Во имя Абартона

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой случается непоправимое и заключается договор

Ткань треснула, юбка разошлась по шву, обнажая бедро. Чулки сегодня также оказались испорчены и выброшены, и теперь Мэб была почти обнажена, и это давало странное чувство упоения. Ей сейчас нравилось быть почти обнаженной, это дразнило воображение. И как же бесил ее Эншо, одетый по своему обыкновению в костюм, в профессорскую мантию, в ужасный вязаный жилет и галстук. Мэб рванула в сторону этот глупый кусок дешевого шелка, и тут же широкая ладонь схватила оба ее запястья и прижала к деревянной панели. Мэб замерла в предвкушении, прижатая к стене, с заведенными наверх, почти до боли вывернутыми руками. На запястьях завтра будут синяки, и пусть. Сейчас завтра не имеет ровным счетом никакого значения.

Свободной рукой Эншо расстегнул брюки, и Мэб губу закусила в ожидании. Сейчас, ну сейчас же! Не выносившая грубые ласки, с нежной кожей, на которой легко появляются отметины, в эту минуту она хотела только одного: чтобы этот мужчина прекратил, наконец, мучить ее и взял так, как хочет. Можно – грубо. Можно – больно. Она горела, истекала, почти умоляла о насилии. О боли. Через пару часов, когда сила чар ослабнет, Мэб ужаснется. Ей станет мерзко, возможно, она возненавидит Эншо и себя заодно, но сейчас она могла думать только об одном.

– Возьми меня!

– Только не говори, что ты любительница поболтать в постели, – пробормотал Эншо, что поразительно, способный строить такие длинные, связные, мать твою, саркастичные фразы.

– Сейчас! – взвыла Мэб, извиваясь, пытаясь освободиться, перехватить инициативу. Повалить его на пол, самой оседлать, самой взять то, что нужно.

Эншо чертыхнулся сквозь зубы, подхватил ее ногу под колено и вошел одним резким, грубым движением, не заботясь ни об удобстве, ни о своей любовнице, ни о каких-либо последствиях. Мэб вскрикнула, испытывая при этом грубом, почти жестоком проникновении одновременно и боль, и восторг.

Эншо быстро нашел нужный ритм, а может, во всем было виновато проклятое зелье. Он выпустил руки Мэб, и та вцепилась ими намертво в воротник пиджака, пальцами ощущая тонкий кожаный кант отделки. Сам Эншо подхватил ее под ягодицы, сжимая, тиская, принося дополнительную сладкую боль. Каждым новым, грубым, лишенным чего-либо человеческого выпадом он вжимал ее в стенные панели, а Мэб всхлипывала от наслаждения. Все плыло перед глазами, не осталось ни мыслей, ни иных чувств, кроме темного, чарами навеянного восторга.

Все кончилось быстро, вспышкой, невиданным прежде оргазмом, от которого на долю секунды, кажется, Мэб оглохла и ослепла, и провалилась в бесконечную черноту. Все прочее, происходящее в реальном мире, было сейчас бесплотно и неважно, даже то, что Эншо кончил в нее. Потом, все потом, все станет важным когда-нибудь еще.

Сознание вернулось урывками, и сразу же на Мэб нахлынула реальность, холодная, темная и страшная.

Она полулежит на полу, опираясь на стену, бесстыдно раскинув ноги, белеющие в полумраке. Как шлюха. Волны наслаждения, словно отголосок мощного землетрясения, все еще заставляют вибрировать ее мышцы. Нервы все еще натянуты рояльными струнами и гудят от легкого касания. Тело удовлетворено, изнежено, телу нужна сейчас хорошая ванна и мягкая постель. В остальном же… если бы можно было назвать это изнасилованием, Мэб бы определенно так и сделала. И сдала Эншо в полицию. Вот только… минуту назад она сама этого отчаянно хотела.

– Сидеть будем в одной камере, – хмыкнула темнота бархатистым голосом Эншо, от которого все еще мурашки бежали по коже.

– Вы мысли читаете? – хмуро поинтересовалась Мэб.

– Полагаю, думаем мы об одном и том же. Встать можете?

– Вы себе льстите, – ядовито фыркнула Мэб, попыталась подняться и обнаружила, что ноги ее не держат, а проклятые туфли на тонком, модном в столице каблучке, надетые чтобы произвести впечатление на Верне, разъезжаются на паркете. Мэб выругалась, грязно, употребив все ей известные слова.

Не говоря ни слова, Эншо подошел, склонился к ней и легко подхватил на руки. Донеся до диванчика, залитого желтым светом уличного фонаря, испятнанного тенями деревьев, Эншо усадил ее, укрыл голые, также испятнанные тенями ноги своей мантией и сам устало опустился на стул. Мэб сидела прямо, боясь опять утратить контроль над собой и над ситуацией. Минут, должно быть, десять они молчали, совершенно одинаковыми взглядами изучая пол. Интересно, отвлеченно думала Мэб, разглядывая тени, а что это за дерево? Береза? Клен? Она совершенно не помнила, что же посадили под окнами в позапрошлом году.

– Полагаю, нам не стоит говорить ректору правду.

Мэб подняла голову. Эншо не смотрел на нее, куда больше его занимали все те же тени, удлиненные, ложащиеся на заваленный бумагами стол профессора Лазло.

– Наверное, – неохотно согласилась Мэб.

– Вы последствия понимаете?

Мэб прикусила губу.

– Это не просто афродизиак, – менторским тоном продолжил Эншо, точно разговаривал со своими студентами. – Не «Инкуб на час», превращающий вас в воющее от страсти животное. Это чары связи, леди Дерован.

– 1544 год, – тем же менторским тоном, у нее ведь тоже есть студенты, отозвалась Мэб, – изобретение Брайана Коули Уорста. Именно поэтому я пришла сюда, а не с Верне осталась. Профессор университета под чарами спит с попечителем. Воображаю завтрашние заголовки.

А не ради них ли это было затеяно? Мэб передернуло.

– Лично я бы предпочел этот вариант, – вздохнул Эншо. – Студенты, часы, дом, теперь еще и постель. Я с вами делю слишком многое.

– Вы мне тоже не нравитесь, – огрызнулась Мэб. Последние крохи вожделения ушли до поры, оставив ее уставшей, разбитой и очень злой. А еще – голодной.

– Идите домой, леди Дерован, – Эншо поднялся. – А я совру что-нибудь ректору. Умолчать об этой склянке в любом случае не удастся. Теперь в крови Верне и мальчиков ничего не найдут, но… Мы поговорим позже.

Прозвучало это зловеще.

* * *

По дороге к ректору – это два лестничных пролета и недлинный коридор, застеленный помпезным, алым с золотом ковром, – Реджинальд завернул в уборную. Плеснул воды в лицо, а когда это не помогло, сунул голову под кран. Волосы повисли сосульками, вода стекала вниз, за шиворот, охлаждая разгоряченную кожу.

– Ну что, мальчик-грум? – мрачно поинтересовался Реджинальд у своего растерянного, встрепанного отражения. – Получил желаемое?

Получил. Ну просто-таки исполнил мечту недоброй половины Эншо, Уиппетов, Мэсгревов и прочей шушеры с Этай-стрит. Трахнул знатную леди. Кстати, ничего особенного. Грязно, жарко, мучительно – до боли – хорошо, но в действительности-то это ничем не отличается от такого же грязного, жаркого, быстрого секса в подворотне с какой-нибудь Милли Смит.

Реджинальд потер лицо.

Нужно думать о хорошем. К примеру, о том, что это была леди Мэб Дерован, а не попечитель или студенты. Чарам «Спящей красавицы» совершенно безразлично, между кем устанавливать связи. Чары, они вообще лишены условностей и предрассудков.

Кое-как вытерев волосы бумажными полотенцами, опасаясь сейчас лишний раз применять магию, Реджинальд бросил последний взгляд в зеркало и поспешил подняться и покончить с этим делом. Вон Грев еще был на своем рабочем месте, он часто засиживался допоздна. Перед ректором высилась внушительная стопка бумаг, еще одна такая скопилась на столике под окном в корзинке с биркой «Исходящие».

– Реджинальд? – заслышав шаги, ректор поднял голову и удивленно взглянул на вошедшего. – Что-то случилось?

Реджинальд откинул со лба все еще влажные волосы.

– Случилось, ректор.

– Садись. Выпьешь?

Реджинальд колебался минуту, а потом кивнул. Определенно, выпить не помешает, чтобы вралось поскладнее. А потом еще надраться на пути домой, потому что предстоит тягостный и неприятный разговор с леди Дерован.

– Итак? – спросил вон Грев, передавая стакан.

Реджинальд сделал пару глотков, а потом четко и по существу пересказал произошедшее на лестнице. Вытащив бумажный кулек, развернул его и продемонстрировал осколки лабораторной склянки. Лишнего говорить не стал. Едва ли кто-то, кроме него и леди Мэб, узнал запах снадобья, описать же его почти невозможно.

– Что это было? – вон Грев тронул осторожно осколки.

– Не знаю, ректор, – не моргнув глазом соврал Реджинальд.

– Надеюсь, это не связано с визитом Верне, – пробормотал ректор, возвращаясь в кресло. – Нам сейчас только скандала не хватает.

– А я надеюсь, что это не связано с Миро и его сегодняшней выходкой, – проворчал в ответ Реджинальд. – Не хотелось бы отчислять сына замминистра.

– Читал, читал эти опусы, – ухмыльнулся ректор, слегка повеселев. – Проверим, пожалуй, чем они там занимаются в своем клубе. И… объявлю-ка я обязательную универсиаду на это лето, а то наша молодежь обладает слишком большим количеством свободного времени.

– Но не профессура, – вздохнул Реджинальд.

– Бросьте, Реджи, – отмахнулся ректор снисходительно. – Вы все равно никуда не уезжаете.

В действительности этим летом Реджинальд планировал небольшую поездку, хотелось съездить к морю, отдохнуть немного от суеты, от слишком тесного соседства с Мэб Дерован, от забот. Но теперь это, конечно, невозможно в свете того, что соседство становится еще более тесным.

– Вот что мы с вами сделаем, – предложил ректор, возвращаясь к склянке. – Поделим осколки на несколько частей и отдадим на кафедру и в университетскую полицию. Пускай проверяют. Надеюсь, следы зелья остались на стенках.

– Я бы хотел взять немного и провести анализ.

– Все еще увлекаетесь алхимией, Реджи? – хмыкнул ректор.

– Алхимией, ректор, увлекаются те, кто мечтает получить из воздуха золото или, на худой конец, самосовершенствоваться. Я увлекаюсь фармацевтикой. И, согласитесь, я имею право любопытствовать, как потерпевшая сторона. Мне этой склянкой едва по голове не прилетело.

– Берите, – снисходительно разрешил ректор. – Идите и выспитесь. Завтра можете взять выходной, и то же самое передайте леди Мэб. Она, надеюсь, в порядке?

– Не знаю, – так же спокойно соврал Реджинальд. – Она повела студентов к врачу.

– Ну, вы ведь с ней увидитесь, – улыбнулся ректор.

– Непременно, – кивнул Реджинальд. Вашими, дорогой вон Грев, стараниями я с ней частенько вижусь. – Я передам.

Вон Грев посмотрел на часы и всплеснул руками.

– Уже так поздно? Идите спать, Реджи, на вас лица нет. И завтра никакой работы! Даже не показывайтесь на территории, а то знаю я вас!

– Благодарю, ректор, – Реджинальд допил виски, отобрал несколько крупных осколков, завернул их в носовой платок и поднялся.

Идея напиться по дороге домой все еще казалась заманчивой, но это не значит – верной. Реджинальд шел медленно, как на плаху, путаясь в собственных ногах. Прислушиваясь к себе. «Грёзы спящей красавицы» способы внести в жизнь сумятицу, изрядно ее усложнить. Вожделение, когда его не получается контролировать, вообще все усложняет. Реджинальд ненавидел, когда что-то выходило из-под контроля, когда вокруг царил хаос. Этого добра и так в жизни предостаточно, не хватало еще хаоса в голове.

В животе заурчало, напоминая, что единственное на данный момент неутоленное желание – голод. Реджинальд толкнул калитку, взбежал на крыльцо и сразу же заглянул на кухню. Мэб Дерован, так и не переодевшаяся, крутилась у плиты, помахивая деревянной лопаткой и напевая что-то протяжное. С трудом Реджинальд опознал арию Вероники из «Благородного разбойника», все его внимание привлекала сейчас порванная до талии юбка и мелькающее то и дело молочно-белое бедро женщины.

– Кхм.

Леди Дерован обернулась, поймала его взгляд и вспыхнула. На щеках проступил персикового оттенка румянец.

– Вы! Вы! – лопаточка, точно шпага, была выставлена вперед.

– У вас что-то горит, – меланхолично заметил Реджинальд, отводя взгляд.

Мэб Дерован поспешно отвернулась к плите.

Реджинальд вздохнул, изучил содержимое холодильника – пустые недра, где одиноко стоит на полке баночка пикулей, давно просроченных – и открыл хлебницу. Кусок хлеба с джемом, и хватит на сегодня.

Желудок простестующе заурчал.

– Держите, – леди Мэб выставила на стол пару тарелок со слегка подгоревшей яичницей с гренками и зеленым луком. И пояснила: – Ненавижу, когда на меня пялятся голодным взглядом во время еды.

Взгляд был во всех смыслах голодный. Реджинальд коротко кивнул, снял пиджак, закатал рукава рубашки и сел к столу. Мэб устроилась напротив, накрыв колени скатертью. Стол был маленький, как и все в этом доме, и ноги их соприкасались. Чуть подвинувшись, можно было ощутить коленями колени сотрапезника. Реджинальд резко, едва не уронив стул, поднялся и пересел на подоконник.

– Что вы сказали ректору?

– Что в нас бросили склянкой с неизвестным содержимым. Завтра у нас с вами выходной.

– Потрясающе, – вяло откликнулась Мэб.

– Леди Дерован…

– Не будем ходить вокруг да около, – предложила женщина.

– Мне нужно выпить! – Реджинальд отставил тарелку, поднялся и принялся обшаривать шкафчики.

– Верхний левый, – подсказала Мэб. – Мне плесните.

Реджинальд отыскал бутылку полынного ликера – не совсем то, что нужно, но другого алкоголя в доме не оказалось, – наполнил две рюмки и свою опустошил залпом. Налил еще.

– Леди Дерован…

– Связь установлена, – быстро проговорила Мэб. – А значит, подобные… инциденты будут повторяться. Регулярно.

– Да вам бы в дипломаты, леди Мэб, – фыркнул Реджинальд. – Давайте называть вещи своими именами. Вы, я, секс.

– Мне не нравится это слово, – поморщилась Мэб.

– Совокупление? – предложил Реджинальд язвительно. – Копуляция? Трах? Сношение? Могу принести словарь синонимов, леди Дерован, найдем слово, которое вас устроит.

Женщина выпила ликер, также залпом, скривилась, поставила рюмку мимо стола.

– Прекратите паясничать!

– Я устал, леди Дерован. И, поверьте, эта связь последнее, что мне нужно. Но она существует. Боги, и почему вы не выбрали Верне?

– Сама гадаю! – огрызнулась Мэб. – Давайте прекратим этот скандал и поговорим, как взрослые люди.

– С удовольствием, – Реджинальд привалился к холодильнику. Усталость вдруг навалилась, и начала болеть голова, пока еще слабо, однако в будущем это обещало нешуточную мигрень. – Желание будет появляться, часто и непредсказуемо, пока мы не найдем антидот. И сопротивляться ему, увы, бесполезно.

– Бесполезно? – нахмурилась Мэб.

– Вы же историк! Вспомните Августина Авольенского. Он скончался в муках, разлученный со своей Элоизой. Мартин Эльси, граф Суинток оскопил себя, но и это не помогло. Умер в муках. Про Элоизу напомнить?

– Спасибо, не нужно, – пробормотала мрачная леди Мэб. – Что вы предлагаете? Прыгать к вам в койку при каждом удобном случае? И как долго? Пока мы не сойдем с ума? Пока чары не выдохнутся? Впрочем, не помню, чтобы о таком вообще писали.

– Пока мы не получим антидот.

Леди Мэб оглушительно фыркнула.

– Эншо! Его не существует!

– Пока, – кивнул Реджинальд. – Поверьте, я не хочу попадать к вам в сексуальное рабство на десять лет, леди Дерован, а это отличный стимул найти нужную формулу.

– Вы? Вы ко мне в рабство?! – Мэб оскорбилась не на шутку. В другой раз Реджинальда позабавило бы выражение ее лица. Сейчас он был слишком измотан.

– Это палка о двух концах, леди Дерован. Мы оба – пострадавшие, давайте не будем еще больше усугублять наше положение.

– Хорошо, – вздохнула Мэб. – Но в таком случае, нам нужен договор. Пакт, если хотите.

– Еще один? – Реджинальд кивнул на прикрепленный к холодильнику магнитом лист с правилами совместного пользования кухней. Подобных правил по всему дому было развешено десятка три.

– Базовый. Самый главный.

– Мне записывать? – Реджинальд с издевательской ухмылкой достал блокнот и карандаш.

– Нет, вы лучше запомните, – Мэб нагнулась, подняла рюмку, изучила отколовшийся краешек, налила ликер и выпила. Выбросила рюмку в корзину для мусора. – Первое. Ни одна живая душа не должна знать о произошедшем.

– Согласен, – кивнул Реджинальд.

– Вы не будете хвастаться, болтать и…

– Вы меня за идиота принимаете? – поинтересовался Реджинальд.

Мэб его проигнорировала.

– Второе. Если нам… это нужно, мы это делаем и не обсуждаем.

– Разумно, – вновь кивнул Реджинальд, потирая ноющий висок.

– Никаких поцелуев.

– Цветов и романтических ужинов, – Реджинальд ухмыльнулся. – Леди Мэб, успокойтесь. Вы мне не нравитесь.

– Никаких отъездов без предупреждения.

– Естественно. И с вашей стороны тоже.

Мэб глотнула ликера прямо из бутылки. На губах остались зеленовато-белые капли, которые так и тянуло смахнуть пальцами, а лучше – тронуть языком.

– Что-то еще? – севшим голосом спросил Реджинальд. – У меня голова болит, я бы лучше лег.

– Да, – Мэб вздернула подбородок. – Как только вы найдете противоядие, мы, применив все возможные усилия, уговорим ректора и разъедемся. И больше не будем компаньонами.

– Я с вами полностью согласен, – Реджинальд взлохматил волосы. – Доброй ночи, леди Мэб.

Если женщина и ответила, – что едва ли, – Реджинальд, поднимающийся по лестнице, ее уже не услышал.