Глава II. Нацистские спецслужбы

При подготовке к войне против Советского Союза нацисты сделали основную ставку на свои вооруженные силы, но вместе с тем в планах военного командования важнейшее место отводилось спецслужбам, которые развили активную подрывную работу, ставя главной задачей изучение объектов первоочередного нападения вермахта. В связи с тем, что немецкое руководство планировало провести молниеносную войну против СССР, основная цель агентов немецкой разведки состояла в выявлении дислокации частей Красной армии. С этой целью абвер стремился использовать прежде всего местное население.

Одно из главных мест среди спецслужб нацистской Германии занимал абвер (в переводе «опор», «защита», «оборона») – военный разведывательный и контрразведывательный орган. Он был создан еще в 1919 г. на правах отдела в составе военно-статистического отдела Войскового управления Имперского военного министерства и официально значился как контрразведывательный орган рейхсвера. После прихода нацистов к власти в феврале 1934 г. абвер был включен в отдел Войскового управления Имперского военного министерства.

С 1938 г. в связи с переходом нацистской Германии к открытой подготовке войны была проведена реорганизация, в результате которой при штабе Верховного командования вооруженных сил (ОКБ) появилось Управление «Абвер-заграница». Перед этим управлением стояла задача организовать широкую разведывательную и подрывную деятельность против стран, на которые готовилась напасть Германия, особенно против Советского Союза.

С конца 1939 г. на советско-германской границе немцы создали широкую сеть вербовочных и переправочных пунктов. Наиболее активно работали немецкие разведывательные органы в пограничных с Германией республиках и областях СССР. Они использовали установление в 1939 г. нормальных взаимоотношений с СССР для переброски к нам по легальным каналам большого количества квалифицированной нацистской резидентуры. Эти шпионские кадры были засланы как беженцы из занятых немцами районов Польши, жители прибалтийских стран, реэмигранты, представители торговых фирм. Сотрудники абвера восстановили связи со своей старой агентурой, осуществляли новые вербовки и значительно усилили шпионско-подрывную работу. Однако в своей деятельности они встречали серьезные трудности, потому что в СССР был жесткий контрразведывательный режим, осуществлялся полномасштабный контроль за иностранцами, велась эффективная работа агентурного аппарата советской контрразведки. Все находившиеся в стране германские граждане были взяты под плотное агентурное наблюдение. Только в 1937–1939 гг. из страны были высланы многие немецкие инженеры и техники, трудившиеся на наукоемких промышленных производствах. На каждого выявленного разведчика велось досье, тщательно фиксировались все его связи. И речь здесь не идет о какой-то «шпиономании». Разведкой в немецком посольстве занимались почти все. Достаточно сказать, что в числе установленных сотрудников резидентуры германской военной разведки оказался даже личный камердинер посла Шуленбурга Г. Флегель[95].

До 1941 г. правом ведения разведки на территории других стран наряду с абвером обладало и 6-е управление РСХА, которое являлось главным организатором и исполнителем подрывной работы, нацеленной на СССР. В середине 1941 г. к ним присоединилось и МИД Германии[96].

В мае 1941 г. для организации разведывательно-диверсионной и контрразведывательной деятельности всеми немецкими спецорганами на будущем советско-германском фронте в системе абвера создан разведывательно-оперативный центр «Штаб Валли». А 1 июня 1941 г. в составе групп армий «Юг», «Центр» и «Север» организованы специальные подразделения абвера – «фронтовой разведки». Членами этих формирований стали военнослужащие полка, укомлектованные националистами и эмигрантами из России. В группу армий «Север» для этой цели направлены 7-я (командир – обер-лейтенант В. Котешке) и 5-я (командиры – обер-лейтенант 3. Граберт и лейтенант В. Кнаак) роты батальона полка «Бранденбург-800». Перед ними поставлена задача: сбор развединформации о стратегических объектах и фортификационных сооружениях, а для выполнения специальных поручений предназначены подразделения «Бранденбург-800». Все его военнослужащие являлись агентами абвера, обученные диверсионно-разведывательному делу. Каждый из них имел по две солдатские книжки: одну на вымышленную фамилию – для использования во фронтовой обстановке, а другую, с подлинной фамилией, – для немецкого командования.

Для руководства этой деятельностью был создан специальный орган Управления «Абвер-заграница» на советско-германском фронте, условно именовавшийся штаб «Валли», полевая почта № 57219. В подчинении «Валли 1» находились разведывательные команды и группы, приданные штабам армейских группировок и армий для ведения разведывательной работы на соответствующих участках фронта, а также команды и группы экономической разведки, проводившие сбор разведывательных данных в лагерях военнопленных.

Отдел «Валли 2» руководил абверкомандами и абвергруппами по проведению диверсионной и террористической деятельностью в частях и в тылу Красной армии.

Отдел «Валли 3» руководил всей контрразведывательной деятельностью подчиненных ему абверкоманд и абвергрупп по борьбе с советскими разведчиками, партизанским движением и антифашистским подпольем на оккупированной советской территории и в зоне фронтовых, армейских, корпусных и дивизионных тылов[97].

Одной из самых зловещих полицейских организаций в Германии была государственная тайная полиция («Гехаймстатсполицай») – гестапо, в компетенцию которого входила только территория самой Германии и Западной Польши, включенной в состав Третьего рейха, и оккупированная часть Франции. Гестапо тесно сотрудничало с СД, при этом СД, как правило, занималась сбором информации о подрывной деятельности, а гестапо осуществляло аресты противников нацистов[98].

К числу вспомогательных учреждений немецкой разведки принадлежал специальный институт-библиотека, в котором был собраны все материалы о России, имевшиеся в Германии. Перед войной институт находился в г. Бреслау и занимался сбором сведений о советской экономике, шоссейных и железных дорогах, отношениями между народами, населявшими СССР, о политической жизни в стране и др.[99].

В сентябре 1939 г., во время вторжения в Польшу, по распоряжению А. Гитлера к каждой из пяти германских армий была присоединена специальная эйнзацгруппа, каждая, как правило, насчитывала до 100 человек. С началом войны с СССР были сформированы четыре айнзатцгруппы: группа «А» для действий на территории, занимаемой армейской группой «Север», группа «В» – на территории действий армейской группы «Центр» и группы «С» и «Д» – на территории, занимаемой группой армий «Юг». В дальнейшем сформированы еще четыре айнзатцгруппы: «Е», «D» и «Н», а также эйнзацгруппа «Хорватия»[100].

С конца 1939 г. на советско-германской границе немцы создали широкую сеть вербовочных и переправочных пунктов. Наиболее активно работали разведывательные органы в пограничных с Германией республиках и областях СССР, особенно в западных районах Украины, Белоруссии и прибалтийских республик. Так, «Бюро Целлариуса» (филиал абвера) при содействии финской разведки готовило диверсионные группы из эстонцев, проживавших в Финляндии, для заброски в тыл Красной армии, захвата стратегически важных пунктов и организации националистических повстанческих отрядов в Эстонии. При подборе агентуры немцы использовали доверенных лиц из украинских националистов и белогвардейцев, которые вели работу по своим обширным связям среди участников различных антисоветских формирований, самостоятельно проводя вербовки, инструктаж и выброску агентуры на территорию СССР. Заброска вражеских агентов в тыл Красной армии в 1941 г. возросла по сравнению с 1939 г. в 14 раз. В 1940–1941 гг. центр тяжести деятельности иностранных разведок переместился на территорию западных областей СССР. По мере укрепления нацистского государства фактически все контакты иностранцев с советскими людьми, которые в качестве потенциальной базы в иностранных разведок, находились под контролем органов госбезопасности. В определенной мере пресекались попытки сообщения за границу фактов о реальных проблемах социально-экономического развития СССР, а также отдельные попытки «инициативного шпионажа»[101]. При подготовке к ведению боевых действий против Советского Союза особое место в планах нацистской Германии занимала Прибалтика. Еще до начала войны нацисты приложили серьезные усилия к созданию на этой территории «пятой колонны», которая поддержала бы наступление частей вермахта и ударила в тыл Красной армии. Советская внешняя разведка располагала сведениями о том, что Прибалтика рассматривалась как удобное предполье для нападения и ведения войны. Находясь на маршруте предстоящего движения немецких войск, она представляли для Берлина важный элемент будущего театра военных действий.

Вопрос о судьбе Прибалтики неоднократно обсуждался германским руководством на самом высоком уровне. Так, 29 мая 1939 г. на совещании в рейхсканцелярии А. Гитлер заявил: «Для нас речь идет о расширении жизненного пространства и обеспечения снабжения, а также о решении балтийской проблемы. Продовольственное снабжение можно обеспечить только из районов с невысокой плотностью населения. Население негерманских областей не несет военной службы и поэтому должно использоваться как рабочая сила»[102].

На территории Прибалтики шпионажем в пользу Германии занимались практически все организации балтийских немцев, плотно курируемые «Великогерманским балтийским союзом» под управлением А. Розенберга и рядом нацистских спецслужб (от абвера и морской радиоразведки, «Нахрихтендинст» до «Иностранной организации НСДАП»), а также важные военные и государственные чиновники Литвы, Латвии и Эстонии.

Настоящими кузницами агентуры для немецкой разведки были находившиеся под ее контролем такие националистические организации, как «Организация обороны Литвы», «Комитет спасения Литвы», «Фронт литовских активистов», «Союз литовцев в Германии», латышские «Айзсарги», «Перконкруст», эстонские «Изамаалиит», «Легионерское движение Востока» и другие. Помимо названных организаций, с помощью абвера и СД готовили вооруженные восстания в республиках, начало которых было приурочено к моменту перехода частями вермахта советской государственной границы.

За несколько месяцев до нападения на СССР в Прибалтийские республики стали засылаться немецкие агенты и эмигрантские эмиссары с целью установления контактов и координации действий «лесных братьев», отряды которых по распоряжению германского военного командования стали переходить к активным действиям. Только из эстонцев подготовлены и заброшены в советский тыл РДГ численностью до 900 человек. Непосредственно перед нападением на Советский Союз для активных националистов немцы назначили пароли: для литовцев – «Дюнкирхен», для латышей – «Дебериц», для эстонцев – «Мюнхен». Кроме паролей особо обученные специалисты по саботажу получили специальный опознавательный знак в виде темно-красного куска ткани размером с носовой платок с желтым круглым пятном в центре, который они должны предъявлять представителям немецких войск»[103].

С весны 1941 г. деятельность немецких и союзных им спецслужб приняла прямой характер подготовки к военным действиям. Началась переброска в пограничные советские республики подготовленных агентов из числа русских белоэмигрантов, латышей, литовцев, эстонцев, поляков и чехов, окончивших специальные школы в Штеттене, Кенигсберге и Вене, снабженных портативными приемно-передающими радиостанциями. Наряду с другими перед ними были поставлены следующие задачи: создавать в советском тылу сеть нелегальных радиостанций для связи в военное время; устанавливать ориентиры для бомбардировки объектов военной обороны и государственного значения; обучать кадры сигнальщиков, обеспечивавших немецкой авиации бомбардировку советских объектов; создавать опорные базы для германских парашютных десантов; готовить вооруженные антисоветские выступления украинских и других националистов; осуществлять теракты против командования и партийно-советских руководителей.

В связи с крайне узкой информационной базой немецкой разведки в СССР нацистским спецслужбам приходилось поддерживать активные контакты со спецслужбами сопредельных с СССР государств, прежде всего Японии, Словакии, Финляндии, Румынии и др. Так, «Бюро Целлариуса» при содействии финской разведки готовило диверсионные группы из эстонцев, проживавших в Финляндии, для заброски в тыл Красной армии, захвата стратегически важных пунктов и организации националистических повстанческих отрядов в Эстонии. При подборе агентуры немцы использовали доверенных лиц из украинских националистов и белогвардейцев, которые вели работу по своим обширным связям среди участников различных антисоветских формирований, самостоятельно проводя вербовки, инструктаж и выброску агентуры на территорию СССР.

На советской границе были сосредоточены мощные разведывательный, контрразведывательный и диверсионный аппараты: не только военная разведка и контрразведка (абвер), но и органы имперской безопасности (РСХА), основу которых составляли полиция безопасности (гестапо), служба безопасности (СД), разведка Министерства иностранных дел и иностранного отдела Министерства безопасности. Каждой армейской группировке, которой предстояло действовать на советско-германском фронте, были приданы соответствующие абверкоманды. Помимо этого были созданы оперативные группы (айнзатцгруппы) для карательной деятельности. К началу войны значительно расширен аппарат Главного управления имперской безопасности. В оперативных группах полиции безопасности и СД, при армейских группировках «Север», «Центр» и «Юг» насчитывалось около 3 тысяч сотрудников гестапо и политической разведки и свыше 20 подчиненных им особых и оперативных команд в составе более 4 тысяч человек.

Перед началом военных действий против СССР усилили свою деятельность румынская и финская разведки по изучению нашей приграничной полосы, дислокации частей и системы оборонительных сооружений. Они также стали активно перебрасывать своих агентов на советскую территорию[104]. На предвоенные и первые недели военных действий приходится заброска через демаркационную линию, а затем и за линию фронта наибольшего числа заблаговременно подготовленных агентов абвера и СД. В 1941 г. по сравнению с 1939 г. заброска вражеских агентов в тыл Красной армии в 1941 г. возросла в 14 раз[105].

В ориентировке 3-го Управления НКО СССР от 25 мая 1941 г. о деятельности германской разведки приведены конкретные задания, получаемые агентурой противника, и, в частности, отмечено, что «основным контингентом агентуры, используемой германскими разведывательными органами, забрасываемой к нам через западную границу, являются поляки – 52,4 %; второе место по численности среди агентуры занимают украинские националисты, которые составляют около 30 %; около 20 % агентуры составляют белорусы, литовцы, латыши, эстонцы, русские белоэмигранты и незначительное количество евреев. Среди агентуры – до 10 % женщин молодых, с красивой внешностью… Больше половины всей агентуры, засылаемой на советскую территорию, имеет возраст до 25 лет»[106].

И все же наиболее серьезным противником была профессиональная агентура, прошедшая специальную подготовку, имевшая значительный опыт работы и находившаяся в советском глубоком тылу. Она была заброшена или внедрена в советский и хозяйственный аппарат еще в довоенный период. НКВД СССР информировал органы внутренних дел союзных и автономных республик и начальников УНКВД краев и областей о том, что располагает многими данными о задержании в самых отдаленных местах Советского Союза германских шпионов и диверсантов.

По традиции германская военная разведка и контрразведка располагала наиболее квалифицированными кадрами профессионалов, сыгравшими далеко не последнюю роль в осуществлении политики агрессии, в планировании, подготовке и ведении войны против Советского Союза и антигитлеровской коалиции в целом.

Руководителями абвера являлись адмирал Канарис[107][108], генерал-лейтенант Ф. Бентивенья, адмирал Л. Бюркнер, генерал-майор Г. Остер, полковник Г. Пиккенброк и полковник Э. Лахузен[109].

Что это были за люди? Ответ на это вопрос дает краткая справка о Канарисе и Г. Пиккенброке.

В 1935–1944 г. абвер возглавлял адмирал В. Канарис1. Руководитель отдела Генштаба «Иностранные армии Востока» Рейнхард Гелен отмечал: «…В Канарисе, наряду с его религиозностью и верностью офицерской чести, пожалуй, сильнее всего поражала фундаментальная образованность – явление довольно редкое среди высших офицеров…»[110]

С 1936 по 1943 г. абвер 1 возглавлял Ганс Пиккенброк, выходец из богатой католической семьи, участник Первой мировой войны, который начал сотрудничать с немецкой военной разведкой в 1921 г. в бытность своей службы в рейхсвере. Его связи с абвером в еще большей степени упрочились с переходом в гитлеровский вермахт, где ему вскоре было присвоено звание майора, в 1937 г. – подполковника и в 1940 г. – полковника. Среди своих коллег по работе в военной разведке и контрразведке Пиккенброк, отличавшийся высоким интеллектом и широким кругозором, слыл одной из наиболее заметных и влиятельных после Канариса фигур. Неудивительно, что тот считал его своей «правой рукой», «непосредственным заместителем во всех случаях и по любым поводам».

В качестве тайного эмиссара нацистской верхушки Пиккенброк, наделенный чрезвычайными полномочиями и пользовавшийся полным доверием Гитлера, исколесил всю Европу, побывал на Ближнем Востоке, навещал и временно оккупированные районы Советского Союза. Пиккенброку периодически поручались и тайные миссии, связанные с активизацией пронацистских сил в странах, которым грозило нападение фашистской Германии. Гитлер за верную службу Пиккенброка нацистскому режиму наградил многими высокими наградами, в том числе «Золотым германским крестом» и «Дубовыми листьями» к «Рыцарскому кресту».

Исходя из стратегического замысла плана «Барбаросса» – разгрома и покорения СССР в летне-осенней кампании – абвер основной упор сделал на оперативно-тактическую разведку и масштабную подготовку диверсионно-повстанческих подразделений. Это несмотря на то, что накануне войны высшее военное руководство Германии располагало весьма обширным данными, собранными и обобщенными германской разведкой о Советском Союзе и Красной армии, особенно о войсках, дислоцированных в западных приграничных округах.

В ходе начавшейся войны с Советским Союзом сотрудники абвера должны были обеспечить сбор разведывательных данных как на фронте, так и в тылу советских войск; организовывать диверсии на оборонных предприятиях, аэродромах, электростанциях, линиях связи, железнодорожном транспорте; распространять панические слухи среди личного состава Красной армии и гражданского населения с целью их деморализации; срывать эвакуацию предприятий, работающих на оборону; создавать в советском тылу сеть нелегальных радиостанций для связи в военное время; устанавливать ориентиры для бомбардировки объектов военной обороны и государственного значения; организовывать опорные базы для германских парашютных десантов; готовить вооруженные антисоветские выступления националистов; создав диверсионные группы и банды для действия в тылу Красной армии, осуществлять теракты против ее командования, партийно-советских руководителей и решать другие задачи[111].

В начале войны абвер показал свою эффективность в борьбе с советскими органами военной контрразведки, во многом обеспечив наступление частей вермахта. Так, многие агенты спецслужб Германии весьма успешно действовали против Ленинградского, Волховского и Карельского фронтов. В их числе были два территориальных органа (Рига, Таллинн), три абверкоманды (Псков), 11 абвергрупп, 14 разведывательных и диверсионных школ[112]. Против частей Красной армии Калининского фронта в основном вели разведывательную деятельность 103-я и 104-я абверкоманды и ряд подчиненных им абвергрупп. В тыл фронта направлялась агентура, окончившая разведывательные школы в м. Мыза Кумна, Борисовскую и разведывательно-диверсионную школу в Витебске[113].

Агенты абвера противостояли военной контрразведке НКВД. И в этом достигли серьезных успехов. Например, они постоянно информировали руководство Германии о действиях советской агентуры. Об этом дают представление сводки, направленные айнзатцгруппой А начальнику полиции безопасности и СД в Берлин 10 декабря 1941 г., 9 и 12 января 1942 г. В них сообщалось, что на Ленинградском фронте практической засылкой агентов и отчасти партизан занимаются особые отделы и отделы разведки 42-й и 55-й армии; особый отдел и разведотдел Балтийского флота; разведкоманда Зверева; разведподразделения Л.12 и Л.13; разведывательное и партизанское подразделения Института им. Лесгафта. Каждое из подразделений располагает местами по вербовке агентов при различных советских учреждениях. ОО (Особый отдел) 55-й армии содержит для своих агентов две частные квартиры, в то время как агенты других разведподразделений находятся вместе на казарменном положении. Институт им. Лесгафта располагает специальным центром подготовки в Кавголово.

На конспиративных квартирах проводится инструктаж предполагаемых для использования в разведывательной работе лиц, которым часто лишь здесь сообщается, что они завербованы для осуществления разведывательной деятельности. После получения задания агенты получают довольствие и номер части. Как правило, они не ходатайствуют об отпуске в городе.

Советские органы по-прежнему посылают агентов в занятые области с разведывательными целями. Большинство из них доставляется на место назначения самолетами и затем десантируется, а не пробирается через линию фронта, как это было прежде. Во время полета агенты должны сидеть на крыльях самолета. В качестве транспортного средства обычно используются истребители-бипланы типа «Чайка», экипаж которого состоит из одного пилота и одного бортстрелка. За один вылет доставляют двух человек, которые сидят на конце нижних крыльев спиной к направлению полета и опираются на стропы. По сигналу, который пилот дает карманным фонариком, они должны повернуться так, чтобы сидеть по направлению движения самолета. По следующему сигналу они должны выдернуть кольцо парашюта, чтобы раскрылся маленький парашют, который вытягивает большой парашют, стаскивающий, в свою очередь, парашютиста с крыла. Таким образом становится возможным прыжок с небольшой высоты. Сразу же после прыжка агентов на багажном парашюте в специальной упаковке сбрасываются довольствие, снаряжение, а часто также и рация. Кроме одежды и предметов жизнеобеспечения, сбрасывают довольствие в среднем на 15 дней.

Сводка № 144 о событиях в СССР из г. Красногвардейска сообщила начальнику полиции безопасности и СД в Берлин о разведке Ленинграда: «Разведка Ленинградского фронта в последнее время вновь осуществляет засылку агентов, при этом количество женщин незначительно, а в основном отправляют молодежь в возрасте до 16 лет и мужчин старше 60 лет. Во многих случаях агенты имели задание раздобыть на оккупированной территории документы с немецкими печатями и соответственно поручать лицам из числа местного населения систематически похищать документы. Кроме того, ряд агентов получают задание в случае отступления немецких войск отходить вместе с ними, и в каждом населенном пункте у последнего колодца или в другом заранее обусловленном месте (например, в Луге таковым был тайник на вокзале) закапывать донесение о немецких укреплениях, направлении отступления и т. д.

В целом достижения советской разведки, как явствует из показаний советского офицера контрразведки, стали очень незначительными. Например, ничего не известно о численности противостоящих немецких войск, а также о месторасположении высших немецких штабов. Так, предполагается, что командование армий находится в Красном Селе, а командование группы армий – в Луге»[114].

Руководство абвера внимательно следило за деятельностью своего ведомства и при необходимости вносило коррективы. Так, некоторые итоги работы сотрудников подвел Канарис в докладной записке Верховному командованию вермахта от 4 июля 1941 г., то есть уже через две недели после начала вероломной агрессии: «В распоряжение штабов немецких армий направлялись многочисленные группы агентов из коренного населения – из русских, поляков, украинцев, грузин, финнов, эстонцев и т. п. Каждая группа насчитывала 25 или более человек. Во главе этих групп стояли немецкие офицеры. Группы использовали трофейное советское обмундирование, военные грузовики и мотоциклы». Они должны были просачиваться в советский тыл на глубину 50-300 километров перед фронтом наступающих немецких армий, с тем чтобы сообщать по радио результаты своих наблюдений, обращая особое внимание на сбор сведений о резервах Красной армии, состоянии железных и прочих дорог, а также о всех мероприятиях, проводимых противником[115]. Но масштабы вторжения, политические амбиции и экономические расчеты были столь непомерны, что ограничиваться в агентурном обеспечении блицкрига оказались недостаточными. Требовались новая «агентурная политика», набор агентурного инструментария самого разного применения: шпионы, способные оценить обстановку и своевременно ориентировать руководство; сигнальщики для обозначения целей бомбардировки; подрывники на путях отступления советских войск; распространители панических слухов среди мирного населения; наемные убийцы для совершения террористических актов против государственных деятелей и др.

Нач. штаба оперативного руководства вооруженными силами Германии генерал-полковник Йодль – самый главный военный советник Гитлера, сформулировал новые требования к разведке. На нынешнем этапе, говорил он, Генеральный штаб меньше всего нуждается в информации о доктрине, состоянии, вооружениях Красной армии в целом. Задача абвера – внимательно следить за изменениями, происходящими в войсках противника на глубину пограничной зоны. От имени Верховного командования Йодль фактически отводил абвер от участия в стратегической разведке, ограничив его действия узкими рамками сбора и анализа конкретной, чуть ли не сиюминутной оперативно-тактической информации.

Скорректировав программу своих действий в соответствии с данной установкой, Пиккенброк занялся организацией целенаправленного шпионажа. Были тщательно отработаны задачи каждого подразделения абвера, запланировано вовлечение в разведывательные операции возможно большего числа агентов. Специальные и общевойсковые разведывательные подразделения отдельных армий и армейских групп усилили заброску агентуры. Но территорию, на которой должны были осуществляться все такого рода операции, предстояло ограничить прифронтовой зоной. Показательно, что директива Йодля имела долговременные последствия, о которых вскоре после капитуляции на допросе 17 июня 1945 г. генерал-фельдмаршал В. Кейтель вынужден был констатировать: «В ходе войны данные, поступившие от нашей агентуры, касались только тактической зоны. Мы ни разу не получали сведений, оказавших бы серьезное воздействие на развитие военных операций. Например, нам так и не удалось составить картину, насколько повлияла потеря Донбасса на общий баланс военного хозяйства СССР». Разумеется, в столь категорическом утверждении начальника штаба Верховного командования немецких вооруженных сил следует усматривать и попытку переложить ответственность за провалы на фронте на абвер и другие службы «тотального шпионажа»[116].

В переориентации служб «тотального шпионажа» против Советского Союза значительную роль сыграли результаты инспекционной поездки Канариса и его ближайших помощников на Восточный фронт, предпринятой в сентябре 1941 г. по указанию Гитлера. Знакомясь с работой подчиненных абверу подразделений, Канарис пришел тогда к выводу, что сопротивление, на которое наткнулся блицкриг, поддержка мировым общественным мнением мужественной борьбы советского народа против фашистской агрессии требуют серьезного пересмотра разведывательной стратегии в целом и многих тактических приемов в частности. И вместе с перестройкой работы абвера с учетом рекомендаций Йодля, возвратившись в Берлин, Канарис издал приказ, обязывавший все подразделения абвера принять меры к стремительному наращиванию разведывательной активности за пределами прифронтовой полосы, целеустремленно и упорно продвигаться в глубинные районы Советского Союза. Повышенный интерес проявлялся к Кавказу, району Волги, Уралу и Средней Азии. В тылу Красной армии предполагалось усилить диверсионную и террористическую деятельность.

С учетом итогов первых месяцев сражений на Восточном фронте, в марте 1942 г. РСХА был создан специальный разведывательно-диверсионный орган под условным наименованием «Унтернемен Цеппелин» («предприятие Цеппелин»). Какие же обязанности возлагались на этот новый разведывательный орган? Как сказано в приказе рейхсфюрера СС Гиммлера от 15 февраля 1942 г., руководство страны предписывало «Цеппелину» программу масштабных военно-политических действий. Во-первых, от «Цеппелина» требовали произвести «расшифровку» морально-политического единства СССР; во-вторых, ослабить экономические возможности Советского Союза путем диверсий, саботажа, террора и других средств. Поэтому в свое деятельности «Цеппелин» руководствовался т. н. «планом действий для политического разложения Советского Союза». Главные тактические задачи «Цеппелина» определены этим планом следующим образом: «…Надо стремиться к тактике возможно большего разнообразия. Должны быть образованы специальные группы действия, а именно:

1. Разведывательные группы – для сбора и передачи политических сведений из Советского Союза.

2. Пропаганистские группы – для распространения национальной, социальной и религиозной пропаганды.

3. Повстанческие группы – для организации и проведения восстаний.

4. Диверсионные группы – для проведения политических диверсии и террора»[117].

Необходимо отметить, что содержание приказа рейхсфюрера СС было косвенным признанием того факта, что для нацистской разведки (и, более того, для гитлеровского руководства) политико-моральное единство советского народа оставалось сложным шифром. Непонимание природы советского общества, источников его силы явилось одним из главных просчетов гитлеровского руководства.

«Цеппелин» тесно взаимодействовал с абвером, главным штабом командования немецкой армии и имперским министерством по делам оккупированных восточных областей. Подрывные акции осуществляли четыре зондеркоманды, укомплектованные опытными разведчиками. К их формированию были привлечены разведывательно-диверсионные школы «Цеппелина», размещавшиеся в то время в местечке Яблонна (под Варшавой), в Евпатории и Осипенко, в местечке Освитц (близ Бреславля), а также под Псковом, недалеко от деревни Печки.

В повышении активности абвера и других спецслужб Германии важнейшее значение имела не только подготовка профессиональной агентуры, требовавшей значительного времени, но и массовой агентуры из военнопленных, исходя из того, что ее можно быстро подготовить для разведывательной работы и легче внедрить в части Красной армии[118].

Массовая заброска агентуры давала противнику возможность получить необходимую информацию о частях, непосредственно расположенных на линии фронта, распространять листовки, слухи, вести антисоветскую агитацию и пр.

Хорошо известно: для того, чтобы человек стал агентом, его следовало завербовать. В кругах нацистской ставки бытовал такой афоризм: «Россию можно победить только Россией». Применительно к деятельности разведки этот афоризм означал необходимость привлечь попавших в беду советских людей для нанесения ущерба их же собственной стране. «Тотальный шпионаж» против СССР – порождение германской разведки в годы Второй мировой войны – можно было осуществить лишь руками тысяч и тысяч попавших в плен воинов Красной армии.

Можно с полным основанием утверждать, что первоначальному успеху вербовочных акций абвера и СД не могло не способствовать и то обстоятельство, что какая-то часть наших людей была потенциально подготовлена для контактов с любым военным противником задолго до начала войны.

Само собой разумеется, абверу и СД нетрудно было найти подход к таким лицам и, склонив их к сотрудничеству, использовать во враждебных Советскому Союзу целях. Агенты из подобной среды представляли серьезную опасность для нашей страны прежде всего тем, что на них возлагалось выполнение наиболее сложных заданий диверсионно-террористического характера. Известны многие случаи, когда, чтобы завладеть личными документами советских военнослужащих, они шли на убийства. При захвате таких агентов они, как правило, оказывали отчаянное сопротивление, пуская в ход все оружие, которым были снабжены. Но относительно к общей массе военнопленных число этих людей было сравнительно невелико.

С продвижением частей вермахта в глубь нашей территории германская разведка перешла к упрощенным методам вербовки. В основном абвер осуществлял вербовку в тюрьмах и лагерях военнопленных. К тому же вербовочные пункты «Цеппелина» возникли во многих лагерях для советских военнопленных, которые со временем стали основной базой пристального изучения контингента, способного, по мнению нацистского командования, послужить мощным источником агентурных резервов.

Вербовочная работа шла буквально днем и ночью. Сначала она продвигалась медленно, но скоро нацисты набили руку, и темп и результативность ее стали, по их собственной оценке, более высокими. Ее суть заключалась в том, что главные работники, преимущественно офицеры, оформляя вербовку в лагерях военнопленных, тюрьмах, отдельных квартирах и блиндажах, опрашивали объекта по биографическим данным и предлагали сотрудничать с немецкой разведкой.

На линии фронта вербовка носила несколько упрощенный характер: после 2–3 допросов, обработки в направлении «неизбежности поражения Советского Союза», обещания выдать хорошее вознаграждение и при положительном ответе вербуемому предлагали освобождение из плена, тюрьмы, материальную помощь или разрешение проживать на родине. Нередко вербовка сопровождалась угрозами, относившимися как непосредственно к объекту, так и к близким родственникам. В целом ряде случаев вербовка оформляется без подписки. У вербуемого предварительно отбирались все известные ему данные о частях Красной армии. Имелись также факты, когда согласие на вербовку давалось под угрозой расстрела. Задержанных у себя для вербовки военнослужащих немцы направляли обратно на нашу сторону через два-три дня с тем, чтобы отсутствие военнослужащего не вызвало подозрения.

Сама же технология вербовочной работы в спецслужбах Германии была хорошо отработана. Нацисты открыто заявляли, что отбираемых кандидатов из числа советских военнопленных надо было прежде всего ошеломить, сбить с толку. Действовали по принципу: чем наглее ложь, тем больше вероятность, что ей поверят. Это, по замыслу нацистов, облегчало дальнейшую психологическую и идеологическую обработку избранных жертв и достижение конечного результата – получения «добровольного» согласия на тайное сотрудничество. Но уже на первой стадии выяснилась ненадежность значительной части завербованных таким путем агентов, в том числе тех, кого привлекали к сотрудничеству прямо в прифронтовой полосе. Будучи заброшены в тыл Красной армии, многие из них либо не выходили на связь с разведцентрами, надеясь уклониться от контроля противника, либо добровольно являлись с повинной в органы Советской власти.

Усвоив этот отрицательный опыт, нацисты пришли к выводу, что одного «добровольного согласия» оказавшегося в плену советского военнослужащего сотрудничать с ними мало. Для закрепления вербовки надо было поставить человека в положение, когда бы он почувствовал, что обратного хода нет. Смысл вербовочной тактики сводился при этом к тому, чтобы принудить вербуемого к нарушению воинского долга и заставить его сообщить известные ему сведения о Красной армии, что можно было бы интерпретировать как выдачу врагу военной тайны. Другой прием: с помощью откровенной провокации опорочить его, превратив в источник информации об антифашистски настроенных солагерниках. Наконец, наиболее верный путь связать ему руки – участие в расстрелах, карательных операциях против партизан и местного населения на оккупированной территории[119].

Это видно на многочисленных примерах, на судьбе бывших красноармейцев: Бенедежных, Литвиненко, Петухова, Сиротина, Харитонова, Штрейт и тысяч других.

Красноармеец Бенедежных из 256-й сд с группой бойцов в количестве пяти человек попал в окружение противника, где был пленен. В плену он находился всего несколько часов. Там его накормили, угостили вином, ознакомились с его биографией, завербовали и направили в расположение наших частей с заданием шпионского характера.

Сын репрессированного из Полтавской области Литвиненко сдался в плен добровольно и, когда немцы предложили ему сотрудничать, охотно согласился. Вербовка Литвиненко была закреплена следующим образом: сначала его использовали в розыске местных коммунистов и комсомольцев. После того, как он обнаружил двоих и их расстреляли, оказался надежно «привязан» к абверу как предатель, и нацисты переправили его через линию фронта, где он принялся было за выполнение полученного задания, но был разоблачен.

Красноармеец Петухов в октябре 1941 г. в районе г. Ржева отстал от своей части и в пути следования к с. Медное был захвачен в плен немцами. На допросе немецкий офицер накормил его, угостил папиросами и на следующее утро отпустил, подчеркнув при этом, что немцы хорошо обращаются с [пленными], в чем Петухов сам убедился. Никаких подписок немецкий офицер у Петухова не брал. Здесь был расчет на то, что Петухов в своей части расскажет о хорошем обращении немцев с пленными.

Красноармеец Сиротин из 421-го сп дезертировал с поля боя, сдался в плен врагу и был завербован. После пленения Сиротин четыре раза допрашивался немецким офицером. Допрос сопровождался избиениями. Сиротин сообщил все, что он знал о своей дивизии. Допрашивавший его немецкий офицер стал убеждать его в непобедимости германской армии, что Советская власть ничего хорошего для трудящихся не сделала, а крестьяне только после прихода немцев получают землю. Сиротину заявлено было, что он будет освобожден из плена после того, как даст согласие на выполнение заданий шпионского характера. При переходе линии фронта Сиротин был арестован[120].

Красноармеец Харитонов из 256-й сд был захвачен немцами с передовой линии фронта и через несколько часов отпущен обратно в свою часть с заданиями шпионского характера. При переходе линии фронта Харитонов был задержан.

Красноармеец Штрейт, арестованный по подозрению в шпионаже 2 декабря 1941 г., показал, что, будучи в течение двух суток в плену у немцев, несколько раз допрашивался немецким офицером и, в конечном счете, под угрозой расстрела дал согласие на выполнение заданий шпионского характера.

При вербовке немцы в ряде случаев отбирали подписку о сотрудничестве в пользу Германии[121].

Первоначальная эйфория, охватившая руководящие круги абвера после того, как они приобрели в лице сотен тысяч пленных красноармейцев и командиров огромный источник рекрутирования агентуры, прошла довольно быстро. Настоящие профессионалы, столкнувшись с тем, как трудно шла вербовка этого контингента, поняли, что среди советских военнопленных было не так уж много таких, кто готов был всерьез связать свою жизнь с вражеской разведкой и наносить ущерб собственной стране. Конечно, в огромной массе советских военнослужащих, попавших в плен, оказывались люди разные. Были среди них неустойчивые, просто паникеры, трусы, антисоветски настроенные и добровольно перешедшие на сторону врага. Но при вербовке немецкие спецслужбы допустили серьезный просчет, который потом признали и сами их руководители. Он состоял в переоценке степени влияния драматически сложившихся обстоятельств первого этапа войны, при которых многие красноармейцы и командиры оказались в плену, на все дальнейшее их поведение и отношение к «победителям». В Берлине считали, что советские граждане, сдавшиеся или захваченные в плен, самим ходом военных событий уже подготовлены к союзу с нацистской разведкой. Но это было не так.

Во-первых, подавляющее большинство попавших в плен советских воинов, несмотря на ужасающий террор, дикие зверства, остались непокоренными, мужественными борцами против нацизма. Так, отказались от сотрудничества с немцами командующий 5-й армией Потапов, командующий 20-й армией Ершаков, командующий 19-й армией Лукин, командир 8-го ск Снегова, командир 10-й танковой дивизии Огурцов и др.[122]. Немало было таких, кто предпочел смерть в гитлеровских концлагерях и тюрьмах сделке с совестью.

Во-вторых, многие военнопленные, как вскоре стало ясно, не выдержав неимоверного психического и физического воздействия, хотя и давали согласие сотрудничать с разведкой врага, в действительности и не помышляли выполнять ее задания. Считая себя обреченными, они в самом предложении видели выход из тяжелого положения, в котором оказались в плену. Альтернатива одна – смерть за колючей проволокой. А согласие на вербовку предоставляло шанс вырваться из неволи – ведь даже беспримерные по дерзости побеги из плена редко кому удавались. А тут возникала надежда, пусть иллюзорная, с трудно предсказуемыми последствиями, но позволяющая рассчитывать на возможность прийти к своим, воссоединиться с семьей на родной земле. Ради этого некоторые, чтобы привлечь внимание абверовских вербовщиков, сознательно выдавали себя за выходцев из кулацких семей, священнослужителей, приписывали себе несуществовавшие судимости, громогласно высказывали обиду на советскую власть. Оценив по достоинству их поведение, добавим, что многие из них отдавали себе отчет: в обстановке, унижающей человека всеобщей подозрительностью к бывшим военнопленным в собственной стране, их ждет суровое наказание по законам того времени за «измену Родине» и «предательство».

Руководство абвера в своих планах тайных операций на Восточном фронте отводило важную роль русской эмиграции. Шелленберг писал, что «это был значительный «ресурс», из которого могла рекрутировать агентов советская разведка. «Со своей стороны мы намеревались использовать этот источник и в собственных целях, перевербовывая многих работающих на Советы агентов и организуя их работу по системе троек…»[123]. Бывший генерал-майор императорской и белой армий, член Русского общевоинского союза (РОВС) В.П. Бресслер показывал, что с 1941 г. до середины 1943 г. некоторые члены РОВС служили в немецкой армии переводчиками, как и члены «Союза русских офицеров», «Союза служивший в Российском флоте», «Балтийского союза»[124]. Как покажет на следствии на Нюрнбергском процессе Штольце, в числе специальных агентов, которых ему удалось привлечь к работе против СССР, были бежавшие на Запад в годы Октябрьской революции Достовалов, в прошлом царский генерал; Дурново, бывший царский полковник, основавший по заданию нацистской разведки опорный пункт в Белграде; капитан в отставке Кляйн, плацдармом для шпионских действий которого стал Каунас[125]. Но практика показала, что агенты из белоэмигрантов плохо ориентировались в советской действительности. К тому же, немцы не очень-то доверяли белой эмиграции. И для этого были основания. 25 июня 1941 г. лондонская газета «Таймс» опубликовала письмо князя Всеволода – племянника Николая II – царя, казенного в 1918 г.: «Мы сражаемся, – писал князь, – против общего врага, и, каковы бы ни были наши разногласия в прошлом, я чувствую, что пришло время всем славянским народам объединиться, чтобы избавить мир от нацизма». В одном из немецких документов осени 1941 г. зафиксировано: «На политических основаниях в новом строительстве не могут быть использованы ни эмигранты и их потомки, ни православная церковь, несмотря на их однозначные антибольшевистские настроения»[126].

Таким образом, за первые полгода войны с СССР изменения позиции, занятой абвером по отношению к эмиграции, не произошло.

Просчет, заключавшийся в ставке на военнопленных и эмигрантов, СД и абвер пытались восполнить усилением вербовочной работы среди населения оккупированных немецкими войсками районов советской территории. Но и эта затея не достигла цели. В такой обстановке абвер начал использовать в качестве диверсантов детей и подростков, рассчитывая на то, что они вряд ли могли привлечь внимание советской контрразведки. К тому же и население снисходительно относится к ним.

Абвер и союзнические ему спецслужбы не чуждались вербовкой и уголовников. Так, в ночь с 4 на 5 сентября 1941 г. 13 пехотный полк 17 дивизии финнов вышел к Лодейному Полю. В его авангарде двигались два батальона шведской добровольческой бригады. На пути шведов совершенно неожиданно оказался Лодейнопольский исправительно-трудовой лагерь, спецконтингент которого органы советской власти не успели эвакуировать из-за стремительного продвижения противника[127]. Многие лица, содержавшиеся в ИТЛ, стали агентами финской разведки.

В связи со значительными потерями квалифицированных агентов и недостаточно эффективной работой массовой агентуры с начала 1942 г. немецкая разведка делает ставку на более качественный отбор вербуемых элементов и на лучшую их подготовку. Постепенно шел отказ от практики, при которой завербованным из числа рядового и младшего начсостава Красной армии не давали явок и связей, а рекомендовали связываться с высаживаемыми десантами и в качестве пароля и связи поднимать правую руку вверх и идти им навстречу. Новоиспеченных агентов не стали направлять в тот же день на выполнение задания.

Улучшилась индивидуальная подготовка агентов из числа советских военнопленных, особенно в тех случаях, когда это было связано с выполнением каких-то важных заданий. Сразу же после вербовки они получали гражданскую одежду и жили большей частью на частных квартирах, где и проходили индивидуальное обучение. Это были одиночки, не знавшие о существовании друг друга, их поведение и настроение контролировались настолько тщательно, что вероятность измены с их стороны, как считали в Берлине, сводилась к минимуму.

В большей своей части разведывательные операции против Советского Союза, и, в частности, связанные с достаточно широким использованием советских военнопленных, нацистские спецслужбы готовили с особой тщательностью. Как правило, у агентов была практически безупречная экипировка, прочная легенда, подкрепленная надежными, хотя и фальшивыми документами. Безукоризненно сработанные удостоверения личности, командировочные предписания, обраставшие отметками этапно-заградительных комендатур, продовольственные аттестаты способны были ввести в заблуждение большинство людей, проверявших документы. Нужен был профессиональный навык, чтобы обнаружить фальшь в документации. Эта подготовка агентов спецслужб противника велась в специальных школах и на курсах. Сначала эти школы комплектовались кадрами, завербованными из белоэмигрантской молодежи и членов различных антисоветских националистических организаций (украинских, польских, белорусских и др.). Опираясь на опыт разведывательных школ, существовавших в Германии до нападения на СССР, в присоединенной Австрии, в оккупированных Варшаве, Гааге и Белграде, абвер и СД в первые же месяцы войны развернули подобные учреждения на оккупированной советской территории. Первые такие школы возникли в Риге, белорусском городе Борисове, в местечке Катынь под Смоленском, позже – в Харькове, Орле, Курске и других городах и селах. Разведывательные школы и курсы для обучения подростков-диверсантов и подростков-шпионов существовали в Белоруссии (Орша и Бобруйск), в Донецкой области Украины (г. Славянск и пос. Райгородок), в Харьковской области (пос. Протопопово), на территории России в городах Смоленск, Мценск и Белгород. Густая сеть разведывательных и контрразведывательных школ охватила многие города Ленинградской области, например, Любань, Тосно, Шапки, Сланцы. В Пскове имелось пять разведшкол абвера.

Загрузка...