Власть безумия [СИ]

Глава 1. Узник

Рэн не поверил, когда услышал приказ вождя немедленно явиться в замок Арама, да так, чтобы гости его ни в коем случае не заметили. И явиться не куда-нибудь, а в покои самого наследника.

Когда Рэн выполнил приказ и осторожно выскользнул из перехода, он удивился еще больше — не одного его позвали. Был здесь и занудный братец. Так же удивленный, как и Рэн, он уже кланялся вождю, который и Дериана, и его братца в упор не видел.

Элизар смотрел только на бледневшего, отходящего к стенке Армана.

Наследник пришел в себя достаточно быстро. Он поклонился вождю и притворялся удивленным, (неплохо, кстати, претворялся, Рэн ему даже почти поверил), но в то же время не мог скрыть дерзости в остром, как заточенная сталь взгляде.

Такого так запросто не сломаешь, понял сразу же Рэн. Мальчик явно свободолюбив и горд до безумия, вождю с ним придется несладко. Впрочем, разве может быть слабым вождь Виссавии?

Наверное, может, но лучше не надо. Рэну вот точно не надо.

— Чему обязан столь позднему визиту? — холодно спросил Арман. — И почему вы меня называете наследником? Я уже давно являюсь главой северного рода и достиг вершины того, чего могу достигнуть.

В черных глазах Элизара заплескался гнев, и Рэн очень серьезно начал опасаться за наследника. Вождь привык к абсолютному подчинению, мальчишка же, над котором сгустилось черное облако, упрям, неразумен и сейчас опасен сам для себя.

Смертельно опасен. Одно слово Элизара, и непомерная гордость наследника рухнет в грудах. Потому что Арман может сопротивляться сколько угодно, но даже с его непомерной, распирающей щиты силой, он против вождя никто.

Однако Элизар не сказал не слова. Его выразительные глаза вдруг зажглись стальным блеском, а губы вытянулись в знакомую, несколько игривую улыбку. Рэн знал это выражение лица вождя и выдохнул с облегчением. Элизар более не гневался на наследника.

Он воспринимал стоявшего перед ним мальчишку как твердый орешек, который сложно раскусить, но скрытая под скорлупой сердцевина, несомненно, будет стоить всех усилий.

Рэн улыбнулся, приготовившись к занятному зрелищу. Сейчас кого-то будут воспитывать. И жестко воспитывать. Элизар никогда не славился мягким характером, и с ослушниками, до своего окончательного безумства, справлялся очень даже ловко.

А ослушников среди свободолюбивых магов всегда хватало. За неповиновение вождю жители клана платили сначала болью, а потом смертью. А вождь не любил терять гордых магов понапрасну. Потому давно уже научился действовать иначе, не оставляя им права на отказ.

Элизар шагнул вперед, и ладонь его впилась в шею изумленного мальчишки. Арман даже пошевелиться не успел, как оказался вжатым в стену. Он пытался вырваться, схватил руку вождя, стараясь оторвать ее от шеи, но безрезультатно.

Глаза мальчишки сначала зажглись гневом, потом заполыхали синим. Он явно намеревался использовать магию.

— Даже не думай, — тихо прошептал вождь.

Черный взгляд Элизара вспыхнул серебром. Душа Рэна запела.

Вождь редко использовал свою силу, но когда использовал, ее чувствовал каждый виссавиец.

Арман вот, хоть и не виссавиец, а тоже почувствовал. Рэн выдохнул с облегчением — он не ошибся, перед ним и в самом деле тот, кто должен будет стать вождем несмотря на татуировки на запястьях.

Арман сглотнул, руки его вдруг опустились, безвольно упав вдоль тела, и мальчишка откинул голову, явно понимая, что против вождя ему не совладать. Или просто делал вид, что не понимал, за этого мальчишку-кассийца не берись.

— Вот и молодец… — тихо сказал вождь, наклоняясь к Арману.

— Твоя душа все еще бунтует, но твое тело подчиняется мне… ты же знаешь? Правда? Чувствуешь…

Арман дернулся, вновь сделав безумную попытку освободиться.

Вновь безрезультатно. Рэну его даже стало жаль, но в то же время непонятное упрямство наследника раздражало. Такое ощущение, что ему предлагали стать убийцей, а не вождем Виссавии.

— Очень прошу, наследник, позови своего хариба… — приказал вождь.

Просит, не приказывает. Просьбе, даже если это просьба вождя можно отказать. Наследник, видимо, и собирался. Лицо его напряглось, между бровями пролегла глубокая морщинка. Он явно хотел что-то сказать, но губы его лишь бесшумно шевелились, не испуская ни слова.

— Ты не можешь мне отказать, — прошептал Элизар. — Да и зачем? Просто позови своего хариба. Не заставляй моих людей искать его в замке. Там достать Нара будет сложнее, но все же его достанут. А когда достанут не будут столь милостивы, как тут.

Арман слегка расслабился, сдаваясь. Рэн плавно развернулся: за его спиной бесшумно отворилась дверь и внутрь скользнула фигура, завернутая в плащ. Увидев вождя и Армана, фигура вскрикнула и бросилась к Элизару, но Рэн был быстрее. Он перехватил руку с кинжалом, и не церемонясь, врезал слуге по шее ребром ладони, подловив падающее тело еще в воздухе. Им не нужен был шум.

Наследник вздрогнул, посмотрел на Рэна ненавидящим, полным ужаса взглядом. Было видно, что он беспокоился, но не за себя, а за своего слугу. За юношу, над которым немедленно склонился Дериан.

— Надеюсь, что он жив, — заметил вождь.

— Я не дурак карать смертью за верность, — ответил Рэн. — Полежит слегка и вскоре очнется.

— Кажется, ты его разозлил! — усмехнулся вождь, мигом забывая о харибе и вспоминая о наследнике.

Узник рванулся в руках вождя, но глаза Элизара вновь заполыхали серебром. Арман побледнел, на его лбу выступили капельки пота, а в глазах, вместо гнева заплясало отчаяние.

— Думал, что ты так просто уйдешь? Даже не мечтай…

Мальчишка захрипел.

— А теперь прими свой настоящий облик, — прошипел вождь. — Немедленно.

Чужая личина сползала с Армана, как сделанный мелом рисунок с мокнущего под дождем камня. Потемнели до черноты и слегка завились недавно светлые волосы, приняла золотистый оттенок белоснежная кожа. Округлилось лицо, опухли губы, затуманились уже не голубые, а почти черные глаза. Фигура наследника вдруг будто истощилась, стала более изящной, гибкой, почти хрупкой, более подходящей виссавийцу, чем кассийцу.

Тонкая кость, аристократическая красота, и в то же время чувствующийся внутри стальной стержень. Таким Арман Рэну нравился гораздо больше.

И в то же время… Рэн вздрогнул. Ему показалось на мгновение, что перед вождем стоит его сын, так сильно изменившийся наследник стал похож на Элизара.

— О милостивая богиня! — выдохнул рядом Дериан.

— Так-то лучше, — уже почти мягко улыбнулся Элизар. — А теперь спи.

Арман ненавидяще посмотрел на вождя и глаза его вдруг затуманились. Элизар отпустил наследника. Юноша сполз по стенке и сел у ног вождя на полу, опустив голову. Черные волосы упали ему на грудь, закрывая лицо. Рэн почувствовал, что может дышать.

— Арам!

— Да, вождь! — откликнулся за спиной Рэна невозмутимый советник.

— Перенесешь наследника в свои покои, там его никто не потревожит. Ни моя жена, ни моя сестра не должны его видеть.

— Поставить возле него охрану?

— Бесполезно. Вы с ним все равно без меня не справитесь. Да и спать он будет до тех пор, пока я сам его не разбужу. А ты…

Вождь повернулся к Дериану:

— Сыграешь завтра Армана. Никто не должен догадаться, что наследник остался в Виссавии.

— Да вождь!

— Рэн поедет с тобой… как твой хариб.

Рэн хотел возмутиться, но вовремя наткнулся на взгляд Дериана и прикусил губу. Но вождь и так все понял, улыбнулся вдруг и сказал:

— Рэн, не ты ли недавно рвался в Кассию? Или я что-то неправильно понял?

— Да вождь… но не в качестве слуги…

— Хариб это не совсем слуга. Ты должен подчиняться исключительно Дериану, остальных можешь даже не замечать. И еще… Рэн… Дериан всегда на виду, в то время, как слуги могут заходить и выходить когда им вздумается. И в городе они незаметны. А разве не это тебе нужно?

— Да, мой вождь. — Рэну сразу же стало легче.

— И еще… У меня к тебе задание, Рэн. Арам расскажет тебе, как найти в столице нашего давнего друга. Через него ты свяжешься с цехом наемников и… — Элизар дал Рэну увесистый мешочек, — пусть они узнают все об Армане, главе Северного рода.

Все, что им удастся найти. А ты запомнишь каждое слово, и мне доложишь.

— Да, мой вождь. Позволишь ли мне спросить?

— Позволяю.

— Почему я?

— Потому что Арам нужен мне здесь. Потому что ты умен и талантлив, Рэн. Мне такие советники не подойдут, зато, думаю, ты отлично поладишь с моим наследником.

Рэн нервно вздохнул.

— Потому ты должен знать как можно больше о будущем вожде, которому ты будешь вскорости служить.

— Мой вождь…

— И ты меня жалеешь Рэн? — усмехнулся Элизар. — Неужто и ты, хранитель смерти, не понимаешь, что этого нельзя избежать?

— Понимаю… — выдохнул Рэн. — Но могу ли я смириться…

— Можешь.

Виссавия прощалась с гостями ярким солнышком и неожиданно теплой улыбкой вождя. Элизар обнял Мираниса, а на глазах Калинки, наполненных счастьем, все же на миг появились слезы:

— Только не вздумай плакать, сестренка, — усмехнулся принц, в последний раз обнимая норовистую родственницу. — Теперь твой дом здесь.

— Мы всегда рады тебя видеть, — сказал вождь, хотя и он, и Миранис, знали, что это не совсем правда.

Это всего лишь красивые слова для свиты, для собравшихся вокруг виссавийцев, это всего лишь прощание и желание оставить после себя светлые воспоминания.

А потом они разойдутся и запомнят о существовании друг друга.

Такова уж жизнь. В ней каждый свои проблемы решает сам.

Миранис в последний раз посмотрел на Калинку, на мгновение вдруг захотев, чтобы на ее месте была Лия. Так же вот в безопасности, в уверенности в завтрашнем дне, в окружении правильных и верных виссавийцев, счастливой.

Нет, Лия определенно с Миранисом счастлива, он это чувствовал, но надолго ли? И как преодолеть это чувство беспомощности, невозможности защитить любимую женщину от боли и страданий?

Будет ведь страдать. И уже скоро.

И он ничего с этим поделать не может.

И ее правильный, жертвенный братишка, что идет где-то там, в свите виссавийцев, тоже не может. Все эти дни Миранис сдерживался, чтобы не послать за ним хариба… и даже послал. С приказом посмотреть, где сейчас пропадает его телохранитель. А когда узнал — где, решил не мешать. Всем им отмерено слишком мало времени, чтобы его тратить на пустые разговоры. Чем еще они могут занять друг друга, как не очередным выяснением отношений?

О да, Рэми любил поговорить.

Миранис — устал.

Вождь с неожиданным даже для него самого сожалением смотрел, как фигура принца исчезает в переходе.

— Тень смерти висит над наследным принцем Кассии, — вспомнил он так некстати слова старшего хранителя смерти.

— В силах ли мы что-то сделать?

— Ты же знаешь, что нет, — ответил тогда хранитель. — Знаешь, что как бы мы не старались предотвратить смерть, она придет. И к Миранису, и к…

— Я помню!

Элизар еще долго потом сомневался, сказать ли Миранису правду, и только гораздо позднее понял — Миранис о ней знает. И больше болит душа у наследного принца не за себя, а за его телохранителей.

Элизар его понимал и радовался, что вождь Виссавии уходит один. Очень сложно смириться с близкой смертью, но еще сложнее узнать, что за грань ты заберешь и лучших друзей.

А телохранители были очень близкими друзьями наследного принца. Что же… друзья это тоже подарок богов. У Элизара их не было. Были подчиненные, советники, были послушные воле виссавийцы, но друзья? Те, что могли в лицо сказать неприятную правду? Одернуть, когда это было необходимо? Только брат, старшие сестры, но все они уже ждали Элизара за гранью.

— Есть еще кое-что, мой вождь, — продолжил тогда хранитель смерти. — Над его телохранителями я тоже видел облако, но… слабое. Они еще могут выжить, для них есть надежда, тогда как принц…

Помнится, вождь оборвал доклад хранителя. Есть вещи, в которые он может и должен вмешаться, есть и другие… Дела Кассии, наследного принца и телохранителей его не касаются. Не должны касаться. У него так много собственных хлопот.

Например, наследник, что ожидает в покоях Арама. Остальное неважно.

По знаку вождя взметнулись облачка пыли под босыми ногами танцовщиц. Прощальный подарок виссавийцев гостям. Отразили солнечный свет браслеты, послышалась негромкая музыка. Стройные тела танцовщиц приковывали к себе взгляды арханов, их изящные движения ласкали взоры девушек из свиты Калинки, и один за другим исчезали гости в кляксе перехода.

Прошли мимо вождя и Дериан с Рэном. Элизар усмехнулся про себя. Он не ошибся в выборе. Внимательный целитель отлично играл архана, его наряд был идеален до последней черточки, а сам он преисполнен гордости, столь отличающей от других золотоволосого оборотня.

Метнулся к Арману слегка удивленный взгляд Рины, и Элизару стало жаль сестру. Рина несомненно будет страдать, ведь любит наследник не ее, а светловолосую Аланну, которая вошла в переход вместе с девушками из свиты Калинки.

— Не смей ее трогать, — приказал вчера вождь, когда Дериан, уже принявший облик златоволосого оборотня, улегся в кровать рядом с невестой целителя судеб. — Скорее всего, она очень важна для наследника.

— Я понимаю, — кивнул тогда Дериан.

Элизар усмехнулся… скорее всего… в том-то и беда, что они ничего не знают об Армане. Только их ли в том вина?

Рина горестно вздохнула, когда Дериан скрылся в переходе.

Элизар, поддавшись порыву, сжал ее ладонь, поддерживая. Сестра вздрогнула, но руки не вырвала, улыбнулась слабо и ответила вдруг на пожатие.

В их семье больно уж любят этих светловолосых оборотней. Вот и Астрид вышла за такого. И чем это закончилось? Слава Виссавии, Рина все же иная. Она не стремится в Кассию, не хочет уходить из клана, бороться за своего красавчика. А ведь любит. А ведь если бы только захотела…

Элизар не смог бы ее остановить. Силой бы не захотел, по-доброму — она бы не послушалась. Рина ведь его, сказать по правде, даже ненавидит. Собственного брата. Но стоит ли удивляться? Гордые женщины Виссавии, тем более из рода вождя не терпят плетки.

«И у меня нет времени, чтобы ее убедить… Целитель судеб меня изменил…»

Изменил ли?

Или просто позволил на время прийти в себя?

Элизар не знал и вздохнул с облегчением, когда в переходе исчез последний из гостей. Все вернулось на круги своя. Только терзало где-то глубоко внутри неясное предчувствие, будто Элизар что-то делал не так, но и сам не мог понять что.

Спустя мгновение вождь вошел в затемненную спальню, где на широкой кровати под тяжелым, расшитым звездами балдахином спал наследник.

— Как ты и приказывал, вождь, — доложил Арам. — Никто не входил в мои покои. Никто и понятия не имеет, что он остался в Виссавии.

Вождь не слушал. Он сел на кровать, приглядевшись к своему пленнику. Арман принял свой настоящий облик, но его запястьях все так же поблескивали в полумраке синим татуировки, напоминая… он все же кассиец. Не просто кассиец, а высокорожденный, архан. Потом-то и не хотел смириться со своим положением, потому-то и был так горд: как и все они, знал себе цену. Как и все они, выращен быть господином.

А ведь и в самом деле похож на Элизара… не только внешне, но и внутренне. И думает так же, и раздражается из-за того же.

Только моложе и упрямее. Когда-то вождь тоже был таким. И когда-то его это погубило…

— Пусть проспит до вечера, — сказал Элизар. — Я чувствую, что он очень устал и раздражен. Отдохнув как следует, наследник будет гораздо сговорчивее. Нам пока некуда спешить. Присмотри за ним, Арам.

— Да, мой вождь. Позвать кого-нибудь, кто в состоянии прочитать знаки на его татуировке?

— Мы и так о нем все знаем. Глава северного рода, старшой дозора в столице… не тревожь его. Потом выясним все остальное.

— Как скажешь.

Элизар вышел из спальни наследника и еще успел заметить, как Арам опустился в кресло у кровати Армана. Советник выглядел озабоченным и уставшим. Вождь чувствовал, что он сомневается… и уже начинает любить этого странного мальчишку, подаренного им Виссавией.

Богиня не теряет времени. Она всем своим детям дает понять, что наследник ее любимый сын… который взойдет на трон клана после смерти Элизара. Только вот… как в этом убедить самого наследника?

Глава 2. Кассия

— Вставай, мой мальчик, — Рэми некоторое время просто лежал на кровати, вслушиваясь в знакомый и незнакомый одновременно голос. Ему казалось, что он знает говорившего, только раньше тот никогда не обращался к Рэми таким тоном… как к очень близкому, любимому человеку. Как к сыну или к младшему брату.

Но у Рэми нет ни отца, ни таких старших братьев.

— Я же знаю, что ты проснулся.

Чужая рука откинула ото лба слипнувшийся от пота локон. Рэми не хотел открывать глаза и просыпаться окончательно. Давно уже он не чувствовал себя так спокойно, давно уже забыл, что такое нормальный, глубокий сон, после которого встаешь полностью отдохнувшим.

— Поднимайся… ты и так проспал слишком долго.

Рэми медленно открыл глаза. Где-то наверху поблескивали в полумраке на темно-синем балдахине вышитые серебром звезды.

Широко раскрытые окна пропускали вечернюю свежесть и запах мокрой травы, смешанный с запахом цветов. Рэми некоторое время пытался вспомнить, что это за цветы, но все не мог. Голова отказывалась работать. Мысли текли медленно и лениво. Было хорошо и спокойно вот так лежать, не шевелиться и ни о чем не думать…

Но тревога, до этого едва заметная, вдруг стала грызть изнутри. Рэми вспомнил, наконец-то, что произошло совсем недавно и рывком сев на кровати, с ненавистью посмотрел на стоявшего рядом вождя.

— Вот и проснулся, — в голосе Элизара промелькнула горечь. — Не смотри на меня так, наследник. Ты не оставил мне выбора.

Рэми открыл было рот, чтобы выкрикнуть проклятие, чтобы потребовать вернуть его в Кассию, к Миранису, но вместо звуков горло выдало предательское сипение. Ловя ртом воздух, как рыба выброшенная на берег, Рэми схватился за разрывавшее болью горло, и захрипел, пытаясь выдавить из себя хотя бы слово.

— Бесполезно, — холодно заметил вождь. — Ты опять скажешь какую-то глупость, не так ли, мой мальчик? И потому я запретил тебе говорить.

Рэми поднял на вождя взгляд, стараясь передать ему всю ту ненависть, которую чувствовал в этот момент.

Вождь лишь засмеялся:

— Я думаю, ты изменишь свое отношение. Я дам тебе подумать.

А потом, когда ты перестанешь на меня смотреть, как на врага, мы поговорим.

Рэми лишь улыбнулся. Голос… тело его не слушаются? Но есть еще дар… синее море магии, плескавшееся внутри и возможность говорить при помощи магии. Он попытался. Но вождь вновь усмехнулся:

— Сила твоя тоже принадлежит мне. И ты не сможешь ее использовать. Совсем.

«Да чем ты лучше Мираниса? Тот тоже думает, что все знает!

Решает за меня!» — кричала душа Рэми, но вождь… вождь не слышал. Да и не слушал.

— Ты свободен. Ты можешь делать все, что тебе угодно, — сказал он, разворачиваясь к двери. — Не пытайся говорить с виссавийцами. Им запрещено к тебе приближаться. Единственный, с кем ты можешь хоть как-то общаться — я.

Рэми вскочил с кровати и бросился к письменному столу. Он начертал на листке бумаги: «Отпусти меня к Миранису, я его телохранитель!». Подбежал к вождю и передал ему записку. Вождь, даже не посмотрев на написанное наследником, смял послание.

Бумага вспыхнула в его ладони и пеплом осыпалась на синий ковер.

— Ты еще не образумился, мой мальчик, — сказал Элизар. — По глазам вижу. Когда ты смиришься, когда сам захочешь остаться в Виссавии, мы поговорим. А пока будет лучше, если ты помолчишь. Я не хочу тебя слушать.

«Но я не могу!»

— Ну-ну, не смотри на меня так, — усмехнулся Элизар. — Не трать силы понапрасну, Арман, не надо.

«Я не Арман!»

— Это все бесполезно, — продолжал уговаривать вождь. — Ты останешься в Виссавии навсегда. Прими это, как и свое новое положение.

Рэми сжал кулаки, сдерживая желание врезать дяде по довольно усмехающейся роже. Он не Арман. Проблема в том, что он не Арман!

И если Элизар сейчас же не перестанет, Мираниса могут убить, и Рэми ничего не сможет сделать…

— Ты голоден? — Элизар протянул Рэми чашу. — Выпей это.

Рэми выхватил чашу, и что было силы швырнул ее об стену.

Темный напиток кляксой разлился по дорогим драпировкам, по синему ковру рассыпались черепки вперемешку с крупными, сложившиеся в рисунок веера каплями. Вождь лишь улыбнулся:

— Значит, не голоден.

«Я не буду ничего есть! Я не буду пить! Я сдохну скорее в этой Виссавии, чем позволю тебе меня сломать! По какому праву ты меня тут держишь! По какому праву за меня решаешь! Да кто ты вообще такой?»

— Думаешь заморить себя голодом? Не получится…

«Это ты так считаешь!»

— Тебе не удастся себе навредить.

«Правда? А это мы еще посмотрим! Я тебе нужен? Ну так попробуй меня остановить!»

Рэми резко развернулся и выбежал из затемненной спальни. Он был еще в замке Арама. Он знал его как своих пять пальцев. Он пронесся по запутанным коридорам, толкнул небольшую, обитую железом дверь и выбежал внутрь округлой, шагов десять в диаметре, башни.

Как сумасшедший, забыв все на свете, он бросился вверх по крутой, винтовой лестнице, рискуя сорваться вниз и сломать себе шею.

Ну сломает, ну и что? Тогда вождю хочешь не хочешь, а придется вернуть его Миранису. Либо отпустить за грань. Рэми уже было все равно.

Он вылез через люк на верх башни и, вскочил на окружающий площадку зубчатый парапет, уставился на волнующееся внизу, быстро погружающееся во тьму древесное море.

Закат. Идеальное время для смерти.

— Прыгай! — раздалось сзади. Рэми вздрогнул. Так просто?

— Ну же? Прыгай!

Рэми грубо толкнули в спину, и, не удержав равновесия, он полетел вниз. Ужас захлестнул его волной. Ветер набивался в горло. Крик застыл на губах. Быстро приближались деревья, и Рэми закрыл глаза, приготовившись к столкновению…

Воздух стал упругим, мягким и ласковым. Почувствовал, что больше не летит, Рэми с удивлением открыл глаза и увидел, что висит на расстоянии локтя от верхушек деревьев. Он даже смог протянуть ладонь и задумчиво пропустить нежные, темно-зеленые листья через пальцы. Что-то ласково развернуло его из горизонтального положения в вертикальное и Рэми завис в воздухе над все так же тревожно шуршащим листвой лесом.

— Я же говорил, что ты не можешь себе навредить, — холодно сказал вождь. — Богиня этого клана тебе не даст. Пока ты в Виссавии, ты не умрешь.

«А тут ты ошибаешься, — вскинул подбородок Рэми. — Если умрет Миранис, то меня не спасет даже Виссавия. А ты, сволочь этакая, силой заставил меня бросить принца одного в Кассии. Хотя есть еще один способ…»

Рэми осторожно проплыл к вождю. Резким движением он выхватил из-за пояса Элизара кинжал и приставил его к горлу любимого дядюшки. Как там говорил Марк? Одно желание убить вождя, и ты сам будешь мертв.

Элизар лишь улыбнулся:

— Ну же, давай!

Рэми нажал на кинжал. Тонкое лезвие надрезало кожу. За белоснежный воротник туники Элизара потекла красная дорожка крови.

— Ну же!

Руки Рэми затряслись. Кинжал выпал из его пальцев. Вождь в воздухе подхватил оружие и, все так же невозмутимо, придержав правой рукой серебряные ножны, левой воткнул в них кинжал.

«Но почему?» — недоумевал Рэми.

— Потому что ты не в силах никого убить вот так, хладнокровно, — холодно ответил вождь. — Иначе бы она тебя не выбрала.

«Но ты убил!»

— Но я убил. И я сильно за то поплатился, потому что в нашей жизни появился ты — человек без роду, без имени.

«У меня есть мой род! Я кассиец!»

— Забудь все, чем и кем ты был в Кассии. Здесь ты мой наследник, Арман. Не больше, но и не меньше.

«Если ты слышишь меня так хорошо, то почему не поймешь? Я не могу тут остаться! Я задохнусь без Мираниса! Я уже задыхаюсь…»

— Вернемся в замок, — сказал Элизар. — Достаточно для тебя на сегодня глупостей.

«Сам иди в свой проклятый замок!» — Рэми в последний раз посмотрел на вождя и, спустившись на землю, вошел в быстро темнеющий лес. Он уже отчаялся что-то объяснить Элизару.

Рэми не вернется в замок. Они все и всё понимают неправильно. А в лесу каждая травинка знает кто он. Там ничего не надо объяснять. Там не надо чувствовать себя дураком, которого ни с того ни с сего приняли за другого и заставляют играть чужую роль.

И почему Элизар так в него вцепился? Чего ему надо?

Сделать вид, что смирился? И тогда вождь снимет заклятие…

Рэми обреченно вздохнул. Как же. Вождь видит его насквозь, такого захочешь, а не обманешь.

«Проклятие!»

Рэми был страшно зол, но на этот раз Виссавия не откликалась на его чувства. Даже этого его временно лишили. Вождь все предусмотрел… идиот!

Вождь был прав, и Рэн понял это очень быстро. Пока Дериан в загородном доме Армана заперся в своих покоях и отбивался от назойливых, многочисленных посетителей, ссылаясь на занятость, Рэн мог спокойно гулять по огромному особняку и наблюдать.

А наблюдать было за чем. Кассийцы оказались народом очень даже забавным. Целители частенько говорили, что люди вне клана испорченны и неприятны. В какой-то степени это было так. Рэн чувствовал, как кассийцев распирали странные, непонятные ему эмоции, чувствовал, как они ненавидели, раздражались, злились по пустякам, как медленно, неосознанно бежали к смерти, травя свое тело крепким вином и жирной, неприятно пахнущей едой, а разум — глупыми, никому ненужными мыслями.

Вот та девушка-служанка мечтает о хорошеньком подмастерье, что живет по другую сторону улицы. Наивно думает, что если позволит зайти к ней ночью, то он будет с ней поласковее, может даже на ней женится. Ее шустрая, бледная подруга тоже думает о том же подмастерье, но уже с ненавистью. Бедняжка ждет ребенка, а от своего мимолетного любовника получила лишь немного денег, которых едва хватит на услуги не очень-то хорошей колдуньи.

Ребенок обречен. Рэн видел его, как черный сгусток внизу живота матери. Почти слышал, как он отчаянно плачет и просит его пощадить. А ведь это отчаяние навсегда останется с его матерью и подходить к этой красивой, умной девушки видящему человеку станет неприятно. Противно.

Как противна Рэну старая, толстая кухарка, что уже не раз пыталась покормить «любимого Нара» отборными, вкусно пахнущими яствами. Видно было, что кухарка искренне любила хариба Армана как своего сына, но Рэн не мог удержать дрожи отвращения, когда она приближалось ближе, чем на пару шагов. Да, он был хранителем смерти, но на дух не переносил, когда за грань толкали насильно, а не по воле богов.

— Ты зря от нее шарахаешься, — сказал Дериан, выглядывая из-за плеча Рэна в окно, туда, где переваливаясь с ноги на ногу кухарка лично шагала на рынок во главе нескольких крепко сбитых парней с увесистыми, пока еще пустыми корзинами. — Она действительно пытается мне угодить. Заметила, что я почти ничего не ем… как и ты. Вот и решилась приготовить что-то повкуснее, потому-то и поперлась перед самым закатом на рынок.

— Ты хоть сказал бы ей что, — криво усмехнулся Рэн. — А то опять чего-то из трупов животных «понаваристее» состряпает. И как это есть-то?

— Я сказал, что слегка притравился виссавийской пищей и пока на дух не переношу мяса, — невозмутимо ответил Дериан. — Потому милая женщина решила меня сегодня покормить исключительно овощами, да фруктами. А это я еще смогу съесть.

— Гм… какой поклеп на нашу богиню, — протянул Рэн. — В Виссавии и притравился… Да и есть эту гадость… И зачем?

Чтобы угодить этой?

— А ты попробуй. Некоторая кассийская пища очень даже неплоха.

— Спасибо, нет. И все же… почему ты ее защищаешь?

— Ее можно понять, — Дериан отошел от окна и сел за стол, перебирая стопку лежавших перед ним бумаг. — Н-да… дел у бедного Армана накопилось немало… прошение, еще прошение, счета, жалобы, как же мне все это надоело.

— Тебя никто не заставляет с этим возиться.

— Не заставляет, — кивнул Дериан. — Но мне надо изображать бурную деятельность и занятость. Я даже сегодня вечером собираюсь за дежурство. Как-никак, а я старшой, не забывай.

— И все же о кухарке… почему ты говоришь, что ее можно понять?

— Муж ее давно умер, только сын остался. Единственный.

Шалопай еще тот. Она его подмастерьем к сапожнику в столицу устроила, в ногах у старейшины валялась, чтобы рекомендацию дал.

Да сын не оценил. Перепил слегка, подрался, ну и в драке ударил соперника слишком сильно, бывает. Одним ударом, да насмерть. А потом к матери сбежал, за стены города. Да только жить в деревне ему тоже было в тягость, вот опять нажрался, и на крышу зачем-то полез. Упал он с нее знатно — сломал позвоночник, а жив остался.

Наш виссавиец-целитель его посмотрел… ну и как всегда в таких случаях, лечить отказался. Ну и ехидно так заметил, что теперь-то парень никогда с кровати не встанет…

— Но жил же?

— Видишь ли… не все могут так жить, — тихо ответил Дериан.

— Парень вот не смог… просил мать, плакал… ну та и пошла к колдунье, травок купила. Как сыну давала их выпить, мальчишка со слезами благодарности ей ладони целовал. Знал, что больше мучиться не будет. Заснул… и не проснулся. Вот тебе и вся история.

— Но она же все равно убийца, — задумчиво ответил Рэн.

— Убийца, кто же спорит. Но умеет любить. Армана вот любит, Нара. Когда Арман в столицу собирался, он ее с собой прихватил.

Знал, что ей жизни в деревне не будет. Он же ее и от дозора спас, да от виселицы.

— Если ты так всех понимаешь…

— Каждый целитель понимает… у людей всегда есть причины, почему они убивают. Тех, кто убивает хладнокровно и без повода, практически нет.

— Так почему же вы им отказываете в исцелении?

— А почему ты с презрением смотришь на эту женщину?

Рэн вздрогнул.

— Я чувствую это еще сильнее. Я даже однажды попробовал, пожалел. Это было все равно, что в дерьме по уши испачкаться, да нажраться его по завязку, и, что самое страшно, душу свою в том дерьме вывалять. Такое ощущение, что ты сам убил. Ни дышать, ни жить после такого не хочется. Ты ведь помнишь, как я однажды слег?

Рэн помнил. Ему было тогда двенадцать, Дериану едва исполнилось пятнадцать. Рэн вернулся домой от учителя ночью, страшно уставший, и у самого порога, на крыльце, чуть было не упал, споткнувшись о потерявшего сознание Дериана. Он отлично помнил, как на крыльях летел к учителю брата, как тот, бросив на Дериана короткий взгляд, приказал перенести брата в дом старшего целителя. И как брат пропал на целую луну.

Вернулся Дериан бледный и молчаливый. Но что произошло тогда так и не рассказал.

— Старший целитель меня целую луну откачивал, целители душ от моей постели долго не отходили… и когда меня полностью «очистили» я понял, что некоторых людей исцелять просто не могу…

— Я думал…

— Кассийцы тоже так думают, — холодно ответил Дериан. — Считают, что мы просто… чистоплюи. Потому исцеляем лишь избранных. Но это далеко не так. А ты куда, собственно, собрался?

Рэн фыркнул. Братишка так заболтался, что только теперь заметил, что Рэн полностью оделся для долгой прогулки.

— В город.

— И оставишь меня тут одного?

— По мне так ты неплохо справляешься. Если что, намекай просителям, что приходить надо в первой половине дня. А с бумажками я тебе и так не помощник.

— Просители меня, собственно, не тревожат. Меня тревожит это.

Дериан кинул брату два распечатанных письма. В первом неровным, размашистым почерком было небрежно выведено всего несколько слов: «Возвращайся в замок. Я тебя жду». Второе, написанное аккуратными, каллиграфически-правильными и идеально-красивыми буквами было интереснее: «Ради богов, брат, ты что вытворяешь? Я понимаю, что ты обижен, но долго я еще в это играться буду? Принц в гневе. Немедленно возвращайся в замок повелителя или я тебя лично за шиворот из поместья вытяну.»

— Гм… Друзья?

— Наследный принц Кассии и его целитель судеб, — ошарашил Рэна брат.

— И ты отказал? — сглотнул Рэн.

— А у меня был выбор? Наследному принцу Кассии вежливо написал, что, к сожалению, дела рода требуют моего личного присутствия в поместье, и я не могу вернуться на данный момент в замок. Эррэмиэлю ответил, что я уже не маленький мальчик и сам в состоянии решить, что мне делать.

— Я и забыл о младшем братишке нашего наследника… — задумчиво ответил Рэн, защелкивая застежку плаща, — целитель судеб еще тот противник даже для нашего вождя.

— Надеюсь, что Арман образумится и Эррэмиэлю не придется вмешиваться… надеюсь, что наследный принц и его телохранитель пока оставят нас в покое. Но эти письма… Потому лучше, если бы ты остался.

— Я должен выполнять приказ вождя, — перебил его Рэн. — Вернусь поздно, уж не обессудь. У меня встреча.

Дериан промолчал, вернувшись к своим бумагам. Что же, работа с бумажками ему тоже очень даже подходит. Помнится, в хранители дара долго не могли решить, чего же в Дериане больше — таланта целителя или хранителя знаний. Решили в пользу целителей, потому как целители были для Виссавии важнее. И теперь впервые Рэн задумался, что, может, зря решили. С бумажками оно, пожалуй, с безопаснее будет.

— Запри дверь и никого не пускай, — вдруг отрезал Рэн. — Я скажу, что ты заснул и чтобы тебя не беспокоили.

— Не суетись, — спокойно ответил Дериан. — Я не кисейная барышня и сам справлюсь. Если что… ты сам знаешь, что боевой магии мы тоже очень даже обучены.

— Дериан… будь осторожен…

— И ты будь осторожен. Помни, что мы в чужой стране. И люди тут чужие.

Рэн-то помнил… каждое мгновение. В Кассии оказалось не столь весело, как он думал.

В кассийской столице оказалось гораздо холоднее, чем в Виссавии, небо было затянуто тяжелыми тучами, да и дождик начал накрапывать.

Рэн натянул на голову капюшон, его настроение окончательно испортилось. Здесь даже теперь, после наступления темноты, было слишком много народу, при этом народу злого, одуревшего от тяжелой работы и куда-то спешащего по грязным, закиданным мусором улицам.

Рэн вместе с другими пешеходами вжался в стену дома, когда по узкой улочке мимо промчалась подпрыгивающая на камням мостовой повозка.

— И куда боги дурака несут? — проворчала рядом старуха, отрываясь от стенки. Откинув от заботливо прижатой к груди корзины серое полотенце, она завыла:

— Пирожки! Свежие пирожки!

— Пиво… пиво! — вторил ей откуда-то басистый голос. — Вкусное, крепкое пиво!

— Купи цветочки для мамы! — улыбнулась Рэну хорошенькая девушка.

— У тебя, красавица, куплю и репей, — ответил за спиной виссавийца молодой голос. Девушка улыбнулась еще шире, сразу же забыла о Рэне и юркой змейкой скользнула в толпу.

Рэн усмехнулся. Опасаясь встретить на улицах знакомых Нара, да и не желая расходовать силы понапрасну, он принял свой естественный облик, отчего его вновь начали путать с мальчишкой.

Цветочки для матери? Его мать, талантливая целительница, лунами пропадала за пределами Виссавии. Домой возвращалась редко. А когда возвращалась, то больше спала в своей комнате и выходила оттуда нечасто. Вечно бледная, вечно уставшая, хрупкая, как изящная статуэтка, она с сыновьями разговаривала так редко, что временами казалась Рэну чужой. Но все равно бесконечно любимой.

И она никогда бы не приняла в подарок цветов.

— Срывая цветок, ты преждевременно лишаешь его жизни, — говорила мать. — И в то же время слегка поганишь свою.

Кто-то грубо толкнул Рэна в плечо и, выругавшись, виссавиец выскользнул из воспоминаний на улицы кассийского города. Рэн шарахнулся вновь к стенке, пропуская мужчину с тяжелым мешком на плечах и вздрогнул — в толпе кассийцев он различил того, кого увидеть тут явно не ожидал.

Не понимая, каким образом другой хранитель смерти оказался вне Виссавии, Рэн было бросился за укутанной в плащ фигурой, как остановился. Этот человек был наполнен силой, которой в нем быть не должно. И он убивал, не раз, не два, Рэн уж и сосчитать не мог. Он него настолько несло аурой насильственной смерти, что Рэн чуть было не задохнулся.

Это мог быть только один человек. Человек, которому Рэну лучше на глаза не показываться. Изгнанный из Виссавии Алкадий.

Воспользовавшись, что магический упырь не смотрит в его сторону, Рэн живенько окутал себя щитами, скрывая собственную ауру хранителя смерти, и слился с толпой вовсе не желая упускать Алкадия из виду. Мало ли, может, пригодится. Встреча подождет… у Рэна есть дела поважнее.

Следить за кем-то в полной народу улице оказалось непросто.

Рэна бесчисленное раз обругали, посоветовали идти домой «к мамочке», и назвали «несносным мальчишкой». Дважды Рэн думал, что упустил упыря, но вновь находил его совершенно случайно: то стоявшего у лавки с книгами, задумчивого, с толстым томиком в руках, то переговаривающегося в полголоса с каким-то молодым, заспанным мужчиной.

Рэну очень хотелось бы проследить и за спутником Алкадия, но разорваться он не мог. Постаравшись как можно подробнее запомнить ауру незнакомца, Рэн нырнул в тень за колонну, когда упырь вдруг обернулся и окинул улицу внимательным взглядом.

Видимо, не заметив слежки, Алкадий вдруг свернул под арку между плотно стоявшими домами, за которой начиналась еще более узкая, пустая улочка.

Рэн еще больше окутал себя щитами, сгущая вокруг тьму. Ночь была его лучшим другом, а Алкадий, лишенный благословения богини, был слепым, но в то же время опасным. Рэн знал, что надо быть предельно осторожным, ведь в прямой схватке ему упыря не одолеть. Даже вождю не одолеть.

Дождь пошел сильнее, размывая грязь под ногами. Рэн поскользнулся и, чудом не упав в лужу, про себя выругался. В тот же миг от грязной, глухой стены дома отделилась тень, и Рэн остановился, чудом не натолкнувшись на появившегося ниоткуда человека. На счастье, тьма Виссавии и тут спасла: Рэна вновь не заметили, хотя от стоял в двух шагах от Алкадия и его странного, так же закутанного в плащ собеседника:

— Мы договорились не встречаться лично, — прошипел Алкадий.

— Ферин, ты знаешь, что мне все равно, но ты можешь лишиться головы. А мне этого пока не надо.

— Я великолепно знаю и чем рискую, и зачем, — в голосе незнакомца послышалось раздражение. — Но весть, что я тебе принес, действительно важна.

— Так говори. Я не собираюсь торчать здесь до утра.

— Наследный принц Кассии сегодня ночью покинет замок…

— Это очень безрассудно с его стороны, — насмешливо ответил Алкадий.

— У него есть важная причина… В храме родов на Зеленой улице он назовет Лилианну своей женой…

— Да что ты… — Рэн вздрогнул от промелькнувшей в голосе Алкадия ненависти. — Эти двое детей действительно не могут сидеть спокойно. Ни Рэми, ни его шустрая сестренка Лия.

— Я очень надеюсь, что сегодня ты не допустишь ошибки.

— Я никогда не допускаю ошибок, Ферин. А теперь прости, но у меня важные дела… Я голоден. Мне нужна жертва.

— Я думал, лоза мертва.

— Лоза мертва… но я питаюсь магией, мой друг… потому мне пора на охоту. Если только ты не согласишься меня покормить… в чем я очень сомневаюсь.

Ферин вздрогнул.

— А как же храм родов и наследный принц Кассии?

— Не волнуйся, брат, повидаться с твоим другом я тоже успею.

А сытый я буду лишь сильнее.

Когда и Алкадий, и Ферин скрылись в темноте, Рэн вышел из тени, и, услышав бой колоколов в башне храма Радона понял, что безнадежно опаздывает. Следить за Алкадием дальше ему расхотелось. Смотреть на трапезу магического упыря дело не сильно приятное, а для виссавийца даже вредное. Рэн не переносил, когда другим причиняли боль.

— И как только ты смогла вырастить такую тварь, моя богиня? — вздохнул Рэн, скидывая щиты. Алкадий и его собеседник уже далеко, а от защищаться от простых жителей города Рэну было незачем. Наследного принца Кассии, правда, жаль, но, с другой стороны, дела Мираниса Рэна не касаются. Сейчас самым важным был наследник.

Однако всю дорогу Рэна не отпускало дурное предчувствие. Ему все время казалось, что он упустил что-то очень важное.

Тревожили почему-то те два письма. О каких играх говорил целитель судеб? Почему так срочно хотел увидеть брата? Почему требовал, чтобы тот явился в замок к принцу?

И все же, почему все оказалось столь сложным? А ведь они думали, что Арман всего лишь простой дозорный, что заменить его будет сравнительно легко.

Это и правда оказалось несложным. Дериан блестяще справлялся с ролью главы рода, его способности целителя помогали сразу раскусить любого посетителя, с любым найти общий язык и заслужить его доверие. Никто и не заметил подмены. Никто не был с Арманом так близок, чтобы почуять неладное.

А принц? Рэн сразу же по приезде выяснил, что Арман и целыми седмицами мог не появляться в замке, а Миранис этого даже не замечал. И тут сразу два письма… будто у наследника были с принцем какие-то важные дела, о которых ни Рэн, ни Дериан не знали.

«Принц в гневе». Чем отсутствие в замке Армана могло так разгневать наследника Кассии? И почему принц сам об этом не пишет? Приглашает, почти вежливо. Мог ведь и дозор прислать за Арманом, а этого не сделал, просит неофициально, почти тайно… даже лучших друзей принцы не просят. Они приказывают.

Сам того не заметив, Рэн достиг небольшого, низкого здания с плотно закрытыми ставнями окнами: гости не очень-то любили, когда за ними наблюдали с улицы. Над небольшим, резным крылечком была неширокая, в два локтя вывеска с кривоватой мазней, изображавшей, скорее всего, реку. Была тут и надпись «На ракой», но ошибка, наверное, не смущала ни трактирщика, ни его посетителей: те, кто заходили в трактир вряд ли умели читать.

Рэн фыркнул, всплеском магии удалил с одежды и обуви следы грязи, и, вскочив на крыльцо, толкнул низкую дверь. Сразу же захотелось обратно: виссавийца замутило от запаха кассийской еды, смешанного с запахом спиртного. Запершило в горле, глаза начали слезиться из-за дыма, и Рэн застыл на пороге, давая себе время, чтобы слегка привыкнуть к смраду.

— Что ты тут забыл, малыш? — ласково спросил толстый мужчина, пытаясь погладить Рэна по бедру. Виссавиец поднял злой взгляд и улыбнулся, когда елейная улыбка толстяка вдруг куда-то исчезла, и на жирном лице появилась маска ужаса.

— Я бы на твоем месте попостился, мой друг, — сказал вдруг Рэн. — Тебе ведь только пару дней жить осталось. А в следующей жизни, чует мое сердце, быть тебе неприкасаемым и служить в доме забвения в качестве милого, сладкого мальчика… посетители, говорят, таких любят. А я вот таким никогда не был и не буду.

— Щенок, — прошипел толстяк, замахиваясь на Рэна.

— Я бы этого не делал, — тихо ответил хранитель смерти. Он схватил толстую шею мужчины, и прошептал:

— Лицезрей свою смерть, тварь! И свою будущую жизнь!

Рэн понятия не имел, что там толстяк увидел, но увиденное любителю мальчиков явно не понравилось. Трясясь, как осиновый лист, толстяк вдруг сполз в ногам виссавийца. Его вырвало. Рэн слегка подвинулся, как раз настолько, чтобы на его идеально чистые сапоги не попали брызги рвоты, и, сделав невинные глазки, громко сказал:

— Ой! Дяде плохо!

Он перешагнул через толстяка и обвел взглядом зал. Нужный Рэну человек нашелся сразу: в таверне был только один оборотень.

Он сидел в самом углу залы, у стенки, на которой была повешена какая-то мазня, наверняка выдаваемая хозяином таверны за картину, и задумчиво попивал теплое с пряностями вино. Светлые, цвета спелой соломы, волосы, округлое лицо, такая же округлая фигура, простоватый с виду взгляд. И не скажешь ведь, что ларийский шпион.

Рэн присел за столик к другу Арама и, к удивлению хозяина, потребовал кружку молока.

— Соплякам пора уж в кроватку, — сказал хозяин.

— Он со мной, — осадил его оборотень.

— Коль с тобой, так попроси вести его потише. А то сдается мне, что твой приятель из тех, от кого дохода нету, а неприятностей полный карман.

Рэн не стал пугать хозяина своим знаменитым взглядом. Он сунул руку в карман и, достав золотую монету, дал трактирщику:

— Я буду хорошим и очень полезным мальчиком, обещаю.

Рэн попытался мимо улыбнуться. Но в улыбке его не было необходимости — монеты вполне хватило.

— Как изволите, — немедленно расцвел хозяин, сменив гнев на милость.

— Не раскидывай понапрасну деньгами, — помрачнел Бранше. — И не делай глупостей. Тебе игры, а мне тут еще жить.

— Да какие глупости, — ответил Рэн. — Ну осадил любителя красивых мальчиков, так тебе, неужто, его жалко?

— Этот любитель хорошеньких мальчиков — сыночек местного купца. Очень богатого и влиятельного торгаша. Однако, ты не за этим пришел, не так ли? Мне завтра работать, а я и так тебя прождал достаточно долго, так что давай быстрее закончим. Чего от меня хотят виссавийцы?

Рэн достал из-за плаща увесистый мешочек и, убедившись, что на них никто не смотрит, передал его под столом Бранше.

— Ого! — удивился оборотень. — И ты с этим по улицам ходишь?

— Ты же убедился уже, что меня не так легко ограбить, — усмехнулся Рэн.

— За эти деньги можно дом купить. И убить почти любого… так чего же хотят от меня виссавийцы?

— От тебя — ничего. От цеха наемников.

— Почему Арам сам не попросит? — удивился вновь Бранше.

— А зачем просить, если можно заплатить? — холодно ответил Рэн. — Мы не любим оставаться в долгу без причины, и ты об этом должен знать.

— Хорошо… чего вы хотите? — смирился Бранше, пряча мешочек.

— Всего лишь немного сведений.

— Что это за сведения, если стоят так дорого? — нахмурился Бранше.

— Мы хотим знать все о главе Северного рода, и как можно быстрее.

— Армане? — еще больше удивился Бранше. — Но зачем вам Арман? Я бы не удивился, если бы спрашивали о Рэми… но Арман?

— Рэми это целитель судеб? — насторожился Рэн. — Какое отношение Эррэмиэль имеет к Виссавии?

— Никакого! — отрезал Бранше, но Рэн понял, что оборотень врет. А если врет, но Рэн должен знать почему, и разговор обещает быть интересным.

— Значит, ты знаешь Армана? — тихо спросил он.

— Знаю.

— Опиши его…

— Светловолосый, тонкое лицо, высокий…

— Но он таким был не всегда?

Бранше удивился еще больше.

— Не понимаю… — прошептал он.

— И не надо, — ответил Рэн. — А еще — он очень сильный маг, не так ли? Целитель.

— Арман? — засмеялся Бранше. — Я люблю старшого, но особым магическим даром он никогда не выделялся… тем более, даром целителя. Вот его брат…

— Опять ты о брате… как давно живет Арман в этом городе?

— С десяток лет…

— Десяток лет носит магическую маску и слабый маг? — усмехнулся Рэн. — Так не бывает.

— Какая маска?

Рэн все не как не мог сообразить — оборотень с ним играет или действительно не понимает о чем речь?

— Арман ведь темноволосый, не так ли? — не спуская пронзительного взгляда с Бранше, продолжил задавать вопросы Рэн.

— И глаза у него черные, и кожа смуглая… и дар целителя настолько сильный, что ты, оборотень, не мог не заметить. Не так ли? И еще он наследник Виссавии, и ты знал, но ничего не сказал… А называешься нашим другом…

— О боги… — прошептал Бранше бледнея так, что на лице его исчезли веснушки. — Вы его нашли…

— Почему?

— Что почему?

— Почему Виссавия выбрала его? Почему именно Армана? Почему ты ничего нам не сказал…

— Потому ваш наследник мне гораздо больший друг, чем вы, — просипел Бранше, отпуская взгляд. — А почему выбрала? Вы до сих пор не поняли… боги… как же вы слепы…

— Не поняли? — в свою очередь удивился Рэн.

— Арман… я не знаю, почему вы решили, что именно Арман — наследник Виссавии, — уже было и не понять, с кем Бранше разговаривает, кому пытается все объяснить. Рэну или себе. — Возможно, братья поменялись на время местами, я не знаю…

— Братья?

— Но для вас будет лучше, если с Рэми все в порядке, потому что если нет… наследный принц вам за своего телохранителя голову оторвет.

— Телохранителя?

— Темноволосый, темноглазый… удивительно гибкий для кассийца. Упрямый и независимый. С огромным даром, который ему дала ваша богиня и под ее защитой, не так ли? Эррэмиэль, телохранитель наследного принца Кассии.

— Ты ошибаешься…

— Я не ошибаюсь, — сглотнул Бранше. — Клянусь тебе своими богами, я не ошибаюсь!

И Рэн, глядя в светлые глаза оборотня, вдруг поверил. И понял… все понял.

— О милостивая богиня… — похолодел Рэн. — Если наследный принц Кассии умрет…

— То вы потеряете своего вновьобретенного наследника. И племянника вождя Виссавии.

Рэн медленно поднялся, медленно складывая в уме яркие обрывки в общую картину. Облако смерти над телохранителями. Оно вдруг исчезло над целителем судеб и появилось над Арманом.

Странные письма… Арман в спальне невесты собственного брата.

Потрясающее сходство с вождем… Это проклятое, непонятное упрямство… О, Виссавия, как они могли быть столь слепы!

— Мне все еще платить цеху за сведения? — осторожно спросил Бранше, и в голосе его послышалось сочувствие.

— Нет… — потрясенно выдавил из себя Рэн. — Не надо… я все узнал. Если… если я не вернусь… ты расскажешь все Арману.

— Арману? — не понял Бранше.

Рэн его уже не слушал. Он вылетел из таверны и бросился к храму родов. Он знал, что не выстоит против Алкадия, но молил свою богиню сейчас только об одном… только бы успеть. Потому что если Миранис умрет…

Не снижая темпа, Рэн послал ниточку зова Инею, и, не замечая потрясения оказавшихся так поздно на улице кассийцев, вскочил на спину черного, как ночь, пегаса. Изящное животное, ни о чем не спрашивая, оттолкнулось точеными копытами от мостовой и расправило крылья, взлетая над укутанным в ночь городом.

Рэн не видел, как выбежал вслед за ним из таверны Бранше. Не видел, как оборотень огляделся и опустился медленно на четвереньки. Как из вороха одежды вылетел через мгновение огромный волк и стрелой устремился по спящим улицам, не упуская из виду летящего над городом пегаса.

Глава 3. Битва

Миранис стоял на самом верху башни и смотрел вниз. За зеленым кольцом магического парка начинался город — частый, запутанный лабиринт улиц, далекие, перемещавшиеся точки-повозки, черепичные крыши многоэтажных домов, а между ними — высокие, остроконечные стрелы башен храмов.

Даже сюда донесся звон колоколов — приближалось наступление темноты, а с ним — час молитвы и окончание работы. А Рэми так и не явился. Наверняка, на этот раз обиделся всерьез. Посланный в покои Армана хариб ошарашил новостью… Рэми, вместо того, чтобы со всей свитой вернуться в замок повелителя, предпочел сразу же незаметно улизнуть в одно из родовых поместий.

— Твой брат с ума сошел? — прошипел Миранис.

— Я напишу ему, — заметно побледнел Арман, которому так и не вернули его нормального облика.

— Долго он без меня все равно не выдержит… — злорадно ответил Миранис, мысленно укрепляя связывающие его с Рэми узы.

Но дотянуться до Рэми, вне обыкновения, не удалось.

Телохранитель закрылся от принца, при этом закрылся основательно, и Миранис, заскрипев зубами, написал Рэми записку.

Он был уверен, что мальчишка прибежит на зов, как прибегал всегда. Но вместо этого Рэми ответил вежливым, официальным отказом.

— Занят? — не поверил своим глазам принц, комкая записку и швыряя ее в огонь. Арман ничего не ответил, но принц по его глазам видел — старшой тоже ничего не понимает. Впрочем, Рэми иногда понять очень сложно.

А город все более завоевывала темнота. Она сначала углубила тени улиц, потом доползла до крыш домов, и вдруг погрузила все вокруг в полумрак. Один за другим загорались огни. То неподвижные, в окнах домов, то бегущие струйками по улицам города, на повозках и на каретах. А Мир все так же стоял на башне и не спускал взгляда со знакомых до боли улиц.

— Рэми не вернулся? — спросил Миранис Лерина, сменившего на дежурстве Кадма.

Армана Миранис отпустил. Дозорный был великолепным другом, но слишком слабым магом. Он не мог подпитать иссякшие силы принца, как это делал все тот же Рэми.

Принц со вздохом признал — он привык черпать у целителя судеб магию, так привык, что теперь несколько дней чувствовал ни на мгновение неугасающий, ноющий в груди голод. Принц брал и у других телохранителей, но без Рэми их магия имела другой привкус… Миранису был нужен его целитель судеб. Нужен сейчас.

— Если нуждаешься в нем, то перестань играться, Мир, — холодно отрезал Лерин. — Прикажи ему явиться в замок, и он никуда не денется, а явится. Или дозор за ним пошли, коль будет упорствовать.

Миранис посмотрел на затянувшие небо тяжелые, полные влаги тучи и ответил:

— Покажи мне дозор, который сумеет одолеть упрямство целителя судеб. Если Рэми сам не захочет явиться, то он не явится. Хотя, может, оно и к лучшему. Может, он, наконец-то, передумал и решил вернуться в Виссавию?

— Ты сам знаешь, чего хочешь? — вспылил Лерин. — Сначала ты борешься за Рэми, как за какое-то сокровище, а теперь вдруг желаешь его отдать вождю Виссавии? Своего целителя судеб?

Избранника богов?

— Я просто надеялся…

— Надеялся на что?

Мир знал, на что надеялся. Рэми спас безумия своего дядюшку, почему бы ему не спасти от смерти и наследного принца Кассии?

Но, как оказалось, есть вещи неподвластные даже целителю судеб.

И постепенно надеяться Мир перестал. Когда? Когда вождь проболтался… что знает. Что и он видит, а, значит, пребывание в Виссавии ничего не изменило. Мир умрет. И уже скоро.

Стоит ли об этом говорить телохранителям? Мир так не думал.

Пусть уж поживут в незнании…

— Я навещу Рэми лично на обратном пути, — ответил Миранис. — И тогда никуда он от меня не денется.

— Мир, я не думаю, что выходить в город для тебя безопасно, — вполне ожидаемо возразил Лерин.

Миранис знал, что телохранитель прав. Но знал он и другое:

— И в замке тоже быть опасно. Вспомни случай с Рэми и статуэткой. Если ты еще не понял, то для меня теперь безопасного места нет, и уж если меня хотят убить, то пусть сначала поищут.

Сегодня ночью я ухожу в храм. С Лией. Сегодня ночью она станет моей женой, а ее сын — моим официальным наследником.

— Лия хорошая девушка, но сомневаюсь, что она достойна.

— Она достойна, — Мир оторвался от созерцания города, и повернулся к Лерину. — Ты хоть раз в жизни мне доверишься или так и будешь продолжать спорить?

— Мир, я всего лишь…

— Беспокоишься за меня? Пойдешь со мной, как и другие телохранители, я сегодня не хочу от вас убегать.

— А Рэми… Он ведь брат Лии? Не думаешь, что и он захочет быть на свадьбе? К чему такая спешка?

«У меня нет времени, — подумал Миранис. — Совсем нет».

— Потому что я так хочу. И потому что Рэми должен хоть как-то заплатить за свое упрямство. Вместо него со мной поедет Арман.

— Вновь этот оборотень.

— Давно хотел тебя спросить, — Мир заглянул в поблескивающие в полумраке глаза телохранителя. — За что ты так не любишь оборотней?

Лерин скривился на миг и ответил дерзким взглядом на взгляд принца. Мир про себя улыбнулся — никто кроме телохранителей не решался на него так смотреть.

— Когда я жил в горах, у меня был друг и названный брат, — тихо ответил Лерин. — Однажды ночью к нему в дом постучался странник. В горах закон гостеприимства свят, мой принц, и Илар впустил незнакомца, а утром спугнул гостя у тела своей дочери.

Тот оборотень оказался людоедом.

— Мне очень жаль твоего друга, но и среди кассийцев хватает шальных людей. Тем не менее, всех кассийцев ты не ненавидишь.

— Помнишь, несколько зим назад я уезжал в родную деревню? — продолжил Лерин. — Мой младший брат прислал тогда письмо… Илар долго преследовал того оборотня, и однажды вернулся в деревню, израненный, покусанный. Провалялся в лихорадке седмицу, а когда встал, сбежал в лес и сам начал убивать… Мой род позвал меня, чтобы я убил названного брата собственными руками…

— Ты никогда не рассказывал о своей семье… — прошептал Мир.

— А что рассказывать? Там, в провинции, люди живут иначе. И они да, ненавидят оборотней, не верят им — на то есть причины. А тут этот Арман, Рэми…

— …и я… — тем же шепотом ответил Миранис. — Меня ты тоже ненавидишь?

— Ты же знаешь, я не умею тебя ненавидеть, — тихо ответил Лерин. — Как не умею ненавидеть Рэми, как не сумел возненавидеть Илара. Арман же…

— … никогда не убивал…

— Я этого не знаю.

— Так ли?

— Не мучай меня, Миранис, — неожиданно мягко ответил Лерин.

— В последнее время я и так много передумал, многое понял. На многое посмотрел иначе.

Миранис вздрогнул. Странно ведут себя в последнее время телохранители. Кадм стал более задумчивым, почти перестал язвить, Тисмен все время поглядывал на Мираниса долгим, печальным взглядом, вот теперь и холодный обычно Лерин будто растаял…

— Рык… странный подарок, не так ли? — усмехнулся Миранис.

Симпатичный, белоснежный барс, который, возможно, переживет их всех.

— Не вздумай хоть мне льва дарить, — Миранис направился к люку, ведущему к лестнице.

— Боевой лев отличное подспорье в битве, мой принц, — неожиданно спокойно ответил Лерин.

— Против магии? Сомневаюсь. Идем, Лерин. Дождь собирается, а я не хочу вымокнуть.

Город встретил их прохладой и дождем. Но Мир даже радовался бьющим о крышу повозки каплям — ему надоели тепло и солнце, которыми баловала их в последнее время Виссавия. Хорошего должно быть все же немного, иначе оно перестает быть хорошим. И ценным.

За полотняными стенами суетился ночной город. Зазывали яркими огнями дома веселья, а в них — податливые, молодые красотки, терпкие вина, эрс и приятное, томительное забвение.

Мир любил ночную столицу. Когда-то он сбегал из замка в ближайшую таверну и погружался в пьяный угар до тех пор, пока его не вытаскивали оттуда за шиворот телохранители.

Сегодня все было иначе. В свете стоявшего на полу повозки фонаря дремал, устроившись в углу, Кадм, задумчиво перебирал четки Лерин, в очередной раз выпрашивая милость у богов, рассматривал ползущего по руке паука Тисмен, прижималась к боку Мираниса смущенная Лия. Арман, завернувшийся в плащ, сидел к ним спиной на козлах рядом с кучером.

Повозка вдруг плавно остановилась. Всхрапнули тревожно кони.

Шевельнулась тяжелая ткань, скрывавшая их от ночного города и дождя, напряглись телохранители и мгновенно расслабились, когда внутрь сначала заглянул, а потом и запрыгнул высокий, худой мужчина.

Миранис кивнул поклонившемуся ему наемнику. И все же Рэми умеет выбирать себе верных друзей, и, что тоже немаловажно, умеет к себе привязывать. Даже этого циничного Гаарса, к себе привязал, а среди наемников теплые чувства, как известно, — редкость.

— Редко ты к нам заглядываешь, — сказал Миранис.

Заглядывал бы почаще, глядишь, упрямый телохранитель меньше бы ерепенился. Целитель судеб никого не слушал, но Гаарс каким-то непостижимым образом всегда добивался от Рэми послушания. У Мираниса вот так не получалось.

Впрочем, время ли сейчас думать о Рэми?

— Времени, как ты понимаешь, нет, — ответил Гаарс, скидывая мокрый плащ и усаживаясь в углу повозки. — Да и вреден мне воздух замка, как ты понимаешь. Первые два визита к тебе… удачными не были.

Еще бы. В первый визит Гаарс пытался убить Армана и попался не очень-то добренькому Кадму. Миранис помнил, как выглядел наемник после разговора по душам с его телохранителем. Но помнил, что и едва стоя на ногах, Гаарс пытался защищать попавшегося Миранису мальчишку, Рэми, хотя и понятия не имел о его происхождении.

Но, несмотря на дружбу с телохранителем, Гаарс в очередной раз дал понять, что они с Миранисом не на одной стороне. Цех наемников всегда был против власти — оно и понятно. Те, кто дружит с законами Кассии, со своими хлопотами идут к дозору, да к жрецам. Остальные платят менее щепетильным наемникам.

Сегодня и Мир предпочел Гаарса, а не дозор. Есть вещи, о которых посторонним знать не обязательно. А наемники умеют хранить тайны. Тем более — наемники-друзья.

— Не вижу с тобой Рэми, — заметил, наконец-то, Гаарс. — Жаль, я бы с удовольствием повидал мальчика.

Миранис тоже с удовольствием повидал бы Рэми, да не мог, но Гаарсу этого знать было вовсе необязательно.

— Ты сделал, что я просил? — проигнорировал вопрос наемника принц.

— Да, жрецы ждут, ритуальный зал готов, — Гаарс с легким любопытством посмотрел на Лию. — Все, как ты пожелаешь, Мир.

Повозка вновь остановилась, на этот раз у тяжелого, побитого временем и погодой храма. Миранис вышел наружу, разминая затекшие ноги. Плащ из валенной шерсти казался тяжелым и слишком теплым: Мир взмок и теперь с удовольствием подставлял лицо дождю, надеясь хоть на какую-то прохладу.

За его спиной Гаарс помогал выйти из повозки Лие.

— Я рад за тебя, мой дорогая, — улыбнулся он. — И в то же время — беспокоюсь. Быть женой наследного принца Кассии — не слишком приятная участь.

— Ты много говоришь, Гаарс, — ответил Мир, бросая в плоскую глиняную тарелку золотую монету.

Сидящий до этого неподвижно жрец счастливо улыбнулся, подхватил монету и поспешно спрятал ее в складках хитона.

— А ты излишне щедр, мой друг… для рожанина-то.

Миранис ничего не ответил. Он и сам понимал, что не пристало ему разбрасываться золотом, но сегодня хотелось быть щедрым, сегодня почему-то тянуло броситься на колени и просить Радона о защите.

— Мир! — ладонь Лии нашла ладонь Мираниса. — У меня дурное предчувствие.

— Не хочешь быть моей женой? — усмехнулся Мир. — Боишься?

— Нет… но…

Лия замолчала.

Миранис посмотрел вверх, на высокие и тяжелые стены храма, освещенные по обеим сторонам тусклым светом фонарей, и пытался унять невесть откуда взявшуюся дрожь.

Неужели смерть так близко? Неужели ее дыхание, а не неизвестно откуда взявшийся пронзительный, бросающий в лицо брызги ветер, заставил кожу покрыться мурашками?

Не пристало принцу бояться. Не пристало медлить на мраморных ступеньках храма. Не пристало и сомневаться, если решение принято.

И Миранис сжал ладонь Лии еще крепче и, даже не оборачиваясь на телохранителей, вошел в распахнутую настежь дверь.

Они пересекли небольшой, неярко освещенный зал, опустились на колени перед статуей Радона, и Миранис бесшумно зашевелил губами, прося у верховного бога своей страны благословения и для себя, и для своей будущей жены, и для своего неродившегося сына.

Когда-нибудь его ребенка положат на алтарь у ног статуи Радона, когда-нибудь споют наследнику ритуальные песни жрецы, а на запястьях избранника богов, потомка двенадцатого, проступят синей татуировкой знаки рода повелителя.

Но сумеет ли Мир дожить до посвящения своего сына?

Тихо распахнулась боковая дверь, и в зал вошел жрец Радона, чьи темно-синие одежды в полумраке казались черными и напомнили Миранису плащи жрецов смерти.

Принца вновь пробила предательская дрожь. Жрец, будто не замечая волнения наследника, поклонился Миранису и, наклонившись к самому уху коленопреклоненного Мираниса, тихо прошептал:

— Мы ждали вас, прошу пройти за мной.

В соседней зале, роскошно обставленной и используемой для наиболее знатных гостей храма, было все так же темно и тихо.

Неярко светили по углам лампады, чадили горько пахнущим дымом, окутывая все вокруг пеленой таинственности. Отражались блики света от расписанных сценами из жизни Радона стен. Вон там великий бог принимает в чертоге своем клятву от братьев и сестер своих. Вот там наставляет двенадцать сыновей своих, а вот там склонился над младенцем, касаясь запястья его.

Миранис повернулся к алтарю. От запаха дыма, смешанного с ароматом увядающих роз, закружилась голова, пересохло в горле, и почудились в тишине едва слышные голоса…

Говорили, что это голоса богов, но Миранис думал иначе, — всего лишь воздействие дыма, наркотика, которым жрецы покоряли неокрепшие умы паломников.

Жрец тем временем встал между алтарем и Миранисом, дождался, пока подталкиваемая Арманом Лия нашла свое место рядом с принцем, и, взяв с алтаря гирлянду из роз, выжидательно посмотрел на наследника.

Принц понял его взгляд, нашел ладонью ладонь Лии, сплел свои пальцы с ее и чуть вздрогнул, когда гирлянда из роз коснулась кожи, и запротестовали против чужого прикосновения синие нити магической татуировки.

Льется тихая мелодия. Сильнее кружится голова, нестерпимо жжет запястья. Пальцы Лии становятся липкими от пота, дрожат, и Миранис сильнее сжимает руку девушки, успокаивая…

Скоро церемония закончится… еще немного…

Голос жреца, читающий заклинания на древнем, забытом простыми смертными языке, отдаляется. Кажется, что зал наполняется тяжелой, прижимающей к земле болью, пронзенной синими нитями власти. Жжет запястье, меняет на них узор татуировка. Тихо, едва слышно, стонет Лия, а Миранис, превозмогая боль, облегченно вздыхает.

Радон благословляет брак. Радон принимает его сына, будущего повелителя Кассии.

Воздух густеет, нити в нем играют интенсивнее, танцуют в такт мелодии, ускоряясь. Перед глазами пестрит. Сильно бьется сердце, стремится выскочить из груди, а боль вдруг плавно уходит, уступая место бескрайнему облегчению.

Миранис медленно, пошатываясь, поднялся с колен, заставил Лию встать и поцеловал перепуганную жену в макушку. Жреца уже не было. Застыли за спиной телохранители, тихо шептал молитвы Арман, скучающе подпирал дверь Гаарс.

— Доволен? — вполголоса спросил мужчина.

— Ты даже богов не уважаешь? — ответил Миранис, увлекая Лию к выходу из залы.

— Уважаю, — пожал плечами Гаарс. — Но своего больше. Ваш Радон для нас излишне правильный. Поздравляю Лия… жена наследного принца Кассии…

— И я поздравляю… — раздался за спиной холодный голос, — племянница вождя Виссавии.

Мир медленно повернулся. Успел краем глаза заметить, как заслонили его телохранители, как отразился свет от клинка Армана, и напрягся Гаарс, замечая:

— Да, Мир, умеешь ты доверять не тем людям. Но предал тебя не я.

— Верю, — одними губами прошептал Миранис, прижимая к себе Лию.

Он впервые стоял лицом к лицу с человеком, что уже столько раз пытался его убить. Невысокий, гибкий и изящный, как и все виссавийцы, Алкадий впечатлял. Светлые, собранные в длинный, тонкий хвост волосы, разного цвета глаза, чуть поблескивающие в темноте, в которых было столько ненависти и презрения ко всему миру, что Миранис почувствовал, как пробежал по позвоночнику холодок.

Лия спрятала лицо на плече мужа. Она мелко дрожала, прижимаясь к Миру всем телом, будто пытаясь спрятаться в его объятиях.

«Защити ее, Радон!» — одними губами взмолился Миранис и толкнул Лию к Гаарсу.

Наемник все понял. Он заслонил собой девушку и осторожно начал отходить к двери, не спуская с виссавийца настороженного взгляда.

— Мне очень жаль, но из залы никто не уйдет! — ответил Алкадий, и двери, недавно гостеприимно распахнутые, резко захлопнулись.

Гаарс схватил Лию за руку, толкнул ее за толстую, увитую клематисом, колонну и нырнул туда же, пряча и себя, и сестру друга.

Вспыхнули темнотой глаза Алкадия. Лерин выставил вперед ладонь, и Миранис почувствовал, как опустился на них щит. Первый же удар заставил невидимую преграду застонать, во все стороны полетели брызги света, оседая на гладкий пол серебристыми искрами. Лерин зашептал заклинание, укрепляя защиту, на лбу его появились капельки пота.

— Где Рэми? — закричал Алкадий, нанося новый удар.

Лерин покачнулся, упал на колени. По подбородку его пробежала дорожка крови, упали на пол густые капли.

— Куда дел своего любимчика!

Вздрогнул Тисмен, будто просыпаясь. Расправил плечи, вдруг становясь выше. Загорелись синим его глаза. Забурлил под ногами Алкадия пол, пошел трещинами, выпуская из-под земли гибкие, тонкие стебли. Они подобно плетям хлестнули виссавийца, обвили его ноги, стянули тугие петли и впились в упыря острыми шипами.

— Пытаешься меня остановить? — усмехнулся Алкадий. — И таким образом?

Он сказал одно лишь слово, и вспыхнула холодной темнотой руна. Почернели стебли, осыпались пеплом, покачнулся Тисмен, и на мгновение Мир почувствовал сжигающую телохранителя боль.

— Не так быстро! — прошептал зеленый маг, выставляя вперед покрытые волдырями пальцы. — Не так быстро!

Алкадий отпрыгнул в сторону, и на месте, где он только что стоял, сомкнул острые зубы огромный хищный цветок.

Выпрямилось в прыжке белоснежное тело зверя.

— Арман, не лезь! — закричал Миранис.

Алкадий резко обернулся, выставил вперед руку с кинжалом.

Сверкающее лезвие вошло в тело белоснежного барса, и огромное животное упало, покатилось, сжалось в клубок. Его шерсть быстро темнела, золотистые глаза закрылись, и Мир пытался броситься к другу, но Лерин его удержал, грубо оттолкнув за свою спину, под спасительную тень еще державшегося магического щита.

Алкадию не до него. Свистит короткий меч в руках Кадма, бьет четко. А не достает. И не помогают новые ростки Тисмена, Алкадий все равно уходит. Все равно смеется. И все равно наносит удар за ударом, легко круша новые атаки телохранителей.

Стонут стены, сотрясаемые волнами магии, крошатся колоны, но еще стоят, удерживая звенящий от напряжения свод. Вспыхивают в полумраке искры, то зеленые, то синие, то белоснежные, подобно молниям движутся фигуры, и ослепший, оглохший Миранис, уже и разобрать не может, где друг, а где враг.

Замирает время. Рушится под новым ударом щит. Падает на пол Лерин. Мир сжимается в комок, встречая боль, и в то же время кто-то тянет его к колонне, вжимает в холодный камень, вновь закрывая своим телом, и шепчет на ухо:

— Хочешь жить… стой здесь.

— Лия…

— Меня не волнует Лия, меня волнуешь ты, — ответил незнакомец. — Вернее, меня волнует жизнь твоего телохранителя.

Так что сиди и не двигайся…

Маг застонал, прикусив губу, и атака Алкадия вновь полоснула по щиту, но теперь уже не Лерина, незнакомца. Миранис вздрогнул… неужели его телохранители…

— Новый ученик моего любимого учителя? — усмехнулся Алкадий.

— Да, твой щит хорош, но надолго ли его хватит?

— Слушай меня, принц, — прошептал незнакомец, так похожий на обычного мальчишку. Да только принц всей кожей чувствовал, что детского в этом хрупком теле мало, зато магической силы — хоть отбавляй. — Дай телохранителю возможность выжить, позови его.

— Он не откликается на мой зов…

— Я думал, ты более упрямый, наследный принц Кассии. А ты так быстро сдаешься. Позови его как следует.

— Он не придет…

— Может, он просто не слышит? Может, ты слишком тихо зовешь?

А, может, ты просто хочешь умереть, и чтобы он умер вместе с тобой?

Вновь удар по щиту, вновь содрогнулся незнакомец, стиснув зубы. Вспыхнули черным его выразительные глаза, и Мир сделал над собой усилие, чтобы не отшатнуться, не показать, как он боится.

Из темных глаз мага смотрела сама смерть. Но нельзя бояться своего спасителя, пусть даже и такого спасителя. И надо надавать Рэми хорошенько по шее, за то, что не откликается.

«Явись на мой зов, телохранитель!» — послал в темноту Мир стрелу магии. Однако стрела не долетела до цели, отразилась где-то вдалеке от невидимой, упругой стены и упала на землю, вспыхнув на прощание синим.

Вновь ударил в щит Алкадий. Темноглазый маг не сдержал мучительного стона, и из уголка его рта сбежала за воротник простой рубахи черная дорожка крови.

«Проклятие, Рэми, явись немедленно!» — не на шутку разозлился Миранис.

Стрела его зова вдруг вошла в упругую стену, как в масло, и темнота разорвалась ярко-синей вспышкой. Миранису почудилось, что на миг он увидел удивленные, печальные глаза своего телохранителя, почудилось, что он своими руками разорвал удерживающие Рэми серебристые цепи, и, схватив мальчишку за шиворот, закричал ему на ухо: «Я сказал, немедленно! Если хочешь жить!»

«Да, мой принц, — почему-то довольно улыбнулся Рэми, и на его лбу неожиданно ярко вспыхнула татуировка телохранителя. — Дождись меня».

Гнев отхлынул так же внезапно, как появился.

— Проклятие, он слишком силен для меня, — простонал черноглазый маг.

— Ничего… выдержим, — ответил Миранис, почувствовав внезапный прилив сил. Рэми, пусть и находившийся далеко, укрепил щит над своим принцем.

Удивленно нахмурился Алкадий:

— Ты заставляешь меня терять время, Миранис. Лучше сдайся, не причиняй себе и своим друзьям больше страданий, чем это необходимо.

— Обойдешься, — прошипел Миранис.

Рэми стоял над озером и смотрел в темную, отражающую звезды воду, когда его будто горячей водой окатило. Он словно проснулся от тяжелого сна и почувствовал, как в одно мгновение к нему вернулись все его магические силы. Что заклятия вождя, недавно столь сильные, вдруг исчезли, и он мог не только говорить, он мог действовать.

— Арис! — закричал он.

Над озером послышался шум крыльев, серебристые, поблескивающие в темноте копыта слегка дотронулись воды, и белоснежный, изящный пегас опустился на траву рядом с Рэми, ласково касаясь мордой его плеча.

— Я так соскучился…

Рэми ничего не сказал. Он не хотел тратить времени на разговоры. Нетерпение сжигало его изнутри, и, пегас, почувствовав тревогу человека, послушно расправил крылья, давая возможность Рэми вскочить себе на спину.

— Отнеси меня к вождю.

Ударили по воздуху огромные крылья, оттолкнулись от земли копыта, и Арис стрелой взмыл в усыпанное звездами небо.

Рэми прижался грудью к серебристой гриве пегаса, чувствуя, как свистит в ушах ветер. Арис, подгоняемый желанием хозяина, спешил. Темное море деревьев волновалось под его копытами, полыхало ароматом трав и запахом мокрой листвы, тревожило душу Рэми едва ощутимым привкусом магии.

Здесь было пронизано магией все: каждая травинка, каждый камень стремительно приближающегося белоснежного, высокого замка вождя, и в эту ночь Рэми как никогда ощущал вокруг присутствие богини. Но оно наследника клана, вне обыкновения, не раздражало.

Душа Рэми тянулась к ожидающему где-то вдалеке принцу, томилась и обливалась кровью, чувствуя недоброе, и Рэми хотел сейчас только одного — оказаться рядом с принцем.

Арис опустился на широкий балкон, и Рэми спрыгнул со спины пегаса, вбежав через узкую дверь в небольшой, заставленный шкафами с книгами кабинет. Сидевший за столом и просматривающий бумаги Элизар вздрогнул, Арам поклонился Рэми и отошел в сторону, уступая ему дорогу. Рэми решительно подошел к столу, сметая с него бумаги и угрожающе навис над дядей.

— Ты что-то хотел мне сказать? — спросил вождь. — Но пока я тебе не разрешил говорить. А на твои глупости, прости, у меня сейчас времени нет.

— Я хотел сказать, чтобы ты образумился, Элизар, — прошипел Рэми.

— Гм… — слабо улыбнулся вождь. — Вижу, что ты сильнее, чем я думал.

— Достаточно силен, чтобы пробить брешь в щите Виссавии, — ответил Рэми. — А так же чтобы не позволить тебе вновь меня оглушить. Но так складывается, что мне нужны сейчас все мои силы. Так что будь добр, прикажи своим цепным псам меня выпустить.

— Думаешь, ты уйдешь отсюда так легко?

— Я ведь важен для тебя? — тихо спросил Рэми.

— Еще как важен, мой мальчик, — серьезно ответил Элизар.

— Тогда открой глаза и посмотри на это!

Рэми позволил татуировке телохранителя вспыхнуть ярким сиянием. Элизар заметно побледнел.

— Целитель судеб… вот как ты до меня добрался… вот почему она позволила тебе меня почти убить…

— Мой принц сейчас умирает, Элизар. И если я останусь здесь, ты знаешь, что будет… Выпусти меня! Сейчас! Дай мне выжить!

Арам очнулся быстрее своего вождя:

— Иди, телохранитель, — сказал он, открывая темное жерло перехода.

— Нет! — вскричал вождь, поднимаясь, но Рэми уже его не слушал. Он бежал к Миранису.

Оттолкнув стоявшего на дороге Арама, телохранитель, не снижая темпа, впрыгнул в холод перехода и вылетел с другой стороны, попав в хаос. На миг он ослеп и оглох, не понимая, где он и что с ним.

— Берегись, Рэми! — кто-то толкнул его в грудь, опрокидывая на холодный пол, и навалился сверху, заливая лицо и шею горячей кровью. Раньше, чем Рэми узнал своего спасителя, он понял, что тот мертв. Чувствуя, как поднимается внутри волна гнева, Рэми решительно столкнул с себя Гаарса и, поспешно поднявшись, на этот раз безошибочно нашел в темноте и хаосе фигуру своего врага.

— Что такое, целитель судеб? — усмехнулся Алкадий. — У тебя так много друзей, неужели тебе жалко одного для такого врага, как я?

— Не льсти себе, упырь, — прошипел Рэми, наклоняясь к лежавшему у его ног Кадму.

Мертв. Торчащие кости позвоночника, неестественная поза, вонзившийся в его спину меч. Рэми плавным движением, не спуская взгляда с Алкадия, вытянул клинок из тела друга. Огляделся.

Тисмен лежит у колоны. Не движется, судя по ауре — еще жив, но недолго. Арман в обличие зверя, тяжело ранен, но тоже пока дышит. Лерин без сознания. Лия, воспользовавшись передышкой, подбежала к слабевшему Миранису и спряталась под окружавшим принца щитом. Умница. Кто держит над Миранисом щит, Рэми понятия не имел. Он знал только одно — он не имеет права дать Алкадию победить.

— Я уже и не надеялся, что ты придешь. Но я рад… рад, что ты не успел освободиться от наследного принца Кассии и спрятаться в Виссавии.

Рэми не отвечал. Он готовился к драке, и тело его вспоминало тренировки, которыми мучили его когда-то в приграничье, уроки жесткого, неумолимого Виреса и дружеские поединки с братом.

Проснулся, поднял голову где-то внутри целитель судеб.

Улыбнулся широко, заразил Рэми азартом драки. Древнего духа все происходящее забавляло. И он попросил, даже не потребовал, хозяина тела дать и ему вмешаться в битву.

— Пусть будет так, — разрешил ему Рэми.

Готовое к борьбе тело наполнила невесть откуда взявшаяся волна силы. На миг прожгло болью лоб: активизировалась татуировка телохранителя.

— Однажды ты пожалеешь о каждом слове, что прозвучало в этом зале, — сам не понимая зачем, сказал Рэми. — Однажды приползешь ко мне на коленях, моля о прощении. И попросишь у меня смерти…

Получишь ее. Я буду милостивым…

— Умрешь, мальчишка! — взбесился Алкадий.

Рэми остался спокоен. Он заранее знал, что ему будет нелегко, знал, что гнев его только ослабит, и, как его и учили когда-то, доверился своему телу и своему дару. А тело легко отвечало ударом на удар. Свистела в воздухе сталь, встречаясь со сталью. Искрился щит, отражая чужую магию, и летели заклятия в сторону Алкадия.

Разумом, который оставался холодным, Рэми видел, что Алкадий начинает уставать. Уже после битвы с другими телохранителями маг лишился части своих сил, и теперь стремительно терял остатки мощи. Его защита была все слабее, а удары все чаще летели мимо.

Сила же Рэми только росла. Целитель судеб продолжал наполнять его тело магией, черпая силы из неведомого Рэми источника, и телохранитель все так же твердо наносил удары, не позволяя оружию Алкадия даже коснуться своей кожи, тогда как клинок Рэми уже пару раз опробовал крови упыря, и, обрадовавшись, ярче засверкал в полумраке.

— Так легко ты меня не победишь! — засмеялся вдруг упырь, отражая новый удар телохранителя.

Рэми еще и сообразить не успел, что происходит, как его тело в прыжке оттолкнулось от земли и оказалось на линии волны, прикрывая собой лежавшего на полу брата. Наскоро поставленный щит отразил большую часть атаки, но все же доля ее настигла Рэми, обдав лицо жаром. Взорвались болью глаза. Рэми ослеп.

Неосознанно схватился за голову, упал на колени.

Тотчас ему врезали ногой в грудь. Телохранитель упал на спину. Зрение вдруг вернулось, и Рэми успел сомкнуть пальцы на острие чужого меча.

— Так просто не сдамся, — прошипел он.

С порезанных ладоней капала на грудь кровь. Сила целителя судеб помогала, останавливая неумолимо приближающееся к сердцу лезвие, но даже ее было недостаточно. Рэми уже подумал, что через миг снова умрет, на этот раз навсегда, как натиск меча вдруг ослабел, и из груди Алкадия вышло серебристое, в разводах крови лезвие.

Упырь отпрянул от Рэми, сел на пол, и, посмотрев на пронзившее его насквозь тонкое оружие, засмеялся:

— Мне даже оборачиваться не надо. Знаменитый меч вождей Виссавии.

— Думал, что безнаказанно тронешь моего наследника? — холодно ответил Элизар, выхватывая из-за пояса кинжал. — И теперь ты умрешь.

— И все же ты договорился со своим племянничком, — захрипел Алкадий. — А я уж думал, что этого никогда не произойдет.

Элизар смертельно побледнел в полумраке и бросил в сторону Рэми убийственный взгляд:

— Это правда? — дрожащим голосом спросил он.

— Какая разница! — вскричал Рэми. — Ты его упустишь!

Вождь стремительно обернулся. Кинжал его ударил в место, где миг назад был истекающий кровью упырь. Но лезвие пронзило захлопывающееся жерло перехода и упало на осыпанный осколками и камнями пол.

— Ушел, — устало сказал Рэми.

Спохватившись, он поспешно поднялся и бросился к брату, на ходу активизируя дар целителя.

— Не трогай его, — предупредил Элизар. — При такой ране ты ему только навредишь своим неумением. Оставь его нашим целителям.

— Твоим целителям… — поправил его Рэми, но Армана трогать не стал, уступив место склонившемуся над братом виссавийцу в зеленых одеждах. Какими бы не были виссавийцы, а лечили они все же лучше, чем Рэми. А брату нужна была помощь.

— Его исцелят лучшие, даю слово, — ровно продолжил вождь. — Ведь он из семьи вождя.

— Семьи? — взвился Рэми, посмотрев вождю прямо в глаза. — А где ты был со своей семьей раньше! Ты забыл о нем, о моем брате?

Ты выкинул его из памяти! Тебе было плевать, что с ним, как он живет! Ты даже, когда Арман приехал в Виссавию не признал в нем пасынка своей сестры! Кто ты после этого?

— Рэми… мы не можем… Арман не виссавиец…

— Самолюбивые выскочки! — оборвал его Рэми, чувствуя, как по его щекам катятся слезы. — Ты заставил меня остаться в Виссавии, бросить моих друзей, когда я им был нужен! Если я был бы тут… если я был бы с ними… Гаарс бы теперь жил! Арман бы не был ранен! Но что тебе до них? Они не виссавийцы! А я потерял друга, понимаешь! Человека, который был ко мне гораздо добрее, чем ты!

Он был рядом, когда был мне нужен! А ты?

— Нериан…

— Не называй меня так! Мое имя Эррэминуэль, и я всего лишь кассиец, ничего более. Оставь меня, слышишь! Проваливай в свою Виссавию. Живи себе там дальше и забудь о моем существовании, как ты забыл о существовании моего брата! Исцели Армана и уходи из моей жизни!

— Рэми, хватит, хватит… — вмешалась подоспевшая Лия. — Прошу тебя… хватит мучить друг друга. Сейчас действительно не время.

— Ты права, моя девочка, — мягко ответил Элизар. — Сейчас мы должны подумать о твоем… муже. Перенесите принца и его убитых телохранителей в Виссавию.

— А наследник? — осторожно спросил Арам.

— Наследник волен поступать так, как ему заблагорассудится.

Рэми не возражал. Он знал, что в Виссавии ни с Миранисом, ни с его телохранителями, ни с Арманом ничего не случится. А теперь ему надо было проститься с умершим другом.

— Мне очень жаль, Рэми, — положил ему руку на плечо неведомо откуда взявшийся Бранше. — Мне действительно жаль.

— Наследник, если ты позволишь, я облегчу переход души твоего друга за грань… — тихо сказал незнакомый голос.

Рэми недоуменно посмотрел на склонившегося перед ним юношу в черных одеждах. А ведь именно этот человек держал щит над Миранисом, когда Рэми не было рядом с принцем. И ведь хранитель смерти устал, видно, что устал, а предлагает провести сложный ритуал, который требует очень много сил.

— Какое тебе дело до моего друга?

— Твоя боль это моя боль, Рэми, — спокойно ответил тот.

И Рэми ему вдруг поверил.

— Спасибо…

— … Рэн, — правильно понял виссавиец.

В отверстие в обвалившемся потолке храма вдруг проник первый солнечный луч. Наступило утро.

Глава 4. Наследник

Ритуал выжрал Рэна до дна. Он впервые сам вел душу за грань, при этом вел душу убийцу и наемника. Такому бы, по-хорошему, еще бродить по тьме много зим, прежде чем заслужить покой. Но Гаарс спас наследника, а этого Рэн забыть не мог. Такое надо отплатить.

Хранитель смерти с трудом вынырнул из транса. Он стоял на вершине обсидиановой пирамиды в три человеческих роста высотой.

Небольшое сооружение удобно устроилось среди уложенной каменными плитами площадки. От города место погребения отделял высокий забор, густо увитый вечно-зеленым и колючим ежевичником.

И холодно. Очень холодно. В этой Кассии всегда было слишком холодно.

Рэн стоял в главах обсидианового ложа, бока которого были густо изрезаны древними рунами. Церемония уже закончилось, и синий огонь магии уже почти сжег лежавшее на ложе тело Гаарса.

Чуть поодаль собралась семья умершего. И среди них — Нериан, одаривший Рэна благодарным взглядом.

Хранитель смерти с трудом удержался, чтобы не свалиться на черный, холодный камень. Он еще никогда в жизни не чувствовал себя столь слабым.

Помимо Рэми и его молчаливого друга-оборотня на погребении были мальчик лет девяти со светлыми, вьющимися волосами и две женщины: одна полная, но с виду мягкая и воздушная, как привозимые матерью из Ларии сдобные булочки, вторая высохшая и неприятная, как древесная коряга. Булочка все время отирала со щек бегущие слезы и прижимала к себе с ужасом таращащегося на хранителя смерти мальчишку, а худая сжимала до скрипа зубы, окидывая то и дело наследника неприязненным взглядом.

Винила. Но вслух не сказала ни слова, и даже, когда церемония закончилась и оставшийся после сожжения пепел отдали во власть ветра, подошла к Нериану, молча обняла его за плечи, поцеловала в щеку, и направилась прочь от ложа смерти.

Вниз они спускались в полном молчании. Рэн устал, да и не знал, что говорить, наследник не пытался начать разговор, и лишь возле ожидавшей их за воротами кареты, кинул женщинам:

— Я провожу вас.

— Спасибо тебе, мой мальчик, — прошептала сквозь слезы «булочка». — Ты и так сделал многое, а теперь ты должен возвращаться в замок и в свой мир.

— Но…

— Не вини себя, — она ласково погладила наследника по щеке.

— Мой брат был наемником. А наемники долго не живут, ты же знаешь. Это все равно бы случилось, сегодня, завтра… но случилось. А теперь возвращайся в свой мир арханов, к которому ты на самом деле принадлежишь.

— Варина, если тебе нужна будет помощь…

— Через луну в столицу вернется мой младший брат. Он хороший человек, он встанет во главе рода…

— И тоже наемник.

Варина слабо улыбнулась:

— Ты телохранитель сына повелителя, тебе подчиняется дозор, ты же знаешь, я не могу ответить на твой вопрос. А теперь иди. И не забывай о нас, мой мальчик.

— Ты же знаешь, что я никогда не забуду, — слабо улыбнулся Рэми.

Он отошел от кареты и подал знак извозчику. Рослый мужчина прикрикнул на лошадей, породистые животные тронулись с места, разбивая острыми копытами грязь на еще не высохшей после вчерашнего дождя дороге.

Когда карета свернула за угол серого, низкого здания, Рэми оглянулся на Эллиса, что подвел к ним двух каурых, симпатичных лошадок.

— Можешь возвращаться домой, Рэн, — сказал Нериан, глядя на хранителя смерти опустошенным взглядом и поглаживая морду лошади затянутой в черный бархат ладонью.

— А ты?

— А я… я пойду собственной дорогой, — увильнул от прямого ответа Нериан.

— Тогда я пойду с тобой! — упрямо возразил Рэн.

Нериан скривился:

— Ты ведь понимаешь, почему я согласился, чтобы именно ты провел ритуал…

— Знаю, — устало ответил Рэн. — Наемникам отказано в церемонии погребения. Их просто сжигают за городом.

— Этот наемник мне был как старший брат, — ответил Нериан. — Ты провел его душу за грань, избавив ее от долгих зим скитания.

И за это я тебе безмерно благодарен. Но не понимаю, чего ты от меня, собственно, хочешь?

— Я хочу остаться с тобой.

— Почему?

— Потому что ты первый человек, что мне посмотрел прямо в глаза после посвящения в хранители смерти и не передернулся, — не стал юлить Рэн. — Даже вождь передергивается.

Нериан усмехнулся и некоторое время молчал, все так же поглаживая морду лошади. Животное льнуло к его ладоням, довольно пофыркивало, отвечая на простую ласку. И Рэн вдруг сообразил, что по сути только что сложил свою хваленую гордость к ногам этого человека и что теперь ждет ответа Нериана, как преступник ждет судейского решения. Только ведь Рэн ничего не сделал… он просто хотел быть рядом с наследником, которого так плохо знал, но которым уже восхищался.

— Я так часто был у грани, что давно не боюсь бога смерти, — задумчиво протянул Рэми. — Я просто знаю, что там ждет меня покой, и вижу в твоих глазах не смерть, а отблеск этого покоя. И мудрость. К чему мне передергиваться?

— Ты понимаешь… люди — нет.

— Люди боятся того, чего не знают, — спокойно посмотрев Рэну в глаза. Запросто, как лучшему другу. Как давно Рэн не встречал такого прямого взгляда. И как по нему, оказывается, скучал. — И я хочу тебя разочаровать, Рэн. Я бы тоже боялся. Но смерть это нечто, что я уже познал и не раз. А страх перед уже познанным это уже глупость. Так что перестань делать из меня божество и возвращайся в Виссавию.

— Позволь мне остаться с тобой, — процедил Рэн. — Пожалуйста.

— Кем ты хочешь быть для меня, Рэн? — ровно спросил Нериан, вскакивая на лошадь.

— Твоим харибом.

— У меня есть хариб, второго мне не надо. Мало того, боги того не позволят…

Лошадь под наследником горячилась, хотела устремиться вскачь, нервно топталась на месте, удерживаемая твердой рукой Нериана. Умеет все же наследник обращаться с этими животными…

Рэн вот никогда не умел. Не хотел уметь. Им в Виссавии достаточно было пегасов, и Рэн вдруг страшно заскучал по своему иссиня-черному красавцу Инею, которому приказал вернуться в Виссавию. Там пегасов любят. Здесь их временами встречают стрелами страха.

А Иней, наверное, сейчас помог бы. Пегасы умеют видеть душу, даже душу столь старательно окутанную щитами, как была окутана душа наследника.

— Тогда… твоим другом, — прошептал Рэн, не понимая до конца, какой ответ хочет услышать наследник. Хранителю смерти впервые в жизни захотелось ответить правильно. Ранее его не сильно-то тревожило, ни что он говорит, ни как это воспримут.

Раньше ему было неважно. А теперь от его слов зависела и его жизнь. И от его умения раскрыть душу внимательному, темному взгляду Нериана.

— В друзья не набиваются, — холодно ответил наследник.

— Тогда слугой… — упрямо настаивал Рэн, складывая в тот миг к ногам Нериана свою непомерную гордость виссавийца. И самое дорогое, что у него было — свободу.

— Слуг мне хватает, — так же спокойно ответил Нериан.

— Верных никогда много не бывает, — вскинул подбородок Рэн.

— А я буду тебе верен.

— Верю… — согласился вдруг наследник. — Если уж ты так настаиваешь, Рэн, будь… моим другом.

Рэн задохнулся от неведомо откуда накатившегося счастья.

Наверное, улыбнулся, и улыбка та слегка отразилась в глазах Нериана. Но вышла она у наследника грустной, измученной. Он только что потерял друга, подумалось Рэну… Потому и тень улыбки сейчас наследнику далась нелегко, хотя обычно, Рэн почему-то знал, телохранитель на искренность отвечал искренностью.

— Огромная честь для меня, Нериан.

— Не называй меня так, — наследник подал Рэну руку, помогая ему вскочить на лошадь и устроиться за своей спиной. Место на второй лошади занял Эллис.

— Меня зовут Рэми.

— Могу я спросить, Рэми… — тихо прошептал Рэн, когда они миновали длинное, неприязненное на вид здание, в котором до церемонии хранили тела умерших.

— Да?

— Целитель судеб… я видел его силу в той драке. Но теперь ты снова стал самим собой… как?

— Древний дух мне не враг, — копыта лошадей разбили ровную гладь огромной лужи, окатив растущие у обочины кусты акации тяжелыми, маслянистыми брызгами. — Тогда, в Виссавии, он захватил мое тело, потому что я сам от него отказался. Я ушел за грань, Рэн. Но меня оттуда вернули…

— Так жаждешь смерти?

— А ты? Ты ведь ей служишь…

Умеет наследник задавать сложные вопросы. И как тяжело на них ответить.

— Я служу людям, — собрался словами Рэн после недолгого молчания, — помогаю умершим примириться с уходом за грань. Я не служу смерти. Я ею восхищаюсь, но я и не жажду ее.

— А я служу судьбе. Так же, как ты служишь смерти.

— Ты вернешься в Виссавию?

— Я вернусь к моему принцу. Но сначала я должен предстать перед своим учителем и… перед повелителем Кассии. Деммид зовет меня, а я больше не могу не отвечать на его зов.

Жрецы в черном отворили перед лошадьми ворота, низко склонившись перед телохранителем принца и кинув в сторону Рэна неприязненные взгляды. Рэн лишь усмехнулся — что для него значила ненависть каких-то кассийцев?

Рэми натянул на голову капюшон, скрывая лицо и все еще слегка светившую на его лбу руну телохранителя в тени складок.

Рэн последовал его примеру, но и это его не спасло — стоило им свернуть на боковую улочку, как Рэна силой спихнули с лошади и зашипели на ухо:

— Ты куда пропал, паразит ты этакий?

Рэн открыл было рот, как наследник повернулся к Дериану и ровно сказал:

— Будьте добры принять свой настоящий облик, целитель.

— Я думал… — Дериан смертельно побледнел и поклонился наследнику.

— Вы привлекаете к нам ненужное внимание, — заметил Рэми. — Рэн, ты едешь со мной или остаешься с другом?

— Позднее поговорим, — прошипел Рэн брату, занимая свое место за спиной Рэми.

— Могу ли я последовать за вами? — сразу же нашелся Дериан, склонившись перед наследником Виссавии.

— До чего же вы, виссавийцы, навязчивы, — устало ответил Рэми. — Но у меня нет ни времени, ни желания с вами спорить, целитель. Эллис!

— Да, мой архан, — немедленно откликнулся молчавший до этого хариб.

— Возьми виссавийца на свою лошадь. И поспешите. Меня ждут в замке.

Рэн понятия не имел, почему телохранитель не воспользовался переходом и пересекал город верхом на лошади. Он, ничего не спрашивая, прижался к пахнущему жасмином плащу Нериана и почувствовал вдруг, как сильно он устал. Настолько сильно, что веки вдруг налило тяжестью, и глаза сами собой закрылись, погружая хранителя смерти в тяжелый, неприятный сон.

Рэн умом еще понимал, что сейчас неминуемо свалится с лошади, и еще успел заметить, как его тело вдруг окутали невидимые ремни магии, привязывая Рэна к выпрямленной спине наследника. Рэми ему помогал, счастливо улыбнулся через сон Рэн.

Рэми, наследник Виссавии, назвал его другом и действительно его принял, хотя не принимал даже самого вождя. И Рэн позволил себе провалиться в сон, полностью доверившись силе телохранителя наследного принца Кассии.

Проснулся он, когда кто-то помогал ему слезть с лошади.

Открыв глаза, увидел расплывающееся лицо брата и услышал голос Дериана:

— Я позабочусь о брате.

— Позаботьтесь, — ответил наследник. — Эллис, проводи виссавийцев в мои покои. И я очень надеюсь, что вы не выйдете оттуда, пока я буду у повелителя Кассии и не натворите глупостей.

— Не волнуйся, я двигаться не могу, — устало ответил Рэн. — Какие глупости…

Странно, но Рэну показалось, что в выразительных глазах наследника мелькнуло сомнение. Аж так хорошо изучил его Нериан?

Нет, не Нериан, Рэми, — поправил сам себя Рэн. Надо привыкать к его новому имени.

Рэми ничего не ответил, развернулся, и вбежал по ступенькам, исчезнув в замке. Рэн огляделся, с каждым вздохом просыпаясь все больше. Сон помог ему — усталость слегка отпустила, и теперь Рэн мог уже почти нормально соображать. Пока Рэми рядом нет… ему надо кое-что сделать.

— Прошу проследовать за мной, — тихо позвал замерший на ступеньках Эллис.

Лестница, по которой они поднялись, была слишком узкой, чтобы принадлежать главному входу в замок, и выходила на погруженный в очарование цветущих роз сад. Где-то за спиной журчал фонтан, нагоняя бодрящий, влажный воздух, по обе стороны мраморной лестницы стояли статуи широкобедрых женщин, наверняка, кассийских красавиц, но слишком уж плотно сложенных на вкус Рэна. За тяжелой, украшенной замысловатой резьбой, дверью, был пустынный, небольшой зал, украшенный вдоль стен витыми колоннами и расписанным под звездное небо сводом.

Художник, это нарисовавший, наверняка был гением. Даже сердце нелюбившего красоты природы хранителя смерти тоскливо сжалось и захотелось вдруг назад в Виссавию.

Но его место теперь рядом с Рэми.

— Прошу! — вновь тихо пригласил хариб, показывая на возникший неоткуда туман перехода.

— Не думал, что каждый может создавать переходы в замке, — сказал Рэн, когда они очутились вдруг в убранных в белое покоях.

Рэн посмотрел на статуи барсов по обе стороны двери и вдруг припомнил себе, что белый цвет достался Рэми не только от рода вождя, но и от рода ларийцев. Клан белоснежного барса, теперь почти исчезнувший, гордый и непокорный, давший жизнь отцу Рэми, чей портрет во весь рост висел над камином.

А ведь они с Рэми почти не похожи. Восседающий на белоснежном коне лариец скорее внешне напоминал светловолосого Армана. Разве что только проникающий в самую душу острый взгляд и пухлые, чуть улыбающиеся губы достались и его младшему, безрассудному сынишке-полукровке.

— Переход для вас открыл дух замка, — ответил на полузабытый вопрос Эллис. — А теперь позвольте мне вас ненадолго оставить.

Дух замка исполнит каждый ваш приказ… только помните, что мой архан запретил вам покидать свои покои.

— Раз запретил, так и не будем, — задумчиво ответил Рэн.

Хариб поклонился обоим виссавийцам и вышел.

— Я думал, ты приехал в замок повелителя не просто так, — протянул Дериан. — Я тебя не узнаю, Рэн. Ты в самом деле решил отдохнуть?

— Почему бы и нет? — ответил хранитель смерти, усаживаясь в кресло. — Я устал, почему бы и мне слегка не насладиться покоем…

— Это на тебя не похоже.

— Я голоден, — заныл Рэн, вовремя скорчив страдальческую мину младшего брата. Подействовало. Дериан, как и все целители, с детства был излишне ответственным. Забыв о подозрительно спокойном поведении брата, целитель задумался о проблемах более приземленных:

— Эльзира ты тут не получишь, — сказал он. — Вне Виссавии, боюсь, его не бывает. Хотя, если ты действительно решил остаться с наследником, тебе, думаю, придется привыкнуть к чужой пище.

Эллис говорил, любой приказ…

Дериан стянул с кровати расписанную серебром подушку и, бросив ее на пол, уселся прямо на нее, сказав:

— Фрукты, свежий яблочный сок, выпечку.

Все заказанное сразу же появилось между братьями на низком столике и вовсе не вызвало у Рэна аппетита. Он взял предложенный Дерианом небольшой желтый фрукт, покрытый нежной, бархатистой кожицей и неуверенно помял его в пальцах:

— Персик, — пояснил Дериан. — Попробуй.

Рэн укусил «персик» слишком сильно, чуть было не сломав зубы о косточку внутри.

— Не спеши…

— Ты меня отравить решил! — поморщился Рэн, тем не менее прожевав сочную мякоть.

— Мы не знаем, как долго думает наследник остаться в Кассии, — ответил Дериан. — Если ты всерьез решил быть рядом с Нерианом…

— А кто-то сомневается, что всерьез? — сузил глаза Рэн.

— … тогда тебе надо научиться причинять ему как можно меньше хлопот. Нериан с тобой возиться не будет, у его хариба и так работы хватает, так что учись выкручиваться сам.

— Уж несомненно… — Рэн взял с подноса небольшую булочку и, поднеся ее к носу, вдохнул сладковатый запах. — Говоришь, это съедобно…

— Мать часто привозит их для нас из Ларии, помнишь?

— Помню.

— И ты всегда отказывался их попробовать.

— Теперь попробую. Потому что я голоден и мне надо работать… — Рэн укусил булочку и прожевал кусок сдобы, почти не чувствуя ее вкуса.

Дериан же не обрадовался успехам брата, прошипев:

— Так и думал, что ты решился на глупость.

— Кто сказал, что сразу глупость… — протянул Рэн.

— Ты сказал, то не выйдешь из покоев наследника. Ты только начал завоевывать доверие Рэми, а уже нарушаешь данные его харибу обещания! Это все равно для кассийца, что ты нарушаешь его приказы!

— А кто сказал, что я нарушаю, — ответил Рэн, схрумкав-таки с грехом пополам булочку и запив ее кисловатым яблочным соком. — Все, что мне надо, находится здесь.

Дериан недоуменно посмотрел на брата.

— Ты всегда упрекал меня, что я люблю легенды, — начал Рэн.

— О да, я их очень люблю… Замок повелителя аж кишит всевозможными историями. Самая интересная из них, как ни странно, о духе замка повелителя.

— Не понимаю…

— Наш милый дружок при жизни очень отличился, — ответил Рэн.

— И после смерти был вынужден шататься возле грани много веков, прежде чем обрести покой. Потому он заключил договор с повелителем Кассии… он будет исполнять все прихоти обитателей замка повелителя, а взамен срок его скитания уменьшится аж втрое.

— Что ты хочешь от духа замка и что дашь ему взамен? — побледнел Дериан.

— Что дам взамен… это очевидно. То же, что дал и Гаарсу.

— Этот ритуал погубит тебя.

— Нет, если я буду работать в связке с другими хранителями смерти и со своим братишкой-целителем, — усмехнулся Рэн. — Ты ведь не дашь мне уйти за грань так просто…

— Рэн… что ты хочешь от духа замка?

— Явись! — приказал вместо ответа Рэн.

— Ты уверен? — ответил шипящий голос. — Ты же знаешь, что по договору я не могу пугать смертных, живущих в этом замке… потому обычно на такие приказы я не отвечаю.

— Явись!

На Рэна повеяло замогильным холодом. Непослушное тело ответило дрожью, губы стоявшего рядом Дериана побледнели, а в глазах брата появился ужас.

— Уйди, — прошептал Рэн брату.

Губы его не слушались, и медленно, очень медленно дар Рэна подчинял себе непослушное тело, глуша внутри неосознанный страх.

— Я останусь с тобой, — твердо ответил Дериан, опускаясь в кресло. — Я тоже не боюсь духов.

— А я не виноват, что вы, смертные, так отвечаете на мое появление.

Дух плавно вылетел из картины и опустился рядом со статуей снежного барса. Потухли в комнате все свечи, погружая покои телохранителя принца в полумрак, разгоняемый свечением самого призрака. Дух замка был похож на сероватое облако, чуть мерцающее белоснежными искорками света, и Рэн некоторое время стоял неподвижно, изучая существо, так много веков призванное плутать в темноте в одиночестве возле грани, не в силах ее пересечь.

— Сколько тебе осталось? — страх вдруг куда-то ушел. Рэну стало просто интересно.

— Два века, семь зим, три луны и пять дней, — вздохнул призрак.

— Немало, — присвистнул Рэн. — Но я помогу тебе уйти раньше… если…

— Если что? — прошипел заинтересованно дух.

— Если ты найдешь способ спасти наследника Виссавии…

Дух задумался.

— Не думаю, что это будет так легко, — ответил он. — Слышал я, что наследный принц Кассии должен умереть… слышал я, что он сам бы рад отпустить своих телохранителей, да только носители одиннадцати слишком упрямы и не согласятся пережить принца. Ни один из них… А узы привязки можно разорвать лишь с согласия обеих сторон.

— Это я и так знаю. Что-то еще…

— Мне надо подумать, Рэн.

— Думай недолго, дух. Я не знаю, сколько я останусь в замке.

И не думаю, что ты сможешь меня достать вне Кассии.

— Я тоже не думаю… я приду к тебе…

Дух исчез, а сидевший в кресле Дериан с облегчением выдохнул. В тот же миг распахнулась дверь, вошел внутрь Эллис, и, бросив холодный взгляд на столик с едой, сказал:

— Эррэмиэль ждет вас.

— Что-то случилось? — встревожился Дериан.

— Мы возвращаемся в Виссавию.

Рэн прикусил губу. Быстро, слишком быстро. В другое время он бы даже обрадовался, но теперь… Он молился богине, чтобы дух замка успел.

— Накиньте это, — Эллис кинул виссавийцам такие же самые плащи, в который был закутан и он сам. — Мы не должны привлекать внимания придворных. Прошу вас не добавлять хлопот моему архану.

— Хлопот? — переспросил Рэн, исполняя приказ Эллиса.

— Повелитель в гневе. Его сын мало того, что едва не умер, так его еще и забрали в Виссавию. И… мой архан наотрез отказался разрывать узы привязки с Миранисом. Даже когда повелитель настаивал. Боюсь, телохранителю слегка пришлось заплатить за свою дерзость. Эррэминуэль едва на ногах стоит, а ему еще ритуал проводить по возвращению двух телохранителей из-за грани. Я видел, каким вернулся в свои покои Тисмен после такого ритуала. А ведь он возвращал только Рэми, с поддержкой Кадма и Лерина, и он гораздо более опытен, чем мой архан. Лерин же теперь спит… он Рэми не поможет.

— Целители ему помогут.

— Чем они могут помочь? Наши боги ваших магов не услышат.

Они услышат только Рэми. А с ним происходит что-то странное.

— Почему ты нам это говоришь? — удивился Рэн. — Я думал, хариб предан своему архану, а ты…

— Он за него боится, — ответил за хариба Дериан. — И нам доверяет, значит, доверяет и его архан.

Рэн вздрогнул.

— Мы сделаем все, что в наших силах, Эллис, — сказал целитель. — Я поговорю с вождем.

Они вновь не стали терять времени и воспользовались переходом, оказавшись все в той же, уже знакомой Рэну небольшой зале. На этот раз красиво расписанный под ночное время свод хранителя смерти волновал мало. Он заметил, что стоявший перед ним наследник был смертельно бледен, под глазами его залегли тени, а на щеках играл лихорадочный румянец.

— Вирес, телохранитель повелителя, пойдет с нами.

— Не думаю, что вождь будет доволен, — возразил Дериан.

Рэну в этот миг было все равно, будет вождь доволен или нет.

Синеглазый, высокий и неожиданно молодой для телохранителя повелителя Вирес был полон сил и явно мог помочь наследнику. А если он способен помочь Нериану, но пусть идет.

— Вирес — мой учитель, — устало ответил Рэми. Учитель, который всего на зим пять, не больше, старше своего ученика. В этой Кассии все с ума посходили.

— И хватит уже, у нас нет времени…

Рэн напрягся на мгновение, а потом вдруг счастливо улыбнулся. Дух, легким сквозняком проскользнувший в зал, прошептал ему на ухо всего несколько фраз. Но их хватило, чтобы хранитель смерти почувствовал, что не зря он явился в этот замок и давился этими проклятыми булочками.

«Не обмани меня, хранитель, — сказал вдруг дух. — У меня много времени, чтобы придумать как отомстить тебе или твоим предкам.»

«Не обману, — ответил Рэн, спокойно встречая внимательный взгляд телохранителя повелителя. Тоже что-то почувствовал, но, наверняка, и сам не знал, что. И тоже не смог выдержать взгляда хранителя смерти. — Подожди еще немного. И я вернусь.»

— Интересно, будет ли повелитель доволен, если мы украдем его духа, — правильно все понял Дериан, остановив брата у перехода, когда в черном тумане уже исчезли и телохранители, и их харибы.

— Найдет себе другого, — усмехаясь ответил Рэн.

Что же. У него есть хорошие новости для вождя.

Глава 5. Рэми и Виссавия

Рэн удивленно выдохнул. Обычно, чтобы вернуться в клан или из него выйти, приходилось обращаться к хранителям связи. Чтобы преодолеть сопротивление щита над кланом, требовалось слишком большая затрата сил. Даже хранители связи пользовались специально для них сделанными каналами, и на работу по созданию перехода на основании канала хранителю были нужны немалые силы и время. В то время, как Рэми открыл переход играючи, даже не напрягаясь и, пропустив вперед Виреса и его хариба, раздраженно обернулся к Рэну.

— Что застыл? Идешь со мной или нет?

— Идем, наследник, — первым очнулся от удивления Дериан.

Рэми лишь пожал плечами и вошел в туман перехода. Рэн, стряхнув с себя оцепенение, бросился за ним. Вождь не простит ему, если он упустит наследника. Да что там вождь, он сам себе не простит.

Когда Рэн вышел по другую сторону перехода, он удивился еще более. Они были в замке Арама. А ведь, чтобы перевести сюда принца Кассии и его свиту, старшие хранители связи работали целую ночь. Они жаловались, что замок Арама находится на узле силы, оттого сопротивление щита здесь на порядок сильнее, чем в других точках Виссавии. Рэми же, казалось, даже не подозревал, что он миг назад совершил. Наследник холодно посмотрел на склонившегося перед ним убеленного сединами старшего целителя и спросил:

— Мой брат?

— Твой брат спит, наследник. Я лично следил за его исцелением и могу поклясться, что вскоре он будет здоров. Но не сразу.

Рэми кивнул и направился было к лестнице, как целитель тихо прошептал:

— Позволь мне осмотреть твои раны, Нериан.

Вирес удивленно посмотрел на Рэми.

— Я обойдусь без твоей помощи, — ледяным тоном ответил наследник.

Рэн вздрогнул. Он никогда особо не любил Даара, но все же старик не заслужил ни таких слов, ни такого тона.

— Твои руки кровоточат, — настаивал целитель. — Твой хариб не смог тебе помочь. Позволь мне… или хотя бы Дериану.

— Я сказал, что справлюсь без вашей помощи, — так же холодно ответил Рэми. — Не позволю виссавийцам подойти ко мне слишком близко.

— Меня ранит твое недоверие…

— Вы легко раните других и требуете к себе трепетного отношения? — усмехнулся Рэми. — На моих руках умерла женщина. Ее вина была лишь в том, что она заплутала, может, временно. Но виссавийские целители не умеют прощать. И так легко проходят мимо…

— Ты не понимаешь собственного народа, наследник.

— А кто тебе сказал, что я хочу понимать? — обернулся Рэми, и старший целитель вздрогнул от холода в его взгляде. — И кто сказал, что это мой народ? Мой народ это кассийцы — открытые и близкие. Они совершают ошибки, но они же умеют за них отвечать.

А вы? Вы погрязли в гордыне, хотя сами и шага не можете сделать без помощи богини. Еда, одежда, защита, этот великолепный замок — все это не ваше, ее. Ее сила, ее воля, а где же вы сами?

— Ты говоришь как Аким…

— Аким вырос в Кассии. Аким знал другой мир. Знал, что люди должны как можно меньше полагаться на богов и идти своей дорогой. Вы же как младенцы на руках богини. Вы ни на что не способны без нее. Ее обуза.

— Так научи нас жить иначе!

— Это не мой путь, целитель. У вас есть вождь. Скоро появится другой, настоящий наследник. Но вы цепляетесь в полы моего плаща и не даете мне идти дальше. Неужели вы настолько забыли о гордости? Не видите, что мне не нужны?

— Наша гордость это ты…

— Я не ваш. И не нужна мне ни ваша любовь, ни ваша преданность. Все, что нужно, у меня уже есть. Мой принц, мой путь, — Рэми дотронулся до лба, где светилась ровным цветом руна телохранителя. — Страна моего друга. Кассия. Та самая Кассия, которую вы презираете. Ведь там рождается так мало магов… А теперь прости меня, но я спешу…

— Мы еще продолжим этот разговор, наследник.

— Ты упрям, старец. Говоришь, что я тебя раню, но заставляешь меня это делать снова и снова. Зачем?

— Потому что люблю тебя… мы все тебя любим.

— Боги, бред, — сказал Рэми, устремляясь вверх по лестнице.

Ничего не спрашивая, Вирес и харибы направились за ним. Рэн и Дериан полонились старшему целителю и услышав, едва слышное:

— Не упустите его, — бросились за наследником.

На втором этаже было неожиданно тихо. В памяти Рэна еще жили эти коридоры, наполненные людьми, и царившая здесь тишина вдруг показалась ему тревожной. Хотя и естественной для этого замка.

Толстые ковры под ногами скрывали и без того мягкие шаги людей. С гобеленов на стенах загадочно смотрели на них магические животные, половину из которых Рэн никогда не видел вживую, да и вряд ли хотел увидеть. И этот полумрак, показавшийся вдруг недобрым, затаившимся по углам существом.

После того разговора внизу, после вести, что наследник ранен, но не позволяет себя исцелить, Рэну почему-то хотелось оказаться среди людей. Лучше среди понимающим, умеющих подбирать слова целителей душ… Но целителей душ Рэми точно к себе не подпустит.

Рэми вошел в свои покои и, приказав харибу раздвинуть тяжелые шторы, опустился в кресло. В небольшую, скупо обставленную комнату хлынул солнечный свет. Рэн невольно посмотрел на обтянутые черными перчатками ладони наследника.

«Ты тоже чувствуешь?» — спросил Рэн брата.

«Очень слабо, — честно ответил Дериан. — Я не настолько силен, как старший целитель, ты же знаешь. Но Рэми действительно ранен. И не только ладони… его голова. И я не могу ему помочь».

Вернее, не решался. Рэн тоже слова не решался сказать, хотя понимал, что сказать надо. Зато был тут кто-то еще, кто вовсе не боялся наследника, а опустился перед ним на колени и требовательно протянул ладонь.

— Дай мне осмотреть твои руки, — не попросил, приказал Вирес.

Рэн сжался. Он уже давно понял, что наследник болезненно самолюбив и не слушает приказов, потому ожидал вспышки гнева. Но Рэми лишь устало улыбнулся и дал телохранителю повелителя свою ладонь.

Под черной перчаткой оказалась тугая повязка, пропитавшаяся кровью. Только теперь Рэн вспомнил, что наследник шел по лестнице, не касаясь перил, что открывать перед ним двери предоставлял харибу… не хотел оставить кровавых следов, не видимых на черной ткани.

— Ты с ума сошел? — тихо прошептал Вирес, осмотрев рану.

— Ничего со мной не случится, — ответил Рэми. — Подожду, пока очнется Тисмен. Он меня исцелит.

— Почему не виссавийцы?

— Потому что они слишком сильны, — криво улыбнулся Рэми. — Потому что они вполне способны исцелить не только мое тело, но и душу. Для них привязанность к наследному принцу Кассии всего лишь болезнь, не так ли, Рэн?

Рэн выдохнул. Богиня, Рэми прав. Все, что вызывало боль и связанные с ней хлопоты виссавийцы исцеляли. Ослепленность наследника Миранисом не давала ему вернуться в Виссавию, занять законное место рядом с вождем, потому стоит наследнику дать над собой волю целителю душ…

— Я не могу теперь тратить на тебя свои силы, — ровно сказал Вирес.

— Я и не просил, — ответил Рэми. — Ты сам захотел осмотреть мои раны.

Вирес поднялся с колен, и принял от хариба тяжелую шкатулку.

Поставив ее на стол, провел пальцами по украшенным резьбой бокам изящной вещички. Щелкнул внутри механизм, откинулась плавно крышка. Вирес достал изнутри берестяную коробочку, расписанную незнакомыми Рэну рунами, и сказал Эллису:

— Смажь мазью ладони своего архана. На некоторое время это остановит кровь и принесет ему облегчение. И все же твое упрямство мне не понятно, Рэми. Нам стоит серьезно поговорить.

— Действительно стоит… — ответил Рэми. — Но сначала… Рэн!

— Да, наследник, — немедленно откликнулся хранитель смерти.

— Возвращайтесь с братом домой и ждите, пока я вас позову…

— Но…

— У меня сейчас нет времени ни объяснять, ни спорить, — оборвал Дериана Рэми. — Или ты выполняешь приказ, или можешь ко мне не подходить, как и иные виссавийцы.

— Как скажешь, наследник, — поклонился Рэн, жестом останавливая пытавшегося возразить брата.

Покинув покои Рэми, Рэн и не думал направляться домой, хотя, видит богиня, очень сильно устал. Он пошел к вождю. Ему было что сказать Элизару. Сын повелителя не может приказать телохранителю разорвать узы привязки, но он может, даже без ведома телохранителя, «передать» его близкому родственнику — брату, отцу или сыну.

Арам закрыл толстую книгу в кожаном переплете и огляделся.

Никогда в жизни, даже в замке вождя, он не видел столь богатой, как у повелителя Кассии, библиотеки. Книжные шкафы, уставленные различной толщины рукописными томами, уходили под высокий, в три человеческих роста потолок, расписанный закатными облаками.

Полумрак и тишина, нарушаемая лишь едва слышным шелестом страниц под пальцами, тяжелый, далекий перестук капель дождя, бьющий по крыше.

Здесь было хорошо и спокойно. В руках Арама уже побывали книги, от которых, казалось, еще пахло чернилами. Других страшно было касаться: хрупкие, истлевшие страницы грозились рассыпаться под пальцами, погребая кем-то очень давно доверенные бумаге тайны.

Здесь можно было, казалось, найти все, но нужная книга все не давалась ни Араму, ни пяти другим, укутанным в желтые одеяния хранителям знания. Ни жрецам Радона, помогавшим гостям.

Повелитель Кассии был милостив. Он всем видом показывал, что помогает виссавийцам, что не желает ссориться с величественным кланом целителей… впрочем, правильно не желал. Простые люди скорее бы собственными руками удавили любимого в народе повелителя, чем дали бы уйти из Кассии целителям.

Столь тщательно разыскиваемое нашел один из жрецов Радона.

Молодой, розовощекий юноша с улыбкой на лице подал Араму раскрытую на нужной странице книгу. Пробежав взглядом по аккуратным строкам, Арам тихо спросил:

— Сможете повторить этот ритуал?

— В любое время, мой архан, — ответил жрец постарше, мельком заглянув в книгу. — Мы боялись, что это невозможно, ведь ребенок еще не родился… но тут наш более мудрый предшественник ввел нужные изменения, и теперь мы вполне готовы к проведению ритуала. Однако вы понимаете, что нам нужно согласие принца Кассии.

— Понимаю.

Арам почему-то был уверен, что принца Кассии убедить будет гораздо проще, чем упрямого наследника.

— Но на всякий случай поищите еще… это поможет нам лишь на время. Вы же понимаете, что позднее нам все равно придется разорвать связывающие их узы…

— Понимаем, — ответил жрец. — И вашему будущему вождю придется подождать, пока мальчик вырастет и сам его отпустит.

Может, к тому времени Эррэмиэль смириться со своим положением и все изменится.

— Если он будет жив…

— Если он будет жив, — ровным тоном подтвердил жрец.

Арам вздохнул и провел рукой по странице книги. На ладони его остался лист бумаги исписанный столь же идеально правильным, как и в книге, каллиграфическим почерком. Взглянув еще раз на копию нужной ему страницы, Арам убедился, что все в порядке, и, поклонившись жрецам Радона, сказал:

— Не смею вас больше задерживать. Думаю, вам надо приготовиться к ритуалу.

— Мы приготовимся, — ответил жрец. — Вам осталось убедить принца.

Легко сказать, убедить. Вернувшись в Виссавию, Арам первым делом направился к вождю. Элизар, который, несмотря на позднюю ночь, нашелся в своем кабинете, оторвался от бумаг и, посмотрев на Арама, сказал:

— Гм… неутешительно, друг мой. В последнее время целителей в клане появилось гораздо меньше, чем обычно, оттого работать за пределами Виссавии, по сути, некому. Целителям приходится работать гораздо больше, потому и отказывают они чаще. Источник силы нашей богини слегка потускнел, благодарность от исцеленных она получает реже, оттого стала слабее. И если мы в ближайшее время это не исправим…

— Я знаю, мой вождь… но исправить это сложно…

— Гм… — задумался Элизар, посмотрев еще раз на доклад, на котором Арам узнал размашистый почерк старшего целителя. — Наш народ вырождается, друг мой. И хотя маги наши до сих пор сильны, но одаренных ярким даром детей становится все меньше. Мне очень жаль, что я был так увлечен своей болезнью, что не увидел этого раньше.

— Не вини себя, мой вождь.

— А кого мне винить? — Элизар отложил в сторону лист бумаги и, присев на край стола, пристально посмотрел на Арама.

— Бывает, когда виноватых нет, мой вождь.

— Оставим это на время, — оборвал его Элизар. — Я не нуждаюсь в отговорках и в утешении, и ты это прекрасно знаешь.

Кто у нас из хранителей вести поумнее и получше знает Кассию?

— Думаю, Элан.

— Отправишь его к соседям с несколькими хранителями смерти.

Пусть исполнят обещание Рэна и проведут за грань духа замка, но самого Рэна оставишь в клане, как бы он не упрямился. Он и его братец единственные виссавийцы, с кем наследник изволит разговаривать… Потому они нужны мне тут.

— А как же повелитель?

— А что повелитель…

— Я передал ему твою просьбу… но наследник оказался очень упрям. Я присутствовал при его разговоре с повелителем, хотя Нериан меня и не видел. Деммид даже пробовал использовать силу… не думаю, что он мог бы надавить на Рэми сильнее.

Бесполезно.

— Понимаю… Мы не можем требовать от нашего друга большего, не так ли, Арам?

— Но можем от принца, — Арам протянул вождю лист бумаги.

Элизар некоторое время изучал принесенную его советником страницу. На лице его на миг показалось волнение, и за стенами замка поднялся ветер, который, впрочем, тотчас улегся.

— Не хотел бы я этого делать, Арам.

— Я понимаю, мой вождь, но пока иного выхода я не вижу.

Сейчас нам надо отделить Рэми от наследника.

— А повелитель Кассии…

Арам опустил голову. Он вспомнил вдруг, как стоял сегодня перед Деммидом в пустынной, огромной зале. Как светился в полумраке, переливался всеми цветами радуги тронный змей.

Огромный гад свился кольцами, служа повелителю Кассии троном, его плоская голова покоилась под рукой Деммида, а внимательные, холодные глаза скрывались под тонкой пленкой, то вновь ловили Арама в пылающий золотым огнем взгляд. Создание магии, равного которому не найти в белых землях.

Арам чувствовал, как окутывает его тело чуждая ему, но огромная сила, как давит на плечи, кипятит кровь в жилах и наполняет вены раскаленным свинцом. Лишь вождь, да хранительницы излучали вокруг себя нечто подобное. Но к их силе Арам привык, загустившее же в зале, едва видное сияние было ему полностью чуждым, даже враждебным. И глядя на повелителя, Арам в очередной раз чувствовал себя слабым… он, обладатель одного из самых ярких и сильных в Виссавии дара, перед этим чувствовал себя невинным ребенком, которого зачем-то поставили перед облаченным в доспехи магии воином.

— Я не могу принять Рэми, — тихо сказал повелитель. — И если вы приведете в мой замок хранителей смерти, вы поймете почему, Арам. Я умру вместе со своим сыном…

— Мне очень жаль… — выдавил их себя хранитель.

— Вам незачем меня жалеть, Арам. Тем более что жалеете вы не меня, а своего наследника. Я не обманываюсь, хранитель знаний.

Для вас моя жизнь, как и жизнь моего сына, ничего не значат. Для вас важен лишь Эррэмиэль.

— Вы ошибаетесь, повелитель… если бы мы могли помочь…

— Вы ничем не можете мне помочь.

— Может, вашим телохранителям…

— Мои телохранители умрут вместе со мной, — стоявшие за спиной повелителя фигуры даже не вздрогнули. Они не боятся смерти? Арам, признаться, боялся. Потому и недолюбливал Рэна, в глазах которого клубилась погибель. — Ниша, предсказательница, старше меня на двадцать лет. Она уже устала… и хотела бы сменить тело.

— Это не так легко, — тихо сказал Арам. — Вы же знаете, возвращение из-за грани непредсказуемо…

— Носить в себе одного из одиннадцати нелегко, — ответил повелитель. — Но это щедро награждается богами. В следующей жизни мои телохранители обретут заслуженный покой. Надеюсь, что и я с ними. Но мы будем говорить не об этом, хранитель знаний?

Вы теперь понимаете, что я ни в чем не могу убедить телохранителя своего сына. Что я не держу Рэми, впрочем, никогда не держал. Мы сделали из него телохранителя, чтобы оградить его от опасности, в первую очередь — от него самого. Мальчик очень порывист и любит рисковать. Мы же рисковать вашим наследником не могли…

— Но почему не отдали его нам раньше?

— Когда я узнал, что сын Астрид жив, я послал в Виссавию гонца. Ваша богиня просила нас не отдавать Рэми Элизару.

Выслушав рассказ сына о безумии вождя, я понимаю почему. Рэми получил силу, чтобы исцелить дядю, и он его исцелил. Теперь мальчику пора вернуться домой… но он сам решил иначе. А боги над целителем судеб и его носителем, увы, не властны. И я не могу вам вернуть наследника. Его воля иная. И я должен уважать его волю.

— Даже если он умрет вместе с вашим сыном?

— Вы не понимаете, Арам. Рэми, как и все наши телохранители, играет по правилам богов. Это только кажется, что они — наши слуги. На самом деле они наши защитники. Они носители одиннадцати сильных полубогов, которых привязали к моим предкам цепями магии…

— Вы сами убивали своих целителей судеб.

— Я об этом искренне сожалею. Рэми показал мне, как сильно ошибались наши предки. Уверяю вас, этого никогда не повториться.

— Вы не считаете целителя судеб опасным? — удивился Арам. — Я думал…

— Это наша вина. Мы сами заставили целителя судеб защищать своего носителя. Если полубог внутри Рэми больше не будет чувствовать угрозы, он более не восстанет против моих потомков.

— Если эти потомки будут…

— Ваша принцесса ждет моего внука. Если вы хотите сменить договор привязки, почему бы вам…

— Это опасно…

— Я понимаю. Привязать Рэми не к моему сыну, а к моему внуку это действительно опасно. Мальчика так легко убить. Но выбирать вам, хранитель. Рэми принадлежит вашей стране, вашей богине, даже если он думает иначе. Что бы вы не решили, я не буду вмешиваться. Это будет вашим решением и вашей победой, либо вашей ошибкой.

Арам вздрогнул.

— А теперь простите меня, хранитель… но я более не могу продолжать нашей, вне сомнения, приятной беседы…

А потом были долгие поиски в библиотеке и эта странная страничка. Арам с одной стороны понимал, что иного выхода сейчас нет, но с другой казалось ему, что он совершает ошибку. И что наследник может их не простить… Несомненно не простит. Но…

— Ты тоже сомневаешься, Арам? — спросил вождь.

Арам не успел ответить. Дверь вдруг распахнулась, и внутрь влетел с несвойственной его возрасту прытью старший целитель.

— Приветствую тебя, — поклонился старцу Арам. Целитель, вне обыкновения, любимого советника вождя даже не заметил.

— Ритуал закончился? — ровно спросил вождь.

— Да, Элизар.

— Успешно?

— Да, обоих убитых телохранителей вывели из-за грани.

— А как же наш гость… Вирес?

— Вычерпан до дна. Спит, мой повелитель…

— Нериан?

Целитель некоторое время молчал.

— Спит, мой вождь.

— Откуда тревога в твоих глазах?

— Нериан ранен, — осторожно начал целитель.

— Его ладони? — мягко улыбнулся Элизар. — Тисмен легко с ними справится, когда очнется.

— Есть кое-что еще, мой вождь. Я просмотрел воспоминания Рэна. Нам нужно достучаться до наследника теперь… сила телохранителя спасет его от смерти, но есть кое-что, от чего она наследнику не поможет. И никто потом не поможет, даже мы. Я видел испуганные глаза Нериана в конце ритуала. Думаю, он уже и сам обо всем догадался и молюсь богине, чтобы не было поздно. А я даже подойти к нему не могу… мой вождь, я впервые в жизни чувствую себя бессильным…

— Мой племянник слишком хорошо знает, на что вы способны, оттого вам и не доверяет, — усмехнулся Элизар. — Он так похож на меня. Стремится сохранить собственную боль и не хочет ее никому отдавать. Однако, придется. Арам!

— Да, мой вождь?

— Старшие хранители знаний могут на время перенимать чужой дар…

— Да, мой вождь.

— Возьмешь дар целителя Даара и… пойдешь к наследнику.

— Нериан убьет Арама! — прошептал старец. — Лучше я пойду. Я и так слишком много прожил…

— Ты плохо знаешь моего племянника. Очень сомневаюсь, что он способен убить. Тем более Арама, к которому все же испытывает тень привязанности. Выполняйте приказ, Даар, верь, я знаю, что делаю и вовсе не желаю терять своего любимого советника.

— Твой наследник погружен в гнев и недоверие.

— Знаю. Рэн рассказал мне о вашем разговоре. Скажи мне, Даар… я слышал, что мать Дериана помогла убийце?

— Да, мой вождь.

— И теперь ее саму надо исцелять?

— Да, мой вождь.

— Позови ко мне Дериана и Рэна. Пора моему наследнику показать настоящую Виссавию. Прикажи хранителям дара еще раз проверить прошедших посвящение. Если у них есть хотя бы проблеск дара целителя, обучайте их и посылайте за пределы клана. Мы должны дать нашей богине больше сил.

— Но, вождь, необученный целитель…

— Лучше, чем никакой. Подними также стариков-целителей, которые ушли на отдых, и учеников. Запрети опытным исцелять глупую простуды, да царапины, с которыми справится любой мальчишка. Пусть берегут силы на что-то большее, а мелочи оставят ученикам и молодым хранителям. И пусть берут с собой учеников за пределы Виссавии. Там они быстрее обретут нужное нам мастерство.

— Да, мой вождь.

— Ступай. Отдашь свой дар Араму и отдохнешь. Нас всех ждет много работы.

Глава 6. Слепота

Рэми сидел в кресле с закрытыми глазами и задумчиво перебирал пальцами длинную шерсть Рыка. Барс, до этого сидевший неподвижно, вдруг заворочался в ногах хозяина и лизнул руку Рэми влажным языком.

— Что, дружок? — тихо прошептал телохранитель. — Хочешь выйти? Позвать Эллиса?

Рык положил голову хозяину на колени, и Рэми погладил его пушистую морду, стараясь удержать клубящееся в глубине души беспокойство. Он хотел верить, что все это временно. Что сейчас он откроет глаза и…

Он медленно поднял веки и вздохнул. Короткий отдых не помог, все осталось по-прежнему. Он видел меняющееся каждый миг разноцветное сияние вокруг барса, зеленоватый ореол кокона целительной магии на кровати, и неясные, сероватые очертания предметов. Остальное поглотила темнота, вязкая и безжизненная.

— Рэми… — позвал с кровати слабый голос брата.

— Я здесь, Арман.

Рэми мягко оттолкнул Рыка и подошел к кровати. Он знал, что этого не стоило делать, что брат может обо всем догадаться, но не мог удержать жгучего желания оказаться теперь ближе к Арману.

К единственному человеку в этом замке, который сейчас способен понять. Но не способен помочь, увы.

Рэми сел на краю кровати, слабо улыбнулся и сжал ладонь брата. Здесь пряный аромат магии был гораздо сильнее и слегка кружил голову. Зеленый кокон, окутавший Армана, почуял еще одного нуждающегося в исцелении человека и, подобно живому существу, начал ластиться к ладоням мага, пытаясь и его окутать мягким одеялом успокаивающей силы. Рэми слегка напрягся, и кокон послушно забыл о телохранителе, вновь сосредоточившись на Армане.

— Боги, как я рад, что ты жив, — выдавил вдруг Рэми, касаясь лба брата. Горячка, еще недавно сжирающая Армана, уже почти спала, но Рэми чувствовал, что брат все еще очень слаб. А, значит, тревожить его нельзя. И говорить ему ничего нельзя.

Однако, несмотря на телесную немощность, брат все равно был излишне наблюдательным:

— Ты ранен?

Вопрос удивил Рэми и слегка встревожил.

— Нет, — вновь попытался улыбнуться телохранитель. — С чего это мне быть раненым? Меня там и не было почти… я пришел слишком поздно… прости.

— Тогда почему ты так бледен? — не спешил успокаиваться Арман. — Почему на меня не смотришь? Раньше, помнится, от твоего взгляда некуда было деться, а теперь глаза твои безжизненны…

Посмотри на меня…

— Арман…

Рэми услышал, как за его спиной скрипнула дверь, и украдкой вздохнул с облегчением. Кто-то третий лишил его необходимости отвечать на каверзные вопросы брата и отложил неприятный разговор. Пусть даже этот кто-то третий и оказался виссавийцем, которых именно теперь Рэми видеть было неприятно.

Пальцы Армана сжали ладонь, подбадривая. Рэми вздрогнул.

Брат только очнулся после почти убившего его ранения, а все еще продолжает опекать безрассудного братишку. Обычно Рэми бы возмутился и даже бы, наверное, обиделся, но теперь ему так нужна была чья-нибудь поддержка. Хотя бы на мгновение, а не оставаться наедине с этой проклятой темнотой.

Рэми не знал, когда он ослеп окончательно. Он помнил, как вместе с Виресом вошел в затемненные покои принца, как увидел неподвижного Мираниса на кровати. Помнил, но уже смутно, сложный ритуал возвращения Тисмена и Кадма из-за грани. От Рэми и не требовалось ничего: нить заклинаний плел Вирес. Рэми же, у которого учитель черпал и черпал нужные для ритуала силы, чувствовал себя беспомощным и глупым. Он только тогда понял, что никто и никогда его всерьез не считал телохранителем принца, что никто и никогда не обучал его таким вот ритуалам, а все обучение сводилось… Рэми сглотнул, чувствуя себя преданным. Вирес скорее обучал принца, что станет повелителем, а вовсе не телохранителя Мираниса. Боги, они уже тогда хотели его отдать клану. Уже тогда приняли решение за него.

Но вскоре обида угасла, сменившись усталостью. Рэми впервые присутствовал на ритуале возвращения телохранителя из-за грани, и впервые с замиранием сердца слышал холодный вопрос Виреса — хочет ли Миранис отпустить своего телохранителя за грань. Даже в бреду принц ответил нет, и на душе Рэми потеплело. А когда умолкли в спальне звуки последнего заклинания, Рэми с облегчением опустился на стул, и тут перед глазами мигнуло. Раз, второй, и телохранитель вдруг оказался в темноте… Бродил он в этой темноте и до сих пор.

— Завтра горячка минует, — произнес где-то неподалеку голос целителя, возвращая Рэми из недавних воспоминаний в спальню Армана. — Через седмицу, в крайнем случае, вы встанете на ноги.

И тут же неожиданное:

— Тебе надо отдохнуть, наследник.

Рэми почувствовал, как вздрогнул и напрягся Арман.

— Все уже знают? — тихо спросил Рэми.

По спине прошел неприятный холодок. Увлекшись своей слепотой и усталостью, Рэми на время и думать забыл о дяде. А дядя тем временем действовал, оплетая наследника крепкой цепью долга и обязанностей.

— Прости, наследник. Виссавия уже приняла тебя, а для нас… опасно не знать, кто ты.

Опасно? Рэми почувствовал, что его трясет от гнева. В чем может быть та опасность? Что за чушь городит целитель? Виссавия его приняла? Хотя сам Рэми ясно дал понять, что хочет остаться в Кассии, все равно за него решили?

Обойдется. Благодаря магическому зрению выносить слепоту было не так и сложно, хотя это и отнимало очень много сил.

Оттого Рэми и устал, как собака, но и отдыхать не мог… Не сейчас. До тех пока не очнутся другие телохранители, он не мог расслабиться в проклятом клане.

— Совет ждет тебя, наследник.

— Подождет.

И никогда не дождется. Но сейчас они в клане и отказывать виссавийцам прямо опасно. Дайте боги, чтобы они не додумались повлиять на Рэми через тех, кого он любит. Например, через Армана.

Брат все так же сжимал ладонь Рэми, пальцы его были горячими и влажными от пота, но в разговор дозорный не вмешивался.

— Я понимаю, как тебе сложно, наследник, — продолжал уговаривать ровным тоном виссавиец. — Но как советник я не могу молчать. Выслушай нас, прошу.

— Мир выздоровеет, и мы…

— Нериан, я прошу тебя. Ты сейчас не можешь покинуть клана.

Не так.

— Не называй меня этим именем…

— Как скажешь, Рэми.

— Оставь нас.

Рэми видел, как шевельнулось зеленое марево возле неясной фигуры целителя. Наверное, он поклонился. А потом молча направился к двери. Как де они послушны. Аж противно. Пахнуло сквозняком, стукнула дверь.

— Значит, они все знают. И что ты — племянник вождя?

Голос брата был слабым, но твердым, да только отвечать на вопросы о виссавийцах было гораздо легче, чем на вопросы о потухшем взгляде Рэми.

— Ты же сам слышал.

— Что говорит Мир?

— Мир… еще не очнулся.

— А другие телохранители?

— Лерин… спит. Кадм и Тисмен… их возвращали из-за грани.

— Ты возвращал?

— И Вирес… но Вирес тоже вымотался…

— И со всем этим ты остался один?

Рэми прикусил губу.

— Я справлюсь.

— Проклятие! — выругался Арман. — Я вижу, как ты справляешься!

— Мне надо идти, — прошептал Рэми, вставая.

— Погоди, дурачок, — мягко пытался остановить брата Арман. — Проклятая слабость. Я так нужен тебе, а не могу даже пошевелиться… останься со мной… Когда ты рядом, я хотя бы знаю, что ты цел и невредим.

— Я цел. Но мне действительно надо идти, — повторил Рэми, вдруг ослабев. Голову разодрала тягучая боль.

— Проклятие! Остановись немедленно!

Зеленый кокон дернулся, и Рэми, поняв, что брат бросился за ним и упал с кровати, кинулся к почти потерявшему сознание Арману:

— Что ты творишь! — шептал он.

— Ты что творишь?

На зов Рэми открылась дверь, и чьи-то заботливые руки помогли телохранителю уложить почти потерявшего сознание Армана на подушки.

— Посмотри на меня, брат, — настаивал Арман.

— Я пойду…

— Не убегай!

Рэми дернулся и ударившись бедром об острый угол стола, зашипел.

— Останови его! — вскричал Арман, явно обращаясь к целителю.

— Я не осмелюсь, — беспомощно ответил виссавиец.

— Проклятие! — прошипел Рэми уже в своих покоях, ударяя кулаком в стену. — Проклятая Виссавия! Ну почему! Почему ты меня не отпускаешь… почему не помогаешь мне? Почему не исцелишь?

Почему… я не вижу… Буду ли я еще видеть? Или этой слепотой ты покарала меня? Сделала беспомощным? Ответь! Если действительно любишь меня, ответь!

Тихий стук в дверь заставил Рэми собраться. Он не хотел сейчас никого видеть, но и показывать свою слабость, выгоняя каждого гостя, не мог. Потому он поправил складки плаща, слегка улыбнулся, и отойдя к окну, дал разрешение войти.

Мягко зашуршали юбки, в комнату ворвался едва ощутимый запах духов, и тихий, женский голос спросил:

— Меня тоже прогонишь?

— «Тоже» этот как? — мягко ответил Рэми, впрочем, не спеша оборачиваться. Тетка была не только женщиной, но и целительницей душ… ее обмануть еще сложнее, чем брата.

— Как вождя.

— Я не прогонял Элизара. Я просто не знаю, как начать разговор…

— Так и я не знаю, — засмеялась Рина. — Ты — мой племянник, не так ли, а по возрасту — даже старше меня.

— Только не говори, что тебя это радует. Ты не знаешь нас, ты не можешь нас любить.

— Ты маг. Ты, как и я чувствуешь иначе. И ты знаешь, что для мага родственные узы значат очень многое.

— Думаешь? — прошептал Рэми. — А я вот нет. Я ведь знаю, что такое — встретить чужого человека, который называет тебя братом.

Светлых и теплых чувств это не вызывает… поначалу даже раздражает. Так что не рассказывай мне…

— Тогда почему ты пытался мне тогда помочь в замке моего брата? Почему успокаивал мою боль? Почему разговаривал со мной, как с кем-то близким? Мой… племянник, целитель, будущий вождь Виссавии…

— Не подходи! — остановил ее Рэми. — Не бывать мне вождем Виссавии, и ты это знаешь.

— Мой бедный, глупый, запутавшийся мальчик, — продолжала мягко уговаривать Рина, раня и без того истекающую кровью гордость Рэми. Ему так хотелось сейчас вышвырнуть за дверь безрассудную тетку, только бы не слышать ни ее уговоров, ни мягкого, спокойного голоса. — Ты ведь родным стал уже давно. Ты вернул мне брата, мой целитель судеб. Почему ты отдаляешься от нас? Не знаешь, как много значит для виссавийцев семья? Не знаешь, как мучается мой брат, видя в твоих глазах ненависть? Не знаешь, как он тебя оплакивал?

— Не верю тебе.

— Он тебя любит.

— Не верю, что можно любить чужого человека. Я нужен ему… пока Калинка не родит наследника. И что тогда? Я вновь стану лишним? Я нашел свое место в Кассии, где мне хорошо, где мне удобно. Почему я все должен бросить ради вас? Ради призрачного положения «кузена вождя»?

— Но кто тебя просит бросать? Ты говорил с моим братом?

Слышал, что он собирается тебе предложить?

— Ему нечего мне предложить. Я хочу уехать из Виссавии, как можно скорее.

— Убежать?

— Пусть даже так — бежать. И что из того? Я не мальчик, знаю, когда отойти в сторону, а когда сражаться. Не буду бороться за нечто, что не является моим, и что завтра у меня могут отобрать. Хватит с меня ваших игр, хватит борьбы за корону… Вождь здоров, не так ли? Женат? Калинка полная сил женщина, так пусть растят себе сына и наследника. Такого, каким хотят его видеть, а не меня — безродного недавно мальчишки, который и своей силой-то толком пользоваться не умеет. Чего вы от меня хотите?

— Немногого. Хотим тебе помочь. Рэми, в жилах твоих течет кровь виссавийца, сила, которой нет равной даже среди нас. Мой брат и тот не обладает таким даром. И слава богам, иначе снес бы клан своим безумием… но силу надо уметь использовать, ты же — не умеешь. Совет не хочет тебя заставлять стать наследником, он просит лишь об одном — чтобы ты выбрал себе достойного учителя.

— И вы ничего не потребуете взамен? Не верю!

— Не потребуем.

— Даешь мне слово?

— Даю. Придешь на совет?

— Я подумаю, — Рэми старался, чтобы его голос звучал как можно спокойнее, а сам молился, чтобы Рина быстрее оставила его одного…

— Мне этого достаточно… Рэми… — в ее голосе послышалось беспокойство.

— Чего еще ты хочешь?

— Ради Виссавии, посмотри на меня!

Рэми вновь затрясло от гнева. Почему они все хотят от него одного и того же? Сейчас невозможного… он не может ни на кого посмотреть. Он не может одарить благосклонным взглядом и обжечь ненавистным. Если бы не его сила…

— Уходи…

— Да, Рэми.

И вновь послушалась. Телохранитель выдохнул с облегчением.

Как же просто она сдалась. Впрочем, ему это даже на руку. Теперь можно ненадолго остаться одному, успокоиться, или просто отдохнуть. Он медленно, стараясь не натыкаться на серые тени мебели, подошел к кровати и сел на ее краешек. Боль в голове на время унялась. Мягкое одеяло холодило ладони. Рык прыгнул на кровать, завозился за спиной Рэми, потерся мордой о его плечо.

— Глупый котенок, — усмехнулся телохранитель, напрягаясь.

Видимо, ему все же не дадут сегодня остаться одному.

Новый посетитель появился перед Рэми неожиданно и без предупреждения. Фигура, окруженная ярко-желтым сиянием, опустилась на колени, застыла в ожидании.

— Зачем, Арам? — с мукой спросил Рэми, не выдержав напряженного молчания. — Почему не хотите оставить меня в покое?

Ради богов, уйти сам, не заставляй тебя ранить. Неужели не понимаешь, что сейчас я не хочу тебя видеть? Не хочу с тобой разговаривать?

— Рань меня, если тебе станет легче, — спокойно ответил хозяин замка, все так же не поднимаясь с колен. — Ты можешь сделать со мной, все, что захочешь, можешь приказать мне умереть, — Рэми вздрогнул… приказать? — Только не говори, что ты мне не доверяешь… прошу. Дай себя осмотреть.

— Зачем?

— Ты ранен, мой наследник. И я хочу тебе помочь.

— Ты еще глупее, чем я думал, Арам. Я не ранен. И мне не нужна твоя помощь…

— Я знаю, что это не так, мой наследник, — спокойно ответил Арам, не поднимая головы.

— Ты дерзишь мне? — удивился Рэми. — А я думал, что вы, виссавийцы, исключительно послушны… мне.

— Тревога сжигает мое сердце, Нериан. Разум мой уже меня не слышит. Я могу думать лишь о тебе, и забота о тебе…

— Обо мне? Или о Виссавии? Кому же на самом деле ты служишь, Арам?

— Ты задаешь сложные вопросы.

— Я уже это слышал. А ты опять уходишь от ответа. Как многое ты готов сделать для своей богини?

— Мне никогда не придется выбирать, Нериан…

— … Рэми…

— … Рэми. Ты — любимый сын Виссавии. Служа тебе, я служу ей.

— Даже если я не хочу ей служить?

— Ты плутаешь в темноте, наследник. Я помогу тебе найти дорогу.

— Нужную тебе? И твоей богине? Ты заставишь меня служить ей, любой ценой? Даже убив во мне преданность к Миранису?

— Этого ты боишься? — прошептал Арам, поднимая голову. — Что ты откроешь свои щиты и… станешь слабым. Беззащитным. Рэми… прошу тебя… Не веришь мне?

— А должен? Почему?

— Потому что я люблю тебя, — ответил Арам, и Рэми вздрогнул, вдруг поверив. — Мы все тебя любим… иначе… иначе не смогли бы жить в Виссавии… она поколениями выбирала таких…

— …дураков? — закончил Рэми.

— Пусть так… прикажи…

— Не верю тебе!

— Прикажи мне умереть, и я умру у твоих ног, мой вождь, — сказал Арам, целуя руки Рэми. — И когда я исполню твой приказ… ты примешь целителя. Прошу…

— Я. Приказываю. Тебе…

Барс ткнул Рэми носом в спину, будто осуждая. Телохранитель вдруг осекся. Роковое слово застыло на губах и все не давалось, сдерживаемое сомнениями. А что если и в самом деле умрет? А ведь умрет же…

— Слушаю, мой наследник, — едва слышно прошептал Арам. — Все, что пожелаешь.

— Дай мне увидеть твою душу, Арам, — так же тихо ответил Рэми.

Арам услышал. Он опустил все щиты, позволил заглянуть в свою душу, и Рэми вдруг понял, что виссавиец и в самом деле готов к смерти, и к горьким словам, и к любому унижению. И в то же время надеется, что Рэми, безрассудное, но горячо любимое дитя его богини, все же образумится, позволит себе помочь.

Рэми вдруг стало стыдно. За свои слова стыдно, за свою боль.

Ему и хотелось довериться этому виссавийцу, и в то же время что-то внутри сопротивлялось. Даже сейчас, находясь в Виссавии, окруженный любовью ее жителей, Рэми чувствовал себя тут чужаком, пришельцем. Он не понимал, и, даже больше, не хотел понимать виссавийцев, не хотел жить в этом безумном, сложном и далеком от него клане, окруженным от всего окружающего мира плотной стеной магии.

Виссавийцы вообразили себя высшими существами, которые имеют право судить, но в то же время они совсем не знали жизни.

Отличные целители, чуткие маги, они погрязли в гордыне, в своих непонятных Рэми, невыполнимых идеалах, оттого были столь хрупки и столь… Рэми вздрогнул, бесполезны. И для богини своей, как ни странно, бесполезны. Как цветы, которыми можно было любоваться бесконечно, они все более превращались в паразитов на прекрасном теле Виссавии, выпивая из нее последние соки.

Не умели и не хотели жить иначе. Увы, они давно уже не видели правды. Не хотели ее видеть.

Но Рэми не знал, как им помочь. Он чувствовал, как все более опутывают его искусно расставленные сети виссавийцев, чувствовал гнев и желание вырваться, любой ценой, остаться рядом с Миранисом и забыть и эту страну, и ее жителей, как странный, путанный сон. Но уже не мог… не имел сил.

— Поклянись мне… — прошептал Рэми, сдаваясь, — что не попытаешься полезть мне в душу. Поклянись, что излечишь только мое тело. Поклянись, что не убьешь во мне любовь к Миранису.

Проклятие, почему же ты молчишь, Арам. Клянись!

— Чем хочешь поклянусь, наследник. И тогда ты мне доверишься?

— Да.

Полились слова клятвы, отозвались на них знаки рода, и вновь, в который раз меняя свой рисунок, обожгли запястья. Не вовремя была эта клятва. Слабость Рэми лишь возросла, а темнота стала гуще. Телохранитель более не мог тратить сил на магическое зрение, и горевшая в темноте желтым фигура Арама вдруг потухла, погрузив все вокруг в непроглядную мглу. И в тот же миг утихло последнее слово магической клятвы, окутывая все вокруг тишиной.

Рэми сглотнул. Лишь спустя биение сердца понял он, что Арам поклялся в гораздо большим, чем Рэми от него требовал.

Хранитель, гордый советник вождя Виссавии, только что чисто и без запинки, не сомневаясь ни на единое мгновение, сделал себя полным рабом телохранителя наследного принца Кассии.

— Идиот, — прошептал Рэми.

Сеть окутывала его все более. И у Рэми появилось жгучее желание бежать прочь из этой проклятой Виссавии. Но пока принц был здесь…

— Встань, наследник, — голос Арама изменился, и в нем появились властные нотки.

Арам уже не просил, он приказывал, а Рэми смирился. Целитель имеет право приказывать больному. А Рэми был болен.

При помощи Арама он сел в кресло, откинул голову, позволяя прохладным пальцам виссавийца пройтись по его лицу.

— Как и говорил старший целитель, — в голосе Арама слышалось явное облегчение. — Во время удара Алкадия мелкие искры магии проникли в твои глаза и постепенно подбирались к мозгу. Они живут уже давно своей жизнью, еще немного, и мы не смогли бы тебе помочь. Боюсь, потерей зрения тут бы не ограничилось. Еще день, и ты потерял бы разум…

— Стал бы цветочком. Глупым, но счастливым, — усмехнулся Рэми.

— Это не смешно…

— Нет, не говори, это даже забавно. Но продолжай.

— Я остановлю процесс, но исцеление будет нелегким и далеко не сразу, — в голосе Арама слышалось явное облегчение. — На это потребуется время, и тебе придется потерпеть. Но ты будешь видеть.

— Обещаешь? — сам того не ожидая спросил Рэми.

— Клянусь, наследник!

Рэми закрыл глаза и вздрогнул, когда по щеке его пробежала невольная слеза. Арам видел эту слезу, не мог не видеть, но не сказал ни слова. Вместо того, чтобы вспыхнуть от стыда, Рэми вдруг не смог сдержать счастливой улыбки. Только сейчас он понял, как боялся, что останется слепым навсегда.

— Ты ведь не целитель, Арам?

— Старший целитель отдал мне свою силу.

— Почему не пришел Элизар…

— Потому что знал, что того, кто слабее, ты никогда не тронешь. А с равным или тем, кто выше, точно подерешься.

Рэми усмехнулся. Пальцы Арама слегка дрогнули.

— Вновь дерзишь.

— Прости, наследник. Ты спросил, я — ответил. Закрой глаза, прошу. Придется потерпеть.

— Не в первый раз.

После болезненного и долгого лечения темнота уже не казалась столь пугающей. И даже слова Арама, накладывающего повязку, не раздражали:

— Дай своему харибу отдохнуть. Если не веришь мне, пусть с тобой побудет Рэн. Хранителю смерти это сейчас пойдет на пользу.

— На пользу? — переспросил Рэми, переходя с помощью Арама на кровать и устраиваясь на подушках. Боль уже прошла, отзываясь в голове тупой слабостью и наполняя разум туманом.

Арам укутал Рэми одеялом и, сев рядом на кровать, сказал:

— Рэну сейчас лучше думать о тебе, наследник, чем о матери, которой он не может помочь. А для такого мужчины как он чувство бессилия убийственно. Так что… позови его, Рэми, если хоть немного ценишь своего друга.

Рэми заснул в тот самый момент, когда Рэн появился в его покоях. Хранитель смерти окинул наследника внимательным, долгим взглядом, подошел к окну и резким движением задернул шторы. Он и радовался, что Рэми его позвал, и ненавидел Арама за его вмешательство. Наследнику вовсе не обязательно было знать о хлопотах в их семье. Рэн ненавидел жалость.

— Рэми будет видеть, мы успели, — прошептал брат. — Ты должен быть рад…

— Я не знаю, — покачал головой Рэн. — Мне почему-то кажется… что я его предаю. Что мы все его предаем.

— Наследник поймет правду…

— А нас используют, чтобы эту правду ему показать, — горячо прошептал на ухо брату Рэн. — Если Рэми узнает, он перестанет мне доверять. А этого я себе никогда не прошу. И Араму — тем более.

Глава 7. Цепи

Опять темнота. И еще более густая вокруг стоявшей возле кровати фигуры. Вот так выглядит аура хранителя смерти… не рассеивает она мрак, а, напротив, сгущает, как и сгущает и страх внутри. Рядом с Рэном сложно, но Рэми почему-то это устраивало.

При всей зловещности Рэна, было в хранителе смерти что-то такое… знакомое, наверное. Дара целителя судеб ведь тоже опасались, как и дара бога смерти, которым Виссавия так щедро наделила похожего на мальчику юношу с роковыми глазами.

Рэми перевел внутренний взгляд на укутанную зеленоватым, теплым сиянием фигуру целителя. Дериан, как и всегда, упрямо явился незваным. Упрямо не оставлял брата одного… или просто хотел быть возле наследника? Все они упрямятся. И как же это раздражает.

Рэми некоторое время лежал неподвижно. Он понятия не имел, день на улице или ночь, но спрашивать не спешил. Не то, чтобы боялся, просто не хотел.

Окна были, наверное, широко распахнуты. Слышал Рэми шелест ветвей, чувствовал запах влажной листвы и что-то еще… кисловатый аромат эльзира. И сразу же заныло требовательно в желудке, пересохло в горле — столь же упрямое, как и Рэми, тело потребовало еще одну дозу целительной магии. Привыкло уже к хорошему: к постоянной заботе богини, к этому странному напитку, один глоток которого придавал сил и лечил все болезни.

Все, да не все. Слепота все еще осталась.

Рэми поднял руку. Собственная аура была белоснежной, удивила неожиданно ярким сиянием.

— Ты проснулся? — сразу же отозвался Рэн, приближаясь к кровати.

Хранитель смерти помог Рэми усесться на подушках и тихо спросил:

— Позвать Арама?

— К чему?

— Чтобы он тебя осмотрел, — ровным тоном ответил Рэн.

— Дай мне чашу.

Рэн оказался очень терпеливой и спокойной нянькой. Он не только подал Рэми чашу, но еще и проследил, чтобы наследник аккуратно обхватил ее ладонями. Хранитель смерти помог поднести чашу к губам и слегка наклонить ее, при этом не пролив драгоценный эльзир на ночную сорочку.

Каждое собственное движение убивало Рэми своей неловкостью, беспомощностью. Даже самое простое давалось телохранителю с трудом. Выпить эльзир, не пролив ни капли. Сесть на кровати, свесив с нее ноги… но перед этим аккуратно нащупать ступнями край, чтобы с этой кровати не упасть. И все проделывалось медленно, осторожно. А все равно тело покрывали синяки после вчерашнего знакомства с неожиданно острыми углами мебели, после того, как Рэми упал с лестницы, не успев вовремя нащупать ногой верхнюю ступеньку. Чудом еще шею не сломал. Чудом никто не видел его… позора.

Беспомощность ранила. Гордость истекала кровью. Рэми раздражался и, в свою очередь, ранил других. Его так и норовило наброситься на кого-нибудь подобно озверевшей от голода собаке… но… нельзя. Остатки здравого смысла, да и совести, заставляли Рэми запихивать раздражение глубоко в душу, откуда оно все равно находило выход.

Рэми говорил другим слишком много ненужных, острых слов.

Тому же Араму. Теперь… Рэну. Телохранителю так хотелось остаться одному, или, на худший случай, наедине с харибом. Но и одиночество пугало — вчера этим одиночеством Рэми объелся по завязку — я сегодня, он, сказать по правде, и сам до конца не знал, чего хотел.

— Разбуди моего хариба, — попросил телохранитель, когда Рэн подал ему руку, помогая подняться.

Пол приятно холодил разгоряченные ступни. Рэми вдруг почувствовал, что вспотел, что в комнате прохладно, что кожа медленно, но верно покрывается мурашками, а обессилевшее тело пронзает дрожь.

Дериан поспешно закрыл окно. Заботится… а Рэми вновь стискивает зубы, чувствуя себя беспомощным ребенком. Почему они не видят, что забота унижает? Что Рэми и так тяжело дается каждый шаг, так еще этим двоим надо каждый шаг приправить горечью. Рэну прям необходимо обнять за талию, усаживая в кресло, опуститься перед ним на колени, надевая на босые ноги домашние, мягкие сапожки.

Рэми и не думал ранее, что даже ларийская ткань бывает столь мягкой и столь теплой, не думал, что одно мимолетное касание к колену может пронзить молнией, заставив в очередной раз вздрогнуть от прикосновения к чужой, черным туманом клубящейся боли. Но пока успокаиваешь чужую боль, на время забываешь о своей.

— Рэн… — сказал Рэми после нескольких попыток достучаться до Эллиса самостоятельно. — Позови хариба.

— Позволь Эллису отдохнуть еще немного, — тихо возразил хранитель смерти.

— Какая забота, — не удержался-таки от колкости Рэми. — Я отлично знаю, что Эллис устал, но не заставляй мне напоминать, что сегодня я не могу одеться сам. А в таком виде не могу выйти из своих покоев. Или ты тоже хочешь сделать меня узником?

— Я помогу…

— Мне показалось, что я ясно дал понять, что не нуждаюсь в слуге.

— А ты мне ясно дал понять, что хариб это не слуга. Тем не менее, ему ты разрешаешь помогать тебе в одеянии.

— В одеянии архана, заметь, — ответил Рэми.

— Теперь тебе не нужно одеяние архана.

— Ты дерзишь, Рэн. И забываешь, что я все еще телохранитель наследного принца Кассии. Что мой статус обязывает носить церемониальные одежды. И что наряд архана…

— Обязывает перед кем? — тихо прервал его Рэн.

Рэми открыл было рот, чтобы вновь назвать Рэна дерзким, но вдруг понял, что ему нравится открытость хранителя смерти.

Давненько уже с ним никто так не разговаривал. Как с равным. Без преклонения и без едва ощутимого привкуса превосходства.

А Рэн тем временем все так же ровно продолжал:

— Помимо телохранителей, наследного принца Кассии и твоего брата здесь и нет никого… так перед кем тебе облачаться?

— Перед дядей.

— Не думаю, что вождю так важно, во что ты одет.

— Ну почему же? Думаю, он прям жаждет меня облечь в белоснежные одежды его рода, — усмехнулся Рэми.

— Одежды клана барса тоже белоснежны? — голос Рэна был все так же спокоен. Прохладной водой лился он на душу Рэми, остужал в ней жар горечи и раздражения.

— Где Рык?

— Прости, Рэми… боюсь… твой барс нас с братом не любит, и его пришлось запереть с Эллисом.

— Пусти его…

— Как скажешь…

Рэн поднялся с колен, приоткрыл дверь и что-то шепнул стоявшему за дверью человеку. Рэми вздохнул… виссавийцы следят за каждым его движением, окружая заботой. Связывают золотой цепью, вздохнуть не дают спокойно. Но… это ненадолго.

Дверь вновь приоткрылась, и в комнату влетел разноцветный метеор живой, искристой ауры. Рык, не обратив внимание на Дериана и Рэна, подлетел к хозяину, приластился к его ладоням, ласково заурчал.

— Соскучился, котенок, — тихо сказал Рэми. — Подойди… Рэн.

— Ты уверен? — протянул хранитель смерти. — В последний раз он меня неплохо тяпнул… Дериану пришлось слегка меня полечить…

— Подойди, — повторил Рэми.

Рык зарычал, но стоило руке хозяина коснуться его головы, как вновь успокоился. Рэми слепо нашел ладонью ладонь Рэна и положил ее на холку барса. Вновь раздалось глухое, грозное рычание и аура животного заискрилась красным:

— Друг, — прошептал Рэми, овивая слова магией. — Друг, Рык.

Не трогай его…

Утробное рычание вдруг стихло. Рэми чувствовал, что животное все еще не доверяет Рэну, все еще не может простить, что они с Дерианом заняли когда-то место обожаемого хозяина, но теперь уже успокоилось и даже почти смирилось. Зато всполошился Рэми, вновь почувствовав в душе Рэна полыхающее черным пламя беспокойства.

Телохранитель отпустил ладонь виссавийца и приказал:

— Подойди ко мне, Дериан.

Зеленое сияние вздрогнуло и быстро приблизилось. Рэми поднял ладонь и попытался прикоснуться к лицу целителя. Дериан уловил смысл движения и встал на колени так, чтобы пальцы Рэми ощутили холод его кожи.

— Ты меня боишься?

— Нет, наследник…

— Тогда почему дрожишь от напряжения… — уже мягче спросил телохранитель.

— Прости… я…

— Говори. Ты волнуешься… не из-за меня, так из-за чего?

— Не заставляй его, Рэми, — вмешался Рэн. — Это… нечестно.

Аура Рыка вновь вспыхнула красным. Барс уловил хорошо скрываемые нотки злости и раздражения в голосе Рэна и вступился за хозяина. И вновь рука Рэми безошибочно опустилась животному на холку, пальцы вплелись в мягкую шерсть, даря успокоение. Рык, по приказу хозяина, улегся у ног Рэми и перестал обращать внимание на обоих виссавийцев.

— Ты мой друг, Рэн, не так ли? Как и Дериан. И, тем не менее, вы приходите сюда, хотя хотите быть в другом месте. И улыбаетесь через силу, хотя сходите с ума от беспокойства.

Считаешь, я не имею права знать?

— Именно этого они хотят от тебя, не понимаешь? — выдавил Рэн.

— Понимаю… но спасибо… знаю, что тебе нелегко дались эти слова.

Рэн промолчал. Рэми поднял вторую руку и коснулся кончиками пальцев висков Дериана.

На этот раз Рэми не пришлось просить целителя сбросить щиты.

Они сами собой истощились, и Дериан вдруг оказался открытым, как на ладони. И беспомощным, как ребенок. Рэми чувствовал его волнение, смешанное со стыдом, восхищение с примесью странной, непонятной для Рэми любви, и в то же время запрятанную глубоко внутри боль…

— Не шевелись, — одними губами прошептал телохранитель, вскрывая укрывавшую боль корку. Дериан вздрогнул, тихо застонал.

Встрепенулся внутри Рэми целитель судеб, откликнулся на хлынувшую боль всплеском успокаивающей магии, и Дериан тихо вздохнул, на этот раз от облегчения:

— Они сказали, она никогда не станет прежней…

— Вот и проверим, — усмехнулся телохранитель.

— Люблю тебя больше жизни, Рэми, но не дари моему брату надежды, — тихо сказал Рэн. — Целители на самом деле хрупкие создания. Ему и без того было сложно принять правду.

— Знаете ли вы эту правду? — усмехнулся Рэми, проведя по подбородку Дериана и ощутив кончиками пальцев бегущие по щекам целителя слезы. — И в самом деле хрупкий… сложно терять родного человека?

— Для любого мага сложно, — выдохнул Рэн. — Ты жесток, Рэми.

Целители душ убили боль Дериана, а ты ее вновь воскресил.

— Так ли? — пальцы Рэми вновь коснулись висков целителя, одаривая прохладой и облегчением. — Оказывается, ничего они не убивают, а загоняют далеко внутрь… а сердце все рано ноет… болит… но теперь гораздо меньше, да, Дериан?

— Да… наследник… — выдохнул целитель.

— Встань.

Зеленое сияние колыхнулось, Дериан послушно отошел к двери.

— Помоги мне одеться, Рэн. Мы выходим.

— Куда? — испуганно прошептал хранитель.

— Туда, где вы оба сейчас хотите быть, не так ли?

— Нам запрещено заходить в обитель.

— Мне тоже?

Рэми, поглаживая шерсть урчащего Рыка, почти физически почувствовал, как раздирают Рэна противоречивые эмоции. С одной стороны хранителю с самого детства вбивали в голову непонятные Рэми запреты, с другой… перед ним стоял наследник, больше — друг, которому позволено гораздо более чем другим. И Рэн, едва слышно вздохнув, сдался:

— Они не посмеют… но Рэми…

— Они не смеют, ты смеешь? Разбудишь хариба или все же поможешь мне одеться? Рэн… я начинаю терять терпение.

Умом понимал, что на Рэна лучше не давить, но Рэми надоело объяснять. Надоело говорить и ничего не делать. Рэми принял решение и так же, как недавно съедало его раздражение, теперь донимала сжигающая душу жажда деятельности.

Рэн решительно подошел к Рэми и помог ему подняться. Стянул через голову наследника ночную сорочку, тихо вздохнул, наверняка увидев многочисленные синяки.

— Рэн… повторить приказ?

— Позволь мне излечить, — выдохнул Дериан.

— Само заживет. А теперь будь добр…

Рэн сдался и помог Рэми натянуть тунику. Быстро провел ладонями по талии, расправляя и завязывая широкий пояс, помог натянуть штаны, легко справился с застежками сапог.

— Да у тебя дар, — усмехнулся Рэми, когда Рэн прошелся гребнем по его волосам и щелкнул застежкой плаща.

— У моего первого учителя была большая семья. Приходилось присматривать за его ребятишками.

— Считаешь меня ребенком?

— Нет, конечно, — спохватился Рэн. — Позволишь?

— Быть моим поводырем? — усмехнулся Рэми. — Сегодня я тебе позволю даже большее. Только вот захочешь ли ты?

— Что скажешь, — сказал хранитель смерти, но Рэми очень даже неплохо уловил в его голосе невольный страх.

Мягко улыбнувшись, Рэми коснулся лица Рэна кончиками пальцев, и мгновение спустя Рэн упал к ногам наследника…

Дериан был в малахитовом замке всего один раз. Время, проведенное тут, целитель помнил совсем плохо. Помнил, как все время повторял в бреду, что он грязный, как стремился отмыться любой ценой. Как его привязывали к кровати, потому что он расцарапывал в кровь кожу, пытаясь содрать с нее грязевую пленку. Как его оглушали магией, и потом на некоторое время приходил долгожданный покой, и Дериан лежал неподвижно, слепо уставившись в зеленый, с золотистыми прожилками потолок.

Спал он урывками, эльзиром его поили через силу. И постепенно Дериана учили жить заново, учили радоваться мелочам, учили исцелять и видеть радость в глазах исцеленного. И очень медленно из грязно-коричневого цвет ауры Дериана сменялся на изумрудно-зеленый. Нормальный.

Тогда, оглушенный болезнью, Дериан не замечал ни изящности малахитового замка, ни его холодного очарования, и теперь, выйдя из перехода, застыл в удивлении, поняв, что замок потрясающе красив. Тщательно отполированные, слегка наклонившиеся к ним стены отражали неясный свет светильников и уходили к высокому, теряющемуся в полумраке потолку. Вязью в холодном, темно-зеленом камне проступали черные и золотистые прожилки, складываясь в магические руны, гулким эхом возвращался к ним звук шагов.

Увлекшийся чтением рун на стенах длинного и высокого коридора, Дериан не сразу и заметил, как дорогу им заслонили двое молодых целителей душ. Один, светловолосый, был Дериану очень даже знаком. Недавно в Ларии они исцеляли девушку, в которую вселился дух ее матери. Еще нестарая женщина, убив себя, не могла пройти за грань, пыталась вернуться к жизни, вытесняя душу из тела собственной дочери.

Дериан помнил, как молодой, только получивший пояс в два пальца, Инар краснел при каждом соприкосновении с ларийкой, как старался помочь, вкладывая в исцеление все силы, и как упал на пол в изнеможении, когда душа женщины, оставила, наконец-то, тело дочери.

Второго виссавийца, заслонившего им дорогу, Дериан тоже помнил. И он тогда был в Ларии при исцелении. И после того, как все закончилось, долго отчитывал своего былого ученика, Инара.

Нельзя привязываться к больным, говорил он. Дериан вот тоже знал, что нельзя. Но все они люди… а людям свойственно любить и ненавидеть. Свойственно сопереживать. Да вот только Лан никогда и никому не сопереживал, смотрел всегда холодно, и взглядом пронзал душу до самого дна, открывая, казалось, скрытые навсегда тайники.

Дериан не любил ни этого взгляда, ни этого целителя, ни спокойной проницательности Лана. А еще больше он не любил его ровного, лишенного чувств голоса… которым Лан умел пользоваться, как оружием. Вот и сейчас, сказал пару слов, а Дериана будто кипятком ошпарило:

— Думал, что ты все понял…

— Я-то понял… но…

Взгляд целителя душ прошелся ледяной волной по Дериану и устремился за спину целителя, к Рэну и Рэми. И в то же мгновение Лан побледнел, опускаясь на колени, и Дериан, к своему стыду, почувствовал, что ему приятно унижение целителя. А так же его внезапно задрожавший от волнения голос:

— Наследник.

В свои тридцать лет Лан великолепно знал, чего именно он жаждет от жизни и что именно для него свято. Все его дни были подчинены строгому плану, все поступки тщательно выверены разумом, и все окружающие люди легко поддавались манипуляции.

Одним взглядом, одним движением, едва уловимым тембром голоса он сознательно изменял чужие души, которые в руках Лана были мягки и податливы, как глина в пальцах мастера-гончара.

А целитель душ был на редкость одаренным и терпеливым мастером. Он создавал одно произведение искусства за другим, очищая чужие души от грязи, помогая людям избавиться от боли, разочарования, горечи и страданий. Он учил других радоваться жизни, пусть даже и никчемной жизни, он щедро лил на чужие души собственный свет, заставляя их расцветать подобно редкой красоты цветку. Каждая душа иная, каждый цветок особенный, каждый больной — интересен. И каждый выздоровевший — скучен. Лан давал крылья. Учил летать. А потом отпускал за окошко и забывал, отправляясь на поиски другой бескрылой птицы.

Дериан был одной из исцеленных Ланом птиц, хотя вряд ли сам целитель об этом помнил. Ведь это Лан вывел его из тумана безумия, а более скучную, но легкую работу, требующую всего лишь внимания и сосредоточенности, оставил ученикам. Сам лишь заходил в спальню Дериана ночью, когда целитель был погружен в углубленный магией, похожий на транс, сон, контролировал изменения в ауре целителя, очищал ее от грязи, заставляя сверкать чистым, изумрудно-зеленым светом.

Лан любил свою жизнь. Душа каждого человека была для него подобна головоломке, которую целителю рано или поздно, а обязательно удавалось разгадать. Но то, что он видел перед собой…

Аура наследника, подобно ауре вождя, была белоснежной и кристально-чистой. Она слепила. Она притягивала. И в то же время она устрашала. Лан никогда не решился бы притронуться к такой красоте, боясь ее разрушить, хотя и видел проблескивающие в белоснежном свете разноцветные, молниеносные всполохи.

Наследника, как и любого мага его уровня, раздирали яркие, противоречивые чувства, боль и одиночество. Все великие люди одиноки. Все не поняты до конца. Понять стоявшего перед Ланом Нериана было сложно, можно даже сказать… невозможно. Он и сам, наверное, себя не понимал…

Укутанный в белоснежный, поблескивающий в полумраке плащ, Нериан опустил покоившуюся до этого на левом плече Рэна руку и повернулся в сторону все так же стоявших на коленях целителей душ.

Сейчас Лен многое бы отдал, чтобы заглянуть в спрятавшиеся под черной повязкой глаза наследника. Глаза — зеркало души.

Только посмотрев в них можно узнать многое, а целитель душ уровня Лана во взгляде мог прочитать почти все.

— Меня тоже ты не пустишь в замок? — тихо спросил наследник.

Сказал так немного, а Лана проняло. Нериан умел подбирать слова, умел пользоваться ими, как оружием. Все его тело было ходячим оружием. Только, увы, оружием незаостренным, но оттого еще более опасным. Нериан мог убить, сам того не сознавая, и Лану это совсем не нравилось. Наследник был еще и целителем, а целитель и приносящий смерть — вечные враги, которым лучше в одной душе не сходиться, во избежание…

— Я не могу тебя остановить, — ровно сказал он, начиная самую сложную в его жизни словесную дуэль.

— Но хотел бы… — иронично улыбнулись полные губы под повязкой. По позвоночнику Лана пробежал холодок. Нериан неосознанно подкреплял свои слова магией, и лишь благодаря долгим тренировкам тело Лана это почувствовало, предупредив хозяина легкой дрожью.

— Ты видишь меня насквозь, Нериан, — продолжил Лан, сделав вид, что ничего не заметил. — Но я хотел бы остановить не тебя, а твоих спутников. Думаю, что им тяжело будет войти через эти двери.

— Думаю, я облегчу их ношу, — ровно ответил наследник, и виссавийца будто окутало в теплый, ласковый кокон. Вот она… сила целителя судеб, восхитился Лан. Казалось, ничего важного не происходит, а на самом деле вот в этом узком коридоре сейчас меняются судьбы. Вопрос только чьи? Их или целой Виссавии? Ответ только один — Лан не может ни противиться происходящему, ни, тем более, помешать. Да и не хочет… наблюдать гораздо интереснее.

— Как прикажешь, наследник, — смирился он. — Дозволено ли мне будет тебя проводить?

— Почему бы и нет?

Новый вопрос:

— Дозволено ли мне будет быть твоими глазами?

И холодный ответ:

— Я думаю, Рэн вполне справится.

Вновь рука наследника, укутанная в белоснежную перчатку, легла на плечо хранителя смерти. Рэн почему-то вздрогнул, а в душе Лана вновь поднялось восхищение. Белоснежная, одаривающая светом аура рядом с поглощающим свет облаком смерти… Лан улыбнулся. Какая ирония, какой прекрасный контраст. И какая в то же время… совершенная законченность…

Наследник изволит шутить, либо и в самом деле не понимает.

Рэн впервые поднял глаза, пронзив Лана внимательным, изучающим взглядом. Целитель душ отвернулся. Аура Рэна, клубящаяся в его взоре смерть — душа, черный цветок, на который целителю душ даже смотреть не хотелось.

Хранитель смерти, наверное, все понял. Его губы растянулись в улыбке, и в другое время Лан бы почувствовал себя задетым. Но сегодня его донимали более важные мысли.

— Прошу проследовать за мной, — низко поклонился он наследнику.

Пальцы в белоснежной перчатке сжали плечо Рэна. Проводник осторожно повел Нериана вперед, к открывшимся им навстречу массивным дверям. Серебристые руны на дубовых створках вспыхнули при приближении наследника, по знаку Лана отошли в тень было кинувшиеся к ним целители душ, и они медленно прошли по округлой зале, разбитой тонкими, удерживающими округлый свод малахитовыми колонами.

Наследник и его спутники ступали по темно-зеленым каменным плитам бесшумно, и идущему впереди Лану чудилось порой, что он бредет по пустынному залу в одиночестве. И никогда еще знакомая, целительная тишина обители не казалось ему столь тягостной. И никогда еще ведущая вверх широкая лестница с высокими, массивными перилами, не была столь неподъемной. А мягкий, того зеленного оттенка ковер под ногами — столь лишним.

А дальше — тускло освященные, узкие коридоры, шелест подола хитона, скрепленного на талии широким, в ладонь, поясом. Стук крови в висках, невесть откуда появившаяся резь в желудке, и неожиданная тошнота от витающего в воздухе горьковатого запаха целительной магии.

Рука Лана нащупала позолоченную ручку нужной его двери, и за спиной раздался тихий голос:

— Ты ведь ждал меня, не так ли? Тебя предупреждали о моем приходе? Так почему ты столь взволнован…

— Я не знаю, — выдохнул Лан, и тотчас понял, что совершил ошибку. Не опроверг, не ушел от ответа, а выдал себя и Арама всего несколькими словами.

— Я знаю, — ответил наследник. — Открывай дверь, Лан. Покажи мне то, что вы хотели мне показать. Постарайся мне объяснить… ведь за этим мы здесь?

Дверь почему-то не хотела открываться. Тихий смешок, рука в белоснежной перчатке легка на ручку двери рядом с ладонью Лана, почти касаясь ее пальцами, нажала, легко потянула створку на себя. И дверь, повинуясь, отворилась.

Лана почему-то пробила дрожь.

За дверью — знакомая клетка-комната. Плотно задернутые шторы, мерцающий неровно огонек в зеленом светильнике, стол у окна, и узкая кровать у противоположной от двери стены. На кровати — неподвижное, тщательно зафиксированное широкими ремнями тело.

— Я предупреждал, что зрелище не будет приятным, — сказал Лан.

— Для меня сейчас любое зрелище одинаково неприятно, — ответил Нериан. — Потому что я его не вижу.

— Прости, наследник, не хотел тебя обидеть.

— Думаешь, меня способна обидеть подобная мелочь?

Голос был холодным, но таящим в себе бурлящую силу, как вода в горной речке. И Лан вновь сглотнул, понимая, что впервые в жизни не знает, ни что сказать, ни что сделать. Он не понимал наследника. И это был первый человек, которого он хотел всей душой понять, а не мог.

Лежавшая на кровати женщина рванулась в ремнях. На ее высохшей шее проступили жилы, тонкие губы растянулись в безумной улыбке. Она засмеялась, страшно, бесшумно, запрокинув голову и одарила стоявших за спиной Лана сыновей отчаянным, полным мольбы взглядом:

— Дай мне умереть… прошу…

Дериан судорожно вздохнул. Выразительные глаза Рэна вдруг потеплели сочувствием. Наверное, хранитель смерти хочет «помочь» матери, наверное, с радостью проводил бы ее за грань, а не мучил… но только боги решают, когда человеку уйти. И целители будут бороться за Ериану до последнего.

— Что ты мне хотел сказать? — тихо спросил Нериан, делая шаг к кровати.

— Ты обвинял старшего целителя в том, что мы не всем помогаем. Мы хотели объяснить… — губы выдавливали заранее подготовленные слова, но голос дрожал.

Впервые в жизни Лан говорил, а его, казалось, и не слушали — наследник подошел к кровати и присев на корточки в ее головах, пропустил седые волосы больной сквозь пальцы, все так же задумчиво улыбаясь. Ериана перестала смеяться, вдруг застыла, и безумные глаза ее потеплели от невесть откуда взявшегося счастья. Так легко… одно прикосновение и нет боли? Лан смотрел и глазам не мог поверить. Рэн, судя по его лицу — тоже.

— Продолжай, — приказал наследник. — Я слушаю.

— Тебе ведь не нужны глаза, чтобы увидеть, что происходит с матерью твоих друзей? — тщательно продуманные слова, в которых нет смысла. Лан видел, что нет, но все равно продолжал говорить.

— Ты ведь способен ощутить ее страдания? Страдания целительницы, которая помогла нечистому…

— Вы не помогаете тем, кого считаете недостойными, потому что боитесь сами запачкаться? — ровным тоном спросил наследник.

Лан опешил. Такого вопроса он не ожидал. Вернее, так поставленного вопроса.

— Это не совсем так… — выдавил он. — Потому что… мы не можем помочь…

— Или потому что не умеете помочь?

— Наследник… — почувствовал себя задетым Лан, — мы поколениями выращивали опытных целителей. Наши хранители дара не покладая рук ищут новые способы…

— А зачем?

— За каждое исцеление мы просим о молитве нашей богине, о благодарности. Виссавия живет этой благодарностью, черпает из нее силу. Наши целители — наше самое большое сокровище. Именно они позволяют нам, на самом деле, выживать.

— И, тем не менее, вы помогаете далеко не всем? — вмешался в разговор Рэн. — Много веков ищите и не можете найти выхода? Или просто вас и так все устраивает?

— Я не думаю, что теперь время тебе говорить, — ответил Лан, не понимая, как хранитель смерти вообще посмел отозваться.

— Я думаю, что услышал достаточно. От тебя, Лан, — поднял на Лана насмешливый взгляд мальчишка. — А теперь я хочу выслушать тебя… целитель судеб.

— Ну тогда слушай… Рэми.

Лан внимательно пригляделся к Рэну и разозлился сам на себя, не понимая, как можно было быть столь слепым? Как можно было сквозь темную ауру хранителя смерти не различить врущийся наружу чистый, белоснежный свет?

— Наследник… — прошептал он…

— Я тебя услышал Лан. Позволь теперь говорить другим.

Рэми просто хотел не пропустить ни единой мелочи, а все оказалось не столь простым.

Он вдруг пошатнулся, и мир сначала поплыл перед глазами, потом пустился в пляс и вдруг замер.

Знакомая до последней черточки комната, в которой Рэми провел уже столько дней, теперь казалась другой. Тело, в котором находился Рэми, было немного ниже ростом, но даже это «немного» неуловимо изменило привычные очертания покоев, пробудило в душе легкую тревогу. Будто что-то было не так.

Все было не так. Рэн обладал более острым зрением, и мебель вокруг приобрела вдруг новые мелочи, которых Рэми раньше в упор не замечал. Например, едва видный рисунок трещин на камне колонн, царапина на ножке кровати, вышитое одеяло, на котором вместо привычного узора, проступили вдруг явственно невидимые раннее отдельные стежки.

Но через миг сознание Рэми перестало цепляться за мелочи, и его заняло нечто более важное — аура хранителя смерти, окружавшая тело темным коконом, была для Рэми невыносимой. На миг перехватило дыхание и казалось, что мятежная душа не выдержит, вот-вот рванет наружу, туда, где нет этого черного, клубящегося тумана, как вдруг проснувшаяся внутри сила залила все внутри холодным покоем. Рэми смог разогнуться, вдохнуть глубоко воздух с кисловатым запахом эльзира и пряным — только что примененной магии. И заметить, наконец-то, что плохо далеко не только ему.

— Сядь, — приказал он, не веря, что сам себя видит со стороны. И злясь на Рэна, что тот обрядил его тело в белоснежные тряпки рода вождя. Упрям хранитель смерти, но по-глупому упрям.

— Сейчас пройдет…

— Тяжело… — стонал Рэн. — Он… он просится наружу.

— Целитель судеб тебе не враг, — тихо ответил Рэми.

Собственный голос резал слух непривычным звучанием. — Он просто любопытен. Убедится, что ты занял мое тело по моему приказу и успокоится…

— Рэми… — рука Рэна до боли сжала ладонь. — Понимаю, как тебе было тяжело.

— Да ничего ты не понимаешь, — мягко ответил Рэми. — Я притупил большую часть своей силы, заставил ее заснуть, так что ты ничего не понимаешь. А теперь поднимайся. Пойдем навестим… целителей душ.

Рэми сознательно окутал тело Рэна плотным черным коконом, скрывая исходящее от собственной души сияние. Ему хотелось понаблюдать за целителями душ со стороны, не давая им раньше времени заподозрить подвоха.

Все пошло как по маслу. Они вошли в переход и вышли в этом странном, по мнению Рэми, слишком громоздким и чем-то угрожающем коридоре. Дериан мигом увлекся рунами на каменных стенах, рука Рэна сжала плечо, возвращая к реальности, и Рэми вдруг понял, что их не хотят пустить дальше.

Впрочем, Рэн неплохо справился со своей ролью. Даже слишком неплохо, и у Рэми еще тогда закралось подозрение, что тут никак не обошлось без целителя судеб.

Подозрение все более крепло, пока они поднимались наверх.

Хотя рука Рэна все еще и покоилась на плече Рэми, но Рэн в теле Рэми уверенно шел сам, слишком уверенно. Даже хранитель смерти не смог бы так быстро свыкнуться с темнотой, так спокойно пройти по ступенькам, ни разу не споткнувшись, ни разу не задумавшись, куда поставить ногу.

Когда Лан остановился у одной из дверей, а Рэн вдруг самостоятельно, без приказа, рванул вперед, Рэми лишь тихо вздохнул. Целитель судеб, видимо, не мог сидеть спокойно и, воспользовавшись отсутствием хозяина в теле, вновь вырвался на свободу.

Впрочем, Рэми это не встревожило. Наверное, он этого и ожидал. И пока древний дух вел странный разговор с целителем душ, Рэми лишь внимательно слушал. По проступившей на лбу Лана испарине он понимал, что разговор пошел не совсем так, как хотелось этого виссавийцу.

Все интересное Лан выдал сразу, рассчитывая, наверное, что на наследника его слова подействуют. На Рэна и подействовали, но сейчас ему был гораздо более интересен кто-то, кто его чуть было не погубил. Но в то же время всегда был рядом. Целитель судеб.

И, забыв вдруг о виссавийцах, Рэми вмешался в разговор.

Он и не замечал уже, что целитель душ все более бледнеет, отходя к стене, что Дериан мелко дрожит, и даже больная, забыв смеяться, уставилась на сына внимательным, долгим взглядом…

— Ты не Рэн, — прошептала она.

— А ты не целительница, — ответил целитель судеб, поднимая ладонь. Ремни, привязывающие больную к кровати, вдруг лопнули, и женщина плавно взмыла вверх, будто кто-то невидимый бережно держал ее на руках, обхватив под колени и за плечи. Больная почему-то не испугалась, обмякла. Руки ее упали вниз, с мягким шелестом упало с нее одеяло, и теперь стало видно, что целительница одета в короткую, полупрозрачную сорочку.

Рэми сглотнул. Его телу, над которым так долго главенствовала душа Рэна, было неприятно видеть целительницу такой. Перед глазами пронеслись вдруг чужие воспоминания. Эта же женщина, улыбающаяся, счастливая, с распущенными по плечам иссиня-черными волосами. Теперь волосы были седыми, улыбка погасла, кожа, когда-то будто светившаяся изнутри, посерела. Да и сама красота, недавно хрупкая, изящная, вдруг куда-то пропала.

Тем временем больная застыла в воздухе на уровне груди целителя судеб, древний дух заставил покоренное им тело коснуться кончиками пальцев висков больной, как недавно Рэми касался висков Дериана. Но у Рэми получилось прочитать лишь эмоции, целитель судеб смог увидеть воспоминания:

— Она не одна была в Ларии, не так ли?

— С напарником… — ответил Лан, — боюсь, мы так и не смогли его найти.

— Не нашли, — тихо протянул целитель судеб. — А ведь она знает, где его искать, правда, родная? Ты ведь у нас отказалась исцелить главу рода… что тебе предлагали? Сначала деньги.

Потом власть. Потом магию… покровительство богов (как будто они могут его предложить). И, напоследок, жизнь напарника… Ты пыталась исцелить. Но все ожидаемо пошло не так. И они убежали, оставив тебя в том доме…

— А напарника? — встрепенулся Лан.

— Сколько она уже здесь?

— Два дня…

— Сложно это, наверное, проваляться два дня скованным браслетами подчинения. И все лишь потому, что собственные друзья не додумались обыскать дома.

Лан рванул было к дверям, но целитель судеб его остановил:

— У тебя полный замок других целителей. Ну и пошли кого-то из них. А ты нужен мне здесь. Или тебе неинтересно?

Лан остановился, приоткрыл дверь и что-то сказал появившемуся за створкой человеку в изумрудно-зеленом хитоне.

— Продолжай… — прошептал он.

— Каждый проступок сковывает вашу душу цепью. Чем сильнее нарушишь законы мироздания, чем толще эта цепь, тем она тяжелее.

Вы умеете эти цепи чувствовать, я их вижу…

Целитель провел ладонью над телом женщины и Дериан, стоявший у дверей, ахнул: тело его матери вдруг окутали темные жгуты густого, кажущегося живым метала.

Рэми молчал. Собственный голос, слегка измененный целителем судеб, казался ему теперь сладостной музыкой. Все, что говорил древний дух, было страсть как интересно. И страсть как не хотелось целителя судеб прерывать.

— Цепь это наказание даже не богов, Единого, отца всех богов. Цепь это ноша, плата, которую человек должен заплатить за свое право выбора. Тело не терпит соприкосновения с цепями, отвечает болезнью. А вы пытаетесь эту болезнь исцелить… но…

Целитель судеб прикоснулся к одной из плетей, и та вдруг ожила, раздвоилась и скользнула на протянутую ладонь.

— Это тело наследника! — возмутился Лан. — Прекрати!

— Это и мое тело, — ровно ответил целитель судеб, стряхивая цепь на пол. Черный сгусток зашипел, подобно змее, и, вдруг пропал, осыпавшись на темно-зеленый, стертый множеством подошв пол черным пеплом.

— У каждого из нас есть свои цепи, — терпеливо продолжал объяснять целитель судеб. — Цепи каждого исцеленного вы принимаете на себя. С мелкими легко справляетесь сами, при этом невольно причиняя больному боль. Боль физическая очищает душу, помогает ей избавиться цепей. С крупными… физическая боль не поможет. Тут помогает другое… Для начала попробуем не с ней.

Целитель протянул руку в сторону, и она вдруг по локоть ушла в темный туман. Рывок. Вылетевший из тумана толстый комок чего-то розового. Лишь когда комок швырнули к его ногам, Рэми вдруг понял, что целитель вот так легко, сходу, притащил в Виссавию испуганно озирающегося, полуобнаженного ларийца.

Мужчина, одетый лишь в едва скрывающую бедра сорочку, вдруг увидел все так же висевшую в воздухе, окутанную цепями виссавийку и прохрипел, кидаясь в ноги Лану:

— Не хотел я, видят боги, не хотел, не знал!

— Облако… — тихо прошептал Рэми. — Над ним темное облако…

— Ты так близок к смерти, — холодно заметил целитель, — а все еще не успокаиваешься…

— Все равно умирать… так напоследок…

— …насытиться кровью, — продолжил за него целитель, опускаясь перед мужчиной на корточки. Даже находясь в ослепшем теле древний дух двигался уверенно и изящно, у Рэми вот так не получилось. А целителя судеб слепота будто и не беспокоила вовсе. Он казался самым зрячим в этой маленькой комнатушке. Вот и лариец обо всех, казалось, забыл кроме человека в белоснежном плаще с черной повязкой на глазах, смотрел умоляюще на целителя судеб и мелко-мелко дрожал, в душе уже, наверняка, не надеясь на пощаду.

— Каждую луну — новый мальчик, — продолжал целитель. — Молодой, невинный… ты не любил быть вторым. Утром, устав от криков в постели, ты устраивал себе поздний завтрак, пока слуги услаждали твой слух другими криками… Новые пытки, новый способ убить несчастное дитя, попавшееся на глаза твоим прихвостням.

Новая чаша, полная теплой еще крови, которую ты осушал брезгливо морщась. Ты так хочешь жить… ты сделаешь все, что посоветовала тебе колдунья. Ты покупаешь луну своей жизни ценой чужой. И ты падаешь все ниже, хотя вчера еще казалось, что ниже невозможно… И сам от этого страдаешь. Сам презираешь себя за такую жизнь. И все равно не можешь умереть. Боишься.

— Боюсь, — просипел лариец. — Меня не пустят за грань еще долго… потому…

— Ты цепляешься за этот мир… но не знаешь, что есть и другой путь…

— Мое тело гниет изнутри, — прошептал лариец. — Целители мне не хотят помочь… теперь я понял, что и не могут. О каком другом пути ты говоришь? Если можешь помочь, то молю… заклинаю… я так не хочу умирать…

— Болит? — тихо спросил целитель.

— Болит… — сглотнул лариец. — Сейчас еще не так, а как к ночи… Жить не охота. Но умирать страшнее…

— Смотрите внимательно, — вновь обратился к виссавийцам целитель судеб. — Потому что я не люблю повторять.

Он слегка шевельнул губами, и лариец дернулся, когда все тело его окутали толстые, с руку, жгуты темного тумана.

— За что? — прошептал он.

— Это не мое… твое, друг мой. Видишь, уже и тела твоего не видно за цепями… совсем ты, человек, себя не бережешь.

Целитель судеб зубами стянул перчатку с правой руки, и осторожно протянул руку ларийцу. Цепи едва зашептали, пытаясь дотянуться до сидевшего рядом с их жертвой мага. Все в комнате невольно затаили дыхание, ладонь целителя скользнула между цепями, пальцы дотронулись, до серой, измученной болезнью кожи и с них посыпались зеленые, целительные искры. Лариец вновь дернулся, целитель поспешно убрал ладонь и прошипел:

— Не смей двигаться!

— Не посмею… — вымученно выдавил лариец. — Ты только помоги, и я не посмею.

— Уж поверь мне, что не посмеешь! — ответил целитель, и лариец вдруг застыл, как каменное, укутанное цепями густого тумана, изваяние. Лишь глаза, испуганные, измученные, были живыми. Лишь они отзывались на легкие прикосновения целителя, на съедавшее кожу зеленоватое сияние, на холодные слова:

— Главное, быть осторожным и не касаться цепей… и хоть тебе больно, не так ли, очень больно, но облегчение все же приходит, — глаза ларийца соглашались, ужас в них сменялся отчаянной надеждой. — Боль уходит, но ненадолго… она вернется, потому что цепи никуда не делись.

— Можно ли их убрать? — заинтересованно и холодно спросил Лан.

Рэми вдруг понял, что целителю душ вовсе не жаль ларийца.

Что виссавиец наблюдает за исцелением с холодным, исследовательским интересом, впитывая в себя каждую мелочь, чтобы потом, уже оставшись одному, попытаться ее продумать и восстановить самостоятельно.

— Я могу, ты — нет, — так же спокойно ответил целитель судеб. — И я не буду. Цепи даются в кару. А кару человек должен отработать сам, а не путать в это дело виссавийцев.

Целитель судеб резко поднялся, и лариец оказавшись свободным, подполз к его ногам, целуя носки белоснежных сапог:

— Избавь меня от этого… не могу… что хочешь сделаю…

— Что хочу? Ты, жалкое животное думаешь, что способен удовлетворить мои желания? — засмеялся древний дух. — Да мне на тебя смотреть противно. На всех противно, кроме него, — целитель показал рукой на Рэми. — Лишь носитель для меня важен. Ради него вам всем помогаю. Ради него и убью вас всех, если он захочет, не моргнув глазом! И не смотри на меня так, Рэми… мой папочка все предусмотрел. Как связал он узами богов тебя и Мираниса, так и крепко привязал меня к тебе… так что желаешь, мой мальчик?

Убить ларийца или пусть еще помучается?

— Помоги! — выдохнул вновь лариец.

— Научи нас помогать таким, как он, — ответил Рэми, глядя на свое тело, в котором теперь томилась, как в темнице, гордая душа целителя судеб. Существа, которое было и умнее, и сильнее их всех, которому не нашлось нигде места, ни в их мире, ни в мире богов. Существа безумно одинокого и… Рэми выдохнул, безумно несчастного.

— Вам все давалось слишком легко, — внезапно отвернулся от Рэми целитель судеб, будто само сочувствие носителя было древнему духу неприятно. — Оттого вы и забыли. Мгновение боли, и почти любая болезнь уходит, навсегда. Но если болеет не тело, а душа, ваша магия, по сути, бессильна, потому что вы хотите всего и сразу, а время или силы готовы тратить лишь на таких, как она, — целитель показал на забытую всеми, все еще окутанную цепями целительницу. — Научитесь видеть цепи, это не так уж и сложно.

Научитесь терпению. Создайте для таких, как он, убежища, где будете медленно, шаг за шагов истощать их цепи… И пусть больной молится вашей богине, если это необходимо. И пусть сам работает над своим покаянием… а если не может… тогда и ты, Рэми, ему не помогай. А теперь вернись ко мне, — целитель протянул Рэми ладонь, но маг лишь упрямо шарахнулся от своего тела, продолжая:

— Еще не все. Освободи от цепей целительницу. Ты сказал, что можешь. А ей не в чем каяться.

— Помимо гордыни? — усмехнулись Рэми его собственные губы. — Что она своевольно вмешалась в дела богов?

Рэми гордо вздернул подбородок и вдруг понял, что все в комнате вздохнуть лишний раз боятся, наблюдая за их диалогом, вслушиваясь в неожиданно мягкие нотки в голосе целителя судеб, и в упрямые — в голосе Рэми. Рэми был единственным тут, кто не испытывал мистического ужаса перед сыном самого Радона, он был единственным, кто вдруг почувствовал себя равным древнему, мудрому богу, который по прихоти отца испытывал к наследнику Виссавии слабость.

— Я прошу… — прошептал Рэми. — Ты сам сказал, что исполнишь любую мою просьбу. Скинь цепи с матери моего друга… ты же знаешь, у меня не так и много-то этих друзей.

— Ты слишком добр… И упрям, — ответил целитель судеб и шагнул навстречу Рэми. — Но это тело начинает уставать. Без твоей души оно быстро слабеет, как и слабеет душа Рэна… вернись ко мне…

Рэми вдруг почувствовал, что не может двигаться. Его и чужое тело вдруг оказалось совсем близко, его и чужие губы улыбались тепло, его и чужие пальцы касались щеки, прожигали прикосновением насквозь, вспыхивая внутри красным цветком боли.

Весь мир вдруг исчез, растворился в темноте. Зато… не было больше угнетающей силы хранителя смерти, лишь чистый, белоснежный свет, да синее море внутри… и ровное дыхание духа целителя судеб где-то в глубине сознания.

В то же мгновение где-то вдалеке упала на кровать мерцающая чистым зеленым светом фигура. Рэми знал, что целительница мирно спала. Знал, что завтра она проснется отдохнувшей и полностью здоровой. Но сам он устал.

— Возвращаемся в замок, — сказал он, входя в переход. И тотчас, наткнувшись на край стола, тихо выругался. Еще один синяк. Впрочем, одним больше, одним меньше.

— Я помогу, — мягко сказал невесть как оказавшийся рядом Рэн. — Не надо кривиться, Рэми… скоро тебе уже не понадобится моя помощь. Ты же знаешь.

— Знаю… а теперь… спать.

Уже укладываясь в кровать, Рэми вдруг подумал, что много спит в последнее время. Слишком много. Кто-то снял с него сапоги, укутал одеялом. Холодные пальцы коснулись пылающего лба, скидывая липкую от пота прядь.

— Спасибо, — проводил его в сон тихий шепот Рэна.

Глава 8. Мне очень жаль, мой мальчик

Рэми откинул голову, позволяя харибу смыть пену с его волос.

Закрытые глаза слегка пощипывало, тонкие пальцы Эллиса мягко массировали, успокаивая, потом прошлись с губкой по плечам, намыливая кожу пахнущей мятой свежестью пеной.

— Встань, мой архан, — попросил Эллис.

Губка начала тереть спину, мягкие, массирующие движения прогоняли сонливость, зажурчала льющаяся из кувшина вода, смывая мяшкую пену с плеч и спины.

— Кто-то пришел, — насторожился Рэми.

Эллис укутал архана в мягкую ткань, которая быстро впитывала бегущие по коже капельки воды. Внезапно повеяло холодом — кто-то, обладающий ярко-синей аурой, откинул полог, укрывающий нишу с ванной от спальни, и, приблизившись к Рэми, приказал Эллису:

— Оставь нас.

Хариб как всегда дождался кивка Рэми и вышел. Рэми тихонько вздохнул. Если аура виссавийцев была разнообразной, то все кассийские маги были окутаны ярко-синим сиянием. Все, кроме, почему-то Рэми…

— Ты не мог сказать? — начал с упрека учитель.

— Ты устал, я просто думал… что подожду.

— Арам сказал мне, что ожидание было опасно…

— Ты разговариваешь с Арамом? — нахмурился Рэми.

Учитель подал телохранителю тунику и помог Рэми натянуть ее на еще влажное тело. Рэми самостоятельно завязал на талии пояс и, ощущая под ногами теплый, толстый ковер, вышел из ниши. Он уже достаточно изучил эту комнату, чтобы не натыкаться на предметы, а другие достаточно изучили его слепоту, чтобы оставлять предметы на строго определенных местах. И нужное Рэми кресло ожидаемо нашлось у окна, от которого тянуло свежестью и мокрой травой.

— Сиди смирно, — сказал Вирес.

Рэми послушно запрокинул голову, позволяя пальцам учителя мягко наложить на веки слой покалывающей кожу мази.

— Виссавийцы зовут тебя на совет.

— Знаю. Но хочу услышать… что ты скажешь, учитель?

— Я не могу за тебя решать, Рэми…

— Как не мог сделать из меня настоящего телохранителя? — пальцы Виреса дрогнули. — Мне тут подумалось… каким чудом я более ли менее умею пользоваться своей силой, владею боевой магией, в меня почти силой впихивали дипломатию и чужие языки… но я совсем ничего не знаю о ритуале воскрешения…

— Тебе надо было изучить так много, а времени было так мало.

Мы надеялись, что этого не понадобиться, — ровно ответил учитель. — Твои знания боевого искусства помогли тебе выстоять против Алкадия, защитить Мираниса, а, вместе с тем, и других телохранителей, так на что ты жалуешься? И вождю выдали тебя не мы…

— Хотя хотели бы…

— Может, и так. Наследный принц чужой страны под нашей властью это да, великолепный козырь в политике, но с другой стороны… и огромная ответственность. Не дайте боги, с тобой что-то бы случилось… а ведь не раз ты был у грани… Мы, увы, не могли тебя защитить.

— Алкадий хочет именно меня, а не Мираниса… не я ли навлек на принца опасность?

— Ты ошибаешься, Рэми. Алкадий жаждет Виссавии. А для этого ему нужна Кассия под каблуком. Мне очень жаль, что, несмотря на мои уроки, ты этого не понимаешь…

— И, тем не менее, он виссавиец…

— Я закончил, — сказал Вирес. Где-то вдалеке полилась вода — маг умывал руки. Рэми поднял голову и вдруг сказал:

— Что же, я пойду на совет… Я поговорю с виссавийцами.

Только не обещаю, что разговор будет для них легким.

— Я и не просил от тебя этого обещания. Что бы ты не решил… я останусь если не твоим учителем, то твоим другом…

— Дружить с принцем соседнего государства выгодно для Кассии?

— Дружба это веление сердца, — ответил Вирес. — Выгодно — это союз, партнерство, о котором пока и речи быть не может. Не так ли? И разве кто-то от тебя просил этого союза? — Рэми вздрогнул. — Вот именно, Рэми. Разве тебя попросили хоть раз сделать что-то для Кассии? Использовать свое влияние на вождя?

Тогда почему ты бросаешься такими словами? А теперь позволь удалиться… мне надо навестить Мираниса. А тебе — отдохнуть.

Когда проснется принц, покоя тебе не дадут. Ты же понимаешь, что все, происходящее сейчас, это только затишье перед бурей.

Скрипнула дверь. Рэми прикусил губу, откинувшись на спинку кресла. Учитель был прав, увы.

За окном зашелестел теплый дождик. В дверь тихо постучали.

Рэми, вовсе не желая с кем-то разговаривать, все же ответил:

— Войдите.

Появившаяся в темноте ярко-белая аура заставила Рэми медленно подняться с кресла. Гость молчал. Пошатываясь, Рэми попятился к окну, и, наткнувшись на край стола, шумно выдохнул.

Ну и чего он испугался? Вождя? Дяди? Все равно ведь придется начать этот сложный для всех разговор, все равно придется объясниться… рано или поздно.

Белое сияние приблизилось. Холодные пальцы коснулись подбородка, заставляя повернуть голову.

— Ты нас напугал, мой мальчик, — прохрипел вождь.

— Не все умеете лечить?

— К сожалению… как ты?

— Бывало лучше… — Рэми резким жестом высвободил из пальцев дяди подбородок и, отвернувшись, выдавил:

— Что вы сделали с тем ларийцем?

— Думаю, что ответ тебе не понравится, — ровно ответил вождь. — Мы оставим его в клане… но лишь для того, чтобы научиться видеть цепи и лечить таких, как он…

— Я предстану перед советом, — прервал его Рэми.

— Совет подождет.

— Чего? — удивился Рэми. — Мои глаза не видят, это правда… но мой разум остался прежним. Я предстану перед советом. И ты мне в этом поможешь.

— Не в этом одеянии…

— Я думал, для вас не важны одежды…

— Важны, Рэми. Разрешая тебе носить мои цвета, я ясно даю понять совету и другим виссавийцам, что я тебя принял. Что наша богиня тебя приняла. Позволишь мне?

— Разве я могу тебе что-то позволить или нет? — хрипло ответил Рэми. — Я всего лишь гость, кассиец…

— Ты — моя семья, — тихо ответил вождь. — Мой долгожданный наследник. Ты — моя гордость и моя боль… Ты — моя совесть. И ты это я, каким я мог бы быть, да не сумел… или не захотел…

И да, ты тот, кто может мне отказать. Если захочет. Позволишь помочь тебе, Рэми?

Рэми вновь прикусил губу и тихо ответил:

— Позволю… вождь…

— Назови меня по имени, мой мальчик.

— Зачем?

— Я хочу знать, что ты мне доверяешь… что ты принимаешь меня… Назови меня по имени…

— …Элизар… дядя… я не могу до конца довериться тебе, еще нет…

— Понимаю, — в голосе вождя зазвучали незнакомые доселе теплые нотки. — Я помогу тебе собраться на совет, Рэми. И я открою для тебя свою душу, чтобы ты меня «увидел», чтобы научился мне доверять, мой мальчик.

Рэми лишь грустно улыбнулся. Он позволил усадить себя за стол. Скрипя сердце, наступая на горло гордости, позволил себя накормить с ложечки (удивляясь, что сегодня виссавийцы принесли для него кассийскую пищу и даже столь ненавидимое ими мясо), позволил провести салфеткой по подбородку, стирая капли соуса.

— Встань, Рэми, — не приказал, попросил вождь.

Рэми медленно поднялся. Вождь помог ему стянуть через голову тунику и стало вдруг очень холодно. Зашуршала где-то рядом ткань, окутала тело Рэми серебристым сиянием…

— И тут магия, — тихо прошептал телохранитель.

— Церемониальный наряд, Рэми, — ответил вождь. — Подобный надевал твой дед, когда входил в первый раз в совет… И твой прадед помогал ему облачиться так же, как помогаю теперь тебе.

— А ты…

— Я вошел в совет слишком рано, — Элизар повязал на талии Рэми широкий пояс. — И слишком поздно… я был напуганным мальчишкой, у которого несколько дней назад погибла вся семья. Я был полон боли и ненависти ко всему миру.

— И недавно ты был таким же…

— Возможно, Рэми, — ответил вождь, расчесывая его волосы. — Но тебе я не позволю стать таким же… Ты со мной пройдешь все ритуалы и ты будешь готов стать вождем Виссавии, связать свою душу с богиней.

— Даже если я этого не хочу…

Вождь некоторое время молчал, прежде чем ответить. Голову охладил тяжелый венец, рука вождя легла на плечо:

— Я не буду тебя заставлять, ты сам решишь… но ты должен быть готов, понимаешь?

— Это все напрасно.

— Может быть.

— И ты упрям.

— Мы оба упрямы. Ведь мы из рода вождей… Рэми. Другие править Виссавией не могут.

— Я не буду править Виссавией…

— Как скажешь. Идем.

Там, по другую сторону перехода, ему сразу же подставили плечо, осторожно подталкивая в нужном направлении. Там голые ступни холодили камни. Там яркими, разноцветными пятнами вспыхнули в темноте ауры коленопреклонных советников. И тишина… боги, как же он ненавидит тишину…

— Откройте окна, — тихо попросил Рэми. — Я хочу услышать ветер.

Никто не шелохнулся, но темнота вдруг наполнилась едва слышными шорохами и едва ощутимыми запахами. Стало гораздо легче, и Рэми послушно сел на ступеньках трона, на котором разгоняла тьму фигура Элизара. Вождя. Дяди.

— Где я?

Вопрос был дурацким, Мир и сам это сознавал, но ничего умнее в голову не пришло, а молчать уже надоело. И лежать неподвижно, ожидая, пока перестанет расплываться перед глазами — надоело.

Мир вообще не любил болеть. Вернее сказать, и болел-то пару раз: первый, когда подрался в трактире, был ранен и провалялся в доме Гаарса, второй — вот теперь…

— Мы вернулись в Виссавию, — ответил кто-то.

Ответ дошел до Мира не сразу… больно уж раскалывалась голова. И некоторое время принц усиленно вспоминал, кто это «мы» и что такое Виссавия?

Пока он вспоминал, к его ладони прикоснулись чужие губы, и что-то капнуло на пальцы…

— Лия, — узнал Миранис, всеми силами пытаясь собраться.

Изображать раненого лебедя перед молодой женой Миранису не хотелось. Злость на телохранителей, что позволили дойти ему до такого состояния, мигом прояснила туман в голове, и принцу стало гораздо легче.

— Очнулся, хороший мой, очнулся! — плакала Лия.

Ее лицо, столь милое и желанное, с каждым биением сердца становилось все более четким. И вот Мир уже разглядел и родинку не ее виске, и непослушный локон, что выпал из идеальной прически арханы. Нет, такой Лия Миру откровенно не нравилась, и принц поднял руку, чтобы высвободить ее пышные, черные волосы из плена серебряной сетки.

— Не разводи болото, — сказал он, перебирая пальцами блестящие пряди. Мягкие, как кошачья шерсть… его кошка. — Я еще не умер. Почему мы здесь?

— Виссавийцы тебя принесли, — сбивчиво тараторила Лия. — Рэми в храме с Алкадием подрался, крови сколько было… этот урод, чуть брата моего не убил, и тут дядя…

— Дядя? — переспросил Мир, замирая.

— Дядя, — подтвердила она. — Элизар добрый. И Рина хорошая.

Она приносит мне эликсиры по утрам. Сама делает. Говорит, от них ребеночек только здоровее будет!

— Р-е-б-е-н-о-ч-е-к, — зло протянул Мир.

Ему хотелось ответить, да резко, что это не «ребеночек» вовсе, а наследник, но Лия вновь скривила губы, готовясь в очередной раз расплакаться. И все же она сама ребенок… боги…

Ребенок, который должен будет в одиночку воспитать повелителя Кассии.

— Лия… — протянул Мир, в очередной раз сомневаясь в своем выборе.

Любил он Лию, но любовь иногда… это не совсем то, что нужно для рождения и воспитания нового повелителя Кассии. И тут Лерин, увы, очень даже прав.

И все же Мир еще жив. Это хорошо. Значит, еще есть время перед смертью набезобразничать…

— Открой окно, тут душно.

Лия вскочила на ноги, и ночная свежесть разбавила вонь лекарств и пота. Мир вдохнул полной грудью, почувствовав облегчение — боль понемногу, а все же уходила.

— Где Рэми? Спит?

— Брат учится, — гордо протянула жена-девочка. — Дядя сказал, что он очень одаренный… но магии тоже надо учиться.

— Он остается здесь?

— Нет, — нахмурилась Лия. — Дядя очень недоволен, но Рэми не неволит. Он говорит, что мой брат тебе что-то должен. И когда он отдаст долг…

Миру вовсе не понравилось услышанное. Он надеялся, что Элизар-таки сумеет уломать своего неугомонного наследника, и Рэми останется в Виссавии… выживет.

— Могу я поговорить… с твоим дядей? — холодно спросил Миранис, чувствуя, как возрастает внутри гнев. Эти виссавийцы понимают, что творят? Нет, кажется, не понимают. Но Миранис с удовольствием им объяснит.

Лия кивнула, поправила Миранису подушку и, наткнувшись на недовольный взгляд мужа, торопливо вскочила, выходя из комнаты.

В дверях она недолго с кем-то переговаривалась вполголоса, потом вернулась с чашей чего-то ароматного, пахнущего мясом и приправами, чего-то, от чего закружилась сильнее голова, и рот наполнился слюной.

— А-м-м! — шутливо сказала Лия, поднося полную густой жидкости ложку ко рту Мираниса.

Первую ложку принц съел, не сопротивляясь. После второй почувствовал раздражение, а уже после третьей сказал:

— Довольно, дальше я сам!

— Плохой мальчик, — нахмурилась Лия, отирая ему подбородок салфеткой. — Плохой, непослушный мальчик!

При помощи Лии Мир с трудом сел на кровати, обложившись многочисленными подушками. Устроил теплую чашу на коленях, взялся за ложку.

Странно, на этот раз исцеление проходит не так гладко, как обычно. Хотя, если вспомнить, как долго приходил в себя Рэми после пыток Алкадия, оно не так и удивительно. Виссавийцы не только исцелять умеют, но и ранить…

Подняв взгляд, Мир чуть было не выронил чашу — перед ним стоял вождь. И когда успел войти? И когда разучился стучаться?

Если вообще умел…

— Я рад, что ты поправляешься. Оставь нас на время, Лилиана, — мягко сказал Элизар. — Нам пора поговорить с твоим мужем.

Лия безропотно вышла, но, проходя мимо вождя, на мгновение остановилась, шаловливо поцеловав его в щеку. Элизар чуть покраснел, потом обнял Лию за талию и погрозил шаловливой племяннице пальцем:

— Помни, с кем имеешь дело.

— С любимым дядюшкой, — вырвалась из рук вождя девушка и тут же надула губки:

— Что-то не так?

— Все так, — вождь поцеловал племянницу в лоб и добавил:

— А теперь иди, солнышко. У нас с твоим Миранисом сложный мужской разговор.

— Странно, что она выросла столь свободолюбивой и бесстрашной. Я думал, что в Кассии женщина такой быть не может, а на тебе, — сказал Элизар, скидывая белоснежный плащ и садясь на край кровати. — Ешь. Арам знает, что делает, это пойдет тебе на пользу.

— Мы до сих пор в замке твоего советника?

— Не хотел еще больше тревожить Рэми. В привычном месте он будет чувствовать себя увереннее.

— Увереннее? — переспросил Мир. — Мы говорим не о молодой девушке, мы говорим о мужчине и, если я не ошибаюсь, о будущем вожде твоего клана…

— Если он доживет, — сузил глаза Элизар. — А ты делаешь все, чтобы этого не произошло.

— Ошибаешься, — вождь решительно забрал у Мираниса чашу и, набрав в ложку немного супа, властным жестом поднес ее к губам Мираниса:

— Ешь! — принц послушно открыл рот, проглатывая наваристый суп.

Ложка немедленно вернулась к чаше, набрала новую порцию супа, прошлась дном по ободку, чтобы смахнуть в чашу лишние капли, и вновь властно застыла у губ больного.

Кормить Мира у вождя, сказать по правде, получалось лучше, чем у Лии — ни единой капли не пролилось ни на одежду, ни на белье, да и взгляд Элизара не позволял отказаться, и Мир чувствовал себя рядом с властным вождем ребенком, которого наказали за шалость. Но ссориться с Элизаром не спешил.

Успеется, если это будет необходимо.

— Ошибаюсь в чем? — спросил вождь, откладывая быстро опустевшую чашу и вытирая губы Мира салфеткой.

— Я не хочу, что Рэми возвращался со мной в Кассию, — Мир раздраженно отобрал у вождя салфетку и принялся сам вытирать губы. Уж настолько он не слаб. — Твой племянничек упрямый, как осел. Я бы и рад его отпустить, так он же не согласен…. А без его согласия я ничего сделать не могу… Элизар, — взмолился Мир. — Поговори с ним! Прошу! Если Рэми уедет со мной в Кассию… то он…

— Умрет вместе с тобой? — Миранис похолодел. Голос вождя был так же ровен, как и мгновение назад, как будто они говорили о погоде, а не о смерти. — Я рад, что ты это понимаешь. Я рад, что ты не хочешь тащить мальчика за собой.

— И ты должен понимать… я мало что могу сделать.

— Это неправда. Мои телохранители смерти давно видели над тобой облако. Оно очень плотное, помочь мы тебе не можем… хотя тогда, как ты понимаешь, я и не хотел. Над Рэми и над телохранителями тоже есть облака… но они неясные. Твои друзья могут спастись.

Мир почувствовал, как в груди ярким цветком расцветают радость и надежда:

— Скажи как? — схватил он вождя за руку. — Я хочу уйти один!

— Ты не уйдешь один, — тихо ответил вождь. — Есть еще один человек, над которым зависло облако смерти. Это я. Поэтому я тебя понимаю… и поэтому Рэми станет вождем гораздо быстрее, чем мы оба думаем, и чем даже мы оба хотели…

— Но ты вождь Виссавии, — задрожал Миранис. — Здесь ты в безопасности…

— Я нигде не в безопасности.

Вождь поспешно отвернулся, но в глазах его Миранис успел уловить вспыхнувшие так внезапно боль и отчаяние.

— Элизар? — Миранис опешил.

Впервые он видел вождя столь слабым, впервые понял — вождь Виссавии, пусть и сильный маг, а все же — простой человек, которому тоже свойственны чувства.

— Я долго думал, — продолжал Элизар. — Но все же решил с тобой поговорить… я думаю, ты поймешь…

— Я понимаю, — прошептал Мир.

— Мое облако неплотное, как и у твоих телохранителей. Но и для меня нет ни спасения, ни надежды. Бывает, что лучше умереть раньше… чем обезуметь…

— Не понимаю…

— Ну тогда слушай, наследный принц Кассии. Слушай внимательно… потому что есть слова, которые произносят только один раз. И помни… что только тебе я открываю свою тайну.

— Зная, что скоро я унесу ее за грань, — криво усмехнулся Миранис. — Но не смотри на меня так, рассказывай. Я внимательно слушаю.

После той битвы в храме Алкадий восстановился гораздо быстрее, чем он сам думал. Ему повезло — в таверне, где он снимал комнату уже несколько дней, остановились аж трое молодых и сильных арханов. Пока еще неопытных, а все же магов… везение? Оно иногда приходит и к нему.

Той же ночью, удерживая врущиеся наружу стоны от пронизывающей при каждом движении боли, он с трудом прокрался к кровати одного из арханчиков. Тот сладко посапывал в пьяном дурмане, раскинувшись на одеяле, и даже не заметил, как Алкадий, пачкая постельное белье кровью, забрался к нему на кровать, и застыл над ним, вглядываясь в молодое, освещенное слабым лунным светом лицо. Красив. Молод. Сладок…

Алкадий выпил его силу почти до дна, чувствуя, как с каждым глотком боль уходит, становится тупой, раздражающей, но уже терпимой. Но на этот раз магии было недостаточно и, скривившись, Алкадий повернул голову мальчишки. Полоснув по артерии тонким кинжалом, он приник к бьющему в губы горячему фонтану крови, и жадно пил, не чувствуя вкуса.

Жажда, хоть и мучительная поначалу, быстро миновала. Алкадий медленно поднялся, посмотрев в последний раз на умирающего арханчика, на быстро становящиеся матово-черными простыни, вдохнул витающий в воздухе запах крови и направился к дверям.

Силы к нему уже почти вернулись. Пить кровь второй жертвы не понадобилось, и Алкадий на этот раз ограничился лишь магией молодого, темноволосого мальчишки. Однако и этого ему показалось недостаточно и, чуть поколебавшись, он наведался и к третьей жертве.

Алкадий не любил убивать так много людей сразу. Он, сказать по правде, вообще не любил убивать без причины, но сегодня был готов прибить каждого.

Виссавия. Опять Виссавия. Ее вождь, которого Алкадий не видел столько зим… Боги, как похож возмужавший Элизар на своего отца… И как похож на деда Рэми. В обоих течет отравленная кровь рода вождей, но особо ярко она выразилась в мальчишке. В наследнике. В гордости Виссавии. А чем он это заслужил? И как хотелось Алкадию выпить серебристую силу мальчишки до последний капли. Как хотелось вслушаться в его предсмертные хрипы, отплатив сполна Виссавии за свое унижение, за одиночество, за ни на мгновение не стихающую в душе тоску. Он ненавидел Виссавию… он жаждал туда вернуться… но он знал, что это невозможно. А если для него невозможно, то будет невозможно и для других.

До рассвета еще было далеко, и Алкадий, вернувшись в свою комнату, не раздеваясь повалился на кровать. Взгляд его остановился на небольшой статуэтке Радона, спрятавшийся в нише.

Проклятые боги всегда были к нему неблагосклонны. Все считают Алкадия чудовищем, но настоящим чудовищем был его отец…

Отец, которого, сказать по правде, Алкадий всегда время ненавидел, был хранителем знаний, человеком, который любил познавать новое, неизведанное. Даже один из сыновей его родился не, как полагается, от виссавийки, а от русалки… Выродок, полукровка, которого родная мать после рождения выбросила из моря на берег Виссавии.

Постепенно Алкадий смирился, что его ненавидят из-за русалочьей, холодной крови в жилах. Что именно из-за этой крови не дала богиня Алкадию никакого дара. Что именно поэтому пришлось ему идти в хранители смерти, ведь больше никуда и не брали.

Но оказалось, боги не ко всем полукровкам так неблагосклонны. Папочка успел перед смертью начудить еще раз, и в клане неожиданно появился запуганный мальчишка-кассиец. Аким.

Алкадий так надеялся, что хотя бы в Акиме найдет друга.

Нашел. Но вот беда — мальчика, в отличие от его брата, любили все. И Аким вскоре стал любимцем не только Алкадия: фаворит самого вождя, друг наследника, целитель, самый молодой и самый талантливый хранитель вести… Еще и эти брат с сестрой, близняшки, что в Акиме души не чаяли… бегали за ним следом, как привязанные…

Пришлось признать — Аким в Виссавии стал своим. А Алкадий?

Алкадий никогда не был и быть не мог… потому и злился…

Потому и пошел однажды к морю…

Превратиться в тритона было не так уж и сложно. Всего лишь напрячься… и вместо ног вырос хвост, и вода стала гораздо приятнее воздуха.

Море, холодное, безмятежное, дарило непознанный до сих пор покой, примиряло с одиночеством. И уже было все равно, что не общаются с Алкадием другие тритоны, избегают, как избегают на суше виссавийцы.

В море все иначе.

В море быть одному — это хорошо, это правильно. В море сердце и кровь холодны, а разум… не ослепляют чувства. В море не мучила Алкадия эта проклятая зависть. Да, он завидовал Акиму на суше, до ненависти завидовал, а на море он мог брата даже любить…

Алкадий не знал, как долго проплавал он в холодных, пронзительно синих водах, как долго играл он с дельфинами и гонялся за шаловливыми, симпатичными русалками. Просто однажды, когда солнце опускалось в окрашенные красным воды, он вдруг услышал тихий, едва различимый плач, отозвавшийся тоской в холодном, спокойном сердце.

Алкадий вышел из моря и сразу же на него нахлынули забытые на время чувства: боль, обида, непонимание. И щемящая душу нежность: на влажном песке, свернувшись калачиком, спал Аким.

Алкадий медленно подошел к брату, заметив, что мальчик страшно похудел, осунулся. Ему всего двенадцать зим, подумал маг, касаясь светлых, выпачканных в песке волос. Аким вздрогнул, открыл глаза, увидел Алкадия и… бросился ему на шею…

Брат плакал. Алкадий был счастлив. Счастлив так, как никогда в жизни. Море помогло ему понять многое… море примирило его с Виссавией, море уняло спящую в душе страсть к чужой силе. Море его успокоило.

— Ты вернулся, — всхлипывал Аким, прижимаясь к обнаженной груди брата. — Ты вернулся, а я боялся…

— Боялся чего, глупыш?

— Что ты останешься там…

Чувствительный братишка.

Алкадий никогда не понимал таких, как Аким: обычно тихие, податливые, как серебрившаяся в лунном свете вода, они в одно мгновение превращались в ледяную сталь… Но непонимание не мешало Алкадию любить… Брат был единственным по-настоящему дорогим для него человеком.

Но Аким уехал из Виссавии. Алкадий остался.

И уже жить не мог без моря, без волн, без их холодного покоя. И не жил… погружался в море все чаще, заплывал все дальше и умирал… тихо топил свою душу в море одиночества. Пока не встретил его…

Он и не думал, что тритоны заплывают так далеко. Он и не думал, что тритоны тоже стареют. Не думал, что тритоны когда-нибудь решатся с ним заговорить. Этот решился.

Зеленые волосы его давно потемнели, засеребрились в них седые нити, покрылось морщинами лицо, иссохли руки, осыпалась местами чешуя, показав белесую, с зеленоватым оттенком кожу.

Алкадию и жаль его было, и в то же время старчески иссохшее, начинавшее разлагаться тело вызывало неосознанное презрение… С трудом сдержав позыв к рвоте, Алкадий поклонился незнакомцу и ответил приветствием на приветствие: «И тебе доброго дня».

«Мои дни не бывают добрыми, — чужие мысли мешались в голове и подобно белесым червям, сжирали мозг. — Окажешь старцу услугу?»

«Чего пожелаешь, мудрейший?»

Виссавийцы приучили Алкадия уважать старость, потому развернуться и отплыть показалось низким и бесчестным.

«Убей меня… не хочу умирать тут долго… не хочу мучиться… понимаешь?»

Алкадий понимал. Как хранитель смерти видел он облако над тритоном, очень плотное облако, и предчувствовал скорый уход за грань полурыбы, получеловека… Но Алкадий все еще был виссавийцем. Виссавийцы никогда не убивают… и Алкадий не смог.

«Прости», — прошептал он, опуская в бессилии руку с кинжалом.

«Ничего, сынок, — ответил старик, и покрытая морщинами рука легла на руку виссавийца. — Тогда давай просто посидим… поболтаем».

Сколько они так сидели? Сколько Алкадий слушал? Наверное, долго. Успел он забыть и о том, что перед ним полураспавшийся труп, что старик уродлив, что мысли его когда-то вызывали отторжение. Думал только об одном — никто и никогда до этого в нем не нуждался… только Аким, но Аким далеко, в проклятой Кассии… а старик тут…

А потом старик вдруг замолк. Тело его пошло дрожью, лицо скривилось в гримасе боли, и Алкадий в ужасе заглотнул соленой воды, впервые в жизни пожалев, что он не целитель…

«Помоги», — молил старик.

И Алкадий помог. Так, как сумел.

Он зарыл тело старика в иле, а потом долго сидел рядом, не в силах пошевелиться и поверить, что он только что убил.

Собственными руками. Из сострадания, но все же убил…

Очнулся он от прикосновения маленьких лапок к плечу… и, посмотрев на крошечного, с полпальца рачка, вдруг подумал:

«Может, с ним я не буду одиноким?»

— Почему вы, виссавийцы, всегда стремитесь всех понять? — не выдержал Миранис. — Вот и Рэми… тоже всех понимает. А какая уж разница, почему кто-то поднял оружие? Он его поднял… Значит, заслужил смерти.

— Алкадий не заслужил ее, — мягко поправил принца вождь и, когда Миранис открыл рот, чтобы ответить, быстро добавил:

— Смерть для него была бы милостыней, как и для меня. Но некоторые виды милостыни мы оказать не можем.

— Не понимаю… — вновь признался принц.

— Мне было всего семь лет, когда я нашел его на берегу, в тине, опутанного водорослями. Я был мал и глуп, хотя нет, сейчас я поступил бы так же… я помог ему встать и когда он пошатнулся, я чуть было не упал, оперся ногой о камень, наступив на сидящего на нем рачка. «Зря, — сказал тогда Алкадий, смотря на раздавленный панцирь. — Все это зря…»

Миранис посмотрел на сверкавшие за окном звезды и кисло улыбнулся.

Почему эти звезды подмигивают. Издеваются? И почему воспоминания сегодня столь яркие, не дают заснуть.

Семья вождя всегда была для Алкадия проклятием. Когда маленькая нога Элизара раздавила рачка, единственного друга, принесенного из далеких глубин моря, Алкадию показалось, что мир вокруг рухнул.

И в самом деле рухнул. В тот же день он впервые за долгое время встретил Элану, подружку Акима. Девочка внезапно расцвела, стала почти красивой: золотые волосы, столь редкие в Виссавии, гибкая, пленительная фигурка, ясная, сверкающая в лучах солнца улыбка целительницы.

Эта же улыбка резко погасла, когда девушка вырвалась из объятий Алкадия, как кнутом огрев единственным словом:

— Нет.

В тот же день Алкадий вновь научился ненавидеть. Он ненавидел ее золотые волосы, ее шаловливые, босые ножки, разбивавшие в сверкающие капельки ровную гладь озера. И ее смех, предназначенный другому.

В ту ночь Алкадий заснул мучимый жаждой, а когда проснулся, внутри него плескалась ярко-зеленая, чистая сила виссавийки-целительницы. Он сполз с постели и почувствовал, как его выворачивает на изнанку. Было противно и больно. Алкадий выбежал из дома, и метнулся к морю, к единственному другу, который мог бы помочь.

Но раньше, чем он добежал до кромки воды, Алкадий увидел в пенистых волнах ее и рухнул в бессилии на песок, охватив голову руками. Почему она пришла именно сейчас? Почему не пускает его к морю? К чему останавливает?

— Мне очень жаль, мой мальчик.

Ее голос был холоден, как и ее серебристое тело. Когда-то в детстве Алкадий мечтал увидеть эти бездонные глаза, это бледное лицо и зеленые, вьющиеся волосы. Сказать это слово, что сейчас застыло на губах кровавой коркой. Мама!

— Прости… — сказала она. — Думала, тебе будет лучше среди людей… Мы холодные, а ты не такой. Ты теплый, нежный… Зачем?

Зачем полез в запретные воды? Зачем убил изгнанного, зачем принял в себя духа-гралиона?

— О чем ты говоришь, мать? — тихо спросил Алкадий, с трудом улавливая смысл сказанных ею слов.

— Думаешь, мы просто так выгнали старого тритона? Думаешь, нам не было больно? Но зараженного духом-гралионом нельзя оставлять среди нас. Мы и не оставили… а ты…

— О каких духах ты говоришь, мать? — выдохнул Алкадий, подняв голову. — Не видишь, что я…

— Вижу. И что будет хуже — вижу. Девочку завтра найдут, и вождь тебя убьет, не так ли? Собственноручно, потому что никто другой в Виссавии убить не может. И он примет в себе духа. Они ведь так и переходят — от жертвы к убийце. Потому тритона никто не трогал… потому его оставили умирать в одиночестве.

— Почему одному…

— Потому что он начал бы убивать, чтобы заставить убить нас.

Как начал убивать ты… как начнет убивать маленький сын вождя… задавивший зараженного молодым духом-гралионом рачка…

— Не будет этого, — прошипел Алкадий.

— Ты уже ничего не изменишь… Ты принес в свой мир заразу.

Вождь идет…

— Не будет этого, — ответил Алкадий, бросаясь в ноги фигуре в белом. — Выслушай меня, мой вождь…

— Слушаю.

— Отец не убил тогда Алкадия вовсе не потому, что пожалел Акима, — сказал Элизар. — Так думали все, но мы в семье знали правду. После смерти Эланы отец долго разговаривал с Алкадием наедине. Когда он вышел из зала совета, он подошел… ко мне.

Взял за руку и провел в спальню. Я сел на кровать, он опустился передо мной на колени, взял мои ладони в свои и сказал:

— Мой бедный мальчик.

— Отец, ты… плачешь? — тогда я в первый раз увидел слезы вождя и больше удивился, чем испугался.

— Плачу от бессилия.

— Папа?

А потом он быстро, сбивчиво объяснил, а я в одно мгновение повзрослел. Еще тогда я узнал, что буду сходить с ума… буду искать своего убийцу, более сильного, чем я, буду подвластен чужому духу…

— И теперь он в тебе? — выдохнул Мир. — Поэтому ты бесился?

Ты пытался…

— Довести Рэми до сумасшествия и заставить себя убить. Но, на счастье, Виссавия гораздо мудрее нас всех. Она пробудила в Рэми целителя судеб, и тот… на время утишил во мне духа. Но убить заразу не в силах даже твой телохранитель, потому мне лучше умереть сейчас. Слава богам, я умру в своем рассудке, а не с умом глупого и честолюбивого гралиона. А теперь послушай меня, наследный принц Кассии… я рассказал тебе то, что не рассказывал никому другому. Я прошу тебя о помощи… я прошу тебя помочь мне уйти, не принося нового вреда.

— Да, — тихо прошептал Миранис, чувствуя, как собственный страх перед смертью куда-то уходит. — Я сделаю все, о чем попросишь…

— И ты не уйдешь за грань один. Я буду тебя сопровождать… мой друг.

Миранис сглотнул, отводя взгляд. Друг? Пусть будет… друг.

Глава 9. Шаг к смерти

Тихонько напевая под нос, Лия вошла в спальню Мираниса и чуть не выронила поднос с едой: принц, полностью одетый, сидел за столом, погруженный в чтение какой-то книги.

— Мир! — протянула она. — Еще утром…

Еще утром муж был бледен и в глазах его клубился туман усталости. А теперь солнце не успело докатиться до зенита, а Миранис выглядел так, будто ничего и не случилось. Будто и не было этой проклятой битвы, не валялся он несколько дней в жестокой горячке, и Лия не сидела рядом с ним, с ума сходя от страха и беспомощности.

— Забываешь, дорогая женушка, что мы в клане целителей, и теперь поправляться я буду быстро, как и твой старший брат, — Мир захлопнул книгу, медленно поднялся и посмотрел на Лию улыбкой голодного зверя. — Но ты права, мне пора вернуться в кровать. Оставь свой суп, я из без того сыт, и иди ко мне.

— Опять? — густо покраснела Лия.

— Опять? — мурлыкающе переспросил принц. — Это, родная, не опять. Это будет всегда… пока я жив.

— Ну, ну… в старости и у тебя пройдет, — Лия послушно поставила поднос на стол и шумно втянула воздух, когда Мир обнял ее за талию, властным жестом притянув к себе.

Горячее дыхание обожгло шею, пальцы провели по вороту платья, принимаясь на многочисленные застежки. Лия в очередной раз почувствовала, что слабеет, что плавится в уверенных руках Мира, и уже не может, да и не хочет сопротивляться.

— До старости еще дожить надо, — недовольно сказал принц, отпуская Лию: в дверь постучали.

Перехватило дыхание, сразу стало почему-то холодно, и Лия оперлась о край стола, чувствуя… разочарование?

Мир вздохнул, с трудом оторвавшись от молодой жены. Боги, им осталось так мало времени, а кто-то все равно осмеливается мешать… Погасив всплеск гнева, принц показал Лие на кресло, и жена послушно села, сложив руки на коленях. Щеки ее горели алым пламенем, в глазах медленно рассеивался туман, и Мир еще раз мысленно проклял стоявшего за дверью, который, решив, что его не слышали, повторил стук.

— Войдите.

На пороге появился молодой виссавиец в синем одеянии. Он тихонько прикрыл за собой дверь и низко склонился перед Миранисом, начав длинное кассийское приветствие.

Миранису захотелось, чтобы виссавиец споткнулся на его полном имени, на перечислении его земель, на его многочисленных титулах, но тихий голос гостя все так же правильно и с почтением один за другим выдавал слова, которые и Миранис-то помнил с трудом…

В этой Виссавии каждый на своем месте, скривился принц.

Людей здесь раскладывают по полочкам, как вещи. На одной полочке целители в зеленом, на другой — хранители дара в желтом. На третьей — такие, как этот… в синем. Послы. Люди, которых с самого детства учат дипломатии подобно искусству, которые к каждому способны найти верную дорожку. Миранис бы сказал иначе — каждого способны обвести вокруг пальца.

За то он хранителей вести и не любил: после долгого разговора с такими можешь выйти с зала совета с широкой улыбкой на лице. И лишь позднее, гораздо позднее дойдет, что тебя нагло использовали, а Миранис не терпел, когда его использовали. Даже более — наследный принц Кассии не мог себе этого позволить.

— И вам доброго дня, хранитель, — холодно ответил Миранис, взяв с подноса Лии чашу с вином. Пригубив ярко-красной, терпкой жидкости, он спросил:

— Что вас привело ко мне?

— Приказ наследника.

Принц вздрогнул, почувствовав, что его трясет от гнева… наследника? В какие игры играет этот мальчишка? То не хочет быть вождем Виссавии, то посылает к Миранису гонцов…

— И чего же хочет мой телохранитель? — Миранис залпом выпил вино и поставил чашу на стол.

Хранитель вести даже виду не подал, что заметил иронию в голосе принца. Взгляд его, прямой и бесстрашный, был все так же спокоен, зато Лия чуть покраснела, посмотрев на мужа с легким испугом. Миранис прикусил губу. Надо было попросить жену женщины… женщины мало что понимают в таких разговорах на полутонах. Но Лия должна научиться понимать… только вот времени осталось так мало…

— Наследник ждет вас во дворе замка, — продолжил виссавиец.

— Меня? — еще более удивился Мир.

До этого Рэми не осмеливался посылать за принцем, а приходил сам. Мальчишка совсем с ума сошел? Либо пусть становится вождем… либо пусть относится к своему принцу как положено телохранителю.

— Простите. Но пусть Рэми лично повторит свою просьбу.

— В его положении… передвигаться по замку несколько затруднительно… — к удивлению Мираниса, в голосе виссавийца появились неподдельно сожалеющие нотки.

— В его положении? — выдохнул Миранис, сразу же забыв о своей злости.

— Мой брат… — начала говорить за спиной принца Лия, и Миранис коротким жестом оборвал жену:

— Позднее. Вы можете идти, хранитель.

— Могу ли я передать наследнику, что вы удовлетворите его просьбу?

— Да. Вы можете передать моему телохранителю, — Миранис подчеркнул слово «телохранитель», — что я явлюсь на его зов.

«И голову оторву, если это был всего лишь каприз вновиспеченного наследничка. Хочешь, посылать ко мне послов, Рэми, разрывай связывающие нас узы».

Когда дверь за послом Виссавии закрылась, Лия долго говорила, сбиваясь, краснея, пытаясь объяснить. Миранис терпеливо слушал, сжимая до скрежета зубы, чтобы не выругаться.

Он не знал, что драка с Алкадием далась им так дорого. Он не знал, что его телохранителя заставили остаться в Виссавии. И вновь… лишили силы, сделав беспомощным… Мир тихо простонал.

А сам он полгода назад, когда упрямый мальчишка не желал становиться его телохранителем, не поступил с Рэми так же?

Проклятие!

Поймав испуганный взгляд Лии, Миранис в очередной раз вздохнул. И это создание с глазами девочки — мать его ребенка?

Наследника?

— Значит, твой брат все время был тут, — прошептал Миранис.

— И потому не отвечал на мой зов.

— Да, — тихо ответила Лия.

— Твой дядя совсем отчаялся, если попробовал принудить к чему-то Рэми, — горько усмехнулся Миранис. — Одевайся, мы выходим.

— Мы?

— Уж не думаешь ли ты, что я один буду возиться с твоим братом…

«Не думаешь ли ты, что я тебя отпущу?»

— Мир… — не дала обмануться Лия. — Мир… почему твои глаза столь печальны?

Вот тебе и маленькая девочка… а в по-детски широко распахнутых глазах недетское понимание. Желание помочь, защитить, окутать теплом.

Не выдержав, Мир притянул ее к себе, вплетая пальцы в мягкие, распущенные волосы жены. Маленькая глупышка… заметила, что ему не нравятся эти сетки, и пришла к нему такая вот… простоволосая. Его дикая кошка.

«Потому что времени у нас осталось так мало… и я так не хочу тебя терять, — подумал Мир, целуя жену в макушку. — Потому что чувствую, что предаю. И тебя, и нашего ребенка. Боги… как же вы жестоки!»

Лия чуть отстранилась и посмотрела мужу в глаза… какой глубокий у нее взгляд… Погладив Мира по щеке, Лия поднялась на цыпочки и приникла губами к крепко сжатым губам Мираниса.

Шагов десяток в диаметре площадку окружали полукругом арки.

Поддерживающие их тонкие колоны увивал цветущий кроваво-красным клематис. За арками убегали под кусты черемухи и сирени тонкие, поросшие нежной травой дорожки.

Воздух звенел от жары, и под деревьями стояло зеленовато-желтое марево, в котором в легком танце двигались синекрылые бабочки.

Ветерок ласково погладил сирень, подхватил пару сухих листьев и вихрем метнулся к ногам Рэми. Он игриво коснулся полы белоснежного плаща, оставив у ног наследника сморщенный коричневый листик, и понесся дальше, к застывшему к нескольких шагах от друга Миранису.

Принц смотрел на своего телохранителя и впервые в жизни не решался его окликнуть. Он понимал, что Рэми сейчас тяжело, но знал также, что гордый дружок даже принцу не простит жалости. А Мир, помимо жалости, чувствовал себя виноватым.

Стоило не упиваться обидой на телохранителя, а послать в поместье Армана, чтобы тот разобрался, с чего это его братишка отказывается отвечать на зов… И не надо было бы тогда прорываться через заслоны вождя во время битвы, призывая Рэми на помощь и теряя драгоценное время… стоившее кому-то жизни…

Тогда, возможно, не было бы ни этой слепоты, ни ранения Армана, ни смерти двух телохранителей. А чего уж точно не было бы… злости на собственную глупость и странной неловкости… когда надо окликнуть, а не знаешь, как.

Рэми стоял неподвижно у самого края площадки и слушал песню соловья, заливающегося в кустах сирени. Замысловатая мелодия то взрывала жару громким щелканьем, то вдруг затихала и сменялась едва слышной, мелодичной третью. Потом вдруг ускорялась раскатами и серебряной дробью осыпалась на землю, чтобы уже через миг тронуть душу мягкой тоской, отзываясь в сердце тягучей болью.

— Ты пришел… — не оборачиваясь, сказал Рэми.

Соловей, услышав человеческий голос, смолк на мгновение и вдруг запел с удвоенной силой.

— Ты просил, я пришел, — ответил принц. — Боги… я надеюсь…

— Все хорошо, Мир, — прервал его Рэми, оборачиваясь и улыбаясь. Он неловко шагнул к принцу, и Мир поспешно вышел ему навстречу, подставив плечо под протянутую вперед ладонь.

Пальцы Рэми чуть дрожали. Губы слегка скривились, а по щеке сбежала капелька пота.

— Еще пара дней и я вновь смогу видеть. Тебе не надо беспокоиться…

Мир не мог не чувствовать беспокойства. Он понимал, как тяжело дается телохранителю пусть временное, а все же калекство, хотел помочь, но и в самом деле не знал как.

А Рэми и не просил помощи… Напротив, он снова улыбнулся, мягко, осторожно, и сказал:

— Я покажу тебе настоящую Виссавию, Мир.

— Сейчас тебе лучше отдохнуть…

— Нам всем некогда отдыхать… — пара слов, а душу перевернули.

— Закрой глаза… слушай… — продолжил Рэми.

Мир подавил вспыхнувшую гневом родовую гордость и повиновался.

Соловей вдруг оборвал свою песню, и стало тихо. Почти тихо.

Легкий ветерок проносился по листьям деревьев, и казалось, что где-то рядом тихо шумело море…

Раздался шум огромных крыльев. Миранис неосознанно вздрогнул. В то же мгновение пальцы Рэми сильнее сжали плечо, успокаивая, и принц улыбнулся телохранителю, на миг забыв, что Рэми не может видеть его улыбки.

Шум бьющих воздух крыльев был все ближе. Последний взмах окатил Мираниса потоком пахнущего кисловато воздуха, и вновь стало тихо.

Принц замер. Коснулось ладони что-то мягкое, бархатистое, опалило кожу горячим дыханием. Принц, не выдержав, открыл глаза и ошалел на миг от пронесшейся по душе горячей волны радости и восхищения.

Он много слышал о пегасах, но никогда не видел их вблизи: грациозные, с длинными ногами, с лебедиными шеями, они были похожи на лошадей столь же, сколь выученный маг похож на обычного, не слишком далекого крестьянина.

— Боги, даже Искра Армана с ними не сравнится.

— Познакомься с Арисом, Мир, — тихо ответил Рэми, отпуская плечо принца.

Один из пегасов, белоснежный, как только выпавший снег, расправил огромные крылья, стряхнул с них несколько перьев и густое облачко серебристой пыльцы. До Мира вновь долетел странный, чуть кисловатый аромат, в носу запершило и, не выдержав, принц чихнул, чувствуя, как по всему телу разливается слабость, быстро сменяющаяся радостью и… счастьем?

— Только когда они в Виссавии, их шкура покрывается этой пыльцой, — сказал Рэми, отходя от Мираниса и направляясь к пегасу. Арис шагнул навстречу, наклонился так, чтобы шея его скользнула под выставленные вперед ладони телохранителя. Рэми вновь улыбнулся и вплел пальцы в длинную, серебристую гриву. — Ее нужно совсем немного… чуть-чуть для приготовления эликсира.

Когда мы вернемся, я дам тебе попробовать, а ты поймешь… а теперь… мы полетаем…

— Ты уверен? — засомневался Мир. — С твоей слепотой это, пожалуй, не очень разумно. Можем подождем, пока ты вновь сможешь видеть?

— Виссавия не даст мне разбиться, — улыбнулся Рэми.

Мир сглотнул. А ведь изменился Рэми за эти дни, набрался уверенности в себе. И когда только успел?

— Мир? — позвал Рэми. — Твой пегас, если позволишь, Шелест…

Шелест, не белоснежный, как Арис, а цвета обжигающей самальской пряности, корицы, будто понимая, чего от него хотят, сложил крылья и шагнул к принцу. Он заглянул в глаза Миранису, дыхнув на него темно-коричневой пыльцой с чуть пряным ароматом.

Сразу прояснилось в голове, и будто огромная тяжесть свалилась с плеч. Только теперь Миранис понял, как сильно он боялся смерти, и как усердно душил он в себе этот страх.

— Спасибо, Шелест, — улыбнулся принц, гладя гибкую коричневую шею.

— А мой пегас? — недовольно спросила забытая всеми на ступеньках Лия. — Вы же не оставите меня здесь?

— Поедешь со мной, — вмешался принц прежде, чем Рэми успел слово сказать. — Ты прекрасно знаешь, что мы не можем себе позволить рисковать…

С мужем Лия не спорила. Мир прекрасно знал — пока не спорила. Пока не освоилась со своим положением, не привыкла к нему… а позднее…

А до «позднее» Мир может и не дожить.

Откуда-то появился Арам, безмолвно помог Рэми сесть на пегаса и, странно, Рэми принял его помощь. Он даже улыбнулся, благодаря, коснулся ладони виссавийца, заставив советника вспыхнуть маковым цветом. Глаза Арама, обычно спокойные, холодные и безразличные вдруг засветились тихой, светлой радостью, а на губах появилась мягкая улыбка.

«Мы все любим Рэми, — раздался вдруг в голове Мираниса тихий голос. — Для нас услужить ему — это счастье».

Принц вздрогнул, встретившись глазами с внимательным взглядом Ариса. Пегасы еще и разговаривают? Впрочем, чему он удивляется?

«Для моих подданных — не совсем», — вздохнул Мир, но зависти к потерявшему зрение телохранителю почему-то не ощутил.

«Нам пора», — присоединился к их разговору еще один голос, на этот раз Шелеста.

Принц кивнул и быстро вскочил на пегаса. Сидеть без седла было непривычно, и Мир слегка завозился, стараясь принять наиболее удобное положение. Арам, отойдя от Рэми, подсадил Лию, помогая ей устроится за спиной мужа. Тонкие руки девушки крепко обхватили талию Мираниса, тихий голос игриво прошептал на ухо:

— Ты ведь не дашь мне упасть?

— Ты во мне сомневаешься? — усмехнулся принц.

Крылья ударили по бедрам всадников. Расправились, синхронно взмахнули и оттолкнулись от ставшего упругим воздуха. Мир сглотнул. Острые копыта саданули в белоснежный мрамор, выбивая из него искры, и земля вдруг стремительно удалилась, расправляя под ними огромные, пахнущие травами и жарой крылья.

Мир закрыл глаза. Здесь, на высоте, ветер был гораздо сильнее. Он бил в лицо, он норовил скинуть всадников на шумевший внизу ковер леса. Он перехватывал дыхание и невидимым гребнем гладил волосы. Он дарил восторг и свободу, подобных которым Мир никогда ранее не испытывал.

— Держись! — кричал он Лие.

— Здорово-то как!

«Осторожнее, — прошептал Шелест. — Упасть с моей спины так легко, а удержаться на ней — сложно».

«Ты плохо меня знаешь!»

«Проверим, принц!» — Пегас саданул по воздуху крыльями, ускоряясь.

Бушевало внизу разноцветное море. Заложило ватой уши. Мерзли пальцы, цеплялись в шелковистую гриву, покрываясь инеем. Било тело дрожь то ли от восторга, то ли от холода, а замок Арама сверху казался таким маленьким, воздушным, почти игрушечным.

— Вперед! — прошептал Мир замерзшими губами.

Все его тело звенело от восторга, пела каждая клеточка, светилась от радости. Боги, вот он полет! Вон она — свобода!

Пегас послушно взвился под самые облака, туда, откуда было видно изумрудное море, исходившее злыми волнами, полоска пляжа с мягким, белоснежным песком, испачканным каменистыми пятнами.

Видел Мир и замок повелителя — более приземистый, чем хоромы Арама, похожий сверху на раскинувшую крылья свободно летящую птицу.

И все это в мягкой дымке лесов: Виссавии не нужны обработанные поля, не нужны пастбища для скота, они жили магией, дышали магией, они работали вне клана для нее, для Виссавии…

«Я счастлив, что ты понял», — сказал Шелест, стрелой падая вниз, к блестевшему зеркалу озера.

Шоколадные копыта коснулись воды. Лия счастливо засмеялась.

Крылья пегаса полоснули по поверхности озера, окатив все вокруг разноцветными брызгами, в воздухе показалась радуга.

— Шелест, не заигрывайся! — закричал сверху Рэми.

«Перестань, Рэми! Шелест, недобрый у вас наследник».

«Переманиваешь моих пегасов?» — отозвался в голове спокойный голос телохранителя.

«Жадничаешь?»

«Идем купаться, принц».

«Идем», — согласился Миранис и пегас, сложив крылья, мягко вошел в воду. Все глубже, глубже, пока принц, не выдержав, не обхватил Лию за талию, и, проклиная Рэми, поплыл вверх, к уже далекому солнечному свету.

Под их ногами метнулась огромная тень. Лия задрожала, прижалась к принцу всем телом, но раньше, чем Миранис успел испугаться всерьез, их поймало в неожиданно нежное кольцо упругое змеиное тело. Разорвалась брызгами озерная гладь.

Смеясь, принц крепче обхватил жену за талию и тряхнул головой, сметая с волос капельки воды.

Змеиный хвост подхватил их под колена, образовав удобное кресло. Лия, открыв глаза, счастливо улыбнулась, когда серебристый змей удобной лодкой повез их по нагретым солнцем водам озера. И даже огромная, плоская голоса в неподвижными серебристыми глазами ее, кажется, не пугала.

— Рэми! — позвал Миранис.

— Я здесь, — отозвался телохранитель, восседавший рядом на таком же змее.

Вернулись они поздно вечером, мокрые, уставшие и счастливые.

Пегасы осторожно опустились на освещенную фонарями вершину башни, и Миранис не дал Араму подойти к Рэми. Он сам помог телохранителю спешиться с пегаса, сам поймал его ладонь, положив себе на плечо.

— Мир… уж не прислуживаешь ли ты мне? — чуть смущенно спросил Рэми.

— Нет, помогаю другу. Ты ведь для меня рисковал жизнью?

— И для себя тоже… не забывай, что я умру вместе с тобой…

— Лия, оставь нас с братом. Вы ведь проводите племянницу вождя в ее покои? — Миранис вопросительно посмотрел на Арама, хотя не сомневался в ответе.

— Несомненно, — ожидаемо ответил хозяин замка. — Рэми…

— Мой телохранитель останется со мной, — нахмурился Миранис.

— Или вы мне не доверяете? Арам? Ранее мы и без вас обходились… и до сих пор все живы.

— Иди, Арам, — ровным голосом приказал Рэми и поклонился Миранису:

— Я пойду с тобой, мой принц.

Хороший мальчик… всем своим видом показывает изумленному Араму, что ничего не изменилось. Что он все так же остался телохранителем Мираниса и все так же собирается вернуться в Кассию. Правда, последнее — вряд ли.

— Позвольте мне создать для вас переход, — выдохнул Арам.

Рэми лишь пожал плечами:

— Арам, я всего лишь слеп, но вовсе не беспомощен.

Рэми криво улыбнулся. В освещенном желтым светом воздухе показалась знакомая клякса. Миранис кивнул Араму, взял Рэми за руку и потянул телохранителя в переход.

Мелькнула под ногами пустота, рассыпалась звездами, и стало вдруг душно, несмотря на раскрытые окна. Рэми тихо зашипел от боли, зацепив ногой острый край стола.

— Прости, — прошептал Мир.

— Я помогу! — бросился к ним дремавший до сих пор на подоконнике Кадм. Что он там делал? Неужто звездочки рассматривал?

В комнате стало гораздо светлее. Кадм зло покосился на повязку друга, и взял его за локоть, подводя к креслу.

— Рад, что ты на ногах, — выдохнул Рэми.

— Что со мной станется, — засмеялся Кадм, — еще немного слаб, но пройдет. Да и все мы уже на ногах, твоим виссавийцам надо спасибо сказать. — Телохранитель усадил наследника Виссавии в кресло и, взяв со стола яблоко, сунул его в руки Рэми. — Тисмен еще пусть отдохнет, а Лерин вон… стеночку подпирает.

Злой, как оса… так что лучше ты его не трогай.

Лерин фыркнул, но в глазах его не было злости, только… Мир вздохнул. Смех? Лерин улыбается? Рэми хрустит яблоком, весело перекидываясь шутками с Кадмом? И не хочется прерывать их идиллию, то надо.

— Мне нужно вам что-то сказать, — оборвал их болтовню Миранис, опускаясь в кресло напротив Рэми. Кадм умолк, посмотрев на принца, Рэми перестал есть яблоко, на лице Лерина угасла улыбка. Миранис вздохнул и продолжил:

— Завтрашний день я проведу в Кассии. Без вас.

— Мир… ты с ума сошел? — прошипел Лерин. — Что значит «без нас»?

От неожиданности Рэми выронил на колени яблоко. Кадм поднял с пола надкушенный фрукт, выкинул его в открытое окно и подал Рэми другой, более крупный и сочный.

— Ты никуда не пойдешь, — прошептал Рэми.

— Не понимаю, — холодно оборвал его Миранис. — Я должен спрашивать твоего разрешения, наследник? Вы все не сильно-то забывайтесь, друзья мои. Я могу делать что хочу и когда хочу.

— А я могу не выпустить тебя из Виссавии, — холодно ответил Рэми. — Можешь злиться на меня, мой принц… можешь даже меня наказать… но я хочу, чтобы ты жил…

Надо же, подумал Мир. Начал приказывать… уроки виссавийцев не пошли на пользу телохранителю, зато пошли на пользу будущему вождю Виссавии. Рэми дали испробовать на вкус власть… и она, судя по всему, мальчишке понравилась.

— Ты ничего не можешь сделать, Рэми, — возразил Миранис, бросая на стол перчатки. — Есть в клане кто-то, кто сильнее тебя. Вождь. И он завтра поедет со мной.

— Что? — переспросил Лерин.

Кадм вздрогнул, внимательно посмотрев на принца, а Рэми?

Рэми ничего не ответил. Он медленно положил на стол так и не надкушенный плод и вдруг вздрогнул, перевернув чашу с эльзиром.

На этот раз Кадм убирать не стал: открыл дверь и позвал Эллиса.

Хариб поклонился принцу, потом телохранителю и начал проворно стирать со стола лужу.

— Останешься здесь, — приказал Лерин Эллису. — Присмотришь за своим арханом.

— Мне не нужна помощь, — раздраженно возразил Рэми.

— Я вижу.

— Заканчивайте пререкаться! — вскочил на ноги Миранис. — Да, я принял решение. Да, я его не изменю. Да, вы ничего не можете сделать. Но это не повод грызться друг с другом. Забыли, что недавно были у грани? Забыли, что вновь можете там оказаться? И тратите время на какие-то споры? Да что с вами, в конце-концов!

— Что с тобой, Мир? — прозвучавшая в словах Рэми мука ударила Мираниса сильнее, чем сами слова. Впервые телохранитель казался ему по-настоящему беспомощным. Рука принца сама поднялась, ладонь почти легла на плечо Рэми, когда принц, ошеломленный, остановился… что он творит?

— Я сделаю все, чтобы вернуться, Рэми, — ответил наконец-то Мир. — Обещаю… Если ты так боишься смерти…

— Я не боюсь смерти, я боюсь потерять тебя…

Говорил один Рэми, но в глазах всех телохранителей читалось то же. И Миранис вздрогнул, сжав пальцы в кулак. Потеряете.

Очень скоро. И Мир хотел бы это изменить, но, боги, скажите — как?

— Мир, — Рэми пошарил перед собой руками, и принц подошел на шаг ближе, позволив ему нащупать свой плащ.

И тут Рэми поднялся, неловко бросился перед Миром на колени и прошептал:

— Мой принц…

— Рэми… — опешил Миранис. Гордый телохранитель, наследник Виссавии, перед ним на коленях? Добровольно?

— Не отталкивай меня, мой принц, — прошептал Рэми. — Позволь пойти с тобой.

— Рэми…

— Мир, ты не понимаешь….

— Я все понимаю… — Мир опустился перед Рэми на колени, обнял телохранителя и тихо прошептал:

— Иногда я проклинаю нашу связь. Проклинаю богов, что придумали эту пытку.

— Я ее благословляю… — руки Рэми нашли лоб Мира, прошлись по волосам. — Я сделаю все, чтобы ты жил.

— Я знаю, Рэми. Я тоже сделаю все, чтобы ты жил. Чтобы вы все жили.

Миранис заставил телохранителя вновь сесть в кресло и тихо сказал:

— Рэми?

— Да, мой принц.

— Помни о наших сестрах.

— Не смей прощаться! — воскликнул телохранитель, вцепившись в его рукав. — Слышишь! Не смей! Даже там, за гранью, ты от меня не избавишься!

— Я не прощаюсь.

«Пока не прощаюсь».

— От нас всех не избавишься, — сузил глаза Кадм. — Мне не нравится, ни что ты несешь, ни что ты делаешь… но я доверяю вождю. Я знаю, что Элизар не даст Рэми умереть, а, значит, ты вернешься… но будь осторожен, Мир.

Мир не слушал. Его коснулся осторожный зов и, поняв, чего от него ждут, Миранис приказал:

— Оставьте меня, я хочу побыть один. Эллис, уведи Рэми.

— Мир!

— Уходи, Рэми… Знаешь, что мы в Виссавии, значит, в безопасности. Так почему упрямишься?

Когда дверь за телохранителями закрылась, Мир тихо спросил:

— Долго ты тут?

— Достаточно, — ответил вождь, выходя из тени.

— Мои телохранители тебя даже не почувствовали…

— Забываешь, что я часть Виссавии, — усмехнулся вождь. — Забываешь, что не хочу причинить тебе вреда. Духам, что спят в телохранителях, незачем тревожиться…

— Ты пришел не за этим… Ты все так же не спускаешь взгляда со своего племянника?

— А ты удивлен? — вождь взял из вазы яблоко и, повертев его в руках, надкусил сочную, сладкую мякоть. — Не смотри на меня так, Миранис. Да, мы большей частью довольствуемся эльзиром, но иногда хочется разнообразия… Рэми будет сложно пережить твою смерть.

— Боишься, что он не выдержит?

— Не боюсь. Я успел познать душу своего племянника. Он только с виду хрупкий и ранимый, но выдержит. Я бы тоже выдержал… если б не этот дух внутри…

— Ты был у хранительниц?

— Да, боги нас благословляют. Завтра мы не пересеем грани… но у меня для тебя не очень хорошая весть… Миранис.

— Говори, — насторожился принц.

Вождь выбросил огрызок в открытое окно и некоторое время смотрел на усыпанное звездами небо.

— Боги, и мои, и твои, Миранис, высказали свою волю. Никто из виссавийцев, даже Рэми, не должен знать, что Лилиана ждет ребенка… И Рэми связан с наследником узами богов. Мне очень жаль, принц, но… это означает лишь одно… Рэми не будет поддерживать твоего наследника, и твоя жена должна будет справляться сама. Прости…

Мир сжал кулаки, погасив вспыхнувший внутри гнев. В одно мгновение вспомнил он за что, собственно, ненавидел когда-то Виссавию. За их спокойное: «Мы не можем и не будем помогать.

Прости». Как просто… прости?

— Мир?

Разговор двух идиотов. Мир отвернулся. Виссавия всегда была такой — интересы клана превыше всего, а сейчас в интересах клана было заставить Рэми… забыть о Лие. И они заставят.

— Рэми вам этого не простит. И мой сын вам этого не простит, ты это знаешь, Элизар.

— Это уже не наши хлопоты, Миранис. Мы сделаем то, что сможем, а дальше… увы, они пойдут сами. Богиня приказала… я ничем не могу помочь. Мы умрем вместе. Наши наследники будут жить отдельно.

— Так ли уж отдельно? — воскликнул Миранис. — Завтра Рэми, ваш будущий вождь, станет телохранителем моего нерожденного сына… понимаешь ли ты, великий вождь Виссавии… что если мой наследник умрет…

— …то Рэми умрет вместе с ним… понимаю.

— И, тем не менее, просишь меня…

— Я уже сказал… воля богов…

Миранис нервно усмехнулся. Бесполезно. Вождя не пронять… да и принц, увы, воли богов ослушаться не может. Если ослушается — будет только хуже, и для Рэми с Лией в первую голову.

И Миранис смирился. У него не было выбора.

— Пусть так… когда? — прошептал он, усаживаясь на кровать.

— Ты же знаешь, что не выдержишь вне Кассии долго, — ответил Элизар. — Что ты слабеешь, ведь твоя жизнь, твои боги-покровители там… Так что… когда ты будешь готов, Миранис. Тянуть нет смысла. На полный разрыв уз богов нужно полгода, а у нас его нет. После твоей смерти твои телохранители пройдут через страшную боль, но они будут жить…

— Мы их бросаем одних?

— Мы не бросаем их, — возразил вождь. — Мы оставляем их на милость богов — Радона и Виссавии.

— Соперников?

— Брата и сестры. Мир, ты слишком много думаешь. Слишком много беспокоишься. Это ничего не изменит. Выпей…

— Заставишь меня забыть? — спросил Мир, забирая у вождя чашу. И впервые до конца поняв, почему Рэми боялся принимать их помощь. Вот и Миру теперь очень хотелось отказаться от отвара.

— Нет, успокоиться. Завтра тебе нужны силы, а сил после бессонной ночи не будет. Выпей.

Миранис выпил залпом, не чувствуя вкуса. Потемнело перед глазами, стало хорошо… Вождь открыл дверь и, позвав хариба принца, прошептал:

— Уложи своего архана и приведи мою племянницу.

— Да, вождь…

— И… — вождь внимательно посмотрел на стоявшего перед ним мага:

— Готовься к смерти…

— Я всегда готов, вождь, — грустно улыбнулся хариб. — Я пойду за грань за своим арханом…

— Осторожней, мой архан, — сказал Эллис.

— Иди сюда, Рэми, — невозмутимо отозвался в темноте голос брата. Арман все еще был окутан зеленым целительным коконом, но голос его был уже гораздо сильнее. — Сядь на кровать.

Рэми подчинился.

— Сегодня ночью останься со мной…

— Рина…

— Рина была тут вчера, а сегодня я хочу, чтобы ты был рядом, — ответил Арман. — Кровать большая, так что… этой ночью ты будешь спать здесь, брат.

Рэми ничего не ответил. Умытый, одетый в ночную сорочку, он через некоторое время лег на кровать и тотчас почувствовал, как пальцы Армана сжали его ладонь.

— Что? — просил он.

— Почему ты мне не сказал, что ранен…

— Ты ведь понимаешь почему, зачем тогда спрашиваешь?

— Мы должны поддерживать друг друга, Рэми, — ответил Арман.

— Но ты скрываешь свои раны, брат. В бою такие вещи недопустимы… в жизни тоже, понимаешь? Я должен знать, что тебе можно доверять мою спину… Что ты не потеряешь сознание раньше, чем закончится бой.

— Понимаю…

— Больше никогда так не делай… больше никогда не сиди один в темноте…

— А сам? — тихо спросил Рэми. — Ты ведь любишь Рину, тогда почему…

— Братишка… помогать надо только тем, кто нуждается в помощи, — ответил Арман. — Рина и я очень хорошо понимаем друг друга. И пока мы не можем быть вместе…

— Пока?

— Потом посмотрим. И за кого ты беспокоишься — за меня или за свою тетку?

— За обоих, — пожал плечами Рэми.

— Спи…

Завозился в их ногах, устраиваясь поудобнее барс. Едва слышно ходил по комнате Нар, наверняка, притушив на ночь светильники. Скрипнуло, открываясь окно, впуская ночной воздух, и заботливые руки Эллиса натянули на Рэми слетевшее было одеяло, уберегая покрывшееся потом тело архана от сквозняка.

Рэми улыбнулся, пригрозив харибу пальцем:

— Я уже не ребенок, — едва слышно прошептал он.

— Еще какой ребенок, — смеясь отозвался брат. — Помнишь, как в детстве ты ночью проскальзывал ко мне в кровать… А ранним утром возвращался в свою комнату. Думал, что сплю и ничего не знаю.

Рэми улыбнулся — он всегда знал. Арман думал, что маленькому братишке было страшно спать ночью одному… а маленький братишка и в самом деле боялся… боли. Не своей, Армана. Ведь по ночам брата душили кошмары, и на самом деле это Арман не мог заснуть, пока рядом с ним клубочком не сворачивался Рэми.

Сквозь сонную одурь телохранитель слышал, как зашелестела тяжелая ткань балдахина, отрезая кровать от всего мира. Несмотря на неутихающую в душе тревогу, этой ночью Рэми уснул на удивление быстро. И темнота уже не была столь холодной. В этой темноте он не был один.

Глава 10. Семья

Даже не простились. Оба не простились. Когда Рэми проснулся, он уже знал, чувствовал, что ни принца, ни дяди нет в Виссавии.

И удивлялся вспыхнувшему внутри беспокойству. Что он боялся за Мираниса — в этом не было ничего нового… но сегодня он боялся не только за принца.

Сев в кровати, он послал зов харибу. Тихонько скрипнула дверь, зашуршала ткань балдахина, и проворные руки хариба вызволили Рэми из плена одеял.

— Уже уходишь? — спросил Арман.

— Прости, я тебя разбудил…

— Ты же знаешь, что сплю я чутко, так на что надеялся?

— Мне надо идти…

— Надо, так иди. Только… — рука Армана легла на плечо Рэми. — Не делай глупостей, брат.

Глупостей? Рэми рывком встал с кровати. С помощью хариба наскоро оделся и дернулся, когда на плечи его лег тяжелый плащ:

— Еще только светает, мой архан, — пояснил Эллис. — Прохладно.

— Рэми… — позвал брат. — Что тобой?

— Что со мной? — зло спросил Рэми. — Что с принцем?

— Миранис никогда не был легким человеком, — ответил брат. — И ты, на самом деле, такой же. Вы оба любите свободу слишком сильно, чтобы ее кому-то доверить. Пусть даже это кто-то — близкий друг или брат.

— Близкий друг? — прошипел Рэми. — Я всего лишь его слуга!

— Ты на самом деле так думаешь? Думаешь, что Миранис так многое позволил бы слуге? Рэми… я знаю принца не первый год. И никогда, слышишь, никогда не осмеливался ему дерзить, хотя ко мне он очень благосклонен. А ты…

— А что я?

Рэми злился. Не очень-то понимая, что делает, он послушно повторял за учителем слова заклинания. Сосредоточиться не удавалось. Даже успокоиться не удавалось. Жрало внутри беспокойство, и Рэми чувствовал, как где-то вдалеке Миранису тоже нелегко. Куда принц ушел и зачем? Почему не взял ни одного телохранителя? Почему дядя пошел вместе с ним?

«Что ты творишь, Элизар!»

В темноте вспыхнула синим вязь заклинания. Рэми, повинуясь указаниям учителя, слегка исправил рисунок, утолщил одну линию и сделал более хрупкой, изящной, другую.

— Еще слегка правее… — тихо подсказал учитель.

Силы стремительно убывали. По позвоночнику пробежала волна холода. Напряглись вдруг невидимые нити уз, соединяющие Рэми с Миром, и тщательно сплетенная вязь вдруг рассыпалась, вспыхнув в темноте ослепительно синим пламенем.

— Ты сегодня чем-то озабочен, наследник.

— Еще раз, — прошептал Рэми.

— Я не думаю…

— Еще раз!

— Прости…

Рэми всеми силами пытался сдержать неудовольствие. Как часто в последнее время слышал он эти извинения? Наверное, слишком часто. Стоило ему только слегка разозлиться, как виссавийцы падали на колени, целовали руки, умоляли… смилостивиться?

Рэми было стыдно. Стыдно, когда взрослые мужчины, маги, унижались перед ним, когда просили о милости у него, у мальчишки, который и исцелить-то толком не умел.

Рэми чувствовал себя беспомощным. Не только из-за слепоты тела, а из-за слепоты магической… оказалось, он ничего не умел, хотя воображал себя магом.

А виссавийцы? Они были перед Рэми как на ладони. И стоило наследнику хотя бы чуть нахмуриться, как бросал их на колени вовсе не страх… раскаяние.

Как надо любить, чтобы так унижаться?

Как надо быть окутанным узами богов, чтобы быть настолько верными? Даже Рэми не мог так вести себя с Миранисом. Будучи безумно верным принцу, он все же сохранял ясность рассудка… виссавийцы же были ослеплены вождем и его наследником.

— Продолжим, — приказал Рэми.

И сам себе не поверил. Он приказал учителю? За одну только попытку приказать Виресу, телохранитель повелителя Кассии одарил бы Рэми приятным вечерком в сетях боли. Учитель умнее ученика, ученик должен подчиняться беспрекословно… в Кассии это казалось столь же нормальным, как и дышать. Но не в Виссавии. Но не для наследника, который может убить одним словом. Но даже смерть из рук Рэми они бы приняли со счастливой улыбкой.

Телохранитель постарался сосредоточиться на заклинании.

Лучше уж работать до изнеможения, чем думать о Миранисе или виссавийцах. На этот раз вязь вышла более крепкой. Сеть легко уложилась в нужный рисунок. Получив разрешение учителя, Рэми позволил ей сжаться в упругий комок и выстрелить в сторону светящейся желтым фигуры. Вспыхнул защищающий мага щит, ответил на атаку искрами, и идеально сплетенная сеть вдруг разорвалась, облетев на землю синими ошметками.

— Великолепно, — похвалил учитель, и в его словах Рэми почувствовал неприкрытое восхищение.

Как же это раздражает. Вирес не хватил Рэми почти никогда, а этот осыпал комплементами, искренне гордился каждым успехом горячо любимого ученика. Только вот была ли любовь учителя чем-то, в чем Рэми сейчас нуждался? Как же!

— Этого мало… — Рэми усмехнулся, поднял вверх правую руку:

— Ты готов? — прошипел он стоявшей вдалеке фигуре Арама и, услышав ответ:

— Готов, наследник, — с силой сжал пальцы.

Щит Арама и на этот раз выдержал. Но Рэми видел, как обнимающее фигуру советника желтое пламя упало на колени, выдохнув:

— Ты быстро учишься.

— Ты слишком слаб для меня, — с сожалением ответил Рэми. — Хватит. Я не хочу тебя ранить… и ты для меня не противник.

— Хочешь подраться? — как же Рэми жаждал этого вопроса.

Почувствовав, как на губах его расцвела довольная улыбка, наследник медленно обернулся. Аура стоявшего рядом с учителем Кадма была ярко-синей, притягивала к себе взгляд, и в то же время Рэми почувствовал исходящую от телохранителя угрозу.

Достойный противник… наконец-то.

— …так мы тебе устроим… — пообещал Кадм.

— Не думаю, что теперь и тебе меня одолеть, — холодно ответил Рэми, тем не менее мысленно собравшись и приготовившись к увлекательной схватке. Давненько он по-настоящему не разминал мышцы… давненько? Не так уж и давненько, всего несколько седмиц назад. Во время интенсивных, безжалостных уроков с Виресом, по которым Рэми сейчас так скучал.

— А ты самоуверен, брат, — прервал воспоминания телохранителя холодный голос Кадма. Наследник облизнул губы и слегка усмехнулся, когда мышцы привычно напряглись, а внутри разлилось холодное море силы.

— И все же… — прошептал Рэми, чувствуя, как меняется его голос. — Я не хочу тебя ранить. Но я хочу подраться. В полную силу…

— Даже так. Как скажешь, Эррэмиэль. Лерин, поможешь надрать задницу зарвавшемуся наследнику Виссавии?

— Почему бы и нет… — жестко ответил второй телохранитель.

— В таком случае… я согласен, — выдохнул Рэми, душа в себе нетерпение.

— Оставьте нас, — приказал Кадм, но виссавийцы и не думали подчиняться.

Рэми, уже не замечая ни Арама, ни навязанного ему учителя, довольно усмехнулся, стягивая тунику и оставаясь в одних штанах.

Он легко поймал брошенную Кадмом обитую медью палку. Слепота ему не мешала, глаза не были нужны. Рэми слегка подбросил боевой посох на ладони, безошибочно нашел центр его тяжести и, сомкнув пальцы, тихо спросил:

— Почему посох…

— Им сложно ранить себя…

— Себя? — усмехнулся Рэми. — Ты издеваешься?

— А сейчас и посмотрим.

— Это безумие! Остановитесь! — воскликнул где-то вдалеке Арам. — Это наследник Виссавии!

— Арам… — тихо пошептал Рэми. — Уходи…

— Нериан…

— Это приказ… вы же должны исполнять приказы наследника, не так ли? И ты, и учитель, уходите… я не хочу вас ранить… И я верю телохранителям. Они не ранят меня.

— По помнем основательно, — заверил Кадм. — Ты же этого хочешь, брат?

Рэми лишь усмехнулся. Хочет? О нет, он этого жаждет. Посох запел в его руках, рассекая воздух, и аура Кадма стала гораздо ярче. Они оба ждали, и виссавийцы, наконец-то поняли — чего.

Этим троим не нужны были ни свидетели, ни жертвы. Им нужна была лишь чистая драка, бой на грани безумия, выплеск долго сдерживаемых эмоций и азарт.

Рэми облизнул пересохшие губы. Слепота? Разве это важно? Все его чувства обострились в одно мгновение, и в этой темноте остались только он и его противники. Обезличенные, чужие. Опасные.

Они синхронно, плавно двигались, сосредоточившись друг на друге. Прелюдия боя, оценка противника. Поиск его слабостей.

Вспыхнувшая в душе красным цветком радость. Рэми чувствовал себя почти счастливым. Он едва заметил, как оба виссавийца поклонились ему и вышли из тренировочного зала. Он предвкушал и наслаждался вкусом предстоящей битвы.

— Хорошенькое место… не испортим? — холодно поинтересовался Кадм.

— Тренировочный зал виссавийцев, — тихо ответил Рэми. — Его ничем не испортишь, слишком хороша магическая защита… правда, мои друзья его в последнее время не использовали. Они, сказать по правде, разучились драться…

— А зачем? У вас тут так спокойно… скучно?

— Ты будешь болтать или все же начнешь?

— Если настаиваешь…

И игра началась. Рэми слился с посохом в одно единое, его тело превратилось в упругую, верткую молнию, и сила, столько времени сдерживаемая, выплеснулась наружу, пытаясь снести все живое в этом зале. Внутри что-то взорвалось. Рэми уже не помнил ни где он, ни с кем дерется. Он просто превратился в сгусток магии, стремящийся сокрушить, убить, одарить той болью, что чувствовал сам.

Рушились и вновь восстанавливались вокруг колонны. Облетала штукатурка, стонали под ударами защищенные магией стены.

Вспыхнула кровь в жилах, запели мышцы, и Рэми двигался все быстрее, рассекая посохом темноту зала.

Он ненавидел в этот момент все и вся. Он хотел убить, достать, вырвать с корнем. Он наносил удар за ударом, вкладывая всего себя в создание боевых рун. Он чувствовал, как слабеет внутри боль, как успокаивается бушующее море силы… чтобы вновь взвиться волной, стремясь достать этих двух… что двигались слишком стремительно. Что атаковали слишком быстро. Что вздохнуть не давали свободно, ни на мгновение не позволяли расслабиться, нанося удар за ударом.

— Хватит… — перехватил кто-то занесенную руку Рэми.

Пальцы вдруг ослабели, посох с глухим стуком упал на пол.

Весь гнев, все раздражение ушли, осталась лишь пустота и два слова:

— Мой принц…

Миранис, едва слышно ругаясь, схватил Рэми за руку и грубо втолкнул в переход. Телохранитель вылетел с другой стороны, упал на кровать и тот же миг его грубо заставили подняться на ноги и сесть в кресло.

— Мир… — Рэми тяжело дышал, попытался было встать, но рука принца властно нажала на плечо:

— Сиди уж… телохранитель, — голос Мира был уставшим, тихим. Но принц жив, и Рэми этого хватало. — Привез тебе подарок.

Вновь раздались шаги, зарычал Рык и сразу успокоился (наверняка, Тисмен вмешался), и кто-то обнял Рэми за шею, обливая его слезами:

— Аланна? — безошибочно узнал телохранитель.

— Почему женщины так любят плакать? — спросил Мир. — Сейчас ты уйдешь и дашь мне отдохнуть… но сначала… Тисмен, ты сможешь?

— Конечно смогу, — спокойно ответил зеленый телохранитель.

Рэми радостно улыбнулся. Он был рад, что Тисмен, наконец-то, проснулся и, судя по ярко сияющей ауре, был уже почти полностью здоров.

Пальцы целителя осторожно прошлись по голове Рэми и раньше, чем телохранитель успел вздохнуть, упала ему на колени повязка, пахнуло холодком на смазанные мазью глаза, прошлась по лицу мягкая ткань, стирая с век мазь, и тихий голос Тисмена приказал:

— Посиди еще немного с закрытыми глазами, пока я тебя осмотрю и закончу лечение.

Рэми терпеливо сидел и ждал. Он давно уже привык к боли и был к ней практически нечувствителен. Он даже не вздрагивал, когда в голове вспыхивало красное пламя, когда в виски будто втыкали ледяные иголки, или когда глаза начинало нестерпимо щипать, а к горлу поднималась тошнота от приторного запаха лечебной магии.

Все молчали. У Рэми не было сил на магическое зрение. Он вновь погрузился в густую, тяжелую темноту, в которой более не вспыхивали пятна аур живых существ и не проглядывали неясные очертания предметов. Но в этой темноте было так удобно наедине с болью.

— Открой глаза! — приказал, наконец-то, Тисмен.

Рэми попытался поднять тяжелые веки. Удалось ему это далеко не сразу: ресницы слиплись от засохшей мази, и кто-то еще раз прошелся мягкой тканью по глазам Рэми, стирая с них остатки зелья.

— Открой глаза, Рэми, — вновь приказал Тисмен.

Рэми открыл и неосознанно зажмурился, спасаясь от резанувшей лоб боли.

— Не спеши! — одернул его зеленый телохранитель.

Зашелестела тяжелая ткань — кто-то плотно задернул на окнах шторы. Рэми по приказу Тисмена пытался ослабить веки.

— Еще раз…

Рэми медленно открыл глаза и быстро-быстро замигал, смахивая ресницами набежавшие на глаза слезы.

— Все хорошо… — прошептал Тисмен. — Еще раз… старайся не моргать…

Все вокруг расплывалось. Мягкий полумрак, укутавший стоявшую в двух шагах от Рэми кровать, бледное, неясное лицо Тисмена, и новый взмах ресницами, после которого все резко прояснилось.

Рэми вздохнул глубже… чувствуя, как расползается по душе тепло облегчения. Он действительно видел…

— Ты похудел, принц, — улыбнулся Рэми, переведя взгляд на Мираниса, — хотя, казалось, дальше некуда.

— Ты можешь идти, — напряженно ответил наследник Кассии. — Отдыхай, Рэми, через три дня мы возвращаемся в мою страну.

Рэми вздрогнул:

— Мы?

— Ты же хотел быть со мной? — усмехнулся Миранис, помогая Рэми встать с кресла. — Так в чем теперь дело? Если ты надумал остаться здесь… прости… но теперь это невозможно.

Аланна оторвала счастливый взгляд от жениха и резким движением повернулась к брату. Она вопросительно смотрела на Мира, потом на Рэми, и как будто что-то порывалась сказать, да не решалась. И смущалась и робела она явно не перед царственным братом или перед мрачных женихом, а перед стоявшим в стороне и не вмешивающимся в их разговор Элизаром. А вот Рэми уже не боялся — он кивнул приветственно дяде и получил в ответ такой же кивок, сопровождающийся мягкой улыбкой. Рэми отвернулся — ему было странно видеть на устах вождя эту улыбку.

— Нет, не передумал, — твердо ответил телохранитель. — Знаю, во что ты опять играешь. Хочешь меня разозлить, заставить сделать назло. Но я давно не мальчик, Миранис, чтобы ты там себе не думал. Можешь делать что угодно, говорить что угодно, но никогда, даже в сердцах, я не захочу тебя оставить.

— Я сказал что сказал, Рэми, — холодно ответил Миранис. — Не более, но и не менее. Ты сделал свой выбор, а теперь выбор сделали за тебя. Не так ли, вождь?

Рэми внимательно посмотрел на принца, потом повернулся к дяде. Столь же черные, как и у наследника, с ноткой усталости, глаза вождя были спокойны:

— Мы поговорим, — резко сказал Рэми. — И ты мне все объяснишь, не так ли, дядя?

— Мы поговорим, — ответил вождь. — Когда ты пожелаешь, мой мальчик. Но пока тебе действительно стоит отдохнуть… ты же на ногах едва стоишь после битвы и лечения Тисмена.

Рэми почувствовал, что и в самом деле устал. Потому, одарив принца еще одним дерзким взглядом, он позволил Аланне увлечь себя к выходу. Хорошо… он выспится… но потом пойдет к Элизару и заставит его рассказать все… и в подробностях. Рэми чувствовал, что ему это надо, нет, даже необходимо знать. И сейчас!

Проснулся он поздней ночью. Некоторое время лежал неподвижно, любуясь на спящую рядом с ним Аланну. А ведь одно время он думал, что никогда ее больше не увидит. Ее тонкую, белоснежную кожу, мягкие изгибы ее тела, чуть приоткрытые во сне, красные от поцелуев губы… Рэми задумчиво намотал на палец ее локон и, поцеловав в лоб, осторожно соскользнул с кровати.

Глаза покалывало. Голова была набита туманом, как с похмелья, но Рэми был рад, что он видит, что наконец-то не должен оставаться в темноте, полагаясь на милость своего дара или того, кто окажется рядом.

Поднявшись, он быстро, не чувствуя вкуса, осушил чашу с эльзиром. Некоторое время с сомнением смотрел на сложенную аккуратной стопкой одежду. Белоснежная. Цвета вождя Виссавии. И пока еще малоизвестные Рэми руны, вышитые серебром на мягкой ткани. Виссавийцы упрямы. Рэми отказывается стать вождем клана, а они все равно облачают его в одежды наследника. Впрочем, так ли это важно? Рэми наскоро оделся и решительно вошел в пространственный переход.

По другую сторону перехода его встретила тьма. В последний раз он был здесь вместе с Риной после долгого и неприятного разговора с вождем. В последний раз он был для них незнакомцем, которого невесть почему приняла богиня. А теперь входил в этот замок, как хозяин, даже не испросив позволения.

Рэми криво усмехнулся и быстро миновал пустой, мрачный зал.

Скользнув в один из коридоров, он безошибочно нашел нужную дверь, толкнув не сразу поддавшуюся створку.

Изнутри хлынул яркий свет. Рэми зажмурился и неосознанно прикрыл глаза, согнувшись от режущей боли.

— Прости, — сказал рядом кто-то, придерживая его за плечи.

Яркий свет приутих, Рэми проморгался, пока не перестало расплываться перед глазами и, опустившись на скамью, выдохнул:

— Все хорошо.

— Не так уж и хорошо… — ответил вождь. — Еще пару дней тебе придется себя поберечь…

Рэми огляделся. Боль это ерунда, он уже привык. Как и к этому кабинету, к портретам, на которых были изображены, наверняка, его предки. Наткнувшись на внимательный взгляд мужчины на портрете, Рэми вздрогнул: к голосу Элизара, полному незнакомых ранее теплых ноток и к заботе он тоже привык… Этот приглушенный свет, полумрак, в котором глаза не так болят и уже не слезятся, холодная чаша в ладонях, приторный вкус эльзира и прикосновение к векам смоченной в прохладной воде ткани. И когда он уже успел со всем этим свыкнуться? И это паршивое облако над головой Элизара, которое стало только гуще. Рэми в глубине души знал, что это такое, но не хотел себе признаваться.

— Что произошло в Кассии? — тихо спросил он.

— Я не могу тебе рассказать.

— Не можешь или же хочешь? — Рэми поймал руку дяди, остановив движение охлаждающей виски ткани.

— Это так важно? Я не расскажу тебе. Это мое последнее слово.

Рэми вздрогнул и, поняв, что от дяди ничего не добьется, отвернулся:

— Ты обещал поговорить, — сказал он. — Если не хочешь мне рассказывать, зачем вы ездили в Виссавию, то мне нечего тебе сказать… так говори ты… и быстрее… мне неприятная эта встреча.

— Ты все еще меня ненавидишь? — прошептал вдруг вождь.

— Ненавижу? — не понял Рэми. — Я тебя никогда не ненавидел.

Я просто не понимал…

— А ведь и сейчас не понимаешь.

— Но сейчас мне это не мешает.

— Рэми!

Телохранитель вздрогнул, когда вождь вдруг заставил Рэми подняться на ноги и прижал его к себе. Рэми не знал, что ему делать. Ответить на объятие или вырваться? С одной стороны это не было неприятно, скорее в душе что-то кольнуло, с другой Рэми не понимал, откуда вдруг взялись эти нежности, и почему вождь прижимает его все сильнее и шепчет на ухо:

— Я так сильно вас оплакивал… Я так сильно жалел о тех словах…

— Дядя, — где-то внутри шевельнулся целитель судеб, и по груди Рэми разлилась теплая волна. Он никогда не знал отца… и вдруг так хотел увидеть его в Элизаре.

— Обещай мне… — голос вождя чуть дрожал, бередил душу глубокой, непонятной Рэми тоской.

— Что?

— Обещай мне, что попросишь мать приехать в Виссавию. Всего на пару дней не больше, до того, как мы вместе вернемся в Кассию.

— Вместе? — не понял Рэми.

— Уже сегодня приведешь ее. Обещай. Я открою тебе переход, мой мальчик… Попроси Астрид, я хочу ее увидеть.

— Почему? — голос Рэми предательски засипел.

— Почему что?

— Почему мне кажется, что ты прощаешься? Даже не думай, слышишь! Ты мне нужен!

Элизар вздрогнул и прижал Рэми к себе еще сильнее.

Телохранитель дернулся, стремясь вырваться, но услышав следующие слова, испуганно замер:

— Никогда и никого в моей жизни не будет ближе тебя, мой мальчик, наследник.

— Дядя… почему?

— Обещай мне, что приведешь Астрид домой. Прошу тебя…

— Обещаю…

Вождь оттолкнул Рэми, силой усадил его обратно на скамью.

Телохранитель подчинился, ошеломленно уставившись на Элизара.

Хотя щиты дяди были монолитны и не позволяли Рэми заглянуть вождю в душу, телохранитель чувствовал, что дядя безумно чего-то боится… Рэми очень хотел бы помочь, но не знал как. По сути, он и дяди-то своего совсем не знал. И только ли Элизара в том вина? Или Рэми, частично, тоже?

— Достаточно этих нежностей… — грубо отрезал вождь.

Рэми ошеломленно сжал зубы. Он не понимал Элизара. И почему так тошно… будто что-то внутри разбивается на мелкие кусочки, что-то очень важное, чего больше никогда не удастся собрать воедино…

Рэми отвел взгляд, чувствуя, как уходят из него силы. Высший маг, целитель судеб… он сейчас чувствовал себя беспомощным.

— Я ничего не понимаю, Элизар, — сказал вдруг Рэми. — Я не могу сказать, что я тебя люблю… я не могу любить того, кого почти не знаю, но и ненависти к тебе в моей душе нет. Я пойду за матерью. Я приведу ее к тебе. Но я не позволю тебе творить глупостей во благо твоей Виссавии.

— Грозишь мне, мой мальчик? — грустно улыбнулся вождь.

— Нет, предупреждаю. Потому что мне не нравится, что ты делаешь. Мне не нравится твоя таинственность и таинственность Мираниса. Но если вы думаете, что так просто от меня избавитесь, то очень сильно ошибаетесь… оба.

— Ты будешь и за меня бороться, мой мальчик? — голос вождя дрогнул. — Как упрямо борешься за своего принца?

— Я всегда борюсь за тех, кто мне дорог, разве это не нормально? — ответил Рэми. Элизар вздрогнул, взгляд его слегка просветлел. — А теперь прости, но мне пора…

Ночь была тихой и безветренной. Рэми стоял на верхней ступеньке сбегающей в темноту лестницы, и смотрел в усыпанное звездами небо Виссавии. Он и не замечал раньше, что звезды так красивы. До своей слепоты он много не замечал.

— Могу ли я последовать за тобой? — спросил Эллис, поправляя складки его плаща.

— Нет, — отрезал Рэми. — Я предпочел бы ехать туда один…

— Могу я спросить куда? — осмелился задать вопрос хариб. — В наряде архана… ты так давно…

— Я еду к матери.

Рэми оторвался от земли и резко взмыл вверх. Арис откликнулся на зов немедленно: ударили рядом огромные, длинные крылья, и пегас повис в воздухе, позволяя Рэми плавно опуститься на свою спину…

«Плеть? — обиженно спросил Арис. — Я недостаточно тебе подчиняюсь?»

«Мне взять в Кассию другого пегаса?»

«Значит, мне опять играть в глупого коня… — вздохнул Арис.

— Хорошо, пусть будет плеть».

Рэми кивнул стоявшему на вершине башни дяде и направил пегаса в появившуюся кляксу перехода. Звезды рассыпались по темной глади, перехватило на миг дыхание, стало холодно, и Арис мягко опустился на темнеющую в поле ленту дороги.

«Дальше пешком?» — спросил он.

«Да», — рассеянно ответил Рэми.

Вокруг, сколько хватало взгляда, окружало их засеянное рожью поле. Уже начавшие светлеть колоски, прижимались к земле под порывами ветра, небо укутывали тяжелые тучи, рискуя пролиться дождем, и Рэми вжался в спину пегаса, прошептав:

— Быстрее.

Арис понял с полуслова. Быстро защелкали по усыпанной камнями дороге копыта, исчезли крылья Ариса, шкура, светившаяся во тьме, стала сероватой, и Рэми привычно перехватил поводья, выпрямившись в седле.

Замок был видел издалека. Казавшийся непривычно тяжелым и приземистым по сравнению с виссавийскими замками, он прятался на вершине плоского холма за зубчатыми стенами, щеперился частыми, острыми башенками, и был окружен глубоким, темнеющим в полумраке рвом.

Ветер усилился. Арис побежал быстрее. Рэми вжался в спину пегаса, чувствуя его учащенное дыхание и какую-то странную, шальную радость. Казалось, что Арису нравилось вот так лететь по полю наперегонки с ветром, нравилось нести на своей спине наследника, и даже человек, вцепившийся в поводья и останавливающий его на полном ходу, пегасу нравился своим безрассудством…

— Кто вы? — холодно спросил Рэми, гладя шею разгоряченного Ариса.

— Вы в замок?

— А почему бы и нет?

— Без меня вам не пройти… — спокойно ответил подтянутый мужчина, в едва заметных движениях которого Рэми сразу же угадал военную выправку, — мост поднят, ворота закрыты до самого утра.

Или изволите подождать?

— Не изволю.

— Тогда подвезете? — Рэми протянул незнакомцу руку, и тот, воспользовавшись немым приглашением, уселся за спиной всадника.

Арис, которому явно не понравилась двойная ноша, пошел медленнее, но возражать не осмеливался даже мысленно: как и Рэми он чувствовал, что незнакомец, хоть и не сильный, а все же маг.

Пока они доехали, пошел дождь, зато чуть успокоился ветер.

Рэми заметил, как пронеслась над ними едва заметная ниточка зова, и мысленно напрягся — незнакомец действительно прост не был. Не дожидаясь их, скрипнули цепи, и раньше, чем Арис успел подъехать к стенам замка, над рвом опустился мост. Рэми нахмурился. Этот незнакомец был явно не последним человеком в замке матери, и телохранителю это не понравилось.

Чутко повинуясь уверенной руке всадника, Арис остановился в центре небольшого внутреннего дворика. Выбежал откуда-то заспанный мальчишка, подхватил поводья Ариса и, бросив на Рэми и его спутника испуганный взгляд, повел пегаса вглубь двора, к конюшням.

Рэми медленно поднялся по ступенькам. Заскрипели за его спиной цепи, поднимая тяжелый язык моста.

— Кто ты, оборотень? — Рэми грубо вжали в стену, приставив к шее острие кинжала.

— Сами посмотрите, — прохрипел телохранитель, с трудом удерживая рвущееся наружу пламя силы.

Это же надо быть таким идиотом и не заметить на руке незнакомца перстень… Такие в Кассии редкость и стоят ой как дорого, но помогают распознать оборотня в любом обличье. Только кому ж нужна такая игрушка, если оборотней в Кассии раз два и обчелся. Рэми, помимо себя, знал только трех — Мира, Армана и Бранше.

Но драться пока было рано. Повинуясь тычку незнакомца, Рэми медленно, стараясь не раздражать идиота с кинжалом, позволил чужим рукам выверенными движениями пройтись по его телу в поисках оружия. Оружия, вестимо, у Рэми не нашли. Да и к чему магу оружие, коль он сам таким является?

Почувствовав удивление незнакомца (видимо, с высшими магами тому еще встречаться не доводилось), Рэми повиновался приказу и плавно поднял правую руку, позволяя активизировать татуировки на запястьях.

Вспыхнули под чужими пальцами синие нити, рассказали подробно и о происхождении Рэми, и о его статусе, втянул шумно воздух незнакомец… Начал бояться, сразу же почувствовал Рэми.

А щиты архана слабые… раз ударить и сломаются.

— Простите, ради богов, телохранитель! — прошептал архан, опускаясь перед Рэми на колени.

— Да за что мне вас прощать-то?

Рэми задумчиво потирал горевшие после активизации знаков запястья:

— Сам виноват. Не хотел, чтобы меня узнали, вот и спрятал татуировку телохранителя. Не думал… что здесь найдутся желающие меня задержать.

Несмотря на ночь, глаза слегка побаливали, и потому Рэми жестом остановил архана, потянувшегося за фонарем:

— Я хотел бы остаться в полумраке.

Незнакомец, чей силуэт был едва виден в тени дома, по приказанию Рэми поднялся с колен, снял широкие кожаные браслеты, протянул в свою очередь запястье, и Рэми, даже не касаясь его пальцами, активизировал знаки татуировки. Синие. Архан. Глава рода. Глава Южного рода, поправился Рэми. Советник повелителя, который чудом в темноте не узнал телохранителя наследного принца Кассии.

— Большая честь для моей матери принимать такого гостя, советник, — сказал Рэми, отходя от стены и направляясь к ступенькам в полной уверенности, что гость пойдет за ним. — Спасибо вам за столь усердную охрану.

— Это мой долг, архан. Оборотни в последнее время совсем обнаглели… — сказал советник и тотчас осекся, — просите, я знаю, что ваш отец был ларийцем. Но мы сейчас говорим не о таких…

— Я понимаю, — оборвал его Рэми, на самом деле не очень-то понимая, да и не горя желанием понимать. Рэми волновало другое — плохо скрытая в голосе советника смесь беспокойства и страха. — Кто вам рассказал, что я…

— Астрид, — выпалил советник и тотчас поправился. — Архана Астрид.

Рэми криво усмехнулся. Вместо того, чтобы открыть дверь и войти внутрь, он резко повернулся, заглянул глубоко в чужие глаза (вздрагивает! Даже взрослый и сильный мужчина вздрагивает под пылающим синим пламенем взглядом целителя судеб) и холодно спросил:

— Что вас связывает с моей матерью?

— Я люблю ее.

Не обманывает.

— А она?

Уверен.

— А она согласилась стать моей женой.

— Арман знает?

Сомневается.

— Нет… вы думаете…

— …ты думаешь, — поправил его Рэми. — Моя мать взрослая и мудрая женщина. Если она выбрала вас…

— …тебя, — в свою очередь поправил его мужчина.

— …тебя в мужья, значит, ты того стоишь. Добро пожаловать в семью, Захарий. А теперь, если ты позволишь… я хочу поговорить с матерью наедине.

— Да, Рэми. Как скажешь… Я провожу…

— Я сам найду дорогу, — ответил Рэми, входя в дом.

Замок, как ни странно, тщательно охранялся: Захарий явно не шутил на счет оборотней. Рэми медленно поднялся по лестнице на второй этаж и краем глаза заметил тени охранявших дом дозорных, но ни один не подошел, ни один не помешал ему пройти по коридору, дойти до двери, осторожно постучать. Значит, успели получить приказ архана… Значит, Захарий действительно в этом доме чувствует себя как хозяин. Что же, если мать это устраивает, пусть будет так. Рэми возражать не будет.

Не дождавшись ответа, Рэми вошел внутрь. Здесь было темно, но темнота для глаз оборотня не помеха. Небольшая, уютная спальня, совсем мало мебели, лишь самое необходимое: мать никогда не любила ничего лишнего. Туалетный столик, шкаф, кровать под балдахином, пара стульев и скамья вдоль стены. За тонкой занавеской — небольшой алтарь… Рэми вздрогнул… а все же Виссавии.

Рэми подошел к кровати и склонился над матерью, погладив ее рассыпанные по подушке волосы. Некоторое время он решался ее потревожить, потом уверенно положил руку матери на плечо и осторожно толкнул:

— Мама? — позвал Рэми.

Астрид проснулась не сразу. В ее медленно открывшихся глазах промелькнул страх, потом узнавание, радость и вновь холод. Мать всегда отлично владела собой, вспомнилось Рэми. Всегда отлично играла холодную и неприступную архану, что, оказывается, такая редкость среди виссавийцев.

— Это ты, сынок.

Рада? Нет? По ней ведь и не поймешь. А Рэми так хотелось в этот миг понять.

— Мама, ты оборотней боишься или этого Захария? — холодно поинтересовался Рэми. — Если Захария, то советник он повелителя или нет, а полетит из этого замка ласточкой. Ты ведь меня знаешь.

— Да что Захарий? Оборотни совсем с ума посходили, — отмахнулась от сына Рид, сев на кровати. Она нащупала на спинке стула пеньюар, накинула его на плечи и потянулась было к светильнику, но Рэми ее остановил:

— Не надо…

— Приходишь как любовник, — усмехнулась Рид. — В темноте и тайком.

— Не так уж и тайком, твой жених…

— Осуждаешь? — тихо спросила Рид.

— Любишь? — ответил Рэми, садясь рядом с ней на кровати.

— Люблю.

— Как отца…

— Не помню, — пожала плечами Рид. — Боль… она стирает чувства, тупит их. Твой отец умер у меня на глазах, такое не очень охота помнить.

— Нет, не осуждаю, — Рэми сжал ладонь матери, только сейчас поняв, как он соскучился, как ему не хватало Рид все эти полгода. — Я очень рад за тебя, мама. Но хочу попросить…

Привези своего Захария в Виссавию, — пальцы Астрид задрожали в ладони Рэми. — Хочу, чтобы он познакомился с твоим братом. И хочу, чтобы ты простила Элизара.

— Не вмешивайся! — прошипела Рид, отворачиваясь от сына. — Не имеешь права!

— Имею, — возразил Рэми.

— Это дела мои и брата.

— Нет, мама, это дела моей матери и моего дяди. Моей семьи.

Почти единственных, кто остался. Это дела Рины, беременной девушки, которой нужна сейчас старшая сестра, — начал раздражаться Рэми. — Мама, ради меня, всего на несколько дней… и больше я тебя не попрошу. Если хочешь, я никогда больше не появлюсь в твоей жизни.

— Да что ты несешь! — взмолилась Астрид, и только теперь Рэми в ней разглядел не неприступную, холодную архану, а любящую женщину, мать. Он поймал потянувшуюся к его щеке ладонь Рид и поцеловал тонкие, нежные пальцы матери.

— Ты — мой сын, — тихо сказала она. — Мой первенец. Что значит «не появишься в моей жизни»? Ты мне нужен. Неужели ты этого не понимаешь? Неужели ты, целитель, этого не чувствуешь?

Мне открыть для тебя душу? Только попроси, сынок…

— Мама, не надо, — прошептал Рэми, почувствовав, что дрожит.

Как долго он еще выдержит? Сможет быть сильным? И она здесь — такая знакомая, такая родная… как в детстве…

Рэми и поступил, как в детстве. Прижался к ней, спрятал лицо в ее распущенных волосах, и сказал:

— Я боюсь…

— Чего боишься, сынок? — Астрид обняла сына за шею, ласково провела по волосам.

— Это странное облако над Миранисом и дядей.

— Черное?

— Черное.

Рид вздрогнула, прижала к себе сына крепче, и вдруг задрожала:

— С принцем умирают и его телохранители?

— Мама, я не могу…

— Ответь!

— Да, мама…

— Ты… — голос Рид вздрогнул, — успел полюбить моего безрассудного брата?

— Да, мама.

— Мой глупый мальчик, — нежно прошептала она, целуя Рэми в щеку. — Я поеду в Виссавию… сейчас. Я буду рядом с тобой… до самого конца, мой сын.

Глава 11. Тайна Виссавии

Учитель на этот раз долго наследника не задерживал — после вчерашней драки Рэми не то, чтобы побаивались, а просто не знали, чего от него ожидать. А зря. Гнев наследника иссяк с возвращением Мираниса, осталось теперь только любопытство. Куда принц уезжал и зачем? И почему это от Рэми так усердно скрывают…

Наследник закончил последнее задание, со скучающим видом создав для учителя зелье. Вестимо, без единой ошибки. Вестимо, его похвалили. И, вестимо, похвала отозвалась в сердце неприятным раздражением. Рэми вновь захотелось к суровому Виресу, который уже без слова прощания успел вернуться в Кассию.

Освободившись, сжираемый нетерпением наследник почти бегом пробежал по узкому коридору и толкнул легкую балконную дверь, забыв о своих больных глазах. За что и поплатился: зашипев, он на ощупь влетел обратно и прислонился спиной к спине, ожидая, пока глаза перестанет резать нестерпимой болью.

— Проклятие… — зарычал он, цепляясь в пыльный гобелен, — когда же это, наконец, закончится…

Ему было жизненно необходимо увидеть Мираниса, но принцу приспичило с утра пораньше, пока Рэми не успел его поймать, рвануть к пегасам. Теперь наследник Кассии разрезал на Шелесте безмятежное небо, а Рэми и шагу не мог ступить из окутанного в полумрак замка Арама. Это проклятое солнце… впервые Рэми его ненавидел.

— Невыносимо, — зло прошипел он, от души ударяя ногой в стену.

Рык, почувствовав гнев хозяина, прижал уши к голове и ласкающее заурчал, потеревшись о ноги Рэми.

— Я помогу, — сказал кто-то рядом.

Рык мгновенно ощетинился, выдавив из себя грозное рычание.

Рэми собрался: не хватало еще, чтобы виссавийцы увидели его гнев. Новых просьб успокоиться, плюханий на колени и прочего Рэми сейчас бы не вынес. Но, увидев Дериана, расслабился и, сев перед барсом на корточки, ласково погладил ворчащего Рыка.

— Забери его к брату, — приказал он явившемуся на зов Эллису.

— Я рад, что ты пришел, — сказал Рэми и с удивлением понял, что говорит правду, — чем ты можешь мне помочь? Разве что пойти за Миранисом… но очень сомневаюсь, что принц тебя послушает.

Еще бы Рэми не сомневался… пару раз он пытался осторожно достучаться до принца мысленно, но наследник Кассии, как, впрочем, и частенько, успешно блокировал его попытки. Миранис рьяно охранял свою свободу, и Рэми его очень даже понимал…

— А ты мне не дашь попробовать? — тихо ответил Дериан.

Рэми лишь пожал плечами. Эти два брата были похожи друг на друга воистину ослиным упрямством, но на этом сходство заканчивалось. Рэн был огнем, порывистым, ярким. Дериан — льдом, обжигающим холодом и спокойствием. Обычно Рэми предпочитал Рэна, но сегодня ему и своего огня хватало.

— Хорошо, — Рэми закрыл глаза, прислонившись спиной к стене.

Пусть Дериан попробует, если уж так хочет.

— Дыши глубоко, — попросил Дериан. — И спокойно, я не причиню тебе боли.

— Я не помню, чтобы когда-то боялся боли, — нахмурился Рэми.

Целитель ничего не ответил, а лишь шагнул ближе, и Рэми ощутил исходящий от его плаща запах мяты. Особый сорт, слегка горьковатый, который пушистыми, темно-зелеными шапками покрывает поляны Виссавии. Во время своих прогулок Рэми частенько растирал листья этого растения между пальцами, принюхиваясь к резкому запаху. Мята в Кассии пахнет иначе…

Вскоре к аромату мяты присоединился другой — едва ощутимый, пряный запах магии. Рэми сглотнул, мысленно приготовившись к приступу боли, но время шло, а вместо боли пришел просительный, неожиданный шепот:

— Открой глаза.

Рэми открыл. Ничего, по сути, не изменилось. Тот же полумрак, тот же коридор, те же запыленные гобелены, украшенные пегасами. Не было лишь Рыка, которого уже успел увести Эллис.

— Теперь ты можешь выйти на улицу, наследник.

— Что-то мне не верится, — резко ответил Рэми, чувствуя, как разливается по груди разочарование, смешанное с гневом. Целитель что, издеваться изволит?

— Не доверяешь мне? — в голосе Дериана послышались нотки обиды.

Рэми, пожав плечами, смирился с ожидаемым приступом боли и, резко подойдя в небольшой двери, еще раз толкнул легкую створку.

Желтоватый свет солнца радостно ворвался внутрь коридора. Он окутал Рэми ласковым сиянием, обрадовавшись магу, как старому знакомому… боли не было. Был мягкий, ласковый полумрак и едва заметная пелена перед самыми глазами, из-за которой краски и свет вокруг стали приглушеннее. Рэми, наконец-то, смог выйти на улицу.

— Спасибо, — выдохнул он, подходя к перилам небольшого, узкого балкона, овивающего здание замка ажурным кольцом. Перед ним спал в солнечном свете сосновый лес, дрожала внизу осина, укутывала землю темно-зеленым, колючим ковром ежевика. Глаза не болели, и отсутствие боли радовало Рэми, как радует ребенка долгожданное лакомство.

— Всего лишь небольшая защита, — скромно улыбнулся Дериан. — Но я должен сопровождать тебя, наследник, быть рядом. Эта защита питается моими силами…

— Пусть она питается моими… — резко ответил Рэми, вовсе не горя желанием зависеть от целителя.

— Ты быстро выдохнешься, наследник, — мягко возразил Дериан.

— Не потому что ты слабее, а потому что не привык тратить силы на подобного вида магию.

И тут же тихо добавил:

— Неужели я мешаю тебе?

Опять эта детская обида в устах мага. И почему этим виссавийцам так приспичило «сделать Рэми хорошо»? Даже Дериану…

Рэми сжал зубы и посмотрел в ярко-голубое, безоблачное небо, посылая ниточку зова. Хочет Дериан следовать за ним, так Рэми и не думает ему препятствовать. Хотя легко виссавийцу не будет: Миранису очень даже может не понравиться присутствие назойливого целителя. Но гнев принца Рэми волновал мало, а чувства Дериана, который сам решил следовать за наследником — тем более.

Легко перепрыгнув через ажурную балюстраду балкона, Рэми взмыл вверх и ловко приземлился на спину распластавшего крылья Ариса.

— Полетишь со мной или возьмешь своего пегаса? — спросил он.

Глаза Дериана чуть блеснули зеленым сиянием. Рэми на миг заметил, как прошила застывший от жары воздух тоненькая ниточка зова, и сразу же раздался за спиной шум крыльев, и перед балконом завис серый, симпатичный пегас, похожий на крылатого пони. Рэми невольно улыбнулся: он не знал, что пегасы бывают столь… забавными?

«Давно ты меня не звал, маг», — Рэми понятия не имел, почему и он слышал предназначавшиеся для Дериана слова незнакомого пегаса. Мало того, почувствовал себя неловко, будто подслушивал под дверями чужой спальни.

«Осторожней со словами, Тучка», — ответил Дериан, устраиваясь на спине крылатого пони.

«У меня есть имя», — обиженно возразило несуразное создание.

«Думаю имя, данное тебе Рэном, подходит тебе гораздо больше».

Рэми усмехнулся. Надо же, Дериан тоже умеет язвить. Что Рэн умел, Рэми знал и до этого, а вот его братишка-целитель всегда был предельно вежливым. Правильным, слишком правильным, до скрежета зубов и смертельной скуки.

— Достаточно, — прошептал Рэми.

По приказу наследника Арис взмыл в ярко-голубое, похожее на прозрачный кусок льда, небо. Тучка, перестав ссориться с целителем, последовал за ним, едва успевая за Арисом на своих коротких, округлых крылышках. Но он старался, так забавно старался, что Рэми приказал Арису лететь медленнее. Да и не хотелось наследнику, чтобы Дериан от него отстал. Рэми все время помнил о своих глазах и о том, какую боль может ему причинить солнце. Проклятая беспомощность! Как он от нее отвык!

Рэми заметил Мираниса издалека. Принц неподвижно стоял на резко обрывающейся в море скале и смотрел, как пенистые, злые волны разбиваются внизу о камни. Там, за прозрачной границей между морем и Виссавией, шел дождь. Там шумел ветер, швыряя соленые брызги на закрывающий клан целителей щит. Там ревела буря, но через магическую преграду не проходило ни звука… в Виссавии, за спиной принца, было по-прежнему тихо и спокойно.

Внизу, в округлой гавани, ласкали песок волны, и свет солнца пронзал море до самого дна, выхватывая танцующих в иле рыбешек.

Едва слышно шуршали у самого берега стройные сосны, покрывая усыпанную иголками землю непоседливыми пятнами полутени.

Тисмен сидел на песке, прислонившись к толстому стволу сосны. Когда Арис и Тучка спустились на берег, он лениво открыл глаза, окинул их равнодушным взглядом и вновь погрузился в мечтательную полудрему. Других телохранителей видно не было.

Рэми, даже не посмотрев на Дериана, взмыл в воздух и бесшумно взлетел на скалу в двух шагах позади Мираниса.

— И все же ты явился, — не оборачиваясь сказал принц. — Забавно… стоит мне шагнуть со скалы, и Виссавия меня уже не спасет. Там, за гранью, она бессильна…

— Как я мог не явиться? — тихо ответил Рэми.

Проклятое облако уже не нависало над головой Мираниса, а окутывало его фигуру тонкой, едва заметной шалью. Рэми казалось, что оно было живым существом, которое дышало, чувствовало, и реагировало на присутствие телохранителя легкими всплесками ревности.

— Ты ведь знаешь? — понял вдруг Рэми.

— Знаю о чем? — Миранис резко развернулся и посмотрел в глаза телохранителю.

— Об… облаке…

— Каком облаке… — прошипел принц.

— Облаке смерти… это ведь смерть, не так ли, Мир… — принц покачнулся, внезапно побледнев. — И потому в последнее время ты такой… странный… потому меня отталкиваешь? Миранис…

— Уходи… — процедил принц через зубы.

— Никуда я не уйду, — упрямо ответил Рэми. — Никогда тебя не оставлю.

— Уходи! — вскричал Миранис. — Не нужно мне твое геройство, слышишь! Проваливай! И из жизни моей проваливай…

— Миранис… что тут происходит? — успокаивающе спросил появившийся рядом с ними Тисмен. — Откуда этот гнев? Рэми…

Рэми обернулся, открыл было рот, чтобы ответить, и поперхнулся словами… Медленно, не веря своим глазам и уже не замечая принца, он подошел к зеленоглазому телохранителю, и окинул его долгим, пронизывающим взглядом. Как он раньше не замечал? Как мог быть столь слепым… о боги…

— Что случилось, Рэми? — слегка смутился телохранитель. — Почему ты на меня так смотришь?

Рэми не ответил. Почувствовав, как возрастает в душе волна гнева, он до хруста сжал пальцы в кулак, пытаясь удержать рвущуюся наружу силу.

— Над ним нет облака, — зло обратился он к принцу. — Почему?

Что ты сделал?

— Я его спас, — спокойно ответил за его спиной Миранис.

— И меня? — резко развернулся Рэми.

Принц промолчал.

— Я спрашиваю, меня ты тоже «спас»?

Мир криво усмехнулся.

— Отвечай!

— Не зарвался ли ты, телохранитель, — холодно ответил принц.

— Какое право ты имеешь задавать вопросы мне, своему принцу? Да еще таким тоном?

Некоторое время они молчали, убивая друг друга гневными взглядами.

— Да что здесь происходит? — разорвал мучительное молчание Тисмен. — Мир! Рэми! Ради богов, вы объясните мне или нет?

Рэми встрепенулся. Боги, и в самом деле, что он творит?

— Я должен объяснить? Я и себе не могу объяснить… Мир… ради богов… что это?

— Рэми, прости, но я не отвечу на твой вопрос, — Мир отвел взгляд. — Не могу… ты сам понимаешь, как все это для меня сложно…

— Понимаю… но…

Рэми столкнулся глазами с Миранисом и рассеянно отвел взгляд, обратив, наконец-то, внимание на застывшего в нескольких шагах от них Дериана. Облако… Облако смерти. Хранитель смерти… Рэн…

— Явись… Рэн, — прошептал Рэми.

Дериан, услышав имя брата, вздрогнул. От радости или от страха, Рэми уже не хотел проверять, он звал Рэна, он жаждал увидеть хранителя смерти. Рэн отозвался мгновенно. Выскользнув тенью из кляксы перехода на нагретые солнцем камни, он поклонился Рэми, потом принцу и Тисмену, кивнул брату и тихо спросил:

— Ты звал меня…

— Облако… — взгляд Рэна стал удивленным:

— Ты видишь облако смерти, наследник? Даже вождь…

— Надо мной… есть облако?

Рэн прикусил губу и отвел взгляд.

— Отвечай! — настаивал Рэми. — Ты должен выполнять мои приказы, отвечай немедленно!

— Я думал, я твой друг, а не твой раб, — в голосе Рэна послышались недоумение и обида. Рэми передернулся. Что сегодня такое? Сначала Дериан, теперь вот Рэн…

— Я… — Рэми сглотнул. — Мне важно это услышать, отвечай, Рэн… ответь мне, пожалуйста.

— Над тобой было облако, Рэми, — перестал сопротивляться Рэн, посмотрев в глаза наследника. Какой же страшный у него взгляд… и в то же время… — До вчерашнего дня.

— Ты знаешь… что произошло вчера? — тихо спросил Рэми, не отпуская Рэна требовательным взглядом, не давая ему шанса уйти от ответа. Выразительные глаза Рэна наполнись сомнением. — Помни, ты не можешь мне врать. Не ври мне… друг.

— Да.

— Тогда что?

— Рэн, не смей! — отозвался за спиной Рэми Миранис. — Ты слышал меня! Не смей отвечать на вопрос, даже не думай!

— Да ну? — язвительно улыбнулся телохранитель, оборачиваясь к Миру. — Ты что-то забыл, наследник Кассии, — принц отшатнулся от телохранителя. Боги, чего он так боится? Что скрывает? — Рэн это виссавиец. Для него существую только я… а ты… твое слово ничего не значит… и приказывать ты ему не можешь.

— Рэми, угомонись… — прохрипел Миранис. — Прошу тебя…

— Просишь? Просишь о чем?

— Ты не должен этого знать…

— Ты мне не расскажешь, расскажет он.

— Рэми!

— Приказываю тебе, Рэн… — Рэми вновь перевел взгляд на замершего хранителя смерти, — ответить.

— Я отказываюсь.

Раньше, чем Рэми успел удивиться, вскрикнул и бросился к брату Дериан. Наследник выдохнул. Отказывает? Но они не могут отказывать? Разве не…

Испугавшись не на шутку, Рэми смотрел, как Рэн вдруг согнулся пополам, будто разрываемый болью. Еще не до конца понимая, что происходит, наследник кинулся было к хранителю смерти, как вдруг пропала пелена, защищающая взгляд Рэми. Глаза пронзило острой болью, будто в них накидали стекла, по щекам потекли густые слезы бессилия.

Ругаясь на чем свет стоит, Рэми шагнул к Рэну, широко открывая глаза. Он не мог себе позволить сейчас отдаться во власть слабости, не мог сдаться. Он был нужен Рэну, этому мальчишке, которого считал другом. Но все вокруг плыло в слезах, и стонущий от боли хранитель смерти казался Рэми едва видимой, неуловимой тенью.

— Рэн, — выдохнул Рэми, увидев, как тень качнулась к обрыву.

— Рэн, стой!

— Рэми! — крикнул Миранис. — Осторожнее, идиот!

Рэми не слушал. Пальцы его крепко ухватили запястье Рэна.

Рэми хотел было оттолкнуть виссавийца от пропасти, но приступ боли стал особенно сильным, разорвав голову на мелкие кусочки.

Хранитель смерти покачнулся, выдохнул, и вдруг начал неумолимо падать на разделяющий Виссавию и море щит.

— Отпусти его! — закричал Мир. — Немедленно…

— Отойди, Мир, — холодно осадил его Тисмен. — Это опасно… если ты шагнешь к Рэми, скала обрушится… видишь?

Что-то хрустнуло под ногами. Рэн в последний раз покачнулся и неосознанно вцепился в руку Рэми, увлекая наследника за собой.

Рэми почувствовал, что летит в томительной тишине. Лопнула пленка щита, пропуская, и тишина взорвалась шумом.

Начался хаос. Боль в глазах вдруг стала почти выносимой.

Рэми обхватил Рэна за талию и замедлил падение, не в силах сопротивляться шквальному ветру. Их вновь бросило на щит, ударив о камни обрыва. Позвоночник прошило острой болью. Рэми прикусил губу, прижав к себе сильнее Рэна, и вместе с виссавийцем камнем вошел в обжигающе холодную воду.

«Держись, Рэн. Придержи дыхание».

Он не знал, слышал друг или нет. Он вплел пальцы в его волосы, защищая голову Рэна от ударов о камни. Себя защитить он не мог. Его швыряло о скалы, вкручивало в водоворот, вновь бросало на обрывом срывающий берег и глубоко царапало принесенным морем сором.

Рэми не знал, когда это закончилось. Просто что-то обняло его и Рэна в тугое кольцо, вырвало из воды и подбросило вверх, на щит Виссавии. Рэми закрыл глаза. Он был на грани жизни и смерти, в голове осталась единственная мысль — не выпустить рвущегося в новом приступе боли Рэна. Не ответить ударом на удар, не скатиться в беспамятство… тогда они погибнут оба.

На этот раз переход через щит был болезненным. Вспыхнули ярко лучи солнца, и песчаный берег сначала отдалился, а потом резко начал приближаться. Поняв, что сейчас разобьется и ничего не может с этим подделать, Рэми сжался в комок, перевернувшись в воздухе, чтобы удариться о землю первым и уберечь от удара Рэна.

Воздух сгустился. Рэми с Рэном ласково опустило на песок, и чьи-то руки заставили телохранителя выпустить друга из объятий.

— Проклятие, Рэми, — раздался рядом голос дяди…

— Мои глаза… — прошептал телохранитель.

Рэми заставили сесть, потом встать, прижаться к кому-то спиной, найдя опору. Чья-то рука обхватила его за талию, а чужая ладонь закрыла глаза, оберегая их от солнечного света. Рэми силой увлекли в переход…

По другую сторону было хорошо… прохладно. Рэми отпустили, позволив упасть на пол. Закашлявшись, он понял, что задыхается.

Кто-то заставил его встать на четвереньки, опираясь животом на чужое колено, и выплюнуть горькую, противную воду. Кашляя, плача от боли в глазах, Рэми дрожал, извергая из себя соленую влагу.

Ему помогали. Чужая сила лилась через него непрерывным, целительным потоком, чужие руки ласково убирали со лба мокрые волосы. И когда приступ прошел, Рэми посадили в кресло и сунули в ладони чашу с эльзиром. После первого глотка стало легче, после второго резь в глазах уменьшилась. Проморгавшись, Рэми смог, наконец-то, видеть, хотя расплывчато и неясно. И слова стали не обычным звуковым фоном, а обрели смысл:

— Змея мы не спасли, — сказал чужой голос. — Он скользнул в море за наследником, выбросил его на берег, но сам выплыть не сумел. Жаль…

— Прости меня, вождь… — новый голос, полный муки и раскаяния.

Рэми вздрогнул от хлесткого звука пощечины. Повернувшись, он успел заметить, как Дериан бессильно упал к ногам вождя, и застыл у его стоп в смиренной позе.

— Из-за тебя Рэми вновь не мог видеть, — жестко сказал вождь, — из-за тебя не успел оттолкнуть Рэна от пропасти.

Стремясь помочь брату, ты забыл о защите наследника. И чуть было не погубил их обоих.

— Прости…

— Простить? Я только что чуть было не потерял племянника, а ты меня просишь простить! Убирайся с глаз моих, Дериан! И не показывайся, если хочешь жить!

— Мой вождь…

— Я сказал, убирайся!

И немедленно:

— Давай, Рэми… я отнесу тебя на кровать. И на этот раз ты разрешишь себя исцелить, не так ли?

— Не будь столь уверен, — прошипел Рэми.

— Ты хочешь быть телохранителем своего принца или его обузой?

Рэми стиснул зубы и позволил силе вождя поднять себя с кресла и перенести на кровать. Прикусив до крови, он промолчал, когда Элизар занялся его лечением и сам не заметил, как заснул.

Спал он, должно быть, недолго: когда он проснулся, солнце еще было высоко и только-только катилось к закату. Дяди в спальне не было, но стоило Рэми лишь пошевелиться, как возле кровати появился вездесущий Арам:

— Тебе уже лучше?

— Намного, — ответил Рэми. — И ты это знаешь, не так ли?

— Но спросить можно? — улыбнулся Арам.

— Объяснишь мне, что случилось?

— Мы не можем отказывать ни вождю, ни его наследнику, Рэми, — улыбка Арама пропала, и лицо его стало вдруг серьезным. — За это богиня нас дважды карает болью, а в третий раз мы умираем…

— Рэн… сколько раз он отказывал? — нахмурился Рэми.

— Тебе — второй раз. Потому вождь старается держать от себя Рэна подальше… он боится, что хранитель сам себе навредит своим упрямством. Но вождя Рэн не любит, в то время как тебя мальчишка боготворит…

— Он не более мальчишка, чем ты, — холодно ответил Рэми.

— Тем не менее, я бы не стал тебе так безрассудно отказывать… Я пытался бы сначала объяснить.

— Ты знаешь… куда уходил вчера вождь и Мир? — прошипел Рэми, садясь на кровати.

— Знаю… — ответил Арам. — Но не могу тебе ответить… своим ответом я нарушу или твой приказ, или приказ вождя. И все равно поплачусь болью, как Рэн. Если бы будешь настаивать, я выберу отказать тебе.

— Это твое «попытаться объяснить», — Рэми взял со столика рядом с кроватью чашу и пригубил эльзира.

— Да, наследник.

— Сколько раз ты…

— Это был бы первый. Вождь никогда на меня не давил…

Рэми поднялся с кровати и накинул на плечи плащ, уже не поморщившись от его белого цвета. Он уже начал привыкать к цветам вождя Виссавии.

— Я не хочу, чтобы вы ко мне приближались, — сказал вдруг он.

— Что? — удивленно посмотрел на него Арам.

— Если я так легко могу каждого из вас убить, невольно, одним словом… то я рад, что родился и вырос в Кассии. Я не хочу, чтобы вы из-за меня умирали. Скажешь Рэну, чтобы ко мне не приближался, как и его братец. Как и остальные виссавийцы. Не хочу вас видеть.

— Наследник… ты все понял неправильно.

— Убирайся! — вскричал Рэми. — Немедленно! Пока ты жив! Пока вы все живы…

— Рэми…

— Выйди, Арам, — Рэми вздрогнул. Он не заметил, как в спальне появился вождь. Поняв, что они с Арамом не одни, он вдруг устыдился своей вспышки гнева и отвел виноватый взгляд.

Почему-то ему было неприятно, что дядя увидел его таким… слабым?

— Я слышал, что в тебе есть дар хранителя смерти, — Рэми вновь вздрогнул. Вождь сделал вид, что ничего не заметил. — Что ты видишь смерть Мираниса? И зная это — ты все равно вернешься с принцем в Кассию?

— Да.

— Не знаю, то ли ты глуп и упрям, — голос Элизара убивал спокойствием, — то ли связь с богами в тебе слишком сильна, и ты чувствуешь, что не умрешь.

— Ты не дашь? — прошипел Рэми.

— Я не дам.

— И Миранису?

Вождь промолчал.

— Я его телохранитель! — вскричал Рэми. — Ты не можешь спасти меня, не спасая его! Так не бывает. И мне плевать, что вы с Миранисом надумали! Если принц умрет, а я выживу, я подобно харибу взойду на его погребальный костер, слышишь! Вы все равно меня не спасете, не спасая его!

Вождь побледнел:

— Ты этого не сделаешь…

— А ты мне запретишь?

— А если и запрещу, — вождь подошел к Рэми и заглянул ему в глаза. Наследник лишь усмехнулся гордо подняв подбородок.

— Тогда я от…

Глаза вождя вспыхнули ярким, белоснежным сиянием. Рэми задохнулся. Слова, готовые сорваться с губ, вдруг застряли в горле. Закашлявшись, он согнулся пополам от непонятно откуда пришедшей боли, а когда выпрямился, вождь усадил его в кресло и подал наследнику чашу с недопитым эльзиром.

— Винишь Рэна, что безрассудно тебе отказывает, а сам делаешь то же самое… твое тело мне всегда будет подчиняться, Рэми, чтобы ты не делал, как бы ты не сопротивлялся… но твоя душа может заставить тело сказать нет… и заплатить за это болью или даже смертью. Я верну тебе способность говорить, если ты пообещаешь мне не делать глупостей.

Рэми посмотрел на вождя, стараясь взглядом передать ему всю ту ненависть, которую чувствовал в этот момент. Вождь слегка побледнел, на лбу его пролегла на миг скорбная складка, и Рэми показалось, что он уловил в глазах дяди внезапную горечь.

Очнувшись от изумления, наследник спрятал дерзки й взгляд и едва видно кивнул.

— Хороший мальчик, — прошептал вождь. — Допей эльзир.

— Я не откажусь от Мира, — сказал Рэми. — Не могу. Понимаешь?

— Я и не прошу.

— Ну и пусть, — Рэми упрямо отвернулся к окну. — Ты не хочешь спасать ни себя, ни Мираниса, так тому и быть, умрем все вместе!

Вождь внезапно знакомым до боли жестом прикусил губу и, отобрав у Рэми чашу с эльзиром, вдруг пронзил наследника долгим, изучающим взглядом. Рэми сглотнул, почувствовав, что краснеет.

Он не понимал ни вспыхнувшей в глазах вождя нежности, смешанной с сожалением, ни внезапной боли, пронзившей стрелой собственное сердце.

— Встань, — вождь отошел на шаг от кресла и, когда наследник послушно поднялся, вдруг прижал его к своей груди:

— Ты не умрешь, слышишь, мой мальчик.

В голосе вождя было столько смиренной просьбы и страдания, что сердце Рэми вздрогнуло, отвечая болью на боль.

— Дядя, — Рэми вцепился в плащ вождя, сдерживая подкатывающие к горлу рыдания. — Я прошу. Умоляю. Спаси его!

— Ты умоляешь или телохранитель в тебе? — тихо спросил вождь, прижимая к себе наследника еще сильнее.

— Разве это важно?

— Нет, мой мальчик, — мягко ответил Элизар, — не важно.

Совсем не важно.

— Сколько? День, два, луну? Скажи мне — сколько.

— Не спрашивай.

— Почему?

— Ты плачешь, мой мальчик, — сказал Элизар, погладив волосы Рэми. — Хотя бы одна твоя слеза достанется мне, а не Миранису?

— Д-я-я-я-д-я-я-я… — прохрипел Рэми. — Ты мне нужен!

Слышишь! Не он, ты!

— Знаю, — ответил Элизар, мягко отстраняясь и вновь посмотрев Рэми в глаза:

— Я никогда тебя не оставлю. Я всегда буду с тобой. Не тем безумцем, которого ты увидел в первый раз, а таким, как сейчас.

Но сейчас ты… ты должен успокоиться. Должен вновь стать сильным. Вытри слезы — они не пристали мужчине, а уж тем более не пристали вождю. И я надеюсь, что это в последний раз, когда ты плачешь, мой мальчик.

— Я не хочу быть вождем.

— Не обманывай себя, — оборвал его Элизар. — Хочешь. И будешь. Ты просто не желаешь этого признать, потому что не хочешь вставать на мое место, не хочешь, чтобы я умирал. Ты создан для нее, слышишь… Ты уже дышишь только ею, ты любишь только ее. И ты ею любим.

— Нет!

— Да! И ты это знаешь. И знаешь, что отталкивая от себя виссавийцев, ты ранишь их гораздо более, чем любая боль. И даже смерть. Они дышат тобой и Виссавией, всегда об этом помни. И они беспомощны, как дети… они сильны, а все же дети. Без тебя, без Виссавии они погибнут. Всегда помни об этом и никогда не повторяй моих ошибок… никогда не бросай их, как бросил я.

— Дядя…

— Ты позовешь Рэна, позволишь ему быть с тобой…

— Ты же сам оттолкнул от себя Дериана…

— Дериан должен осознать свою ошибку, мой мальчик, — вождь погладил Рэми по щеке. — И он ее осознает, будь уверен. Как и Рэн… но ты должен Рэну объяснить. И никогда от них не требуй, проси. Просьбе можно отказать. И всегда будь готов лишить их речи, как я лишал тебя… я ведь тоже боялся, что ты откажешь мне, мой мальчик. Не хотел причинять тебе боли, не хотел подвергать твою жизнь опасности. Но, несмотря на мой страх, я никогда не откажусь от возможности быть с тобой рядом… пока я тебе нужен.

— Ты всегда мне нужен, — выдохнул Рэми.

— Знаю. А теперь идем, я покажу тебе место, где тебя всегда поддержат, где всегда тебе дадут совет, — вождь накинул на плечи Рэми белоснежный плащ, и, немного подумав, закрепил его брошью в виде обвившегося вокруг крупного алмаза серебряного барса.

— Но…

— Твой отец дал тебе жизнь. Носи знаки его рода, как носишь знаки моего, — ответил вождь, улыбаясь. — Место, куда я тебя отведу… Я не был там очень давно… со дня смерти отца и старшего брата. Я не понимал. Я замкнулся в своей боли. И теперь мне стыдно. Если бы не ты… я бы туда не вернулся. Но я должен показать тебе, как показывал когда-то мне отец.

— Позднее. Мы еще успеем, у нас много времени, — отчаянно прошептал Рэми, чувствуя, что если он согласится туда идти, то как бы смирится со скорой смертью Элизара и Мираниса, а этого он сделать не может. Не в силах. Он будет бороться за них обоих.

— Прости, — ответил Элизар, вталкивая Рэми в переход.

Рэми огляделся. Ничего особенного он не увидел: небольшая квадратная комната, шагов на десять. Высокие потолки, полное отсутствие мебели, голые стены, что слегка светились зеленым, и неясные тени за тщательно отполированной, глянцевой поверхностью. Больше всего Рэми беспокоили едва видный, серебристый туман, который, казалось, становился гуще с каждым биением сердца, и шелестящий, похожий на шепот множества голосов звук.

— Кто ты? Зачем пришел?

Было в этом странном, едва слышном голосе что-то, из-за чего Рэми передернулся и почувствовал, как по позвоночнику пробежал неприятный холодок.

— Не убивай так быстро, дай его расспросить… — прошелестел другой голос.

— Чужим здесь не место…

— Чужие сюда не придут… а в мальчике есть что-то знакомое, не видишь…

— Он не чужой, — на плечо Рэми упала ладонь дяди, и дышать вдруг стало гораздо легче. Туман слегка рассеялся, голоса, столь яркие миг назад, отдалились, и Рэми понял, что может дышать, и что сердце его, на миг замершее и пустившееся вдруг вскачь, теперь забилось почти спокойно.

— Элизар? — в призрачном шепоте Рэми послышалась нежность и легкая обида.

— Прости отец, — руки вождя дрожат, как и его голос.

Боится, понимает Рэми, но не их, себя боится. Боится, что узнают о его безумии, осудят.

— Не надо объяснять, Элизар, — плеть тумана лизнула щеку, обожгла кожу холодом. — Читаю в твоей страх, безумие, вижу его…

— Достаточно! — оборвал другой голос. — Знаешь, что мой сын не виноват…

— Все мы не виноваты. Я хочу знать, жива ли еще Виссавия?

Или твой сын пустил нашу страну на волны безумия?

— Не смей обвинять Элизара, — перестал вдруг бояться Рэми. — Клан все еще жив, с Виссавией все в порядке. И твое проклятое наследство никуда не делось. Доволен?

— Проклятое? Доволен? Смелый мальчик, — засмеялся туман. — Кто ты? Почему к нам пришел? Почему так на нас похож?

— Не хочу быть на вас похожим!

— Кто ты? — настаивал туман.

— Сын Астрид, — рука Элизара сжала плечо Рэми, призывая молчать.

— Этот удался лучше, чем ты, Элизар, — довольно прошептал вкрадчивый голос. — Моя кровь, мой потомок. Мое упрямство.

— Мой внук, — вторил ему второй голос.

— Мой правнук, — ответил откуда-то третий.

— Мой внучатый племянник.

— Добро пожаловать в семью, мальчик!

— Прости!

Рэми не успел испугаться. Туман вдруг загустел, превратившись в клинок, и ледяным жалом вонзился в грудь Рэми.

Рэми выгнулся и обхватил ладонями рукоятку меча, пытаясь его вырвать из стремительно леденеющего тела. Как же холодно…

— Нет! — закричал где-то рядом Элизар. — Не сопротивляйся!

Доверься!

— Доверься! — шептал туман. — Доверься…

— Доверяю… — ответил Рэми, и пальцы его разжались, отпуская меч. — Тебе, дядя, доверяю…

— Еще немного потерпи, — проводил Рэми в беспамятство голос дяди. — Совсем чуть-чуть.

Глава 12. Мать

Рэми чувствовал себя глупо. Обессиленный, обнаженный до пояса, он лежал на животе на кровати, и не мог даже пошевелиться — спину немедленно опаляло болью. И в спальне было душно и слишком людно. Были тут все три телохранителя, наследный принц Кассии, его «любимые женщины»: жена и сестра. Всем почему-то приспичило именно сейчас прийти и полюбоваться на наследника Виссавии.

— Красота-то какая! — выдохнула Лия.

Судя по покрасневшему лицу, Аланна была с ней согласна.

— Не могли бы вы оставить меня одного, — нервно ответил Рэми. — На что здесь смотреть?

Больше всего раздражал усмехающийся Миранис:

— Я не и думал, что татуировка рода вождей Виссавии так красива…

— А у тебя такая будет? — откликнулась Лия.

Настало время Рэми усмехаться, и его усмешка от внимательного взгляда принца точно уж не ускользнула:

— У меня такой не будет, — в голосе Мираниса промелькнуло раздражение.

Дверь в спальню снова скрипнула, и Рэми прошипел сквозь зубы, увидев знакомый белоснежный плащ:

— Что ты со мной сделал? Они теперь покоя не дают…

— На что вы тут любуетесь? — улыбнулся Элизар. — Татуировка Рэми еще не зажила, не обрела своей полной красоты. Если же вы хотите в самом деле увидеть…

Лия тихонько вскрикнула, а Рэми удивленно замер: вождь невозмутимо, не обращая внимание на присутствие Лии и Аланны, стянул через голову тунику, оставшись в одних штанах, стянутых на талии мягким поясом.

У дяди оказалось красивое, зрелое тело воина. Рэми скривился. И откуда, скажите пожалуйста, у Элизара эти воинские навыки? Рэми-то думал, что виссавийцы могут только исцелять.

Ранить, тем более физически, это не совсем в их вкусе. Элизар же без одежды вовсе не походил на невинного целителя…

— Я бы с вами драться не стал, — озвучил вслух мысли Рэми Кадм. — А ведь обычно по вам и не скажешь… хорошо скрываетесь, если даже я не заметил под маской воина.

В спальне стало внезапно тихо. Бросив прямо на пол белоснежную тунику и проигнорировав фразу Кадма, вождь медленно повернулся ко всем спиной, демонстрируя рельефную, белоснежную спину с едва заметной на ней серебристой татуировкой.

Рэми выдохнул. Это и самом деле было прекрасно. Серебристый пегас, расправивший на плечах Элизара огромные, изящные крылья казался живым и хрупким, как дорогая статуэтка. Его взгляд, внимательный, острый, пронзал душу до самых глубин, вызывая на поверхность странные ощущения… светлую тоску, радость и желание упасть на колени, подчиниться… Символ власти, да еще и от души начиненный магией, выдохнул Рэми. И теперь на его спине такой же. Вот радость-то.

— Н-да, — ответил за всех Миранис. — Наши татуировки рода на запястьях так не впечатляют… может, и зря.

— Существуют древние ритуалы, — начал объяснять вождь, и Рэми почему-то показалось, что дядя говорит только с ним, — для которых мы привлекаем силу богини или наших предков… без этой татуировки нас не узнают, и ритуала мы не переживем. Древние силы работают только с мужчинами моего рода…

— Хотел бы я посмотреть на такой ритуал, — задумчиво протянул Лерин.

— Может, когда-нибудь и посмотрите. Если Рэми соизволит стать вождем и вас на этот ритуал пригласит…

Рэми вновь скривился. «Если станет вождем»…

Пегас на спине дяди, казалось, чуточку больше расправил крылья. Его укоризненный взгляд пронзил Рэми насквозь, и телохранитель еще более уверился, что эти татуировки непростые… что под серебристой вязью заточено чужое существо, возможно, еще один древний дух… как будто Рэми и целителя судеб мало.

Он тряхнул головой, прогоняя наваждение. Спина немедленно ответила болью, и Рэми зашипел сквозь сжатые зубы. Всполошилось море силы внутри, почувствовав присутствие магического существа, и Рэми усилием воли постарался сдержать рвущуюся наружу волну защиты… Ему не перед кем тут защищаться. В этом замке у Рэми нет врагов.

Взгляд пегаса на спине вождя вдруг стал внимательнее, слегка смягчился, и Рэми, к своему ужасу понял, что татуировка на спине отвечает серебристому пегасу легким покалываем… будто узнает старого знакомого.

— А теперь простите, — разорвал томительную тишину Элизар, — но мне надо идти. Надеюсь, вы дадите моему наследнику немного отдыха.

— С какой это я стати я твой? — ответил Рэми. — Или ты не понял, что ничего не изменилось?

Миранис пожал плечами:

— Мы можем поговорить? — спросил он вождя.

— Да, мой друг. Но не здесь.

Интересно, что они опять скрывают? О чем опять решили поговорить?

Вслед за принцем и Элизаром вышел из покоев Рэми Лерин.

Выскользнула легкой, молчаливой тенью задумчивая сестра.

— Оставь меня, — мягко попросил Рэми невесту.

Аланна, поцеловав жениха в щеку, направилась к дверям. В опустевшей так внезапно спальне сразу же стало просторнее.

— Вы не собираетесь уходить? — раздраженно поинтересовался Рэми у двух оставшихся телохранителей. Наследнику хотелось остаться одному и постепенно успокоить разбушевавшееся внутри море магии.

— Мне лично спешить некуда, — ответил Кадм, невозмутимо усаживаясь в кресло. — Миранис сейчас и без меня обойдется. А Тисмену неплохо было бы тебя слегка подлечить… не так ли?

— Без тебя знаю, — Тисмен сел на кровать рядом с Рэми, открыл принесенную харибом берестяную баночку и начал аккуратно втирать в спину наследника Виссавии не очень хорошо пахнущую мазь. Это было даже приятно. Мазь остужала кожу, и жжение в спине, столь раздражающее, быстро пошло на убыль.

— Почему твои зелья всегда так воняют? — поинтересовался Кадм, раскрывая настежь окно.

— Тебя никто не просил тут оставаться, — холодно ответил Тисмен.

Пальцы целителя слишком сильно надавили на кожу, и Рэми зашипел от резкой боли. Телохранитель немедленно убрал руку, прошептав:

— Прости.

— Как я сюда попал? — Рэми поморщился, когда Тисмен вновь начал мазать ему спину мазью.

— Вождь принес тебя в твои покои, — ответил за Кадма Тисмен.

— На руках, как принцессу. Ну, а там… гм… случайно оказался Кадм.

— Ты так говоришь, будто вора поймал, — засмеялся Кадм. — Имею я право заглянуть к… приятелю?

— Но не сильно-то имел права лишать Рэми помощи целителей.

— Вождь особо и не возражал и оставил наследника мне…

Наверное, он мне доверяет даже больше чем ты, нудный Тисмен.

— Еще бы. Татуировка дело неприятное, но не смертельное. И вождь всем видом показывает, что не собирается ничего навязывать наследнику. Лежи тихо! Боги, ты столько раз был ранен, а обычной царапины стерпеть не можешь!

Рэми вдруг подумалось, что в последнее время другие телохранители его оберегают подобно тому, как оберегают Мираниса. Ведь Рэми ни на мгновение не оставляли одного или без присмотра. А, может, всегда так было, но раньше он не замечал?

— Скажи мне, — протянул Рэми тихим шепотом, — ты ведь не дурак. Понял же, о чем мы разговаривали с Рэном и Миранисом на той скале.

— Понял, — подтвердил Тисмен.

Как же он спокоен… а Кадм смотрит уже иначе: внимательно, настороженно и задумчиво. Понимает, что шутки закончились и разговор начался серьезный.

— Тогда объясни… почему ведешь себя, как ни в чем не бывало? Не понимаешь?

— Я тоже очень хотел бы понять… — вмешался Кадм. — О чем вы говорите, ради богов?

— О моем проклятом даре, друг мой, о чем же еще? — нервно засмеялся Рэми. — О том, что и Миранис, и Элизар собрались за грань. И о том, что ни меня, ни вас они брать с собой и не думают…

— Рэми, хватит! — одернул его Тисмен.

— Ну, уж нет, пусть продолжает…

И Рэми продолжил:

— Они нашли способ, чтобы обойти нашу привязку. Облако смерти осталось только над Миранисом. Ни надо мной, ни над тобой, ни над Тисменом, ни над Лерином его нет… Наш принц не хочет нас брать с собой…

Кадм бросился было к двери, но тихое: — Стой! — его остановило. Тисмен медленно поставил берестяную баночку с мазью на стол, встал между Кадмом и дверью, и холодно сказал:

— Я тоже не хочу, чтобы Мир умер… и вы оба это знаете. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого не допустить… но… я его понимаю. Мир смирился со своей смертью, но он не желает нас всех тащить за собой… дайте ему немного покоя.

— Тисмен…

— Лежи спокойно, Рэми. Выслушай меня. Я тоже не отпущу Мираниса одного за грань. И я уйду за ним сам, даже без привязки. Но пока принц жив… пусть поживет в уверенности, что меня спас… Я знаю, что так ему будет легче. И еще…

Тисмен вдруг посмотрел на Рэми:

— Я — не ты. Если умрет Элизар, то твой долг, Рэми, стать вождем Виссавии. Я не люблю ни этот клан, ни тех, кто в нем живет… но я не люблю так же людей, которые отказываются от своего долга. Ты — наследный принц Виссавии. Ты должен сесть на трон. И ты не можешь последовать за Миранисом. Да и зачем? У Мира есть я, Лерин и Кадм.

— А я не в счет? — прошептал Рэми. — Вы никогда не видели во мне телохранителя… только наследника Виссавии.

— Ты… — Тисмен сглотнул. — Ты о чем говоришь, Рэми? Ты близкий друг, младший братишка, которого никогда у меня не было.

Я не прощу себе, если тебя погублю. И Миранис себя не простит.

— Значит, ты можешь за ним последовать, а я…

— У меня кроме принца ничего в этом мире нет, — спокойно, как ребенку, объяснял Тисмен. — У тебя есть и многое. Ты думаешь, я смогу жить… я, чье призвание быть телохранителем Мираниса, смогу жить без своего принца? Как и Эллис не сможет жить без тебя… ты его жизнь. Миранис — моя. Виссавия — твоя…

Посмотри внимательней, открой глаза… ни у Лерина, ни у Кадма, ни у меня нет ничего кроме принца. Ни семьи, ни возлюбленных, ни ответственности. У тебя все есть.

— Ты ничего не понимаешь…

— Я все понимаю… Боги дали тебе так много, что ты запутался. И Виссавия, и целитель судеб… ты как игрушка в их руках. И сам уже не понимаешь, чего хочешь. Но я знаю, чего от тебя хочу. И Миранис знает… мы хотим, чтобы ты жил, женился на Аланне, встал во главе Виссавии. Мне очень жаль… но без нас.

Проклятие! Тисмен все говорил правильно, но в душе Рэми разливалась горечь. Только вот ответить-то и нечего…

Неловкую тишину разорвал стук в дверь. Кадм, так и застывший посреди комнаты, пошел открывать. Рэми не видел гостя: некоторое время у двери перешептывались, а потом Тисмен, не простившись, вдруг вышел вместе с Кадмом.

В комнате зашуршали юбки, запахло фиалками, и Рэми выдохнул.

Он и забыл, что мать когда-то любила этот аромат.

Астрид уселась на кровати, на то самое место, где недавно сидел Тисмен, и, взяв в руки коробочку с мазью, начала мягко втирать зелье в спину сына.

— Тисмен неплохо готовит мази, — начала она. — Даже завидно… Твой зеленый телохранитель травник — получше меня. У меня есть чему поучиться у твоего друга.

— Мама?

— Лежи спокойно, сынок. Я рада, что Элизар наконец-то решился провести тебя в храм предков.

— Ты тоже там была?

— Я? — искренне удивилась Астрид. — Что ты… только вождь и его сыновья… помню, в детстве я очень боялась той комнаты. Мой старший брат всегда возвращался оттуда бледным, а он так не любил бояться… поэтому и рассказывал мне страшилки, пугал, пока однажды об этом не узнал отец… боюсь, он сильно разгневался, и моему брату пришлось пару вечеров провести в сетях боли. После этого о предках я слышала только хорошее…

— У твоего брата тоже была татуировка?

— У всех мужчин нашей семьи… ее делают обычно в лет так одиннадцать, но ты сам понимаешь, ты исключение. Помню, как Алиар ругался, валяясь в кровати обессиленный после ритуала. Так же как ты сейчас… быстро же летит время.

— Я так и не спросил, почему ты убежала от брата?

Рука Астрид чуть вздрогнула, надавив слишком сильно, но мазь уже начала действовать, и боли Рэми почти не почувствовал.

— Когда я в последний раз была в клане, хранительница приказала мне… никогда не возвращаться и спрятать вас от брата.

— Но ты вернулась и нарушила ее приказ. Не боишься?

— Не боюсь. У меня есть ты, есть брат. Против вашей воли не пойдет даже хранительница.

— И все же почему она тебя отвергла? — Рина отставила берестовую коробочку с мазью на стол и прикрыла спину сына простыней. Ветерок, пахнувший в окно, вновь донес до Рэми горьковатый запах ее духов. Фиалка…

— Я не знаю.

— Никогда не спрашивала?

— Нет.

— И не думала почему?

— Нет.

— Но почему?

— Ты задаешь слишком много вопросов, — чуть зло ответила Астрид, подходя к окну и кутаясь в белоснежный, как и полагалось сестре вождя, плащ. — А я не люблю вопросов, на которые не могу ответить. Да и зачем на них отвечать? Потому что это мой брат любит Виссавию, и ты, кажется, любишь, а я ее ненавидела. Эта жизнь, правильная, размеренная, она не для меня, понимаешь?

Кассия… она другая. Жесткая, неумолимая, опасная, но настоящая. И мужчин я люблю таких — настоящих!

— Как мой отец?

— Твой отец дал мне возможность почувствовать себя слабой женщиной. В Виссавии это невозможно. Здесь мужчина и женщина равны, но… мне хотелось не этого. Алан был первым, в ком я увидела не равного, а высшего. И мне захотелось ему покориться… не поймешь. Ты — мужчина.

— Не пойму, — откровенно признался Рэми. — Иногда мне кажется, что я никогда тебя не понимал. Как и ты меня.

Астрид подошла к кровати сына, опустилась рядом с ней на корточки, и осторожно отвела от лица Рэми слипшиеся от пота пряди:

— Может, и так. Но, чтобы любить, не обязательно понимать.

Люблю тебя, сынок. Люблю таким, какой ты есть. Но иногда мне жаль, что отца нет с тобой, что он не научил тебя быть мужчиной…

— Считаешь, что я слишком мягок?

— Иногда — да.

— Мама!

— Для Виссавии — в самый раз. У тебя есть совет, есть целый клан…

— Ты говоришь так, будто в меня не веришь. Не веришь, что я сам могу с этим справиться, что могу править Виссавией…

Рэми и сам-то, вообще-то не верил.

— Верю. Сердце мое обливается кровью, Рэми: несмотря на то, что ты вырос в Кассии, ты стал настоящим виссавийцем. Всего за полгода… Ты создан для нее, и теперь я это понимаю.

— Разочаровалась во мне?

Астрид не ответила, грустно улыбнулась и, погладив сына по щеке, села в кресло.

— Нет. Просто поняла, что ошибалась. Это нечто иное, не считаешь?

— Не умею играть словами, мама, а ты, вижу, в этом мастерица, — ответил Рэми, попытавшись подняться.

От первого же движения спину обожгло болью, но не сильно — мазь уже действовала. Осторожно, стараясь лишний раз не тревожить израненную кожу спины, Рэми встал и сел на краешек стола, налив себе полную чашу эльзира.

— И никогда не научусь, — сказал он.

— И не надо. Игра словами — для Кассии. Ты — будущий вождь Виссавии.

— Почему ты так в этом уверена, мама? — нахмурился Рэми. — И почему не слушаешь, чего я хочу? Да ты и не спрашивала… ни когда прятала меня от дяди и Деммида в Кассии, ни теперь. Почему ты не доверилась повелителю? Почему предпочла лишить меня дара, сделав простым лесником?

— Потому что ты сам этого захотел, — руки Рэми дрогнули, и несколько капель эльзира упали на пол. — Я никогда не была столь сильным магом, чтобы лишить тебя дара… ты сам это сделал… Я позднее лишь поддерживала твое решение усыпить дар зельями.

— Я сделал это потому что видел, что ты этого жаждешь. Я помог тогда матери, не себе. Я был слишком глуп и слаб… а ты лишила меня учителей, оставила одного с миром… который я видел слишком ясно.

— Я забрала тебя из столицы по приказу хранительницы.

— Ты иногда слишком послушна… мама. Я сам хотел не этого.

И сейчас я не хочу быть вождем Виссавии.

— Ты сам знаешь, чего ты хочешь? — Рэми опешил.

— Чтобы Мир и Элизар жили. Этого так много?

— Этого слишком много, — тихо ответила Рид. — На моих глазах умерли старший брат и родители. И я, как и все в Виссавии, знала, что они умрут. На моих глазах умел Алан. И я опять же знала, что он умрет. Это еще одна причина, почему я ненавижу Виссавию. Знать, что ты потеряешь кого-то близкого… и не в силах ничего сделать… это страшно.

— Мне это рассказываешь? Я скоро потеряю Мираниса и Элизара…

— Знаю… мне очень жаль, мой мальчик, что ты унаследовал от прадеда дар хранителя смерти… Но… иначе я не смогла бы проститься с братом…

— И все же ты его любишь… — Астрид кивнула, и Рэми отвернулся:

— Тебя ждет Лия… И Рина… И… Элизар.

— Еще и Арман, — улыбнулась Астрид, целуя сына в лоб. — Хоть он мне всего лишь пасынок, но я его люблю…

— И потому бросила одного?

— До сих пор не можешь простить мне расставания с братом? В детстве вы были неразлучны… но все же должны пойти разными путями. Прости… я лишила тебя статуса архана, Ара я лишить этого не смогла.

— Прошлое уже не имеет значения, мама, — прошептал Рэми, отворачиваясь к окну. — Иди!

— Я еще загляну к тебе, сынок, и не раз. Знаю же, что ты меня ждешь… И прости этого мальчика…

Рэми удивленно посмотрел на мать:

— Какого мальчика?

— Хранителя смерти… он уже столько времени сидит у твоих дверей, и все не решается войти. Что он такого сделал, что ты его оттолкнул?

Рэми прикусил губу.

— Знаешь, когда мой старший брат действительно повзрослел? — улыбнулась Рид. — Когда в Виссавию привезли мальчика-полукровку… когда из-за каприза брата этот мальчик упал к ногам Алиара, корчась от резкой боли. После этого Аким и Алиар стали лучшими друзьями… Не отталкивай Рэна только потому, что ты можешь его ранить. Ты — высший маг. Ты можешь убить почти любого… но не убиваешь же? Позвать этого мальчика?

— Мальчика… — усмехнулся Рэми, провожая мать до дверей. — Не надо… я сам его позову.

— Верные друзья нужны даже наследнику Виссавии, Рэми. Не теряй друга из-за глупости…

Астрид величественно проплыла по коридору, и Рэми, провожая ее взглядом, мысленно удивлялся… когда она вновь успела стать настоящей арханой, хотя еще совсем недавно была обычной рожанкой? Может, травницей, может, излишне гордой… а все же рожанкой, в которой никто не видел величия. Теперь же… даже в простых одеждах она держалась прямо, с достоинством, с легким изяществом, лелеянным поколениями… Мать Рэми была истинной высокорожденной… а он сам? Чурбан неотесанный, который при дворе всегда чувствовал себя лишним.

Рэми оглянулся. Рэн действительно сидел в коридоре, прямо на ковре, прислонившись к стене и уронив голову на грудь. Он спал.

Морщась от жжения в спине, наследник опустился перед другом на корточки, осторожно отвел от его лица волосы. До чего же Рэн бледен. Все еще не оправился после того купания?

— Наследник, — позвал кто-то за спиной, и Рэн, всполошившись, испуганно посмотрел на Рэми:

— Прости… Я не хотел попадаться тебе на глаза, видит Виссавия, — голос Рэна был больным и хриплым. — Я сейчас пойду…

— Пойдешь, — отрезал Рэми. — Со мной. И твой милый братишка, который тоже отшивается под моими дверьми, тебя исцелит…

Неужели в клане целителей некому было помочь хранителю смерти? Рэн выглядел ужасно. Его аура, обычно черная и густая, посерела в нескольких местах и стала какой-то вялой, безжизненной. Знаменитый взгляд Рэна уже не пронзал как раньше, а поражал клубившейся в нем сонливостью, на лбу друга выступили капельки пота.

— Да ты горишь, брат. — Рэми дотронулся на щек Рэна.

— Обычная простуда, высплюсь и пройдет.

— Пройдет? — не поверил своим ушам Рэми. — Дериан…

— Не надо… Дериан и так устал…

Рэн закашлялся. Рэми медленно, оберегая спину, выпрямился.

Он был зол:

— Почему ты сидишь на полу под моими дверьми, Рэн?

— Прости… я не думал, что ты меня заметишь… Я хотел быть рядом с тобой.

— А ты вообще умеешь думать, проклятье! Дай руку!

Рэми хотел помочь Рэну встать и вновь забыл о своей спине.

Татуировка напомнила о себе требовательным жжением, и Рэми, скривившись, отступил на шаг от Рэна.

— Прости, наследник, — упал к его ногам друг. — Прости, не хотел причинить тебе боли.

Рэми передернуло от отвращения к смаому себе. До чего надо было довести Рэна, чтобы он начал так унижаться…

— Еще раз так сделаешь, — прошипел Рэми, — и удушу тебя собственными руками, — Рэн удивленно посмотрел на наследника. — Ты был единственным в этой проклятой Виссавии, кто передо мной не унижался. Ты и твой брат. Ну еще моя семья. А теперь ты стоишь на коленях и сапоги мне лижешь. Думаешь, мне это приятно?

Проклятие! Да с чего ты взял, что мне это может быть приятно!

— Рэми… — пошатываясь, Рэн встал на ноги. — Прости!

Рэми, уже не обращая внимания на горевшую спину, отвесил Рэну пощечину:

— Приди в себя! — закричал он. — Или действительно убирайся!

Я говорил, мне не нужны рабы! Мне нужны друзья!

— Я… — Рэн закашлялся, опираясь в бессилии о стену. Рэми сжал зубы, он хотел было помочь, но Рэн отстранился, выдавливая через кашель:

— Я не хочу повредить твою спину…

— Нашел, когда обо мне заботиться, — отрезал Рэми, требовательно подставляя хранителю смерти плечо.

— Спасибо, Рэми… но друзья не принимают таких жертв. Ты ведь мне друг… правда?

Рэн вновь закашлялся, а Рэми ничего не ответил и, позвав хариба, приказал ему помочь Рэну перебраться в свои покои.

Вместе с Эллисом в спальню Рэми влетел довольный, пышущий здоровьем метеор. Рык потерся о ноги Рэми и легким подозрением посмотрел на хариба, укладывавшего на кровать хозяина Рэна. Сам наследник опустился на скамью у окна, вытянув ноги. Кресло или что-либо с удобной спинкой было теперь не для него.

— Подойди ко мне, Дериан, — позвал Рэми и толкнул ногой к целителю пуфик. Дериан невозмутимо уселся напротив наследника, и Рэми незамедлительно протянул руку, касаясь подбородка Дериана и заставив целителя посмотреть ему в глаза. Эти виссавийцы слишком часто уходили от ответа, а теперь Рэми хотел добиться правды.

— Ты и в самом деле устал, — сказал он, заглянув в синие глаза целителя. — Поэтому не исцелил брата?

— Да, — прошептал Дериан.

— А почему другие не исцелили?

Дериан попытался отвести взгляд.

— Ты ведь не собираешься отказаться отвечать, — угрожающе сказал Рэми. — Один раз Рэну я простил, другого не будет… ты же понимаешь… Если хочешь быть со мной рядом, не ври мне. И не скрывай ничего, что я должен знать… а ведь я должен знать, да?

Дериан едва видно кивнул.

— Тогда говори…

— Мы сейчас не можем тратить силы понапрасну, — признался Дериан. — Целителей мало… мы все работаем вне Виссавии… на грани износа…

— И приносите богине силу, не так ли?

— Да, наследник. Молитвы и благодарность исцеленных, лампады, горящие в ее храмах день и ночью, молитвы, возносимые к ее стопам… это все делает ее сильнее… В последнее время она вновь очень слаба… А целителей в клане слишком мало.

— Глупость какая, — ответил Рэми, отпуская целителя. — Если будете меньше так неразумно тратить ее силу, она станет гораздо сильнее. Например, — Рэми поднялся со скамьи, взял со стола красное, сочное яблоко и отрезал от него истекающий соком ломтик.

— Попробуй, — обратился он к Рэну.

Хранитель смерти посмотрел на Рэми чуть ни с ужасом.

— Ну же? — шипяще повторил наследник. — Я вскоре возвращаюсь в Кассию. И ты хочешь пойти за мной, не так ли? И там не будет эльзира… Потому открой рот и прожуй…

Рэн повиновался. Сначала недоверчиво, потом все смелее он начал жевать яблоко.

— Умница… — Рэми положил ему руку на шею. — А теперь закрой глаза и не шевелись… дружок. Если на тебя не хочет тратить силы Виссавия, я на тебя потрачу силы Кассии… а там ее, как ни странно, много.

Этой ночью Рэми почти не спал. Он лежал на животе, оберегая спину, и смотрел, как бьет во сне лапами по воздуху спящий у кровати барс. Охотится… Рэми ласково провел пальцами по белоснежной шерсти. Знал бы Рэн, лежавший на другой половине широкой кровати, что такое настоящая охота, когда зубы впиваются в еще трепещущее тело, когда рот наполняется кровью, а уши — сладостным, предсмертным хрипом жертвы. Рэми оборотень… и его душа оборотня любила охоту, любила мясо… то, что всегда ненавидели виссавийцы.

Виссавия… неужели она и в самом деле так слаба? И неужели целителей в последнее время стало так мало?

— Идиоты… не могли пригласить новых магов из-за пределов клана, — прошептал Рэми. — Вырастить новых. Надо было бы разбавить гордую кровь виссавийских магов кассийской и ларийской… но они никогда на это не согласятся, правда? А мы… это не наше с тобой дело.

Барс едва слышно зарычал во сне, а Рэми, все так же свесив в кровати руку, все так же перебирая пальцами длинную, мягкую шерсть Рыка, закрыл глаза. Ему все же следует выспаться… хотя в последнее время он спал слишком часто.

Рэн закрыл глаза и сделал вид, что не слышал наследника. Но он был уверен в одном — так, как сейчас, быть не может. А Рэми был единственным, который на самом деле мог и хотел что-то изменить, и даже знал как. Идеальный вождь для Виссавии, которого растили кассийцы.

Элизар… почему именно Рэну он отдал мучающий днем и ночью приказ: «Ты сделаешь все возможное, чтобы Алкадий меня убил.

Чтобы я не вышел живым из Кассии»…

Облако Элизара такое слабое. Он может спастись, но почему-то не хочет. И Рэн… будет тем, кто ему поможет… даже если Рэми его после этого никогда не простит.

Тоненькая ниточка зова невидимой стрелой соединила замок Арама и замок повелителя Кассии:

«Ты ждешь меня?»

«С огромным нетерпением…»

«Мы вернемся через два дня. Надеюсь, ты меня встретишь… надеюсь, ты не дашь мне вновь скрыться в Виссавии.»

«Не дам. Мне и самому надоела эта затянувшаяся игра, брат. А теперь спи… и будь осторожен, потерпи еще немного. Они ни о чем не должны догадаться раньше времени, в особенности — целитель судеб.»

«И не догадаются… они все так слепы, брат.»

Глава 13. Тронный зал

По другую сторону перехода был бесконечный зал с растворившимися в полумраке потолком и стенами. Под ногами — широкая, а пять шагов, ковровая дорожка по обе стороны от нее — ровные ряды колонн и разодетые в церемониальные одежды придворные.

Придворных Рэми почти не замечал. Он застыл на миг позади Мираниса у перехода, ожидая, пока выйдут из тумана остальные телохранители. Когда коснулась ковра нога Лерина, Миранис, согласно протоколу, начал плавное движение вперед.

Дорожка казалась бесконечной. Придворные, которых было гораздо больше, чем обычно, склонялись перед наследником в низких поклонах. Миранис, одетый в темно-синие тона своего рода, изредка одаривал кого-то из них благосклонным взглядом, иногда — мягкой улыбкой, но гораздо чаще не спускал взгляда с фигуры ожидавшего его отца.

Рэми и другие телохранители на поклоны не отвечали, как обычно укрепляя щиты наследника и пронзая толпу внимательным взглядом в поисках опасности.

Вокруг царила тишина. Ковровая дорожка убегала вперед и поднималась по широким, в два локтя, ступенькам, ведущим к округлой площадке. Всего ступенек было шесть. На каждой из них, по обе стороны ярко-красной дорожки, восседали львы, вылитые из чистого золота. Их алмазные глаза поблескивали в полумраке, отражая неясный свет светильников, расположенных у их лап.

На площадке, вместо привычного Рэми змея, сегодня стояло три высоких трона. Из слоновой кости, богато отделанные темно-красным бархатом и золотом, они ярко освещались беспокойным светом свечей, горевших в высоких, в человеческих рост, подсвечниках. На спинке трона, стоявшего посередине, была вышита золотом роза, символ власти повелителя Кассии. Его же знаками был расшит тяжелый бархат, укутывавший подножие трона мягкими, аккуратными складками.

На спинке стоявшего слева высокого кресла раскинул серебряные крылья искусно вышитый, казавшийся живым, пегас, символ власти Виссавии. Трон справа был чуть поменьше, убран с меньшей роскошью и явно предназначался Миранису.

За троном Деммида, высоко поднявшись на хвост, переливался всеми цветами радуги тронный змей. Его плоская голова чуть покачивалась в воздухе над повелителем Кассии, а глаза внимательно, не отрываясь, следили за идущими к трону наследником и его телохранителями.

Рэми еще помнил, как в первый раз увидел тронного змея.

Отуманенный зельями Тисмена, он тогда постыдно упал в обморок.

Теперь страха не было. Теперь внимательный, холодный взгляд немигающих, мудрых глаз даже поддерживал, теперь Рэми был рад присутствию в зале редкого магического чудовища — змей охранял повелителя и всех, кто был ему дорог. Змей охранял Мираниса, а, значит, был Рэми другом.

Они медленно поднялись по ступенькам. Наследник, остановившись в шаге от отца, низко поклонился Деммиду.

Опустились на колени перед повелителем все четверо телохранителей. Согласно обычаю, Миранис внятно произнес слова приветствия и попросил у богов благословения для Кассии и его правителя. Взгляд Деммида, обычно холодный, вдруг потеплел.

Повелитель терпеливо выслушал приветствие сына, и крепко его обнял, гораздо крепче, чем этого требовал этикет.

«Встань!» — одернул зазевавшегося Рэми Лерин.

Рэми подчинился. Мир развернулся к все так же переливающейся туманом арке перехода и застыл перед предназначенном для него креслом. Рэми, подчинившись осторожному тычку Лерина, вслед за другими телохранителями отошел в тень, за трон наследника.

Они ждали.

По толпе придворных пронесся удивленно-испуганный шепот — в арке перехода появилась укутанная до самых глаз в тонкую, как паутинка, белоснежную ткань фигура. Одна. Без свиты. Без телохранителей.

Элизар, в отличие от наследника и повелителя Кассии двигался не величественно, а плавно и размеренно. Он, казалось, плыл над ярко-красной ковровой дорожкой. Темный взгляд его пронзал толпу придворных насмешкой, и Рэми почувствовал исходившую от его фигуры магическую ауру, настолько сильную, что она перебивала ауру самого Деммида.

Вождь Виссавии перед повелителем не склонялся. Остановившись в шаге от Деммида, он, не опуская взгляда, чисто, без запинки, произнес кассийские слова приветствия и добавил несколько благословляющих, слов на виссавийском. Его голос был тих и спокоен, а, тем не менее, разносился по всей зале.

— Рад тебя приветствовать в моей стране, друг, — сказал Деммид, протягивая Элизару руку. Ладонь вождя немедленно обхватила локоть повелителя, отвечая на рукопожатие. По толпе придворных вновь пронесся ветерок шепота.

— Давно уже у нас не было таких гостей.

Вождь мягко улыбнулся и одновременно с повелителем сел на трон по правую руку от Деммида. Миранис, согласно этикету чуточку помедлив, опустился на трон по левую руку отца.

Рэми вздрогнул. Ему вдруг показалось, что он поймал на себе чей-то неприязненный взгляд. Но ощущение пришло и пропало, оставив за собой легкий привкус тревоги.

«Ты встревожен, Рэми, чего ты боишься?» — тихим шелестом пронесся в голове голос Виреса.

Гул голосов разорвался музыкой, выбежали на ковровую дорожку полураздетые танцовщицы, изгибаясь в такт все более ускоряющейся мелодии. Звякнули на их руках многочисленные браслеты, и змей, проскользнув к трону гостя, положил огромную, плоскую голову на колени вождя Виссавии.

Элизар даже не шелохнулся. Не сводя ленивого, задумчивого взгляда с танцовщиц, он погладил чешуйчатую голову тронного змея. С его пальцев посыпались серебристые искры, и чудовище почти ласково зашипело от удовольствия, высовывая из пасти раздвоенный язык.

«Кто сказал, что я встревожен?» — ответил Рэми.

«Я и без слов вижу…»

Вирес был прав. Рэми только сейчас понял, что именно его мучило с момента, как он вошел в залу. Облако… оно было не только над Миранисом, но и над его отцом и над телохранителями Деммида. Но не над Виресом.

«Когда ты перестал быть телохранителем повелителя, учитель?»

Еще не успев додумать фразу, Рэми понял, что попал в цель: Вирес вздрогнул, слегка побледнев.

«Осмелел, ученик, — зло ответил телохранитель. — Хотя вопросы ты задаешь правильные. Только забываешь, что и я могу их задавать. Почему ты не остался в Виссавии, с Элизаром? Неужели принц не хочет тебя отпускать… если это так, то я поговорю с повелителем…»

«Это я не хочу уходить!»

«Ты все так же упрям, — усмехнулся Вирес. — И все так же не понимаешь, где твое место.»

Рэми почувствовал, как кровь отливает от его щек. Вот и Вирес туда же.

«Щиты», — мягко напомнил ему Лерин.

Спохватившись, Рэми укрепил щиты принца и постарался сосредоточиться на изгибающихся в танце телах девушек. Это было гораздо безопаснее, чем пререкаться ни о чем с бывшим учителем.

Мелодия застыла на высокой ноте и рассыпалась хрусталем. Ее звуки, как и движения танцовщиц стали более плавными, приглушенными. Повелитель чуть повернулся к Элизару, и Рэми понял, что Деммид и его высокий гость беседуют. Он понятия не имел о чем, но по руке повелителя, сжимавшей судорожно подлокотник трона, догадывался, что беседа для Деммида была не слишком приятной. А ведь повелитель показывал эмоции так редко.

Что именно сказал ему дядя?

И тут время будто застыло…

На ковровой дорожке за танцовщицами появился человек, один вид которого заставил кровь вспыхнуть в жилах Рэми. Обычная одежда рожанина сшитая из некрашеной шерсти, седые волосы, собранные в прилизанный хвост, и единственная живая черта на застывшем маской лице — насмешливый взгляд выпученных глаз. Он был так похож на рыбу. И этой серой кожей, и этими замедленными движениями, и холодной кровью, лишенной даже капельки жалости.

— Оставьте нас, — холодно приказал Деммид.

Умолкла музыка. Убежали куда-то танцовщицы. Исчезли из зала придворные. Рэми судорожно вздохнул, когда Деммид жестом остановил ринувшихся к Алкадию телохранителей:

— Еще нет, — сказал он.

Элизар и Миранис все так же остались сидеть на троне: вождь — изучая Алкадия скучающим взглядом, Миранис — нервно кусая губы и в каждое мгновение готовый ринуться в драку.

— Быстро же ты явился, — начал Деммид. — Ты слишком нагл, не находишь? Пришел убить моего сына? В моем замке?

— А ты думаешь, я не смогу? — холодно ответил Алкадий.

Тронный змей молнией метнулся в сторону мага и, наткнувшись на невидимую преграду, огромной тушей упал к ногам повелителя.

— Убери зверюшку, пока она не поранилась, — в голосе Алкадия промелькнула плохо скрытая усмешка. — Она нам еще пригодится.

— Хочешь занять мой трон? Купить кровью верность тронного змея? Не ожидал от тебя подобной глупости… — Однако змей из зала исчез, видимо, Деммид все же не захотел рисковать ценным чудовищем.

Повелитель медленно поднялся с трона. Мир хотел было броситься вслед за ним, но Вирес его остановил:

— Сначала мы.

— Сначала я, — холодно осадил его вождь.

Рэми изумленно вздрогнул. Он очень надеялся, что повелитель или Мир остановят Элизара, но, к его огромному удивлению, Деммид вновь опустился на трон, а Миранис отвел виноватый взгляд, не проронив не слова. Как будто оба ожидали вмешательства дяди.

— Как желаешь, — ответил Деммид. — Но я уже говорил, что место ты выбрал неудачное…

— Место выбрал не я, а он.

Рэн скользнул за колонну, кляня на чем свет стоит и вождя, и его странный приказ. Помочь ему уйти за грань… он и не знал, что приказ придется исполнять так скоро. А если Рэн ослушается… Третий раз ослушаться вождя он не может. А если Рэн умрет, Рэми и за гранью ему покоя не даст, найдет способ, чтобы высказать все, что он думает о его жертвенности друга.

Вождь сбросил в себя скрывавшую лицо, волосы и плечи шаль, оставаясь в короткой тунике и белоснежных штанах, плавным движением вытянул из ножен тонкий, виссавийский клинок. Рэн отвернулся. Он не понаслышке знал, что Элизар неплохо владеет этим оружием, но сегодня ему это не поможет. Магический упырь настолько обожрался всякой дряни, что даже все телохранители разом с ним теперь не справятся… да и никто не справится.

— Нет! — ожидаемо вскричал Рэми, бросаясь из-за трона Мираниса к вождю.

Элизар грустно улыбнулся, Рэн выскочил из колонны, перехватил Рэми и грубо толкнул его обратно к трону. Наследник упал на ступеньки, ощутимо ударившись о золотого льва. Но сегодня Рэн не заботился об ушибах Рэми. Рядом с другими телохранителями и повелителем Кассии у наследника будет гораздо более возможностей выжить, чем рядом с Алкадием и Элизаром. Хотя Рэн крепенько подозревал, что живым уйти с этой залы удастся только Алкадию.

— Не стой на пути! — вскричал в гневе Рэми.

Рэн замялся… ослушаться он не мог. Но если не ослушается…

— Не надо, наследник… — попытался он взять Рэми уговорами.

— Он сам этого хотел. Он знает, что делает, я прошу…

— Да пошел ты! — вскрикнул Рэми поднимаясь. — Не позволю!

— Это я тебе не позволю…

Новый, режущий сталью голос, заставил Рэми замереть. Теряя драгоценные мгновения, наследник медленно обернулся. В глазах его отражалось недоумение и недоверие, медленно перерастающее в пламя гнева. Но Миранис злого удивления телохранителя, казалось, не заметил. Он продолжил:

— Я приказываю тебе, Рэми, остаться на месте.

— Как ты можешь? — прохрипел телохранитель.

— Ты сам дал мне клятву подчинения, не так ли? — холодно усмехнулся Мир. — И теперь за это расплатишься. Я приказываю тебе не вмешиваться, мой телохранитель…

— Мир…

— Сядь. И смотри!

— Мир!

— Он дает нам возможность выжить… — прошипел Миранис. — И потому ты сядешь и ничего не будешь делать. Я приказываю!

Рэн глазам своим не поверил, когда наследник бессильно опустился на ступеньки трона. Рэми и в самом деле дал наследному принцу Кассии клятву? Он совсем с ума сошел? Впрочем, от Рэми никогда не знаешь, какой глупости ожидать.

— Проклятие, — прошептал наследник… — Элизар…

Рэн в миг забыл о Рэми и вспомнив о вожде. Наследник теперь на рожон не полезет, а с его глупыми клятвами подчинения Рэн разберется позднее. Не осмеливаясь останавливать вождя, который уже подошел к застывшему на ковровой дорожке Алкадию, хранитель смерти скользнул за колонну. Он не сильно-то хотел попасть под магический огонь. А что тут будут использовать магию, Рэн не сомневался. И что его никто щитами прикрывать не будет — тоже. А потому надо по возможности не высовываться и не дать не себя убить…

— Ты с ума сошел? — спросил разноглазый колдун вождя и сразу же добавил странное: — Брат.

Рэн встрепенулся, не понимая. Откуда этот «брат»? И откуда искренне удивление в голосе Алкадия, будто тот ждал от вождя чего-то иного?

Элизара, видимо, слова Алкадия не удивили. Все так же холодно улыбаясь, он поднял меч.

— Может, хотя бы для вида посопротивляешься… — спросил он, — потому что щадить я тебя не буду. Хочешь умереть?

— Ты меня не убьешь.

— Ты так уверен?

Клинок Элизара запел смертоносную песню. Рэн не видел движений вождя, не успевал их улавливать, но понимал, что Алкадий, все еще безоружный, движется быстрее. Он легко уходит от ударов, уклоняется, и с лица его все еще не сходит маска удивления.

— Достаточно! — ладонь Алкадия перехватила острие клинка. — Целитель судеб загнал тебя настолько глубоко, что ты и выбраться не можешь, брат? Даешь своему носителю творить глупости с твоим телом?

— Это мое тело! — ответил вождь, пытаясь вырвать клинок из хватки мага.

Пальцы Алкадия сомкнулись на лезвии еще крепче, и рука его начала отливать металлическим блеском, покоряя себе знаменитое оружие виссавийских вождей.

— Один раз этот клинок попробовал моей крови. Второго не будет! — прошипел Элизар. — И я тебе не дам умереть! Не так просто!

Рэн даже не уловил мига, когда вождь вдруг оказался на полу, а Алкадий — над ним. Кончик меча прошелся по груди вождя, разрезая над сердцем тунику и уткнулся в грудь Элизара.

— С чего ты взял, что мне нужна твоя смерть? — усмехнулся Алкадий. — Да, целитель судеб загнал духа глубоко в твою душу… но мы оба знаем, что это ненадолго?

«Помоги мне!» — Рэн вздрогнул. Вождь пристально смотрел на хранителя, и в во взгляде его читался не приказ, искренняя мольба. И Рэн не выдержал.

Закрыв глаза и подавав в себе голос разума, он прижался спиной к прохладной колонне и начал вить нить заклинания. Тьма, родная, благословенная, сгустилась в зале. За ней — ярко-черными нитями силы — обозначилась грань… сколько раз Рэн подводил к ней души умерших? Сколько раз усилием воли разжижал нити, чтобы душа могла перейти за грань? И сколько раз учитель предупреждал… если нити разойдутся, если в густой сети узора появится прореха, кто-то обязательно будет должен уйти…

Рэн, подавив дрожь, мысленно дотронулся до магического узора, всей своей душой почувствовав знакомое биение магии в поглотивших свет нитях. Он осторожно расплетал один узел за другим, не позволяя нитям порваться, сгущал их узор на краях прорехи, и все более расширял дыру между тем и этим миром, создавая безопасный, быстрый проход для души… которая еще не покинула тела.

— Ты что делаешь, выродок! — спохватился Алкадий, почувствовав изменения в нитях грани. Ну да, лениво вспомнил Рэн, продолжая работу… он ведь тоже был когда-то хранителям смерти.

Как со стороны, уже лишенный эмоций, он видел, как пальцы Элизара сомкнулись на клинке, как на белоснежную ткань посыпались частые капли крови…

— На меня смотри, — прошептал вождь и ударил ногой по голени Алкадия.

Маг всеми силами старался удержаться на ногах, но уже разреженные нити не дали ему даже шанса. Они требовали жертвы.

Алкадий повалился вперед, надавливая грудью на рукоять меча.

Виссавийское лезвие, белоснежное, поблескивающее в свете свечей, вошло у грудь Элизара и остановилось, достигнув черного, уложенного каменными плитами пола.

— Не понимаю, — прошептал Алкадий.

— И не надо, — холодно прохрипел Элизар, булькая кровью.

Рэми закричал от ужаса. Он порывался встать, но дрожащий голос принца пригвоздил его к полу:

— Приказываю! Не вмешивайся!

— Мир… но… — не выдержал седой телохранитель. — Он же умрет…

— Он хочет умереть, разве ты не видишь?

Рэн вот видел. Он все так же стоял у прорехи в грани и звал к себе рвущуюся из тела душу Элизара. К чему продлевать страдания, если смерть вождя уже неизбежна… если грань ждет и благословенная тьма сгущается, обещая покой.

— Ты меня убил… — засмеялся последним усилием воли Элизар.

— Теперь в тебе два духа… И их борьба раздерет тебя на части.

Рука вождя отпустила клинок и безвольно упала на грудь. Над его телом поднялось серебристое, рассеивающее темноту облачко, быстро сформировавшееся в потерявшуюся в темноте человеческую фигуру.

— Иди ко мне, — позвал Рэн, чувствуя, как по щекам его бегут жаркие слезы. — Иди ко мне, мой вождь…

Грань сомкнулась, узор нитей вновь стал густым и монолитным.

Рэн медленно сполз по колонне, спрятав в ладонях залитое слезами лицо. Богиня… что он натворил?

Рэми рванулся с места. Куда там! Нити, связывающие его с Миром, вновь напряглись до предела, разрывая уставшую душу в клочья. Боль, лишающая разума, вернула телохранителю послушание, и Рэми вновь сел на ступеньки трона, уже не пытаясь сдержать стекающих за воротник слез бессилия.

Ничего нельзя было изменить. Дядя мертв, и Мир, друг, соратник, дал ему умереть.

— Проклятие! — прохрипел Рэми.

Его голос был единственным звуком в застывшей в безмолвии зале. И он, казалось, разбудил телохранителей.

— Теперь мы, — резко ответил Вирес. — Элэн, Лерин, держите щит над вождем Виссавией, наследником и повелителем. Этого оставьте нам.

Рэми не успел даже понять, кого это учитель назвал вождем Виссавии, как Алкадий вдруг засмеялся:

— Вы так ничего и не поняли?

Телохранители бросились вперед и остановились, напоровшись на щит мага. Алкадий почему-то не рвался в драку. Внезапно побледневший, но все так же сильный, он окружил себя преградой, через которую телохранители не могли прорваться.

— Долго ты еще будешь спать? — прошипел Алкадий. — Наш приятель хочет власти… он раздирает мое тело… я не выдерживаю. Долго ты еще будешь тянуть время и играться!!!

— Отец! — простонал за спиной Рэми Миранис.

Телохранитель дернулся, и вдруг с удивлением почувствовал, что принц и не думал его отпускать, что узы, связывающие его по рукам и ногам все еще сильны… хотя Миранис и стонет за спиной от неведомой Рэми боли… только боль эта…

Не веря своим глазам, да и бьющим внутри тревогу ощущениям, последним усилием воли, Рэми медленно обернулся и успел заметить, как повелитель бросился к наследнику, обнимая Мираниса за плечи.

— Да ты весь горишь! — прохрипел Деммид и повернулся к Алкадию. — Что ты сделал с моим сыном, отродье!

— Нет… — выдохнул Рэми. — Не делай этого…

На губах Алкадия появилась торжествующая улыбка. Рука Мираниса неуловимым взгляду движением скользнула за пояс и обнажила тонкий клинок кинжала.

— Миранис, мальчик мой! — шептал повелитель…

— А мне уже гораздо лучше, отец, — неожиданно холодно усмехнулся наследник и вонзил в спину Деммида острое жало родового оружия.

Не удовлетворившись результатом, Мир сомкнул пальцы на рукояти кинжала покрепче. Безумно улыбаясь, он вызвал из тела отца оружие и, окатив все вокруг красными брызгами, всадил его в спину Деммида еще раз.

Рэми дышать забыл. Телохранители Деммида застыли на месте, не осмеливаясь поверить своим глазам. Единственным звуком вокруг был теперь только безумно-счастливый хохот Алкадия, разносившийся по зале осколками эха:

— Наконец-то ты проснулся, брат!

Миранис оттолкнул от себя бездыханное тело отца и торжественно уселся на его трон, свободно откинувшись на высокую спинку и закинув ногу за ногу.

— Теперь я — повелитель! — усмехнулся он. — Какое счастье.

Я. Наконец-то. Свободен!

Он вмазал ногой по набравшейся из-под тела отца луже, окатив Рэми градом густых, ярко-красных капель. Чувствуя, как медленно стекает по щеке кровь повелителя, Рэми сдержал рвущийся наружу позыв рвоты.

Он старался не смотреть на объятых огнем телохранителей повелителя Кассии. Теперь он видел только Мираниса. Его холодный, незнакомый взгляд, презрительное выражение на его лице, кончик его сапога, толкающий в плечо тело отца.

— Куда претесь? — усмехнулся Миранис, когда Лерин, Кадм и Тисмен рванули к нему.

Рэми физически почувствовал, как опустился над ними щит, закрывая их от всего мира, и крики телохранителей, столь громкие мгновение назад, вдруг стихли. Мир сейчас не хотел никого слышать. Краем глаза Рэми видел, как заклинания Лерина раз за разом били в щит, и разбивались разноцветными искрами о магическую преграду, чувствовал, как помогала телохранителю магия Тисмена, но знал, что это бесполезно. До Мираниса сейчас не достучишься.

— Пока еще рановато выяснять с вами отношения, друзья мои, — задумчиво сказал Мир. — Мне надо уладить еще одно дельце… не так ли, вождь доблестной Виссавии?

Рэми понятия не имел, чего именно хотел от него этот, внезапно изменившийся Миранис. Принц продолжал удерживать его на месте, и даже целитель судеб, трепыхавшийся отчаянно где-то в глубине души, теперь не мог помочь своему носителю. Да и никто не мог.

— Я рад, что ты вспомнил, — ответил вышедший из-за трона Элизара придворный, имя которого Рэми вспомнил с огромным трудом. Ферин, кажется. Тот самый, кого Рэми взял когда-то с собой в Виссавию. Которого бессознательно презирал, как мерзкое, покрытое слизью насекомое.

— Я никогда ничего не забываю, ты же знаешь, — ответил Миранис. — Ты можешь говорить, Рэми… взывать к моему рассудку.

— Что ты творишь? — прохрипел телохранитель.

— Что я творю? — засмеялся Мир. — И в самом деле, что я творю?

— Ты так похож на Элизара… — выдохнул Рэми. — На того безумца, что мы встретили в Виссавии…

— На кого же мне быть похожим, как не на собственного брата? — безумно усмехнулся Миранис. — Красивая история… банальная до дури. Маленький паучок… в к нем душа духа-граллиона… паучок забрался на кровать нашего милого телохранителя… хотел быть им убитым… но попал под ногу наследного принца Кассии… тоже неплохой вариант.

— Это я должен был получить тело Мираниса, — резко ответил Ферин, — не ты!

— Планы слегка изменились. Неужели Виссавии тебе мало, брат, — засмеялся Миранис. — Но время бежит… скоро дух замка почувствует смерть повелителя, и этот зал начнет рушиться… а мне еще рано умирать… и надо уладить одно важное дельце, пока мой телохранитель не нашел способ уйти от моей власти. Встань, Рэми! Я приказываю!

— Когда-нибудь тебе придется ослабить эти узы, сволочь, — прошипел Рэми. — И тогда я освобожу душу принца.

— Сомневаюсь… — елейно улыбнулся принц, — тебе будет не до этого, друг мой… ты будешь думать не о душе Мираниса, а заботиться о своей.

Рэми, не в силах сопротивляться, подчинился приказу. Он все еще не верил, что все происходящее правда. Что дядя, повелитель Кассии и его телохранители — мертвы. Что Лерин, Кадм, Тисмен и почему-то живой Вирес пытаются пробраться через щит Мираниса, и что принц заставляет его встать перед собой на колени и холодно приказывает:

— Целуй мне сапоги, вождь Виссавии.

— Перестань играться, брат! — вновь прохрипел Алкадий, которого они почему-то все еще слышали. — Я слабею. Закончи это, дай брату власть над телом нового вождя!

— Какая жалость, — засмеялся Миранис. — Оказия унизить вождя Виссавии выпадает так редко… Брата же так не унизишь.

Поднимись, Рэми! Я приказываю!

Рэми вновь подчинился и встал с колен. Он не узнавал своего Мираниса. Синие глаза принца блеснули стальным блеском, на губах вновь появилась безумная улыбка, и рука его скользнула по щеке Рэми, убежав под подбородок:

— Какая жалость… ты был забавным. И какая жалость, что это тело не стало моим… но теперь уже ничего не изменишь…

Принц внезапно нагнулся, оперся сапогом о спину отца и одним резким движением вырвал из его тела тонкий кинжал с вензелями рода повелителя. Ни на миг не спуская с Рэми насмешливого взгляда, он медленно вытер острие кинжала о плащ. Даже и не подумав заметить появившиеся на ткани синие разводы, Мир лизнул лезвие ножа и вновь безумно улыбнувшись, взял оружие за острие, властно протянув его Рэми.

— Возьми, — ядовито улыбнулся принц.

— Зачем? — прохрипел Рэми.

— Я не прошу, ты же знаешь, — улыбка принца стала еще шире.

— Я приказываю. Бери!

Рэми сомкнул дрожащие пальцы на холодной рукояти кинжала.

Глаза Мираниса опасно сузились.

— Умница, хороший мальчик, — елейным голосом сказал Миранис.

— А теперь новый приказ… какая жалость, последний… убей Ферина!

— Что? — не понял Рэми.

— Ты слышал… — улыбка вдруг исчезла с губ Мираниса. — Убей Ферина и не заставляй меня повторять!

Рэми выдохнул, чувствуя, как вновь напрягаются нити власти.

Не в силах сопротивляться, подобно послушной марионетке, он шагнул к стоявшему рядом Ферину и поднял руку с кинжалом. Этот идиот и не думает сопротивляться? Почему стоит и смотрит… будто ждет… смерти? С нетерпением?

Рэми решительно не понимал, что сейчас происходит и чего именно добиваются от него эти двое. По позвоночнику пробежала змейка холода, сжала горло холодным кольцом и вдруг отпустила, одарив волной слабости. Колени подкосились, Рэми чуть было не рухнул на пол, но даже этого ему не позволили. Нити власти напряглись, удержали, и как сквозь туман Рэми услышал тихий шепот Рэна: «Ты не можешь убивать, богиня не простит!»

— Своему единственному наследнику? — засмеялся Миранис, уловив шепот хранителя смерти. — У нее нет выбора… еще как простит… убей, Рэми. Не тяни время. У нас его нет…

Как бы подтверждая слова Мираниса, отвалился от потолка кусок лепнины и рухнул вниз, разбиваясь о каменные плиты острыми осколками. Рэми почувствовал, как завибрировал под ногами пол, как начал плакать где-то в глубине замка его дух, и как один за другим убегали, охваченные ужасом, из рушащегося здания.

Рэми не мог убежать, хотя в этот миг он очень этого хотел.

Сопротивляясь изо всех сил, но не в силах противостоять нитям власти, наследник Виссавии послушно размахнулся и…

— Мой принц, ты испачкался.

Миранис так сильно удивился, что удерживающие Рэми нити на миг ослабели, и телохранитель смог остановить роковое движение.

Ферину, уже давно готовому к смерти, это явно не понравилось. В остром, недобром взгляде его вспыхнул гнев, смешанный с нетерпением.

— Уйди! — приказал Мир своему харибу. — Не мешай мне, если хочешь жить.

— Я тебе не мешаю, я тебе помогаю, мой принц, — хариб невозмутимо забрал у Рэми кинжал. — Знаешь, что не выносят такие как ты, дух? Боли!

Хариб вонзил кинжал в правую ладонь Мира, соединил ее с подлокотником кресла. Принц закричал. Одна за другой разорвались нити связи, вспыхивая в воздухе болью, но Рэми почувствовал, что в душе принца пошла трещинами и осыпалась стена, обнажая его истинную натуру.

— О боги! — дрожа, Миранис откинулся на спинку трона, — боги, что я творю…

— Мой архан, — опустился перед ним на колени хариб. Тон голоса его, еще миг назад холодный, вдруг согрел теплом и любовью.

— Идиот, вернись! — закричал Ферин. — Прикажи мальчишке, пока его не спрятали! Вернись! Пока не проснулся в Рэми целитель судеб!

— Целитель мне не поможет, — выдохнул Мир… — он возвращается… Ты ведь сделаешь… все… правда?

— Мой архан… — мягко улыбнулся хариб. — Я все сделаю…

— Мир! — вскочил на ноги Рэми.

— Стой! — крикнул принц. — Не вмешивайся! Приказываю.

Вновь окутали Рэми силы власти и заставили в бессилии опуститься у ног Мираниса. Рэми уже раз сто за этот вечер пожалел, что дал тогда принцу ту клятву. Что же ты делаешь, Мир?

— Прости, — через силу улыбнулся принц.

Лицо его покрывали капельки пота, между бровей залегла морщинка, а глаза затуманились. Принц явно то уплывал из реальности, то вновь в нее выныривал из волн боли, стараясь все же оставаться в сознании, но нити власти и не пускающий к трону других телохранителей щит Мир держал на славу. Рэми видел, как другу плохо… но помочь, увы, ничем не мог.

— Освободи меня, Мир, — простонал он. — Я исцелю тебя, освободи… проклятие, Мир! Я не понимаю, зачем?

— Потерпи еще немного, у меня нет сил объяснять, — ответил Миранис и добавил своему харибу:

— Поторопись…

Хариб кивнул и направился к застывшему в двух шагах от них Ферину. Придворный будто очнулся от ступора и начал медленно пятиться от трона принца, не спуская подернутого ужасом взгляда с хариба Мираниса. Наткнувшись на золотого льва, он упал на ступеньки, скатился вниз и вновь попробовал подняться. Но дрожащие руки не держали. Без сил свалившись на ярко-красный ковер, Ферин начал умолять:

— Не надо… не так.

— Боишься? — протянул хариб. — Правильно. И куда ж ты собрался, скотина этакая? От меня бежать вздумал?

— Поторопись… — умолял Мир. — Еще немного, и я не смогу удержать телохранителей… они не должны меня спасти… поторопись…

— Да, мой принц! — хариб резким движением выхватил из-за пояса метальный нож и швырнул его в Ферина.

Рэми даже понятия не имел, насколько слуга принца был меток.

Нож легко полоснул по шее Ферина и полетел куда-то дальше, в темноту. Придворный схлипнул сначала облегченно, потом отчаянно, и, давясь кровью упал.

Все как-то легко и сразу о нем забыли. И Рэми, которого теперь интересовал только Миранис, и хариб принца, холодно, будто и не произошло ничего, направившийся к принцу, и телохранители, с новыми силами тиранившие идущий трещинами щит, и даже Алкадий, исчезнувший в тумане перехода.

Миранис, явно из последних сил державшийся за собственный рассудок, протянул здоровую руку опустившемуся перед ним на колени харибу.

— Ты ведь знаешь, что это не все.

— Знаю, — ответил слуга, целуя руку своего архана.

И добавил:

— Прости…

— Поспеши… — вновь попросил Миранис.

Хариб еще раз поцеловал ладонь принца, поднялся с колен, и, медленно обхватил рукоять кинжала, все так же пронзающего ладонь Мираниса. Взгляд его, ясный, успокаивающий, не отпускал взгляд принца, на губах играла тихая, грустная улыбка, а из уголка глаза сбежала по щеке скупая, почему-то неуместная здесь слеза.

— О боги, мой архан, прости! — прошептал он и одним движением выхватив из подлокотника кинжал, по самую рукоятку всадил его в сердце Мираниса.

— Прости.

Плечи его вздрогнули. Хариб вновь упал на колени, ладонь его нашла на поясе еще один метательный нож, и поцеловав дрожащую руку Мираниса, он резким движением перерезал себе горло.

Нити власти оборвались, полоснув по натянутым нервам красной вспышкой. Рэми ничего не замечал. Застыв в ногах у принца, он тихо смотрел, как мерно стекали со свисающей с подлокотника руки и разбивались о пол ярко-красные капли.

Упал над ними щит. Подбежали к принцу телохранители, но трогать Мираниса и его хариба никто не решился. Лерин поднял с пола тело повелителя Кассии, усадил его на трон, предназначавшийся Элизару и до шеи укрыл его своим плащом, скрывая под аккуратными складками испачканную кровью грудь. Все молча ждали смерти.

— Поднимайся! — кричал кто-то в ухо Рэми, заставляя его встать на ноги. — Поднимайся, сволочь! Слышишь! Немедленно!

— Пусти! — закричал Рэми, чувствуя, как его тело охватывает пламя.

— Никуда я тебя больше не пущу, — Рэми поднял удивленный взгляд и увидел залитое слезами лицо хранителя смерти. Он почему-то удивился… Он и не знал, что Рэн умел рыдать вот так… не замечая своих слез. Что умел смотреть отчаянно, разрывая душу своей болью. На собственную боль сил уже не осталось.

— Поздно…

— Никогда и ничего не поздно! — прошипел Рэн, упрямо подхватив Рэми под руку и потащив куда-то в темноту, где разбивался осколками и шел трещинами тронный зал. — Хрен ты у меня умрешь…

Эпилог

Взмыленная лошадь влетела в двор поместья и, дрожа, как копанная встала между фонтаном и широкой лестницей, ведущей в главному входу. Отворились двери. Сбежал по ступенькам молодой юноша, схватил лошадь за повод, погладил вздрагивающую под ладонями, потную шею уставшего животного. Другой осторожно принял от всадника ношу — завернутую в плащ черноволосую девушку.

— Лия! — вскрикнула появившаяся на ступеньках женщина. — Что ты сделал с моей дочерью?

— Не здесь! — всадник тяжело спешился, оглянулся на прислугу и, забрав девушку, быстро поднялся с ней по ступенькам. Он влетел на второй этаж, в спальню Астрид, уложил Лию на одеяло и, повернувшись к невесте, быстро заговорил:

— Мы должны ее спрятать.

— Спрятать? — не поверила своим ушам Астрид. — Но от кого?

— Миранис, наследный принц Кассии — мертв. Повелитель — мертв. Твоя Лия — теперь жена умершего повелителя и мать наследника.

— Мой сын…

— Твой сын жив, но он — вождь Виссавии и понятия не имеет о ребенке. И так должно остаться. Так приказал Миранис.

— Не понимаю, почему ты так яро слушаешь своего принца! В Виссавии Лия будет в безопасности.

— Потому что я защищаю сейчас своего будущего повелителя, Астрид. Которому нечего делать в чужой стране. Ребенок Лии принадлежит Кассии, а не Виссавии! Поэтому собирайся. Мы уезжаем. И мне некогда слушать твоих возражений.

Арман усилием воли заглушил в себе крики совести и резко открыл дверь. Аланна, бледная, безучастная, стояла посреди спальни в длинном, усыпанном драгоценностями платье. Ее хариба, молчаливая и столь же бледная, как и хозяйка, закачивала собирать волосы арханы в высокую прическу, украшая ее алмазными звездами.

— Моя повелительница, — опустился Арман перед Аланной на колени.

— Не смей, — прошептала она. — Хотя бы ты не смей меня так называть.

Арману очень бы хотелось ей помочь, но он не мог помочь даже себе. Не мог до конца поверить, что в один день потерял и лучшего друга, и брата.

— Виссавия нашла себе нового вождя, — тихо сказал он. — Нериан пока в глубоком трауре по вождю и Рэми.

— Они обещали его спасти…

— Но даже виссайцы не могут всего…

Арман вспомнил, как сегодня утром отдавал в руки чужого человека сестру, которая уже не просыпалась несколько дней, находясь под действием успокаивающих зелий. Помнил, как ему предлагали поехать с Лией, но, поразмыслив, Арман ответил:

— Я нужен Аланне.

Аланна, сама того не знала, была всего лишь заменой еще неродившемуся повелителю. Эта хрупкая девушка должна будет потерпеть, пока ребенок не обретет телохранителей, власть и не встанет на ноги. А он… должен сделать все, чтобы Аланна до этого дожила.

— Алкадий пока не появится, — вспомнил Арман слова черноглазого виссавийца, Рэна. — А если появится, то справиться с ним сможет любой из высших магов. Пока один дух-гралеон в нем не возьмет вверх над другим, у нас есть время.

— Вождь окрепнет, обретет свою полную силу и встанет против Алкадия.

— Кто этот новый вождь? Вы говорили, что у Элизара нет других наследников, а теперь так легко нашли замену Рэми?

— Это не было легко и это дорого нам всем стоило, — в голосе Рэна промелькнуло искреннее сожаление. Но что Арману за дело до переживаний виссавийца?

— Станет ли ваш вождь защищать Кассию? — усмехнулся горько Арман. — Или как Элизар скажет, что ему все равно?

— Станет. Не сомневайся. Вы должны же пока… сохранить жизнь вашему наследнику.

— Вы не можете справиться с Алкадием.

— Мы найдем способ, — тихо ответил Рэн, и Арман ему почему-то поверил.

— Но пока вы должны справляться сами.

— Ты называл себя другом моего брата, — прошипел Арман. — А подставляешь его невесту под удар!

Рэн отвернулся:

— Я понимаю ваш гнев, Арман. Но… у меня сейчас нет другого выхода. У нас всех нет. Пока вождь не окрепнет, он не может покидать стен Виссавии. И мы не воины. Мы целители. Мы созданы исцелять, а не убивать.

Арман еще долго стоял на крыльце и слушал, как неистово барабанит дождь в крышу. Он вдруг поймал себя на мысли, что понимает виссавийцев… но кому же от этого легче?

— Может, я и не сильный маг, — сказал он, смотря в затянутое тучами небо. — Но я буду бороться до последнего.

Рина не вставала с колен весь день, вознося богине одну молитву за другой. Она не могла сделать ничего большего, а сидеть бесчинно и слушать, как плачет над Виссавией ветер, было выше ее сил. Она даже не осмеливалась рыдать над телом умершего брата, она хотела лишь одного… чтобы с Элизаром не ушел и Рэми.

В маленьком храме было совсем тихо. Увядали рядом со смертным ложем цветы, белоснежные одежды вождя мягкими складками опускались до самого пола, горели в головах ложа испускающие сладкий аромат светильники. Виссавийцы один за другим подходили к умершему вождю, опускались перед ним на колени, и, произнеся короткую молитву, отходили в тень. Прощались. Рина вот не могла найти в себе сил встать и отойти… потому что знала, что брата она больше никогда не удивит.

— Нериан будет жить, — прошептал кто-то за ее спиной.

Рина облегченно выдохнула, она уже и не надеялась услышать этих слов.

Три бесконечно долгих дня провалялся вождь в горячке. Три дня порывался встать и звал Мираниса, и три дня рвали целители одну за другой узы, связывающие телохранителя с принцем…

— Ты должна решиться, — прошептал все тот же голос.

Рина посмотрела на стоявшую рядом с смертным ложен Элизара Калинку. Почему решать должна она? Почему не вдова брата? Только потому что Калинка — кассийка и… «не поймет»? Но и Рина, сказать по правде, не понимала.

— Мой муж этого хотел, — сказала вдруг жена брата, оборачиваясь к Рине. — Твой брат хотел, чтобы он забыл…

Рина сглотнула. Значит, Калинка все слышала? Наверняка, не сильно-то ей легко, в чужой стране, рядом со смертным ложем единственного человека, кто ее в Виссавии понимал. Может, даже любил. Решившись, Рина встала с колен, подошла к невестке, и крепко ее обняла за плечи:

— Он ушел, — затряслась в рыданиях Калинка. — Я знала, что он уйдет… но… не так… быстро…

— Вы должны решиться, — вмешался в рыдания женщины тихий голос.

Рина обернулась к Араму. Мы должны решиться? Не она одна, а вместе с Калинкой? Арам, наконец-то, принял жену отца и ее власть в Виссавии?

— Аланна станет повелительницей Кассии. И она не может быть женой вождя, вы обе это знаете… Хотите причинить Рэми еще больше боли? Высшему магу? Вождю Виссавии?

Рука Калинки сжала пальцы Рины. Взгляд женщины, понимающий, теплый, одарил поддержкой.

— Пока он слаб… — продолжал Арам, — он должен забыть об Аланне. Разреши… разрешите нам вмешаться. Пока мы можем…

Когда вождь очнется, вы ничего не сможем исправить. И он уйдет за Аланной в Кассию. К сожалению, он больше любит страну Мира, чем свою. Пусть… у него не будет больше куда возвращаться. Не будет брата, не будет невесты, не будет сестры.

Дым пах приторно сладко, к горлу подобралась вдруг тошнота.

Рина погладила живот, ища у сына Армана сил, и вдруг поняла, что уже сдалась.

— Прошу…

Рэми должен забыть их всех? И смешливую Лию? И серьезного Армана? И нежную Аланну? Всех? Арман ей не простит. И Рэми, если узнает, ей не простит.

— Где Лия? — спросила Калинка.

— Мы будем ее искать, даже если вождь о ней забудет.

— Разрешаю, — прервала его Рина.

Арам с облегчением вздохнул и посмотрел на Калинку:

— Да, — выдохнула женщина.

Рина пожалела о своем решении сразу же. Но Арама назад не позвала… Чуть позднее, не в силах ждать, она сорвалась с места и бросилась вон из храма. Как сумасшедшая, летела она по коридорам замка, в спальню, которую недавно занимал ее брат, и остановилась у кровати, взглядываясь в покрытое капельками пота лицо племянника.

— Аланна… — позвал в беспамятстве Рэми. Рина осела по стенке на пол. — Аланна…

— Это в последний раз, — уверил ее тихий голос Арама. — Воспоминания уходят. Больше он о ней не вспомнит…

— Но Аланна попробует с ним связаться… И Арман никогда не бросит брата. Ты же знаешь? Так на что надеешься?

— Кассийцы думают, что Рэми мертв. Теперь вождя Виссавии для них зовут Нериан. Так будет лучше.

Ничего не будет лучше!

— Рина… — позвал в беспамятстве вождь.

— Я здесь, — прошептала девушка, кидаясь к кровати Рэми.

— Не уходи.

— Никуда я от тебя не уйду…

— Мою память тоже очистите, — сказал вдруг появившийся невесть откуда Рэн. — Я не смогу ему врать.

— Как знаешь, — холодно ответил Арам.