Властитель ледяного сердца

Определившись с источником волнения, Рик немного успокоился и уже через полчаса совершенно спокойный вошел в портал, закрывая его за собой. Правда выйдя из него, северянин уже очень долго не мог себе вернуть это ощущение.

Первое, что коснулось слуха, это нестройный гомон мужских голосов, суета, беспорядочное движение. Как оказалось, все было не столь хаотично. Пока его не было, члены отряда поделились на две группы. Одна оставалась с обозом и поклажами, вторая, наспех облачившись в защиту, обвешав себя оружием с головы до ног, вскакивала верхом на лошадей.

– Что происходит? – грозный рык прервал общую суету.

– Принцесса, – несколько растерянно пробормотал Беррок, – она не вышла за мной.

На поляне воцарилась неожиданная пауза, когда Рик лишь устало поднял руку, чтобы на мгновение прикрыть глаза.

«Как же меня достала эта баба», – обреченно вздохнул он, касаясь нитей, чтобы сплести заклинание поиска.

– Нам надо выдвигаться сейчас, скоро будет дождь, – сказал кто-то из мужчин, произнося вслух и без того очевидные для всех вещи.

– Надо сначала найти, – скупо ответил Рик, беря под уздцы своего вороного жеребца.

Местом выхода оказалось широкое поле, которое словно окаймляли темный Проклятый лес с одной стороны и высокие снежные горы с другой. Правда, горы были гораздо дальше отсюда и находились в нескольких днях пешего перехода. Именно там протекала горная речка Тирта, именно эти горы носили имя Грозового Перевала. Когда на их пиках сталкивались тяжелые тучи, казалось, земля вот-вот уйдет из-под ног. Это был его дом.

К тому времени, как Йолинь сумела выбраться из оврага, она поняла две вещи: первое – дождь закончился, и второе – она готова потерять сознание. Что, собственно, и сделала.

Не сумев побороть свою усталость и боль, принцесса провалилась в забытье, распластавшись прямо на мокрой пожухлой листве, что своеобразным ковром покрывала все вокруг.

Вновь пришла в себя, когда мириады солнечных зайчиков, отражаясь от глянцевой поверхности изумрудных влажных листьев, падали прямо на глаза. Веки удалось разлепить лишь с третьей попытки, чтобы вновь их прикрыть. На этот раз болело все. Спина, ноги, руки, голова. Причем если голову саднило от пришедшего на нее удара, то тело ныло совсем по другой причине. Йолинь поняла сразу, что ночевка на стылой земле в мокрой одежде даром не прошла, но разлеживаться и дальше было нельзя. Тут уже и воспаление легких, и боги знают, что еще! Глубоко вздохнув, предвкушая далеко не радостные перспективы слечь с горячкой на несколько недель, она все же попыталась встать.

– Бог ты мой, – кое-как шевеля губами, пробормотала она, стоило увидеть собственные руки.

С головы до ног принцесса, словно диковинное панцирное животное, была покрыта толстым слоем грязи вперемешку с застывшими в ней веточками, листвой и травой. Еще ночью она извалялась так, что бурая жижа успела подсохнуть и застыть, как на лице, так и на всем теле. Кожу на руках покрывала толстая серая корка, как, собственно, и все остальное. Даже коса застыла палкой на спине.

Решив, что выбора особого все равно нет, принцесса поднялась на ноги, чтобы принять одно-единственное решение, от правильности которого в буквальном смысле зависела ее дальнейшая жизнь: куда идти? Быстро поняв, что в какую сторону ни посмотри, а лес везде одинаков, разве что у нее за спиной, как оказалось, и впрямь был овраг. Йолинь решила в кои-то веки осознанно прислушаться к собственным способностям. Прикрыв глаза и опершись спиной о широкий древесный ствол, девушка сосредоточилась на собственных ощущениях. Сейчас Йолинь впервые за минувшие два года действительно хотела «услышать» хоть кого-нибудь живого! Сказать, что ей было страшно в этот момент – не сказать ничего. Она боялась до дрожи в ногах! Ни голод, ни боль во всем теле не могли побороться за место в ее сердце под натиском ледяных щупалец звериного ужаса, стоило ей только вспомнить мертвые белесые зрачки, пергаментно-серую кожу виргов, их жажду крови и свирепость, с которой они вонзали свои клыки в глотки людей! Сейчас бы забиться куда-нибудь подальше, поглубже в какую-нибудь нору и сидеть там, дрожа от страха и ужаса. Но, даже желая этого, она, как дочь Аира, не могла себе такого позволить. Даже если страшно, даже если больно и нет сил терпеть, ты встаешь и идешь! И никто во всем мире не должен знать, что у тебя на сердце. Твоя ценность в твоем лице и манерах, нутро не видит никто, оно – это твоя личная проблема.

Кто бы знал, что эти ненавистные уроки однажды станут жизненно важными в такой ситуации, как сейчас!

Сколько бы она ни «слушала» мир вокруг, все равно не могла почувствовать ничего связного. Какая-то бесконечная ненавязчивая какофония из жажды, голода, интереса, смешанного с толикой агрессии и желания.

– Точно, весна же, – буркнула она, припоминая, чем конкретно занимается зверье в лесах по весне.

«Не люди же в чащах спариваются? Хотя кто их поймет, этих северян», – тяжело вздохнув, оттолкнулась спиной от ствола дерева и решила идти в сторону, где витали амурные нотки эмоций. Все же лучше туда, там не до нее, чем туда, где хотят кушать.

Она ступала осторожно, почти бесшумно, стараясь лишний раз не тревожить ни ветки, что так и норовили хлестнуть по лицу, ни толстого лиственного ковра под ногами, что шуршал, даже если она ступала аккуратно. Солнце пробивалось сквозь кроны вековых деревьев, но преодолеть их полностью даже у него не хватало сил, так что вокруг было достаточно светло, если бы дело касалось сумеречного времени суток. Спину саднило все сильнее, но останавливаться было нельзя – это Йолинь знала совершенно точно.

Сколько она так шла, Йолинь не знала, но в какой-то момент эмоциональный фон вокруг стал ярче, дух соперничества буквально захватил и ее саму, заставляя с трудом сдерживать собственные эмоции и желания. Какое-то ритмичное «тук, тук, тук» эхом отражалось от стволов окружающих деревьев.

На широкой лесной опушке сошлись в схватке два самца… оленей? Определенно, эти существа были похожи на тех, кого принцесса классифицировала бы как оленей. Вот только в холке каждый из них достигал трех с половиной метров и имел огромные ветвистые рога, мощное, мускулистое тело. Соперники сошлись в самом центре, скрестив рога и с силой толкая друг друга. Это было похоже на битву двух гигантов. Страшно, красиво, жутко и в то же время завораживающе. Еще пару минут она не могла найти в себе сил, чтобы двинуться дальше. Но здраво рассудив, что, если разгоряченные схваткой существа почуют кого-то постороннего, ей не убежать, решила двигаться, пока не стало слишком поздно. Она обошла опушку по дуге, старясь не шуметь и не привлекать к себе лишнего внимания, и вновь окунулась в полумрак леса.

Эмоциональное эхо схватки становилось все дальше. С каждым шагом Йолинь кожей чувствовала, что удаляется от соперничающих животных. Лес на какое-то время стал гуще, словно единой нерушимой стеной сплотились деревья. Теперь Йолинь приходилось чуть ли не проползать под колючими и лысыми лапами елей. Мертвые серые ветки переплелись друг с другом, будто отгораживаясь от окружающего мира. Честно сказать, Йолинь за всю свою недолгую жизнь бывала в парках. Иногда ее вывозили на королевскую охоту, где она сидела на широкой подушке в окружении наложниц и придворных дам и безо всякого интереса наблюдала за тем, как кучка мужчин с радостным улюлюканьем сперва уезжает в лес, а спустя часов пять возвращается, опять же улюлюкая и хвастаясь добытыми трофеями. Зная своих братьев, принцесса была уверена, что, оказавшись в лесу, они устраивались с выпивкой и едой в какой-нибудь ложбинке, пока слуги находили подходящие им по статусу трофеи. После чего едва стоявшие на ногах принцы кое-как залезали на своих лошадок и, выкрикивая какие-то пьяные бредни, ехали обратно. Собственно, на этом ее опыт посещения леса заканчивался. Она не имела ни малейшего понятия, как отличить чащу от окраины, как сориентироваться, с какой стороны держаться от зверей ни в Аире, ни тем более в северном лесу. Руководствуясь лишь собственным шестым чувством, на которое не слишком-то и полагалась, двигалась вперед, надеясь, что где-то она все же выйдет.

Чем глубже она пробиралась сквозь непролазную чащу, тем отчетливее ей казалось, что она никогда отсюда не выйдет. Словно воздух делался прелым и затхлым, окружающее пространство смыкалось вокруг Йолинь, а деревья становились все ближе и ближе друг к другу, и, казалось, солнечные лучи терялись где-то в их кронах, не достигая земли. Темнело, но не как ночью, напротив, принцесса продолжала видеть все вокруг, только вот краски будто выцвели. В один неуловимый миг пространство наполнилось всеми оттенками серого: антрацитовые стволы деревьев, чуть более светлая листва, невнятного землистого оттенка покров под ногами. В какой-то момент деревья расступились, и теперь Йолинь могла выпрямиться в полный рост. И несмотря на то что теперь она оказалась в сосновом бору, светлее от этого не стало. Все вокруг казалось серым, мертвым. Она шла и не слышала звука собственных шагов. Возможно, это было из-за того, что теперь вместо прелых листьев под ногами были длинные иголочки. Но Йолинь все больше думалось, что она вступила в какую-то потустороннюю сумеречную зону. Терялись звуки, не слышно было теперь ни пения птиц, ни жужжания насекомых, ни даже ветра в кронах деревьев. Исчезли запахи. Воздух стал странно пресным. Не пахло ни землей, ни хвоей. Казалось, исчезло само время, залипнув в этом странном лесу. Лишь бешеный стук ее еще бьющегося сердца и прерывистое, неизвестно как возникшее дыхание.

«Соберись», – мысленно скомандовала сама себе, стараясь унять столь неуместную панику.

Не сразу она поняла, что произошло. Вдруг горло свело таким спазмом, что осознала, что не может сделать и вдоха. По пищеводу словно прошла огненная волна, которая основным ударом пришлась на желудок. Такого дикого, всепоглощающего голода она не испытывала никогда в жизни. Будто бы каждая клеточка тела, все ее мысли, все ощущения мира сомкнулись на одном самом важном и единственном имеющем значение факторе – насыщении. Она не была голодна, нет, это было больше, чем голод. Жажда насыщения всем, которая вытесняет последние остатки сознания, мыслей, желаний, оставляя лишь одну движущую силу, способную заставить организм, изнывающий в бесконечной агонии, вставать и искать.

«Боги, если вы есть, пожалуйста…» – она боялась додумать саму мысль, лишь поднялась с земли, на которую упала от неожиданных ощущений, и сделала единственное, что имело хоть какой-то смысл в ее положении. Вытянувшись струной, прижалась спиной к стволу дерева и замерла. Она, как никто другой, знала, что не убежит. Еще более отчетливо понимала, что тварь найдет ее: стоит той почуять или увидеть, она уже не потеряет след. Да и поздно уже бежать… Куда? С разбитой головой, с больной спиной? Йолинь поймала себя на мысли, что в этом странном месте она словно отстранилась от себя как от личности и воспринимает происходящее сразу в нескольких плоскостях. Ей так жутко, что немеет тело, и в то же время спокойно, как никогда.

Сколько она так стояла, не сказала бы наверняка. Может быть, час, а может, всего мгновение. Он пришел неслышно, но она почувствовала его голод и боль всем своим естеством. Ощущала его приближение, знала точно, какое расстояние между ними оставалось. Считала его неслышные шаги с каждым глухим ударом собственного сердца.

Сквозь полуопущенные веки заметила, как невесомо ступает к ней высокий мужчина в давно истлевших обрывках одежды. Кожа его была знакомого серого цвета, длинные седые волосы клочьями облепили череп и паклей свисали на плечи. Он казался таким тощим, иссушенным, что толкни его – и обратится в прах. Такая внешняя хрупкость его высокого тела могла бы смутить кого угодно, но не принцессу. Она знала, как сильны его руки, как крепок их захват и какова смерть, что приходит вместе с этим существом.

Шаг, еще один, и он совсем близко, так, что она больше не может видеть его лица, а ее взгляд упирается в грудь вирга. Конечно, все, на чем могла сосредоточиться в тот момент Йолинь, были ее собственный страх и ужас от всего происходящего. Единственное, чего она не могла понять, так это почему до сих пор жива. Ей и в голову не могла прийти истинная причина того, что тварь так настороженно к ней принюхивается, вместо того чтобы напасть, утоляя свой первобытный голод.

Подернутые белесой поволокой глаза настороженно изучали представшую перед ними картину. Живое или неживое? Съедобное или нет? Слышен ритмичный стук в груди, но пахнет как земля. Не выглядит тем, что он ищет с тех пор, как существует. Но стучит так, как он любит. Но сделано из грязи. Жадно потянув ноздрями воздух, пытаясь уловить знакомые нотки пищи, тварь опустилась так, что теперь ее лицо было на одном уровне с лицом принцессы. Никакой реакции, но «неживое» смотрит, пристально изучает.

Глаза в глаза, одно дыхание на двоих. Так близко, так страшно и неумолимо, что нет сил даже вскрикнуть. Кончено? Неужели вот так все будет кончено?! Она смотрела в невыразительные мертвые глаза и понимала со всей допустимой ясностью, что это конец. Что в прямом смысле слова она посмотрела смерти в глаза. Сегодня ее жизнь завершится где-то в лесной чаще на задворках мира, ее тело станет пищей этому существу, а все, что останется, – восстанет и так же, не ведая ни усталости, ни утоления жажды, будет бродить по северным землям в поисках… чего-то, что уже не найти никогда.

Ужас, леденящий душу, неконтролируемый и неподвластный разуму, поднялся где-то в глубине души, готовый вырваться наружу, сметая все преграды на своем пути. И прежде чем Йолинь могла подавить его, пока еще было возможно, она что было силы закричала, так и не отведя глаз.

Ему казалось, что, кроме боли, голода и жажды, в мире нет других ощущений. Он умел с ними жить. Это было нормально. Но когда «неживое-живое» закричало, пришло что-то другое. Ему захотелось бежать, так далеко, насколько хватит сил. Ему захотелось лежать и не шевелиться столько, сколько возможно, пока это не пройдет. Ему захотелось кричать и выть, и трястись, и прятаться, и не двигаться никогда! И все, что он мог, это, отпрянув, замереть на долю секунды, а после сорваться в бег.

Йолинь не сразу осознала, что его больше нет. Что тварь просто исчезла в мгновение ока, и она осталась одна в гнетущей тишине леса. Ноги ее ослабели, и девушка как-то неестественно медленно осела на землю. Так, сжавшись в клубок и все еще не веря, что жива, Йолинь заплакала. Так горько и надрывно, как не позволяла себе никогда. В этот момент она не думала ни о том, что избежала участи хуже смерти, ни о том, что будет делать дальше. Просто что-то настолько тяжелое скопилось внутри, что, не отпусти она это здесь и сейчас, уже не нашла бы в себе сил подняться.

Сказать, что дела были плохи – не сказать ничего. Все шло наперекосяк. То, что женщина оказалась в самом сердце Проклятого леса, он определил почти сразу, но больше ничего конкретного. Все его плетения не имели должного эффекта, удавалось уловить лишь общее направление, и то лишь после того, как к стандартному поисковому заклятию приложил волосы принцессы, делая поиск более конкретным. Создавалось такое впечатление, что в момент, когда волосы оказались на гребне Йолинь, – это был один человек, а тот, кого они искали сейчас, уже несколько другой. Как такое возможно, Рик не знал, но и опрометью бросаться в неизвестность на поиски позволить себе не мог. Проклятый лес – то место, где умирают! Рик мог постоять за себя, но не за каждого в своем отряде, людей, что доверились его мастерству. Потому было принято решение сократить отряд до пяти человек, остальных отправить вместе с обозами до ближайшего селения.

– Может, она уже погибла? – несколько невнятно пробурчал Камил, один из воинов, что остались вместе с Риком.

– Нет, – кивнул тот всем присутствующим, что задавались тем же вопросом, но про себя. – Я знаю, что жива.

Они были в пути до самой ночи. Но когда с неба стали падать первые грузные капли предстоящего ливня, было решено остановиться. Рик не мог больше делать «сокращенных» коридоров, то есть открывать порталы один за одним, на пространство, находящееся в поле его зрения. Это было опасно и неэффективно, поиски не давали результатов, но и сдаваться он не собирался. Сквозь заключенный ими союз он чувствовал, что принцесса жива. В какой-то степени, несмотря на всю испытываемую неприязнь к этой женщине, он чувствовал свою ответственность перед ней. Какой бы она ни была, но он дал свое согласие на брак, а значит, должен отвечать за нее и не имеет больше морального права просто отвернуться и пройти мимо ее беды.

На ночлег остановились почти на окраине «нормального» леса, который плавно переходил в Проклятый. Если можно так сказать, Проклятые земли были заключены в своеобразное кольцо из вполне обычного леса, древнего, давно всеми заброшенного, но пока еще нормального. И хотя даже здесь животные и растения изменились спустя века, но все же не так катастрофически и необратимо, как внутри кольца.

– Выдвинемся в предрассветный час, – сухо сказал Рик, завершая устанавливать защитный полог.

Шаг, шаг, шаг… ноги идут, и ладно. Больше ничего не имеет значения, главное – продолжать идти.

После произошедшего нахлынула странная апатия. Стало спокойно и почти хорошо. Ушли на задний план боль, усталость, страх. Все словно растворилось и осело где-то глубоко внутри, не тревожило больше. Иногда она спрашивала себя, почему продолжает идти? Как ни старалась, не могла понять смысла в происходящем.

«Идти, чтобы идти? Да, наверное, так», – в какой-то момент решила она для себя.

Царившая вокруг хмарь, казалось, замерла, не подвластная ни солнцу, ни сумеркам, ни ночи. Вокруг ничего не изменилось с тех самых пор, как Йолинь оказалась тут. Все такое же серое, выцветшее и безжизненное. Ни чувств, ни эмоций, ни звуков, ни движения.

Все изменилось как раз тогда, когда Йолинь уже почти перестала осознавать происходящее с ней. Сознание медленно, но верно отключалось. Она не замечала ни изменений в окружающем пейзаже, ни тем более не следила, куда ставит ноги. Вот как раз это-то и привело в чувство. Йолинь, в очередной раз сделав шаг, и понять не успела, как нога ушла в никуда, и она сама просто ухнула вниз. Оказалось, что причиной падения послужил высокий земляной холм с одной стороны и пологий склон – с другой. Вот с пологого склона она и слетела вниз, благо хоть не слишком высоко. Но приложилась все же знатно и опять спиной. Протяжно застонала, не в силах открыть глаза.

«Больше не встану», – подумала она, тем не менее повернувшись на бок и приоткрыв глаза, чтобы в следующий миг замереть и что-то замычать.

Она смотрела аккурат в полуоткрытую пасть, особенно хорошо были видны черный зев и множество внушительных белоснежных клыков. Прошла долгая тягучая секунда, вторая, третья, пасть не шевелилась. Не сразу Йолинь смогла прийти в себя, чтобы рассмотреть обладателя этой огромной вытянутой челюсти. Перед ней определенно лежал волк или нечто на него очень похожее. Некогда белоснежный мех был весь в бурых разводах, вспорото оказалось брюхо. Сами размеры животного ужасали. Должно быть, в холке он достигал бы ей груди, огромная морда, такие же лапы: мощные, некогда сильные. Сейчас же зверь лежал без движения, вывалив длинный язык, у самого входа в неприметную нору. Не сразу Йолинь заметила маленькие серые комочки, разбросанные вокруг зверя, как не сразу поняла, что все это может значить. Самка и детеныши были мертвы. Скорее всего, нечто добралось до них вопреки стараниям матери обезопасить своих детей. Йолинь опустилась на колени перед зверем, почувствовав вдруг странное родство с ним. Она тоже встретилась с тем, что была не в силах победить. Боролась, но не могла отдаться полностью схватке, потому как должна была защитить их, свои маленькие серые комочки, которые дороже всего на свете… но не смогла. А Йолинь выжила, не сделав при этом ничего.

Принцесса дрожащей рукой несмело провела по некогда белоснежной шкуре, пальцы путались в густом меху. Неужели совсем скоро и она будет вот так лежать в какой-нибудь канаве со вспоротым брюхом и вывалившимся языком? От одной мысли об этом стало жутко.

Когда ощущений коснулся чужеродный голод, Йолинь замерла. Неужели опять?! Еще раз она этого точно не переживет! Но каково же было ее удивление, когда вслед за ощущениями последовал едва внятный, приглушенный писк, доносившийся из недр норы, рядом с которой лежал зверь.

На нетвердых ногах принцесса вновь поднялась и, сама толком не понимая, что делает, решительно полезла внутрь логова. Она легко могла протиснуться внутрь, перемещаясь на четвереньках. Лишь правой рукой, что совсем недавно гладила погибшее животное, пыталась ощупывать то, что было впереди, уж слишком темно было вокруг. Она как раз вытянула ладонь, когда в руку уперлось что-то мокрое и прохладное. Нос, определенно маленький носик, тщательно обнюхивал ее ладонь – и столько всего произошло в этот краткий миг для самой Йолинь. Одно прикосновение к другому существу, что своими ощущениями признавало ее как родную, свою. Именно в этот момент принцесса поняла совершенно точно: одна она отсюда не уйдет.

Она попыталась убрать руку, чтобы ухватить животное, но в этот самый момент по ладони заскользил влажный шершавый язычок. Когда-то Йолинь думала, что животные не способны ни на чувства, ни на что-то, даже отдаленно напоминающее мысли. Как же она была слепа! Чувствуя всю ту неподдельную радость, что сейчас буквально излучал щенок погибшей волчицы, она и сама не могла сдержать эмоций. Конечно, он радовался родному запаху на ее руке, пусть так. Но теперь ей ужасно хотелось, чтобы точно так же он реагировал и на нее саму. Ведь это так ценно, когда кто-то тебе по-настоящему рад, ждет и скучает. Пусть она никогда не найдет этого среди людей, неважно, зато у нее будет тот, кто всегда покажет ей свою искренность без маскарада из лживых улыбок и холодных, ничего не значащих объятий. Конечно, при условии, что она выберется живой из этого богами забытого места. Сейчас в вымершем лесу, превратившемся за последние сутки для Йолинь в настоящую Вселенную, где нет никого и ничего живого, настоящего, она нашла искру, которая была так важна, чтобы не сбиться с пути.

– Эй Суми о[1], – шепнула она в темноту, говоря на родном языке то, что чувствовала.

Кое-как ей удалось вытащить существо из глубокой норы, из которой, по всей видимости, выбираться ему еще не доводилось. Слишком маленький, если сравнивать с его мамой. Размером с кошку, тощий и голодный, судя по тому, с какой силой заныло в животе у самой принцессы, стоило взять щенка в руки. Серая шерстка спуталась в невообразимый колтун. Щенок часто дышал, и стоило ему оказаться снаружи, тут же зажмурился и заскулил.

– Тэ кио, тэ кио[2], – зашептала она, положив руку на маленький круглый животик.

Странный порыв нежности захватил Йолинь в этот момент. Еще никогда в жизни она так не хотела о ком-то позаботиться, дать почувствовать защищенность в ее руках. На краткий миг ей показалось, что эта невероятная, щемящая сердце нежность срывается с кончиков пальцев и перетекает к маленькому существу на ее руках. Каково же было ее удивление, когда она вдруг ощутила, что животное воспринимает это.

– Об этом я точно подумаю чуть позже, – негромко пробормотала она, опускаясь на колени и кладя щенка у самого выхода из норы.

Йолинь сняла жилет, что надела перед выходом из дома Рика, а следом и рубаху, после чего вновь надела его, а из рубашки наскоро соорудила своеобразную сумку, связав рукава и полы в тугой узел. Подошла к телу погибшей волчицы и провела рубашкой по густому меху, надеясь, что запах матери поможет успокоить животное…

– Нет, не животное – Суми, теперь я буду звать его так, – кивнув собственным мыслям, она продела через получившуюся сумку шею и одну руку, легко подхватила щенка, который, по всей видимости, и сам успокоился и уже мирно сопел на земле. – Неужели это из-за меня? Он почувствовал и потому уснул? – изогнув бровь, вновь заговорила она. – Неважно, сейчас совсем неважно, – отмахнулась она от собственной догадки. – Теперь мне точно нужно выбраться. Очень нужно…

И снова в путь, только теперь, когда на руках она держала чудом уцелевшего щенка, ей казалось, что она уже не имеет права на ошибку. Словно тяжесть сумки, что свешивалась через плечо, придавала сил, пробуждала доселе незнакомое чувство ответственности за чужую жизнь.

– Дальше только мертвая земля, – заговорил Саймон, подходя ближе к давно высохшим елям, что сплотились на границе еще живого леса. – Она точно жива? – спросил он, оборачиваясь к Рику, который уже спешился с лошади. Поверить в то, что человек, тем более хрупкая девушка, могла выжить в обычном лесу Севера, было уже чем-то невозможным, а если говорить о выживании в мертвых землях, то легче поверить в то, что их мир круглый!

– Да, если бы это было не так, то я бы почувствовал. Дальше придется идти пешком. Камил и Старис, вы будете ждать нас здесь, Саймон и Беррок, идете со мной.

Рик и сам с трудом верил в собственные слова. Если она до сих пор жива, то ее под руку ведут сами боги!

– Выдвинемся сейчас? – с готовностью отозвался один из братьев.

– Нет, сначала я должен определиться с направлением…

Устало потерев лоб, Рик, опустившись на корточки, положил ладони на прелую листву. Каждые несколько сотен метров он делал это, ловя угасающий след принцессы, словно с каждым часом она растворялась в окружающем пространстве. След ускользал, был неточным, но объяснения у Рика этому не было. Все, что ему оставалось, – это раз за разом пытаться отыскать его вновь, после удержать столько, сколько сможет, и опять искать.

– Надеюсь, все помнят правила перехода по мертвой земле? – на миг оторвавшись от своего занятия, спросил Рик.

Северяне коротко кивнули. Каждый из них знал, что двигаться придется быстро и тихо, никакого общения, только шаг в шаг ступать за Властителем из одного «коридора» в другой. Единственным, кто способен провести их через это место, был Рик, каждый из братьев знал это очень хорошо. Но больше всего присутствующих поражало не это, а то, каким образом маленькой слабой аирчанке удалось прожить в их лесу уже два дня? Как такое в принципе может быть?!

Спустя два часа трое северян растерянно взирали на следующую картину: на небольшой поляне, у самого своего логова, лежала мертвая тварь. Кто-то несведущий назвал бы животное волком. Огромным белоснежным, отличающимся от своих собратьев, но несомненно волком. Строго говоря, предки твари и были волками, пока в ход их развития не вмешался «эксперимент». С тех самых пор твари изменились… сильно. Полуразумные, а иногда казалось, что и поумнее самих людей, долгоживущие, не поддающиеся магическому влиянию, идеальные хищники, которых мало чем можно напугать, и уж тем более убить. Честно говоря, редко кто из обычных северян задавался вопросом изучения измененных животных. Все, чем интересовались люди, – это способами, как эффективнее всего убивать таких существ. И, если говорить до конца откровенно, все измененные были опасны в той или иной степени. Иногда слишком умные или агрессивные, иногда – сильные и кровожадные. Уже несколько веков подряд Север занимался истреблением животных, проводились рейды по зачистке тех, кто выдвигался за пределы Проклятого леса, но на место убитых приходили другие. Благо хоть родные места большинство из них покидать не спешили, иначе страшно представить, какой катастрофой в конечном счете это обернулось бы для людей.

– Самка, – скупо сказал Беррок, кивнув в сторону таких же растерзанных тел детенышей.

– И так понятно, – фыркнул Саймон. – Какого тут делала принцесса? – обратился он ни к кому конкретно.

– Лучше спроси, почему твари сдохли, а она до сих пор жива, – все же ответил брат, в то время как Рик, вновь опустившись на колени, положил руки перед собой. Беррок говорил зло, но было это скорее от непонимания происходящего, нежели от того, что он действительно злился на женщину, которую и видел-то всего два раза в жизни. Вот только их первая встреча его до сих пор будоражила по ночам.

Саймон лишь покачал головой на реплику брата. На его взгляд, Беррок порой слишком сильно давал волю воображению. После того случая, когда братьям было велено следить за принцессой, брат побаивался этой женщины, искренне полагая, что с ней что-то не так. Порой его фантазии было не остановить.

– Сейчас это меньшее, что имеет значение, – все же ответил Рик. – Нам следует поспешить, пока я еще чувствую ее и она не так далеко отсюда…

Сказав это, Рик легким жестом распахнул очередной коридор, пропуская вперед своих напарников, что шаг в шаг скользнули в указанный проход, удерживая перед собой обнаженные мечи.

– Знаешь, сейчас, конечно, в это сложно поверить, но у себя на родине я была первой красавицей, – совсем недавно щенок проснулся, и Йолинь, к собственному удивлению, обнаружила, что он прислушивается к ней. Не только к ее запаху, такое ощущение, что он пытался изучать ее. Когда ее сознания коснулось легкое беспокойство, испытываемое животным от того, что его куда-то несут, она невольно обратилась к щенку, стараясь успокоить его, и с еще большим удивлением поняла, что он слушает ее. Не то чтобы он понимал, о чем она говорит, просто вслушивался в тембр ее голоса и успокаивался. С тех самых пор она говорила с ним обо всем, что только приходило на ум. – Это здесь я больше похожа на редкого урода, – посетовала она, проводя по мохнатому боку животного. – Хотя сильно подозреваю, что для окружающих и ты не лучше. Видишь, как удачно сложилось: мы нашли друг друга – два урода, – тихонько фыркнула она. – Я знаю, ты хочешь есть, – вновь ощутив приступ голода, посочувствовала Йолинь. – Я тоже, но тут совсем ничего нет, и нам нужно терпеть. Ведь когда-нибудь этот жуткий лес кончится и… ай, – вздрогнула девушка, ощутив острую боль в руке. – Ты укусил меня! – воскликнула она, но руку не отдернула, а лишь с некоторой толикой ужаса и удивления взирала, как Суми слизывает алые капли с ее указательного пальца, что совсем недавно прокусил острыми, как иголочки, зубами. – Ты что это, решил питаться мной? – Но вместо этого, слизнув несколько выступивших капель, щенок широко зевнул и открыл глаза. Ярко-голубые, такие ясные и чистые, они взирали на Йолинь, словно бы говоря с ней, будто бы открывая ей навстречу свою душу так, что она, не в силах отвести взор, остановилась и молчаливо взирала на существо в ответ.

Именно в этот момент Йолинь вдруг ощутила каким-то неведомым шестым чувством, что зверь, пригревшийся у нее на руках, таким образом признал ее, запомнил и сделал своей. Как такое возможно и что все это значит, она совершенно не понимала, но так было, и Йолинь это знала.

А уже в следующую минуту принцессу захватил целый вихрь из чужих эмоций. Сперва пришел голод… тот голод, от которого не спастись, а вслед за ним волна ужаса и паники, что раскрылась у нее на руках. Суми завозился, пытаясь вырваться из ее рук и, поддавшись инстинктам, убежать, в то время как Йолинь неожиданно для себя подобралась и успокоилась. Она обняла его так крепко, как только могла, и сконцентрировалась на собственном чувстве, представив, что оно проникает в тело животного сквозь ее руки, грудь, к которой прижимала щенка. Со всей страстностью она желала, чтобы Суми почувствовал то же внутреннее спокойствие, что и она. Казалось, прошло несколько часов, хотя на самом деле так тянулись жалкие секунды, прежде чем животное успокоилось, а спустя всего мгновение мирно засопело у нее под сердцем.

«Неужели правда из-за меня?» – мимолетно подумалось ей, но сконцентрироваться на собственном открытии времени не было. Существо приближалось к ним с пугающей скоростью. Учуяв недавно пролитую принцессой кровь, оно стремилось насытиться и добраться до своей жертвы как можно быстрее.

Она стояла одна посреди широкой серой поляны, в месте, где мертвые сосны росли друг от друга на почтительном расстоянии, в кои-то веки не мешая путникам пройти. Бежать даже не пыталась, только лишь подняла с земли толстую ветку с острым изломанным концом с одной стороны и, ухватив ее наподобие кинжала, смотрела за тем, как на поляну одна за другой выходят человекоподобные твари. Как-то отстраненно подумалось, что в этот раз избежать уготованного судьбой не получится. Проскользнула трусливая мысль, что следовало бежать, пока была еще возможность, на которую тут же пришел ответ: возможности не было. Она помнила, как Ингвер рассказывал ей, что это за существа, как ей следует себя вести во время нападения. Тогда ей казалось, что северянин лжет, что подобных существ просто не может быть. Как же меняется наша жизнь по прошествии лет! То, что казалось совсем недавно не чем иным, как сказкой, обернулось жестокой непредсказуемой реальностью.

Твари жадно раздували ноздри, казалось, они насыщаются одним только едва уловимым запахом, витающим в воздухе. Йолинь, лишь затаив дыхание, готовилась к тому, что ее ждет. Это была та степень отчаяния, когда ты понимаешь, что бежать больше некуда, а просто сдаться у тебя нет права. Здесь и сейчас ты умрешь, и все, что тебе остается, – это только выбрать: встретишь ли ты смерть лицом к лицу или она настигнет тебя – ударив в спину.

В одно неуловимое мгновение все изменилось. Как и откуда на поляне возникли новые действующие лица, Йолинь так и не поняла. Ее просто схватили за шиворот, как маленького нашкодившего котенка, и перекинули за широкую спину – и в этот же момент все перед взором принцессы смешалось в один невообразимый вихрь из криков, ударов, звона металла. Твари двигались молниеносно, и хотя их было всего три, но они могли дать фору целому отряду специально обученных воинов по силе и скорости.

Йолинь шокированно смотрела на развернувшуюся бойню, прижимая к груди сумку, в которой находился щенок, и медленно ступала назад. Нет, она не стремилась убежать, но и не хотела мешать тем, кто пришел ей на помощь. А то, что это был ее собственный муж и те двое, что так незадачливо подсматривали за ней накануне свадьбы, она уже поняла. Рик двигался быстро. Каждое его движение принадлежало мастеру: экономичное, быстрое и смертоносное. Он не разменивался на красивые выпады, не растягивал атаки. У него была цель – и всего два движения для ее достижения. Быстро, так, что принцесса не успевала понять, что происходит. Лишь взмах блестящей стали – и тело кулем оседает на серую безжизненную землю, и тут же она замечает, как отдельно падает голова, задорно подпрыгивая на кочках. Сделав глубокий вдох, Йолинь прикрыла веки, чтобы подавить приступ тошноты. Чтобы не видеть, как густая черная и вонючая жижа вытекает из обезглавленного тела.

Все закончилось быстро. Правда, самой принцессе все еще чудился звон металла и звук ломаемых костей. Может, и не было ничего такого, возможно, все было плодом ее воображения – она не знала и думать об этом не хотела. Как и боялась открыть глаза в воцарившейся тишине.

Рик быстро оценил обстановку. Твари мертвы, его отряд не пострадал. Принцесса… Он быстро обернулся и тут же замер, не находя в себе слов для того, чтобы описать увиденное. Она казалась такой маленькой, хрупкой, словно ребенок. От принцессы, которую он знал и помнил, в облике девушки не осталось ничего. Казалось, ее лицо, тело, одежда – все покрыто толстым слоем грязи. Брюки были разорваны на коленях. Рубашка и вовсе отсутствовала, открывая взгляду руки, черные от слоя грязи, что застыла на них, и похожие на тонкие веточки. Словно прикоснись он к ним, и они тут же сломаются от одного неверного движения. На шее принцессы была подвешена странного вида сумка, и стоило Рику обратить на нее взор, как что-то внутри зашевелилось. А Йолинь в тот же миг накрыла ее рукой и притянула к себе ближе. Решив, что главное сейчас не это, он вновь обратил свое внимание на принцессу. Внутри что-то болезненно сжалось. Странное чувство… новое или давно забытое? Дискомфортное, как он сам охарактеризовал бы его для себя. Саймон и Беррок так же не без удивления и шока разглядывали принцессу, что почти два дня провела в Проклятом лесу и оказалась жива и невредима. Вот только выглядела она как Земляной человек[3].

– Вы в порядке? – нарочито тихо заговорил Рик, делая шаг в сторону принцессы. В конце концов, какая бы она ни была, но это не искореняло в ней женщину. И невзирая на то, что смотрит она на них сейчас так, словно они ее от приема в резиденции Императора отвлекли, но, может, и не значит это, что она на самом деле в порядке. Ему вдруг стало ее жаль. Сам от себя не ожидая такой реакции, Рик сильно смутился.

И в то же время не мог с собой ничего поделать. Грязная, едва стоящая на ногах, пережившая две ночи в лесу, где бродят твари, которых и сильным вооруженным мужикам не приведи боги встретить. А она выжила, прошла Проклятый лес насквозь и выжила! Даже не вскрикнула, оказавшись лицом к лицу со смертью. Иная баба бы орала на весь лес, но… не его Йолинь. От последней мысли Рик и вовсе стушевался и решил, что лучше ему вообще подумать о чем-нибудь еще и осмотреть принцессу, а то всякая ерунда в голову лезет.

Он сделал еще один шаг по направлению к Йолинь, в то время как девушка вздрогнула всем телом, открыла глаза и посмотрела прямо на Рика.

– Я… – как-то слабо промямлила она, – я… – Глаза девушки подозрительно заблестели, она попыталась удержать рвущиеся наружу слезы, но вместо этого лишь как-то по-детски хрюкнула и разревелась уже в три ручья. Чего сама от себя не ожидала Йолинь, так это того, что отголоски сочувствия, заботы и где-то даже жалости, исходящие от супруга, так ее заденут. Вдруг стало так жалко – и не кого-нибудь, а саму себя, так отчаянно приятно, что за нее переживали. Пусть и несильно, но хоть чуть-чуть! Хоть капельку волновались! Приняв все эти эмоциональные посылы, удержаться она уже не могла и, сглотнув сначала один болезненный ком в горле, следом другой, сделала то, что не могла бы себе и представить. Разревелась, так по-детски и открыто, да еще и, ухнув с разбегу, обняла Рика за пояс и уткнулась ему головой куда-то в живот.

Сам северянин стоял точно громом пораженный. Широко расставив руки и моргая через раз, он в принципе не знал, что ему делать в этот момент. С трудом понимая, что творилось в душе у него самого, он и тем более не мог понять, как утешать ревущую в три ручья ледяную даму, как он привык думать об Йолинь.

– О, ну началось, – буркнул Беррок, отводя взгляд от развернувшегося действа и осматривая оружие, что сейчас было вымазано в крови вирга.

– Может, лучше не смотреть? – зашептал ему на ухо Саймон. – Я слышал, что у них в стране принято травить тех, кто видел члена императорской семьи в неподобающем виде.

– Я и не смотрю, а вот ты продолжаешь… хотя, если подумать, нас следовало уже два раза травануть.

Саймон довольно хрюкнул в ухо Беррока, вспоминая их первое знакомство с принцессой, на что получил выразительный тычок в плечо от брата.

– Всю шею обслюнявил! – чуть громче возмутился Беррок.

В жизни Рика так давно не было человека, которому требовалось бы его сочувствие, поддержка, что он еще какое-то время не мог сообразить, что следует делать.

А после, сам не понимая, откуда появился этот порыв, решительно подхватил принцессу на руки, краем сознания отмечая, что она легче пушинки, и открыл портал перехода сначала к окраине Проклятого леса, где находились Камил и Старис, а уже потом к пограничной деревне своих земель, где должен был поджидать его возвращения остальной отряд.

Он держал ее на руках, бережно и аккуратно, испытывая в этот самый момент странный и непонятный трепет. Она же сжалась в комок, боясь лишний раз шевельнуться. Было и стыдно – за собственную слабость, и страшно – оттого… если честно, она и сама не понимала, почему вдруг испытывает нечто похожее на страх, но скорее это было волнением из-за того, что оказалась на руках у почти незнакомого мужчины. А еще, стоило им выйти из первого портала, она вдруг поняла, что чувствует себя защищенной. И столь острым было это ощущение, после того как несколько дней она провела, ходя по лезвию ножа, что Йолинь сама не заметила, как веки отяжелели, руки посильнее прижали к животу ее драгоценную ношу, и она провалилась в глубокий успокоительный сон.

На этот раз сквозь портал они прошли безо всяких проблем. И Рик до сих пор не мог понять, что же пошло не так в первый раз? Почему все его настройки просто выбило из заданной схемы? Невольно задумавшись об этом, он вскользь бросил взгляд на притихшую в его руках принцессу. И не поверил собственным глазам. Уткнувшись носом ему под мышку, Йолинь сладко спала. Да, сегодня и впрямь был день открытий для него. Он так привык видеть ее холодной, неприступной, идеальной, что стоило ей лишь немного обнажить перед ним свою человечность, слабость, как он растерянно смотрел на нее и уже не знал, кого держит в своих руках. Где та, на ком несколько дней назад его заставили жениться? Где эта женщина-скала, готовая перерезать глотку любому, кто встанет у нее на пути? И что это за маленький чумазый зареванный человечек, что столь доверчиво прижался к его груди?

– Идем, идем, чего расселись! – недовольно пробасил у него над ухом Беррок, обращаясь к другим членам их небольшого отряда, что терпеливо ожидали их возвращения на окраине Проклятого леса. – Ну, ты и отожрался, Старис, уж и задницу не можешь оторвать! – еще громче сказал он.

– Не ори, – шикнул на него Рик и тут же прикусил язык. Это еще что? Он теперь еще и о ее сне печется?! Только этого не хватало!

Встряхнув головой, отгоняя совершенно идиотские мысли и сосредотачиваясь на построении нового портала, Рик просто отошел ото всех подальше и решил, что лучше ему помалкивать. Сегодня он явно не слишком хорошо соображает.

Они оказались на окраине деревни, когда солнце уже клонилось к горизонту. Каждый из мужчин чувствовал и усталость, и удовлетворение от того, что им удалось вернуть девушку законному мужу живой и относительно невредимой. Странное дело, каждый из них знал, в чем виновна эта женщина. Но сейчас, зная, что она самостоятельно просуществовала в их лесу двое суток, они невольно начинали испытывать уважение к ней. Не каждый здоровый мужчина не побоится войти туда, что ни говори, и не каждый сумеет выйти. Лес не прощал слабости и малодушия. Он готов был сожрать любого за малейшую ошибку, лишний звук или неосторожность. Она же одна прошла до самого его сердца, и это не могло не поразить тех, кто знал, что это место из себя представляет.

Деревня хотя и считалась окраиной Грозового Перевала, но была довольно внушительных размеров. Добротные деревянные дома, широкие ухоженные дворы, люди, которые привыкли вкалывать на своей земле. Правда, было одно «но». Мужчины, которые привыкли жить, работая на земле, были обязаны раз в пятьдесят лет менять свое место жительства и перебираться в другие поселения. Делалось это для того, чтобы избежать кровосмесительных браков и отношений, особенно в маленьких поселениях. Споров относительно данного закона не возникало. Все понимали, что это необходимо и так будет правильно. Обычно мужчины либо менялись домами, оставляя уже выросших детей на прежнем месте жительства, либо же продавали все нажитое и уезжали на новое место. И как бы ни старался Совет контролировать прирост населения, но женщин было гораздо больше мужчин. Многие из них были вынуждены прозябать в девках долгие и долгие годы, и это было еще одной проблемой, с которой столкнулся Север благодаря проведенному столетия назад эксперименту. Потому и были одобрены разводы спустя десять лет от заключения формального брака. Отваживались на подобное не все, но те, кто все же решался, знал, что, взяв в жены другую женщину, имеет право завести не более одного ребенка. Север вымирал. Это чувствовали особенно остро именно мужчины. И если умирал один из них – это было великое горе для всех. Не потому, что северяне верили, что мужчины лучше женщин, вовсе нет. Просто это был еще один верный шаг на пути к вымиранию их нации. Именно поэтому многие из тех, кто не знал Йолинь лично, но был в курсе совершенного ею поступка, испытывали глухую, ничем не прикрытую ненависть к ней. Она помогала уничтожить их общее будущее.

Зная все это, Рик распорядился известить глав всех поселений на своей земле, чтобы они проконтролировали общественные настроения в деревнях – во избежание, так сказать.

Их не встречали шумной толпой, как это было обычно, когда Властитель Грозового Перевала заезжал к ним с визитом. Напротив, казалось, что деревня вымерла. Лишь от дома старосты выдвинулись несколько человек встречающих. Две женщины и сам глава. Женщинам на вид было глубоко за сорок, мужчина же выглядел лет на тридцать, правда, из-за окладистой рыжей бороды казался несколько старше.

– Здравия тебе, Властитель, и мира над небом твоих земель, – по старому обычаю поздоровался глава деревни.

– И тебе, Вилькар, – скупо ответил Рик, осматривая деревню, проверяя состояние охранных плетений, что устанавливал тут еще по осени. – Где мой отряд?

– Всех разместили на постоялом дворе.

– Хорошо, – кивнул Рик, поудобнее перехватывая на руках мерно посапывающую принцессу, которую и не было видно, потому как перед тем, как войти в деревню, он почти с головой накрыл ее плащом. – Сейчас мне нужно встретиться с ними, после приду к тебе сам. Поговорим.

– Как скажешь, – согласно кивнул Вилькар, которого Рик знал уже более ста лет и с которым у него были довольно приятельские отношения.

Но сейчас, представляя в общих чертах, что именно потребовал Совет от их Властителя, люди были напряжены, не понимая, чего ожидать от таких перемен. Чем грозит им, простым жителям Грозового Перевала, женитьба Рика на чокнутой аирчанке или просто ведьме, как называли ее между собой деревенские бабы. Женись Рик на нормальной северянке, сейчас гуляла бы вся деревня! Молодых встречали бы песнями, обрядовыми молитвами и общим застольем. Жгли бы костры до самой зори, делали бы подношения богам, желали бы им долгих лет, здоровых детей и переплетения судеб в одну нить, которую не разорвать – не запутать. Но люди из отряда Рика ясно дали понять, что ничего из этого не нужно. Рассказали они и о том, что приключилось с Йолинь во время перехода, и неизвестно еще, удастся ли вернуть женщину целой и невредимой. Потому Вилькар серьезно поговорил с деревенскими, что жили под его началом, и строго-настрого запретил донимать Рика и его отряд, когда те прибудут с невестой или без. Сейчас глава с интересом присматривался к ноше, что держал на руках Рик, но вслух спросить так и не решился. Не при бабах, подумал он про себя и, коротко кивнув другу, позволил тому продолжить путь.

Йолинь пришла в себя как раз, когда они подходили к недавно отстроенному постоялому двору, где в этот час было шумно не только из-за того, что в нем расположился целый отряд, но и потому, что одно дело, сказать не глазеть на избранницу Властителя и не затруднять им проход до места ночлега – но поди запрети целой ораве молодых и не очень девок сходить на постоялый двор «по делам». А одних же девок не отпустишь на ночь глядя, стало быть, и главам семейств следовало сопровождать своих жен и дочерей. Вот и оказалось, что вокруг небольшого постоялого двора собралась настоящая толпа «ну очень занятых баб с сопровождением».

– Я уж и впрямь испугался, что нынче женщины стали послушны, – буркнул Саймон, оглядывая царившее вокруг безобразие.

– Да уж, – согласно кивнул Беррок.

Перед входом в невысокое, всего в два этажа, строение толпа рассредоточилась на кучки по возрастам и интересам. Были тут и совсем еще маленькие девочки, которым было интересно поглазеть на заморскую принцессу; девушки, которым хотелось не только посмотреть на жену Властителя, но и покрасоваться перед членами отряда Рика в своих лучших одеждах; а были и совсем взрослые женщины, цели у которых было две: присмотреть за дочерьми и набраться сплетен на предстоящие недели.

– Что происходит? – слабо зашевелилась Йолинь на руках Рика, а вместе с тем, как в себя пришла она, заерзал и Суми у нее на животе. который порядком проголодался, и усыпить его в нынешнем состоянии Йолинь бы уже не смогла.

– Лежите спокойно, – скупо отозвался Рик, также ощущая подозрительное ерзанье на своих руках. – Не стоит им показывать вас сейчас.

Он легко преодолел расстояние между собравшейся толпой и входом на постоялый двор. Видя, как решительно двигается Властитель, не каждый человек отважился бы преградить ему путь. Люди расступались, словно невидимый нож разрезал собравшуюся толпу, еще до того как Рик приближался к ним. Стоило оказаться под крышей постоялого двора, как Рик и его люди были тут же окружены мужчинами из его отряда. Сюда хозяин заведения не пустил ни одного из обитателей деревни, за что Рик был крайне признателен ему в душе. Так же, как и остальные члены отряда, которые искренне считали, что нет ничего хуже в мире, чем любопытствующая баба. Или сотня любопытствующих баб разных возрастов.

– Вы нашли ее? – взволнованно спросил Силай. Мужчина выглядел лет на сорок, но при этом обладал статью и осанкой, которая не у каждого юного воина может быть.

Рик коротко кивнул, ища взглядом хозяина постоялого двора, и обратился уже к нему.

– Нам нужны комнаты, еда, и вели затопить баню, – обозначил он самое необходимое, борясь с желанием просто подняться наверх, ввалиться в первую попавшуюся спальню и уснуть. – Поговорим, когда я отнесу принцессу в ее комнату, – обратился он к своим людям, уже поднимаясь по лестнице.

В этот самый момент тишину, в которую на миг погрузилась таверна, прорезал немного приглушенный писк. Рик не сразу понял, что источником звука является он сам, а точнее – то, что он держал на руках. Йолинь вдруг стало страшно. Тяжелыми волнами волнение заполняло ее сердце, она прижала Суми еще крепче, боясь того, как отреагируют на него собравшиеся люди. У нее было достаточно времени подумать над этим, и она все отчетливее осознавала, что ко всему, что живет в Проклятом лесу, северяне относятся с нескрываемой ненавистью и страхом. Что уж говорить о том звере, который был у нее на руках. Йолинь думала, что лучше бы сначала поговорить о Суми с Риком наедине, чем показывать его всей собравшейся толпе, а потом пытаться отстоять его жизнь перед целой кучей вооруженных мужиков! Но про себя девушка уже решила, что Суми не отдаст и, чего бы это ни стоило, вред причинить своей Искре она не позволит! А уж если принцесса Аира что решала, то весь Север был в курсе, что от своего «бешеная баба» и по совместительству «ведьма» не отступит.

– Что это? – Рик резко откинул плащ, которым была укрыта Йолинь от посторонних глаз, и не поверил своим глазам, когда увидел, как на животе у девушки, в сумке, сделанной из ее рубахи, что-то яростно шевелится. При этом под плотной тканью слышался странный писк. Принцесса накрыла сумку руками, словно защищая ее содержимое от Рика, и вперила полный решимости взгляд прямо в северянина.

Рик осторожно опустил принцессу на ступеньку перед собой и жестко сказал:

– Откройте.

В его голосе не было ни гнева, ни раздражения, лишь холодная решимость и недозволение ослушания.

Йолинь глубоко вдохнула, немного поежившись под взглядами собравшихся мужчин, которые с трудом узнавали в грязной с головы до ног девочке принцессу Аира. Она боялась открыть сумку и не суметь постоять за существо, за которое решила нести ответственность. И в то же время понимала, что прятать Суми у нее не получится, тут как ни крути.

Стараясь унять дрожь в руках, которая появилась в них именно из-за усталости, как убеждала себя принцесса, она неловко стянула сумку через голову и развела ее края.

Рик не мог поверить собственным глазам. В сумке его жены сидела маленькая тварь. Потомок той, что они нашли убитой в лесу, совсем еще крошечный. Он жалобно скулил, перебирая передними лапами, и жался спиной к животу принцессы.

– Что это? – не скрывая отвращения в голосе, спросил Рик, вынимая короткий кинжал из-за голенища высокого сапога. – Зачем вы притащили с собой эту тварь?

Принцесса, несмотря на испытываемый страх перед сильным мужчиной, сдаваться и тем более показывать слабость перед ним не собиралась. Откуда взялась эта сила и решимость в измотанном теле, она и сама не знала. Но крепче притянула к себе щенка, краем глаза заметив, как заволновались люди, находящиеся в таверне.

– Даже не думайте использовать это, – цедя каждое слово сквозь зубы, сказала она, чувствуя всю решимость северян уничтожить маленькую угрозу.

– Вы хотя бы понимаете, что это за тварь? – с трудом не срываясь на крик, зло бросил Рик.

– Он мой, – еще более решительно ответила принцесса, ловя тяжелый взгляд Рика. Казалось, на самом дне его глубоких глаз зарождалась буря, и от этого ей невольно становилось страшно. Но будь она проклята всеми богами, если покажет ему это. Она потомок дома Мэ, ее предки никогда и никому не позволяли возвыситься над собой, не позволит и она.

– Если вы думаете, что я позволю вам внести тварь в мой дом, вы глубоко ошибаетесь, – Рик не собирался отступать, ему все было понятно без лишних слов. Тварь хороша только мертвой, исключений нет!

– Я всегда могу избавить вас от своего присутствия, но Суми останется со мной.

Глаза в глаза, на дне которых разверзлась буря и беспроглядная бездна, чернее которой просто нет. Они смотрели друг на друга, и ни один из них не желал отступать. Йолинь чувствовала решимость Рика и впитывала ее словно губка, усиливая и невольно переливая ее же в него. И так по замкнутому кругу. Напряжение, возникшее на постоялом дворе, не могли не почувствовать и остальные собравшиеся внутри люди. Но вмешиваться никто не пытался. Казалось, скажи кто-нибудь хоть одно неосторожное слово – и этой искры будет достаточно, чтобы все здесь полыхнуло.

Не сразу к Йолинь пришло осознание происходящего. Но постепенно она стала ощущать нарастающее напряжение в комнате. И опять пришло понимание, что тому причиной ее способности. Она словно преумножала впитываемые эмоции и свои собственные и вливала их в окружающее пространство.

Еще принцесса поняла, что таким образом желаемого ей не достичь. Слишком сильным было это напряжение, и слишком непредсказуемыми могли быть последствия. Смотря, как у Рика начинают подрагивать пальцы рук от едва сдерживаемой ярости, как напряженно вслушиваются в их диалог собравшиеся на первом этаже северяне, готовые в любой момент выхватить из ножен свои клинки и решить все по команде Властителя, она глубоко вздохнула, поняв одну простую вещь, что если не сумеет переменить общий настрой ради Суми, то потеряет его здесь и сейчас. Ей не справиться со столь явным физическим преимуществом, что было у Рика.

Всего на мгновение прикрыв глаза, она вспомнила сразу несколько случаев из своей жизни, воскрешая те эмоции, что вызвали они тогда. Придавая им былую яркость, позволяя им просачиваться сквозь ту бурю, что была готова вот-вот разразиться на постоялом дворе. Откуда ей пришла мысль о том, что это может сработать, она и сама толком не поняла, но решила попробовать. Если ее догадки были верны, то все непременно должно было получиться!

Так, один за другим, приходили образы былого. Первое, что раскрыла она в своем сердце, было сродни черной воронке, которая опустошала его. Высасывала все: волю к жизни, страх, боль, остатки счастья и простое и такое примитивное желание цепляться за реальность. Опустошение. Глубже и темнее любой бездны, что пришло к ней вместе с первыми шагами в новой жизни. Оно длилось для присутствующих всего долю секунды, но вытянуло из каждого и гнев, и ненависть, принося с собой странную, неподвластную разуму усталость. Каждый из мужчин в зале таверны почувствовал это, словно невидимая рука просто выскребла из сердца все яркие эмоции, вытянув любые стремления.

Секундой позже пришла надежда, такая яркая и безотчетная эмоция, словно позолотила тьму внутри. Йолинь помнила ее первый проблеск, который разделила вместе с Дэй. Тогда она только начинала ходить. Руки и ноги слушались ее с трудом, и каждое движение приносило лишь боль и всепоглощающую усталость. Все затмевала пустота внутри. Не хотелось жить, не хотелось думать, не верилось, что когда-то она сумеет пожелать всего этого вновь. Тогда Дэй пришла в ее комнату на рассвете, помогла ей встать и одеться, а после открыла портал. Они вышли и оказались на краю скалы.

– Не хочешь – не надо, – холодно сказала Дайли, – здесь тебе никто не помешает закончить все это. Вперед, – кивнула она на скалистый обрыв, у подножия которого с шумом разбивались волны океана.

Йолинь сделала несколько неловких шагов в указанном направлении, намереваясь и впрямь довершить начатое до конца, тем более, когда никто не стал бы ее останавливать. Именно тогда она полюбила рассвет. Когда серую хмарь горизонта прорезал сперва один ярко-алый луч, затем другой. И вдруг серое стало золотым, налилось ярким багрянцем, заполняя мир красками, словно вдохнули в него жизнь, все обрело смысл и совершенно необычайные очертания. То, что всего мгновение назад было всего лишь серым, вдруг стало волшебным.

– Некоторые вещи можно понять, лишь когда готов увидеть их суть, – сказала Дайли, подходя к ней ближе со спины. – Разве раньше это не было всего лишь началом нового дня, а сейчас вдруг стало несоизмеримо большим, м? Разве не похожи предрассветные сумерки у тебя в душе на то, что произошло сейчас? Не мечтаешь ли ты о том, что вот такое же яркое солнце взойдет и у тебя внутри и развеет мрак?

Йолинь невольно всхлипнула, признавая правдивость слов Дэй. Тогда Тень сделала еще один шаг, обнимая ее за плечи и говоря уже совсем тихо:

– Ко всему можно прийти, если продолжать идти, Йолинь. Но стоит опустить руки, забыться в собственной печали и горе, как ты утопнешь в этом, словно в болоте, и никто и никогда не увидит солнца, встающего для тебя. То, как оно преобразит твою изуродованную погасшую душу в нечто прекрасное, от чего уже не отвести взгляд.

– Разве такое возможно? – несмело спросила Йолинь, боясь, что Дэй скажет ей «нет», и ужасно желая услышать «да».

– Возможно все, чему ты позволяешь случиться с тобой, – все так же тихо прошептала Дайли.

Именно это волшебное чувство, что дало внутри Йолинь росток в тот день, она подарила окружающим всего лишь на краткий миг. Рик и сам не понял, что с ним произошло. Вдруг схлынула все затмевающая ярость и пришло странное спокойствие, а потом он вдруг встретился взглядом с необыкновенно голубыми проницательными глазами щенка. В них не было ни гнева, ни злобы, ни хищного расчета, а был лишь страх. Зверь боялся его и жался к животу той, что признала его. И вдруг к Рику пришло осознание еще чего-то более невероятного, ему захотелось дать шанс. Иррациональное, совершенно невероятное желание, которое с каждым вдохом все сильнее укреплялось где-то в сердце. Он не простит себе, если сейчас воткнет клинок в мягкое розовое брюшко.

«Да как же так?!» – отчаянно продолжал вопить рассудок, но эмоции внутри словно взбунтовались против собственного хозяина. Все сильнее накатывали они на бастион его решимости, подминая под себя все звуки разума. Такого с ним раньше никогда не происходило! Сострадание, забытое им столетия назад, вдруг настигло его здесь и сейчас. В горле внезапно возник болезненный ком.

«О боги», – про себя охнул северянин, с ужасом понимая, что еще пара минут, и он начнет рыдать, как девица на выданье.

Первым прослезился Беррок: тому вдруг тоже стало жаль щеночка. Неуклюже смахнув неуместную влагу с уголков глаз, он покосился на брата, который подозрительно часто моргал.

Йолинь же с ужасом видела, что эффект превзошел все ее ожидания, и пыталась сбавить обороты, приглушив посылаемые волны эмоций, – только не хватало, чтобы целая орава мужиков начала рыдать и сюсюкать, какой у нее милый щеночек!

– Хорошо, – не веря собственным ушам, скупо сказал Рик. – Но т-тварь, – вдруг с трудом произнес он это слово, бессознательно признавая, что щеночек… очень милый, – остается целиком под вашу ответственность, – сказав это, северянин решил, что ему померещилось, будто в комнате послышались полные облегчения вздохи. – Если он навредит кому-то, то отвечать по закону Севера будете вы, согласны?

– Да, – хрипло ответила Йолинь, с трудом борясь с отдачей, что пришла после устроенного ею. Хотелось прижать Суми посильнее и плакать от умиления, какой же он милый щеночек! К слову сказать, ее порыв разделяла добрая половина северян, что была особенно впечатлительной. – Где моя комната? – сказала принцесса, прикусив нижнюю губу, которая вдруг начала подрагивать.

– Я провожу, и комната – наша, – сказал Рик, беря Йолинь под руку и уводя наверх.

Йолинь, несколько ошарашенная подобным заявлением, безропотно пошла за мужем и уже наверху, где их никто бы не смог услышать, переспросила:

– Наша?

От Рика не укрылось то, с каким замешательством спросила она это. Злясь на себя за проявленную слабость прежде, он лишь коротко кивнул, не вдаваясь в подробности о том, что даже в бессознательном состоянии не намерен прикасаться к принцессе как муж к жене.

– Свободных мест почти не осталось, и нам придется разделить постель на эту ночь, – пояснил он, опять же говоря лишь то, что посчитал нужным. Пусть и она помучается, раз так сильно терпеть его не может.

Будучи не в своей тарелке от принятого решения, он решил тут же отправиться в дом главы, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию в этих землях. Участились нападения виргов, правда, пока они лишь осмеливались ходить вокруг деревни и «пробовать» защиту. Но если будет продолжаться в том же духе еще хотя бы неделю, то нападения не миновать. Любой мужчина Севера имел дома оружие и готов был постоять за свою семью, но не каждый бы выжил в такой схватке. Потому поддержка Властителя расценивалась как некоторая гарантия того, что все уцелеют. Во всяком случае, жертв точно будет меньше.

Йолинь вошла в комнату, когда Рик ушел, бросив на прощание, что будет вечером. Предаться унынию или выплеснуть скопившиеся эмоции ей помешал голод. Она хотела не просто есть, она была зверски голодна, как и ее маленький друг, что едва стоял на ногах. В дверь постучали. Йолинь настороженно замерла, сама не зная, чего опасаясь, но все же открыла.

– Ах ты ж, мать моя женщина! – на пороге возникла плотного телосложения женщина средних лет. Гостья обладала тяжелой золотой косой толщиной с руку, румянцем во всю щеку и прозорливо-озорными голубыми глазами. – Я Венцеслава или просто Веня, – поздоровалась она и начала протискиваться в небольшую щель приоткрытой двери. – Ну что я, ветром надутая? Открой пошире – не пролезаю, – возмутилась она, когда Йолинь ошарашенно замерла, не находя в себе сил пошевелиться. Женщина была самим воплощением благодушия и заботы, именно это исходило от нее столь сильно, что принцесса подчинилась и чуть отстранилась, пропуская ее внутрь комнаты. – Вот, поешьте, – кивнула Веня на поднос, что держала в руках. – А потом мыться, даже не спорь!

Честно сказать, Йолинь и не собиралась возражать. Тело ее давно уже чесалось и зудело, и она была согласна даже на то, чтобы ее исходили веником, лишь бы избавиться от грязи.

– Я давно работаю на Властителя, – сказала Венцеслава, – и сюда прибыла, чтобы тебе помогать, – без обиняков перешла женщина на «ты». – Так что можешь не стесняться, если что, обращаться. Ой, – вздрогнула всем телом Веня и вперила свой взор в щенка, что кое-как выбрался из сумы и, жадно раздувая ноздри, принюхивался к принесенному ею угощению. – Это он, да? О котором мужики все наши судачат?

– Да, – кивнула принцесса, подсознательно готовясь постоять за щенка, хотя от женщины не исходило никакой агрессии по отношению к Суми.

– Тварь, конечно, но все-таки дите, – вздохнула новая знакомая. – А посему пока невинное, – покачала она головой, беря с подноса крынку с молоком и пустую глиняную миску. – Иди сюда, страшилище, пожри, что ль, – хмыкнула Венцеслава, наполняя миску молоком и ставя ту на пол.

Суми тяжело поднялся на ослабевшие от долгого путешествия без еды и воды ноги и кое-как поковылял к предложенному угощению. Тщательно принюхался и неуклюже ткнулся носом в содержимое чаши, по всей видимости не понимая, как именно следует есть.

– Ох, – жалостливо вздохнула женщина и посмотрела на Йолинь. – Видать, совсем еще крошка, не умеет лакать…

– И что же делать? – несколько растерянно спросила принцесса, не имея ни малейшего понятия, как обращаться не то что с большими животными, а уж с малышами и подавно.

– Придется тебе его кормить и учить, – покачала головой Веня, в то время как брови ее сошлись на переносице. – Даже не знаю, попробуй макать палец в молоко и давать ему, – похоже, женщина была столь же растерянна, как и Йолинь. – А я пройдусь по деревне, может, найду какую кормящую суку, хотя вряд ли она его к себе подпустит, но вариантов у меня больше нет, – пожала женщина плечами.

– Веня, – несколько нерешительно заговорила Йолинь, поскольку для нее все еще было сложно вот так запросто переходить на тот уровень общения, когда опускались все формальности. – Давай попробуем, пожалуйста, – попросила она, произнося эти иностранные слова с особой заминкой, будто с трудом.

Женщина серьезно кивнула, бросила на Суми жалостливый взгляд и сказала:

– Я пойду тогда. Там баню затопили, так что, как его покормишь, иди мойся, как приду, сама тебя найду.

– А как же Суми…

– Кто?

– Он, – кивнула Йолинь в сторону щенка, что безуспешно пытался подступиться к чаше с молоком.

– А че с ним станется? – фыркнула она. – Нажрется, да и уснет, дите ж все-таки. Ладно, пойду я, – буркнула женщина.

Йолинь скупо улыбнулась, смотря, как за ней закрывается дверь. Совершенно непостижимым образом принцессе очень понравилась эта излишне болтливая и простодушная женщина. Когда-то давно, еще в прошлой жизни в Аире, Йолинь бы точно не оценила качеств Вени. Но не сейчас, когда, стоя рядом с этой женщиной, она чувствовала искреннюю заботу, жалость, участие. Такие порой раздражающие эмоции, тревожащие гордость, оказались на удивление теплыми и редкими. Раньше Йолинь думала, что нет ничего хуже жалости окружающих. Тогда она не знала, что по-настоящему жалеют сердцем, отдавая свое тепло. И как это ценно, когда к тебе проявляют участие. Безразличие хуже, оно холодно, как снега Севера. Ненависть – обжигает. Сочувствие несет успокоение. А жалость – греет.

Какое-то время Йолинь задумчиво всматривалась в закрывшуюся дверь, отчаянно желая… надеясь, чтобы у нее был вот такой друг, как Веня. Что однажды будет согревать ее еще сильнее, если она станет для нее не просто прохожей. Но заметив, как мается вокруг чаши Суми, решительно взяла щенка на руки, окунула мизинец в молоко и поднесла к маленькой пасти животного. «Как же мне заботиться о тебе, когда о себе-то не в состоянии?» – тоскливо подумала она, в то время как Суми решительно обхватил предложенный палец.

Рик вошел в дом Вилькара, когда на деревню опустились сумерки. На душе у него было неспокойно и тяжело, и все из-за женщины, что по воле насмешницы-судьбы стала его Истинной супругой. Если сначала он злился, потом пришло смирение, мол, пройдет лет пятьдесят, и природа сама избавит его от нее, то сейчас он думал о том, что эти пятьдесят лет надо еще пережить рядом с ней. А как это сделать, если он терпеть ее не может? Если его бесит само ее присутствие рядом с ним? Не говоря уже о том, что как женщина она и вовсе его не интересует. Кожа да кости, какому нормальному мужику такое приглянется? Ну да, внешность у нее необычная, оттого в чем-то интересная, но как быть с тем, что она собой представляет как человек?! Хотя последнее время Рика все чаще одолевали сомнения и на этот счет. Словно шаг за шагом длиною в миллиметр ему приоткрывалась непроницаемая тяжелая дверь под именем Йолинь. И каждый раз, стоило ему совершить одно маленькое открытие, эта самая «дверь» захлопывалась у него перед самым носом и больно била прямо в лоб. С принцессой было тяжело. Обычно он не ходил за женщинами, редко когда ему приходилось проявлять изобретательность, чтобы получить желанную северянку. Он никогда не влюблялся, не старался ради чьего бы то ни было внимания, а просто получал желаемое.

Женщины находили его привлекательным внешне и весьма привлекательным в плане его положения в обществе Севера. Он не возражал против взаимовыгодного «сотрудничества». Пожалуй, Марсия была его постоянной женщиной уже на протяжении нескольких лет, и его это устраивало. Она занималась домом, удовлетворяла его в постели и никогда не претендовала на место единственной в его жизни. По крайней мере, открыто не претендовала. Как она отреагирует на Йолинь, Рик не знал. И если уж быть до конца откровенным, он и не хотел знать. Сейчас были проблемы куда важнее, чем страсти сердечные. Источник был уничтожен. И это было хорошо. Но вместе с тем пришли и новые напасти в земли Севера.

В свое время Ингвер для стабилизации своего источника выбрал некоторые зоны на разных концах страны, которые уравновешивали его мощь. Впоследствии эти зоны и стали Проклятыми, как называли их простые жители Севера. Сам источник был словно вершиной пирамиды, и стоило ему исчезнуть, как произошла сильнейшая дестабилизация «проклятых» зон. Если раньше твари не могли покидать пределы леса часто и надолго, то с каждым днем люди все чаще стали замечать их на пограничной территории простого леса. Иногда они даже выходили и за его пределы. Пока людям удавалось сдерживать этот напор, во многом благодаря силам Властителей. Но что будет дальше, никто не знал, а делать с этим нужно было что-то уже сейчас. Пока Рик мог только обновить защитные контуры поселений, входящих в состав Грозового Перевала, то есть подконтрольной ему территории. Но мера была временной, а что дальше? Когда шаткость равновесия начнет набирать амплитуду и все рухнет? Когда проклятые земли перестанут сдерживать тварей? Исчезнут ли они? Вымрут? Или приспособятся, как это уже делает маленькая тварь, что захватила с собой его ненавистная женушка… Ответов у него не было. Но и сдаваться так просто он не собирался. Пока же все, что им оставалось, это сплотиться и думать, попутно отражая участившиеся нападения. Совсем скоро в его земли прибудут другие Властители, его ученики, так же, как и он, принадлежащие землям Грозового Перевала, но сейчас находящиеся на других концах страны, помогая стабилизировать «проклятые» участки там, где все это началось раньше, чем тут. А он – женился, вместо того чтобы улаживать дела! И это ли не прекрасная идея в столь мрачные для их земель времена?!

Йолинь не знала ничего о том, что так угнетало Рика и окружающих ее людей. Она так вымоталась за последние дни, что не могла найти в себе сил ни на что. Вымывшись, поев и покормив Суми, опять пальцем, потому как Веня так и не пришла, Йолинь устало откинулась на спинку кровати в их с Риком комнате и прикрыла глаза. Если ей придется и дальше кормить щенка при помощи пальца, то она будет делать это целый день без остановки… Оказалось, что это очень и очень тяжело. Есть хотел Суми много, но много ли можно впихнуть в животное за полчаса, например? Не очень. И ее второе кормление зверя отняло у нее добрых два часа или около того. За окном раскрыла свои черные крылья ночь, на небо выполз бледный и столь же уставший, как и сама принцесса, месяц, едва разгоняя мрак в комнате. Она смотрела в окно и не находила в себе сил даже пошевелить пальцем ноги или руки. Так и сидела в огромных размеров ночнушке, что всучила ей Веня, закрывающей ее хрупкой тело от шеи до пят. И ей было абсолютно все равно, придет ли в эту ночь Рик. Наверное, именно в таком состоянии ей было бы проще всего, если бы он вознамерился стребовать супружеский долг. А почему нет? Если ей будет плевать и она будет столь измождена, что, наверное, уснет в процессе. Это было бы лучше всего. Не помнить, не знать, не думать… не чувствовать.

Все чаще она думала о том, что будет делать, если Совет и тут обяжет их… ну, сделать то, что положено мужу и жене. И с ужасом и стыдом она признавалась самой себе, что Рик нравится ей как мужчина. Да, она находила его привлекательным, интересным, сильным, надежным… Но она не нравилась ему. И прекрасно чувствовала это. И это было и больно, и неприятно, и отвратительно, если она будет лежать с ним в одной постели и чувствовать его брезгливость. Все, что угодно, только не это. Она не думала о том, любит ли его. Ответ был очевиден – нет… пока нет или совсем нет? Йолинь не знала, это был слишком откровенный вопрос, глубокий, для их поверхностного общения. Но она вдруг вспомнила, что испытала, когда он пришел за ней в сердце Проклятого леса… Она ощутила себя защищенной. И несмотря ни на что, даже на его осязаемую неприязнь, продолжала чувствовать себя рядом с ним надежно. Если бы все зависело от нее, она дала бы им шанс. Но теперь она слишком хорошо знала, что в вопросах любви нужны двое, а ее еще не вполне осознанное желание не значит ничего. Один раз она решила все сама, и ничего хорошего из этого у нее не вышло. Больше она не станет повторять своих ошибок. И лучше и вовсе избавиться от каких-либо иллюзий, чем вновь кому-то сделает больно.

– А что, если у него есть кто-то? – тихо спросила Йолинь Суми, что, свернувшись калачиком, мирно посапывал под ее боком. – У такого мужчины наверняка кто-то есть, – согласно ответила она самой себе. И поразилась, насколько неприятной оказалась эта мысль. – И что же? – Прежняя Йолинь сделала бы все, чтобы заполучить то, что ей захотелось даже на миг. Но не теперь. Она не станет. И так подпортила ему жизнь одним своим существованием, уж лучше станет незаметной и не обременяющей его тенью. Так будет гораздо лучше. – Покой… все, что я хочу…

Принцесса и сама не заметила, как отяжелели ее веки, как налилось приятной тяжестью тело, и она просто провалилась в глубокий сон, так и не найдя в себе сил накрыться одеялом или полностью лечь.