Глава 7. Научно-познавательный пир

Мы спустились в котлован, и я впервые переступил порог Жориного жилища. Эта была длинная и узкая комната. Влево от двери она тянулась на длину окна, правая, более длинная часть, уходила в подземелье и заканчивалась небольшой металлической дверью. Видимо через неё охрана имела возможность попасть в основной бункер. Кровать и холодильник стояли в правой части комнаты, вдоль окна располагался письменный стол, сразу за столом в углу на тумбочке – ламповый телевизор «Рассвет». Вдоль торцовой стены тянулся низкий стеллаж с радиозапчастями. Над стеллажом во всю стену висел рекламный плакат известного производителя автомобильных покрышек. Три шины лежали друг на друге, а сверху на них сидела женщина в одних стрингах, спиной к потенциальному клиенту. Шины были так себе, я бы такие никогда не купил, а вот женская задница была восхитительна, сразу невольно хотелось нащупать «педальку». Другой мебели в комнате не было.

Когда мы вошли, Жора сразу щёлкнул выключателем. Рассеянного света, падавшего из окна, было явно недостаточно. Лампы загорелись как-то неярко.

– Сорок восемь вольт, – пояснил Жора. – Пока меня не будет, можешь посмотреть телевизор. В смысле пощёлкать каналы. Он все равно не показывает.

Жора достал из холодильника кастрюлю, крынку с молоком, буханку белого хлеба и какую-то круглую шкатулку. Поставил на электроплитку чайник.

– Ты чего будешь, чай или кофе? – поинтересовался Жора.

Я вспомнил желчегонный кофе Кукушкина, решил не рисковать и выбрал чай. Тогда Жора откуда-то из темноты извлёк банку с вареньем и опрокинул её в большую миску.

– Брусничное! Ум отъешь, – откомментировал он.

– Лучше ум отъесть, чем спиться, – согласился я.

За две ходки мы перенесли все припасённое, включая тарелки и чашки, на нашу скамейку. В кастрюле действительно оказалась гречка, Жора разложил её по мискам и залил холодным молоком из кринки.

– Ооо, гречка! – воскликнул я.

– Ты что, действительно любишь гречку? – удивился Жора.

– Да нет, анекдот про собаку вспомнил.

– Давай, расскажи.

И пока Жора откупоривал и разливал новую бутылку своего коньяка, я рассказал анекдот.

Понедельник. Собака лениво подходит к миске: «Мм-м, гречка».

Вторник. Собака подходит к миске: «Гречка…».

Среда. Собака уныло подходит к миске: «Снова гречка?!»

Четверг. Собака неохотно подходит к миске: «Опять гречка?!»

Пятница. Собака с надеждой подходит к миске… Пусто.

Суббота. Собака подходит к миске… Пусто.

Воскресенье. Собака подходит к миске. Пусто.

Понедельник. Собака подходит к миске: «О-оо! Гречка!!!»

Жора смеялся до тех пор, пока не начал задыхаться. Утирая слезы, он сказал:

– Это же я! Это я та собака, которую семь раз в неделю кормят гречкой. И знаешь почему? Потому что гречка может храниться десятилетиями, и ей ничего не будет. У нас в соседнем селе Уразовка стратегический склад. Их уже после войны, готовясь к ядерной, по всей стране заложили. Выглядит это примерно так: едет длиннющий товарный состав, впереди небольшой холм, поезд заезжает в тоннель и исчезает. Через некоторое время выезжает оттуда уже пустой. Представляешь, какие масштабы? К Уразовке целая железнодорожная ветка подходит с Кировского направления. Но время прошло, войны не случилось. Утилизировать тоже дорого, вот и решили: дешевле раздать по символической цене населению. Ты у нас в магазине был? Видел, какие там низкие цены?

– В магазине Саша расплачивался, но, правда, какие-то копейки заплатил. А они не боятся народ потравить? Ботулизм там и прочее?

– Они создали специальную лабораторию, которая определяет безопасность каждой партии. Реально все вкусно, особенно тушёнка, такой сейчас и не делают. Секрет утерян.

– А текила тоже оттуда? – догадался я.

– Оттуда. Только с Мексикой мы пока не воевали. Это чистый спирт, который коопторг разводит водой и добавляет Зуко.

– Жора, а что такое Зуко, – поинтересовался я очень вкрадчиво.

– Да ты что не знаешь? Инвайт, Зуко, что там ещё было… Пакетик заливаешь водой – вот тебе и лимонад! Три рубля и ребёночек счастлив.

– Вот, черт! – выругался я. – Кукушкин – скотина! Как заведённый твердил: «Зуко, зуко», вот я и решил, может божество какое, мексиканское. Не мог по-человечески объяснить. Этих пакетиков в продаже уже лет сто нет, вот я и забыл. А я его про сорт яблок все расспрашивал… Кочерыга старый! Темно ему, видите, в сенях!

Пока я ругал Кукушкина, Жора глумливо хихикал.

– Кстати, яблонь здесь практически нет, – сказал Жора, доедая свою гречку, – они вымерзают каждые 6-10 лет. Только вырастил, только собрал первый урожай, а весной уже дрова. Поэтому мало кто пытается.

– А Зуко тоже стратегический запас на случай войны? – поинтересовался я.

– Нет, это стратегический запас Коопторга.

– Так это же тогда голимая просрочка! – возмутился я.

– И что? Зуко тебе никто и не предлагает, ты покупаешь Текилу, а что туда насыпали, никто не знает. Ты, вообще, решил, что это яблоки, – Жора снова заржал. – Я такую пузырьковую смесь не пью, только коньяк «Командирский».

– Можно представить, что насыпали тебе, – зло предположил я

– Не, рука Кооперации не дотянулась до моего стратегического запаса. У меня натура, чем дольше стоит, тем дороже становится, – и Жора снова наполнил рюмки.

– Как можно запивать, гречку с молоком коньяком, я не представляю, – сказал я и выпил.

– Дружище, коньяком можно запивать все что угодно, но лучше копчёную колбасу, – сказал Жора, похлопав меня по спине. – К сожалению, последняя не значится в списке стратегических продуктов. Сейчас принесу чайник.

Жора принёс чайник, затолкал к нам в чашки каких-то листиков и залил кипятком. Потом порезал буханку на квадратные ломтики, сверху положил сливочное масло из шкатулки, которая уже успела покрыться потом. И налив брусничное варенье сверху, протянул первый «пароход» мне. Я погрузил свои зубы как можно дальше к центру куска и издал гортанный сексуальный звук. Пушистый свежий хлеб, тающее во рту коровье масло и сверху немножко вяжущая брусничная сладость… Эх, хорошо в деревне жить!

– Жора, а почему текила у вас всегда яблочная? – спросил я под воздействием брусничного вкуса. – Там же целый ассортимент был: апельсин, мандарин, киви, манго, груша и ещё что-то.

– Ребята свою работу знают. Раньше они с помощью Зуко самогон облагораживали и продавали через свои магазины. Вот представь, купил ты трёхлитровую банку самогона со вкусом экзотики. Ты же никогда бы не поверил, что в Попадалове растёт киви или фейхоа? А на яблочки-то ты как раз и повёлся!

– Знаешь, что! Уж если у вас тут в большом обилии обитают зверьки типа выхухоль, нахухоль и похухоль, то без фейхуи вам тут уже никак нельзя!

***

Буханку по Жориному рецепту мы съели до последней крошки; это вам не гречка на холодном молоке. Чай оказался тоже на удивление ароматным. Но после этого воздух уже с трудом поступал внутрь моего организма.

– Жора, а ты знаешь, как уничтожают крыс с помощью алебастра? – спросил я его, вспомнив его глубокие познания из жизни грызунов.

– Это ты сейчас к чему?

– А к тому, если хлеб в моем желудке сейчас хоть немного разбухнет, я просто лопну.

– Не лопнешь, – заверил Жора, – но я тебе сейчас другой опыт расскажу. Про мышей. Берут мышь и опускают в аквариум с водой. Мышь пытается барахтаться, но стенки скользкие, и выбраться она не может. Через 20, максимум 50, секунд она дохнет. Но, если мышь вовремя вытащить, обсушить и снова запустить в воду, она уже не дохнет в течение минуты. Она сопротивляется несколько минут, прежде чем утонуть. А если ей и в этот раз не дать утонуть и вовремя спасти. То на третий раз она уже себя чувствует в аквариуме как рыба в воде и совсем не собирается тонуть, выдерживает десятки минут.

– Ты на что намекаешь? – удивился я. – Тренироваться надо?! Так я с удовольствием! Если запасы хлеба, масла и брусничного варенья позволяют, смело можешь на меня рассчитывать. А в холодной воде я купаться не люблю.

– Я намекаю на то, что главное не побаиваться! – сказал Жора. – Изначально мышь дохнет просто от испуга, от стресса, от неверия в собственные силы. Причём дохнет раньше, чем эти силы исчерпает.

– Я тебе сейчас подобный пример из жизни людей приведу. Я заканчивал пятый курс, жена соответственно уже два года как работала – обогнала меня пока я был в армии. В тот год мы два раза подряд спустились по Сеже на байдарках. Первый раз, на 1 мая с компанией, но нам показалось мало и на выходные дни, присоединённые к 9-му мая, мы отправились снова, но уже вдвоём. Первый поход прошёл без задева, а к концу второго нас накрыла непогода. Сам знаешь, весной трудно надеяться на длительную устойчивую погоду. Когда мы вышли из устья в Волгу, нам оставалось пройти максимум часа два до пристани, причём по течению. Страна тогда была Великая, и «Метеоры» ходили по Волге по расписанию, чуть ли не от каждой деревеньки. Поднялся сильный встречный ветер, огромная волна, нос байдарки заливает водой, её гнёт пополам, она трещит всем своим остовом, непонятно выдержит или нет. А главное, мы ничего не можем сделать, мы не можем приблизиться к берегу – нас постоянно относит. Да и на берегу-то страшно, там закручиваются маленькие пыльные воронки, как раз вдоль уреза воды. Сейчас, кажется, закрутит настоящий смерч и унесёт нас. Мы гребём из-за всех сил, но как будто стоим на месте. И остановиться нельзя, унесёт на середину, или развернёт вдоль волны и перевернёт. Пошёл дождь. Берега почти не видно, так слегка угадывается. А жена на третьем месяце беременности. В общем, борьба за выживание и никакой надежды. Безнадёга. И тут, сзади, из-за стены дождя появились «викинги». Они вышли прямо на нас. Два здоровенных мужика, тоже на байдарке-тройке, один сидел впереди, второй сзади. Посередине у них сидела женщина, как копна закутанная с головой, и не принимала участия в схватке. Они нас легко обошли и ушли вперёд. Но нам то они подарили надежду. Мы увидели, что все не зря, что двигаться вперёд все же можно, и мы устремились за ними. Конечно, они двигались быстрее нас, и через какое-то время мы их потеряли, но это было уже неважно. А потом и дождь закончился, и ветер утих. К пристани мы подплывали уже в окружении солнечных зайчиков, плясавших вокруг нас.

Представляешь?! Фактически они не сделали ничего для нашего спасения. Даже ничего ободряющего, типа «держись ребята». Но я им до сих пор благодарен, наверное, они нас даже спасли.

– Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся, – задумчиво процитировал Жора. – Оказывается, то же самое происходит и с нашими действиями или поступками… На самом деле, изменяя себя, мы изменяем окружающий нас мир?

Я был поражён глубиной Жориного вывода. И главное, сейчас это был не тот человек, который «ударился головой о ёлку», верил в шпионов и рассказывал про крысу с педалькой. Изменить себя, это не значит начать делать зарядку по утрам и лучше с понедельника. Только поступками, которые мы совершаем, мы изменяем мир. Мы не одни в этом мире. Все, что мы делаем оказывает непосредственное влияние на окружающих. И наоборот. Это было просто откровением Святого Георгия (в миру Жоры).

– Давай, выпьем за то, чтобы наши поступки не искривляли окружающее пространство, – растроганно предложил я.

– Давай.

Мы выпили. И Жора, наконец, стал рассказывать о куполе.

– Смотри, ты сам запутался, когда попытался определить, является купол громоотводом (извини, я буду пользоваться старой терминологией) или нет. Мы все считаем, что громоотвод – это железный прут, торчащий обязательно выше крыши дома, он соединён с землёй и в него должна бить молния. Почему?

Мне лень было вступать в полемику, и Жора ответил за меня.

– Потому что молния всегда бьёт в самые высокие предметы, так нас учили.

– Меня, знаешь, всегда какой вопрос настораживал, – не удержался я, – вот поставлю я громоотвод, и все молнии в округе, которые раньше как-то обходили мою избушку стороной, будут фигачить именно в неё. Какое-то сомнительное удовольствие.

– Совершенно верно, Андрей. К этой мысли я и хотел тебя подвести. С одной стороны, ставя громоотвод, мы провоцируем молнию на разряд, и даже его острый конец служит для концентрации заряда в одной точке. Но с тех самых времён, как был сделан первый громоотвод, уже было известно, что металлическая крыша дома является таким же прекрасным громоотводом, и молния в неё никогда не ударяет. Другой пример. Если над твоей избушкой, как ты выразился, растёт большая берёза, ты можешь спать спокойно. Молния в тебя не ударит.

– Ух ты! Живой громоотвод? Корни в земле, может даже достигают почвенных вод, крона сырая от дождя, – начал я рассуждать, – но древесина то все равно электричество не проводит?

– Андрей, запомни. Возможно, это когда-нибудь спасёт тебе жизнь. Вода такой же проводник электричества как металл. За исключением дистиллированной, но такой воды в природе нет. Что высасывает растение из почвы своими корнями?

– «Воду с растворенными в ней неорганическими веществами», – отчеканил я из курса Ботаники 4 класса. – Да это же голимый электролит! – вспомнил я, как бывший учитель химии. – Но почему тогда нельзя прятаться под деревьями во время грозы?

– Да потому что, если громоотвод неисправен, или плохо заземлён, ты рискуешь спалить дом во время грозы. Точно так же и с деревом, все зависит от породы, уровня грунтовых вод и самое главное от возраста. Но я не про это. Громоотвод можно рассматривать как способ выравнивания напряжённости электрического поля, по нему заряды стекают в землю. Разность потенциалов снижается и искрового заряда не происходит. То есть он не для того, чтобы молния в него била, а для того чтобы молния не образовывалась в данной точке. Она шмальнёт где-то рядом, но не там, где есть громоотвод. Сняв потенциал с крыши дома своего, ты фактически уровнял его с уровнем земли. А молния ищет изопотенциальные поверхности возвышающихся предметов, которые не заземлены.

– Вот не надо про изопотенциальные, – сказал я. – Все-таки есть какая-то недоговорённость в твоей теории: есть заряженные небеса, я так полагаю положительно, и есть земля, то ли ноль, то ли минус; а между ними предметы, неизвестно как заряженные. И в них бьёт или не бьёт молния. Почему? Ладно, понятно, когда заземлены – не бьёт, потенциал равен земли. А если это сухое дерево, грубо говоря, диэлектрик, почему в него бьёт?

– Потому что любое вещество проводит электрический ток лучше, чем воздух. Воздух разрежен, в нем мало носителей зарядов. Вспомни стеклянную палочку, которую трут о шёлк. Стекло считается диэлектриком, а заряд стеклянная палочка все равно держит на своей поверхности. Вот поэтому молния ищет любого посредника. И ещё маленький нюанс. В школьном возрасте баловался конденсатором? В розетке зарядил, потом на какой-нибудь железке разрядил. И даже, если совсем никуда не подносить клеммы конденсатора, он через какое-то время все равно разрядится через воздух или собственную изоляцию без всякого искрового заряда. Молния, почему то, тоже считается колебательным зарядом, как конденсатор. Ты не спишь?

– Почти, – лениво сознался я, – хотя конденсатор – штука интересная, и всегда было непонятно, почему нельзя его использовать в качестве накопителя электрической энергии.

– Сейчас, ты у меня проснёшься! – радостно заявил Жора. – Лампы, которые я включал при тебе у себя в бытовке, питаются энергией, запасённой именно в конденсаторах. Холодильник, кстати тоже, но с ним немного сложнее.

– Да ладно?! – удивился я просыпаясь. – И насколько хватает?

– А неизвестно. Они постоянно подзаряжаются.

– Чем?

– Атмосферным электричеством.

– Вот глядя на ваш купол, я сразу заподозрил именно какую-то такую подобную хрень, – сказал я, вперив взгляд в купол.

– Я тебе хотел с подробностями рассказать, – Жора притворился обиженным, – а ты спишь всю пьесу. Вот и получилось конец и начало.

– Не ври! Я конечно в глубоком переваривании… Но середины точно не было. Давай середину! – потребовал я.

Загрузка...