Волчья Луна

Глава 6. Императрикс

Петербург, семнадцатое декабря 1763 года

Этой ночью они не спали. В смысле, не спали вообще: ни в прямом, ни в переносном смысле. Но и простым бодрствованием это не назовешь, поскольку Август и Теа всю ночь работали. Упоминание о работе — тем более, в ночные часы, — наверняка удивило бы многих, если не всех, с кем они успели познакомиться в Петербурге. Тем не менее, правда, имея в виду правду жизни, заключается в том, что истинное колдовство — это, прежде всего, труд. Порой, тяжкий, а порой — и непосильный. Впрочем, в данном случае речь шла всего лишь о тяжелой работе, временами, рутинной и оттого нудной, а временами, напряженной, тонкой, требующей полного внимания и безукоризненной техники. Этой ночью, Август и Теа заканчивали синтез редкого и сложного в изготовлении эликсира, носящего двусмысленное название — "Меч Давида". Начав экстракцию и возгонку первых компонентов будущего эликсира еще накануне вечером, они завершили процесс "творения" лишь за час до рассвета, то есть, в девять с четвертью утра.

— Это оно? — Теа стояла перед шестисоставным алуделем, наблюдая, как из верхней реторты через загнутый вниз носик вытекают последние капли прозрачной, окрашенной в рубиновый цвет жидкости, собиравшейся в укрепленном на бронзовом штативе хрустальном сосуде.

— Да, дорогая! — довольно улыбнулся Август, всегда испытывавший чувство удовлетворения, если работа, тем более, такая трудная, как сегодня, завершается успехом. — Это и есть искомый "Меч Давида". Три капли на чарку воды с вином — одна мера вина на три меры воды — и, если принимать это зелье за час до копуляции, будучи трезвым и на голодный желудок, коитус максимус пациенту обеспечен.

— На один раз? — деловым тоном поинтересовалась Татьяна, принюхиваясь к эликсиру. Он пах грозовой свежестью и мокрой листвой.

— Да нет, — пожал плечами Август, — отчего же? Действие эликсира продолжается от трех до четырех часов. Паузы между приступами эрекции варьируют по длительности в зависимости от конституции мужчины, его темперамента и физического состояния. Однако интенсивное семяизвержение возможно лишь в первой попытке.

— Пробовал? — хитрый взгляд через плечо.

— Только на других, — благожелательно улыбнулся Август. — Мне, дорогая, как ты знаешь, все эти экстракты, зелья и эликсиры пока без надобности.

— Но зарекаться не следует, — добавил через мгновение, решив, что честность — лучшая политика. — Годы и обстоятельства способны побороть даже самую сильную натуру. Ты кстати хорошо запомнила, что и как надо делать?

— Волнуешься, что тебе старенькому что-нибудь не то сварю? — засмеялась женщина.

— И это тоже, — ухмыльнулся Август. — Итак?

— Запомнила, — после короткой паузы ответила Теа. Сейчас она была серьезна, и значит, пауза была вызвана необходимостью проверить свою память. — Теперь, пожалуй, смогу синтезировать и сама. А для кого, кстати, мы старались?

— Мне казалось, я тебе говорил, — нахмурился Август. — Извини, если упустил этот момент. Великий князь Борис меня лично попросил.

— Для Оленьки Вяземской, значит, старается…

— Эта Вяземская его фаворитка? — машинально поинтересовался Август, думая о том, что процесс синтезирования можно несколько упростить в третьей фазе и ускорить в пятой.

— Не фаворитка, — ответила между тем Теа, — а тайная любовница.

— Тайная? — удивился Август, возвращаясь в реальность. — Софья все еще ревнует?

Вопрос не праздный, поскольку у принца-консорта была вполне определенная репутация волокиты и бабника. Легче было сказать, кто из старых фрейлин императрицы с ним не спал, чем перечислить тех, кого он затащил в свою постель. И вдруг такое — тайная любовница!

— Вяземская ему сына родила, а у Софьи сыновей нет, — объяснила Теа. — Вот он и боится, что, если это всплывет, она и его, и княгиню с приплодом со свету сживет.

— А ты откуда знаешь?

— От принцесс.

— Но если знают принцессы…

— Не обязательно знает их мать, — отмахнулась Татьяна. — Двор принцесс, Август, живет своей жизнью. Им не до "папеньки с маменькой"…

***

Поспать удалось всего-ничего, но молодость и крепкое здоровье легко компенсируют даже хронический недосып, и в начале восьмого Август и Теа уже вальсировали в бальной зале императорского дворца. Это было уже второе подряд приглашение на бал в Зимний дом, — так назывался дворец императрицы Софьи, — и Август полагал это хорошим признаком. Хотя никаких официальных заявлений по-прежнему сделано не было, развитие событий указывало на серьезность намерений Российской самодержицы. Ее отношение к Августу и Теа было настолько очевидно, что знать и придворные, и без того весьма благожелательно принявшие в Петербурге двух знатных путешественников, теперь откровенно соревновались, демонстрируя "благожелательную симпатию", немереное радушие и выдающееся гостеприимство.

Не отставала от знати и Академия Наук. Академики принимали Августа, как "родного", приглашали к себе в гости и сами "заглядывали на огонек". В них Август нашел не только славных собутыльников — во всяком случае, некоторые профессора легко перепивали известных ему господ офицеров, — но также умных и много знающих собеседников. Только теперь, вновь попав в круг истинных интеллектуалов, Август осознал, как ему не хватало такого рода общения. Не обошлось, впрочем, и без курьезов. Господа академикусы были совершенно не готовы к тому, что женщина, тем более такая красивая и знатная женщина, как графиня Консуэнтская, способна на равных вести научную дискуссию на такие весьма специфические темы, как механика движения небесных тел, построение зодиакальных гороскопов и сравнительная антропология. Тем не менее, так все и обстояло, Татьяна была способна на многое, но главный сюрприз ожидал швейцарского математика Леонарда Эйлера. Можно представить себе удивление этого немолодого уже человека, когда выяснилось, что красавица-колдунья знакома с его работами по математическому анализу и дифференциальной геометрии. И более того, чувствует себя в математике, как рыба в воде, высказывая, порой, весьма нетривиальные мысли и идеи, далеко опережающие современный уровень развития "царицы всех наук", как образно назвала женщина математику, нежно любимую обоими собеседниками.

Ну, а сейчас Август и Теа находились во дворце императрицы. Отличный оркестр полного состава, расположившийся на хорах, изумительный наборный паркет, натертый до зеркального блеска, хрустальные люстры, золото отделки и огромные венецианские зеркала, роскошные платья дам и не уступающие им наряды кавалеров, соперничающие между собой изысканностью линий, цветом и фактурой тканей, золотым шитьем и самоцветами. И все это, не говоря уже о драгоценностях, а их здесь было немало, и практически каждое было достойно особого интереса. Однако самый изысканный, — пусть и не самый дорогой — гарнитур надела сегодня Теа д'Агарис графиня Консуэнтская: крупные золотистые топазы, темно-зеленые изумруды и бриллианты двух основных оттенков, бледно-зеленого и золотистого.

Август смотрел на нее и не мог насмотреться. И дело не в том, как она была одета — хотя ее сшитое в Вене платье, было попросту великолепно, — и, разумеется, не в стоимости и изысканности ее украшений, а в том, какая это была женщина. У Августа не находилось слов, чтобы описать ее красоту и изящество, силу и грацию. Однако, в отличие от других мужчин и женщин, Август знал, какая она на самом деле, и от этого знания у него захватывало дух. Он знал, насколько могучей ведьмой являлась Теа д'Агарис, как знал и то, какая красивая душа, заключена в этом божественном теле, и какой острый ум, освещает внутренним светом взгляд ее изумрудно-зеленых глаз. Татьяна — поскольку для него она уже давно перестала быть Теа, как бы он ни называл ее в присутствии посторонних, — была попросту изумительна.

— Это будет очень странно, если я скажу, что влюблен?

Такого, если честно, он от себя не ожидал. Тем не менее, факт. Сказал. И не где-нибудь в тени алькова или на опушке леса, где он сделал ей предложение руки и сердца, а в бальном зале императорского дворца, прямо во время вальса.

— Дай подумать… — в глазах Тани зажегся колдовской огонь — предвестник одного из ее "стихийных чудес".

— Думаю, что это уместно, — шепнула она через мгновение. — Если есть что сказать, не молчи!

И в то же мгновение Август почувствовал поцелуй. Нет, не так, он почувствовал страстный поцелуй, но при этом видел Татьяну на некотором расстоянии перед собой. По ее изумительным губам, — которые, если верить ощущениям, сейчас прижимались к его губам, — блуждала тень улыбки. Женщина знала, что он чувствует и, возможно, сама тоже чувствовала вкус его губ…

***

К сожалению, долго оставаться в своем иллюзорном тет-а-тет им не позволили. Кончился танец, и, хотя вскоре начался другой, Август был вынужден оставить Теа и отправиться на приватную встречу с бароном ван дер Ховеном. И пока он передавал ученому лекарю флакон с "Мечом Давида", Таня танцевала полонез с каким-то молодым кавалерийским генералом. Удивительно, но, взглянув на эту пару, Август почувствовал острый укол ревности. Прямо в сердце, туда, где душа. Однако сразу же вернуться к Татьяне он не смог. На пути к ней его перехватил секретарь императрицы и пригласил Августа пройти с ним во внутренние покои дворца.

Коридор, лестница, короткая анфилада изысканно оформленных покоев, и Август вошел, наконец, в просторное помещение, являющееся, судя по всему, личным кабинетом императрицы. София уже была здесь, сидела в кресле перед разожженным камином, смотрела в огонь, но повернулась к Августу, едва он вошел в дверь.

— Присаживайтесь, граф, — указала императрица на кресло перед собой. — Военные в таких случаях говорят, "без чинов". Вот и давайте, Август, поговорим "на равных".

— Боюсь, это невозможно, ваше императорское величество! — склонил голову Август. По правде сказать, он недоумевал, что за дело хочет поручить ему София, если предлагает такие странные условия игры.

"Уж верно, дело не в Академии! — решил он. — Да, и советы колдуна так дорого не стоят. Тогда, что?"

— Хорошо, — ни разочарования, ни удивления в голосе, но неожиданно и без видимой причины императрица перешла с французского языка на немецкий, — нет, так нет. Но позволяю вам, граф, пропустить слово "императорское". "Величества" будет вполне достаточно. Садитесь!

— Благодарю вас, ваше величество! — ответил Август по-немецки, сел и без трепета посмотрел на императрицу. — Я в вашем распоряжении.

— Вот и хорошо! — она обернулась к молчаливо стоявшему в стороне ливрейному лакею и сделала повелительный жест, указывая на бутылку в серебряном ведерке со льдом и на два бокала, приготовленных на маленьком столике, разделявшем их с Августом кресла.

— Еропка глухой от рождения, — объяснила София, пока слуга разливал вино по бокалам. — В этом смысле, он надежен, как мало кто другой. И он определенно не знает немецкого языка, так что не сможет читать по губам.

Август промолчал. Ему пока нечего было сказать, но императрица, по-видимому, и не ожидала его реплики.

— Прежде, чем мы перейдем к тому, ради чего я вас пригласила, я должна вам кое-что объяснить, граф. Ввести вас в курс дел, — императрица говорила спокойно, ровным голосом, и было очевидно, что она заранее продумала их беседу во всех подробностях. — Без этого, все остальное, что будет сказано в этой комнате и что, разумеется, останется строго между нами, лишено смысла. Никто, кроме рабов, не способен исполнить сколько-нибудь сложное поручение, не зная, в чем его смысл. Однако, если дело, о котором мы говорим, настолько сложное, как я думаю, поручать его рабу бессмысленно. Рабы в такого рода делах не эффективны. Вы согласны со мной, граф?

— Вполне. — У Августа не было причин разбираться в банальности, предложенной ему в качестве "глубокой мысли". Права София или нет, она императрица, и этим все сказано. Да и вопрос, если честно, не из тех, в которых нельзя лукавить.

— Тогда, слушайте, граф, — императрица отпила немного вина, отставила бокал и начала свой рассказ:

— Я взошла на престол пятнадцать лет назад. Беременная молодая женщина, мать двух маленьких девочек и жена человека, полагающего себя достаточно сильным и умным, чтобы решать дела государства вместо меня. Чтобы сломать его гордыню, потребовалось пять лет. Чтобы избавиться от недоброжелателей, и того больше. Сейчас моей власти трудно угрожать, но, тем не менее, заговоры все еще устраиваются. К счастью, мой супруг не может претендовать на трон, а от управления я его отстранила, не говоря уже о казне. Однако у меня по-прежнему нет наследника, и уже не будет, как утверждают лекари. Официально мне наследует принцесса Екатерина, в очереди за которой, как вы, верно, знаете, граф, находятся Елизавета и Анна. Закон — и старый, и новый, утвержденный мной четыре года назад, — позволяет женщине править Российской империей, но недовольных от этого меньше не становится. Одни указывают на традицию, другие — на опыт иноземных государств. Правда, в русской истории была уже, как минимум, одна правящая великая княгиня. Вы ведь знаете, о ком я говорю?

— Вероятно, о княгине Хельге.

— Да, — кивнула София, — именно о ней, о княгине Ольге.

— У германцев была королева Брунгильда, — галантно улыбнулся Август.

— Всего лишь регент, — покачала головой София. — Точно так же, как императрица Ху в Китае или Теодолинда у лонгобардов.

— Были еще Зоя и Феодора в Византийской империи, — припомнил Август. — Маргарет Норвежская, Екатерина Валуа, королева Неаполя Джованна, королева Кастилии и Леона Изабелла, Мария Шотландская и Елизавета Английская, наконец!

— Вы правы, граф, — улыбнулась София. — Приятно иметь дело с образованным человеком. Однако, согласитесь, все это, скорее, исключения из правил, чем проявление нормального порядка вещей, и все эти монархини столкнулись со множеством проблем, проистекавших из того факта, что они не мужчины, а всего лишь "слабые телом и духом" женщины.

— Пейте, граф, — кивнула она на бокал, который Август даже не пригубил. — Помните? Без чинов!

— Благодарю вас, ваше величество! — Август действительно смочил губы вином, оценив, как аромат, так и вкус превосходного французского вина, насладиться которым — увы — не позволяли обстоятельства. Императрица говорила сейчас об очень непростых вещах, и можно было только догадываться, что за откровения ожидают Августа впереди.

— Вы можете спросить, граф, с какой стати мне беспокоиться, если, не смотря на предубеждение, я все-таки была коронована и правлю без потрясений вот уже пятнадцатый год подряд? — Императрица озвучила вопрос, который и сам Август намеревался задать, хотя и несколько позже. Прежде он хотел услышать саму Софию. Все, что она намеревалась ему сказать. Информация бесценна, и ее никогда не бывает много.

— Предположим, я спросил, — сказал Август вслух.

— Два года назад агенты Преображенского приказа, так называется у нас служба политического сыска, начали доносить о слухах, циркулирующих в среде дворян и богатых купцов. Люди говорили о некоем бесспорном наследнике, коего я лишила права на трон, узурпировав власть сразу после кончины моего отца — императора Василия Третьего.

— У вас или у вашего отца есть брат?

— В том-то и дело, граф, что у моего отца был всего лишь один родной брат. Но Борис страдал падучей, никогда не был женат и умер молодым. Даже если бы случилось чудо, и он заимел ребенка на стороне, все равно по всем законам божеским и человеческим безвестный бастард великого князя, не являвшегося к тому же наследником престола, вряд ли мог составить мне конкуренцию. Я же была законной дочерью императора и еще при жизни моего отца названа принцессой-наследницей. Другое дело, если бы объявился бастард моего тятеньки, мужеского пола и старше меня годами. Но на момент коронации такого и в помине не было. Однако, когда пошли слухи о "бесспорном наследнике", князь Пронский, стоящий и поныне во главе нашей тайной канцелярии, отнесся к делу весьма серьезно. Впрочем, розыски ни к чему не привели. Вернее, полученный результат меня не устроил. Если верить слухам, у меня, и в самом деле, есть старший незаконнорожденный брат. Более того, рожден он, якобы, некоей знатной особой, и вырос под другим именем, как родной сын кого-то из наших аристократов. Ну, и чтобы стало совсем весело, между моим отцом и той дамой был, якобы, заключен брачный договор перед лицом богов, о чем неким храмом был выдан соответствующий документ.

— То есть, документально слухи ничем не подтверждены, — констатировал Август. — Вы ведь проверили мужчин определенного возраста?

Рассказ императрицы становился по-настоящему интересным, но Август по-прежнему не понимал, какие цели преследует София, посвящая его во все эти грязные подробности. Ну, не в ищейки же она его предполагает нанять?!

— Скажем так, — дернула губой императрица. — Под подозрением находятся шестьдесят три отпрыска знатных родов подходящего возраста. Расследование тайное. Прямо ведь никого не спросишь, да и о чем спрашивать? Не нагуляла ли вас, случаем, ваша матушка с моим батюшкой? А документов, действительно, нет. То есть, если поверить в заговор, то и сам претендент может ничего такого о себе не знать. Знает кто-то другой, тот, у кого хранятся все потребные документы. Брачное свидетельство моего отца и той никем не поименованной вслух дамы, и все прочее, что необходимо для появления "бесспорного наследника". Якобы, существует даже завещание моего папеньки, в котором Василий Глебович назначает наследником не меня, а этого неизвестного имярек.

— Даже так? — удивился Август. — Но почему именно теперь, а не тогда, когда вы, ваше величество, всходили на престол? Почему об этом завещании заговорили только сейчас?

— Хорошие вопросы задаете, граф, — кивнула императрица. — Уместные и правильные. Но однозначного ответа на них у меня, к сожалению, тоже нет. Дело в том, граф, и это, разумеется, государственная тайна, что в завещании императора наследник не упомянут вовсе. То есть, в том завещании, которое реально существует и с которым можно ознакомиться, обо мне, как о наследнице, нет и полслова. Вообще ни о ком. Речь там идет о политике. О союзах. Территориальных спорах. О казне… Но только не о наследовании престола. А короновали именно меня, просто потому что это представлялось очевидным шагом. Меня наследницей называл, и мой отец, и его придворные. Других претендентов — я имею в виду серьезных претендентов — в наличии не оказалось. Жрецы идее о "государыне императрице" не воспротивились, и кроме того за мной стояли все власть предержащие, возвысившиеся в правление моего отца.

"Ну, вот, собственно и все, — констатировал про себя Август. — Меня посвятили в тайну, которая может стоить мне головы, и значит, дороги назад нет".

— И большинство из них, — сказал он вслух, — были уверены, что станут править вместо вас.

"Деваться некуда, — думал он между тем, — надо продолжать разговор. Авось, пронесет, как говорят эти русские!"

— За меня были и те, кто думал, что править станет мой супруг, — не без иронии в голосе добавила София.

— Логично, — согласился Август. — Но их предположения не оправдались…

— И это тоже, — подтвердила императрица, — но дело в том, что прошло пятнадцать лет и, значит, сменилось поколение "набольших людей". Старики ушли, надежды других не оправдались, начала формироваться новая для нас, русских, идея наследования по женской линии, и кроме того за прошедшие годы я отдавила так много мозолей, что всех и не счесть.

— И сразу же возник призрак старшего брата…

— Если бы только он!

— Больше одного претендента? — нахмурился Август.

— Да.

— Кто второй? — Признаться, Август был заинтригован. Не то, чтобы это было внове для него. При любом дворе, в любой дворянской семье найдется немало грязи и несметное число скелетов в шкафу. В конце концов, чем его собственная жизнь не пример истории, в которой сплелись коварство и любовь, зависть и бездумная самонадеянность…

— Второй претендент — мой сын…

— У вас есть сын? — такого поворота Август не ожидал.

— В том-то и дело, что нет! — криво усмехнулась императрица. — Уж мне ли не знать, кого я действительно родила, а кого нет! Но ходят упорные слухи, что двадцать два года назад — тогда мне было шестнадцать и я не была замужем — я родила сына. Отцом называют покойного Владислава Ягелона Богемского, а он, хоть и захудалый, но все-таки король.

— А внебрачный сын двух коронованных особ… — Август был впечатлен, о такой тонкой интриге он никогда, кажется, не слышал. — А это, вообще, возможно, хотя бы теоретически?

— Теоретически возможно, — с тяжелым вздохом подтвердила императрица. — Владислав находился в изгнании, жил при дворе моего отца. Мы были знакомы и, более того, он стал моей первой любовью.

— Чисто платонической любовью, — ответила она на невысказанный вопрос, — но, если в руки заговорщиков попало хотя бы одно из тех глупых писем, которые я писала Владиславу, за моего сына можно выдать любого бедолагу, хоть немного похожего на рюриковичей или ягелонов.

— Мастер крови мог бы подтвердить, что в нем не течет ваша кровь, — предположил Август.

— Только не в России, — покачала головой Софья. — У нас их не жалуют. Свидетельство вампира? Звучит не слишком хорошо, во всяком случае, для русского уха…

"Спасибо, ваше величество! — отметил Август мысленно. — Я учту. Мы это с Таней учтем!"

— Что ж, — сказал он вслух, — значит, ситуация не имеет законного решения, но это не значит, что ее нельзя разрешить.

— И да, и нет, — возразила императрица. — Вопрос не в том, кто прав, а в том, кто сумеет мобилизовать больше сил. В том, кто создаст ситуацию, из которой для противоположной стороны не будет выхода.

— То есть, если не первый и не второй, то будет третий? — спросил Август, начиная понимать, что за видимым благополучием империи кроется подспудная борьба за власть, результатом которой может стать гибель правящей династии или затяжная гражданская война.

— Наверняка у них есть несколько запасных вариантов, — подтвердила императрица.

"Разумеется, — кивнул мысленно Август. — Например, возможный сын принца-консорта и княгини Вяземской…"

О том, что Ольга Вяземская принадлежит к прямой ветви потомков князя Рюрика, Август прочел в гербовой книге…

— Знаете, кто за этим стоит? — спросил он вслух.

— Про некоторых знаю, про других, увы, нет.

— Что ж, ваше величество, — пожал он плечами. — Пока вы находитесь у власти, ничто не потеряно. Ваш предок, царь Иван, помнится, решил подобный вопрос самым радикальным способом…

— Моя прабабка Софья тоже не церемонилась, — махнула императрица рукой, — но сейчас 1763 год, а не 1563 или 1682. Впрочем, если не будет другого выхода, придется пытать и рубить головы…

— Есть другой вариант?

— Есть, — подтвердила императрица. — И это именно то, о чем я хочу с вами поговорить, граф. С вами и с вашей спутницей, если вы сочтете это уместным…

Что бы ни сказала ему императрица до этого момента, никаких особых откровений в ее рассказе не прозвучало. Тайны российского двора были, разумеется, политически остры, как клинок дамасской стали, но при этом являлись в известном смысле секретом Полишинеля. Пожив в Петербурге достаточно времени, поварившись в котле "большого света" и заведя необходимые знакомства, Август и так узнал бы многое из того, о чем рассказала ему императрица. Возможно, и скорее всего, не в таком связанном виде, — в ее изложении история обретала логическую и эмоциональную цельность, — но вряд ли София сомневалась в интеллектуальных способностях своего визави. В конце концов, Август пришел бы к тем же выводам, к каким пришла императрица. Однако теперь, когда рассказ о сложных обстоятельствах, в которых оказалась российская монархия, прозвучал, разговор действительно подошел к главному.

— Мне нужна услуга, — прервала молчание София. — Серьезная услуга, граф, и я отдаю себе отчет, что прошу об этом человека, с которым едва знакома.

Что ж, умная женщина, и слова выбрала правильные. С таким человеком, как Август дела вести совсем не просто. Здесь отношения работодатель и наемный работник не подходят. Вернее, они были бы вполне уместны, коли разговор пошел бы о должности академика или даже тайного советника императрицы. Но, использовав слово "одолжение", София дала понять Августу, что речь идет о чем-то большем, гораздо большем, чем придворная должность. Дело, которым ему предложат заниматься, наверняка из тех, что, и в самом деле, являются государственной тайной или даже секретом короны. И поручение будет более чем рискованным. Но и награда, судя по всему, будет не рядовая. Так что на одной чаше весов смертельная опасность, поскольку ни о чем меньшем императрица лично с ним даже не заговорила бы, а на второй — нечто, что язык не повернется назвать чем-нибудь вроде "оплаты" или "компенсации". Но, если честно, именно ради таких дел и живут люди, подобные Августу. Тут важен масштаб предполагаемого "деяния", и Август уже догадался, что императрица не обманет его ожиданий, потому что и сама не с кондачка решилась довериться именно ему. Обдуманное решение, обоснованное, никак не меньше.

— Я в вашем распоряжении, ваше величество, — подвел он итог своим размышлениям.

По-хорошему, следовало бы сначала переговорить с Теа, но София не оставила ему выбора, пригласив на разговор тет-а-тет. И сама, видно, понимает, что женщина или примкнет к своему мужчине, поддержит его решение и пойдет вместе с ним, или — нет. В первом случае, Август и Теа составят пару, как это однажды случилось уже в Вене, о чем императрица, похоже, осведомлена, во втором — в то время, когда Август будет оказывать свою "услугу", Теа займется чем-нибудь другим. Мало ли есть подходящих дел для колдуньи ее силы и репутации. Чего не знала и не могла знать императрица, так это того, насколько сильной колдуньей является Теа на самом деле, и какого рода отношения связывают ее с Августом. Но посвящать Софью во все эти "тонкости" Август не собирался.

— Благодарю вас, граф, — кивнула императрица. — Надеюсь, вас не оскорбит просьба принести клятву о том, что все, сказанное мною, останется строго между нами?

Надо же! Политические тайны — да еще какие! — она доверила Августу просто под честное слово, но сейчас, похоже, речь пойдет о чем-то куда боле важном и опасном.

— Разумеется, — Август встал из кресла и, подойдя к камину, исполнил краткий ритуал огня и крови. Клятва серьезная, хотя обойти можно и ее, но идеальных "печатей" не существует в принципе. Так что, если даже императрица и знает о том, что абсолютных клятв для колдунов его уровня нет и быть не может, ей придется положиться на его слово. Репутация Августа в этом смысле безупречна, он от своего слова не отступался никогда.

— Давайте, граф, все-таки выпьем вина, — предложила императрица, когда он вернулся в свое кресло.

— Тогда, я, с вашего позволения, и трубку выкурю.

— Курите! — разрешила Софья. — Мне нравится запах табака.

Август благодарно кивнул и принялся набивать трубку. Неспешное это занятие позволяло, среди прочего, еще раз рассмотреть все известные факты и обдумать характер своего поведения в создавшихся, — вернее, созданных императрицей, — обстоятельствах. Факты были непротиворечивы, и, анализируя их по ходу рассказа императрицы Софьи, Август нигде, похоже, не позволил себе лишнего, то есть принял факты, как они есть, не привнося в общую картину своих личных мыслей и убеждений. Быть объективным, порой, крайне сложно, но, тем не менее, необходимо. Слишком личное отношение к делу не раз и не два губило даже самые блестящие предприятия.

— Продолжим? — спросила София, когда Август раскурил, наконец, свою трубку и вполне насладился бокалом чудесного лигурийского вина.

— Я к вашим услугам, ваше величество!

— Тогда, перейдем прямо к делу. Вам знакомо такое имя Лыбедь?

— Лыбедь, — повторил за императрицей Август. — Сванхильд?

— Нет, — покачала головой София. — Сванхильд — легендарная жена короля готов, а Лыбедь — сестра князя Кия, основавшего Киев Днепровский — мать городов русских.

— Извините, ваше величество, — чуть поклонился Август, — но этой легенды я не знаю.

— И не надо, — успокоила его императрица. — Суть не в легенде, а в фактах. А факты таковы. В пятидесяти верстах от городской стены Киева, близ берега реки Днепр находится так называемая Девич-гора. Там расположено село. Называется оно Триполье. Вот посередине этого села и находится высокий холм. Местные жители называют его Девичьей горой или, что более правильно, Девич-горой. На вершине холма стоит храм богини Девы. Храм очень старый, но отнюдь не первый на этом месте. В давние времена там было капище богини-праматери, а затем и очень долго храм Джеваны. Вот, собственно, об этом храме и пойдет речь. По легенде Киев Днепровский основан князем Кием в пятом веке, точнее, был заложен в 430 году, как записано в одной из наших летописей. Правда это или нет, мы не знаем. Зато известно, — из других, более достоверных источников, — что, на самом деле, правил князь Кий в восьмом веке. И был он не правителем, а лишь соправителем, потому что в тех местах и в то время произошел кратковременный — всего на сотню лет с гаком — возврат к матриархату. Княгиней Киевской являлась Лыбедь, наследовавшая своей матери княгине Бериславе, а Кий был ее братом, воеводой и некоторое время даже соправителем княжества. Оттого, к слову, несколько позже никто и не препятствовал княгине Ольге наследовать власть вслед за за мужем. В десятом веке люди еще помнили прежние времена.

Все это было похоже на сказку, и Август никак не мог взять в толк, чем эта легенда лучше той первой, в которой князь Кий основал город на берегу Борисфена в пятом веке.

— Прошу прощения, ваше величество! — остановил он рассказ императрицы. — Вы сказали, что переходите от легенды к фактам, но разве то, о чем вы мне поведали подкреплено фактами?

— Представьте себе, граф, — усмехнулась рассказчица, — именно так все и обстоит. В императорской сокровищнице хранятся не только золото и драгоценности. Там находятся и тайные летописи правящей династии, начало которым положили записки самого князя Рюрика и его второй жены — норвежки Ефанды. Записей немного, но они есть. Сохранились и кое-какие драгоценности, принадлежавшие Рюрику и членам его семьи: сыновьям, дочери, женам. Нас же интересуют вещи, оставшиеся от первой жены Рюрика, принадлежавшей к прежней правящей династии, а была она правнучкой княгини Лыбеди. От нее, представьте, граф, остались меч и щит, словно, княгиня — ее кстати звали Бажсна, — была воином, а не теремной затворницей. Так вот, лет семьдесят назад решили обновить княжеский щит, а то совсем уже вид потерял. Тут и открылось, что на коже, которой он был обтянут с внутренней стороны, имеются записи, сделанные глаголицей на старославянском языке и по-гречески. Так что, излагаю я, граф, именно факты, но не широко известные, а вовсе неизвестные широкой публике. Кое-что из, того, что было записано на щите, легко проверяется по другим источникам и, разумеется, было проверено. Отсюда и уверенность в том, что и все остальное — правда.

"Вот даже как! — удивился Август. — Но, с другой стороны…"

Древние тексты в Европе не редкость. Тут и там найдутся даже записи времен Александра Великого, что уж говорить о более поздних временах. Однако относительно России это было не так. Вернее, считалось что изначально древних документов было мало в силу общей неграмотности населения, но главное, из-за отсутствия письменности. Впрочем, и это немногое исчезло во время нашествия Орды, сгорело в пожарах — города-то и храмы в России были деревянными — намеренно уничтожено в ходе многочисленных гражданских войн, предшествовавших новому объединению русских земель в начале шестнадцатого века.

— Что же записано на щите княгини Бажсны? — спросил он вслух, вполне оценив рассказ императрицы.

— Прежде всего, там имеется родословная самой княгини, причем родословная по женской линии, в которой насчитывается шесть правящих монархов-женщин.

— Но, если рассказать об этом сейчас, никто не поверит, — ухватил Август невысказанную императрицей мысль.

— Да, — кивнула София. — В свое время тексты эти были сохранены в тайне, и не только потому что это задевало самолюбие мужчин, а конкретно — моего прадеда. Были и другие причины, и главная из них — тайна храма Охотницы-Джеваны. Если верить записям на щите, под нынешним храмом Девы, в глубине горы находится гораздо более древний храм Джеваны. Внешняя часть храма, та, что была построена на горе, сгорела, а вот подземная уцелела, но пути туда нет. Подземелья запечатаны сильнейшей магией. Якобы, "скрывали" храм три дочери княгини Лыбеди, которые, как и их мать, были ведьмами невероятной силы, владевшими секретами той магии, которую несколько раньше принесли с собой из далекой Азии колдуньи и шаманы обров и угров. А запечатали они подземный храм, потому что там похоронили их мать княгиню Лыбедь. И там, как и диктует традиция, скрыты "навечно" древние летописи, писанные славянскими и северными рунами, а также "предметы силы" — возможно, речь идет о колдовских артефактах — и, главное, там находится Великая Корона Джеваны, которую носили русские княгини. Правящие княгини, я имею в виду.

Остальное было понятно и без дополнительных объяснений. Если храм Джеваны будет открыт и явит миру гробницу княгини Лыбеди со всеми ее сокровищами, легитимность женского правления будет установлена раз и навсегда.

— Вы хотите, чтобы я снял "скрывающие" и "запирающие" печати и открыл подземелья храма?

— Да, — твердо ответила императрица. — Откроете храм, дарую вам княжеский титул. Мое слово твердо!

— Это большая честь, — склонил голову Август, и, хотя он ничего более не сказал, императрица поняла его правильно.

— Титул предполагает соответствующий земельный надел и подходящую для обустройства сумму в золоте. И вот еще что… — Софья посмотрела ему прямо в глаза и улыбнулась. — Описи имущества, как вы понимаете, у меня нет, и ни у кого другого тоже нет. Так что, если вам что-нибудь там понравится, чувствуйте себя свободно. Исключение составляют лишь княжеские регалии и летописи. Остальное — на ваше усмотрение…