Византийские очерки. Труды российских ученых к XXIV Международному Конгрессу византинистов

Византийская Палестина, Константинополь и Афон в русской паломнической традиции

ВИЗАНТИЙСКИЕ ОЧЕРКИ:

Труды российских ученых к XXIV Международному Конгрессу византинистов

BYZANTINE STUDIES:

Essays Presented by Russian Scholars to the 24^th International Congress of Byzantine Studies

М.В. Бибиков

Бибиков Михаил Вадимович, Доктор исторических наук, профессор, заведующий отделом истории Византии и восточно-христианской культуры Института всеобщей истории РАН (Москва), Институт всеобщей истории РАН; Ленинский пр., д. 32а; 117334 Москва; mbibikoWmail.ru

Аннотация: Древнейшие известные паломнические поездки из Руси в Палестину. Евфросиния Полоцкая в Византии и Святой Земле. Богородичный «Русский монастырь» в окрестностях Иерусалима отождествляется с обителью в составе Лавры св. Феодосия – места первоначального погребения преподобной. Артефакты русского присутствия в Палестине. «Русский Свято-Михайловский монастырь» при Лавре св. Саввы Освященного в Иудейской пустыне. Описание древнерусских паломничеств – от игумена Даниила до Василия Познякова и Трифона Коробейникова. Категории «святости» применительно к земле (стране), городу, горе и острову в русской книжности.

Ключевые слова: паломничества, Русь, Палестина, Афон, Константинополь, Русские монастыри в византийской Палестине и на Афоне.

Byzantine Palestine, Constantinople and Athos in Russian Pilgrim Tradition

M. Bibikov

Michael V. Bibikov, Prof. HabiL, Doctor of Sciences (History), Head of Department of Byzantine History and Eastern Christianity of Institute of World History of the Russian Academy of Sciences, Institute of World History, Russian Academy of Sciences; Leninskiy av., 32a; 117334, Moscow, Russia; mbibikoWmail.ru

Abstract: Most ancient pilgrimages from Russia to Palestine. Eu-phrosynia from Polotsk in Byzantium and the Holy Land. «Russian monastery» of Mother of God near Jerusalem is identified with the nunnery of St. Theodosius’ Laura, the first burial place of Euphrosynia. The artefacts of Russian presence in Palestine. «Russian St. Michael monastery» at the Laura of St. Sabbas in the Judean desert. The description of Russian pilgrimages started from Daniel and ended by Basil Poznyakov and Tryphon Korobeynikov. The categories of «holiness» applied to the land (country), city, mountain and island in Russian literature.

Keywords: pilgrimage, Russia, Palestine, Athos, Constantinople, Russian monasteries in Byzantine Palestine and on Athos.

Почти столь же давнюю тысячелетнюю историю, как и само христианство на Руси, имеет традиция паломничества русских поклонников во Святую Землю. В начале XII в. игумен Даниил посетил Святые Места, описав свой путь по византийским дорогам в «Хождении». В 1065 г. на пути из паломничества в Иерусалим и Константинополь скончался во Владимиро-Волынском Святогорском монастыре Успения Богородицы другой известный поклонник Варлаам Печерский – первый игумен Киево-Печерского монастыря[1].

В 1167 г. (или в 1173 г.) в Иерусалим прибывает паломница из дома Рюриковичей – святая княгиня Евфросиния Полоцкая – просветительница Белой Руси, «неокопанное корение Русьстей земли», как ее славили современники. Об этом повествует Житие св. Евфросинии Полоцкой, созданное вскоре после кончины княгини и погребения ее у Иерусалима в Лавре св. Феодосия Киновиарха. В паломничество княгиня отправилась уже будучи игуменьей основанного ею в Полоцке женского Спасского монастыря, за которым утвердилось имя Евфросиньевского. Внучка известного полоцкого князя Всеслава Врячиславича, дочь витебского князя Святослава, она в двенадцать лет ушла из дома, совершила монашеский постриг и несла послушание в полоцком соборном храме Святой Софии. В дальнейшем стала основательницей женской Спасо-Преображенской обители, а также мужского Мариина монастыря во имя Пресвятой Богородицы в Полоцке. В Софийском соборе Полоцка по заказу преподобной в 1161 г. был изготовлен и хранился напрестольный крест с вложенными частицами святых мощей и фрагмента Живоносного Древа Креста Господня. Другим благочестивым поступком Евфросинии Полоцкой стало ее прошение и способствование перенесению в ее обитель чудотворного образа Корсунской (Эфесской) Божией Матери, с которого было сделано на Руси множество списков. Сам образ (по сведениям Жития) был прислан византийским императором Мануилом I Комнином (1143–1180), с которым Евфросиния встретилась по пути в Палестину, была им принята и в Константинополе же получила благословение в путь к Святой Земле от известного Вселенского Патриарха Луки Хрисоверга (1156–1169). Ее сопровождали двоюродная сестра Евпраксия Борисовна и брат Давид Святославич.

Паломничество полоцкой преподобной явилось образцом чистоты помысла и благочестия. Она поклонилась Гробу Христову, поставила при гробе золотое кадило и принесла много даров Церкви Иерусалимской и патриарху. Блаж. Евфросиния обошла и прочие достославные места в окрестностях Иерусалима; поклонившись с великим умилением святыням, княгиня поселилась в монастыре, «называвшемся Русским» и находившемся при церкви, выстроенной в честь и во славу Богородицы[2].

Сама кончина достигшей преклонного возраста и занемогшей полоцкой паломницы, свершившаяся по ее собственной молитве во Святой Земле 23 мая 1173 г., и погребение ее тела в Феодосиевом монастыре на паперти храма, недалеко от могилы матери при. Саввы Освященного и матери при. Феодосия Великого, доказывает высокий смысл духовного подвига полоцкой просветительницы. Ее святые мощи, перенесенные в 1187 г. в Киево-Печерскую лавру, только в начале XX в., в 1910 г., нашли окончательное упокоение на родине святой, в Полоцке. Однако в монастыре Феодосия Великого под Иерусалимом до сих пор можно видеть чтимое место первоначального погребения преподобной.

Видимую же связь литературного отражения контактов Древней Руси и Палестины с реальными реликвиями из Святой Земли в современных храмовых и музейных коллекциях демонстрирует так называемый «Иерусалимский крест» XII в. из ризницы кафедрального собора в немецком городе Хильдесхайме. Этот крест-мощевик новгородского происхождения с частицами палестинских святынь содержит надпись: «Господи помози рабу своему Илии стяжавшему крест сей в сей век и в будущий…»[3]

Аналогом чуть более ранней доставки иерусалимских святынь в Новгород может рассматриваться привезенная по заказу новгородского посадника Мирослава Гюрятиновича (1135–1136) «доска оконченная» Гроба Господня, упомянутая Киевской летописью под 6642 г., фактически – под 1133/4 мартовским годом[4].

С именем архиепископа Иоанна, как и смоленского князя Ростислава Мстиславича, занимавшего с перерывами киевский стол в 1154–1167 гг., связано и паломничество 1163/4 г. из Новгорода «40 муж калици ко граду Иерусалиму ко Гробу Господню. И Гроб Господень целоваша и ради быша. И поидоша, вземше благословение у Патриарха и святые мощи»[5].

Что касается свидетельства о Русском монастыре в Иерусалиме в последней трети XII в., то текст «Жития» Евфросинии Полоцкой в этом отношении уникален. То, что княгиня останавливалась во Святом Граде «у святыя Богородици в русском монастыри», является единственным, но очень важным упоминанием русской Богородичной обители в Иерусалиме, существовавшей уже в XII в.

Поскольку автор «Хождения в Святую Землю» игумен Даниил, очень внимательный и тонкий наблюдатель, в начале XII в. ничего не говорит о русском монастыре во Святой Земле, хотя подробно сообщает о других обителях, резонно заключение о возникновении Русского Богородичного монастыря в Иерусалиме в период между примерно 10-ми и 60-ми гг. XII в. – скорее, ближе к концу этого периода[6]. Вряд ли русская обитель, возникшая в обстановке усиления византийского православного влияния в Палестине, в условиях сближения династической политики крестоносных латинских королевств во Святой Земле с Византийской империей, правящим там домом Комнинов (с соответствующими строительными и реставрационными акциями Византии в Иерусалиме, Вифлееме, Газе и т. и.)[7], смогла пережить захват Иерусалима султаном Салах-ад-дином (Саладином) в октябре 1187 г., положившим начало мусульманского господства в регионе. Больше об этом Русском монастыре в Иерусалиме ничего не сообщается.

Но это не единственное свидетельство о древнерусских обителях во Святой Земле. В «Житии» св. Саввы Сербского сообщается, что сербский архиепископ во время своего первого паломничества в Иерусалим (в 1229 г.) жил в лавре св. Саввы Освященного «у святого Михаила в русском монастыре, вблизи великой церкви», отождествляемой с лаврским собором[8].

Именно там, в лавре св. Саввы, хотела быть погребенной и прп. Евфросиния Полоцкая, но не получила такого разрешения, и в результате упокоилась в лавре св. Феодосия Киновиарха, также к востоку от Иерусалима. Такой отказ сановной паломнице, которая, безусловно, располагала денежными средствами, было бы нелегко понять, если бы обитель Преев. Богородицы, где обитала княжна-игуменья, находилась, как и Михайловская, в лавре св. Саввы. Остается предположить, что в отличие от Михайловского (вероятно, мужского) монастыря, Богородичный (скорее всего, женский) входил в состав лавры св. Феодосия.

Естественно думать, что оба русских монастыря в Иудейской пустыне возникли из потребностей паломнического движения русских людей. Поэтому – возвращаясь к вопросу о датировке их возникновения – надо принять во внимание, что как раз в 60-е гг. XII столетия должно было наступить количественное оживление паломничества в связи с тем, что наступательная политика византийского императора Мануила I Комнина привела к освобождению южного побережья Малой Азии от турок-сельджуков; в итоге стали возможны сухопутные маршруты от Константинополя до Киликийских ворот и далее – до Иерусалима.

Пребывание игумена Даниила во Святой Земле чаще всего относят к 1106–1107 гг., а описанное им участие в пасхальных торжествах приходится тогда на 14 апреля 1107 г. В этом случае объясняется и неупоминание внимательным и скрупулезным автором присутствия патриарха при описании схождения Святого Огня: действительно, в 1107 г. весной в Иерусалиме не было ни греческого, ни латинского патриархов[9].

Самого игумена-паломника отождествляют с будущим Юрьевским (на Роси, совр. Белая Церковь) епископом, поставленным в 1114 г. Предполагается, что Даниил был пострижен в Киево-Печерском монастыре, а затем стал игуменом на Черниговщине. Не случайно он сравнивает реку Иордан с черниговской рекой Сновь, упоминает и рыбу корой (карпа), помещенную затем на герб Черниговского города – Коропа.

Итогом более чем двухлетнего «хожденья» Даниила по Православному Востоку, шестнадцать месяцев из которого он посвятил Иерусалиму и другим Святым Местам Палестины, и стала книга «Житье и хожение Даниила, Русьскыя земли игумена». Она стала древнейшим и совершеннейшим памятником жанра хождений, получившего потом небывалое распространение в древнерусской литературе[10]. О популярности труда игумена Даниила свидетельствует то, что до нас дошло более 150 рукописных списков сочинения.

Даниил с самого начала позиционирует себя как общерусского молитвенника и паломника: «игумен земли Русской», как он именуется в заглавии, поминая в лавре св. Саввы Освященного, где он больше всего жил, русских князей «с женами и детьми», бояр и «всех христиан», выступает как заступник общерусского дела. А в Пасху игумен ставит в кувуклии храма Гроба Господня «кандило на гробе святитель от всея Русьскыя земли»[11].

Даниил был во Святой Земле не один: он упоминает новгородцев и киевлян, бывших с ним. Судя по именам – «Изяслав Иванович, Городислав Михайлович, двое Кашкичей» и многие другие были мирянами; считается, что это своего рода паломничество-посольство было организовано русскими князьями с целью выяснить военную и политическую обстановку на Ближнем Востоке, сложившуюся в результате I Крестового похода[12]. Во всяком случае, государственный характер миссии игумена Даниила и его спутников подтверждается и тем, что он был принят и обласкан самим «князем» – т. е. главой Иерусалимского королевства, возникшего в 1099 г., Балдуином I (1100–1118). К нему обращаются русские с просьбой о содействии в установлении на Гробе Господнем лампады «от всея Русскыя земли».

Итогом наблюдений Даниила стал вывод, что православные святыни сохраняются и почитаются, что отношение к русским паломникам и латинян, и палестинцев благоприятное, и что долгий и небезопасный во времена военных действий путь в Палестину оправдан высокой целью приобщения к святыням. Благожелательная атмосфера общения Даниила с Иерусалимским королем Балдуином I может объясняться, по мысли А.В. Назаренко, и династическими мотивами: не исключено, что поручение игумену дал Черниговский князь Давид Святославич относительно поиска его сестры или племянницы, которая могла тогда находиться в пределах Иерусалимского крестоносного королевства. Князь муромский, новгородский, смоленский и черниговский Давид (ум. в 1123 г.) был сыном великого князя киевского Святослава Ярославича и немецкой принцессы Оды; он активно отстаивал родовые интересы, участвовал в походах русских князей. На съезде в Любеке в 1097 г. Давид получил в удел Чернигов[13]. Династическая близость черниговского князя, от лица которого мог выступать Даниил, к королю предопределила то, что русский игумен многократно получает аудиенцию у Балдуина, шествует бок о бок с ним по его повелению в Великую Субботу к храму Воскресения Христова, получает охрану и провожатых для путешествия по Палестине.

Описание игуменом Даниилом Святой Земли – не просто путеводитель или историко-географический справочник (хотя следует отметить замечательную точность и пунктуальность приведенных свидетельств). Для автора его «хожение» – акт священнодействия, почти литургическое действо[14], в соответствии с принципами которого, постигнутыми паломниками в Иерусалиме, и следует описание святынь Палестины. Автор «Хожения» сосредоточен на библейских местах и христианских памятниках Святой Земли. Поэтому весь путь до Палестины описан общо: Константинополь («Царьград»), Галлиполи, Авидос, острова Хиос, Самос, Патмос, Родос и другие названы в порядке их следования; более подробно рассказано об Эфесе с гробницами св. Иоанна Богослова и св. Марии Магдалины, о Патмосе как месте почитаемом в связи с тем же св. Иоанном Богословом, о Родосе, где «был Олег князь русский 2 лете и 2 зимы», и о Кипре с горой, где св. царица Елена воздвигла кипарисовый крест с «честным гвоздем Христа» (сейчас – монастырь св. Креста Господня – Ставровуни, недалеко от Ларнаки). По ходу путешествия указываются расстояния до «Селуни» (Фессалоники), «Святой Горы» (Афон), Крита, Рима и других центров. Упоминание князя Олега Святославича, вернувшегося на Русь в 1083 г., неслучайно: это – князь Владимиро-Волынский, Тмутараканский, Черниговский, Новгород-Северский, сын великого князя Киевского Святослав Ярославича и принцессы Оды, т. е. брат Давида Святославича Черниговского, игравшего как уже сказано, важную роль в отправке миссии русских паломников.

Добравшись морем до Яффы, Даниил со спутниками уже пешком достигает Иерусалима. Поселился русский игумен, как он сообщает, недалеко от Святого Града – в Лавре преподобного Саввы Освященного, что в долине Кедрона в 25 км на юго-восток от Иерусалима. Обитель при. Саввы была основана в 484 г. выходцем из Каппадокии, из селения Муталаска, Саввой (439–532), который, отправившись еще в 456 г. в Палестину, стал учеником и сподвижником при. Евфимия Великого из прикаппадокийской Мелитины, затем бл. Феоктиста, а с 477 г. уединился в пещере, куда в дальнейшем стали прибывать благочестивые люди. Они образовали обитель, названную Великой Лаврой[15]. Богослужебный устав ее, оставленный при. Саввой, получил название «Иерусалимского».

Но начинает свое повествование Даниил все-таки с описания главных святилищ Иерусалима, встреча с которыми вызывает у игумена и всех паломников особые чувства: «И ту есть гора равна от пути близ града Иерусалима, яко версты вдале; на той горе сседают с конь все людие и поставляют крестьци ту и покланяются Святому Воскресению до дозоре граду. И бывает тогда радость велика всякому христианину, видевше святый град Иерусалим и ту слезам пролитье бывает от верных человек. Никто же бо может не прослезитися, узрев желанную ту землю и места святаа вида, идеже Христос Бог наш претерпе страсти нас ради грешных. И идут все пеши с радостию великою к граду Иерусалиму»[16].

Следующее затем в тексте памятника детальное повествование об иерусалимских святынях – Елеонской горе, храме Святая Святых, храме Воскресения Христова (Гроба Господня), церкви Стефана Первомученика, жертвеннике Авраама, башне Давида, Овчей купели, о Вифании, Гефсимании, а также о других палестинских Святых Местах – горе Ермон, Иордане, пещерах Ильи Пророка и Иоанна Крестителя, Сорокодневной пещере, наконец, подробное описание Лавры св. Саввы Освященного, где пребывал Даниил, о монастыре св. Евфимия, Вифлееме, Мамврийском дубе, горе Хеврон, об Эммаусе, Лид(д)е и Кесарии (Понтийской), Капернауме, Акре, о Галилее и Тивериадском море, о Самарии, о Горах Ливанских, о Фаворе с пещерой пророков, о Назарете и Кане Галилейской – составляет неоценимый фонд русского постижения Святой Земли[17].

Ордынское завоевание Руси в XIII в. наложило, несомненно, отпечаток на паломническую практику во Святую Землю. Хождения русских поклонников заметно сократились, однако никогда не прекращались совсем[18].

Показательным в этой связи выглядит бытование в древнерусских текстах устойчивых сочетаний «Святой Град (Город)», «Святая Гора», «Святой остров» и «Святая Земля» с вполне определенным и конкретным значением в каждом случае[19].

В древнерусских текстах «Святым Градом» в соответствии с греческой традицией библейских переводов неизменно назывался Иерусалим. В Остромировом Евангелии 1057 г., древнейшем дошедшем до нас письменном памятнике Древней Руси, слова «и ишедше из гроб по воскресновении Его, выидошя в Святыи град» (201) соответствует выражению оригинала (Матф. 27:52–53). Так и в непереводном, оригинальном тексте «Жития и хожения Даниила», датирующемся 1104–1107 или 1117 гг. (список 1496 г.), постоянно как формула употребляется словосочетание «Святыйград Иерусалим»: «… похотех видети святый град Иерусалим и землю обетованную. И благодатию Божиею доходих Святага града Иерусалима и видех святая места, обходих всю землю Галилейскую и около Святаго града Иерусалима по святым местом, кудаже Христос Бог наш походи своима ногама и велика чюдеса показа по местом тем святым» (27); «… еже писах о Святем граде Иерусалиме, и о земле той блазей, и о пути еже къ святым местом» (27); «Мнози бо ходивше святаго града Иерусалима, пой дуть опять» (28); «И бывает тогда радость велика всякому христианину, видевше святый град Иерусалим» (32); «… и доидохом по здраву Святаго града Иерусалима и похвалихом Бога…» (55).

Столь же определенны формульные выражения в «Книге Ксенос, или Странник» Зосимы, диакона Троице-Сергиева монастыря, совершившего поломничество в Константинополь и Палестину в 1419–1422 гг., бывавшего в византийской столице и ранее, в 1411 г., сопровождая брачный поезд дочери великого князя Василия Дмитриевича (сына Дмитрия Донского) Анны, выданной за младшего сына византийского императора Мануила II Палеолога – будущего императора Иоанна VII Палеолога. Все эти впечатления отразились в описании Зосимы, сохранившемся в семи списках, древнейший из которых датируется тем же XV в. После посещения Царьграда и Афона, пишет странник, «восхоте видети Святый град Иерусалим, еже Исус Христос подъя страсти…» (126); «… поидохом Понетским морем семьсот миль и пристахом в Палестинская места, едва с нуждею доидохом Святаго града Иерусалима…» (126). Игумен Варсонофий (из Полоцка?) побывал в Палестине дважды – в 1456 г. и в 1461–1462 гг. Описание второго хождения в единственном списке в составе рукописного сборника XVII в.: «Сотворих другое путешествие ко Святому Граду Иерусалиму по шести летех прихода моего на Русь» (162). Наконец, уже в конце XVI в. посланники Ивана Грозного московские купцы Трифон Коробейников и Юрий Греков отправились в 1582 г. с милостыней на помин души убиенного отцом царевича Иоанна в Константинополь и на Афон, а в 1593–1594 гг. тот же Трифон побывал и в Иерусалиме также «с милостыней» вместе с дьяком М. Огарковым: «В лето 7090, в марте, Царь и Великий Князь Иван Васильевич, всея Руси, послал с Москвы в Царьград, и во Антиохию, и во Александрию, и во святой град Иерусалим, и в Синайскую гору, и во Египет…» (50). Описание этих поездок получили широкое распространение (известно более четырехсот их списков) в обработке Василия Познякова во второй половине XVI в.: «О Святом граде Иерусалиме, и о местех того Святаго и Богонаследимаго града Иерусалима сказание» (52).

Другим устойчивым сочетанием в древнерусских, как заимствованных, так и оригинальных, памятниках было «Святая Гора» применительно к Афону, его монастырям и обителям. В начальной летописи «Повести временных лет» под 6559 (1050/ 1051) читается: «Он же устремися в Святую Гору и виде ту монастыри сущи». Игумен Даниил, описывая в начале XII в. свой путь по выходе в Средиземное море, говорит: «и ту есть на Великое море внити, на шюе в Иерусалим, а на десно к Святей горе, и к Селуню, и к Риму» (29), т. е. направо путь лежал к Афону, Фессалонике (Солуни) и к Риму. Игнатий Смольнянин, известный писатель конца XIV – начала XV вв., ходивший в 1389 г. в Константинополь и описавший его в 1389–1393 гг. (сохранилось 24 списка как краткой, так и полной летописной редакции) в сочинении «Хожение в Царьград», сообщает, что «от Царяграда до Лимноса-острова триста миль, а от Лимноса до Святая Горы 60 миль близь Святой Горы» (104), т. е. дает расчет расстояний от Константинополя до о. Лемноса и от Лемноса до Афона. Подобный итинерарий представляет и диакон Зосима, ходивший в 1419–1422 гг. в Константинополь, Афон и Палестину: «И минухомь остров Лимнос, и оттуда плыхом шестьдесят миль и пристахом под Святую гору и взидохом на Святую гору и поклонихся по всем церквамь…»(125–126). Записки Трифона Коробейникова 1582 г. почти повторяют текст Даниила: «от Галиполя до широкого моря Белого (т. е. Средиземного. – М.Б.) же день ходу. А оттуда ходят в два пути: един путь ко Иерусалиму, а другий путь во святую гору Афонскую и в Селунь» (50).

Зосима дает и первое в русской книжности описание афонских монастырей: «Всех же монастырь в Святей горе 22, се же имена монастыремь: первое Лавра, второе Ватопед, третие Хилондарь, 4 руски монастырь святыи Пантелеймон, пятый Пандакратор, шестыи Свимень (т. е. Эсфигмен. – М.Б.) седмые Иверски монастырь, осмыи Зуграф, девятый Дохиарь, десятый Сенохь (т. е. Ксенофонт, – М.Б.), 11 Алуп, 12 Калакал (Каракалл. – М.Б.) 13 Кутлумус (Кутлумуш. – М.Б.) 14 Протатии, 15 Ксеропотамь, 16 Филотеи, 17 Василефпирги, 18 Павлова пустыни, се же общая жития, 19 Деонисьев монастырь, 20 Григорьев монастырь, 21 Симона Петране, 22 Кастамонит» (126). Традиция описания Святой Горы сохранялась и в XVII в.: «В Македонии Афонская гора ныне ту гору святою называют, зело крута, вся исполнена греческими иноки» (Алф. 2, 84 об.). Прилагательное «святогорский» и нарицательное «святогорец» не требовали дополнительного пояснения: «И благословихся от святогорских отец и поидохь по суху в Селунь» (Зосима, 126). Во всех приведенных случаях очевидна калька с греческих выражений. Святым островом прослыл Патмос в память о пребывании на нем Иоанна Богослова (Даниил, 30).

Наиболее распространенными и, вместе с тем, наименее географически определенными, были устойчивые сочетания «Святые Места» и «Святая Земля». В принципе «святыми» называли места жизни и страдания Иисуса Христа, так, например, Нестор в начале XII в.: «Таче слыша пакы о святых местех, иде же Господь наш Иисус Христос плотию походи, и жаждаше тамо походити и поклонитися им» (Жит. Феод. 2). Игумен Даниил тогда же: «Не можно, по истине, яко видех, тако и написах о местех святых» (64); «… но все добро показа нам Бог видети очима вся святаа та места, куда Христос Бог наш походил деля спасения» (72).

Нестору вторит Зосима почти буквально, недвусмысленно указывая на источник своего вдохновения: «И пребы в Лавре, еже зовется Киевская пещера, у гроба преподобнаго игумена Антония и Феодосия поллета, возмыслихся и хотех святая места видети, идеже Христос своима стопама ходил и святии апостоли последоваху ему» (120). А в конце XVI в. Трифон Коробейников отчитывается: «И жихом мы грешны во святом граде Иерусалиме 7 недель, и обходихом вся святая места, и благословихомся у патриарха, и поклонихомся святым местам и святому граду…» (67).

В том же смысле употреблялась и категория «Святая Земля» применительно к Палестине. Даже в позднем тексте 1628 г. сохранилась эта традиция: «Арапленя, которых белых знамений употребляют, мало не всегда разбоем в своей земли во Египте и в Святой Земли упражняются» (X. Рад., 27). Но последний текст о Святой Земле показателен для ее географической идентификации. Судя из контекста, Египет оказывается вне этой категории. Об этом как будто бы свидетельствуют и другие определения рассматриваемых авторов. Так, Трифон Коробейников и Юрий Греков, завершив хождение по «Святым Местам», отправляются далее в Египет: «… и поклонихомся святым местам и святому граду, и поидохом с патриархом Иерусалимским Софронием во Египет» (67). Диакон Зосима в свое время также различал «Египет» и «Палестину», не отождествляя Египет со Святой Землей (135–136).

По крайней мере с начала XII в. «Святые Места» локализуются в Палестине: «… и походихом всю Палестинскую землю; та бо земля вся зовется около Иерусалима Палестина. Божиею помощию укрепляем, походих места та святаа…» (Даниил, 73). Игуменом Даниилом «Святые Места» и «Земля Обетованная» помещаются в окрестностях Иерусалима и в Галилее: «… похотех видети святый град Иерусалим и землю обетаванную. И благодатию Божиею доходах святаго града Иерусалима и видех святая места, обходих всю землю Галилейскую и около святаго града Иерусалима по святым местом…» (27); «туда же и нас грешных сподоби походити и видети святая та места и чюдную ту землю Галилейскую видехом очима своима, всю землю Палестину Бог сподоби мя обиходити» (72). В круг «святынь» включается Даниилом и Лавра св. Саввы Освященного в Иудейской пустыне: «И оттуда показа ему Бог столпом огненным над местом тем святым, идеже есть ныне лавра святого Савы» (46).

«Святым Городом» изредка называется Вифлеем, как, например, у игумена Даниила, правда, он всегда упоминается вместе со «Святым Градом Иерусалимом»: «Вифлеем же святый есть на юг… от Иерусалима святого, 6 верст в далее…» (49); «И доидохом по здраву до святого града Вифлеема и ту поклонихомся Рождеству Христову и ту, почивше, идохом с радостию в святый град Иерусалим» (56). Исключение, лишь прекрасно подтверждающее правило!

С другой стороны, к «Святым Местам» в Древней Руси относится несомненно и Синай. Будущий игумен, иеромонах Варсонофий, посетивший в 1456 г. Палестину и Иерусалим, а в 1461–1462 гг. Египет, Синай и повторно Палестину, описывает «святые места» Синая: «Приидох же иеромонах Варсанофие во святой монастырь Синайски в землю Аравитскую и Мадиямску…» (164). Помимо монастыря св. Екатерины, «святыми» называются и горы Синайские («… и повели мощи ея положите во святей церкви манастыре святая горы Синайския», 165), в частности Хорив («А лежит той святый камень на самом верее тоя святыя горы хоривскиа… И ту же и з Богом беседова усты ко устом на той святой горе Хориве святый пророк боговидець Моисии…», 164) и гора св. Екатерины («И та же святая высокая гора глаголется Екатеринина гора», 165).

«Египтом» древнерусские паломники именовали не столько страну, сколько город – современный Каир. Так, купец Василий в 1465–1466 гг. писал: «Египет град вельми велик…» (173), а Трифон Коробейников через сто с лишним лет свидетельствовал: «А старый Египет ныне пуст, не много в нем живут старых Египтян, а турки и христиане не живут…» (71).

«Святой», помимо Синая, в русской литературе более позднего времени, в XVI в. именуется гора Сион: «Сион есть святая гора, в ней же Господь показа всю благодать, и та гора Сион нарицашеся мати церквам…» (Сл. и поуч. против язычн., 87). Близкий к этому текст находится и в записках Трифона Коробейникова: «… стоит гора Сионская велика, на той же горе церковь велика святый Сион, мати церквам, Божие жилище… И та вся святая места на Сионе» (61).

Однако ни Синай, ни Сион не называются в текстах просто «Святой Горой»: это осталось афонской привилегией. Не упоминается в качестве «Святой Земли» и Арарат, точный перевод которого означает в ветхозаветной традиции как раз «святая почва» (Быт. 8:4). Имя «Израиль» тоже употребляется только в ветхозаветном контексте в рассматриваемых памятниках и не идентифицируются со «Святой Землей». Наконец, несмотря на обилие древнерусских сочинений, посвященных Константинополю и его реликвиям (летописное повествование о путешествиии княгини Ольги в Царьград XI в., Хождение Добрыни Ядрейковича ок. 1204 г., анонимное хожение в Царьград конца XIII – начала XIV в., описание странствия Стефана Новгородца в Константинополь 1348–1349 гг., Хожения Игнатия Смольнянина в 1379 г. и 1389–1390 гг., паломничество Пимена тогда же, путешествие диакона Зосимы в 1419–1422 гг., путешествие Трифона Коробейникова в 1582 г., а затем в 1593–1594 гг.), категории «Святой Град» и «Святая Земля» к этим местам не применялись.

Зато к XVII в. возникает вдруг и получает распространение новая традиция именования «святыми» городов и стран[20]. «Святой» называется православная Русь («Не бывать уж нам на святой Руси». Аз. пов., 113), а «святым градом» – Москва («А на Москве реке царствующий святый и великий град Москва». Кн. Бол. Чертежу. С. 121). Но это – уже совсем другая история.

Начало монастырского строительства на Руси самым непосредственным образом связано с Афоном. Преподобный Антоний Печерский, основатель Киево-Печерского монастыря, согласно версиям «Жития» преподобного и более позднего греческого Великого Синаксария, был на Афоне, где усвоил правила иноческой жизни. Там же был почерпнут и опыт межкультурного общения и полиэтнического культурного строительства, ибо Святая Гора была средоточием не только греческой, но и грузинской, сирийской, болгарской, сербской, русской и даже латинской монастырской культуры.

Итак, в возрасте около 20 лет юноша из черниговского Любека, согласно Летописцу Переяславско-Суздальскому XV в., добирается с высокими духовными помыслами в Константинополь, а затем на Афон, где эсфигменский старец игумен Феоктист постригает его с именем Антоний. Димитрий Ростовский, комментируя это решающее в жизни новопостриженного монаха событие, сравнивает при. Антония Печерского с отцом восточно-христианского монашества при. Антонием Великим (около 251 – около 356 гг.), сближая тем самым предначертания устроителей монашеской жизни в раннехристианское время с христианской эпохой на Руси.

После десятилетнего пребывания при. Антония на Афоне в пещере близ Эсфигмена[21] он благословляется в обратный путь в Русскую землю. По поздней Густынской летописи, около 1028/30 г., а по «Житию» при. Феодосия Печерского, после 1051 г.[22] при. Антоний возвращается на Русь, где вскоре основывает Киево-Печерский монастырь – первую обитель такого типа на Руси, ставшую затем Лаврой во имя Успения Божией Матери.

Возможно, по образу и подобию Антония до Афона добрался святитель Ефрем Печерский (ум. в 1098 г.), епископ Переяславский.

Посещение русскими Святой Горы Афон с начала распространения христианства на Руси до XII в. не было единичным[23]. В 70-е гг. XIV в. во время паломничества во Святую Землю на Афоне, возможно, некоторое время оказывается смоленский архимандрит Агрефений, составивший «Хождение в Иерусалим»[24]. Во всяком случае, он указывает расстояние «от Лимна» (о. Лемнос) «до Святыя» (Святая Гора?) в своем «итинерарии».

Не исключено, что посещал Афон в молодости и святитель Дионисий, рукоположенный в 1364 г. св. Алексием Московским, а в 1382 г. возведенный Константинопольским Патриархом в сан архиепископа Суздальского и Нижегородского, а затем митрополита Киевского и всея Руси. Во всяком случае, вернувшись из трехлетнего путешествия по христианскому Востоку, Дионисий вводит в своем Нижегородском Вознесенском Печерском монастыре общежительный устав[25], характерный для святогорских киновий. Позже общежительный устав на Руси получает широкое распространение благодаря Сергию Радонежскому. Сам свт. Дионисий в 1384–1385 гг. занимает кафедру митрополита Киевского и всея Руси.

В конце XIV – начале XV в. в Константинополь, Святую Землю, в Солунь и на Афон совершает хождения Игнатий Смольнянин – смоленский иеродиакон, член посольской свиты митрополита Пимена. В 1396 г. он оказывается на Афоне, где остается до самой смерти в 1405 г. Составленное паломником «Хождение Игнатия Смольнянина» включает и описание Солуни и Святой Горы, о которой он сообщает уже в перечне проходимых по паломническому пути пунктов: «а от Лимноса до Святыя Горы 60 миль близь Святые Горы»[26].

Инок Троице-Сергиева монастыря во второй половине XIV – начале XV в., Епифаний Премудрый, агиограф Сергия Радонежского, автор «Слова похвального» в честь при. Сергия, Слова о житии Стефана Пермского и других замечательных памятников, сам посетил Царьград, Иерусалим и Афон, о чем в литературной форме самоуничижения сообщает: «Не взыска <св. Сергий> царствующего града, ни Святыя Горы или Иерусалима, якоже аз окаянный и лишенный разума. Увы, люте мне! Ползая семо и овамо и преплавая суду и овуду, и от места на место преходя…»[27]

Инок того же Троице-Сергиева монастыря иеродиакон Зосима в 1419–1422 гг. совершил хожение в Иерусалим и на Афон, о чем поведал в «Книге Ксенос»[28]. В отличие от подробного описания Святой Земли и Константинополя, рассказ Зосимы об Афоне укладывается в простое перечисление святогорских обителей: «… минули остров Лимнос. Оттуда плыли шестьдесят миль и пристали к Афонской горе. Поднялись на Святую Гору и поклонились всем церквам и монастырям, которые находятся наверху. Всех же монастырей на Афонской горе двадцать два, се же их имена монастырем: первое Лавра, второе Ватопед, третие Хиландарь, 4 руски монастырь святый Пантелеимон, пятый Пандакратор, шестыи Свимень (Эсфигмен), седмыи Иверски монастырь, осмыи Зуграф, девятый Дохиарь, десятый Сенохь (Ксенофонт), 11 Алуп, 12 Калакал, 13 Кутлумус, 14 Протатии, 15 Ксеропотамь, 16 Филотеи, 17 Василефпирги, 18 Павлова пустыни, се же общая жития, 19 Деонисьев монастырь, 20 Григорьев монастырь, 21 Симона Петра, 22 Кастамонит»[29]. Путь на Афон иеродиакон проложил в начале 1420 г.

Посещение русскими паломниками Афона в первой половине XV в. становится более частым. Трижды ходил туда преподобный Арсений Коневский (ум. в 1444 г.), после чего в 1393 г. у себя на Коневецком острове на Ладоге положил начало подвигу безмолвия. После нового посещения Святой Горы через пять лет, по благословению Афона он основывает Рождество-Богородичный Коневский монастырь на острове[30].

Около 1411 г. при. Савва Вишерский (ок. 1380–1461), игумен Тверского Сретенского монастыря, три года подвизался в одном из святогорских монастырей, где изучил греческий язык, переводил богословские и служебные книги. С Саввой связывают привоз на Русь с Афона списка им самим переведенной и составленной Кормчей книги.

Османское завоевание Константинополя в 1453 г. не могло не сказаться на судьбах «Русского Афона», однако не прервало этих связей окончательно.