Волчата

Сартинов Евгений.

Волчата

*(Эта повесть, лишь эпизод романа "Маятник Мести")

1.

Сержант Зубов приоткрыл глаза и, зевнув, глянул на часы. Это свойство просыпаться в точно намеченное время всегда поражало его сослуживцев. Вот и сейчас электронное табло высвечивало три часа тридцать минут. До смены караула оставалось еще полтора часа. В их части, как и во всей армии, не хватало солдат, и часовые стояли по три часа, а вместо положенного начальника караула - офицера на этот отдаленный склад старшими отряжали сержантов.

Зубов мог бы, как говорят, "забить" на службу и спокойно спать себе в караулке, но сознание того, что в подчинении у него полтора десятка "салабонов", придавало сержанту особую степень самоуважения. И он вопреки природной лени раза три за ночь делал обход постов, изрядно пугая дремавших новобранцев. Кроме практической пользы, Зубов получал еще большее эстетическое наслаждение, видя испуганные лица солдат. Вот и сейчас он по-кошачьи, на цыпочках подошел к двери и, потихоньку приоткрыв ее, выглянул наружу.

Увы, здесь его ожидало полнейшее разочарование. Метрах в пяти от караулки, под деревянным грибком, предохраняющим от дождя, Зубов увидел широкую спину Рафика Садыкова. Сержант называл его не иначе как "хитрый татарин". Прозвище это Садыков заработал за то, что сержант за месяц еще ни разу не смог поймать его спящим, дремлющим или хотя бы сидящим на корточках. Зубов ставил Рафика на пост рядом с караулкой намеренно, и все равно ему не удавалось застать парня врасплох.

Надев бушлат, - сентябрьские ночи уже холодили вовсю, несмотря на ласковое дневное тепло бабьего лета, - Зубов вышел на улицу, закурил и окинул придирчивым взглядом расплывшегося в улыбке Садыкова:

- Стоишь, хитрый татарин?

Рафик сверкнул белыми крупными зубами и, взяв под козырек, бодро ответил:

- Так точно, товарищ сержант.

- Ну-ну. Смотри мне, - пригрозил непонятно зачем и почему сержант, передернул плечами и, застегиваясь на ходу, скрылся за углом караулки.

Садыков переждал еще минуты две, затем глянул на часы и, улыбнувшись, отошел в сторону большого пожарного ящика с песком. Пятнадцать минут отдыха ему было гарантировано. Именно столько времени уходило на один круг вокруг склада. Прислонив автомат к ящику, Рафик уселся рядом, поводил уставшими плечами и, с наслаждением прислушиваясь, как гудят нашедшие наконец покой ноги, закурил. В этом и заключался метод "хитрого татарина".

Он уже докуривал свою "Приму", когда из окружающей его темноты раздался странный звук, словно шелест крыльев быстро летящей птицы. И пронзительная боль, резанувшая сердце, оставила ему сил только на то, чтобы коротко простонать.

Уже подходя к караулке, Зубов на несколько секунд остановился. Тишина в этих местах была удивительной. Склад химического оружия, произведенного еще до Отечественной войны, был вынесен на несколько километров от города. Сюда чаще доносилось пение петухов из ближайшей деревни, чем стук поезда или гул машины. Сержанту это напоминало родное село. Первое время Зубов еще как-то боялся охраняемой им притаившейся смерти. Да и было почему: за пятьдесят с лишним лет сгнили даже крепкие армейские ящики и кое-где проглядывали покрытые ржавчиной остроконечные чушки снарядов и кургузые бочонки авиабомб.

Но человек привыкает ко всему. И теперь на Зубове не было не только положенного по инструкции противогаза, но и оставленного в караулке автомата. Лишь болтался на поясе штык-нож, шиковатая причуда "стариков" да дембелей.

Прервав размышления, сержант завернул за угол и от удивления даже вытаращил глаза. Садыков явно спал на пожарном ящике, откинув назад голову и прислонившись спиной к стене.

- Нет, ты совсем оборзел! - рявкнул сержант.

Но "хитрый татарин", вопреки ожиданиям, остался сидеть, не вскочил, не вздрогнул, даже не пошевелился.

Не понимая в чем дело, Зубов сильно толкнул его в плечо, и тело часового расслабленным ватным мешком завалилось набок, затем перекувыркнувшись, упало на землю. Но больше склонившегося над ним сержанта поразила увиденная им наконец продолговатая ручка ножа, торчавшая в груди часового. Зубова прошиб холодный пот. Плашмя упав на землю, он лихорадочными движениями испуганной ящерицы прополз оставшиеся до двери три метра и, ввалившись в караулку, заорал что-то непотребное, всполошив отдыхающих солдат. Потом схватил свой автомат, трясущимися руками передернул затвор и, выскочив наружу, принялся отчаянно палить длинными очередями в окружающую темноту. При этом Зубов попутно разнес в щепки деревянный грибок и остановился только когда в магазине "Калашникова" иссякли патроны.

2.

Сергей Шелехов, следователь прокуратуры города Волжска, прибыл на место происшествия в половине седьмого утра. Выйдя из машины, он зябко передернул плечами и, зевнув, двинулся к небольшой кучке людей, стоящих метрах в двадцати от колючей проволоки. Шелехову недавно исполнилось двадцать шесть, но выглядел он для своего возраста достаточно солидно. Среднего роста, довольно плотного сложения, Сергей сразу вызывал симпатию благодаря спокойному и умному выражению лица, хоть оно и было круглым, курносым, с широко посаженными темно-карими глазами. Но именно глаза говорили много, если не все, о характере Шелехова. Недаром спустя всего полгода после окончания юридического его забрали в прокуратуру.

В группе офицеров Шелехов сразу узнал следователя военной прокуратуры Симонова, седого майора в легком летнем плаще. Они встречались и раньше, где-то год назад, по делу об убийстве мэра города лейтенантом местного гарнизона, поэтому официальничать не стали.

- Добрый день, Владимир Семенович, что тут у вас стряслось? - спросил Шелехов, подавая майору руку.

- Скорее доброе утро, коллега, - поправил его Симонов. - Думаю, что это дело по вашей части. Хотя, конечно, и мы, и ФСБ также будем над ним работать.

- Почему по моей? - полюбопытствовал Сергей. - Вы имеете в виду гражданскую прокуратуру?

- Да, - подтвердил майор. - Сейчас вы в этом убедитесь.

Он обернулся в сторону лесопосадки и крикнул двум экспертам, разглядывающим что-то на земле.

- Ну, что там у вас, скоро будет готово?!

- Сейчас, - донеслось в ответ.

Немного спустя тот же криминалист махнул рукой.

- Готово! Можете идти.

Оба следователя подошли и уставились на землю. На небольшом пятачке сырой земли метра два на два отпечатались следы нескольких подошв и чуть смазанный протектор велосипедных шин.

- Вот, полюбуйтесь. Видели такое? Убийца приезжает на велосипеде, и следы ног. Одни тридцать шестого размера, другие тридцать девятого. Забавно, да?

- Кроссовки?

- Да, довольно новые.

- А это что? Это... - Шелехов нагнулся пониже.

- Кровь, - подтвердил Симонов. - Сержант палил с перепугу в белый свет как в копеечку, но, похоже, все-таки попал. В одном месте, - Симонов показал рукой, - крови особенно много и обрывки материи. Скорее всего пуля достала убийцу там. А еще мы имеем странное орудие убийства. Вот, посмотрите.

Они подошли к микроавтобусу, Симонов кивнул одному из экспертов:

- Ну-ка, покажи нож.

Тот молча открыл потертый дипломат и пододвинул его поближе к свету. Сергей присвистнул. Длинное, сантиметров пятнадцать в длину лезвие ножа было заточено наподобие кинжала, обоюдоостро. Но не это удивило Шелехова. Ручка ножа. Вернее, то, что было вместо нее. Сергей нагнулся поближе, разглядывая ребристую поверхность, и сказал с удивлением:

- Это же напильник!

- Да, переточенный на наждаке плоский напильник, драчовый. Судя по тому, что ручку даже не пытались скруглить, чисто метательное оружие.

- Чушь какая-то, - крутнул головой Шелехов. - Велосипед, нож, переточенный из напильника. Все как-то... странно, несерьезно.

- Еще как серьезно. - Симонов вздохнул и вытащил сигареты. Солдат-то убит. Он, видно, решил отдохнуть, присел на ящик. Темный силуэт на белой стене. Бросок на двадцать метров, затем они вырезали два ряда колючей проволоки - кусачки мы нашли чуть подальше в кустах, подползли к телу и забрали автомат.

Рядом остановилась машина. Из нее вылез кинолог с собакой, подошел к Симонову.

- Собака отработала до центра города. Благодаря крови шла хорошо, но на улице Ленинской разлилась канализация, так что... - он развел руками, увы...

Кинолог отвел в сторону явно встревоженную запахом крови овчарку.

- Плохо, - вздохнул Шелехов. - За последнюю неделю это уже третий случай хищения оружия. Были два покушения на милиционеров. Один из них убит, другой, говорят, выживет. А вот теперь еще и автомат. Сдается мне, что скоро в городе снова начнется стрельба.

3.

Чира подогнал велосипед впритирку к крыльцу, но не смог удержать равновесие. Проклятая сумка с автоматом, болтавшаяся на шее, перевесила, и велосипед с грохотом завалился набок. Падение оказалось неудачным, Понька, и до этого едва державшийся на багажнике, вскрикнул от боли и потерял сознание. Чира же настолько выдохся за время долгой поездки, что не стал вставать, а так и лежал на бетоне, тяжело дыша и прислушиваясь к тому, как внутри здания грохочет железная лестница под ногами бегущих людей. Наконец железная дверь со скрежетом распахнулась, и на крыльцо вывалила вся толпа.

- Ты что, Чира? - встревоженно спросил Глеб, склоняясь над пареньком.

Уже чуть рассвело, но еще не настолько, чтобы можно было разглядеть все детали.

- Я ничего, - ответил Чира, облизывая пересохшие губы. - Понька ранен. Уж отъезжали, когда солдаты стрелять стали. Едва его довез.

- А автомат? Удалось?

- Вон, в сумке, - Чира кивнул на свою ношу.

Глеб Москвин, высокий, худощавый парень с узким горбоносым лицом и короткой молодежной стрижкой ежиком, подхватил сумку и показал рукой на раненого:

- Берите его на руки и несите наверх.

Двое подхватили под руки безжизненное тело Поньки, тот сразу очнулся, вскрикнул, но его уже тащили вверх по крутой железной лестнице, и он снова потерял сознание. Невысокий парень, чуть прихрамывающий на левую ногу, помог подняться Чире и, прихватив велосипед, последним вошел в здание, закрыв за собой на щеколду дверь.

Наверху Глеб первым делом осмотрел рану Поньки. Все оказалось не так страшно, как ему показалось на первый взгляд. Пуля прошла по касательной, вырвав кусок мяса на левом бедре. С виду рана казалась внушительной, но, отметив цвет крови и интенсивность ее выделения, Москвин понял, что ни артерию, ни вену шальной свинец не задел. Глеб в армии как-то с полгода подменял друга-санинструктора. Теперь этот опыт ему пригодился.

- Может, перетянуть жгутом? - спросил рослый широкоплечий парень, разглядывая через плечо Москвина окровавленную ногу парня.

- Не надо, Баллон, принеси лучше из машины аптечку, - попросил Глеб.

Пока парень ходил вниз, Понька пришел в себя, открыл глаза и застонал.

- Что, больно? - спросил Чира, встревоженно склоняясь над ним.

- Да, очень. Горит... - еле выдавил тот. Лоб его покрылся испариной.

- Набейте-ка "косячок", - велел Глеб.

Папироса с анашой помогла, но когда Глеб начал обрабатывать рану, Понька просто взвыл от боли.

- Баллон, - подумав, обратился к здоровяку Глеб, - ты говорил, что твоя сегодня на дежурстве?

- Да, в ночь, - подтвердил тот.

Его подружка Ленка работала медсестрой в больнице.

- Возьми машину, съезди к ней, попроси что-нибудь обезболивающее в ампулах. Парадантол или хотя бы но-шпу с анальгином. Шприц не забудь.

- Хорошо, - ответил Баллон и ушел.

- Его бы самого отвезти в больницу, - предложил Маркел, высокий парень со смуглым красивым лицом, с беспокойством наблюдавший за процедурой перевязки.

- Точно. Может, отвезем? - поддержал его Чира. Он сидел у изголовья, вытирая со лба раненого полотенцем пот. Его беспокойство объяснялось просто: Понька приходился ему родным братом.

- С ума, что ли, сошли?! - огрызнулся Глеб. - Куда его везти? Стреляная рана бедра! Это лучше сразу в ментовку. Да и рана не очень опасна, вот только крови он много потерял. Но это ничего. Сейчас Баллон привезет что-нибудь, болевой шок собьем, и все будет в порядке.

- В ментовку сразу его не повезут, - возразил Маркел. - А чуть рана подживет, мы его из больницы выкрадем.

- Дурак! - снова окрысился Глеб. - Все знают, что вы одна кодла, сразу повяжут.

Действительно, парни в этой комнате, кроме Баллона и Глеба, последние два года были неразлучны. Все семеро учились в школе-интернате на самой окраине города. И этим летом, после завершения учебы, были выпущены, вернее, выброшены в большую жизнь. У всех у них где-то были родители или другие родственники, но так случилось, что вскоре судьба снова свела их вместе, словно помогая облегчить участь бродяжек.

Летяга и Зубатик даже не стали искать своих родителей. Ни тот ни другой не видели их два года, не знали, где они живут и живы ли. Зато они знали, что совсем не нужны этим спившимся людям, непонятно зачем произведшим их на свет Божий.

Маркел две недели промучился в одной комнате с матерью и очередным ее сожителем. Потом ему надоели их вечные пьянки и придирки нового отчима. Он набил ему морду и ушел под проклятия родной матери.

Суслик, сивый парнишка, с повадками и ростом двенадцатилетнего пацана, только навестил свою многочисленную семью. Убедившись, что ему в родной деревне уготована роль вечной няньки и кормилицы восьмерых братьев и сестер, он на второй же день сбежал от этого выводка вечно голодной нищеты.

Два брата, провернувшие дело с автоматом, - Чира и Понька попытались найти отца, жившего в областном центре. Но по адресу, указанному в последнем письме, оказались совсем другие люди, даже не слыхавшие про Василия Мельникова. С неделю ребята болтались по городу в тщетных поисках отца, не зная, что он давно уже мертв. Его квартира приглянулась местным бандитам, и они устроили аферу якобы с переездом на другое место, а на самом деле в никуда.

Трагичней всего складывалась судьба у Мони, невысокого черноглазого еврейчика. Его родители два года назад переезжали из Узбекистана в Россию. Неподалеку от Волжска "бригада" рэкетиров Кулика остановила "волгу" Михаила Рубина. Поняв по набитому салону и прицепу, что люди едут в Россию насовсем, а значит, могут везти большие деньги, Кулик не ограничился обычной данью, собираемой с таких вот беззащитных путников, а убил и отца, и мать. Стрелял и в Моню, но тот каким-то чудом выжил. Его хотели отдать в детдом, но в Волжске, по счастью, жил дед, старый, но еще крепкий ветеран, прошедший войну сапером. Единственный из всех своих друзей, Моня хорошо учился и после окончания интерната поселился у деда, готовился поступать в институт. Но через две недели сосед по бараку, где они жили, уснул в подпитии с непотушенной сигаретой. Дом сгорел дотла, так что вернувшийся с речки Моня застал только пепелище. Деда его нашли метрах в двух от выхода, опознали по орденам на груди. Старый сапер чуть-чуть не добрался до двери, задохнулся в дыму. Похоронив деда, Моня остался совсем один, без крыши над головой, без документов и невольно присоединился к остальным, уже познавшим горький вкус бродяжничества.

День парни проводили на рынке, подрабатывая на разгрузке машин (не упуская при этом возможности стащить что-либо), но чаще просто сидя в сторонке и наблюдая за этим человеческим столпотворением над морем шмоток и жратвы.

Рынок Волжска не походил на обычные городские базары. Город лежал на пересечении железных дорог, был крупной узловой станцией. Усилиями господина мэра два недостроенных цеха бетонного завода по другую сторону железнодорожного вокзала превратили в вещевой рынок. Первыми его возможности оценили челноки, доставлявшие свой товар с юга и запада в столицу. Теперь их в Волжске ждали перекупщики с Урала и Сибири. И те и другие выигрывали больше суток во времени и соответственно в деньгах. Чуть позже челноков изрядно потеснили солидные оптовые фирмы. Один из цехов совсем отошел в их владения. Товарно-продуктовое изобилие так и выплескивалось наружу - вот и гудел рынок Волжска звонкими голосами, зазывал гомоном толпы, пестрым разнообразием шмоток, манил аппетитностью и многообразием жратвы и выпивки.

Именно там, на рынке, пацанов и приметил Глеб Москвин. Он был гораздо старше этих парней, уже отслужил в армии. Отец его работал небольшим начальником в газовом хозяйстве города, мать трудилась на заводе технологом. Жили всегда неплохо. До армии Глеб рос как все, учился средне, увлекался рок-музыкой, рисовал в собственном подъезде на стенах "Виктор Цой жив", даже стучал в школьном ансамбле на барабане. Еще он мечтал о собственной машине, не упускал случая, чтобы прокатиться на папиных "жигулях". К его приходу из армии отец, поднатужившись, купил красную "восьмерку". И мать, и отец ожидали от сына бури восторгов, но он воспринял подарок как должное. Слава Богу, что они не заметили, что он как-то даже поморщился, хотя поблагодарил отца и мать очень искренно, больше того, поцеловал свою прародительницу, первый раз в жизни. Его досада относилась как раз не к предкам. Просто Глеб служил в Москве, и столица с ее яркой и помпезной жизнью словно отравила провинциального парня. После сверкающих "ауди" и "линкольнов" "восьмерка" казалась довольно убогой.

Москва манила Глеба к себе, но он понимал, что без денег он никто. А еще ведь были и другие города: Нью-Йорк, Лос-Анжелес, Сан-Франциско... И он начал искать способ заработать. Перебрав сотни вариантов, решил заниматься самым надежным бизнесом - покупкой и продажей, тем, что раньше называли спекуляцией, а теперь - коммерцией. Дело пошло неплохо. Еще тряхнув кошелек отца, Глеб купил прицеп и стал мотаться в соседнюю область, закупая там дешевые конфеты и другие продукты и продавая их в Волжске оптом, не связываясь с торговлей в розницу. Плохо было только то, что состояние его росло не так быстро, как ему хотелось. А со временем возникли новые трудности.

Через пару месяцев после начала бизнеса к нему подошли трое парней и с усмешкой заявили, что давно наблюдают за его деятельностью и вполне ее одобряют. Отпираться было бесполезно, они "зацепили" его как раз в тот момент, когда он таскал коробки из машины на квартиру одной из продавщиц.

- Хваткий ты парень, шустро крутишься, - продолжал расхваливать его один из трех "быков". - Мы тебе дали развернуться, ну теперь, брат, делись. Сам бог велел.

- Сколько? - спросил Глеб онемевшими губами. Сумма, названная качками, не была очень уж большой, но сама мысль о том, что придется с кем-то делиться своими кровными, приводила Москвина в бешенство. Заплатить ему все же пришлось и тогда, и в последующие месяцы. За спиной этих парней стояла слишком большая сила, подмявшая под себя весь город, - организация Нечая.

А еще через полгода его машину на трассе тормознула "бригада" того самого Кулика. Глеб сразу захорохорился, и его для острастки здорово избили, а в наказание сожгли прицеп с конфетами.

И вот тогда Москвин понял, что большие деньги он сможет заработать только криминальным путем.

4.

Баллон обернулся быстро, Глеб только-только закончил перевязку.

- Ну, что дали? - спросил Москвин, увидев в руках друга две ампулы.

- Онопонт, - ответил тот, отдавая наркотик.

Глеб поднял брови, присвистнул, что-то соображая.

- Что, не то? - спросил Маркел.

- Да нет, пойдет, - Глеб взглянул на искаженное мукой лицо Поньки. Чира по-прежнему не отходил от брата, вытирая пот с его лба и поминутно спрашивая, как тот себя чувствует.

Прикинув на глаз, Глеб вколол раненому пол-ампулы, и тот сразу успокоился и затих. Наркотик был самым сильным из серии обезболивающих средств, но выбирать не приходилось.

- Придется его долго колоть, очень болезненная рана, - вздохнул Глеб.

- Да ты что, - возмутился Баллон. - Ленка и так еле выпросила у дежурной медсестры. Знаешь, сколько я отвалил за эти две ампулы?

Цифра, названная им, была столь солидной, что Москвин обескураженно крутанул головой, но потом махнул рукой:

- Ладно, что-нибудь придумаем.

Отойдя от постели больного, он склонился над сумкой, привезенной Чирой, и, расстегнув молнию, вытащил оттуда автомат. Все тут же сгрудились вокруг, норовя потрогать оружие. Военное дело в школах давно отменили, и никто из интернатовцев даже близко не видел самый обычный "калашников".

- А, салабоны, - рассмеялся Глеб, - мне эта "клаша" за два года знаете как надоела?!

Отстегнув магазин, он выпотрошил из него все патроны и отошел в сторонку. Сев на кровать, Москвин с усмешкой наблюдал за толчеей вокруг оружия. Все шло как надо. К толпе присоединился даже Чира, убедившийся, что брат успокоился и уснул. Но особенно неистовствовал Суслик, парнишка с белесыми волосами, больше похожими на пух.

По мнению Глеба, это была наиболее интересная для него личность среди интернатовцев. Несмотря на то, что он был ровесником всех остальных, Суслик по росту и комплекции больше походил на пятиклассника. Больше всего на свете он любил мятные жвачки. Добывал он их своеобразно. Подойдя к лотку, протягивал мятую бумажку и своим высоким мальчишеским дискантом говорил:

- Мне жвачку, одну.

Продавец отвлекался, а Суслик в это время другой рукой загребал из коробки целую горсть, чтобы секундой позже чинно взять еще одну штуку.

Именно его первым приметил Глеб. Он проезжал по дороге вдоль рынка и увидел, как толпа гонит перед собой невысокого пацана, бегущего с большой сумкой на плече. Поняв, что с ношей не скрыться, Суслик бросил свою поклажу и на ходу вскочил в кузов порожнего грузовика, чуть притормозившего перед очередной выбоиной на асфальте. Глеба поразила не только ловкость, с какой пацан проделал это, но и то, что, оказавшись в безопасности, Суслик выпрямился во весь свой небольшой рост и показал характерный жест рукой, у всех народов мира означающий только одно: хрен вам!

Через пару дней он заметил Суслика, сидящего на шпалах, недалеко от железнодорожной станции в окружении нескольких парней. Все они, несмотря на разницу в росте и комплекции, чем-то неуловимо походили друг на друга. Если бы Глеб разобрался до конца в том, что их роднит, то понял: это голодный блеск в глазах.

Уже вечером, катаясь со знакомой девчонкой по пригородному шоссе, Москвин увидел всех семерых, не спеша направляющихся к дачному массиву. Время шло к закату, и дачники спешили на автобус, покидая свою добровольную каторгу. Повинуясь какой-то интуиции, Глеб свернул к обочине и, не обращая внимания на недоуменные вопросы девицы, стал наблюдать за действиями парней. А они между тем свернули было в один из дачных проулков, но дорогу им преградил рослый могучий старик с палкой в одной руке и корзиной яблок в другой. Даже на свой летний кремовый пиджак он не поленился прицепить орденскую планку в три ряда.

- Вы опять пришли! - закричал дед, да так, что изо рта его брызнула слюна. - Я сейчас милицию вызову, воришки несчастные!

- Да ничего мы у вас не воруем, - нехотя отозвался самый высокий из парней, пытаясь обойти упрямого старика. Но тот перегородил ему дорогу своей клюшкой и продолжал свое:

- Знаем мы, как не воруете! У Козловых на сорок шестом участке всю редиску повыдергали, так мало того, еще и соседние грядки потоптали! Сдам сейчас тебя в милицию, и пусть там с тобой разбираются!

Он поставил на землю свою корзинку и попробовал ухватить парня за воротник, но тот вывернулся и ударил старика по протянутой руке. Дачник совсем рассвирепел, замахнулся на пацана палкой, но тот перехватил его руку, а самый маленький из компании - "крестник" Глеба - подкатился под ноги старика, и через секунду после толчка дед всей своей массой обрушился на землю. Глеб видел, как он пытался приподняться с земли, побагровевшее лицо старика особенно контрастно смотрелось с его белоснежной шевелюрой, но тут же оно скрылось под ударами ног сгрудившихся вокруг парней. Несколько минут шестеро из них яростно пинали лежащего человека, не обращая никакого внимания на крики стоящих на автобусной остановке женщин. Лишь когда человек пять ветеранов, вооружившихся палками, кинулись на выручку собрату, седьмой из парней, невысокий черноглазый парнишка, стоявший в стороне, крикнул:

- Атас, бежим!

И первый припустил с места. Последним поле битвы оставил тот самый малыш, до конца азартно пинавший ветерана.

Развернув машину, Глеб быстро доставил подругу до ближайшей остановки городского автобуса и, высадив обиженную девушку, вернулся к дачам. Как раз в это время старика с окровавленным лицом, державшегося рукой за сердце, усаживали в старенький "москвич". Костюм на ветеране из кремового превратился в серый. Рядом два милиционера из стоящей на обочине патрульной машины терпеливо выслушивали взволнованно жестикулирующих женщин.

Прибавив скорости, Глеб вскоре догнал идущую вдоль шоссе "великолепную семерку". Коротко просигналив, он остановил машину и взмахом руки подозвал к себе высокого парня, первым начавшего драку со стариком. Тот настороженно оглянулся по сторонам, чуть помедлил, но потом подошел, исподлобья поглядывая на Глеба.

- Там менты сейчас разбираются с дедом, так что скройтесь с глаз. Вам что, ночевать негде?

Маркел, а это был он, только кивнул в ответ головой.

- Вот там за дачами, - Глеб показал рукой направление, - на пустыре стоит большой дом. Идите туда, я через полчаса подъеду.

Здание, куда отправил Москвин интернатовцев, в свое время построили при сооружении самого мощного в стране газопровода. Там размещалась какая-то контора, а внизу ремонтная база. Потом ее передали газовому хозяйству города, но все же она была слишком далеко от города, и здание забросили. Года три в нем обитал кооператив по производству мебели, но потом и он благополучно разорился. Ключ от здания хранился у отца Глеба, и Москвин уже не раз использовал здание под склад объемной продукции. Вот и сейчас он поехал к отцу, попросил ключ и через полчаса был на месте.

Уже стемнело, рядом с домом никого не было. Глеб подумал было, что парни не поверили ему и не пришли, но тут зашелестели раздвигаемые кусты, и пацаны по одному начали подходить к крыльцу.

"Какие они все худые", - подумал Глеб, а вслух сказал:

- Пошли, парни, эта халупа все равно стоит пустая.

Поднявшись на крыльцо, он всунул реечный ключ в скважину и со скрежетом отворил покрашенную черной краской большую железную дверь. Сразу у входа он нашарил выключатель. Слабенькая лампочка высветила захламленное помещение со старыми, полуразобранными станками, какими-то ящиками в углу, толстым слоем пыли на бетонном полу. Запах пыли и затхлости, типичный для подобного рода помещений, особенно не понравился чистоплотному Летяге, но Глеб уже уверенно вел их наверх по крутой железной лестнице, звучно гремевшей под ногами.

Второй этаж представлял из себя одну большую комнату, метров десять в длину и пять в ширину, в которой кооператоры сломали в свое время все перегородки. Здесь было почище. Деревянный пол застелен потрескавшимся линолеумом, стены и потолок побелены известью. Из мебели присутствовали только старый диван да расшатанный стол с двумя скамейками по бокам. Окна были забиты снаружи листами железа, так кооператоры боролись с народным русским промыслом - воровством. Комната освещалась двумя лампочками, каждая ватт по шестьдесят, придававшими лицам прибывших новых хозяев желтушно-желтоватый оттенок.

- Вот, можете разместиться здесь, - заявил Глеб, по-хозяйски устраиваясь на низком столе, жалобно заскрипевшем под тяжестью тела. Сегодня перекантуйтесь, а завтра придумаем что-нибудь с лежанками.

- И чем мы за все это будем платить? - спросил высокий парень.

Чувствовалось, что он у ребят за главного.

"А он не дурак, сразу ухватил суть", - подумал Глеб и ответил:

- Мне нужны работники, о том, что нужно делать, поговорим завтра, хорошо?

- Ну ладно, завтра так завтра, - согласился Маркел.

На прощание Глеб проинструктировал новых знакомых о правилах противопожарной безопасности, посоветовал посылать подальше всех, кто будет интересоваться, на каком основании они тут живут, и, забрав ключ, ушел.

- Он ментов не вызовет? - с въевшейся в кровь еврейской обстоятельностью спросил Моня, вслушиваясь в звук отъезжающей машины.

- На фиг это ему нужно. Интересно другое: зачем все же он нас сюда пристроил? - заметил Маркел, обходя комнату и пиная попадающееся под ноги тряпье.

- Да ладно вам! - заявил Суслик, заваливаясь на единственную в здании лежанку и блаженно вытягивая на диване уставшие ноги. - Главное - крыша над головой и комаров нет. Сейчас бы еще пожевать чего. Моня, в загашнике у нас что-нибудь есть?

- Булка хлеба, - ответил тот, пристраиваясь за столом и заглядывая в потертый пакет.

- Всухомятку? - скривился Зубатик. Коленкой поддав в бок, он пододвинул недовольного Суслика к стенке и завалился рядом. Этот рыжеватый парень с остроносой крысиной мордочкой получил свою кличку за крупные желтоватые зубы, торчавшие вперед и постоянно выглядывающие изо рта. Губы почти не прикрывали их, как у кролика.

- Ну почему, огурцы есть, яблоки, лук, - отчитывался уже жующий что-то Моня. По пути они все же проверили несколько дач по поводу нынешнего урожая.

Между тем снизу что-то громко загудело и вскоре пришел довольный Понька с наполненной трехлитровой банкой.

- Внизу в туалете даже вода есть, раковина. Вода хоть и слабо, но течет.

- Ништяк, это просто дворец, - за всех выразил свое мнение Суслик.

Только Маркела все еще тревожил вопрос, что же нужно от них парню.

- Ладно, посмотрим, - наконец вздохнул он. - Только, как говорила наша химичка, помните: "Бесплатно не дадут даже бублик, только дырку от него". Доставай харчи, Моня.

5.

Ответ на свой вопрос Маркел получил не скоро. За первые три дня Глеб использовал ребят только раз на разгрузке рефрижератора с арбузами. Перепало им хорошо, парни впервые за многие дни наелись от пуза. Но деньги скоро как-то незаметно кончились. К этому времени интернатовцы немного благоустроились. Обшарив все окрестные дачи, они стащили в дом лежбища, каждый по своему вкусу. Насмешил всех Суслик, облюбовавший какое-то уж совсем доисторическое чудовище, на котором он мог бы спать и поперек. Машинально все расставили кровати так же, как в свое время спали в интернате. В самом углу Моня, рядом Суслик и вечно его подкалывающий друг-враг Зубатик, потом братья Мельниковы, Летяга и с краю Маркел. Кто-то притащил еще тумбочку, Зубатик свистнул где-то уже в поселке электроплитку, натащил кучу посуды.

Моня, единственный из всех, имел представление о технологии приготовления пищи. Чаще это был вареный молодой картофель, иногда для разнообразия его жарили. Притащили с дач и три старых венских стула. Вечерами за столом все семеро весело и с азартом играли навылет в карты, проигравшие получали по носу.

На четвертый день вечером в контору пожаловал Глеб и не один. Рядом с его "восьмеркой" остановился бортовой "зилок", и из кабины вылезли два человека. В чем-то они были антиподами. Рослый, широкоплечий водитель, кареглазый и темноволосый, с внушительной квадратной челюстью, смотрелся контрастно по сравнению с худощавым, стройным блондином, к тому же голубоглазым, с утонченно-выразительным лицом. Нежная кожа чуть тронутых загаром щек блондина еще не знала лезвия бритвы, хотя все трое прибывших были ровесниками.

- Это мои друзья. Дема, - Глеб кивнул на блондина, - и Баллон.

Все расселись по койкам, Глеб по привычке взгромоздился на стол и начал свою речь:

- Есть дело. Рискованное, но стоящее. Если выгорит, бабок огребем чемодан. Нет - в тюрьму сядем.

Обсуждение было недолгим. Вся десятка давно уже созрела для преступления, даже осторожного Маркела интересовало только одно: пойдут ли на дело их новые друзья. Весь дальнейший разговор свелся к распределению ролей и подробнейшему инструктажу.

Буквально за два дня до этого в Волжске начал работать контейнерный терминал. На громадной асфальтированной площади должны были разместиться сотни стандартных железнодорожных контейнеров, ожидающих попутного порожняка. Работа терминала строилась с учетом последних достижений прогресса: все контейнеры вносились в память компьютера и размещались по закодированным квадратам разметки, нанесенной краской на асфальт. Развозили их два погрузчика, нелепые машины, таскавшие контейнеры у себя под брюхом. Контейнеров пока было немного, штук тридцать, и располагались они у дальней от входа стороны терминала, рядом с забором из сетки рабицы.

На этом и решил сыграть Глеб. В третьем часу ночи, когда охрана совершила очередной обход и удалилась к себе в вагончик, около забора появились он, Маркел и Понька. Пока они, быстро работая кусачками, вырезали один из пролетов, Дема перепрыгнул забор и затаился в тени крайних контейнеров, напряженно вглядываясь в освещенные окна вагончика охраны. До него было метров триста, не меньше. Именно с него в сторону контейнеров светил мощный прожектор.

Когда вырезанную сетку оттащили в сторону, из темноты появились Зубатик и Чира с переносным бензорезом. Сдвинув на глаза черные очки, Глеб зажег горелку и за десять минут вскрыл торцовую сторону одного из контейнеров. Прорезав с трех сторон большой прямоугольник, он схватился за верхний край, стараясь отогнуть его наружу. Ему на помощь кинулись Маркел и Понька, но Маркел тут же отскочил назад и, зашипев от боли, присел на землю. В спешке он забыл надеть брезентовые рукавицы и здорово подпалил правую ладонь. Но и без его помощи Понька с Москвиным отогнули железо, и Глеб первым проник в контейнер с фонариком.

- Везет нам, орлы, видеомагнитофоны! - сообщил он, появляясь с коробкой в руках.

Выйдя за забор, Глеб просигналил фонариком вдоль забора, и тут же где-то вдалеке негромко заурчал и смолк мотор грузовика. Прошло секунд тридцать, и из темноты бесшумно появилась темная громада машины. Дорога в этом месте шла под уклон, и Баллон воспользовался этим, пустив машину накатом. Из кузова выпрыгнули остальные - Суслик, Моня и Летяга. Выстроившись цепочкой, все начали передавать коробки с электроникой из контейнера в кузов. Один лишь Дема по-прежнему вглядывался до рези в глазах в сторону вагончика сторожей да Баллон замер за рулем, готовый в любую секунду завести машину и рвануть ее с места.

Через полчаса содержимое контейнера перекочевало в кузов. Баллон отжал ручной тормоз, но "зилок" стоял. Тогда он высунулся из кабины и попросил шепотом:

- Ну-ка, толкните меня.

Пацаны толпой навалились на грузовик, и, дрогнув, он покатился вниз под горку.

Груз они складировали там же в "конторе". Через неделю Глеб, заранее договорившись, загнал товар в соседней области за две трети цены. Интернатовцам он оставил один из видиков, купил телевизор и подарил кучу кассет с импортными боевиками. Теперь вечерами в "конторе" стало гораздо веселей.

6.

По случаю удачного окончания дела Глеб организовал небольшой пикничок. Он навез в "контору" жратвы и водки, но настоящего праздника для души не получилось. Интернатовцы спьянели просто стремительно. В их скудный прежний рацион водка не входила, а то, что порой перепадало, не шло ни в какое сравнение с тем количеством спиртного, что притащил Глеб.

Через полчаса за столом остались сидеть одни городские. Первым отключился, конечно, Суслик. Дольше всех держался Понька, он и комплекцией был покрупнее, и возрастом старше. Но в конце концов свалился и он. Пацаны разбрелись кто куда. Снизу, из туалета, доносились тошнотворные звуки рыганий. Суслик и его вечный враг Зубатик лежали поперек королевского ложа. Маркел, почему-то по пояс голый, спал на панцирной сетке, сбросив предварительно старый матрац Мони. Чира же пристроился прямо на полу. И шарашившийся по комнате с бессмысленными глазами Понька каждый раз спотыкался или наступал на ноги брата.

- Да, слабаки, - сказал Баллон, закуривая очередную сигарету и с усмешкой рассматривая "поле битвы". - А ты еще хочешь сделать из них суперменов.

- Ничего, - отозвался Глеб, наливая очередные сто граммов всем троим. - На курок нажать у них сил хватит.

Идею создать собственную банду убийц Москвин вынашивал давно, с тех пор как убедился, что торговлей разбогатеть можно, но очень не скоро. Тогда он начал подумывать о том, как бы тряхнуть более удачливых бизнесменов. Тем более что их в городе хватало.

Как-то на глаза Глебу попал список зарегистрированных в Волжске фирм, и он поразился их количеству. Потом произвел операцию умножения на первую пришедшую в голову достойную, в его понимании, цифру, и сумма получилась настолько солидной, что Москвин уже не оставлял эту идею, вынашивая ее и взращивая, как ребенка беременная женщина.

Но вся трудность была в том, что в Волжске уже год властвовала мощная криминальная структура во главе с Геннадием Нечаевым. Обладая незаурядным криминальным мышлением, этот местный Аль-Капоне прошлым летом совершил в городе тихий переворот. Все началось с того, что молодой заместитель мэра города Виктор Спирин попросил его устранить своего шефа, законно избранного главу администрации Гринева. Очень ловко провернув эту операцию, Нечай заручился поддержкой новых властей. А потом случилось так, что все местные авторитеты, люди старого закала, быстро отправились к праотцам, а на главные роли вышли люди нового поколения и новой формации. Мало кто из этих молодых, крепких ребят знал вкус тюремной баланды. Узость мышления и интеллекта компенсировалась силой и врожденной свирепостью. Практически это были идеальные машины для убийства. Убивая, они не только не испытывали волнения или угрызений совести, но порой и не переставали жевать свою жвачку.

Именно такие люди, чтобы победить их, нужны были и Глебу. Относительно Баллона и Демы он не сомневался. Все их разговоры по вечерам в комнате Глеба под звуки любимого хард-рока сводились к одному: как провернуть дело, урвать куш побольше и рвануть куда-нибудь в загранку, поближе к югу. Постепенно они поняли, что даже втроем ничего не смогут сделать. Глеб попробовал прощупать знакомых и приятелей по двору и району, но испытал только чувство разочарования. Все помыслы этих двадцатидвухлетних детин не шли дальше бутылки, укола и своего убогого двора. И только в случайно встретившихся ему семерых пацанах с голодным блеском в глазах Глеб почувствовал потенциальную силу убийц. Они еще были глиной, из них можно было лепить все что угодно. Для этого не надо было тратить много времени и труда. Просто приучить к мысли, что пришла пора убивать, и дать привыкнуть к сытой жизни, чтобы они почувствовали разницу и начали бояться голода.

Идеологию Глеб прививал просто: принес свои запасы видеокассет. Подборка жестких импортных боевиков убеждала в мысли о том, что сила в руках у человека с оружием. Вооружен - значит, прав, силен и богат. На словах он пока даже не заикался об этом, парни должны были созреть сами.

Через два дня после "банкета" они вскрыли еще один контейнер, только теперь уже в одном из тупиков железнодорожной станции. На этот раз грабители обогатились целой машиной кураги, которую Глеб все так же загнал "нелюбопытному" армянину. Получив деньги, пацаны приоделись и уже внешне ничем не отличались от современной джинсовой молодежи.

Но третья операция того же рода, что и две прежних, едва не закончилась полной катастрофой.

Все шло как обычно. Был выбран участок станции в другой стороне, недалеко от того терминала, что они "бомбили" в первый раз. Нашли отцепленный состав, стоявший на втором пути. Он должен был прикрыть их от глаз охранников с терминала, хотя и создавал трудности при транспортировке груза на машину. Глеб быстро вскрыл контейнер, но уже при этом внутри его что-то начало гореть. К концу работы огонь полыхал вовсю, при этом как-то странно и знакомо пофыркивая. Но лишь отогнув железо, Москвин понял, в чем дело. Контейнер оказался гружен под самую завязку ящиками спичек. Не успел он выругаться, как сверху раздался приглушенный голос Демы:

- Атас, менты!

Приглушенный шум двигателя грузовика привлек внимание, а отблески пламени всполошили охранников окончательно.

- Рассыпались в разные стороны, - скомандовал Глеб.

Парни муравьями сыпанули кто куда, лишь хитрый Дема остался лежать на вагоне, зная, что все остальные поневоле отвлекут внимание на себя.

Вместе с Глебом в кузов "зилка" прыгнули Моня, Понька и Чира. Баллон выжал сцепление, все глядели назад, там стремительно приближались подрагивающие огни фар. Баллон крутанул руль в противоположную сторону, но и оттуда навстречу уже неслась машина охраны с терминала.

"Зажали!" - мелькнуло в голове у Глеба, но Баллон рванул как раз в разрез между погоней в чистое поле, благо дальше шли одни заливные луга. Он выжимал из машины все, что можно. Парней в кузове бросало как щебенку в бетономешалке. Чира почти вылетел, но брат в последнее мгновение одной рукой поймал его за ноги и удержал на борту, а затем и затащил обратно в кузов. Все четверо пытались держаться за борта, но толчки были настолько сильны, что их отрывало и бросало друг на друга. А тут еще какая-то железяка больно ударила Глеба по ноге и запрыгала дальше, с грохотом стукаясь об обитый железом пол кузова.

"Она поубивает нас всех!" - подумал Глеб, потирая ногу и одновременно пытаясь удержать равновесие и определить в темноте, где носится эта шальная железка. Но тут он оглянулся назад и сразу забыл про нее. Милицейский "уазик" и "жигули" отстали, но совсем близко подобрался БМВ охранников с терминала. За прошлую кражу именно эту пару здорово вздрючили, и оба парня горели жаждой мщения.

- Стреляй! - крикнул водитель БМВ, отчаянно работая рулем и стараясь миновать более или менее видимые в свете фар кочки и редкие кусты.

- Трясет! - крикнул в ответ его напарник, но все-таки вытащил пистолет. Он не был уверен, что попадет не только в водителя, но и в машину, однако высунул правую руку и открыл огонь. Две пули ушли в "молоко", еще одна засела в кузове. После этого стрелок замолчал, расстояние все сокращалось, и он решил выждать до верного, не тратить зря патроны.

Но тут и Глеб выхватил пистолет. По сравнению с пушкой охранника это было совсем смешное оружие, самоделка под малокалиберный патрон. Он и выстрелил всего два раза - патрон перекосило. Но одна из пуль попала в лобовое стекло, покрыв его сетью трещин и противно свистнув над ухом шофера. Выругавшись, тот машинально крутанул руль вправо. Баллон, как раз глянувший в боковое зеркало, увидел, как слепящие огни фар скрылись за кузовом, и среагировал мгновенно. Что-то яростно зарычав, он отпустил педаль газа и, врубив нейтралку, нажал на тормоз. Шофер БМВ даже не успел понять, почему зеленый кузов с тщательно замазанным солидолом номером так стремительно рванулся ему навстречу, со скрежетом сминая легкие стойки салона и смешивая железо, стекло и человеческое мясо в одно жуткое месиво.

От резкого торможения все в кузове полетели вперед, кто-то - Глеб не разобрал в темноте, кто именно - взвыл от боли, но Баллон уже включил первую скорость, двигатель взревел, машина вся затряслась, послышался скрежет, грузовик пошел боком. Казалось, что покореженная легковушка не даст "зилку" вырваться из своих объятий, но Баллон все жал на газ, насилуя перегревший двигатель, и все-таки смог вырвать свой грузовик. Машины расцепились, и от нового толчка все в кузове снова покатились, на этот раз назад.

За несколько секунд вынужденной остановки к ним успели приблизиться обе милицейские машины. Они попытались обойти грузовик с обеих сторон, и вскоре Глеб и все остальные опять услышали выстрелы. Одна из пуль разбила зеркало заднего вида, другая разнесла правое боковое стекло.

"Все! - мелькнуло в голове у Глеба. - Сейчас или Баллона пристрелят, или скаты пробьют".

Уцепившись за борт, он выпрямился во весь рост и, оглядываясь по сторонам, стал ждать, с какой стороны последуют роковые выстрелы. Выстроившись треугольником, все три машины с ревом неслись по залитой лунным светом равнине. Глеб, сверху, первый заметил блеснувшую впереди полоску воды. Это был ручей, неглубокий, шириной метров десять. Баллон, ни секунды не задумываясь, направил машину в воду. Она доходила до подножек, но "зилок", поднимая волну как настоящий корабль, упрямо продвигался вперед.

Уже когда передние колеса оказались на берегу, задние начали пробуксовывать, но Баллон, зверея от напряжения, обливаясь потом, мотнул головой и со стоном, будто на собственных плечах, все-таки выволок машину на крутой откос.

А сзади творилось вот что. "Жигуленок", резко затормозив и развернувшись боком, встал на самом берегу. "Уазик" же, чуть притормозив, осторожно двинулся в ручей. Водитель вездехода делал все правильно, кроме одного. Ему надо было ехать след в след за грузовиком, а он поперся напрямую там, где выскочил, к ручью, метрах в десяти левее. На самой середине ручья "уазик" сунулся носом в невидимую под водой яму и, погрузившись передком по самую крышу, заглох.

Трясясь в кузове удаляющейся от ручья машины, Глеб, да и все остальные, еще не могли поверить в то, что они все-таки ушли.

Кружным путем уже к утру они вернулись в город, загнав "зилок" в сарай рядом с конторой. Два дня Баллон и Дема неустанно ремонтировали машину: выправили погнутую раму, заменили сломанную доску заднего борта, перекрасили его и зашпаклевали дырки от пуль. Но самое главное - они сменили на грузовике всю резину. Глеб же, превозмогая боль в ушибленной ноге, сгонял в соседнюю область к своему скупщику краденого и выправил документы, подтверждающие, что в нужный день грузовик Баллона колесил за триста километров от родного города. К вечеру третьего дня Баллон вернулся домой, и хотя на следующий день милиция осматривала его машину, но ни к чему придраться не смогла.

Глеб прихрамывал еще недели две, в синяках оказались и оба брата. Но больше всего пострадал "счастливчик" Моня. Старый, отработавший свое цилиндр от камазовского двигателя, непонятно как оказавшийся в кузове, оставил на его груди здоровенный кровоподтек, настолько болезненный, что парень несколько дней пролежал пластом, вдыхая воздух со стонами. Но ел он впрочем, исправно, и с видимым удовольствием.

7.

Теперь в "конторе" наступили скучные времена. Первым делом Глеб урезал ребятам расходы на жратву. Интернатовцам снова пришлось вспомнить вкус свежевыкопанного молодого картофеля. По вечерам они, как в недавнем прошлом, совершали набеги на ближайшие дачи, запасаясь овощами и фруктами. Днем парни нежились на солнышке или играли в карты. Позже смотрели телевизор или по видику все те же бесконечные боевики, что не уставал им подбрасывать Москвин. Когда же особенно допекала жара, они ходили купаться. До речки было далеко, по прямой больше часа пешкодралом, но ласковая прохлада речной волны искупала все неудобства этого утомительного путешествия. Постепенно эти походы стали ежедневными, тем более что Глеб теперь не показывался у них по нескольку дней, а если и приезжал, то ненадолго и без каких-либо радостных новостей.

Однажды они особенно долго задержались на речке и возвращались уже в темноте, решив пройти через город. И не заметили, как забрели на городскую дискотеку. Парк с гремевшей на всю округу музыкой поманил их, как бабочек ночью подманивает яркий свет. Минут десять интернатовцы рассматривали городские "скачки" со стороны, а потом, заплатив немудреные деньги на входе, проникли за решетку, отделяющую тридцатиметровый круглый пятачок бетона и находившихся внутри людей от всего остального, безбилетного люда.

С небольшой сцены и с квадратных объемных колонок по разным сторонам танцплощадки неслась бодрая попсовая музыка, прерываемая народными речевками поддатого диджея.

- Опа, опа, зеленая ограда! - как раз орал он в микрофон. - Девки что?

Толпа с хором проскандировала матерщинный припев, а диджей дополнил его, брызгая слюной:

- ...так ему и надо!..

Пару минут все семеро оглядывались по сторонам, потом Маркел спросил:

- Ну что, потопчемся?

И, встав в кружок, друзья стали изображать подобие танца. Интернатовские дискотеки, устраиваемые в виде поощрения по большим праздникам, мало походили на эту разряженную и явно рисующуюся друг перед другом толпу. Там все знали друг друга и, не стесняясь, отрывались от души. Здесь же девицы были одеты во что-то сверхмодное, чудеса косметики превратили их всех в суперкрасавиц, а их откровенно оценивающие взгляды сковывали даже обычно невозмутимого Поньку. Но внимание красоток мало привлекал курносый Понька, а тем более Суслик или Зубатик. Их взгляды приковал Маркел. Высокий, стройный, чуть смугловатый, с большими темными глазами и продолговатым лицом, он был красив особой, несколько диковатой красотой. Мать Маркела в одно из редких посещений сына призналась воспитателям, что прижила его от цыгана.

Но смотрины интернатовцам делали не только городские девицы. Много лет в городе шла постоянная война между районами. Она то затухала, чуть тлея в виде стычек центра с окраинами, то разгоралась в грандиозные побоища, когда пацанов хоронили чуть не каждый день и в город приходилось вводить дополнительные силы милиции. До окраины Волжска, где стоял интернат, доходили только отголоски этих боев, так что никто из семерых новичков не знал, что к их персонам приковано пристальное внимание.

- Кто такие? - удивленно спросил один из главарей центровых, кивая на интернатовцев, скромно топтавшихся у входа.

- Эти? Хрен его знает. Но счас выясним, - отозвался другой, допил свое пиво, а банку небрежно швырнул через забор, нимало не заботясь о плотно толпившемся там народе.

Маркел потихоньку начал увлекаться мелодией, его уже не волновали чужие взгляды. Поджарое, пластичное тело словно само находило какие-то необычные, но красивые и гармоничные движения танца. Учитель музыки как-то сказал, что он должен идти в хореографию, что-то жило внутри его, более значимое и весомое, чем его убогий нынешний мир. Может, память предков, может, талант. Но долго кайфовать ему не пришлось. Резкий толчок в спину бросил Маркела вперед, и если бы не Чира, попавшийся на его пути, парень бы непременно расстелился на полу. Резко обернувшись назад, он увидел перед собой рослого парня в очках, который, не дав ему раскрыть рта, начал "наезжать":

- Не, ты че, в натуре, как слон! Все ноги мне оттопал. Ты че, один тут? Смотри мне! Ну, че смотришь?!

Парень напирал грудью на Маркела. Несмотря на интеллигентные очки в тонкой оправе, в остальном он был довольно внушительных габаритов. Одного роста с Маркелом, но гораздо шире в плечах и талии, Башка - так его все звали - четыре года ходил на бокс, и только резкое ухудшение зрения заставило его уйти из спорта. Недостаток эмоций и избыток сил Санек уравновешивал в драках на улице и стычках с ментами.

Маркел уже сжал кулаки, ожидая начала драки, но тут между ними врезалась невысокая, худощавая старушка в серой вытянутой кофте, с волосами, безнадежно испорченными химией и крашенными яркой хной. Своими сухонькими руками она неожиданно сильно растолкала в разные стороны драчунов и закричала на них высоким, скрипучим голосом.

- Ну-ка, прекратите счас же! Марш отсюда оба!

Это была знаменитая баба Катя, неизменный контролер ДК добрых три десятка лет. Несмотря на более чем скромную фигуру, ее авторитет среди молодежи был непререкаем. В своей среде она не боялась никого и ничего, выпроваживая с площадки отъявленных громил. Лет десять назад парня, поднявшего на нее руку, просто затоптала насмерть разъяренная толпа.

- Все-все, баба Катя! Полный нормалек, - заверил ее Башка, успокоительно поднимая ладони.

- Смотри, Санька, встречу отца, все расскажу. Тоже такой же охламон был, - пригрозила контролерша.

- Мы уходим, баба Катя. Да ведь? - повернулся очкастый к Маркелу.

- Пошли, - понял его тот.

Они двинулись к выходу, за ними устремилась и добрая половина танцующих, а за воротами прибавился еще народ. Созерцание драк для молодежи Волжска было любимейшим зрелищем, а участие в них - самым распространенным видом спорта.

Понька, идущий в общей толпе, тормознул рукой Суслика, что-то шепнул ему на ухо, тот кивнул головой, юркнул в сторону и исчез в темноте.

Толпа тем временем проследовала в самую глубь парка, где над асфальтовым пятачком горел одинокий фонарь. Место это в народе так и называлось - точно и выразительно: бойня.

Не меньше сотни зрителей заполонили пятачок. С одной стороны, прижавшись спиной к колючим кустам, стояли пятеро интернатовцев, полукругом их зажимала толпа местных, в оставшемся пространстве топтались двое - Башка и Маркел.

- Ну что, извиняться будешь? - ухмыльнулся Башка.

Кличку свою он заработал за крупную, большую голову с высоким, круто скошенным лбом в ореоле светло-русых кудрявых волос. Иногда казалось, что он несколько неуклюж, особенно смешила его манера смотреть на противника как бы через нижний край очков, близоруко щурясь и откидывая назад голову. При этом он еще поминутно поправлял свои хлипкие окуляры, сползающие ему на нос.

- Ну счас, разбежался, - зло огрызнулся Маркел, настороженно наблюдая за противником. Драться ему приходилось часто, за жизнь он сменил четыре интерната, и в каждом кулаками надо было доказывать свое право быть на равных с остальными. Маркел знал, что дракой один на один дело не кончится, но пока надо было хорошо встретить этого чудика.

- Ты смотри, какой смелый! - восхитился со смешком боец центровых и снова поправил свои очки. - Как тебя хоть зовут, жмурик в отпуску?

- Да это неважно, как меня зовут, обойдешься как-нибудь, - ответил Маркел. Он все ждал, когда же соперник снимет свои очки, не будет же он драться в них. Но Башка все медлил, рисовался, как павлин в зоопарке.

- И откуда ты такой смелый взялся? Из какого хоть района? Куда на поминки-то приходить, а то что-то компота из кураги я давно не пил.

- Санек, кончай с ним! - в нетерпении закричали из толпы.

- А это тоже неважно... - начал было говорить Маркел, и в эту секунду Башка ударил. Он никогда не снимал в драках очки, надеясь на свой нокаутирующий удар. Но сейчас он здорово просчитался. Маркела выручила врожденная, просто звериная реакция. Он успел чуть отвернуть голову, и кулак Башки прошелся по касательной, чуть чиркнув по скуле, а боковой слева и совсем просвистел в воздухе - Маркел успел отпрыгнуть в сторону.

- Эх, - удивился Башка, - шустрый!

Он снова двинулся вперед, но тут неожиданный удар ногой снизу в челюсть заставил лязгнуть его зубы, очки же отлетели куда-то назад, за спину, где тут же были растоптаны шарахающейся из стороны в сторону толпой. Маркел никаких секций не посещал, но поневоле за долгие годы выработал свой своеобразный стиль, где в отличие от боксера Башки он пускал в ход все части тела, а не только руки. Между тем лучший забойщик центровых, подслеповато щуря глаза, очертя голову, кинулся вперед. Маркел отпрыгнул в сторону и сбоку, вдогонку проскочившему детине наотмашь ударил кулаком по уху. Башка взвыл от боли, но когда обернулся, то подставился под серию быстрых и хлестких ударов Маркела. По лицу верзилы текла кровь из разбитого носа и брови. Совсем озверев, он кинулся вперед, рассекая воздух мощными, но бестолковыми ударами. Интернатовец легко успевал уклоняться, а когда спина Башки уперлась в кусты, Маркел перехватил руки врага и, секунду выждав, резко ударил головой в лицо центровому. Этот эффектный удар кончил дело. Руки верзилы обмякли, и, откинув голову назад, он всем телом грохнулся на асфальт.

На несколько секунд над парком повисла гробовая тишина, а затем наблюдавшая за схваткой толпа с ревом рванулась на интернатовцев. Им пришлось бы очень плохо, но за секунду до этого вынырнувший из-за кустов Суслик приволок с собой несколько выломанных из забора палок и даже толстую арматурину больше своего роста. Расхватав это своеобразное оружие, все семеро уже хорошо встретили атаку центровых, нимало не щадя головы врагов. Особенно рьяно размахивал своей арматуриной Суслик, перехватив ее за середину и используя по очереди оба конца железяки.

Толпа было отхлынула назад, но задние напирали. В руках у городских также появились и засвистели в воздухе велосипедные цепи, солдатские ремни с заточенными пряжками. Сильный удар по голове получил Моня, по лицу которого ручейком побежала кровь, хорошо досталось также Маркелу и Чире. В довершение всего гулко бабахнул выстрел. Кто-то из городских притащил на танцы обрез. Заряд пролетел чуть в стороне от головы Маркела, и уже сзади него раздался девичий вскрик. Заряд дроби, рассеиваясь во все стороны, на излете попал в лицо одной из любопытствующих девиц.

Выстрел пришелся на самый пик драки. Кто-то крикнул во всю глотку:

- Атас, менты!

И тут же совсем рядом, за кустами завизжали тормоза милицейского "бобика". Толпа кинулась врассыпную, грохнул еще выстрел обреза, и зазвенело стекло лампочки, и в наступившей темноте бывшие враги бок о бок штурмовали колючие кусты и высокий, решетчатый бетонный забор.

Кое-как друзья собрались на окраине города и, вернувшись к себе в "контору", начали подсчитывать раны. Больше всего пострадал Моня. Ему пряжкой рассекли голову до кости чуть выше левого уха. Глебу, заехавшему на огонек проведать подопечных, стоило больших трудов остановить кровь. Чире разбили нос, сильно прихрамывал Суслик, синяки украсили лицо Маркела. Понька получил по плечу цепью и, сняв рубашку, озабоченно дул на вздувшийся красный рубец. Зубатик осторожно трогал языком разбухшие губы и шевелил языком шатающийся передний зуб.

- Нашли куда сунуться! - бушевал Глеб, оказывая первую медицинскую помощь. - Да вас бы там затоптали, это вам, дуракам, еще повезло. У нас в одиночку на дискотеку не ходят и всемером тоже.

Наконец, разобравшись со всеми ссадинами и ушибами, он уселся за стол лицом к парням и, самодовольно усмехнувшись, сказал:

- Светоните, что я приобрел сегодня, - Глеб вытащил из кармана пистолет.

- Ух ты, настоящий?! - спросил подскочивший первым и тут же забывший про больную ногу Суслик. Глаза у парня горели просто щенячьим восторгом.

- А как же, "Макаров"! - Глеб крутанул пистолет на указательном пальце, а потом поднял руку вверх и закричал: - Но-но, не все сразу!

Он попытался охладить пыл парней, потянувшихся к пистолету. Особым энтузиазмом пылал Суслик.

- Дай! - закричал он.

- Погодите вы! - Глеб вытащил обойму, передернул затвор и, убедившись, что патрона в стволе нет, отдал оружие пацанам.

По очереди они держали пистолет в руках, взвешивали его плотную тяжесть, заглядывали в дуло, передергивали затвор, нажимали на спуск. Лишь Моня не проявлял никакого интереса. Лежа на кровати, он смотрел на них со стороны, и Глеб никак не мог понять из-за плотной повязки на голове выражения его лица. У Суслика же оружие пришлось выдирать силой, он никак не хотел расставаться с опасной игрушкой. Уже отдав пистолет, он выхватил из рук Глеба обойму и стал разглядывать короткие, тупорылые патроны.

- Эх, пострелять бы! - даже застонал он от вожделения.

- Завтра постреляем, - подбодрил его Москвин.

- Где? - спросили его сразу несколько голосов.

- Я знаю место, - успокоил он их. - Только дождитесь утра.

И, забрав оружие, Глеб покинул "контору".

8.

Следующим утром он действительно заехал за пацанами на грузовике Баллона. С полчаса они тряслись по пыльной проселочной дороге, остановилась машина лишь заехав в чахлый лесок. Баллон остался в машине, судя по его равнодушному лицу он не испытывал особого желания пострелять. Еще бы, за два года службы на дивизионном полигоне он вдоволь настрелялся из всех видов оружия, начиная от пистолета и кончая гаубицей. Глеб же уверенно повел всех в глубь леса. Пройдя метров сто пятьдесят, они подошли к краю огромного котлована.

- Старый карьер, - объяснил Глеб, закуривая неизменный "Ротманс". Здесь и постреляем.

По проторенной дорожке они спустились вниз в глубь карьера.

- Близко к краю не подходите, - предупредил Москвин, показывая рукой на желтоватые обрывистые стены карьера. - Года два назад тут засыпало четверых моих одноклассников. Один сумел откопаться, а остальных похоронили. Песок, никогда не знаешь, когда он может обрушиться.

Вскоре он вывел их в ответвление карьера, метров двести длиной и пятьдесят шириной. Здесь Москвин обернулся к Моне.

- Иди наверх. - Глеб кивнул на более пологий склон. - На шухере постоишь.

По лицу еврейчика не было заметно, что его обидела подобная участь, скорее наоборот. Быстро поднявшись по склону, он замер на самом краю спиной к карьеру, вертя во все стороны своей замотанной бинтом головой.

- Расставляй! - кивнул Глеб Суслику, и тот побежал с сумкой к большому продолговатому камню, выступающему из земли метрах в двадцати от них. Сегодня пацан окончательно забыл про ушибленную вчера ногу. Быстро расставив на камне пустые бутылки и банки из-под пива, Суслик покосился на щедрую россыпь битого стекла вокруг каменюги и, так же бегом вернувшись обратно, первым протянул руку к оружию.

- Дай! - как что-то собственное потребовал Суслик.

- Погоди ты! - отмахнулся Глеб и начал объяснять правила безопасности при обращении с оружием. Но все-таки первым к пистолету прорвался Суслик.

- Всем по четыре патрона, - предупредил Глеб, отдавая ему "Макарова".

Суслик, держа пистолет двумя руками, долго, тщательно целился, наконец нажал на спуск, и грохот выстрела гулко отозвался эхом в стенах карьера. Крайняя, синяя банка из-под "Пепси", подпрыгнув вверх, улетела с камня. Из четырех выстрелов Суслик попал три раза, но он умудрился еще дважды сгоряча нажать на курок, за что заработал от Глеба и Маркела по увесистому "лещу" и с сожалением расстался с оружием. Воспользовавшись случаем, пнул своего "любимца" и Зубатик, отчего малыш сразу сцепился с ним не на шутку.

Стреляли все с азартом, любовь к оружию, очевидно, заложена самой природой в каждом пацане. Снайперских данных не выказывал никто, да и трудно было ожидать этого с первого раза. Донимал лишь Суслик, после каждого отстрелявшегося пытавшийся поновой овладеть оружием.

Глеба это очень забавляло. Сам он не стрелял. Вчера они уже приезжали сюда втроем и опробовали этот же самый "Макаров". Наконец выпалил свою норму последний, Зубатик. Глеб махнул Моне, показал на пистолет, но тот отрицательно замотал головой.

- Он не будет, - подтвердил Маркел. - Ему и так каждую ночь снится, что его убивают, иногда кричит во сне.

- Почему? - удивился Глеб.

Парни наперебой рассказали ему историю жизни Мони, и Глеб покачал головой:

- Да, досталось ему.

Патроны Мони выпалил неугомонный Суслик. Он просто сиял от такого подарка судьбы. Отобрав у него пистолет, Глеб вставил полную обойму и хотел было уже сунуть оружие в карман, но Суслик опять протянул руку:

- Дай я понесу, хоть до машины!

Сухонькая мордочка малыша выражала такую мольбу, что Глеб не удержался и, рассмеявшись, отдал пистолет. Суслик с важным видом сунул "Макаров" за пояс, прикрыв сверху джинсовой курточкой, и с довольным видом пошел впереди всех.

- Рейнджер Джон всегда наготове! - с пафосом возвестил он, торжественно поднимая правую руку.

- Пистолет не потеряй, рейнджер Джон, - тут же отозвался Зубатик, снова давая хорошего пинка своему соседу.

Так под смех они выбрались из карьера, подождали на краю запыхавшегося Моню. Вся группа уже шла по лесу, когда из-за деревьев показалась фигура всадника.

- Ну-ка, стой! - закричал мужик, пуская лошадь в галоп. Подъехав поближе, он остановился и, не слезая с лошади, начал вести допрос.

- Это вы сейчас тут стреляли?

"Лесник", - понял Глеб, глядя на зеленую фуражку всадника. За спиной у небритого верзилы болтался потертый карабин.

- Где? - деланно удивился Москвин. - Не слышали мы ничего.

- Ты мне тут не заливай. Я во-он откуда слышал, - лесник показал кнутом куда-то себе за спину, - а ты, значит, здесь ни слухом ни духом?

"Вот пристал!" - Глеб пытался придумать, что сказать мужику, чтобы тот наконец отстал. Но тут сбоку что-то лязгнуло. Москвин оглянулся и увидел, что Суслик, дослав в ствол патрон, целится в спину лесника. Глеб открыл было рот, но сказать ничего не успел. Три выстрела, прогремев друг за другом, выбросили всадника из седла, а лошадь, испугавшись грохота, с громким ржанием понеслась с места в галоп.

Глеб бросился к леснику, перевернул его лицом вверх. Три пули прошили грудную клетку мужика, но он еще был жив. Кровь пузырилась на его губах, зрачки были расширены, и казалось, что он силится что-то сказать.

- Ах ты черт! - выругался Глеб.

- Ты что, сдурел?! - вскричал Маркел, отбирая у Суслика оружие.

- А что, он бы нас заложил и все, - спокойно отозвался тот.

- Да на кой черт мы ему нужны, он же браконьеров ловит. Поманежил бы да отпустил, - не унимался Маркел.

Внутренне Глеб с ним был согласен, но и в словах Суслика была правда. Вдруг, действительно, лесник стукнул бы. Машину он, скорее всего, видел, мог запомнить и номер.

А мужик все корчился на земле, никак не желая расставаться с жизнью.

"Здоровый бык, другой бы давно загнулся, а этот все тянет", - с досадой подумал Глеб, а потом решился.

- Маркел, пистолет у тебя? - зачем-то спросил он, хотя прекрасно видел оружие в руках у парня. - Добей его.

Маркел ошеломленно посмотрел на него.

- Я?! - спросил он.

- Ну, не можешь, отдай другому.

Маркел понял всю подоплеку предложения Глеба. Он был лидером среди своих, интернатовцев, и все это время между ним и Москвиным шла незаметная, но явная борьба за первенство. Где-то в глубине души Маркел до конца не доверял горожанам. Это было что-то на уровне подсознания, звериного инстинкта, предупреждающего об опасности.

- Дай мне! - протянул руку Суслик.

И Маркел понял, что выхода у него нет.

- Уйди! Ты сегодня уже настрелялся.

Зло оттолкнув от себя пацана, пытавшегося ухватить пистолет, Маркел подошел к стонущему леснику.

- В голову, - подсказал сзади Глеб.

- Сам знаю, - огрызнулся интернатовец и, быстро прицелившись, нажал на спуск. Лесник дернулся и затих навеки. Поставив пистолет на предохранитель, Маркел отдал его хозяину.

- Что с ним делать будем? - кивнул он в сторону трупа.

- Придумаем что-нибудь. Зубатик, сходи к машине, попроси у Баллона лопату.

Подобрав валявшийся в стороне карабин, Глеб осмотрел оружие.

- Старенький, пятьдесят седьмого года выпуска. А где же у него патроны?

Не дожидаясь команды, Понька обшарил карманы лесника и подал Глебу штук пять патронов.

- Маловато, ну да ладно, пригодятся.

К этому времени Зубатик принес лопату, вместе с ним пришел и Баллон.

- Что случилось-то? - спросил он, раздвигая толпу и вглядываясь в тело, лежащее на земле.

- Да лесника невзначай пристрелили, - пояснил Глеб. - Он рядом с машиной не проезжал?

- Не знаю, я спал.

- Ладно, спрячь, пригодится. - Глеб подал ему карабин и патроны.

Баллон взял оружие и снова вернулся к машине. По его лицу не было заметно, что вся эта история его слишком взволновала.

- Потащили его вниз, - показав рукой на труп, Глеб кивнул в сторону карьера.

Тело они волокли с трудом. Мужик и так весил килограммов девяносто, а со смертью словно и совсем налился свинцом. Последние метров десять до обрыва вообще протащили по земле. Понька споткнулся и упал, а Зубатик и Чира не смогли удержать ноги лесника.

- Ну вы что, совсем обессилели? - выругал их Глеб, тащивший на пару с Маркелом тело за руки.

Еще хлеще история случилась на спуске. Теперь споткнулись сразу Глеб и Маркел, задние не удержали, а Зубатик еще и умудрился упасть на труп и, как на санках, прокатился на нем до самого дна карьера. Всю оставшуюся дорогу лесника несли другие, а он шел сзади, щедро сыпал матом и отплевывался. Его джинсовая куртка оказалась испачкана в крови.

- Давайте туда, - Глеб кивнул головой в сторону противоположного, отвесного края карьера.

Понька, Маркел, Чира и Летяга с кряхтеньем потащили труп в указанном направлении. Все решили, что Глеб велит закопать лесника, но тот передумал.

- Отойдите подальше, - велел он интернатовцам, а сам начал подрывать лопатой склон. Сначала он орудовал во всю силу, тело уже прикрылось холмиком земли, но когда сверху стали отрываться большие куски спрессованного за века песка, отошел подальше и начал действовать лопатой, используя всю длину черенка. С образовавшегося навеса падали все большие и большие куски породы, Глеб отошел еще дальше, и начал уже осторожно тыкать острием лопаты в рыжеватый песок. Наконец весь склон дрогнул и громадный пласт обрушился вниз. Выронив лопату, Глеб со всех ног кинулся бежать от вызванной им самим песчаной лавины. Многотонная масса, тяжело ухнув, покатилась вслед за ним, словно рассерженная медведица, пытающаяся догнать разбудившую ее в берлоге собачонку. Казалось, что песок накроет его, но силы лавины иссякали с каждым метром. Глеб бежал впереди поднявшейся в воздух тучи пыли, затем эта пыль догнала его и на несколько минут скрыла от глаз невольных свидетелей, машинально подавшихся еще на несколько шагов назад. Когда пыль немного улеглась, парни увидели своего вожака, ставшего каким-то нелепо маленьким, странно дергающимся всем телом. Песок все-таки остановил его, намертво засыпав по самые колени.

- Да помогите мне... - закричал Москвин отплевывающимся от пыли пацанам.

Только с помощью Маркела и Поньки ему удалось вырвать ноги из тяжелых объятий песка, но лавина оставила себе на память любимые и растоптанные кроссовки Глеба.

- Блин, вроде чуть-чуть засыпало, а ноги словно кто держит, поделился Глеб в перерыве между отхаркиванием пыли и попыткой прочистить нос. После этого он, как шелудивая собака, долго тряс головой.

- Рисковый ты, однако, парень! - заметил Понька, добродушно улыбаясь.

На самом деле Глеб просто не думал, что будет так опасно. В душе он до сих пор пребывал в некотором шоке, но внешне остался невозмутим, даже пошутил:

- Что ж, придется домой босиком идти. А вообще-то давайте двинемся на речку, хоть пыль смоем.

Уже по дороге к реке, трясясь в кабине рядом с Баллоном, Глеб подробно рассказал ему об убийстве лесника.

- Ты понимаешь, этот шкет не задумываясь пристрелил такого бугая! - в восторге почти кричал он другу. - А ты говоришь - слабаки! Да мы с ними еще такого наворочаем!

В кузове же интернатовцы пребывали в не менее хорошем настроении. День уже набирал свою летнюю палящую силу, и возможность окунуться в благодатную воду вызвала у парней прилив энтузиазма. Подшучивали и над Зубатиком, все пытающимся оттереть с джинсовки кровь. Маркел тоже улыбался, хотя на самом деле ему было чуточку не по себе. У него все стоял перед глазами обезумевший от боли взгляд лесника. Неожиданно его за плечи обнял Летяга и шепнул на ухо:

- Не переживай, все равно бы он умер.

Маркел с благодарностью глянул на товарища, на душе стало легче. На сидящего в самом уголке кузова Моню, упорно смотревшего куда-то в сторону, никто не обратил внимания.

9.

А буквально через три дня Глеба удивил уже Чира. Москвин приехал днем и, поднимаясь по лестнице на второй этаж, еще снизу услышал три глухих равномерных удара. Наверху он застал всю семерку интернатовцев. Шестеро из них возлежали на своих кроватях и с интересом наблюдали за действиями седьмого, Чиры.

- Чего это вы делаете? - спросил Глеб, оглядывая всю компанию, а заодно и помещение. В торцевой стороне комнаты он увидел стоящую вертикально большую толстую доску, на которой мелом был нарисован силуэт человека.

- Щас увидишь, - усмехнулся Маркел. - Чира, изобрази!

Чира отошел к противоположной от доски стене, чуть прищурился, а затем резко метнул в деревяшку остро блеснувший голубым лезвием обоюдоострый нож. Лезвие ножа вонзилось точно в нарисованное сердце.

- В горло, - подал голос с дивана Суслик.

Второй нож, просвистев на лету легкомысленной пташкой, врезался в горло.

- А теперь снова в сердце, - попросил Зубатик.

Чира выполнил и этот заказ. Нож вонзился буквально в сантиметре от первого.

- Молодец, - похвалил Глеб. Подойдя к мишени, он не без труда выдернул из доски один из ножей и с удивлением осмотрел его.

- Из напильника? - сразу понял он.

- Да, - подтвердил Чира, - там внизу их целый ящик лежит.

- Это он посмотрел "Метателя ножей" и сходит с ума уже целую неделю, - снисходительно пояснил Понька. Судя по довольному лицу, он был восхищен успехами брата. - Мы попробовали - бесполезно. Только у него получается.

Глеб все вертел в руках необычный нож. Его поразил как раз не материал, а мастерство и точность, с какими было сделано оружие. Лезвие клинка было сведено очень симметрично, наподобие кинжального, и несмотря на то, что при изготовлении его использовался только наждак, чистота отделки поражала.

Выдернув два остальных кинжала, Глеб убедился, что они похожи друг на друга как братья-близнецы и так же одинаково не лишены некоторого изящества.

- Как ты здорово их сделал! Тебя кто учил? - спросил Глеб.

- Никто. Сам форму придумал. Материал только хрупкий, часто ломается, - сказал не слишком словоохотливый Чира, забирая свои ножи.

- У него же отец художник, - подал голос Зубатик.

- В самом деле? - удивился Глеб. Признаться, он плохо знал своих беспризорных подельщиков.

- Да, - подал голос Понька. - Член Союза художников, у него и выставки были, и премии.

- А как же вы?.. - Глеб не закончил предложение, но все его поняли.

- Да это после смерти матери, - нехотя отозвался Понька. - Он пить сильно начал. Сначала все холсты продал, потом мебель. Квартиру обменял. Последнее время все в мастерской жил, но уже ничего не писал.

- Ясно, - кивнул головой Глеб. Он еще раз посмотрел на нож, а потом спросил Чиру: - А ты с большего расстояния сможешь?

- Наверное, - пожал плечами тот. - Здесь метров десять, не больше.

- Пошли попробуем на улице, - предложил Глеб.

Всей толпой они вывалились из здания, прихватив с собой и мишень. Поставив доску у двери, Чира начал метать ножи, постепенно увеличивая расстояние. И с пятнадцати, и с двадцати метров получалось у него здорово. Но дальше меткость начала падать.

В самый разгар этих упражнений Маркел вдруг приглушенно бросил:

- Атас!

Чира, изготовившийся к броску, тут же завел руку с ножом себе за спину. Из-за угла дома показался человек, ведущий велосипед. Судя по корзинке с грибами, он возвращался из леса. Грибник был явно пенсионного возраста, но еще крепкий, кряжистый, с седой головой и внимательным взглядом выцветших голубых глаз. Сначала он глянул на застывшую в немой сцене толпу парней, затем на открытую дверь "конторы", машину Глеба рядом с ней. Хуже всего было то, что в деревяшке с полустертым силуэтом человека торчал уже один из ножей Чиры.

- Здорово, хлопцы, - с чуточку наигранной веселостью поздоровался грибник, а потом спросил: - Это вы тут живете?

- Тут никто не живет, - за всех ответил Глеб, - здесь сейчас склад.

- Да ладно уж, - засмеялся пенсионер. - Я на рыбалку как ни еду, так всегда свет в окнах сквозь щели сочится, да и музыка иногда слышна.

Потом он более пристально глянул на машину Глеба.

- А это ведь машина Москвина?

- Да, я его сын, - не слишко охотно подтвердил Глеб.

- Работал я под руководством вашего батеньки, мастером у него был. Ну ладно, передайте привет Владимиру Николаевичу, скажите от Мазурова.

Грибник приподнял велосипед, прокрутил педали в более удобное положение, готовясь запрыгнуть в седло, а Глеб лихорадочно думал о том, что ему теперь делать. Очень ему не понравился этот грибник, его внимательный, цепкий взгляд. И он был прав. Последние пять лет Мазуров действительно работал в газовом хозяйстве у Владимира Москвина, но до этого 25 лет добросовестно оттрубил в милиции участковым и ушел на пенсию в звании лейтенанта. Вспрыгнув в седло и нажав на педали, он уже решал, куда обратится с вопросом об этой странной компании в заброшенной конторе, к Москвину или сразу в органы.

"Если отец узнает, что я вместо склада устроил тут настоящую малину, то будет большой скандал", - промелькнуло в голове у Глеба, и эта мысль решила все. Стрелять было опасно, рядом, за бугром проходило шоссе, могли услышать.

- Чира, давай! - крикнул Глеб, указывая рукой на удаляющегося грибника.

Тот успел отъехать метров на пятнадцать, и Чира бросил нож так, словно перед ним была все та же доска с силуэтом, а не живой человек. Нож ударил в самую середину согнувшейся спины старика. Удар был настолько силен, что когда подбежавшие пацаны перевернули тело лицом вверх, Мазуров был уже мертв. Тяжелое лезвие, попав между позвонками, перебило спинной мозг.

Глеб огляделся по сторонам. Не похоже было, что имелись свидетели происшедшего. Сюда редко кто забредал, удивительно было, что и этот грибник не пожалел ног и, как оказалось, жизни, чтобы удовлетворить свое любопытство.

- Оттащите его в кусты, а потом закопаем, - велел Глеб. - Велосипед в дом. Суслик за мной.

Пока парни оттаскивали тело дедка в кусты, а Моня заметал пылью кровь на дороге, Глеб уже завел машину. Далеко ездить он не стал, у ближайших дач выпустил Суслика, и тот через десять минут притащил две лопаты.

Через час только подсыхающая земля указывала место захоронения любопытного грибника, да и ту Моня засыпал желтоватой пылью. Как раз в это время подъехали на мотоцикле Баллон и Дема.

- О, вовремя, - приветствовал их Глеб.

- Что вовремя? - спросил Дема, удивленно разглядывая, как Моня и Зубатик ровняют с землей могилу.

- Как раз на поминки поспели, к компоту, - пошутил Понька и сам засмеялся, довольный своей остротой.

- Пошли наверх, разговор есть, - позвал всех Глеб. Уже на лестнице он рассказал о случившемся своим городским друзьям. Даже на невозмутимого Баллона это произвело впечатление.

Выключив по ходу бестолково балабонящий телевизор, горевший у интернатовцев день и ночь, Глеб уселся на стол, сдвинув в сторону кухонную утварь, и поставил ноги на скамейку. Баллон привез с собой целую сумку пива и теперь прихлебывал его, разглядывая собравшихся в комнате. Зубатик, как всегда, дрался с Сусликом. Понька, обняв брата за плечи, что-то говорил ему на ухо, а тот чуть улыбался. По нему не было заметно, что его как-то взволновало убийство грибника. Братья внешне были очень разными. Понька и старше на полтора года, и шире в плечах, круглолицый, курносый, как говорили, - весь в отца. Чира же пошел в мать, невысокий, гибкий как лоза, с тонкими чертами лица, с большими темными глазами. Дружба братьев носила прямо-таки мистический характер. Они не расставались никогда. Еще в классе восьмом Понька остался на второй год только лишь для того, чтобы сидеть за одной партой с Чирой. Никто из интернатовцев не мог припомнить, чтобы братья ссорились. И не дай боже, чтобы кто-то со стороны обидел или даже просто косо глянул бы на одного из братьев. Ярость обоих была невероятной.

Наконец все успокоились и уставились на Москвина, ожидая, что он им такого скажет.

- Вечером надо получше заделать окна. - Глеб начал совсем не о том, о чем хотел сказать. С удивлением поняв, что волнуется, он пересилил внутреннюю дрожь. - Впрочем, это все потом. Самое главное, мужики, что дела у нас хреновые. Охрана станции и терминала усилена, они купили еще собак. Дема, покажи-ка...

Дема молча поднял забинтованную кисть руки.

- Это он вчера попробовал просто пройтись в том районе ночью, пояснил Глеб. - Что делать будем?

Все молчали. Они уже привыкли, что за всех думает Глеб. Переждав немного и снова оглядев компанию, Москвин продолжил свою речь:

- У нас есть одна мысль. - Он невольно оглянулся на Дему и Баллона, сидевших рядом на кровати Маркела. - Если сумеем провернуть это дело, то огребем пол-лимона баксов.

Все потихоньку переглянулись.

- Ну не тяни, рассказывай, - поторопил Маркел.

Глеб вытащил из кармана какую-то бумажку и показал ее всем.

- Это список магазинов, фирм, разных представительств, расположенных в нашем городе. Восемьдесят шесть названий. Если с каждой из них содрать хотя бы по десять тысяч баксов, сколько будет?

Интернатовцы молчали, хотя каждый уже произвел в уме простейший расчет.

- Как же, разбегутся они делиться зелененькими, - ухмыльнулся Маркел.

- Верно, так с них и сто рублей не стрясешь, - согласился Глеб. Надо их запугать.

- Запугать?

- Да.

- Но у них охрана... - начал Летяга, однажды сильно избитый дубинками местных "секьюрити" на базаре.

- Ну охрана, ну и что? Мы же всех мочить не собираемся. Парочку пристрелим, остальные все отдадут. А начнем мы с Нечая. Первым делом уберем его, Рыдю и как можно больше районных "бригадиров". Затем пройдемся по этим адресам, по телефонам. - Глеб поднял свою бумажку. - Кто не будет платить, пожалеет.

Все молчали. Глаза горели лишь у Суслика.

- Эх, постреляем! - простонал он от предвкушения.

- Опасно, - наконец высказался Маркел.

- Конечно, - согласился Глеб, - зато какой куш. Мы можем рвануть из этого вшивого городка куда угодно, хоть в столицу, хоть на запад, хоть в Америку.

- А я хочу к морю, - неожиданно заявил Летяга. - Мне было пять лет, когда меня мать возила, но я все помню.

- С такими бабками можно рвануть к любому морю, хоть к Черному, хоть к Красному, - заверил его Глеб.

И сразу все зашумели, загалдели. Суслик возбужденно прыгал на койке, как на батуте, подлетая под самый потолок. Задумчивым оставался лишь один Маркел. Глеб стал опасаться, что тот выскажется против его плана и поэтому спросил прямо:

- Ну, а ты что молчишь, Маркел? Ты за или против?

Тот помолчал еще немного, потом поднял на Глеба свои цыганские глаза:

- А что, разве у нас есть выбор? Мы никому не нужны в этом мире, значит будем жить так, как решим. Что нужно делать?

Глеб облегченно вздохнул. Все прошло даже лучше, чем он ожидал.

- Самое главное - оружие.

10.

И вот теперь, спустя полтора месяца, оружие у них имелось. Кроме того, первого пистолета, Глеб купил еще два "ТТ" чехословацкого производства. Уже в городе добыли еще два "Макарова". Делалось это просто. К возвращавшемуся домой милиционеру подходил Суслик и жалобным голосом спрашивал:

- Дяденька милиционер, сколько время?

Пока служивый смотрел на часы, сзади подкрадывался Понька и бил его по голове тяжелым обрезком трубы.

Последним приобретением в этом арсенале был автомат, хотя и стоил он очень дорого. Понька практически выбыл из игры, да и Чира теперь стал не тот, вился вокруг брата как сиделка и ни о чем другом думать не мог.

Сложнее всего для Глеба оказалось достать боеприпасы. Патронов надо было много, не только для отстрела нечаевцев и бизнесменов, но и для тренировок. И вот здесь Москвин чуть было не прокололся в самом начале. Случайно он узнал, что этим товаром промышляет Алик Абаев, худощавый казах лет тридцати пяти, невысокий, улыбчивый. Жил он в Волжске уже лет десять, держал два ларька и небольшой магазинчик рядом с рынком. Глеб частенько привозил ему дешевый шоколад из соседней области. Вернувшись из очередной поездки, Глеб заметил машину Алика рядом с одним из его киосков и решил сразу покончить с двумя делами - выгрузить шоколад и поговорить о патронах.

Остановив машину рядом с "опелем" казаха, Глеб вылез и, закрыв на всякий случай свою "восьмерку" на ключ, подошел к двери киоска. Место для него Алик выбрал удачно, здесь кончался частный сектор и за дорогой уже стояли пятиэтажки. Кроме того, в десятке-другом метров от киоска находилась автобусная остановка, и с утра или вечером желающим уехать на автобусе витрины этого железного стандартного коробка первыми предлагали похмелиться или купить сигарет.

Уже вечерело, и когда Глеб постучал в дверь киоска, мужской голос спросил несколько даже испуганно, как это показалось гостю:

- Кто?

- Алик, это я, Москвин.

- А, Глеб, сейчас.

Он открыл замок, и Глеб, поздоровавшись за руку с казахом, сразу спросил:

- Шоколад возьмешь?

- Такой же, как в прошлый раз? Конечно, давай.

Глеб перетаскал коробки, затем вошел вовнутрь, они подсчитали товар, часть денег Алик вручил сразу, а часть пообещал отдать завтра.

- Сейчас просто нет с собой, - оправдывался он.

- Ладно-ладно, - согласился Москвин, а потом, чуть понизив голос, спросил: - Слушай, Алик, я слышал, ты "маслятками" приторговываешь?

Казах сразу оглянулся на дверь в перегородке киоска, где видна была только часть ноги молоденькой продавщицы, слушавшей от скуки какую-то молодежную радиостанцию. Толчком ноги Абаев закрыл дверь и обернулся к Глебу:

- Могу вообще-то достать, а что? Тебе надо?

- Да, интересовался один парень в Казани. У вас, говорит, военные заводы, нет ли чего для продажи. Братва интересуется.

- Что им надо?

- К "ТТ", "Макарову" и автоматные.

- И сколько? - продолжал расспрашивать казах.

- Ну, - Глеб задумался, - штук по двести к пистолетам и четыреста автоматных.

- Ого, - Алик крутанул головой, затем улыбнулся, блеснув белыми мелкими зубами. - Много. Но сделаем. Через недельку достану.

Они быстро договорились о цене, Глеб уже вышел за дверь и сел в машину, когда вспомнил, что у него кончились сигареты. Похлопав себя по карманам и окончательно убедившись в этом, он вернулся обратно к киоску. Потянув на себя дверь, он обнаружил, что она не заперта. Казах сосредоточенно писал что-то в небольшой блокнот, пристроившись на крохотном откидном столике. Подняв глаза и увидев перед собой посетителя, Алик как-то смешался, быстро захлопнул блокнот и спросил:

- Забыл что, Глебушка?

- Да, сигареты кончились. Дай-ка мне пачку "Ротманса" в счет тех денег, что мне должен.

- Сейчас, - кивнул Абаев и скрылся в другом отсеке киоска.

Блокнот остался на столе. Глеб откинул пальцем листы до вложенной вместо закладки авторучки и в слабом свете одной-единственной лампочки прочитал написанную корявым почерком казаха свою фамилию, номер машины, а сверху, крупно, еще одно слово: "Нечаю".

Глеба будто обдало кипятком. Он захлопнул блокнот, но, видно, взгляд, которым он встретил казаха, рассказал тому все. Алик попятился назад, но Глеб, схватив его за руку, дернул к себе и захлопнул дверь. Обернувшись к вжавшемуся в угол Абаеву, он спросил голосом, вибрировавшим от гнева:

- Кому ты это писал? Нечаю? Или ментам? Ну, говори!

Тот молчал. Тогда Глеб прижал его к стенке и, надавив локтем на горло, еще раз спросил:

- Кому писал, спрашиваю?!

Алик несколько секунд пытался вырваться, двумя руками пробовал отжать локоть Глеба, но тот был на голову его выше и гораздо сильней и тренированней. В былые времена Глеб не меньше часа отдавал железным утехам в оборудованном в собственной спальне спортзале. Он давно уже не прикасался к гирям и гантелям, но сила еще осталась. Казах захрипел, как-то мелко засучил ногами, и Глеб ослабил хватку, но не отпустил до конца.

- Ну, говори?

Некоторое время Алик глотал воздух, как вытащенный на берег карась, наконец с трудом просипел:

- Нечаю...

- Зачем?! - встряхнул казаха Глеб.

- Он хорошо платит за такую информацию, - признался Алик. На лбу у него выступили крупные капли пота, лицо побагровело.

В душе Глеба полыхнуло бешенство. Заложить его первому врагу, именно тому, против кого он хочет обратить весь этот боезапас! Нечай же вычислит его за пять минут!

Не сознавая, что делает, Глеб давил на горло Абаева до тех пор, пока тело его не обмякло. Глядя в выпученные глаза Алика, его перекошенное смертельной мукой лицо, парень наконец осознал, что он сделал, и, отпустив локоть, отступил на шаг назад. Тело казаха мешком сползло по стене, а Глеб оглянулся на закрытую дверь в другое отделение. Оттуда по-прежнему доносилась музыка.

Вытерев со лба пот, Москвин огляделся по сторонам, спрятал в карман злополучный блокнот, подобрал с пола растоптанную пачку "Ротманс", сунул в другой карман. Руки его дрожали. Можно было уходить, но оставалась продавщица. Она ничего не видела, но на следствии девчонка непременно вспомнит, что последним к ним приезжал именно Глеб Москвин. Все обдумав, Глеб пристроил труп казаха так, словно тот просто сидит в уголке, даже правую руку сунул в разрез рубашки. После этого он взял из одной из коробок тяжелую бутылку фальшивого "Наполеона", и, обернув трясущимися пальцами ее горлышко носовым платком, приоткрыл дверь:

- Наташа!

- Что? - спросила продавщица, появляясь в дверях. Девица была молодая, но уже достаточно полная, в полном соответствии со вкусами покойного хозяина.

- Алику плохо. - Глеб кивнул головой на скукожившееся в уголке тело, и когда продавщица, вскрикнув, склонилась над ним, Глеб с размаху ударил ее по затылку, как раз по завитку коротко стриженных русых волос. Он даже почувствовал, как проламываются тонкие кости черепа, и, отпрыгнув назад, несколько минут приходил в себя. Тело его била дрожь, перед глазами плыла какая-то пелена. Приказывая убивать и видя, как это делают другие, Глеб никогда не думал, что так трудно будет убить самому.

Отдышавшись и вытерев со лба пот, он посмотрел на два лежащих в углу тела, потом на бутылку в своей руке. Хотел было поставить ее на место, в тот же ящик, но увидел, что к темному стеклу прилипли несколько волосков, к тому же на пол капала кровь. Глеб принялся искать, чем бы ее вытереть. Зачем это ему было надо, он не понимал, до сих пор пребывая в некоторой прострации. Ничего не найдя, он прошел в торговую половину киоска. Здесь по-прежнему надрывался небольшой приемник, выплескивая из своих динамиков вопли ошалевших от наркотиков негров. Найдя платок продавщицы, Глеб стер кровь с бутылки.

Тут в окошечко осторожно постучали, и заискивающий мужской голос заканючил однообразно и утомительно:

- Наташ, ну пожалуйста, ну дай хоть чатушку до завтра. Ей-богу отдам, пособие должны давать, я сразу занесу. Ты же знаешь, я здесь живу, через два дома, по Короленко. Ну пожалуйста, Наташ. Христом богом прошу!

Глеб подошел и, открыв крохотное окошечко, молча сунул в трясущиеся руки алкаша бутылку. Тот быстро удалился от киоска, цветисто благодаря мифическую Наташу и желая ей красивого мужа и добрую свекровь. А Глеб стер, откуда мог, свои отпечатки пальцев, выгреб деньги из кассы и покинул ларек.

Заведя машину, он не стал зажигать габаритных огней и, пропетляв по темным переулкам, задами выехал к своему гаражу, а добравшись до дома, хлестанул один за другим два стакана водки, тщательно помылся и сам замочил в тазу верхнюю одежду, чем очень удивил мать, и лишь потом лег спать. Пару дней ему было еще не по себе, один раз даже приснилось все заново, словно в кинотеатре повторного фильма, лишь самая концовка, как в рапидной съемке: затылок продавщицы и медленно опускающаяся на него темная бутылка. Но потом все как-то забылось, и он уже не вспоминал о глупом этом случае.

Повезло ему и еще в одном. Не особо-то шарившая в окрестностях милиция, тем не менее, нашла того алкаша. Он все-таки получил свое пособие и честно хотел отдать деньги Наташе. Но встретил вместо девушки пару внимательных оперативников, а следователь Годованюк за сутки дожал мужичка, и тот признался в двойном убийстве.

После этого Глеб искал оружие и боеприпасы только на стороне, но ни в коем случае не в Волжске.

11.

Последнее время интернатовцы не сидели без дела. Получив патроны, через день ездили в карьер, из предосторожности оставляя наверху теперь двоих. Каждый раз при этом подшучивали над Зубатиком, припоминая, как он катился верхом на трупе. Тот только скалил свои желтые зубы, сплевывал да вымещал злобу на вертевшемся вокруг вьюном Суслике. Все остальные ему были просто не по зубам.

Двое из семерых, Зубатик и Моня, занимались слежкой. Их интересовали районные "бригадиры", номера их машин, адреса квартир и домов, где их можно было взять голыми руками, внезапно.

Маркелу же досталась самая забавная роль. Одевшись почище, он целыми днями ходил по офисам и конторам, предлагая купить у него наборы авторучек якобы паркеровского производства по смехотворной цене. Большинство деловых над ними просто смеялись. Чуть больше внимания он удостаивался у служащих женского пола - все-таки красивый мальчик. За две недели подобной коммерции он продал всего шесть авторучек, зато точно знал, в какой комнате сидит глава фирмы, а в какой секретарь, есть ли охрана и существует ли на телефонах автоматическая система определителя номера.

У Баллона с Демой была своя задача. За месяц они угнали из областного центра четыре мотоцикла. Чтобы сильно не светиться, разным иномаркам предпочли почти родную "Яву" да "Иж-Спорт". Для дела нужны были три мотоцикла, никто из интернатовцев до этого в седле не сидел, но один взяли про запас.

И Баллон, и Дема прошли через местный мотоклуб. Если Баллон, утешив юношеский жар к мотоциклу, поостыл, предпочитая все же более надежные автомобили, то Дема даже получил звание кандидата в мастера и устроился на полставки в мотоклуб инструктором. Со временем в его распоряжении оказался старый гараж мотоклуба - бывшее здание кочегарки с оставшейся в наследство большой квадратной трубой из красного кирпича. Когда-то здесь размещался весь клуб, но потом для него построили большое здание, а это использовали как склад для списанных мотоциклов, более или менее годных еще на запчасти. Весь этот хлам хранился в одном из боксов, а в другом Дема пристроил краденые мотоциклы. Больше всего времени заняла как раз доводка техники. Парни перебирали двигатели, форсировали их, перекрашивали машины в синий цвет и заготавливали новые номера.

Наконец оба пришли и доложили Глебу: "Все готово".

На следующий день вечером они все втроем подъехали к конторе. Еще внизу Глеб учуял кисловатый запах не то уксуса, не то ацетона. Чира колдовал над плиткой, вываривая брату очередную "дозу". Рана у Поньки почти зажила, но случилось непоправимое: он плотно сел на иглу. Глеб, очевидно, с самого начала переборщил с дозировкой, и теперь Поньке приходилось колоть "ханку" три раза в сутки. Ходил он, подволакивая ноги, но временами начинал то беспричинно смеяться, долго, до пузырей изо рта, то все порывался куда-то идти.

Сейчас Понька спал и, глянув на него, Глеб с беспокойством отметил, насколько парень сдал за месяц. Глаза ввалились, кожа туго обтягивала заострившиеся скулы. А ведь он был среди интернатовцев самым сильным. Москвин в свое время очень рассчитывал на его силу и невозмутимость.

"Надо с ним что-то делать", - подумал Глеб, отходя от кровати Поньки и оглядывая остальных. Летяга, позевывая, смотрел очередной боевик с Чаком Норрисом. Суслик нянчил в руках свой "ТТ". Случайно он уже однажды пальнул в потолок. Маркел его от души отпинал, пацаны в комнате изрядно сдрейфили, а Глеб отобрал патроны у всех без исключения.

Зубатик забавлялся с двумя котятами, которых он подобрал две недели назад на одной из дач совсем маленькими. Они только открыли глаза и еще не умели пить молоко. С неожиданным для этого жестокого парня рвением он, невзирая на насмешки друзей, начал кормить их из соски, ежедневно таскаясь в город ради того, чтобы купить молока. Теперь котята подросли и гонялись друг за другом по всей комнате, доставляя немало удовольствия обитателям "конторы". Но спали они неизменно на кровати хозяина, обкладывая Зубатика с обеих сторон.

Моня дремал. В последнее время он как-то осунулся, стал замкнутым и молчаливым. Удар по голове, который он получил на танцплощадке, не прошел бесследно. Его стали мучить частые головные боли. Таблетки не помогали, приносили облегчение несколько затяжек анаши, но после этого Моня сразу отключался. Травку покуривали все, но только он увлекся ею всерьез.

- А где Маркел? - удивился Глеб.

- К Рыжей своей побежал, - с ухмылкой ответил Суслик.

Глеб выругался. Его давно уже волновал этот роман интернатовца с нахальной рыжей девчонкой из города. Как-то раз он видел их вдвоем, и эта "шкурка" - так Глеб называл с подачи Демы всех девушек без разбора, не очень ему понравилась. Больше всего он боялся, что Маркел проболтается про свое местожительство и тем более про планы всей компании. Тот, правда, божился, что молчит как рыба, но и рыба заговорит, если ее хорошо поджарить.

Некоторое время Глеб раздумывал - отложить разговор до прихода вожака интернатовцев или начать без него, но тут снизу заскрипела входная дверь, зазвенели под легкими шагами ступеньки лестницы, и в комнате появился Маркел.

- Ты чего это так рано? - удивился Зубатик.

- А, Ларискины предки нагрянули, - нехотя пояснил тот, раздеваясь и заваливаясь на свою кровать.

- Ага, накрыли с поличным, - Зубатик засмеялся, а за ним и все остальные.

- Заткнись, - буркнул, поморщившись, Маркел.

- Хорош базарить! - оборвал их перепалку Глеб. - Я не за этим сюда приехал. Будите Моню, разговор есть.

Растолкали еврейчика, тот долго сонными припухшими глазами разглядывал всю компанию, плохо понимая, что происходит. Убедившись, что все, кроме Поньки, внимают только ему, Глеб, по своему обыкновению, взгромоздился задницей на стол и заявил:

- У нас все готово: техника, оружие. Сегодня днем я разослал по всем намеченным адресам наши требования. Вот, слушайте: "Если вы хотите жить в Волжске спокойно, не опасаясь за свою жизнь, то заплатите налог в нашу пользу. К среде приготовьте десять тысяч долларов для передачи посреднику". И подпись: "Черные волки".

- Здорово, черные волки! - восхитился Суслик.

- И ты думаешь, они сразу кинутся собирать деньги? - снова спросил сомневающийся Маркел.

- Конечно, нет. Вот поэтому завтра сделаем так...

План действий они обсуждали до двух часов ночи. Наконец, когда все было решено и роли распределены, городские уехали. Интернатовцы же долго еще не спали. Сначала очнулся Понька. Шатаясь, он поднялся с кровати и, прихрамывая, спустился вниз. Чира, приподняв голову с подушки, с беспокойством наблюдал за действиями брата. Услышав снизу щелчок задвижки, он сунул ноги в кроссовки и быстро сбежал вниз. Несколько минут доносились лишь голоса братьев: торопливый, умоляющий говорок Чиры и невнятное бормотание Поньки. Вскоре Чира привел старшего наверх и уложил в кровать.

- Ломает уже? - спросил Маркел.

- Да нет, еще рано. У него всгда так, перед ломкой.

Потом Чира немного помолчал, а затем сказал невпопад:

- Получу свои деньги, буду его лечить.

- А разве это возможно? - удивился Зубатик.

- Да, я от одной торговки на базаре слышал. Она соседке рассказывала. Есть такая больница, там всю кровь через какой-то фильтр прогоняют и дурь уходит. Только стоит все это очень дорого.

Интернатовцы немного помолчали, хоть свет уже не горел, но каждый не только по голосу, но и по дыханию знал, кто из его соседей еще не спит.

- Суслик, а ты что будешь делать, когда разбогатеешь? - спросил неугомонный Зубатик у соседа. По привычке он ткнул его пальцем в бок, на что тут же получил удар по ноге. Но на вопрос малыш все-таки ответил:

- А я в Африку уеду, куплю самое большое ружье и буду охотиться на львов. Или на слонов.

- Да ты его не поднимешь, это ружье, - засмеялся Маркел.

- А я перед этим найду такую больницу, чтобы стать как все. Мне наша медсестра говорила, в интернате, что есть такие на Западе.

- Это Матвеевна-то наша? Соврала поди, а ты и веришь, - съязвил Зубатик и тут же получил от Суслика удар подушкой по голове. Зарождающуюся драку оборвал Маркел.

- А ты сам-то что будешь делать с деньгами, Зубатик? - спросил он.

- Не знаю. По стране поезжу, Москву, Питер посмотреть охота, там красиво, говорят. Хорошо бы за границу съездить, в Штаты. В самом деле у них там так обалденно, как в кино, или врут?

- Да врут, - убежденно сказал Маркел. - Про нас тоже вон какие сказки снимают, а на самом деле все по уши в дерьме.

Он вздохнул и спросил соседа:

- Ну а ты, Летяга, куда, к морю?

- Да. Там хорошо. Сейчас там еще тепло. Я каждый раз в новостях погоду в Крыму слушаю. Знаешь, как это время у них называется? Бархатный сезон. А знаешь, какой у моря запах? Как у йода, я когда ногу сломал и меня перевязывали, сразу все вспомнил: море, цветную гальку, шум волн.

Он замолчал, и никто не решился спросить у него еще что-то или усомниться в сказанных им словах.

- Моня, а ты что делать будешь? - спросил уже Летяга.

- Попробую найти родственников, - из своего угла глухо отозвался тот. - Отец говорил, что его брат еще лет десять назад уехал в Израиль.

- А дед что же, адреса не знал?

- Он у нас идейный был, коммунист, фронтовик. Сына своего старшего, после того как тот уехал, проклял. Тот письма еще слал первое время, а дед рвал их не читая.

- Вот сволочь! - эмоционально прокомментировал Суслик. - Другим жить не дал и сам загнулся. Маркел, а сам-то ты куда двинешься?

- Не знаю. Я вообще из этого города уезжать не хочу.

Суслик и Чира, не сговариваясь, даже привстали с постелей.

- Ты что, дурак?! - спросил Чира. - На фиг он тебе нужен, этот вшивый город?

- Это его Лариска приворожила, - засмеялся Зубатик. - Он теперь от нее никуда.

- Дурак ты, Зубы, дал бы тебе по хлебалу, да вставать неохота, лениво процедил Маркел и, зевнув, повернулся на другой бок. - Спите, завтра вставать рано.

Маркел действительно никуда не хотел уезжать из Волжска, потому что через неделю после драки в парке познакомился с Ларисой. В тот жаркий день они всемером, как обычно, притащились на пляж. Собственно пляжем его можно было назвать с большой натяжкой. Заросшие густым тальником берега не подпускали людей к реке, да и дно ее чуть не по всему течению было илистым. И только в трех местах вдоль города пологие берега и песчаное дно позволяли без опасения входить в мутную воду. Один из таких пляжиков и облюбовали парни, он был по расстоянию самый близкий к "конторе".

Окунувшись в первый раз, Маркел уже выходил из воды, когда услышал сбоку восхищенный девичий голос:

- Тонька, смотри, это же тот самый парень, что на прошлой неделе Башку отхайдокал.

Маркел оглянулся на голос. В сторонке на большом полотенце сидели две девицы. Одна из них, с коротко стриженными под мальчишку и явно крашенными огненно-рыжими волосами, призывно помахала ему рукой. Ноги будто сами понесли парня в ту сторону.

- Привет. Тебя как зовут? - такими словами его встретила рыжая девица.

По внешнему виду ей можно было дать и пятнадцать лет, и все восемнадцать. С зелеными нагловатыми глазами, курносая, с щуплой, почти мальчишеской фигурой, Лариса в свои шестнадцать лет прошла огонь, воду и медные трубы. Из школы с видимой радостью и облегчением ее выперли после девятого класса. Местное ПТУ не добавило ей ангельского воспитания, зато за редкую энергию и подвижность как у ртути наградило кличкой Капля. Непременная участница всех дамских драк, она давно уже стояла на учете в милиции, два раза сделала аборт и прошла курс лечения от гонореи. Родители ее всю жизнь работали проводниками, дома бывали редко, а престарелая бабка не в силах была справиться с шустрой и языкастой внучкой.

- Меня? - почему-то смешался интернатовец. - Маркел.

- Это что, имя или фамилия? - засмеялась девица.

Он улыбнулся в ответ:

- Это кличка. А вообще-то я - Алексей.

- Леха значит, - продолжила допрос рыжая. - "Леха, Леха, Леха, мне без тебя неплохо..." - пропела она и только потом представилась сама: - А меня зовут Лариса, а ее Тонька. Здорово ты тогда Башку отхерачил. На моей памяти только одному каратисту такое удавалось.

- И что? - спросил Маркел.

- Да его прямо там же, на Бойне, задолбили, куда против толпы попрешь. Да ты присаживайся.

Она чуть подвинулась, освободив клочок махрового полотенца. Маркел сел, поневоле ощутив горячее бедро девушки.

- А это твой кодляк? - кивнула Лариса на беззаботно резвящихся в воде парней.

- Да, - подтвердил он.

- А откуда вы все взялись? Я парней почти из всех районов знаю, а тебя что-то не видела.

- Мы из интерната...

Постепенно девчонка вытянула из него почти все. Маркел умолчал только о том, где они живут и чем занимаются. Сказал только, что подрабатывают на станции разгрузкой вагонов, хотя и умолчал - что ночью и без разрешения хозяев.

Лариса включила на полную мощность свое природное женское обаяние, бессовестно строила невинному парню глазки, своим чуть хрипловатым голосом рассказывала похабные анекдоты и, смеясь над какими-то фразами Маркела, откидывала назад голову со своей огненной гривой. Через полчаса он был ее со всеми потрохами. Когда девчонки по естественной нужде отошли в прибрежные кусты, Тонька спросила подругу:

- Слушай, зачем он тебе нужен? С ним даже на дискотеку не покажешься.

- Дура ты, Тонька, - отозвалась Лариса, закуривая сигарету. - Зато посмотри, какой красавчик. А с дискотекой что-нибудь придумаем.

Эта проблема разрешилась через какие-то полчаса. На пригорке над пляжем, взревев мотором, остановился мотоцикл. Водитель, поставив свой "Иж" на подножку, начал спускаться вниз, на ходу расстегивая рубаху. Маркел, занятый только соседкой, не обратил на него внимания, зато Лариса сразу приподнялась со своего полотенца и крикнула:

- Санек! - она призывно помахала рукой. Парень подошел, и Маркел с удивлением узнал в нем своего старого знакомого - Башку.

- Привет, Санек, ты это откуда? - спросила Лариса.

- Да с картошки. Дед взял снова двадцать соток, пока тяпали, думал сдохну от жары.

- Ты этого парнишку не узнаешь? - Капля кивнула на своего соседа. Могу познакомить.

Башка, по своему обыкновению, откинул назад голову, прищурился. Маркел заметил, что сегодня у него очки в более солидной оправе.

"Что будет!" - Маркел весь внутренне подобрался. Но Башка вдруг засмеялся:

- А, старый знакомый! - И он протянул своему бывшему врагу руку. Как тебя зовут-то?

- Маркел, - назвался интернатовец, пожимая плотную, с солидными мозолями ладонь здоровяка.

- А меня Санька, или еще Башкой зовут, только не думай, что это оттого, что я такой умный.

Присев на корточки, главный забойщик центровых пустился в воспоминания.

- Ну и здорово же ты меня тогда уделал! Бля буду! Я вот только никак не пойму, что это у тебя за стиль такой, не то кикбоксинг, не то тоэквандо? Чем занимался?

- Да ничем я не занимался, - улыбнулся Маркел. - Просто драться часто приходилось.

- Он из интерната, - пояснила Лариса. - Они все оттуда.

- А, понятно, почему я тебя не видел раньше.

- Очки-то новые купил? - чувствуя некоторую вину, спросил Маркел. Ты уж извини, так получилось...

- Да ладно, - Башка только махнул рукой. - Они на мне как горят. Я уж заказываю сразу штук десять, на полгода хватает. Знаешь что, приходи сегодня на дискотеку и ничего не бойся. Ни тебя, ни твоих парней никто не тронет. Клык даю!

Пожав руку Маркелу, Санька пошел к воде, быстро разделся и махнув саженками пару раз речку от берега до берега, не вытираясь, пошел к мотоциклу. На прощанье он поднял руку и крикнул:

- Приходи, буду ждать!

- Башка парень что надо, - заметила Лариса, махнув рукой на прощанье. - Если он слово дал, то это железно.

На дискотеку никто из интернатовцев идти не согласился, у всех на памяти было прошлое посещение этого "очага культуры". Отговаривали они и Маркела, но тот был непреклонен.

Появление его на дискотеке действительно вызвало фурор. Лариса, уже ходившая с Маркелом в обнимку, просто млела от удовольствия, оказавшись в самом эпицентре внимания. Завистливые взгляды подруг доставляли ей особое наслаждение. Немного пообвыкнув и глотнув изрядно дармового пивка, Маркел вошел в раж и выдал такой удивительно красивый танец, что все просто вытаращили глаза. Когда музыка сменилась и он отошел в сторонку отдохнуть, Лариса попросила:

- Слушай, покажи, как ты это делаешь?

Она попыталась изобразить что-то руками и ногами, и Маркел ее не понял.

- Что показать?

- Ну как это ты сейчас вот? - она снова сделала попытку изобразить какие-то па. До Маркела дошло:

- Да разве помню я, что и как, просто танцевал и все.

Капля хотела было обидеться, но уже после следующего танца поняла, что ее новый друг действительно не шутит. Танец возникал в нем и умирал в зависимости от мелодии и ни разу за вечер не повторился.

Когда Маркел уже после дискотеки провожал ее до дома, Лариса у самого подъезда резко потащила его в сторону увитой плющом беседки.

- Пошли, - только и шепнула она.

В беседке они долго целовались, а потом Лариса принялась решительно расстегивать его джинсы. Еще на пляже чисто интуитивно она поняла, что Маркел еще не знаком с этой стороной жизни и взяла инициативу на себя. Хотя в интернате в Маркела были влюблены больше половины девчонок, но эти худосочные и страшненькие в большинстве своем подруги не вызывали у него никакого ответного чувства. Зато в эту ночь он узнал о любви почти все.

Лариса приковала его к себе крепко. Теперь все вечера он пропадал у нее. А еще Маркел стал своим в городе. Он уже участвовал в двух массовых драках за центровых, и на пару с Башкой выходил забойщиком. Проявил себя при этом он просто здорово, его уважали новые друзья и боялись враги. Вот поэтому Маркелу уже не хотелось ни в какие теплые края. Здесь были его друзья и жила его подруга - что еще надо для счастья?

12.

Этот осенний день мало чем отличался от десятков других. С утра зарядил мелкий противный дождь, серые тучи висели над головой так низко, что казалось, еще немного и они спустятся на землю, упрятав город в свою мокрую серую вату.

Но, как обычно, Геннадий Нечаев неторопливо совершал объезд своих владений. Он уже побывал на рынке, заехал в контору и переговорил с главбухом Шишкиным. Последним пунктом его поездки должен был стать бар "Ямайка", любимое место отдыха крутых ребят. Отделали эту бывшую пельменную по всем законам пиратской романтики: с "веселым Роджером" над входом, с грубо отделанной громоздкой мебелью и скелетом, сидящим в углу на сундуке с золотом и со старинным пистолетом в костлявой руке. Стены и потолок заведения были выложены грубыми булыжниками, создающими полную иллюзию, что посетители пришли в пещеру. Вот один из таких булыжников и выпал вчера ночью с потолка, изрядно напугав публику, особенно женскую ее часть. Теперь надо было решать, закрывать бар на ремонт или это просто досадная случайность.

Все утро Нечай с усмешкой посматривал на сидевшего за рулем джипа своего "адъютанта" Рыдю. Тот был не только его личным шофером. Именно с ним в свое время Нечай начинал борьбу за власть в этом городе. Именно Рыдя первый узнавал о всех планах и задумках патрона. Только в нем Нечай был уверен, как в самом себе, и за это прощал ему многое. Вот и сейчас, пропьянствовав двое суток, Рыдя все-таки приехал за Нечаем, отстранив другого, подменного шофера. Но выглядел он ужасно. Все последствия обширного "забега в ширину" были просто написаны на его своеобразном лице. Темные чуть раскосые глаза, странным образом соседствующие с сивой шевелюрой, налились кровью. Кожа лица (и без того красноватого цвета) теперь была ближе к багровому оттенку, а белый язык постоянно облизывал пересохшие губы. Наконец Нечай сжалился и сказал своему "адъютанту":

- Ну ладно, я вижу, до "Ямайки" ты не дотянешь, того и гляди загнешься в дороге, что я с тобой делать-то буду? Заверни к "Колосу", хлебнем пивка.

Рыдя благодарно кивнул и свернул к киоску, торгуюшему разливным пивом. Нечай взял себе кружечку "Жигулевского". Жажда его не мучила, просто интересовался, не стали ли продавцы сейчас, спустя два месяца после открытия, разбавлять пиво водой. На его удивление пиво оказалось превосходным. Рядом Рыдя поглощал вторую кружку, ухая после каждого затянувшегося глотка как лесной филин. Хотя он и был за рулем, Нечай не стал ограничивать его в потреблении пива. Машину Рыдя водил безупречно в любом состоянии, а останавливать его джип "чероки" с номером "600" в Волжске не решился бы ни один гаишник.