Глава 6

Интересная штука – память: ты сам выбираешь, что вспоминать. Захочешь выбрать плохое, какую-нибудь гадость про человека, который тебя обидел – и только гадостное и вспоминается. А на хорошее настроишься – придут самые замечательные моменты, которых только что будто и не было в голове – целый ассортимент счастливых мгновений вылезает из прошлого, как в магазине. Но вот что интересно: если думать о плохом, то кажется, что и не было ничего хорошего. А если о хорошем припоминаешь, то плохого – как не бывало.

И в результате выходит, что ты не можешь вспомнить все сразу: и хорошее, и плохое, и то, что было между этим. Самое-то главное: то, как было на самом деле, вспомнить нельзя.

Примерно такими философскими размышлениями внезапно накрыло лорда Мерсье, когда он получил письмо от прежней возлюбленной. Перечитав его трижды, скомкав бумагу в ладони, он глубоко вздохнул, плотно закрыл глаза и откинулся в кресле, размышляя. Если бы эта весточка пришла к нему три года назад, она сделала бы его счастливейшим из людей. Даже два года назад он, наверное, прыгал бы от радости и дрожащими руками схватился бы за перо, чтобы немедленно ответить – и мчаться к ней, мчаться без минуты промедления.

Даже в прошлом году он еще, бывало, вспоминал свою фею, и его сердце слегка кровоточило. Случись письму застать его в такой день – он среагировал бы инстинктивно, без оглядки, подумал бы, что судьба.

Но вышло так, что послание чересчур припозднилось. Теперь, когда все его раны затянулись, внезапная мольба о помощи от этой феи оставила его равнодушным. И все, о чем он размышлял, – это послать ей вежливый отказ или оставить письмо вовсе без ответа. И выбор хотелось сделать не в пользу вежливости, а, наоборот, в сторону такого варианта, который уязвил бы ее сильнее.

Из письма Делии следовало, что с ней случилось то, чего и стоило ожидать – удивительно, что так поздно. Вампир, конечно же, попытался выпить красотку, так и не женившись. Она едва не пала жертвой своего стремления к романтике, как и десятки других вампирских невест. Вся привлекательность помолвок с охотниками за кровью заключалась в том, что такие браки были невероятно романтичны и гремели на все королевство, а затем прославлялись литераторами в веках.

Но особую романтичность таким союзам как раз то и придавало, что случались они до невероятности редко. Ибо согласиться всю жизнь терпеть рядом с собой полнокровное живое создание и при этом не выпить его однажды до смерти вампир мог только из фантастической, жертвенной, самоотверженной любви, какой с обычным кровопийцей приключиться не могло.

Именно поэтому длительные помолвки с вампирами всех, кроме вампирш, гораздо чаще заканчивались похоронной церемонией, чем свадебной. И ответственности за такой исход жених не нес, поскольку уже пять столетий как научно доказано: вампир не может полностью себя контролировать рядом с полнокровным до тех пор, пока добровольно не примет брачное заклятие. Это волшебство – единственное, которое может помешать ему выпить любимую, даже в приступе жесточайшего зова крови.

За Делию, впрочем, Маркал почти не волновался все эти годы – он знал, самый опасный момент фея всегда почувствует и вовремя удерет – интуиция у них была самая тонкая среди всех волшебных существ. Так и случилось. Но теперь она, разумеется, была в беде, поскольку осталась без покровителя и без средств к существованию. А за последние три года, что провела в вампирской глуши, к тому же слегка утратила ориентацию и, возможно, не понимала, как ей снова устроиться фрейлиной ко двору.

О том, как сильно Делия дезориентирована и растеряна, свидетельствовало даже то, что письмо было адресовано в королевский дворец – выходило, что она вообще не знала о переменах его жизни. Очевидно, девушка полагала, что как ни в чем не бывало может вернуться к прежнему принцу, каким оставила его при побеге – искреннему, ранимому, безобидному, отягощенному лишним весом и пылкой влюбленностью в нее.

Поразмыслив и предавшись паре приятных воспоминаний, в которых фигурировала полностью обнаженная фея в его постели, Маркал вызвал в свой кабинет Афрона и протянул ему скомканный пергамент:

– Пошли ей тысячу золотых. Напиши от моего имени, что я благодарю за оказанные три года назад услуги и полагаю, что на том мы в расчете. Записку подпиши у секретаря.

– Да, ваше высоч… ваша светлость, – поправился камердинер, так и не привыкший за три года к тому, что принц отказался от своих королевских регалий и присоединился к когорте лордов-землевладельцев.

Проследив глазами за Афроном, спешно отправившимся исполнять поручение, Маркал снова погрузился в свои мысли. Но на этот раз он размышлял лишь об объеме эля и пива, который в этом году произведет его завод – и о том, что пришла пора ввести пару новых сортов и начать широкую рекламную кампанию. Захваченный этой внезапной идеей, он взял пергамент и написал огромное письмо своему главному маркетологу с указаниями.

А затем подвинул к себе ворох академических документов от Кетима, которые ждали его одобрения и подписи. Быстро прибавив свой кургузый росчерк к учебным планам на магическом факультете Ульриса, в которые не считал нужным даже вникать, Маркал чуть более внимательно просмотрел бумаги по хозяйственной части и, наконец, взялся за подробное чтение приказов о приеме и увольнении сотрудников.

Обнаружив среди них документ о зачислении созерцающей на должность учителя литературы, он поперхнулся и перечитал его дважды. А затем его губы растянула веселая улыбка ребенка, предвкушающего развлечения.

* * *

На первый урок Интента шла как рыцарь на решающее сражение в турнире – вооруженная до зубов. Она волновалась даже больше, чем два года назад, когда впервые в жизни приступала к работе преподавателем – но дома, в Школе Созерцания, даже стены помогали. Здесь же она очень боялась опростоволоситься перед леди Лизергейн и ощущала необходимость готовиться усиленно, поэтому-то последние два дня и не вылезала из программной литературы, стараясь подготовить что-то особенное, очень интересное для первого занятия, чтобы сразу завладеть полным вниманием своих студентов.

Решила начать с легкой приключенческой эльфийской литературы – не более чем столетней давности, для простоты восприятия. Нервозности добавлял еще тот факт, что ее ждала едва ли не самая юная группа всей Академии Затемнения – от четырнадцати до шестнадцати лет. А внимание подростков порой собрать намного труднее, поскольку в отличие от взрослых они не сами выбирали этот класс и эту учебу, а просто повиновались решению родителей.

Но сколько ни готовилась Интента, сколько ни подбирала материал, ни вооружалась учебниками, она никак не смогла подготовить себя к тому, что увидела в аудитории на первом уроке. Для начала, вместо шума и гама, который, по ее разумению, должна была производить группа из десяти подростков в ожидании учителя, за пять минут до начала занятия она застала класс в полной тишине.

Но насторожило даже не столько неестественное молчание, сколько выпрямленные напряженные спины и явная боязнь пошевелить головами, когда учительница вошла в класс через дверь, расположенную в задней его части. И только мгновение спустя она заметила и осознала причину такого примерного поведения группы – за одним из передних столов, небрежно повернувшись в пол оборота и закинув ногу на ногу, сидел один из самых больших мужчин, каких она видела в жизни, одетый во все черное – брюки, фрак, ботинки.

Даже его шейный платок и рубашка отливали иссиня-черным оттенком. Со следующим ударом ее замершего от неожиданности и смущения сердца она опознала его – перед ней, разумеется, был ректор Академии, он же Черный лорд, лорд Мерсье, урожденный принц Маркал.

Когда их глаза встретились, он встал в знак уважения и сделался таким высоким, что в это невозможно было поверить – едва ли не на две головы выше нее, а ведь Интента сама отличалась немалым ростом, по крайней мере для женщины. За Маркалом моментально вскочили на ноги все студенты, что произвело довольно сильный шум, и затем все снова стихло так, словно в класс внесли покойника.

На отсутствие уважения со стороны студентов ректору явно не приходилось жаловаться.

– Доброе утро, ваша светлость, – негромко и вежливо поприветствовала она Черного лорда в этой тишине, изображая, наверное, самый неуклюжий реверанс в истории королевства, учитывая, как мешали ей учебники и сумка в руках. Стоило вначале положить их на ближайший стол, но от смущения она не сообразила это сделать, а когда пара книг упала на пол было уже поздно. Громкие, как выстрелы, хлопки заставили вздрогнуть пол класса.

– Я помогу вам, миледи, – вскинулся студент, оказавшийся ближе всех. Но Интента уже потянулась за своими книгами, и они с мальчиком едва не стукнулись головами. В последний момент она отшатнулась, но это, к сожалению, стоило ей потери равновесия.

Оставшиеся книги посыпались из рук на пол, но это не было последним несчастьем, постигшим ее в эту же минуту, поскольку в довершение ко всему учительница не смогла удержаться на ногах и на глазах всего класса с размаху шлепнулась на пятую точку. Театральный эффект усилили ее очки, соскочившие от удара с носа и улетевшие куда-то назад, где оказались за пределом ее досягаемости.

Но и на том неприятные сюрпризы не закончились.

– Премилостивый темный дух, что тут происходит? Вы в порядке, миледи? Позвольте помочь вам, – послышался в этот самый момент знакомый голос, и ошеломленная Интента, повернув голову, увидела, как в класс поспешно заходит лорд Ульрис Кетим. С неподражаемым изяществом он подобрал по пути ее очки, пару книг, подал руку, помогая подняться, и вручил ей ее вещи – все за какие-то мгновения. А затем легким взмахом руки простимулировал трех стоящих рядом студентов собрать оставшиеся книги и, наконец, невозмутимо поздоровался с лордом Мерсье:

– Добрейшего утра, милорд. Не знал, что вы тоже заинтересуетесь уроком литературы.

– Как и я не ожидал увидеть вас здесь, – с какой-то еле заметной улыбкой бросил Черный лорд.

Едва взглянув на выражения лиц мужчин, Интента отряхнула юбку, выпрямилась и подобралась:

– Могу я узнать, милорды, что привело вас на мой урок сегодня? – спросила она учтивым нейтральным тоном, еще не зная, как реагировать, но уже понимая, что как-то реагировать надо – и ни в коем случае не позволять им остаться. Студенты хранили прежнее гробовое молчание, но после ее падения словно ожили – их спины и шеи вновь обрели нормальную гибкость, и теперь головы активно поворачивались, следя за разговором старших.

– Видите ли, миледи, по долгу службы и его светлость, и я время от времени посещаем те или иные уроки, чтобы составить впечатление, – ответил темный маг прежде, чем ректор успел открыть рот. – Ничего такого, что связано с официальными проверками, так что прошу вас не беспокоиться.

– Не беспокоиться? – холодно переспросила она, удивленно уставившись на лорда Кетима. – И как часто, позвольте узнать, уважаемые милорды, вы присутствуете на первом занятии преподавателя с группой, да еще и вдвоем?

Глядя в невозмутимые глаза лорда Кетима, все время ощущая клубящуюся тьму в центре его груди, Интента понимала, что буквально балансирует на грани. Ее спину жег взгляд ректора, на уши давило молчание студентов, и на щеках сам собой расцветал яркий румянец. Но она знала лишь одно: если эти двое останутся, урок будет сорван, а от ее авторитета у студентов, уже и без того поставленного под вопрос этой инспекцией, не останется камня на камне.

– Обычно этого не случается, вы правы, – наклонил голову темный, мягко соглашаясь. – Но раз уж так вышло…

– Раз уж так вышло, – ледяным тоном перебила она мягкий голос лорда Кетима, не позволяя ему убаюкать свою бдительность. – Я попрошу вас, ваша темность, сейчас же покинуть мой урок.

Не давая себе ни секунды на созерцание реакции темного, которая – она знала – могла ее до смерти напугать, Интента резко развернулась и прожгла глазами ректора:

– И вас, ваша светлость, я тоже прошу удалиться. При всем уважении.

В наставшей после этого паузе ей показалось, что тишина будет звенеть вечно. В какой-то момент даже почудилось, будто ее душа от ужаса вот-вот расстанется с телом – пока она ждала реакции обоих мужчин, переглянувшихся в этот миг друг с другом – и, безусловно, согласовывающих этой переглядкой свои действия.

Но затем Черный лорд внезапно слегка наклонил голову, обозначая поклон:

– Я желаю вам хорошего начала работы в нашей академии, миледи, – он быстрым шагом прошел мимо нее, застывшей как столб, и вышел вон, захватив с собой лорда Кетима.

Когда оба мужчины оказались снаружи, они на секунду задержались у закрытой уже двери класса и обменялись удивленными взглядами.

– Ты говорил мне, что самая злющая и вредная в королевстве училка – это леди Лизергейн, – заметил Маркал безо всякого выражения.

– Эта крошка вовсе не злюка, – возразил темный. – Никакого сравнения с леди Мелицией.

– Тогда почему мы позволили ей нас выставить? – поинтересовался ректор после короткой паузы.

– Э-эм. Не знаю, – с искренним замешательством в голосе отозвался лорд Кетим. – Может, мы сегодня просто добры?

Маркал медленно кивнул, почесав подбородок там, где начинала пробиваться щетина:

– Это хорошо, да. Мы были добры, – повторил он, словно пытаясь распробовать это утверждение на вкус, – ну что ж, с кем не бывает.

* * *

Первый урок Интента провела в состоянии, близком к эйфории. Студенты восхищенно глядели ей в рот и почти не дышали – никогда доселе ей не удавалось завладеть таким безраздельным доверием и уважением своих учеников, да еще так быстро. На лицах некоторых читалась влюбленность с первого взгляда – так всех впечатлила ее победа над двумя лордами-руководителями академии.

После первого, через большую перемену, состоялось второе занятие – но неведомо как ее студенты из другой группы, по возрасту значительно старше предыдущей, уже услышали о произошедшем утром. И снова ее ждали восхищенные взгляды – но на этот раз еще и вопросы. Едва она объявила тему урока, как одна из студенток, выглядевшая заметно раскованнее других, подняла руку:

– Леди Интента, скажите, это правда, что вы сегодня выставили с урока Черного лорда?

– Юная леди, вы можете называть меня магистр Валиар, и я предпочла бы, чтобы мы сосредоточились на теме урока. Эльфийский приключенческий жанр заметно отличается от…

– Но мы умрем от любопытства, магистр, – перебил ее с обезоруживающей улыбкой студент, сидевший прямо перед ней.

Интента выпрямила спину и подняла подбородок. Под любопытными глазами всех учеников без исключения на ее губах заиграла обманчиво мягкая улыбка.

– Друзья, – начала она таким тоном, который точнее всего можно бы назвать даже не мягким, а ласковым, – поймите, что если Черного лорда с урока я не выставляла, то говорить здесь совершенно не о чем. А если я выставила его…

С этими словами ее голос внезапно переменился, сделался таким же твердым и замороженным, как придорожный кирпич в зимнюю стужу, и студенты мгновенно опустили глаза в свои учебники.

– А если я выставила его, – повторила она еще более тихим, грозным голосом, обводя глазами класс, чтобы заставить всех отвести взгляды. – То, вне всякого сомнения, могу немедленно это повторить с каждым из вас, кто будет отвлекаться от темы урока на сторонние разговоры.

До конца занятия вопросов больше ни у кого не возникало, но Интента внезапно утратила чувство, что вполне владеет ситуацией.

Уже в этот момент, защищаясь от любопытства студентов, бесхитростно облекших в слова утреннее неловкое происшествие, она почувствовала, как эйфория постепенно стихает, и на смену ей медленно, но верно приходит паника. В тот момент, когда девушка задала ей вопрос, она осознала, что среди учеников слухи будут разноситься именно в таком виде: новая училка выставила Черного лорда с урока в его собственной академии. Не говоря уже о лорде Кетиме. И эти слухи вряд ли расположат к ней двух мужчин, которые еще год будут ее руководителями.

После окончания занятий ей стало еще хуже, и она начала волноваться всерьез, прокручивая все снова и снова. Что если лорды вышли из класса не потому, что сочли ее требование уместным, а, наоборот, потому что она позволила себе слишком многое – и теперь ее уволят с позором. Что, если ее вещи уже выкинули из окна по приказу ректора, как пожитки того парня, о котором рассказывала Амалия?

Открывая дверь в свою комнату, Интента даже зажмурилась на секунду – но все ее вещи находились на своих местах в целости и сохранности, а комната сияла чистотой – день начала занятий совпал с днем уборки, которую она заказала у горничных три дня назад. Переведя дух, она поставила учебники на места и села на кровать. И что ей теперь делать? Пойти обедать как ни в чем не бывало или все же просить аудиенции у ректора, чтобы осторожно принести извинения? Ждут ли этого от нее?

Можно было, конечно, спросить об этом лорда Кетима – с ним она гораздо лучше была знакома и, наверное, аккуратный вопрос был бы уместен… если бы только не известная тяга темного к издевательским шуткам и розыгрышам, о которых она уже была наслышана, и плохая терпимость к любой слабости. Нет, перед этим человеком лучше держать хорошую мину, даже при очень плохой игре – иначе проглотит и не поперхнется.

Глубоко вздохнув, она решила ничего не делать. В конце концов, принц Маркал вырос при дворе и без труда найдет способ показать ей свое неудовольствие в рамках этикета, если захочет – тогда она и поразмыслит над извинениями.

Во время обеда Интента внезапно осознала, что на ней останавливается гораздо больше любопытных взглядов, чем обычно. Не найдя Амалию, она присела за отдельный столик, но долго в одиночестве не пробыла.

– Миледи Валиар, разрешите разделить с вами трапезу? – учтиво осведомился суховатый долговязый вампир в черной мантии, внезапно материализовавшийся рядом.

Интента подняла голову и внимательно посмотрела на преподавателя магического травоведения, с которым уже была шапочно знакома. За полмесяца, проведенные в академии, она привыкла и к темным, и к вампирам – и не вздрагивала, завидев их, хотя и не могла сказать, что испытывала удовольствие от близости подобных существ. Но открыто демонстрировать неприязнь было бы и глупо и невежливо, поэтому она сдержанно кивнула:

Загрузка...