Властелины Пограничья

Глава 14.

Ван Чех ждал. Точнее он готовился к тому, что со дня на день должно было случиться. Получив выволочку от начальства, за день, проведенный в похмельном бреду, доктор продолжил работать дальше. За Пенелопой он следил исподтишка, тщательнее обычного. Иногда ему казалось, что этого не случится никогда. Он стал нервничать по пустякам, чтобы избежать срывов, он, как Пенелопа, выпивал в обед рюмку коньяку. Это не помогало. Облегчение приносили разговоры с Пенелопой и нелепые постоянные шуточки. Доктор цеплялся за каждое ее слово, переворачивал все с ног на голову. Пенелопа смеялась, и у него на душе вроде бы становилось легче. Невозможность даже обнять любимое создание ужасным гнетом ложилось на его плечи.

Пенелопа работала меньше с больными и больше с делами. Она старалась как можно детальнее погрузить ван Чеха в административную работу. Доктор занимался и ее больными тоже. Она чаще оставалась на ночные дежурства, он нередко дежурил в это время у дверей ее кабинета, откуда не доносилось ни звука. В такие ночные бдения ван Чеху часто приходили мысли, что это последний раз, что так больше нельзя, он живой человек и совершенно невероятно так жить. Каким-то образом последних разов доктору хватило на два года с лишком.

Перед катастрофой месяца за два доктор стал отмечать, что Пенелопа часто выглядит невыспавшейся, уставшей. Как что-то гложет ее изнутри. В какие-то дни она избегала его. Пенелопа как будто держалась из последних сил.

Утром в день катастрофы доктор проснулся с ощущением внутренней пустоты и тревоги. Перед работой он не встретил Пенелопу, хотя долго ждал ее у ворот. Потом долго искал по клинике. Медперсонал бегал как заведенный. В воздухе витал запах беды, росло какое-то напряжение.

- Доктор ван Чех, вас зовет главный.

- Пожар или наводнение? - мгновенно отреагировал ван Чех.

- Хуже, - выдохнула медсестра, которой было не до шуточек.

Ван Чех спустился вниз. Его терзали почти все демоны ада и кошки города.

- Пред ваши ясные очи, - доктор аккуратно, не теряя достоинства, сел перед фон Бохелем.

- Шутки свои оставь, - фыркнул фон Бохель, - Ты знаешь, что случилось?

- Нет. Землетрясения не было, вселенский потоп не сегодня.

- Перестань паясничать. Взял моду, - отмахнулся фон Бохель и бросил через стол листок. Листок плавно опустился на карандашницу. Доктор порывисто схватил бумажку и стал читать. Рукою Пенелопы была написана его характеристика. Давным-давно ван Чех уже читал ее. Внутри все завязалось узлом и перевернулось. Доктор сделал вид, что внимательно дочитал до конца, хотя буквы плыли перед глазами, и отложил бумагу.

- И что ты думаешь об этом? - спросил фон Бохель.

- На завещание похоже, - честно ответил доктор.

- Оно и есть, - мрачно сказал главврач и откинулся в кресле, - Ты недели не продержишься в этой должности. И скажи спасибо, если тебя, клоун, я просто оставлю врачом!

Ван Чех изумленно изогнул брови.

- Я - клоун? Простите, у меня диплом врача.

- Сути это не меняет.

- Я не клоунские зарисовки показываю, я людей лечу, - обиделся ван Чех, - между прочим, по качеству и эффективности, я один из лучших.

- У нас лицензирование скоро. Все же у меня нет уверенности, что ты его пройдешь.

- Я легкой трусцой перебегу поперек, - с достоинством ответил ван Чех.

- Этому клоуну я должен отдать четвертое отделение, - воздел руки фон Бохель.

- У вас есть чистый лист бумаги и ручка? - вдруг злобно сказал доктор.

Фон Бохель сверкнул глазами и подал требуемое. Главврач долго наблюдал, как доктор задумчиво что-то рисует на листе.

- Это что за иероглифы? - фыркнул он.

- Это я черкаю. Вы же хотели, чтобы я сам уволился, - через паузу сказал ван Чех, не поднимая глаз на главного, - так вот этого не будет, - доктор медленно поднял взгляд. Они долго мерились взглядами, фон Бохель отвел глаза первым.

- Где Пенелопа? - вставая, спросил доктор.

Фон Бохель ему не ответил. Быстрым размашистым шагом, ван Чех покинул канцелярию.

Доктор несся по коридору, ловя то и дело слетавшую шапочку. Наконец, он как-то ловко ее посадил так, что она не спадала. Дверь в приемный покой ван Чех распахнул чересчур сильно. Она ударила о стену. Перед взором доктора предстала неприятная сцена.

Пенелопа сидела на кушетке и видом каменной статуи. На лице ее покоилась вся скорбь мира, по щекам текли слезы. В ногах ее, согнувшись в три погибели, сидел мужчина. Он держал Пенелопу за щиколотки и безутешно рыдал.

- Я не дам согласия.

- У тебя нет выбора, - сквозь зубы цедила Пенелопа.

- Ладно бы ты решила развестись со мной. Но, Пенелопа, - мужчина бросился обнимать Пенелопу, та с большим трудом его отстранила, - Жизнь моя, что ты творишь! Почему ты вдруг выдумала себе эту болезнь??!!

- Я больна, родной, я уже давно больна. Теперь я больше не могу быть безопасной для тебя, для больных. Я должна перейти на другую сторону баррикад.

- Пенелопа, - мужчина согнулся снова.

- Доктор. Солнышко, познакомься, это доктор ван Чех, - Пенелопа говорила, а сама умоляюще смотрела на ван Чеха, то ли просила уйти, то ли просила остаться.

Мужчина не взглянул на доктора. Ван Чех нажал кнопку вызова медсестры.

- Вас уже вписали? - деловито спросил ван Чех, решив, что афишировать знакомство перед мужем Пенелопы не стоит.

- Медсестра заканчивает, - ответила Пенелопа так же сквозь зубы.

Вошла медсестра со шприцем.

- Нам с вами нужно поговорить, - ван Чех аккуратно потеребил мужа Пенелопы за плечо. Тот поднял на доктора мученические карие глаза.

- Вы не против успокоительного? - ласково спросил доктор.

- Против.

- А коньяк?

- Я вообще ничего не хочу, - огрызнулся мужчина, - Объясните мне хоть вы, что происходит!

- Для этого нам нужно выйти.

Мужчина встал, но снова упал к ногам жены. Ван Чех жалобно посмотрел на Пенелопу, та отсутствовала в данном измерении.

- Иди, Тор, - тихо сказала она, - Мы встретимся уже в палате.

Мужчина покорно встал. Каждый шаг от жены давался ему с большим трудом. В ординаторской доктор деловито достал коньяку и две рюмки, налил до краев и сам быстро выпил. Тор к рюмке не прикоснулся.

Ван Чех что-то подумал и запер дверь. Плюхнулся в кресло и стал ждать, разглядывая мужа Пенелопы. Мужчина был невзрачным: маленькие, узкие карие глазки, невыразительный большой рот, круглое лицо. От мужчины веяло душевной добротой и болью. Он не стеснялся своих слез. Ван Чеху самому хотелось стенать. День, которого он со страхом ждал, пришел. Выяснилось, что как доктор не готовился к нему, готов он не был.

- Я знал, что что-то произойдет, - сказал устало Тор, - Она болезненная женщина. Она жаловалась на сильные недомогания. Но разве ее ко врачу загонишь? Такая… Она же святая, доктор, вы понимаете (ван Чех кивнул)?! Она всегда на работе, постоянно в своей этой психиатрии. Я и дом - это где-то далеко, это ее, но она к этому отношения не имеет. А сегодня утром она собирает вещи и говорит, что идет не на работу, а лечиться. Говорит, что у нее шизофрения, что она больна… давно и тяжело больна.

- Я не знаю, рассказывала ли она обо мне… - начал доктор.

- Она о работе не распространялась, просто жила ею и все, - буркнул Тор, с подозрением глядя на доктора.

- Мы работали с ней вместе. Я уже давно наблюдаю за ней расстройство.

- Но как ей позволили работать в таком состоянии?

- Знали только она и я. Я вел всех ее больных, она занималась бумагами. Я не уверен, что ей так уж требуется стационар. Я подойду к ней тщательнее, чем ко всем остальным пациентам. Если стационар ей не потребуется, то она отсюда выйдет тут же, но на учет встанет - это точно, - доктор скорее бубнил себе под нос, чем что-то объяснял Тору.

- Ну, разве так может быть? Вчера все хорошо, а сегодня шизофрения? Она ведь такая спокойная сегодня! - Тор схватился за голову.

- Выпейте, - сочувствовал ван Чех, - многое бывает. Стационар требуется только тем больным, кто может представлять потенциальную угрозу себе или обществу. Бездомные часто у нас задерживаются.

- А санитары?

- Что санитары?

- Частенько санитары приходуют больных?

Ван Чех поморщился.

- Только не в четвертом отделении. Я специально прослежу, чтобы с Пенелопой ничего не случилось. Она мой учитель, наставник, я многим ей обязан…

Тор судорожно и тяжко вздохнул.

- Бедная моя Пенелопа. Может, это я виноват? Я что-то не дал ей, что-то не сделал? Я бывало и груб, и не провожал куда-то и не встречал… Но когда не мог выбраться! - начал оправдываться Тор в отчаянии.

- Стоп, стоп, стоп, стоп, стоп, - затараторил доктор и подался вперед, - некоторые вещи происходят с нами не потому что мы в чем-то виноваты. Это обстоятельства! Сумасшествие одного, не является наказанием другому за какую-то вину. Пенелопа дорога мне… как учитель, я уважаю ее, - доктор вовремя свернул в приемлемом направлении, - То, что вот так обернулось не меньший шок для меня. Но моей вины в этом нет. Лучше спросите себя, а что вы делали для нее хорошего? Ведь много, не так ли?

Тор покивал сокрушенно головой.

- Доктор, - он стал сверлить глазами ван Чеха, - пообещайте, что без меня здесь она будет счастлива. Я буду приходить, но пока меня не будет, будьте с ней. Мне бы очень хотелось, чтобы она была счастлива.

- Если безумцы могут быть счастливыми, - печально заметил доктор. Он поражен был высказываниями Тора.

- Я пойду к ней, - Тор встал.

- Я с вами.

Мужчины быстро шли по коридору. Доктор примерно знал, куда положат Пенелопу. Уточнив номер палаты у медсестры, ван Чех и Тор зашли к больной. Пенелопа сидела на стуле возле открытого окна.

- Родная моя, - Тор обнял Пенелопу, но та резко сбросила его руки, - Солнышко… - оторопел Тор.

- Уходи, - прошипела Пенелопа и встала со стула.

Стул упал с грохотом и треснул.

Тор испуганно сделал два шага назад, но снова подался вперед.

- Стой, где стоишь, - театрально взвыла Пенелопа, - Я запрещаю тебе приходить! Ты понял?!!

- Но…

- Прочь!!!

- Пенелопа…

- Я не Пенелопа! Я - Кукбара фон Шпонс! - она сжала кулаки и, занеся их над головой, пошла на мужа.

Доктор сделал шаг вперед, чтобы оттащить женщину. Тор схватил жену за запястья и опустил мягко ее руки. Он долго смотрел на нее, потом молча отпустил и вышел.

Пенелопа резко изменилась в лице и стала оседать на пол. Ван Чех вовремя подхватил ее и усадил на кровать. Пенелопа заходилась в беззвучных рыданиях, а доктор только гладил ее по голове и качал, как неразумного ребенка.