Внезапная помолвка

Глава 3

Закончив читать тете Минни последнюю главу романа миссис Пардо, Софи спустилась вниз и взяла маленькую посылку, ожидавшую ее на секретере.

Надпись на оберточной бумаге гласила: «Доставить племяннице леди Хантли». И ниже: «В целях обеспечения безопасности жителей Гросвенор-сквер». Софи нахмурила брови, развернула бумагу и расхохоталась. Внутри лежал свернутый кольцом коричневый кожаный поводок и ошейник. Она положила в сумку альбом для рисования и отправилась на поиски Мармадюка.

Мопс был обнаружен в своем любимом месте, на подушке.

– Смотри, что мне прислали, Мармадюк. Теперь тебе не сбежать! – с жаром объявила Софи.

Однако ее слова не возымели никакого эффекта. Она вздохнула и начала надевать на мопса новый ошейник. Мармадюку потребовалось всего мгновение, чтобы оценить грозящую опасность, но к тому моменту, когда он встал на ноги и начал отчаянно трясти головой, дело было сделано. Прежде чем он успел завыть, Софи хлопнула в ладоши у него перед носом, и пес внимательно уставился на нее.

– Вот и хорошо. Ты помнишь, как весело гоняться за птицами? Так вот, они на улице, ждут следующего раунда.

Она начала осторожно двигаться к двери. К ее удивлению и восторгу, мопс последовал за ней. Они важно проследовали к выходу на глазах изумленного дворецкого и доктора, который как раз входил в дом.

– Поразительно, – сказал доктор. – Оказывается, он умеет ходить!

– И бегать, если его дразнят птицы. А теперь прошу нас извинить, но я не хотела бы упустить момент. – Софи кивнула и спустилась по ступенькам.

Мармадюк следовал за ней, спотыкаясь на каждом шагу, но не теряя решимости.

Ошейник и поводок работали великолепно, и после энергичной кампании по борьбе с пернатыми захватчиками Мармадюк позволил ей отвести себя к скамейке в тени каштана и с довольным видом уселся у ее ног.

Софи достала альбом.

– А теперь я должна запечатлеть этот знаменательный момент, Дюк, – с важным видом сообщила она мопсу, но он только понюхал траву перед собой, и его пасть растянулась в улыбке.

Софи сделала быстрый набросок, нарисовав грузное тельце и блаженное выражение жабьей мордочки. Мармадюк выглядел удивительно довольным, и она невольно посмеялась тому, какое удовлетворение доставила ей эта маленькая победа.

– Ну вот. Я назову это «Дюк на отдыхе» и подарю тете Минни, чтобы она могла наслаждаться твоей искренней улыбкой, даже когда ты не в духе. Думаешь, ей понравится?

– Несомненно, – произнес за спиной низкий, смутно знакомый голос.

Софи обернулась. Чуть позади скамейки стоял высокий мужчина, который накануне остановил Мармадюка. Его серые глаза смотрели на ее рисунок, но красивое лицо ничего не выражало. И он еще больше, чем прежде, напомнил ей статую античного воина. Прекрасную, но лишенную каких-либо чувств. Вместе с тем, несмотря на его крайнюю холодность, Софи почувствовала на щеках отчетливый прилив жара и не нашла что сказать. В воздухе повисла напряженная тишина. Пока она силилась что-нибудь придумать, чтобы не усугублять впечатление странной особы, которое наверняка произвела на него вчера, мужчина удивил ее, усевшись на скамейку и взяв у нее из рук альбом. Софи отвела глаза, и ее взгляд остановился на его руках. Она увидела, что он без перчаток и его руки выточены тем же придирчивым мастером, который изваял все остальное, с очевидной целью продемонстрировать свою силу и умение. Однако совершенство его левой руки портил неровный белый шрам, тянувшийся сбоку и загибавшийся в сторону ладони. Софи сжала пальцы в кулак, противясь невольному желанию дотронуться до него.

– Рисунок довольно хорош, – в конце концов сказал он, возвращая ей альбом.

Это невзначай брошенное замечание вернуло ее к реальности, и смущение уступило место раздражению по поводу той небрежности, с которой он отзывался о том, что она считала важным.

– Он очень хорош для такого беглого наброска, – поправила она мужчину.

Его глаза прищурились, но Софи не могла понять, позабавила его такая реакция или рассердила.

– Да, это так. Приношу свои извинения за то, что не выразил должной степени восхищения. Он действительно гораздо лучше рисунков большинства молодых дам, которые обычно ничем не лучше их обычных достижений в игре на фортепиано. А вы играете?

– Даже если играю, то не посмела бы сделать этого сейчас, – сухо ответила она. – А вы? Или вы придерживаетесь мнения, что только молодые дамы способны вызвать отвращение своими потугами в области изящных искусств?

– У меня вообще нет никаких артистических талантов. Разница лишь в том, что я и не пытаюсь.

– Ваше заключение относится только к вам или вы и меня имеете в виду? – с подозрением спросила Софи.

– Я бы не осмелился. Я ведь сказал, что рисунок довольно хорош, верно? Вы слишком чувствительны.

Низкий голос мужчины звучал совершенно ровно, но в его прищуренных голубовато-серых глазах, смотревших на нее, мелькнуло что-то, заставившее Софи заподозрить, что он над ней смеется. Возможно. И все же эти глаза влекли ее, как свежий ветерок в разгар лета, и это приводило Софи в замешательство. Она никак не могла уловить этот оттенок серого, чуть более светлый, чем море в заливе зимой. И еще у нее вдруг возникло желание нарисовать его лицо с этими резкими, точеными чертами и твердой линией губ, на которых ей хотелось увидеть вчерашнюю улыбку.

– Можно мне нарисовать вас? У вас очень характерное лицо, – не удержавшись, выпалила Софи.

Если ей казалось, что это лицо не может выглядеть еще более каменным, то она ошибалась. В его глазах вспышкой далекой молнии мелькнуло удивление, потом брови сдвинулись вместе, усилив сходство с гневным божеством.

– Нет, нельзя! – коротко ответил он.

Софи, пожав плечами, отвернулась в сторону и, чтобы скрыть чувство стыда, принялась листать свой альбом.

– Ладно, – сказала она как можно равнодушнее, в полной уверенности, что он встанет и уйдет, но мужчина не двинулся с места.

Софи дошла до вчерашнего наброска, где постаралась нарисовать его жену, и остановилась. Прелестное улыбающееся лицо послужило болезненным напоминанием о том, что ей не следует так смотреть на женатого мужчину, как, впрочем, и на любого другого мужчину. Но, по правде сказать, он был действительно поразительным экземпляром. Вчера он показался ей красивым, хотя несколько холодным. Но сегодня она поняла, что это не все. Он выглядел исключительно мужественным. И совершенно не ее поля ягодой. Если бы здесь была Августа, она разнесла бы ее в пух и прах, и, пожалуй, была бы права. Софи решительно вздохнула, намереваясь искупить свое поведение жестом доброй воли.

– Я сделала набросок вашей жены. У нее прелестное лицо. По правде сказать, она немного похожа на вас. Мне кажется, что женатые пары часто похожи. Возможно, это от того, что мы стараемся найти людей, напоминающих нам нас самих, чтобы иметь возможность любить себя еще больше. Вот он. Получилось похоже, вам не кажется?

Софи заставила себя поднять на него глаза, стараясь выглядеть как можно спокойнее в подражание его невозмутимости. Он взглянул на нее, потом на рисунок – лицо женщины в три четверти и часть ее плеча. Софи нарисовала ее улыбающейся, что было довольно сложно, но она запомнила ее такой. Теперь она со странным напряжением ждала его реакции.

Мужчина снова взял альбом у нее из рук. Софи не сопротивлялась. Она смотрела на его профиль, пытаясь запомнить его твердые линии, чтобы воспроизвести их потом, но обнаружила, что не может сосредоточиться на целом, отвлекаясь на детали, о которых обычно думала позже, когда уже рисовала портрет. Софи видела четкие очертания скул, маленькую бороздку в уголке рта, видела тень, лежавшую под твердой линией челюсти. Ей до того хотелось прикоснуться к этому скульптурному лику, что у нее начали чесаться руки. Она крепко сжала их и заставила себя опустить глаза на Мармадюка, который спокойно посапывал возле ее ног.

– Вы не могли бы вернуть мой альбом? Пожалуйста. Мне пора…

Мужчина взглянул на Софи. Губы его тронула легкая улыбка, окрашенная той же теплотой, проблеск которой Софи заметила днем раньше.

– Вы не хотели бы отдать портрет Хетти? Я думаю, она была бы рада его получить. Кстати, она моя сестра, а не жена, отсюда и сходство.

Софи почувствовала, как вспыхнули щеки, и непроизвольно закрыла их руками.

– О, простите меня. Я вечно болтаю лишнее. Конечно, вы можете отдать рисунок сестре. В благодарность за поводок и ошейник, за которые я совсем забыла вас поблагодарить. Вот, возьмите.

Она вынула лист из альбома и протянула его мужчине, надеясь, что предательский румянец сошел.

Когда он протянул руку, Мармадюк проснулся и громко фыркнул. Софи, вздрогнув, уронила рисунок. Мармадюк, заметивший летящий лист бумаги, приготовился броситься на него, но прежде, чем он это сделал, ей удалось поймать лист. В тот же момент мужчина тоже схватил его. Его ладонь сомкнулась, обхватив ее запястье, и Софи резко отдернула руку, слегка шокированная его горячим прикосновением. Контакт длился всего секунду, но она чувствовала себя так, словно нырнула в горячую воду, и на руке отпечаталось место прикосновения его пальцев. Она снова крепко сжала руки вместе. Едва взглянув на рисунок, мужчина встал на ноги.

– Спасибо за портрет. Удачи вам… с Дюком.

Софи кивнула и начала суетливо убирать альбом. Помедлив еще мгновение, мужчина быстрым шагом двинулся прочь, не сказав больше ни слова, и она наконец смогла вздохнуть. Потянув поводок Мармадюка, она рассеянно двинулась в сторону Хантли-Хаус. Она не глядя ступила на мостовую прямо перед легким тильбюри, отчего возница резко натянул поводья и злобно рявкнул на нее. Софи подняла глаза на разгневанного мужчину, промямлила извинения и побежала через дорогу к дому. Войдя внутрь, она отвела Мармадюка на его подушку и торопливо поднялась в свою крохотную, похожую на каморку для прислуги комнатку на третьем этаже. В этом маленьком укрытии ничто не мешало Софи предаваться своим тревожным мыслям и заново прокрутить в голове события в парке.

Ей вспомнилось прикосновение его руки, сильной, твердой и теплой, от которого тело ее едва не воспламенилось. Этот резкий, непредсказуемый человек принадлежал к другому миру. И ее собственное благородное происхождение не имело никакого значения. В Максе все говорило о богатстве, влиянии и привычке к комфорту, о котором Софи не имела представления. Она же не настолько глупа, чтобы позволить себе увлечься им только потому, что никого здесь не знает и они с сестрой оказались единственными людьми, проявившими к ней малую толику сочувствия. Тем более что даже это сочувствие он облек в холодную, сардоническую форму.

Надо сказать, что это не первый случай, когда мужчина производил на нее впечатление. Взять хотя бы ее увлечение средним сыном сквайра Джоном, продлившееся целых три месяца, пока Софи не поняла, что он надутый слизняк, не многим лучше кузена Артура. Тогда чары рассеялись очень быстро, что оказалось весьма удачным, поскольку Джон действительно намеревался сделать ей предложение. Правда, потом он согласился с мнением своих родителей, считавших Софи совершенно неподходящей партией. Несомненно, нынешнее глупое увлечение ждет та же участь, как только она узнает чуть больше об этом странном человеке.

Просто он уж очень хорош собой. И потом этот контраст между его холодной маской и внезапной теплотой улыбки… Наверняка эта улыбка сослужила ему хорошую службу в глазах множества легковерных женщин. Теперь Софи с трудом верилось, что она и вправду просила у этого человека разрешения нарисовать его. Что он о ней подумал? Его резкий отказ ясно показал, что он думает о ее просьбе. Ей следует помнить, что она не дома с теми, кто привык к ее чудачествам. Она никогда не освоится в этом городе, если не научится держать язык за зубами. Впрочем, у нее и без того нет шансов освоиться здесь. Еще несколько дней, и ее отправят назад, в Девон. И все, что здесь произошло, превратится в короткий сон. Она должна сделать все возможное, чтобы максимально насладиться оставшимися днями благословенного одиночества. Конец наступит слишком скоро.

Макс вошел в гостиную. Сидевшая за секретером Хетти писала письмо.

– Возьми, это тебе.

Протянув ей лист, он увидел, как на лице сестры вспыхнула радость, когда ее взгляд скользнул по выразительным линиям рисунка.

– Макс, где ты это взял? О, я выгляжу очень мило!

– Его нарисовала сумасбродная племянница леди Хантли. Я шел через парк, а она рисовала того мопса и сделала мне… вернее, тебе этот подарок в знак благодарности за ошейник и поводок, которые мы ей послали. Не правда ли, рисунок хорош?

– Он великолепен, хотя я, наверно, не должна так говорить, поскольку это комплимент мне самой. Но он определенно больше похож на меня, чем тот застывший портрет, который написали по заказу мамы перед нашей с Недом свадьбой. Теперь я просто обязана взять штурмом этот мавзолей и поблагодарить ее. Как мило с ее стороны!

Макс сел и посмотрел на рисунок. Обстоятельства абсурдного происшествия в парке были еще слишком живы в его памяти, и он не знал, сердиться или восхищаться поведением странной девушки. Уже многие годы никому не удавалось его смутить. Ее голос и особенно ее старомодное платье говорили, что перед ним одна из бесчисленного множества молодых девиц из провинции, наводнивших Лондон. Но на этом сходство заканчивалось. Девушки ее возраста и происхождения обычно умели себя вести с подобающей скромностью и уж точно не стали бы вступать с незнакомым мужчиной в разговор, который казался не просто странным, но граничил с непристойной интимностью, как будто она знала его и доверяла ему. Немыслимо, что на какой-то момент он принял все за чистую монету и был настолько неосмотрителен, что даже сел рядом с ней на скамейку. Невозможно себе представить, чтобы он сделал нечто подобное с кем-нибудь вроде леди Пенни, не будучи должным образом представленным. Впрочем, леди Пенни не стала бы гулять в парке одна в сопровождении всего лишь жирного мопса. Или спрашивать, может ли она нарисовать портрет мужчины, даже если бы их представили друг другу по всем правилам. Неудивительно, что он чувствовал себя смущенным.

– Она спросила, может ли нарисовать меня. Сказала, что у меня «характерное» лицо.

Хетти едва сдержала приступ смеха.

– Мой бог, да она большая оригиналка, верно? Ты согласился?

Макс нахмурился:

– Конечно нет!

– Почему? Ты мог бы послать рисунок маме. Ты же знаешь, ей всегда хотелось иметь твой портрет. А судя по тому, что я вижу, эта девушка способна сделать хороший.

На миг Макс представил себе такую возможность. Их мать и вправду постоянно просила его позировать, хотя бы для акварели, которую она могла бы повесить в гостиной вдовьего дома рядом с уже написанными портретами пяти его сестер. Быстрый набросок не отнял бы много времени. Однако мысль о том, чтобы сидеть, пока выразительные голубые глаза той девушки осматривают его лицо, вызывала ощущение дискомфорта. В этом было что-то слишком… интимное.

Макс до сих пор не мог понять, почему он остановился и заговорил с ней без всякой на то необходимости. Когда он заметил ее идущей по парку, он не собирался этого делать, но ее сосредоточенная работа над рисунком возбудила в нем любопытство. А когда он остановился у нее за спиной, то уже не мог пошевелиться, словно боялся вспугнуть дикого зверька или одного из тех духов, которые, по уверениям сестер, обитали в самых глухих и темных уголках леса. Макс смотрел, как ее рука легко, но твердо скользила по бумаге, голова немного наклонилась набок и солнечный луч прочертил теплую линию на ее шее вдоль пряди светло-каштановых волос, выбившейся из-под шляпки и нежным завитком спадавшей вниз.

Когда девушка обратилась к собаке, Макс по собственной глупости заговорил с ней. Просто из любопытства. По крайней мере, до той секунды, когда коснулся ее руки. Смешно, но этот мгновенный случайный контакт вызвал ощущение, подобное искре между теми гальваническими штуковинами, которые Макс видел в Королевской академии. Он был слишком взрослым и опытным для подобной реакции.

– Ты пойдешь сегодня на прием у Кармайклов? – спросила Хетти, когда молчание затянулось.

Макс вздохнул:

– Я не могу этого сделать, Хетти. Леди Пенни обладает всеми достоинствами, о которых ты говорила, просто она слишком уж… предсказуема. Мне захочется отделаться от нее еще до конца брачной церемонии. Кто следующий по списку? Это должна быть женщина, способная поддержать разговор, не поддакивая мне на каждом слове.

Хетти пожала плечами:

– Наверно, ты прав. К сожалению, первое впечатление от леди Пенни оказалось самым лучшим. Возможно, Клара Баннерман. Она очень мила и…

– Нет.

– Почему нет?

– Ее смех.

– О, дорогой. Ты прав. Его действительно сложно было бы терпеть изо дня в день. Тогда как насчет леди Мелиссы Акрайт?

Пока Макс думал о леди Мелиссе, его взгляд остановился на рисунке, лежавшем на коленях сестры. Пожалуй, она подойдет. Она определенно красива, уравновешенна и всегда проявляла задатки хорошей хозяйки. Она могла бы с легкостью справиться с его владениями. Стоит попробовать.

– На первый взгляд, она годится. Почему ты не предложила ее первой? По-моему, этот вариант лучше.

– Я знаю, но Пенни… симпатичней. Я подумала, что она станет лучшей матерью. Не знаю. Понимаешь, совсем не просто выбрать невесту для моего дорогого единственного брата! – строго сказала Хетти.

Макс рассмеялся:

– Я очень ценю твою помощь, Хетти. Я понимаю, как тебе сложно отрывать время от своей семьи из-за того, что я все эти годы откладывал исполнение обещания, данного отцу. Мне всегда казалось, что впереди еще много времени. Теперь я должен как можно скорее принять решение.

– Глупости. Я прекрасно провожу здесь время. Впервые за последние шесть лет я предоставлена сама себе. Но в конечном итоге Неду и детям будет только лучше, когда к ним вернется посвежевшая жена и мать. У меня идея: я вставлю этот рисунок в рамку и отправлю Неду, чтобы он не чувствовал себя одиноким, пока я в Лондоне с важной миссией. Благодаря ей я стала выглядеть лучше, верно? Интересно, может ли она нарисовать…

Макс пожал плечами. На сегодня ему хватило этого эксцентричного голубоглазого эльфа.

– Понятия не имею. А леди Мелисса будет на сегодняшнем приеме? Пожалуй, нам все же стоит пойти.