Волчица и пряности. Том III

Действие 3

В Кумерсуне жизнь кипела с самого раннего утра. Лоуренс, следуя за посыльным, пересёк проходящую с севера на юг главную дорогу, направляясь на запад, в сторону гильдии. По пути попадались люди, которые устанавливали что-то вроде дорожных столбов. Пробегая мимо, Лоуренс успел заметить, что это действительно были какие-то указатели с начертанными на них незнакомыми символами, а сами знаки украшали листья репы и снопы соломы. Лоуренс предположил, что указатели поставили в честь праздника, но сейчас у него не было времени их рассматривать.

Торговец еле поспевал за мальчишкой, который даже не запыхался от быстрой ходьбы, — видимо, Марк гонял своего подручного целыми днями. Лоуренс считал себя физически довольно выносливым, но, когда они наконец прибыли в здание гильдии, он тяжело дышал.

Обычно плотно закрытые солидные деревянные двери, приличествующие богатому торговому дому, сейчас были широко распахнуты. У входа стояли три торговца с кружками в руках, несмотря на ранний час. Они оживлённо болтали, поглядывая в залу, но, завидев Лоуренса, замахали ему руками и стали кричать внутрь здания:

— Пришёл! Рыцарь Хашмидт!

Услышав, как его назвали рыцарем Хашмидтом, Лоуренс понял, что послание Марка не было шуткой или чьей-то выдумкой. Хендт ла Хашмидт — так звали придворного рыцаря, главного героя известной легенды, пришедшей из знойной страны виноградников и морей — Элеас. Однако подобное сравнение Лоуренса не обрадовало: Хашмидт браво сражался за любовь Илезы, дочери аристократа, но трагически погиб на дуэли, отстаивая своё право на Илезу у бросившего ему вызов принца Филиппа Третьего.

Лоуренс взлетел по ступеням, растолкал паясничавших торговцев и вбежал внутрь. Взгляды присутствующих, будто копья на теле распятого разбойника, скрестились на Лоуренсе. Напротив входа, перед стойкой, за которой обычно восседает глава торгового дома, стоял…

…«принц Филипп Третий».

— Заявляю во всеуслышание! — пронёсся по зале пронзительный юношеский голос.

Сейчас Амати был не в смазанном жиром плаще торговца рыбой, а облачился в парадную мантию, действительно напоминая наследника знатной семьи. Амати смотрел прямо на Лоуренса, а торговцы, затаив дыхание, ожидали продолжения речи «принца».

Амати поднял над головой пергамент и кинжал:

— Я выплачу долг, тяжким бременем лежащий на хрупких плечах монахини-паломницы, после чего признаюсь свободной дочери Божьей Холо в своей преданной любви! Клянусь небесным покровителем гильдии Роуэна — святым Рамбальдосом!

Зал загудел, слышались возгласы восхищения, смех. Присутствующих охватило нездоровое воодушевление.

Амати невозмутимо опустил руки. Крутанув нож в правой руке, он направил его на Лоуренса рукоятью вперёд:

— Госпожа Холо рассказала мне о своих невзгодах и о том, как вы с ней обращаетесь. Будучи человеком независимым, я желаю вернуть ей крылья свободы и использую для этого все свои связи и средства. А после сделаю ей предложение!

Лоуренсу явственно вспомнились слова Марка: «В его возрасте, если что-то стукнет в голову, землю рыть будет, а своего добьётся». Лоуренс с отвращением взглянул на протянутый кинжал и перевёл взгляд на пергамент. Амати стоял далеко, поэтому Лоуренс не смог разобрать слова на пергаменте. Скорее всего, там было записано всё только что сказанное, но более детально. В правом нижнем углу краснела печать, и цвет ей придавал явно не сургуч, а кровь.

Клятва на крови используется в тех краях, где нет нотариусов, либо если договор слишком важен, чтобы доверять его посторонним. В этом случае одна сторона ставит под договором печать собственной кровью и передаёт нож другой, сопровождая действо клятвой перед Богом. Если подписавшийся кровью нарушает условия договора, то он должен будет этим ножом либо убить соперника, либо перерезать себе горло.

Если Лоуренс сейчас примет нож, договор будет считаться заключённым. Но Лоуренс не шелохнулся — он-то никак не думал, что всё так обернётся.

— Господин Лоуренс.

Взгляд Амати красноречиво говорил, что пытаться отшутиться или увильнуть бесполезно. Лоуренс подбирал слова. Он заговорил, пытаясь выиграть время:

— Холо в долгу передо мной, и она расплачивается молитвами о безопасном путешествии, отрицать не буду. Но никто не говорил, что, когда с долгом будет покончено, она откажется сопровождать меня.

— Не говорил. Однако так она и сделает, если я попрошу. В этом я уверен.

В толпе послышалась тихие возгласы. Амати не выглядел пьяным, но своим видом он действительно напоминал Филиппа Третьего.

— Не будем забывать, что Холо всё-таки странствующая монахиня. Брак в этом слу…

— Я в курсе, можете не беспокоиться. Мне известно, что госпожа Холо не служит какому-либо ордену.

Лоуренс твёрдо сжал губы, чтобы не выругаться вслух.

Странствующие монахини были двух типов: одни принадлежали к так называемому ордену нестяжателей, у которого даже не было своего храма, другие сами себя объявляли монахинями, но ни в каком монашеском сообществе не состояли. Большая часть монахинь относились к последним, «самоназначенным», причём обычно это было не более чем удобным прикрытием в путешествии. Естественно, обетом безбрачия подобные монахини связаны не были, и Амати об этом знал. Значит, преподнести всё так, что Холо якобы входит в один из орденов, уже не получится.

Амати продолжил свою искусную речь:

— Право, мне и самому не хочется предлагать Лоуренсу договор в такой форме — все присутствующие и без того видят во мне Филиппа Третьего из истории про рыцаря Хашмидта. Однако, по законам Кумерсуна, давший женщине в долг становится её попечителем. И разумеется… — Амати откашлялся, — если господин Лоуренс, как попечитель госпожи Холо, благословит наш брак, необходимость в заключении подобного договора отпадёт сама собой.

Остальные торговцы, пересмеиваясь вполголоса, с интересом наблюдали за «Филиппом» и «Хашмидтом»: редко увидишь, когда за женщину борются настолько ожесточённо. Такая история украсит любое застолье.

Опытный торговец усомнился бы в рассказах Лоуренса и Холо о связывавших их отношениях. Монашка, которая платит долг молитвами, — слишком наивная история, чтобы быть правдой. Скорее он бы предположил, что она путешествует с ним, потому что просто хочет этого либо же боится, что её перепродадут за долги.

Амати, вероятно, тоже размышлял на этот счёт и наверняка склонялся ко второму варианту. Тогда неудивительны его дерзость и бравада: он вообразил себе, что освобождает несчастную монахиню из долговых оков. Пусть он и руководствовался иными причинами, в любом случае он выставил Лоуренса злодеем, даже если сам так не думал.

— Господин Лоуренс, вы берёте нож завета?

Торговцы широко улыбались, глядя на редкое, почти театральное зрелище: стоило одному торговцу зазеваться, и вот второй спешит отнять его прекрасную спутницу.

Лоуренс не мог отступить, не посрамив себя. Ему оставалось только вести себя благородно и сдержанно, чтобы на фоне Амати выглядеть достойно.

«В сущности, чего бояться? Ну выплатит Амати “долг”, не решит же Холо уйти к нему из-за этого», — твёрдо сказал себе Лоуренс.

— Я не подписываю договоры, не прочитав их сперва.

Амати согласно кивнул. Юный торговец убрал нож и вместо него протянул пергамент. Под взглядами толпы Лоуренс чувствовал себя будто на сцене. Он не спеша подошёл, взял договор в руки и пробежался по нему глазами: как он и ожидал, в нём значилось всё то же самое, что озвучил Амати, только изложено более детально. Лоуренс искал в тексте сумму, которую хотел уплатить Амати. Может быть, Холо назвала не такой-то и большой долг, раз Амати был так уверен в себе. Когда Лоуренс заметил в договоре сумму долга, сначала он не поверил своим глазам — для уплаты значилось: «одна тысяча торени». Он облегчённо вздохнул.

— Вас всё устраивает, господин Лоуренс?

Лоуренс перечитал пергамент, выискивая двусмысленные или неточные фразы, которые Амати мог обернуть в свою пользу, а также которыми он сам мог бы воспользоваться на законном основании. Однако вдумчиво составленный договор не оставлял подобной возможности, его автор позаботился о том, чтобы самому не угодить в ловушку.

Лоуренс кивнул в ответ.

— Я согласен с договором, — сказал он вслух и отдал пергамент обратно, подавая знак Амати продолжать.

Тот снова взялся за нож и протянул его рукоятью вперёд. Лоуренс принял нож, и договор был заключён. Одобрительные крики и стуки ударяющихся кружек тотчас наполнили комнату. Представление закончилось. Свидетелями сделки стали все присутствующие торговцы и даже сам покровитель гильдии, святой Рамбальдос, именем которого клялся Амати.

«Филипп» и «Хашмидт», стоя посреди всеобщей шумихи, молча смотрели друг на друга. Нож и пергамент передали на хранение главе торгового дома, который взирал на происходившее с немым укором.

— Договор действует до конца праздника, то есть до завтрашнего заката. Вас это устраивает?

Лоуренс кивнул и произнёс:

— Тысяча торени наличными. Никаких скидок и рассрочек.

Он был уверен, что выложить тысячу торени за раз — непосильная задача для Амати, пусть тот и перевозил ежедневно по три телеги со свежей рыбой. Если бы Амати был настолько сильным соперником, Лоуренс был бы наслышан о нём. Другое дело, если Амати уже скопил такую сумму.

Говоря грубо, суть сделки состояла в том, что Холо купили за тысячу монет. Если Амати не собирается перепродать её, он перекладывает деньги из своего кошелька в кошелёк Лоуренса. В таком случае у Амати завтра же начнутся проблемы с закупкой партии рыбы на продажу. Даже если Холо всё-таки согласится выйти за него замуж, их ожидает безрадостное существование. Как верно пел менестрель: «За деньги любовь не купишь», но и другое утверждение тоже было правдой: «Любовью сыт не будешь».

— Тогда прощайте, господин Лоуренс. Завтра на этом же месте мы встретимся ещё раз, — сказал Амати и уверенным шагом вышел из помещения. Судя по возбуждённому лицу юноши, подобные трудности его не пугали.

Никто не окликнул Амати, и все взгляды обратились к Лоуренсу. Тот понял, что, если сейчас он ничего не скажет, все подумают, что он дурачок, которого только что прилюдно обвели вокруг пальца.

Лоуренс поправил воротник и уверенно сказал:

— Только из-за того, что Амати оплатит её долг, Холо не ответит ему благосклонностью.

Раздались очередные возгласы одобрения, после чего их сменили выкрики:

— Два к одному за Лоуренса, четыре к одному за Амати! Кто будет ставить?

Знакомый Лоуренса, торговец солью, вызвался принимать ставки. Поймав взгляд Лоуренса, он улыбнулся ему во весь рот. Ставки на него были ниже, а это значило, что ставить на Амати считали более рискованным. Чувство облегчения, которое испытал Лоуренс, увидев сумму выплаты в договоре, не было беспочвенным. Здравый смысл подсказывал, что Амати поступил безрассудно.

Торговцы один за другим выкрикивали ставки. Лоуренс ощутил прилив уверенности, видя, что большинство ставит на него. Поначалу он испугался, когда их недавний знакомый заявил о своих намерениях жениться на Холо, но сейчас Лоуренс считал, что вряд ли этим намерениям суждено осуществиться. Амати и без того сейчас находился в проигрышном положении, и ему нужно преодолеть ещё более серьёзный барьер — Лоуренс не сомневался, что это невозможно, — а именно: требовалось получить согласие самой Холо. Без её согласия свадьба не состоится. Лоуренс был абсолютно уверен, что у Амати ничего не выйдет, ведь тот совершенно не знает о планах Лоуренса и Холо найти её родину. Он совсем недавно говорил Холо, что «без знания рынка торговец — рыцарь без глаз на поле боя», и вот Амати явился идеальным подтверждением справедливости этих слов. Даже если Амати каким-то невероятным образом соберёт нужную сумму, они вдвоём в любом случае поедут дальше на север.

Размышляя подобным образом, Лоуренс извинился перед главой дома за то, что, хоть и против своей воли, стал причиной шумихи, и тут же собрался на выход. Это было правильным шагом: почти все сделали ставки, и Лоуренс снова бы превратился в мишень для любопытствующих, а становиться «закуской» к выпивке ему точно не хотелось. Растолкав столпившихся торговцев, Лоуренс покинул торговый дом и сразу же увидел знакомое лицо. На улице стоял Ги Батос, познакомивший его с летописцем.

— Попали вы в историю, я вам скажу.

Лоуренс скривил губы в усмешке, на что Батос сочувственно улыбнулся.

— Но вот что, — тут же продолжил собеседник, — вполне возможно, что Амати достанет эти деньги.

Улыбка сползла с лица Лоуренса.

— Не может быть!

— Честным, конечно, этот метод не назовёшь…

Вряд ли Амати собирался повторять аферу, которую провернул Лоуренс в Рюбинхайгене. В Кумерсуне нет высоких пошлин на товары, поэтому смысл в контрабанде пропадает.

— Вы наверняка скоро всё узнаете сами, поэтому не буду вдаваться в подробности. К тому же помогать именно вам, господин Лоуренс, будет нечестно по отношению к господину Амати, который осмелился сделать такое заявление в гильдии. Я только хотел вас предупредить.

— Для чего вам это?

Ги Батос рассмеялся звонким озорным смехом.

— Иметь напарника в дороге — счастье. Я понимаю, что значит для странствующего путешественника лишиться спутника, — с сочувствующей улыбкой сказал Батос. — Лучшее, что вы можете сейчас сделать, — это вернуться в гостиницу и продумать ответные действия.

Лоуренс поклонился Ги Батосу, как деловому партнёру, только что заключившему с ним большую сделку на выгодных условиях, и направился в гостиницу. Лоуренс ошибся насчёт юного торговца, но всё равно Батос не мог знать истинных причин, связывавших Лоуренса и Холо. Лоуренс шёл по главной улице, перекрытой по случаю праздника, и бесконечно обдумывал сложившуюся ситуацию. В итоге он пришёл к тому, что Холо ни за что не поддастся на уговоры Амати.

В гостинице он вкратце рассказал новости Холо, но, вопреки его ожиданиям, девушка не проявила к ним особого интереса. Утром, когда посыльный Марка сообщил об Амати, она выглядела крайне растерянной, но сейчас ей был важнее собственный хвост. Она сидела на кровати скрестив ноги и расчёсывала его, положив себе на колени.

— В общем, ты согласился на его условия?

— Да.

— Ясно… — неопределённо сказала Холо и продолжила заниматься хвостом.

Судя по всему, Амати не был интересен Холо. Лоуренс сделал вывод, что волновался зря, и посмотрел в окно, как девушка вдруг заговорила:

— Послушай.

— Что?

— Если этот мальчик даст деньги, как ты поступишь дальше?

Зная Холо, Лоуренс не стал допытываться, что именно она имела в виду. Когда она задаёт подобные вопросы, то хочет услышать первое, что человеку придёт в голову.

Лоуренс принял задумчивый вид и нарочно выбрал не самый лучший вариант ответа:

— Вычту сумму, которую потратил на тебя, а остальное отдам тебе.

Уши Холо дёрнулись. Прикрыв глаза, она ответила:

— О, не испытывай меня.

— Мне кажется, несправедливо, когда всё время испывают только меня.

Равнодушно хмыкнув, она продолжила расчёсывать хвост.

Лоуренс намеренно не стал озвучивать первую мысль, которая у него родилась. Он хотел проверить, заметит ли Волчица, что он слукавил.

— Если он выполнит свою часть договора, я выполню свою.

— Вот как…

Холо сидела с опущенной головой, но было заметно, что и хвост её уже не особо интересует.

— Конечно, ты вольна поступать как хочешь.

— Ты так в себе уверен?

Холо распрямила ноги и опустила их с кровати. Обычно она так делала перед тем, как броситься на него.

Лоуренс отпрянул, но взял себя в руки и произнёс с убеждённостью в голосе:

— Я уверен не в себе. Я уверен в тебе.

Об одном и том же можно сказать по-разному, и Лоуренс не мог бы придумать лучше. Холо вскинула брови от удивления, но её быстрый ум сразу же сообразил, в чём дело.

Девушка довольно улыбнулась и соскочила с кровати.

— А всё-таки раньше так весело было наблюдать за тобой, когда ты мялся и не знал, что мне ответить.

— С тех пор я поднаторел.

— Считаешь себя взрослым только потому, что научился держать удар?

— А разве это не означает быть взрослым?

— Ты просто знаешь, что преимущество на твоей стороне, и потому уверен в победе. Это хитрость, но не зрелость.

Лоуренс закатил глаза, как будто слушал продавца, предлагающего сомнительный товар, а не Мудрую Волчицу, прожившую несколько веков.

— Положим, ты мог не соглашаться на договор с Амати. Поступок более чем достойный.

Лоуренс приготовился возразить самым решительным образом, но Холо не дала ему вставить и слова:

— Но тебе было важнее не упасть в глазах других.

— Хм…

— На твоём месте я бы сказала как-то так… — Холо прокашлялась и, приложив правую руку к груди, заговорила торжественно: — Я и помыслить не могу, чтобы принимать подобный договор. С Лоуренсом я расставаться не хочу! Пусть долг на мне, но долг этот связывает нас. Пусть много нитей держит нас вместе, но я не потерплю, чтобы порвалась хоть одна. Принять мне позор на этом месте, но договору не бывать!.. Ну как?

Лоуренс словно побывал в опере — до того Холо была серьёзна, её слова проникали в самое сердце.

— Если бы кто-нибудь сказал так обо мне, моему счастью не было бы предела. — Разумеется, Холо шутила, но в чём-то она была права.

Хотя Лоуренсу не хотелось этого признавать, выглядело всё так, будто он малодушно согласился на договор, опасаясь за свою репутацию. С другой стороны, при всех прямо заявить о своих чувствах — конечно, сильный ход, но потом Лоуренсу пришлось бы долго расплачиваться за эту сцену.

— Возможно, поступить так было бы по-мужски, но вот зрело ли — вопрос другой.

Скрестив руки на груди, Холо отвела взгляд и еле заметно кивнула:

— Согласна, это по-мужски, однако так сделал бы только молодой самец, не думающий о последствиях… Такое приятно слышать и в то же время до того слащаво, что дурно становится.

— Об этом я и говорю.

— Хм, тогда получается, что нельзя быть одновременно и хорошим взрослым, и хорошим самцом. Хороший самец ведёт себя как ребёнок. А хороший взрослый — трус.

Услышав, как Холо высмеивает мужчин, иной рыцарь, нетерпимый ко всякой ереси, в гневе взялся бы за меч. И Лоуренс не мог промолчать, глядя на её ехидную улыбку:

— Тогда скажи, о Мудрая Волчица, хорошая и зрелая женщина, что бы ты сделала, если бы Амати предложил договор тебе?

Холо продолжала улыбаться как ни в чём не бывало. По-прежнему сидя скрестив руки на груди, она незамедлительно ответила:

— Приняла бы договор с радостью, что же ещё?

Лоуренс не нашёлся с ответом. Он почувствовал себя беззащитным перед невозмутимой улыбкой Холо. Совершенно спокойно, с радостью просто взять и принять условия Амати — ему такое не могло прийти в голову. Слова Холо говорили о её невероятной уверенности и широте души — воистину перед ним Мудрая Волчица.

— Конечно, потом бы я вернулась в гостиницу, тихонько подошла бы к тебе… — Холо приблизилась к Лоуренсу, оттесняя его к окну, и, отняв руки от груди, протянула их к торговцу. — …и совсем бы упала духом.

Холо опустила лицо. Хвост и уши Волчицы повисли. В этот момент фигура девушки казалась хрупкой — играла Холо безупречно. Когда она хихикнула, Лоуренс ужаснулся её таланту вызывать к себе жалость.

— Что ни говори, ты всё-таки хороший торговец: взвесил все риски и понял, что можешь обыграть его. Не сомневаюсь, что ты втайне договорился с кем-нибудь, чтобы всё прошло гладко.

Холо подняла голову, её уши и хвост весело встрепенулись. Изящным движением она сделала пол-оборота и встала рядом с Лоуренсом. Ему не составило труда понять, чего она добивается.

— Хочешь, чтобы мы пошли на праздник?

— Ты, конечно же, не откажешься дать взятку?

Договор с Амати не касался Холо напрямую, но по существу всё сводилось к тому, увенчается ли его предложение о свадьбе успехом или поражением. Другими словами, будет ли тысяча монет толковым вложением или нет, зависело от расположения Холо. Лоуренс, разумеется, был совсем не прочь подкупить «судью».

— В любом случае нужно узнать, чем он занимается. Заодно и тебя захвачу.

— Что значит «заодно»? — Холо поддела Лоуренса локтем.

— Я пошутил, пошутил, — смеясь, ответил он.

Холо, скрестив руки, рассеянно посмотрела в сторону и кивнула Лоуренсу.

Первым делом требовалось выведать, сколько у Амати в наличии денег. Слова Батоса о том, что юный торговец собирается достать нужную сумму не самыми честными методами, подтверждали догадку Лоуренса: у Амати нет на руках такой суммы. Опасаясь, что Амати всё-таки преуспеет, Лоуренс обратился к Марку с просьбой о помощи, на которую тот сразу же откликнулся. Сам Марк не присутствовал в гильдии во время случившегося переполоха, так как не закрывал лавку на праздники, но знал обо всём с чужих слов.

Слухи молнией разлетелись по городу, но мало кто из торговцев видел Холо воочию, так что показать её Марку было удачной идеей. Лоуренса не волновало, что тот будет наблюдать за историей с первых рядов — это было ничтожной платой за его помощь.

— Ерунда, тем более не мне же носиться по всему городу, — сказал Марк.

Лоуренс испытывал смешанные чувства: он жалел посыльного Марка, но, с другой стороны, с этого начинал каждый торговец.

— Ты считаешь разумным брать свою прекрасную спутницу с собой?

— Холо сказала, что хочет пойти на праздник. Запрёшь её в гостинице — получится, будто она действительно должна мне денег.

— Это господин Лоуренс так утверждает. А что же на самом деле, госпожа Холо? — с улыбкой обратился к Холо торговец зерном.

Девушка была в своём обычном городском наряде, не забыв надеть воротник из лисы — подарок Амати. Кажется, поняв намёк Марка, она драматично прижала руки к груди и ответила:

— Всё так и есть — на мне висит громадный долг. Оковы столь тяжелы, что каждый шаг мне даётся в мучениях. Не увидеть мне завтрашний день. О, с радостью белой стану от муки, если добросердечный господин поможет мне снять их.

Марк разразился хохотом:

— Бедный Амати, ха-ха-ха! Да-а, ещё неясно, кто связан оковами — вы или Лоуренс.

Лоуренс пропустил слова Марка мимо ушей и отвернулся. Если эти двое насядут, ему несдобровать. На его счастье, пробравшись через толпу, у прилавка появился мальчишка-посыльный и спас Лоуренса от словесного разгрома.

— Я всё узнал.

— О, молодец. И как?

Посыльный поприветствовал Лоуренса и Холо. Нетрудно было догадаться, что добивался он не похвалы Марка, а улыбки Холо. Для неё стремление мальчика не было тайной: она одарила его улыбкой, грациозно наклонив голову набок, чем вогнала его в жуткую краску.

— Ну, и как? — Марк ехидно улыбнулся.

Зная нрав своего знакомого, Лоуренс отлично понимал, что Марк подшучивает над своим подмастерьем при каждом удобном случае.

Мальчик начал сбивчиво рассказывать:

— А, да. Ну, в книгах значится, что он уплатил двести иледо.

— Двести, да? Значит, по бумагам из городского совета, у Амати на руках порядка восьмисот торени.

За редким исключением торговец, скопивший определённое состояние, должен платить налог в городскую казну. Записи об этом хранятся в налоговых книгах, к которым имеют доступ участники сделок. Марк через своих знакомых нашёл партнёров Амати и попросил тех посмотреть его записи.

Вряд ли торговец отчитывается перед городским советом обо всех сделках, поэтому безопаснее считать, что у Амати могут быть какие-то неучтённые средства. К тому же большая часть сбережений у торговца часто существует в виде долговых расписок. Амати в любом случае не обладает достаточной суммой, чтобы выкупить Холо. У торговца рыбой было два варианта: либо взять в долг крупную сумму, либо выиграть в азартных играх, — если, конечно, он действительно собирался выполнять свои обязательства по договору.

— У вас есть игорные дома?

— Ты не думай, что раз Церковь не контролирует город, то всё можно. Карты, кости да ловля зайцев — вот и весь набор развлечений. Сумма ставок ограничена, так что тут без шансов, — выдал Марк подробный расклад в ответ на простой вопрос. Стало быть, он тоже пытался понять, как Амати собирается раздобыть денег. А как тут не заинтересоваться, если при тебе без сожаления раскидываются тысячей серебряных монет, покупая то, что потом невозможно будет продать?

Лоуренс обдумывал следующий шаг, как Марк заговорил:

— Кстати, да. Насчёт игр. Ставки делаются не только на исход, но и на то, что будет потом.

— Потом?

— Ну, если Амати выиграет, что произойдёт потом, — многозначительно ухмыльнулся Марк. Лоуренс, напротив, помрачнел.

Холо заинтересовали мешки с мукой и снопы пшеницы, сваленные в глубине лавки, и, пока мужчины разговаривали, подмастерье охотно показывал, что и где лежит. Видимо, девушка вслушивалась в разговор: она повернула голову в их сторону.

— Пока ставки в твою пользу. Один к двум. Идёте ноздря в ноздрю.

— Может, попросить у того, кто принимает ставки, часть доли?

— Ха-ха-ха! А всё-таки что на самом деле?

Марк, конечно же, хотел подзаработать, но отчасти им двигало обыкновенное любопытство. Лоуренс не захотел отвечать и только пожал плечами.

На этот вопрос внезапно ответила подошедшая к ним Холо:

— Даже если на вопрос имеется ответ, часто так случается, что его нельзя никому поведать. Например, если спросить вас, смешиваете ли вы муку, что вы ответите?

— А…

Марк кинул яростный взгляд на мальчишку — тот, оправдываясь, завертел головой, мол, он тут ни при чём. Смешивать муку, то есть добавлять в дорогую пшеничную более дешёвую муку, тем самым увеличивая объём, — обычная практика среди торговцев. Даже опытный торговец пшеницей, который каждый день имеет дело с мукой, не сможет невооружённым глазом обнаружить небольшую примесь, но для Холо, которая буквально живёт в пшенице, разница была очевидной.

С лёгкой улыбкой она продолжила:

— Вы хотите узнать, что я сделаю, когда мой долг будет выплачен?

Холо умела улыбнуться так зловеще, что становилось не по себе. Марк с подмастерьем тотчас отчаянно замотали головами и умоляюще уставились на Лоуренса.

— В общем, нам остаётся только наблюдать за действиями Амати, — подвёл итог Лоуренс.

— Да ты коварный!

Лоуренс почувствовал насмешку в словах Холо.

— Называй это разведкой. Я уверен, что он тоже послал кого-нибудь наблюдать за нами.

Тут заговорил Марк, придя в себя после выпада Холо:

— Не обязательно. Амати же одиночка: сам сбежал из дома и добрался в наши дали, привык самостоятельно зарабатывать деньги. Вдобавок молодой ещё, честолюбивый. Не надеется, как мы, на братство торговцев, плевать он хотел на эту «разведку». Его союзники — меткий глаз да ловкий язык. И, может, провидение Божье.

После таких слов торговца зерном Амати предстал перед Лоуренсом в образе рыцаря, добившегося положения своим мечом.

Марк продолжал:

— Оттого-то у него и пошла голова кругом, когда сюда заявилась хорошенькая девушка. У местных ведь ещё то сестринство, покрепче нашего братства. Они друг за дружкой постоянно следят: стоит одной высунуться, сразу же заклюют. Амати вряд ли это нравится. Не все такие, конечно. Вон, моя Адель, например.

Будучи странствующим торговцем, Лоуренс понимал, о чём говорил Марк. Действительно, для пришлого Кумерсун выглядел именно так. Лоуренс оглянулся на Холо, которая стояла подле него, и подумал, что на месте Амати сам бы потерял голову от такой, как она. Тем более что тот считал её обычной девушкой.

— В отличие от Амати, я собираюсь пустить в ход свои связи с торговцами. Нечестные приёмы осуждаются в рыцарских поединках, но мы, торговцы, друг с другом не церемонимся.

— Согласен с тобой, — сказал Марк и перевёл взгляд на Холо.

Лоуренс тоже повернулся к Холо, она, будто того и ждала, приложила руки к щекам и смущённо воскликнула:

— Ах, если бы мне хоть раз попался честный противник!

«Марк, наверное, уже понял, что ему не тягаться с Холо», — усмехнулся про себя Лоуренс.

В конце концов он попросил Марка использовать связи, чтобы собрать побольше сведений об Амати, и пересказал ему разговор с Батосом. Лоуренс не мог сидеть сложа руки — он доверял Холо, но нельзя было полностью полагаться на неё: никому не известно, что она может выкинуть. К тому же, если повезёт, ему удастся как-нибудь заработать на афере Амати.

Весь день оставаться в лавке Марка было невозможно: своим присутствием они мешали ему торговать. Поэтому, договорившись обо всём, они попрощались.

Жизнь в городе уже бурлила вовсю. Придя с рынка на городскую площадь, Холо с Лоуренсом не заметили большой разницы — толпа ничуть не поредела. Близился полдень, у прилавков, на которые заглядывалась Холо, толпился народ. Конечно, девушку это не испугало, она сама встала в одну из очередей, зажимая в кулачке деньги Лоуренса. Торговец, издалека поглядывая на сутолоку, подумал, что пора бы уже прозвучать колоколу. Вдруг откуда-то послышалось размеренное гудение.

— Это рожок? — сказал он вслух.

Ему вспомнилась пастушка Нора и всё, что они вместе пережили в Рюбинхайгене. Лоуренс тут же отогнал эти мысли, чтобы Холо ничего не заподозрила. Он начал оглядываться в поисках источника звука, как вернулась Холо, держа в руках вожделенную жареную лепёшку.

— Сейчас как будто пастух играл, ты слышал?

— Ага. Всё-таки это был рожок…

— Слишком много вкусных запахов — не могу понять, есть тут поблизости овцы или нет.

— Овцы точно были на рынке, но какой смысл дуть в рожок в городе?

— И пастушки той нет…

Лоуренс был готов услышать что-то подобное, поэтому даже не удивился.

— Ну тебя! Такой равнодушный, хотя я из кожи вон лезу, чтобы привлечь твоё внимание.

— Премного благодарен. Очень приятно, аж до жути.

Холо со смаком начала хрустеть лепёшкой. Посмеиваясь, Лоуренс прошёлся взглядом по улице и заметил, что люди движутся в одну сторону — к центру города. Наверное, гул рожка служил знаком к началу праздника.

— Похоже, праздник начался. Пойдём? — предложил Лоуренс.

— Пожалуй. Одна только еда мне наскучила.

Лоуренс в ответ улыбнулся и, взяв Холо под руку, влился в поток людей. Волна пронесла их на север, мимо рынка. Стали слышны барабаны и звуки свирелей, перемежаемые оживлёнными возгласами. В пёстрой толпе мелькали и городские девушки, одетые на манер Холо, и юнцы-подмастерья с перемазанными лицами, отлынивавшие от работы, и узнаваемые по трём перьям на одежде проповедники, и то ли рыцари, то ли наёмники в лёгких доспехах.

Возгласы доносились с перекрёстка, где сходились две главные дороги, но из-за непроходимой людской стены можно было только догадываться о происходящем там. Холо вытягивала шею, но даже если Лоуренс, который был выше ростом, ничего не мог разглядеть, то Холо и подавно.

Лоуренсу пришла в голову одна идея, и он потянул Холо в соседнюю подворотню. Шум с большой улицы затих за стенами домов. В узком переулке спали совершенно равнодушные к празднику нищие, кутавшиеся в тряпки. Двери мастерских стояли нараспашку: видимо, там готовили товары для прилавков. Холо шла рядом, не задавая вопросов, — скорее всего, она поняла, куда они направляются: если торжество проводится на главной дороге, им было удобнее вернуться в гостиницу и наблюдать за праздником оттуда.

Легко добравшись по малолюдной улице до чёрного входа, они поднялись на второй этаж. Похоже, не их одних посетила такая мысль, кто-то даже решил таким образом подзаработать: на этаже несколько дверей были открыты, а в коридоре на стуле сидел сонный торговец и крутил в пальцах монетку.

— Вот за это Амати спасибо, — произнёс Лоуренс.

Они вошли в комнату и, открыв окно, оказались в первых рядах. Чтобы полностью увидеть перекрёсток, всего-то требовалось немного высунуться из окна, но и без этого всё было прекрасно видно. На свирелях и барабанах играли зловещего вида люди в чёрных рясах, полностью скрывавших лица, так что нельзя было даже разглядеть, мужчины это или женщины. За ними следовала группа в не менее странных костюмах: несколько человек прятались под гигантским балахоном, сшитым из больших кусков ткани, и держали над собой маску; другие изображали гигантов, встав под длинным одеянием друг другу на плечи; иные несли огромные мечи, сколоченные из множества тонких дощечек, кое-кто нёс лук, который был гораздо выше человеческого роста. Когда все эти великаны потрясали мечом или луком, публика оживлённо гудела.

Лоуренс решил, что ничего нового уже не покажут, как вдруг толпа зашумела сильнее прежнего и заиграли другие инструменты. Холо охнула, и Лоуренс, чтобы не загораживать ей вид, высунулся из окна. Гостиница стояла к юго-востоку от перекрёстка, и, похоже, с востока появилась другая группа, тоже одетая в невероятные костюмы. Впереди так же шли люди в чёрных рясах, а за ними двигались участники, наряженные иначе, чем в первой группе. У одного было вымазано чёрным лицо и приставлены бычьи рога, у другого виднелись птичьи крылья за спиной. Многие были одеты в звериные шкуры. Если бы Холо шла вместе с ними, выставив свои уши и хвост, она бы смешалась с толпой и не привлекла к себе никакого внимания. В конце шествия под рёв зрителей появилось гигантское чучело из соломы. Чучело, стоящее на четырёх ногах и напоминающее собаку, было заметно крупнее Холо в волчьем обличье. Деревянную платформу с чучелом несло более десятка мужчин.

Лоуренс хотел что-то сказать Холо, но она с таким интересом наблюдала за шествием, что он не стал её отвлекать. Один за другим проходили люди, наряженные в зверей, проплывали платформы с фигурами животных. Участники процессии выстроились в колонну на площади, которую образовывал большой перекрёсток.

Наконец «чёрные рясы», посмотрев на установленные утром столбы, стали показывать пальцами в разных направлениях. Лоуренс догадался, что праздник — это не просто костюмированный парад: перед ним разыгрывается некая история, которую он, к сожалению, не понимал. Лоуренс напомнил себе, что нужно будет спросить о ней у Марка. В это время с севера подошла новая группа.

На этот раз участники были одеты в обычную одежду: кто-то разыгрывал нищего, кто-то — рыцаря или аристократа. Характерным было то, что каждый держал ложку. Лоуренс гадал, для чего им ложки, и тут все три колонны столкнулись ровно в центре площади, выкрикивая непонятные слова. Зрители вслушивались с какой-то тревогой, в толпе ощущалось небольшое волнение, которое передалось и Лоуренсу. Он понял, что сейчас что-то произойдёт.

«Чёрные рясы» вскинули руки в одном направлении — на юго-запад. Взгляды зрителей устремились туда же: с той стороны катили непонятно откуда появившиеся телеги с большими бочками. Люди, тащившие телеги, деланно расхохотались и вкатили их на площадь.

Люди в чёрных рясах заиграли на музыкальных инструментах, которые они держали в руках, а ряженые и участники, несущие чучела, запели. Притащившие телегу открыли бочки и начали зачерпывать ковшами с длинными рукоятками их содержимое и расплёскивать по сторонам. Публика, до того наблюдавшая за действием издали, как по сигналу хлынула на площадь и начала танцевать — каждый как ему вздумается.

Круг танцующих ширился, часть людей в причудливых костюмах выбежали с перекрёстка и, приплясывая, пошли по главной улице. Толпа последовала примеру, и вскоре танцевала вся улица. В самом центре площади участники процессии образовали плотный круг и тоже пустились в пляс. Веселье било через край и, похоже, не собиралось утихать до самой ночи. Вступительная часть праздника, или, вернее, народного буйства, можно сказать, состоялась.

Холо, уже практически полностью высунувшаяся из окна, подалась обратно в комнату и немедля сказала Лоуренсу:

— Пойдём к ним.

Лоуренс на пальцах мог пересчитать все свои попытки танцевать. К слову говоря, это и было главной причиной, почему он избегал подобных праздников — танцы в одиночку лишь испортили бы ему веселье. Холо протянула руку, и он решился.

«Всё равно там одни пьяные, никто не заметит», — успокоил он себя. Протянутая к нему миниатюрная ручка была для Лоуренса дороже любых денег.

— Идём, — решительно взяв её руку в свою, сказал он.

Холо, почувствовав в нём перемену, усмехнулась:

— Только смотри не отдави мне ноги.

— Кхм… постараюсь.

И они, выйдя из гостиницы, погрузились в водоворот праздника.

Лоуренс не мог припомнить, когда в последний раз так веселился — столько они станцевали и выпили вина. Он наслаждался послевкусием, вероятно, впервые в жизни, потому что после бурного веселья раньше на него накатывало одиночество.

От чрезмерных возлияний Холо с трудом держалась на ногах, и Лоуренс придерживал её за плечи, пока они поднимались на свой этаж. Жар в его груди сменился приятной теплотой. Ему казалось, что, пока с ним Холо, шумное веселье не прекратится никогда.

Они зашли в комнату, из оставленных распахнутыми окон продолжал доноситься уличный гомон. Похоже, на смену заступили торговцы и ремесленники, которые днём не смогли отлучиться на церемонию открытия. Праздник, кажется, перешёл на новую стадию: когда они шли в гостиницу, Лоуренс обернулся на площадь и увидел, что туда спешат люди.

Он не сомневался, что Холо тоже не отказалась бы посмотреть, но сил у неё, увы, не оставалось. Как и вчера, Лоуренс уложил девушку спать, сняв с неё лишнюю одежду. У него вырвался вздох, но не оттого, что ему не нравилось ухаживать за Холо, будто он её слуга, — вздох был выражением радости. Он улыбался, глядя на раскрасневшуюся и беззащитную Холо. Он больше не испытывал страха и даже жалел Амати. А пока они танцевали, Лоуренс и не вспоминал про злосчастный договор.

Хозяин гостиницы сообщил, что Лоуренсу оставили послание. Марк передал, что разгадал, каким образом Амати решил раздобыть деньги, и просил тотчас же прийти к нему. Первой мыслью Лоуренса было, что всё это может подождать до завтра. Раньше он бы так никогда не подумал, и собственное отношение к делу его удивило. Проблема уже не казалась такой срочной.

Его больше заинтересовало письмо, которое доставили вместе с посланием. Оно было запечатано сургучом, и красивым почерком было выведено имя отправителя: Диана. Как ему сказали, письмо принёс крепкий, коренастый мужчина. Скорее всего, это был Батос. Лоуренс предположил, что в письме Диана сообщала про Йойс, так как он просил её поделиться любыми сведениями, которые она вспомнит.

Он собирался было сломать печать и взглянуть на письмо, но передумал: если он сейчас сядет читать письмо, то к Марку точно не пойдёт. Сунув конверт в карман, он закрыл окно и пошёл к выходу. Протянув руку, чтобы открыть дверь, Лоуренс ощутил спиной взгляд. Обернувшись, он, конечно же, не обнаружил никого, кроме Холо, которая сонно смотрела на него.

— Я ненадолго.

— А письмо с запахом самки тебе зачем? — спросила Холо с недовольством, причина которого крылась явно не в том, что она боролась со сном.

— От красавицы, между прочим. Тебя это беспокоит?

— Дурень.

— Она летописец. Надеюсь, знаешь, кто это такие. Она разбирается в северных сказках и преданиях, от неё я узнал про Йойс. Я ещё не смотрел письмо, но даже вчерашний разговор уже оказался очень полезным. Кстати, она знает про тебя легенду.

Холо протёрла глаза, словно кошка, умывающая мордочку, и резко поднялась:

— Какую легенду?

— В предании Реноса упоминается о Холу Пшеничный Хвост. Это же о тебе.

— Не знаю. А что ты узнал полезного?

Упоминание о Йойсе согнало с неё всякую сонливость.

— В этом предании сказано, с какой стороны ты пришла.

— Это… — Холо смотрела на него во все глаза. Она не сразу поняла смысл услышанного. — Это правда?!

— А к чему мне врать? В сказке сказано, что ты вышла из восточного леса. Если от Нёххиры идти к юго-западу, а от Реноса — на восток, то на пересечении, в горах, и стоит Йойс.

От неожиданных новостей Холо крепко прижала одеяло к себе и опустила глаза. Уши Холо мелко дрожали от нечаянной радости. Перед Лоуренсом была девочка, которая давным-давно потеряла и наконец нашла дорогу домой. Холо медленно набрала воздуха и лёгкие и шумно выдохнула. Заплакать Мудрой Волчице не позволяла гордость.

— Удивляюсь твоей выдержке.

— Дурак…

Холо надула губы, сдерживая минутную слабость.

— Она здорово облегчила нам работу, ведь раньше мы знали только то, что Йойс где-то к юго-западу от Нёххиры. Я не читал письмо, но, наверное, она отыскала ещё что-нибудь. Найти Йойс оказалось проще, чем я предполагал.

Холо кивнула и отвела взгляд. Не выпуская одеяло из рук, она испытующе посмотрела на Лоуренса. Кончик хвоста бился от нетерпения, в красноватом янтаре глаз светилась тревога пополам с надеждой. Вид беззащитной, растерянной Холо вызвал у Лоуренса лёгкую улыбку. С другой стороны, если бы он сейчас сделал вид, что не понимает немого вопроса, застывшего и её взгляде, она бы перегрызла ему глотку, и виноват был бы в этом только сам Лоуренс.

Он кашлянул и быстро ответил:

— Думаю, хватит и полгода, чтобы найти его.

Сидевшая словно каменное изваяние, девушка сбросила с себя оцепенение и кивнула.

— В общем, считай, к нам прилетел голубь с хорошими новостями. А ты всякие глупости подумала, стыдно должно быть.

Холо надула губки, но было видно, что это напускное.

— В общем, схожу к Марку.

— А письмо с запахом самки тебе зачем? — повторила Холо вопрос.

Лоуренс невольно засмеялся. Она хотела, чтобы Лоуренс оставил письмо, которое даже не смогла бы прочесть, и стыдливо пыталась скрыть свои чувства. Лоуренс был доволен, что так легко читал Холо — ему это редко когда удавалось. Он протянул письмо.

— Так ты говоришь, она красавица?

— Причём производит впечатление зрелого человека.

Холо приподняла бровь и, приняв письмо, одарила Лоуренса сердитым взглядом.

— А ты чересчур зрелая. И слишком хитрая.

Холо широко улыбнулась, показав клыки.

— Я так понимаю, Марк разгадал схему Амати. Собираюсь к Марку, чтобы узнать подробности.

— Хорошо. Всё-таки постарайся, чтобы этот мальчик не выкупил меня.

Общий тон беседы не предполагал, что Холо могла говорить всерьёз, поэтому Лоуренс в ответ лишь пожал плечами:

— Кстати, можешь прочесть письмо. Если, конечно, сможешь.

Холо засопела и улеглась на кровать, держа письмо в руках. Она небрежно махнула хвостом на прощание, напомнив собаку, которая устроилась на лежанке с костью в зубах. Не осмелившись озвучить это сравнение, Лоуренс просто улыбнулся. Напоследок, уже стоя в дверях, он обернулся: Волчица, будто ожидая его взгляда, махнула хвостом. Лоуренс улыбнулся одними уголками губ и тихонько закрыл за собой дверь.

— Загрузил человека, а сам даже не торопится, — буркнул Марк.

— Прости.

Лоуренс не знал, где искать Марка: на ярмарке или дома. Он решил для начала заглянуть к нему в лавку и оказался прав. Лунный свет освещал торговые лотки и толпы пьющих людей около них. Даже ночные стражники поддались соблазну, и многих из них можно было видеть с кружкой в руке.

— Ладно. На самом деле в праздник у меня полно свободного времени.

— Да?

— Не хочется в такое время возиться с тяжестями, особенно с мешками пшеницы. Всегда распродаю её до начала праздника, а закупаю, когда он закончится. Правда, ночные гулянья — другой разговор.

Сам праздник продолжается два дня и после закрытия ярмарки завершается ночным весельем, которое, как правило, выливается в обычную попойку. Хотя Лоуренс не осуждал желающих выпить под предлогом праздника.

— Да и потом, помогая тебе, я и сам подзаработал маленько, так что я не в обиде, — с улыбкой сказал Марк. Рассуждал он как истинный торговец.

Видимо, способ Амати позволял заработать не только ему.

— Пользуешься чужими идеями, значит? Так что за метод?

— Там всё очень интересно. Нет, метод сам простой — это как мокрой рукой просо собирать.

Лоуренс присел на чурбачок, стоявший рядом с ним:

— Я весь внимание.

Марк хитро улыбнулся, глядя на Лоуренса:

— Ходят слухи, что рыцарь Хашмидт — искусный танцор. А пока он пляшет, кое-кто может накопить тысячу монет и забрать прекрасную принцессу.

— Ты можешь хоть всю лавку на Амати поставить, мне всё равно.

Марк парировал не щитом, а мечом:

— А Филипп Третий, кстати, много чего рассказывает про тебя.

— Что?

— Говорит, бедняжка сильно тебе задолжала, вот ты и возишь её с собой везде да кашей холодной кормишь В общем, с тобой жизнь не сахар, — словно рассказывая шутку, весело проговорил Марк.

Лоуренс лишь холодно улыбался.

Амати пускал слухи о Лоуренсе, чтобы подать себя благодетелем, но удар по репутации волновал Лоуренса не больше, чем летающие комары возле лица. Странствующий торговец — не наёмник с мечом, чтобы принуждать кого-то ездить с собой. Стоило им выехать из города, долговая расписка превратилась бы в простую бумажку.

Не говоря о том, что для привычного к дороге путешественника невкусная каша не является чем-то из ряда вон выходящим. Некоторые торговцы, бывает, чтобы не отвлекаться от торговли, и вовсе пропускают приёмы пищи. Так что вряд ли кто-нибудь отнесётся к слухам всерьёз. Важно было иное: Амати рассказывает всем о своей дуэли — выходило, что Лоуренс борется с ним за женщину. Даже если это не скажется на торговле, поводов для радости Лоуренс не видел. Марк весело улыбался, прекрасно понимая, насколько подобная новость могла вывести из себя. Лоуренс тихо вздохнул и махнул рукой: мол, больше слушать не хочу об этом.

— В общем, давай к делу. Что он придумал?

— Ах да. Когда ты мне сказал, что об этом знает Батос, я всё понял.

Значит, это было связано с торговлей Батоса.

— Драгоценные камни?

— Не совсем. Такое вряд ли назовёшь драгоценным.

Лоуренс мысленно перебирал известные ему товары, которые он встречал у торговцев, путешествовавших по рудникам, и вспомнил про минерал, который принесла Холо:

— Пирит!

— Надо же! А ты что, уже знаешь?

Лоуренс попал в точку.

— Нет, просто тоже прикидывал, можно ли на нём заработать. Это как-то связано с той гадалкой?

— Вроде да. Хотя её уже нет в городе.

— Понятно.

Рядом раздались бурные возгласы. Лоуренс обернулся: мужчины в дорожной одежде радостно обнимались с городскими торговцами — видимо, их давними знакомыми.

— Говорят, у гадалки слишком хорошо получалось, поэтому ею заинтересовалась Церковная коллегия по искоренению ересей. Хотя выглядит всё это странно, конечно.

— Почему странно?

Марк хлебнул вина и схватил мешок с полки позади него.

— Знаешь, какой шум бы поднялся, приди к нам церковники? Потом, на рынке стало больше пирита, чем раньше. Мне кажется, гадалка где-то купила его, распродала у нас и уехала. И ещё…

Марк высыпал содержимое мешка — на прилавке лежали кристаллы пирита, поблёскивая белым в лунном свете. Некоторые имели идеальную форму кубика, другие были сплющенными в лепёшку.

— Я вот думаю, не хотела ли гадалка преподнести пирит как что-то редкое? Сколько, по-твоему, это сто́ит сейчас?

Марк держал в руке кристалл в форме куба, которая ценилась больше всего. За такой давали десять иледо, или, иначе, четверть торени. Но так как Холо говорила, что подаренный кубик Амати выкупил в торгах, Лоуренс решил рискнуть и сказал:

— Сотня иледо.

— Двести семьдесят.

— Да л… — проглотил слова Лоуренс и мысленно отругал себя за то, что не побежал закупать пирит после разговора с Холо о подарке Амати.

— Все женщины в городе с ума по нему посходили. Мы-то с тобой понимаем, что отдавать столько даже за драгоценный камень — уму непостижимо, не то чтобы за какой-то пирит. А завтра, когда рынок откроется, цена взлетит ещё выше. Гадания и рецепты красоты всегда в цене.

— И всё-таки… Двести семьдесят за это?

— Причём подорожали все кристаллы, форма не имеет значения. Якобы у каждой формы есть свой эффект. И теперь торговцы и крестьяне, у кого денег побольше, по просьбе своих жёнушек покупают им кристаллы. А те ещё хвалятся друг перед другом, кому муженёк больше купил. Каждый раз, когда раздаётся милый женский голосок, пирит прибавляет в цене.

Лоуренс почувствовал укол совести: он и сам не раз поддавался на уговоры и покупал девушкам выпивку и разные безделушки. Но ещё досаднее было то, что он упустил возможность хорошо заработать.

— Тут прибыль возрастает не в десятки, а в сотни и в тысячи раз. Филипп Третий просто гребёт деньги лопатой.

Похоже, Амати решился на выплату долга Холо после того, как начал стремительно богатеть. Если схема с пиритом пришла ему в голову, когда он купил ей кубик, то сейчас он должен собрать значительную сумму. Вполне возможно, что к утру тысяча торени будет у него в кармане.

— Я сам немного поторговал и уже заработал триста иледо. Цены на него взлетели до небес. Такую возможность заработать не упустит никто.

— А кто об этом знает?

— Похоже, слухи на рынке пошли уже с утра. Не понимаю, как я так поздно об этом догадался. К слову, пока ты со своей принцессой отплясывал, у торговца камнями стояла огромная толпа.

Лицо Лоуренса покраснело даже сильнее, чем у подвыпившего Марка, и не из-за шутки в адрес Холо. Стыд душил его: самые бестолковые торговцы узнали о способе лёгкого заработка, а он в это время танцевал и не думал ни о чём другом. Он почувствовал себя непригодным для своей работы. Это уже его второй просчёт подряд, начиная с Рюбинхайгена. Лоуренсу захотелось схватиться за голову.

— Можно было бы ему помешать, если бы он использовал сложную схему, но так, увы… Ты на крючке.

Мол, жди своей участи. Однако Лоуренса снедало только то, что он упустил свой шанс, променял его на танцы с Холо.

— Ну так вот, пошёл слух о пирите, поэтому из-за перекупщиков цены растут как на дрожжах. Я к тому, что ветер только поднялся. Если не поставишь парус, будешь жалеть всю жизнь.

— Что правда, то правда. Я не собираюсь смотреть, как другие корабли уплывают.

— Угу. Хотя бы деньги на новую принцессу будут, если вдруг что.

Лоуренс поморщился в ответ на злорадство Марка. Но тут же решил, что это хорошая возможность поправить своё положение после Рюбинхайгена.

— Ладно, для начала я куплю у тебя пирита в счёт уплаты за гвозди.

Теперь уж морщиться настал черёд Марка.

В итоге Лоуренс купил четыре камня за тридцать торени. Он возвращался в гостиницу, петляя между танцующими в свете костров людьми, — похоже, началась вторая часть праздника. Представление отличалось от того, что Лоуренс видел днём. В мельтешащей толпе он иногда выхватывал обрывки выступления участников — на празднике царило буйство: соломенные фигуры бились друг о друга, танцоры кружились с мечами. Лоуренс удивился, что праздник всё набирает силу, хотя люди пили и танцевали весь день. Наблюдать за действием было лучше всего из окна гостиницы, поэтому Лоуренс зашагал быстрее, пробивая себе путь в толпе.

Он размышлял над тем, что у Амати прибавилось шансов обыграть его, но эта мысль его не тревожила. Ещё он прикидывал, сколько выручит за четыре камня и как подешевле выкупить кристалл у Холо. Безделушки обращаются в золото — такое случается. Праздничное настроение творит чудеса.

Свернув в боковой переулок, где затухали праздничный шум и огни, Лоуренс увидел, как рыцари и наёмники заигрывают и обнимаются с городскими барышнями. То были самые обыкновенные девушки, не занимающиеся чем-то сомнительным — Лоуренс в этом был уверен, — и, если бы не атмосфера веселья, вряд ли бы они доверились этим воякам полубандитского вида. Праздник кружил голову и горячил кровь, но именно это привело к «пиритовой лихорадке». Хотя Лоуренс совершенно не возражал против такого развития событий.

Погружённый в свои мысли, он заприметил прилавок с дынями. Похожие на яйцо огромной птицы, дыни холодили руку — идеальная закуска для разгорячённых глоток. Он купил парочку — для Холо, ведь она точно не встретит его улыбкой, если вернуться с пустыми руками. Усмехнувшись, он сунул одну дыню под мышку, а другую понёс в руке.

Лоуренс зашёл в гостиницу — в столовой на первом этаже царило оживление: здесь праздновали не хуже, чем на улице. Мельком глянув на веселившихся людей, Лоуренс стал подниматься по лестнице. Со второго этажа гвалт, доносившийся снизу, казался далёким и призрачным, словно отблески костра на дальнем берегу реки. Слушая неясный, словно журчание ручья, шум, он открыл дверь и зашёл в номер.

Лоуренс удивлённо отметил, что в комнате очень светло, но после увидел, что ставни открыты, — видимо, Холо хотела прочесть письмо. Едва эта мысль пришла ему в голову, он понял, что в ней есть что-то странное.

«Прочесть письмо?» — спросил себя Лоуренс. Он встретился глазами с Холо — та держала в руках письмо, освещённое яркой луной.

«Она испугана? Хотя нет… Просто зачиталась и забыла, где находится».

— Холо!

«Ты всё-таки умеешь читать?» — хотел спросить Лоуренс, но слова застряли у него в горле.

Губы Холо дрожали, плечи тряслись. Тонкие онемевшие пальцы пытались ухватить бумагу, но письмо выскользнуло из рук и, падая, закружилось в воздухе. Лоуренс стоял. Ему казалось, что Холо, застывшая как снежная статуя, рассыплется. Она прочитала письмо от Дианы, иначе и быть не могло. Реакция девушки не оставляла много вариантов, о чём могла написать Диана. Йойс.

— Что такое, Лоуренс? — буднично спросила Холо с лёгкой улыбкой, хотя вид у неё был такой, будто она едва держится, чтобы не рухнуть на пол или не потерять сознание.

Лоуренсу показалось, что он видит страшный сон.

— У м-м-меня что-то на лице? — с улыбкой попыталась произнести Холо, но губы у неё тряслись, а голос дрожал.

Лоуренс смотрел ей прямо в глаза, но в них была пустота. Молчание угнетало его, поэтому он ответил, аккуратно подбирая слова:

— С лицом всё в порядке. Но ты, похоже, немного пьяна.

«Что сказать дальше? Сначала нужно понять, что она узнала», — не успел подумать Лоуренс, как Холо ответила:

— Ммм… да. Я-я пьяна. Точно пьяна… — стуча зубами, засмеялась Холо.

Неуверенной походкой она подошла к кровати и села. Лоуренс наконец отошёл от двери. Осторожно, как подкрадываются к пугливой птице, он приблизился к столу и, положив дыни на стол, между делом глянул на упавшее письмо. В лунном свете были хорошо видны строки, написанные красивым почерком Дианы.

«Касательно разрушенного в древности города Йойса, который мы обсуждали…» — прочёл Лоуренс случайный отрывок. Он невольно зажмурился.

Холо, наверное, намеренно обманула Лоуренса, чтобы потом подшутить над ним или удивить его своим умением читать, а при первой возможности схватила письмо. Безобидная шутка обратилась против неё. Она не могла не прочесть письмо, в котором, быть может, написано про Йойс. Лоуренс представил, как Холо с горящими глазами нетерпеливо вскрывает конверт, а затем, достав письмо, натыкается на слова о разрушенном Йойсе. Не хотел бы он оказаться на её месте.

Холо по-прежнему сидела на кровати и рассеянно смотрела в пол. Пока Лоуренс думал, что сказать, она медленно подняла голову.

— Лоуренс, что мне делать? Что? — проговорила Холо с болезненной улыбкой на лице. — Мне некуда возвращаться.

Она не всхлипывала и не моргала. Слёзы текли по её щекам, словно струйки крови.

— Что?..

Она невнятно бормотала, будто ребёнок, сломавший любимую игрушку. Лоуренсу было больно смотреть на неё. Все мы возвращаемся в детство, вспоминая о родном доме. Мудрая Волчица Холо за сотни лет наверняка хоть раз подумала о том, что Йойс мог затеряться в потоке времени, но перед лицом сильных чувств разум бессилен — равно что пытаться переубедить ребёнка.

— Холо.

Услышав своё имя, девушка вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.

— Это всего лишь легенда. В них часто неправда, — попытался успокоить её Лоуренс, стараясь говорить как можно убедительнее.

Однако больше сказать ему было нечего. Очень маловероятно, что Йойс ещё существует. Простоять сотни лет и не исчезнуть способен только крупный город, но тогда о нём бы все знали.

— Неправда?

— Да. Например, когда появляется новый король или когда земли занимает другой народ, они придумывают подобные сказки, чтобы обозначить, что территория отныне принадлежит им.

Лоуренс не врал: он действительно несколько раз слышал такие истории. Но Холо замотала головой. Слёзы потекли вправо и влево, размазываясь по щекам. Она посмотрела на Лоуренса: глаза её потемнели, как вода в глубоком озере перед грозой.

— Тогда почему ты ничего мне не говорил?

— Ждал подходящего момента. Тема очень непростая, сама понимаешь…

— А-ха, — хрипло засмеялась Холо. Она вела себя как одержимая. — И как, весело было наблюдать за мной? Наивная дурочка, живёт и не знает, что её ждёт, да? Так ты думал?

Несправедливое обвинение выбило у Лоуренса все мысли из головы. Конечно, он так не думал. В груди вскипела злость. Однако Лоуренс сдержался, ведь Холо сейчас хотела причинить кому-нибудь боль, всё равно кому — ему или себе.

— Холо, успокойся, пожалуйста.

— А я с-с-спокойна. Не так просто сбить меня с толку. Ты ведь давно знаешь про Йойс?

Лоуренсу нечего было возразить — Холо попала и точку. Теперь он понимал, что совершил непоправимую ошибку.

— Давно ведь знаешь, я права? Ты знал с самого начала. Теперь всё встало на свои места.

Сейчас Холо была похожа на загнанную в угол волчицу.

— Эх, Лоуренс, а ты, оказывается, любишь несчастных овечек. А по тебе сразу и не скажешь. Когда я говорила, что хочу домой… туда, чего уже нет… что ты видел во мне? Жалкую несчастную душу? Милую дурочку, которой не грех простить её выходки?

Холо продолжала, не давая Лоуренсу и рта раскрыть:

— А помнишь, ты сказал: иди, мол, сама после Нёххиры? Надоела я тебе?

Через улыбку Холо пробивалось отчаяние. Она и сама понимала, что от злости намеренно коверкает смысл слов Лоуренса, чтобы задеть его. Если бы тот разозлился и ударил её, она бы только завиляла хвостом от радости.

— Ты действительно так считаешь?

Услышав вопрос, Холо отшатнулась, как от пощёчины. Горящие огнём глаза Волчицы были готовы сжечь Лоуренса.

— Да, я так считаю!

Она встала. Костяшки пальцев побелели — так сильно она сжимала кулаки. Руки её дрожали. Оскаленные зубы нервно стучали, шерсть на хвосте встала дыбом. Однако Лоуренса это не пугало: он знал, что за её яростью кроется глубокая тоска.

— Ты человек! Кроме людей, никто не разводит животных. Вот и прикармливал меня надеждой о Йойсе! Весело тебе, навер…

— Холо…

Лоуренс подскочил к Холо и схватил её за руки. Она задрожала, как пойманный зверь, отчаянно пытаясь вырваться. Лоуренс держал её руки, она никак не смогла бы пересилить его. Постепенно она утихла и, совсем не похожая на яростную волчицу, умоляющим взглядом посмотрела на Лоуренса:

— Я… осталась одна. Ч-что мне делать? Никто н-не ждёт меня там. Я совсем одна.

— У тебя есть я, — без тени притворства сказал Лоуренс.

Такие слова не бросают на ветер. Но Холо, насмешливо улыбнувшись, спросила:

— Кто ты мне? Нет… Кто я для тебя?

— Кх… — не нашёлся с ответом Лоуренс. Ему нужно было подумать.

Только потом он понял, что нужно было ответить сразу, хоть что-нибудь, и неважно, ложью это было бы или нет.

— Не хочу оставаться одна! Не хочу! — закричала Холо и тут же замерла. — Лоуренс, возьми меня.

Лоуренс уже собирался выпустить руки Холо, но увидел, как она улыбается: зловеще, безумно. Она смеялась над собственным помешательством.

— Я теперь одна. А с ребёнком нас будет двое. Посмотри на меня: я сейчас в человеческом облике У нас может получиться. Лоуренс, скажи…

— Замолчи, прошу тебя.

Безудержная ярость, бушевавшая в груди Холо, находила выход в едких, ранящих словах. Лоуренс прекрасно это понимал, но сейчас не сумел бы, как поступал раньше, мягкими, как шёлк, словами остудить её чувства, поэтому он просто попросил её помолчать. Улыбка Холо стала ещё шире, слёзы с новой силой хлынули из глаз.

— Хи-хи! Ха-ха-ха! Ну да, ты всегда жалостливый. Я другого и не ждала. Да это и неважно уже. Я вспомнила, что есть тот, кто меня любит.

Лоуренс держал Холо крепко, она не могла вырваться, поэтому она, расслабив руки, чтобы вытащить их при первой возможности, обмякла всем телом.

Когда Лоуренс отпустил её руки, она прошелестела губами, словно умирающая бабочка:

— Тебя ждёт тысяча монет, поэтому ты не особо тревожишься, да?

Лоуренс чувствовал, что нет смысла ей сейчас что-то объяснять, поэтому слушал молча. Холо тоже молчала — пылавшее в ней пламя потухло.

На некоторое время в комнате повисла тишина. Когда Лоуренс потянулся к Холо, она вдруг произнесла ослабевшим голосом:

— Прости.

Лоуренс мог поклясться, что услышал, как закрывается дверь к её сердцу. Его тело отказывалось повиноваться ему. Усилием воли он заставил себя сделать пару шагов назад. Холо села на кровать и уставилась в пол. Лоуренс не мог спокойно стоять, поэтому поднял письмо Дианы и в спешке пробежался по строкам.

Она сообщала, что у неё был знакомый монах, который собирает сказки северных народов. Он жил в деревне Сув на пути в Ренос, в которой останавливалась когда-то Холо. Диана предлагала навестить этого монаха и на обратной стороне письма написала его имя.

Лоуренс прикрыл глаза, проклиная себя. Почему он не посмотрел это дурацкое письмо перед уходом?! В какой-то миг его руки чуть не изорвали письмо в клочья, но он остановил себя, ведь письмо было ни при чём. Наоборот, оно давало важную зацепку. Строки извивались тонкой нитью, на которой держится всё, что его связывает с Холо. Аккуратно сложив письмо, Лоуренс сунул его за пазуху.

Он снова глянул в сторону Холо, но та продолжала смотреть в пол. Протянув к ней руку, он вспомнил её недавние слова и остановился. «Прости». Всё, что оставалось Лоуренсу, — это тихо покинуть комнату.

Шаг назад. Другой. В комнату через окно ворвался громкий возглас толпы. Воспользовавшись этим, Лоуренс повернулся и вышел в коридор. Ему показалось, что в последнюю секунду Холо подняла лицо, но это была лишь напрасная надежда. Пошарив рукой за спиной, он закрыл дверь и, не желая ни на что смотреть, прижал ладони к глазам.

«Но мир от этого никуда не денется, нужно действовать. Вопрос только в том, как?»

Лоуренс вышел из гостиницы. Город был наводнён чужими лицами.