Вокруг Пушкина

История семьи Гончаровых тесно связана со старинным русским городом Калугой. Еще в конце XVII века в числе ка­лужских посадских людей значились «горшешники» Иван Дементьевич Гончаров и его сын Абрам Иванович, имев­шие небольшую гончарную лавку; отсюда, по-видимому, происходит и их фамилия.

Потомок этих горшечников Афанасий Абрамович Гончаров нажил огромное состояние. Недалеко от Калуги, на реке Суходрев, он имел полотняный завод и бумажную фабрику. Петр I, создававший в те времена русский флот, широко по­кровительствовал Гончарову, вел с ним переписку, присы­лал ему мастеров из-за границы. Учитывая конъюнктуру, Гончаров расширял свои предприятия. Парусные полотна его фабрик имели большой спрос не только в России, но и за рубежом. По преданию, весь английский флот того времени ходил на «гончаровских» парусах. Особенно наживался Гон­чаров на войнах. По свидетельству самого Афанасия Абра­мовича, на него три раза «шел золотой дождь»; так, он очень разбогател во время войны Франции и Англии за Канаду в 1756—1763 годах и позднее - во время отложения Америки от Англии. Воспользовался Гончаров и возросшим спросом на бумагу — бумага его фабрики считалась лучшей в России.

В Калужском краеведческом музее сохранился до наших дней портрет Афанасия Абрамовича. Неизвестный художник изобразил его уже в пожилых летах. На нем бархатный кафтан. В руке Афанасий Абрамович держит письмо Пет­ра I — его письмами он очень гордился.

После смерти Петра I Елизавета продолжала покровите­льствовать Гончарову. Она пожаловала ему чин коллежского асессора, дававший право на потомственное дворянство. Впоследствии, в 1789 году, Екатерина II подтвердила это пра­во специальным указом, выданным уже внуку Афанасия Абрамовича—Афанасию Николаевичу, деду Н. Н. Пушкиной.

В конце жизни, не надеясь на то, что его потомки сохранят нажитое богатство, предусмотрительный Афанасий Абрамо­вич решил полотняный завод и бумажную фабрику с прилега­ющими поместьями превратить в майорат, т. е. неделимое имение, которое должно было передаваться старшему в роде и не могло быть ни заложено, ни продано (все это имение называлось Полотняный завод). В 1778 году такое разрешение было дано, и Афанасий Абрамович сделал соот­ветствующее завещание.Таким образом, Полотняный Завод достался его старшему сыну, Николаю Афанасьевичу, а за­тем—внуку Афанасию Николаевичу Гончарову (1760—1832).

Но если «талантливый» Афанасий Абрамович целью своей жизни ставил нажить миллионное состояние, то внук его Афанасий Николаевич (несомненно, названный в честь деда, но никак на него не походивший) сумел не менее «та­лантливо» его прожить и после смерти оставил полтора миллиона долгу...

Дом, построенный дедом на Полотняном Заводе и не от­личавшийся изяществом архитектуры, надстраивается, бо­гато отделывается внутри. В архиве Гончаровых сохрани­лась опись обстановки, посуды и других вещей, в том числе мебель, отделанная бронзой и инкрустациями, люстры фарфоровые и венецианского стекла, дорогие сервизы, фамильное­ серебро с инициалами Афанасия Николаевича и т. д. Небольшой гостиный гарнитур с Полотняного Завода мож­но видеть и сегодня в Калужском краеведческом музее.

Парк расширяется, гроты, беседки и статуи украшают его тенистые аллеи, оранжереи, где выращивались даже ананасы. Конный завод, огромный манеж. Бесконечные пи­ры и празднества, иногда продолжавшиеся по месяцу и бо­лее, следуют один за другим. По зимам Гончаровы жили в Москве в собственном доме и вели такой же расточитель­ный образ жизни.

Афанасий Николаевич был женат на Надежде Платоновне Мусиной-Пушкиной (1765—1835). У них был только один сын Николай, в котором они души не чаяли. Николай Афана­сьевич (1788—1861) обладал незаурядными способностями: писал стихи, играл на скрипке и виолончели. Унаследовал он от прадеда и его энергию и деловитость. Образование по тем временам он получил блестящее. Николай Афанасьевич в совершенстве знал немецкий, английский и французский языки. Небезынтересно отметить, что среди французов гу­вернеров был и Будри, родной брат Марата, впоследствии учитель французского языка в Царскосельском лицее во вре­мена Пушкина. Надо сказать, что Николай Афанасьевич, не в пример прочим Гончаровым, хорошо знал русский язык. Обычно он писал старшему сыну по-русски, изредка перехо­дя на французский или английский языки.

В 1804 году Николай Гончаров был зачислен в Коллегию иностранных дел и переехал в Петербург.

Прекрасно образованному и одаренному умом и таланта­ми молодому Гончарову были открыты двери всех велико­светских гостиных. Там он встретился с красавицей фрей­линой Натальей Ивановной Загряжской, без памяти влю­бился и 27 января 1807 года обвенчался с ней в Петербурге в придворной церкви.

Наталья Ивановна Гончарова (1785—1848) происходила из старинного дворянского рода Загряжских. Отец ее Иван Александрович Загряжский (ум. в 1807 г.), богатый помещик, служил в Петербурге в гвардии; он был женат на А. С. Алексеевой, от которой имел троих детей. По семей­ным преданиям, когда однажды полк его стоял в Дерпте, он там влюбился в дочь барона Липгардта, при живой жене об­венчался с ней и привез уже с ребенком к первой жене в свое поместье! Вряд ли это достоверно, но так или иначе от этого брака или связи родилась Наталья Ивановна, будущая мать Н. Н. Пушкиной. Молодая баронесса вскоре умерла, а жена Загряжского приняла девочку в свою семью, ничем не отличала от своих детей и впоследствии наравне с осталь­ными оставила ей наследство.

Вскоре после женитьбы Н. А. Гончаров оставляет Петер­бург и переводится на службу в Москву. Вероятно, это было вызвано необходимостью быть поближе к Полотняному За­воду.

К тому времени давно начавшийся разлад между родителями Николая Афанасьевича достиг решающей фазы: они разъехались. Хотя дела Афанасия Николаевича уже сильно пришли в упадок, однако он не оставлял своих привычек и продолжал вести расточительную жизнь. Надежда Платоновна долго сдерживала сумасбродства своего супруга, но в конце концов не выдержала и в 1808 году уехала с Полотня­ного Завода и поселилась в собственном доме в Москве. Впоследствии Афанасий Николаевич выделил ей отдель­ный капитал в 200 тысяч рублей и таким образом навсегда отделался от мешавшей ему жены.

Расставшись с женой, Афанасий Николаевич уехал на­долго за границу, и молодой Николай Афанасьевич за не­сколько лет сумел значительно поправить расстроенные от­цом дела. В 1812 году, когда началась Отечественная война, Николай Афанасьевич отвез свою семью к родственникам жены в Тамбовскую губернию, подальше от Калуги, к кото­рой приближался неприятель.

Афанасий Николаевич поспешил вернуться на родину.

Война почти вплотную подошла к гончаровским владе­ниям. На Полотняном Заводе некоторое время стоял сам фельдмаршал Кутузов с войском. Комнаты, в которых он жил, потом получили название «Кутузовских». Неприятель до Полотняного Завода не дошел: под Малоярославцем французы были разбиты наголову, и началось паническое бегство наполеоновских войск из России.

По-видимому, летом 1813 года семья Николая Афанасье­вича возвратилась на Полотняный Завод. Вскоре Афанасий Николаевич отстранил сына от управления предприятиями. Старик привез из-за границы любовницу-француженку, и ему нужно было бесконтрольно распоряжаться деньгами. Он требовал от семьи всяческих знаков внимания к своей любовнице. Атмосфера в доме сложилась нетерпимая, и Ни­колай Афанасьевич уехал в Москву, оставив временно семью на Полотняном Заводе. Как долго оставались они там — точ­но неизвестно. Во всяком случае в начале 1814 года они бы­ли еще на Заводе — об этом свидетельствует письмо Николая Афанасьевича к отцу и жене от 20 февраля 1814 года. Инте­ресно отметить, что в этом письме он передает приветы раз­личным гувернерам и гувернанткам — англичанкам, францу­зам и немцам, которых, очевидно, Афанасий Николаевич нанял для воспитания и обучения своих внуков.

С 1814 года начали проявляться у Николая Афанасьеви­ча первые признаки душевной болезни. Трудно сказать, чем была вызвана эта болезнь; семья приписывала это его паде­нию с лошади. Возможно, какая-то предрасположенность к ней была им унаследована от матери, и толчком к ее прояв­лению послужило отстранение от управления предприятия­ми. Ряд писем Николая Афанасьевича к отцу свидетельст­вует о том, как тяжело переживал он свой уход от дел. Так, письмо от 5 мая 1817 года он заканчивает следующими словами: «Покорный ваш сын, уничтоженная тварь Николай Г-ров». Иногда он подписывается «nihil» — «уничтоженный».

Николаю Афанасьевичу было тогда всего 26 лет. Сведе­ния о его болезни противоречивы. Видимо, вначале она проявлялась в сильной депрессии, но не систематически — бывали длительные периоды, когда он был вполне здоров.

В архиве хранится большое количество писем Николая Афанасьевича. Письма эти, написанные в последние деся­тилетия его жизни к сыну Дмитрию Николаевичу, вполне разумны. Николай Афанасьевич прекрасно сознает свое по­ложение в семье, тяготится им. Наталья Ивановна фактиче­ски бросила его; в начале 30-х годов совсем переселившись в Ярополец, Николай Афанасьевич жил в Москве сначала один, а потом с сыном Сергеем. Единственным человеком, заботившимся о нем, была жена сына Дмитрия Елизавета Егоровна. Николай Афанасьевич платил ей глубокой, иск­ренней привязанностью.

Письма его свидетельствуют о его большой доброте и от­зывчивости. Не имея возможности никому помогать материально, он старается хотя бы морально поддержать и утешить своих близких в трудные минуты жизни. Несомнен­но, от него унаследовала Наталья Николаевна свою доброту и душевную щедрость.

В Москве Гончаровы жили в собственном доме на Б. Ни­китской улице (теперь ул. Герцена, 50; дом не сохранился). Большая усадьба с многочисленными флигелями и хозяйст­венными постройками занимала целый квартал между Боль­шой и Малой Никитскими и Скарятинским переулком. Ве­роятно, как тогда было принято, при доме был и сад. В ста­ром флигеле, с провалившимися полами и дымящими печа­ми, со своим слугою жил больной Николай Афанасьевич. Тень этого несчастья лежала на всем никитском доме…

Наталье Ивановне в 1814 году было всего 29 лет. На пле­чи молодой женщины легла вся тяжесть забот о больном му­же, о доме и воспитании детей. Нет сомнения, что горе на­ложило отпечаток на ее характер — она ожесточилась, а с годами опустилась, стала пить... Суровая и властная, неурав­новешенная и несдержанная — такой рисуется она по пись­мам и свидетельствам современников. Впоследствии, ища утешения в религии, Наталья Ивановна превратилась в на­стоящую ханжу, окружила себя монахинями и странницами, целые дни проводила в домашней молельне. Под старость, живя почти постоянно у себя в Яропольце, она часто ездила на богомолье в местный Волоколамский монастырь, делала туда богатые вклады «на спасение души». В этом монастыре она и похоронена.

Наталья Ивановна получала достаточные средства на содержание семьи от свекра Афанасия Николаевича: 40 тысяч в год. Таким образом, казалось бы, семья была обеспечена. Но Наталья Ивановна бережливостью не отличалась и безрассудно тратила все, что получала. У Гончаровых было семеро детей: три сына — Дмитрий (1808-1859), Иван (1810-1881) и Сергей (1815-1865) и четыре дочери — Екатерина (1809-1843), Александра (1811-1891), Наталья (1812-1863), будущая жена поэта, и Софья, родившаяся в 1818 году и вскоре умершая.

Детей Наталья Ивановна воспитывала строго. Говорят, она иногда била их по щекам. Если какую-нибудь из дочерей требовали к матери, девочка долго стояла у дверей, не реша­ясь войти... До сих пор принято было считать, что Наталья Николаевна и ее сестры получили очень скромное домаш­нее образование. Знание французского языка, танцы, музы­ка и регулярное посещение церковных служб — этим обыч­но тогда ограничивалось воспитание девушек в дворянских семьях. Однако в свете новых материалов теперь можно сказать, что образование детям Гончаровых было дано зна­чительно выше среднего.

В ЦГАДА хранится много ученических тетрадей детей Гончаровых. Просмотрев эти толстые подшивки в картон­ных переплетах, можно сделать вывод, что дети подробно изучали историю (русскую и всеобщую), географию, рус­ский язык, литературу, мифологию и т. д. Нечего и гово­рить об иностранных языках — немецкий, английский и особенно французский они знали очень хорошо.

* * *

Те краткие сведения о Гончаровых, которые мы сочли необходимым предпослать последующим главам, являются фоном; на нем как бы рисуется картина семейных отноше­ний всех действующих лиц. Нам становятся ясны условия, в которых росли и воспитывались дети Гончаровы. Дед, при­ведший к разорению семью и жестоко отнесшийся к сыну; душевнобольной отец, суровая, деспотичная мать — вот лю­ди, окружавшие сестер и братьев Гончаровых. Несомненно, тяжелое детство и юность на Никитской не могли пройти бесследно для формирования их характеров.

Время шло, и дети выросли. К началу того периода, кото­рый охватывают публикуемые письма (1832—1837 гг.), семья Гончаровых разъехалась в разные стороны. Поселилась в своем любимом поместье Ярополец Наталья Ивановна; уехала в Петербург младшая, Наталья, вышедшая замуж за Пушкина; поступили в столице на военную службу братья Иван и Сергей; окончивший Московский университет, старший сын, Дмитрий, служил в Министерстве иностран­ных дел. Сестры Екатерина и Александра были отправлены на Завод к деду. В доме на Никитской остался один Николай Афанасьевич.