Волчьи законы тайги

Глава 2

Бревенчатый домик на лесной поляне обещал тепло и уют, что придало ему сил. А когда он привел девушку в дом и уложил ее на кровать, едва удержался от соблазна лечь рядом – и вожделение здесь ни при чем, просто валился с ног.

– Здесь ты и живешь? – спросила Лена, с интересом, но без всякого восторга осматривая его хижину.

Ее радовало, что здесь относительно тепло и нет изнуряющего ветра. Но внутренне убранство, конечно же, не впечатляло. Темные бревенчатые стены, кирпичная печь в половину комнаты, дощатый стол, скамья, железная кровать с панцирной сеткой, допотопная радиостанция под образами. На фоне этой убогости медвежья шкура на полу могла показаться первобытной дикостью, но никак не элементом экзотического декора, к которому, возможно, привыкла девушка. Телевизор был, dvd-плеер, музыкальный центр, гитара... Но разве ж этим кого-то удивишь...

– Я привык, – пожал плечами Данила.

Да, стол и скамья сколочены грубо, из нетесаных досок, зато как основательно – хоть кувалдой по ним колоти, не размолотишь. И сам дом стоял посреди леса капитально, как надежный форпост на пути к человеческой цивилизации. Печное тепло, суровый и здоровый уют.

– Мне нравится... – совсем не убедительно сказала она. – Только что-то не очень тепло.

– Лучше не очень тепло, чем просто холодно, – пытаясь взбодриться, улыбнулся Данила. – Печь со вчерашнего не топилась. Сейчас исправим...

Он подошел к печной топке, открыл чугунную дверцу с дореволюционным клеймом-штампом демидовского завода.

– Главная заповедь одинокого егеря, – чиркнув спичкой, сказал он. – Уходя, оставляй в печи растопку. А потом уже гаси свет...

Холодно в доме, и каждая лишняя минута, бездарно потраченная в борьбе за тепло домашнего очага – чистой воды преступление. Но у него все готово – поднес к щепе зажженную спичку, и завихрился в печи огонек, облизнул сухие поленья. А в сенях стоял большой дощатый короб с углем, скоро и он в топку пойдет. Тогда такой жар будет, что в одних трусах можно будет по дому ходить. Если, конечно, Лене это понравится. Что вряд ли.

– А ты одинокий?

– Да, как белый парус у Лермонтова.

– И Лермонтова знаешь.

– Да, забегал тут как-то, на медведя поохотиться звал...

– На этого, который у тебя под ногами?

Веселый изгиб ее губ показывал, что шутка принята.

– И на этого, и на другого.

– А стрелял ты?

– Да. В основном сигареты.

– У Лермонтова?

– А это ты спроси...

– У кого?

– У Пушкина!

– С тобой не соскучишься.

– А это вместо морфия.

– Ты что, по этому делу? – нахмурилась девушка.

– Да нет, морфий тебе нужен. Для обезболивания...

Он подсел к Лене, раскутал одну ногу, осмотрел, ощупал. Опухлость сошла, потемнения нет, и температура вроде бы нормальная.

– Зачем обезболивание? – встревоженно спросила она.

– А затем, что сапоги легкие носишь. Ноги себе отморозила...

– Сапоги не легкие, – беспокойно мотнула она головой. – Мех там был...

– Какой, рыбий?.. Что, если ногу придется ампутировать?.. Ножовка у меня есть, смех вместо морфия...

– Ну и шутки у тебя! – нервно улыбнулась она.

– Шутки?! Шутки у того придурка, который тебя в лесу оставил...

Данила вдруг осознал, что начал заводиться.

– А если бы не оставил? Тогда бы я вместе с ним взорвалась...

Трудно было не согласиться с таким аргументом. Гнев схлынул, в голове прояснилось. Но на душе остался саднящий осадок... Давно его не беспокоило это болезненное, граничащее с безумством чувство справедливости. И как хорошо, что Лена смогла его успокоить.

– Ну да, лучше ноги отморозить, чем на воздух взлететь, – кивнул он.

– А что, сильно отморозила?

– Думаю, что ампутация не грозит. Но врача на всякий случай вызвать надо. Здесь недалеко, завтра к обеду будет...

До поселка и больницы всего ничего – шестьдесят верст. Сущий пустяк по таежным меркам. Главное, чтобы радиостанция не подвела.

– Значит, взорвался вертолет, – уточнил он, щелкнув тумблером.

– Взорвался.

– Сам по себе? Или как?

– А разве вертолеты сами по себе взрываются?

– Что-то не припомню, – покачал он головой.

– Значит, или как?.. Герман – большой человек, председатель совета директоров крупной нефтедобывающей компании. Мы как раз на промысел с ним летели...

– Ты к нему какое отношение имеешь?

– Это что, допрос?

– Не знаю. Но мне ответ нужен. Мне сейчас докладывать надо.

Лампочки горели, стрелка питания поднялась до рабочей отметки, частота настроена. Осталось только выйти на связь.

– Куда?

– В центр, Юстасу.

– Не смешно.

– Не знаю, Косте нравится, – пожал плечами Данила.

– Какому Косте?

– Ну, Косте, диспетчеру нашему. Позывной у него – Юстас, ему нравится...

– А ты тогда кто, Плейшнер?

– Нет, я «парабеллум» Бормана.

– Кстати, я видела, как ты стреляешь. Ты же совсем не целился...

– Это интуитивная стрельба.

– Тайга научила?

– Какая ты догадливая...

– А почему ты всех волков не перестрелял? Ты же мог...

– Зачем?

– Ну, как это зачем? Они же голодные, на людей бросаются...

– Замкнутый круг, – скупо улыбнулся Данила. – Голодные, поэтому на людей. А на людей, потому что голодные... Природа у них такая, без пожрать не выживешь. И у людей так же. Люди тоже поесть любят. Свининка, говядинка, баранинка, животных режут. Не убивать же людей за это...

– Так разве волки животных не режут? Я слышала, их за это истребляют.

– Истребляют, – с мрачным видом кивнул он. – И у нас такое было. Столько настреляли, что перебор вышел. Оленей в тайге развелось – уйма. Вроде бы и хорошо, но они все молодые деревья ободрали на прокорм. И больных много развелось. В общем, дохнуть стали, от голода, от болезней... Нет, волков беречь надо. У них свое место в природе. Они знают, на кого охотиться, на больных и слабых. А знаешь, как они определяют, кто есть кто? Если олень побежал в гору, значит, он сильный, если вниз – значит, чувствует в себе слабину, за таким и гонятся... С лосями вообще сложней. Если крупный лось встал как вкопанный, если выставил рога, волки такого седьмой дорогой обойдут. Ну, если выбор будет, чтобы кого-то послабей задрать. А если нет, то и на такого лося напасть могут. Только если сохатый действительно в силе, то плохо им будет. Он же и на рога поднять может, и затоптать...

– А тебе кого больше жаль будет, лося или волка?

– И лося... И волка... Волк – животное уважаемое.

– Да, только его никто не любит!

– Но и равнодушных нет. Потому что есть в нем какая-то мистика...

– Не могу не согласиться, – хмыкнула Лена. – Я эту мистику на всю жизнь запомню. Особенно, когда они выть вчера стали. Думала, разрыв сердца будет...

– Да, натерпелась ты страху... Юстас! Юстас!..

Данила связался с диспетчером, сообщил ему о происшествии с вертолетом, о том, что спас девушку, выдал приблизительные координаты, запросил врача.

– А с врачом проблемы, – сказал он, снимая наушники. – Вьюга у них сильная, все дороги замело. Да и у нас тут не сахар за окнами. За ночь по крышу наметет...

– А как же мои ноги?

– Я, конечно, не врач, но, поверь, кое-что повидал на этом веку. Пока все нормально, но если вдруг что, я тебя сам в поселок отвезу. На санки посажу и повезу...

– Мне страшно.

Лена капризно выпятила нижнюю губу. А на глазах заблестели слезки.

– Я же сказал, не переживай. Нормально все будет. Я бальзам сварю, всю опухлость как рукой снимет...

– Бальзам?

– Да, из трав, кореньев. Опять же барсучий жир... Поверь, никаких сушеных мышей и ящериц... Чистый с экологической точки зрения продукт...

– А у тебя правда травами пахнет, – повела носом Лена.

– Травы лечат. У нас без трав нельзя. Рану залечить, или простуда...

– Только не говори, что ты простудой болеешь, – сквозь слезы улыбнулась девушка. – Ты же как бык здоровый...

– Разве я похож на быка? – спросил он, удивленно приоткрыв рот.

В ранней юности Данила не мог похвастать ни физической силой, ни атлетическим телосложением. Но парень стремился быть сильным, занимался собой. Со временем обрел отличную физическую форму, но в росте выше метра семидесяти шести так и не поднялся. И до косой сажени в плечах, как самодельному ретранслятору до Эйфелевой башни.

– Нет, но силы в тебе, как у тягловой лошади. Я думала, ты сломаешься, нет – дотянул...

– Осталось только обогреть, напоить и спать уложить...

– А бальзам?

– Само собой...

Он не смотрел на Лену, он любовался ею. Как хороша...

– Ты что, влюбился в меня? – смущенно засмеялась она.

– Я?! Нет! – ошарашенно вздрогнул он.

– А почему так смотришь? Как будто влюбился...

– Смотрю?!.. Ну да. Это я в чувство прихожу, – нашелся он.

– В чувство? А я думала, ты забылся...

– Да нет. Просто устал очень. А на тебя смотрю, и силы вдруг появляются. Ты сама как бальзам...

– Да, но я от простуды не лечу... Что-то ты там насчет жира говорил?

– А-а, грудь растереть... – в смятении поспешно кивнул он.

– А рука не дрогнет?

Лена жеманно повела бровью, расстегнулась и развела полы своей шубы. Взгляду открылось бежевое, из нежнейшей шерсти платье, облегающее узкий плоский животик и оголяющее красивые загорелые плечи, грудь и верхние полусферы добротного бюста. Он мог бы натереть ее барсучьим жиром прямо сейчас, даже не снимая с нее платья. Но если в открытом лесу этот его порыв казался естественным, то сейчас он вдруг застеснялся и даже покраснел.

– У меня сухое молоко есть, – сглотнув иссушающий ком в горле, сказал он. – И мед. Молоко с медом очень хорошо от простуды помогает...

– Молоко с медом? Это еще и вкусно... Меня мама в детстве молоком с медом поила...

Лена, казалось, осознала непристойность своего поведения, стыдливо запахнула шубу. И щечки пошли пунцовыми пятнами.

– Молоко у меня сухое, не такое, как у твоей мамы. Зато мед у меня дикий, о-очень полезный...

– Где ты его взял? У медведя украл? – чтобы заглушить возникшую неловкость, пошутила она.

– У Винни-Пуха.

– Он тоже к тебе забегал? – непринужденно засмеялась девушка.

– Да, на кабанов поохотиться, – поддержал ее Данила.

– Ну и как все прошло, удачно?

– Даже не знаю, жив Пятачок или нет... Мне кажется, ты уже немного согрелась.

– Да есть чуть-чуть.

– Дом у меня маленький, быстро нагревается... Ты бы сняла шубу, ею лучше укрыться, чем на себе... Перина у меня пуховая, снизу тепло будет...

Данила принес из сеней уголь, засыпал в печь. Вскипятил воду, напоил девушку горячим чаем с медом. Вскрыл две банки гречневой каши с тушенкой, выложил ее на сковороду, смешал с горячей водой, поставил в печь, добавил немного сливочного масла.

Лена очень хотела есть, но ее носик заметно наморщился, когда он подал свою стряпню.

– Не бойся, не отравишься...

Взять и сунуть в рот первую ложку ее заставил голод, а со второй она и сама вошла во вкус. И так увлеклась, что даже не заметила, как опустела ее тарелка.

– Мне кажется, я ничего вкусней в жизни еще не ела, – благодарно улыбнулась она. – Что-то жарко стало...

– Как ты себя чувствуешь, встать сможешь?

Он помог ей подняться, пересесть на скамью. Сам быстро сменил постель, уложил в кровать, накрыв теплым одеялом.

– Отвернись, пожалуйста!.. Все, можешь повернуться.

Она сняла с себя платье, но не знала, куда положить.

– Давай сюда.

Он взял ее невесомой легкости платье, отнес к вешалке за печью. Но прежде чем поместить его на плечики, неожиданно для себя коснулся его носом. Дурманящий запах женской красоты. Стыдливое и волнующее удовольствие. Фетишизмом Данила не страдал, поэтому можно было сделать вывод – или у него появились вдруг извращенные наклонности, или он влюбился...

Он повесил платье на плечики. Нарочно долго – чтобы избавиться от следов смущения во взгляде – перебрал пучки трав и коренья, сушившиеся на печке, взял все необходимое для целебного бальзама.

– Ты почему так долго? – подозрительно посмотрела на него девушка.

Даниле удалось скрыть смущение, которое вызвал этот вопрос. Неужели она догадалась, что делал он с ее платьем?

– Вот, колдовать сейчас буду, – сказал он, выкладывая на стол свои запасы.

– Ты шаман?

– А что, похоже?

– Да вроде нет. Хотя что-то есть... Я себя здесь чувствую, как в избушке на курьих ножках.

– Еще Бабой Ягой меня назови.

– Да нет, ты, скорее, добрый молодец...

– Который убил Бабу Ягу, да? Закопал... Или съел?

– Скажешь тоже... Нравится мне здесь. Тепло у тебя. И спокойно... У тебя и телевизор есть?

– А у тебя?

– У меня тоже, – рассмеялась она. – У меня большой, плазменный... И квартира тоже большая... А Германа больше нет...

Смех захлебнулся и утонул в нахлынувшей тоске.

– Был, и вдруг его больше нет... – И снова у нее на глазах заблестели слезы.

– Он кто тебе, этот Герман, муж? – колыхнувшимся голосом спросил Данила.

– Нет, он мой босс...

– А какое отношение он имеет к твоей квартире?

– При чем здесь квартира? – отрешенно спросила она.

– Ну, ты сказала сначала про телевизор и квартиру, а потом вспомнила его... Вы вместе смотрели телевизор в его квартире?

– Телевизор? В квартире?.. Можно сказать, что да, смотрели, вместе... И отношение к моей квартире он да, имеет. Это его... Впрочем, не важно.

– Ты говорила, он большой человек.

– Да, председатель совета... Хотя, какой он уже председатель? Там, на небесах, свои председатели...

– Это верно. Но ведь кто-то его отправил... Нефть, она, как правило, на крови замешана...

– Ну да, враги у него, конечно, были, – задумалась Лена. – Но не до такой же степени, чтобы взрывать...

– Поверь, я кое-что знаю о нефтяных войнах. Там и взрывали, и резали...

Перед глазами у Данилы вдруг всплыло видение горящей нефтяной вышки. Дым от пожара густыми черными клубами с гулом уходил в низкое ненастное небо, а недалеко пылал бронетранспортер, под колесом которого лежал солдат с перерезанным горлом... Он почувствовал, как зашумело в ушах от резкого притока крови.

– Эй, что с тобой? – встревоженно посмотрела на него Лена.

– А что со мной? – встряхнулся он. – Ничего... Просто вспомнилось.

– Что вспомнилось?

– Да так, прошлая жизнь... Хочешь, я тебе на гитаре сыграю? – чтобы сменить тему, спросил он.

– Хочу.

– Тогда подожди немного...

Он поставил в печь два горшочка с целебной смесью и только затем взялся за гитару.

– Петь не могу, не мое это, – покачал головой Данила. – Но инструментал вроде ничего...

Сначала он отыграл партию соло из «Still loving you», знаменитой медленной композиции группы «Scorpions». По струнам, как по волокнам души...

– Данила, да у тебя талант!

Восторг в ее голосе густо был смешан с фальшью. Ей понравилось, как он играл, но при этом она понимала, что до совершенства ему далеко.

– Тебе в Москву надо. Там гитаристы нужны.

– Какие гитаристы? Самоучка я. От скуки на все руки... В Москве и без меня дилетантов хватает. Да и не хочу я туда...

– Почему?

– Беспокойно там. И люди злые... А здесь хорошо, и на душе тихо...

– Ну да, и от скуки на все руки, как ты говоришь... Даже не знаю, как можно так жить, одному да еще в такой глуши?

– Если бы я здесь не жил, где бы ты сейчас была? Разобрали бы тебя сейчас по косточкам...

– А если бы Герман не разозлился на меня, если бы не высадил?

– За что он мог на тебя разозлиться?

– Мог. И разозлился. Сама виновата...

– В чем?

– Не важно... Слушай, у тебя вроде спирт был. Может, нальешь, а? – заговорщицки, но откуда-то издалека посмотрела на него Лена.

– Тебе нельзя, у тебя с ногами не все хорошо. Алкоголь навредить может.

– А сумочку не подашь?

– Какую сумочку?

– Черт! Черт!! Черт!!! – забилась вдруг в истерике Лена. – Я же сумочку потеряла... Или в вертолете оставила... Не помню. Не помню!

– Тихо, тихо, – попытался успокоить ее Данила.

– Что тихо? Ты хоть знаешь, что там было?!

– Что?

– Колье там было, с бриллиантами!.. Там дефект небольшой был, оно мне шею кололо, я его в сумочку положила, думала, потом надену... А тут все как началось! А-а!..

– Ты два раза погибнуть могла. Два раза! Радоваться должна, что выжила, а ты из-за какого-то колье страдаешь!

– Из-за какого-то?! Да ты хоть знаешь, сколько оно стоит?

– Сколько бы оно ни стоило, жизнь все равно дороже...

– Девяносто тысяч долларов оно стоило! – возмущенно вскрикнула Лена. – Девяносто!!!.. И одно другому бы не помешало...

– Ко мне-то какие претензии? – охлаждающе посмотрел на нее Данила.

И этим привел ее в чувство.

– К тебе?!.. К тебе никаких, – тряхнула она головой. – Ты здесь ни при чем... Просто колье жаль...

– Его ведь и найти можно, – немного подумав, сказал он.

– Как? – обнадеженно встрепенулась она.

– Сейчас никак. А когда снег сойдет, можно и поискать. Гарантий дать не могу, но все может быть...

– Ты это серьезно?

– А почему нет?

– И если найдешь, вернешь мне?

– А ты сомневаешься?

– Да нет, на хапугу ты вроде бы не похож...

– Если все-таки сомневаешься, можем вместе поискать.

– А когда снег сойдет?

– В июне. А может, даже и в мае.

– Шутишь?! Да я здесь за полгода с ума сойду!

– Ну почему полгода? Всего четыре месяца, или даже три...

– А здесь у вас месяц за два. Или даже за три!..

– Домой, в Москву хочешь?

– А как ты думаешь?

– Я думаю, что здесь ты не останешься...

– Нет, мне, конечно, здесь интересно, но, пойми, я долго не протяну!

– Я тебя понимаю... Ты спать ложись. Поздно уже.

– А как же бальзам?

– Он только утром готов будет. Он долго варится, а потом его еще на морозе остудить надо. И так, чтобы не заледенел... Ты спи давай, а я тебя посторожу...

– От кого? От волков?

– Да, от серенького волчка, – улыбнулся Данила. – Чтобы за бочок не укусил...

– Тогда и я на краю ложиться не буду, – ему в тон отозвалась девушка.

Она действительно переместилась поближе к стенке. А кровать у Данилы была широкой, поэтому осталось свободное место. Хотелось бы его занять, но кто позволит?

Он выключил свет, бросил поверх скамьи тулуп, лег на него.

– Что-то не спится, – поворочавшись с боку на бок, сказала Лена.

– Это нервное. После того, что пережила... Тебе успокоиться надо. И согреться...

– А где твое молоко с медом?

– Вот и я о том же...

Он растворил молочный порошок в кипятке, добавил туда меда, подал этот горячий коктейль девушке.

– Ерунда, конечно. Но лучше что-то, чем ничего...

– Не знаю, мне нравится... Ну, я сплю?

– Спи.

– А ты?

– Я здесь, на лавке.

– Она же узкая.

– Вот и хорошо. Если вдруг засну, то свалюсь и проснусь...

– Может, рядом со мной ляжешь?.. Мама тоже со мной спать ложилась. Когда я маленькой была. Молоком напоит и рядом ляжет...

– Ты же не маленькая. И я не твоя мама...

Данила крепко зажмурил глаза, как будто этим он мог избавить себя от резко возросшего напряжения.

– Да, но ты обещал растереть меня жиром.

– Это барсучий жир, он очень вонючий, тебе не понравится.

– А тебе? Тебя не стошнит, если я буду лежать рядом с тобой вся в этом вонючем жиру? – Лена не унималась и продолжала провоцировать его.

– Не стошнит.

– Может, попробуем?

В комнате было темно, к тому же она лежала на боку к нему спиной, и невозможно было увидеть, какая улыбка играет на ее губах – распутная, коварная или то и другое?

– Попытка не пытка, – в растерянности пожал он плечами.

– Ну, тогда чего ты ждешь?.. Или ты хочешь, чтобы я заболела воспалением легких?

Данила поднялся со скамейки, полез в рюкзак, слегка подрагивающими пальцами вынул оттуда баночку с барсучьим жиром, открутил крышку, на слабеющих от волнения ногах подошел к девушке, сел на краешек кровати. Лена тут же повернулась на спину; с шальной улыбкой глядя ему в глаза, опустила верхний краешек одеяла, приоткрыв грудь.

– Ты что, правда хочешь, чтобы я заболела? – подстегивающе спросила она.

– Нет.

Он зачерпнул пальцами застывшую жирную массу, выложил ее на грудь и принялся втирать в кожу – медленно и мягко, затем постепенно увеличивая частоту и силу движений.

– А спину слабо? – спросила она, резко перевернувшись на живот.

Одеяло сползло до талии, но, когда парень взялся было приподнять его, девушка мотнула головой. Он пожал плечами и принялся намазывать и растирать спину между лопаток.

– Ниже... – попросила она.

Он послушно провел жирными пальцами вниз вдоль позвоночника... Это было больше похоже на массаж, чем на обычное растирание, но, кажется, именно этого Лена от него и хотела.

– Еще ниже...

Она сама откинула одеяло, обнажив тугие и высокие выпуклости. На ней не было трусиков, и Данила от неожиданности оробел.

– Ну не тормози!

Она поймала его за руку, ладонью положила ее на гладкий нежный холм. Она еще раньше разбудила в нем самца, а сейчас еще дала ему и полную волю...