Другой же Рим – мой прежде, но чужой теперь —
Сначала верным оставался истине,
Но ныне в омут погрузился гибельный.
Когда Александрия, зла исполненный
Бурливый город, разум свой утративший,
Прислал нам мерзость запустенья – Ария,
Что стал учить не поклоняться Троице,
Предав одной природе честь особую
И разделяя сущность неделимую, —
Мы разошлись несхожими дорогами.
Таким изящным стихом святитель Григорий Богослов описывал то, что происходило в Константинополе, а происходило то, что при Валенте все храмы были отданы арианам, поэтому для Григория Константинополь «другой Рим, чужой теперь». Он прибыл сюда в 379 году, то есть на следующий год после гибели Валента. Его пригласили местные православные жители, как интеллектуала, выдающегося богослова, для борьбы с арианами.
После поражения Римской армии под Адрианополем и гибели императора Валента в 378 году восточная часть империи находилась в отчаянном положении. В северных провинциях хозяйничали готы. Август Запада Грациан, племянник Валента, который стал теперь номинальным правителем всей империи, со своими войсками отступил, чтобы перекрыть варварам путь в Италию, и не мог оказать реальной поддержки Востоку.
Из-под власти Римской империи вывалился большой кусок – часть Балканского полуострова, его внутренняя континентальная часть, территория современных Болгарии, Македонии, частично Сербии. Готы начинают осваивать эти континентальные районы, по сути, строят там свое государство. И, конечно, у них есть возможности и силы для того, чтобы эту экспансию продолжать в разных направлениях.
Ситуация требовала экстраординарных мер. Империи был необходим талантливый полководец и политик, способный решить готскую проблему, поэтому при дворе императора Грациана начинают поиски кандидата.
Они избирают очередного «кризис-менеджера», заслуженного полководца Феодосия родом из Испании. Его назначают императором Востока, чтобы удержать государство, не позволить ему развалиться. Он в течение первых четырех или пяти лет, до 383 года, ведет бесконечную, постоянную, тяжелую войну на Балканском полуострове. К сожалению, об этой войне мы мало знаем, потому что никаких подробных описаний этих событий не сохранилось.
Но о том, насколько тяжелым было это противостояние, свидетельствует то, что первые два года своего правления Феодосий даже не мог добраться до столицы. Он сделал своей резиденцией Фессалоники, откуда и руководил войсками, и только в конце 380 года смог въехать в Константинополь.
Когда Феодосий впервые приехал в Константинополь, уже будучи императором, он там обнаружил великолепную картину: большой богатый город, в котором практически вся христианская община объединена арианами. Возглавляет эту общину епископ Демофил, прекрасно образованный, о котором даже никейцы писали, что он был очень хороший человек, очень духовный. Он был хорошим пастырем, но он был арианин.
Центральная улица Константинополя называлась «Меса», «средняя». Она шла от Святой Софии до городских стен и как бы делила город пополам, на южную и северную части. По центру всегда шли императорские процессии, крестные ходы, а по бокам была оживленнейшая торговля. Здесь повсюду были портики, так что по улице можно было идти, даже не выходя из-под крыши, и в этих портиках, между колоннами, устраивали торговые ряды. И, конечно же, иногда это мешало проходу людей, и городские власти были вынуждены сносить весь этот самострой, к ужасу и неудовольствию самих торговцев.
На перекрестке современной стамбульской улицы Билейджиляр – «улицы точильщиков ножей» – и древней улицы Меса когда-то находилась площадь, а на углу этой площади – дворец сенатора Авлилы. Авлила был дальним родственником Григория Богослова, поэтому тот остановился у него. Одну из комнат этого дворца Григорий переделал в храм Святого Воскресения. Именно в нем он и произнес свои знаменитые «Шесть слов о Святой Троице», почему и получил наименование «Богослов». Но в этом же храме он чуть было не заработал и мученический венец. Однажды в этот храм ворвались во время литургии ариане и чуть не побили его камнями, но Григорий остался жив.
В своих проповедях Григорий Назианзин кратко и точно сформулировал ответ богословия великих каппадокийцев на ереси той эпохи. Он говорил, что все они сводятся к трем типам. Первый – чрезмерное слияние ипостасей, при котором лица Троицы теряют индивидуальность. «Там, где три есть одно и то же, там каждое в отдельности превращается в ничто», – проповедовал Григорий. Второй – собственно арианство, когда безначальным и несотворенным признают только Бога Отца, а Сына и Духа называют Его творениями, и тогда крестные муки не были божественным самопожертвованием. И самый интересный – третий тип, который Григорий называл «ересью чрезмерно православных», троебожие: слишком сильное разделение ипостасей, поскольку Бог един.
Именно Григорий Назианзин был одним из первых крупных и вдумчивых критиков движения македониан, иначе духоборов, пневматомахов – это церковные группки, которые выступали против идеи о Божественной природе третьего лица Троицы.
Проповеди Григория Богослова пользовались огромной популярностью, и не только в то время, но и намного позже. Впоследствии византийские богословы признавали их образцом как в точности православного вероучения, так и в стиле изложения.
Все-таки здесь надо понимать, что это общество, особенно общество столичное и общество крупных городов, было очень падким на талантливых ораторов, тем более что это общество было христианизированным, хотя и в значительной степени формально.