Волчица и пряности. Том V

Действие 2

— Не многовато ли?.. — пробубнил Лоуренс.

— Мм?.. — Холо оторвалась от кружки, наполовину скрывающей её личико.

— Ничего. Не облейся.

— Угу.

Осушив кружку знаменитого местного крепкого пива, Холо взяла обугленную ракушку. В реке Ром, на которой стоит город Ренос, обитают моллюски величиной с ладонь Холо. В этом городе из моллюсков готовят настоящий деликатес: тело моллюска вынимают, мелко режут и смешивают с хлебными крошками, затем замораживают и кладут обратно в раковину, после чего обжаривают. Если посыпать сверху семенами горчицы, то получится лучшая в мире закуска к пиву.

Холо вскрикнула от восхищения, когда увидела множество плоскодонок, собравшихся в полукруглом порту Реноса, но в следующий миг её внимание было уже приковано к лавочкам с едой, вкусный запах которой щекотал ноздри и манил к себе пассажиров лодок.

На простом столе, сколоченном из старых ящиков, стояла порция моллюсков на троих, одна уже опустевшая кружка из-под пива и ещё две полные.

Себе Лоуренс заказал тёплое вино, такое же, какое пил у Арольда, за что Холо смерила его презрительным взглядом. Такая кислятина годится, только когда есть время на то, чтобы медленно распивать алкоголь.

— Не похоже, что в городе какие-то проблемы.

С корабля спустили ящик с грузом, к нему сразу подбежали несколько торговцев и, открыв крышку, начали обсуждать содержимое. В эту великолепную гавань поступало огромное количество товаров. Трудно было представить себе город с более оживлённой торговлей.

Сюда поставляли не только продовольственные товары, но и дерево и все необходимые для его обработки и использования инструменты и материалы, например пилы, гвозди и молотки; сюда съезжались и мастера по дереву. А уж сколько переправлялось верёвок и кожаных ремней для пиломатериалов, сколько лошадей и ослов для перевозки дерева по суше, а также товаров, необходимых для содержания этих животных, — невозможно даже сосчитать. Много кораблей заходит в порт и для ремонта, так что здесь всегда есть работа для плотников и инженеров, да и сами корабли здесь тоже продаются. Только Бог знает, сколько здесь всего крутится и продаётся.

Многообразие — вот какое слово приходит на ум, когда смотришь на эту шумную, оживлённую гавань, но и проблем, с которыми она сталкивается, также хватает.

Холо отвлеклась от содержимого ракушки, которую скребла ножом Лоуренса, и огляделась, затем снова отхлебнула из кружки.

— Даже если волчьи кланы ведут кровопролитную битву за территорию, издалека лес кажется спокойным, как всегда.

— А если иметь острое зрение и слух, как у тебя, издалека всё равно не видно?

Холо напустила на себя важный вид и ответила не сразу, только её уши шевельнулись под капюшоном.

Это был опасный манёвр, и Холо легко могла за это на него накинуться, но сегодня с ним в компании терпкое тёплое вино, так что Лоуренс ждал её ответа, медленно потягивая напиток.

— Дотуда увижу. — Кончиком ножа, которым она выковыривала моллюсков, Холо указала на мужчину, поза которого красноречиво говорила о том, что тот сильно зол. Он стоял, прислонившись к кадке, доходившей ему до пояса, с горкой наполненной мелким камнем. У него было настолько великолепно сложённое тело, что его можно было принять за пирата. Его собеседником был тощий торговец с кислой физиономией, державший в руках пачку пергамента.

Лоуренс кивнул Холо в ответ, и та продолжила с серьёзным лицом:

— Тот мужчина сердится.

— Неужели?

— Он не хочет отдавать груз по цене, на которую договорились изначально, потому что его обложили огромным налогом. Он говорит что-то про цену за голову.

— Видимо, речь о подушном налоге. Это налог, которым облагается каждая лодка, идущая по этой реке.

— Понятно. Другой мужчина ответил, что в этом году у города большие неприятности, потому что отменён Северный поход. «Радуйся, что тебе вообще платят» — так говорит.

Каждую зиму Церковь снаряжала поход на Север идя демонстрации своей власти, но в этом году поход отменили из-за политических и религиозных трений с Проанией, через которую пролегал путь. Именно по этой причине сам Лоуренс оказался на грани разорения.

Но Лоуренс смотрел на Холо ошеломлённо не поэтому. Её уши по-прежнему стояли торчком, а сама она сидела со склонённой головой и закрытыми глазами.

Лоуренс вновь перевёл свой взгляд на мужчин. Тот, что был похож на торговца, в последний раз пытался уговорить моряка.

— Он говорит: «Ну, раз так, топай в Совет вместе со своими мехами», — произнесла Холо и открыла глаза.

Как удобно, когда у тебя есть Холо с таким острым слухом!

— Как минимум четыре группы людей беседуют о том же. Налоги слишком высокие. Северный поход. Что будет с ввезённым товаром… — Параллельно Холо выскребала ножом моллюска, и чем больше скапливалось мяса, тем больше она отвлекалась от разговора. Когда получилась целая горка, она с наслаждением отправила всё в рот. На её лице читалось, что нет на свете еды вкуснее этой.

— Так-то оно так… На городе, живущем торговлей, не может не сказаться отмена похода. И мы от этого пострадали в Рюбинхайгене. Но как это связано с людьми, которых мы видели на въезде в город?

— Если в городе произошло что-то необычное, то это порождает и необычную торговлю, — бормотал себе под нос Лоуренс, когда Холо, рыгнув без всякого стеснения, хлопнула по столу.

— Повторить?

Все мысли и внимание Лоуренса были отданы событиям в городе, но Холо надо было задобрить одной-двумя кружками выпивки, чтобы она если уж не помогла разобраться, так хоть вела себя тихо.

Лоуренс махнул рукой, подзывая владельца лавки. Холо с довольной улыбкой размышляла, слегка наклонив голову.

— Ты это не для меня заказываешь, а для себя.

— Не понял?

— Я пьянею от выпивки, а ты от другого.

Щёки развеселившейся Холо слегка покраснели.

Несмотря на то что Лоуренс сидел хмурый, она без труда поняла причину, почему он без колебаний заказал ещё.

— Выпивка пьянит, но за неё надо платить. Мысли о том, как заработать, пьянят не меньше, но зато бесплатны.

— Да, и чтобы я тут не тявкала под боком либо послушно выполнила, что просят, нужно всего лишь купить одну-две кружечки.

Холо слишком проницательна.

Лоуренс поднял руки вверх в знак капитуляции перед Холо, у которой от пива появились белые усы.

— Ну что ж, ты выглядишь довольно мило, когда думаешь. Давай так и сделаем: я буду пить пиво и любоваться твоим профилем.

В обмен на выпивку и блюдо шипящих, только что снятых с огня моллюсков Лоуренс отдал хозяину потёртый, потемневший от времени рют.

— Я буду периодически на тебя оглядываться, чтобы убедиться, что ты никуда не исчезла.

— Ну вот ещё, — рассмеялась Холо, забирая кружку с налитым до краёв пивом.

Несмотря на строгий тон, она весело помахивала хвостом под накидкой, поэтому её ответ можно было расценивать как «Валяй, так уж и быть».

В итоге до обеда Лоуренс ходил по городу один.

Холо сама удивилась, насколько сильно на неё подействовала выпивка, — видимо, сказывалась усталость после долгой дороги. Не то чтобы ноги её совсем не слушались, скорее она ужасно хотела спать.

Лоуренс отвёл её на постоялый двор, самодовольно улыбаясь, хотя в целом он был не рад.

Холо точно не понравится, если он попробует провернуть в городе какую-нибудь торговую сделку. С одной стороны, он не может не согласиться с её мнением по этому поводу, с другой стороны, если вспомнить, как он жил до встречи с Холо, было бы странно упускать такую возможность.

Поэтому он был рад, что у него есть время покрутиться по городу, хотя здесь у него совсем не было знакомых.

Немного поколебавшись, Лоуренс направился к забегаловке, в которой часто бывал в прошлом. Она носила странное название «Бестия с рыбьим хвостом», а вывеска была в виде огромной крысы. Эта странная крыса строила на реках запруды и обладала телом животного, плоским хвостом и похожими на рыбьи плавники перепончатыми задними лапами, за что Церковь и приравняла её к рыбе.

Поэтому, невзирая на то, что здесь вкусно пахнет жареным мяском и подают выпивку, тут немало священнослужителей, с удовольствием уплетающих предлагаемую в этой харчевне еду. Никто не сможет их ни в чём упрекнуть, ведь здесь подают очень вкусную рыбу.

Но, несмотря на популярность этого местечка, в предобеденное время здесь затишье. Посетителей совсем не было, за столиком в углу дочка хозяина ставила заплатку на фартук.

— Вы открыты?

Увидев на пороге Лоуренса, рыжеволосая девушка перекусила нитку и задорно рассмеялась, показав ему фартук.

— Я только что зашила дырку. Видите?

Эта девушка отвечала ловко, как и следовало работнице подобного заведения.

— Говорят, взглядом можно дырку прожечь, так что я воздержусь, а то снова дыра появится.

Девушка убрала иголку в деревянную коробку, встала, надела починенный фартук и шутливо покачала головой:

— Тогда получается, на меня вообще никто не смотрит, все глядят только на мой фартук?

Типичная манера разговора девушки, спаивающей клиента.

Однако Лоуренс — торговец, у него неплохо подвешен язык.

— О, вы так прекрасны, что все специально отводят взгляд от вашего лица, не дай бог третью ноздрю вам сделать.

— Да? Какая жалость. Было бы их у меня три, я бы быстрее могла почуять нечестных гостей, — с деланым вздохом произнесла девушка, подвязывая фартук.

Лоуренс развёл руками в знак её победы.

— О-хо-хо. Заезжие гости и впрямь другие. Выпьете? Перекусите чего-нибудь?

— Заверните мне рыбьих хвостов на двоих.

С кухни донёсся звук булькающего в кастрюле варева, и девушка на секунду пришла в замешательство. Ей нужно было успеть приготовить обед для портовых рабочих.

— Я никуда не спешу.

— Что ж, тогда позвольте мне налить вам кружку чего-нибудь крепкого? — Это означало, что ему придётся немного подождать.

Лоуренс с улыбкой согласился, восхитившись её умением продать побольше.

— Есть пшеничное, виноградное, грушевое.

— Грушевое вино в такое-то время года?

Любое фруктовое вино быстро начинает киснуть.

— У нас на складе оно всегда свежее. Ой! — вырвалось у девушки, и она невольно прикрыла рот руками.

Когда Лоуренс приходил сюда в прошлом, местечко всегда было переполнено, и ему не доводилось с ней разговаривать, но сейчас он понял, что своим успехом эта забегаловка обязана именно этой девушке.

— Тогда грушевое.

— Спасибо! Подождите немного.

Девушка кокетливо махнула юбкой и направилась на кухню. Лоуренс гадал, какого цвета была её юбка изначально? Сейчас она странного цвета: будто в красно-пурпурный намешали пепла.

Она работает в порту в трактире, так что красивая и умная трактирщица вполне может положить глаз на какого-нибудь наследника торговой компании, владеющего множеством кораблей. А может быть, она легко отвергнет влюблённого в неё слащавого богатого мальчика ради простого работяги, иногда заглядывающего в заведение. Лоуренс способен верно оценить товар, выставленный на продажу, но в таком деле он не специалист. Лоуренсу стало досадно, ведь Холо даже здесь легко бы угадала верный ответ.

— Извините за долгое ожидание. Приготовление займёт некоторое время, и я буду рада ответить на ваши вопросы.

Девушка действительно умна.

Вот бы увидеть, как она беседует с Холо! Это был бы великолепный спектакль.

— Если похожий на торговца человек приходит в трактир в такое время, это может значить только одно. Я буду рада ответить вам на вопросы.

— Давай я сначала заплачу, — сказал Лоуренс и прежде, чем взять из рук девушки кувшин с грушевым вином, протянул ей две почерневшие бронзовые монеты.

На одну монету можно было купить два или три таких кувшина.

Девушка приняла удивлённо-радостный вид, который полагается делать в таких случаях:

— Что вы хотите узнать?

— Ничего особенного. Что происходит в городе необычного? Например, почему возле городских стен собрались люди, похожие на торговцев?

Девушка, видимо, подумала, что он захочет услышать о тёмных делишках торговых гильдий, раз отвалил целых две монеты. Она немного поколебалась.

— А, те люди. Они все имеют отношение к торговле пушниной.

— Пушниной?

— Да. Половина из них приехали закупить шкуры. Другая половина привезла на продажу вещества для выделки шкур. Э-э-э… Известь там, квасцы, кору дуба.

Это первое, что приходит в голову, если речь идёт об обработке кожи. В особо трудных случаях используют экскременты голубей. А уж для окрашивания всяких хитрых составов применяется вообще без счёту.

— Хм, от кого-то это я уже слышал.

Лоуренс вспомнил слова Арольда.

Точно, на повестке дня у Совета Пятидесяти вопрос о ввозе-вывозе пушнины.

— Так вот, по поводу людей у городских стен. Сейчас выдающиеся люди города обсуждают, продавать торговцам мех или нет. На время обсуждения на продажу меха наложен запрет. Поэтому и ремесленники в сомнениях: покупать товары для выделки шкур или нет. Вот поэтому все там и собрались.

По всей видимости, её не раз об этом спрашивали, поэтому объяснение было таким гладким. Если сказанное ею — правда, то это очень важно.

Лоуренс даже забыл про грушевое вино и продолжил расспрашивать:

— Но почему так вышло?

— Ах, это… Ну так каждую зиму на север шло много людей.

— Ты имеешь в виду Северный поход?

— Да. Его отменили, и поэтому нет желающих покупать мех. И вот почему сейчас в городе больше людей, чем обычно.

Чем больше людей, тем больше денег. Северные меха особенно ценятся на юге как предмет роскоши. Но зачем потребовалось собирать Совет и запрещать торговлю мехом? Во-первых, люди у городских стен — это торговцы, приехавшие закупить пушнину. Даже если в Ренос не приехали участники похода, чтобы купить меха, здесь всё равно должно найтись достаточно покупателей.

Картинка не сходится.

— Я понял, что покупателей меховой одежды нет, но разве не лучше тогда продать пушнину приехавшим за ней торговцам?

Девушка бросила взгляд на кувшин с вином, который совершенно не пустел, и с улыбкой предложила Лоуренсу выпить. Работницы трактиров знают толк в том, как подразнить мужчину.

Если отказаться выпить и надавить на неё, можно вызвать её неудовольствие или даже обратить против себя. Поэтому Лоуренс послушно пригубил сладкое грушевое вино.

Девушка одобрительно улыбнулась:

— Рыцари и наёмники любят разбрасываться деньгами. Но торговцы, приезжающие в город по делам, обычно очень прижимисты. — Девушка катала по столу монеты, полученные от Лоуренса. — Иногда мне дарят роскошные наряды, как у знатных дам. Конечно, они безумно дорогие. Но…

— Мммм, — протянул Лоуренс. Вино быстро ударило ему в голову, ведь он сегодня уже пил с Холо. — Вот оно что. Мех как сырьё удивительно дёшев, а вот в виде одежды… Поэтому, если его продать как есть, город мало заработает.

Девушка улыбнулась, точно настоятель перед осознавшей свои проступки паствой.

«Ты понял», — говорил её взгляд.

Картинка наконец сложилась.

Но прежде чем Лоуренс успел подвести итог, девушка наклонилась над столом. Она изменилась в лице, а одну из полученных монет медленно опустила за лиф.

— Я рассказала вам всё, что слышала от других девушек, — внезапно холодно произнесла она, глядя исподлобья и слегка приподняв подбородок.

Теперь, когда он поднимал на неё взгляд, первое, что бросалось в глаза, — её красивые ключицы. Она знала, как найти подход к пьяному клиенту. Лоуренс понял, что это настоящие деловые переговоры. Его собеседник — женщина, которая может заставить клиента купить дорогое меховое манто.

— В первую очередь я должна заботиться о клиентах, которые ко мне благосклонны. Поэтому вы не слышали того, что я скажу вам дальше, понятно?

Лоуренс принял понимающий вид и кивнул.

— Вероятнее всего, иностранным торговцам запретят покупать меха. Ремесленники и другие люди, работающие с кожаными изделиями, разозлятся, верно?

— Откуда такая информация? — спросил Лоуренс.

Девушка загадочно улыбнулась.

Интуитивно Лоуренс почувствовал, что у девушки надёжный источник. Этого нельзя утверждать с точностью, но вполне вероятно, что сюда захаживает кто-то из Совета Пятидесяти.

Девушка ничего не сказала, потому что произнеси она фразу «Я не могу вам этого сказать» — и это сразу же вызвало бы сомнения в подлинности информации. А может быть, она испытывала Лоуренса. Действительно важная информация не даётся легко и просто.

— Я работаю в трактире, поэтому меня не интересуют цены на мех, но для торговцев эта тема отлично идёт под выпивку, верно?

— Да, иногда и напиваешься до чёртиков под такие разговоры. — Лоуренс расплылся в подобающей деловым переговорам улыбке, девушка же прикрыла глаза и тихонько рассмеялась:

— Из хорошего бара люди выходят шатаясь. Они сами этому рады.

— Я столько выпил, что ещё немного — и меня тоже унесёт.

Девушка распахнула глаза. Её губы улыбались, но глаза оставались холодными.

Лоуренс только хотел продолжить, как из кухни её окликнули.

— О, как раз готово. — Она поднялась со стула и снова стала той девчушкой, которую Лоуренс увидел, когда вошёл.

— Кстати, господин, — произнесла она, прежде чем уйти.

— Да?

— Вы женаты?

Неожиданные вопросы обычно заставали Лоуренса врасплох, но с Холо он уже поднаторел на них отвечать, поэтому без промедления нашёлся:

— За кошелёк меня никто не держит, но вожжи прихвачены крепко.

Девушка по-дружески расхохоталась:

— Какая жалость. Наверное, хорошая девушка. Жаль!

Лоуренсу было приятно, что она выделила его среди других десятков приходящих выпить клиентов. Если бы у него не было Холо или если бы он был чуть сильнее пьян, девушка могла бы легко его подцепить.

Но такие слова — просто соль на рану.

— Если будет время, приходите вместе.

— Обязательно.

Он говорил почти искренне. Ему и правда хотелось бы увидеть, как Холо и эта девушка будут общаться. Но если он будет рядом, они наверняка станут болтать о пустом.

— Я сейчас принесу ваш заказ, подождите чуточку.

— Спасибо.

Девушка снова махнула юбкой и пошла на кухню. Лоуренс любовался её станом и пил грушевое вино.

Похоже, даже другим людям понятно, насколько сильно влияние Холо на него.

Взяв мешок с только что снятыми с плиты рыбьими хвостами, Лоуренс пошёл на набережную, чтобы ещё раз взглянуть на лодки. Теперь они для него выглядели иначе, чем до рассказа девушки. Он присмотрелся и понял, что многие суда стояли на приколе, а весь груз на них хорошенько укрыт соломой или полотном, а значит, торговцы не собирались покидать порт в ближайшее время. Конечно, некоторые просто планировали переждать здесь зиму, но общее число было слишком большим. Если грубо прикинуть, то почти все они нагружены шкурами или инструментами для их обработки.

Ренос знаменит своим рынком дерева и пушнины, но всё же торговля пушниной распространена больше.

Странствующему торговцу Лоуренсу трудно оценить масштабы торговли, но если представить, что торговец пушниной закупает беличьих шкурок одну бочку высотой ему до груди, то в одну такую бочку вмещается три-четыре тысячи штук. Таких бочек у него может быть так много, что трудно даже представить, сколько всего в них шкурок. И если наложить запрет на продажу меха, то скольких же людей это коснётся?

Понятно, что Ренос хочет собрать как можно больше налогов, но если продать всё иностранным торговцам, то огромное количество ремесленников останется без работы. И ведь всем известно, что в любом деле гораздо выгоднее продавать готовый продукт, чем сырьё для его изготовления.

Однако сейчас, когда Северный поход отменён, в город не приехали южане — главные покупатели, поэтому те, кто занят в области обработки шкур, остались без дохода.

Ещё одна проблема — качество обработки и выделки шкур. Есть города, которые превосходят в этом ремесленников Реноса. Продавать в Реносе одежду в качестве хорошего сувенира — это одно, а вот облагать её налогом и отправлять на экспорт — это совершенно другое, вряд ли такая торговля будет успешной.

С учётом этого фактора Реносу выгоднее преодолеть сопротивление ремесленников и продать шкуры иностранным торговцам. В таком случае хотя бы в этом году мех принесёт доход. Вот почему иностранные торговцы поспешили в Ренос, ведь качество его мехов неоспоримо и стоит своих денег. И всё же девушка в баре сказала, что Совет Пятидесяти запретит продавать мех иностранным торговцам.

Но всё-таки это нелогично. Потому что тогда выглядит странным, что люди ждут у стен города. Не может быть такого, чтобы осторожные и дальновидные торговцы спокойно ждали, зная, что их легко могут выпихнуть и они понесут огромные убытки.

Значит, особых волнений среди ждущих снаружи нет только потому, что имеется и другая причина. Несомненно, за этим стоит нечто большее. Это либо торговая гильдия, которая славится даже за Западным морем качеством продаваемой ею одежды, либо крупный торговый дом, мечтающий монополизировать торговлю пушниной. Кто бы ни был, это была мощная сила. И с ней считаются те, кто управляет Реносом. К такому выводу пришёл Лоуренс, пройдя по гавани и свернув на шумную, оживлённую улицу.

Что бы сказали Реносу торговцы, ждущие у его стен? «Вы попадёте в затруднительное положение, если не продадите мех. Ну же, продайте его нам. Если вы откажетесь, это плохо отразится на вашей репутации. И тогда вы не сможете вести с нами торговлю ни в следующем году, ни через год». Если Ренос клюнет на это, то просто превратится в город, через который пушнина проходит транзитом. И тогда какой-нибудь другой город отберёт у него звание столицы меховых изделий.

Но не только противостояние местных ремесленников мешает Реносу пойти на такую сделку Если сила, стоящая за ремесленниками, отвергнет притязания торговцев, то сила, стоящая за иностранными торговцами, возопит, что иностранных торговцев дискриминируют. А это, в свою очередь, бросит тень не только на город, но и на местную знать. Когда проблемы торговли касаются городской знати, средств на их решение требуется в три или четыре раза больше. Это борьба в высших эшелонах, и она не учитывает мелкие частные интересы. Так размышлял Лоуренс, поглаживая бородку.

Внезапно он рассмеялся:

— Здесь крутятся большие деньги.

От этого разговора с самим собой он испытывал приятное чувство облегчения, будто наконец снял обувь, которую носил не снимая целую неделю.

Чем больше крутится денег, тем больше возможностей их заработать. Мастерство торговца состоит в том, чтобы заставить деньги бить фонтаном из источника, имя которому товарооборот и людские отношения.

Он мысленно представил лист пергамента. На этом пергаменте вырисовывалась схема оборота пушнины, и в его глазах эта схема превращалась в карту сокровищ.

Так в чём же заключается сокровище?

Лоуренс облизнул губы и левой рукой толкнул дверь в комнату.

Он совершенно не помнил, как ноги донесли его до таверны, но ошарашенно молчал он по другой причине. Выспавшаяся Холо сидела на кровати и расчёсывала хвост, но, как только увидела Лоуренса, быстро спрятала его за спину.

— Что… что случилось? — недоуменно спросил Лоуренс.

Холо, похоже, уже протрезвела. Она смотрела на него с подозрением, но Лоуренсу показалось, что оно какое-то нарочитое.

— Я этого не перенесу.

— Что?..

— Я не перенесу, если ты продашь мой хвост, — произнесла Холо, на секунду показав кончик хвоста из-за спины, будто маленькая девочка, играющая в прятки и выглядывающая из-за дерева.

Лоуренс понял, о чём она толкует. Наверное, у него на лице было написано, что он думает о торговле.

— Я не охотник.

Он пожал плечами и, смеясь, вошёл в комнату. Затем закрыл дверь и приблизился к столу.

— У тебя такое лицо, будто ты готов продать всё, что только можно.

— Ну, неправда. Если я на дороге увижу куст малины, это же не значит, что я его оборву и буду продавать ягоды.

Холо скользнула взглядом по мешку с едой, который Лоуренс держал в руках, и снова посмотрела ему в лицо.

— Я бродячий торговец. У кого-то покупаю, кому-то продаю. Таков главный принцип.

Торговец просто обязан любить деньги, но иногда эта любовь превращается в алчность и торговец забывает, кто он на самом деле. Он утрачивает принципы, порядочность, не соблюдает общепринятые нормы морали. Он становится рабом денег.

— Но я ни за что не срежу твой хвост. Только если ты сама попросишь летом его постричь, чтобы не было жарко. Тогда я с радостью постригу его и продам шерсть.

Холо стояла, опираясь на стол. В ответ на слова Лоуренса она по-ребячески показала ему язык и подвинула хвост поближе к себе.

Лоуренс же даже в страшном сне не хотел бы видеть Холо без хвоста.

— Хм… А там что у тебя? — спросила Холо, сверкая глазами и покусывая хвост.

— Где? Ах, это. Если ты угадаешь по запаху, мясо какого это зверя, на ужин закажу всё, что ты захочешь.

— О-о-о!

У Холо даже поменялся цвет глаз.

— Это точно готовили с добавлением чеснока.

Лоуренс передал ей свёртки с едой, и Холо с серьёзным лицом обнюхала их, словно хищник. В этой звериной повадке не было ничего удивительного, о выглядела она чрезвычайно мило, поэтому Лоуренс невольно залюбовался.

Холо это заметила и недовольно скривилась. Ей было всё равно, что он видел её голой, но именно этот взгляд ей не нравился. Конечно, каждому человеку что-то да не нравится.

Лоуренс отошёл назад, однако не отвернулся.

— Если я не буду смотреть, то Мудрая Волчица не опустится до того, чтобы развернуть пакет?

Лицо Холо не дрогнуло, но хвост нервно дёрнулся, будто её чем-то укололи.

Похоже, он попал в яблочко.

Холо не человек, и она обладает звериным чутьём, поэтому надо держать с ней ухо востро. Она демонстративно вздохнула, поджала губы и отвернулась, словно почувствовав свою вину.

— Ну что, ты отгадала?

— Подожди, — сердито сказала Холо и ещё раз принюхалась.

Лоуренс, разумеется, отвернулся.

Ему было неловко. В тишине комнаты раздавался только странный звук, будто всхлипывал ребёнок. Он прислушался к шуму за окном. День сегодня ясный, так что в комнату проникал не только уличный гвалт, но и солнечные лучи. Комната, безусловно, холодная, но хорошо, что светлая. Если бы они выбрали тёплую комнату без окон, трудно было бы избавиться от ощущения, что они находятся в зимней спячке в погребе. Холо сделала мудрый выбор.

— Эй ты.

Мысли и взгляд Лоуренса вернулись к Холо.

— Отгадала?

— Ну да.

Разумеется, видов животных, идущих в пищу, очень много. Это можно понять по вкусу и жёсткости мяса, но можно ли понять по запаху прожарки? К тому же это хвосты необычной крысы, тело у которой как у зверя, а хвост как у рыбы.

«Не слишком ли это хитро?» — подумал Лоуренс, но его совесть сразу успокоилась тем, что на кон поставлен ужин с неограниченным выбором блюд.

— Твой ответ? — сказал Лоуренс, и Холо бросила на него ещё один сердитый взгляд:

— Ты подумал, что ставка соответствует трудности задачи?

Лоуренс пожал плечами, как будто не понял.

— Ты сначала ответь.

— Ну что ж… — Холо опустила взгляд и задумчиво посмотрела в сторону.

Условия сделки просты, а приз приятен, и, насколько бы умна ни была Холо, ей не удастся выкрутиться. Вот почему простой договор лучше всего.

— Ну что, твой ответ?

Лоуренс спросил уже несколько раз, и на лице Холо проступила безысходность. Конечно, это нехорошо, но ему иногда хотелось увидеть её в таком положении.

Но в ту же секунду на лице Холо расцвела победная улыбка, так что это было секундное удовольствие.

— Я не знаю, как она называется, но это хвост огромной крысы.

Лоуренс молчал. От удивления он не мог выдавить из себя ни звука.

— Я ответила. Проверим, попала ли я, — издевательски захихикала Холо, разворачивая свёрток.

— Ты… ты знала?

— Когда ты заподозрил меня в том, что я могу развернуть свёрток, я решила, что на ужин закажу такие блюда, чтобы ты от жадности расплакался, но, так уж и быть, прощаю.

Еда в свёртке была дополнительно завёрнута в древесную кору и листья, и её невозможно было так просто рассмотреть, не нарушив упаковку. Да и вообще трудно понять, что это за блюдо, ведь в процессе готовки ингредиенты утрачивают свой первоначальный облик. Видимо, Холо просто видела это блюдо раньше.

— Я Холо, Мудрая Волчица. Нет ничего в этом мире, чего бы я не знала. — Холо сверкнула клыками, изо всех сил стараясь не расхохотаться.

Довольно сощурив глаза и виляя хвостом, она сняла кору и листья с еды.

— Но это блюдо я впервые вижу.

И в самом деле, разрезанное на тонкие полоски мясо совершенно ничем не выдавало сходства с настоящими крысиными хвостами.

Дразня Лоуренса, Холо подняла голову вверх, медленно опустила в раскрытый рот кусочек и, закрыв глаза, захрустела едой.

Как же аппетитно она умеет есть!

Но что-то здесь выглядело не так, как обычно.

— Ммм, и вправду.

Обычно вкусную еду Холо ела быстро, будто опасаясь, что её отнимут, но сейчас жевала медленно, словно наслаждалась вкусом или же что-то вспоминала.

— Кажется, хозяин таверны так сказал? — Она облизала пальцы и посмотрела на Лоуренса. — «Даже каменные здания разрушаются от времени».

— Он имел в виду людскую память.

Холо удовлетворённо кивнула и со вздохом обратила свой взгляд к окну, слепящему светом.

— Ты знаешь, что память хранит дольше всего?

Опять вопрос с подвохом. Имена? Цифры? Родные места? Лоуренс перебирал в уме возможные варианты, но ответ оказался совершенно с другой стороны.

— Запахи, — сказала Холо и слегка наклонила голову набок.

— То, что видишь и слышишь, забывается легко. И только запах запоминается навсегда. — Холо посмотрела на еду и рассмеялась.

Лоуренс немало подивился, увидев смешанные чувства Холо: на её лице были и радость, и ностальгия.

— Я совершенно не помню этот город, что меня немного беспокоило.

— Ты сомневалась, была ли здесь вообще когда-либо?

Холо кивнула. Похоже, она не шутила.

Когда она это произнесла, Лоуренсу показалось, что он понял настоящую причину её более нервного, чем обычно, поведения.

— Чётко я помню только еду. Тем более такое чудное создание. Раньше его тоже употребляли в пищу. Этих крыс ловили и жарили на шпажках по нескольку штук.

Холо держала свёрток в руках бережно, будто спящего на её коленях котёнка.

— Когда я почуяла этот запах, на меня нахлынула ностальгия, но я не заплакала, потому что это означало бы конец игры.

Лоуренс понял, что слишком плохо о ней подумал, решив, что та заглянет в свёрток, как только он отведёт взгляд. И всё-таки она заплакала, когда он отвернулся.

— Ты же не думаешь, что я тебя обманула?

— Ну конечно же нет!

На такой категоричный ответ Холо радостно рассмеялась, обнажив клыки.

— Отлично, — произнесла она и легонько поманила Лоуренса к себе.

Лоуренс подошёл к ней с опаской, не зная, чего ожидать, но Холо всего лишь схватила его за рукав и повисла на нём.

— Твой запах я тоже никогда не забуду.

Он ждал чего-нибудь подобного. Однако это не было похоже на обычную издёвку. Девушка прижалась лицом к его рукаву и замерла. Для него Холо не простая попутчица. Лоуренс видел её хвост и уши, а по ним он мог прочитать, что у неё на сердце.

— Я твой тоже, — произнёс Лоуренс и, немного поколебавшись, провёл рукой по лицу Холо.

Холо стояла, уткнувшись в его рукав. Он поднял её лицо к себе, она неловко рассмеялась:

— Я имела в виду: ты так воняешь, что это незабываемо.

— Ах ты!..

Холо смеялась, зажав пальцами нос. Типичная Холо!

— В самом деле, я когда-то уже была в этом городе.

— Что ж, тогда о тебе должны сохраниться легенды.

Ему не хватило решимости добавить «в книгах», поскольку он видел, как Холо довольна собой и радуется. Сказать ей всё прямо было бы то же самое, что наступить ей на хвост.

— Что ты узнал в городе? — Холо произнесла это тоном мамочки, гордящейся своим ребёнком, который научился чему-то новому.

Холо вовсе не слабая девушка.

— На этот раз я хорошо провёл время, — начал Лоуренс.

Она внимательно слушала его, одновременно расправляясь с жареными хвостами.

Причин, почему им было необходимо встретиться с летописцем по имени Риголо, работающим секретарём на Совете Пятидесяти, теперь стало две. Во-первых, надо выяснить, есть ли какие-то сведения о Холо в городских архивах. Во-вторых, нужно узнать самую свежую информацию о положении города. Последний пункт был основан чисто на рабочем интересе, поэтому лицо Холо не выражало ничего хорошего: по своему опыту она уже знала, чем это может закончиться.

Конечно, острой необходимости заработать, да ещё таким рискованным способом, выжимая деньги из сложившейся неприятной ситуации, не было. Прибыли, которую Лоуренс получил в языческом городе Кумерсуне, хватит на то, чтобы в будущем открыть свою лавку, а сейчас можно было просто торговать в спокойном режиме. Тем более гораздо выгоднее мирно жить в городе, налаживая связи с местными, чем ввязываться в спекуляцию с сиюминутной выгодой.

Холо не была торговкой, но тем не менее у неё был такой же ход мыслей. Если деньги есть, незачем суетиться.

В комнате становилось холодно, поэтому во время разговора Волчица залезла под одеяло, и её начало клонить в сон. Лоуренс сидел на кровати рядом с дремлющей Холо и, продолжая говорить, слегка сжал её руку без всякой задней мысли. Когда он сидел на кровати в тишине, ему казалось, что Холо абсолютно права. Но если в дороге лениво млеть ещё куда ни шло, то в городе торговцу немыслимо расслабляться, не такое он существо.

Лоуренсу хотелось, чтобы она это поняла, но надеяться на такое было бесполезно.

К счастью, прямо сейчас он и не собирался ничего делать. Из-за ситуации, сложившейся в Реносе, все участники Совета, включая Риголо, постараются избежать встреч с иностранными торговцами. Дело касается импорта и экспорта меха, а это всё равно что тело и душа города. Если поползут слухи, что кто-то из Совета встречался с пришлыми торговцами, равнодушными к судьбе Реноса, это может привести к народным волнениям. Будь Лоуренс в Совете, он бы не стал встречаться с торговцами.

Если искать встречи, нужно попросить кого-то посодействовать в этом. Но если хорошенько подумать, то в этом нет особой необходимости. Тем более, если перестараться и произвести плохое впечатление, можно навредить Холо: про неё не удастся ничего выяснить.

Холо хоть и говорит, что не надо никуда торопиться, в глубине души ей не терпится поскорее выведать, что здесь о ней знают. Во что бы то ни стало надо избежать ситуации, из-за которой она не сможет ознакомиться с записями. Так размышлял Лоуренс, когда заметил, что дыхание Холо стало глубоким, как у спящего человека.

Хорошо спать да есть, когда хочется. Холо чувствует себя свободной, как и все звери, но людям, вынужденным ежедневно добывать себе пропитание, такой покой может только сниться.

Лоуренс даже слегка позавидовал ей, отпустил её руку и провёл указательным пальцем по её гладкой, как яйцо, щеке. Она не проснулась бы, даже если бы он похлопал её по голове. Вот и сейчас она лишь немного нахмурилась и, не открывая глаз, глубже зарылась в одеяло.

Счастливое, спокойное время. Ничего не случается, время течёт плавно и тихо — именно об этом он мечтал, трясясь в одиночестве на своей телеге. Но всё-таки где-то в сердце тлела искра сомнения, что такие минуты жизни прожиты впустую. Если не зарабатывать деньги, не собирать информацию, то откат назад неизбежен.

«Торговый дух — это тлеющий уголёк, — говорил его наставник, — который может превратиться в адское пламя и сжечь тебя дотла». Когда ты один, этот уголёк согревает тебя, но, когда вас двое, становится слишком жарко. Ведь улыбка Холо способна согреть сама по себе.

Нет покоя под луной.

Лоуренс встал с кровати и принялся мерить шагами комнату. Ему хотелось разобраться в том, что происходит в Реносе, для собственного понимания. Поэтому желательно получить сведения из первых рук, а значит, нужно встретиться с кем-то из членов Совета, но при этом не заинтересованным ни в одной из сторон. Лучше всего для этой цели подходит Риголо, летописец и секретарь Совета. Но никто из Совета не захочет встречаться с пришлым торговцем. Круг замкнулся.

Нужно подойти к решению задачи с другой стороны. Сейчас единственным источником информации для Лоуренса служила та девушка из трактира. Придётся приложить немало усилий, чтобы получить нужные сведения у городских торговцев.

Не приходится сомневаться, что прямо сейчас огромное количество людей пытаются сделать то же, что и он. Сможет ли Лоуренс обойти их за счёт своего ума и хитрости? И насколько сильно вырастет в цене информация, раз на неё такой большой спрос?

Если бы это происходило в городе, где у него есть хорошие знакомые, он, вероятно, смог бы всё разузнать. За деньги можно купить любую вещь, но когда нужно добыть информацию, то главную роль играет доверие.

Ничего не оставалось, как просто наблюдать за развитием событий. Лоуренс тяжело вздохнул. Он чувствовал себя собакой, мечущейся у узкой щели, через которую она видит кусок мяса, но не может его достать.

В своих собственных глазах как торговец он не дотягивал до идеала. Присущие ему хладнокровность и осмотрительность куда-то подевались. Он как будто вернулся в свои юные годы, когда только-только начал жить самостоятельно и искал способ разбогатеть за один день.

Мучимый этими мыслями, Лоуренс беспокойно кружил по комнате, иногда поглядывая на Холо. Не потому ли он так страдает, что эта нахальная Волчица всё время сбивает его с толку? Может, и так. Речи Холо слишком сладки. Вот почему он начал пренебрегать другими делами.

— Ну да, перекладывай ответственность на другого… — шептал себе под нос Лоуренс, поглаживая бородку.

Жаль, конечно, но к вопросу с пушниной придётся вернуться позже. Сейчас первоочередная задача — выяснить, как проехать отсюда до Нёххиры на севере. Если им повезёт, они успеют добраться туда, пока дороги не замело снегом.

«А сведения о пушнине… соберу после этого», — решил для себя Лоуренс и вышел из комнаты.

Когда он спустился на первый этаж, то услышал какой-то странный шорох из заваленного вещами угла.

Несмотря на то что помещение не охранялось и не закрывалось на замок, многие торговцы всё же хранили здесь свои товары. Стоило хранение недорого, поэтому место использовалось как перевалочный пункт или же отстойник для сезонного товара. Лоуренс не удивился бы, узнав, что на этом складе хранится контрабанда и ворованные вещи.

Кто-то копался в вещах на складе, но человека скрывала тень, и было непонятно, кто это. Однако Арольд, владелец таверны, даже представить не мог, чтобы кто-то из его постояльцев копался в чужих вещах. Он сидел с абсолютно безмятежным лицом и только плеснул немного воды в слишком сильный огонь.

— Дорога на север?

Когда сегодня утром Лоуренс спросил его о летописце, лицо Арольда вытянулось, как у ребёнка, которому задали сложный теологический вопрос. К таким же вопросам он был явно привычен.

Арольд удовлетворённо кивнул, отвлёкся от заново разгорающегося огня, прокашлялся и сказал:

— В этом году мало снега. Я не знаю, куда именно вы едете, но дорога не будет трудной.

— Мы направляемся в Нёххиру.

Левая бровь Арольда поползла вверх, синие глаза в глубине морщин сверкнули.

Лоуренс нацепил на себя улыбающуюся маску торговца, но в глубине души ему стало не по себе. Арольд стряхнул с бороды пепел, который поднялся, когда он тушил огонь водой, и сказал приглушённым голосом:

— В самую языческую глушь?.. Ох уж эти торговцы, куда только не отправятся со своей мошной…

— И расстаёмся мы с ней только на смертном одре, — пошутил Лоуренс, желая повернуть разговор в другое, менее серьёзное русло.

Но Арольд лишь недовольно хмыкнул себе под нос:

— Ну и зачем тогда деньги? Всё равно их с собой не заберёшь на тот свет.

Этим вопросом задавался каждый торговец. Лоуренс однажды слышал очень интересный ответ:

— Но вы же не задаётесь подобным вопросом, прибирая комнату?

Если деньги — мусор, то их зарабатывание — это сбор мусора.

Один богатый торговец с юга на смертном одре раскаялся и сказал, что самая большая добродетель в том, чтобы собрать и выбросить все деньги, которыми человек испоганил подаренный Богом мир.

Услышь эти слова служители Церкви, они были бы тронуты, торговцы же прятали иронические улыбки за кубками с вином. Чем успешнее торговец, тем меньше его богатство в осязаемом виде и тем больше его в бухгалтерских книгах и долговых расписках. Тогда получается, что мир оскверняют цифры и буквы, и раз так, то записанное с их помощью учение Бога оскверняет его точно так же и ради спасения мира выбросить надо всю писанину. А такой взгляд разделяло большинство торговцев.

Лоуренс считал так же. Плохо так говорить по отношению к Холо, но гораздо надёжнее совершить торговую сделку, чем возносить молитву богам, которые никогда на неё не ответят.

— Хм, — ухмыльнулся Арольд, — может, ты и прав.

Голос Арольда звучал непривычно весело. У него поднялось настроение, и, похоже, больше всего его порадовала ирония в словах Лоуренса.

— Скоро отправляетесь в путь? Но вроде заплатили вы далеко наперёд.

— Нет, сначала дождёмся окончания Совета Пятидесяти.

— Понятно… А, и с Риголо вы хотели встретиться. Ты спрашивал про летописца утром вроде. Я впервые услышал это слово за долгие годы. Мало кто в наши времена обращается к прошлому…

Взгляд Арольда устремился вдаль. Наверное, перед его глазами разворачивалась вся прожитая им жизнь.

Впрочем, скоро он снова обратил взор на Лоуренса:

— Если вы едете на север, лучше выехать как можно раньше. Половину пути твоя лошадь, конечно, пройдёт, но дальше потребуются сани и длинношёрстный конь. Если вы торопитесь, конечно.

— В конюшне ведь есть одна длинношёрстная лошадь, верно?

— Да, её хозяин приехал с севера. Он должен хорошо знать дорогу.

— Как его зовут? — спросил Лоуренс.

Этот вопрос, казалось, застал Арольда врасплох. В своём смятении он выглядел даже очаровательно.

— Ох… Он часто здесь останавливается, но я не спрашивал его имени. Точно могу сказать только то, что с каждым годом он становится всё толще. Ну, хм… Странно, конечно, но с кем не бывает…

Вот такая тут гостиница, даже без книги записи постояльцев.

— Он торговец пушниной с севера. Сейчас шатается где-то по городу. Если я его увижу, то расскажу ему о тебе.

— Буду премного благодарен.

— Хорошо. Кстати, вполне возможно, что окончания Совета Пятидесяти вам придётся ждать до весны, — добавил Арольд, пригубив чашу с подогретым вином.

Лоуренс ещё никогда не видел, чтобы Арольд настолько разговорился. Возможно, это потому, что у того хорошее настроение.

— Неужели Совет продлится так долго? — для поддержания разговора спросил Лоуренс, надеясь выудить что-то полезное.

Но лицо Арольда мгновенно омрачилось, и он погрузился в молчание. Скорее всего, это самый правильный ответ, если хочешь дожить отведённое тебе время в покое. Так подумал Лоуренс и уже собирался поблагодарить старика за беседу, как вдруг Арольд внезапно заговорил:

— Жизнь каждого человека течёт своим чередом… Жизнь города течёт тоже. В конце концов, город — это люди…

Слова человека, отошедшего от дел.

Но Лоуренс-то ещё молод.

— Человеку свойственно сопротивляться судьбе. Так же, как надеяться на прощение, совершив ошибку.

Арольд молча смотрел на Лоуренса своими синими глазами. В его взгляде читалось возмущение, смешанное с презрением. Но Лоуренс не собирался отступать, и, видимо, старику это понравилось.

— Хе… С этим не поспоришь. Давненько я ни с кем так не беседовал. Ты ведь уже в третий раз у меня останавливаешься? Как тебя зовут?

Торговец пушниной с севера останавливался здесь уже долгие годы, но старик так и не удосужился узнать его имя, а у Лоуренса спросил. Интересовался он не как хозяин постоялого двора, а скорее как ремесленник. Когда ремесленник спрашивает имя у заказчика, это знак доверия — верный признак того, что он воплотит в жизнь любой, даже самый сложный, заказ. Видимо, Лоуренс чем-то понравился молчаливому, неприветливому бывшему владельцу кожевенной мастерской.

— Крафт Лоуренс, — протянул руку торговец.

— Крафт Лоуренс? Я Арольд Эклунд. В прежние времена я бы мог изготовить для тебя великолепную упряжь, но сейчас единственное, что я могу предложить, это спокойный ночлег.

— Это лучше всего, — ответил Лоуренс, и старик впервые за всё время улыбнулся, открыв рот с кое-где недостающими зубами.

Лоуренс собрался было уйти, как Арольд вдруг пристально уставился на что-то за спиной торговца. Обернувшись, Лоуренс узнал человека, которого совершенно не ожидал здесь увидеть. Это была та самая торговка, которую он принял за мужчину. Она была одета по-прежнему и опять с льняным мешком за спиной. Похоже, это она копалась в вещах на складе.

— Ты спросил моё имя, только когда я приехала сюда в пятый раз. У него спросил раньше. А, Арольд?

Из-за хриплого голоса и манеры речи её можно было легко принять за мужчину. Если бы не Холо, Лоуренс был бы уверен, что это мужчина, только вставший на путь торговли.

— Это потому, что мы разговорились только в пятый твой приезд, — ответил Арольд, скользнув взглядом по Лоуренсу, — и ты редко раскрываешь рот. Только в хорошем расположении духа, как и я.

— Возможно, — рассмеялась торговка, и Лоуренс отметил, что на её подбородке не было даже намёка на бороду, — это окончательно убедило его, что перед ним женщина.

— Ты, — бросила она Лоуренсу.

— Да?

— Есть разговор. У тебя дело к Риголо?

Будь он Холо, его уши сейчас бы дёрнулись от удивления.

— Да, — сказал Лоуренс, пребывая в полной уверенности, что на его лице не дрогнул ни один мускул.

Услышав имя Риголо, Арольд отвернулся и взял чашу с вином. В такое-то непростое время слышать от торговца имя одного из членов Совета Пятидесяти…

— Пойдём наверх?

Женщина указала на второй этаж. Лоуренс кивнул в знак согласия.

— Возьму-ка с собой. — Торговка прихватила стоявший за Арольдом металлический кувшин и быстро пошла наверх.

Она не состояла с Арольдом в родстве, но, похоже, они неплохо ладили. Интересно, что их связывает? Лоуренса снедало любопытство, но лицо Арольда снова стало непроницаемым, как и всегда. Лоуренс коротко его поблагодарил и устремился за торговкой наверх.

На втором этаже никого не было, и женщина не церемонясь села на пол у камина, скрестив ноги. По её манере сидеть Лоуренс понял, что она привыкла сидеть и стоять в узких местах. Будь он менялой, он бы с одного взгляда принял её за товарища по ремеслу.

Очевидно, что она в торговле давно.

— Я так и знала, это слишком хорошее вино, чтобы портить его подогревом, — возмутилась она, хлебнув из принесённого кувшина.

Лоуренс уселся рядом, недоумевая, искренне или наигранно она себя ведёт и если последнее, то с какой целью она это делает.

Сделав ещё пару глотков, торговка вытерла горлышко и передала кувшин Лоуренсу:

— Ты выглядишь очень настороженным, могу я спросить почему?

Лоуренс не видел выражения её лица, скрытого под капюшоном; она же могла видеть его хорошо.

— Я странствующий торговец и со многими людьми вижусь всего раз в жизни. Так что это закоренелая привычка, — произнёс Лоуренс и пригубил вино из кувшина. В самом деле, оно было очень недурно.

Торговка сверлила его взглядом из-под капюшона.

Лоуренс делано засмеялся:

— Да и женщину-торговку встретишь нечасто. Тут уж волей-неволей напряжёшься.

Торговку это признание, похоже, взволновало.

— Уже долгие годы никто не догадывался.

— Мы пересеклись с тобой сегодня утром. А у моей спутницы прямо-таки звериное чутьё.

Холо действительно в какой-то степени зверь, и, если бы не она, Лоуренс никогда бы не догадался, что перед ним женщина.

— Женскую интуицию не стоит недооценивать. Хотя не мне это говорить.

— Да, я её каждый день на себе испытываю.

Кажется, его слова вызвали у торговки улыбку — по крайней мере, та подняла руки к шее и ослабила завязки капюшона, привычным движением откинув его назад.

Лоуренс наблюдал за ней, предвкушая, что же за суровый облик откроется его взору. Но увиденное поразило его так сильно, что он не был уверен, удалось ли ему скрыть удивление.

— Флёр Боланд. Имя Флёр никуда не годится, поэтому торгую я под именем Эйб Боланд.

Флёр, то есть Эйб, была очень молода. Но она была не настолько молода, чтобы молодость была её единственным достоинством. Она была в том возрасте, когда красота раскрывается в полном блеске. Пожалуй, она была одних лет с Лоуренсом.

Стальной взгляд синих глаз, золотистые короткие волосы — когда она улыбалась, то выглядела точь-в-точь как красивый юноша. Без улыбки она похожа на волчицу, готовую откусить вам палец, если вы к ней прикоснётесь.

— Крафт Лоуренс.

— Крафт или Лоуренс?

— Торговцы зовут меня Лоуренс.

— Я Эйб. Мне не нравится Боланд. Ещё мне не нравится, как на меня смотрят мужчины, когда я причёсана и накрашена. И комплиментов я тоже не выношу.

Она пресекла то, что Лоуренс хотел ей сказать, поэтому тот промолчал.

— Я предпочитаю это скрывать.

Видимо, это о том, что она женщина. Эйб не хотела, чтобы кто-нибудь другой её случайно увидел, поэтому накинула капюшон и завязала тесёмки. Мысленно Лоуренс провёл параллель с ножом, завёрнутым в мягкую хлопковую ткань.

— На самом деле я вовсе не молчунья, я люблю поболтать. И своими манерами могу гордиться.

— Такая самоуверенность может испортить первое впечатление, — пошутил Лоуренс, желая настроить их общение на дружеский лад, пока женщина говорит с ним откровенно.

Его собеседница хоть и женщина, но далеко не утончённая принцесса, поэтому можно не трястись над выбором слов.

— А ты интересный парень. Теперь понятно, почему ты понравился старику.

— Очень трогательно. Но я не понимаю, чем вызвал твоё доверие, ведь мы едва парой слов перекинулись.

— Торговцы не влюбляются с первого взгляда, так что жаль, но это явно не та причина, хоть ты и хорош собой. Я заговорила с тобой просто потому, что уже долгое время ни с кем не разговаривала.

Её лицо было скрыто под капюшоном, и говорила она резко, но что-то в её облике напоминало Холо.

Нужно держать с ней ухо востро.

— Это мне льстит, конечно, но всё-таки почему именно я?

— Во-первых, ты понравился старому Арольду. Старик разбирается в людях. Во-вторых, твоя спутница поняла, кто я.

— Моя спутница?..

— Да, твоя спутница. Это ведь женщина, верно?

Если бы она приняла Холо за парня, то такая сцена порадовала бы любого распущенного богатого аристократа. Но Лоуренс понял, почему Эйб уточнила: она подумала, что заговорить с тем, кто уже путешествует с женщиной, будет безопасно.

— В торговле куда ни шло, но в личном общении трудно скрыть, что я женщина. Я знаю, многим это покажется странным. Поэтому понимаю своих собеседников, когда они просят меня снять капюшон.

— Не воспринимай это как комплимент, но наверняка торговцы бы обрадовались, если бы ты, выпивая с ними, сняла его.

Уголки губ Эйб тронула зловещая улыбка.

— Поэтому я хорошенько выбираю собеседников. Чаще всего это или старик, или тот, кто в компании с женщиной.

Женщины-торговки встречаются ещё реже, чем эльфы. Лоуренс даже представить не мог, с какими трудностями ей приходится сталкиваться каждый день.

— Очень редко можно встретить торговца на пару с женщиной. По большей части с женщиной путешествуют либо священнослужители, либо это семейная пара ремесленников, на худой конец, бродячие артисты. Со всеми ними мне не о чем разговаривать.

Лоуренс улыбнулся:

— Что касается моей спутницы, то у нас особые отношения.

— Это меня не касается. Похоже, вы привычны к путешествиям и вас не связывают деньги. Мне этого достаточно для понимания, что с тобой можно пообщаться.

Договорив, Эйб потянулась за кувшином. Пить вино без стаканов, постоянно передавая друг другу кувшин, было неловко. Лоуренс извинился и передал его Эйб.

— Не подойдёшь же просто так к человеку и не скажешь: «Давай поговорим». Поэтому я упомянула имя Риголо, но вообще это не просто так. Ты ведь хочешь с ним встретиться, верно?

Эйб могла видеть выражение его лица, ему же из-за капюшона не было её видно. Эйб отлично владела мастерством переговоров.

Лоуренс понял, что это не пустая болтовня, и ответил по-деловому кратко:

— Да, и как можно скорее.

— Могу я узнать зачем?

Лоуренс не понимал её мотивов. Может быть, это простое любопытство, а может, она собиралась извлечь выгоду, узнав причину их встречи, или же вообще просто проверяла Лоуренса. Если бы Холо находилась рядом, преимущество было бы на его стороне, сейчас же он почувствовал, что на него давят. Ничего не поделаешь, придётся держать оборону.

— Я слышал, что Риголо — городской летописец. Я хотел попросить его показать городские архивы.

Тема пушнины была слишком щекотливой, и раскрывать все карты перед Эйб было опасно. Он-то не может скрыться под тенью капюшона, так что Эйб легко прочитает недоверие на его лице.

Тем не менее Эйб почувствовала, что он говорит правду.

— Надо же, какая странная причина. Я-то думала, тебя интересуют сведения, касающиеся торговли пушниной.

— Я торговец, поэтому такую информацию не упустил бы, если бы её можно было достать. Но это грозит неприятностями, поэтому моя спутница против. — Лоуренс понял, что неумелые попытки выкрутиться только оттолкнут от него Эйб.

— У него кабинет битком набит фолиантами, передававшимися из поколения в поколение. Он только и мечтает о том, чтобы жить в окружении книг и заниматься их чтением. Потому и хочет уйти с должности секретаря при Совете Пятидесяти.

— Неужели?

— Да. Он не особо любит общаться с людьми. Но по долгу службы он знает всё о делах Совета Пятидесяти, поэтому многие так и набиваются ему в знакомые. Так что, если ты просто так заявишься к нему, тебя без обиняков выставят за дверь.

— Понятно. — Лоуренсу удалось произнести это с максимально незаинтересованным видом, но Эйб, конечно же, поняла, что его равнодушие было напускным.

Она явно намекала, что может свести Лоуренса с Риголо.

— Что ж, если тебе интересно, то я торгую с местной Церковью, и у меня с ней неплохие отношения. А Риголо подрабатывает в церкви писцом, так что мы знакомы давно.

Лоуренс не стал ничего говорить. Если начать её расспрашивать, есть опасность, что она поймёт его истинные мотивы.

Поэтому он сказал спокойно и прямо:

— Я буду очень благодарен, если ты поможешь мне с ним встретиться и он покажет мне архивы.

На мгновение ему показалось, будто уголок губ Эйб дёрнулся. Похоже, её забавляла эта игра.

— И ты даже не спросишь, чем я торгую?

— Ты ведь не спросила, чем занимается моя спутница.

Разговор заставлял Лоуренса нервничать, но не так, как это было с Холо. Хотя в глубине души ему это нравилось. Настолько, что, услышав смешок, он не сразу понял, что тот раздался из его уст.

— Ха-ха-ха! Ладушки! Я думала, что вряд ли когда встречу молодого торговца с девушкой, так что я рада, торговец Лоуренс. Уж не знаю, вправду ли ты такой замечательный, каким кажешься, но уж точно ты не такой, как весь этот мелкий сброд.

— Благодарю за комплимент, но рано жать друг другу руки.

Эйб довольно ухмыльнулась. Её ухмылка кое-кого напоминала Лоуренсу, он даже невольно присмотрелся, не торчат ли у неё клыки.

— Ты не бестолковый болван, и с самого начала по твоему лицу ничего нельзя было прочитать. Именно это старику Арольду в тебе и понравилось.

Лоуренсу было лестно это слышать.

— Могу я задать другой вопрос — вместо того, чем ты торгуешь?

Эйб улыбнулась, но её глаза оставались серьёзными.

— Какой именно?

— Сколько стоят твои услуги? — Лоуренс будто бросил камешек в чёрный бездонный колодец. Насколько он глубок? Есть ли внизу вода?

Вскоре эхо вернулось к нему:

— Мне не нужно ни денег, ни товаров.

Неужели колодец высох?

Не успел он так подумать, как Эйб передала ему кувшин с вином и добавила:

— Взамен я хочу, чтобы ты просто беседовал со мной.

Вернувшееся эхо звучало тоскливо. Лоуренс подавил свои эмоции и пристально посмотрел на Эйб.

Эйб улыбнулась и пожала плечами:

— Тебя так просто не взять. Но я правда не лгу. Тебе это покажется странным, но для меня возможность поговорить с кем-то не скрываясь дороже золотого лима.

— Но дешевле люмиона?

Реакция на такое поддразнивание покажет глубину колодца.

Эйб, конечно, это прекрасно понимала.

— Я торговка, и деньги для меня на первом месте. — Она произнесла это с улыбкой, но твёрдо.

Лоуренс рассмеялся. С такой собеседницей он мог бы болтать всю ночь напролёт.

— Я не знаю, что из себя представляет твоя спутница. Но лучше обойтись без неё. Когда кто-то ворчит в ухо, даже вино становится невкусным.

Лоуренсу потребовалось напрячь память: не ревнует ли Холо к подобным вещам? Волчице очень не нравилась пастушка Нора, но разве это не из-за того, что та была именно пастушкой?

— Это ей несвойственно.

— Да? Нет ничего загадочнее сердца женщины. Я сама порой не понимаю некоторых.

Губы Лоуренса от удивления непроизвольно сложились трубочкой.

Эйб ухмыльнулась:

— Я здесь по делам, и особо разглагольствовать у меня времени нет. Но если выпадет такая возможность, я буду рада пообщаться.

— Ты приятный собеседник.

В ответ Эйб хрипло рассмеялась, по-девичьи поведя плечами:

— Это да.

Её слова звучали немного легкомысленно, но за ними чувствовалась искренность. Непонятно, как вообще женщина могла попасть в мир торговли и как ей доставало сил не потонуть в этом водовороте алчности. Видимо, поэтому обычных разговоров она избегала, исходя из соображений самозащиты.

Лоуренс отхлебнул вина и направился к лестнице, ведущей на третий этаж.

— Если моя спутница не будет ревновать, по рукам.

— Серьёзное условие.

И два торговца заговорщицки друг другу улыбнулись.

Заседание Совета заканчивалось вечером. У Эйб были свои дела, поэтому она не могла пойти вместе с Лоуренсом и Холо, но предупредила семью Риголо об их визите.

После небольшого послеобеденного отдыха Лоуренс и Холо вышли с постоялого двора.

Дом Риголо находился в квартале к северу от центра города. Дома здесь выглядели добротными, с каменным фундаментом и цокольным этажом, но общая атмосфера угнетала. Многие дома неоднократно надстраивались: верхние этажи были деревянными и, выступая над нижними, почти смыкались над улицей. Когда-то это был богатый район, но со временем он пришёл в запустение. Семьи, процветавшие в течение нескольких поколений, знали, что разбрасывание денег к счастью не приводит, но внезапно разбогатевшие выскочки из низших сословий считали иначе. Пока деньги были, они швыряли их налево и направо и надстраивали свои дома. Само по себе это, конечно, неплохо, но общий вид квартала был испорчен, полутёмные улицы начали привлекать к себе бродячих собак и нищих, и район перестал быть безопасным. По-настоящему богатые люди начали отсюда переезжать, рыночная стоимость домов упала, а с ней — и общий уровень квартала.

— Какие же здесь узкие улочки, — произнесла Холо.

Булыжная мостовая искривилась, видимо, из-за тяжести нависших над ней домов; кое-где не хватало брусчатки — её, скорее всего, выковыряли на продажу нуждавшиеся в деньгах. В оставшихся ямках скапливалась вода, что придавало пейзажу удручающий вид и делало улицы ещё уже.

— Идти не слишком комфортно, но всё-таки я люблю такие полузаброшенные места.

— Н-да?

— Здесь чувствуется течение времени. Будто старый, весь в царапинах инструмент, который, постепенно меняя свою форму, приобретает историю.

Он обернулся к Холо. Та шла, ведя пальцами по стенам.

— Как русло реки.

— К сожалению, не могу уловить твою логику.

— Хм… Ну, тогда как человеческое сердце. Душа, если хочешь.

— Да… — Пример неожиданно оказался очень близким к тому, о чём думал Лоуренс, так что он не сразу нашёлся что ответить. — Если вынуть сердце и рассмотреть, то царапины, раны и затянувшиеся рубцы на нём… это и составляет личность человека.

Тут им преградила путь лужа. Лоуренс широко перешагнул её и подал руку Холо.

— Прошу вас, — нарочито вежливо произнёс он.

Холо так же манерно приняла его помощь и, перепрыгнув лужу, встала с ним рядом:

— А если вынуть твою душу?

— М?

— Уверена, она окрашена в мой цвет.

Холо смотрела на него снизу вверх, но от взгляда янтарных глаз Лоуренса уже не бросало в дрожь. Эффект новизны прошёл.

Лоуренс пожал плечами и зашагал вперёд:

— Не окрашена в твой цвет, а, скорее, отравлена им.

— Ну что ж, тогда это очень сильный яд, — надменно бросила через плечо Холо, обогнав его. — От моей улыбки у тебя подкашиваются ноги.

— Ну, тогда какого же цвета твоя душа? — парировал Лоуренс, как всегда поражённый изворотливостью Холо.

— Какого цвета? — повторила Холо и устремила взгляд вдаль.

Она замедлила шаг, и Лоуренс увидел сзади, что она наклонила голову. Лоуренс догнал её, но улица была слишком узкой, чтобы обогнать девушку, поэтому он шёл к ней вплотную и заглядывал ей через плечо.

— Мммм… — Холо что-то бормотала себе под нос, загибая пальцы на руках.

Заметив, что Лоуренс наблюдает за ней, Холо слегка откинула голову назад и взглянула Лоуренсу в глаза:

— Много разных цветов.

— О… — Лоуренс не сразу понял, что Холо имеет в виду количество романов, которые были в её жизни.

Холо живёт на свете уже много лет, и логично предположить, что ей доводилось влюбляться не один раз. Исходя из её слов, можно счесть, что среди её партнёров было и много людей.

Она остановилась и загородила собой дорогу, поэтому Лоуренс слегка подтолкнул её в спину. Холо послушно зашагала дальше.

Обычно они всегда шли рука об руку и Лоуренсу не выпадало шанса увидеть её со спины, поэтому сейчас он испытал совершенно новое чувство.

Стан Холо был стройным и угадывался даже под многослойной одеждой. Шаг был не широким и не поспешным, её походку можно было даже назвать грациозной. Вдобавок к этому во всём облике Волчицы читалось одиночество, так что её хотелось обнять.

«Неужели я испытываю желание её защитить?» — горько усмехнулся Лоуренс, но в ту же секунду им овладело сомнение.

Холо что-то подсчитывала на пальцах — видимо, количество мужчин, обнимавших её хрупкие плечи.

Как она себя чувствовала в те моменты?.. Улыбалась, щурилась от удовольствия?.. А может быть, у неё подрагивали уши, а хвост не находил себе покоя, выдавая её радость?..

Они держались за руки, обнимались… Что ж, Холо ведь не ребёнок.

«Кто у неё был, кроме меня?» — заклокотало в груди у Лоуренса. В то же мгновение он усилием воли отогнал эти мысли, но языки пламени цвета ненависти уже обожгли его сердце.

Его сердце билось так часто, будто он только что чуть не сорвался с края обрыва. Он испытывал такое же потрясение, как если бы коснулся углей, думая, что они уже потухли, и внезапно сильно обжёгся.

Холо продолжала загибать пальцы.

Казалось бы, совершенно обычное действие, но с каждым загнутым пальцем его будто ранили в сердце и Лоуренса затапливала бурлящая волна гнева.

Он совершенно точно знал, что это за чувство.

Чернейшая ревность.

Лоуренса неприятно поразило это открытие в себе. Что это за чувство собственничества? Хоть он и торговец и алчность составляет основу его существования, но любовь к деньгам ничто в сравнении с этим чувством.

— Ну, много о себе понял? — Холо обернулась и взглянула на него с презрением.

Её слова подействовали на него сильнее, чем проповедь священника.

— Ты всех видишь насквозь? — У Лоуренса было так тяжело на сердце, что хотелось сесть передохнуть.

Голос его прозвучал устало, на что Холо неожиданно рассмеялась, показав клыки:

— А мне каково?

Лоуренс молчал.

— Ты с таким довольным лицом… даже слишком довольным… вёл беседу с этой… Лишённой даже всякого изящества! — Лицо Холо гневно исказилось.

Лоуренс видел её сердитой много раз, но сейчас она злилась особенно сильно.

«Холо — Мудрая Волчица», — напомнил себе Лоуренс.

— Мне просто нравилось разговаривать с ней как торговцу, — попытался он оправдаться.

Холо остановилась, но, как только Лоуренс приблизился, зашагала снова.

— Ты хочешь, чтобы я спросила, что для тебя важнее: я или деньги?

Эта фраза — одна из трёх, которые каждый торговец мечтает хоть раз услышать от женщины. И именно эта фраза заставляет схватиться за голову.

В знак поражения Лоуренс поднял руки.

— Я злюсь ровно из-за того, о чём подумал и ты. Да, это детское, эгоистичное чувство. Но мы оба разумны и можем обо всём поговорить. Поэтому на самом деле я не злюсь.

Холо — Мудрая Волчица с огромным жизненным опытом. Где ему победить в этой схватке. Он пытался найти подходящие слова среди своего скудного словарного запаса, но ему это не удалось.

— Я был неправ.

— Правда?

Лгать Холо было бесполезно.

— Правда.

Несмотря на его признание, Холо не обернулась. Лоуренс засомневался, правильными ли были его слова.

Холо продолжала грациозно идти вперёд, пока не дошла до развилки. Согласно указаниям Эйб, здесь следовало повернуть направо.

На душе у Лоуренса остался осадок, но, раз Холо остановилась, ему пришлось открыть рот:

— Здесь направо.

— Угу. — Холо повернулась к нему. — Здесь дороги расходятся.

Лоуренс не стал уточнять, что она имеет в виду.

По-видимому, это был первый трудный выбор. Холо повела правой бровью:

— Как ты справляешься с этой эгоистичной ревностью?

Её вопрос прозвучал так, будто его задавал священник на исповеди.

«Наверное, стоит сказать, что это чёрное чувство в себе надо искоренить, но, если честно, это не так-то просто сделать». На лице Лоуренса было написано мучение, когда он бросил взгляд на Холо.

Его собеседница — Мудрая Волчица. Вряд ли она специально загоняет его в тупик ради собственного удовольствия. Другими словами, правильный ответ не может лежать на поверхности.

«Но как его найти?» — ломал голову Лоуренс.

До этого Холо сказала, что чувствует то же, что и он. Значит ли это, что правильный ответ касается её лично? Просто удивительно: наверняка это простой вопрос, на который с лёгкостью ответил бы любой человек, но Лоуренсу он казался совершенно неразрешимым. Холо тоже трудно справиться с ревностью и чувством собственничества. Возможно, она хочет услышать совет, как это сделать? Если это так, то нужно взглянуть на ситуацию со стороны, и ответ не заставит себя ждать.

Холо напряжённо ждала ответа.

— С этим чувством справиться невозможно.

По гладкой поверхности озера начал расходиться первый круг. Чтобы вернуть на лицо Холо эмоции, нужно бросить ещё камешек.

— Но себя при этом ненавидишь.

Лоуренс подумал, что агрессия и напускное равнодушие — не выход. Если перенести эту ситуацию на Холо и взглянуть со стороны, то ему даже льстило, что она его приревновала. В конце концов, она всего лишь хотела, чтобы он принадлежал только ей, и нельзя сказать, что это неприятное чувство…

Поэтому он так ответил. Лицо Холо оставалось бесстрастным. Лоуренс не отводил взгляд. Он был уверен, что это последний бастион.

— Хм… Так, значит, нам направо.

Лоуренс облегчённо выдохнул, когда Холо вскинула голову и произнесла это с улыбкой.

— И всё же…

— И всё же — что?

— Ревность и ненависть к себе, так?.. — Холо смеялась, обнажив клыки.

Её реакция показалась Лоуренсу неестественной, и, когда он очнулся от своих мыслей, догнать ушедшую вперёд Холо было не так просто.

— Ну что с тобой? — обернувшись, ухмыльнулась Холо.

Если бы его ответ попал в точку, она бы так не ухмылялась. На её лице была бы либо улыбка облегчения, либо абсолютная безмятежность.

Что же означала эта ухмылка?

Лоуренс почувствовал, что кровь снова бросилась ему в лицо. Он уже столько раз краснел за этот день, что начал опасаться, а не останется ли он теперь красномордым на всю жизнь?

— Хи-хи-хи. Ну, дошло до тебя? — смеясь, бросила Холо. — Когда ты мучительно размышляешь над чем-либо, у тебя всё на лице написано. Не составляет труда прочесть твои мысли. Ты представил себя на месте собеседника и решил дать тот ответ, который хотел бы услышать сам?

Холо попала в точку.

Другими словами, ей совершенно не нужен был совет Лоуренса. Она хотела, чтобы он выдал свои чувства.

— Ты ревновал и мучился, и тебе хотелось, чтобы я мучилась тоже. Тогда бы ты милостиво протянул мне руку помощи. Значит ли это, что я должна ненавидеть себя и, трогательно орошая слезами протянутую руку, ухватиться за своего спасителя?

— Ахм…

Так вот как себя чувствуешь, когда тебя пробирает до глубины души. Лоуренсу захотелось закрыть руками лицо, как какой-нибудь стыдливой деве.

Клыкастая Волчица прижалась к нему всем телом. Отрада разве что в том, что она не испытывала удовольствия от этого разговора с начала и до самого конца. Хоть это Лоуренс понял точно. Она действительно приревновала его из-за беседы с Эйб и завела этот разговор, чтобы отвести душу.

— Ну ладно, пойдём давай.

Холо прочитала мысли по его лицу и решила пока оставить всё как есть. Потянув Лоуренса за руку, девушка зашагала вперёд. Она пришла в хорошее расположение духа и теперь, можно надеяться, будет спокойнее относиться к его торговым беседам с Эйб.

И всё же Лоуренс не мог простить себе собственную неосторожность. Все его потаённые чувства выплеснулись наружу.

— Так вот, — внезапно произнесла Холо.

Дорога, по которой они шли, была всё такой же плохой, но стала чуть шире, и теперь они могли идти рядом.

— Если честно, я это сказала, чтобы только подразнить тебя…

Она вернулась к тому разговору, и Лоуренс почувствовал себя словно кролик перед забоем.

— Так ты хочешь узнать, сколько их было?

Её невинная улыбка обрушилась на него, словно топор мясника.

— Я уже понял, что моё сердце этого не выдержит. — Лоуренс почти умер на этих словах.

Что, несомненно, порадовало Холо. Она наслаждалась его поражением и, повиснув на его руке, произнесла:

— Что ж, тогда мне надо поторопиться и вонзить когти в твоё сердце, пока оно не остановилось.

Лоуренс ничего не ответил, только взглянул на неё сверху вниз.

Невероятно, но сейчас Холо довольно улыбалась совершенно по-девичьи, радуясь удавшейся шалости. Слава богу, даже самые страшные кошмары когда-нибудь заканчиваются.

Холо прекратила истязать его, когда они вышли к дому, который описала Эйб. На доме висела бронзовая табличка с изображением трёхногого петуха.

— Вот что. — Голос Лоуренса прозвучал в странной, дурашливой тональности после такого стыдного, досадного разговора. — Риголо очень своеобразный человек, надо быть осторожными.

Холо согласно кивнула, продолжая держать его за руку.

— Пора возвращаться в серую реальность из нашей романтической беседы, — пробормотала она.

Не понимая, насколько серьёзно она это говорит, Лоуренс бросил ей колкость приглушённым голосом:

— Ну, тогда возвращайся домой и спи.

— Может, так и лучше. И конечно, перед сном я считаю вовсе не овец…

Она снова вернулась к этой теме, и нервы Лоуренса окончательно сдали.

— Ну так и сколько их было?

Ему не хотелось знать такие подробности, но было бы ложью, если бы он сказал, что это ему вообще не интересно. Холо сама начала этот разговор, так что ответ вполне мог бы быть: «Ни одного». И да, он хотел бы услышать именно такой ответ. Отрицать это тоже было бы ложью.

Холо ничего не ответила. Она выглядела спокойной и бесстрастной. Её личико стало невинным и кукольным, будто говорило, что никто и никогда к ней не прикасался.

Осознав, что она сделала это нарочно, Лоуренс понял, что проиграл.

— Все мужчины настоящие идиоты, и я тоже.

В ответ Холо рассмеялась, и на её лице вновь заиграл румянец.

Трёхногий петух на табличке, свисающей с карниза дома Риголо, изображал кочета, предсказавшего, по легенде, разлив реки Ром, на которой стоял Ренос.

Церковь утверждала, что петуха послал сам Бог, но, вообще-то, в легенде чётко говорилось, что наводнение было предсказано по положению на небе звёзд, Солнца и Луны — другими словами, благодаря астрономии.

С тех пор петух стал символом мудрости, основанной на знании.

Возможно, семья Риголо, в которой должность летописца передавалась из поколения в поколение, надеялась, что накопленные ими сухие факты когда-нибудь, словно маяк, укажут человечеству путь в будущее.

Лоуренс постучал в дверь серебряным молоточком и откашлялся. Эйб уже должна была сообщить об их визите, но даже она, искусная в переговорах торговка, считала Риголо тяжёлым в общении человеком.

Холо выпустила его руку, но одно её присутствие ободряло. Но, может быть, Эйб сначала сумела взять над ним верх по простой причине: без Волчицы он не чувствовал опоры под ногами. До встречи с Холо он мог полагаться только на себя. В нём одновременно жили стремление к победе и страх, что если он проиграет, то это конец.

«Так хорошо или плохо, когда у тебя есть товарищ?» — раздумывал Лоуренс, когда дверь медленно открылась. Больше всего нервничаешь в тот момент, когда дверь открывается, но ты ещё не увидел того, кто за ней стоит.

За неспешно отворившейся дверью стоял…

…вовсе не мужчина средних лет с длинной бородой…

— Вы кто?

Лоуренс был поражён увиденным, хотя потрясение его не было вызвано страхом.

Перед ним стояла монахиня лет двадцати на вид. Она была облачена в чёрную рясу, голова её была покрыта платком.

— Мы от Эйб Боланд.

— А, она предупреждала. Прошу вас.

Лоуренс специально не назвал их имён, но то ли монахиня была слишком добра, то ли Эйб Боланд здесь чрезвычайно доверяли. Лоуренс не мог понять, что из этого верно.

Получив приглашение, они с Холо прошли в дом.

— Пожалуйста, присаживайтесь и подождите здесь.

Войдя, они сразу очутились в гостиной. На полу лежал полинялый ковёр. Мебель нельзя было назвать великолепной, от старости она потеряла лоск и всем своим видом давала понять, что её хозяин живёт здесь уже долгие годы.

Впервые настоящего летописца Лоуренс встретил в языческом городе Кумерсуне. Это была Диана, и её дом был завален всяким хламом, поэтому и сейчас Лоуренс ожидал увидеть что-то похожее, но здесь было на удивление опрятно.

На полках вместо плотных рядов книг красовались плюшевые игрушки и кружева, а на самом видном месте стояла небольшая статуэтка Девы Марии. Рядом с ней висели сетки с чесноком и луком. На то, что в этом доме живёт летописец, указывали только гусиные перья, чернильница и маленький горшочек с песком для просушивания чернил. Ещё кое-где можно было заметить стопки бумаги и пергамент.

У Холо, похоже, сложилось такое же впечатление, когда она осматривала комнату.

Но в обычном доме не живут монахини, которые готовы сию минуту отправиться в паломничество. Статуэтка Девы Марии и вывеска с трёхногим петухом указывали на то, что здесь прекрасно уживаются и деньги, и вера.

— Извините за ожидание.

Лоуренс думал, что их будут долго мариновать в гостиной, ведь, по словам Эйб, у Риголо дурной нрав, но всё шло на удивление гладко.

Добрая улыбка монахини и её обходительные манеры напомнили Лоуренсу только что подогретый суп. Вместе с Холо они прошли за монахиней в коридор, ведущий вглубь дома.

Внешне Холо сама была немного похожа на монахиню, но вот её манеры оставляли желать лучшего. Не успел Лоуренс подумать, что Холо разозлилась бы, если бы прочитала его мысли, как та с силой наступила ему на ногу. Конечно, это могло быть просто совпадением, но у Лоуренса возникло чувство, будто она и со спины может прочитать всё, о чём он думает.

Монахиня аккуратно постучала в дверь, будто разбивала яйцо. Интересно, какого цвета будет его желток?..

Лоуренс отогнал эту мысль. Послышалось приглушённое «Войдите!», дверь открылась, и они вошли внутрь.

— Ах! — вырвалось у поражённой Холо.

Лоуренс же онемел от удивления.

— Именно такой реакции я и ждал! Мельта, смотри, как они удивились! — раздался в комнате молодой, жизнерадостный голос.

Мельта рассмеялась; её смех был похож на звон колокольчика.

Комната, в которую они вошли, всё-таки была завалена вещами так же, как комната Дианы. Но это был упорядоченный хаос. Комната напоминала пещеру. Прямо перед дверью громоздились книги и бумаги, с потолка свисала деревянная птица, а стена напротив была полностью стеклянной. За стеклом находился зелёный сад, и врывающиеся оттуда потоки солнечного света заливали помещение.

— Впечатляет, правда? Я прикладываю немало усилий, чтобы поддерживать сад зелёным круглый год, — довольно рассмеялся Риголо.

Это был молодой мужчина с каштановыми волосами, одетый в рубашку с накрахмаленным воротничком и брюки без единой складки. Весь его облик выдавал аристократа.

— Флёр сказала, что у вас есть ко мне странная просьба.

— Да-да… Верно… Я Лоуренс, то есть Крафт Лоуренс, — пришёл наконец в себя торговец и пожал руку Риголо; впрочем, отвести взгляд от сада он был не в силах.

Это был потайной сад, с улицы его не видно. Лоуренс никак не мог на него насмотреться.

— Меня зовут Риголо Дедри. Рад познакомиться.

— Очень приятно.

Риголо перевёл взгляд на Холо:

— А это с вами путешествует…

— Холо, — твёрдо произнесла Волчица.

Она отнюдь не стеснялась незнакомых людей, но знала, как произвести хорошее первое впечатление. Её прямолинейность ничуть не возмутила Риголо, наоборот, тот с радостным видом энергично пожал ей руку.

— Вот мы и познакомились. Я рад, что вас восхитил сад, — это моя гордость. Итак, чем могу быть вам полезен?

Среди торговцев иногда встречаются типы с гнильцой, но внешне они приятные люди. Что, если Риголо такой же?

Мельта кротко улыбнулась Риголо, подавая гостям заботливо приготовленные для них стулья. Слегка кивнув в знак прощания, она вышла из комнаты. Похоже, она и вправду добрая, если только, конечно, не является великолепной актрисой.

— Я думаю, Эйб Боланд вам уже рассказала, что мы хотим попросить вас показать нам старые городские архивы.

— Надо же, неужели правда? Флёр… А, она же Эйб для торговцев. Любит поозорничать, иногда и преувеличит что-нибудь.

И правда. Лоуренс рассмеялся:

— По крайней мере, вы совсем не мрачный отшельник с косматой бородой.

— Ха-ха-ха! Это её любимая шутка. Но во мне и правда кое-что есть от отшельника. Последнее время я категорически отказываю всем во встрече. Словно угрюмый человеконенавистник.

При последних словах радости в его голосе поубавилось, выражение лица стало холодным. Он работает секретарём при Совете Пятидесяти, куда входят самые выдающиеся люди города. Так что вряд ли стоит удивляться его тону.

— Я иностранный торговец. Ничего, что вы со мной встретились?

— Ты попал в удачный момент — возможно, на то была воля Господа. Взгляни на мою одежду, такая отлично подошла бы какому-нибудь мальчику на похороны. Я только что с Совета Пятидесяти. Они наконец-то приняли решение и разошлись раньше, чем было запланировано.

«Если так, то это и впрямь воля Господа, да ещё и Совет принял решение так быстро», — подумал Лоуренс. Арольд говорил, что Совет может заседать до весны.

Может быть, на Совет надавили?..

— Ты и впрямь такой, как описала строптивая Эйб. Весь в напряжении!

Даже если Риголо понял его намерения, смущаться и заискивать было ниже достоинства Лоуренса. К тому же с ним была Холо, которая легко могла прочесть мысли собеседника.

Лоуренс сделал вид, что пропустил эти слова мимо ушей.

Несмотря на то что Лоуренс натянул на себя маску безразличия, улыбка не сходила с лица Риголо.

— Уловки и хитрости ни к чему хорошему не приведут. Давайте ближе к делу. Обратная сторона обратной стороны и есть фасад…

Риголо раскусил уловку Лоуренса, когда тот пытался вывести разговор на тему Совета. Лоуренс был уверен, что себя не выдал, но взгляд Риголо стал стальным, хотя тот и улыбался.

— Я секретарь Совета Пятидесяти. И легко могу считать мысли сразу большого количества людей. По тебе, может, и не всё скажешь, но, если добавить выражение лица твоей спутницы, всё становится очевидным.

Лоуренс невольно улыбнулся. Проницательными могут быть не только торговцы, среди обычных людей такие тоже встречаются.

Риголо расхохотался:

— Это было показательное выступление. Если бы я ощущал к тебе неприязнь, то тебе бы этого не выдал. К тому же, даже поняв намерения собеседника, у меня не получается продавить собственные интересы. Так себе из меня торговец бы вышел, не правда ли?

— К сожалению.

— Поэтому я и у женщин не пользуюсь успехом.

В самом деле, манера речи Риголо совершенно не подходила торговцу. Лоуренс улыбнулся и пожал плечами. Он говорил так, будто читал стихи при дворе, активно при этом жестикулируя.

Риголо достал из ящика стола латунный ключ.

— Все старые книги хранятся в подвале. — Риголо покачал ключом и поманил их за собой в смежную комнату.

Прежде чем последовать за ним, Лоуренс, переглянувшись с Холо, повторил:

— Обратная сторона обратной стороны и есть фасад.

— Когда он успел по моему лицу всё прочесть?

— Впервые встречаю такое…

Видимо, он научился этому благодаря своей работе, где надо было быстро фиксировать на бумаге все жаркие споры многочисленных участников. Для понимания того, кто что говорит, умение прочесть выражение лица важнее слуха.

— Он не похож на злодея, скорее ребячливый. Если бы он всё время был рядом с тобой, ты бы бед вообще не знал и катался как сыр в масле. — Холо ехидно улыбнулась.

Лоуренс уже столько раз обжигался на недопонимании с Холо, что ему стало больно от одной её улыбки.

— Какая же ты вредная! — ответил он ей, и Холо, ничего не сказав, зашагала вслед за Риголо.

Если пол и стены первого этажа были сделаны из дерева, то подвал — из камня. В церкви Терэо подвал тоже был каменным. Видимо, книги были настолько ценными, что их хотели защитить каменными стенами.

Но есть огромная разница между подвалом, предназначенным, чтобы прятать вещи, и подвалом, созданным, чтобы их хранить.

Потолок был такой высоты, что Лоуренс легко мог достать его рукой, и на всю высоту от пола до потолка тянулись книжные шкафы. На каждой полке был указан номер и висел ярлык с указанием года и темы.

Переплёты книг выглядели непрочными по сравнению с крепкими фолиантами в Терэо, но зато на организацию пространства было потрачено много усилий.

— В этом городе часто случаются пожары?

— Иногда бывают. Как вы уже, наверное, поняли, мои предки этого опасались и поэтому размещали книги здесь.

Видимо, Мельта слышала их разговор в комнате с садом, хотя и не присутствовала при нём, так как стояла у входа в подвал и держала наготове маленький светильник.

Холо пошла за ней и приступила к поиску нужной книги.

Копоть и сажа от топлёного жира могли испортить книги, поэтому в качестве топлива использовался дорогой пчелиный воск. Дрожащий тёплый огонёк то появлялся, то исчезал в тени книжных полок.

— Кстати говоря, — произнёс Риголо, когда они впервые за долгое время остались вдвоём, — не могу не полюбопытствовать, зачем вам сдались старые легенды?

Риголо не спросил, в каких отношениях он состоит с Холо, так что его любопытство основывалось только на личном интересе к книгам.

— Она разыскивает свои истоки.

— Истоки? — От удивления Риголо даже всплеснул руками.

В умении читать по лицам он мог бы потягаться с самым ловким торговцем, а вот скрывать свои чувства совершенно не умел.

— Она хочет вернуться на родину, поэтому разыскивает сведения о ней. — Лоуренс выдал крайне усечённую версию правды, остальное собеседник пусть додумывает сам.

Так Лоуренсу не придётся лгать, но в то же время удастся скрыть истину.

Риголо, похоже, на это купился.

— Что ж, понятно… Так вы двигаетесь на север?

— Да, но куда конкретно, пока непонятно, поэтому она пытается установить место по легендам и архивам.

Риголо кивнул с серьёзным видом.

Наверное, он решил, что Холо в детстве была захвачена в рабство на севере и продана на юг. Считалось, что дети с севера более послушны и крепки здоровьем, чем южане. Бывало и такое, что ребёнка усыновляли знатные семьи, у которых не было своих детей или единственный наследник был слишком хилым. Это делалось, чтобы богатство не перешло к родственникам.

— В нашем городе тоже есть дети с севера. Но лучше, если бы все они могли вернуться на родину.

Лоуренс молча кивнул в знак согласия.

Холо вышла из тени книжных полок, прижимая к себе около пяти толстых томов.

— Ничего себе книжные аппетиты, — удивлённо сказал Лоуренс.

— Это всё, что удалось найти, поэтому лучше взять их все сразу, — ответила ему Мельта вместо Холо.

— Тогда понятно. Дай-ка мне несколько. А то, если уронишь, нам три дня придётся сидеть без еды.

В итоге Лоуренс нёс книги вместо Холо. Риголо, глядя на это, посмеивался. Все вместе они вернулись на первый этаж.

— Обычно я не даю книги навынос, — сказал Риголо, глядя на стопку книг, бережно завёрнутых Мельтой в ткань. — Но я доверяю Флёр, а она, в свою очередь, доверяет тебе, поэтому и я тоже.

Любой другой иностранный торговец на его месте выглядел бы подозрительно.

— Я понимаю, спасибо.

— Но только попробуй уронить книги, сжечь их или продать. Три дня без еды! — в шутку сказал Риголо.

Однако Лоуренсу было не до смеха, потому что он мог оценить стоимость любой вещи и понимал, что эти книги — бесценны.

Он кивнул и взял свёрток.

— Я буду беречь книги как зеницу ока.

— Отлично. — Лицо Риголо озарилось мальчишеской улыбкой.

Может, именно эта улыбка растопила сердце Эйб?

— Верните их, когда закончите читать. Если меня не будет дома, их примет Мельта.

— Понял. Спасибо ещё раз.

Риголо улыбнулся в ответ на благодарность Лоуренса и весело помахал на прощание Холо. Подобные жесты и впрямь делали его похожим на придворного поэта, а не на торговца.

Холо довольно помахала Риголо в ответ.

— Легко махать, когда ничего нести не надо. — Лоуренс решил, что имеет право поворчать.

То вещи понеси, то сопроводи — она его совсем загоняла, будто личного слугу.

— Ты поосторожней со словами, а то я и тебе помашу, — припечатала Холо и быстро зашагала вперёд.

Но в её словах не чувствовалось угрозы. Более того, она вряд ли бы сказала так, если бы между ними не установились близкие отношения. Лоуренс отлично понимал это. Проблема в том, что она его ни капельки не уважала.

— Польсти свинье, и она ради тебя залезет на дерево. Польсти самцу, а он и не сообразит даже, — пресекла Холо любые возражения.

И противопоставить-то её словам было нечего.

— Совести у тебя нет, — простонал Лоуренс.

Холо победно рассмеялась и довольно хлопнула в ладоши.

Они оставили книги на постоялом дворе и отправились ужинать. Выполняя уговор, Лоуренс позволил Холо заказать всё, что ей хочется, и её выбор пал на жареного поросёнка. Это был настоящий шедевр кулинарного искусства: поросёнка насаживали на железный вертел и медленно подрумянивали на огне, периодически сбрызгивая маслом из плодов какого-то дерева.

Когда поросёнок прожарился, в пасть ему положили ароматные травы и выложили тушу на блюдо. Считалось, что тому, кто отрежет поросёнку правое ухо, будет сопутствовать удача в делах.

Обычно это блюдо заказывали компании из пяти-шести человек, чтобы отпраздновать что-нибудь, поэтому принимавшая заказ девушка очень удивилась. Пока поросёнка несли к столу, через весь зал пронеслась волна завистливых мужских вздохов.

Как только блюдо поставили перед гордо восседавшей Холо, вздохи сменились сочувственным шёпотом.

Мужчины нередко смотрели на Лоуренса с завистливой ненавистью, когда он шёл с Холо, но, осознав, сколько денег уходит на такую красавицу, завидовать мгновенно переставали.

Холо не смогла бы справиться с разделыванием поросёнка, поэтому Лоуренсу пришлось взять эту заботу на себя, но ему не хватило смелости положить хоть один кусок себе на тарелку, и он обошёлся поджаристой корочкой. Пряное масло придавало шкурке особо восхитительный аромат, но самую вкусную часть — левое ухо — с его тарелки зацапала Холо. Пиво с мясом сочеталось плохо, так что пришлось понести дополнительные расходы на вино.

Холо буквально рвала зубами добычу, не обращая никакого внимания на то, что её волосы выбились из-под капюшона и падали прямо на мясо, пропитываясь свиным жиром. Настоящая волчица!

От поросёнка очень быстро не осталось даже хвостика.

Когда Холо с хрустом догрызла последнее рёбрышко, в зале раздались восхищённые аплодисменты. Холо на это никак не отреагировала. Она облизала пальцы, допила вино и громко рыгнула. Всё это выглядело настолько впечатляюще, что пьяные посетители одобрительно крякнули.

Холо и на это не обратила внимания. Зато наконец взглянула на Лоуренса, окружённого горой поросячьих костей, и улыбнулась ему. То ли это была благодарность за целого поросёнка, которого она обглодала до костей, то ли улыбка хищника, почувствовавшего вкус охоты.

«Ну, может, это в её жировой запас уйдёт на случай, когда она будет голодна», — утешал себя Лоуренс, с тоской думая о гигантском счёте, и тут же представил, как он пытается вырваться из пасти Холо. Это его кости она закопает в пещере в качестве запаса на чёрный день.

Они немного передохнули после ужина, затем Лоуренс заплатил за еду и выпивку — этих денег хватило бы дней на десять, — и они вдвоём вышли из корчмы.

В Реносе было много уличных фонарей — видимо, потому, что в городе торговали шкурами и недостатка в животном жире для топлива не было. Люди на улицах вели себя иначе, чем утром: говорили шёпотом, шли медленно и держались поближе друг к другу, чтобы не спугнуть эти дрожащие огоньки света.

Холо брела с мечтательной улыбкой на лице: похоже, целый поросёнок на ужин привёл её в блаженство. Чтобы не отстать, она крепко сжимала руку Лоуренса.

— М? — Лоуренсу показалось, что Холо что-то сказала. Та склонила голову набок.

— Вечер, говорю, хороший, — рассеянно произнесла она, глядя себе под ноги.

Лоуренс был с ней согласен. Но есть одна проблема.

— Если мы каждый вечер будем проводить так, все планы пойдут коту под хвост.

Одна неделя такой жизни, и кошелёк опустеет, а мозги превратятся в кисель.

Холо, похоже, поняла, о чём он думает.

— Станут как рассол, — хихикнула она.

Лоуренс вопросительно посмотрел на неё.

— Ну как сладенький рассол такой…

То ли она пьяна, то ли пытается его поддеть. Он не стал переспрашивать, не желая разрушить томную, спокойную атмосферу вечера. В тишине они дошли до постоялого двора.

Местные жители, насколько бы они ни были пьяны, могли добраться до дома, но путешественники — другое дело. Им изо всех сил нужно было контролировать, куда несут их ноги, чтобы добраться до постоялого двора.

В ту же секунду, как они открыли входную дверь, ноги Холо подкосились.

«Ну да, конечно, — недоверчиво подумал Лоуренс. — Небось притворяется».

— Будь это другой постоялый двор, хозяину бы это не понравилось, — весело прокаркала Эйб, когда они вошли.

Она сидела у огня вместе с Арольдом, голову её, как всегда, покрывал капюшон.

— Только в первый раз. Потом он над этим только посмеивался бы.

— Она так много пьёт?

— Как видишь.

Эйб беззвучно рассмеялась и сделала глоток вина.

Арольд сидел на стуле с закрытыми глазами, и Лоуренс уже решил, что тот спит, но, когда он проходил мимо, поддерживая Холо, Арольд открыл глаза и сказал:

— Насчёт торговца с севера. Я с ним поговорил. Снега в этом году мало, так что вы смело можете отправляться на север.

— Большое спасибо.

— Можешь поговорить с ним подробнее… А, чёрт, снова забыл спросить, как его зовут.

— Его зовут Колка Кус, — подсказала Эйб.

— А, так вот какое у него имя… — пробормотал Арольд.

В комнате царила такая приятная атмосфера, что Лоуренсу хотелось задержаться здесь подольше.

— Этот Кус остановился на четвёртом этаже. Он сказал, что по вечерам абсолютно свободен, так что, если ты хочешь разузнать всё поподробнее, можешь зайти к нему.

Всё складывалось как нельзя удачно.

Тут Холо с силой потянула его за рукав, поторапливая. Лоуренсу ничего не оставалось, как поблагодарить Арольда, попрощаться со всеми и подняться по лестнице. Уходя, Лоуренс заметил, что Эйб приподняла ему вслед чашу с вином, как бы приглашая вернуться после.

Шаг за шагом он медленно поднялся по лестнице и наконец открыл дверь в комнату. Сколько раз уже ему приходилось так нести Холо до дома?

Пока Лоуренс её не встретил, каким бы пьяным и весёлым он ни возвращался домой, его хмель улетучивался, едва он оставался один на один со своим страхом одиночества. И не сказать, что сейчас этот страх исчез. Он, скорее, принял другой вид. Как долго ещё ему предстоит возвращаться домой вместе с ней?..

Бесполезно об этом думать, но он не мог отогнать от себя мысли о том, что хочет ездить вместе с Холо. Это его самое большое желание — быть с ней, и не важно, в каких отношениях.

Лоуренс горько улыбнулся. Откинув одеяло, он усадил Холо на кровать. Похоже, она не притворялась, а действительно спала.

Он распустил завязки и стащил с неё плащ, затем платье, освободил её ноги от обуви, снял подъюбник — всё с такой привычной ловкостью, что ему стало грустно, — и уложил Холо на кровать.

Она спит так крепко, что, даже если он ею овладеет, она не заметит.

Выпитое вино ударило ему в голову. Он вспомнил, насколько Холо обычно бесстыдна, она ведь и вправду ничего не заметит до самого последнего момента…

«Даже не надейся», — подумал Лоуренс, и его пьяные мечты в мгновение ока лопнули, как мыльный пузырь.

— Уф, терпеть тебя не могу, — прошептал Лоуренс и ухмыльнулся собственному эгоизму, переложившему всю ответственность за его мысли на Холо.

Он пошевелился, и Холо открыла глаза, не без труда сфокусировав на нём взгляд.

— Что такое?

В голове у него пронеслось, что её, наверное, мутит. Но вроде не похоже.

Холо медленно высунула из-под одеяла руку, и Лоуренс сжал её безвольную ладонь.

— …но…

— Что?

— Мне страшно… — произнесла Холо и закрыла глаза.

Может, ей кошмар приснился? Через некоторое время она вновь открыла глаза, на её лице лежала тень стыда, как будто она выболтала лишнее.

— Чего тебе бояться? — сказал Лоуренс нарочито бодро, и ему на секунду показалось, что Холо с облегчением улыбнулась.

— Сейчас ведь всё хорошо. Мы достали книги. Не ввязались ни в какие неурядицы. Дорога на север не занесена. Что ещё? — Он задумчиво приподнял её руку и сразу же опустил. — А ещё мы не поссорились.

На Холо это вроде подействовало.

Она рассмеялась, опять закрыла глаза и выдохнула:

— Дурак…

Она выдернула свою руку из руки Лоуренса и убрала её под одеяло. Холо боялась лишь одного. Одиночества. Раз так, то она боялась, что их путешествие подойдёт к концу? Как и Лоуренс, она переживала, что всё пройдёт гладко и быстро закончится.

Но по её лицу этого не скажешь.

Холо долго пролежала с закрытыми глазами. Лоуренс уже решил, что она заснула, но в ту же секунду уши Холо задрожали, и она приподняла голову, будто в ожидании чего-то.

— Я ведь боюсь… — начала было Холо и сникла.

Лоуренс протянул к ней руку, чтобы погладить её по голове.

— Я боюсь… Ну, этого.

— Чего?

— Не понял, что ли? — Холо открыла глаза и уставилась на Лоуренса.

В её глазах было не презрение, не гнев, не разочарование, а тоска.

Она действительно боялась. Но Лоуренс никак не мог взять в толк, чего именно.

— Нет… Но, может быть, конца путешествия? — Лоуренс собрался с духом и наконец осмелился предположить.

Лицо Холо просветлело.

— Да, и этого тоже. Так весело я уже давно не проводила время… Но есть и более страшная вещь.

Мыслями Холо витала далеко отсюда.

— Ну и хорошо, что не понимаешь… Нет!

Она снова вытащила руку из-под одеяла и схватила руку Лоуренса, лежавшую на её голове.

— Гораздо хуже, если ты догадаешься. — Она чему-то рассмеялась и закрыла лицо руками.

Странно, но Лоуренс не чувствовал, что она от него закрылась. Скорее наоборот.

Холо полностью укрылась одеялом и свернулась калачиком, намереваясь заснуть, но на секунду высунула голову:

— Я не возражаю, если ты пойдёшь вниз. Ревновать не буду.

То ли она заметила жест Эйб, то ли просто дурачила Лоуренса. Тем не менее она обо всём догадалась.

Лоуренс слегка похлопал её по голове:

— Похоже, я испытываю слабость к ревнивым и презирающим себя за это девушкам.

Холо рассмеялась, обнажив клыки.

— Ну, я спать. — И скрылась под одеялом.

Так чего же боится Холо? Он так и не понял. Но что бы это ни было, ему хотелось её избавить от этого страха.

Его ладонь ещё хранила тепло волос Холо, и он сжал руку в кулак, чтобы не потерять это ощущение как можно дольше. Ему хотелось остаться рядом с ней, но нужно было поблагодарить Эйб за то, что она свела их с Риголо.

Она торговка и могла покинуть город в любой момент, если того потребуют обстоятельства, а ему не хотелось, чтобы его считали человеком, который занят своей спутницей настолько, что не может найти время для благодарности.

Холо проснётся и вновь запустит в него свои когти, поэтому идти надо сейчас. В конце концов, он и сам торговец уже почти половину своей жизни.

— Надо спуститься вниз, — прошептал он, будто оправдываясь.

Лоуренс был абсолютно прав, когда говорил девушке из кабака, что завязками кошелька правил он, но его собственные вожжи были прихвачены крепко, и, что ещё досаднее, для Холо это было ясно как божий день.

Он и вправду страшился конца их путешествия.

Но чего боится Холо?..

Лоуренс запутался, словно мальчишка.

На втором этаже трое постояльцев тихо потягивали вино. Один по виду был торговец, двое других походили на бродячих ремесленников. Были бы все трое торговцами, они бы не пили в такой тишине, так что Лоуренс вряд ли ошибался.

Арольд и Эйб по-прежнему сидели на первом этаже. Они не поменяли своих поз и смотрели в разные стороны. У Лоуренса создалась иллюзия, будто время остановилось на период его отсутствия.

— Ведьма чихнула, что ли?

Существовало суеверие, что, когда ведьма чихает, останавливается время.

Арольд лишь слегка разлепил веки и бросил короткий взгляд на Лоуренса.

Если бы Эйб не рассмеялась, он бы решил, что сказал что-то не то.

— Я торговка, старик — нет. Особо не поговоришь.

В комнате не было ничего похожего на стул, так что Эйб жестом указала ему на деревянный ящик.

— Благодаря тебе я смог встретиться с Риголо. Он и впрямь мрачный тип.

Когда Лоуренс сел, Арольд налил подогретого вина в чашку и передал её Лоуренсу. И это Арольд, который даже ради родной любимой дочери-то не шелохнулся бы.

— Хах, да, у него меланхоличная натура.

— И выдающиеся способности, я ему даже завидую.

— Заметил? — Эйб улыбнулась. — Ты понравился Риголо. Если его уговорить помочь с торговлей, можно было бы разорить кого угодно до нитки.

— Жаль только, что у него нет к этому интереса.

Подобные вещи для Риголо действительно были безразличны.

— Конечно, у него в особняке есть всё, что ему нужно для счастья. Видел его сад?

— Это потрясающе! Никогда не видел таких больших окон.

Эйб сидела с опущенной головой, но на этот типичный для торговца ответ вскинула подбородок и рассмеялась:

— Я бы там жить не смогла. Там и свихнуться недолго.

Лоуренс мог её понять, хоть сам и не испытывал такого чувства. Торговцы думают о деньгах так же часто, как дышат.

— Что-нибудь узнал о Совете?

Глаза Эйб сверкнули из-под капюшона. Арольд бросил на неё полный недовольства взгляд и отвернулся. Лоуренс улыбался, но за широкой улыбкой скрывался интерес торговца. Вполне возможно, что она познакомила его с Риголо только для этой цели.

— Похоже, Совет принял решение.

Конечно, Эйб не может быть уверена точно, правду он говорит или нет. Это если исходить из предположения, что у неё нет других источников информации. А вот если есть, то эти слова дали ей пищу для размышлений.

— И что они решили?

— Этой темы мы не коснулись, к сожалению.

Эйб пристально смотрела на Лоуренса из-под капюшона, будто ребёнок, следящий за каждой песчинкой в песочных часах, но быстро поняла, что, похоже, весь песок уже высыпался и ничего больше не дождёшься. Она отвела взгляд и пригубила вино.

Его ход.

— А ты что у него спрашивала?

— Я? Мне он не доверяет. Но вот в чём вопрос, правду он тебе сказал или нет.

— Вполне может быть, что правду.

Если Совет действительно принял решение, должны быть и другие люди, которые не могут держать язык за зубами. Если принятое решение не несёт выгоды иностранным торговцам, то вряд ли кто-то будет хранить тайну. Да и вообще один из пунктов устава Совета гласит, что его решения должны выноситься на публику.

— Беспокоит меня вот что.

— М? — Эйб закинула ногу на ногу и выжидающе посмотрела на Лоуренса.

— Зачем ты вообще завела этот разговор?

Лоуренсу показалось, что Арольд улыбнулся.

В словах торговцев всегда кроется подвох.

— Ты спросила без всяких обиняков. Так что либо у тебя есть торговые интересы в этом деле, либо твои источники тебя подводят.

Трудно даже представить, что женщина настолько хорошо может держать себя в руках. Впрочем, если эта женщина — торговка, то она просто обязана уметь это делать.

— Как и другим торговцам, мне интересно, нельзя ли извлечь из этого дела выгоду. И только.

— Или избежать убытков. — Лоуренс вспомнил церковный город Рюбинхайген. Это можно было понять умом, но невозможно представить, если не испытал на себе.

— У человека два глаза, но следить одновременно за двумя вещами ему трудно. В каком-то смысле да, я хочу избежать убытков.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Лоуренс.

Эйб почесала затылок.

Арольд ухмыльнулся в бороду. Эйб и Лоуренс походили на сообщников.

— Я торгую каменными статуэтками.

— — Святой Девы Марии? — В памяти Лоуренса всплыл дом Риголо.

О, ты заметил статуэтку в доме Риголо? Я привезла её из порта Кэльбе на западном побережье. Я покупаю там товар и продаю местной Церкви. Вот в чём состоит моё дело. Если только покупать и перевозить камень, прибыль невелика, но после того, как статуэтки благословляет Церковь, их цена резко возрастает. Язычников здесь много, но благодаря Северному походу в городе появлялось много покупателей.

Таков удивительный эффект Церкви. В языческом Кумерсуне авантюризм и алчность жителей привели к взлёту цен на пирит, здесь же вера легко превращалась в деньги. Это лёгкий способ наживы.

— Увы, я особо не разбогатела. Я вложила всё в товар, а Северный поход взяли и отменили. Вот так легко Церковь может тебя разорить.

Трудно представить большее горе для Эйб, чем вложить всё в тяжёлые, громоздкие статуэтки. Стоимость перевозки высока. Рынок сбыта узок. Её бизнес был основан на вере, и сейчас торговке перекрыли кислород. Вряд ли торговец, подобный Эйб, сделал ставку лишь на один товар, но, несомненно, это для неё стало большим ударом. Неудивительно, что от досады она решила ввязаться в спекуляцию.

— Я слышала, что и на юге влияние Церкви начало ослабевать. Так что хватит грузить товары на тонущий корабль. Я думала сделать последний рейс и сойти на берег.

Возможно, не сделай Эйб этот последний рейс, шанс отойти от дел у неё бы появился.

— Мне сказали, можно отправиться на юг и попытать счастья там, если здесь сделка провернётся удачно.

Можно не спрашивать, кто ей это посоветовал.

— Самое время отправиться в паломничество, — прокряхтел старый Арольд.

Паломничество в его возрасте — это всё равно что поиски последнего пристанища. Лоуренс слышал про паломничество от него всякий раз, как останавливался на постоялом дворе, но сейчас, похоже, тот был настроен серьёзно.

— Такие дела, — сказала Эйб, и Лоуренс вновь обратил на неё взгляд. — Не одолжишь ли ты мне деньжат?

Неожиданный поворот.

Лоуренс не то чтобы ожидал услышать подобную просьбу, но догадывался, куда ветер дует, поэтому не удивился.

— У меня есть достоверные сведения о содержании Совета. Могу всё обстряпать. С тебя деньги.

Эйб смотрела на Лоуренса в упор. В её взгляде читалось что-то похожее на вызов, но Лоуренс понял, что это напускное.

— Мне нужны подробности. Если игра стоит свеч, то я в деле.

— Торговля пушниной. Ты удвоишь свой капитал.

Эйб отлично понимала, что такое краткое объяснение не удовлетворит ни одного торговца. Она понизила голос, отбросила театральность и спокойно продолжила:

— Совет Пятидесяти даст разрешение на торговлю пушниной иностранным торговцам при одном условии.

— Откуда такая информация?

Спрашивать, скорее всего, было бесполезно. То же самое, что спросить у девушки в кабаке возраст.

Но даже то, как Эйб на это рассмеялась, могло послужить зацепкой.

— Церковь.

— Несмотря на то что они с тобой больше не ведут дела?

Эйб с улыбкой пожала плечами:

— Мы, конечно, расстались плохо, но каждый знает, что в любом месте выгодно иметь своего человека.

Конечно, верить на слово нельзя, но и на ложь это не было похоже. Такому объяснению было поверить легче, чем если бы она сказала, что услышала это от Риголо.

— И что же это за условие?

— Торговцам разрешат покупать пушнину только за наличные деньги.

Ситуация на рынке сложилась такая, что торговля пушниной могла уйти в одни руки, и Лоуренс немало раздумывал, как город мог бы выйти из этой ситуации, и такое хитрое решение настолько его поразило, что у него вырвалось:

— То есть торговлю они как бы не запрещают, но знают, что у торговцев, приехавших издалека, вряд ли есть много денег с собой.

— Верно. Но и вернуться ни с чем они себе позволить не могут, так что купят столько, на сколько хватит наличных.

Это значит, что тот, у кого на руках много наличных денег, может скупить весь мех в Реносе и вывезти в другой город.

Но беспокоило Лоуренса другое. Что теперь мешало ему обойти Эйб и самому провернуть сделку, когда она всё ему выложила?

— И ты так просто мне об этом рассказала?

— Если хочешь плавать мелко, то пожалуйста — действуй самостоятельно.

Выражения лица Эйб не было видно под капюшоном. Она его недооценивает? Или есть что-то, что мешает ей действовать самой? Нужно следить за языком.

— У тебя ведь не так много свободных денег, верно? — продолжила Эйб.

— Отрицать не буду.

— Ну тогда для тебя этот шанс один на миллион. Ты даже с Риголо не был знаком. У тебя нет в этом городе знакомых, кто согласился бы дать тебе взаймы, не так ли?

Она была права.

Но тут Лоуренса осенила догадка, от которой у него по спине пробежал холодок. Не исключено, что Эйб решила сблизиться с ним только потому, что видела в нём спонсора. В таком случае разница в том, что они друг о друге знали и как оценивали, была колоссальна.

Лоуренс ничего не знал об Эйб.

— Но я мог бы метнуться в город по соседству и взять денег в долг там. Именно на это ты рассчитывала и поэтому предложила мне вложиться?

При себе у него не было большого количества денег, в Реносе ему занять было не у кого, так что оставался единственный вариант.

Однако Эйб отрицательно покачала головой:

— Конечно, я внимательно проанализировала тебя и твою спутницу и то, как ты расплатился за постой, и пришла к выводу, что тысячу торени ты как-нибудь раздобудешь. Но к тому времени, когда тебе это удастся, всю пушнину уже раскупят.

Обратная сторона обратной стороны и есть фасад.

Чем больше он пытался не попасться в сети Эйб, тем больше в них увязал. Разве решение Совета не преследовало цель воспрепятствовать скупке всей пушнины? На первый взгляд, продажа мехов только за наличные казалась хорошей идеей.

— Ты же не думаешь, что торговцы у стен города просто так там штаны просиживают?

— Кое у кого есть большие деньги, и он хочет использовать их для получения ещё большей прибыли?

— Именно. Это торговая война.

Какое интересное выражение. Лоуренс слышал его впервые, но было в нём что-то, что заставляло сердце торговца биться сильнее.

— Ты плохо знаком с приморьем. Зайди в любой кабак в морском порту и поговори с местными торговцами — у них эта фраза на слуху. Торговая война не возникает стихийно. Торговцы же не бандиты. Агрессор готовится к нападению задолго до него.

В её словах была логика. Нет такого торговца, который заранее не изучил бы рынок.

— По всей вероятности, торговцы за городской стеной сейчас сидят и гадают, какое решение мог принять Совет и как им поступить. Как ты думаешь, сколько в Реносе людей, у которых имеется много денег?

На такой вопрос невозможно дать ответ сразу, но Лоуренс был торговцем. Он прикинул в уме цифры, исходя из величины города.

— Судя по вывескам в городе, крупных и мелких торговых домов около двадцати. Специализированных лавок около двухсот-трёхсот. И ещё есть гильдии ремесленников — примерно столько же.

— Да, около того. И сколько среди них тех, кто предпочтёт личную выгоду в убыток интересам города?

Этого нельзя знать наверняка. Не потому, что Лоуренс не владел информацией в достаточной мере, а потому, что люди скрывают такие стремления.

— Даже если только один торговый дом решится на предательство, он полностью приберёт к рукам рынок пушнины. Если у него в Реносе всего лишь представительство, а штаб находится в другом городе… Им будет легко скрыть свои махинации.

Торговцы по большей части стремятся держаться вместе. Они вряд ли согласятся рубить сук, на котором сидят, и предать город, кормивший их долгие годы, но мало кто устоит перед сверхприбылью.

— Разумеется, вряд ли какой-либо крупный дом пойдёт на такое. В наши дни всё ведётся через бухгалтерию, так что их дела могут быстро вскрыться. Если торговый дом одолжит деньги иностранному торговцу, то уличить в этом легко.

Тут Лоуренса осенило.

— И даже если у них есть в запасе деньги, которые не проведены через бухгалтерию, то на этот случай Совет введёт обязательное подтверждение источника дохода.

Получив на въезде ярлык, подтверждающий, что он является иностранным торговцем, Лоуренс подумал, что такая мера призвана предотвратить создание левых схем получения прибыли. Но оказывается, её смысл куда глубже.

Лоуренс вспомнил чрезвычайно тщательный досмотр, которому они с Холо подверглись. Значит, это было сделано с целью выяснить, не ввозят ли они в город большую сумму денег. Но тогда получается, что Совет принял решение намного раньше?

— Помимо торговых домов, есть целая куча организаций с деньгами. Гильдии ремесленников и кожевенные мастерские понимают, что эта афера с пушниной способна их уничтожить. Поэтому они сейчас активно ищут средства, чтобы вложиться в новое дело, и виляют хвостом перед каждым торговцем, представляющим потенциальную угрозу рынку меха. Решение, принятое Советом Пятидесяти, действительно хорошая мера, но вряд ли она помешает настоящим дельцам скупить пушнину. Повторяю ещё раз… — Голос Эйб был ледяным. — Все меха в Реносе будут скуплены подчистую.

Повисла пауза. Что же, она предлагает им ввязаться в скупку пушнины? Но торговцы, алчущие прибрать к рукам все меха, должны одновременно находиться и в городе, и вне его.

Иностранные торговцы отлично понимали, что если они под разными предлогами попытаются проникнуть в город, то решение Совета приведено в исполнение не будет, более того, город примет дополнительные защитные меры. Поэтому они предпочли разбить лагерь за стенами Реноса.

Даже если до них дойдёт информация, что Совет принял решение, они не войдут в город сразу, а подождут, пока решение вступит в силу и его не смогут отозвать.

Нельзя сказать, что Лоуренс и Эйб не смогли бы заняться покупкой пушнины.

— Как ты уже сказала, у меня нет времени ехать в другой город за деньгами. А значит, у меня не будет на руках нужной суммы. И, как ты сама знаешь, в этом городе у меня знакомых нет.

Для Лоуренса было загадкой, что замышляла Эйб.

Синие глаза сверкнули из-под капюшона.

— У тебя в руках целое состояние.

Лоуренс задумался, что же у него такое было. Да ведь ничего, что можно было бы считать целым состоянием. Но это должно быть что-то очевидное, раз Эйб легко заметила. Ну разве что лошадь?..

И в ту же секунду Лоуренса озарило. Не может быть!..

— Верно. Это твоя очаровательная спутница.

— Да ты шутишь, — искренне удивился Лоуренс.

Дело даже не в том, что он не может продать Холо, а в том, что никто не даст за неё такую огромную сумму, какая требовалась. Конечно, Холо была красивее, чем десять красавиц, вместе взятых, но красота — это не то, что можно мгновенно превратить в тысячу торени. Иначе всех красавиц мира давно бы уже похитили. Даже если Эйб догадалась, что Холо не человек, это ничего не меняет.

— Я знала, что ты не поверишь. Но это именно та причина, по которой я выбрала тебя.

Лоуренс не мог понять, почему Эйб так улыбается. То ли она была настолько уверена в себе, то ли упивалась своим планом.

Эйб сняла капюшон, открыв красивые короткие золотистые волосы и синие глаза:

— Мы выдадим её за дочь аристократа и продадим.

— Что?..

— Считаешь, это невозможно?

Эйб захохотала, обнажив правый клык. Это был смех, полный презрения к самой себе.

— Меня зовут Флёр Боланд. Моё полное имя Флёр фон Итерзентель Боланд. Я наследница рода Боланд, хранящего верность королевству Винфрид. Я принадлежу к древнему аристократическому роду.

«Если это шутка такая, то над ней даже смеяться не хочется», — мелькнуло в голове у Лоуренса, но тут было над чем подумать.

Его торгашеские глаза и уши подсказывали, что Эйб не лжёт.

— Понятно, что мы разорившийся род, даже прокормить себя не можем, но имя-то громкое, не так ли? Когда мы пали настолько низко, что не могли позволить себе даже кусок хлеба, меня продали внезапно сколотившему состояние торговцу.

По такому пути нередко шли разорившиеся аристократы. Вот почему Эйб так презрительно смеялась. У аристократов не было денег, но был титул, и его они продавали разбогатевшим плебеям вместе со своим телом.

Если она сказала правду, то это объясняло, почему она так поднаторела в торговых делах.

— Так что я знаю парочку мест, где можно продать девушку благородных кровей. Что скажешь?

Лоуренс никогда не заступал на такой рынок.

Первое, что делает торговец, сколотив состояние, — создаёт себе имя. Нередко богачи, владеющие торговыми домами, в детстве были побирающимися сиротами. За деньги можно купить всё, даже титул. Лоуренс слышал о таких случаях, но никогда с ними не сталкивался. И вот он встретил живой пример — Эйб, которую таким образом продали.

— Твоя спутница отлично сойдёт за аристократку, уж поверь мне. — Эйб рассмеялась. Наверное, голос Эйб был таким хриплым из-за ужаса, который ей пришлось пережить. — Конечно, я не имею в виду, что нам на самом деле придётся её продавать. Как я уже сказала раньше, в городе введут правило о расчёте наличными, чтобы предотвратить скупку мехов, но какой торговый дом ссудит наличные иностранному торговцу? Тем не менее дома бывают разные. Я знаю парочку, в которых могут дать деньги за долю в прибыли, если схема покажется им удачной. Продажа девушки из аристократической семьи — это всего лишь ловкий приём, и они отлично это знают. Девушка нужна в качестве залога, если наша схема заработка не оправдает себя. Могу в этом тебе поклясться.

Такой хитросплетённый план Лоуренса очень впечатлил, но отдавать Холо в качестве залога было слишком опасно, и он не мог этого сделать. Под угрозой будет не только её безопасность, но и его будущее как торговца. Если всё провалится, это конец.

— Я, нет, мы вовсе не просим, чтобы ты продал свою драгоценную спутницу.

— Мы?.. — недоуменно спросил Лоуренс.

В ответ Эйб бросила взгляд на тихо сидящего Арольда.

— Я отправляюсь в паломничество, — резко произнёс Арольд.

Лоуренс слышал эти слова каждый раз, как останавливался на постоялом дворе. Но Эйб сказала «мы». Значит, они с Арольдом заодно. И раз тот уходит в паломничество, он оставляет на Эйб постоялый двор и всё имущество.

Паломничество может длиться как год, так и десятки лет, а Арольд в таком почтенном возрасте, что, отправившись в паломничество, уже никогда не вернётся в Ренос. То есть…

— Это мой последний шанс отправиться в путешествие. Я много об этом думал и скопил на него деньги. Но мне всё время не хватало решимости.

У Лоуренса засосало под ложечкой.

Арольд устало улыбнулся и взглянул на Эйб. Та, несомненно, приложила огромные усилия, чтобы его уговорить.

Арольд вновь обратил взгляд своих синих глаз, прячущихся в складках морщинистых век, на Лоуренса:

— Я оставлю постоялый двор тебе.

У Лоуренса перехватило дыхание.

— Разве это не мечта любого торговца? — сказала Эйб, и это был первый раз, когда она выглядела одухотворённой, как и подобает девушке из знатной семьи.