Неделей позже Смит появился в их номере в отеле на побережье Нью-Джерси.
– Чиун был прав, – сказал Смит без всяких предисловий. Он снял очки и потер глаза. – Эти мухи не могут существовать в обычном воздухе. Они жили в лаборатории Перривезера только потому, что там был очищенный воздух. Они представляли собой мутацию, нечувствительную к воздействию ядов. А обыкновенный воздух их погубил.
– Обыкновенность вообще очень многое губит, – согласился Чиун. – Великих учителей могут погубить обыкновенные или даже еще хуже, чем обыкновенные, ученики.
Это утверждение прозвучало для Смита своего рода частным выпадом в бесконечном споре двух мужчин, поэтому он лишь прокашлялся, а потом вынул из кармана пиджака записку и вручил ее Римо.
– Это тебе было оставлено в лаборатории МОЗСХО, – пояснил Смит.
Римо кинул взгляд на записку. Она начиналась: «Дорогой Римо».
– Она сообщает тебе, что отправляется на Амазонку, где попытается найти новые применения разработкам доктора Ревитса в области феромона.
– Эй, Смит, я, конечно, весьма благодарен вам за то, что вы прочитали это. Представляете, от скольких хлопот вы избавите меня, если всегда будете просматривать мою частную почту.
Он кинул записку в мусорную корзинку.
– Вам не позволено иметь частной переписки, – возразил Смит. – Как бы там ни было, Даре Вортингтон сообщили, что доктор Римо и доктор Чиун погибли во время аварии джипа в Увенде.
– Я никогда не погибал, – заявил Чиун.
– Это просто вежливый вымысел, – пояснил Смит.
– Ах, так. Понимаю. Вежливый вымысел, вроде обещаний некоторых людей, – заявил Чиун, пристально глядя на Римо.
– Смитти, теперь вам бы лучше уйти, – сказал Римо. – Нам с Чиуном надо кое-что сделать.
– Я не могу помочь? – спросил Смит.
– Как бы мне хотелось, чтоб могли, – вздохнул Римо.
Оставшись один в своем кабинете, Смит откинулся на спинку кресла. Голубое одеяльце Берри Швайда висело на стуле рядом с письменным столом. Смит поднялся, взял перепачканный клочок ткани и направился с ним к мусорной корзине.
Если Римо смог так поступить с запиской Дары Вортингтон, значит, и Смит сможет это проделать. В организации не оставалось места для чувств. Смит уничтожил сына своей секретарши с такой легкостью, как проделал бы это с надоедливой осой. Или краснокрылой мушкой. Берри Швайд мертв, он был бесполезным и убогим дурачком. Единственное, что он сумел сделать, так это обеспечить надежную защиту компьютеров КЮРЕ, и тех, что находились в помещении под кабинетом Смита, и тех, которые хранили дублирующую информацию на Сент-Мартине. Ну, а помимо этого он был всего лишь несносным, инфантильным и назойливым существом.
Смит швырнул было одеялко в мусорную корзинку, но оно точно приклеилось к ладони. Смит почувствовал, как цепляются за его пальцы потрепанные шелковистые лохмушки, будто это сам Берри Швайд уцепился за его руку.
Он тронул одеялко другой рукой. Для Берри оно было единственным утешением в жизни. Смит ощутил, как болезненно сжалось сердце.
Он снова стиснул одеяльце, один раз за себя, другой – за Берри, а потом позволил ему упасть в корзинку. Надел шляпу, взял чемоданчик с портативным компьютером и вышел из кабинета.
– До свидания, миссис Микулка, – как обычно попрощался Смит.
– До свидания, доктор Смит.
Он уже был на полпути к выходу, когда вдруг обернулся. Миссис Микулка с бешеной скоростью печатала на машинке, именно великолепные способности к машинописи и помогли ей в свое время стать образцовой секретаршей. Ее бифокальные очки каким-то образом удерживались на самом кончике носа. Забавно, подумал Смит. Он никогда раньше не замечал, что она носит очки. Впрочем, он вообще очень многого не замечал.
Женщина подняла глаза и встрепенулась, увидев, что Смит все еще не ушел. Явно смущенная, она сняла очки.
– Что-нибудь еще, господин доктор?
Он сделал шаг к ней, все еще с изумлением разглядывая внешность женщины, в течение двадцати лет бывшей его секретаршей.
– У вас есть еще дети, миссис Микулка? – спросил он.
– Кроме Кенана? – уточнила она.
– Да. Разумеется. Кроме Кенана.
– Да. У меня есть дочь, она замужем, живет в Айдахо, и еще два сына. Один инженер, а другой собирается стать священником.
У нее, кажется, даже слегка выпятилась грудь от гордости, а глаза прямо-таки сияли.
– Я очень рад, миссис Микулка, – отозвался Смит. – Похоже, у вас хорошая семья.
Она улыбнулась Смит, прощаясь, чуть тронул поля своей шляпы и вышел.
– Я жду, – провозгласил Чиун, находившийся по другую сторону двери в ванную.
– Может, слегка попридержишь коней? Эта штука тугая и жесткая, как жесть.
– Это прекрасное кимоно, – возразил Чиун.
– Ага, разумеется.
– И ты выйдешь в нем к обеду в столовую, – заявил Чиун.
– Я же обещал, – откликнулся из ванной Римо. – А я всегда выполняю свои обещания.
Чиун хихикнул.
– Римо, долгие годы ждал я этой минуты. Я хочу, чтоб ты знал ты, точно солнечный луч, озарил сумерки моей жизни.
– И ради этого мне стоило всего лишь поступиться циркуляцией крови в руках и ногах.
Дверь ванной распахнулась, и оттуда осторожно вышел Римо.
Чиун, не веря собственным глазам, попятился от него.
Его тонкое шелковое кимоно, вручную расписанное пурпурными птицами и цветущей магнолией, было Римо только до колен. Рукава едва прикрывали локти. Тонкая ткань так натянулась на широких плечах, что, казалось, она вот-вот лопнет. Ворот, выглядевший таким опрятным и изящным вокруг тоненькой шеи Чиуна, на груди у Римо распахивался чуть ли не до самого пупа. Римо был бос. Его белые колени ярко сияли рядом с приглушенными красками ткани.
– Ты выглядишь как идиот, – заявил Чиун.
– Я предупреждал, что так и будет.
– Ты похож на то нахальное существо, которое распевает песенку про хороший кораблик «Лоллипоп»
– И это мне говоришь ты! – взревел Римо.
– Я никуда не пойду с тобой, пока ты выглядишь, как помешанный.
Римо заколебался. Подворачивался удобный предлог.
– О нет, – решительно сказал он наконец. – Уговор есть уговор. Я обещал, что буду это носить, и в этом я пойду на обед. Так и будет, вопрос закрыт.
– Только не со мной, – отказался Чиун.
– Нет, именно с тобой. И если кто-то будет смеяться, ему тут же придет конец, – Римо направился к выходу из номера. – Пошли, – сказал он.
Чиун встал рядом с ним.
– Ладно, – неохотно уступил он. – Если так настаиваешь.
Но уже на пороге Чиун остановился, как вкопанный.
– Стой-ка! – заорал он. – Что это за вонь?
– Какая вонь? – спросил Римо. – Я ничего не чувствую.
– Несет, как из грязной забегаловки. Подожди. Да ведь это зловоние исходит от тебя!
Римо наклонил голову и принюхался к собственной груди.
– Ах это. Я всегда его использую. Это же мой ополаскиватель после душа.
– Никогда не думал, что подобные вещи делают из чеснока, – заметил Чиун.
– Это же не чесночный запах. Он просто свежий. Что-то вроде лесного аромата. Я все время им пользуюсь.
– Ты можешь пользоваться им постоянно, когда твое тело плотно прикрыто одеждой. Она приглушает смрад. Но сейчас когда твоя кожа открыта, – он зажал себе нос. – Этого я уже ни за что не смогу вынести.
Глаза его вдруг вытаращились, превратившись в два коричневых шарика.
– Скорее! Эта вонь оскверняет мое прекрасное кимоно. Быстро! Сними его, пока ткань навечно не пропиталась этим зловонием.
– Ты действительно хочешь, чтобы я переоделся, а, Чиун? – переспросил Римо.
– Пожалуйста, Римо. Сейчас же. Поторопись. Пока я не задохнулся.
Римо снова направился в ванную комнату. Мгновением позже он вышел оттуда в своей обычной черной футболке, хлопчатобумажных штанах и мягких кожаных мокасинах.
– Ты развесил мое кимоно изнанкой наружу? – спросил Чиун.
– Да. Можем мы теперь, наконец, пойти поесть?
– Да, если конечно мой аппетит не погублен на веки вечные, – согласился Чиун.
– Ну, я-то поем с удовольствием, – улыбнулся Римо.