Военная клятва

Глава 7

Только вот у Айсдры были другие планы.

Лезвие скользнуло по бинтам, привязавшим меня к лебёдке. Айсдра перебросила меня через плечо и подхватила корзину с младенцем, прежде чем я поняла, что происходит.

Языки пламени танцевали вокруг нас, трещали сухие дрова, в небо прыгали искры. Дым наполнял воздух. Я задыхалась от дыма и осознания того, что я всё ещё жива, когда Айсдра развернулась на пятках и побежала к главным воротам.

— Айсдра, НЕТ! — закричала я, сопротивляясь изо всех сил, ударяя её по спине связанными руками.

Она не понимает всех рисков, она должна остановиться.

Айсдра лишь хмыкнула, но не сбавила темп.

Ворота, должно быть, были открыты, и она с лёгкостью вынесла меня за пределы деревни. Свет пламени сменила прохладная бархатистая тьма. Глаза не сразу привыкли к темноте, но мне и не надо было смотреть.

Там был Кир.

Сквозь размытое зрение я различала лишь землю и ноги Айсдры, но я чувствовала, что Кир там, ожидает за воротами. Я заморгала сквозь пот, когда он снял меня с плеча Айсдры и заключил в свои объятия. На счастливый момент я порадовалась теплу его тела и силе его рук. Радость наполнила меня при виде его лица, но лишь на короткое мгновение. А затем грянул ужас.

— Что ты делаешь? — прошептала я.

Кир ничего не ответил, просто посмотрел на меня. Странный свет мерцал на его каменном лице.

— О, нет, нет, Кир, любимый, зачем?

Боль в моём сердце не имела никакого отношения к тому жару, что терзал мою плоть.

Свет шёл от факелов, которые держал Маркус, по одному в каждой руке. Айсдра поставила корзину на землю и бросила сухую траву к воротам. Кир отошёл на несколько шагов, а Маркус начал поджигать трут.

Малышка забеспокоилась, и Айсдра посмотрела на неё прежде, чем взяла второй факел у Маркуса и подожгла ещё больше травы, которую побросали по бокам от ворот. Даже в воспалённом состоянии я смогла различить, что трут был разложен вдоль всех стен.

Я отчаянно сопротивлялась в объятиях Кира, но он лишь крепче меня сжал. Его сильные руки не сдвинулись. Мне просто не хватало сил его побороть.

— Нет, Кир, не делай этого. — Я попытался оттолкнуть его. — Я хотела, чтобы вы были в безопасности, пожалуйста, пожалуйста…

— Ш-ш-ш. — Его голос был нежным, но твёрдым.

Он положил мою голову под свой подбородок. Я рухнула на его грудь, мгновение радуясь уюту. Но чувство вины и злость заставили меня возобновить борьбу. Он не понимал опасности, не знал, что делает.

— Ш-ш-ш, — тепло и твёрдо прошептал он мне на ухо. Его объятие не давало мне шевельнуться. — Береги силы, Лара. Сражайся с врагом, а не со мной.

Я обругала его, используя каждую фразу и слово, которое смогла только придумать.

— Что она говорит? — Вопрос Маркуса заставил меня осознать, что я кричала на ксианском. Я обвисла, все силы ушли просто на попытку дышать. Жар костра, Кира, нет, моего собственного тела стал сильнее. Я горела. Я положила голову обратно на грудь Кира, обессилив даже для слёз.

— Она злится, — сухо ответил Кир. — Айсдра, отчитайся.

Они продолжили говорить всю обратную дорогу. У меня не было сил вслушиваться. Все в деревне умерли, и теперь Кир приговорил к погибели себя и Маркуса.

Голос Айсдры раздавался то громче, то тише. Я чувствовала, как напряжены мышцы Кира, пока он сжимал меня в своих объятиях, преодолевая расстояние длинным шагом. Запах его кожи успокоил головную боль. Его голос отдался в ушах, когда он задал Айсдре вопрос, но я не смогла достаточно сосредоточиться, чтобы понять, о чём они говорят. Просто не хотела слышать пересказ событий и смертей. Я держала глаза закрытыми, чтобы не видеть лицо Кира, когда он узнал о моём провале.

А затем мы оказались в палатке, и меня опустили на кровать, и ощупали тёплые руки. Я открыла глаза и увидела Кира подле себя. Айсдра всё ещё говорила, повторяя часть о том, какие именно действия я предприняла, чтобы попытаться вылечить пациентов.

— Лотос? Ты уверена, что это был лотос?

Я дёрнулась на голос Гила. Этого не могло быть, и всё же когда я медленно повернула голову, рыжеволосый Гил с нескладными руками никуда не исчез. С решительным видом на веснушчатом лице он расставлял лекарства.

— Нет... — прошептала я и повернулась к Киру, который снимал сапоги. — Ох, Кир, почему ты это сделал? Почему?

Кир поднял взгляд, его глаза блестели.

— Я не потеряю тебя, Лара, — уверенно произнёс он.

— Борись, Лара. Борись ради меня. Ради нас, — добавила Айсдра, и я разделила её горе. Такие же слова она говорила Эпору всего несколько часов назад. Её глаза заволокло слезами и потом.

— Айсдра, почему? Почему ты это сделала?

— Мой военачальник приказал, и я повиновалась.

Я страдальчески уронила больную голову на грудь и зашлась плачем. Кир опустился на колени рядом со мной и разрезал путы на моих запястьях.

— Ох, Кир, ты должен был послушаться. Дурак.

Но Кир просто продолжил раздевать меня.

— Я слушал, Лара. Ифтен взял командование над армией, они примерно в миле отсюда. Мы останемся в стороне от них и будем ухаживать за тобой, пока ты достаточно не окрепнешь, чтобы продолжить путешествие на Равнины. Всё будет хорошо, огонь моего сердца.

— Выпейте.

Я взглянула в лицо Гила. Он стоял с чашей, стараясь выглядеть уверенным и сведущим. Именно тогда я почувствовала, что впервые стала пациенткой. Я облизала пересохшие губы, посмотрела на чашу, а затем снова на юное лицо.

— Лотос, — сказал он и бросил самый строгий взгляд. — Пейте.

Я подняла дрожащую руку, но Кир взял чашу, сел рядом со мной и заставил меня выпить. Меня не потребовалось долго упрашивать. Я была лишь рада дремоте, вызванной действием лотоса. Как только чаша опустела, Кир закончил раздевать меня и ровно уложил под грубое одеяло.

— Она потеет, Гил.

— Я позабочусь о ней, — ответил Гил не в силах скрыть дрожь в голосе. — Нам потребуется больше воды.

— Ручей совсем рядом. Мы с лёгкостью принесём ещё, — ответил Маркус, собрав несколько вёдер. Он помолчал и посмотрел на меня с беспокойством. — Если Потница так ужасна, как вы говорите, может быть, нам отстричь ей волосы. Иначе они быстро загрязняться и спутаются.

— Нет, — нежно ответил Кир, убирая волосы с моего лица. — В этом нет необходимости. Я заплету ей косу. Я не позволю их остричь.

Маркус фыркнул и вышел из палатки. Айсдра пошла за ним, но я на мгновение увидела её лицо, на котором читалось беспросветное горе. Гил был занят, готовя полотенца. Я уставилась на Кира, который ловко управлялся с моими волосами, обхватив мою голову рукой. Его пальцы нежно массировали скальп, ещё больше усмиряя боль. Или, быть может, это начал действовать лотос. Я будто немного парила, но не хотела говорить ему об этом. Печаль наполнила моё сердце, и из глаз хлынули слёзы. Я убила его, моего сильного красивого любовника, убила своей гордыней и высокомерием. Я потянулась вслепую и почувствовала его холодную ладонь. Сосредоточилась, изо всех сил попыталась сконцентрироваться.

Он опустил своё лицо ко мне.

— Лара?

— Это всё я виновата, — чётко прошептала я. — Мне так жаль, так жаль.

— Лара, — его голос был таким нежным и настойчивым, но лотос окончательно взял надо мной вверх.

"Папа? Папа!"

Так жарко, так темно. Где папа? Сад засох, солнце опалило мою кожу. Я бежала по тропе, пытаясь найти папу. Позади меня бежал Ксиманд, такой злой и сердитый. Он собирался убить меня. Он схватил меня, и я заплакала, стала вырываться. Папин голос прорезал пламя, но он говорил не со мной, не поддерживалменя. Что я такого натворила, что он рассердился на меня?

— Папа? Что такое «папа»?

— Имя для мужчины-тхиэ. Она думает, что ты её отец.

— Её тхиэ?

— Поговори с ней. Заставь её выпить хоть что-нибудь.

"Тише, Лара".

Папин голос звучал как-то странно, но глубоко и нежно. Его холодные руки коснулись моего лица.

"Всё хорошо. Я здесь, малыш".

О мои зубы ударился край чаши.

"Пей".

В рот потекла вода, и я проглотила её, сухость прошла. Я расслабилась в папиных объятиях, успокоилась. Я в безопасности, в надёжных руках. Ксиманд меня не обидит. Хотя пламя всё ещё могло причинить мне вред, но папа качал меня в своих объятиях.

Но когда он успел так сильно обгореть?

Я стояла у колодца на деревенской площади. Было тихо и темно. Я осмотрелась и увидела мёртвых жаворонков на земле. Их маленькие лапки застыли, песни смолкли. Стоило мне закрыть рот от ужаса, как двери домов распахнулись, и начали появляться мертвецы. Они двигались медленно, бормоча что-то под нос, спотыкаясь, но верно направляясь ко мне. Их глаза горели огнём.

Дверь в храм открылась, и вышел Эпор. Его нежное улыбающееся лицо прогнало мои страхи. Я окликнула его, и он пошёл ко мне. Но когда он приблизился к толпе, его лицо исказилось в рыке, и он присоединился к сельчанам в их песнопении.

"Ты убила нас. Ты убила нас".

Нет, нет, нет, о Богиня, прости меня, пожалуйста, прости меня, Эпор.

Я прижалась к колодцу, чувствуя, как лебёдка врезается мне в спину. Они всё наступали, давили, выкрикивая свои обвинения. Среди мертвецов была и Рахиль. Она подняла руки, проклиная меня, и её голос разрезал небеса.

Я повернулась и глянула в колодец, ища спасения. Но мёртвые были и в колодце. Они протягивали ко мне руки, как будто желая утянуть на глубину. Я опять закричала и в ужасе оглянулась. Эпор стоял передо мной, занеся палицу.

"Эпор, пожалуйста, не трогай меня!"

— Эпор никогда не навредит тебе, Лара.

— Она не слышит тебя, Айсдра.

В ужасе я искала дорогу к воротам. Но мёртвые лежали у моих ног, их разложившиеся сухие тела лежали на моих ступнях, точно дрова на похоронный костёр.

А затем появился Ксиманд. Безумие плясало в его глазах, подобно пылающему факелу, что он сжимал в руке.

"Умри, шлюха."

Он бросил факел мне под ноги.

Вспыхнуло пламя —я закричала...

Я горела.

В замке было темно, но камни холодили ноги. Я с радостью восприняла тишину и спокойствие. Но пока я ходила по залам, камни начали нагреваться, и на ногах выступили волдыри. Знакомые коридоры превратилась в лабиринт, и я потерялась в нём на веки вечные.

— Она перестала пить.

Я ввалилась в кухню. Анна лежала на полу, потея и стоная от боли. Озар сидел за столом с кружкой эля в руке. Я тронула его за плечо, и он рухнул на пол, словно сломанная кукла.

— У неё запали глаза, как у Эпора.

Я бежала, неслась, взывая к Богине о помощи. Ворвалась в церковь, но скамейки были полны мёртвых и умирающих, жертв Потницы.

Архиепископ Дризен и дьякон Бродус стояли перед статуей Леди. Их пропитавшиеся потом мантии волочились по полу. Двое алтарников, мужчин из дома Рахиль, помогали со службой.

— Может, ты вспомнишь, что ещё можно попробовать? Из её уроков?

Все они игнорировали мои мольбы и крики, расхаживая у ног мраморной статуи. Прохладный покой часовни наполнил меня, и я опустилась на колени. Богиня потянулась ко мне, и с радостным сердцем я протянула руку, чтобы коснуться её, желая лишь покоя её садов, где буду пребывать вечно.

Но она отдёрнула руку прежде, чем коснуться меня, и лишь тогда я посмотрела на лик Леди и поняла, что и она потеет. Страдает, как и её народ. Треснул мрамор, и Леди подняла руки и призвала своего супруга, Священное солнце, и пламя обрушилось на мою кожу…

— У меня есть идея.

Я горела.

…смерть земли, рождение воды...

Я горела.

Жар охватил всё моё тело. Бежать было некуда. Он был в моей крови, в лёгких, в каждой конечности моего тела. Я попыталась облизать губы, чтобы найти драгоценную влагу во рту, но безуспешно. Мой язык высох и стал безжизненной плетью, а губы потрескались и жгли. Пот тёк по моим грудям и коленям, высыхая также быстро, как и проступая. Остался лишь жар. Я горела. Я попыталась открыть глаза и увидеть, что происходит, но мир расплылся в одни гигантские пятна. Не осталось никаких ощущений, кроме боли в висках и жара языков пламени, что лизали мою плоть. Я попыталась потянуться, но мои руки схватили лишь сухой воздух.

…смерть воды, рождение воздуха...

Я летела над полем размытых звёзд под ясным чёрным небом. Мои веки зудели, огрубев и высохнув, но я всё-таки уставилась на пятна света над головой. Вместе со мной двигались какие-то силуэты, тихо напевая. Я летела, но мои волосы висели тяжёлой плетью, едва касаясь высокой травы. Жар по-прежнёму терзал меня, очаг находился в груди. Двинуться было невозможно. Вес давил вниз. Каждый вдох давался с трудом. Я могла лишь держать открытыми утомлённые глаза и смотреть.

…смерть воздуха, рождение огня...

Пение было приглушённым, мягким и невнятным, как и мой взор. Казалось, что каким-то образом меня сначала подняли к небу, а затем опустили на землю.

Я закричала, когда что-то холодное укусило кожу, окружило, покрыло, забирая дыхание и тепло из тела. Огонь умер, и я открыла рот, жадно глотая воздух, устремляясь вверх к небесам...

…смерть огня, рождение земли...

Кир. Кир был рядом со мной, Маркус с другой стороны. Я заморгала, и по лицу сбежала вода. Я лежала в их руках. Меня опустили обратно в воду, холодную, как сама смерть. Кир позволил воде скатиться с ладони прямо на моё лицо. Я заморгала, когда капли ударили мне в глаза. Я почувствовала себя чистой. Чистой, холодной и живой.

…смерть земли, рождение воды...

Меня опустили в поток, и жар покинул моё тело вместе с водой. Я была завёрнута в одеяло, а Айсдра и кто-то ещё держали меня за ноги. Меня подняли, мокрая ткань прилипла к телу, а затем снова опустили.

…смерть воды, рождение воздуха...

Вода стекала с меня струями, не давая ни дышать, ни думать. Волосы оттянули голову вниз и полностью лежали в воде. Запёкшиеся губы смягчились, и я провела по ним языком, пытаясь направить хоть каплю влаги в пересохшую глотку. Кир медленно залил воду мне в рот. Я вздрогнула с облегчением, когда холод проник в душу.

— Довольно.

Гил? Это был Гил? По какой-то причине это была важная мысль, по какой-то причине было неправильно слышать его голос. Но эти опасения были словно дымка, и я не смогла за них ухватиться. Они не шли мне в голову, даже когда меня поднимали из воды. Прежде чем я смогла собраться с мыслями, меня обтёрли и уложили под тёплые меха. Рука нежно давила мне на сердце. Мои глаза отказывались открываться. К губам поднесли чашу. Несколько глотков, и я провалилась в тёплую тьму.

Я открыла глаза и уставилась в темноту. Она почему-то показалась мне знакомой в палатке, где горел только свет от жаровен. Я слишком ослабла, чтобы шевельнуться или сделать нечто большее, чем просто дышать. Мне было хорошо, и я не сразу поняла, что моё состояние улучшилось. Я осталась совершенно без сил, но больше не потела, не горела в бреду. Моё дыхание медленно вырывалось из груди, и мне понравилось просто лежать в тихом тёплом шатре.

Тихий звук привлёк моё внимание. Я задумалась о нём, а затем медленно повернул голову в сторону шума.

Кир сидел на полу, облокотившись о кровать. Одной рукой он поддерживал голову, вторую протянул к моей руке. Он спал и храпел, чего раньше никогда не было. Он выглядел таким уставшим, осунувшимся. Волосы спутались, подбородок выглядел грубым и небритым. Если он проспит в такой позе ещё дольше, у него заболит шея. С некоторым усилием мне удалось пошевелить рукой и коснуться кончиков его пальцев.

Кир резко поднял голову и широко раскрыл глаза.

Он разглядел меня в тусклом свете, и радость залила его лицо.

Он схватил меня за руку.

— Лара?

Я попыталась улыбнуться, но вместо этого зевнула.

— Огонь моего сердца, — нежно произнёс Кир, и я уставилась на него, — Ты как?

Любопытство заставило меня найти силы, чтобы задать один вопрос:

— Как долго?..

Он нежно погладил мою руку.

— Три дня.

Я уставилась на него, пытаясь осознать образы и воспоминания. Всё так перемешалось.

В палатку кто-то зашёл, но я не смогла поднять головы. К кровати подошёл Маркус, а за ним Гил с тревожным взглядом. Когда он увидел, что я в сознании, его лицо расплылось в ухмылке.

— Как?.. — прошептала я.

Кир взглянул на остальных.

— Мы теряли тебя. Гилу пришла идея опустить тебя в воду и потушить пожар внутри.

— Вы... пели.

Кир кивнул.

— Ритуал. Мы хотели, чтобы ты была готова, если... — голос Кира надорвался, и он с трудом сглотнул.

Маркус откашлялся.

— К милосердию, Лара. Если бы поток не вернул тебя, мы были готовы предоставить тебе милосердие.

Я посмотрела в лицо Кира, такое усталое и полное боли.

— О мой Кир.

Он заполз на кровать и потянул меня в свои объятия. Его руки дрожали, даже когда он прижал меня к груди. Раздались голоса, но потребовалось слишком много усилий, чтобы попытаться их понять. Я закрыла глаза, опустила голову на грудь Кира и сосредоточилась на дыхании. Как же было приятно лежать в его объятиях и слушать быстрое биение его сердца.

В конце концов, Кир уложил меня на спину и, поддерживая голову и шею, поднёс чашку с холодной водой к губам. Я с благодарностью попила. Затем он поднёс миску, и я узнала запах бульона, который получался у Маркуса просто отменно. Мне удалось выпить несколько глотков к всеобщей радости.

Затем мне положили в рот лекарство от жара, и я сморщила нос от горького вкуса, который распространился по горлу при глотании.

— Не нравится вкус собственного лекарства? — фыркнул Маркус

Кир усмехнулся, и я заставила себя открыть глаза, чтобы сосредоточиться на нём. Он всё ещё выглядел уставшим, но морщинки в уголках глаз уже вернулись. Я сделала глубокий вдох и поморщилась. Он наклонился ко мне.

— Что такое, Лара?

Мне пришлось сделать глубокий вдох и прохрипеть:

— Ты воняешь.

Из его груди вырвался смех. Он задрожал всем телом и притянул меня в свои крепкие объятия.

— Ах, моя Лара. — Он опустил меня на постель, и мне показалось, что его глаза засверкали от слёз. — Думаю, ты права.

— А теперь ей нужно поспать, — прорычал Маркус. — Мы с Гилом присмотрим за ней. Вам нужно позаботиться о себе. Как только помоетесь, я накрою вам на стол.

Кир запротестовал, но я нахмурилась на него. Он сел на кровати и выдохнул:

— Хорошо.

Он погладил меня по щеке. Я закрыла глаза и на следующем вдохе провалилась в сон.

Жар отступил, но вялость крепко держала меня в своих тисках. На следующий день я лежала в палатке едва дыша.

Гил продолжал восполнять потерю жидкости, постоянно поя меня сладкой холодной водой или бульоном Маркуса. Сначала я была рада, так как горло ужасно пересохло от температуры. Но через какое-то время усилие выпить что-то и проглотить приносило всё больше усталости. Кир постоянно был рядом со мной, поддерживая меня за голову и поощряя пить как можно больше. Я спала чаще, чем бодрствовала, и к каждому пробуждению меня ждала чашка с водой или миска супа.

Чем сильнее я уставала, тем мрачнее становились лица окружающих. Они волновались: ведь без сил я не могла окончательно поправиться. С каждым мгновением жизнь, казалось, уходила от меня по крупицам.

— На выход.

Я открыла глаза и увидела, что Маркус прогоняет Кира и Айсдру из палатки. Кир попытался заспорить, но Маркус оборвал его:

— Ей станет лучше после купания. Мне нужна помощь малого, а не ваши любопытствующие носы.

— Мы поможем, — нахмурился Кир.

— Не в этом деле, — настоял Маркус. — Пойдите и сделайте что-нибудь полезное.

— Что, например?

Маркус вскинул руки.

— Наколите дров. Принесите воды. Наточите мечи. Только не мешайтесь под ногами.

Кир рыкнул, но покорно вышел с Айсдрой из палатки. Маркус и Гил немного похлопотали, и Гил отправился за ведром тёплой воды. Я оценила его усилия не задеть мою «робость», хотя не думаю, что теперь в этом был какой-то смысл. Все видели меня во всей красе в тот или иной момент. Но я даже не могла найти сил, чтобы засмущаться.

Маркус подошёл к кровати и откинул одеяла.

— Мы вымоем волосы, Лара. Тебе ведь станет лучше, да?

Идея была очаровательна, но у меня не было сил, чтобы выразить свой энтузиазм. Я вздохнула, и Маркус помог мне перекатиться к краю кровати. Должно быть, он понял меня, так как издал тот же успокаивающий звук, как и Айсдра с малышкой. Я слабо улыбнулась, и он даже нежно похлопал меня по спине, точно также как Айсдра.

Я закашлялась.

Боль охватила грудь, и я зашлась в судорожном кашле. Мучительный приступ оставил меня совершенно без дыхания, склонённую над краем кровати в отчаянной попытке прочистить горло. Маркус держал меня, отчаянно зовя Кира и Гила. Я уставилась на суету, что вызвала, и вдохнула воздух, пытаясь осмыслить, что только что произошло.

Прибежали Кир и Гил, требуя объяснений. Маркус рассыпался в извинениях, словно он пытался толкнуть меня в спину. Но я не сомневалась, что только что произошло. Жидкость в груди. Она медленно накапливается в лёгких, вместо того чтобы выходить с потом, и убивает меня. Вялость маскирует процесс, но Маркус...

— Снова. Сделай это снова.

Мой голос прозвучал не громче скрежета, но остановил разговор. Кир тут же обнял меня. Маркус стоял белее снега.

— Что ты сделал? — резко спросил Кир.

— Я побарабанил по спине. Подумал, что это её успокоит...

— Снова. — Я боролась в руках Кира. — Сделай это снова.

— Но тебе больно, — возразил Маркус.

— Надо…

Я снова закашлялась. Гил опустился на колени у кровати.

— Она избавится от плохой воды, когда откашляется. Верно, трофей?

Я кивнула.

— Снова.

Маркус встал обратно за мою спину, но Кир не дал ему провести процедуру.

— Я сам.

Его тёплая рука осторожно постучала по моей спине.

Это сработало, хотя я чуть об этом не пожалела. Кашель вышел жёстким и грубым, грудь дико заболела. Гил хотел дать мне одно из моих средств, но все лекарства в моём распоряжении были созданы успокоить кашель, а не вызвать его.

Мы установили порядок, чтобы кто-то барабанил меня по спине каждый час. Это давало мне время достаточно восстановиться для следующего боя. С каждой процедурой я чувствовала себя лучше. Но приходилось проходить через агонию, и Кир подкупал меня «пряниками», чтобы заставить сотрудничать. Не то чтобы в нашем маленьком лагере можно было найти много «пряников». Но я получила огромное удовольствие, наблюдая, как он играет с младенцем, строя девочке забавные рожицы и издавая глупые звуки.

Странно, что из свирепого полководца может выйти такая милая нянька.

— Пришли письма из города Водопадов, — объявил Кир, стоя у входа в палатку. Казалось, он был доволен собою по какой-то причине. Позади него маячил Маркус.

— Их бросили нам, Лара. Никакого контакта, как я и обещал. Гил попытается прочитать, что написал для нас Симус. — Он подошёл ближе и откинул в сторону одеяла. — Но сначала нужно откашляться.

— Я так устала, Кир.

— Я знаю. Но каждый раз, болит всё меньше, а значит осталось меньше воды. Ты идёшь на поправку.

Кир раскрыл свои объятия, и я послушалась. Он помог мне усесться, и я положила голову на его грудь, мгновение наслаждаясь его силой. Он выдержал паузу и прижал меня близко к сердцу.

— С тобой всё хорошо? — спросила я, волнуясь, что он свалится с хворью прямо у меня на глазах.

— У нас всё хорошо, Лара. — Кир провёл тёплой ладонью по кругу. — У Маркуса, Айсдры, малышки и Гила. У нас всё хорошо. Не изводи себя беспокойством.

А затем он начал барабанить по моей спине, и я закашлялась. Может, дело было в его тепле или нежных словах ободрения, но этот раз прошёл легче, чем остальные, и всё закончилось очень быстро. Маркус пришёл помочь устроить меня на кровати. Кир сел позади меня, а Маркус накрыл нас одеялами.

Как только я устроилась, Маркус принёс горячий кавадж. Вошла Айсдра с малышкой на руках. Малышка лопотала и пиналась, счастливая и довольная. Одно это вернуло улыбку на моё лицо. Но я нахмурилась. Как такое может быть, что ребёнок здоров?

Точнее, как ей удаётся оставаться здоровой? Она несколько часов пролежала возле покойной матери, а затем с нами в деревне и была со мной в этой палатке всё это время. И вот она, пухлая и румяная, никаких следов жара. По моему опыту, дети первыми поддавались болезни. Что теперь было по-другому?

Кир прервал мои размышления.

— Ну что, он готов? — спросил Кир.

Айсдра улыбнулась и отошла в сторону, чтобы сесть рядом с Маркусом на пне. Я вопросительно посмотрела на Кира, но он просто указал на вход в палатку.

К моему удивлению, полог резко откинули в сторону, и в палатку прыгнул Гил. Он встал в картинную позу, уперев руки в боки, широко расставив ноги и выпятив грудь колесом. Я улыбнулась, узнав излюбленную позу Симуса. Но если высокий мускулистый мужчина с чёрной кожей казался могущественным и грозным, то долговязый юнец в этой позе выглядел ужасно глупо.

— Приветствую тебя, маленький целитель, — пророкотал Гил, пытаясь изобразить как можно более мужественный голос. — Эти слова Симуса из рода Ястребов, и написаны они, как я их произнёс!

Я начала громко смеяться и посмотрела на Кира. Он пока ещё не улыбался, но в уголках глаз появились морщинки, и я знала, что в душе он помирает со смеха. Я откинулась на спину, наслаждаясь уютом его объятий.

Гил сменил позу, вытянув руку.

— В каменных шатрах города Водопадов всё хорошо. Не беспокойся за свой народ. Хотя твой совет слишком много болтает и отправил тебе много сухих слов на бумаге. Не читай их. Я всё время говорю, что их сенели только зря тратят воздух и солнечный свет. Озар всегда становится пунцовым от этих слов, а Уоррен только смеётся.

Гил начал чванливо вышагивать взад и вперёд перед кроватью. Я прикрыла рот, не желая ранить его чувства, но судя по косым взглядам, что он на меня бросал, я поняла, что он пытается меня рассмешить. Я так и сделала, громко и ясно, и он продолжил:

— Лишь один советник стоит своих слов, Мэйвис. Славная женщина. Без ума от меня.

Кир фыркнул.

— Наши люди устроились здесь без особых проблем. Хотя жить в каменных стенах нам неуютно. Было пару драк, но никаких смертей, как я знаю, хотя у Эльна-целителя при каждой нашей встрече находится несколько острых слов.

Озар хорошо правит. Анна вкусно готовит. Без ума от меня. Уоррен — сильный воин, мы скрестили клинки друг с другом. Эльн сказал, что Атира уверенно идёт на поправку. Я был вынужден поделиться с ней своим каваджем, она так жалобно меня просила. Моя нога хорошо заживает.

Я был на высшем дворе, и меня не впечатлило. Мы, равнинники, можем многому научить ваших людей касаемо сенелей и торжеств. Женщины одеваются в серые цвета и странно себя ведут. Они делают вид, что боятся такого воина, как я, но восхищаются моей силой и удалью. Они все без ума от меня.

Я так засмеялась, что начала кашлять, и Гил подождал, пока спазм не пройдёт.

— Отправь мне слова о своём житье-бытье. Отправь мне кавадж, иначе мне станет дурно. Я отправил слова для песни Жодена. Прочти их ему.

Гил встал в изножье кровати, уперев руки в бока и выпятив грудь.

— Скажи своему военачальнику, что всё хорошо, и он не мог найти лучшего голоса, чем я. До свидания, маленький целитель, Ксилара, дочь Кси, военный трофей и мой друг.

Гил поклонился. Я рассмеялась и снова посмотрела на Кира, чтобы поделиться своей радостью с ним. Он посмотрел на меня в ответ, и его взгляд смягчился.

К нам подошёл Гил со сверкающими глазами.

— Трофей, есть другие письма. Я смог прочитать только письмо Симуса. В остальных слишком сложные слова.

— Ты очень хорошо справился, Гил.

Я улыбнулась ему, и он покраснел.

— А теперь, — встал Маркус. — Мы с Айсдрой помоем вещи малютки, пока они не завоняли. — Он пристально посмотрел на Кира. — У вас вялый вид. Проведите спарринг с Гилом. Оставьте письма ей.

Гил побледнел, вытаращив глаза.

Кир поднял бровь на Маркуса, затем посмотрел на меня.

— Тебе что-нибудь нужно?

— С ней всё просто отлично. — Маркус начал выталкивать всех из палатки. — Мы разве не в пределах слышимости? Идите. Все дружно взбодритесь, хорошо?

— Ну, почему со мной? — жалобно спросил Гил, пока все выходили друг за другом.

Симус был прав. Официальные письма от моего совета были тусклыми и сухими. Все отправили их некоторое время назад, так что в них ничего не говорилось о эпедемии или её влиянии на город. Симус вложил ещё одно письмо для Жодена, его версию событий моего воссоединения с Киром. Я убрала это письмо подальше, чтобы прочесть только когда снова увижусь с Жоденом.

Пергамент с различными посланиями хрустел под моими пальцами. Озар включал в письмо короткое частное примечание, сообщая мне, что у него с Анной всё хорошо, а лорд Дерст всё ещё не оправился от ранения, которое нанёс ему Кир.

Будущие письма поведают мне, что случилось. Пришла ли эпидемия в город. Получил Эльн мои предостережения вовремя. Как бы сильно я ни ждала посланий, я их боялась. Эльн захочет узнать подробности, что произошло, и как мне удалось пережить болезнь, которая убила воина в расцвете сил и весь Вечный исток. Как Айсдра и младенец остались здоровы, когда все остальные умерли? У меня не было ответов на эти вопросы.

Снаружи палатки раздались звуки борьбы и плеск воды, наливаемой в вёдра. Наверное, Маркус и Айсдра принялись за стирку. Меня снова захлестнули муки совести, и глаза наполнились слезами. Вся деревня, мама малышки... имя девочки... мы потеряли всё. Травы и лекарства Рахиль, её тайные записи, всё исчезло в считанные дни. Что это за болезнь, что некоторые живут по несколько дней, а другие мучаются считанные часы, но умирают все? Все, кроме меня.

Конечно, у них не было Гила. Я улыбнулась, вытирая слёзы. Я не могла просить ученика лучше. Он был так увлечён своими новыми умениями. Взял старый седельный вьюк и потратил свободное время, чтобы превратить его в подобие сумки, пришить широкий ремень и добавить карманы для «множества полезных вещей». Он предложил отдать его мне, но я сказала ему оставить этот себе, а мне сделать другой.

Моя улыбка слегка угасла. Гил нашёл способ сбить мой жар, после которого у меня осталось достаточно сил для борьбы с вялостью и жидкостями, накопившихся в лёгких. Но я сомневалась, что Эльн будет доволен новым лечением. Он бы хотел травяного лекарства, а я не могла ему ничего предложить.

У меня был лишь отчаянной способ сбить сильный жар и прикосновения, которые вызывали тело делать то, что оно должно было делать самостоятельно. С таким оружием невидимого соперника не победить.

Полог откинулся, и в палатку вошёл Кир. Всё его лицо было усеяно бисеринками пота. Он бросил на меня нежный взгляд, и я немного покраснела, осознав, что мы впервые остались наедине, с тех пор как у меня спал жар.

Он встал в изножье кровати.

— Всё хорошо?

Он кивнул в сторону писем.

— Да. — Я собрала бумаги. — Мне нужно отправить сообщение Эльну и рассказать ему, что произошло.

— Хорошо. Сделаем это до того, как отправиться на Равнины.

Я поражённая уставилась на него.

— Конечно, до того. Мы не можем уехать до окончания сорока дней.

Удивительно, как эти синие глаза могут измениться в одно мгновение. Они стали точно кремень. Кир напрягся.

— Мы подождём ещё один день и убедимся, что ты достаточно окрепла для дороги. Отправляемся в Сердце Равнин послезавтра.

— Ты это не серьёзно. — Я уставилась на него в изумлении. — Кир, нам нельзя приближаться к людям сорок дней. Я ведь уже объяснила…

Мои слова потонули в его громком голосе:

— Милостью элементалей мы наверстаем упущенные дни. Мы воссоединимся с основной армией и оставим это место.

Я резко выпрямилась в постели, и письма полетели с одеяла.

— Эта болезнь убила целую деревню, не говоря уже об Эпоре. Ради любви к Богине, Кир, ты должен меня послушать!

Наши голоса привлекли всеобщее внимание. Маркус вошёл в шатёр, а за ним выглянул Гил, прячась за край полога. Позади них стояла Айсдра, внимательно изучая нас серьёзными глазами.

— Ты выжила. Айсдра и малышка выжили. Мы не заболели. — Кир запрокинул голову, его ноздри раздулись. — Ты же не можешь это отрицать, трофей.

Я изо всех сил пыталась выбраться из кровати, но запуталась в одеялах. Маркус двинулся ко мне, но я была так взволнована, что я отмахнулась от него. Впервые за много дней я разозлилась.

— Дурак. Зачем я здесь, если ты меня не слушаешь?

Это было ошибкой. Лицо Кира стало нечитаемым.

— Ты здесь потому, что принесла дар исцеления моему народу.

Я втянула воздух сквозь зубы, прикусила губу и набросилась на него:

— Но именно это ты и игнорируешь. Если сделаешь по своему, то накличешь на свой народ одну только смерть.

Кир сверкнул глазами.

— Отдыхай. Собирайся с силами. Завтра вечером я отдам приказ. Послезавтра мы отправимся в путь.

Он выбежал из шатра, практически оторвав лоскут от палатки.

Силы покинули меня, и я схватила Маркуса за руки, ища поддержки.

— Маркус, он же не серьёзно? Ведь правда?

Маркус опустил меня на кровать.

— Вашество непреклонен, трофей.

Гил прокрался в шатёр, избегая моего взгляда. За ним вошла Айсдра, неся спящую малышку на руках. Она села на краю кровати и показала мне детку.

— У неё всё хорошо, Лара.

— Нужно время, чтобы понять, что болезнь ушла. — Как бы я не тревожилась, я всё равно улыбнулась, увидев сладко спящее лицо младенца. Айсдра положила ребёнка на кровать рядом со мной. — Она пышет здоровьем, это правда. Питая странную любовь к гарту.

Айсдра кивнула.

— Ей нужно скоро сделать метки.

— Татуировки? — в ужасе уставилась я.

Гил рассмеялся.

— Не в таком малом возрасте, трофей. Мы используем краску, чтобы обозначить принадлежность ребёнка к его племени.

— Тебе нужно придумать узор для своего племени, Лара. — Айсдра казалось неподдельно заинтересовалась изучением пола палатки. — Племени Кси. Старейшины потребуют его, прежде чем наша кровь потечёт в твоих детей. — Айсдра резко выпрямилась. — Мне ещё столько дел нужно переделать, трофей. Оставляю ребёнка на тебя.

Я улыбнулась:

— Конечно, Айсдра. С нами ничего не случится.

Она бросила на меня странный взгляд.

— Не сомневаюсь, Лара.

Стоит ли упоминать, что атмосфера в палатке накалилась, стоило нам с Киром заспорить. Гил по-умному избегал попадаться нам на глаза, особенно когда всё стало совсем плохо, и мы продолжили метать друг в друга молнии до конца вечера. Маркус просто на нас ворчал. Айсдра держалась подальше. Я не настолько ушла в ссору с Киром, чтобы не заметить отстранённое выражение на её лице. Мне показалось, что она думает о смерти Эпора и безрассудстве Кира, но как же я ошибалась…

На следующий день она зашла в палатку с таким грустным лицом, что я перепугалась. Она выглядела как-то по-другому, но лишь реакция окружающих заставила меня замереть. Кир слегка выпрямился, Маркус перестал заниматься своими делами. Гил оторвался от книги о травах, которую я заставила его изучить, и медленно её закрыл. Из-за их реакции я снова посмотрела на Айсдру. Она была облачена в простую тунику и штаны. Ни доспехов, ни оружия. Хоть и с палицей Эпора в руке, она показалась мне обнажённой, словно воин уступил место ранимой женщине. Она посмотрела на каждого из нас по очереди, а затем сосредоточила взгляд на Кире.

— Военачальник.

— Воин.

— Время, военачальник. Оно пришло. Я завершила наше задание, моё и Эпора.

Кир встал.

— И хавершила хорошо, Айсдра из рода Лисиц. Благодарю тебя за службу и желаю всего самого доброго.

Я недоуменно перевела взгляд с одного на другого.

— Что происходит? Ты уходишь, Айсдра?

Айсдра посмотрела на меня, а затем снова на Кира.

— Прошу передай это Престу, военачальник. Он будет носить её с честью.

Она протянула палицу Эпора.

Кир вышел вперёд и кивнув забрал у неё оружие.

У меня бешено заколотилось сердце.

— Айсдра?..

— Безопасного путешествия к снегам, Айсдра, — тихо произнёс Маркус, — и за их пределы.

И в его глазах отразилась та же безысходная печаль.

Поднялся и Гил, всем своим видом выражая стоическое презрение к боли.

— Нет! — закричала я, осознав теперь, что она намеревается делать. Я откинула одеяла с ног и попыталась встать. — Нет, Айсдра, так нельзя.

Я покачнулась, протягивая к ней дрожащую ладонь.

Айсдра сделала шаг и обхватила мои пальцы.

— Трофей, я доставила вас в целости и сохранности. Эпор ждёт меня, и я жду не дождусь нашего воссоединения. — Она крепко меня обняла. — Лара, это наш путь. Постарайся понять и принять.

Я оттолкнула её, но продолжила цепляться за её руки в качестве поддержки.

— Нет. Я не приму. Кир, скажи ей этого не делать. Прикажи ей…

— Лара.

Я обернулась через плечо и увидела, что Кир качает головой.

— Это дело уз. Я не могу здесь приказывать. — Его взгляд скользнул к Маркусу, затем снова ко мне. — Это её выбор и только её

Я повернулась обратно к Айсдре.

— Тогда выбери остаться. Ты нужна мне, Айсдра. — Тут наше внимание привлёк слабый писк из одеял. — Ты нужна малышке.

Айсдра терпеливо обхватила меня за предплечья и опустила на кровать.

— Лара, с тобой и с ребёнком всё будет хорошо.

— Я военный трофей, и я могу…

— Не можешь. — Айсдра встала. — Никто не имеет права вмешиваться в вопросы уз, Лара. Даже трофей.

Она сделала шаг назад и поклонилась Киру.

— Военачальник.

— Воин.

Айсдра повернулась уйти, но прежде чем я успела что-либо возразить, хлопнул полог палатки. В шатёр проник морозный воздух, и показался Жоден. Его широкое лицо было мрачнее тучи.

— Жоден? Что случилось? — спросил Кир.

— Эпидемия… в лагере.