Внутреннее существо человека и жизнь между смертью и новым рождением

Третья лекция — Мы умираем во Христе

Вена, 11 апреля 1914 г.

Мы видим, что человек является весьма сложным существом в этом мире, и это нам становится особенно ясно, если мы примем во внимание, что идеальный образ человека, то, чем человек должен быть, если разовьет все заложенные в него задатки, что этот образ идеального человека в основе является содержанием божественной религии, и что все духовные сущности различных Иерархий, которых можно узнать в связи с человеческой природой, объединяют свои цели для того, чтобы, исходя из космоса, как целого, создать человека как смысл (wie der Sinn) этого космоса. И первое, что необходимо сказать, это то, что человек, воспринимая впечатления из физического мира, в этих восприятиях, поскольку они отражаются в его сознании, воспринимает, собственно, только небольшую часть того, что в него изливается. Когда человек, пребывая в физическом мире, с открытыми органами чувств созерцает мир своим рассудком, связанным с мозгом и нервной системой, то в человеческое представление проникает только маленькая часть того, что изливается на человека, только малая его часть проникает в человека. В свете и цвете заключается гораздо больше, чем то, что доходит до сознания человека. Также и в звуке заключается гораздо большее. Внешняя материалистическая физика говорит, исходя из своего ребяческого миропонимания, что за цветом и светом происходят материальные процессы, колебания атомов и т. п. Это поистине ребяческое миропонимание, потому что в действительности происходит следующее. Нечто чрезвычайно своеобразное обнаруживается, когда мы ясновидчески наблюдаем процесс восприятия. Нечто воздействует на наш глаз, мы воспринимаем свет или цвет, и своеобразие состоит в том, что согласно духовному исследованию, в человеческом существе выступает при этом не только свет и цвет, но то, что в нашем ощущении свету и цвету сопутствует, своего рода световой или цветовой труп. Наш глаз побуждает нас к тому, что мы получаем световое или цветовое ощущение. Можно было бы таким образом сказать: свет струится к нам и подготовляет нам световые ощущения. Однако, в то время как в нашем сознании находится свет, в это время наше человеческое существо пронизано чем — то, что должно умереть в этом человеческом существе для того, чтобы мы имели световое ощущение. И мы не можем иметь ни одного восприятия, ни одного ощущения без того, чтобы одновременно через это ощущение не протискивалось своего рода образование трупа, которое сопутствует этому ощущению. Итак, когда мы открываем наши органы чувств, то мы принимаем в себя трупы всех наших восприятий как фантомы, но как деятельные фантомы. Это чрезвычайно своеобразный феномен. В чем же заключается причина этого своеобразного феномена? Рассмотрим этот вопрос в связи со светом. За светом стоит весьма многое. Свет является лишь передовым отрядом того, что на нас обрушивается. За светом не стоит, конечно, то волнообразное движение, о котором фантазирует внешняя физика, но за ним, как и за всеми восприятиями, и за всеми впечатлениями, стоит прежде всего то, что мы схватываем лишь тогда, когда взираем на мир с точки зрения духовной науки при помощи имагинации, при помощи творческих картин. В тот момент, когда мы увидим или воспримем все то, что живет в свете, или в звуке, или в тепле, мы воспримем за тем, что проникает в наше сознание, творческую имагинацию, а за ней открывающую себя инспирацию, а в ней опять же интуицию. Таким образом то, что входит в наше сознание как ощущение света или звука, является как бы верхним слоем, как бы лишь пеной того, что к нам подходит, а в нем живет то, что могло бы сделаться имагинацией, инспирацией, интуицией, если бы дошло до нашего сознания. Таким образом, мы получаем лишь четверть того, что на нас изливается, остальные три четверти проникают в нас так, что не доходят до нашего сознания. И если мы ближе исследуем эти три проникающие в нас — имагинацию, инспирацию и интуицию, то мы найдем, что, если они действительно войдут в наш организм, они так подействуют, что даже в течение нашего физического бытия вызовут в нас такое одухотворение, какое я вчера указал в качестве возможного результата искушения Люцифера. Эти имагинация, инспирация и интуиция оказывали бы на нас такое воздействие, что в нас возникло бы стремление оставить все имеющиеся в нас задатки для достижения в далеком будущем человеческого идеала и одухотвориться со всем, что в нас в данный момент имеется, мы захотели бы сделаться духовными существами на той ступени совершенства, которой мы достигли в своей предыдущей жизни. Мы бы сказали себе: стать человеком слишком тяжело и требует слишком большого напряжения и слишком тяжелого пути в будущем. Лучше уж мы оставим все эти возможности стать человеком и сделаемся ангелом со всеми теми несовершенствами, которые в нас заключаются, потому что тогда мы непосредственно войдем в духовный мир, тогда мы одухотворим наше существо, правда, мы станем тогда менее совершенными, чем могли бы быть, благодаря нашим задаткам, но мы все же станем духовными, ангелообразными существами.

Вы видите из этого примера, сколь важно то, что называют порогом духовного мира, и сколь важна та сущность, которую называют СТРАЖЕМ ПОРОГА. Он допускает в наше сознание только ощущение и не пропускает имагинации, инспирации и интуиции, которые, если бы проникли в сознание, вызвали бы непосредственное стремление к проодухотворению и отказу от дальнейших человеческих жизней. Поэтому все закрывается от нас, дверь нашего сознания закрывается перед этим. Но в наше существо оно все же проникает. И в то время, как оно в нас проникает, и мы его спускаем в темные глубины нашего подсознания, в наше существо входят, с одной стороны, духовные сущности — противники Люцифера, и в нас возникает борьба между Люцифером, который посылает внутрь нашего существа свою имагинацию, инспирацию и интуицию, и теми духовными сущностями, которые являются его противниками. И эту битву мы бы всегда видели при каждом ощущении, при каждом восприятии, если бы для внешнего восприятия не был поставлен предел, порог духовного мира, перед которым, однако, духовный ясновидческий взор не замыкается. И результатом этой разыгрывающейся в нас битвы является то, что я охарактеризовал как своего рода находящийся в нас частичный труп. Этот труп является выражением того, что должно в нас стать совершенно материальным, чтобы мы не были в состоянии одухотворить его. Если бы этот труп не образовался благодаря битве Люцифера и его противников, то в нас были бы вместо того имагинации, инспирации, интуиции, и мы бы непосредственно вознеслись в духовный мир. Труп образует ту тяжесть, благодаря которой добрые духовные сущности — противники Люцифера — удерживают нас в физическом мире, они удерживают нас так, что мы как бы держим в сокрытом состоянии то, что должно в нас образовать стремление к одухотворению, и для того, чтобы мы, соответственно этому сокрытому, устремились к действительному идеалу человеческой природы и направили к нему все задатки, которые могут в нас находиться. Тем, что в нас образуется это включение, этот как бы «трупный фантом», тем, что мы при каждом восприятии пронизываемся чем — то, что является трупом, этим мы убиваем рождающееся в нас при каждом восприятии стремление к одухотворению. И в то время, как образуется это включение, возникает то, о чем я часто говорил и что необходимо уяснить себе во всем его значении: видите ли, когда вы смотрите в зеркало, то перед вами находится стекло, но вы могли бы видеть сквозь него, если бы оно не было покрыто зеркальным составом. Благодаря тому, что стекло покрыто зеркальным составом, в нем отражается все, что находится перед зеркалом. Если бы вы действительно так стояли перед своим физическим телом, что переживали бы восприятия, входящие в него из имагинации, инспирации и интуиции, то вы бы видели сквозь физическое тело, и вы бы переживали такое чувство: я не хочу иметь ничего общего с этим физическим телом, я совершенно не обращаю на него внимания, но я просто, каков я есть, восхожу в духовный мир. Физическое тело стояло бы перед вами как зеркало, не покрытое амальгамой. Но теперь физическое тело пронизано трупом. Это как зеркальный состав, покрывающий стекло. И потому теперь все, что на него падает, находит свое отражение так, как это наблюдается в восприятии чувств. Из — за этого возникают восприятия чувств. Постоянный труп, который мы в себе носим, он — зеркальная амальгама всего нашего тела, и благодаря ей мы видим самих себя в физическом мире.

Возьмем другой случай, когда мы не только воспринимаем, но и думаем. Когда мы думаем, то это ведь не восприятия чувств. Чувственные восприятия могут подавать повод к мышлению, но настоящее мышление протекает не в восприятиях чувств, оно протекает более внутренне. Когда мы думаем, то настоящим мышлением мы не производим отпечатков на нашем физическом теле, но производим их на эфирном теле. Однако опять же, когда мы мыслим, то в нас входит не все то, что заключается в мыслях. Если бы в нас входило все то, что заключается в мыслях, тогда при каждом нашем мышлении мы бы чувствовали в себе пульсацию живых элементарных существ, мы бы чувствовали себя внутренне совершенно оживленными. В Мюнхене я однажды сказал: если бы кто — нибудь пережил мысли, каковы они в действительности, то он почувствовал бы себя в мыслях, как в муравьиной куче. Эту жизнь мыслей мы не воспринимаем при нашем мышлении, потому что опять же в наше сознание проникает лишь как бы пена этих мыслей. В нашем сознании образуются лишь теневые картины мыслей, возникающих в нас как мышление. Напротив того, в наше эфирное тело погружается то, что пронизывает наши мысли в качестве живых сил. Мы не воспринимаем те живые существа, живые элементарные существа, которые в нас копошатся, но мы воспринимаем в мыслях как бы лишь экстракт, как бы теневые очертания их. То другое, однако, то есть жизнь, она входит в нас и при этом она так проникает нас, что в нашем эфирном теле опять возникает битва — битва между прогрессивными духами и Ариманом, ариманическими сущностями. А результатом этой битвы является то, что мысли в нас не так отражаются, как если бы они были живыми существами. Если бы они отражались такими, каковы они в действительности, то мы бы чувствовали себя в жизни мыслительных существ, они бы двигались взад и вперед, однако этого мы не воспринимаем, зато наше эфирное тело, которое иначе было бы совершенно прозрачным, делается непрозрачным, мне хотелось бы сказать, что оно становится похожим как бы на дымчатый топаз, пронизанный темными слоями, в то время как кварц совершенно прозрачен и чист. Таким образом наше эфирное тело пронизывается духовной темнотой. И то, что при этом пронизывает наше эфирное тело, это — сокровищница наших воспоминаний. Сокровищница наших воспоминаний возникает благодаря тому, что в нашем эфирном теле, из — за указанных процессов, опять же как бы отражаются мысли, но на этот раз отражаются во времени: они отражаются до того момента, до которого именно мы себя помним в физической жизни. Это — отражение мысли, сохраняемое нами в воспоминании, мысли зеркально — отраженные из времени. Но там, глубоко внизу, в нашем эфирном теле, за памятью, там работают добрые духовно — божественные сущности, противником которых является Ариман, и там они творят, сплачивают те силы, которые опять же могут оживлять то, что в физическом теле умерло вследствие вышеописанных процессов.

Итак, в то время, как в нашем физическом теле образуется труп, который и должен быть образован, потому что иначе в нас было бы стремление одухотвориться со всеми теми недостатками, которые в нас имеются, в это время от эфирного тела исходит нечто вроде живительной силы, так что действительно в будущем может быть сотворено снова в живом виде то, что там было убито. Теперь мы видим, какое значение имеют «прежде» и «потом». А именно, если бы мы в нашем непосредственном присутствии изживали имагинацию, инспирацию и интуицию, которые в нас проникают, то мы бы одухотворились, благодаря же тому, что они бросаются Ариманом в будущее время, то в данное время они не проявляются, а сохраняются как зародыши для будущего времени, благодаря этому они снова обретают свою настоящую сущность. То, чем в настоящее время мы бы воспользовались неправильно, в будущем мы можем употребить, чтобы пройдя через врата смерти, сделать себе из духовного мира новую жизнь. То, что нас побудило бы в физической жизни, если бы мы им воспользовались, одухотвориться с нашими недостатками, это дает нам после смерти силы направиться снова в физическую земную жизнь. Такое противоположное действие оказывают вещи в различных мирах.

Так обстоит дело с нашим мышлением. А теперь посмотрим наше чувствование, то, что мы носим в себе как внутреннее чувство, как внутреннее ощущение. Да, то что мы носим в виде внутреннего чувства, внутреннего ощущения, это опять же не таково, каковым оно могло бы быть по всей своей внутренней сущности. То, что мы носим в себе в виде чувства, что доходит до нашего сознания в качестве нашего чувства, это опять же, собственно говоря, только теневой образ того, что в нас действительно живет, потому что и тут живет в нашем чувстве духовная сущность. И если вы вспомните то, что я говорил в первой лекции, то вы почувствуете, что в чувстве живут духовные сущности, которые, собственно, лежат в основе всей планетной системы, они только не доходят до нашего сознания. Чувство, в таком виде, как мы его знаем, оно доходит до нашего сознания, все же остальное остается вне нашего сознания. Что это, собственно, значит, что остальное остается вне нашего сознания? Трудно на обыкновенном языке найти слова, которые бы точно характеризовали эти вещи. Мы говорим: восприятие и мышление порождают в нас нечто, являющееся, собственно, убиванием, при мышлении, впрочем, в виде противодействия, порождается своего рода стремление к оживлению в будущем. Относительно же чувствования должно сказать, что каждое имеющееся в нас чувство родится в нас, собственно говоря, не целиком, образуется не всецело. Если бы все, находящееся в нас, когда мы чувствуем, выходило наружу, то живущее в чувстве совершенно иначе схватывало бы, совершенно иначе укрепляло бы то, что стоит за чувством. То, что превращает чувство в живое существо, жизнь которого питается из всей планетной системы, это не выходит непосредственно наружу. Чувство опять является лишь как бы тенью того, что оно собственно из себя представляет. Потому — то, когда хорошо войдешь в мир своих чувств своим человеческим ощущением, то испытываешь при всяком чувстве какую — то неудовлетворенность. Ощущаешь относительно каждого чувства, что оно могло бы быть превышено, что оно могло бы проявиться сильнее. При каждом чувстве мы как бы скрыто (тайно) переживаем, что оно могло бы передать значительно больше, чем в нем находится, что оно скрывает нечто из того, что живет внутри нас, что покоится в глубине души и что выступает наружу, рождаясь лишь наполовину.

И если мы остановим наши размышления на волении, на всем том, что является в нас желанием и волей, то это все, лишь в высшей степени, то же, что и при чувствовании, с той лишь разницей, что за волей стоит духовная сущность (Grundwesenheit), которая, собственно, живет на Солнце. Не только то, что живет в планетах, но то, что живет во всем Солнце, это живет также и в воле. Но оно сокрыто. Воля рождается еще в меньшей степени, чем чувство. Воля совершенно иначе пронизала бы нас, если бы все то, что в ней находится, действительно обнаружилось в нашем сознании. Только лишь самая крайняя поверхность воли, только лишь самая поверхностная пена воли находит себе выражение. Все остальное остается для нас сокрытым. Потому что то, что остается для нас сокрытым, было бы для нас непереносимо, если бы мы на него взглянули с физического плана. С физического плана оно имело бы такой вид, что мы захотели бы отстранить его от себя, что мы захотели бы отвернуться от него. То, что живет в чувствовании и волении нерожденным, это — образующаяся Карма. Положим, мы чувствуем неприязненное ощущение, но то, что доходит из этого неприязненного чувства до нашего сознания, это только внешняя игра воли, в них лежат силы, которые распространяются по всей планетной системе. Однако то, что остается для нас сокрытым, оно говорит нам: своим враждебным чувством ты насаждаешь в себе нечто несовершенное, ты должен сгладить это. И в то мгновение, когда из глубины вынырнуло бы то, что живет там внизу, перед нами возникла бы имагинация того, что в нашей Карме должно сгладить враждебное чувство. И мы соединились бы с Люцифером и Ариманом, чтобы отразить это уравнение, потому что мы судили бы с точки зрения физического плана. Но на физическом плане оно остается для нас скрытым, Страж Порога закрывает это от нас, потому что эти неродившиеся у нашего чувства и нашей воли вещи мы можем понимать и обсуждать только, когда мы будем в духовном мире между смертью и новым рождением. Там у нас является желание, чтобы враждебное настроение действительно было сглажено, потому что там у нас появляется настоящий интерес к содержанию религии богов, к совершенному идеалу человека, которые должны сделать из нас совершеннейшего человека. И мы знаем тогда, что через противоположное уравнение должно быть сглажено то, что было причинено враждебным настроением. Для будущего времени после смерти должно быть сохранено и может лишь тогда появиться то, что нерождено в нашем чувстве и в нашей воле. То, что остается нерожденным из нашего чувства, живет в астральном теле. То, что остается нерожденным из нашей воли, живет в нашем “Я”.

Итак, когда мы воспринимаем внешний мир, мы имеем в себе как бы физический фантом трупа, который, собственно, является зеркальной амальгамой для нашего физического тела. Мы имеем, далее, в себе некое включение (einen Einschluss), как бы затемнение эфирного тела. Мы имеем нечто в нашем астральном теле, что остается нерожденным в период между рождением и смертью, и у нас есть нечто из нашей воли, что тоже останется нерожденным во время нашей физической жизни. Эти четыре элемента человек носит в себе, и они пробуждаются во время между смертью и новым рождением. Но они живут в нас как наше душевное ядро, живут с такой же точностью, как зародыш, который заложен для будущего года. Вы видите, таким образом, что мы можем говорить не только вообще о душевном ядре, но можем даже охватить это душевное ядро в его четырехчленности. Если мы, положим, несем в себе ощущение, которое доставляет нам, главным образом, изнутри неприятное чувство, если мы не вполне довольны нашей жизнью, то это происходит оттого, что нерожденная часть ощущений производит давление на осознанную часть ощущений. Как можно удержать это давление? Видите ли, милые друзья, человек находится, собственно говоря, постоянно в опасности испытать это давление, ибо то, что я вам теперь описал, это есть то, что вызывает в нас внутреннюю дисгармонию, поскольку оно относится к чувству и воле, то есть, к тому, что изображает нашу внутреннюю душевную жизнь в смысле первой лекции. Если бы между рожденной и нерожденной, оставшейся за порогом сознания, частью чувства и воли господствовало верное соотношение — созвучие, то мы бы проходили по чувственному миру удовлетворенными и здоровыми. В этом и заключается причина наших внутренних неудовлетворенностей. И если кто — либо испытывает внутреннюю неудовлетворенность, то это происходит от давления подсознательной части чувствования и воления. Ко всем этим объяснениям я должен добавить, что в отношении всех этих обстоятельств сущность человека испытала в течение своего развития известное изменение. Так как я описал, дело обстоит, собственно, в наше время. Но так было не всегда. В древние времена, в древнеегипетский, древнеперсидский и древнеиндийские периоды, дело обстояло иначе. Восприятия вливались тогда точно таким же способом, и в них заключались имагинации, инспирации и интуиции, но они не оставались без воздействия на человека, как теперь. Они не убивали так всецело внутреннее физическое человека, они не оставляли и такого плотного минерального наслоения, и происходило это от того, что в эти древние времена из чувства и воли вырастало нечто, если извне приходили восприятия при наличии известных обстоятельств.

Если мы, например, возвратимся назад к древним временам египетско — вавилонской культуры и понаблюдаем над людьми того времени, то увидим, что люди воспринимали тогда совершенно иным образом. Они, правда, как и мы, противостояли внешнему чувственному миру, но тело их было еще так организовано, что сокрытые в чувственных восприятиях имагинации не только не оказывали убивающего воздействия, но подступали к человеку с известной жизненностью. И благодаря тому, что они подступали и проникали в человека жизненно, они внутри человека вызывали образ, противоположный тому, который теперь остается для нас совершенно сокрытым в нашем “Я” и в астральном теле. Духовные Сущности Солнца и планетной системы устремлялись изнутри навстречу и некоторым образом отражали то, что оживлялось благодаря имагинации. Таким образом, для человека принадлежавшего к древнеегипетской или вавилонской культуре, бывали времена восприятия, когда, обращая взор на физический мир, он получал не только физическое восприятие, в том виде как воспринимаем мы, но тогда они оживали. Он знал, что за ними стоит нечто, изживающее себя и в имагинациях. Поэтому он и не был еще настолько глуп, чтобы по образцу наших современных физиков, предполагать за восприятиями колебания материальных атомов, напротив того, он знал, что за ними находится жизнь, и из его внутреннего всплывали сияющие картины оживленного звездного неба и даже Солнца.

Особенно сильно это проявлялось в эпоху Персидской культуры, когда действительно при внешнем восприятии вспыхивала точно какая — то внутренняя духовная солнечная сила — Аура Маздао! И если мы отойдем в еще более древние времена, то найдем эту совместную деятельность, это движение внутреннего и внешнего навстречу друг другу, выраженными еще гораздо сильнее. В настоящее время это больше не может иметь место, однако может быть известная замена, и тут мы подходим к одному моменту, где мы — я хотел бы сказать, из самого дела — можем прийти к действительному пониманию нашей задачи внутри антропософского миросозерцания. Замена должна быть создана. Мы встречаем внешний мир нашими восприятиями. Мы размышляем над ним, причем часть этого внешнего мира останется для нас сокрытой, причем действует на нас убивающим и насквозь затемняющим образом, мы, однако, можем оживить то, что убито и насквозь затемнено, при помощи духовной науки. И как раз, благодаря оживлению того, что иначе убито и насквозь затемнено, возникает эта наука, которая выражена в тайноведении: в постепенном развитии через состояния Сатурна, Солнца и Луны. Это знание о развитии Сатурна, Солнца и Луны есть у каждого человека, оно только находится в подосновах его сознания.

Он не захотел бы быть земным человеком, если бы так без дальнейшего, без достаточной подготовки, мог бы это видеть, он хотел бы тогда, чтобы Земля совершенно не касалась его и чтобы он мог закончить лунным развитием. Все то, что мы можем познать, благодаря духовной науке, все это нам освещает то, что нам остается сокрытым из развития прошедшего времени, ибо все живущее извне в чувственных восприятиях в виде имагинаций, инспираций и интуиций, не проникающее внутрь, это, собственно, — если смотреть на него через покров чувственных восприятий — то, что мы проделали в отношении прошедшего. Иначе дело обстоит с тем, что заключается в нашем чувствовании и волении. Видите ли, мои милые друзья, человек может сказать — и многие современные люди испытывают потребность это делать — он может сказать: о, что мне за дело до всех этих выдумок об этом сверхчувственном мире, таких представлений я не принимаю. Кто так говорит, тот никогда не задумывался над тем, почему, собственно, в мировом развитии появилась религия. Общее всех религиозных представлений в том и заключается, что они относятся к таким вещам, которые человек не может чувственно воспринимать, что при религиозных представлениях человек должен наполниться чем — то таким, что он не может воспринимать чувственно.

Те представления, которые происходят от наших чувственных восприятий, никогда не могут являться импульсом и после смерти. Для того чтобы нерожденная часть нашего чувства, нашей воли могла оказывать действие и после смерти, нам необходимы не те представления, которые мы в состоянии получить при помощи наших чувственных ощущений, или при помощи нашего рассудка, который связан с мозгом. Они нам не помогут в этом деле. Только те представления, которые отвечают тому, что не имеет внешней действительности, единственно те представления, которые делают нас НАБОЖНЫМИ, благодаря которым мы обращаемся вверх к духовному миру — только они дают нам тот импульс, тот размах, которые нам необходимы после смерти. Иметь религиозные представления — значит представлять себе то, что сейчас еще не может оказывать на нас действие, что, однако, может быть действительной силой после смерти. Приходится теперь поэтому постоянно повторять: то, что прошло, освещается ясновидческим сознанием. Сейчас оно опять познается, познается так, и постольку, поскольку оно находится за покровом чувственного мира в виде имагинации, инспирации и интуиции. Прежде оно давалось людям в виде религиозной веры, для того, чтобы люди не теряли размаха на время после смерти, для того, чтобы они сохраняли нечто в сердечном ядре, что делало бы сердце живым, когда человек слагает физическое тело. Теперь наступило время, когда люди, исходя из понимания, из понимания духоведения, могут составить себе представления о сверхчувственных мирах. Поэтому необходимо постоянно подчеркивать: только в качестве духовного исследователя можно познать эти вещи в сверхчувственном мире, когда они, однако, исследованы и когда они сообщаются, то в самой глубине нашей души проявляется нечто, являющееся тайным языком этой души, которая может понять то, что исследовано духовным исследователем. Только если в дело вмешиваются предрассудки разума и чувств, тогда бессмыслицей, глупостью и фантазиями начинает считаться то, что, исходя из духовного искательства, дается нам в виде сверхчувственных представлений и что, будучи воспринято, дает размах нашему душевному ядру, чтобы во все будущие времена оно могло найти дорогу в космосе.

Исследовать содержание духовного мира будут всегда только те, кто прошел через эзотерическое развитие. Знать это содержание, внутренне сознательно прорабатывать его, владеть им в идеях и понятиях, владеть им параллельно с уверенностью в бытии души, духовного мира — в этом будет все больше выражаться потребность людей в необходимой духовной пище. Все это нам показывает, как из самих вещей мы можем научиться понимать миссию нашего антропософского движения. В древние времена дело обстояло еще так, что познание оживлялось сверху, а содержание этого познания исходило снизу. Поэтому древние имели непосредственное сознание духовных миров, постепенно, однако, оно все более и более затемнялось и притуплялось. Если бы оно не затемнялось и не притуплялось, то человек не пришел бы к полному сознанию своего “Я”. К полному сознанию своего “Я” человек может прийти только благодаря тому, что он разовьет внутри своего физического тела до высшей степени тот мертвый фантом, о котором я говорил. Наше физическое тело должно быть, так сказать, как прозрачная сущность, всецело покрыто зеркальной амальгамой, и лишь когда оно будет всецело покрыто, мы будем себя чувствовать так, что скажем: «“Я” есмь “Я”» (Ich bin Ich). Это полное покрытие образовалось, однако, только медленно и постепенно, оно образовалось в течение человеческого развития и было закончено в то время, когда произошла Мистерия Голгофы. Тогда зеркальное покрытие было готово. До тех пор все еще встречались нижнее и верхнее, в человеческом существе сходились нижнее и верхнее. Однако необходимо сказать: совершенное разделение верхнего и нижнего благодаря тому, что зеркальное покрытие было закончено, наступило лишь тогда, когда подошла Мистерия Голгофы. Что же, собственно, тогда произошло? Да, посмотрим внимательно на то, что тогда произошло. Представьте себе хорошенько этих древних людей во времена перед Мистерией Голгофы, представьте себе сознание того времени. Тогда извне поступало оживление имагинацией, изнутри поднимались картины внечеловеческого духовного мира. Что это были за картины, которые поднимались в человеке? Как нам известно, в древние времена это было возможно при пониженном состоянии человеческого сознания. Те, которые обладали знанием этих вещей, которые в древние времена могли в качестве посвященных взирать на эту человеческую душу, как в ней жило это сочетание оживленной имагинации извне и созерцания изнутри, те не говорили: «человек видит это один», но они говорили: «Свой мир в человеке видят, например, Яхве или Иегова», так говорилось у древних евреев. «Бог думает в человеке». Как в настоящее время, в нашем цикле развития мы говорим, когда нам приходят мысли: «Я думаю», так в древние времена знающие эти вещи говорили, когда возникали восприятия из духовного мира: «Боги думают в нас»… или когда было познано единство божественного в монотеизме: «Яхве думает в человеке, человек есть поприще божественных мыслей». Люди чувствовали себя наполненными, так что они говорили: «Во мне думают боги».

Но в человеческом развитии лежала необходимость, чтобы это становилось все более и более невозможным, чтобы в человеческой натуре созерцаниям и мыслям богов выступало навстречу все больше и больше тьмы. Внутренний мертвый фантом становился все значительнее и значительнее. Подступало время, когда из человеческой природы навстречу богам больше не выступало никаких мыслей. Тогда та Божественная Сущность, о которой можно сказать, что она думает через посредство человеческой сущности, она почувствовала, что ее сознание (потому что это сознание заключалось ведь в ее мыслях) становится все более глухим и тупым. И в этой Божественной Сущности возникло стремление возбудить новую форму сознания.

Люди приходят к другой форме сознания, боги, творя новое сознание, творят этим нечто существенное. И это существенное, которое тогда возникло для них, оно для этой Божественной Сущности, которая чувствовала, что ее сознание притупляется, оно было — Христос, и Христос является дитятей Божества, которое восстанавливает сознание Божества в человеческой деятельности. Так в человеческое существо должна была вклиниться Сущность Христа. И мы должны воспринять сознание: «Да, это так, воспринимая чувственный мир, мы непрестанно вливаем в себя умирание, и тьму и затемнение вливаем мы в себя, думая об этом мире, и нерожденное образуем мы, чувствуя и желая — все это находится внизу, в подосновах нашего сознания, туда мы даем стекаться нашему умиранию и нашему еще нерожденному, которым мы можем пользоваться лишь тогда, когда будем умершими. Оно оставалось бы, однако, парализованным, если бы мы не погрузили его в ту Сущность, Которую Божество родило как Сущность нового Сознания, — если бы мы не могли погрузить его в Сущность Христа. Мы можем иметь сознание, познавая смысл всей эволюции при помощи духовного знания. Да, мы посылаем туда вниз, — в подсознательные глубины, — то что в нас умирает, но воспринимается оно, это умирание, которое мы все больше и больше погружаем в наше собственное существо, воспринимается оно оживляющимся нам навстречу Христом. В том, что в нас умирает, что в нас затемняется, остается нерожденным, оживляется в нас Христос. Мы даем в себе умереть тому, что должно умереть, для того чтобы мы могли приблизиться к действительному человеческому идеалу со всеми его задатками. Однако, то, что мы вливаем в себя как умирание, это мы вливаем в Сущность Христа, которая со времени основания христианства пронизывает человеческую эволюцию, и то, что в нас остается нерожденным, наше чувствование и воление, мы знаем, что оно воспринимается субстанцией Христа, в которую оно погружается после смерти. В этом в нас живет Христос, после того, как Он прошел через Мистерию Голгофы. В Христа мы погружаем умирание, которое заключается в каждом восприятии, и в Сущность Христа мы погружаем затемнение в мышлении. В свет, в духовный солнечный свет Христа мы посылаем наши затемненные мысли. И когда мы проходим через врата смерти, тогда наши нерожденные чувства и наша нерожденная воля погружаются в субстанцию Христа. И если мы верно понимаем развитие, то мы говорим:

МЫ УМИРАЕМ ВО ХРИСТЕ —

IN CHRISTO MORIMUR