.

Несколько человек вырвали опорное бревно из ворот и колотили им в дверь.

Алеша на мгновение высунулся из окна и выстрелил в группу у двери.

Снаружи раздался истошный вопль. Едва он успел прижаться к стене, как пуля Жака впилась в балку над его головой и раскрошила ее в щепки.

Жак подтащил к мельнице охапку соломы.

— Господин, — обратился он к Брильи, — обложим мельницу соломой и выкурим их…

— Идиот! — Брильи выхватил из его рук охапку соломы и швырнул на землю. — Я бы сам спалил их не раздумывая, но там — женщины!

Жак мрачно уставился на хозяина:

— Шевалье, Анастасия приносит нам несчастье.

Бандиты, держа бревно, разбежались и грохнули им в дверь.

Анастасия с ужасом смотрела на дверь. Дверь трещала под ударами бревна, петли разболтались, засов дрожал. Щель в притолоке с каждым ударом расширялась.

Алеша с Сашей подтаскивали к входу мешки с зерном.

В окно влетел подожженный жгут соломы. Чадя и разбрасывая искры, он упал на пол. Анастасия затоптала его ногами.

Дверь под ударами хрястнула, и в образовавшейся дыре показались яростные, орущие лица.

Саша выхватил шпагу и ткнул в дыру наугад. В ответ раздались проклятия, вой и стоны.

Перепуганный мельник спрятался в своей каморке. Он выбил табуретом стекло и, протиснувшись в узенькое оконце, вылез во двор.

Вопя и показывая всем, что он безоружен, мельник хотел укрыться в сарае, но наткнулся на Жака и Брильи. Вытаращив от ужаса глаза, он орал и бессмысленно размахивал руками.

Жак схватил его за грудки и крепко встряхнул. Мельник тут же умолк и осмысленно огляделся.

— Сколько человек на мельнице?!

— Трое! — не задумываясь, выпалил мельник. — Двое мужчин и одна женщина. Я не виноват, отпустите меня!.. — Он бухнулся на колени.

Жак с брезгливостью отшвырнул трясущегося человека.

— Нас одурачили, господин! Я говорил вам — это не женщина, а проклятие!

— Убью! — закричал шевалье и бросился к мельнице.

Он с яростью ухватился за бревно, ободренные его присутствием головорезы разом навалились и все вместе выбили дверь.

Дверь упала на мешки. По ней, как по наклонному мосту, бандиты полезли в помещение.

Саша, схватив Анастасию за руку, потащил ее за собой наверх по лестнице.

Прикрывая друзей, Алеша перерезал кожаный ремень привода. Сверху на головы нападающих посыпались заготовленные мешки с зерном, началась свалка.

Спрятав Анастасию между старым хламьем и корзинами, Саша бросился на помощь другу.


Дорога. По ней во весь опор скакал всадник, нахлестывая коня. Это был Никита.

Обледенелый плащ парусом хлопал за его спиной. Бока лошади тяжело вздымались.

Никита проскочил поляну, деревянный, уже знакомый нам мостик.

За крутым поворотом он натолкнулся на брошенную карету. Остановившись, Никита отер лошадиный круп шарфом, дал лошади отдохнуть немного. Через минуту шпоры опять вонзились в ее бока.

На мельнице шел яростный бой.

Гардемарины стояли спиной к спине, отбиваясь ножами и шпагами, а когда возникала необходимость, пускали в ход кулаки.

В дымном воздухе мелькали разъяренные лица, сцепившиеся тела, сыпалось зерно из прорванных мешков, трещали, ломаясь в драке, лавки и табуреты, Двое бандитов, проникнув на второй этаж, тщательно обследовали каждый угол.

Слыша их шаги, Анастасия замерла и закрыла глаза.

— Щено-о-ок! — закричал Брильи, оказавшись наконец один на один с Сашей. — Учить тебя надо!!!

Драка их была жестокой.

Силы друзей иссякали, и неизвестно, чем бы закончился этот страшный поединок, если бы в дверях не раздался громкий клич Никиты:

— Гардемарины, вперед! — И он влетел в самую гущу боя.

Друзья встали втроем, спиной к спине.

Наверху, отбросив корзину, бандит обнаружил Анастасию.

— Женщина! — радостно завопил он и, схватив девушку, поволок ее к лестнице.

Анастасия отчаянно сопротивлялась. Она вырвалась из рук бандита и метнулась было вниз, но вдруг резко остановилась.

Перед ней стоял Жак с пистолетом в руке.

Анастасия смотрела на черный кружок дула, словно загипнотизированная.

— Вы не женщина, а ведьма, — процедил Жак сквозь зубы и потянул курок.

Раздался жуткий крик, и, прежде чем Анастасия смогла что-либо понять, ее загородил Брильи и под звук выстрела рухнул у ее ног.

Все остальное было как в дурном сне. Жак бросился на помощь своему хозяину, но Саша настиг его и пронзил шпагой.

Анастасия без сил опустилась на ступени и закрыла лицо руками.

Видя гибель своих вожаков, бандиты начали один за другим отступать.

Еще гремел шпажный бой, но Анастасия ничего не замечала вокруг. Она сидела на полу, держа голову Брильи на своих коленях.

По лицу шевалье было видно, что рана его смертельна.

Он не сводил глаз с Анастасии.

— Ну, вот и все… Теперь вы будете принадлежать мне вечно. Как бы ни сложилась ваша судьба, я всегда буду жить в вашем сердце…

— Дайте я перевяжу вас. — Она вытерла о свой камзол перепачканные кровью руки.

— Не надо, звезда моя… Ах, как я гнался за тобой… — Он быстро терял силы, голос его звучал глухо. — Дорого мне стоил твой последний русский…

— Я тоже русская. — Она осторожно вытерла лоб шевалье.

— Красота всемирна, — из последних сил попытался пошутить Брильи.

— Не умирай, Сережа! Не умирай… — Анастасия обняла его голову и разрыдалась.

Неожиданно стало тихо. Поняв бессмысленность продолжения драки, головорезы пустились наутек.

Никита и Алеша обессилено рухнули на лавку.

Саша склонился над Анастасией.

— Пойдем, — сказал он жестко.

— Оставь нас, — скорбно отозвалась Анастасия. — Он спас мне жизнь, он меня любит…

— Любил, девочка моя… Теперь я уже весь в прошедшем времени.

Глаза Брильи затуманились, он начал жадно ловить ртом воздух.

Обрывая пуговицы, Анастасия расстегнула ему камзол.

В руки ей упал сложенный вчетверо лист исписанной бумаги, край его был окровавлен.

Цепляясь за остатки сознания, Брильи еле слышно прошептал:

— Пустое… Как глупо я потратил жизнь… Звезда моя, я иду к тебе…


Белые просторы России.

Ветер обдувает порошу с наста.

Застыли обледенелые деревья над черной прорубью.

Из-за холма появились четыре всадника и остановились.

Это были Саша, Алеша, Никита и Анастасия. Лица их за время путешествия возмужали. Они обнажили головы и молча созерцали знакомый русский пейзаж с колокольней. Совсем недавно по этим местам увозила их карета в далекую Пруссию.

Безлюдно, тихо. Только четыре всадника стоят на холме.

Друзья возвращались домой, в Россию.


Будуар императрицы Елизаветы Петровны.

Рука вице-канцлера держала письмо, то самое, которое Анастасия нашла на груди у умирающего Брильи.

Бестужев склонился в низком поклоне.

— Матушка-государыня, и вновь вы не изволите себя решением обременять…

Императрица, заканчивая перед зеркалом туалет, пробежала пуховкой по плечам и груди, поправила на шее изумрудное ожерелье.

— Опять вы меня мучаете. Не ко времени! У нас такой светлый, такой торжественный день! Обсудим ваши дела после приема.

— Боюсь, что будет слишком поздно, ваше величество. Благоволите прочесть сейчас. К торжеству нашему оно имеет прямое касательство. — И, видя неудовольствие Елизаветы, Бестужев добавил: — За это письмо, государыня, заплачено очень дорогой ценой.

Елизавета небрежно взяла письмо.

— Боже мой, что это! — воскликнула она с ужасом.

— Кровь. Об этом я и говорю вам… Это письмо большая удача для нас. Его нашли в камзоле мертвого де Брильи.

— Кто писал?

— Король Фридрих Прусский, ваше величество.

Государыня углубилась в чтение. Постепенно лицо ее приняло гневное выражение:

— Это письмо полицейского, а не короля!.. Наставление в шпионаже!..

— Король придает этим вещам огромное значение. Известно его высказывание: «Герцог де Субиз берет с собой на войну сто поваров, я же предпочитаю впереди армии выставить сто шпионов».

— Кому адресовано послание? — спросила Елизавета с презрением.

— Одной весьма знатной особе, — неторопливо начал Бестужев. — Полагаю, она не откажется это подтвердить. — И не дожидаясь согласия государыни, он приоткрыл дверь и негромко сказал дежурному офицеру: — Государыня желают видеть герцогиню Ангальт-Цербстскую с дочерью.

— Вы в своем уме? — возмутилась таким самоуправством императрица.

— Сейчас увидим. — Бестужев кротко опустил глаза. — Коль ошибаюсь, уйду в отставку.

— Как вы несносны в своем упрямстве! — раздраженно воскликнула Елизавета.

— Для блага трона и державы. — И вице-канцлер со смиренной гордостью склонился перед императрицей.

По коридору дворца стремительно двигались две тоненькие фигурки — мать и дочь. Иоганна ловила в каждом зеркале свое отражение.

Она задержалась возле роскошного напольного зеркала в резной золоченой раме.

— Дочь моя, запомни… Ты делаешь глубокий реверанс, а я встану вот так. — Она приняла вычурную позу и вдруг ловко сняла с плеч дочери соболиную накидку. — Соболя не носят в твоем возрасте! Это нескромно. Воистину царский подарок! Я же говорила, что тетка Эльза полюбит тебя… «Ангел мой! С тех пор, как я увидела тебя, жизнь моя приобрела смысл…».

Она вдруг увидела свою дочь — маленькую, испуганную и несчастную.

— Боже, что за поза! Подбери зад! — Она больно щелкнула Фике по попке.

— Расправь плечи! — Очередной толчок в бок. — Держи спину! — Шлепок между лопаток. — Голову выше… выше! — Жестким пальцем мать подняла подбородок дочери. — И не надо смотреть так грустно! Печаль не к лицу молодой особе. Улыбнись… радостнее, веселей, беспечней. Вспомни что-нибудь хорошее…

И, откликнувшись на материнский призыв, Фике неожиданно улыбнулась, широко, светло и радостно.

— Вот и хорошо! Значит, так… «Жизнь моя приобрела смысл…». Как там дальше?

— Не волнуйтесь, маменька, — Фике выпрямилась, — я все помню. Идемте! Нас ждут. — И она первая направилась по коридору.

Иоганна проводила ее удивленным взглядом.


Императрица стояла у окна, внимательно изучая письмо, когда за ее спиной распахнулась дверь. Она оглянулась и увидела мать и дочь в отрепетированных позах. Позади них стоял вице-канцлер.

— Ангел мой, Эльза, — с умильным восторгом начала герцогиня, — с тех пор, как я увидела вас… — Глаза ее с ужасом уставились на письмо, которое Елизавета держала за уголок, но она продолжала автоматически произносить заученный текст: — Жизнь моя приобрела… смысл… Я живу ради… вашей…

— Сударыня, вам знакомо это письмо? — перебив ее, ледяным тоном спросила императрица.

Бестужев не мигая смотрел на гостью.

— Нет! — Иоганна охнула, закатила глаза и, застонав, схватилась за сердце. Стоны герцогини остались без внимания.

Государыня повернулась к Фике.

— А вы знаете, кто писал это письмо?

Она протянула лист девушке. Та внимательно всмотрелась в строки, со страхом огляделась по сторонам, опустила голову и тихо произнесла:

— Почерк дяди Фрица, прусского короля…

— Вы читали его?

Фике отрицательно покачала головой, в глазах ее появились слезы.

Иоганна, оправившись от первого потрясения, сделала шаг вперед, прикрывая собой дочь, и быстро произнесла:

— Моя дочь ничего не знает!

— Значит, есть что-то, что вашей дочери не надлежит знать? Что именно? — не выдержал Бестужев.

Иоганна прикусила язык. Государыня строго взглянула на вице-канцлера.

— Один Бог свидетель, как я ждала тебя, дитя мое. — Елизавета печально смотрела на Фике. — И как горестно видеть, что я ошиблась…

Она отвернулась к образам и тяжело вздохнула. Одна из лампад погасла.

Елизавета попыталась зажечь ее от свечи.

Фике почувствовала острую жалость к этой немолодой и одинокой женщине.

— Нет! — искренне вскрикнула она. — Нет, вы не ошиблись!.. Я так благодарна вам! Самое страшное — это ваша немилость… Поверьте, я не лгу вам, ваше величество! Я действительно не читала этого письма, но догадываюсь о его содержании…

— Ваш дядя Фриц, — ядовито спросил Бестужев, — тоже давал вам поручения? — Вице-канцлер буравил принцессу глазами.

Все взоры были прикованы к Фике. Императрица замерла с горящей свечой в руке. Дрожащими пальцами Иоганна отерла повлажневший лоб.

Сознавая роковую важность момента, Фике внимательно оглядела присутствующих. Она словно решала непосильную задачу. Когда напряжение достигло предела, она выдавала из себя с трудом:

— Да, король Прусский подробно объяснил мне мои обязанности.

— В чем же они? — Голос вице-канцлера звенел торжеством.

Фике глубоко вздохнула и, обращаясь к Елизавете, произнесла:

— Добиться вашей дружбы. Стать его глазами и ушами при русском дворе. Доносить… Простите меня, маменька!..

— Дрянь! — прошептала возмущенная Иоганна, пытаясь незаметно ущипнуть дочь. — Не верьте ей, она не в своем уме!..

— Оставьте девочку в покое, — сказала, подходя к Фике, государыня. — Как вы можете так поступать? Ведь это ваша кровная дочь! — Елизавета встала между ними, как бы оберегая Фике от матери. — Что стоит за твоей откровенностью, дитя мое? Ты немка, лютеранка, король Фридрих — покровитель вашего дома.

— Моего маленького, зависимого, нищего дома… — Фике окончательно разрыдалась. — Приглашение в Петербург было для меня высшим счастьем, сказкой, такой непохожей на мою прежнюю жизнь. Я еще мало знаю русских, но те, кого я встретила во время нашего путешествия, покорили меня своим благородством и великодушием. Я много думала в дороге… Я выбрала Россию! Я хочу стать русской и сделать все, чтобы ваш народ полюбил меня. — Она бросилась на колени перед образами. — Я могла бы поклясться вам на иконах, и я сделаю это, как только приму православие. — Она подняла к Елизавете свое заплаканное лицо. — Ваше величество, станьте моей крестной матерью!..

Елизавета растроганно смотрела на нее.

Дверь приоткрылась, показалось взволнованное лицо обер-гофмейстера Лопухина.

— Ваше сиятельство, — зашептал он Бестужеву, — прибыли иностранные послы. Все в недоумении… когда же?

— Встань, — приказала императрица. — Негоже невесте наследника в ногах валяться. Приведите девочку в порядок!

Она подняла Фике с колен и хлопнула в ладоши. И сразу же в комнате появилась статс-дама в сопровождении куафёров и горничных. Они окружили Фике, увлекая ее в другую комнату.

Иоганна подалась за дочерью, но вице-канцлер, оценив ситуацию, остановил ее, ловко сняв с плеч соболя.

— Не вам подарено, сударыня, не вам и носить. — Он указал герцогине на незаметную дверь в стене. — С вами предстоит до-о-олгий разговор.

Он догнал Фике и набросил соболя на ее плечи.

Вице-канцлер остался вдвоем с императрицей. Елизавета протянула ему письмо.

— Возьмите, канцлер, оно вам еще пригодится.

— Простите, ваше величество, я всего лишь незадачливый вице-канцлер, которому следует подать в отставку.

— Что так? — весело и насмешливо произнесла Елизавета.

— Теперь вы столь мудры и опытны, что более не нуждаетесь в моих советах.

— Ах, оставьте… я ваша прилежная ученица, канцлер… Я не оговорилась. Вы достойны этого повышения. Вы оказали мне неоценимую услугу: я увидела, чего стоит эта девочка.

— Я ваш раб, ваше величество! — Бестужев припал к ее руке. — Благодарю за милость и за урок. Но мои гардемарины — что передать им, ваше величество?

— О, эти юноши достойны большой награды! Зовите их, я сама хочу говорить с ними.


Огромный зал императорского дворца.

На торжественном приеме присутствовало множество военных и гражданских лиц, иностранных послов, знатных горожан. Мужчины и женщины встали по обе стороны красной ковровой дорожки. Гости занимали места по ранжиру.

Никита, Саша и Алеша, а с ними Софья и Анастасия оказались на скромных местах, позади знатных особ, и им трудно было следить за происходящим. Но вот они услышали голос обер-гофмейстера Лопухина:

— Принцесса Ангальт-Цербстская Софья Августа Фредерика!

Обер-гофмейстер подал знак дирижеру. Грянул оркестр на галерее.

Толпа качнулась и замерла в поклоне.

Двери распахнулись, и маленькая Фике ступила на красную дорожку.

Волосы ее были уложены в замысловатую прическу, лицо искусно подкрашено, шею и плечи покрывал густой слой пудры.

— И-раз… и — два… и — три… — еле слышно произнесла принцесса и, попав в такт, торжественно пошла по ковру. С каждым шагом она обретала уверенность.

— Невеста… Невеста… Невеста наследника, — зашептали гости.

Никита, не веря своим глазам, протиснулся в первые ряды.

— Невеста… наследника? — выдохнул он непослушными губами.

— Сашка! Да это же младшая Рейнбек! — воскликнул изумленный Алеша.

— Кто такая? — ревниво поинтересовалась Софья.

— А… самозванка, — небрежно бросила Анастасия.

Перед Фике склонялись седовласые старцы… Знатные дамы… Удостоенные почестей генералы в орденах…

Внезапно ее взгляд столкнулся с потрясенным, несчастным, влюбленным взглядом Никиты, который только сейчас понял, кого он вез в Россию. Лоб Никиты «украшал» свежий шрам.

Она на мгновение задержала шаг, в глазах ее мелькнуло сострадание.

Еле заметным жестом Никита успокоил ее и перевел взгляд на Алешу и Сашу. Они озорно улыбнулись и склонили головы.

Тень улыбки скользнула по ее губам. Легким движением ладоней она прикоснулась к своим щекам, повторяя жест, знакомый одной только ей и Никите, и чуть приметно подмигнула.

— Виват принцессе! — не выдержал осчастливленный Никита.

— Виват!.. Виват!.. — подхватили гардемарины, а затем и весь зал.

Фике последовала дальше, одаривая будущих подданных благосклонной улыбкой.

Никита провожал взглядом ее тоненькую шейку, застывшую над блестящими соболями.

Сзади кто-то потянул его за камзол. Никита отмахнулся, но тут же услышал настойчивый шепот:

— Никита… Ни-ки-та…

Он оглянулся.

— Нас ждет государыня, — зашептал Саша. — Идем скорее.

— А я — то здесь при чем?

— Не скромничай. Мы без тебя никуда не пойдем, — решительно заявил Алеша.

— Кильсоны в течи…

— Брандкугелей нехватка…

— Такелаж размочился…

— Гардемарины, вперед! — произнесли они вместе, провожая взглядом принцессу.

И в тот момент, когда они двинулись было на аудиенцию, раздался голос…


Голос с экрана:

— Даже самое чуткое ухо не расслышало за легкими шагами маленькой Фике грозной поступи блистательного и страшного века Екатерины Великой.

…Фике обернулась и одарила всех — и придворных, и наших друзей, и зрителей — загадочным и глубоким взглядом поверх развернутого веера.

Загрузка...