Водоворот чужих желаний

Глава 4

Бывший коллега Бабкина сработал быстрее, чем ожидалось, и теперь данные лежали на столе перед Сергеем и Макаром.

– Девять налетов за три месяца? – протянул Сергей. – Восемь смертей… И попались на какой-то глупости. Странно.

Илюшин молча кивнул.

Документы, поднятые из архива, рассказывали, что банда, состоящая из трех человек, с марта девяносто третьего года по май того же года совершила девять нападений в разных районах Москвы. Грабители действовали во всех случаях одинаково нагло: двое из них днем приходили в выбранную квартиру, звонили в дверь, представлялись залитыми соседями снизу и, дождавшись, когда им откроют, заталкивали хозяев внутрь. Затем очень быстро изымали имеющиеся ценности и убегали. Третий сообщник ждал внизу, в машине. Если хозяин оказывал сопротивление или не признавался, где хранит деньги, его убивали: в трех квартирах были найдены тела пенсионеров, забитых до смерти.

Налеты продолжались до тех пор, пока двое из банды не были расстреляны при нападении на продуктовый магазин, а третий не погиб при попытке скрыться. Преступниками оказались трое молодых людей, за полгода до этого вернувшихся из армии: Никитин Александр Васильевич, Коряк Федор Федорович, Кузяков Степан Иванович. Их тела опознала одна из выживших жертв ограбления, и дело закрыли.

Архивные документы рассказывали обо всем подробно, с фотографиями, со свидетельствами очевидцев… Но Макар им не верил.

– Чушь собачья, – озвучил его мысли Бабкин, разобравшийся в деле. – Посмотри на обстоятельства нападений: из девяти случаев четыре – на квартиры пенсионеров, все из одного района – того, где у Никитина жила сестра. Кстати, они у нее и останавливались, по-видимому. А машина принадлежала ее мужу. Еще пять налетов – в разных районах Москвы, но их объединяют жертвы: во всех квартирах проживали коллекционеры. Что там у них пропадало? Ага, иконы, деньги… Понятно. Во всех случаях ограблений квартир пенсионеров хозяева были дома. Думаю, потому так и шли, нахрапом, чтобы старики дверь открывали. А там, где жертвами становились коллекционеры, в трех квартирах во время нападения были их домашние, а две другие квартиры пустовали, и двери попросту вскрыли. Скажу тебе прямо: не вяжется у меня забивание стариков палками, а также тупая попытка ограбления магазина с кражей икон. А вот и нож начал фигурировать в деле, – добавил он, вчитываясь. – Хозяин квартиры, из которой вынесли деньги и редкие инкрустированные шкатулки, пытался оказать сопротивление, и был заколот одним ударом. Довольно профессионально. Это тебе не палками стариков бить.

– Есть еще кое-что, – заметил Илюшин. – Посмотри на данные о тех троих, Никитине, Коряке и Кузякове. Они все родились и выросли в разных местах: один в Подмосковье, второй в Луганске, третий – во Владимире. И встретились только в Москве. Где бы ни жила Белова, она не могла знать всех троих, а значит, не могла и сказать, что «они такие были с детства».

– Повесили на отморозков все, что смогли, – подытожил Сергей. – Обычная практика. Значит, настоящих преступников не нашли, однако нападения на коллекционеров прекратились. О чем это говорит? Вряд ли эти убийцы тоже погибли – в такое совпадение я не верю. Значит, в мае случилось что-то, что заставило их остановиться.

– Есть и другой вариант, – сказал Макар, набрасывая на листе бумаги три фигурки с кривыми страшными лицами. – То, что заставило их остановиться, случилось во время последнего ограбления. Либо…

Он замолчал, быстро рисуя непонятные Сергею закорючки вокруг фигурок.

– Что?

– Они грабили не просто так, а что-то искали. И в конце концов нашли.

Макар Илюшин шел к кирпичному зданию больницы, во дворе которой прогуливались пациенты с посетителями, и думал о том, что смерть Беловой может поставить точку в их расследовании. Ему была совершенно безразлична судьба бывшей гардеробщицы: для него женщина имела значение лишь потому, что могла вывести на след.

Все эти годы он ошибался, считая, что убийца Алисы либо погиб в перестрелке, либо разбился в машине. Возможно, он жив до сих пор. И тогда Макару необходимо его найти. Илюшин не произносил слова «месть», потому что оно отдавало корридой, графом Монте-Кристо и стилетами – чем-то театральным, напыщенным. А в его бесстрастном желании убрать человека, убившего девушку, которая составляла жизнь двадцатилетнего Макара, не было ничего театрального.

Белова лежала с закрытыми глазами на продавленной койке и не открыла их, когда Илюшин подвинул стул и присел рядом, не обращая внимания на заинтересованные взгляды других больных.

– Кто они? – негромко спросил он. – Зинаида Яковлевна, кто они?

Женщина чуть шевельнула губами, и он наклонился к ней.

– Зачем тебе? – еле слышно проговорила она. – Столько лет прошло…

– Вы знаете, где они сейчас?

Она наконец открыла глаза. Из угла правого, ближнего к Макару, потекла мутная слеза.

– Не знаю, – обреченно выдохнула она. – Не видела никого из них. Я сама-то столько лет пряталась, дома отсиживалась. А семь лет назад не выдержала: чувствую, не могу больше, задыхаюсь в деревне. Вот и вернулась. А жить-то все равно страшно!

– Я хочу найти их и убить, – обыденно сказал Макар вполголоса. – Они мне нужны. Расскажите, Зинаида Яковлевна, прошу вас.

– Свидетель не соврал, а ошибся, – бросил он Бабкину с порога, вернувшись из больницы. – Ему показалось, что грабитель ударил Зинаиду Яковлевну ножом, и та начала падать. Однако видеть этого он не мог – Белова стояла к нему спиной. На самом деле ей стало плохо, когда она поняла, что произошло, и ее затащили в машину. Затем сказали, чтобы она убиралась из города, иначе убьют.

– И где она спряталась?

– Говорит, в родной деревне.

– Разумно. «От бандитов прячься в глуши, от ментов – в столице».

– Именно так. Но ей больше и некуда было ехать, а в деревне родственники. Девять лет назад у них случился большой пожар, и после него она соврала, что все ее документы в нем-то и сгорели. В суматохе-неразберихе ей выдали новые, на новую фамилию. Точнее, на старую – Белова она по покойному мужу. Зинаида Яковлевна осмелела и вернулась обратно, устроилась дворником. И до сих пор боится, что те трое ее найдут.

– Кто они, Белова сказала?

– Да. Поэтому исследовать ее биографию нам больше не нужно. Ищем вот этих людей. – И Макар положил на стол записную книжку, открытую на странице с одной-единственной фамилией.

Лето 1984 года. Село Кудряшово.

Несколько дней Николай ходил, погруженный в себя. Со стороны он выглядел чуть более задумчивым, чем обычно, но в мыслях его возникали и рушились целые миры, в центре которых был он, простой тракторист Коля Хохлов. Николай опасался любопытных расспросов и внезапного пристального внимания жены, которая с недоверием поглядывала на русалку, а потому старался контролировать себя на людях. Ни к чему ему сейчас расспросы.

Словно человек, поймавший золотую рыбку и обдумывающий три желания, Николай прикидывал, о чем попросить русалку так, чтобы желание его устроило. Он боялся, хотя красавица из Марьиного омута об этом ничего не говорила, что количество желаний будет ограничено, и старался как можно полнее и лаконичнее сформулировать их в уме.

– Просто сказать – жизнь изменить, – бормотал он под шум работающего трактора. – Нужно еще объяснить, как именно менять. Значит, сначала надо самому понять.

После трех дней раздумий и примерок на себя разных судеб Николай решил окончательно: в Кудряшове он не останется. Поедет в Одессу. Почему именно в Одессу, он не мог бы толком объяснить, но знал, что хочет туда – к морю, чайкам, кораблям в порту и небрежно сплевывающим морячкам, видевшим полмира. Оставалось решить вопрос с родней и Фаиной. Николай не знал, может ли русалка сделать так, чтобы он исчез из их жизни, как будто его и не было, но предполагал, что не может. «Просто так исчезнуть – нельзя, не по-человечески это. Файка убиваться станет… да и родители. Что ж придумать-то такое?»

Он вспомнил Оксану, которую не видел с той ночи, и на миг прикрыл глаза. Эх, а может, не надо ему никакой Одессы? Загадать желание: пусть все устроится, чтобы Оксана стала его женой, а Фаина… А Фаина – Гришкиной. Пусть. Он бы даже и не ревновал, если б так все случилось. Нарожала бы ему Оксанка детишек, и жили бы они припеваючи. А то и в самом деле – в Одессу с ней вдвоем. Ох, елки, как же лучше-то придумать?

От мыслей его отвлек Колька Котик – прибежал, жестами заставил заглушить машину и проорал:

– Фаина просила тебя до магазина дойти – там, говорят, конфет привезли. А она сама не успевает!

– В обед дойду! – крикнул в ответ Николай. – Каких конфет-то?

– Я почем знаю?

В перерыве Николай вспомнил о просьбе жены и, чертыхаясь, поплелся к магазину. Солнце припекало, и по дороге он успел десять раз мысленно сказать Файке все, что думает об ее глупой просьбе: «Сладкого ей захотелось! Сейчас еще в очереди стоять, слушать, как старухи языки чешут…»

В магазине было не протолкнуться: Николай даже внутрь заходить не стал, присел в теньке на деревянные ступени. Из-за приоткрытых дверей слышались молодые женские голоса – девчонки стояли возле выхода, и от Николая их отделяла только стена. Голоса были незнакомые, и тракторист удивился: «Кто такие? Откуда?»

Насмешливо брошенная фраза заставила его вздрогнуть и прислушаться.

– Люба, как купалось-то ночью? Водяные за пятки не хватали?

– Зря вы со мной не пошли! В город вернемся – всем расскажу! А вы чем будете хвастаться? Как сорняки на колхозных полях пололи?

Дружный смех.

– Ну почему… – возразил другой голос, тоненький. – Вон, Верка себе красавца в селе приглядела!

– Так Любаша тоже красавца нашла, только молчит, как партизанка.

– Люб, признавайся, кого ночью выловила?

– Да ну вас! За очередью смотрите, а то без конфет останетесь! А ты, Верка, болтушка…

– Ну а что я? – снова смешки. – Разве нельзя говорить? Смешно же вышло с тем парнем, правда?

– Люба, расскажи!

– Расскажи, все равно делать нечего!

– Ой, краснеет! Девочки, вы посмотрите – краснеет!

И снова смех.

– Давайте я расскажу, раз Любка молчит. В общем, девчата, взбрело в голову нашей Любочке искупаться ночью. Между прочим, нагишом!

– Не может быть!

– Ну, Любовь Витальевна, ты даешь!

– Не перебивайте, слушайте дальше. И кого, вы думаете, она встретила на берегу?

– Корову!

– Водяного!

– Председателя сельсовета!

– Хи-хи-хи! И говорит Любка председателю сельсовета страшным голосом…

– Нет, лучше председатель говорит Любке страшным голосом: исполни три желания, золотая рыбка!

– Ладно, пусть дальше сама излагает.

– А что излагать-то? Подумаешь, рыбака немножко подурачила! Ой, у него такое лицо смешное было – вы бы видели! Только Володьке не говорите, хорошо?

– Вот прямо сейчас пойдем и выложим все твоему Володьке!

– Точно! Он, наверное, сразу рыбачить ночью побежит.

– Чтобы и ему русалка попалась!

– Или председатель сельсовета! Ха-ха!

Николай сидел с каменным лицом. Затем встал, зашел в магазин, остановился около дверей. Оглядел всю стайку.

Им было лет по семнадцать-восемнадцать, не больше. Все тоненькие, как спички, в перепачканных штанах и футболках, белокожие. Одним словом – городские, хоть и косынки на головах повязаны.

Она стояла в середине – темноволосая, зеленоглазая, с пухлыми яркими губами. Очень юная – он даже удивился, как мог принять ее за женщину. Хотя… темно ведь было, да. Сейчас он видел, что не красавица, а просто очень симпатичная девчонка, единственная из всех с хорошей фигурой: высокой крепкой грудью, покатыми бедрами.

Николай смотрел на нее, и она залилась краской, опустила глаза.

– А вам… вам что надо? – с вызовом, за которым скрывалась робость, спросила одна из девчонок – маленькая, рыжая, с забавными хвостиками, рожками торчавшими из дырочек в косынке.

– Русалка, значит? – спросил Николай каким-то чужим, скованным голосом.

Та кивнула, не поднимая глаз.

– Вот оно что. Русалка.

Он покивал как заведенный, стоя на месте, и по тишине, воцарившейся вокруг, понял, что нужно уходить. Мимо него протиснулась старая Нонна Иванова, подмигнула, в шутку толкнула в плечо.

– Что киваешь-то, словно телок, а? – Громкий голос ее разнесся по всему магазину, на них стали оборачиваться. – Вишь, каких ягодок к нам прислали сорняки полоть? Вот! Посмотрел – и иди своей дорогой, чай, у тебя жена имеется!

В магазине засмеялись, стали переговариваться. Николай повернулся и вышел, пошел прочь от магазина. Вслед ему что-то крикнул женский голос, но он не обернулся. Вот оно что, значит. Русалка.

Ощущение было такое, будто он лежал под солнцем весь день, а потом его заставили встать. Перед глазами то и дело вспыхивали черные пятна, и в конце концов Николай вынужден был сесть в траве возле забора, прислониться к нему спиной. Пятна пропали.

Он восстанавливал в памяти все произошедшее и теперь не находил в нем ни одной детали, которую нельзя было бы объяснить. На все, на все находился до омерзения банальный и рациональный ответ, и неожиданная уступчивость Оксаны обернулась всего лишь тягой похотливой бабы, воспользовавшейся удобным случаем.

Николай сидел в траве, невдалеке от него прохаживались куры, и совершенно черный блестящий петух с красным гребешком поглядывал на него настороженно и одновременно воинственно. Но кур Николай не видел. Он видел, как рушится любовно придуманная им для себя жизнь – новая, совсем другая, с чистого листа.

«Не будет тебе Одессы. Не будет моря. И жены Оксаны тоже не будет. Ничего ты не начнешь, Коля Хохлов, – чудес-то не бывает! А ты хотел русалку сделать, чтоб она тебе желания исполняла? Во дурень-то, а! Посмотрите на дурачка, пока он в лес не убежал! Из дерева вырезал… старался… чтоб как живая, чтоб такая же красавица. Вон она, твоя красавица – в магазине за конфетами стоит!»

Николай обхватил голову руками и застонал, раскачиваясь. «Господи, а ведь я поверил – поверил от души и всю жизнь свою уже мысленно перекроил! Как же так…» Он достал из кармана русалку. Деревянная фигурка лежала в его ладони, и он поразился, как похоже удалось ему передать то, что он увидел в симпатичной городской девчонке, решившей побаловаться ночью.

– Талант прорезался, – с циничной насмешкой протянул он и сплюнул в сторону петуха.

Тот возмущенно закудахтал и отошел в сторону.

– Так и буду до старости на петухов любоваться.

Николай провел пальцем по фигурке и еле сдержался, чтобы не зашвырнуть ее за забор. Что-то остановило его. Он поднял заслезившиеся глаза к небу, увидел рядом с солнцем облако – большое, пышное, – и оно напомнило ему, как он сидел утром перед окном и представлял себя на корабле, плывущем к неизведанным берегам. Поднявшийся ветер погнал облако по небу, и десять минут спустя оно растаяло, оставив после себя белые разводы.

Николай некоторое время сидел неподвижно, свыкаясь с мыслью, так легко пришедшей к нему, затем усмехнулся и встал.

Мишку Левушина он нашел на колхозном подворье.

– О, Колька! – удивился тот. – А чего не работаешь? Сейчас Михал Дмитрич увидит тебя, сам знаешь, что будет…

Тракторист молчал, смотрел на него, прищурившись, и взгляд у него был такой, что Левушину стало не по себе.

– Коль, ты чего? С Фаиной поругался, что ли?

– Я тебе подарок хочу сделать, – сказал Николай бесстрастно, игнорируя вопрос о жене. – Сказать честно, выкинуть хотел или сжечь, да рука не поднялась. Держи.

Он протянул Левушину деревянную скульптуру. Удивленный Мишка взял ее, повертел в руках, пригляделся и присвистнул.

– Ба! Русалка! Ничего игрушка, забавная. Откуда она у тебя?

– Сам сделал.

– Шутишь?

Николай помолчал, затем добавил, по-прежнему без выражения:

– Она желания исполняет.

– Чего? – не понял Левушин.

– Желания исполняет. – Он вдруг начал смеяться странным смехом. – Понял, Мишка? Загадываешь ей желание, а она – раз! – и исполняет. Вот только бы – ха-ха-ха! – знать, что загадать!

– Тьфу! Да ты пьяный!

– Ей-богу, Мишка! Загадай, что хочешь, – она тебе и исполнит! Одно-то точно исполнит! А там уж как сложится.

Он вытер слезы, выступившие от смеха, повернулся и пошел прочь. Время от времени плечи его сотрясались, как будто он начинал смеяться, но быстро успокаивался. Левушин проводил его взглядом, посмотрел на фигурку в своей руке и пожал плечами.

– Ничего сделано… Ленке покажу – порадуется.

Русалка смотрела на него темными глубокими глазами, и на секунду Левушина снова охватило то же неприятное чувство, которое он испытал, увидев Николая.

– Вот же черт… как живая! Ну, Колька, ну талант!

Только теперь, присмотревшись, он увидел, как необычно выточена фигурка – вся, от гривы распущенных волос до кончика рыбьего хвоста, изгибающегося вверх. Казалось, она вот-вот изогнется и спрыгнет с его руки, так что Мишка непроизвольно сжал пальцы и обхватил фигурку. И чуть не вздрогнул – она была теплая.

– Совсем дурак! – раздраженно бросил он себе. – Ее Колька в руке держал – вот и теплая!

Покачав головой, он сунул фигурку в карман, напомнив себе вечером показать ее жене. Да и мамаше ее можно – пусть позавидует. И вернулся к работе, постаравшись не думать о странном поведении приятеля.

Вечером Левушину было не до Николая – теща, старая стерва, снова устроила скандал. «Пользуется, гадина, тем, что дом еще не достроили». Мишка доживал последнее лето у родителей жены, и мать Ленки давно стояла ему поперек горла.

Ленка, как всегда, заняла сторону мамаши, потом к ним подтянулся тесть, и в конце концов разозленный Мишка выскочил во двор – голову проветрить, чтобы не наговорить чего-нибудь лишнего. Покурив, он собирался вернуться домой и тут нащупал в кармане деревянную фигурку.

«Ничего Ленке показывать не буду, – решил он со злости. – Обойдется. Да и вообще надо бы вернуть Кольке эту…» Он поискал слово для обозначения того, что лежало у него в кармане, но не нашел.

Размышления его прервал странный звук – не то вой, не то плач. Звук приближался, и Мишка слышал, как распахиваются двери и раздаются голоса в соседних домах. Он вскочил, быстрыми шагами пошел к калитке и увидел на крыльце жену – Ленка стояла, прижав руки ко рту, и глаза у нее были отчаянные.

– Что стряслось? – спросил Левушин, гоня от себя страшную догадку.

– Батюшки! Колька! Колька Хохлов!.. Ой, Фаина-то как убивается!

– Что Колька Хохлов?! – рявкнул Мишка. – Говори, дура!

– Нашли его… – Ленка всхлипнула. – Нашли его в Марьином омуте. Утонул наш Колька!

На следующий день Катя начала действовать. До вчерашнего вечера ей казалось, что вот-вот случится маленькое чудо: позвонит какой-нибудь дядя Тигран и скажет, что им можно возвращаться в Ростов-на-Дону, потому что все бандиты сидят в тюрьме. А те, которые не сидят, обливаются слезами раскаяния. И тогда она вернется в институт и все станет, как прежде, а Москву она забудет как страшный сон.

Или, например, Артур объявит: «Все! Уезжаем из этой жуткой квартиры, в которой мы сидим, как в тюрьме. Я решу все проблемы». И одним движением руки действительно все решит. Как именно – Катя не хотела представлять, потому что это уже был пошлый реализм, не совместимый с чудесами.

Но разговор с мужем открыл ей глаза: Катя вдруг поняла, что чуда не случится, и более того – никто ничего не решит, кроме нее самой. Теперь она отвечает за то, чтобы обеспечивать свою новую семью.

После бурного секса накануне, во время которого они оба старались сдерживать стоны, Артур тотчас уснул, а Катя лежала без сна, прислушиваясь к шуму труб в старом доме. Муж был сначала груб с нею, а затем пришел, помирился, согласился со всем, что она предложила… «Но ведь он согласился не сам, – сказал трезвый голос внутри. – Его заставила мать. А сам он предпочел, чтобы я по-прежнему работала курьером, и его даже не волнует, что нам не хватает денег на жизнь. А что вообще его волнует?»

Катя перевернулась на живот, пристально посмотрела на спокойное лицо мужа. Артур красив, ничего не скажешь. И девчонки из института не раз ей об этом говорили. Брови широкие, прямые, ресницы длинные, а кожа – как у ребенка.

Он вздохнул во сне, губы его искривились, придав лицу обиженное выражение.

«Я совсем не знаю своего мужа, – произнес в Катиной голове кто-то холодно-отстраненный, куда более взрослый, чем она сама. – То есть я знаю, что ему нравится из еды, как он любит заниматься любовью, что предпочитает в одежде. Но я не знаю, о чем он думает. И не знаю, чего ждать от него».

Эта мысль ее испугала. Нет, так нельзя! Это все тяготы последнего месяца виноваты – она стала выискивать врагов в родных людях! «Самый родной человек у тебя – мама, – безжалостно произнес тот же голос. – А вовсе не твой муж, за которым ты замужем меньше года».

– Но он меня спас! – возразила голосу Катя. – Он помог тогда, когда было необходимо! В этой квартире мы все оказались из-за меня – если бы я не упала, Артур не стал бы занимать деньги неизвестно у кого, и ничего страшного бы не случилось!

Катя уцепилась за эту мысль, потому что она расставляла все по своим местам.

– Сейчас я делаю то, что обязана делать! Нельзя платить злом за добро и быть неблагодарной свиньей!

Внутренний голос молчал, и Катя успокоилась. Просто они все очень устали. «Ничего, все наладится. Завтра я что-нибудь придумаю».

На следующее утро, толкаясь в метро, она составляла план действий. Странный эпизод в квартире Вотчина почему-то придал ей уверенности в том, что у нее все получится. Она отпросилась с работы и поехала на станцию метро, возле которой видела вывеску «Интернет-кафе».

Спустя два часа у нее имелись вакансии пятнадцати различных фирм, две из которых располагались неподалеку от ее района. Всем им нужен был либо секретарь-референт, либо офис-менеджер. Катю неприятно поразило, что во всех объявлениях обязательными требованиями к кандидату были знание английского языка, московская прописка и высшее образование. У нее не было ни первого, ни второго, ни третьего. Если бы Катя увидела эти вакансии двумя днями ранее, ей бы и в голову не пришло рассматривать их всерьез. Но сейчас, после того как она держала в руках легкую деревянную фигурку со странным названием «желанница», ей казалось, что все не так страшно.

Разговор по первым пяти объявлениям ее обескуражил: люди на том конце провода задавали короткие вопросы, на которые она правдиво отвечала, и, выслушав ее, отказывали в собеседовании. Безусловно, очень вежливо. Очень коротко. Очень равнодушно. Следующие четыре звонка ничего не дали, потому что кандидат уже был найден. Еще два быстрых разговора по телефону – и Катя покачала головой: теперь ей самой не нравились люди, с которыми она разговаривала. Категорически не нравились. «Что значит – готовы ли вы к совместным выездам на природу?»

Еще один неудачный звонок – и Катя задумалась. Почти четыре часа потраченного времени – и никакого результата! Точнее, отрицательный результат. «Значит, я что-то делаю не так».

Позвонив по следующему номеру, она попробовала изменить ответы, и на стандартную просьбу прислать резюме, ответила извиняющимся голосом:

– Знаете, у меня небольшие сложности: вышел из строя компьютер, а все данные и резюме – там. Я понимаю, что это несерьезно, – заторопилась она, поняв по молчанию, что собеседник сейчас попрощается, – но надеюсь, что завтра компьютер починят, и к вечеру я смогу прислать резюме. Вас устроит, если мы проведем собеседование утром? Может быть, по его результатам и резюме не понадобится…

Женщина на том конце провода многозначительно помолчала.

– Ну что же… Раз у вас действительно временные проблемы… – Она подчеркнула слово «временные».

– Действительно! – горячо заверила ее Катя. – Действительно временные!

– В таком случае подъезжайте завтра…

И продиктовала адрес.

Только повесив трубку, Катя сообразила, что не знает, как отпроситься с работы, и ей не в чем идти на собеседование. «Ничего! Я что-нибудь придумаю!»

Вечером она позвонила начальнице и предупредила, что заболела. В ответ пришлось выслушать раздраженное ворчание, но цель была достигнута. Затем подошла к Седе и выпросила у нее взаймы белую рубашку. Сестра Артура недовольно поморщилась, но рубашку дала, попросив вернуть ее в целости и сохранности. Третьим шагом был разговор с Артуром. Катя хотела посоветоваться, как лучше держаться на собеседовании, но, увидев спокойно ужинающего мужа, она неожиданно передумала. «Сама решу. В конце концов, не маленькая».

Однако подходя в назначенное время к высокому серому зданию, на дверях которого висели вывески двух десятков фирм, она чувствовала себя именно маленькой. Маленькой и очень глупой.

– Господи, что я делаю? – с ужасом спросила себя Катя, поднимаясь вверх в зеркальном лифте.

Неправильный был этот лифт и злой. Вместо молодой, уверенной в себе девушки, у которой одна-единственная проблема – сломавшийся компьютер, он показывал в своих зеркалах бледную девчонку с неаккуратной стрижкой, в дешевой белой рубашке и очень дешевых брюках. Лицо у девчонки было не то замученное, не то испуганное.

– Мне никого не удастся обмануть!

Она прикрыла на секунду глаза, думая, не нажать ли на кнопку «стоп», чтобы не позориться на собеседовании, и перед ее мысленным взглядом сама собой возникла русалка. Она улыбалась, одобрительно помахивала хвостом – совсем как собачонка Антуанетта, – и Кате стало смешно.

«Что я паникую? – спросила она у самой себя, неожиданно обретая уверенность. – Подумаешь, пять минут позора! Неужели это страшнее, чем давиться беляшами из котят?»

Двери лифта открылись, Катя сделала шаг и оказалась на красной ковровой дорожке.

«Ваш выход, госпожа Викулова! – издевательски громко объявил кто-то у нее в голове. – Вот сейчас-то мы и выясним, что лучше – беляши с котятами или позор на собеседовании».

Двадцать минут спустя Катя знала точно – беляши с котятами победили по всем статьям. Мягкое тесто, насыщенный сладковатый вкус мяса, лучшее рафинированное масло, в котором беляши плавают, пропитываясь до самой середины…Что может быть лучше беляша! Она готова была рекламировать беляши с котятами бесплатно, если бы это помогло ей избавиться от дальнейшего унижения.

– Я вас больше не задерживаю. – Дама, проводившая собеседование, даже не смотрела на Катю. – Вы отняли у нашей компании достаточно времени.

– Не у компании. У вас. – Кате зачем-то очень нужно было, чтобы дама оторвала взгляд от документов и все-таки посмотрела на нее.

– Что вы сказали?

– Я сказала, что отняла время у вас, а не у вашей компании.

– Вы думаете, госпожа Викулова, что наглость – второе счастье? – Дама подняла на нее глаза. – Я – сотрудник компании, и мое время – это время компании. Вон в том кабинете сидит наше руководство, с которым вы беседовали бы, если бы я одобрила вашу кандидатуру. И в таком случае время, потраченное на вас, также было бы временем, отнятым у компании. Поэтому не нужно огрызаться, тем более что вы и так показали себя не с лучшей стороны. Врать некрасиво.

«Некрасиво, – молча согласилась Катя, вставая и снимая сумку со спинки стула. – А есть беляши с котятами невкусно. И вредно. Но это мои проблемы, я знаю». Она повесила сумку на плечо и уже собралась попрощаться, как вдруг в голову ей пришла безумная мысль. Катя бросила взгляд на даму, подчеркнуто не замечавшую ее, и быстро пошла к той двери, где должно было сидеть начальство.

Она стремительно пересекла коридор, толкнула белую дверь и влетела в просторный светлый кабинет. Сзади раздался возмущенный голос, и Катя молниеносным движением захлопнула дверь и повернула ключ, торчавший в замке. Дама ударилась о закрытую дверь, закричала об охране и затихла. Катя выдохнула и обернулась к тем, кого назвали начальством.

В кабинете сидело трое – мужик, похожий на бульдога, светловолосый парень лет тридцати с двухдневной щетиной и в пижонских очках без оправы и женщина – маленькая остролицая брюнетка в элегантном сером костюме. Все трое не сводили с Кати глаз.

– Здравствуйте, – сказала та и сглотнула. – Вы начальник.

Она обращалась к бульдогу, не спрашивая, а констатируя факт. Бульдог кивнул, сохраняя невозмутимое лицо. Впрочем, они все держались крайне невозмутимо. Ни один не вскочил, не ахнул, не закричал: «Что вы себе позволяете!»

– Вам нужен офис-менеджер. Я хочу у вас работать. Из меня получится хороший сотрудник. Но у меня нет прописки. И законченного высшего. Поэтому я обманула вашу сотрудницу. И она хотела меня выгнать. Пожалуйста, возьмите меня на испытательный срок. Я знаю, что поступила некрасиво. Но мне нужен был шанс.

Она замолчала. Бульдог по-прежнему бесстрастно смотрел на нее. «Охрану ждет, – поняла Катя. – Господи, что я делаю?!»

– Я смогу хорошо работать. Пожалуйста, проверьте меня.

– Вы всегда говорите рублеными предложениями? – неожиданно спросил щетинистый очкарик.

– Нет. Обычно я говорю нормально. Просто сейчас я очень волнуюсь.

– Это вполне понятно, – вежливо сказал очкарик. – Не каждый день, наверное, вы запираете себя с начальниками всяких контор, чтобы объяснить им, какой бесценный сотрудник из вас получится.

Катя возненавидела его сразу же и бесповоротно – за еле слышную насмешку в интонации, за совершенное спокойствие, за расслабленную позу и за пижонские очки – до кучи. «Типичный зажравшийся москвич».

– Нет. Не каждый, – сказала она, пытаясь подражать его бесстрастной манере и ожидая, что вот сейчас дверь за ее спиной вышибет охрана, а затем ее поведут в отделение милиции. – Вообще-то я практикую это по понедельникам.

– Сегодня среда, – подал голос бульдог.

– Для вашей фирмы я сделала исключение.

Снова наступило молчание, прерванное каким-то бульканьем. Изумленная Катя поняла, что булькает бульдог – точнее, не булькает, а смеется. Смеялся он от души, и брыли его тряслись от смеха.

– Исключение, значит, – сказал он, отсмеявшись. – Наталья Ивановна, вы слышали? Для нас сделали исключение. Что вы на это скажете?

– Я лучше спрошу. – Элегантная брюнетка присматривалась к Кате, и девушка постаралась выдержать ее испытующий взгляд. – Простите, как вас зовут?

– Екатерина. Екатерина Викулова.

– Уважаемая Екатерина, на место офис-менеджера в «Эврике» претендуют девушки с московской пропиской и законченным высшим образованием. Хорошим образованием. У многих из них деловой английский. У вас есть деловой английский?

– Нет.

– Разговорный?

– Нет.

– У вас имеется опыт работы в данной сфере?

– Нет.

Женщина понимающе кивнула.

– Тогда назовите мне, Екатерина, хоть одну причину, по которой на место офис-менеджера Игорь Сергеевич должен взять вас, а не одну из тех претенденток, которые отвечают всем требованиям? Мне действительно интересно.

Катя поняла, что сейчас ни в коем случае нельзя говорить о том, как нужно ей это место. К тому же бить на жалость казалось ей недостойным. Она подумала пару секунд и ответила:

– Во-первых, я обучаема. Да, у меня нет трехлетнего опыта работы. Но мне хватит очень небольшого времени, чтобы разобраться в своих обязанностях. Во-вторых, я очень добросовестна. В-третьих, я умею нестандартно подходить к решению сложных задач.

– Да, мы заметили, – снова подал голос очкарик.

– Но должность, на которую вы претендуете, не предусматривает нестандартного решения задач. Она требует исполнительности, пунктуальности, ответственности. И, само собой, опыта работы в данной сфере. На вас придется потратить время, обучать… Зачем?

– В результате из меня получится хороший сотрудник, – сказала Катя, отчаянно стараясь убедить их всех.

– Который уйдет на более высокую зарплату, как только подвернется такая возможность? – Женщина смотрела на Катю приветливо, но за ее внешней мягкостью чувствовался железный характер. – Я сталкивалась с подобными случаями. И не мотайте головой – жизнь у всех складывается по-разному, вы не можете гарантировать, что не переедете в другой район и не станете искать работу ближе к дому. Вы хотите сказать, что я не права?

– Не хочу. Вы правы.

– Тогда скажите, зачем же вы ворвались в кабинет и закрыли дверь, если у вас нет ни одного преимущества перед остальными кандидатами? В чем вы хотели нас убедить?

Катя помолчала, затем посмотрела почему-то не на женщину, а на очкарика и негромко проговорила:

– Я хотела использовать все шансы. Даже самые небольшие.

Брюнетка пожала плечами, и Катя поняла, что собеседование закончено.

Она согласно кивнула, признавая свое полное поражение, и тут начальник сказал непонятное:

– А что говорят ваши знаки, Наталья Ивановна?

– Действительно, – поддержал его очкарик, и теперь в его голосе не было и намека на насмешку – только уважение и интерес. – Может быть, ваша система сработает и в нашем случае?

Женщина усмехнулась, покачала головой.

– В том-то и дело, что ничего нет. Вы бы сами увидели или услышали, не сомневайтесь.

И в ту же секунду заиграла музыка – громко, радостно, на весь кабинет. Вздрогнули все, кроме брюнетки.

«Ра-а-асцвета-али яблони и груши, – вывел женский голос, и Катя поняла, что это всего лишь звонок телефона, – па-аплыли-и-и туманы над рекой!»

– Опять Лелька в настройках ковырялась! – прорычал начальник, ныряя куда-то под стол. Вынырнул он с поющим телефоном и нажал на кнопку, не дослушав, кто же выходил на берег. – Да! Я!

Пока он бросал короткие реплики, Катя протянула руку к двери, из-за которой раздались громкие голоса, и повернула ключ. Дверь распахнулась, в комнату ворвались два охранника и фурия, в которой она опознала даму, проводившую собеседование.

– Вот она! – фурия ткнула пальцем в Катю.

– Спокойно, Алла Прохоровна! – Бульдог закончил разговор и быстро прекратил суматоху. – Все в порядке. Ребята, вы можете быть свободны, ложная тревога. И вы, Алла Прохоровна, не беспокойтесь.

– Да как же…

– Не беспокойтесь, Алла Прохоровна, – снова повторил мужик, и Катя услышала в его голосе настойчивость. Видимо, фурия тоже услышала ее, потому что молча повернулась и вышла.

– Видите, Игорь Сергеевич, – сказала брюнетка, и Катя увидела, что она улыбается. – Вот знак и появился. Похоже, я ошибалась, и готова это признать.

– И вы полагаете… – Бульдог выглядел несколько смущенным.

– Да, никакого сомнения. Для меня – однозначно, а вы решайте сами.

Мужик устремил вопросительный взгляд на очкарика.

– Капитошин, что мы решим?

– По-моему, все очевидно, Игорь Сергеевич. Пусть выходит на берег. На высокий берег на крутой.

Все они повернулись к Кате, чувствовавшей себя зрителем в японском театре.

– Что? – не выдержала она. – Что такое? При чем здесь берег?

– В конце концов, – задумчиво протянул очкарик с забавной фамилией Капитошин. – Что мы теряем?

– Правильно, Капитошин. Тогда отведи девушку к Шалимовой, пусть оформляет испытательный. Заодно проверим систему нашей уважаемой Натальи Ивановны.

– Сколько?

– Ну… пусть будет три месяца. А там посмотрим.

Бульдог кивнул оторопевшей Кате, не верящей собственным ушам, а женщина снова улыбнулась.

– Спасибо, – произнесла Катя, боясь поверить окончательно, что ее приняли.

– Пожалуйста. Благодарите госпожу Гольц, а не меня. Да, Наталья Ивановна, к слову о благодарности…

Катя вышла и не слышала продолжения разговора. Капитошин вышел за ней, остановился посреди коридора, широким взмахом руки обвел вокруг:

– Добро пожаловать в компанию «Эврика».

И улыбнулся, прохвост.