От Саманты веяло холодом, отчуждением и чем-то, смутно похожим на злость. Но при этом обоих, как и прежде, тянуло друг к другу, словно магнитом. Саманта тоже это чувствовала. Иначе почему ее губы изогнулись в змеиной улыбке? С них слетел горячий шепот:
– Не сопротивляйся, не думай ни о чем. Неважно, что нас ждет впереди. Неважно, сколько отпущено. Ты же мужчина, Рэн? Так докажи мне это…
– Что? Зачем ты… – голос Френсис был одновременно и растерянным, и хриплым от желания.
Он чувствовал себя маленькой птичкой, загипнотизированной давящим взглядом змеи. Птичкой, которая сама летит навстречу опасности, прямо в пасть удаву.
– Потому что после случившегося я уже сомневаюсь в этом! – рассмеялась Саманта, встряхивая волосами. – Что? Сил не хватит и на Серафиму, и на меня?
Тихие ироничные слова заставили вскипеть кровь Френсиса. Что эта маленькая язва себе позволяет?! Недобрая усмешка не сходила с ее губ, когда она встала. Медленно, маняще покачивая бедрами, Саманта подошла ближе.
Френсис тоже поднялся. Прислонившись к стене, он попытался утихомирить бешеный стук сердца, то и дело нервно сглатывая. А Саманта соблазняла. Расчетливо, жестоко… Пальцы играли с пуговицами одежды, расстегивая их, постепенно открывая белое стройное тело.
От одного взгляда у Френсиса кружилась голова. Воздух потрескивал от напряжения и сдерживаемого желания, которое рвалось наружу. Саманта же подливала масло в огонь. Она буквально танцевала вокруг, то и дело касаясь. Самыми кончиками пальцев. То контура лица, то разбитых в драке с охранниками губ… Глаза Саманты горели хищным огнем, а словечки вперемешку с тихими смешками кололи, словно иголки:
– Что такое? Боишься, что твоя бывшая разозлится и пристрелит тебя? Трус? Нет? Так докажи! Хотя не сможешь… Ты недостоин меня, помнишь, сам говорил? Да…
Последнее «Да» обожгло ухо горячим дыханием. Это короткое словечко было сказано таким жарким шепотом, что самоконтроль полетел к чертям. Ведь Саманта извивалась в призывном танце совсем рядом. Дразнила, притягивала и отталкивала одновременно. Френсис набросился на нее, почти рыча, и затрещала разрываемая ткань… Остановиться было уже нереально.
Губы столкнулись в поцелуе, как в поединке. При первом поцелуе Френсиса накрыл шквал совершенно неожиданных эмоций. Удушливое отвращение к самому себе, ощущение беспомощности и паники. Все это отравляло горькой желчью. Френсис понял, что попался в ловушку.
Это будет не ночь любви, нет. Эмоциональные барьеры превратили возможную любовь в чисто физическое притяжение. Дикое, безумное… пустое. Эта будет потрясающая и сумасшедшая ночь. Но в ней не останется места волшебству – той сказке, что завораживала в прошлый раз. Ведь они не испытают нежности, доводящей до слез. Не будет слияния душ и сердец – только тел.
Искра проскочила между ними. Искра, мгновенно воспламенившая обоих. Облегчение, что Саманта жива, гнев и желание – все это Френсис вкладывал в поцелуи. Мстил, сам того не понимая, за бессонные ночи, что провел в тоске по ней. За те моменты, когда безжалостно ломал себя, заставляя сдерживаться, хранить чувства в тайне. И вот все вырвалось наружу.
Вырвалось сначала страстно и жарко, а потом… Потом пришла внезапная неизбывная нежность. Ведь просто взглянув на Саманту в слабом свете луны, Френсис понял, чего жаждет больше всего на свете. Просто держать ее в объятиях, прикасаться, защищать, оберегать… Она зажмурилась, увидев этот пронзительный искренний взгляд. Как же Саманта пыталась не заиграться, не увлечься. Как же она боролась с собой! Боролась и проиграла.
– Ненавижу тебя, Френсис! – выдохнула Саманта, но в голосе была неистовая страсть.
– А я тебя обожаю… – прошептал Френсис, зарываясь лицом в ее спутанные волосы.