Волчья радуга. Бег на выживание

Глава

1.

Ganz geheim

¹

Свершилось! Позади учеба, экзамены и собеседования с чиновниками из Министерства иностранных дел, многих из которых он видел впервые.

Наконец долгожданный отпуск на две недели, а затем возвращение в Берлин для получения документов и убытия к месту государственной службы.

В какую страну пошлют его, Клауса Вернера, молодого дипломата в третьем поколении, он точно не знал, но приблизительно догадывался.

Дед, который сейчас на пенсии, и отец, первый секретарь посольства Германии в Испании, несомненно, уже вмешались в его судьбу. Повлияли на его распределение через друзей и знакомых, и он был уверен, что его ждет интересная работа и хорошая должность в посольстве одной из развитых стран. Главное – не попасть к отцу в Испанию. Не хочется быть под его опекой. Он жаждет самостоятельной работы, пусть даже не на высокой должности.

Учитывая то обстоятельство, что он свободно владел английским языком, мог довольно сносно общаться на французском и итальянском языках, то предполагал, что, вероятнее всего, останется в Европе. Было предположение и по поводу службы в США, но ему было известно, что там вакантных должностей, на которые он мог претендовать, пока нет. Правда, за эти две недели все может измениться. Не стоит пока забивать себе голову.

Увлеченный раздумьями, Клаус не заметил того, что поезд уже едет по пригороду Магдебурга. Разволновавшись от скорой встречи с матерью, сестрой и дедом, Клаус быстро собрался и, не ожидая прибытия поезда на вокзал, не спеша пошел в сторону тамбура.

Спустя минуту поезд, лязгнув сцепками вагонов, остановился.

Не успел Клаус сойти на перрон, как оказался в объятиях младшей сестры Матильды. Следом подошли мать и дед.

Семья Вернеров жила в двух кварталах от вокзала, в доме на берегу Эльбы, поэтому было решено пройтись пешком. Стояла чудесная августовская погода, когда с утра чувствуется дыхание осени, а днем тепло и солнечно.

В доме все было готово к приезду любимца: и его комната, и праздничный обед по случаю успешного завершения учебы, и, конечно, телеграмма от отца с поздравлениями.

Отпуск пролетел очень быстро. За два дня до его окончания дед Клауса, Рихард Вернер, желая сделать всем, и в первую очередь внуку, сюрприз, тайком позвонил в Берлин своему приятелю и попытался узнать, куда направляют его любимца. То, что он услышал, привело его в некоторое недоумение. Весь день дед был мрачным и задумчивым. Благо, Клауса дома не было, а женщины не донимали его расспросами. За ужином старик не выдал ничем своего состояния, но после тихо шепнул внуку, что им нужно поговорить наедине.

Когда они остались одни, старик, сев в кресло возле камина, закурил трубку и, потягивая из бокала красное вино, внимательно посмотрел на внука. Тот, понимая, что разговор будет серьезным, сосредоточился и приготовился внимательно слушать, предполагая, что речь пойдет о его судьбе дипломата.

– Клаус, мальчик мой, – начал старик, – не буду скрывать от тебя, что я хотел сделать тебе сюрприз и сегодня утром звонил в Берлин своему товарищу, чтобы узнать, что ждет тебя впереди. Увы, мне ничего толком не сказали, хотя я знаю, и это подтвердил мой товарищ, что все выпускники уже распределены, и на них готовят соответствующие визы и паспорта. По неизвестным мне причинам, с тобой хотят провести еще одно собеседование, но не чиновники из Министерства иностранных дел, а личный порученец генерала Марка Бремера. Этот Бремер, насколько я осведомлен, занимается партийными вопросами и подчинен лично фюреру. Кроме того, он сотрудничает с рейсхляйтером Боле, который возглавляет отдел заграничных организаций НСДАП².

Обычно дипломатов пытаются привлечь в разведку, а не в партийную касту. Во всяком случае, тебя приглашают на это собеседование только одного. Что тебе предложат, я не знаю.

Решать все будешь сам. Ни я, ни отец повлиять на Марка Бремера и его людей не сможем.

Главное, ты не падай духом и не отказывайся от той работы, которую тебе предложат. Эти люди не любят отказов. Если ты откажешься, твоей карьере как дипломата конец, и мы с отцом не сможем ничего сделать.

Если будет возможность, держи меня в курсе. Матери и сестре пока ни слова, отец наверняка это узнает так же, как и я, если не сегодня, то завтра.

– Удачи тебе, Клаус.

В ту ночь Клаус Вернер уснул только далеко после полуночи. Следующий день он провел вместе с родными, ни словом не обмолвившись о дальнейшей службе.

Свое волнение удачно скрывал за тем, что ему грустно расставаться и покидать отчий дом, в котором остаются самые дорогие и близкие люди.

Вечером двадцать седьмого августа Клаус Вернер выехал поездом Магдебург-Берлин на встречу с неизвестностью.

Знай, он, как повернется его дальнейшая судьба и судьбы родных, возможно, он спрыгнул бы на ходу из начавшего набирать скорость поезда и, вернувшись домой, с помощью деда написал бы прошение об отставке.

Утром двадцать восьмого августа Клаус Вернер был принят начальником канцелярии Министерства иностранных дел.

Аудиенция была очень короткой. С ним вежливо поздоровались и тут же попросили пройти в смежный кабинет. Выходя из кабинета, Клаус краем глаза увидел, что левая рука начальника канцелярии потянулась к телефонному аппарату, стоящему отдельно на приставном столике.

«Все завертелось, – подумал Клаус. – Сейчас доложит о моем прибытии кому следует».

Не успел Клаус осмотреть кабинет, в котором оказался, как дверь открылась, и вошел начальник канцелярии.

– Будьте добры, присядьте. Через полчаса за Вами заедут.

– Секретарь Вам принесет кофе, можете включить радио или полистать газеты. В общем, не скучайте, ждать осталось недолго.

Действительно, не прошло и двадцати минут, как дверь снова открылась, но теперь вместе с начальником канцелярии в кабинет вошел и незнакомец, который Клаусу представлен не был.

– Прошу пройти за мной, – сказал незнакомец. В руке он держал пакет, видимо, с его личным делом и документами.

Физиономия курьера к общению не располагала, да и что он мог знать. Поэтому Клаус и не задавал ему вопросов. Просто молчал и думал о предстоящем собеседовании.

Выдержка – вот одно из качеств, которое ему прививали с детства дед и отец. Они заранее готовили Клауса к дипломатической карьере. Невыдержанный в своих поступках и словах дипломат может испортить всю работу, как свою, так и своих коллег. Те, кто не умел держать себя в руках, отсеивались со службы сами по себе, либо их просто выгоняли или вежливо просили уйти. Все зависело от того, какие последствия повлекли их действия.

Неожиданно для Клауса водитель свернул направо и, проехав метров сто, остановил машину под тенью широких крон каштанов.

– Не удивляйтесь, Клаус. Все, что я делаю, заранее одобрено моим руководством, – сказал незнакомец, как только выключил зажигание. – Кто я, неважно. Важно то, что мне поручено побеседовать с Вами в неофициальной обстановке, без лишних глаз и невольных свидетелей. Я уполномочен провести с Вами беседу прямо здесь, в машине, и только в случае положительного ответа с Вашей стороны и согласии работать, Вы будете представлены лично моему шефу для более детального инструктажа и определения Ваших обязанностей. Прежде чем я назову фамилию своего руководителя, и мы приступим к разговору, будьте добры прочитать и подписать обязательство о неразглашении содержания беседы. Если Вы не подпишите, мы прерываем общение, и я отвезу Вас обратно в МИД.

– Ну что ж, я согласен подписать.

– Да, – прервал Клауса собеседник, – сама роспись Вас пока обязывает только к беседе и не более, затем мы обсудим некоторые вопросы и, если Вы дадите согласие работать, я отвезу Вас, куда следует.

После того, как Клаус внимательно прочитал текст и поставил роспись, незнакомец положил бумагу во внутренний карман, предварительно сложив ее вчетверо.

– Вот теперь мы побеседуем более подробно, только уедем в другое место, а то наверняка уже кто-то из жильцов позвонил в полицию и сообщил, что на улице стоит машина, которую раньше здесь не замечали.

– Вы боитесь полиции? – спросил Клаус.

– Нет, но нас не должны видеть вместе те, кому это, скажем так, необязательно.

Ехали, молча, долго петляя по улочкам, меняя направление движения и скорость езды.

– Да, да, Клаус, Вы, верно, догадались. Я проверяюсь, не следит ли кто за нами.

– Все. Теперь порядок. Останавливаться не будем, просто я буду ехать не очень быстро и говорить с Вами, а Вы будете внимательно слушать, анализировать и, в конце концов, примете решение, от которого зависит Ваша дальнейшая судьба.

Сказав это, собеседник Клауса оторвал взгляд от дороги и, посмотрев на пассажира, спросил:

– Ну что, готовы?

– Готов Вас выслушать, но скажите, как Вас зовут.

– Называйте меня Отто, просто Отто. Начну с того, что генералом Марком Бремером мне была поставлена задача – подобрать человека, отвечающего определенным требованиям. Какие это требования, думаю, Вас не интересует, по той простой причине, что Вы себя знаете лучше, чем я. Поэтому, проанализировав свои достоинства, происхождение, отношение к властям, Вы сами поймете, какие предъявлялись требования. Ваши дед и отец хорошо себя зарекомендовали на службе Германии. Ваша мать и сестра Матильда лояльно относятся как к фюреру, так и к той политике, которую осуществляет наше руководство. Как видите, я хорошо осведомлен о Вас.

– Вы следили за мной и семьей? – спросил Клаус, в душе у которого поднялась волна возмущения.

– Нет, не следили, а изучали кандидата. Назовем это так. Без проверки нельзя, поэтому не обижайтесь.

– Ладно, согласен. Ведь действительно, Вы же мне не собираетесь предложить работу, ну скажем, водителя?

– А Вы, Клаус, колючка все-таки. То, что я сейчас за рулем, ничего не значит, просто не нужны лишние свидетели нашей встречи. Все просто, как дважды два. Ну да я не в обиде за «водителя». Итак, продолжим. Вас, кандидатов, было около десяти человек, но выбор пал только на Вас. Цените это. Теперь самое главное. Чем Вы будете заниматься, я знаю в общих чертах. Где будете работать и на каких условиях, уточним после. Единственное, что я могу Вам сказать, вернее, что мне разрешили сказать, так это то, что, во-первых, это особо секретная работа. Вам не придется ни перед кем отчитываться, кроме того лица, от имени которого я с Вами беседую. Это все, что мне известно. Подробный разговор у нас еще впереди. А теперь подумайте и дайте ответ. Если нет, я везу Вас в МИД, если да, то…

Закончить он не успел. Клаус Вернер прервал собеседника:

– Я согласен.

Спустя полчаса машина мчалась на север Германии. Проехав около двадцати километров, свернули с трассы в лес, по которому проехали еще пару километров и остановились возле охотничьего домика.

– Все, приехали. Ваша комната наверху. Обслуга в доме. Ваши личные вещи уже здесь. Да, да, Клаус, я был уверен в Вашем положительном ответе, иначе и не затевал бы с Вами работу. Никуда не отлучайтесь, никому не звоните. На днях к Вам приедут. Всего хорошего, на этом моя миссия пока закончена.

Дверца захлопнулась, и машина через минуту исчезла за поворотом.

Оглядев дом, Клаус пошел к двери. Не успел он сделать и десяти шагов, как дверь открылась, и ему навстречу вышел в сопровождении двух огромных овчарок пожилой мужчина в форме лесничего.

– Добро пожаловать в наш дом, – промолвил старик и, цыкнув на вертевшихся собак, отступил в сторону.

– Я провожу Вас в Вашу комнату.

– Здесь у нас прихожая, направо кухня и столовая, кстати, обед через час – ровно в 13.00. Налево, – продолжал старик, – зал с камином для гостей и библиотека.

Когда поднялись на второй этаж, перед Клаусом была открыта дверь в очень уютную чистую комнату, окна которой выходили на тыльную сторону дома.

– С левой стороны туалетная комната. Располагайтесь, пожалуйста. Если что будет нужно, нажмите кнопку на столе, и я к Вам поднимусь.

– Извините, как Вас зовут?

– Зовите меня Ганс, просто Ганс.

Опять это «зовите меня просто… Отто, Ганс…».

Ясно, имена наверняка вымышленные, хотя может быть, и нет. Однако фамилий не называют, и все они не очень разговорчивы.

– С этого момента, уважаемый, – прервал мысли Клауса старик, – Вы Питер Крафт, мой племянник из Мюнхена, приехали погостить ко мне. Я здесь лесничий. Это на тот случай, если кто-то случайно окажется здесь. Своего настоящего имени никому не называйте. Здесь никого из посторонних обычно не бывает, это так, на всякий случай. Пойдете гулять, можете брать с собой собак, если пожелаете, они очень умны и будут охранять Вас, бегая вокруг в пределах видимости. Извините, Вас никто не ограничивает в свободе, но все же желательно далеко от дома не отходить. Единственное, чего нельзя, так это звонить, телефон только у меня в комнате.

– Спасибо, – сказал Клаус, не перебивая, выслушав лесничего. Как только дверь закрылась, Клаус отправился принять душ.

Ровно в 13.00 он был в столовой.

Обедал он один. Прислуживала ему Моника – высокая, чуть полноватая, с веселыми глазами и сосредоточенным лицом девушка. Возраст ее был около двадцати пяти лет. За все время обеда она, кроме дежурных фраз, не промолвила ни слова, хотя наблюдательный Клаус заметил, что ей очень хочется с ним поболтать, о чем угодно – со скуки.

«Видимо, Ганс не балует ее разговорами. Вот и сейчас, его нет, и мне тоже становится скучно. После обеда пойду гулять», – подумал Клаус и стал быстрее расправляться с обедом.

Так однообразно прошло два дня. Вечером, когда Клаус сидел возле камина и листал иллюстрированный географический справочник, к дому почти неслышно подкатила черного цвета легковая машина.

Не успела она остановиться, как из тени дома, словно призрак, скользнула фигура лесничего. Быстро открыв заднюю правую дверцу, он замер возле машины по стойке смирно.

Тот, кто сидел сзади, едва успел высунуть ногу из автомобиля, как спереди быстро открылась дверца и из нее, соблюдая важность, но все-таки быстро появился Отто. Выйдя из машины, он так же почтительно застыл рядом с автомобилем. И только его голова медленно поворачивалась из стороны в сторону, а глаза пристально осматривали подступы к дому.

– Все в порядке, – доложил Ганс.

Все произошло в считанные секунды. Пассажир на заднем сиденье уже наполовину показался из автомобиля, и теперь можно было определить, что это человек среднего роста и телосложения в военном мундире. В тусклом свете фонаря блеснули начищенные туфли, и стали заметны широкие вертикальные полосы на брюках, что свидетельствовало о том, что это генеральский чин.

– Ну, здравствуй, – протянув руку Гансу, сказал генерал и, услышав ответное приветствие, добавил: – А ты молодцом, не стареешь, видимо, лесной воздух пошел тебе на пользу.

– Ну, как, все в порядке, нет никаких проблем? – уточнил генерал и, услышав от Ганса утвердительный ответ, распорядился: – Теперь давай, как всегда.

Ганс быстро повернулся и, махнув рукой кому-то невидимому, почтительно отошел в сторону.

Открылась дверь, и на пороге появилась Моника с подносом в руках, который был накрыт белоснежной салфеткой с кружевами.

– Добрый вечер, – чуть присев, сказала Моника, и, подойдя к генералу, замерла в ожидании.

Вместо приветствия генерал ответил: «Умница», – и, откинув салфетку, вполголоса дал команду:

– Рекс, Альфа, ко мне.

Раздался радостный лай, и в ту же секунду из леса выскочили овчарки и, быстро подбежав к генералу, сели у его ног, смотря ему в лицо и ожидая новых команд. Одновременно собаки учуяли запах сырого мяса и стали тихо поскуливать в ожидании угощения.

Генерал и Моника присели на корточки, и генерал стал с обеих рук одновременно кормить псов мясом. Небольшие куски быстро исчезали в их глотках.

Молчание нарушил Ганс:

– Когда десять минут назад они забеспокоились и стали повизгивать, я понял, что они своим обостренным слухом услышали работу двигателя Вашей машины, который не спутают с работой другого двигателя. Они так жалобно терлись о мои ноги, что я не выдержал и дал команду «вперед». Они вас встретили, наверняка, возле шоссе…

– Нет, их там не было, – ответил Отто.

– Скорее всего, вы их не видели, они никогда не выскакивают на дорогу, приучены, – продолжил Ганс, – они, как тени, бежали рядом до самого дома.

– Отто, в следующий раз приедем на другой машине, проверим, реагируют они на автомобиль или все-таки каким-то чувством определяют, что еду я.

Сказав это, генерал выпрямился и, взяв две большие сахарные кости с остатками мяса, бросил собакам.

– Ну, все, на сегодня хватит, – ополоснув руки в небольшой чашке, генерал вытер их салфеткой и, не говоря ни слова, зашагал к открытой двери дома.

Отто, отойдя в сторону, о чем-то задумался. Как только дверь закрылась, из машины вылез водитель, к которому тут же подошел Ганс, они поздоровались, как старые знакомые, и закурили.

Моника, отойдя в сторону, стала играть с собаками, бросая им поочередно далеко в темный лес два теннисных мяча, которые быстро возвращали ей умницы овчарки.

Теперь без дополнительного распоряжения в дом никто не мог зайти. Это было неукоснительное правило: пока ОН там, никто не смеет подойти даже к двери, и если бы сейчас полил сильный дождь, или с неба вдруг начали бы падать камни, то никто бы даже не подумал нарушить запрет.

Услышав шум подъехавшей машины, Клаус Вернер встал и, поставив на место книгу, хотел уже, было, выйти во двор, но передумал, боясь, что это будет неправильно. Во-первых, его не звали. Во-вторых, неизвестно, кто это приехал, и, конечно, в-третьих, он не лакей – выскакивать во двор встречать приехавших гостей.

Но любопытство нельзя недооценить. Не удержавшись, Клаус подошел к окну и, чуть сдвинув штору, посмотрел во двор.

Увидев генерала, Клаус тут же убрал руку от шторы и, страшно волнуясь, вернулся к камину. «Вот это да, – подумал он, обратно усаживаясь в кресло, – чем же я так подошел этим людям, и какую работу мне хотят предложить, если сам генерал приехал сюда беседовать со мной. Учитывая секретность и предварительный отбор, через который я прошел, это будет наверняка чрезвычайно важная работа».

Спустя минуту послышался лай овчарок и непонятный шум возле дома. Пересилив любопытство, Клаус остался сидеть в кресле, устремив взгляд на пылающие сосновые поленья. Как он ни ждал скрипа двери, мысленно приготовившись к встрече с высокопоставленным военным чиновником, появление последнего было неожиданным. То ли шум горевших поленьев отвлек Клауса, то ли на совесть настеленные полы из дубовых досок, то ли смазанные петли двери скрыли приближение генерала, но вдруг Клаус почувствовал, что сзади на него кто-то смотрит. Повернув голову к двери, увидел его. Суетясь, быстро вскочил, и хотел уже было произнести слова извинения, но был остановлен повелительным жестом руки.

– Не суетитесь, молодой человек. Здравствуйте. Я Марк Бремер.

– Добрый вечер, – ответил Клаус, застыв в ожидании и нерешительности.

– Присядем у камина, молодой человек. Я знаю о Вас не очень много. Все о Вас знает Отто, а я ему верю. Приехал я с одной целью – посмотреть на Вас и запомнить. Своих, повторяю, своих людей я должен знать лично. И еще я лично хочу услышать от Вас, что Вы согласны помогать мне работать во благо великой Германии.

– Да, я согласен. Вы не будете во мне разочарованы… – дальше ему договорить генерал не дал.

– Верю. Теперь Вы – личность, допущенная к отдельным высшим партийным тайнам, и будете подчиняться лично только Отто или мне. Больше никому, повторяю, никому. В случае, если Отто будет переведен на другой участок работы или по другим причинам, я через своих людей найду Вас сам. Я всегда буду знать, где Вы. Вот, вручаю Вам личный жетон.

С этими словами он достал из кармана небольшую металлическую пластину на цепочке и протянул ее Клаусу.

Взяв ее в руку, Клаус увидел на одной стороне надпись «Н-624923», а на обратной – орла, держащего в лапах свастику, обрамленную венком.

– Отто будет хранить Ваш личный жетон у себя, Вы должны просто запомнить номер. Отдадите его завтра. В случае, о котором я Вам говорил, от меня придет человек. Он назовет Вам число 547. Это означает, что Отто с Вами больше не работает, и теперь Вы подчиняетесь только этому человеку и мне, а с Отто автоматически снимаются все полномочия в отношении Вас. О числе «547» знаем только Вы и я. Повторяю, Вы и я. Ни под каким предлогом никому не сообщайте его. Отто вообще не знает об этом пароле.

– Извините, а случайность исключена? – спросил Клаус. – Ведь я должен быть уверен, что человек от Вас.

– Эх, молодежь, нет у вас выдержки выслушать до конца.

– Простите.

– Конечно, прощаю. Я умышленно не договорил все до конца. Молодец, Ваш вопрос только подтверждает, что Вы осмотрительны и осторожны, как характеризовал Вас Отто. Если бы Вы не спросили об этом, я, возможно, засомневался бы в том, что выбор пал именно на Вас. Чтобы убедиться, что к Вам пришел именно тот, кого я послал, Вы должны сделать вид, что не поняли или не расслышали названное число и должны попросить повторить его. Вам повторят, но уже не «547», а число, больше ровно на сотню, «647».

– Извините, а вдруг Ваш человек ошибется и подойдет не ко мне?

– Все предусмотрено, не волнуйтесь. После того, как он назовет число «647», Вы должны назвать свой личный номер жетона, иначе контакт не состоится. У Вас может возникнуть вопрос: не странно ли Вы будете выглядеть для окружающих, начав играть в считалку. Не беспокойтесь, к Вам подойдут без свидетелей. Это уже не Ваша забота. Эти все номера и числа не случайны, но их систему, и кому они принадлежат, знаю только я. Числа «547» «647» нигде не записывайте, не произносите вслух, но запомните навсегда. Да, и последнее. Генерал полез в карман и вытащил маленькую круглую коробочку, открутил крышку и извлек круглую печать.

– Внимательно посмотрите и запомните. Не исключено, что я лично передам Вам через курьера пакет – он будет опечатан этой печатью. Вот, теперь все. Вам все ясно? Вопросов больше нет? Все остальное Вам расскажет Отто. Выполняйте все его указания. С Вами лично мы будем видеться очень редко, и вообще не исключено, что это наша с Вами первая и последняя встреча. Еще запомните два очень важных момента. Первое – это то, что Вы теперь мой человек, и я Вас в обиду не дам, и второе… – секунду помедлив и сурово глянув в глаза Клаусу, он закончил: – Не вздумайте предать.

От этого взгляда у Клауса похолодела спина, хотя он был не робкого десятка.

После этого Марк Бремер встал и предложил провести его до автомобиля.

Пока шли из гостиной во двор, генерал, как будто не было серьезного разговора, поинтересовался семьей Клауса.

Только потом Клаус догадался, почему генерал сразу после предупреждения о недопустимости предательства поинтересовался его родными. Он дал понять, что если Клаус его предаст, семью ждут самые серьезные последствия. Вот оно, якобы простое любопытство о семье, – это скрытая угроза и предупреждение о неминуемом возмездии.

«Да, – подумал Клаус, – придется работать на совесть. Другого выбора теперь уже просто нет. Учитывая, что мне вручен личный номер и сообщен пароль для связи лично с генералом или его человеком, мне теперь либо идти с ними вместе, либо взлететь к праотцам, потащив за собой и всю свою семью».

Ни с кем лично не прощаясь, генерал сказал: «До свиданья», – и сел на заднее сиденье автомобиля. Следом буквально впорхнул на сидение рядом с водителем Отто, и машина медленно поехала по лесной дороге.

Не выдержав повизгивания собак, Ганс дал им команду: «Вперед, охрана!»

Не успела машина скрыться за ближайшим поворотом, как Рекс и Альфа побежали по хорошо расчищенному ухоженному лесу параллельно дороге, изредка полаивая, как бы прощаясь со щедрым гостем.

– Не убегут? – спросил Клаус лесничего.

– Нет, добегут до трассы и вернутся. Пусть порадуют генерала.

– Отто просил передать, – сказала вдруг Моника, – что он приедет завтра к 9.00 и просил в это время не уходить на прогулку.

– Хорошо.

– Желаете, чай или кофе? – спросила она.

– Да, пожалуй, – ответил Клаус, – принесите, пожалуйста, травяной чай минут через десять в гостиную, а я пока подышу свежим воздухом.

Оставшись один, Клаус Вернер прокрутил в своей памяти весь разговор с генералом и, проанализировав его, пришел к выводу, что его карьера пока складывается успешно.

Ровно в 9.00 следующего дня к лесному домику подъехал автомобиль. Услышав, как хлопнула дверца, Клаус Вернер, встав из-за стола, направился навстречу Отто.

После взаимного рукопожатия и обмена парой фраз о погоде по предложению Отто отправились на прогулку в лес, позвав за собой овчарок.

Здесь, в лесу, особенно чувствовалось приближение осени. Казалось, деревья перед тем, как сбросить с себя листву, пытаются впрок напоить атмосферу благоухающими запахами.

Погода стояла прекрасная, безоблачное небо радовало глаза своей голубизной, легкая прохлада бодрила и обостряла чувства.

– Итак, – начал Отто, – дав согласие работать, Вы теперь узнаете все, чем мы с Вами вместе будем заниматься.

– Я готов, – ответил Клаус, – Марк… – договорить он не успел…

– Стоп, Клаус, больше ни слова. Давайте договоримся, больше вслух этого имени и должности, которую этот человек занимает, без особой необходимости не произносить, даже тогда, когда мы одни и не боимся, что нас кто-то услышит посторонний. Это в наших общих интересах, и, кроме того, не следует упоминать это имя всуе. Хотя он и не Господь Бог, но нашими телами он владеет теперь безраздельно. Это одно из условий конспирации. При необходимости будем этого человека называть просто шеф.

– Как скажете, Отто.

– Да, Клаус, с Гансом и Моникой Вы также в разговорах избегайте говорить о шефе: они хотя и проверенные, надежные люди, но тем не менее. Они обслуга – надежная, верная, но все же обслуга, хотя и они будут задействованы в нашей работе. Кстати, как Вам Моника?

– Как Вам сказать, – не зная, что ответить, проговорил Клаус, застигнутый врасплох вопросом Отто.

– Клаус, простите великодушно, это конечно личное, но имейте в виду. Еще раз прошу простить…, Моника подобрана сюда не только как повар и горничная, но и для того, чтобы в случае необходимости снять своим присутствием напряжение у молодого здорового мужчины. В общем, дело Ваше, но имейте это в виду. Это не сводничество и не проституция, это необходимость, скажем так, производственная. Кстати, ее никто не обязывал оказывать интимные услуги. Все зависит от нее и от Вас. Можете попытаться добиться ее расположения. Невесты у Вас, насколько мне известно, нет. Ну-ну не обижайтесь, так что совесть у Вас будет чиста. Я ведь говорил, мы о Вас знаем почти все.

– Ладно Вам, Отто, я не обижаюсь, тем более мы ровесники, и друг друга прекрасно понимаем. Если будет настроение и время, обязательно приударю за ней, ведь она, действительно, очень хороша.

Веселый громкий смех двух молодых мужчин овчарками был воспринят как сигнал тревоги. Не успели у мужчин с лиц сойти улыбки, как рядом, словно призраки, закружились Альфа и Рекс.

Не понимая толком, что произошло, и, не чуя чужого, верные псы, вздыбив шерсть и оскалив пасти, метались почти у ног мужчин, готовые броситься на любого врага и только ждали команды «фас».

– Чудо, а не собаки, правда, Клаус?

– Да, удивительно умные и хорошо дрессированные.

– Альфа, Рекс, фу!

Собак как подменили, они тут же снова стали радостно вилять хвостами, «метить» деревья и бегать по кругу.

– Это все Ганс их так воспитал, ну да ладно. Клаус, давайте где-нибудь присядем на солнышке, покурим и поговорим конкретно о наших общих делах и предстоящей работе. Во всяком случае, о первом подготовительном этапе. Да, да, не удивляйтесь, прежде чем Вы непосредственно начнете работать самостоятельно, Вы поживете здесь месяца три, пройдете необходимую подготовку, так что у Вас будет время поухаживать за Моникой. Кстати, она и Ганс – специалисты в отдельных областях специфических знаний, так что и они будут проводить с Вами занятия. Теперь шеф, я, Вы, Ганс и Моника, в принципе, – одна команда, только у каждого свои функции.

Пройдя еще немного, вышли на чудесную лесную поляну и, выбрав удобное место, уселись прямо на траву, успевшую высохнуть от утренней росы.

– Итак, Клаус, все, что Вы сейчас услышите, является строго секретным, и Вы должны отдавать себе отчет в том, что эти сведения должны остаться только в Вашей памяти. Вы не должны вести никаких записей, в том числе и личных дневников. Да, пока не забыл, дайте мне свой жетон.

– Отто, а зачем мне его вчера вручили, если он будет постоянно храниться у Вас? – протягивая жетон, спросил Клаус.

– Пока это необходимо, чтобы случайно на Вас не обратили внимание. Ведь он может выпасть у Вас из руки. Вас, в конце концов, могут, не дай бог, обворовать, или еще что-нибудь случится. На молодого человека, держащего у себя жетон, как у военных, сразу обратят внимание, а это не нужно ни Вам, ни нам. Вы просто должны помнить номер, а сам жетон я верну тогда, когда мы выполним работу и сможем их носить открыто.

– Вы сказали, Отто…, как у военных…, что это значит?

– Клаус, шеф ведь Вам сказал, что этот номер знает только он, и теперь знаю еще и я, больше никто. Ни Ганс, ни Моника – только нас трое. Поверьте, я и сам всего не знаю.

Сказав это, Отто повернул жетон обратной стороной, прочел выбитый на нем номер и только затем положил его к себе в карман пиджака.

– Мы не военные, Клаус, но у нас дисциплина очень жесткая. У нас с Вами нет ни званий, ни рангов. Просто я подчиняюсь шефу, а Вы мне. Ганс и Моника – обслуживающий персонал. Все очень просто. Все, Клаус, теперь ближе к делу, у меня сегодня еще много работы. Слушайте внимательно. Вопросы по ходу беседы по возможности не задавайте, возможно, часть из них отпадет сама по себе. То, что Вам будет неясно, уточним в конце беседы. Начну с того, что наш шеф и фюрер находятся в очень доверительных отношениях и решают очень важные вопросы, о существовании которых даже не подозревают другие высшие чины государства. Это в качестве предисловия, чтобы Вы прониклись важностью и секретностью той работы, которая Вам будет поручена. Не исключаю, что со временем лично о Вас узнает и фюрер, если, конечно, у Вас будут хорошие результаты работы. Шеф не забывает своих людей. Так что можете представить, какие у нас с Вами могущественные покровители, которые лично санкционировали нашу работу. Германию ждут грандиозные события в будущем. Идеи национал-социализма должны расширяться, но это сможет произойти только тогда, когда эти семена упадут на благоприятную почву. Чтобы подготовить эту почву, нужны экономические успехи. Нет, даже не успехи, а громкие экономические победы. Без них любые слова, пусть даже самые умные, будут только сотрясать воздух. Когда наши идеи и лозунги станут подтверждаться огромными экономическими победами, мы решим и идеологические вопросы. Все очень просто и взаимосвязано. Конкретный человек, услышав обещания, обычно верит оратору, и если обещания в недалеком будущем опять же реально сказываются на материальном положении этого конкретного человека, то он будет верить и в саму идею. Если все происходит наоборот, этому оратору больше не поверят.

Например, фюрер заявлял своим особо доверенным соратникам, что не боится Америки, поскольку скоро будет обладать средствами доставки за океан революции и массовых потрясений, не знающих себе равных. Он ждет только случая, когда в самой богатой стране мира начнутся массовые волнения на расовой почве. Там много негров, китайцев и выходцев из Латинской Америки, причем почти все они ненавидят белых, и, что немаловажно, в том числе и евреев. Почему я упомянул именно США, вы поймете чуть позже. Я остановлюсь на этом немного дальше.

Для решения экономических вопросов, а возможно, и для подготовки к войне, сам фюрер лично поручил нашему шефу создать необходимую финансовую базу – аккумулировать огромные суммы в золоте, ценностях, антиквариате, произведениях искусства, ценных металлах и так далее. Скупкой земли, заводов, фабрик, сырья и мест их добычи в частные руки верных нам людей занимается кто-то другой, я имею в виду из ближайших сподвижников фюрера. Кто – я не знаю, да и мне это ни к чему. Но я знаю, что такая работа ведется. Клаус, уже сейчас идет тайная гигантская работа по накоплению средств. Наш шеф руководит и организовывает работу специального финансового отдела. Из кого состоит этот отдел, какова его численность – я не знаю. Я сам не интересуюсь этим и Вам не советую. Чем меньше мы задаем вопросов, тем лучше. Любопытных у нас не держат. Кстати, мы почти не ведем никаких бумаг и отчетов. Это, конечно, противоречит немецкому педантизму и подрывает устои бюрократии, но зато сводит к минимуму возможность раскрытия конкретных результатов работы и прослеживания финансовых потоков и их объема. Все основано на доверии и порядочности, бюрократия доведена до минимума. Во всяком случае, я перед шефом отчитываюсь только в устной форме. Аналогичный порядок работы будет и у нас с Вами, за исключением только тех случаев, когда нам друг другу нужно будет срочно сообщить что-либо, ну скажем, телеграммой. Как составлять тексты, кому адресовать и по какому адресу, я Вам сообщу в конце обучения. Клаус, это все, что Вас касается, разумеется, в общих чертах. Эта информация поможет Вам сориентироваться в сложившейся ситуации. Ну, как, Клаус, перспективы?

– Отто, в общем, мне все понятно, можете на меня положиться, я не подведу, но скажите, чем я конкретно буду заниматься, ведь в финансовых вопросах я не подготовлен.

– Не волнуйтесь, Клаус, мы Вас научим. Для этого у нас есть три месяца. Для всех посторонних Вы – племянник Ганса из Мюнхена Питер Крафт, я имею в виду на время Вашего пребывания здесь. А теперь, Клаус Вернер, самое главное, то, чем Вы будете заниматься в будущем. После окончания подготовки, Вы уедете в США под другим именем. Сейчас для Вас готовится окончательно соответствующая легенда и необходимые документы. Вы, Клаус, станете гражданином США с подлинными документами. Перейдете на нелегальное положение в этой стране. Естественно, кто Вы и откуда, знать буду только я и шеф. Перед Вашим убытием я вручу Вам документы. Ну, как Вам поворот, Клаус?

– Вы, Отто, меня слегка шокировали. То, что я буду работать за границей, для меня, в общем, не является неожиданностью, ведь я готовил себя для дипломатической карьеры, но жить нелегально под другим именем, это, конечно, для меня сюрприз. Тем не менее, я согласен, хотя у меня сразу возникает один вопрос.

– Клаус, все вопросы потом. Хотя нет, если он один, то давайте решим его, иначе это будет невежливо с моей стороны.

– Отто, как я буду общаться со своими родными? Судя из того, что я буду в США на нелегальном положении, я не смогу даже написать им письмо.

– Я ждал этого вопроса. Перед отъездом у Вас будет несколько дней, чтобы навестить родных в Магдебурге. Мы сделаем так, что Вашего отца вызовут по делам в Берлин, так что и с ним Вы сможете увидеться. Родным скажете, что как дипломат уезжаете в длительную командировку за пределы Германии. Куда – сказать не можете, так как задание секретное. Одновременно предупредите их о том, чтобы никому ничего о Вас не рассказывали, что от их молчания зависит Ваше благополучие в дальнейшем. Никаких звонков домой и отцу в Испанию. Тем более, что он там временно и из-за сложной обстановки на полуострове не взял с собой туда ни Вашу мать, ни Вашу сестру. Вы, Клаус, должны осознать один очень важный момент. Возможно, ключевой момент в этом вопросе. Любая попытка связаться с родными тем или иным способом может для Вас, в первую очередь, закончиться трагически и поставить под угрозу срыва ту работу, которой Вы будете заниматься. Задумайтесь об этом и решите прямо сейчас, готовы Вы к этому или нет. Если нет, то и не имеет смысла нам разговаривать дальше. Хотя, поймите меня правильно, вы уже много узнали, дали согласие работать, и Ваш отказ будет иметь очень серьезные лично для Вас последствия.

Увидев, что Клаус хочет что-то сказать в ответ, Отто быстро добавил:

– Это не угроза, это предупреждение. Звучит банально, но, увы, это правда.

Теперь пришла очередь Клауса:

– Отто, не горячитесь, я ведь не сказал нет, но мне нужно было, как дилетанту, решить этот вопрос. Я согласен.

– Вот и хорошо. Да, и еще одно. Клаус, командировка длительная, возможно на семь-восемь лет.

– Я выдержу и готов к работе. Не томите, Отто, скажите, что я буду делать, а то у меня уже начался нездоровый зуд любопытства. И еще одно, Отто, раз такая ситуация, то, мне кажется, будет лучше, если я не поеду в Магдебург. Хранить молчание и недоговаривать родным и близким людям тяжело, и им неприятна будет моя скрытность. Поэтому лучше я напишу письмо. Бумага все стерпит. Кстати, Вы сможете его передать родителям, чтобы не отправлять по почте?

– Конечно, Клаус, сможем, это не проблема. И я бы сказал, что Вы сделаете правильно, поступив именно так. Да, Клаус, чтобы потом не возникало у Вас вопросов, хочу еще Вам кое-что пояснить. Согласитесь, ведь было бы логично привлечь к этой работе готового специалиста. Я имею в виду человека, который прошел уже соответствующую подготовку для нелегальной работы, знающего, что такое конспирация и так далее. Но есть одно важное обстоятельство. Во-первых, такие люди есть, но они, как правило, уже работают в соответствующих ведомствах. Я имею в виду абвер, гестапо, криминальную полицию, СС и тому подобное. Этим людям шеф доверять полностью не может, потому что это уже не его люди, это уже люди глав этих ведомств. Я далек от той мысли, что, скажем, рейсхфюрер СС Генрих Гиммлер, отказал бы нашему шефу в просьбе помочь подготовленными людьми. Но дело как раз в том, что нам дали бы тех, кому изначально поставлена задача – быть двойными агентами, а наш шеф рисковать не может, потому что мы работаем на будущее в основном, а они выполняют конкретную повседневную работу. Мы работаем на идею. Поэтому посторонним в специальном финансовом отделе делать нечего. Мало того, об этом отделе знают единицы. Именно поэтому мы Вас так неожиданно пригласили, поэтому Вы незаметно и уедете из Германии в США, предварительно немного изучив некоторые особенности своей работы. Официально для сотрудников МИДа Вы действительно откомандированы в распоряжение руководства НСДАП в отдел внешней пропаганды, так что никто не подозревает, чем Вы будете заниматься в действительности. Для прикрытия мы периодически берем из МИДа, СС, гестапо и других организаций одного или двух человек для работы в аппарате. Люди работают, в том числе и за границей. Так что, дорогой Клаус, Ваш перевод не вызвал ни у кого никаких подозрений. В этом ничего необычного нет. Необычно то, чем Вы будете заниматься. Я лично не исключаю, что тайная полиция или СС поинтересуются, кого мы взяли и зачем. Но в этом случае они узнают только то, о чем я Вам сказал. Если же они начнут проявлять повышенный интерес к Вашей персоне, а у нас есть способы узнать это, их нездоровое любопытство остановит шеф имеющимися у него возможностями. Сейчас главное, чтобы никто не узнал, к чему мы Вас готовим, чем Вы будете заниматься конкретно, в какой стране Вы будете находиться на нелегальном положении и в каком конкретно месте. Естественно, кроме этого, никто не должен знать Вашего нового имени и системы контактов со мной и шефом. Для связи со мной будут еще задействованы люди, но это будут разовые короткие контакты, без представления друг другу, а вообще, будем стараться избегать и их. Есть такое понятие как тайник для связи. Теперь, Клаус, поговорим о самом главном. С той минуты, когда я вручу Вам документы, Вы станете Сэмом Пристли. Итак, у Вас теперь три имени. Первое – Клаус Вернер – настоящее. Второе – Питер Крафт, племянник Ганса из Мюнхена – это для случайных посторонних людей, сюда забредших. И, наконец, третье – Сэм Пристли. Подлинные документы сдайте мне на хранение, – и Отто протянул руку в ожидании.

Когда Клаус протянул ему паспорт, Отто внимательно посмотрел на фото, приклеенное в документе, и сказав: «Отлично», – сунул его к себе в карман, где уже находился личный жетон Вернера.

– Когда вернемся, Моника Вас сфотографирует на новые документы. Паспорт на имя Питера Крафта из Мюнхена будет готов сегодня, ну а документы на имя Сэма Пристли я Вам вручу перед непосредственным убытием в США. Моника и Ганс теперь будут Вас называть Сэмом Пристли. За эти три месяца Вы должны привыкнуть к новому имени и реагировать на слух только на него. Думаю, Вам это удастся. С Моникой общаться с этой минуты только на английском языке. Вернее, на разговорном американском. Это для тренировки. Она пятнадцать лет прожила с родителями в США, поэтому даст Вам хорошую практику и расскажет особенности поведения в том обществе: обычаи, национальные праздники, современную культуру, манеру общения и многое другое. В общем, она теперь Ваш учитель по внедрению в общество США. Это нужно для того, чтобы Вы не отличались от основной массы. Кстати, Вам придется, если не забыть, то, во всяком случае, основательно затушевать характерные черты поведения немца. В этом Вам поможет в основном Ганс и отчасти Моника. Одно из железных правил нелегала – слиться с общей массой, не выделяться, не выставлять себя напоказ. Кстати, от этого зависит Ваша безопасность. В случае провала Вы поставите под срыв всю нашу работу, ну а сами лично попадете под пресс американских спецслужб, затем под суд, ну и, как следствие, длительное тюремное заключение. Увы, Клаус, шпионов никто не любит. Хотя я должен Вам сказать, никаким шпионажем Вы заниматься не будете, но для них нелегал все равно шпион. Не скрою, риск есть, но мы сделаем все, чтобы свести его к минимуму. Для этого почти готова соответствующая легенда прикрытия, которую, кстати, я с Вами буду изучать лично. Но, в основном, Вы должны рассчитывать на себя. Все это мы обговорим перед Вашим убытием. Теперь о Гансе. Вы не смотрите, что он старик. Этот человек проработал нелегалом в англоязычных странах около сорока лет. Он разведчик и диверсант высшего класса. Таких спецов, как он, в Германии единицы. Это сейчас он отдыхает и дрессирует собак, числясь лесничим в этом тихом лесном уголке. Внимательно слушайте его и все запоминайте. За три месяца он должен из Вас сделать если не отличного, то, во всяком случае, очень хорошего специалиста. Учитывая Ваши качества и лингвистические способности, я думаю, Вы будете хорошим учеником. Конечно, для того, чтобы подготовить нелегала, нужно время, а у нас его по некоторым причинам нет. Поэтому занятия будут насыщенные. Придется работать без выходных с утра до вечера. Большую часть времени Вас будет обучать Ганс. Хотя, Вы знаете, Клаус, три месяца – срок относительный. Есть люди – врожденные артисты и разведчики, и их можно подготовить за месяц, а есть такие, которых и за десять лет ничему не научишь. Последних «специалистов» берут под «колпак» сразу на паспортном контроле. Конечно, я утрирую, но в этом есть доля правды. Таких людей на специальные задания не отбирают. Бесполезная трата времени. Мало того, провал – это еще и судьбы других людей. Известны случаи в разведке, когда с человеком проводили инструктаж в течение двух-трех дней, забрасывали куда следует, и он затем успешно работал долгие годы. Так что все теперь зависит от Вас, Ганса, Моники, ну и, конечно, меня. Учтите, Клаус, не в обиду Вам будет сказано, но если мы решим, что Вы не готовы, мы Вас не пошлем. Рисковать Вами и тем делом, ради которого все затевается, мы не можем. Ну что, Клаус, Вы мне ответите?

– Отто, увиливать от занятий я не буду. То, что Вы предложили, мне по душе, ну а в остальном решать Вам через три месяца.

– Вот и отлично.

– Отто, Вы так и не сказали, чем конкретно я буду заниматься. Согласитесь, что все то, о чем Вы мне сейчас рассказали, не отвечает на главный и важный для меня вопрос. Ведь я не просто буду нелегально жить в США.

– Клаус, я полностью согласен с Вами, но, не сказав этого, я не мог говорить о Вашей конкретной работе. Я говорил, что теперь Вы, Клаус, являетесь сотрудником специального финансового отдела, – сказав это, Отто замолчал, оглянулся вокруг и, понизив голос почти до шепота, продолжил: – У руководства партии есть необходимость хранить непосредственно на территории США крупные запасы ценностей для проведения необходимой работы по скупке земельных участков, недвижимости, приобретения компаний и для других целей, исходя из соответствующих задач. Все эти приобретения будут проводиться тогда, когда наступит необходимый момент или сложится соответствующая ситуация. Все это будет сделано через подставных лиц. Чтобы эти люди имели деньги, золото и драгоценные камни, их нужно иметь там, на месте, в США, причем в достаточном количестве. Работа идет по многим направлениям: и по банкам, и по недвижимости, и по золоту. Повторяю, всего я не знаю, мне не положено всего знать. Все знает только шеф. Вы, Клаус, конкретно, будете хранителем на территории США драгоценных камней, которые при необходимости пойдут в дело. Не исключаю, что не Вы один, и не только по драгоценным камням. Я знаю только то, что мне положено знать, и Вы соответственно. Почему именно драгоценные камни, я Вам сейчас объясню. Вот, смотрите, – с этими словами Отто достал из внутреннего кармана небольшой пакетик. Развернул его, и Клаус увидел крупный сапфир.

– Клаус, это ограненный сапфир. Его красота и огранка прекрасны. Не правда ли, кажется, что это кусочек синего неба в прозрачной упаковке? Я специально привез его, для того чтобы показать Вам. Ничто так не убеждает, как факт. Ведь верно? Так вот, стоимость его такова, что на деньги, вырученные за него, можно купить целую кучу золота высшей пробы. Ну, насчет кучи я преувеличил, но если реально, то можно купить 1 кг 240 г золота. А теперь сопоставьте все это в объеме, весе и, соответственно, в удобстве транспортировки, возможности надежно спрятать его и так далее. Я уже не говорю о том, что сейчас инженерами созданы приборы, которые определяют металл и золото, в том числе, с точностью до сантиметров, если они, скажем, спрятаны в стене или закопаны в землю. А драгоценный камень, в принципе, – минерал, его этим прибором не обнаружишь. Отсюда вывод: полная коробка из-под туфель, набитая под крышку бриллиантами, рубинами, изумрудами, сапфирами, редкими по цвету крупными жемчужинами может равняться тысячам тонн золота. А теперь сравните, что легче спрятать, что легче перевезти и тайно передать. Вот для этой цели Вы и отправитесь в США. Как к Вам будут они поступать, или где Вы их сами будете получать из рук в руки от наших людей или от меня лично, оговорим перед Вашим убытием. Это еще окончательно не решено. Тогда и решим, где Вы их будете хранить и где устраивать тайники. Главная задача будет заключаться в том, чтобы, получив соответствующее указание, Вы могли в короткий срок все собрать вместе и вручить, кому следует. Если не все, то часть от хранимых сокровищ. Как конкретно это будет выглядеть, я не знаю. Поэтому не будем фантазировать. Это я Вам рассказал для того, чтобы у Вас не возникало вопросов, почему Ганс усиленно будет Вас учить, как оборудовать тайники и где их выбирать, как запоминать местонахождение. Кроме всего, он Вас обучит проведению быстрых и незаметных для окружающих контактов по передаче и получению посылок. Кстати, с Моникой и Гансом о камнях ни слова. Каждый знает только то, что ему положено знать. Ну как, Клаус, впечатляет работа?

– Да, Отто, кто-то здорово все это придумал. Разрешите, – с этими словами Клаус протянул руку к сапфиру.

– Да, да, конечно.

Положив сапфир на ладонь, Клаус стал внимательно смотреть на прекрасное творение природы.

– Клаус, имейте в виду, ограненный драгоценный камень без трещин и сколов ценится в десять, а иногда и в сотни раз дороже неограненного. Ведь они не такие в природе, а, как правило, неправильной формы, не отшлифованные, то есть имеют нетоварный вид.

Вы будете получать на хранение только обработанные ограненные драгоценные камни. Самые дорогие – алмазы. Все остальные идут по классификации ниже, но иногда редкой окраски изумруд может дороже стоить, чем такой же по величине и весу бриллиант. Все относительно. Вам будет поступать только на 100% проверенный материал; фальшивых камней Вам не подсунут.

– Отто, а как я буду знать, все мне передал человек от Вас или нет. Ведь он Вам скажет, что отдал пять камней, а реально передаст мне три, где я потом еще два возьму?

– Клаус, об этом не беспокойтесь. Мы будем знать, сколько и каких камней Вам передано, это, во-первых, а во-вторых, мы ведь Вам доверяем, иначе не привлекли бы к работе. Сверка будет в конце по наличию или по расходу, так что не волнуйтесь. А чтобы Вы вовремя обнаружили подделку, если Вам таковую все-таки по умыслу или по каким-либо другим причинам передадут на хранение, Вы после каждой встречи полученную партию камней будете проверять сами, на всякий случай. Разумеется, проверять будете тогда, когда останетесь один у себя дома, и не раньше, предварительно заперев дверь и задернув шторы. Почему дома, да потому, что не исключено, что, скажем, Вам передадут при встрече просто кусок мыла, и только размочив его, Вы извлечете то, что надлежит проверить и спрятать.

– Отто, я ведь в драгоценных камнях разбираюсь не больше, чем младенец.

– Клаус, все предусмотрено. С Вами проведут десяток занятий по этому вопросу. Кстати, это будет еще один человек, который кроме меня, Ганса и Моники будет заниматься с Вами. Но с какой целью Вам будут нужны секреты его ремесла, он, естественно, знать не будет. Просто он Вам расскажет о драгоценных камнях для общей Вашей подготовки и практически постарается научить, как с помощью настольной лампы, увеличительного стекла, некоторых других приспособлений и химических реактивов определить подлинность драгоценного камня. Клаус, все предусмотрено. Если вопросов больше нет, то пойдемте обратно. У меня сегодня еще много работы.

– Отто, Вы не пообедаете со мной?

– Спасибо, Клаус, нет, я очень тороплюсь. Теперь Вам компанию за столом будут составлять Ганс и Моника. Вы я вижу, удивлены, что я обслугу сажу с Вами за стол?

– Отчасти да.

– Все это с целью обучения. Моника будет тараторить по-английски и кормить Вас, как американка, ну а Ганс по ходу дела будет Вам говорить, что и как делать, чтобы Вы не обнаружили в себе немца невольным автоматическим движением. Удивлены? Времени у нас мало, занятия будут даже за обеденным столом. Клаус, Америка – страна эмигрантов, но, тем не менее, там уже есть свои традиции, привычки и прочее. Так что все нужно знать и ориентироваться.

Не успели Клаус и Отто сделать и пяти шагов по лесу, как рядом, как тени, скользнули силуэты овчарок, до этого абсолютно ничем не напоминавшие о себе.

По возвращению в дом Отто пригласил всех в столовую, и когда Моника подала кофе, сказал:

– Ганс, Моника, представляю Вам члена нашей команды Сэма Пристли. Занятия начинаются в соответствии с прежними указаниями немедленно. После кофе, Моника, попрошу Вас сфотографировать нашего товарища. Одно фото отдадите Гансу, он сделает документ на имя Питера Крафта, остальные отдадите мне, когда я приеду в следующий раз. А теперь – всего хорошего.

Допив кофе, Отто встал и направился к двери. Ганса и Монику он остановил жестом и, бросив всем: «До свидания», – вышел. Спустя минуту хлопнула дверца, и машина, заурчав двигателем, покатила по извилистой лесной дороге.

Да, анализировать было что. События последних дней под воздействием людей, которым «отказывать нельзя», в корне изменили ситуацию и карьеру «несостоявшегося дипломата Клауса Вернера».

Из дипломата он превратился в тайного хранителя драгоценностей. Отказаться было нельзя, это сразу дали понять, иначе на будущей карьере можно было бы поставить крест, да и на карьере отца тоже.

Думают, идиоты, что знают обо мне все. Нет, вы знаете только то, что уже произошло, черты моего характера, мои способности, но вы не знаете, что у меня в голове, какие мысли и сомнения в ней. Знай вы, что я думаю обо всей вашей коричневой своре, вы бы меня ни за что не пригласили бы работать.

Добросовестная служба деда, отца и меня на благо фашистской Германии – это вынужденная мера. Не менять же профессию дипломата. Ну а насчет лояльности матери и сестры к нынешним властям, так и здесь вы ошибаетесь. Женщины в большинстве случаев всегда лояльны, потому, что их удел три «К»: киндер, кирхен, кухен. Политика затрагивает сферу их интересов, в основном, по наличию продуктов в магазинах. Они не вдаются во все тонкости политики.

Еще тогда, когда вы пришли к власти в 1933 году, мудрый дед позвал отца и меня к себе в кабинет и обрисовал перспективы Германии на будущее.

Тогда и было принято решение работать добросовестно, не выпячиваться, но и особого фанатичного рвения не проявлять. Это даст возможность остаться дипломатами, а не попасть на службу в армию мне и отцу. Таким образом, мы не будем непосредственно замараны кровью людей, которая скоро прольется. А то, что она прольется, было ясно как день, о чем ярко свидетельствовали начавшиеся еврейские погромы.

С такой человеконенавистнической идеологией война, беззаконие и зверства неизбежны. Вопрос времени, когда конкретно они начнутся.

Это было, конечно, унизительно для нас – идти на сделку со своей совестью и работать на фашистов, но другого выбора не было. «Нужно переждать это мракобесие», – сказал тогда дед.

Вот с кем бы посоветоваться сейчас. Обложили, мерзавцы, меня, как волка: ни позвонить, ни выйти. Попробуй я сейчас «прыгнуть через флажки», и собачья свора, руководимая Гансом, вмиг остановит. Уж не ворон стрелять висит у Ганса на поясе револьвер, да и Моника неизвестно чем дышит. Того и гляди, чтобы с милой улыбкой не воткнула вязальную спицу в горло или между ребер.

Ну что же, пора принимать окончательное решение и подводить итоги.

Последую напутствию деда, тем более другого выхода без последствий нет.

Итак, обучусь всему, как положено, и поеду в США хранить ценности. Отнесемся к этому, как к работе дипломата – вот и все. Ведь это тоже работа за границей, да и дипломаты в большинстве своем выполняют секретные поручения.

Из дальнейшего развития событий будет видно, что делать дальше. Во всяком случае, это лучше, чем служить в СС или гестапо. Ведь тоже могли подойти и предложить – ну-ка, Клаус, поработай в застенках на благо Германии. И тоже ведь не откажешься, если захочешь благополучия семье и себе лично.

Иногда мне кажется, что половина взрослого населения Германии под страхом расправы стала под знамена неврастеника, хотя полно и фанатиков, не думающих о завтрашнем дне. Дураков история ничему не учит. Подобные режимы рано или поздно приводят страну к краху и позорному столбу. Но ведь как подлецы умудрились околпачить такую массу народа, прийти к власти и вершить судьбы людей?! Это все жажда власти, привычка пить и есть на дармовщину, желание грабить и убивать. Чего только опус «Майн Кампф» стоит! Такое впечатление, что его писал душевнобольной в редкие минуты просветления разума, потому что в тексте есть и интересные мысли. Но методы, это конечно…

Ладно, поживем – увидим, а пока лояльность и прилежание в освоении «профессии нелегала».

Может быть, за время моего отсутствия здесь в Германии что-то изменится.

Ну, а насчет конкретной работы, так здесь вообще больше вопросов, чем ответов. И самый главный вопрос – зачем собирать в кубышку драгоценные камни в Америке? Что-то здесь нечисто. Почему их не хранить в Германии, а потом в случае необходимости не привезти диппочтой и не купить то, что требуется в США, пусть даже через подставных лиц.

Где вы их будете добывать, партайгеноссе, ведь это не янтарь в Прибалтике. Бриллианты, рубины, изумруды и сапфиры, тем более ограненные, под ногами не валяются. Их ведь нужно где-то купить. А вот теперь – стоп! Ну, как же, купить. Ну, прямо можно подумать, что Отто с товарищами по партии под руководством шефа побегут по аукционам, ювелирным лавкам и к частным лицам скупать ценности. Нет, конечно. Значит, будут грабить, иначе зачем такая страшная тайна. Зачем покупать, отдавая деньги, если можно зайти, скажем, в Амстердаме к ювелиру, ударить его кастетом по зубам так, чтобы сами зубы были выбиты, а корни остались в деснах (вдруг зубы еще вырастут) и забрать все как с витрины, так и из сейфов.

Так, так, так, значит, я буду в США хранителем, скорее всего, краденого и награбленного.

Хотя, может, я и ошибаюсь. Время покажет. Ладно, пора спать.

В эту ночь Клаусу Вернеру снились драгоценные камни, которые образовывались из яркой радуги. Снился солнечный день, почти без облаков, но с дождем над поляной в лесу, где накануне они сидели с Отто. Радуга казалась твердой, как из разноцветного стекла, и небольшой по размерам. Всего-то несколько метров в высоту, но почему-то не изогнутая, как обычно, а прямая, как столб. Периодически слышался гром. От грома радуга разрушалась и осыпалась тысячами осколков к своему основанию.

Он быстро подбегал и, став на колени, впопыхах загребал руками груду драгоценных камней в мешок, бежал в лес и все высыпал в яму, под корень огромного дуба, возле которого сидели две овчарки. Так продолжалось десятки раз, но удивительно было не это, а то, что всякий раз, как он возвращался в лес, в яме было пусто, и он не понимал, куда исчезают драгоценности.

Проснулся Клаус утром весь разбитый и усталый, словно действительно таскал всю ночь мешок с камнями. В комнате было душно. Открыв окно, Клаус увидел, что все вокруг мокрое от сильного дождя, который шел ночью. «Значит, и гром был, – подумал Клаус. – Только где же моя разбитая радуга?»

Включив радиоприемник почти на полную громкость, Марк Бремер медленно подошел к окну. Дал знак Отто подойти к нему, и, понизив голос почти до шепота, сказал:

– Отто, что доложили по результатам слежки за начальником канцелярии Министерства иностранных дел?

– Ничего необычного и вызывающего подозрения. Начальник канцелярии дал обязательство о сохранении в тайне работы с нами, в том числе по факту отбора Клауса в наше распоряжение. Подобную работу он выполнял не раз, и никогда не было после этого проблем.

– К черту подписки. Есть сведения, что его пытается взять под колпак гестапо. Он за два года сотрудничества с нами много знает. Нужно подстраховаться. Не мне Вас учить. Решите этот вопрос в течение нескольких дней, только аккуратно, чтобы никто ничего не заподозрил, иначе полиция и гестапо начнут рыть землю, а это нам не выгодно.

– Я все понял. Займусь этим немедленно.

– Отто, сколько нужно времени для надежной и безопасной организации работы Клауса в США?

– После подготовки нужно еще пару месяцев. В этот срок входит и проверка, не попал ли Клаус в поле зрения спецслужб.

– Хорошо, передайте нашим людям, пусть начинают работать по подготовке к передаче Клаусу всего, что уже собрано. В мае будущего года должна пойти первая пробная партия. Да, и готовьте десять спецгрупп для работы в Европе. Скоро мы расширим поле деятельности. Делайте наброски плана работы на восточном и юго-восточном направлениях. Не удивляйтесь, Вы не ослышались. Думаю, через несколько лет будем работать и в Польше, и в Чехословакии, и в России. Поэтому нужно быть заранее подготовленным. Пока все, идите. Следующий Ваш подробный доклад – перед отправкой Клауса, а теперь давайте я подпишу списки.

Плотно закрыв за собой дверь, Отто подошел к секретарше, сидевшей в приемной шефа, и сдал на регистрацию целую кипу подписанных генералом партийных списков, которые он ему представлял якобы для утверждения.

Никто в аппарате НСДАП даже не догадывался, что подобные визиты Отто Шрипса – только прикрытие и благовидный предлог для посещения шефа непосредственно в его кабинете.

Официально Отто Шрипс числился начальником отдела, ведающего учетом членов партии, неофициально и тайно – сотрудник по особым поручениям.

Он подозревал, что в аппарате есть и другие люди, которые, так же как и он, занимаются параллельно другой работой, и, хотя она была неофициальной, тем не менее, была более важной и основной.

Кто эти люди и сколько их, Отто не знал, но он умел анализировать обстановку и факты.

Фактом, в частности, было то, что он занимался только драгоценными камнями. А ведь наверняка есть кто-то, кто занимается золотом, недвижимостью, антиквариатом и так далее.

Отто занимался не только сбором драгоценностей. В его распоряжении, кроме тринадцати групп непосредственной «добычи» драгоценных камней, были еще группы слежения, разведки и спецопераций.

В группах было от двух до десяти человек в каждой. Кроме групп были и одиночки, предназначенные для специальных заданий, одним из них стал Клаус Вернер.

Кроме того, были оборудованы и успешно работали две глубоко законспирированные ювелирные мастерские.

Схема была проста. Группы разведки и некоторые одиночки искали, где и у кого есть настоящие драгоценности. Уточняли места хранения или лиц, у которых они находятся. В общем, добывали всю возможную информацию. После этого информация передавалась Отто, который, проанализировав ее, направлял в то место группу «добычи». Эта группа «добывала» драгоценные камни как посредством скупки за бесценок, так и незаконными путями – хищение, грабеж, подмена на фальшивые драгоценности. Все зависело от конкретной ситуации. В основном группы занимались скупкой необработанных алмазов, рубинов, изумрудов и сапфиров, мотаясь по тем странам, в которых налажена их добыча. Часто для этой цели использовались официальные представительства Германии или фирмы в стране пребывания. Затем все эти материалы поступали в мастерские, где высококвалифицированные мастера доводили необработанный материал до нужной кондиции.

Уже сейчас скопилось достаточное количество готовой продукции, которую было опасно хранить в мастерских. С этой целью было решено собрать их в одном месте и организовать надежное хранение. Для этой цели и был подобран Клаус Вернер, а вот почему место хранения – США, было для Отто не совсем понятно. Свои догадки он благоразумно не озвучивал, решив, что лучше быть просто исполнителем воли шефа.

За мысли вслух или за вопросы можно было потерять голову в прямом смысле этого слова. Причем оторвут быстро, чтобы мыслями своими ни с кем из посторонних поделиться не смог или не успел.

Отдав некоторые распоряжения в отделе своим помощникам, Отто зашел к себе в кабинет, плотно закрыл дубовую дверь и, сев за рабочий стол, стал обдумывать предстоящую операцию.

Сейчас Отто нужно организовать устранение начальника канцелярии МИДа, чтобы обрубить как можно больше нитей, которые могут привести к Клаусу и другим бывшим сотрудникам министерства, работающим теперь на генерала Марка Бремера.

Спустя полчаса он покинул свой кабинет, а еще через десять минут, остановив машину возле метро, зашел в телефонную будку.

– Марта, я купил Вам то, что Вы просили. Стоимость ровно восемнадцать марок.

Сказав это, Отто повесил трубку на рычаг и тут же снова позвонил, но уже по другому телефону, чтобы «сбросить» коммутацию на АТС города.

Из его короткой фразы Марта поняла, что сегодня в 18.00 ей нужно будет прийти на встречу с Отто в заранее условленное место.

Да, шеф прав, рисковать нельзя. Начальник канцелярии добросовестно выполнял все официальные и неофициальные поручения генерала Бремера и Отто, но у него есть один серьезный недостаток – он по своей натуре трус. Если его потащат на допрос в гестапо, он выложит все, что знает и о чем догадывается. Могут быть лишние заботы у генерала, чтобы прекратить эту возню. Он, конечно, решит все быстро и жестко, но информация уйдет и осядет в виде документов в несгораемых сейфах следователей гестапо. Кто и как воспользуется этой информацией в будущем, неизвестно.

Ничего, незаменимых людей нет. Назначат нового чиновника, а там и с ним договоримся о сотрудничестве.

Вот оно – то, что подспудно его беспокоило, как только он вышел из кабинета шефа. Решение убрать начальника канцелярии. Ведь тайна не в том, что Клаус Вернер перешел работать в партийный аппарат, этого никак не скроешь при немецкой бюрократии и ведении учета. Тайна в том, кто лично его отбирал, и куда затем направлен молодой дипломат.

Из этого вытекает, что в какой-то момент я тоже буду не нужен шефу как промежуточное звено, ведущее к хранителю Клаусу, и источник подробной информации о работе агентуры по «добыче» драгоценных камней. Меня шеф тоже может убрать, люди для этого у него есть. Причем те люди, от которых не ждешь опасности.

Значит, у меня есть только два выхода. Первый – быть незаменимым для шефа, во всяком случае, до того момента, пока идет интенсивная работа. Учитывая то, что работа сложная и тайная, любым меня не заменить. Значит, пока можно не опасаться за свою жизнь. Шеф не любит менять своих ближайших помощников, это дает дополнительную уверенность в будущем. Нужно стараться работать так, чтобы шеф без меня не мог руководить людьми и вообще что-либо сделать. Хотя это чертовски сложно. Он сам все обдумывает и дает команды, практически никогда не спрашивает моих советов. Это, конечно, усложняет задачу.

Второй выход – это прихватить то, что есть, сделать себе липовые документы, а если постараться, то и настоящие, и рвануть через границу в какую-нибудь Новую Зеландию. Хотя нет, туда нельзя, там работает разведгруппа Курта. Вернее, не работает, а «изучает удивительную птицу киви и представителей сумчатых». Так, а куда можно? Есть, конечно, варианты, но где гарантия, что в той стране, где я спрячусь, не работают другие группы, о которых я не знаю. Например, люди, работающие по золоту, но которые тоже замыкаются на шефа.

Как только я исчезну, в этот же день генерал даст соответствующую команду, и все, кто бы чем ни занимался срочным и важным, бросят на неделю-другую свои дела и начнут меня искать. И ведь найдут. У шефа есть такие специалисты. Он не будет просить помощи ни у гестапо, ни у полиции, ни у СС, ни у разведчиков. У него все есть свое. Так что этот вариант имеет право пока только на обдумывание и осторожную, очень осторожную материальную подготовку. Нужно быть ко всему готовым в дальнейшем.

Ну а пока нужно решить то, что уже задумано, иначе, если в течение двух-трех дней до шефа не дойдет сообщение о смерти чиновника, я могу стать ненужным. Шеф не любит неисполнительности и непослушания. Хотя нужно отдать ему должное, – он умница, и если ты его человек, он тебя в обиду не даст и не подставит. Хотя как знать, начальник канцелярии тоже был, вернее, пока есть, наш человек. Опять не то: «наш человек» и «человек шефа» – это большая разница. Интересно, к какой категории отношусь я? Если бы знать наверняка, тогда легче принимать решения.

Ясно одно: что пока идет работа, пока нужно вербовать людей, сколачивать их в группы, ставить им задачи, контролировать и координировать весь этот сложный механизм, «Отто Шрипс шефу нужен и даже очень, но, когда работа будет завершена, его могут вычеркнуть». Это и будет самый важный момент в моей карьере. Вот когда нужно будет принять верное решение. Ошибка смертельна.

Какие истинные цели сбора драгоценных камней – действительно подготовка финансовой базы для работы или личное обогащение? Не исключено, что это все единая цель. Часть средств на дело, а часть в карман. Вот в чем вопрос. От этого, то есть от конечной цели операции тоже зависит дальнейшее развитие событий. Хотя в любом случае, при определенной ситуации могут убрать.

Ладно, поживем – увидим, а пока нужно продумать, откуда выдернуть нужных людей в состав групп для работы в Европе и, в частности, на востоке.

Затем организовать их предварительную проверку, вербовку и обучение тому, что необходимо будет при выполнении задач.

Итак, десять спецгрупп. Сделаем, как всегда, пять групп разведки и пять групп добычи. Курьеров подберу тогда, когда начнут обучаться уже готовые группы.

Работать «в паре» группам легче. Разведал – и дальше в указанный город или страну, а то и в свободный поиск. Сбросили информацию мне, и опять дальше, а следом группа добычи. Всего-то с паузой один-два дня, хотя был случай, что и полгода ждали, чтобы реализовать один план.

Очень удобно. Те, кто вертятся и светятся при разведке, реально ничего не делают и уезжают, а через определенное время появляются люди или один человек и, зная уже все, что нужно, действуют. Никто друг друга не знает, в том числе, и своих курьеров. Все через тайники или через условные сигналы.

Система имеет свои недостатки, но зато никто не может связать воедино разведчиков и исполнителей. Хорошо, если просто по дешевке удалось купить, скажем, браслет с рубинами, а если пришлось добыть его не совсем законным или вообще преступным путем, тогда поднимается на ноги местная полиция и, в первую очередь, ищет тех, кто последнее время интересовался объектом, а они уже или далеко, или имеют 100% алиби своей непричастности. В каждом конкретном случае – индивидуальный подход и никаких шаблонов, иначе поймут: действуют одни и те же люди, а тогда их легче вычислить. Творчество и скрупулезность подготовки – вот залог успеха. Творчество? Да, именно творчество, ведь это как игра в театре: каждый тайный агент, чем бы он ни занимался – актер, а если актер, значит – творческая личность, причем умеющая работать экспромтом, в отличие от артистов, которые в большинстве своем зубрят роль неделями. Да, мы тоже изучаем легенду прикрытия, но дальше почти все экспромт.

У артиста плохая игра – это гнилые помидоры на сцене, а у нелегала – просто тюрьма, в лучшем случае. Очень часто – пуля в затылок.

Итак, посмотрим, что у меня есть. Встав, Отто подошел к сейфу, открыл его, вытащил две толстые папки и, сев обратно за стол, стал просматривать списки, изредка что-то помечая на полях. Списки людей, организаций, списки, списки, списки…

Специальный агент Марта была одна из тех людей Отто, которые работали «соло». Причем работала редко, всего один-два раза в месяц, выполняя отдельные, обычно не длительные по времени разовые поручения. Завербовать ее удалось легко. У нее серьезно болела мать, нужна была срочная операция, причем стоила операция больших денег, которых ни у Марты, ни у матери не было. Марта готовилась к худшему, смирившись с неизбежной смертью матери.

Но в один из дней в их жизни все резко изменилось. Пока мать была в кабинете врача на очередном обследовании, а Марта сидела в холле больницы, ожидая, когда выйдет мать, чтобы провести ее домой, к ней подсел молодой мужчина в строгом костюме и без всяких предисловий, даже не представившись и не поздоровавшись, заявил:

– Марта, я могу Вам помочь решить все вопросы с Вашей больной матерью.

Марту удивило само предложение, а не то, что совсем незнакомый мужчина назвал ее по имени.

– Матери пока ничего не говорите. Встретимся сегодня в 15.00 здесь же. Ну что, договорились?

Услышав «да», незнакомец встал и ушел, не дав возможности Марте начать задавать ему вопросы.

Эта встреча для Отто была не случайной, а результатом поиска новых надежных агентов. Есть и такой способ вербовки – сделать человеку неоценимую услугу. Сделать добро, за которое этот человек пойдет на все ради тебя.

Уже через два дня за матерью приехали на легковой машине, на которой ее отвезли в больницу. Спустя неделю успешно была сделана сложная операция, а через десять дней после операции опять мать увезли в специальный реабилитационный санаторий. Через три месяца мать вернулась в Берлин и выглядела на десять лет моложе, цветущей и практически здоровой. Вернулась в квартиру, в которой за время ее отсутствия был сделан капитальный ремонт, и к тому же стояла новая мебель. Радости матери не было границ. В дополнение к этому, Марта работала не счетоводом в захудалой автомобильной мастерской, а в канцелярии МИДа.

Казалось, что добрый волшебник преобразил их жизнь. Марте платили очень хорошо, кроме того, ей был положен паек. Мать не могла нарадоваться. На все вопросы матери Марта отвечала, что ей во всем помог один хороший знакомый.

С тех пор прошло почти два года. За это время Марта прошла специальную подготовку на специальной базе под Берлином и не раз выполняла несложные поручения Отто. На этот раз предстояло выполнить особое поручение. Получив задание от Отто в 18.00 в кафе на одной из тихих улочек пригорода Берлина, Марта вернулась домой.

На следующее утро она была на работе, как обычно, в 7.00. Подготовив необходимые документы, как обычно, в 8.00 уже была в приемной начальника канцелярии. Ровно в 8.10 секретарша, сидевшая в приемной, пригласила ее войти в кабинет начальника.

– Герр Лютер, – обратилась Марта к сидевшему за столом пожилому мужчине, положив ему на стол папку с документами, – прошу подписать эти документы.

Сегодня Марта специально надела обтягивающий жакет, туфли на высоком каблуке и чуть-чуть выше, чем обычно, подняла вверх юбку. Вчера, получив задание от Отто ликвидировать начальника канцелярии, она сама предложила этот вариант и теперь пыталась его реализовать. Та информация, которой владела Марта в отношении герра Лютера, давала шанс сделать все быстро и без лишних подозрений со стороны криминальной полиции.

Герр Лютер, несмотря на свои шестьдесят лет, был бабником и старался затащить к себе в постель многих женщин, в том числе и Марту, о чем намекал ей всякий раз, как только они оставались наедине в его кабинете, но Марте всегда удавалось отшутиться или пообещать подумать. Он не заставлял женщин оказывать ему интимные услуги, а просто намекал или открыто предлагал совершить половой акт. Все зависело от личности женщины и ее реакции на его приставания. Но те из них, которые отказывали ему в этом, обычно через какое-то время либо сами увольнялись, не выдержав приставаний старого извращенца, либо их под каким-либо предлогом увольняли. Все совершалось так, что те, кто догадывались о происходящем, старались на эту тему не говорить вообще, а тем, кто соглашался, было просто стыдно в этом признаться, что из-за страха быть уволенной, в общем-то, с непыльной, хорошо оплачиваемой работы они удовлетворяют сексуальные потребности маразматика, от которого уже пахнет плесенью. Подлость герра Лютера заключалась в том, что он, как правило, объектами своих домогательств выбирал одиноких женщин, за которых никто, кроме них самих, не мог постоять. И упаси боже приставать к замужним женщинам.

Вот и сегодня, как только Марта вошла в кабинет и закрыла за собой дверь, на лице герра Лютера моментально появилась сальная улыбка, левая рука исчезла под столом, непонятно что там делая, губы растянулись на всю ширину, открывая напоказ вставные челюсти с почему-то синюшными вставными зубными протезами. Казалось, у него, как у голодного пса, потечет слюна. От этой мысли Марту чуть не стошнило, но, взяв себя в руки, она мило улыбнулась.

Предложение провести часок вместе сегодня вечером, Мартой было воспринято как подтверждение правильности своего плана.

– А почему бы и нет, – чуть смутившись, ответила Марта. – У меня как раз сегодня свободный вечер, но у меня одно условие, герр Лютер.

– Все, что угодно, дорогая, – выдернув левую руку из-под стола, воскликнул, чуть не обронив слюну на столешницу, начальник канцелярии. – Мы немного прокатимся…

– Об этом никто не должен знать. Все должно остаться только между нами, – настояла Марта.

– Разумеется, разумеется, Марта, можете не волноваться. Вы умная женщина и хороший работник, я еще вчера, – соврал он, – подписал приказ о повышении Вам оклада и переводе Вас на продовольственный паек № 1.

«Мог бы и не врать, что вчера, – подумала Марта. – Так вот как ты рассчитываешься с теми, кто соглашается с тобой проводить часок вечером». Хотелось взять со стола письменный прибор и врезать по синюшным зубам, но вместо этого:

– Спасибо, я очень Вам признательна, герр Лютер.

Лютер был в восторге от себя. Попытки соблазнить Марту наталкивались всегда на обещания и ни на что более конкретное. Приосанившись, он самодовольно улыбнулся. Затем, сделав серьезное лицо, он многозначительно сказал:

– Ждите меня в 21.00 возле станции метро рядом с аптекой.

– Хорошо, – ответила Марта и, заговорщицки моргнув старому ловеласу, быстро вышла из кабинета.

Весь день герр Лютер был особенно любезен со всеми и добродушен, что было с ним обычно один-два раза в месяц.

«Ну, мразь, сегодня вечером я претворю в реальность то, чему учил меня в лесу Ганс. А ведь он меня учил не только собирать и анализировать информацию, конспирации и самозащите, еще он меня учил отправлять на тот свет противника, причем так, что он не успевает даже сообразить, что с ним произошло. Теперь осталось после работы зайти домой и взять все необходимое. Ровно в 21.00 я буду возле аптеки, только в моем нарядном платье ты не распознаешь черную сутану старухи с зазубренной о шейные позвонки жертв косой».

Придя домой после работы, Марта поужинала наспех и, заранее предупредив мать, что пойдет к подруге, закрылась в своей комнате. На переодевание и сбор дамской сумочки со всем необходимым ушло не более получаса. Все заранее было продумано до мельчайших подробностей. Предметы, сложенные в сумочку, были обычными, единственное, что в последний момент извлекла из тайника Марта, так это маленькую бутылочку с прикрепленным сбоку маленьким резиновым шариком. Своеобразный дамский пульверизатор. Аналогичными пульверизаторами, только большего размера, пользуются в мужских парикмахерских. Сейчас они вошли в моду, стали обычным атрибутом почти каждой среднеобеспеченной женщины и использовались не только с духами, но и с зубным эликсиром, для освежения полости рта. Его она положила отдельно, не снимая предохранительного колпачка, и тщательно накрыла большим носовым платком, купленным по дороге домой. Кроме того, были куплены модные перчатки до локтей, темно- коричневого цвета, ужасно дорогие, но это было именно то, что нужно. Совсем, казалось, невпопад, была куплена за гроши дешевая ярко-красная губная помада. Цвет был выбран именно такой, каким Марта никогда не пользовалась. Все было куплено в разных местах и не привлекало к себе абсолютно никакого внимания. Обычный набор любой женщины.

Марта уже готова была встать из-за туалетного столика, как вдруг вспомнила, что еще не достала конверт с двумя десятками фотографий. Фотографии необычные, сделаны во Франции, на французской фотобумаге и слегка потрепанные. Их все, без конверта, предстоит сунуть в карман герра Лютера, предварительно прижав глянцевой стороной к пальцам клиента. Самое главное, все делать в перчатках, благо это не вызовет подозрения – сейчас семь из десяти женщин щеголяют в таких перчатках. Как сказал Отто, «мне смотреть фотографии не обязательно». «Но, тем не менее… Заодно и перчатки примерю», – подумала Марта. Закрыв на всякий случай дверь на защелку, прежде чем откинуть клапан конверта, она с удовольствием надела на руки новые перчатки, машинально несколько секунд полюбовавшись своим отражением в зеркале, взяла конверт и осторожно вытряхнула на столик фото.

То, что она увидела, поразило ее. Таких фото она еще никогда не видела, хотя знала, что подобные изображения существуют. Перед Мартой на столе лежали очень откровенные фото, на которых были запечатлены подробности полового акта.

Бегло просмотрев все фото, Марта аккуратно сложила их в стопку и положила обратно в конверт, который тут же отправился в боковой карман сумочки.

Глянув напоследок в зеркало, Марта заметила, что ее щеки покрыл легкий румянец. От стыда это или от неподконтрольно возникшего желания? Разбираться некогда, время вышло, нужно идти работать.

Ровно в половину восьмого вечера Марта вышла из дома. Такси удалось поймать быстро, и через четверть часа Марта уже звонила в дверь квартиры подруги, которая вчера уехала на неделю к родителям в деревню недалеко от Бранденбурга. Подруга Марте об этом не сообщала, просто ей это стало известно из случайно услышанного разговора между двумя машинистками министерства.

«Меня никто не сможет упрекнуть, что я пошла к подруге, заведомо зная, что ее нет дома. Ну а длительное мое отсутствие никто не заметит, а если и заметит, так все просто объясняется – подруги не оказалось дома, возвращалась пешком».

Спустя минуту Марта, так и не дождавшись, чтобы ей открыли дверь, позвонила в дверь соседней квартиры, чтобы спросить о подруге. На этот раз дверь ей открыли очень быстро, видимо, стояли под дверью и подслушивали, как всегда.

«Все, – думала Марта, спускаясь по лестнице, – у меня теперь еще есть и свидетель, что я была именно здесь». Неторопливая прогулка. Отлично, глянем еще раз в витрину магазина, только быстро. Нельзя задерживать взгляд. Все как бы невзначай. Таких, как я женщин, десятки на улице, одиноких и с мужчинами. Все вышли погулять. Ведь это последние теплые дни, а дальше мокрая слякоть осени с ветрами и листопадом.

Так, вон те девушки явно ищут клиентов. Я на них очень похожа внешне, поэтому лучше к ним не приближаться, а перейти на противоположную сторону улицы, полюбоваться витриной галантерейного магазина и медленным шагом к аптеке, чтобы ровно в 21.00 подойти к ней. Именно подойти, чтобы меня на ходу пригласили сесть в машину, а не стоять, ожидая кого-то, тем самым привлекая к себе внимание окружающих. Хотя кому я, в принципе, нужна? Главное, ничем не выделяться, все как бы случайно. Только бы он меня узнал, ведь я сменила только на этот вечер прическу, причем сделала это только пять минут назад, на секунду задержавшись в тени. Выдернула заколку и все. Нет стянутых на затылке волос, а есть пышная прическа.

Расчет оказался верным, как и герр Лютер пунктуальным. Как только Марта поравнялась в 21.00 с дверью аптеки, из-за ближайшего поворота выехал, блестя черным лаком, Мерседес. Поравнявшись с Мартой, автомобиль остановился без резкого торможения, одновременно открылась задняя дверца, и прозвучал голос герра Лютера, приглашавший Марту сесть в салон автомобиля.

Как только Марта захлопнула дверцу, машина тронулась дальше. Все произошло в считанные секунды.

Всю дорогу герр Лютер молчал, а Марта тихо сидела и изо всей силы пыталась вжиться в роль соблазненной старым пердуном молодой женщины. Машинально достала из сумочки купленную дешевую губную помаду и не столько старательно, сколько обильно накрасила губы.

Чем больше она старалась, тем больше ее разбирал смех, который она с трудом сдерживала. Хотелось дать щелчка сидевшему за рулем герру Лютеру, показать язык и сказать ему, что она его разыграла. «Стоп, к черту смех и веселье, сейчас предстоит работа. Сосредоточься. Осмотрись, куда вы едете, потом легче будет возвращаться».

Судя по тому, что герр Лютер во время управления автомобилем по ночным улицам Берлина не вертел головой, ища, куда свернуть, Марта сделала вывод, что едет он по обычному для этих целей маршруту. Видимо, не ее одну он именно так «катал» по вечернему городу. Совершенно неожиданно проехав мимо конечной остановки трамвая, герр Лютер свернул направо и, проехав вдоль сквера метров триста, стал заруливать на небольшую автомобильную стоянку, где уже стоял десяток легковых автомобилей. «Наконец-то приехали, видимо, сейчас пойдем в тот огромный дом, угол которого виднеется в тридцати метрах от стоянки».

Развернув машину, герр Лютер включил заднюю передачу и подъехал под широкую крону каштана, нависавшую над стоянкой. До ближайшей машины было около восьми метров.

Как только заглох мотор, и были выключены фары, Марта потянулась к ручке дверцы, но, к ее удивлению, была остановлена герром Лютером.

Через минуту он уже сидел на заднем сидении рядом с Мартой и задергивал занавески на боковых стеклах автомобиля.

– Марта, нас здесь никто не побеспокоит, не волнуйтесь, – промямлил герр Лютер и тут же протянул руку, чтобы обнять девушку за плечи.

Марта от неожиданности не знала, что делать. Такого поворота событий она действительно не ожидала, поэтому ее слова были абсолютно не театральной игрой:

– Я думала, мы будем в квартире этим заниматься, ведь здесь даже невозможно раздеться, – пустила в ход последний козырь Марта.

– А раздеваться не нужно, милая. Ты сделаешь мне приятно и так. С этими словами герр Лютер стал расстегивать брюки.

Услышав это, Марта от возмущения чуть было не дала пощечину герру Лютеру. У нее даже дернулась правая рука, но, вовремя совладав со своими чувствами, она, чтобы движение руки не вызвало подозрения, снова машинально дернула ею в направлении живота герра Лютера, как бы выражая нетерпение запустить ладонь к интимному месту сидящего рядом мужчины.

Фокус удался. Герр Лютер самодовольно улыбнулся и еще быстрее стал расстегивать брюки. Через пять секунд брюки вместе с трусами были уже ниже колен. В следующее мгновенье, схватив правую руку Марты за запястье, он потянул ее к себе между ног. Марте ничего не оставалось, как подчиниться. Как только пальцы коснулись мошонки, девушка вздрогнула от брезгливости, мужчина же это воспринял как порыв и нетерпение.

– Смелее, смелее, милая, не бойся.

– Я не боюсь, герр Лютер, я просто волнуюсь, потому что никогда не занималась этим в машине, – ответила Марта и добавила: – Я боюсь, что нас кто-то увидит.

К этому моменту она поняла, что дальше медлить нельзя, иначе инициативу возьмет в свои руки герр Лютер, и тогда будет сложно сделать то, что задумано. Вон как он настойчиво пытается нагнуть ее голову к своему животу.

– Герр Лютер, я еще не готова, – сказав это, Марта выдернула руку и, чтобы герр Лютер, не дай бог, не обиделся, обняла его за плечи и полезла целоваться. Старалась незаметно для мужчины оставить на его щеках и вороте рубашки следы помады, избегая при этом поцелуев в губы, которые пытался навязать ей сидящий со спущенными ниже колен штанами старый мерин. Тем временем, руки герра Лютера уже бесцеремонно проникли ей под платье.

Уклонившись в очередной раз от поцелуя в губы, Марта отстранилась от мужчины и, к его неудовольствию, стала копаться в сумочке, которую поставила себе на колени.

Не сопротивляясь продолжающимся ласкам, Марта достала из сумочки небольшой флакончик и, не обращая, как казалось, никакого внимания на сидящего рядом мужчину, несколько раз резко нажала на маленький резиновый шарик, прикрепленный сбоку возле изящного колпачка. По салону автомобиля распространился запах барбариса. Не поворачиваясь к мужчине, Марта открыла рот и демонстративно освежила полость рта распыленной душистой жидкостью. Затем, сделав вид, что кладет обратно в сумочку флакончик, как бы невзначай, спросила герра Лютера:

– А Вы не желаете освежить дыхание?

Рассчитано все было точно. Минуту назад, не добившийся поцелуя в губы, герр Лютер теперь посчитал, что это произошло именно из-за несвежего запаха изо рта.

– Конечно, конечно, дорогая, – герр Лютер, закрыл глаза, видимо боясь попадания в них жидкости, широко раскрыл рот, и замер в ожидании порции ароматизатора.

Доставая обратно из сумочки флакончик, Марта бросила быстрый взгляд на стоянку и, не заметив на ней никого, большим пальцем левой руки нажала на блестящий колпачок, который до этого, когда Марта пользовалась пульверизатором, был в верхнем положении. Скорее она почувствовала, чем услышала, как в результате нажатия хрустнула раздавленная маленькая стеклянная ампула, спрятанная под колпачком. Тут же девушка поднесла к лицу герра Лютера флакончик и нажала два раза на резиновый шарик, направив распыленную жидкость прямо в рот замершего в ожидании мужчины.

Пока герр Лютер чмокал губами и прокашливался, Марта, стараясь не дышать, быстро замотала флакончик в носовой платок и сунула его в сумочку.

Настал критический момент, финальная стадия операции. С момента, когда Марта достала в первый раз флакончик, до того момента, когда спрятала его обратно, прошло секунд тридцать.

Как сказал Отто, яд действует в течение минуты, значит, нужно сосредоточиться и быть готовой к тому, чтобы не попасть в руки умирающего мужчины. В такие моменты обреченный может обладать чудовищной силой.

Не успела Марта об этом подумать, как герр Лютер, попытавшийся было привлечь ее к себе, вдруг откинулся на спинку сиденья и, выпучив глаза, замер, хватая воздух широко раскрытым ртом. Прошло секунды три, и по его телу прошла судорога. Он так и остался сидеть с открытым ртом, выпученными глазами и со спущенными ниже колен штанами.

Прав оказался Отто, смерть наступает почти мгновенно, без агонии и хрипов. Сильнодействующий концентрированный яд природного происхождения диамфотоксин, который получают из крови личинок жука листоеда, обитающего в южной Африке, подтвердил реноме яда номер один в мире.

Вытекший из раздавленной ампулы на горловину пульверизатора яд, попав в ротовую полость в ничтожном количестве через кровь, очень быстро достиг сердца, вызвав мгновенный паралич его мышц. Но главное преимущество этого яда – не быстродействие, а то, что через 10-15 минут после попадания в кровь он полностью нейтрализуется лимфой, и обнаружить его невозможно. Учитывая то, что за это время кровь на анализ никто взять не успеет, главной уликой остается раздавленная ампула под колпачком флакона.

Проверив на всякий случай пульс у герра Лютера, и убедившись в его отсутствии, Марта открыла сумочку и, быстро надев перчатки, достала из конверта порнографические снимки. Сунув конверт обратно в сумочку, приступила к следующей фазе операции. Беря по одной фотографии, она прижимала глянцевую поверхность к еще теплым пальцам герра Лютера, иногда умышленно смазывая отпечатки. В общем, без какой-либо системы. Спустя две минуты пачка фото была уже во внутреннем кармане пиджака покойного. Только тогда, когда это было сделано, Марта с ужасом для себя осознала, что совершенно забыла следить за подходами к машине и обстановкой на стоянке. От сознания этого все похолодело внутри, но, слава богу, ничего подозрительного замечено не было.

Дело сделано, теперь нужно без шума выйти из машины и незаметно покинуть стоянку. О господи, только сейчас Марта обратила внимание на то, что до сих пор сидит с задранным до живота платьем. Быстро поправив одежду, Марта собралась покинуть машину, как вдруг у нее возникла идея. Конечно, это уже был экспромт, но все же она решилась, рискуя упустить шанс уйти со стоянки незамеченной.

Злорадно глянув на покойника, Марта сняла перчатки, достала из сумочки купленную накануне помаду. Следующее, что она сделала – это то, что указательный и большой палец правой руки свела вместе подушечками, в виде кольца, взяла в левую руку помаду и провела ею по внутренней стороне соединенных пальцев. После этого спрятала помаду в сумочку, а правую руку, сжав в кулак, поднесла к своему рту. Плюнув несколько раз в чуть разжатый кулак, Марта протянула руку к паху герра Лютера и, испытывая отвращение, сжала несколько раз половой член.

Все. Теперь у полиции вряд ли возникнут вопросы о причине смерти. Перевозбуждение, и свидетельств этому вполне достаточно.

Натянув обратно перчатки, Марта, не глядя на труп, стала тщательно протирать ими кожу сидений и внутренние ручки дверцы автомобиля. Главное, чтобы не нашли ее отпечатков пальцев внутри салона, иначе свою непричастность будет доказать сложно. Максимум, в чем ее могут обвинить – косвенная причастность к смерти, вернее, действия, приведшие к смерти, ну и конечно, несообщение полиции о случившемся. На последнее, учитывая обстоятельства, следователь, конечно, рассчитывать не будет. В случае, если ее даже вычислят, то все легко объяснить – заставил, воспользовавшись своим служебным положением. Яд-то обнаружен не будет. Главное сейчас – избавиться от флакона и носового платка.

Внезапно по автомобилю скользнул яркий свет фар, который на мгновение осветил и салон автомобиля. Моментально нагнувшись за сплошную спинку передних сидений, Марта замерла. От волнения и страха сердце чуть не выскочило из груди. Шум приближался. Видимо кто-то, свернув с трассы, заезжал на стоянку. «Только бы не полиция, только бы не заметили ничего, ведь герр Лютер так и сидит, разинув рот и выпучив глаза. Это я спряталась, а он-то весь на виду. Бежать сейчас нельзя, ведь тогда точно себя обнаружишь, а поспешность и бегство вызовут подозрения». Тем временем салон автомобиля снова на секунду был залит ярким светом. Скрипнули тормоза, свет фар погас, заглох двигатель…, пауза, которая Марте казалась вечностью, и, наконец, хлопнули дверцы автомобиля. Одна, а затем другая. Послышался женский голос. В ответ мужской. Затем шаги, шаги, шаги, слава богу, удаляющиеся.

Видимо, не заметили. Луч фар их автомобиля отразился от стекол машины герра Лютера, как от зеркала, да и человек, сидящий за рулем, совершая поворот, обычно смотрит на дорогу перед своей машиной, а не вертит головой по сторонам. Другое дело пассажирка… Тем не менее, пронесло, хватит искушать судьбу. Так, выждать еще минуту на всякий случай, и долой. Минуту ждать не пришлось, Марта услышала, как скрипнула, а затем хлопнула дверь подъезда, значит, парочка убралась.

Медленно, осторожно подняв голову, Марта осмотрела стоянку и подходы к ней, открыла дверцу, стала прислушиваться, нет ли поблизости подозрительных звуков. Убедившись, что все нормально, девушка буквально выскользнула из салона. Дверцей предусмотрительно не стала хлопать, а просто плавно, но сильно прижала ее. Послышался щелчок. Так, теперь снять перчатку с руки и оставить на ручке смазанный отпечаток. Характерное движение кисти руки, толкающей что-либо, а не хватающее. Теперь все. Обратно перчатку на руку, сумочку на плечо и без спешки, но и не слишком медленно, по возможности незаметно покинуть стоянку.

На трассу выходить не стоит, лучше через стоянку, мимо дома, затем через почти темный переулок на параллельную улицу, которая ведет к конечной остановке трамвая, как и та, по которой они ехали с герром Лютером. Отлично, впереди небольшой мостик через канал, судя по тому, что по нему проплыл небольшой катер, он достаточно глубокий. То убыстряя, то замедляя шаг, Марта рассчитала все так, чтобы на мостике оказаться одной. Машинальное перевешивание сумочки на левое плечо. Незаметно, не привлекая чьего-либо внимания, расстегнула сумочку. В руке уже платок с флаконом. Сзади шагов не слышно, но на всякий случай нужно оглянуться. Нет, все нормально, спереди женщина, которая отошла от мостика около шестидесяти метров. Глазомер у Марты отличный. Все – результат тренировок с Гансом. Уметь правильно определять расстояние до объекта, зная его скорость и направление движения, значит иметь фору на принятие решения, а это может выручить при определенных обстоятельствах. Вот как сейчас, она ловко рассчитала свою скорость, интенсивность движения транспорта, встречных и попутных прохожих. Так, теперь ближе к перилам, не останавливаясь, руку со свертком из сумочки. Быстрое движение, и через секунду всплеск, а в руке только скомканный платок. Если даже кто-то и увидел, что она что-то доставала из сумочки, то, ясное дело, это носовой платок. Всплеск – так, может, это рыба, а я ничего – вот нос вытираю. Вернее, имитирую, задержав дыхание на всякий случай. Все, теперь платок в сумочку.

Мостик позади, впереди конечная остановка трамвая. Опять нужно все рассчитать так, чтобы остановка была пуста. Ага, вот трамвай тронулся с кольца, остановился, забирает пассажиров, в том числе и ту женщину, которая шла впереди. Расстояние до остановки такое, что кондуктор даст сигнал на отправку вагона, не дождавшись неуспевающего пассажира. Расписание, немецкая педантичность, да и я не показываю, что хочу успеть. Все, остановка пуста. Те, кто приехали, уже проходят мимо Марты. Отлично, молодчина Ганс, наука не пропадает даром.

Так, теперь непосредственно на остановку, сымитировать свой отъезд на случай, если по следу пустят собаку. А вот теперь еще один урок Ганса проверим на практике, хотя результата его я не узнаю. Так, прямо подхожу к краю платформы, на расстоянии одного метра от бордюра, разворачиваюсь на 180⁰ и назад строго по тому же маршруту до дороги, по которой ездят такси. На это еще пять минут. Прохожие только вдалеке. У кого вызовет подозрение женщина, которая не успела на трамвай, а следующего в это время нужно ждать ровно 40 минут, а теперь возвращается к дороге, чтобы сесть на такси.

Так, быстрее, еще быстрее, взмах руки, отлично. Такси сбрасывает скорость и прижимается к обочине. Водитель, желая услужить редким в этот час пассажирам, останавливает машину, так что Марте только остается протянуть руку к дверце. Все, можно считать, пронесло. Теперь, после того как названа улица, на которую нужно Марте, самое главное – вести себя естественно и спокойно, по возможности не разговаривать с водителем. Таксисты словоохотливы. Нет, кажется, этот исключение. В салоне темно, водитель смотрит на дорогу. Села почти за водителем, чтобы затруднить для него обзор, голова в сторону, волосы закрывают половину лица. Вряд ли запомнит, да и кто будет опрашивать всех таксистов, ведь, очевидно, уехала на трамвае. Лицо у нее типичное, без особых примет, прическа изменена, так что можно не волноваться.

Вспомнился случай, рассказанный Гансом во время «учебы» в лесном домике.

Находясь на севере Великобритании по оперативной необходимости, Ганс случайно был обнаружен местным полицейским во время незаконного проникновения в дом одного из чиновников. Пришлось применить силу и оглушить полицейского, который принял Ганса за обыкновенного вора и поэтому не ожидал профессионального сопротивления от не отличающегося внушительным внешним видом небрежно одетого мужчины. Полицейский даже не понял толком, что произошло, как оказался на полу прихожей с разбитым носом и острой болью в стопе левой ноги.

Этого было достаточно для того, чтобы Ганс успел добежать до леса, но скрыться незамеченным он не успел.

Пробежав по лесу около мили, он остановился, чтобы отдышаться и заодно сориентироваться на местности. Нужно было быстро выйти к железной дороге в том месте, где поезд идет на подъем по дуге на малой скорости, на ходу прыгнуть на подножку вагона, проехать с десяток миль и спрыгнуть.

О том, чтобы появляться на железнодорожных станциях в радиусе пятидесяти миль, не могло быть и речи. Предстоял длинный путь, и нужно было беречь силы. Пока Ганс вспоминал рельеф местности, и в какой стороне железная дорога, изученные им накануне по карте графства, за ним уже по пятам шла погоня.

Услышав лай собаки, он, как испуганный заяц, рванул, куда глаза глядят, успев только ориентировочно определиться с направлением движения в сторону железки.

Лай то приближался, то удалялся, что свидетельствовало о том, что собака идет по следу, а вслед за ней и озлобленные гончие на двух ногах, в черных мундирах и яйцеобразных шлемах.

Как назло в карманах ни перца, ни табака, ни другого чего-либо с резким или едким запахом. Дело осложнялось тем, что, как показалось Гансу, у преследователей есть верховая лошадь, и они, периодически меняясь местами, преследуют его с одной и той же скоростью, практически не уставая.

На минуту прислонился к широкому дубу, чтобы передохнуть и прислушаться к погоне. Неожиданно пришла в голову спасительная идея. Пока еще есть силы и время, нужно рискнуть.

С этого момента он бежал, как спринтер на стометровке. Бежал абсолютно по прямой, благо, редкий лес позволял это. Ориентиром служила старая прямая забытая лесная то ли дорога, то ли просека. Пробежав так метров двести, он развернулся и побежал обратно, ориентируясь на примятую траву собственных следов. Опытный следопыт определил бы, конечно, что здесь пробежали туда и обратно, но вряд ли есть такой среди полицейских. А если даже и есть, то, разгоряченные погоней, они не обратят на это внимание сразу, а после того как собака, лошадь и как минимум один пеший человек проследуют по его двойным следам, разобраться, куда девался беглец, будет сложно.

К дубу он вернулся обессиленный до такой степени, что ноги подкашивались в коленях, горячий пот заливал глаза, сердце стучало, как паровой молот. Отдыхать некогда, теперь главная надежда на не столь уставшие руки.

Где-то рядом раздался лай собаки. Казалось, еще несколько секунд и будет поздно. После такой гонки он физически не в состоянии оказывать сопротивление, поэтому только один выход – наверх, в крону дуба, как Робин Гуд.

Обдирая в кровь руки, он довольно быстро залез на дерево и, прижавшись к стволу, окруженный зеленым щитом листьев, замер в напряженном ожидании.

Не успел он даже немного отдышаться, как услышал топот скачущей лошади, иногда заглушаемый повизгиванием собаки.

Наступил критический момент. Не шевелясь, Ганс стал внимательно следить за происходящим внизу. Через минуту из-за деревьев показался полицейский, который медленно бежал за небольшой собачкой на длинном поводке. Буквально следом за ним на лесную дорогу верхом на оседланной лошади выехал тот полицейский, который застукал его в чужом доме.

Все ясно. Ганса спасло то, что собака низкого роста и быстро бежать по следу не могла, хотя след держала хорошо. Видимо, охотничья. Будь на ее месте немецкая овчарка, Гансу бы не уйти.

Самое главное – не шевельнуться. Малейший шорох – и все пропало, чуткого пса не проведешь на слух: он моментально отличит, треснула ветка от ветра, или ее сломал человек. Единственная надежда на ее нюх, ведь дальше идет «двойной» запах, более сильный, чем до дуба.

И действительно, поравнявшись с деревом, собака взвизгнула и еще решительнее рванула вдоль лесной дороги. У Ганса отлегло от сердца. Бальзама в душу добавило ушедшее за кроны деревьев солнце, клонившееся к западу. В лесу стало намного темнее. Первым желанием после того, как погоня скрылась из виду, было слезть и рвануть подальше от дуба, который хотя и приютил его, но мог стать и ловушкой. А ведь могут догадаться о его хитрости, а до полной темноты еще не менее часа.

Нужно уходить, силы немного восстановлены, да и на земле есть возможность маневра. Во всяком случае, он теперь знал, что, если будет замечен, то его настигнет всадник, а если просто будут идти по следу, не видя его, то все зависит от физической выносливости, как людей, так и собаки.

Спрыгнув на землю, Ганс снова замер и прислушался. На этот раз он слышал, как с той стороны, куда ушла погоня, доносится жалобный скулеж собаки, потерявшей след. Ганс уже сделал несколько шагов в сторону кустов, как вдруг услышал, что к визгу собаки, доносившемуся теперь где-то в стороне справа, добавилось ржание лошади. Вот она, удача. Нужно воспользоваться. Ганс вырос в деревне и прекрасно знал, что, обычно, находясь под седоком, лошадь не ржет, так как временно занята выполнением воли седока. Ей не до ржания. Значит, она сейчас стоит сама, привязанная к дереву. «Видимо, полицейский с разбитым носом спешился, и пошел посмотреть, не прячусь ли я в густом орешнике».

Осторожно, но довольно быстро Ганс в третий раз пошел по своему следу.

Когда, воровато оглядываясь по сторонам, он отвязывал лошадь от дерева, сзади послышался грозный оклик, и щелкнул затвор карабина.

Спасло Ганса то, что между ним и полицейским была лошадь, а может быть, и то, что полицейский замешкался на секунду.

Мгновенье – и уздечка переброшена через голову лошади, одновременно левая нога в стремя, а правой рукой захват за луку седла и резкий, громкий крик на ухо лошади. Не перебрасывая тела в седло, на боку, одной ногой в стремени, он и проскакал через всю просеку, пока не скрылся за кустами. За спиной грохнул запоздалый выстрел, срезало пулей ветку рядом с головой лошади. Все, а теперь в седло, и пока полностью не стемнело, долой из леса, и по проселочным дорогам подальше от погони. Теперь уже – пешей погони. Да и решатся ли они продолжать преследование?

Спустя десять минут Марта, рассчитавшись с водителем, вышла из машины за два квартала от дома подруги и теперь быстрым шагом направилась к аптеке рядом со станцией метро.

По пути, на минуту задержавшись в тени, Марта быстро схватила зажимом волосы, вернув тем самым себе прежний вид, сняла перчатки, спрятав их в сумочку, достала чистый носовой платок, тщательно вытерла губы от противной жирной губной помады и снова зашагала в сторону оживленного проспекта.

Так же незаметно, как флакон в реку, в ближайшую урну была брошена губная помада.

На оживленной улице поймать такси было сложнее, но, тем не менее, через двадцать минут Марта уже была возле дверей своей квартиры.

Стараясь не шуметь, девушка открыла входную дверь и, переступив порог, тут же сняла туфли. Дверь в комнату матери была закрыта, свет не горел. Закрыв тихонько дверь, Марта постояла минуту, давая глазам привыкнуть к темноте, а затем на цыпочках прошла к себе в комнату. Включив свет, быстро разделась и разобрала постель. Прислушалась. Шагов матери не слышно. После операции и санатория к ней вернулся нормальный сон.

А дальше: настольную лампу на стол поближе к окну, снять розовый сменный абажур, а на его место одеть зеленый. Включить лампу, верхний свет выключить. Теперь в ее комнате будет такое освещение ровно до полуночи.

Так они условились с Отто, что в случае успешного выполнения операции она проделает эти манипуляции. Резервное время, если операция затянется, с 05.00 до 06.00 утра. Никаких телефонных звонков.

Кто будет следить за светом в ее окнах, она не знала, то ли сам Отто, то ли кто-либо другой, причем, возможно, с дальнего расстояния. Она свою работу сделала и даже перестаралась, как ей теперь казалось, имея в виду фокус со слюной в кулаке и измазанными губной помадой пальцами. Классическая имитация орального полового акта. Фу, господи, вспоминать противно. Стоп, вот дура, оказалась в своей квартире, и уже считаешь, что все сделано.

Марта закрыла дверь на защелку, достала из сумочки перчатки, оба измазанных носовых платка и конверт из-под фотографий. Подошла к печке. Печь огромная, как шкаф, из красивого кафеля. Ко всему, что достала из сумочки, добавила для маскировки старые рваные чулки и все это подожгла.

Как только поник последний язычок пламени, Марта тщательно перемешала щипцами золу и только после этого закрыла дверцу.

Вот теперь все. Хотя нет, теперь в ванную, помыться с душистым мылом от лап герра Лютера.

После принятой ванны, ожидая назначенного времени, чтобы поменять абажур на настольной лампе, Марта прокрутила в памяти все свои действия в минувший вечер. По ее заключению, она сделала все, как было нужно.

В 22.45 Отто на небольшой скорости ехал по почти пустынным улицам Берлина. До дома, где жила Марта, оставалось около двухсот метров. Непосредственно напротив дома Отто снял ногу с педали газа и пустил машину по инерции. Скорость незаметно снижалась, впереди не было ни встречных, ни попутных машин, значит, можно отвлечься. Держа неподвижно руль, Отто повернул голову, нашел взглядом второе от угла окно и, увидев, что оно освещено зеленым светом, чему-то улыбнулся и снова поставил ногу на педаль. Докладывать шефу о проведенной операции не нужно. Завтра, как обычно, на его стол ляжет сводка происшествий по городу, где и будет сообщено, что от сердечного приступа умер у себя в машине начальник канцелярии министерства… без лишних подробностей.

На следующее утро Марта, как обычно, пришла на работу, как обычно, собрала на подпись документы и в 9.00 зашла в приемную начальника канцелярии, зная заранее, что ничего сегодня не подпишет. Но сымитировать свои обычные служебные обязанности нужно обязательно. Она ведь ничего не знает.

В приемной она увидела взволнованную секретаршу и беседовавшего с ней незнакомого Марте типа в гражданской одежде – явно следователя из полиции.

В ответ на «доброе утро» Марты, секретарь сказала:

– Фройлен Марта, сегодня приема не будет, документы, если они срочные, несите заместителю.

– Хорошо, извините, – и Марта с недоумением на лице вышла из приемной.

Документы были не срочные, поэтому она не стала беспокоить заместителя и отправилась обратно в свой рабочий кабинет.

Рихард Краузе сидел в приемной начальника криминальной полиции. Практически почти каждый день ему приходилось бывать в кабинете начальника с докладами, ведь в отличие от других следователей он был одним из немногих, кто работал под личным руководством шефа. Поэтому и было ему сегодня утром поручено провести расследование факта смерти одного из чиновников Министерства иностранных дел.

Неожиданно раздался звонок телефона внутренней связи. Секретарь тут же схватил трубку, и по тому, как он выразительно посмотрел на Рихарда Краузе, последний понял, что он будет сейчас принят вне очереди.

– Звонили из министерства. Интересуются результатами расследования, – выдал тираду шеф, как только Рихард закрыл дверь кабинета. – Садись, Рихард, докладывай. По возможности, кратко, потому что у меня полно работы, – и, не дожидаясь, пока сядет Рихард, как будто жалуясь на свою судьбу, продолжил:

– Эти идиоты из гестапо за любым происшествием видят теракт. Вчера сошел с рельсов один вагон метро в результате износа реборды колеса, так они чуть ли не считают, что ее демократы и коммунисты специально напильниками спилили. Черт возьми, обыкновенную халатность, и головотяпство станционных мастеров пытаются перевести в русло диверсии, – и, чуть помедлив, добавил: – Ну да бог с ними, слушаю тебя.

Выслушав внимательно следователя, начальник криминальной полиции подвел итог вместо самого Рихарда:

– Все ясно. Будем считать это несчастным случаем. Вернее, так: смерть наступила в результате обширного инфаркта миокарда.

– Так, говоришь, собака взяла след, который довел вас до трамвайной остановки?

– Так точно, – вскакивая со стула, отрапортовал Рихард.

– Да сиди, сиди, не вскакивай, никак не избавишься своих привычек.

– Посадили, – сказал многозначительно шеф, – значит сиди. Ладно, Рихард. Докладывать никуда не нужно, прессе ни слова, и вообще никому никаких подробностей следствия. Ситуация необычная, – и начальник полиции сально улыбнулся, – тем более, что, как подтверждает твой информатор, герр Лютер был неравнодушен к женским юбкам. Дело в архив. Тем более, со стороны проститутки не было никаких насильственных действий, – и шеф снова захохотал. – Да, и последнее указание, чтобы у тебя была совесть чиста, дай ориентировку своим информаторам, чтобы поработали с проститутками. Не повредит найти эту мадам и допросить, но она, испугавшись, что совершила надругательство над трупом, делая ему, минет, видимо, рванула из Берлина.

Довольный своей шуткой, начальник полиции так расхохотался, что на глазах выступили слезы.

Пока он доставал платок и вытирал глаза, Рихард сидел и молчал, готовясь доложить, что он уже дал соответствующие указания.

– Что, уже все сделал? – наконец, успокоившись, спросил начальник полиции. – Молодец, за это я тебя и ценю, что умеешь хорошо и быстро работать. Старайся – пойдешь скоро на повышение, а не расследовать воровство нижнего белья с веревок во дворах. Ну, все, иди, отдыхай сегодня. Развеселил старика. Завтра утром ко мне, если я тебя не вызову еще раньше.

Через два дня герра Лютера без особых почестей похоронили на городском кладбище. Дети покойного и родственники плакали, плакала и вздыхала вдова, хотя очень внимательный наблюдатель наверняка заметил бы, что одновременно с горечью утраты в ее поведении проскальзывает и душевное облегчение. Она ведь знала, что, хотя ее муж был щедрым и хорошим отцом для детей, он также умудрялся своими отдельными поступками здорово портить жизнь ей и окружающим. Ну да бог с ним. Мир праху. Каждому Господь Бог определит по его заслугам. Не нам судить. Кроме человеческого предвзятого суда есть суд высший, беспристрастный и справедливый. Бог всем воздаст.

Три месяца усиленной подготовки под руководством Ганса и Моники совершенно преобразили Клауса Вернера.

Надо отдать должное и Отто, который периодически подолгу беседовал с Клаусом на различные темы его будущей работы, поведения, конспирации и защиты от спецслужб.

Умный, способный и трудолюбивый от рождения, Клаус схватывал все на лету, можно сказать, с первого захода, чем очень радовал, в первую очередь, Ганса. Ганс гордился своим учеником и не скрывал этого.

Экзаменов и зачетов не было, никаких формальностей и официоза. Все проводилось на уровне бесед, рассказов, инструктажей, контрольных вопросов, а иногда и просто споров или обсуждения, как лучше сделать конкретную работу или провести операцию.

Мало того, в результате проведения квалифицированных занятий с одним из старых мастеров-огранщиков, Клаус стал если не отлично, то, во всяком случае, хорошо разбираться в вопросах, касающихся драгоценных камней. Он мог отличить настоящий бриллиант от искусной подделки, внешне на первый взгляд ничем не отличающейся ни размерами, ни цветом. Наука, конечно, сложная, требующая, в основном, опыта работы, ну и конечно, отличного зрения, усиленного соответствующими приборами.

Теперь Клаус свободно ориентировался в оттенках, огранке камней и прочих премудростях ювелирного дела. На глаз мог определить довольно-таки точно вес драгоценных камней в каратах. Знал места их основной добычи и свободно мог определить, с какого месторождения добыт, например, изумруд, лежащий перед ним. В общем, приобрел, практически, еще одну специальность.

Разумеется, занятия проводились не только теоретически. Каждый раз мастер привозил с собой образцы – как подделки, так и настоящие драгоценности. Иногда и то, и другое вместе смешивал и заставлял Клауса разобрать все и определить фальшивки. Когда Клаус перестал ошибаться и уверенно отвечал почти на все вопросы, мастер сказал Отто, что ему больше незачем проводить занятия. Конечно, путь к совершенству бесконечен, но того, что освоил Клаус, достаточно.

В тот же день мастера вместе с его шкатулкой снова отвезли продолжать работать в одной из подпольных мастерских специального финансового отдела.

За эти три месяца Клаус Вернер не только успешно освоил навыки разведчика, диверсанта и аналитика со специфическим уклоном, но он еще, вдобавок ко всему, приобрел любовь и сильную привязанность. Любовь к фантастическому переливу, необычной красоте, изяществу и завораживающему блеску драгоценных камней. Вид прекрасного творения природы, подчеркнутого мастерами огранщиками шлифовкой и огранкой, вызывал у Клауса восторг и волнение души.

Ну, а сильная привязанность у него была к белокурой арийке Монике. Они даже не заметили, как их деловые отношения и обычное общение переросло во что-то большее. Взаимная симпатия перешла в интимные отношения. Вначале это было на почве просто сильного влечения, но затем все приобрело окраску отношений страстных любовников. В конце концов, они стали близкими людьми и чувствовали это.

Клаусу иногда казалось, что наоборот – любовь у него к Монике, а привязанность – к драгоценным камням. Вот такой странный получился тандем.

Все могло кончиться для них плохо, не одумайся они вовремя. В подобных случаях привязанность не приветствуется руководством. Все их отношения были максимально скрытыми от Ганса, не говоря уже об Отто. В их присутствии они вели себя подчеркнуто по-деловому, равнодушно, ничем не проявляя своих истинных отношений. Они были уверены, что ловко скрывают привязанность и близкие отношения. Неискушенные во всех тонкостях и предусмотрительности спецслужб, они забыли, что имеют дело с двумя профессиональными разведчиками – Гансом и Отто, и оттого, что последний ровесник Клауса, он был не менее опасен.

От рождения Отто был всесторонне одаренным, ну а школа и природная сообразительность развили в нем такие качества, что он, еще будучи в старших классах, попал в поле зрения разведки.

Дело в том, что спецслужбы, которые серьезно относятся к своему кадровому потенциалу, негласно заранее присматриваются к особо одаренным детям и, если приходят к выводу, что из этого юноши, бегущего по школьному коридору, при определенной подготовке выйдет отличный разведчик или сотрудник спецслужбы, его начинают «вести». Проверяют родословную, следят, собирают информацию, иногда даже умышленно организуют неприятности и трудности, чтобы направить по нужному пути.

После окончания школы, в виде исключения, с личного разрешения начальника абвера, Отто был приглашен для специального обучения.

За три года спецобучения из Отто сделали высокопрофессионального теоретика разведки и руководителя спецопераций. Несмотря на отсутствие практического опыта, Отто мог практически без изъянов составлять грандиозные планы проведения спецоперации, чему удивлялся даже Ганс.

Это практика всех успешных разведок и спецслужб – отбирать себе лучших, чтобы потом было поменьше проблем и легче работать.

Отто был феномен. Поэтому, как только он собрался оформлять документы на поступление в университет, к нему подошли и предложили конфиденциально побеседовать. Юноша был заинтригован. После беседы вопрос был решен, и вот теперь Отто – молодой, но отлично подготовленный, перспективный организатор и исполнитель тайной работы. Одно слово – талант. К чему был университет с лекциями и контрольными, если он еще в школе давал фору некоторым преподавателям? К чему аудитории, если можно прямо со школьной скамьи попасть в спецшколу, готовящую элиту – разведчиков. После окончания спецшколы его «выдернул» к себе генерал Марк Бремер.

Моника и Клаус даже не подозревали, что все их отношения – заранее спланированная Отто хитрая комбинация. Привязанность и близкие отношения друг к другу – резервный вариант воздействия на Клауса. При необходимости, в случае «выхода» Клауса из-под контроля и потере его местонахождения – иметь дополнительный шанс через Монику вычислить последнего.

Когда стал вопрос, кого назначить в помощь Гансу для обучения, выбор не случайно пал именно на Монику. До этого были тщательно изучены как моральные, так и чисто внешние данные четырех девушек, с которыми в разное время встречался и имел интимные отношения Клаус. Грубо выражаясь, Клаусу подсунули Монику как наживку, которая отлично, сама того не зная, сработала. Был, конечно, риск, ведь вкусы Моники не изучались – расчет был на то, что Клаус сумеет увлечь девушку. Расчет оказался верным. И теперь, будучи наедине, голубки тешились и ворковали, не зная, что «любовь» для них спланирована заранее.

Вот и сегодня, оставшись одни возле камина, они тихонько шептались, наслаждаясь присутствием друг друга, и даже не подозревали, что Ганс, как всегда рано ушедший спать, на самом деле, заперев за собой дверь, достал из тумбочки наушники и, подключив их к разъему, стал внимательно слушать, что происходит в гостиной. Сейчас он будет слушать все, а вот прослушивать спальни он, как всегда, будет только периодически. Вообще это задание Отто ему не нравилось, претило его душе – душе разведчика и диверсанта с большой буквы. Не его это дело, подслушивать стоны в спальне. Хотя, как отделить? Иногда приходилось и не такое делать. Старый стал, сентиментальный, да и просто ему были очень симпатичны эти молодые люди. Хорошие ребята, не снобы, просты в общении и дружелюбны. Вспомнив, как Моника всегда готовила его любимый мятный чай, он на секунду почувствовал угрызения совести и хотел, было, сорвать наушники с головы, но привычка доводить дело до конца пересилила. Убавив громкость, Ганс достал свежую газету и углубился в чтение, совершенно не воспринимая слышавшийся в наушниках обычный разговор. Он знал, что как только он услышит что-то интересное для дела, моментально среагирует на это, как голодный волк на запах свежего мяса и крови.

Вообще, Гансу была очень симпатична эта парочка, иногда он, проживший всю жизнь в одиночестве, ловил себя на мысли, что было бы неплохо быть просто дедом, нянчить внуков, сажать розы, тратить время на охоту и рыбалку, а не на подготовку нелегалов и диверсантов. Невольно вспомнилась Марта, которую он натаскивал на проведение спецопераций. Полная противоположность Монике – змея, одним словом. Хитрая и жестокая, расчетливая и хладнокровная, но нужно признать, тоже умница и способная ученица. Умеет Отто подбирать нужных людей. «Не завидую тому, с кем будет иметь дело Марта», – подумал старый разведчик. Опытным глазом он заметил у нее не только хладнокровие в действиях, но и скрытые пока, но развивающиеся склонности к садизму. Уж этого у нее не отнять.

То ли дело Моника и этот «Сэм Пристли». Гансу все чаще и чаще хотелось во время общения называть их «дочкой» и «сынком».

Услышав в наушниках слова Моники «Сэм, пойдем ко мне», Ганс выдернул штекер из разъема, снял с головы наушники и, бросив их в тумбочку, лег спать. Перед тем, как уснуть, Ганс подумал: «Молодец, девка, ведет к себе. В своей постели и в своей комнате чувствует себя раскованней, а, значит, и удовольствий больше. Свой мирок.

Вообще это мерзость, подслушивать и подсматривать в чужую постель, а еще хуже докладывать о происходящем Отто, и это мне, пожилому мужчине, докладывать мальчишке. Хотя и начальнику.

Все, к черту, закончу готовить Сэма и попрошусь на отдых. Нет желания работать, опротивело все, оскомину набило», – с этими мыслями Ганс уснул.

Утром следующего дня Ганс и Моника докладывали Отто о завершении подготовки Сэма Пристли. Выслушав Монику первой, Отто отпустил ее, оставшись наедине с Гансом.

– Как результат, Ганс?

– Подготовлен хорошо, думаю, проблем не будет, хотя от случайных провалов никто не застрахован, тем более, он будет работать, насколько я понял, абсолютно автономно. Теперь все зависит от него.

Спустя десять минут Отто уехал, рекомендовав Клаусу и Гансу поработать более детально по вопросу выбора и подготовки тайников, как для кратковременного, так и длительного хранения необходимых предметов. «Предметов» – это для Ганса, ведь о том, что Клаус будет хранить драгоценные камни, по-прежнему знали только они двое, ну и, конечно, шеф.

Мастер-огранщик, который проводил занятия с Клаусом, мог только догадываться о цели занятий, но он болтать не будет, не в его интересах. Решено было его, как непосредственно работающего с Клаусом изолировать от окружающих.

Теперь он работал в отдельном помещении мастерской, оборудованной всем необходимым, в том числе и в бытовом отношении.

Проработать он сможет еще максимум месяц-два, а дальше будет кризис и смерть. Диагноз неутешительный – неоперабельный рак легких. Он был выбран для обучения Клауса не случайно. С ювелиром была накануне проведена соответствующая беседа. Мастер согласился на все условия последующего после завершения занятий с Клаусом заточения.

В награду за работу и молчание вся семья его была отправлена на постоянное жительство в нейтральную Швейцарию и обеспечена деньгами, которых ей хватит на безбедное существование лет на десять.

Старик доживал последние дни, зачем его устранять – излишняя жестокость не нужна, тем более, что его руками обработано и огранено около шести сотен карат драгоценных камней. Он заслужил естественную смерть и необходимое количество прекрасных обезболивающих наркотических лекарств, а его семья – покоя и достатка.

– Шеф, обучение Клауса Вернера закончено. Результат положительный. Разрешите приступать к изучению легенды, – четко отрапортовал Отто.

– Да, приступайте. После изучения отправляйте. Встречаться с ним я не буду, ни к чему. Других дел полно.

– Сразу после отправки Клауса делайте зачистку по полной схеме, – и после паузы… – я имею в виду зачистить Ганса и Монику. Семью Клауса не трогайте до особых указаний.

– Есть, шеф. Разрешите идти?

– Пока нет. Отто, Вас я не уберу, как всех остальных, Вы мне будете нужны как ближайший помощник всегда. Так что не волнуйтесь.

Отто попытался что-то ответить, но Марк Бремер не дал ему даже рот открыть.

– Не надо врать. Думали наверняка, что придет и Ваш черед. Я знаю Ваши способности анализировать.

– Повторяю еще раз – нет. Вы помощник, и Клаус помощник, а все остальные – обслуга, рабочий материал. Без Вас я никак. Не думаете же Вы, что я сам буду заниматься конкретной практической работой? Я генерирую идеи и планирую, а Вы все задуманное мною исполняете под моим прикрытием. Да, и ускорьте подготовку групп для работы в Европе, и особенно – на Восточном направлении. Проработайте вопросы работы в России. Не удивляйтесь, Вы не ослышались, но держите язык за зубами. Все, можете идти. Следующий доклад после отправки Клауса и проведения зачистки.

Закрыв за собой дверь, Отто быстро пошел в свой кабинет, думая про себя: «Теперь мне понятно, почему, против правил, от Ганса и Моники не было скрыто, что Клаус Вернер будет работать в США под именем Сэма Пристли. Ведь это он дал команду открыть имя, якобы для того, чтобы Клаус основательно привык к нему. Шеф, наверное, давно решил, что после окончания обучения преподаватели будут убиты. Ловко. Мне он об этом не говорил, ведь я рассчитывал, что Моника в будущем будет резервным «маяком» для выхода на Клауса в случае выхода последнего из-под моего контроля. Огранщика не дает команды убрать, знает, что его дни сочтены из-за болезни».

Получив от шефа разрешение на изучение легенды Клаусом и одновременно команду на устранение Ганса и Моники, Отто понял, что упускать из-под своего личного контроля Клауса не следует уже даже сейчас. В Портленде с этой целью завербован надежный человек, который будет присматривать за Сэмом Пристли, причем не делая ничего противозаконного. Этим человеком был адвокат Томас Хайд, которого взяли на крючок люди Отто на спекуляциях, неуплате налогов и противозаконных сделках, за которые, стань эти факты достоянием полиции, адвоката могли бы упрятать за решетку на четверть века. Все выглядело очень просто – негласный «колпак» над молодым богатым мужчиной. Цель (для адвоката) – вовремя остановить Сэма и принять меры к недопущению проматывания наследства родителей. Ничего шпионского и политического. Негласный присмотр за Сэмом и своевременное информирование меня, если в его поведении будет что-то странное. Например, если Сэм Пристли вдруг решит продать дом, перевести деньги в другой банк. Снять крупную сумму или все сбережения. Сменить место жительства.

Естественно, шеф об этом не знает. Он-то сам дает команды и требует почти полной автономности и бесконтрольности Клауса, но, случись провал, спросит с меня. Возможен и другой вариант. Контроль уже организован шефом. Разумеется, я не посвящен в это, а это значит, что я нужен шефу только до поры до времени. Скорее всего, так и есть. Вряд ли шеф будет рисковать – напичкает Клауса драгоценностями и оставит без контроля, предоставив тем самым возможность бесследно исчезнуть.

Ну, уж нет, у вас, шеф, свои планы, а у меня свои. Дураков нет. Я организую и свой независимый контроль, в том числе и на «тропе».

Отправка через три дня, а тут как назло, нет свободного агента с соответствующими визами. Тот, кто был запланирован для этого, сломал вчера ногу. Придется посылать Альфреда с его новым напарником. Пусть присмотрят за Клаусом в дороге. В основном с целью контрразведки: не «сядут ли на хвост» Клаусу англичане или американцы в пути следования до Портленда. Датчане – не в счет. У Альфреда напарник новый, старый погиб в Испании от шальной пули, во время обстрела автобуса то ли повстанцами, то ли партизанами. Черт их поймет. Жаль покойного. Хороший был специалист своего дела. Имел прекрасный «нюх» на ценности, нигде не проходящие по каталогам. Прекрасно работал. Придется их временно переквалифицировать.

Вообще, нужно иметь подготовленный резерв, хотя бы человека три-четыре. Нужно продумать этот вопрос в срочном порядке. Займусь этим немедленно после отправки Клауса и ликвидации Ганса и Моники.

Альфреда с напарником отправлю на сутки раньше, пусть начнут вести Клауса с парома в Данию. Здесь, в Германии, бояться нечего.

Затем, не задерживаясь, в Лондон, и пусть ведут его уже в Англии и на судне.

Все приходится менять на ходу. Хорошо, что хоть заранее завербовал Томаса Хайда в Портленде.

Вернувшись к себе, Отто первым делом вызвал на оперативную встречу Альфреда.

Не успели Клаус, Ганс и Моника расправить салфетки перед завтраком, как вдруг услышали рокот мотора и вскоре возле дома, взвизгнув тормозами, остановился легковой автомобиль, из которого выбрался, поправляя шляпу на голове, Отто.

Все трое замерли в ожидании чего-то необычного. А необычное было – Отто всегда ходил без шляпы, да и приехал не на своем автомобиле, а на какой-то развалине, судя по ее внешнему виду.

Когда Отто зашел в столовую, все в напряженном ожидании застыли, повернув головы в сторону двери.

– Доброе утро! – нарочито весело сказал Отто и, повесив шляпу, подошел к столу.

– Моника, подайте мне прибор, принесите фужеры и бутылку вина.

Когда Моника вернулась с подносом, Отто обвел всех пристальным взглядом и выдал, как выстрелил из ружья:

– На этом все. Прощальный завтрак. Мы с Клаусом уезжаем.

И хотя все знали, что этот день наступит, все-таки произошло все неожиданно.

Ганс улыбнулся и стал разливать вино, он умел скрывать чувства, а может, просто выручал Монику, потому что та заметно расстроилась и, казалось, сейчас разревется; куда ей разливать вино, еще разольет.

Клаус внешне остался спокойным. Он-то понимал, что теперь для него учеба закончилась, наступает период конкретной работы. Честно говоря, о Монике в эту минуту он не думал.

Выпили. Есть никто не стал. Все понимали, что скоро не увидятся, если увидятся вообще. У каждого свои чувства.

– Клаус, поблагодарите за учебу своих товарищей и попрощайтесь. Через двадцать минут я жду Вас в машине, – сказав это, Отто допил вино, встал, нахлобучил на голову шляпу и вышел из дома.

Ганс тихо сказал:

– Моника, ступайте вместе с Сэмом, помогите ему собраться, а я выпью еще вина.

Сборы были скорые, как и прощальные поцелуи. Хорошо, что как найти друг друга, вопреки всем инструкциям и запретам, на свой страх и риск, договорились с Моникой заранее.

– Бывай, дружище, – сказал Ганс, – не забывай старика. Дай бог, свидимся, если не умру. Ты знаешь, где меня найти в Мюнхене. Вернешься, будет возможность, навести старика. Буду рад тебя просто видеть.

– Э, да они тут сдружились, это не есть гут, – подумал Отто. – Ну да ладно, шеф прав – нужно зачистить это гнездо вместе с его обитателями, и чем скорее, тем лучше.

Ехали молча. Каждый думал о своем. Клаусу было в принципе все равно. За эти три месяца он многому научился, в том числе не задавать лишних вопросов. Через минуту или через час Отто все равно все объяснит, поэтому какая разница. Важно то, что теперь нужно сосредоточиться на предстоящей работе.

Отто думал о своем. Шеф спутал его карты. Команды провести полную зачистку он, признаться, не ожидал и, что самое главное, заранее не предвидел: полная зачистка означала, что нужно убрать Ганса и Монику.

«…В мои планы не входило устранять их. И если Ганса, в принципе, есть, кем заменить (таких лесных домиков, где готовят агентов, есть еще парочка), то для Моники отводилась совсем другая роль, причем она должна была участвовать в дальнейшей комбинации с Клаусом и как «наживка», и как субъект воздействия.

В общем, вариантов влияния девушки на Клауса было много, и они еще до конца не продуманы. В этом пока не было необходимости, все должно было решаться потом, так сказать, по ходу дела в зависимости от обстоятельств. Ведь не исключено, что после расставания они и не вспомнят друг о друге… И для этого достаточно, чтобы кто-то один из них охладел к партнеру.

Ослушаться шефа и оставить Монику в живых невозможно, вдруг засветится. Если об этом узнает шеф, меня ждет незавидная участь. Рисковать не стоит. Ну что же, зачистить, так зачистить. Приказы не обсуждаются. Будем исходить из того, что останется. Самое обидное, что я это не предусмотрел, а если со временем Клаус узнает о том, что Моника погибла, то он может догадаться, кто все это организовал, и тогда может стать неуправляемым. Черт возьми шефа! Шеф, несмотря на то, что я курирую всю работу по бриллиантам, меня во все планы и детали дальнейшего проведения операции не посвящает. Он пытается организовать все так, чтобы в определенный момент, устранив меня как лишнее звено, напрямую держать Клауса в своих руках. Но так не пойдет, я организую свой контроль».

Спустя час машина подъехала к небольшому, казалось, брошенному особняку на пустынной улочке пригорода Берлина.

– Клаус, из машины не выходите, – сказал Отто и пошел открывать глухие ворота.

Особняк, как и все остальные на улице, был обнесен высоким сплошным старомодным забором.

Когда зашли в дом, Отто, предварительно закрыв дверь на ключ, повел Клауса внутрь дома.

– Клаус, учеба почти закончена. Вам осталось изучить только свою легенду. На это Вам дается три дня. Все необходимо запомнить до мелочей, а потом мы с Вами побеседуем подробно, и я задам контрольные вопросы.

– Легенда несложная и, самое главное, достоверная на все сто процентов. Все, что в ней, – правда.

Сказав это, Отто достал из внутреннего кармана пальто толстый конверт.

– Здесь, – помахав конвертом, продолжил: – Текст, фото, Ваши и другие необходимые документы. Изучайте и запоминайте.

В доме связи нет, выходить даже во двор запрещается, жалюзи и ставни не открывать, вентиляция здесь хорошая.

В доме есть все необходимое. Как только я выеду со двора и закрою ворота, дом будет негласно взят под наблюдение, так что Вас никто случайный не побеспокоит. Надеюсь, Вы понимаете, что это не от недоверия к Вам, а в интересах дела.

– Да, заодно напишите на досуге письмо родным, я его передам.

– Хорошо, Отто, я все сделаю, как надо.

– Ну ладно, Клаус, вернее, Сэм Пристли, до свидания, через три дня я приеду.

– Отто, а когда… – договорить он не успел.

– В тот же день, Клаус, вернее, вечером, как стемнеет, мы уедем. Я провожу Вас. Все узнаете подробно через три дня, а сейчас учите легенду и готовьте вопросы по ней, если возникнут. Записывайте их на обратной стороне каждого листа. Ну, все, пока. Да, Клаус, в шкафу Ваша одежда. Переоденьтесь, чтобы привыкнуть к ней. Она абсолютно новая, не с чужого плеча.

Дверь закрылась, щелкнул ключ, и наступила минутная тишина, пока не завелась машина.

Чтобы сориентироваться, Клаус прошелся по дому, включая на своем пути свет.

Позавтракав, прошел в гостиную, поджег заранее заготовленные дрова в камине, сел в кресло, распечатал конверт, бегло просмотрел фотографии и, отложив их в сторону, углубился в изучение своей новой биографии, биографии Сэма Пристли.

«Ganz geheim… Сэм Пристли, родился 6 октября 1912 года в Великобритании в Ливерпуле. Отец и мать геологи по профессии. В самом Ливерпуле практически не жили, постоянно находясь в разъездах почти по всем многочисленным колониям Британии. По этой причине отследить место их пребывания вместе с единственным сыном практически невозможно. Архивные записи разрознены или вообще отсутствуют.

Соседи часто менялись, квартира была снята дешевая, как временное убежище, когда они изредка появлялись в Ливерпуле. Район, в котором снималась квартира, был на 80% заселен временщиками, сезонными рабочими, малообеспеченными. В этом случае текучка жильцов на руку.

Родных по линии матери и отца к моменту рождения Сэма в живых уже не было, либо информация не сохранилась.

Дальше шел длинный список стран, городов, просто населенных пунктов, дат и мест работы родителей. Здесь же фамилии лиц, сотрудничавших с родителями.

Отец и мать, несмотря на специфическую профессию, что подразумевало частые новые знакомства, были людьми необщительными, замкнутыми. По этой причине нет ни близких друзей, ни дружбы семьями.

Из-за частых переездов и неудобств, Сэма периодически на длительное время оставляли под присмотром у различных нянек, сиделок и в детских домах. Далее опять список, даты, названия, фотографии.

Подробное описание внешности и привычек отца и матери (все, что удалось собрать), несколько фотографий, в том числе с Сэмом в возрасте 5-6 лет. В сноске к спискам информация для Клауса: «Других фотографий не сохранилось».

В 1933 году отец и мать вкладывают в один из проектов все наличные деньги и очень удачно (не исключена афера с рудниками). В результате деятельности компании чета Пристли на перепродаже своих акций зарабатывает около трех миллионов долларов.

Имея такую сумму, решают бросить геологию, переезжают в США, где на протяжении года живут в предместье Вашингтона, подыскивая подходящее место для покупки дома.

В августе 1934 переезжают в Портленд, штат Орегон, покупают дом и переводят остатки денег в один из банков города.

Сэм все это время живет в Париже, проматывая деньги родителей и бездельничая. В основном путешествует по всей Европе, больше месяца не задерживаясь в одном городе, и, что самое важное, никогда не возвращаясь обратно на прежнее место. Страсть к путешествиям и постоянная смена места жительства делает невозможным своевременно найти Сэма в сентябре 1935 года, когда оба родителя тонут на своей яхте в океане, попав в шторм, в сорока милях от западного побережья. К океану они спустились по реке Колумбия от Портленда и решили пройти по океану вдоль побережья в Лонг Бич, но забыли, что они геологи, а не моряки, к тому же яхта была небольшая и годилась для больших озер, а не для Тихого океана. Перевернутую яхту с мертвыми родителями находят через два дня. Они в спасательных жилетах, но, видимо, не смогли или не успели выбраться из каюты. На похоронах Сэм отсутствует. Никто не знал, в какой стране Европы или городе его можно найти, не говоря уже об улице и номере дома. Иногда были случаи, когда Сэм, будучи, скажем, в Риме трое суток, три ночи ночевал в разных местах.

Читая легенду прикрытия, Клаус подумал: «А как же о нем все знает Отто? Видимо, «вели» семью давно, и настоящего Сэма в том числе. Интересно, как удалось им утопить чету Пристли? Наверняка помогли поставить яхту бортом к крутой волне. Хотя, может быть, я ошибаюсь. Возможно, планировали отравить или устроить автомобильную катастрофу, а тут вдруг так повезло – океан помог. Ну да ладно, не мое дело. Так, и что же с Сэмом?»

… Ага, вот…, (примечание – только к сведению агента)… находясь в Германии, в городе Гамбург, 16 сентября 1935 года погиб от руки пьяного матроса, в драке, возникшей в одном из портовых кабаков. Убийца не пойман.

… При себе документов не имел. Опознан никем не был. Тело доставлено в городской морг, а через три дня предано земле, как тело неизвестного.

К утру следующего дня порт покинуло восемь больших судов, около сорока находилось на рейде, где искать матроса и на каком судне – неясно. Дело закрыли и сдали в архив.

«Ну, вот и финиш. Все ясно. Пьяным матросом наверняка был человек Отто, так как убийцу задержать не удалось.

… Зачем только они мне все подробно сообщают. Ведь могли просто уверить – настоящего Сэма Пристли живого уже нет – так что двойника можете не ждать. Странно. В этом либо умысел, либо… ладно, черт с ним.

Итак, что дальше».

Пропьянствовав неделю в Гамбурге и попав в поле зрения местной полиции, как лицо социально опасное из-за постоянных попоек, был препровожден в местный участок, где получил соответствующее внушение и заплатил штраф за разбитую витрину магазина.