Власть голоса

Увидеть голос

Больше двух тысячелетий все мировые цивилизации – догоны[2] и австралийские аборигены, египтяне и греки, арабская цивилизация и эпоха Просвещения – воспринимали голос как эфир жизни. Только в XIX веке голос стали рассматривать как явление, которое можно анализировать научными методами.

Трость Мануэля Гарсиа, или Грааль голоса

В ту прекрасную осень 1854 года солнце светило над садом Пале-Рояля, в котором прогуливался Мануэль Гарсиа. В свои уже почти 50 лет этот знаменитый преподаватель вокала лондонской Королевской академии музыки был олицетворением элегантности. Он не обращал ни малейшего внимания ни на резиденцию герцога Орлеанского, ни на кафе, за столиками которых расположилось все высшее общество того времени, и, кажется, увлеченно наблюдал за игрой солнечных бликов на серебряном набалдашнике своей трости.

Несмотря на то что Мануэль Гарсиа не был врачом, он обладал поразительными познаниями в анатомии. На медицинском факультете при вскрытиях ему случалось препарировать гортань. Но у трупов гортань, естественно, не вибрирует, а значит, невозможно понять, что же происходит, когда человек говорит или поет. Сверкание серебряного набалдашника навело его на гениальную мысль: используя отражение солнца на зеркальной поверхности, можно рассмотреть горло! Не мешкая ни минуты, он направился к Одеону, туда, где находилось предприятие Шарьера, на котором производили стоматологические зеркала. За 6 франков он купил зеркальце, вернулся домой, сконструировал устройство, с помощью которого можно рассмотреть голосовые связки, и тут же испытал его на себе. Он пел гаммы, беря самые низкие ноты и доходя до самых высоких; он смеялся, кашлял – и убедился, что его голосовые связки двигаются: раздвигаются, когда он дышит, и смыкаются, когда он говорит, кашляет или имитирует рыдание. Этот механизм основан на звуках, выходящих из глубины горла. Для Мануэля Гарсиа наблюдать за работающей гортанью было равносильно обретению священного Грааля – Грааля голоса. Так родилась новая наука – ларингология.

Мануэль Гарсиа умер в 1906-м, ему был 101 год. После него остался труд, ознаменовавший его эпоху, – «Полный трактат об искусстве пения». Он был издан в 1847 году, в нем впервые излагались правила голосообразования. Голос можно назвать фамильным достоянием семьи Гарсиа.

У Мануэля Гарсиа было две сестры: одна, Малибран, – выдающаяся оперная дива своего времени, другая, Полина Виардо, – знаменитая преподавательница вокала.

Со дня открытия Мануэля Гарсиа и следующие полтора века ларингоскоп по-прежнему оставался одним из главнейших инструментов отоларинголога[3]. Благодаря ему врач видит гортань пациента, когда нажимает ему на язык и просит сказать «а-а-а»[4].

Вокальный собор

Когда осматриваешь связки, в которых «живет» голос, кажется, что ты вошел в вокальный собор. В 1981 году видеостробоскопия произвела новую революцию в фониатрии, этой науке о голосе и пении. Этот инструмент объективного наблюдения, которое можно провести в любой момент, анализирует движение гортани по хронометру и дает возможность обнаружить патологию голосовых связок. В том же самом году я начал разрабатывать протокол динамического исследования голоса, которое объединяло в себе множество аспектов наблюдений за гортанью. Благодаря фиброларингоскопии теперь стало возможным наблюдать за голосом, когда человек говорит или поет. Это исследование проводится через носовые проходы, без необходимости введения инструмента в рот, и показывает гибкость нашего голосового аппарата. В 80-х годах техника видеозаписи позволяла снимать процесс на пленку со скоростью 25 кадров в секунду. А начиная с 2000-х годов при посредстве фиброларингоскопов можно фиксировать изображение на видео со скоростью 4000 кадров в секунду. Научный интерес к наблюдению за внутренними органами «в режиме реального времени» беспрецедентно высок.

Результат такого динамического исследования – «удостоверение личности» голоса, его отпечаток.

Тембр и тон голоса у каждого человека строго индивидуален, и ему трудно дать точное определение. При этом тембр – один из главнейших элементов «голосового портрета». Это как в музыке, когда одна и та же нота, сыгранная на скрипке и саксофоне, даже с одинаковой резонансной частотой, всегда будет различаться по тембру. У каждого инструмента, в том числе одного вида, свой особый голос: например, скрипка Страдивари, состоящая из 71 деревянной детали, и простая ученическая скрипка имеют разную акустику, потому что тон звука зависит от резонатора скрипки. В этом она схожа с человеческим голосом: совокупность резонансных полостей, которые находятся над голосовыми связками, обуславливает тембр голоса каждого человека.

Самое невероятное в этом резонаторе – возникновение обертонов. Они обогащают голос, улучшают его характеристики, служат и природными «усилителями» и «украшателями» человеческого голоса, настоящим «эквалайзером» нашего голосового инструмента, одновременно струнного и духового. Начиная с 1936 года его можно измерить методом спектрографии: во Франции его внедрил Жан Тарно.

Мы все разные: некоторые великие певцы, такие как Паваротти, могли извлекать семь обертонов, в то время как простые смертные – только три. Каким образом Мария Каллас, Марио дель Монако или Карузо добивались таких волнующих красок? Дело в том, что когда они берут основной тон, который рождается в голосовых складках, это немедленно влечет за собой образование других основных нот – так называемых вторичных, или гармонических. Некоторые обертоны мощнее других благодаря реверберации в резонансном теле. Эти мощные обертоны назвали формантами.

Происхождение голоса, происхождение языка и родной язык

Фридрих II и дети-дикари

Способность голоса отчетливо произносить слова не возникает спонтанно. Конечно, хотя у нас с рождения есть возможность производить звуки, гласные и согласные, этого все равно недостаточно для формирования речи, а тем более языка. Пойдем дальше: а существовал ли изначальный язык? В XIII веке император Фридрих II, правивший Священной Римской империей в 1220–1250 годах, захотел услышать, как звучит первобытная речь.

Густав Херлинг-Грудзинский[5] писал по этому поводу: «Чудачеств императора Фридриха II насчитывалось семь. Второе из них состояло в том, что император хотел выяснить, на каком языке говорили бы дети, если бы с рождения и в течение некоторого времени не слышали человеческой речи».

Этот легендарный император и король Германии, Сицилии и Иерусалима, не отягощенный совестью и обуреваемый жаждой знаний, сам говорил на шести языках: латыни, греческом, сицилийском, арабском, нормандском, немецком, а также изучал иврит.

Чтобы проникнуть в тайну голоса, этот эрудит поставил эксперимент, который даже можно назвать варварским. Император приказал доставить к себе во дворец несколько новорожденных. Все они были изолированы друг от друга. Нянькам и кормилицам было велено кормить их молоком, ухаживать за ними, купать, но никогда не оставлять младенцев вместе (чтобы между ними не возникло контакта) и не разговаривать с ними. Интересно, на каком же языке заговорят дети, выращенные в отсутствие родного языка и какой-либо общественной среды: на иврите, арамейском (который император полагал самым древним языком), на греческом, латыни, арабском, немецком или просто-напросто на языке своих родителей?

После четырех лет полной изоляции детей наконец вернули в общество людей, к человеческим контактам. Их поведение можно было бы считать вполне нормальным, если бы не одно «но». Ни один не умел говорить. Они могли только бурчать что-то нечленораздельное. При этом признаки Homo sapiens были налицо: органы речи, мозг, развитый в достаточной степени, вертикальное положение тела, умение ходить. Но голос как таковой у них отсутствовал. Мир, в котором звучит голос, для них был закрыт. У этих маленьких дикарей обучение голосу не состоялось! Если Homo sapiens (человек разумный) не стал Homo vocalis (человеком звучащим), он всего лишь шимпанзе в костюме-тройке. Но есть и другой неприятный факт, и против него не поспоришь: «изначального» языка не существует. Эти дети стали безнадежно слабоумными, и им суждено было умереть, так и не став взрослыми. Получается, что голос – необходимое условие нашего выживания? Херлинг в заключение отмечал: «По всей видимости, дети не могут расти в полном молчании, когда они не видят ласки и улыбки той, которая их кормит. Жизнь человека – это жизнь речи, и живет он благодаря речи». Маленький человек – общественное животное, и человеческая речь – пища для его ума, стимулятор для его мозга, необходимые, чтобы выжить.

Миллионы лет выживание человека напрямую зависело от коммуникации и обмена информацией внутри рода, то есть от его голоса.

Алиса и Сигэру

Доказательство того, что «изначального» языка не существует, получено. Осталось выяснить, каковы же признаки родного языка? Помню, как ко мне на консультацию (речь шла о банальном ринофарингите) пришли родители с двумя подростками – Алисой, 9 лет, и Сигэру – 11 лет. Отец-японец говорил по-французски практически без акцента, мать была француженкой. Семья прожила в Японии почти пять лет. Вернувшись во Францию два года назад, дети сразу попали в двуязычную культурную среду. Почти сразу же вопрос о боли в горле перешел на второй план. На безупречном французском они атаковали меня вопросами о моих компьютерах, камерах, спектрографах и эндоскопах. Я старался удовлетворить любопытство этих смышленых, обаятельных детей, но и мне тоже хотелось больше узнать об их лингвистической ассимиляции. Я поинтересовался, на каком из двух языков они предпочитают говорить? «Все равно: и на французском, и на японском». – «Но когда вы разговариваете друг с другом, какой язык вы используете чаще?» Алиса отвечает: «Почти всегда – французский, но знаешь, когда мы в школе или с друзьями и не хотим, чтобы нас поняли, мы говорим по-японски». Сигэру с этим согласился, но добавил: «Когда мы ссоримся, я кричу по-японски». В японском языке, по его мнению, больше энергии. С помощью японского он самоутверждается и защищается.

Я дал им простое задание, чтобы понять, какой из языков у них родной, первый, а какой второй, или, может быть, оба языка у них родные. Это упражнение на устный счет. Известно, что на родном языке вычисления в уме делают гораздо быстрее, чем на втором языке. Однако они одинаково быстро выдали ответы как на французском, так и на японском. Следовательно, они двуязычны. При выполнении того же задания на английском (поскольку они владеют также и английским) возникла задержка с ответом в несколько секунд. Им нужно было мысленно перевести названия чисел на французский или японский, чтобы дать ответ.

Речь и родной язык записываются корой головного мозга ребенка с полутора до четырех лет, как татуировка, навсегда. При освоении двух языков одновременно в самом раннем детстве в мозге одновременно развиваются зоны, отвечающие за речь. У людей, двуязычных с рождения, центры Брока́ и Вернике, отвечающие за речь, практически перекрывают один другой, как показали К. Х. С. Ким, Н. Р. Релкин, К.-М. Ли и Дж. Хирш из Корнеллского университета в своей статье, опубликованной в журнале Nature в 1997 году. В то время как язык, выученный позже, ту же самую зону мозга не занимает. Это было продемонстрировано с помощью методов эмиссионно-позитронной томографии и ядерно-магнитного резонанса во время речевого упражнения.

Можно предположить, что двуязычные дети схожи с детьми, одинаково владеющими обеими руками, однако это не так. Исследование, которое провел доктор Дэн Кроу среди 11 600 английских детей в возрасте 11 лет, показало, что у правшей сильнее развито левое полушарие мозга и освоение языков идет быстрее, чем у детей-амбидекстров. Другими словами, их правое и левое полушария почти симметричны, каждое отвечает за освоение языка. По-видимому, в коре левого полушария есть «истинный» центр Брока, а в правом – «псевдоцентр». А это уже близко к анархии: два дирижера в одном оркестре! Амбидекстрия является генетическим заболеванием, имеющим серьезные последствия. Возможно, есть риск шизофренического расстройства речи. Действительно, у амбидекстров диагноз «шизофрения» встречается в 20 раз чаще, чем у обычных людей. Как правило, одно из полушарий гипертрофировано. Один из генов, который обуславливает эту полезную асимметрию, находится в области хромосомы Х. При синдроме Тёрнера наблюдается генетическая аномалия, при которой одна из хромосом Х отсутствует, и на месте XX находится ХО. В таких случаях шизофрения наблюдается почти всегда в сочетании с практически полным отсутствием церебральной асимметрии. Восприятие речи нарушено. Пьер Бюстани из Каннского университетского центра пишет, что церебральная асимметрия – это, судя по всему, основное условие владения речью для Homo sapiens.

Марио

Чтобы не утратить мультилингвизма, детям необходимо постоянно использовать оба родных языка. Стимуляция головного мозга – это ключ к знаниям, памяти и развитию. Потому что, если перестать говорить на одном из языков, нейронные связи распадаются. Свидетельство тому – невероятная история Марио…

Марио, 75 лет, на консультации пожаловался, что он охрип. Он поет в оперном театре, у него бас-профундо. На его правой голосовой связке я обнаружил полип. Я провел операцию по его удалению бескровным методом лазерной микрохирургии под общей анастезией. Операция прошла успешно, без осложнений. Анализ показал, что полип доброкачественный. Марио перевезли в послеоперационную палату, он очнулся. Пока мы ждали санитара, чтобы он перевез Марио в обычную палату, я зашел к нему и спросил: «Как ваше самочувствие?» Марио ответил на непонятном мне языке. Я, признаюсь, подумал, что во время общей анестезии случился инсульт: это бывает – редко, но все же бывает. Я попросил медсестру позвать невролога. У меня создалось впечатление, что он бредит. Но – вот неожиданность! – сиделка поняла, что сказал Марио: «Господин Абитболь, у него не инсульт, просто он говорит по-гречески». – «Но, насколько я знаю, он не грек!» Вскоре Марио вновь перешел на французский и спросил меня об удаленном полипе: «У меня рак?» Я успокоил его: «Нет, у вас доброкачественная опухоль».

Спустя неделю на последнем осмотре я поинтересовался у Марио о его греческом происхождении. Подумав немного, он нерешительно ответил: «Действительно, родился я в Салониках, и мой отец был греком, но я его почти не знал. Когда мне было пять лет, он умер, и моя мать, француженка, вернулась в Париж. С тех пор прошло почти семьдесят лет! Но почему вы об этом спрашиваете?» Я рассказал ему, каким удивительным было его пробуждение. «Но я практически не знаю родного языка!» – возразил он.

По-видимому, во время общей анестезии едва заметно снизилось кислородное питание именно того участка коры головного мозга, который отвечает за речь. «Греческий» сектор, сформировавшийся раньше, при усвоении родного языка, и имеющий больше кровеносных сосудов, получил кислород раньше, чем «французский» сектор. Тот участок головного мозга хранил в течение почти семидесяти лет свою целостность, память и тезаурус. Я поинтересовался, сколько лет он не говорил по-гречески. «Доктор, я уехал из Греции больше семидесяти лет назад, – ответил он. – Прибыв во Францию, сразу попал в артистический круг и говорил там только по-французски, но, случалось, пел по-гречески».

Уже в годовалом возрасте младенец – будущий билингва – различает музыку каждого языка, и оба они интегрируются в его мозг навсегда. Это не значит, что он более одарен, чем другие дети, что его левое или правое полушария отличаются генетическими особенностями, но это доказывает, что с самого раннего детства мозг усваивает человеческие голоса, музыку, членораздельную речь. Единственное, что нужно для этого мозгу с первых дней жизни, – прослушивание, а позднее – прослушивание вместе с произнесением.

В мозге новорожденного есть вся гамма всевозможных фонем, какие себе только можно представить, полная цветовая палитра всех языков, но если они не активированы и не используются, начиная с семилетнего возраста, за редким исключением, ребенок их утрачивает. Если иностранный язык учит ребенок, которому уже исполнилось пять лет, он часто, сам того не замечая, навязывает ему ритм своего родного языка, то есть говорит на иностранном языке с акцентом.

Голос матери

Задолго до своего рождения ребенок находится под воздействием голоса своей матери. Эмбрион слышит биение сердца матери, трехтактный ритм той музыки, которая выражает безопасность и защиту.

Начиная с 6 месяцев младенец узнает гласные звуки родной речи и, особенно, музыкальность этих гласных, просодию родного языка. В 9 месяцев он соединяет две фонемы в подобие слов, а с 16 месяцев что-то лепечет. В полтора года он составляет слова, в два – формирует фразы, а к трем годам они приобретают верный грамматический строй.

Известно, что голос участвует в социальном взаимодействии у многочисленных позвоночных, но гораздо меньше мы знаем о гормональных механизмах, которые запускаются в процессе этого взаимодействия, например когда ребенок слышит голос матери. Как же гормоны действуют на формирование нашего социального поведения? Окситоцин – это удивительный гормон, который играет главную роль во многих видах общения, особенно во взаимной привязанности матери и ребенка, и способен ослаблять стресс при контакте с близкими. Из-за этого свойства окситоцин даже окрестили «гормоном любви». А при стрессе увеличивается количество гормона кортизола, который вырабатывает наш организм.

Лесли Зельцер, биолог-антрополог из Университета Висконсина, поставила своей целью оценить влияние материнского голоса на своего ребенка во время стрессовой ситуации.

Она предложила 12-летним девочкам, которых сопровождали их матери, выступить перед аудиторией и решить вслух ряд математических задач. Это задание вызвало у девочек ускорение сердечного ритма и выброс кортизола в кровь.

Девочки были разделены на 3 группы. После выступления девочкам из первой группы дали возможность увидеться со своими матерями, которые их обняли и произнесли ободряющие слова. Девочки из второй группы не общались с матерями, но посмотрели 75-минутные видео. Участницам из третьей группы раздали мобильные телефоны и дали поговорить с их мамами.

У детей из первой группы сильнее, чем у остальных, повысился уровень окситоцина, а уровень кортизола плавно снизился. Окситоцин, выработавшийся при контакте с матерью, понизил уровень стресса.

Дети из второй группы, не имевшие никакого контакта с матерью, по-прежнему испытывали стресс, так как окситоцин не синтезировался, а выброс кортизола усилился.

Что касается детей, поговоривших с мамами по телефону, то их показатели окситоцина и кортизола были полностью сравнимы с результатами первой группы. Следовательно, это воздействие материнского голоса! Результаты, полученные Лесли Зельцер, показывают, что в социальной среде голос обладает таким же мощным воздействием на гормональную регуляцию, как и физический контакт. Вероятно, отчасти этим объясняется с биологической точки зрения высокая популярность мобильных телефонов. Телефонный звонок – тот же самый гормон любви!

Существуют доказательства того, что дети хранят в памяти тембр и вибрацию голоса их матери, который они слышали еще в утробе. Изменение этого голоса может поколебать семейное согласие.

Я вспоминаю случай, когда одна пациентка, г-жа Х., 37 лет, пришла ко мне на консультацию. У нее был тусклый голос, она говорила на выдохе, без форсирования. Я предложил ей покашлять: кашель был глухой. Это безошибочный признак патологии, поскольку звонкий кашель означает, что две голосовые связки сближаются и «хлопают» друг о друга.

Моя пациентка рассказала, что в 13 лет, переболев гриппом, она потеряла голос. Потом он восстановился, но уже не был прежним. Она хоть и привыкла к его искаженному звучанию, но ей хотелось вернуть себе нормальный голос. «У меня двое детей, одному 7 лет, другому – 9. Их комната находится на втором этаже. Чтобы их позвать, мне надо позвонить в колокольчик или нажать на кнопку звонка в кухне. Звать по телефону мне уже трудно». Осмотр гортани показал, что правая связка двигается и доходит до середины подглоточного пространства. При этом левая голосовая связка парализована и удалена от центра гортани. На нашем жаргоне это называется параличом приводящей функции. В этом случае голосовые связки не могут соединиться, и голос еле слышен. Человек говорит только на выдохе. Я предложил пациентке операцию, после которой связки снова будут смыкаться во время разговора. Мы сдвинем левую связку на середину, объяснил я, чтобы правая могла с ней соприкасаться и вызывать вибрацию, а значит, появится голос. Для этого в правую связку вводят специальный препарат, она приобретает изгиб и становится в срединное положение. Эта операция проводится под общим наркозом, ларингоскоп вводят через рот и оперируют под микроскопом. Голос восстанавливается через 5–10 дней. Поразмыслив некоторое время, пациентка Х. согласилась на операцию. Я прооперировал ее, и через неделю к ней вернулся ее великолепный, женственный, с выразительными модуляциями голос. Она сделала мне необыкновенное признание: «У меня никогда не было настоящего женского голоса!» Однако две недели спустя она появилась снова – с мужем и двумя детьми. «Я не узнаю свою мать», – заявил старший сын. «Это не та женщина, на которой я женился, я тоже ее не узнаю», – добавил господин Х. Для родственников госпожи Х. бесцветный тембр ее голоса был нормальным, а я его кардинально изменил. Пришлось проявить все имеющиеся у меня педагогические способности, чтобы успокоить их и убедить, что они привыкнут к ее новому голосу. Тем не менее можно понять замешательство родственников, особенно детей, которые должны были «забыть» материнский голос и принять «новый», чужой голос – а на самом деле настоящий голос их матери. Таким образом, выражение «нормальный голос» ровным счетом ничего не значит.