Волчий огонь

3.

Когда прихожу в себя в следующий раз, первым делом затаиваю дыхание, а потом стараюсь сделать его таким же мерным и глубоким, как во сне. Прислушиваюсь. Страшно…Вдоль позвоночника собираются мурашки. Вокруг тихо. Так тихо, что я слышу, как шебуршит прелая солома под мной, когда я делаю вдох и выдох. Кажется, я даже звук падающих пылинок могу различить. Особое, не с чем не сравнимое ощущение пустой комнаты.

Медленно открываю глаза.

В землянке царит всё тот же глубокий полумрак, и только пробивающиеся из дыр в потолке – настиле лучи, говорят о том, что на улице сейчас день. Пахнет сыростью, сладковатой гнилой листвой, почвой и зверем…

Здесь всё пропитано им. У оборотней особый запах – ничего общего с противной псиной, несущей от обычных волков. Вервульфы пахнут почти, как человек, только сильнее агрессивнее, горше. В зависимости от вашей генетической совместимости этот запах будет либо раздражать до тошноты, либо действовать как легкий наркотик…Потому что тело не обманешь – оно чует идеального для него партнера. И, хотя, у людей не существует парности, предрасположенность к определенному генетическому коду никто не отменял.

Я втягиваю воздух глубоко в легкие и с накатывающим ужасом осознаю, что запах этого волка мне нравится. Он щекочет ноздри, отдается горьковатой терпкостью на языке, вызывая выделение слюны, и горячим трепетом оседает внизу живота. Я ему подхожу. Может поэтому он притащил меня сюда, а не убил в лесу сразу? И даже плечо перевязал…

Я кошусь не перевязанную какими-то тряпками рану. С виду они такие грязные и ветхие, что, кажется, волк сделал только хуже. Но я не могу не заметить, что дергающая боль, отдающая до самых кончиков пальцев, прошла, оставляя лишь тупое онемение и легкий сухой жар, разливающийся по телу. Аккуратно дотрагиваюсь до места укуса и тут же убираю руку. Пока еще болит даже при легком нажатии. Снимать повязку и смотреть, что там, не хочется. Позже…

Вместо этого, я медленно сажусь на соломе, морщась от прострелившей боли в руке из-за движения, и озираюсь по сторонам дальше. Окон в землянке нет, пол вырыт в почве почти на полметра вниз. Одна стена тоже земляная и немного утопленная, из чего я делаю вывод, что укрытие построено у подножия какой-то насыпи или холма. Остальные стены сложены из плохо отесанных, огромных бревен и щедро проложены мхом и травой. Крыша – настил из того же мха и соломы, скашивается вниз от земляной стены к противоположной, и в районе маленькой неприметной двери опускается так низко, что даже мне придется пригнуться, чтобы не задеть ее головой. Несколько бревен – столбов служат подпорками всей этой нехитрой конструкции.

Мебели в землянке нет…

У дальней стены только отведено место для очага – вырыта яма под костер, вкопаны палки – рогатки, а рядом лежит большая отполированная доска, видимо, служащая столом. По другую сторону от доски, подальше от костровой ямы, настелена все та же солома с валяющимися на ней шкурами. Кажется, это шкуры тех оленей, что я видела у ручья. Видимо, это спальня хозяина…

У другой стены стоит грубо сколоченный, огромный то ли ящик, то ли сундук, рядом с ним высокая, вполне добротная бочка – вот и всё убранство.

И все же, несмотря на всю свою убогость, это жилище меня радует. Волк, владеющим им, явно еще помнит, что такое – быть в человеческом обличие. Иначе, как зверю, это все было бы ему не надо…

А, значит, он не до конца одичал.

Значит, можно попробовать…Хотя бы попробовать с ним договориться. О чем именно я собираюсь с ним договариваться- я пока слабо представляла. Но сама возможность диалога, хотя и призрачная пока, радовала.

Интересно, где он? Скоро вернется? Может, попробовать убежать???

Я, кряхтя, попыталась встать, и тут же рухнула обратно из-за сильного головокружения. Тело прошибло потом и вязкой слабостью. Приложила здоровую руку ко лбу. Похоже, у меня все-таки не легкий жар…

Нет, сбежать я сейчас не смогу. Да и какой смысл, если за стенами этой землянки рыщут другие волки, и далеко не каждый из них озаботится тем, чтобы оттащить меня к себе, уж не говоря о том, чтобы попытаться сделать перевязку. Изнасилует там же, где найдет, и разорвет после, чтобы никому другому не досталась…

Как бы дико это не звучало – здесь и сейчас для меня самое безопасное место. О том, что произошло между мной и этим зверем, когда я очнулась в первый раз, я старательно пыталась не думать. Это неизбежность. Я ничего не могла и не могу изменить. И он…не был жесток.

На Вальдене, планете – столице Волчьей Конфедерации, откуда меня депортировали сюда, разве не так же по сути со мной поступали? Поруганная честь…Я давно забыла – что это. Осталось только желание выжить любой ценой. Выбраться.

Сделав глубокий вдох и длинный выдох, чтобы прогнать накатившую дурноту, я делаю вторую попытку подняться. Здесь, где настелена моя солома, потолок выше, и я спокойно встаю в полный рост. Во рту скребет от сухости, и первым делом я слабыми шагами, опираясь о стену, бреду к бочке, которая оказывается наполнена вполне чистой с виду водой. При виде нее во рту появляется вязкая слюна. Потрескавшиеся губы дрожат в нетерпеливой полуулыбке.

Правая рука плохо двигается, при малейшей попытке отдаваясь пульсирующей болью от кончиков пальцев до основания шеи, и потому я черпаю из бочки только левой ладошкой, обливаясь прохладной, сладкой водой, стекающей по подбородку. Напившись, протираю пылающий лоб, шею, грудь и замираю, слыша, как скрипит открывающаяся дверь.

Сердце уходит в пятки, но животный ужас быстро сменяется опасливой настороженностью, потому что на пороге показывается огромный шоколадный волк с окровавленной тушкой какой -то большой птицы в зубах. Янтарные звериные глаза тут же впиваются в меня, словно пытаются пригвоздить к полу. Волк медленно, не отводя взгляд, выплевывает птицу. Тихо рычит, скаля белые клыки, и начинает рябить, трансформируясь в человека.

Какие-то секунды и вот уже с четверенек вместо волка поднимается огромный смуглый мужчина, продолжающий тяжело смотреть на меня. Опускаю глаза, потому что прямой взгляд он может принять за вызов. И потому что…он абсолютно голый. Нет, я давно избавилась от излишней девичьей стеснительности, и всё же именно этот вервульф меня пугает. Я редко встречала таких крупных самцов, как в образе зверя, так и человека. И его намерения…Если ему просто нужна пара, я переживу, но ведь на Арае женщины не выживают, а значит…Вопрос лишь в том, когда и почему именно он захочет меня убить. Может быть…Прямо сейчас?

Я мечу в волка настороженный взгляд, полосую им его суровое лицо с крупными чертами, отмечаю почему-то брови вразлет, недовольно сдвинутые к широкой переносице. Мажу по могучему развороту плеч, рельефному животу, покрытому старыми и не очень шрамами, затормаживаюсь на крепких бедрах, темных жестких волосах у него в паху и покачивающемся расслабленном члене, кусаю сухие от жара губы и вновь топлю глаза в пол. Он и правда большой…везде. Впрочем, то, как до сих пор немного тянет у меня между ног после него, не позволяло в этом сомневаться.

– Как зовут? – его низкий рычащий голос словно заставляет дрожать всё пространство вокруг, и я тоже крупно вздрагиваю.

Снова кошусь на вервульфа, стараясь делать это незаметно и не поднимать ресниц. За эти несколько мгновений он уже успел подойти к грубо сколоченному ящику в углу и начать что-то там искать, стоя ко мне спиной. От левой лопатки до правой ягодицы через всю спину у него широкий белый рубец…

– Дина, – отвечаю ломким голосом, откашлявшись, чтобы прочистить пересохшее горло.

Мужчина кидает на меня косой короткий взгляд и снова отворачивается.

– Землянка? – достает из ящика военные штаны от формы Волчьей конфедерации. Старые и выцветшие, все в заплатах.

Когда я присматриваюсь к этим заплатам, мне становится дурно, потому что они сделаны из ткани, из которой шьют одежду для Жертвенной сотни. Из ткани, которая сейчас на мне…

– Да, – глухо отвечаю на его вопрос, впиваясь ослабевшими пальцами в бочку перед собой.

Действительно, мертвым ведь не нужна больше одежда. Интересно, зачем она здесь волкам? Тем временем вервульф натягивает штаны и снова поворачивается ко мне, застегивая ширинку.

– Как плечо, землянка? – с хищной ухмылкой интересуется, чуть склонив голову набок и сверля меня своими янтарными, почти человеческими сейчас глазами.

Я поднимаю на него опасливый взгляд. Если пожалуюсь, он меня что…спишет???

– Хорошо, – вру я.

– Значит, справишься, – кивает мужчина в сторону валяющейся на пороге птицы, – Разделывать умеешь?

– Я…– сглатываю, думая, как я умудрюсь это сделать одной левой рукой, – …да.

– Ну, – фыркает волк снисходительно, скользя по мне внимательным, въедливым взглядом, – Приступай тогда…Дина.

Отодвигает ящик, под которым оказывается небольшой вырытый схрон, достает оттуда топор и, подхватив его, выходит из хижины.

Стоит только двери за волком захлопнуться, как я, не выдерживая больше, медленно сползаю на пол. К горлу подкатывает дурнота от слабости, тело изнутри горит и мелко, противно колотит. Еще и жта тикающая боль в плече всё сильнее с каждой минутой. Невыносимо. Но показать, как мне плохо на самом деле, страшно…Зачем я ему, больная? Слабая? Надо перетерпеть.

Чуть посидев с закрытыми глазами и кое-как справившись с дурнотой, я поднимаюсь и бреду к валяющейся у двери птице. С легким отвращением поднимаю еще теплую тушу. Во рту собирается желчь, мысль о еде сейчас только выбивает из меня липкую испарину. Но делать нечего…Не откажешься же от столь щедрого подарка…

Поозиравшись по сторонам, решаю, что чистить птицу здесь – плохая затея, и выхожу из хижины. За дверью меня встречает непролазная чаща. Густой лес стоит такой плотной стеной, что не видно даже на пару метров вперед. И в то же время почти нет травы, один мох да гнилая листва под ногами. Деревья высокие и толстые, лысые до середины и пышные наверху, почти полностью закрывают оранжевое уставшее солнце этого мира. И лишь стол священного Огня виден вдалеке.

Сама хижина снаружи, как я и предполагала, практически незаметна. Бревна и крыша полностью покрыты тем же мхом, что устилает землю, а дверь завешана МОИМ красным плащом. Я невольно улыбаюсь, смотря на это яркое пятно посреди темно- охро-зелоного царства. Хитро…Для волков ведь этот цвет незаметен, да и запахи плащ скрывает…Мой вервульф явно не дурак…Опускаю взгляд на птицу в моей руке, а затем оглядываюсь по сторонам.

Ну, и куда идти чистить? Лес везде одинаковый – густой и пугающий…

– Обр-р-ратно зашла, – вдруг тихо рычит волк за моей спиной прямо на ухо.

От испуга я деревенею. Волк грубо толкает меня между лопаток, загоняя в дом.

– Я только почистить хотела…на улице…– бормочу растерянно в своё оправдание, – Всё в перьях же будет.

– Убер-р-решь, – рявкает вервульф и, открыв дверь передо мной, толкает уже со всей силы. Так, что я, потеряв равновесие, лечу на земляной пол.

Нормально здоровую руку подставить не успеваю – реакция от жара и слабости слишком замедленная, и в итоге я кулем валюсь у его ног. Удар как назло приходится на больное плечо. Из легких моментально вышибает весь воздух, будто мне грудную клетку проломили, перед глазами идут красные круги, и они все растут, затягивая в черноту. Сквозь нарастающий шум в ушах словно сквозь толщу воды различаю.

– Почистить хотела она…Или гостей хотела к нам позвать? Одного самца тебе мало??? С-су..

Не слышу дальше, отключаюсь полностью.

Прихожу в себя я опять на прелой соломе в углу. Нос щекочет запах варящегося мяса и влажный пар стелется по маленькой темной хижине. Медленно размыкаю тяжелые веки. Взгляд тут же упирается в вервульфа, сидящего у разведенного костра в небольшой ямке, служащей очагом. Волк будто чует меня – моментально поднимает на меня янтарные глаза, прожигая, кажется, ими насквозь, а затем снова переводит ленивый взгляд на палку в руках, которую он неторопливо затачивает выданным мне конфедератами перочинным ножиком.

Делать вид, что сплю, становится бесполезно. Я тяжело приподнимаюсь, поплотнее заматываясь в грубо сшитые между собой шкуры, потому что под ними я голая, и сажусь, опираясь лопатками о земляную стену. Кусаю губы, смотря на мужчину и не решаясь заговорить первой. Да и надо ли…

В хижине совсем темно. Наверно, на улице уже ночь. Лишь желтые блики огня подсвечивают огромную фигуру волка, делая его еще более пугающим. Отблески пламени танцуют на склоненном мужском лице, делая резкие черты агрессивными, облизывают бронзовую загорелую кожу, поблескивающую пОтом, путаются в жестких черных волосах на груди и животе…Поджимаю ноги к себе, обхватываю колени руками и с удивлением обнаруживаю, что плечо по новой перевязано и уже не так болит, а жар сменила липкая испарина и разбивающая слабость. Неуверенно кусаю сухие губы, прежде чем выдавить из себя.

– Спасибо, что перевязали…

– Бесполезная самка, – фыркает мужчина, кидая на меня насмешливый взгляд и снова всё своё внимание отдает затачиваемой палке, – Только и делаешь, что в обморок грохаешься…

– Я в этом не виновата! – тихо шиплю в ответ, пытаясь подавить вспышку отравляющего раздражения в груди.

Ругаться с ним – последнее, что мне надо делать, но чёрт возьми!

– Не пырнула бы Хайда, он бы тебя просто поимел и все. Не рвал бы, – бормочет мужчина себе под нос, так и не удостаивая меня взглядом.

Кусаю губы в попытке промолчать…И не могу…

– Для меня это не "просто"… – тихо- тихо отвечаю.

Но, конечно, волк слышит. Наконец поднимает на меня свои янтарные, светящиеся в отблесках неверного огня глаза.

– Что? И меня пыр-р-рнешь? Дина…– иронично выгибает бровь.

Невольно вжимаюсь в стену и отвожу взгляд. Чувствую, как кровь приливает к щекам и начинает пульсировать в висках.

– Убьете меня?

– Я – нет, – отрезает волк и откладывает заточенную палку.

Слежу за тем, как он поднимается с пола. В каждом движении чувствуется его звериная сущность. Пугает и завораживает. Мощное тело двигается быстро, но плавно и легко. Ритмы меняются, гипнотизируя. Тугие мышцы перекатываются под смуглой влажной кожей, выдавая силу хозяина.

Попытаться напасть на него…

Понятно, почему, сама мысль об этом вызывает у вервульфа ироничную ухмылку. Мужчина проходит к сундуку и достает оттуда пару глубоких мисок и ложки, грубо вытесанные из дерева. Потом выуживает мой рюкзак, забирает из него сухпаек и кидает в мою сторону.

– Сухари достань, – бросает мне через плечо, пока наливает в миски похлебку.

Я послушно роюсь в скудных, выделенных мне припасах, нахожу тонкие пластины сухариков, чувствуя, как нос все сильнее щекочет запах подносимого бульона, а во рту выделяется густая слюна. Только сейчас понимаю, что действительно голодна.

Мужчина ставит миску передо мной на пол и сам садится рядом.

– Ешь, – коротко приказывает, забирая у меня сухарики.

– Спасибо, – шепчу, не поднимая глаз.

Суп оказывается не соленым, но очень наваристым и густым. Помимо больших, наскоро порубленных кусков мяса, в нем плавают сладковатые коренья, немного похожие по вкусу на картошку, и еще добавлена какая-то трава. В желудке становится приятно горячо, от чувства сытости страх как будто отступает, и я смелею настолько, что продолжаю спрашивать его.

– Что тогда со мной будет? – дрогнувшим голосом интересуюсь.

Я знаю ответ. Знаю, что из жертвенной сотни никто не выживает, но я хочу выяснить, как именно это произойдет. Неизвестность, догадки пугают больше неминуемой гибели…

Волк не отвечает. Ест. Смотрю, как он быстро орудует ложкой, а потом, справившись со своей порцией за каких-то несколько секунду, отставляет миску и растягивается на соломе рядом со мной. В воздухе мгновенно что-то меняется. Он словно становится гуще…Кажется, это потому, что дыхание волка изменилось. Стало глубже и тяжелей. Вдоль позвоночника ползут жаркие мурашки… Волк шумно выдыхает сквозь зубы, и его рука касается моего голого бедра под шкурой. Прикосновение как ожог. Парализует. Я замираю, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Жесткие пальцы впиваются в кожу выступившими когтями. Он тихо и довольно рычит, оглаживая мое бедро. Немного отпускает. Похоже, даёт время доесть…

Колотит. Дрожащей рукой подношу ложку ко рту.

– Что со мной будет? – повторяю срывающимся голосом.

– Ты знаешь, – урчит волк. Его рука перемещается на мою поясницу, когти царапают ямочки около позвоночника.

– Хочу знать как, – кусаю губы я, ощущая нарастающее тянущий жар между ног.

Неважно, что я думаю, что чувствую, тело уже привыкает к нему…Ждет, подчиняется, помнит…Прикрываю глаза. Унизительно....

– Откуда мне знать, землянка…– рычит волк раздраженно и, обхватив меня за талию, подтягивает к себе, – Ты знаешь правила. Вы приговорены. Смерть. Ничего уже не сделать. Но я не убью. Это я могу обещать. Клан или дикие, хворь, яд…Всегда что-то происходит. И даже если мне удастся спрятать тебя, и ты продержишься двадцать девять лун, на тридцатой луне конфедераты активируют твой ошейник и взорвут тебя, а округ накажут. Разве ты не знаешь?

Я ложусь рядом с ним на солому. Устремляю взгляд в потолок. Волк урчит, принюхиваясь. Зарывается носом в мои спутанные волосы, кладет тяжелую руку мне на живот.

– А если доберусь до Огня? – шепчу одними губами.

От его близости тело бьет дрожь, сознание мутнеет. И хочется скинуть руку со своего живота, оттолкнуть его лицо, чтобы не чувствовать, как жадно он втягивает мой запах…И в тоже время я позорно влажнею. И знаю, что он чует влагу в меня между ног.

– Тебе не дадут, – бормочет рассеянно мужчина мне в ухо. Его рука опускается на мой лобок, сжимает, отчего с моих губ срывается тихий сдавленный стон.

– Почему? Кто?

– Волки. Если из округа сбегает одна из сотни, потом десять жатв этому округу женщин не видать, как и если спрятать тебя здесь… В моем округе почти тысяча волков. И все они будут искать тебя, Дина. Смир-р-рись…

Мужчина вдруг убирает руку, поднимается с соломы и садится передо мной на колени. Янтарные полузвериные глаза сверлят насквозь. Волк вжикает замком на ширинке, рывком спускает штаны с бронзовых бедер. Мое дыхание прерывается, когда прямо перед глазами появляется его вставший, весь перевитый венами, крупный член. В голове начинает звенеть странная пустота, когда он перехватывает мои волосы на затылке и тянет за получившийся хвост мою голову к своему паху. В носу щекочет мускусный запах его тела, смешанный с потом, горьковатыми нотками растекается на языке. Машинально облизываю потрескавшиеся губы, рот наполняется слюной. Горло першит от одного вида…

– Как тебя зовут?

Сама не знаю, зачем спрашиваю. Какая разница…Тем более сейчас…

– Гер-р-р…– рычит волк, давя головкой на мои губы.

Послушно вбираю твердую плоть, прикрывая глаза. Резкий пряный вкус затапливает рецепторы. Крупная бархатистая головка давит на корень языка, вызывая рвотный рефлекс. Полный желудок скручивает болезненным спазмом, в уголках глаз тут же собираются слезы. Он толкается дальше в спазмирующее горло, и я инстинктивно пытаюсь отстраниться, не в силах его принять.

Дергаю головой в сторону, но волк лишь на секунду дает свободу. Лишь для того, чтобы дернуть за волосы вниз, поднимая мне голову и заставляя посмотреть ему в глаза. Они у него уже полностью звериные, затопленные дико светящимся янтарем. Становится жутко от этого взгляда, и в тоже время тело разбивает чувственная слабость. Его ментальная сила слишком велика…

Немыслимо не подчиниться.

Гер коротко отрицательно мотает головой, легонько хлопает меня по щеке и снова давит членом на мои губы. Размыкаю, расслабляю горло, стараясь не думать о скручивающимся узлом животе. Толкается глубоко, дергая за волосы на себя. Я просто тело для него, тело…Послушное и податливое. Я пока я такая, я ему нужна…

Слюны становится слишком много, и она начинает стекать по подбородку, капать на колышущуюся грудь. Инстинктивно впиваюсь здоровой рукой в его твердое бедро. Пальцы то сжимаются в кулак, то пытаются ухватить каменные мышцы. Во рту взбивается белая пена, горло саднит, но его запах и вкус…Такие острые и пряные сейчас, пропитанные феромонами, вводят в сильнейший транс, возбуждают, стирают неприятие происходящего в пыль.

И я уже чувствую, как по внутренней стороне моих бедер стекает влага, как пульсирует лоно, жадно хватая пустоту, как мне хочется его…И не беспокоят уже ни подступающие рвотные спазмы, ни саднящее горло, ни странные звуки, вылетающие изо рта, ни немеющая челюсть и залитое слезами лицо. Больной, повисшей до этого плетью, рукой аккуратно начинаю гладить себя, не в силах терпеть.

Сначала бедро, потом сжимаю лобок, оттягивая волоски, раздвигая половые губы. Волк рычит, толкаясь глубже мне в горло от того, что ощущает мой запах острей. Начинает то и дело вжимать мое лицо в свой пах. Держит на три- четыре счета и резко отодвигает, давая вздохнуть. Опять. Опять…

Кружится голова, кружатся мои пальцы, давя на пульсирующий клитор, кружится вся эта чертова комната, пропитанная животной отравляющей похотью, кружится…

Я оказываюсь полностью дезориентирована, когда Гер вдруг резко отстраняется. Инстинктивно тянусь за членом, сглатывая слюну. Волк замечает и хрипло смеётся у меня над головой. Почти нежно толкает меня вперед на солому. Вдавливает щекой в пол. Ударяет под коленками, чтобы высоко подняла зад. Прикрываю глаза. Трясет от нетерпения и стыда одновременно.

Подставленную промежность холодит легкий сквозняк. Откашливаюсь, пытаясь убрать саднящее чувство в горле, жмурюсь сильнее и чувствую, что Гер начинает меня нюхать. Медленно ведёт носом по покрытой испариной коже, рассеянно ощупывая моё тело рукой. Будто карту составляет у себя в голове, стараясь ничего не упустить. Покрываюсь мурашками, когда он ведёт носом по моей шее, плечу, лезет в подмышку, лижет колыхающуюся грудь, чувствительно прикусывает сосок и ведет носом дальше по ребрам, вверх, широким языком проходится по желобку позвоночника, слизывая пот, задерживается носом на бедре, глубоко втягивая воздух, перехватывает мои ягодицы руками, раздвигает в стороны и приближает вплотную своё лицо.

Накрывает сильным трепетом, когда я ощущаю, как он втягивает мой запах в себя. Сама не замечаю, как начинаю стонать. Слишком странное, острое чувство… А когда проводит языком по мокрым половым губам, словно током прошибает насквозь. Выгибаюсь в пояснице до предела, зарываясь лицом в солому.

Боже, боже, боже…Он будто взасос целует меня…

Бедра начинают ходить ходуном, подаваясь навстречу, из растревоженного горла вырываются сиплые всхлипы. Хочется плакать и смеяться, и черт знает, что… Когда он отстраняется, распробовав меня, я чуть не реву. Нет…

Но язык в лоне тут же сменяет толстый член, и плач перерастает в рваный счастливый стон.

По телу проходит крупная колкая дрожь, от которой немеют ноги. Пальцы судорожно хватают солому в попытке удержаться во время сильных быстрых толчков. Бедра жжет от его выпущенных звериных когтей, до крови впивающихся в ягодицы. Задыхаюсь, чувствуя, как подступает болезненный оргазм. Волк рычит, ускоряя темп, нагибается к моей шее и прижимается приоткрытым ртом к шее. Клыки, вдавливаются в тонкую кожу. Меня накрывает экстатической судорогой, слабею, раздавленная какими-то слишком животными ощущениями, распластываюсь на соломе под ним. Гер делает еще несколько резких фрикций, вколачивая меня в пол, замирает во мне, кончая, и тут же отстраняется.

Лежу, уткнувшись в солому, тяжело дыша, влажные волосы налипли на лицо, между ног опять невыносимо мокро, хочется ополоснуться… Вставший было на ноги, Гер вдруг присаживается рядом со мной и дотрагивается до моей шеи. Ведет пальцами по саднящей от его клыков коже и, крепко ругнувшись, отдергивает ладонь. Поднимается с корточек, снова натягивает свои видавшие виды армейские штаны. Тоже прижимаю пальцы к месту укуса, поднимая на волка настороженный взгляд.

Что? Метку поставил???

Нет, крови нет…Царапнул только…Да и говорят, такое не пропустишь – метка пары – это очень больно.

Но…Хотел?

– Нет там ничего, – раздраженно рычит волк, застегивая ширинку, – Да и тебя бы это не спасло, землянка.

Молчу, наблюдая за ним, вдруг четко осознавая, что всё-таки хотел…Вернее, его сущность вынуждала его сделать это. Отвожу глаза и натягиваю шкуры на свое голое, остывающее после него тело.

"Не спасло"…

Но он хотел! И даже не так важно, почему именно. То ли изголодался по самке в принципе, то ли ему так подхожу именно я. Метка – это всегда защита. Всегда. Пару не отдают просто так…А значит ему пришлось бы делать для меня больше… Я кусаю губы, чтобы не начать улыбаться. Потом и вовсе отворачиваюсь в другую сторону, чтобы волк не заметил выражения моего лица.

Если он поставит метку…Если я вынужу его, то…

– Кто тебя признали бракованной? – его резкий недовольный голос возвращает меня в реальность.

Прежде, чем ответить, сажусь на соломе, чтобы видеть его, и укрываюсь шкурой, поджимая под себя ноги. Гер в это время наливает в миску воду и ставит ее на огонь, затем достает какие-то тряпки из сундука…

– Как обычно, не смогла вЫносить, – пожимаю плечами я, с любопытством наблюдая, как волк выуживает еще маленькую склянку из сундука, а затем его закрывает.

– Выносить…То есть зачать от вервульфа смогла? – уточняет он, когда кидает лоскуты ткани в миску с закипающей водой, и взгляд его янтарных глаз очень выразительно упирается мне в низ живота.

Невольно сильнее поджимаю под себя ноги, обнимая себя руками, будто пытаюсь от него спрятаться.

– Мне сломали ген, когда подстраивали под хозяина, чтобы дотянуть процентную совместимость до положенных семидесяти пяти. Организм теперь отторгает волчью ДНК очень быстро. Меньше двух недель. Легче было списать, чем пытаться сохранять, – признаюсь и опускаю глаза.

Во рту собирается неприятная горечь…Перед глазами мелькает моя прошлая жизнь, которая ничего, кроме боли, мне не принесла…Мой хозяин вервульф, которому я плохо подходила как пара, что было даже хорошо, так как он практически не трогал меня, и мучительные недели, проведенные в лабораториях, когда мне пытались сохранить плод. После третьего выкидыша хозяин отказался от меня, продав в жертвенную сотню. Самая обычная судьба…

– Ясно, – бормочет волк, доставая прокипячённые лоскуты из жестяной миски.

Открывает склянку, и один из лоскутов щедро намазывает какой-то черной пастой. Потом приближается ко мне, садится напротив и с сосредоточенным видом начинает разматывать больное плечо. Затихаю, наблюдая за ним. Его лицо очень близко сейчас – суровое, смуглое, высеченное будто из камня. Вижу, как Гер сосредоточенно хмурит брови, аккуратно снимая повязку, рассматривает подживающие уже глубокие следы от зубов, окруженные фиолетово- зеленым кровоподтеками, а потом прижимает свежий простерилизованный лоскут с мазью к моему плечу и снова крепко перевязывает рану. Немного морщусь от боли, но терплю всё молча, ни о чем не спрашивая. Какая разница, если точно помогает…

Закончив, волк поднимает на меня свой янтарный завораживающий взгляд. Его лицо так близко, что я вижу каждую коричневую крапинку в его нечеловеческих радужках.

– А кто хозяин был, Дина? – вкрадчиво интересуется Гер, смотря мне прямо в глаза.

– Фрай Кунц, – отвечаю я, и вдруг вижу, как его зрачки резко становятся вертикальными, а янтарная радужка словно взрывается, полностью затапливая белки глаз.

От неожиданности отшатываюсь в сторону. Гер же расплывается в хищной улыбке, демонстрируя показавшиеся верхние клыки.

– Стар-р-рший? – тихо рычит на меня.

– Нет, его сын, фрай Крон Кунц,– сглатываю я.

Волк становится задумчивым, кивает, смотрит на меня пару долгих секунд и встает, больше ничего не сказав. Стягивает с себя штаны, небрежно бросает их на сундук, рычит через плечо "не смей выходить" и через несколько мгновений, обернувшись зверем, исчезает из хижины, снова оставляя меня одну.