Если святой отец Франц и правда тот самый Луиз Лана Шутингхильт, настоятель искомого монастыря, в деревенской церкви должны остаться книги или свитки с записями преданий о языческих богах.
Впрочем, разумно предположить, что от любого напоминания о монастыре попытались избавиться: если догадки Лоуренса о положении Эльзы и Терэо были верны, то пренебрегать осторожностью здесь казалось недопустимым. Однако любой человек стремится оставить на бумаге ценные знания, и вместе с тем не каждый осмелится предать огню чей-то кропотливый труд.
Вероятно, записи с преданиями всё же находились в церкви, но как же до них добраться?
— Просим прощения.
Как и вчера, путники решили нанести визит в церковь, но на сей раз хорошенько к нему подготовились.
— С чем… пожаловали?
Они не знали, откроют ли им вообще двери или выгонят, как днём раньше, но волнения оказались напрасными. В прошлый раз их встретили с заметным раздражением, а сегодня Эльза была мрачнее тучи. Её стойкая неприязнь вызвала некоторое умиление.
Лоуренс, конечно, ответил улыбкой:
— Должен извиниться за то, как мы повели себя вчера. Господин Эван сказал мне, что вам было совершенно не до нас.
Эльза дёрнулась, услышав знакомое имя, затем через щель приоткрытой двери обвела взглядом Лоуренса, Холо, гружёную повозку и лошадь, запряжённую в дорогу; когда она вновь посмотрела на Лоуренса, хмурое выражение исчезло с её лица.
— Так вы… пришли вновь узнать про монастырь?
— Нет-нет. Мы расспросили о нём старосту, но он ответил нам, что ничего не знает. Думаю, мне скормили какую-то байку в Кумерсуне, да и рассказчик тот не внушал особого доверия…
— Вот как?
Наверное, Эльза решила, что ей удалось направить путников по ложному следу, но торговца просто так не обманешь.
— Вот мы и решили тронуться раньше времени, отправимся в другой город. Поэтому хотели бы помолиться в вашей церкви о доброй дороге.
— Ах, ну тогда… — протянула Эльза слегка настороженно, но всё же отворила дверь и пригласила их войти.
Дверь с грохотом захлопнулась, едва путники оказались внутри церкви. Оба были одеты в дорожное, а Лоуренс к тому же повесил на плечо котомку.
Напротив главного входа располагалась ещё одна дверь, слева и справа от неё уходили вперёд два коридора. Все церкви построены по одному образцу: за дверью находился молельный зал, слева — комната для исповеди или работы с бумагами, а справа — жилые кельи.
Эльза обошла Холо и Лоуренса, придерживая подол платья, и открыла молельный зал:
— Проходите.
Глазам путников открылся небольшой зал: прямо напротив двери находился алтарь, а рядом статуя Святой Девы. Через окна, находившиеся на высоте второго этажа, внутрь проникал свет.
Высокий потолок и отсутствие каких-либо стульев создавали ощущение простора. Пол, выложенный из плотно подогнанных друг к другу каменных плит (настолько плотно, что даже самый жадный на свете торговец не смог бы извлечь ни одной для продажи), отличался по цвету в той части, где проходил путь от двери к алтарю: отшлифовали ноги прихожан.
Кроме того, Лоуренс, шагавший вслед за Эльзой, заметил на полу перед алтарём небольшое углубление.
— Отец Франц…
— Да?
— Похоже, он был по-настоящему предан Господу?
Эльза удивилась, а затем заметила, куда смотрел Лоуренс: видимо, именно там, чуть позади неё, священник молился, преклоняя колени.
— А… да. Так и есть. Только я раньше совсем не задумывалась об этом.
И на лице её появилась первая улыбка: еле заметная, но удивительно мягкая, она особенно подходила служительнице церкви. Возможно, такая мысль пришла в голову Лоуренсу только потому, что в первый раз девушка встретила их весьма негостеприимно. На душе стало тоскливо, когда он подумал о том, что ему придётся погасить эту улыбку, словно огонёк, который удалось разжечь с таким трудом.
— Тогда начнём молитву. Вы готовы?
— О, погодите… — Лоуренс опустил котомку на пол, снял плащ и шагнул навстречу Эльзе. — Я хотел бы исповедаться…
Неожиданное заявление привело Эльзу в замешательство.
— Да? — выдала она лишь спустя пару мгновений. — Тогда пожалуйте в другую комнату…
— Да нет, лучше здесь, перед лицом Господа. — И Лоуренс шагнул ещё ближе.
Эльзу совершенно не смутил его напор — она степенно кивнула и коротко ответила:
— Хорошо.
Возможно, не только необходимость помочь деревне заставила её стать преемницей отца Франца.
Убедившись, что Холо шагнула назад, Эльза сложила руки, опустила взгляд и принялась тихо произносить слова молитвы. Когда она подняла голову, в глаза Лоуренса уже смотрела не простая девушка, а преданная служительница Бога.
— Поведайте же мне о своих грехах. Господь великодушен к честным сердцем.
Лоуренс медленно сделал глубокий вдох. Он привык как молиться, так и поносить Бога, но призыв встать посреди молельного зала и рассказать о своих грехах вызвал душевный трепет.
Почти так же медленно Лоуренс выдохнул и опустился на колени:
— Я сказал неправду.
— Какую же?
— Я обманул человека ради своей выгоды.
— Вы признались в этом перед лицом Господа. Осмелитесь ли вы поведать правду?
Он поднял голову и ответил:
— Осмелюсь.
— Господу известно всё сущее, но он желает, чтобы вы сами поведали правду. Не нужно бояться. Господь не отвращает своего лика от тех, кому открылась Истинная вера.
Лоуренс закрыл глаза и повторил:
— Я сказал неправду.
— Какую же?
— Я солгал о своих истинных намерениях.
Эльза продолжила после паузы:
— Зачем же?
— Я очень хотел кое-что узнать, и, чтобы подобраться к нужному человеку и выведать у него это, я солгал.
— Но… кому же?
Он поднял голову и ответил:
— Вам, Эльза.
Смятение отразилось на её лице.
— Я признался во лжи перед лицом Господа. Теперь же я поведаю правду.
Лоуренс поднялся — он был почти на голову выше Эльзы — и отчеканил:
— Я ищу монастырь Диэндоран и пришёл, чтобы узнать у вас, где он находится.
Эльза закусила губу и посмотрела на Лоуренса так, будто хотела испепелить его взглядом, но в ней уже не чувствовалось той силы, которая позволила бы, как вчера, отказать в любой просьбе. Вот почему он попросил исповедоваться именно здесь, перед лицом Бога: это была западня для верующей девушки.
— Но нет, я солгал дважды. Я пришёл не для того, чтобы узнать у вас, где искать монастырь.
Он будто подлил масла в огонь — Эльза смутилась ещё сильнее.
— Я пришёл спросить вас, здесь ли находится монастырь Диэндоран.
Эльза резко распахнула глаза и подалась назад, наступила на впадину в полу, которая образовалась из-за того, что отец Франц молился здесь в течение долгих лет, оступилась и пошатнулась. Она знала, что перед лицом Господа ложь недопустима.
— Ответьте мне, Эльза. Здесь находится монастырь Диэндоран, а отец Франц — Луиз Лана Шутингхильт, его настоятель. Верно?
Видимо, Эльза наивно полагала, что если промолчать, то ложью это считаться не будет, поэтому лишь отвела глаза в сторону, явно сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Лоуренсу и не нужно было другого ответа.
— Послушайте, Эльза. Мы хотим узнать предания о языческих богах, которые собрал отец Франц, но вовсе не ради торговли и уж тем более не ради Энберга.
Девушка сделала глубокий вдох и тут же прикрыла рот ладонью, чтобы не дать воздуху со свистом вырваться из груди.
— Вы не хотите, чтобы о местоположении монастыря Диэндоран стало известно посторонним, ведь здесь хранятся записанные отцом Францем предания?
На висках Эльзы выступил пот, и это послужило своеобразным признанием с её стороны. Лоуренс сжал руку в кулак, подавая условный знак Холо.
— Эльза, ведь вы боитесь, что Энберг узнает о неподобающих деяниях отца Франца? Но мы лишь хотим взглянуть на его записи. Даже если ради этого придётся пойти не самым мирным путём, как, например, сейчас…
Эльза открыла рот и произнесла, чуть заикаясь:
— В-вы… Кто вы такие?
Лоуренс ничего не ответил, лишь пристально смотрел ей в глаза.
Тоненькая девушка, на плечах которой лежало бремя церковного священника, ответила ему взглядом, полным тревоги.
— Так просто и не расскажешь, кто мы такие, — вдруг раздалось в тишине.
Это вмешалась Холо, и Эльза уставилась на девушку, будто заметила её только сейчас.
— Беспокоим тебя своей просьбой, потому что у нас есть на то веская причина.
— Но… какая же? — спросила Эльза уже на грани истерики.
Холо слегка кивнула:
— Вот такая.
Доказать, что человек не послан церковью Энберга, почти так же сложно, как доказать, что этот же самый человек не дьявол. В то же время крылья ангела служат достаточным подтверждением недьявольской сущности, поэтому путники могли показать, что не связаны с церковью Энберга, позволив Эльзе увидеть уши и хвост Холо.
— А… А…
— Они настоящие, разрешаю потрогать.
На миг Лоуренсу показалось, что Эльза согласно кивнула, но она наклонила голову и схватилась за грудь. А затем, издав странный хрип, упала без чувств.
Лоуренс положил девушку на грубую кровать и тяжело вздохнул. Он думал чуть-чуть напугать Эльзу и надавить на неё, но перегнул палку. Впрочем, девушка всего лишь потеряла сознание, так что рано или поздно должна прийти в себя. Тем временем кое-что другое привело его в изумление: хоть и известно, что Церковь воспевает честную бедность, но почти полное отсутствие мебели заставляло усомниться, действительно ли Эльза здесь живёт.
Повернув направо по коридору, Лоуренс очутился в гостиной с камином, прилегавшей к молельному залу, а из него вела наверх лестница. Кровать находилась в комнате на втором этаже, поэтому пришлось подняться туда, чтобы положить бесчувственную Эльзу. Кроме кровати здесь были лишь стол со стулом, открытый том Священного Писания и какие-то бумаги, а также несколько писем. На стене висело единственное украшение — венок из соломы.
На втором этаже оказалось две комнаты — вторая использовалась как кладовка. Лоуренс не собирался её обыскивать, но, едва взглянув, сразу пришёл к выводу, что записей отца Франца там нет. В кладовке он обнаружил полотно с ритуальной вышивкой (такими пользуются во время церемоний или праздников, проводимых по церковному календарю), подсвечники, мечи и щиты — все эти вещи были покрыты пылью: очевидно, отсюда их не доставали давно.
Едва Лоуренс закрыл дверь в кладовку, как за спиной раздались чьи-то лёгкие шаги; обернувшись, он заметил Холо, — видимо, она прошла весь коридор, который кольцом охватывал молельный зал, а заодно осмотрелась в самой церкви. Выражение лица девушки было мрачным, но вряд ли она переживала из-за упавшей в обморок Эльзы, — скорее, попытка найти записи Франца, окончившаяся неудачей, привела её в такое расположение духа.
— Лучше расспросить её. Спрятанные записи нам не найти.
— И по запаху не найдёшь? — бездумно спросил Лоуренс.
Холо прыснула со смеху, и он поспешно добавил:
— Прости.
— Никак не очнётся? Я думала, она покрепче будет.
— Тут другое. Видишь ли, похоже, положение её хуже, чем я себе представлял.
Мысленно попросив прощения у бесчувственной Эльзы, он просмотрел письма, лежавшие на столе, и теперь знал, каким образом девушка пыталась предотвратить вмешательство Энберга: во-первых, обратить внимание другой церкви на то, что и Энберг, и Терэо равно исповедуют Истинную веру; во-вторых, попросить покровительства какого-нибудь аристократа, чтобы исключить вооружённое вторжение. Однако в ответе знатного землевладельца указывалось, что его поддержка есть скорее дань уважения покойному Францу, нежели знак доверия Эльзе.
Кроме этого, нашлись и письма от священников крупных епархий, о которых слышал даже Лоуренс.
Он оказался прав: судя по дате, проставленной на одном из писем, в день его визита к деревенскому старосте внезапный гость в дорожной одежде привёз именно письмо с подтверждением покровительства от аристократа.
Можно было только гадать, с какой тревогой Эльза в ожидании ответа встречала любых чужаков.
Но Лоуренс подозревал, что больше всего девушка переживала о другом. Он не мог выбросить из головы покрытые пылью принадлежности для богослужений в кладовке. Видно, что Эльза изо всех сил старалась помочь старосте, но, кажется, сельчане не спешили выразить ей свою благодарность. Судя по услышанному в таверне, жители деревни знали о том, что положение у них нелёгкое, и невзлюбили Эльзу, так или иначе причастную к этому. С церковью в Терэо не считались, тут можно не сомневаться.
Внезапно с кровати донёсся тихий стон:
— Ммм…
Эльза пришла в себя.
Лоуренс знаком остановил Холо (она вскинулась, словно волчица, уловившая топот заячьих ног) и кашлянул. Очнувшись, Эльза не стала резко вставать, лишь медленно открыла глаза и теперь будто бы не знала, что сделать в ответ на слова Лоуренса: удивиться, испугаться или рассердиться. Целая гамма чувств отразилась на её лице, но после некоторой внутренней борьбы девушка, кажется, выбрала озадаченную гримасу, слегка кивнула и со вздохом выдала:
— Вы не будете меня связывать?
Следовало отдать ей должное: любая другая девушка на её месте завизжала бы или заплакала.
— Я думал это сделать, если бы вы позвали людей. В котомке у меня лежит верёвка.
— А если я закричу сейчас?
Тут Эльза посмотрела куда-то в сторону, видимо на Холо. Волчица просто на месте не могла усидеть: до того ей не терпелось расспросить про предания о языческих богах.
— Думаю, все мы не желаем такого исхода…
Эльза вновь взглянула на Лоуренса, затем прикрыла глаза, и он вдруг заметил, какие же длинные у неё ресницы. Всё же она была совсем юной, хотя её самообладанию позавидовали бы люди постарше.
— Я увидела… — пробормотала Эльза и попыталась встать.
Лоуренс бросился поддержать её, но она выставила руку, показывая, что справится сама, и посмотрела на Холо без оттенка враждебности или испуга — так, как смотрят на грозовые тучи, из которых наконец-то закапал дождь, — а затем продолжила:
— Я ведь не сон увидела? Мне не приснилось?
— Будешь думать, что приснилось, — нам только лучше.
— Но говорят, что дьявол обманывает людей, показывая им сны.
Лоуренс знал, что Холо шутила, но неясно, отвечала ли Эльза в тон ей. Заметив, что его спутница насупилась, он понял, что Эльза говорила серьёзно лишь отчасти. Поладить девушкам помешала бы несхожесть характеров, а не тот факт, что одна была служительницей Церкви, вторая — богиней урожая.
— Получив желаемое, мы, подобно сновидению, покинем вас. Прошу ещё раз: покажите нам записи отца Франца, — решил нарушить Лоуренс повисшую тишину.
— Вы… вы пока не убедили меня в том, что не присланы Энбергом. Но даже если я поверю вам… ради чего вам всё это?
Лоуренс не мог решить, кто должен ответить, и кинул взгляд на Холо. Она слегка кивнула и выдала:
— Я хочу вернуться домой.
— Домой?..
— Только оставила свой дом я давным-давно. Не помню дороги, не знаю, живы ли мои земляки. Не ведаю даже того, есть ли мой дом ещё на этом свете, — бесцветным голосом сказала Холо. — Поставь-ка себя на моё место. Как бы ты поступила, узнав, что есть на свете человек, которому, быть может, известно что-то о твоём родном крае?
Даже жители глухой деревеньки, ни разу не выезжавшие за её пределы, захотели бы узнать, что думают об их родине люди из других городов и сёл; о тех, кто покинул свой край, и говорить нечего.
Эльза погрузилась в молчание, Холо больше не пыталась её убедить. Эльза сидела, опустив голову, и, очевидно, размышляла о чём-то. Вряд ли жизнь баловала её; несмотря на нежный возраст, Эльза не проводила своё время, собирая цветы и распевая песни. Словам и жестам, которыми она ответила на просьбу Лоуренса исповедаться, нельзя было научиться за один-два дня. Хоть она и лишилась чувств, увидев волчьи уши Холо, но не утратила способность рассуждать здраво в сложившихся обстоятельствах.
Наконец Эльза приложила ладонь к груди, пробормотала слова молитвы и подняла голову.
— Я служу Господу, — коротко сказала она и продолжила, прежде чем Лоуренс и Холо смогли что-то вставить: — Но в то же время я преемница отца Франца.
Она встала с кровати, отряхнула полы сутаны и кашлянула, прочищая горло.
— Я знаю, что вы не одержимы дьяволом. Отец Франц всегда говорил мне, что одержимые дьяволом — выдумки.
Её слова удивили Лоуренса, но Холо, похоже, было всё равно, лишь бы добраться до записей. Едва она поняла, что Эльза готова сдаться, кончик хвоста заелозил по полу, хотя выражение лица оставалось настороженным.
— Ступайте за мною. Я провожу вас.
На миг Лоуренсу показалось, что это уловка и она попытается сбежать, но Холо послушно шагнула следом, и он успокоился. Все трое спустились в гостиную на первом этаже, Эльза приблизилась к камину и провела ладонью по кирпичной стене сбоку, затем ухватилась за один из брусков. Она вытащила его из стены, перевернула, и тогда на подставленную ладонь упал длинный тонкий ключ золотистого цвета.
Глядя на Эльзу со спины, Лоуренс поневоле залюбовался отточенностью и изяществом движений. Она зажгла свечу, поставила её на подсвечник, повернулась к путникам и сказала:
— Пойдёмте. — И зашагала вглубь коридора.
Коридор уходил гораздо глубже, чем казалось на первый взгляд, и, в отличие от зала, в котором часто молились и потому постоянно наводили порядок, выглядел очень запущенным: настенные подсвечники покрылись паутиной, обломки камней, обвалившихся со стен, противно хрустели под ногами.
— Это здесь, — бросила Эльза, остановившись.
Она обернулась и теперь стояла спиной к задней части молельного зала.
Там на постаменте стояла маленькая, величиной с младенца, скульптура Святой Девы-Матери, сложившей ладони в молитвенном жесте.
Задняя часть молельного зала считалась самым священным местом в церкви — именно здесь принято хранить ценности, называемые святынями, будь то останки мучеников или принадлежавшие им вещи. Надо отдать должное дерзости Франца: держать здесь еретические принадлежности — записи о языческих богах — осмелился бы не всякий.
— Да простит меня Господь… — пробормотала Эльза, вставила латунный ключ в маленькое отверстие у ног Святой Девы-Матери и с силой провернула его.
В потёмках донёсся такой звук, будто снизу, от подножия, что-то отсоединилось.
— В завещании сказано, что так можно снять скульптуру с постамента… Но я ни разу не пыталась открыть замок и не видела, как кто-то это делает.
— Хорошо, — кивнул Лоуренс и подошёл к скульптуре.
Эльза отступила, в её глазах читалось беспокойство.
Торговец обхватил статую Девы и потянул вверх, и та на удивление легко поддалась. Похоже, она была полой внутри.
Осторожно, стараясь не уронить, он поставил скульптуру рядом со стеной и вновь обернулся к постаменту. Эльза медлила, с сомнением глядя на опустевшее подножие, но наконец уступила под пронзительным взглядом Холо и подошла ближе. Она вынула ключ из замочной скважины в постаменте и на сей раз вставила его в другое отверстие — рядом, в полу, а затем два раза провернула по часовой стрелке.
— Теперь можно убрать постамент, а вместе с ним пол, — сказала она, всё также сидя на корточках и не вынимая ключа.
Холо посмотрела на Лоуренса, он лишь вздохнул: оставалось только безмолвно подчиниться, иначе она рассердится не на шутку. Вдруг тень тревоги промелькнула на красивом лице.
«Такой ты меня любишь?» — однажды разочарованно спросила Холо, а затем переменилась в лице и всласть посмеялась над Лоуренсом. Теперь он знал, что её волнение могло быть показным, но, к собственной досаде, этого ему вполне хватило, чтобы воспрянуть духом и с воодушевлением приняться за дело.
— Сдвинуть можно, пожалуй, только постамент. Тогда… вот так.
Он не знал, каким образом откроется пол, поэтому убедился, что твёрдо стоит на ногах, после чего взялся за постамент. Кажется, легче всего поднять с той стороны, которая была напротив входа в церковь.
— Раз, взяли!
Лоуренс примерился, сильно потянул… Постамент и каменная плита приподнялись с противным звуком, — казалось, будто жернова перемалывают песок.
Не сходя с места, Лоуренс потянул ещё раз, уже изо всех сил — раздался отвратительный скрип трущихся друг о друга камней и визгливый скрежет ржавого металла, а затем плита поддалась и отошла, открыв перед путниками и Эльзой тёмный подвал.
С виду подвал был неглубокий; вниз уходили плиты, уложенные в форме лестницы, а у её подножия проглядывало что-то похожее на шкаф с книгами.
— Можно спуститься?
— Сначала пойду я…
Что ж, хотя бы Эльза не задумала впустить их внутрь и захлопнуть крышку. Да и бунтовать ей уже не было смысла.
— Хорошо. Там, верно, спёртый воздух — будьте осторожнее.
Эльза кивнула и осторожно зашагала вниз по крутой лестнице с подсвечником в руке. Когда её голова полностью скрылась под полом, девушка спустилась ещё на две-три ступеньки, поставила подсвечник в углубление в стене и пошла дальше.
Лоуренс облегчённо вздохнул: он опасался, что Эльза замышляла поджечь вещи в обнаруженном тайнике.
— Экий ты недоверчивый, — рассмеялась рядом Холо.
Видимо, она сразу догадалась, какая мысль его тревожила.
Немного погодя Эльза вернулась с запечатанным конвертом и стопкой бумаги, напоминающей пергамент из овечьей кожи. Половину крутой лестницы она поднималась чуть ли не на четвереньках, а наверху Лоуренс протянул ей руку.
— Благодарю вас. Простите, что пришлось ждать.
— Не стоит. А что это у вас?
— Письмо, — коротко бросила Эльза в ответ. — Видимо, книги в тайнике и есть то, что вы ищете.
— Вы разрешите нам вынести их и прочитать?
— Извольте, но только внутри церкви.
Возразить было нечего.
— Тогда с твоего позволения, — заявила Холо, проскользнула к лестнице и быстро скрылась в темноте лаза.
Лоуренс не собирался следить за Эльзой (та рассеянно смотрела на вход в подземный тайник, в котором исчезла Волчица), но всё же остался на месте и осторожно начал:
— Я должен, пусть и с опозданием, принести вам свои извинения. Мы потребовали от вас слишком многого.
— В самом деле, вы меня заставили, — сверкнула глазами Эльза.
Он растерялся, не зная, что сказать.
— И всё же… Наверное, отец Франц сейчас был бы просто счастлив, — проговорила Эльза.
— Что?
— Ведь оказалось, что собранные им предания не выдумка. Сколько помню, он постоянно повторял эти слова. — Она непроизвольно сжала конверт.
Похоже, письмо выражало последнюю волю покойного Франца.
— Я впервые увидела подземный тайник и даже не представляла себе, что там так много всего. Не следует ли вам позаботиться о ночлеге, если желаете всё прочесть? — осведомилась Эльза.
Тут Лоуренс вспомнил, что оба — и он, и Холо — облачились в дорожную одежду, чтобы обмануть девушку. Разумеется, из гостиницы они тоже выселились.
— А вдруг вы позовёте людей, пока нас не будет.
Торговец говорил почти в шутку, но Эльза осталась невозмутимой, как будто её совсем не тревожило, всерьёз он её подозревает или нет. Она лишь фыркнула:
— Я глава церкви, и я живу верой, что предписывает говорить одну лишь правду. На подобное коварство я не пойду.
Она подняла руку к волосам, туго стянутым в пучок, пригладила их, а затем смерила Лоуренса ещё более суровым взглядом, чем при первой встрече:
— В молельном зале я тоже не сказала ни слова лжи.
В самом деле, Эльза промолчала в ответ на его вопрос, а значит, не сказала неправды.
Однако её манера держаться, полная достоинства, и строгое выражение лица причудливо сочетались с почти детским стремлением оставить последнее слово за собой. Лоуренсу это кое-кого напомнило, так что он лишь покорно кивнул и согласился:
— А я поступил коварно. Но что же поделать: иначе вы бы вряд ли меня выслушали.
— Я запомню, что с торговцами нужно держать ухо востро, — вздохнула Эльза.
Тут появилась Холо с толстой книгой в руках: пошатываясь и пыхтя, она взбиралась по лестнице:
— По… помоги.
Казалось, она вот-вот не выдержит тяжести и свалится вниз, во тьму тайника. Лоуренс поспешно схватился за книгу и взял Холо за руку.
Принесённая книга была великолепна: кожаный переплёт, обрамлённый металлическими уголками.
— Ух! Такую я просто не удержу в руках. Здесь можно почитать?
— Извольте, но прошу вас погасить свечи: церковь небогата.
Холо хмыкнула и посмотрела на Лоуренса.
Сельчане пренебрегают церковью, служб здесь не проводят, о взносах от прихожан, вероятно, приходится только мечтать — легко представить, что в Эльзе говорило вовсе не желание досадить путникам, а неподдельная искренность.
Лоуренс потянул за шнурок, развязывая кошелёк. Следовало отблагодарить за доставленное беспокойство, а также за недавнюю исповедь.
— Видите ли, мне говорили, что торговцу, если тот желает попасть в Царствие Небесное, следует облегчить свой кошелёк… — сказал он.
Три монеты из чистейшего серебра — хватит, чтобы заполнить свечами всю комнату.
— Да пребудет с вами Господь. — И Эльза, взяв деньги, развернулась на каблуках и зашагала к выходу.
Надо думать, она не считала подношение от него грязным, раз приняла его.
— Так что? Сама прочтёшь, справишься?
— Да. Тут мне повезло. Моя праведность принесла мне удачу.
В церкви такая шутка прозвучала невероятно остроумно.
— Какой же бог, по-твоему, наделяет удачей за праведность?
— Хочешь узнать — сделай мне подношение.
Он был почти уверен, что увидит горькую усмешку на лике Святой Матери, если обернётся.
Хозяин гостиницы всласть посмеялся над Лоуренсом, когда тот вернулся, чтобы вновь заселиться почти сразу после того, как съехал. Торговец сложил поклажу и призадумался.
Итак, часть дела сделана: удалось разговорить Эльзу и вытащить на свет книги отца Франца. Пришлось показать девушке уши и хвост Волчицы, но, пока Энберг зорко следит за Терэо, использовать это против Лоуренса с Холо не смогут. Однако Эльза могла бы рассказать обо всём местным жителям, выставив путников посланниками дьявола, навлекающими беды на деревню, и таким образом избавиться от них.
Впрочем, мысль эта отметается сразу — стоит только задаться вопросом, какая Эльзе выгода от подобного поступка. Кроме того, хоть девушка и лишилась чувств при виде Холо, но, очнувшись, ничем не выказала страха или отвращения. Если уж на то пошло, скорее Лоуренс удостоился неприязни с её стороны.
В таком случае неприятностей стоит ожидать больше от окружения Эльзы — старосты Сэма и Эвана. Невозможно предвидеть, что случится, узнай они правду о Холо.
Подземный тайник был набит книгами, и требовалось время, чтобы просмотреть все до единой. Лоуренс решил, что нужно дать Холо вволю поработать с ними, а его задача — обеспечить безопасность на это время.
Волчица посмеялась над его недоверчивостью, но сам он считал, что проявил недостаточно бдительности. Впрочем, если ворошить палкой кусты, можно разбудить спящую там змею. Как бы не привлечь к себе нежелательное внимание излишне активными действиями. Теперь, шагая назад к церкви, он думал, что не помешает придумать оправдание, почему они проводят там время.
Вопреки его опасениям, в церкви не оказалось засады из сельчан, успевших узнать тайну путников. Саму Эльзу он нашёл в комнате, так же скудно обставленной, как и келья на втором этаже. Девушка читала письмо, сидя за столом.
Когда Лоуренс постучал в церковные ворота, ему никто не ответил, поэтому он позволил себе войти. Он прошёл в келью, Эльза скользнула взглядом по вошедшему, но не проронила ни слова. Молча пройти мимо неё было неловко, поэтому он шутливо заговорил:
— Вам не следует проследить за нами? Вдруг мы захотим украсть книги.
— Полагаю, в таком случае вы бы меня связали, — невозмутимо указала Эльза на неоспоримый факт.
Похоже, Холо не единственный в мире крепкий орешек.
— К тому же, окажись вы посланниками врага, сейчас лошади уже мчали бы вас к Энбергу.
— Не скажите. Ведь вы бы могли сжечь тайник за это время. Как что-то доказать, если все книги обратятся в пепел, пока мы успеем туда-обратно?
Оба они говорили полушутя-полусерьёзно, будто стараясь уколоть друг друга.
Эльза вздохнула и обернулась к Лоуренсу:
— Если вы не желаете деревне зла, то и я не хочу поднимать всех на ноги из-за вас. Пусть вашу спутницу и нельзя пускать в церковь, но…
Тут Эльза запнулась и закрыла глаза, будто не желая видеть вопрос, ответа на который не знала.
— На самом деле мы лишь желаем разведать о северных землях. Конечно, сомневаться в наших намерениях вы имеете полное право…
— Нет, — вдруг перебила Эльза с удивительной твёрдостью в голосе.
Но тут же запнулась: видимо, дальше она не могла найти нужных слов, поэтому пару раз открыла рот, словно желая что-то сказать, но тут же плотно сжимала губы.
Наконец она судорожно вздохнула и заговорила:
— Нет… Вы правы, я в вас сомневаюсь. И хотела бы кому-нибудь о вас рассказать. Но мучает меня другое…
— Вас беспокоит, действительно ли моя спутница богиня?
Лицо Эльзы застыло, словно она вдруг нечаянно проглотила иголку.
— И это тоже…
Она опустила взгляд, и теперь лишь идеально прямая спина выдавала в ней былую строгость и невозмутимость. Казалось, Эльза никак не может заговорить, поэтому Лоуренс решил помочь:
— А что ещё?
Ответа не последовало, но ведением переговоров Лоуренс зарабатывал на жизнь; он знал, что если человек вдруг убирает руку, то нужно либо попытаться её схватить, либо подождать, пока тот не решится протянуть её ещё раз. Очевидно, здесь лучше выбрать первое.
— Я не могу выступить вашим духовником, но выслушать то, что вас тревожит, мне по силам. Однако…
Эльза вопросительно посмотрела на него.
— Не ждите от меня искренности, если будете говорить о деньгах, — рассмеялся Лоуренс, и ему показалось, что девушка еле заметно улыбнулась в ответ.
— Нет, вы угадали. В самом деле, я считаю, что именно у вас стоит искать ответа на мучающий меня вопрос. Вы выслушаете?
Просителям обычно довольно трудно сохранить достоинство: они либо начинают заискивать, либо, напротив, пытаются давить на собеседника, но Эльзе удалось избежать и того и другого — как настоящему священнослужителю.
— Не обещаю, что мой ответ вас удовлетворит.
Эльза кивнула и заговорила медленно, словно взвешивая каждое слово:
— Если… если предания, сокрытые в тайнике, не чистая выдумка, то…
— То что?
— То не выходит ли, что выдуман именно Бог, в которого верим мы?
До чего глубоким и в то же время простым казался этот вопрос.
Бог Церкви обладает знанием всего сущего, он всесилен и един. Его существование никак не вяжется с существованием множества языческих богов.
— Отец мой… простите, отец Франц собрал множество преданий о языческих богах северных земель. Не раз и не два его подозревали в ереси, но такого примерного священника надо было поискать: за свою жизнь он не пропустил ни одной молитвы. Однако если ваша спутница — всамделишная языческая богиня, то, выходит, уже наш Бог — выдумка. И всё же отец Франц даже на смертном одре не усомнился в своей вере.
Теперь становилась понятной снедавшая Эльзу тревога — тревога в чём-то возвышенная.
Скорее всего, любимый отец не рассказывал ей многого, то ли считая, что её это не касается, то ли полагая, что ей нужно самой найти ответ. И всё же такая ноша — размышлять в одиночку, не имея возможности спросить чьего-либо совета, — Эльзе, конечно, оказалась совсем не по плечу.
Впрочем, даже ношу невероятной тяжести можно взвалить на спину так, чтобы получилось её нести, но стоит хрупкому равновесию хоть чуть-чуть нарушиться — груз тут же свалится, и никакая сила его не удержит.
Эльза поспешно продолжила, будто захлёбываясь собственными словами:
— Быть может, дело в том, что я верю недостаточно сильно? Не знаю. У меня нет смелости обвинить вас, вооружившись святой водой и Священным Писанием. Хорошо ли это, плохо ли? Нет, даже не так, не знаю даже, как это назвать…
— Видите ли… — прервал девушку Лоуренс, не желая больше наблюдать за тем, как она сама себя загоняет в угол. — Моя спутница в истинном своём облике предстаёт огромной волчицей, но она терпеть не может, когда её называют богиней и поклоняются ей.
Эльза притихла и обратилась в слух, словно заблудшая душа, ищущая спасения.
— Как видите, я простой торговец, и в заповедях Божьих смыслю совсем немного. Уж не мне судить, что правильно, а что нет, — сказал Лоуренс, почти не сомневаясь в том, что Холо прислушивается к разговору. — Но я думаю, что отец Франц не ошибался.
— По… почему вы так решили?
Лоуренс кивнул и помолчал, подбирая слова. Возможно, он ошибся, да что там — ошибся почти наверняка. И всё же отчего-то казалось: ему удалось угадать, что было на душе у священника Франца. Лоуренс открыл рот, но не успел издать и звука, как в дверь церкви постучали.
— Это староста Сэм. Видимо, пришёл по вашу душу.
Похоже, в преддверии вторжения Энберга жители деревни договорились стучаться в двери так, чтобы было ясно, кто пожаловал.
Эльза вытерла слёзы, стоявшие в уголках глаз, встала со стула, бросила взгляд в сторону коридора и сказала:
— Если вы не доверяете мне, то рядом с печью в коридоре есть выход. Если же доверяете…
— Вам я доверяю. Но не знаю, могу ли доверять господину старосте.
Эльза не кивнула, не покачала головой, только сказала:
— Тогда отойдите подальше внутрь церкви. Я скажу ему, что расспрашиваю вас об обычаях в других странах или церквях. Это ведь не ложь, а…
— Хорошо, я понял. Расскажу вам всё, что знаю, — ответил Лоуренс с улыбкой и послушно шагнул вслед за Эльзой, чтобы скрыться в глубине церкви.
Он задался вопросом, способна ли Эльза на предательство, и с уверенностью решил, что не способна. Он не мог довериться Богу, но довериться той, кто верит в Бога, — другое дело.
«Какая, однако, ирония», — думал Лоуренс, шагая по коридору, утопавшему в полумраке. Впереди, за углом, он заметил тусклое мерцание свечи. Холо, несомненно, подслушала разговор с Эльзой и, следовательно, наверняка встретит его с кислой физиономией. Мысленно приготовившись к этому, Лоуренс шагнул за угол.
Холо сидела на полу и листала книгу, положив её себе на колени. Она подняла на Лоуренса хмурое лицо:
— Неужто я такая мстительная, по-твоему?
— Что?.. Я такого не говорил, — пожал плечами Лоуренс.
Холо фыркнула:
— Я по звуку шагов поняла, что ты боялся ко мне выходить. Глупая же твоя голова.
Вместо того чтобы испугаться, он восхитился её проницательностью.
— Мы, торговцы, смотрим под ноги, но не прислушиваемся к звуку шагов.
— Скука, — тут же бросила она и добавила: — Что, поговорил с ней по душам?
Он почти предвидел, что Холо попытается его подколоть. Ничего не сказав в ответ, Лоуренс осторожно, стараясь не наступить на волчий хвост, присел слева от девушки и взял в руки толстую книгу.
— Мы, торговцы, со всеми участниками сделки говорим по душам. Ты лучше вот что скажи: сумеешь ли расслышать, о чём Эльза со старостой разговаривает?
Разговор по душам — сделка, где доверие и надёжность считаются товаром. Холо опустила взгляд на талмуд в руках, на лице её читалось недовольство тем, что Лоуренс увильнул от ответа. Ему захотелось припомнить ей её же слова, произнесённые в городе Рюбинхайгене: мол, говори прямо, если есть что сказать, — но как бы девушка от этого не рассердилась ещё сильнее.
Впрочем, Холо хоть и была своенравна и капризна, она вовремя смягчилась и пошла на мировую:
— Она угадала. Этот Сэм попросту явился узнать, что происходит… Вот, уже назад собрался.
— Насколько будет проще, если староста войдёт в наше положение…
— Почему бы тебе его не уговорить?
На миг Лоуренс решил, что она насмехается; проницательная Холо заметила это и сердито сверкнула глазами.
— Ты меня переоцениваешь.
— Ты ведь хотел, чтобы я на тебя рассчитывала? — спросила она с серьёзным лицом.
Лоуренс усмехнулся в ответ:
— Опять же, дело ещё и во времени. Провозимся слишком долго — а тут и снег пойдёт.
— Чем он нам помешает?
Холо, видимо, действительно не понимала, поэтому он ответил серьёзно:
— Откуда выехать труднее при снегопаде: из маленькой деревни или из большого города?
— Ясно. Но книг тут и правда целая гора. Не знаю, удастся ли прочесть все.
— Нам ведь нужно найти только то, что касается тебя? Если бегло просматривать, управимся вдвоём как-нибудь.
Холо хмыкнула, кивнула и вдруг улыбнулась, заметно повеселев.
— Что такое?
Улыбка исчезла, едва он задал этот вопрос. Девушка тяжело вздохнула:
— Какой же ты всё-таки непонятливый… Забудь.
Она махнула рукой. Лоуренс, задетый за живое, всё же попытался вспомнить, что в его словах заставило Холо так себя повести. В голову вдруг пришло: неужели её так обрадовало слово «вдвоём» из его уст?
— Поздно. Только попробуй теперь заикнуться — рассержусь, — припечатала Холо, заставив Лоуренса прикусить язык.
Она пролистала книгу вперёд на несколько страниц, затем тихо вздохнула, а чуть погодя прислонилась к его боку.
— Я ведь говорила тебе, что устала быть одна, — сказала она обвиняющим тоном — тоном, от которого Лоуренсу стало не по себе.
— Прости.
Холо возмущённо фыркнула, а потом легонько похлопала себя по левому плечу. Лоуренс не удержался от смеха, но, увидев вызывающий взгляд девушки, послушно положил руку ей на плечо. Она удовлетворённо вздохнула и завиляла хвостом, постукивая им по полу.
Полгода назад торговец и представить не мог, что в жизни его будут подобные жесты, подобные минуты уединения.
«Я устала быть одна», — сказала Холо, и всё его существо отозвалось на эти слова.
Вдруг раздался звук быстрых шагов, — казалось, кто-то бежал по гальке, и Лоуренс в спешке попытался отдёрнуть руку от плеча спутницы, но та с неожиданной силой схватила его ладонь.
— Старосту я выпроводила, и… вы, помните, говорили…
Когда Эльза показалась из-за угла, мужчина уже отпустил плечо Холо и сделал подобающее торговцу выражение лица, но Волчица по-прежнему сидела, прислонившись к нему. Более того, она мелко тряслась, с трудом сдерживая смех, а со стороны выглядело, будто она заснула, уткнувшись лицом в его плечо.
Эльза при виде такой картины замолкла и едва заметно кивнула, словно с чем-то про себя соглашаясь.
— Тогда я зайду попозже, — сказала она всё с тем же непроницаемым выражением лица, но в самих словах прозвучало что-то похожее на тактичность.
Когда стих скрип шагов — Эльза ступала по коридору, усеянному осколками осыпающихся каменных стен, — Холо приподнялась и беззвучно засмеялась:
— Ну ты даёшь.
Он ответил на её упрёк показным безразличием.
Отсмеявшись, Холо вытерла глаза и, сделав пару глубоких вздохов, лукаво улыбнулась:
— Неужели стыдно показать кому-то, как ты обнимаешь меня за плечи?
Лоуренс знал: любой ответ заставит его чувствовать себя неловко. В конце концов, он проиграл уже в тот момент, когда, сам того не ведая, согласился следовать плану своей спутницы.
— И всё-таки…
Видно, на сей раз Холо, сжалившись, решила закончить дело миром: лукавую улыбку сменило усталое выражение, и девушка вновь прижалась к Лоуренсу.
— И всё-таки я была не прочь выставить нас с тобою напоказ. — Тут она попыталась отстраниться, но он удержал её и заключил в объятья. — Ведь куда же я без тебя.
Какой мужчина не обрадуется, услышав такое, да только слова эти исходили от Холо, называвшей себя Мудрой Волчицей.
Он вздохнул:
— Договаривай: куда, мол, я без тебя, своей игрушки.
Она немедленно рассмеялась:
— Коли так, повесели же меня вволю.
Лоуренс только вздохнул ещё раз.
Когда свеча в подсвечнике растаяла, а гора просмотренных книг достигла высоты в половину человеческого роста, кто-то вновь потревожил покой церкви.
Холо мгновенно подняла голову и прислушалась.
— Кто это?
— Хе-хе-хе, — только и ответила она весело: похоже, это пожаловал Эван.
Причина её веселья угадывалась без долгих размышлений.
— Однако неужели так много времени прошло? Я и не заметил, как совсем стемнело.
Лоуренс потянулся, расправил плечи — в спине приятно захрустело. Он не на шутку увлёкся чтением, почти позабыв, что изначально взялся за книги только ради того, чтобы помочь Холо.
— И я проголодалась.
— Да, пожалуй, нам не помешает передышка.
Он распрямил затёкшее тело, взял подсвечник в руки.
— Для начала спрячемся от Эвана. Чем меньше людей знают тайну, тем лучше.
— Хм. А девчонка ему не разболтает? — спросила Холо.
— Ну… Думаю, тут можно не волноваться.
Казалось, Эльза умела хранить чужие тайны. Хотя Эван и утверждал, что ему она рассказывала даже то, сколько раз за день чихнула, тот же Эван заметил, что о первом визите путников в церковь она умолчала.
Холо, впрочем, не разделяла такой уверенности:
— Думаешь? Девчонку будто бы мучили какие-то мысли. Кто знает, к чему она придёт после своих раздумий…
— О Боге? Да, тут ты, пожалуй, верно заметила.
Ему так и не удалось улучить момент, чтобы сообщить свои соображения Эльзе, и он просто погрузился в книги.
— К слову, что ты пытался внушить ей?
— Я хотел поделиться догадкой. И она, возможно, совсем неверна.
— Будто я жду от тебя чего-то путного.
Холо была беспощадна, но, надо признаться, после таких слов высказать свою мысль стало легче.
— Думаю, отец Франц собирал предания о языческих богах, чтобы убедиться: Бог есть.
— Надо же.
— Посуди сама: молишься ему каждый день, а он и не думает появиться перед тобою. Тут поневоле усомнишься: а есть ли Бог на свете?
Холо недовольно кивнула: уж она-то знала, каково это, когда собственное существование подвергается сомнению.
— А всё же стоит посмотреть по сторонам, и сразу станет ясно, что кроме Бога Церкви люди верят в других богов, причём богам этим несть числа. Поневоле задумаешься: а есть ли тот бог? А этот? Так может быть, если вдруг окажется, что хоть один из почитаемых кем-то богов существует, то и твой бог есть на свете.
Подобная идея противоречит церковным заветам. Холо, конечно, понимала это: об Истинной вере она знала достаточно, чтобы суметь поддержать дружескую беседу с другими верующими ещё в той церкви, в которой укрывалась от дождя сразу после первой встречи с Лоуренсом.
— Ведь Бог Церкви велик? Нет богов, кроме него, он же создал этот мир, и людям лишь разрешено временно пожить в нём.
— Верно. Потому я и решил, что монастырь стоит именно здесь.
Холо ещё больше помрачнела: похоже, она не поняла, как Лоуренс пришёл к такому выводу.
— Скажи-ка, знаешь ли ты, чем монастырь отличается от церкви? — спросил он.
Холо тут же покачала головой: отличаясь незаурядным умом, она не боялась показать своё невежество.
— В монастыре Богу молятся, в церкви же читают Его проповеди. Предназначение у них совсем разное. Монастыри строят в глуши, потому что монахи пытаются обратить кого-либо на истинный путь, и живут в них потому, что выходить наружу служителям нет нужды.
— Хм…
— А что будет, если вдруг монах в монастыре усомнится в Боге? По-твоему, как он поступит?
Взгляд Холо сделался отсутствующим: мысли в её голове закружились подобно рыбкам в море.
— Попытается убедиться в том, что тот, кого он почитает, есть на самом деле. Теперь вижу. От принадлежности девчонки к священнослужителям или монахам зависело бы то, как она нас примет.
— Хорошо, что днём я не успел поделиться с ней. Эльза не монахиня, а служительница церкви.
Холо кивнула и мельком глянула на гору томов перед собой. Путники не пролистали и половины книг в тайнике. Разумеется, читать абсолютно всё не было смысла, но интересных Холо преданий до сих пор не встретилось. Оглавление с указанием земель и тамошних богов помогло бы в поисках, но на деле приходилось просматривать каждую страницу, чтобы составить представление, о чём идёт речь в такой-то части книги.
— Нам бы прочитать их как можно быстрее, конечно. Не забывай об Энберге.
— Да. Однако… — И Холо взглянула на коридор, ведущий в келью Эльзы. — Сначала поужинаем.
Тут послышались чьи-то шаги, принадлежавшие, как оказалось, Эвану: он пришёл пригласить их разделить трапезу.
— Благодарю тебя, Господи, за хлеб насущный.
Трапеза (видимо, довольно пышная благодаря недавнему пожертвованию Лоуренса) началась с традиционной молитвы. Впрочем, пышной она была именно по меркам церкви: вволю хлеба, к которому шли овощи и бобы, а также немного виноградного вина. Кроме чёрных ржаных краюх на стол водрузили пойманную Эваном рыбу и варёные яйца. По своему опыту Лоуренс мог сказать, что этот небогатый ужин церковные служители посчитали бы просто роскошным.
Стоило ожидать, что Холо будет чрезвычайно недовольна ужином без мяса, но, к счастью, для неё нашлись другие закуски.
— Ну-ка, не сори. И хлеб нужно сначала отломить, а потом уже есть, — выговаривала Эльза, Эван слушал её, втянув шею в плечи. Только что он пытался очистить яйцо от скорлупы и управлялся столь неумело, что, не выдержав этого зрелища, девушка пришла на помощь.
Холо смотрела на них с сожалением: к тому моменту она уже расправилась со своей порцией и сама была готова выхватить яйцо из рук Эвана.
— Да понял я, оставь уже. Лучше вернёмся к твоему рассказу, господин Лоуренс.
Похоже, он не столько тяготился опекой Эльзы, сколько злился на то, что жалко выглядел перед путниками. Холо подносила еду ко рту, ловко скрывая улыбку, и только Эльза непритворно вздыхала, видя неряшливость Эвана.
— На чём я остановился?
— Корабль покинул порт и ловко проскочил мыс с рифами, торчащими из волн.
— Ах да. Для плывущего корабля очень опасен именно участок пути от порта до выхода в открытое море. Так что сидевшие в трюме торговцы дружно молились за свою жизнь.
Лоуренс рассказывал, как когда-то давно перевёз свой торговый груз на корабле, и Эван, не знавший моря, живо увлёкся этой историей.
— Так вот, мыс мы благополучно обогнули, а когда вышли из трюма на палубу, увидели, что окружены судами.
— Как, прямо в море?
— Где же им быть, как не в море. — Лоуренс не выдержал и рассмеялся.
Эльза лишь обречённо вздохнула. Из них четверых только Эван ни разу не видел моря и потому выглядел жалковато.
Впрочем, Лоуренс понял, что имел в виду мельник, поэтому добавил именно для него:
— Вид был великолепный, конечно. Маленькие суда заполонили море и вылавливали уйму рыбы.
— А как же рыба там не кончалась?
Холо подозрительно покосилась на Лоуренса, верно желая сказать, что он хоть и не выдумывает, но порядочно приукрашивает действительность.
— Каждый, кто видел море в это время года, говорит, что по морской глади бежала чёрная река.
Да уж, у любого захватит дух, если сельди в море столько, что стоит ткнуть заострённой палкой в воду, и вытащишь не меньше трёх рыбин. Однако поверить в правдивость рассказа и по-настоящему проникнуться великолепием зрелища мог лишь тот, кто видел его своими глазами.
— Надо же… Честно скажу: то, что ты рассказал, даже в голове не укладывается. Сколько же разного в мире, выходит.
— Впрочем, на том корабле меня больше всего поразила еда.
— Да?
Тут уже Холо заинтересовалась больше всех.
— На корабле ведь плыли торговцы из разных земель. Вот взять местность под названием Эбгод с её солёным озером. Тамошний торговец ел очень солёный хлеб.
Все разом взглянули на краюхи, украшавшие стол.
— К тому, что хлеб бывает сладким, я привык, однако тут его корочка посыпалась солью. Мне такое не пришлось по вкусу.
— Ну надо же, соль. Какие же они богатые, раз хлеб солью посыпают, — произнёс Эван задумчиво.
В деревне Терэо, отрезанной от моря, соль наверняка считалась чрезвычайно дорогим товаром, если только поблизости не имелось соляного месторождения.
— В Эбгоде есть солёное озеро. Солёная вода подпитывает почву в деревне, и все поля в поселении солёные. У жителей так много соли, что и такой хлеб кажется им вкусным.
— Однако, солёный хлеб… — Эван поморщился, будто проглотил что-то невкусное, и посмотрел на Эльзу, ища поддержки. Девушка кивнула в ответ.
— А ещё помню плоский хлеб, который выпекали на дне котла.
Хлеб должен быть пышным, похожим на шар, и чем пышнее, тем лучше. Так думает любой человек, привыкший к тому, что хлеб делают в печи.
— Ха-ха!.. Да что ты говоришь!..
При живом отклике слушателя и рассказчику веселее вести свой рассказ.
— Хлеб ведь можно сделать плоским, если выпекать из овса.
— Да, пожалуй…
— Вы здесь пресный хлеб не едите?
Речь шла о хлебе, приготовленном без дрожжей — «хлебных ду́хов», и выпекали его из замешенного на одной муке теста. Отведать нечто подобное им наверняка довелось, но вряд ли понравилось.
— Только хлеб из овса вкусным не назовёшь даже с натяжкой, а вот тот, что готовили на дне котла, оказался весьма хорош. На его корочку клали тушёные бобы.
— Надо же… — восхищённо проговорил Эван, мечтательно глядя куда-то вдаль.
Эльза, казалось, сравнивала краюху хлеба в руках с тем, который мысленно представила по рассказам Лоуренса.
— В общем, мир очень большой и разнообразный, вот что я хочу сказать, — заключил Лоуренс, заметив, что Холо уже закончила есть и ёрзала на месте от нетерпения. — Благодарю вас за то, что приготовили для нас угощение.
— Ну что вы. Я ведь получила от вас большое пожертвование. Лишь выполнила то, что обязана.
Её холодному непроницаемому лицу так не хватало хотя бы мимолётной дружеской улыбки. Но Лоуренс напомнил себе, что Эльза гостеприимно пригласила к столу его с Холо, и эта мысль принесла облегчение.
— И вот ещё, теперь нам бы…
— Хотите почитать книги ночью — извольте. Если вы держите путь на север, то вам ведь нужно успеть до того, как ляжет снег?
Хорошо, что не пришлось ничего объяснять.
— Ладно, господин Лоуренс, потом расскажи мне ещё про другие страны.
— Я же говорила тебе, что они торопятся. К тому же сегодня тебе нужно учить алфавит.
Парень втянул голову в плечи, сделал несчастное лицо и посмотрел на Лоуренса, ища поддержки. С первого взгляда было ясно, какие у них отношения.
— Если будет время. Тогда, с вашего позволения, мы останемся в церкви ненадолго.
— Извольте.
Путники поднялись со стула, ещё раз поблагодарили за ужин и покинули комнату. Эльза вскользь посмотрела на Холо, но Волчица сделала вид, что ничего не заметила. Однако, когда девушка перевела взгляд на Лоуренса, тот не оставил это без внимания.
— Ах да, — спохватился он, остановившись в дверях комнаты, и обернулся к Эльзе. — Ваш вопрос…
— Я подумаю над ним сама. Знаете, отец Франц любил приговаривать, что нужно хорошенько поразмышлять перед тем, как спрашивать у других.
На Лоуренса смотрела уже не слабая девушка, загнанная в угол своими же словами, а несгибаемая Эльза, в одиночку ведавшая делами целой церкви.
— Хорошо. Обращайтесь, если запутаетесь, — выскажу свои соображения.
— Благодарю вас.
Эван недоуменно переводил взгляд с Лоуренса на Эльзу, но, когда та окликнула его, казалось, сразу забыл про загадочный диалог. Он взялся помогать девушке с уборкой и, хотя ворчал при этом, отзывался с видимым удовольствием, когда она к нему обращалась. Пусть Эльза постоянно делала замечания и отчитывала Эвана, а он в ответ на её слова втягивал голову в плечи, но он же протягивал ей руку, окликал её, а иногда они вместе смеялись над чем-то.
Лоуренс старался не замечать подобное между людьми, когда торговал в одиночку. Даже не так: он искренне считал, что такое поведение — верх глупости.
Далеко впереди был виден силуэт Холо, слабо освещённый мерцающим пламенем свечи в её руке. Силуэт исчез, когда девушка завернула за угол.
Лоуренс подумал вдруг, что раньше будто бы блуждал по узким сумрачным коридорам, боясь потратиться даже на свечу. Он бродил, вглядываясь во тьму и подбирая с пола золотые монеты. Странное дело: хотя порой торговец мечтал, чтобы его лошадь превратилась в человека — настолько соскучился по человеческому теплу, — взгляд его оставался прикованным к полу, усеянному золотом.
Лоуренс осторожно шагал вперёд по тёмному коридору, ориентируясь на свет впереди, и наконец завернул за угол. Холо листала книгу. Он присел на пол, открыл страницу, на которой прервал чтение, и тогда девушка заговорила:
— Что приключилось?
— А?
— Лицо у тебя такое, будто обнаружил дыру в кошельке, — рассмеялась она.
Лоуренс потрогал свою щёку, гадая о том, какое у него сейчас выражение лица: вне деловых переговоров он совершенно не обращал на это внимания.
— Неужели я так выгляжу?
— Ага.
— Вот как. Нет… вот, значит, как.
Холо мелко затряслась от смеха и отложила книгу:
— Видно, вино было слишком крепким.
Голова в самом деле слегка гудела, — возможно, Холо права. Хотя нет, неправда. Он знал, почему на него накатила эта странная тоска. Не знал только, что теперь с ней делать, а потому небрежно обронил:
— А хорошо они ладят.
Лоуренс думал, что безразличный тон ему вполне удался, но изменившееся при этих словах лицо Холо он, наверное, не забудет никогда. Она просто вытаращилась на него в изумлении.
— Ты… чего ты? — настал черёд Лоуренса удивляться.
Она, по-прежнему глядя круглыми, как блюдца, глазами, промычала что-то нечленораздельное, будто не в силах заговорить, а когда наконец пришла в себя, уставилась в сторону с необыкновенно растерянным видом.
— Я что-то не то сказал?
Холо ничего не ответила, только нервно потирала пальцем корешок книги. Выражение её лица озадачивало: на нём отражалось то ли удивление, то ли гнев, то ли ещё какое-то чувство, не поддающееся описанию.
— По… послушай. — Чуть погодя Холо, будто смирившись с неизбежным, наконец посмотрела на Лоуренса.
Она выглядела настолько расстроенной, что он не осмелился переспросить, что случилось. Казалось, если он сделает это, она заплачет. Более того, когда она наконец заговорила, понять её оказалось чрезвычайно трудно.
— Ведь и я же… Я знаю, в чём ты силён и в чём слаб…
— Ну да…
— Но всё-таки… Непривычно от меня такое слышать, верно… Однако, пожив на свете, учишься не принимать близко к сердцу. Впрочем, кое-что всё-таки задевает. Сам знаешь, каково это.
Казалось, необходимость сделать тяжёлый выбор вынуждает её говорить. Лоуренс чуть отодвинулся от неё и кивнул. Холо отложила книгу и сидела теперь на полу, скрестив ноги, схватившись за тонкие лодыжки и втянув голову в плечи. Волчица избегала смотреть в его сторону, как если бы прятала лицо от слишком яркого солнца, и её поза выдавала сильное напряжение. Более того, казалось, она вот-вот расплачется, и мысль об этом заставляла напрячься самого Лоуренса.
— Послушай…
И Лоуренс кивнул.
— Не завидуй им.
Тут он совсем растерялся; пожалуй, примерно так же чувствует себя человек, который чихнул в толпе и обнаружил, что люди вокруг исчезли.
— Я ведь тоже… Нет, знаю. Знаю, потому и не хотела бы говорить… Но ведь и мы с тобой дурачимся друг с дружкой, если посмотреть со стороны?
«Дурачимся».
Чувство страха, которое испытываешь, когда понимаешь, что во время торговой сделки неправильно оценил стоимость товара, охватило его. Он осознавал, что необходимо думать, но думать было страшно.
Холо громко прокашлялась и принялась царапать каменный пол ногтем.
— Сама не пойму, отчего мне так неловко. Скорее ведь сердиться нужно… на то, что ты… завидуешь. С завистью говоришь… о том, как хорошо они ладят.
— Да нет, — прервал её Лоуренс.
Холо сделала обиженное лицо, сверкнула глазами, точно ребёнок, рассердившийся на неразумного взрослого.
— Да нет, кажется… я понял.
Конец фразы Лоуренс пробормотал совсем невнятно, и раздражение Холо возросло.
— Да понял я, понял. Ещё раньше понял. Просто не знал, как сказать.
Холо устремила на него взгляд не столько подозрительный, сколько цепкий и беспощадный, и подняла одно колено. Если он ответит что-то не то, она и наброситься может. Зато теперь легче выложить всё как на духу, а раньше он бы оставил неудобные мысли при себе.
— Да, конечно, я позавидовал. Но не тому, что они хорошо ладят.
Холо обхватила поднятое колено рукой.
— Видишь ли, я сожалею о том, что не уговорил тебя отказаться от поисков.
Она удивлённо моргнула.
— Ведь эта пара так и останется жить в церкви. Стойкость и твёрдость наверняка помогут Эльзе справиться с напастью, а Эван… Жалко, конечно, но торговцем ему не стать. Однако что будет с нами?
Послышался тихий возглас: видимо, то Холо подавила вздох.
— В Кумерсуне я смог неплохо нажиться, а ты получила след, ведущий домой. А здесь, быть может, тебе удастся узнать побольше, в чём я тебе сейчас и помогаю. Разумеется…
Тут Лоуренс сделал паузу, заметив, что Холо собирается что-то вставить, и продолжил с нажимом:
— Разумеется, я помогаю тебе по своей воле. И всё же…
И вот мысль, которую он гнал от себя до настоящего момента, приобрела чёткие очертания. Очень уж неправильно было избегать этого разговора так долго — не только потому, что тем самым он отталкивал руку Холо или выказывал ей своё недоверие, но и потому, что замалчивание будто воздвигало стену между ними. Ведь сколько ни уклоняйся от уплаты долга, рано или поздно вернуть его всё-таки придётся.
— И всё же что будет дальше, когда ты вернёшься домой?
Тень Холо на стене вдруг выросла, — похоже, распушился хвост под плащом, но сама тоненькая фигурка девушки будто стала только меньше.
— Не знаю. — И до чего же тихим был её голос.
Лоуренс не хотел спрашивать дальше: слишком уж волновал его ответ.
— Ты ведь не просто хочешь взглянуть на родной лес?
Холо не была дома столько лет, что даже словами «давным-давно» вряд ли можно выразить этот срок. Нетрудно догадаться, как поступит Холо, когда путники прибудут на место.
Лоуренс глубоко пожалел о том, что спросил. Промолчи он, и они бы постепенно отдалились друг от друга, но пусть так, всё равно лучше ему было избежать этого разговора. Если бы Холо пожала плечами и заявила, что тут им и придётся распрощаться, он бы перенёс это легче, но её крайнее смятение подействовало на него удручающе.
— Ладно, забудем. Прости меня. Кое-что бесполезно обсуждать заранее.
И тут, несомненно, имел место именно такой случай.
Сам Лоуренс испытывал двойственные чувства: после расставания с Холо он будет тосковать первое время, но вскоре наверняка примирится с утратой. Даже когда он терпел неудачу в торговле и воспринимал её как конец света, спустя несколько дней вновь предпринимал попытку получить прибыль, как будто ничего не случилось. Правда, как быть в такие моменты, когда становится тоскливо даже оттого, что он способен сохранять трезвый рассудок? Этого он не знал.
И тогда Холо, задумчиво глядя на мерцающее в подсвечнике пламя, пробормотала:
— А ведь я — Мудрая Волчица. Я Мудрая Волчица Холо из Йойса.
Она уткнулась подбородком в поднятое колено и медленно встала. Хвост безвольно повис, будто простое украшение. Холо посмотрела на свечу на полу, затем — на Лоуренса.
— Я Мудрая Волчица Холо из Йойса, — повторила она, словно заклинание, приблизилась к Лоуренсу и опустилась рядом.
Не успел он и рта открыть, как Волчица тут же положила голову ему на колени:
— Недоволен?
Пожалуй, привычную дерзость Холо любой списал бы на божественный нрав, но Лоуренс знал, что божественность была тут ни при чём.
— Нет-нет.
Его напряжение, казалось, достигло предела, но ни смех, ни злость не могли бы выразить того, что он чувствовал.
Свеча беззвучно горела; Лоуренс положил руку на плечо Холо, уютно устроившейся у него на коленях.
— Посплю я. А ты пока просмотри книги, хорошо?
Её профиль был скрыт за волосами, поэтому он не разглядел выражения лица, но зато живо ощутил, как она укусила его за указательный палец руки, лежавшей на её плече.
— Хорошо.
Ему показалось, что Холо испытывает его, как человек, который подносит нож к глазам котёнка и смотрит, на каком расстоянии от острия тот отпрянет. Кровь выступила из раны на укушенном пальце. Пожалуй, Холо рассердится не на шутку, если он не прочтёт ни одной книги, поэтому Лоуренс дотянулся до той, что лежала сбоку от него, и раскрыл её.
Натужная попытка Холо увести разговор в сторону для них обоих оказалась спасительной соломинкой.
«Всё-таки она и правда Мудрая Волчица», — подумал Лоуренс.
В такой час монастырь начинает своё утро с благодарственной молитвы Богу. Для утренней службы в церкви всё же было ещё рано, и вокруг стояла тишина, нарушаемая шорохом перелистываемых страниц да сонным дыханием Холо.
С одной стороны, Лоуренс чувствовал восхищение (и как ей удаётся заснуть в таких обстоятельствах?), с другой — отчасти благодарил судьбу за то, что именно сейчас девушка спит.
Холо ушла от разговора, заставив его замолчать. Однако он почти обрадовался тому, что она не захотела ответить на вопрос, — похоже, не один Лоуренс избегал смотреть правде в глаза. Если в глубине души Волчица уже что-то решила, но желала таким образом это скрыть, он бы не на шутку разозлился. Зато почему бы и не уйти от неприятного вопроса, если оба всё равно не знают на него ответа?
В любом случае теперь уже не нужно было заставлять себя думать: их странствие продолжалось, до Йойса ещё ехать и ехать. Очень редко долг возвращают раньше оговорённого срока.
Рассуждая про себя в таком духе, он отложил просмотренную книгу и взялся за другую.
Отец Франц, видимо, человек умный, подошёл к делу с толком: сведения в книгах были структурированы, поэтому, пробежавшись по заголовкам глав, читатель мог составить представление, о чём сама книга. Лоуренс содрогнулся, предположив, как тяжело было бы разбирать неупорядоченные записи.
Однако, листая книгу за книгой, он кое-что заметил: кроме широко известных богов-воплощений, таких как змеи, лягушки или рыбы, книги содержали множество упоминаний о богах скал, озёр и деревьев. Нашлись записи и о богах солнца, луны, звёзд. В то же время о богах-птицах и богах-зверях преданий было крайне мало.
В языческом городе Кумерсуне Диана упомянула про предания о медведе, разрушившем Йойс. Кроме того, Лоуренс и сам убедился в том, что близ церковного Рюбинхайгена водился волк-оборотень, похожий на Холо. Да и сама Диана скорее огромная птица, нежели человек. Вот почему он ожидал, что найдёт в книгах куда больше легенд о звериных воплощениях богов.
Лоуренс уже решил, что в книгах, которые вытащили из тайника, не было таких преданий, как вдруг его внимание привлекла фраза на пергаменте, вложенном в фолиант.
«Я не желаю особо выделять предания о боге-медведе в этой книге».
Том с преданиями был составлен неладно и грубо, словно наспех написанный договор, но Лоуренс не мог оторвать взгляда от заглавной строки: казалось, читая его, он слышит голос самого Франца.
«Другие книги содержали собранные мною предания о богах, являвшихся в разных местах и в разное время, иногда казалось, что несколько разных преданий повествуют об одних и тех же богах. Но лишь рассказы о боге в этой книге отличаются явной последовательностью».
Не разбудить ли Холо?
Но Лоуренс просто не мог оторваться от строк, выведенных Францем на ветхом пергаменте — написанных аккуратно, но каким-то образом выдававших возбуждение пишущего.
«Возможно, Папе это известно. Если я прав, то наш Бог победил, даже не сражаясь. Если сие подтверждает всемогущество нашего Бога, я не в силах сохранять прежнее спокойствие».
Казалось, Лоуренс слышал нетерпеливый скрип пера.
В последних строках Франц заключал:
«Мне не хотелось бы особенно выделять эти предания, лишая себя беспристрастного взгляда. Вместе с тем истории о Медведе, Охотящемся на Луну, кажутся мне невероятно важными, причём должен заметить: даже язычники северных земель не понимают всей их значимости. Конечно, предваряя книгу подобным описанием, я уже выделяю их. Я всей душой желаю, чтобы мои записи смогли оценить не только те, кто отводит вере в нашего Бога тесный угол в своём сердце, но и любящие его всей душой — так, как любят ветер, гуляющий по широкой равнине. Именно поэтому я осмелюсь положить эту книгу посреди всех остальных».
На последующих страницах изложение пошло таким же ходом, как и в прочитанных ранее книгах.
Как быть? Показать записи Холо? Или, наоборот, вообще забыть, что он в них прочёл? Где-то в душе шевельнулся червячок сомнения, но умолчать о находке сейчас равносильно предательству. Нет, надо разбудить Холо.
Лоуренс решительно захлопнул книгу, и тут до его слуха донёсся странный звук: казалось, будто горошины с сухим стуком падали на землю.
«Дождь? — первым делом пришло на ум. — Впрочем, — тут же подумал Лоуренс, — если дождевые капли, ударяясь о землю, издают такую дробь, то они должны быть огромных размеров».
Наконец он признал в шуме стук копыт.
Говорят, стук копыт в ночи призывает дьявола и его свиту. Поэтому нельзя погонять лошадь, если едешь на ней ночью, — так считают и приверженцы Истинной веры, и язычники. Причина такого единодушия заключается в том, что всем известно: хороших вестей от ночных гонцов ждать нельзя.
— Эй, проснись. — Лоуренс положил книгу и похлопал спутницу по плечу, а сам обратился в слух.
По стуку копыт можно было заключить, что лошадь бежала одна, и, доскакав до площади, она остановилась.
— Что… такое?
— У меня две вести.
— И обе, видать, не благие.
— Первая: я нашёл предания о Медведе, Охотящемся на Луну.
Холо распахнула глаза и бросила взгляд на книгу, которая лежала рядом с Лоуренсом. Однако Волчица умела держать в голове больше одного факта: уши её вдруг шевельнулись, и она обернулась к стене сзади себя.
— Что-то стряслось?
— Скорее всего. Стук копыт в глубокой ночи — неприятнейший из звуков.
Лоуренс взял книгу и протянул девушке, но, даже когда та приняла её, не разжал руки.
— Не знаю, как ты захочешь поступить, когда прочтёшь книгу. Но прошу, скажи мне честно, что надумаешь.
Холо глядела не на его лицо, а на ладонь, сжимавшую книгу, и ответила:
— Хм. А ведь ты мог её спрятать. Так и быть, обещаю.
Лоуренс кивнул и, поднявшись с места, бросил:
— Пойду гляну, что там. — И вышел.
Церковь была погружена в тишину и мрак, но не настолько, чтобы невозможно было ничего разглядеть. Кроме того, у кельи из щелей в деревянном окне просачивался свет, а потому просматривалось всё довольно хорошо.
И когда кто-то спустился по скрипящим ступеням лестницы, Лоуренс сразу понял, что это Эльза.
— Вы услышали топот копыт? — спросила она.
— У вас есть какие-то догадки о том, что могло случиться?
Ещё бы — именно поэтому она и проснулась мгновенно.
— Больше, чем хотелось бы.
В Терэо, маленькую деревню, ночные гонцы вряд ли прискачут с сообщением о том, что стражники завидели приближение отряда наёмников. Скорее всего, вести касались Энберга.
Но разве проблема с Энбергом не решена?
Эльза подбежала к деревянному окну и через щель между ставнями взглянула на площадь, — очевидно, она делала так не первый раз. Как и ожидалось, лошадь стояла у дома старосты.
— Я могу лишь строить предположения касательно того, что происходит между Терэо и Энбергом, но ведь, судя по… виденным мною документам на вашем, Эльза, столе, город уже не может навредить вашей деревне?
— Прозорливость торговцев меня восхищает. И всё же верно, я тоже так думала. Другое дело…
— Другое дело — если я оказался предателем. В этом случае я должен незамедлительно связать вас, как вы понимаете…
Цепкий взгляд девушки задержался на нём, но она тут же отвела глаза.
— Видите ли, как ни крути, я человек странствующий. Поднимись какой шум, я окажусь в незавидном положении. Уж сколько бродит историй о торговцах, которых чуть ли не раздели догола, воспользовавшись беспорядками.
— Я такого бесправия не допущу. Но вас попрошу закрыть подземный тайник. Если прискакали по делу Энберга, староста непременно к нам явится.
— Как объяснить наше присутствие в церкви глубокой ночью?
— Возьмите одеяло и ступайте в молельный зал.
Сообразительность Эльзы чем-то напомнила Лоуренсу Холо.
— Согласен. Условимся на том, что моя спутница — монахиня?
Он просил её подтверждения, чтобы выдать непротиворечивую версию в случае допроса, но Эльза промолчала. В конце концов, ответив, она сказала бы неправду.
Однако, вот это упрямство! Одно слово — священнослужитель.
— Староста Сэм вышел из дома.
— Понял.
Лоуренс тут же развернулся на каблуках и поспешил к Холо. Именно в такие мгновения острота волчьего слуха была на вес золота.
Когда в тайнике оказались почти все вытащенные ранее книги, а Волчица вновь натянула плащ, Лоуренс сказал:
— Этот том оставь. Спрячем его где-нибудь, хоть за алтарём.
Холо кивнула. Он спустился вниз до середины лестницы, а Холо одну за другой подавала книги.
— Больше не осталось.
— Тогда пройди по коридору в противоположную от кельи сторону. За углом сразу наткнёшься на вход в комнату за алтарём.
Холо сорвалась с места, не дослушав.
Лоуренс вышел из тайника, вернул на место постамент и водрузил на него статую Святой Матери. Пришлось повозиться и порядком понервничать в попытках найти замочную скважину; наконец он её обнаружил, вставил латунный ключ и повернул его, а затем схватил одеяла и поспешил вслед за Холо.
Расположение комнат во всех церквях одинаково, поэтому, как и ожидалось, вскоре появился вход, дверь была распахнута. Узкий коридор, вероятно, вёл прямо к комнате за алтарём. Лоуренс ускорил шаг, прикрывая пламя свечи рукой. Вскоре вокруг стало светлее. Через ставни в окнах внутрь проникал лунный свет, так что можно было обойтись и без свечи.
За дверью напротив алтаря Лоуренс уловил приглушённые голоса. Холо взглядом велела ему поторопиться.
Ключ путники спрятали за алтарём (будет трудно объяснить, для чего он, если их обыщут и найдут его), а затем спустились от алтаря на пол, уложенный каменными плитами. Они присели на то самое место, где в полу было углубление, — там отец Франц денно и нощно возносил свои молитвы.
Лоуренс задул свечи, накрыл себя и Холо одеялом.
Давно он не оказывался в положении вора, которого от поимки отделяла всего одна дверь. Когда-то, помнится, он пробрался вместе с другим торговцем в гильдию портового городка с целью подсмотреть список заказов. В то время Лоуренс ещё не понимал, какой товар может пользоваться спросом. Сейчас подобный поступок показался бы верхом безрассудства, но в сегодняшнем поведении безумия было гораздо больше. Ещё бы, ведь абсолютно никакой выгоды всё это не принесёт.
— Но мне, как старосте… — ворвался голос Сэма через распахнувшуюся дверь.
Лоуренс глубоко зевнул и поднял голову, делая вид, что его только что разбудили.
— Простите, что придётся потревожить священный покой верующего в церкви.
За спиной Сэма стояли Эльза и ещё один сельчанин с длинной палкой в руках.
— Что-то… стряслось?
— Надеюсь, долгие годы странствий помогут вам примириться с нынешним положением. Вам придётся потерпеть.
Вперёд вышел сельчанин с длинной палкой. Лоуренс взялся за неё и встал на ноги:
— Я состою в торговой гильдии Роуэна. Кроме того, в гильдиях Кумерсуна многие знают, что я направился в вашу деревню.
Сельчанин удивлённо обернулся к Сэму. Для деревушки вроде Терэо свара с торговыми гильдиями не прошла бы бесследно и безболезненно, ведь сообщества торговцев были так же богаты, как некоторые страны.
— Разумеется, господин Сэм, я послушаюсь вас как странник, если вы, как представитель деревни, будете обращаться с нами соответственно.
— Я понимаю. Но видите ли, господин Лоуренс, я пришёл к вам и к вашей спутнице не из дурных намерений.
— Что-то случилось?
Послышался приближающийся топот ног: видно, сюда бежал проснувшийся Эван.
Сэм взглянул себе под ноги и выдавил:
— В Энберге человек насмерть отравился нашим хлебом.