Джон Гриббин Дорога в никуда



1

Через год после войны мой издатель отправил меня в Стэвэнджер, в Норвегию, проинтервьюировать Роджера Ту Хокса. Кроме того, я был уполномочен заключить с ним договор. Условия договора были выгодными, если учесть общую ситуацию с книгоизданием, сложившуюся в послевоенный период. Я сам попросил об этом поручении, потому что много слышал о Роджере Ту Хоксе и хотел с ним познакомиться. Большинство историй об этом человеке были невероятными, даже противоречивыми, но по имеющейся у меня информации, все рассказы были правдивыми.

Все это меня настолько заинтересовало, что я был готов уволиться с работы и на свой страх и риск отправиться в Норвегию безо всякого на то согласия своего издателя. А с моей профессией в то время работу было получить нелегко. Все силы были брошены на восстановление цивилизации, разрушенной войной — и умение обрабатывать металл и класть стены из камня ценилось гораздо больше, чем умение владеть пером.

Тем не менее, люди покупали книги, и тайна этого чужака, Роджера Ту Хокса, возбуждала интерес во всем мире. Почти все слышали о нем. Но те, кто его знал, были или мертвы, или пропали без вести.

Я записался пассажиром на старый грузовой пароход, которому потребовалось семь дней, чтобы добраться до Стэвэнджера. Когда я сошел на берег, был поздний вечер, но я все же спросил на своем скверном норвежском, как добраться до отеля, в котором, по моим сведениям, остановился Ту Хокс. Перед отъездом я безуспешно пытался заказать там комнату.

Проезд на такси стоил очень дорого: бензин был все еще строго нормирован. Мы долго ехали по темным улицам города, и остановились у неожиданно ярко освещенного отеля. Фойе было заполнено надменными гостями, которые, по-видимому, все еще радовались, что им удалось пережить войну.

У конторки я спросил, как найти Ту Хокса и мне ответили, что он находится в зале для танцев, где бургомистр Стэвэнджера устраивает бал. Это объясняло оживление в фойе.

Я без труда разыскал Роджера Ту Хокса, потому что знал его по многим фотографиям. Он стоял в углу танцевального зала в окружении оживленно беседующих мужчин и женщин. Я пробился туда и оказался рядом с ним. Ту Хокс был среднего роста; приятное лицо с высоким лбом и массивным крючковатым носом, темно-каштановые волосы, смуглая кожа, однако не более темная, чем у обычного, загоревшего на солнце, европейца. Но глаза оказались неожиданно серыми — холодными и серыми, как зимнее небо в Исландии. Он что-то рассказывал, держа в правой руке стакан с водкой, причем его белые зубы все время поблескивали в добродушной, где-то даже застенчивой улыбке. Его норвежский был ненамного лучше моего (говорил Роджер с сильным акцентом и фразы строил весьма корявые), но глубокий, вызывающий доверие баритон скрашивал все шероховатости речи. Возле Ту Хокса стояла красивая блондинка, которую я тоже узнал по фотографиям — его жена.

Я использовал возникшую в разговоре паузу и представился. Роджер вежливо осведомился, как прошло мое путешествие: он знал обо мне по переписке с моим издателем. Потом, улыбнувшись, сказал:

— Я уже боялся, что ваш издатель передумает, и вы не сможете сюда приехать, — он сделал короткую паузу и сожалеюще пожал плечами. — Через два дня я покидаю Норвегию. А это значит, что я смогу посвятить вам полтора дня. Я расскажу вам свою историю и буду надеяться на то, что вы найдете ее достаточно занимательной. Пожалуйста, постарайтесь все правильно запомнить. Как у вас с памятью?

— Она у меня фотографическая, — ответил я. — Но боюсь, что нам не удастся выспаться в ближайшие два дня. Я готов выслушать ваш рассказ, как только вам будет угодно…

— Немедленно. Я только поблагодарю хозяина дома.

Минут через пять мы уже были в его комнате. Он поставил на плиту большой кофейник, а я тем временем достал бланк договора, карандаш и блокнот.

— Я не знаю, — сказал он, — правильно ли я поступаю, но мне нужны деньги, а эта книга кажется мне самым простым способом добыть их. Хотя, может быть, я даже не вернусь, чтобы забрать гонорар. Все зависит от того, чем закончится мое путешествие.

Я заинтересовался, но ничего не сказал. Роджер быстрыми шагами пересек комнату, взял со шкафа глобус и поставил его на стол. Глобус был сделан еще до войны, и изменение границ, происшедшее за последний год, на нем не отражалось.

— Идите сюда, — сказал он. — Я покажу вам, откуда все началось.

Я подошел. Роджер медленно повернул глобус и кончиком карандаша коснулся точки, расположенной неподалеку от западного берега Черного моря.

— Плоешти, — сказал он. — Отсюда я и хочу начать. Я мог бы отодвинуть начало еще дальше, в прошлое. Но на это нужно время, которого у нас нет. У меня есть рукопись, в которой подробно описана моя жизнь, день за днем. А сейчас начнем с нападения на нефтяные промыслы в Плоешти.

— Плоешти в Румынии? — спросил я.

— Да. Плоешти, центр добычи и переработки нефти для Германии. Он-то и был целью нашего Девятого Воздушного флота, который тогда базировался в Киренаике, в Северной Африке. Прошло пять лет войны, прежде чем американцы смогли совершить нападение на важнейший центр обеспечения фашистской Германии. Нагруженные бомбами, боеприпасами и горючим, с полевого аэродрома в оккупированной части Южной Италии стартовали сто семьдесят пять четырехмоторных бомбардировщиков, чтобы нанести удар по резервуарам с горючим, нефтяным вышкам и ратификационным колоннам в Плоешти. Нам не говорили, что город и нефтеперерабатывающий комплекс окружены множеством орудий всех калибров, и что здесь самая большая концентрация зенитных батарей во всей Европе. Но даже если бы мы об этом узнали, нечего бы не изменилось.

Я был пилотом одного из Б-24, носившем собственное имя «ГАЙАВАТА». Моим вторым пилотом был Джим Эндрюс, из Бирмингема в Алабаме, и ему, казалось, ничуть не мешало мое происхождение — я индеец-полукровка. Мы были лучшими друзьями.

Он улыбнулся.

— Может быть, нужно сказать, что я ирокез по материнской линии. Ирокезы близкие родственники чероки. Мой отец был уроженцем Шотландии.

Я кивнул и осторожно спросил:

— Я могу надеяться, что эти сведения упоминаются в рукописи, которую вы мне обещали?

— Да, само собой разумеется. Итак…

Командир соединения бомбардировщиков проложил курс южнее Тирговесте и вместо того, чтобы отклониться на север, где должен был находиться Плоешти, он повел машины прямо на Бухарест. Лейтенант Ту Хокс заметил навигационную ошибку и, как многие другие командиры самолетов, нарушил предписанное радиомолчание. Командир звена не ответил и продолжал упрямо придерживаться неправильного курса. Через несколько минут вдалеке, над самым горизонтом, Ту Хокс увидел грязно-коричневое облако и понял, что это дым над горящими нефтехранилищами: первая волна нападающих достигла цели и сбросила бомбы.

Он наблюдал за флагманским бомбардировщиком и спрашивал себя, видит ли полковник этот предательский дым. Внезапно ведущий заложил крутую кривую и взял курс на дымящиеся нефтепромыслы. Ту Хокс и другие пилоты повторили этот маневр. «ГАЙАВАТА», запустив все четыре мотора на полную мощность, понесся на север. Соединение опустилось на предписанную для нападения высоту в сто метров. Зеленые кукурузные поля сменились желто-коричневыми полями пшеницы. Каналы, дороги, тропинки и ручейки стремительно проносились под крыльями. На фоне облаков дыма парили огромные серые фигуры заградительных аэростатов. Некоторые висели на большой высоте, другие поднимались, чтобы заменить сбитые и восстановить заграждение.

Ту Хокс был озадачен, хотя и не показывал этого Эндрюсу. Соединение заходило с другой стороны; инструктаж, проводившийся на протяжение целой недели, о положении объектов-целей в области нападения был теперь совершенно бесполезен. При подлете с юга все выглядело иначе, чем на фотографиях разведчиков.

Соединение бомбардировщиков еще не достигло аэростатов, как немцы тут же открыли огонь. Копны сена, заросли и полевые амбары оказались замаскированными зенитными установками. Двадцатимиллиметровые четырехствольные зенитки и тридцати семи миллиметровые скорострельные пушки поливали небо трассирующими пулями и снарядами. Из кюветов по краям дороги и защитных окопов посреди полей, били пулеметы. Стоящие в отдалении, крытые грузовики внезапно разъехались, и открылись новые орудия. Далеко впереди вели огонь батареи длинноствольных зениток, стреляющих взрывчатой шрапнелью, облачки взрывов которой образовывали в воздухе плотный узор.

«ГАЙАВАТУ» сотрясали ударные волны взрывов. Осколки шрапнели и пулеметные очереди пронизывали несущие плоскости и корпус. Бортовые стрелки вели огонь по зенитным установкам из своих спаренных пушек. Воздух покрылся сеткой трассирующих пуль, снарядов и вспышек взрывов, преодолеть эту сетку было равноценно самоубийству. Многие машины уже горели, другие в аварийном порядке избавлялись от своего груза бомб и пытались набрать высоту и убраться подальше. Мощный рев моторов смешивался со взрывами орудий в оглушительную какофонию.

Роджер Ту Хокс остался в звене, которое начало прорыв. Он удивлялся, как его еще не подбили, все четыре мотора работают, а приборы до сих пор не зарегистрировали ни течи в топливных баках, ни прорыва трубопроводов. Хвостовой стрелок сообщил, что левое вертикальное хвостовое оперение с рулем сорвано. Машина справа от них выглядела так, словно ее фюзеляж разрубил гигантский меч. А самолет слева вдруг провалился, нос его окутался дымом, вероятно, от прямого попадания. В следующее мгновение он камнем рухнул вниз, ударился о землю и исчез в ярком шаре огня.

Перед аэростатным заграждением звено рассеялось; летя зигзагами, пилоты пытались уклониться от стальных тросов. Сквозь завесу дыма повсюду были видны баки с горючим и ректификационные колонны. Один из бомбардировщиков спикировал вниз и взорвался, врезавшись в нефтеперегонную установку; другой, с двумя охваченными огнем моторами, медленно вошел в штопор и рухнул на землю; еще один, тоже горящий, сбросил свой бомбовый груз в поле и попытался набрать высоту, чтобы его экипаж смог выпрыгнуть с парашютами. Взорвалось одно из бензохранилищ, расположенных на отшибе. Взрывная волна подхватила «ГАЙАВАТУ» и швырнула ее вверх. Ту Хокс и Эндрюс несколько секунд старались удержать машину от падения. Взглянув на машину командира эскадрильи, Ту Хокс увидел, как она развалилась в воздухе на две части и в облаке дыма рухнула вниз.

Впереди находилось скопление трубопроводов и буровых вышек. Они занимали довольно большую площадь. Ту Хокс проревел в свой ларингофон:

— Сбросить бомбы!

Он ожидал, что бомбардировщик автоматически поднимется, освободившись от своего груза, но ничего подобного не произошло. Роджер повторил свой приказ, но вместо этого на связь вышел О'Брайен, бортовой стрелок из верхней башни, и прохрипел на своем ирландском диалекте:

— Гаазара мертв! Он лежит на бомбовом люке!

Ту Хокс выругался. Драгоценное время было упущено. Он сосредоточился на новой цели, увидев чуть в стороне грузовую станцию, взял курс на нее. Эндрюс сбросил бомбы, и машина прибавила в высоте и скорости. Лицо вернувшегося назад Эндрюса было грязным и бледным.

— Чарли тоже зацепило, — сказал он. — Кормовая рубка сорвана.

— Ты почувствовал попадание? — спросил Ту Хокс. — Я нет.

— Я тоже нет, — сказал Эндрюс. — Господи! Я не верю, что мы сделали это!

Ту Хокс ничего не ответил. Он повернул бомбардировщик влево, по крутой дуге, чтобы снова лечь на прежний курс. Машина дрожала и ревела. Совсем рядом разорвался снаряд, и ветер завыл в кабине. Плексиглас со стороны Эндрюса был продырявлен, второй пилот безвольно повис на ремнях; лицо его превратилось в сплошную массу разорванного мяса и раздробленных костей, пропитанных кровью.

Ту Хокс повернул машину на юго-запад, но, прежде чем бомбардировщик успел закончить маневр, в них попали еще раз. В салоне кто-то закричал, да так громко, что крик можно было расслышать даже в адском грохоте снаружи и пронзительном вое ветра внутри. Ту Хокс повел «ГАЙАВАТУ» вверх так круто, как только мог; один из левых моторов охватило пламя, а внешний мотор справа потерял пропеллер. Машина теперь долго не продержится; нужно было набрать максимальную высоту, а потом прыгать.

У Роджера появилось странное чувство, чувство расщепления сознания. Это продолжалось секунды две, потом исчезло, но он знал, что за этот короткий промежуток времени что-то произошло, что-то чуждое, что-то неземное. Самым удивительным было то, что он был убежден, что это что-то затронуло не только его: сама машина и все, что в ней находилось, было вырвано из взаимосвязи нормального — или из реальности.

Потом он забыл об этом. Паутина из трассирующих пуль, снарядов и молний шрапнели на мгновение разошлась, исчезла, и он пролетел над ней… или сквозь нее. Грохот и сотрясение от взрывов исчезли. Только ветер ревел в продырявленном плексигласе пилотской кабины.

Вдруг, словно из ничего, появился вражеский истребитель. Он появился так быстро, как будто свалился из какой-то дыры в небе, но у Ту Хокса не было времени разбираться в этом. Истребитель мчался, как черная молния, его бортовые пушки и пулеметы безостановочно выплевывали смерть столкновение казалось неизбежным. Внезапно немец лег на крыло и нырнул под «ГАЙАВАТУ».

Бомбардировщик получил смертельный удар. Его левое крыло обломилось и, кружась, падало вниз.

В следующее мгновение Ту Хокса в «ГАЙАВАТЕ» уже не было. Земля находилась так близко, что выпрыгивать, соблюдая инструкции, было нелепо, и он тотчас же рванул кольцо. Он падал, опрокидываясь в воздухе, и не сразу заметил, что города Плоешти, который должен был находиться под ним, больше не было. Вместо его предместий, над которыми они только что пролетали, внизу была лишь немощеная дорога, деревья и отдельные крестьянские дворы. Плоешти теперь находился так далеко, что был виден только столб дыма над ним.

«ГАЙАВАТА» был полностью объят пламенем и окутан черным дымом. Ту Хокс почувствовал резкий рывок раскрывшегося парашюта и облегченно вздохнул.

Слева от него под шелковым куполом покачивался еще кто-то. Ту Хокс узнал О'Брайена, своего бортового стрелка. Только им двоим из всего экипажа «ГАЙАВАТЫ» удалось спастись.

2

Ту Хокс рассматривал приближающийся ландшафт. Подробности его становились все ближе и яснее, но поле зрения сужалось.

Ветер нес парашютистов над участком густого леса со скоростью примерно десять километров в час. Роджер выбрал местом для посадки только что убранное пшеничное поле. За полем бежала узкая, поросшая с обоих сторон деревьями, дорога, а по ту сторону дороги виднелись небольшой, крытый соломой крестьянский домик, сарай и пристройка. Между усадьбой и пробивающимся через густой кустарник ручьем был огороженный садик.

Ту Хокс хотел опуститься поближе к деревьям на опушке леса. Его ноги задевали верхушки деревьев; потом он оказался на земле, сделал кувырок через голову и тотчас вскочил на ноги, чтобы освободиться от строп. Деревья защищали место посадки от ветра, и купол парашюта быстро опал.

Ту Хокс расстегнул ремни и стал скатывать парашют в сверток. О'Брайен, опустившийся неподалеку, делал тоже самое. Когда все было готово, Роджер подхватил парашют и рысью побежал к О'Брайену, который махал ему рукой.

— Ты видел этих солдат слева от нас? — возбужденно спросил бортовой стрелок.

Ту Хокс отрицательно покачал головой.

— Они идут в нашу сторону?

— По-моему, да. Они идут по дороге, примыкающей к этой. Эта дорога, судя по всему, главная, хотя и не мощеная. Я не мог рассмотреть подробностей, но выглядели эти солдаты как-то странно.

— Странно?

О'Брайен снял шлем и пригладил свои темно-рыжие, слипшиеся от пота волосы.

— Да. Там было много повозок, запряженных волами. Во главе колонны пара машин; я таких никогда не видел. Что-то вроде броневиков времен Первой Мировой войны.

— Разберемся, но сначала нужно закопать в лесу эти штуки, — сказал Ту Хокс. — Ты не захватил с собой «НЗ»?

И они направились к лесу. О'Брайен покачал головой.

— Нам чертовски повезло, что мы выбрались. Спасся ли еще кто-нибудь из наших?

— Не думаю, — сказал Ту Хокс. — Я никого больше не видел.

Он пробирался через густой подлесок. Руки его дрожали. Реакция, сказал он самому себе. Это вполне естественно. Сейчас он успокоится, и все пройдет. Правда времени для отдыха больше не будет. Вероятно, немцы или румыны уже выслали военные патрули и прочесывают местность. А, может, окрестные крестьяне заметили снижающиеся парашюты и сообщили по телефону в ближайшее отделение жандармерии.

Ту Хокс затолкал свой парашют в углубление между двумя толстыми корнями дерева, засыпал его землей и прикрыл листьями. Он неожиданно вспомнил, что при спуске не заметил ни одной телеграфной линии. Не видел он ни линий электропередач, ни прожекторных мачт: ничего подобного. Это было странно. Конечно, Румыния не сильно развитая страна, но подбитый немецким истребителем бомбардировщик не мог удалиться более чем на десять километров от нефтеперегонных установок и индустриальной зоны Плоешти. И внезапность, с которой появился немец, тоже в какой-то мере была необъяснимой. Ту Хокс мог поклясться, что истребитель возник прямо из пустоты.

После того, как они спрятали парашюты, Ту Хокс разделся, и без тяжелой формы пилота сразу же почувствовал себя лучше. О'Брайен тоже снял мундир, вытер лоб и огляделся.

— Что-то тихо, да? Но так будет недолго, — он посмотрел на Ту Хокса и указал на пистолет в кобуре у него под мышкой. — С этими штуками мы вряд ли пробьемся. Сколько у тебя патронов?

— Пять в магазине и двадцать в кармане.

— Ну, что ж, — произнес ирландец, — лучше, чем ничего. Даже лучше ножей с выскакивающими лезвиями.

— Ненамного лучше, — Роджер достал из нагрудного кармана куртки карту, разложил ее на земле. — Давай-ка посмотрим, как быть дальше.

За полчаса они продумали три возможных варианта предполагаемого бегства.

— Самое оптимальное — пробраться назад, к опушке леса, и оттуда наблюдать за дорогой, — сказал Ту Хокс. — Там хорошо просматривается и крестьянский дом. Хорошо, если нас никто не заметил. Но если какой-нибудь крестьянин уведомил жандармерию, они скоро начнут прочесывать весь лес. Надо поскорее исчезнуть отсюда… если снаружи все будет чисто.

Через густой кустарник друзья проползли к краю поля и стали наблюдать за дорогой и крестьянским домом. Прошло полчаса. Заедали комары и слепни. Но никаких людей видно не было. Тишину нарушал только шум теплого ветра в кронах деревьев. Раз залаяла собака, где-то проревела корова.

Еще полчаса прошло без всяких происшествий. О'Брайен тихо охал, пытаясь устроиться поудобнее.

— Охотник из тебя бы получился неважнецкий, — заметил Ту Хокс.

— Я не индеец, — ответил О'Брайен. — И за всю свою жизнь ни разу не покидал большого города.

— Мы не в городе. Потерпи.

Он подождал еще пятнадцать минут, потом кивнул своему спутнику.

— Пойдем к дому, он выглядит покинутым. Может быть, найдем там чего-нибудь поесть, и попытаемся пробраться на другую сторону леса незамеченными.

Они поднялись и направились к дому через свежескошенное пшеничное поле. О'Брайен хотел было побежать, но его Ту Хокс придержал.

— Медленнее, — сказал он. — Нужно выглядеть так, будто имеем полное право здесь находиться. Тогда, если нас увидят издалека, то не обратят внимания. Мы не должны вызывать никаких подозрений.

Они перепрыгнули канаву, отделяющую поле от дороги, и пошли вдоль дороги. Земля под ногами была твердой, непыльной, кое-где поблескивали лужи, очевидно, недавно прошел дождь. Поверхность дороги была испещрена глубокими колеями от колес, следами от копыт, засохшими и свежими коровьими лепешками.

— Никаких лошадей, — сам себе сказал Ту Хокс.

— Что ты говоришь? — переспросил О'Брайен.

Они перешли дорогу и остановились у деревянных ворот двора. Ту Хокс попытался открыть их как можно бесшумнее. Петли были вырезаны из дерева и клиньями соединены со створками ворот. При звуке шагов пасшиеся во дворе овцы с жирными курдюками испуганно подняли головы, но не издали ни звука. Ту Хокс услышал кудахтанье кур. Из стойла доносилось сопение какого-то крупного животного. Крестьянский дом был построен в форме буквы «Н». Впереди, по-видимому, находились жилые помещения, а заднюю часть дома занимали стойла. Внешние стены были сложены из рубленных бревен, пазы замазаны глиной. Дом венчала крутая соломенная крыша.

На истертой деревянной двери дома кто-то неумело изобразил орла. Под ним был нарисован большой глаз и черное «Х».

Ту Хокс поднял деревянную щеколду и нажал на дверь. Но не успел он войти, как из-за угла появилась женщина. Она вскрикнула, отскочила, и широко раскрытыми от испуга глазами уставилась на обоих мужчин.

Ту Хокс улыбнулся ей и попытался мобилизовать все свое знание румынского языка, который он изучал, как того требовали инструкции. Это были, в основном, формы обращения.

Женщина смутилась, произнесла что-то на незнакомом языке и осторожно приблизилась на пару шагов. У нее было открытое добродушное лицо, черные блестящие волосы, смазанные маслом, и сильная, коренастая фигура. На шее красовалось ожерелье из красных и белых раковин, крепкую грудь обтягивала белая хлопчатобумажная кофточка, а длинная, красная юбка доходила до щиколоток. Общий портрет завершали босые, запачканные землей и куриным пометом ноги. Настоящая крестьянка, подумал Ту Хокс, и, как мне кажется, дружелюбно настроенная.

Он попробовал произнести пару фраз по-немецки, но женщина снова ответила на том же непонятном языке. Когда Роджер беспомощно пожал плечами, она попробовала заговорить на другом языке, которым, казалось, сама владела не совсем хорошо.

Ту Хокс снова должен был признаться, что он опять ее не понял, но на этот раз она, казалось, была этим довольна. Она даже улыбнулась, и потом снова заговорила на своем родном языке.

— Нужно попробовать объясняться жестами, — сказал Ту Хокс О'Брайену. — Я…

Он замолчал. Женщина посмотрела куда-то мимо него и стала ожесточенно жестикулировать. Он повернул голову и увидел сквозь деревья машину, отсвечивающую металлом на солнце. Она двигалась по проселочной дороге и была где-то за километр от них. О'Брайен тоже ее заметил.

— Машина, — сказал он. — Прячемся!

Ту Хокс с сожалением взглянул на край леса.

— Я думаю, мы должны довериться этой девушке, если не хотим тащить ее с собой.

Женщина ускорила их решение, она схватила Ту Хокса за руку и потащила к дому. Она поняла, что оба чужаки хотят скрыться и совсем не настроены, чтобы их заметили люди с машин. Роджер свободной рукой махнул О'Брайену.

Ту Хокс тут же оценил ситуацию. Бегство в лес могло только ускорить их встречу с врагом.

Женщина провела их через боковую дверь в кухню. По дороге Ту Хокс успел еще заметить огромный очаг, наполненный дровами, с железным котлом на треножнике, потом женщина открыла в углу кухни на полу маленькую дверцу и знаком указала, что они должны опуститься вниз. Ту Хоксу совсем не понравилась перспектива оказаться запертым в подвале, но ничего другого не оставалось. Вслед за О'Брайеном он спустился вниз по крутой лестнице. Дверь закрылась, и они оказались в полной темноте.

3

Над ними что-то гремело, скреблось и царапало по крышке дверцы. Женщина заставляла ее какой-то мебелью. О'Брайен вытащил из кармана фонарик, и они смогли осмотреться. Это был низкий погреб с глиняными стенами, скорее даже в яма. С потолочной балки свисали два пласта шпига. Маленькие бочонки с солеными огурцами, солониной, белой фасолью и овечьим сыром стояли вдоль стен. В другом конце помещения лежали пустые мешки, инвентарь и огромная резная деревянная маска со следами раскраски, изображающая лицо какого-то демона или чудовища.

— Смешно, — сказал О'Брайен. — Но мне от всего этого как-то не по себе. Я хотел сказать тебе об этом раньше, но побоялся, что ты решишь, что у меня просто заскок. Незадолго до того, как появился истребитель, у меня возникло странное чувство, скорее даже, ощущение, похожее на приступ морской болезни. Сначала я подумал, что меня зацепило, но никакого ранения я не почувствовал и не заметил. Потом, конечно, было не до этого, не было времени раздумывать о том, что это было. Но когда мы приземлились, это же чувство снова вернулось, но уже не такое сильное. Чувство… предчувствие… что находиться здесь… намного хуже, чем быть убитым или прятаться от немцев.

Ту Хокс кивнул.

— Да, я знаю. Со мной было тоже самое. Я даже не могу объяснить…

Теперь они слышали, как автомобиль приблизился и остановился возле дома. Мотор его громко тарахтел. О'Брайен выключил фонарик и попытался выковырять глину между верхним краем ямы и плотно прилегающим к нему бревном. Через образовавшуюся узкую щель в подвал просочился дневной свет. Они выглянули наружу. Щель была совсем узенькой, но Ту Хокс мог хорошо разглядеть подъехавшую машину и пару солдат, вылезших из нее. Это была очень странная машина, может быть, не столько странная, сколько старомодная.

Ну, подумал Ту Хокс, Румыния выглядит очень отсталой страной, но все же именно она располагает мощнейшими в Европе нефтеперерабатывающими заводами. И солдаты эти, конечно же, не подданные германского Вермахта. И мундиры их не похожи ни на какие из тех, что Ту Хокс видел до сих пор; ничего подобного не было ни на одной из картинок, показанных во время инструктажа. Офицер — если это был офицер — носил блестящий шлем, сделанный в виде головы волка, и в развернутой пасти виднелось лицо мужчины. Даже волчьи уши были изготовлены достаточно точно. На нем была длинная, до колен, куртка из зеленого материала, с меховым воротником, узкие красные брюки с двумя кожаными накладками на коленях. Сапоги с довольно высокими голенищами дополняли его костюм. В правой руке офицер сжимал странного вида пистолет, которым размахивал, отдавая приказы. А когда он повернулся, Ту Хокс заметил на левом боку меч в ножнах.

Солдаты носили цилиндрические, заостряющиеся кверху шлемы с шейной защитой, черные мундиры до колен с застегивающимися кнопками и красные брюки, заправленные в сапоги. У них тоже были мечи на широких кожаных поясах и ружья с полукруглыми барабанами для патронов. В отличии от гладко выбритого офицера, насколько это можно было заметить, у солдат были окладистые бороды и длинные, до плеч, волосы, что делало их похожими на диких кочевых цыган.

Солдаты начали обыскивать двор. В укрытии было слышно, как они топают и хлопают дверьми. Офицер, казалось, взялся за крестьянку. Ту Хокс слышал, как он медленно, с трудом, говорил с ней, словно на чужом языке. Женщина отвечала, и, казалось, язык был ее родным. Ту Хокс пытался понять смысл их разговора, и хотя ему казалось, что он вот-вот поймет его, но тщетно. Прошло минут десять. Страшные визги и кудахтанье сопровождали разграбление крестьянского добра. В военное время в таком грабеже нет ничего особенного, подумал Ту Хокс, но солдаты, очевидно, другой национальности, чем женщина, иначе у них не было бы никаких затруднений при общении. Может быть, это венгры? Вполне логично. Хотя в этом Ту Хокс сильно сомневался.

Они ждали. Солдаты смеялись и громко разговаривали. Женщина вела себя тихо. Наконец, офицер решил, что пора ехать дальше, отдал приказ и пошел к машине. Солдаты пошли за ним, каждый с одной или двумя убитыми курами на поясе.

Звук мотора затих, машина исчезла из вида. Ту Хокс оторвался от щели.

— Вряд ли искали именно нас, иначе они простукали бы весь пол и обнаружили бы люк. Но кого же они тогда искали?

Они хотели выбраться из укрытия, но решили повременить. Солдаты могут скоро вернуться, или — поблизости еще один отряд. Время текло медленно. Наверху было тихо.

К вечеру над ними послышались шаги, звук отодвигаемой мебели, и дверь в подвал со скрипом поднялась. В отверстие упал свет лампы. Ту Хокс достал пистолет и поднялся по лестнице, твердо решив сопротивляться.

Возле очага стоял мужчина и возился с куском вяленого мяса. Никакого оружия, кроме большого охотничьего ножа, у него не было, и Ту Хокс сунул пистолет обратно в кобуру. Мужчина спокойно посмотрел на вошедших. Он был черноволосым, как и женщина, спутанные пряди волос свисали на лоб. На крестьянине была рубашка, брюки из грубой прочной материи и грязные сапоги. От него воняло потом. По возрасту этот человек годился в отцы молодой женщине, спрятавшей их, и, скорее всего, и был им.

Женщина предложила им поесть густого супа, который бурлил в котле. О'Брайен и Ту Хокс не были голодны, потому что во время ожидания в погребе успели пообедать шпиком и солеными огурцами, но Ту Хокс боялся, что отказ обидит этих гостеприимных людей. Он благодарно кивнул женщине, потом объяснил О'Брайену свои соображения. Во время разговора он заметил, как изменилось выражение лица старого крестьянина. Мужчина удивленно переводил взгляд с одного чужака на другого. На лбу его пролегли глубокие морщины.

Женщина разлила суп в пестро-раскрашенные миски из обожженной глины, поставила их на стол, положила деревянные ложки и снова занялась своими кухонными делами. Мужчина прошелся по кухне, задавая женщине вопросы, потом сел за стол и, взяв свою миску, стал есть суп.

Больше не было произнесено ни единого слова. Опустошив миску, хозяин встал и знаком указал обоим летчикам, чтобы они следовали за ним. Он откинул тонкую ткань, занавешивающую дверь, и они вышли наружу. Ткань была тонкая, но грубая, и едва ли предназначалась для защиты от комаров. Потом Ту Хокс заметил, что занавеска пропитана каким-то маслом. Он узнал этот прогорклый запах. Это было то же масло, каким женщина смазывала себе волосы.

Масло было явно не подсолнечное, но оно направило ход мыслей Ту Хокса совершенно в другую сторону. Для его индейских предков было обычным то, что женщины смазывали свои волосы подсолнечным маслом. И Ту Хокс пришел к выводу, который тут-же постарался отбросить: это было просто невозможно. Но то, что он заметил в разговоре фразы, напомнившие ему диалект ирокезов, оставалось непреложным фактом. Они все еще оставались ему непонятными, но явно не имели никакого отношения ни к румынскому, ни к славянскому языкам; этот язык не принадлежал ни к индоевропейской, ни к угро-азиатской семьям. Это был диалект, фонетика и структура которого приближались к языкам онондаги, секепы, мохауки и чероки.

Он решил пока ничего не говорить О'Брайену о своих нелепых предположениях. Мужчина провел их по двору к сараю. Огромная дверь за ними со скрипом закрылась. Там было темно, хоть глаз выколи. Ту Хокс мягко положил руку на плечо О'Брайена и тихо оттолкнул его на пару шагов влево. Маленькая предосторожность — если вдруг крестьянин надумает неожиданно на них напасть. С полминуты ничего не было слышно, только тихий шорох в сене. Затем раздался слабый металлический звук, словно кто-то вытащил оружие из чехла. Ту Хокс, готовый к прыжку, присел на пол, сжимая вспотевшими пальцами рукоятку пистолета. Вспыхнула спичка, и Ту Хокс увидел крестьянина, подносящего пламя к фитилю фонаря. Крестьянин отрегулировал длину фитиля. На стенах сарая заплясали блики и подвижные тени.

Мужчина улыбнулся, увидев, что чужаки сели на пол, и махнул рукой. Он прошел к двери в дальнему углу сарая, остановился и трижды постучал, подождал несколько секунд и снова постучал три раза. Дверь открылась, крестьянин пропустил летчиков вперед и тут же закрыл ее и запер.

Ту Хокс и О'Брайен оказались в низком сарайчике. Воздух был пропитан сильным, едким запахом пота, грязной одежды и прогорклого масла. В полутьме Ту Хокс смог разглядеть еще шестерых. Люди со смуглыми лицами, в грубой одежде, сидели на полу, прислонившись к дощатым стенам. Двое из них были вооружены ружьями, заряжающимися с дула, один — луком и стрелами. Еще у двоих были ружья с барабанными магазинами, такие же, как у солдат. И у каждого на поясе висел длинный нож в кожаном чехле.

— О, господи! — выдохнул О'Брайен, то ли от испуга, что это западня, то ли просто от самого вида этих диких фигур, вооруженных старинным оружием, а может, и от того, что заметил среди них женщину, одетую так же, как и все остальные. За слоем грязи все равно было заметно, что ее кожа светлей, чем у окружающих. Волнистые светлые пряди волос падали на прекрасное, но усталое лицо с маленьким прямым носом, твердым подбородком и холодными голубыми глазами.

Ту Хокс, стоящий рядом с ней, скоро почувствовал, что от женщины пахнет так же, как и от остальных, и отметил, что ногти на ее грязных руках не отличаются чистотой. Вся группа производила впечатление беглецов или партизан, давно отрезанных от своей базы.

Судя по всему, их предводителем был высокий худой парень с впалыми щеками и темными горящими глазами. Подстрижен он был так, что густая черная шевелюра по форме напоминала немецкий шлем. На тыльных сторонах ладоней были вытатуированы гримасничающие демоны.

Он завел с крестьянином длинную беседу. Изредка оба бросали на американцев резкие взгляды. Ту Хокс напряженно прислушивался. Временами ему казалось, что он понимает отдельные слова и даже выражения, но уверен он в этом не был.

В какой-то момент предводитель — его звали Дзикозес — повернулся к девушке и что-то ей сказал.

При этом он использовал совершенно другой язык, но и тот показался Ту Хоксу странно знакомым. Скорее всего он принадлежит к германской семье и похож на скандинавский. Или нет? С такой же уверенностью он мог бы поклясться, что это не что иное, как нижненемецкий диалект.

Дзикозес устремил свой пронизывающий взгляд на О'Брайена, потом на Ту Хокса. Разглядывая то одну, то другую части их формы, он задавал вопросы, один за другим. Ту Хокс различал знакомые интонации, но вопросов не понимал. Он попытался ответить на языке ирокезов и чероки. Дзикозес прислушивался с высоко поднятыми бровями и удивленным, а иногда и раздраженным выражением лица. Он переключился на язык, на котором общался с девушкой. Когда и на этот раз не достиг никакого успеха, попытался заговорить еще на трех языках, но — бесполезно. Наконец, он сдался и разочарованно развел руками. Ту Хокс понял одно: Дзикозес — не крестьянин. Человек со знанием такого количества языков, должен быть или очень образованным, или много путешествовавшим.

Когда Дзикозес понял, что все попытки поговорить напрасны, он обратился к своим людям. Те проверили свои ружья, висевшие на плечах. Девушка вытащила из нагрудного кармана жакета револьвер. Дзикозес протянул руку к пистолету Ту Хокса. Ту Хокс, улыбаясь, кивнул. Не спеша, чтобы не напугать остальных и не вызвать недоверия, он достал пистолет из кобуры, отточенным движением вытащил магазин, потом загнал его обратно. Проверив оружие, он снова убрал его в кобуру и жестом дал понять, что тоже готов.

Все столпившиеся вокруг них одновременно заговорили, зашумели. Дзикозес приказал замолчать. Крестьянин погасил свой фонарь, и отряд покинул сарай. Через пару минут они уже были в лесу — крестьянский дом исчез из виду.

4

Всю ночь отряд пробирался по тропе, стараясь держаться в тени деревьев, и выходил на открытые поля только в случаях крайней необходимости. Под утро они остановились в лощине, непроходимая чаща которой была надежным укрытием.

Прежде чем заснуть на своей подстилке из сучьев, О'Брайен сказал:

— Если я не ошибаюсь, мы все время движемся на северо-восток. Как ты думаешь, может быть, они хотят пересечь границу России?

Ту Хокс кивнул: он думал точно так же.

— Эти люди не русские, и не румыны, — задумчиво сказал О'Брайен. — В Чикаго, где я вырос, в нашем квартале жило много русских, поляков и румын. Но они говорили не так, как эти парни. Ради всего святого, что же это за люди?

— Они говорят на каком-то подозрительном диалекте, — сказал Ту Хокс и замолчал. Он решил, что сейчас не самый подходящий момент для того, чтобы рассказать О'Брайену о своих фантастических догадках. А они были настолько фантастичны, что могли выбить из колеи любого. Кроме того, это были только догадки.

— Ты знаешь, что мне показалось самым странным? — продолжил О'Брайен. — Мы нигде не видели ни одной лошади; у этих крестьян их не было или уже нет. Не немцы ли их реквизировали?

— Я тоже думал об этом. Снимки наших разведчиков показывают, что в Румынии много лошадей. Кто-то, наверное, их отобрал, — Ту Хокс вздохнул… — Теперь давай спать. Нам предстоит долгая и трудная ночь.

Это был долгий и трудный день. Комары, заедавшие ночью, не оставляли их в покое и при солнечном свете. Люди зарывались глубоко в сухую листву, но это мало помогало, хоботки насекомых по-прежнему протыкали одежду. Теперь Ту Хокс понял, почему их спутники в такую жару носили тяжелую одежду. Жару-то еще можно было вынести, а укусы комаров могли свести с ума кого угодно.

Даже в тени Ту Хокс спал плохо. Около полудня, когда солнце высоко поднялось над непроходимой чащей, жара стала невыносимой, и шорохи ворочающихся во сне людей все время будили его. Открыв в очередной раз глаза, он увидел над собой худое лицо Дзикозеса. Ту Хокс усмехнулся и перевернулся на бок. Он был беспомощен. Эти люди при желании в любое мгновение могут обезоружить или убить его. Но Дзикозес, по-видимому, не считал Ту Хокса врагом. Все казалось неизвестным и ошеломляющим.

Когда опустились сумерки, они поели вяленого мяса с черным хлебом и запили водой из ближайшего ручья. Потом мужчины повернулись лицами на восток, вытащили из своих заплечных мешков нитки жемчуга, искусно вырезанные статуэтки и начали странную молитву. Надев жемчужные нитки на шеи, и перебирая их пальцами левой руки как четки, они подняли зажатые в правых руках статуэтки высоко над головами, что-то монотонно при этом напевая. Ту Хокса поразил идол, которого поднял вверх стоящий возле него человек — голова мамонта с поднятым хоботом, загнутыми вверх бивнями и красными глазами. Светловолосая девушка опустилась на колени и молилась на на воткнутое в землю маленькое серебряное деревце с повешенным на него человеком.

Все это выглядело фантастично, нелепо и не поддавалось никаким объяснениям. О'Брайен как ирландец, был строгим католиком, он ругался, крестился, бормотал «Отче наш». Чуть успокоившись, бортовой стрелок «ГАЙАВАТЫ» повернулся к Ту Хоксу и прошептал:

— Что это за язычники?

— Мне самому хотелось бы знать, — ответил Ту Хокс. — Их религия не похожа на нашу. Но если они приведут нас в какую-нибудь нейтральную страну, или хотя бы в Россию, я буду доволен.

Молитва продолжалась минуты три. Потом нитки с жемчугом и идолы были упакованы обратно; и отряд снова двинулся в путь. После полуночи сделали первый привал. Двое пошли в ближайшую деревню и через полчаса вернулись с вяленым мясом, черным хлебом и шестью бутылками кислого вина. Провиант был разделен между всеми, а бутылки во время еды пустили по кругу.

И уже до самого рассвета отряд шел без остановок. Как только рассвело, они нашли убежище и устроились на отдых. Издалека стал доноситься грохот тяжелых орудий. Ту Хокс проснулся во второй половине дня. О'Брайен тормошил его, показывая на залитые светом вершины деревьев. В небе висело серебристое тело сигарообразной формы.

— Это похоже на цеппелин, — сказал О'Брайен. — Никогда бы не подумал, что немцы все еще используют их.

— Они этого и не делают, — сказал Ту Хокс.

— Ты думаешь, русские?

— Может быть. У них очень много устаревшей техники.

Он не верил в то, что этот воздушный корабль был немецким или русским, но пока не хотел беспокоить О'Брайена, тем более, что еще сам не знал в чем дело.

Он встал, зевнул, потянулся, подчеркивая полное ко всему безразличие, которого на самом деле не испытывал. Остальные тоже зашевелились; только девушка все еще крепко спала. За это время Ту Хокс узнал, что ее зовут Ильмика Хускарле.

Но поспать дольше Ильмике не удалось: Дзикозес разбудил ее, и через полчаса группа снова выдвинулась в путь, не ожидая наступления темноты. По-видимому, Дзикозес решил, что они уже дошли до свободной от врагов территории. Крестьянские дворы встречались реже, лес стал совсем непроходимым. Через несколько дней такого перехода отряд перевалил через покрытые лесом холмы и углубился в горы. Самые высокие вершины были покрыты снегами. Ту Хокс посмотрел на свою карту и пришел к заключению, что, скорее всего, это Карпаты.

Запасы вяленого мяса и черного хлеба закончились. Они пробирались по крутым склонам, по непроходимым звериным тропам и питались исключительно ягодами. Как-то, пока все спали, Кания, взяв лук и стрелы, пошел на охоту в горный лес. На этой высоте было гораздо холоднее, чем на равнине, и ночь была такой холодной, что О'Брайену и Ту Хоксу пришлось соорудить себе толстое ложе из еловых ветвей, чтобы не замерзнуть в своих тонких мундирах.

Через несколько часов Кания вернулся назад, шатаясь под тяжестью туши дикого кабана. Он радостно принял поздравления и сел отдыхать, пока остальные свежевали тушу. Ту Хокс старался быть как можно полезней. Он понял, что Дзикозес считает эту местность достаточно безопасной, чтобы идти по ней днем, но боится привлекать внимание шумом выстрелов. А может, они взяли с собой луки и стрелы только из соображений безопасности. С другой стороны, разнообразие оружия этих людей говорило просто о том, что они умели с этим оружием обращаться, и что все оно попало к ним из разных источников; так, вероятно, два ружья и револьвер с магазином были взяты у убитых врагов.

Разделанного кабана скоро начали поджаривать на нескольких небольших кострах. Ту Хокс ел жадно. Мясо было жестким, сочным и не совсем прожаренным, но великолепным на вкус. О'Брайен, кажется, считал так же. Он не привык к таким долгим и трудным пешим маршам на голодный желудок, и за последние дни очень устал и выдохся.

Насытившись, он похлопал себя по животу, рыгнул и сказал:

— Люди, я чувствую себя великолепно! Если бы я теперь еще с недельку поспал, то стал бы совершенно новым человеком.

Но это желание было невыполнимым. Через три дня отряд все еще брел по горам, двигаясь по тропе параллельно высокой цепи гор со снежными вершинами. А на четвертый день после пира все-таки пришлось применить огнестрельное оружие.

Они уже спускались в долину. Местность была совершенно дикой непроходимый кустарник, заросли тростника, болотистые лужайки и маленькие грязевые озерца. Дикие серые гуси и другие птицы обитали в этих болотах; однажды дорогу перебежала лисица; повстречался и огромный бурый медведь. Он стоял на краю быстрого горного ручья, повернув свою длинную морду в их сторону, и принюхивался, потом повернулся и быстро исчез в лесной чаще. Отряд добрался до дна долины и двигался по твердой почве; слева них был край горного леса, а справа — болотистые лужайки. Вдруг позади послышался низкий трубный рев. Обернувшись, они увидели огромного быка, приближающегося к ним с высоко поднятой головой и налитыми кровью глазами.

О'Брайен непроизвольно отступил в сторону.

— О боже, что за чудовище!

Бык был не менее двух метров высоты, с блестящей серо-черной шерстью, мощными, тяжелыми рогами, остро отточенными, как кинжалы.

— Первобытный бык! — воскликнул Ту Хокс. Пальцы его правой руки сжали пистолет, словно он был единственной реальной вещью в этом невероятном мире. Его испугали не столько размеры животного — у людей, идущих рядом, достаточно ружей, чтобы убить такую громадину — сколько ощущение, что он попал в доисторическое время, когда человечество только начало зарождаться.

Первобытный бык предупреждающе заревел и остановился, вскинув вверх свою мощную голову. Его черные глаза блестели в свете солнца, но было непонятно, что выражал этот взгляд — желание напасть или просто любопытство. В пятидесяти метрах позади него показались пробирающиеся через кустарник коровы, которые нисколько не озаботились поведением своего господина, и общипывали зеленую листву. Бык, напротив, вел себя вызывающе и, казалось, не на шутку настроился защищать свою территорию от непрошеных гостей.

Дзикозес что-то сказал своим людям, потом вышел вперед и пронзительно крикнул. Бык не двигался. Дзикозес крикнул снова, бык повернулся и побежал прочь. Ту Хокс облегченно вздохнул. Внезапно, словно что-то почуяв, бык развернулся и вскинул свою огромную голову. Потом опустил голову, взрыл копытами землю так, что трава и комья земли отлетели в сторону на несколько метров. Снова глухой рев, хвост быка поднялся, как штандарт — и громадина бешеным галопом устремилась вперед. Земля задрожала под ударами копыт.

Дзикозес что-то прокричал, и его люди бросились в разные стороны, окружая быка. Только два американца все еще оставались на месте. Ту Хокс увидел, что девушка вытащила револьвер и спряталась за ствол дерева.

— Бежим! — задыхаясь произнес О'Брайен. — Я… направо, ты — налево!

Они побежали. Зверь круто повернул и стал преследовать Ту Хокса. Тут загремели выстрелы. Кания выпустил стрелу. Стрела вонзилась в быка где-то позади лопатки, но это не остановило чудовище, даже не замедлило его скорости. Девушка тоже стреляла, но мелкокалиберные пули не могли остановить такую громадину.

Вторая стрела попала быку в правую переднюю ногу. Он упал и несколько метров проскользил по траве, а затем замер метрах в пяти от Ту Хокса.

Ту Хокс взглянул на массивную голову, заглянул в большие черные глаза. Длинные ресницы напомнили ему девушку, с которой он познакомился в Сиракузах — позднее Роджер удивлялся, что в такой критической ситуации ему в голову пришла подобная мысль. Он подошел к зверю поближе и выстрелил ему в глаз. Одновременно в тело быка вонзился рой пуль. Бык вздрогнул. Но все же попытался встать. И встал — с трудом, но встал — ревя от боли и ярости. Кто-то выстрелил еще раз. Рев оборвался, и зверь рухнул на землю. Он откатился в сторону, еще раз поднял голову, издал слабое мычание и затих.

Только теперь Ту Хокса охватила дрожь. Его чуть не вырвало, но он быстро пришел в себя.

Дзикозес вытащил длинный нож и перерезал мертвому животному горло. Потом выпрямился, вытер окровавленный нож — и, казалось, что в это мгновение он забыл и о быке, и о столпившихся вокруг него людях. Приказав всем молчать, он прислушивался и внимательно осматривал долину и склоны гор, обеспокоенный, что выстрелы могли привлечь чье-то внимание. А вот чье, Ту Хокс не знал. Он хотел было спросить Дзикозеса, кого нужно опасаться в этой заброшенной местности, но потом передумал: излишнее любопытство могло вызвать только подозрения, да из ответа он вряд ли что поймет.

Тушу освежевали и вырезали огромные куски мяса из бедер и задней части. Кания хотел достать сердце, но Дзикозес запретил. Они некоторое время ожесточенно спорили, потом Кания угрюмо сдался. Ту Хокс понял, что сердце нужно было Кании не для еды. Похоже, Кания предлагал съесть всем по кусочку сердца, чтобы приобрести частицу силы и храбрости быка. А Дзикозес был против этого культового обряда. Он хотел покинуть долину как можно быстрее.

Нагруженные мясом, они двинулись дальше. Дзикозес приказал передвигаться «волчьей рысью»: сотню шагов бегом, сотню — с нормальной скоростью пешехода. Так они продвигались гораздо быстрее обычного, но давалось это дорогой ценой. И когда отряд достиг другой стороны долины, все были изнурены и истекали потом. Впереди предстоял подъем по крутому лесистому склону. Но Дзикозес был неумолим и не дал ни минуты на отдых. Он повел отряд дальше, вверх, по петляющей тропке, почти незаметной в зарослях высокой травы.

Они не успели пройти и сотни метров, когда раздались выстрелы. Кания, вскрикнув, упал, покатился вниз по склону и, наконец, застрял в густом кустарнике. Остальные тут же бросились на землю. Ту Хокс осторожно огляделся, но никого не заметил.

Снова прозвучал выстрел, и Ту Хокс услышал, как пуля ударилась о ветку над его головой. Посмотрев в ту сторону, откуда раздался выстрел, он заметил за стволом дуба человека. Но стрелять в ответ не имело смысла, потому что стрелок снова исчез в своем укрытии, да и меткости стрельбы из пистолета на расстоянии пятидесяти-шестидесяти метров Ту Хокс гарантировать не мог. Лучше уж поберечь патроны.

Дзикозес что-то крикнул и начал карабкаться вверх, чтобы укрыться в чаще деревьев. Все последовали его примеру. Противник, по-видимому, пока опасался выйти из своего укрытия, но снова открыл огонь.

Ту Хокс и Дзикозес почти одновременно оказались в кустарнике под старыми дубами. Они затаились, выжидая, и осторожно осматривали склон вверху. Но было тихо, и, когда Дзикозес выпрямился, в него никто не выстрелил. Ту Хокс указал на толстую ветвь над ними. Дзикозес улыбнулся и начал взбираться на дерево. Добравшись до нижней ветви, он забрал свое ружье и полез выше. Ту Хокс ждал внизу, пока Дзикозес не найдет удобное место. С минуту все было тихо, потом Дзикозес выстрелил, и мужчина, прятавшийся за дубом, упал. Тут же раздался еще выстрел — и слился с криком другого человека, которого Ту Хокс не видел. Третий противник показался из-за кустов и побежал к раненому, и в этот момент открыл огонь Скенаске, один из товарищей Дзикозеса; бегущий человек споткнулся и упал.

После этого все стихло. Слева, вдали Ту Хокс увидел еще две фигуры, перебегающие от дерева к дереву. Казалось, они искали подходящее укрытие, чтобы посовещаться.

Друг за другом, все члены отряда достигли дубравы, не делая больше ни одного выстрела. Со своей ветви Дзикозес хорошо видел все поле боя. Он приказал своим людям напасть с двух сторон на место сбора врагов. И отряд стрелков — среди них была и Ильмика Хускарле — развернувшись в цепь, устремился вперед, параллельно склону. Дзикозес оставался на своей ветви и изредка стрелял, не давая врагам возможности поднять головы. Ту Хокс присоединился к Скенаске. Только О'Брайен, единственный безоружный член группы, остался на месте. Ильмика некоторое время была между Скенаске и Ту Хоксом, но потом Ту Хокс потерял ее из виду.

Со стороны противника раздались выстрелы, вероятно, враги тоже пошли в наступление. Какой нелепой будет его смерть, подумал Роджер, если его убьют в этой маленькой перестрелке, на краю чужого мира… его, так и не узнавшего, за и против кого он сражается… и зачем.

Слева от него раздалось три выстрела. Вскрикнула девушка. Скенаске и Ту Хокс начали пробираться в ту сторону; они двигались осторожно, используя каждое прикрытие и поминутно останавливаясь, чтобы проверить местность впереди. Буквально через несколько метров они наткнулись на труп. Человек лежал на спине, уставившись потухшими глазами на вершины деревьев. Его голова была повязана красным платком, в правом ухе висело большое серебряное кольцо, а под курткой виднелась белая рубашка, которая теперь была пропитана кровью. Из-за красного пояса торчали узкий кинжал и древний однозарядный пистолет. Черные шаровары были прошиты блестящими кожаными лентами с декоративными кнопками по сторонам.

Кожа мертвеца была желтовато-коричневой. И Ту Хокс подумал, что убитый похож на цыгана.

Вокруг не было никаких следов борьбы, но, похоже, девушку взяли в плен. Скенаске с Ту Хоксом разделились и продолжили поиски. Что-то светлое, какое-то движение между деревьями привлекло внимание Ту Хокса. Он пошел в ту сторону и вскоре увидел Ильмику Хускарле со связанными руками и мужчину, который толкал ее перед собой. А сзади, прикрывая их, с шел второй.

Ту Хокс подождал, пока их спины исчезнут из виду, потом сделал знак Скенаске и побежал вперед. Вскоре они догнали их у спускающегося в долину желоба. Девушка плакала и сопротивлялась, но охранники грубыми пинками и толчками заставляли ее идти. Скенаске вскинул ружье и выстрелил. Один из охранников метнулся к кустам, второй замешкался, споткнулся и выронил ружье. Пока он поднимался, Ту Хокс поймал его на мушку и метким выстрелом уложил обратно. Теперь уже навсегда. Потом он быстро спрятался за дерево, и вовремя: оставшийся в живых охранник начал стрелять.

Скенаске выстрелил, и что-то крикнул Ту Хоксу, но тот ничего не понял, да и не пытался понять. Противник затаился. Ту Хокс выстрелил еще раз и покинул свое убежище. Он старался не шуметь, но земля была усеяна сухими веточками, и они предательски трещали под ногами. Из-за дерева показалась повязанная черным платком голова, потом ее сменило длинноствольное ружье. Ту Хокс тут же бросился на землю и услышал, как над ним просвистела пуля. Противник занимал невыгодную позицию: он не мог надолго высовывать голову из укрытия и стрелял, почти не целясь.

Конец наступил быстро. Чужак не мог держать на прицеле сразу двоих и стрелял по очереди то в одного, то в другого. И Скенаске с Ту Хоксом, пользуясь этим, перебежками приближались к нему. Наконец, противник упал: две пули почти одновременно, попали ему в грудь и висок.

Девушка рыдала и билась в истерике, пока Ту Хокс развязывал ее. Наконец она успокоилась, и они вернулись назад. Весь отряд был в сборе. Из нападавших в живых осталось только двое, да и те были ранены.

Дзикозес тут же начал допрос. Пленники сидели на земле. Один из них с искаженным от мучительной боли лицом держался за простреленное плечо. Дзикозес задал ему несколько вопросов, но тот вместо ответа плюнул ему в лицо. Тогда Дзикозес приставил дуло ружья к виску пленника и повторил вопросы. Мужчина снова плюнул. Раздался выстрел — и несчастный рухнул на землю.

Со вторым Дзикозес не стал даже разговаривать. Пленника связали и повесили на дереве вниз головой.

Отряд отправился дальше. Громкие крики повешенного сопровождали весь их путь до вершины и затихли только тогда, когда отряд перевалил на другую сторону горы: теперь они находились слишком далеко.

Все это время О'Брайен и Ту Хокс шли молча, подавленные случившимся. Оба были очень бледны. Наконец, О'Брайен не выдержал:

— О, Боже! Святая Богоматерь! Эти парни не знают никакой пощады! Они жестоки, как дикари!

Ту Хокс посмотрел на Ильмику Хускарле. Казалось, это отвратительное зрелище доставило ей удовольствие. Его передернуло. Скорее всего, нападавшие — кто бы они там ни были — в случае своей победы поступили бы точно так же. Но все равно этот акт возмездия был выше его понимания.

С этого дня между Ильмикой и Ту Хоксом установились добрые отношения. Светловолосая девушка была благодарна Ту Хоксу за свое спасение, хотя его заслуга в этом была не такой уж и большой. Она говорила с ним, когда представлялась возможность, и старалась обучить своему языку.

5

Еще недели две они шли по горам, и наконец спустились на равнину. Дзикозес приказал возобновить ночные марши: наверное, это все еще была территория противника. И через два дня отряд вышел к большому дому. Было ясно, что совсем недавно тут произошло кровавое побоище. Повсюду валялись трупы. Вероятно, на дом напали партизаны, но все, до единого погибли в неравном бою. Солдаты тоже понесли тяжелые потери, так как покинули расстрелянный дом, даже не похоронив убитых и не собрав оружие. Отряд стащил трупы в находящуюся неподалеку рощицу вязов и сложил их в огромную братскую могилу. Старинные ружья заменили на многозарядные боевые винтовки.

Из разговоров в отряде Ту Хокс понял, что дом был условленным местом встречи. Дзикозес отправил двух человек в разведку. Вернувшись, они сообщили, что местность свободна от врагов.

Ту Хокс осматривал опустошенный дом. Он зашел в большую комнату, похожую на учебный класс. Окно было выбито, на полу валялись горы разорванных книг, и среди них — большой глобус. Ту Хокс поднял его и поставил на стол. Даже одного взгляда было достаточно, чтобы подтвердить самые худшие предположения.

Азия… Африка… Австралия… Европа… Все есть, но очертания… Очертания были совсем не такими, как их помнил Ту Хокс. Он медленно поворачивал глобус. Вот и Тихий океан…

В комнату вошел О'Брайен. Ту Хокс хотел повернуться и закрыть глобус спиной, но ирландец уже подошел к столу и крутанул шар. Потом чуть наклонился, присмотрелся повнимательнее и пробормотал:

— Черт побери, что это такое? — И, повернув глобус еще раз, закричал. — Не правда! Этого не может быть!

Там, где должна была быть Аляска, начиналась цепь островов, которые пологой дугой тянулись на юго-восток и заканчивались большим островом, на месте которого должно было быть Мексиканское Нагорье. Пара крошечных островов на востоке — вот все что осталось от высочайших вершин Аллеган на востоке. А всю остальную площадь занимало водное пространство.

На месте Центральной Америки была еще одна цепочка островов. Островами же были и Южная Америка с Андами, и Боливийское Нагорье, хотя протяженность их была гораздо больше, чем в северном полушарии.

Ту Хокс, у которого от волнения вспотели ладони, пару минут изучал западное полушарие. Потом повернул глобус и попытался прочитать названия в европейской части. Алфавит явно происходил от греческого. Все буквы были заглавными.

О'Брайен застонал.

— Я чувствовал, что что-то неладно. Но что именно, сказать не мог. Что это за мир?

— Ты можешь представить себе два параллельных мира? — спросил Ту Хокс. — Если я не ошибаюсь, мы — как раз в одной из параллельных Вселенных.

— Это странное ощущение на «ГАЙАВАТЕ»… — пробормотал О'Брайен. Думаешь, оно возникло при переходе через… ну, врата, что ли, в другой, параллельный мир?

— Да все равно, можешь называть это хоть вратами, хоть… Но только то, что для нас было лишь вымыслом писателей-фантастов, теперь стало реальностью. Параллельные миры существуют. И мы как-то попали в другую Вселенную. Это тоже Земля, но не наша.

О'Брайен показал на глобус.

— И на этой Земле Северная и Южная Америка находятся под водой, — он передернул плечами и перекрестился.

Ту Хокс кивнул.

— Я уже давно понял: то, что в нормальном мире существовать не может, тем не менее, где-то существует. Дзикозес и его люди, например, говорят на индейском диалекте, принадлежащем к семье чероки и родственным им народам. А девушка, поверишь, говорит на языке, родственном английскому. Она называет его ингвинеталу или блодландским языком.

— Но этого не может быть! Я думал, что она ирландка или, может быть, шведка.

Ту Хокс повернул глобус.

— На нашей Земле индейцы в доисторические времена эмигрировали из Восточной Азии в Северную Америку, а потом переселились в Центральную и Южную Америку. Переселение началось около двенадцати тысяч лет назад и продолжалось несколько веков. Как мы знаем, все эти первоначально монголоидные группы и роды развились в Америке в индейский тип. Эскимосы, кажется, были последними, кто предпринял это переселение.

Но на этой Земле индейцы не могли переселиться в Америку. Поэтому они переселились на запад и дошли до восточноевропейских стран, — он провел указательным пальцем по Европе и ткнул в Аппенинский полуостров. Государство, отмеченное границами желтого цвета, включило часть Хорватии и Чехословакии. Ту Хокс громко прочитал название этой страны.

— Акхайвия, Ахея? Если это Ахея, тогда получается, греки почему-то переселились на Аппенинский полуостров, а не осели в Пелопоннесе!

Он склонился над глобусом.

— Хатти… Хатти… Хетты? На нашей Земле они завоевали часть Малой Азии, пережили расцвет, в средние века двинулись на Египет, а потом исчезли. А что произошло с греками? Что произошло здесь? Они прочно осели в стране, которая была населена греками, а потом почему-то устремились на Запад. И нашу Грецию назвали именем Хатти.

Он продолжал рассуждать вслух.

— Я, конечно, не знаю подробностей и исхожу только из своих наблюдений. Но могу поклясться, что ирокезы и другие индейские племена вторглись в Восточную Европу и осели там.

Если это было очень давно, пути индоевропейских народов могли и измениться. Этим можно объяснить присутствие индо-германских хеттов в Греции и греков в Италии. Может быть, вторжение с Востока привело к тому, что народы этих стран были оттеснены дальше на Запад. Гмм! Спрашивается, что же стало с италийскими народами, самнитами, латинами, сабинянами, вольсками? Может быть, их тоже оттеснили на Запад? Они поселились в Италии до ахейцев и были покорены?

Он указал на ярко-зеленое пятно, занимающее Восточную Румынию и Украину.

— Готинозония. На языке ирокезов это звучит как Кстхизанки, что означает — «строитель домов». Наш Днестр здесь называется Ох'хиджо «прекрасная река», как наше Огайо. Как тебе это нравится, О'Брайен?

О'Брайен слабо улыбнулся.

— Спасибо. Но что мне эти знакомые названия? Не могу я еще во все это поверить.

— А придется, — сказал Ту Хокс, и с воодушевлением первооткрывателя снова нагнулся над глобусом. Обведенная красным область, включающая в себя Данию, Нидерланды, Германию, Польшу и часть Чехословакии, называлась Перкуния.

— Перкуния. Странно. Это слово похоже на производное от литовского слова Перкунис. Перкунис был главным богом древних литовцев. Я слышал, как Дзикозес называл своих врагов «позоша». Учтем произношение; может, имеются в виду пруссаки, которые в нашем мире были оттеснены всадниками Орденов на восток и породнились с литовцами.

Он посмотрел на остальные европейские страны.

— Скандинавия… Дронтхайм. Снег? — а, может, она здесь ассоциируется с белыми медведями? Ту Хокс тихо присвистнул и повернул глобус на полоборота.

Все было так, как он и предполагал. Гольфстрим был и здесь. Не отклоняемый Североамериканским континентом, он тянулся ближе к северо-западу, вдоль цепи островов Скалистых Гор и, в конце концов, объединялся с Северным рукавом Куросивы.

Ту Хокс снова присвистнул. Для истории Европы данного мира это было таким же чрезвычайно важным фактором, как и вторжение монголо-индейской группы.

Он сказал:

— Сейчас здесь жарко. Но могу поклясться, что это ненадолго, скоро наступит адски-холодная зима.

Ту Хокс подошел к уцелевшим полкам и просмотрел несколько книг. Он нашел атлас с более детальными картами, чем глобус. Сопроводительный текст и подписи на картах были двуязычными: на греческом и на языке Готинозонии. Разобраться в этом греческом было трудно — он отличался от классического греческого и содержал множество чуждых ему слов — но все же проще, чем читать по-индейски.

Ту Хокс повернул голову к О'Брайену.

— Теперь ты знаешь, почему тебя никто не понимает, когда ты пытаешься здесь попросить сигарету?

О'Брайен угрюмо кивнул.

— Потому что испанцы узнали о табаке в Америке. Но тогда, в этом проклятом мире, получается, нет ни картофеля, ни помидор?

— Да, похоже на то, — задумчиво сказал Ту Хокс. — Не полакомишься ты здесь и шоколадом. Но мы — здесь, и единственное, что нам остается надеяться на лучшее.

Их прервали. Дверь распахнулась. И в комнату вошел Дзикозес, а с ним — человек двадцать солдат в светло-зеленых мундирах, коричневых сапогах, зашнурованных до колен. Конические стальные шлемы напоминали по форме шляпы китайских кули. И у каждого солдата была длинная изогнутая сабля и однозарядное ружье. Почти все чужаки были смуглыми и темноволосыми.

Офицер, не спуская глаз с летчиков, о чем-то расспрашивал Дзикозеса. Вдруг он нахмурился; прервав Дзикозеса на полуслове, подошел к пришельцам и резким приказным тоном потребовал у Ту Хокса оружие. Ту Хокс выполнил приказ не сразу: он медлил, раздумывая. Затем проверил стоит ли пистолет на предохранителе и протянул его офицеру: в подобном положении лучше было подчиниться. Офицер повертел пистолет в руках, сунул его за пояс и дал знак своим солдатам. Дзикозес и его партизаны отступили; солдаты вывели летчиков и Ильмику Хускарле из дома.

Ту Хокс и О'Брайен оказались в новом отряде. И снова пришлось идти ночами, а днем отдыхать в укромных уголках, чтобы не нарваться на патрульные и военные отряды перкунцев. Враг уже захватил эту местность, но закрепиться еще не успел. И если отряду удавалось избежать встреч с перкунцами, то спрятаться от полчищ комаров было просто невозможно. Солдаты ежедневно натирали руки и лица вонючим жиром, чтобы защититься от кровососов, и вскоре оба «пришельца» были вынуждены последовать их примеру.

На третий день пути у О'Брайена поднялась температура, его знобило и бросало в пот. Ту Хокс определил, что это малярия, и санитар группы подтвердил этот диагноз. Идти О'Брайен не мог, и его понесли на носилках, сооруженных тут же из стволов молодых деревьев и солдатских накидок. Ту Хокс держал один конец носилок, кто-то из солдат — другой. Каждые полчаса солдаты сменялись, но Ту Хокс ни разу не выпустил носилок из рук и тащил их, пока руки совсем не одеревенели.

Четыре раза в день О'Брайен пил таблетки, выданные санитаром. Но лекарства не помогали: ирландец мерз, потел, его все так же бил озноб. Но постепенно приступы прекратились, и дальше О'Брайена, все еще не выздоровевшего, заставили идти пешком. Офицер ясно дал понять, что никаких задержек не потерпит. Ту Хокс видел, что тот без всяких колебаний застрелит любого, кто хоть чем-то помешает группе продвигаться или подвергнет ее малейшей опасности. Судя по всему, главной его заботой было провести девушку через вражескую территорию.

После нескольких дней перехода, во время которых О'Брайен совсем ослабел, отряд вышел к деревне. Это была первая деревня на их пути, которую война обошла стороной. Здесь Ту Хокс впервые в этом мире увидел железную дорогу и локомотив. Старинная машина — в его мире такой локомотив был построен в конце восемнадцатого века — с высокой дымовой трубой причудливой формы и ярко-красными вагонами, разрисованными кабалистическими знаками.

Деревня была конечной станцией железнодорожной линии. По обеим сторонам дороги стояли дома. Их было около тридцати, и на каждом красовалось нарисованное или вырезанное изображение какого-нибудь духа-защитника.

Офицер вежливо проводил девушку к пассажирскому вагону и помог ей подняться. С американцами же он не церемонился. Из его криков Ту Хокс, уже неплохо ориентирующийся в языке, разобрал, что им нужно пройти на три вагона дальше, но сделал вид, что ничего не понял. Солдаты схватили его и О'Брайена, поволокли вдоль состава и грубо затолкали в вагон для скота.

Вагон был битком набит ранеными; они сидели и лежали на полу посыпанном соломой. Немного потолкавшись, Ту Хокс нашел место для О'Брайена, уложил его и решил раздобыть воды. За ним, не отставая ни на шаг, шел человек с перебинтованной рукой и окровавленной повязкой на голове. В здоровой руке раненый держал длинный нож, и Ту Хокс понял, да тот и не скрывал, что при малейшей попытке к бегству ему перережут горло. Все пять дней, до самого конца путешествия, пока поезд не прибыл в столицу государства, город Эстокву, этот раненый не отходил от пленников ни на шаг.

Дорога была тяжелой. Жара, вонь, стоны раненых превратили поездку в сплошной ад. Поезд часами стоял на запасных путях, пропуская военные эшелоны. В один из дней, когда О'Брайену было совсем плохо, раненым и больным не давали воды; О'Брайен был близок к смерти. Но, слава богу, поезд остановился на запасном пути, поблизости от ручья — и все, кто мог ходить, сталкиваясь и калеча друг друга, ринулись наружу, чтобы наполнить котелки и фляги водой.

У солдата, лежавшего рядом с О'Брайеном, была гангрена. Он него непереносимо отвратительно воняло, так что Ту Хокс не мог есть. На третий день пути несчастный наконец умер, его товарищи быстро выбросили труп из поезда на полном ходу.

Как ни странно, О'Брайен начал потихоньку выздоравливать. Когда поезд прибыл в Эстокву, лихорадка прошла. Он был слаб, бледен и тощ, но состояние его все улучшалось: болезнь отступила. Ту Хокс не знал, что тут помогло: собственные силы и упорство О'Брайена или же таблетки санитара, или и то, и другое вместе. А может, у него была не малярия. Но это уже не имело никакого значения. Главное, что О'Брайен снова был здоров.

Поезд прибыл в Эстокву ночью, под проливным дождем. Ту Хокс прильнул к вентиляционному отверстию, но кроме ярких вспышек молний, разгоняющих тьму, так ничего и не увидел.

Ничего не смог увидеть он и потом: после долгого ожидания его вывели из вагона с завязанными глазами, заломленными за спину руками, и под охраной солдат куда-то повели. Под ледяными струями дождя, Ту Хокс шел по площади, спотыкаясь и увязая в чавкающей жиже. Потом его втолкнули в автомобиль и усадили спиной к стене. Рядом кто-то сидел. Это оказался О'Брайен, связанный также как и он.

6

— Куда нас везут? — голос О'Брайена был тихим и встревоженным.

— Скорее всего, на допрос, — так же тихо ответил Ту Хокс. — Будем надеяться, что цивилизация хоть как-то смягчила индейские методы обращения с пленными.

Конечно, он не мог рассчитывать на то, что «цивилизованные» народы совсем отказались от самых жестоких пыток. Слишком хорошо он изучил историю своего мира, чтобы не знать, что цивилизованные нации двадцатого столетия в обращении с национальными меньшинствами, порабощенными народами и побежденными врагами не более гуманны, чем их предки-варвары в древности и в средние века.

Минут через пятнадцать машина остановилась. О'Брайена и Ту Хокса вывели, завязали на шеях веревки и заставили идти дальше. Сначала была лестница, потом длинный коридор и, наконец, винтовая лестница вниз. Ту Хокс молчал. О'Брайен ругался. После небольшой заминки заскрипела дверь, и их куда-то втолкнули. Несколько минут они стояли, ожидая. Затем повязки сняли, и яркий свет электрической лампочки без абажура ударил им в глаза.

Как только глаза привыкли к свету, Ту Хокс рассмотрел, куда их привели. Это было помещение со стенами из голых гранитных плит и высоким потолком. Лампа стояла на столе, и абажур был повернут так, чтобы свет бил прямо в глаза пленникам. В комнате было много людей, одетых в узкие темно-серые мундиры.

Предположение Ту Хокса оказалось верным: их привели на допрос. Но к несчастью, летчикам не в чем было признаваться. А правда была так невероятна, что допрашивающие не поверят ни единому их слову. В лучшем случае их примут за двух перкунских шпионов, наскоро придумавших эти жалкие и нелепые фантастические истории. Да по-другому и быть не могло. Если бы человек из этого мира попал бы на родную Землю Ту Хокса, ни немцы, ни союзники не поверили бы ни единому слову из его самого что ни на есть правдивого рассказа.

Но, несмотря на это, пришло время, и Ту Хокс вынужден был рассказать эту правду. О'Брайен сдался еще быстрее. Ослабленный малярией, он снова и снова терял сознание, пока допрашивающие убедились, что он не симулирует. Они оставили его в покое и всю свою энергию и изобретательность сосредоточили на Ту Хоксе. Возможно, они упорствовали потому, что Ту Хокс был явно не похож на перкунца, и его считали предателем.

Ту Хокс упорно молчал и изо всех сил старался продержаться как можно дольше. Он помнил, что древние индейцы его Земли всегда восхищались людьми, выдержавшими их пытки. Иногда даже — конечно, очень редко — они принимали их в свое племя за мужество и стойкость.

Чуть позже он начал раздумывать, что изменится, если он перестанет молча сносить пытки, а будет кричать, петь или даже осыпать оскорблениями своих палачей. И Ту Хокс закричал. Это не улучшило его положения, но, по крайней мере, помогло сломить внутреннее напряжение.

Время шло. Он повторял свою историю пятый раз и опять клялся, что это правда. Начав рассказ в шестой раз, он потерял сознание, и был приведен в чувство потоком ледяной воды. Дальше он уже не думал, что говорить, что делать. Но о пощаде не молил. Он ревел, плевал им в лица, кричал, обзывал их жалкими, презренными тварями и клялся, что отомстит при первой же возможности.

И все начиналось сначала. Он кричал… кричал… И мир превратился в сплошной раскаленный ад.

Когда он пришел в себя, все тело болело, но это было ничто по сравнению с теми мучениями, которые он перенес в том каменном мешке. И все же единственным желанием было умереть, и этим покончить со всем. Потом он подумал о людях, которые так его отделали, и снова захотел жить. Он должен выжить, чтобы отомстить им, чтобы уничтожить их всех.

Время шло. Когда он снова очнулся, кто-то поднял его голову и влил в рот холодное питье. Он увидел несколько женщин в длинных серых одеждах, с белыми косынками на головах.

Они отвечали на его вопросы успокаивающими жестами, просили не разговаривать и меняли бинты. Они делали это осторожно, но от боли Ту Хокс снова потерял сознание. На этот раз он очнулся быстрее. Женщины уже обработали его раны болеутоляющей жидкостью и мазями и теперь перебинтовывали их чистыми бинтами.

Он спросил, где он находится, и одна из женщин ответила, что он находится в уютном и безопасном месте и что никто и никогда больше не сделает ему больно. Тут Ту Хокс сломался и заплакал. Женщины смущенно опустили глаза, но было непонятно, чем вызвано их смущение, то ли порывом его чувств, то ли здесь так было принято.

С этой мыслью он снова погрузился в сон, и пришел в себя только через два дня. Роджер чувствовал себя опустошенным, как после наркотиков. Голова была тупой и пустой, во рту пересохло. На соседней койке лежал О'Брайен. В тот же вечер Ту Хоксу удалось встать с постели и добраться до двери палаты. Никто ему не помешал, и он даже поговорил или, скорее, попытался поговорить с другими пациентами. Когда он вернулся в свою маленькую палату, то выглядел встревоженным и испуганным. О'Брайен внимательно на него посмотрел и спросил:

— Где мы?

— В сумасшедшем доме, — ответил Ту Хокс.

Сержант был слишком слаб, чтобы бурно отреагировать.

— Похоже, наши палачи решили, что мы — душевнобольные. Мы крепко держались за нашу историю, а наша история для них — просто бред. И вот мы здесь, и можно сказать, что нам повезло. Эти люди, кажется, испытывают древнее почтение к сумасшедшим. Они хорошо с ними обращаются. Но мы, как ты понимаешь, все равно в плену.

— Я думаю, что с этим ничего не поделаешь, — сказал О'Брайен. — Я умру. Что сделали эти дьяволы… и мысль о том, что в этом мире… Нет, с меня этого достаточно.

— Ты слишком много перенес, чтобы умереть именно сейчас, — сказал Ту Хокс. — Это просто горькое разочарование.

— Нет. Но на тот случай, если я не выкарабкаюсь, ты должен мне пообещать, что при первой же возможности разыщешь этих негодяев и убьешь их. Медленно убьешь.

— Совсем недавно я думал точно так же, — ответил Ту Хокс. — Но ты подумай, что на этой Земле нет Гаагской конвенции или чего-нибудь подобного. И то, что мы перенесли здесь, ждало нас в любом плену под лозунгом: пытать пленников, чтобы все выведать. Если бы мы попали в руки перкунцев, с нами обошлись бы точно также. По крайней мере, палачи не сделали нас калеками на всю жизнь. А могли. Но теперь самое худшее позади. С нами обращаются как с пленными королями. Индейцы верят, что сумасшедшие обладают божественностью. Может, теперь они не верят в это всерьез, но обычаи еще сохраняют.

— Ты должен убить их, — пробормотал О'Брайен и заснул.

К концу следующей недели Ту Хокс почти полностью поправился. Ожоги все еще не зажили, но ощущения, что с него заживо сдирают кожу, больше не преследовало. Постепенно он подружился с директором этого заведения, дружелюбным высоким, худым мужчиной, по имени Таре. Тот был образован и интересовался случаем Ту Хокса с точки зрения психиатрии. Он разрешил своему пациенту пользоваться своей библиотекой, и Ту Хокс ежедневно по многу часов проводил за изучением этого мира, Земли-2, как он теперь называл его. Таре был очень занятым человеком, но рассматривал случай обоих этих чужаков как довольно исключительный в психиатрической практике и приходил к ним каждый день на полчаса, а иногда и на целый час.

Во время одного из таких терапевтических разговоров Таре высказал свое мнение. Он предполагал, что его пациенты пережили на Западном фронте ужасные бои, и это, должно быть, привело их к душевному надлому. Они бежали из реальности в вымышленный мир Земли-1, потому что действительность оказалась для них невыносимой.

Ту Хокс рассмеялся.

— Предположим, что все именно так, как вы говорите, но у О'Брайена такой же психоз, почему? Ведь его вымышленный мир до мельчайших деталей совпадает с моим. Не находите ли вы странным, что о тысячах подробностях этого вымышленного мира мы имеем одну и ту же информацию?

Таре пожал плечами.

— Вероятно, ваш уход от реальности его настолько привлек, что он захотел присоединиться. Ничего странного. Тем более, он, кажется, в некотором отношении попадает под ваше влияние и доверяет вам; и вообще О'Брайен считает себя исключительным и и чувствует себя на Земле-2 совершенно одиноким, поэтому ему и хочется оказаться с вами на этой Земле-1.

— А как же вы объясните незнание вашего языка? — спросил Ту Хокс.

— Вы разумный человек. Вы решили навсегда бежать в вымышленный мир. И вы просто забыли родной язык. Вы никогда не думали, что вам снова придется вернуться в реальный мир.

Ту Хокс вздохнул.

— Вы слишком все рационализируете и упрощаете. А не приходило ли вам в голову хоть раз, что я могу говорить и правду? Почему вы не отважитесь на эксперимент? Расспросите нас о нашем мире по отдельности. Вы услышите две одинаковые истории. Но если вы все это проанализируете, сравните все подробности рассказа об истории, географии, религиях, обычаях, языках и так далее, ваше мнение, возможно, изменится. Вы обнаружите удивительное соответствие. Это и будет настоящий научный эксперимент.

Таре снял свои и начал с задумчивым видом протирать их стекла.

— Гмм… научный эксперимент. Конечно, двум людям, тем более без специального образования, не под силу создать целый новый язык, со всем его словарным запасом, грамматикой, синтаксисом и особенностями произношения. Равно как и придумать все подробности истории целого мира, географии, религий, обычаев всех стран и народов, учесть все особенности архитектуры разных городов и в разные эпохи.

— Но почему же тогда вы не сделаете такой попытки?

Таре снова надел очки и чуть насмешливо посмотрел на Ту Хокса.

— Может быть, когда-нибудь. А пока вы должны считаться сумасшедшими.

Когда волна возмущения и ярости улеглась, Ту Хокс громко рассмеялся. В чем он мог упрекнуть Таре. Окажись он сам на месте психолога, разве поверил бы?

Большую часть дня занимали различные процедуры. Каждый день проводилась процедура потения, имевшая целью изгнать из тела находившихся там всевозможных демонов. Были и религиозные церемонии, во время которых священник из ближайшего храма пытался изгнать этих демонов. Таре не принимал участия в подобных ритуалах. Он, казалось, считал все эти процедуры пустой тратой времени, но открыто не проявлял своего отношения к подобным ритуалам. Что, конечно, говорило о силе церкви в этом мире. Даже врач не мог выступить против религии.

В свое свободное время Ту Хокс упражнялся в языке, общаясь с персоналом и другими пациентами, или шел в библиотеку. Он не терял надежды вырваться на свободу и старался как можно больше узнать об этом мире. Один из учебников по истории для школьников давал ему картину исторического развития народов на Земле-2. На планете был конец ледникового периода и приближалось общее потепление. Это было очень кстати для Европы, потому что здесь не было того Гольфстрима, который бы смягчал резко-континентальный климат в этой части света. И это обстоятельство довольно ощутимо тормозило культурное развитие цивилизации. Северная часть Скандинавии и север России были все еще погребены под толстым слоем снега и льда.

Много тысячелетий индийские племена все новыми и новыми волнами устремлялись из Сибири и Центральной Азии в Восточную Европу, покоряя и порабощая находящиеся там народы, или сами покорялись им. Обычно, покорители и поработители со временем ассимилировались, но кое-где индейцам удалось привить свой язык и культуру коренному белому населению. Это произошло, например, в Готинозонии и в одной из областей Чехословакии, которая в этом мире называлась Кинуккинук и раньше была полуавтономной областью Перкунии.

Историческое развитие на Земле-2 напоминало Ту Хоксу наступление на запад гуннов, аваров, кушанов и монголов на его родной Земле-1. Развитие же Малой Азии в этом мире так и осталось для Ту Хокса неясным. В Турции на Земле-2 говорили на хеттском языке и других индоевропейских наречиях, а западные турки ушли на юг, распространяя свою культуру в Северной Индии.

Германские племена, теперь немногочисленные и ослабленные ледниковым периодом, в ранние времена покорили Британские Острова и Ирландию. Следующие волны переселения сопровождались продолжительными войнами, так что Англия, в конце концов, стала называться Блодландией (Кровавой Страной). Племя ингвинеталу наконец смогло захватить господство над этой страной, но вскоре началось новое вторжение из Дании, Норвегии и Фризландии. И именно из-за него нападение норманнов на Земле-1 выглядело не таким значительным, как было здесь.

В течение двух поколений половина населения Дании и Норвегии переселилась и осела в Блодландии.

Долгое время там правили датские короли. В это период появились Ирландия, Норландия (Шотландия), Блодландия, Треттироландия (Нормандия), Южная Скандинавия и Бретония, известные как «шесть королевств». В таком виде они оставались до нового времени. В этих шести государствах говорили на более или менее различных диалектах архаичных северных языков ингвинеталу. Но при общении чаще всего пользовались основной формой господствующего языка. Ее изучение для Ту Хокса было равносильно изучению совершенно неизвестного ему языка.

7

Состояние О'Брайена постепенно улучшалось, хоть он и твердил постоянно, что скоро умрет. В один из дней, когда они с Ту Хоксом занимались свободными уроками, к ним подошел санитар и сказал, что Ту Хокса ждут в приемной для посетителей. Ту Хокс пошел за ним в страхе, что ему, может быть, предстоит новый допрос в тайной полиции. Он решил напасть на палачей с голыми руками. Пусть уж убивают сразу, во второй раз ему не вынести таких пыток.

Но как только Ту Хокс вошел в приемную для посетителей, страх и ярость улетучились, он облегченно засмеялся. Его ждала Ильмика Хускарле. Было заметно, что после их одновременного прибытия в Эстокву, с Ильмикой обращались намного лучше, чем с ним и О'Брайеном. От ужасной дурнопахнущей замухрышки с ввалившимися щеками не осталось и следа. Перед ним сидела очаровательнейшая девушка, она выглядела отдохнувшей и посвежевшей. Мшисто-зеленый цвет длинного шелкового платья приятно оттенял и подчеркивал красоту ее длинных золотистых волос. Она была очень красива. Ту Хокс церемонно нагнулся и поцеловал протянутую руку Ильмики.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она.

— Уже лучше.

Она улыбнулась.

— С вами хорошо обращаются?

— С тех пор, как я здесь, не могу пожаловаться, — сказал он. — Люди в этом заведении предупредительны. Но мы все равно в плену — факт остается фактом.

Она чуть придвинулась к нему и внимательно посмотрела в глаза.

— Я не верю, что вы сумасшедший.

Он понял, что она пришла сюда не просто, чтобы нанести визит вежливости.

— Почему вы так решили? — чуть иронично полюбопытствовал он.

— Я просто не могу в это поверить, — ответила Ильмика. Пытаясь скрыть внутреннее напряжение, она откинулась на спинку широкого кресла и вертела в руках свои белые перчатки. — Но… если вы не сумасшедший, то кто же тогда?

Если он скажет ей правду, то ничего не потеряет. Даже если она отправит его в тайную полицию, чтобы посмотреть, не расскажет ли он еще что-нибудь, то получит все ту же историю, каким бы ужасными не были пытки. Но, все же маловероятно, что девушка сотрудничает с тайной полицией. Ильмика была дочерью посла Блодландии, Венгрии на Земле-1. Когда перкунцы вторглись в Паннонию, посол с дочерью по предписанию своего правительства отбыли в Готинозонию, но в неразберихе оккупации она отстала. Позже партизаны провели девушку через линии укреплений врага.

Нет, думал Ту Хокс, скорее всего, девушка — агент своей страны. Может быть, в Блодландии есть информация, о которой здесь ничего неизвестно. Вполне возможно, что Ильмика постарается узнать, не представляют ли пленные какой-нибудь ценности для тайной полиции Блодландии и нельзя ли их как-нибудь использовать.

Прежде чем начать свой рассказ, Ту Хокс объяснил ей свою концепцию двух «параллельных» Вселенных. Она без труда ее поняла, но поверила или нет — это уже другой вопрос. Все же она позволила ему продолжать. Ту Хокс почувствовал себя ободренным и на нескольких примерах объяснил, как отличаются их миры друг от друга. Потом он вкратце рассказал о двух мировых войнах на Земле-1 и объяснил, какую роль он сам играл в них. Он закончил описание налета бомбардировщиков на Плоешти, о пролете «ГАЙАВАТЫ» сквозь Врата Времени и прыжке с парашютом в изменившуюся реальность.

— Должно быть, Плоешти — это тот город, который мы называем Дарес. Может быть, вам даже повезло, что вы появились именно в тот день. Двумя днями позже Дарес был захвачен перкунцами, и вы попали бы в руки этих варваров.

Ту Хокс пожал плечами.

— Эта война не имеет ко мне никакого отношения и я, не могу сказать, какой плен предпочтительнее. Я ничего не имею против Перкунии; хуже, чем здесь, со мной нигде не обращались.

Он подошел к большому окну, из которого можно было видеть город Эстокву. По понятиям этой реальности это был новейший город и он был таким же, как и любой другой западный город. С такого расстояния — сумасшедший дом находился более чем в километре от Эстоквы — не было видно, развили индейцы свою собственную архитектуру или нет.

Ту Хоксу трудно было признаться, но он не чувствовал никакой общности с этими людьми. Они могли быть ирокезами, но это были не те ирокезы, которых он знал. Их прошлое и настоящее было совсем другим, и влияние, которое они оказали на ход истории, еще больше увеличивало эту разницу.

Со временем при желании он, может, и прижился бы. Но пройдя через пытки, Роджер не испытывал никакого желания жить здесь. Впрочем, это государство было обречено на потерю своей самостоятельности или даже на полное исчезновение. Пока он находился в сумасшедшем доме, бои шли на северо-западе, в тридцати-сорока километрах от города. И если ничего не изменится, Эстоква падет в течение ближайшей недели. Наверное, будут уличные бои и город сильно пострадает от разрушений.

Взглянув в небо, Ту Хокс увидел три блестящие точки. Они приближались. Это были воздушные корабли. Три серебристые сигары скользили по воздуху, а под ними расцветали маленькие черные облачка дыма. Они не реагировали на защитный огонь, не причинявший им вреда, и двигались точно к цели. Над центром города они выстроились в ряд и из них посыпались маленькие черные предметы. Через секунду в окнах задрожали стекла, Ту Хокс услышал взрывы бомб и увидел облака дыма. Деревянные дома охватило пламя.

Ту Хокс услышал, как позади него приоткрылась дверь, обернулся и увидел красивую девушку, просунувшую голову в дверь. Это была служанка Ильмики, блодландка из коренного населения, которое после столетнего рабства совсем недавно получило статус свободных граждан с ограниченными правами. В распоряжение Ильмики Хускарле ее предоставило правительство. В основном девушка занималась доставкой сообщений из Блодландии в Эстокву.

Она робко спросила, не стоит ли ее госпоже спуститься в подвал, пока бомбардировка не прекратится. Ильмика побледнела, но непринужденно улыбнулась и ответила, что здесь, на окраине города, не так уж и опасно. Девушка ушла не сразу. И только тогда, когда за ней захлопнулась дверь, Ильмика снова заговорила. Из чего Ту Хокс сделал вывод, что она не доверяет своей служанке. Возможно, та могла шпионить в пользу Готинозонии.

— У нашего правительства есть основания считать, что Ваш рассказ может оказаться правдой, — сказала Ильмика Хускарле приглушенным голосом.

— Им известно о крушении моей машины?

— Да. Но это не все. Перкуния тоже об этом знает. Они даже нашли вторую летающую машину и человека, который прилетел на ней. Они держат все это в тайне, но у нас свой доступ к информации.

Ту Хокс был поражен. Все его собственные приключения и злоключения занимали его настолько, что он так ни разу и не вспомнил о немецком истребителе. Ведь он так внезапно появился… как раз тогда, когда «ГАЙАВАТА» пролетела через Врата. Конечно! Немецкий истребитель должен был тоже попасть в этот мир!

— Вы в опасности… — сказала Ильмика. — Так же, как мы знаем об этом… немце, перкунцы знают и о вас. И они верят, что вы пришли из другой Вселенной. Конечно же, перкунцы хотят использовать знания немца для создания новейшего сверхоружия и техники. И они не хотят, чтобы эти знания получили враги Перкунии. Итак…

— Они попытаются нас купить или уничтожить, — продолжил Ту Хокс. Удивительно, что до сих пор они ничего еще не сделали. Нам бы чертовски повезло, если бы нас забрали отсюда еще до допроса.

Последние слова явно задели Ильмику; она недовольно нахмурилась.

— Может быть, перкунцы колеблются потому, что убеждены в неудаче агентов правительства Готинозонии, ведь трудно представить, что ваш рассказ — не бред сумасшедших. Но теперь, перкунцы могут воспользоваться всеобщей неразберихой при захвате города. И возможно, попытаются сделать это сегодня ночью. Или даже сейчас, во время бомбардировки.

— Тогда, вы тоже в опасности, — сказал Ту Хокс. — Ваше правительство, должно быть, считает меня очень ценным, если так упорно пытается перетянуть меня на свою сторону.

Ту Хокс выглянул из окна и стал наблюдать за воздушными кораблями. Теперь их было пять. Если перкунцы хотят убить его и О'Брайена, им проще всего разбомбить сумасшедший дом. Но воздушные корабли летели в другую сторону. Возможно, что перкунцы попытаются установить с ними контакт или похитить обоих. Но ясно одно: жизнь их зависит от того, будут ли они сотрудничать с перкунцами.

Похоже, что блодланцы — из тех же соображений — сделают все, чтобы чужаки не попали живыми в руки врагов.

Никому мы не нужны, подумал Ту Хокс. Нас только двое. Двое против чужого враждебного мира. Он улыбнулся. Надо быть предельно осторожными и осмотрительными. Что бы ни случилось с ним и О'Брайеном, другие тоже должны заплатить свою цену.

Ту Хокс повернулся и улыбнулся девушке.

— Почему ваше правительство не информировало правительство Готинозонии о том, что им известно? Здешние власти могли бы охранять сумасшедший дом или отправить нас в безопасное место.

К его удивлению Ильмика покраснела. Очевидно, она не была профессиональным агентом и лгать не умела. Скорее всего, правительство использовало ее потому, что она знала Ту Хокса и О'Брайена и могла посещать сумасшедший дом на законных основаниях.

— Я этого не знаю, — сказала девушка. Увидев его недоверчивый взгляд, она замялась, покраснела еще больше и вдруг взорвалась. — Нет, я знаю! Я знаю! Правительство Готинозонии не позволит вам уехать. Они захотят оставить вас у себя, а этого нельзя допустить. У Готинозонии нет времени развивать то, что вы им дадите. Почти все силы и средства они тратят в сражениях за свою собственную землю, но они все равно потеряют ее. Самое лучшее для вас — исчезнуть отсюда, и как можно скорее. Вас должны переправить в Блодландию. У нас есть технические знания, материалы и время. А Готинозония долго не продержится.

— В этом я не уверен, — сказал Ту Хокс. — У них за спиной еще много земли. Потеря Эстоквы еще не значит, что Готинозония полностью разбита, он ненадолго задумался и добавил: — Если я и отправлюсь в Блодландию, то не в качестве пленника. Я не могу и не буду работать по принуждению.

— Конечно-конечно, вы получите все льготы: дом, машину — все, что захотите. И будете работать как свободный человек. Я обещаю вам это от имени своего правительства. Само собой разумеется, мы будем охранять вас, чтобы защитить от возможного нападения.

— Согласен, — сказал он. — Я отправляюсь в Блодландию. Вопрос в том, как мы туда попадем?

— Будьте наготове, — сказала Ильмика. — Сегодня в полночь. Может быть, чуть позже, — она поднялась. — Ваш друг О'Брайен, он достаточно здоров, чтобы идти без посторонней помощи?

— Нет, не совсем. Он еще слишком слаб и долго не продержится, сказал Ту Хокс и тут же нахмурился. Блодландские агенты могут оставить О'Брайена в сумасшедшем доме или — еще хуже — просто убьют.

— Если ваши люди убьют моего друга, я не буду иметь с вами никаких дел. Вам придется убить и меня.

Она, казалось, была потрясена. И Ту Хокс не мог понять: то ли действительно Ильмика даже не допускала подобной мысли, то ли делала вид.

— Я… я уверена, что мои люди этого не сделают. Мы блодландцы, а не дикари.

Ему вспомнилось выражение ее лица, когда Дзикозес уничтожал раненных пленных. Он сказал с насмешкой:

— Тайные агенты все одинаковы. Если речь идет о государственной безопасности, где-бы и в чем-бы ее эти агенты не усмотрели, они пойдут на все, включая и убийство. Скажите своим людям, что без О'Брайена я никуда не пойду. И позаботьтесь о том, чтобы не было никаких глупостей, если не хотите вернуться домой с пустыми руками.

— Как вы смеете говорить со мной таким тоном? — воскликнула Ильмика. Лицо ее покраснело и глаза превратились в щелки… — Вы… вы обычный…

— Говорите прямо. Варвар. Низкорожденный. Там, откуда я пришел, нет ни королей, ни знати или подобных паразитирующих и эксплуататорских классов. Конечно, у нас есть свои паразиты и эксплуататоры, но обычно ими не становятся по наследству. Все родятся равными — по крайней мере, теоретически. На практике это менее прекрасно, но все же лучше, чем в этих ваших странах с их закостенелым феодализмом.

И не забывайте, что я пришел из более развитого, прогрессивного мира, чем ваш. Там вы были бы варваркой, невежественной и не совсем чистой дикаркой, а не я. Происходите вы из семьи графа Торстейна Гротгара, или нет — мне совершенно все равно. Я бы посоветовал вам подумать над этим.

Лицо девушки исказилось; она повернулась так поспешно, что чуть не упала. Когда дверь за ней захлопнулась, Ту Хокс усмехнулся. Но через минуту все это ему уже смешным не казалось. О'Брайен без отдыха не сможет долго идти. Что, если он не выдержит?

Он возвратился в свою комнату. Сержант лежал на кровати, прикрыв рукой лицо. Услышав, что Ту Хокс вернулся, он повернул голову.

— Мне сказали, что к тебе приходила посетительница. Это девушка, Ильмика. Почему ты удостоился такой чести?

Ту Хокс шепотом рассказал ему о разговоре. О'Брайен тихо присвистнул сквозь зубы:

— Надеюсь, у них есть автомобиль? Напряжение быстро доконает меня. И как они хотят вывезти нас из этой страны?

— Вероятно, по Черному морю, затем через Дарданеллы, но точно я не знаю.

— Тут мне нужны силы, которых у меня нет, — произнес О'Брайен. Впрочем, мне кое-что пришло в голову. Еда здесь неплохая, хотя кухня и странная, но не можешь ли ты поговорить с поваром, чтобы он сварил настоящий густой картофельный суп с салом, и чтобы там было много лука? Ммм, тогда мне станет лучше. Моя мать…

Ту Хокс вздохнул и лицо его стало печальным. Выжидательное выражение исчезло с лица О'Брайена. Он простонал:

— Нет, нет. Только не говори, что здесь не может быть картофельного супа…

Ту Хокс кивнул.

— Картофель пришел из Анд в Южной Америке.

О'Брайен выругался.

— Что за адский мир! Нет ни табака, ни картофеля!

Ту Хокс усмехнулся:

— Ну, ты можешь быть доволен одним: здесь нет сифилиса. Но зная твое легкомыслие, могу сказать, ты быстро подцепишь тут триппер.

— Сейчас это меня меньше всего волнует.

О'Брайен закрыл глаза и тотчас же заснул. Ту Хокс хотел обсудить с ним план на вечер, но это могло и подождать. Сон для О'Брайена был важнее. Да и что им оставалось делать — только ждать.

8

Полночь приближалась мучительно медленно. В сумасшедшем доме было тихо, и только изредка в коридоре слышались шаги служителей. В комнате летчиков было только маленькое окошко под самым потолком. Дверь из толстых дубовых досок запиралась снаружи. Доктор Таре предоставлял полную свободу своим тихим пациентам днем, но он же заботился и о том, чтобы ночью они оставались в своих палатах.

Через дверь глухо донесся бой больших часов, стоящих в холле. Ту Хокс насчитал двадцать четыре удара. Полночь.

Маленькое сдвижное окошечко в двери открылось, и оба «пациента» вздрогнули. Ту Хокс сквозь прикрытые глаза видел конус света от карманного фонарика, скользящий от кровати О'Брайена к его собственной. В окошечке было видно широкое лицо — Кайзета, ночной служитель, делал обход. Окошечко закрылось. Ту Хокс слез с постели и подошел к О'Брайену. Тот, тихо посмеиваясь, встал.

— Ты думал, я буду спать в такую ночь?

Они оба были одеты. Им опять ничего не оставалось делать, как ожидать дальнейшего развития событий. Ту Хоксу вдруг захотелось, чтобы его пистолет был с ним. Они молча сидели на кровати.

Ждать пришлось недолго. Не пробило еще и половины первого, когда в коридоре послышался сдавленный вскрик, быстрые приближающиеся шаги, потом кто-то сдвинул засов двери. Ключом или отмычкой открыли замок, запор отошел; дверь распахнулась. Ту Хокс с О'Брайеном поднялись, не зная, что их ждет: спасение или смерть от пули. Снаружи появились шесть человек в масках. Судя по одежде, это были местные жители низшего класса. Четверо сжимали в руках револьверы, у остальных были ножи.

— Ту Хокс и О'Брайен? — хрипло спросил один из них. Он говорил с сильным акцентом.

Ту Хокс кивнул:

— Дайте нам оружие. Револьвер или хотя бы нож.

— Вам оно не понадобится. Теперь быстрее, у нас мало времени.

Двое побежали вперед, чтобы охранять вход. Мужчина, говоривший басом, жестом приказал следовать за ним. В конце коридора в луже крови лежал ночной служитель Кайзета с открытыми глазами и ртом. Лицо его было серо-желтым.

— Зачем они его убили, — огорченно сказал О'Брайен. — Бедный парень! Я не понял ни одного слова из всего того, что он мне рассказывал, но ему удалось рассмешить меня. Это был хороший человек.

— Не болтайте! — резко оборвали его.

Они спустились по лестнице и направились к выходу.

Охранники сообщили, что впереди дорога свободна. Ту Хокс с О'Брайеном последовали за остальными блодландцами и вышли через веранду наружу.

Город у их ног лежал в глубокой темноте. Только кое-где просвечивали одинокие окна. Луна скрылась за облаками.

Они спускались по широкой лестнице. Слева от нее, на подъездной площадке, ждали два автомобиля. Как только двое сопровождающих оказались внизу, в кустарнике что-то блеснуло, и ночную тишину разорвал звук выстрелов. Ту Хокс сбил О'Брайена с ног и бросился по ступенькам лестницы вниз.

Удар о землю был таким сильным, что у него перехватило дыхание. Чуть оправившись, он откатился в сторону, в тень под веранду. Из кустарника продолжали стрелять. Один из блодландцев, неподвижно лежал у лестницы, а другой, рядом с ним, вел ответный огонь. Ту Хокс предположил, что нападавшие — перкунские агенты. Они пришли с теми же намерениями, что и блодландцы, но несколько опоздали.

Наверху кто-то вскрикнул, и через секунду грузное тело рухнуло на землю рядом с О'Брайеном. Остальные блодландцы отстреливались, укрывшись за перилами веранды. Перкунцы, если это были они, похоже, поняли, что захватить чужаков не так-то просто, и перебрались поближе к машинам. В доме вспыхнули огни, и все кто был на веранде, превратились в великолепную мишень. Один из блодландцев хотел нырнуть в безопасность кустов и клумб, но его тут же подстрелили и он повис на перилах… Его револьвер упал на землю недалеко от Ту Хокса. Человек у подножия лестницы тоже затих.

Ту Хокс подобрал револьвер и подполз к двум ближайшим убитым блодландцам. Используя тела как укрытие, обыскал их сумки и карманы и нашел множество маленьких коробочек. Открыв одну из них, он нащупал плотно упакованные патроны. У патронов были картонные гильзы и медные капсули.

Ту Хокс забрал револьвер у убитого и сунул его в карман. Но сначала проверил оружие и заполнил шесть пустых камер новыми патронами. Позади него стонал и охал О'Брайен. Ту Хокс отполз к нему в тень.

— Я ранен, — хрипел сержант. — Рука онемела! Я истекаю кровью!

— Не говори глупостей, — сказал Ту Хокс. Он ощупал левую руку О'Брайена. Она была влажной и теплой.

— Со мной все кончено, — бормотал О'Брайен. — С каждым ударом сердца я становлюсь все слабее и слабее.

— Перестань скулить, — сказал Ту Хокс. — Мне кажется, ты считаешь, что умрешь, только потому, что тебе этого хочется. У тебя всего лишь ранение в мягкую часть руки и не очень глубокое. На, держи, — он вытащил второй револьвер и сунул О'Брайену.

Тот спрятал его в карман.

— Хорошо тебе говорить, ты не ранен.

Ту Хокс поднял голову и осмотрелся. На веранде осталось два человека. Один из блодландцев обернулся, чтобы выстрелом разбить лампу в доме позади него. Но не успел: его настигла пуля. Мужчина наклонился вперед и упал на пол, а его рефлекторно-сделанный выстрел попал в оконную раму.

Другой блодландец побежал к углу здания. Он бежал, низко пригнувшись, а пули противников градом щелкали по оштукатуренной стене. У самого угла, он вскинул вверх руки, упал, вытянувшись во весь рост, и так и остался лежать.

— Тех, за машиной, осталось еще двое, — прошептал Ту Хокс О'Брайену. — Похоже, они получили приказ захватить нас живыми или мертвыми. После такой перестрелки и неразберихи они убьют нас, как только обнаружат.

Он посмотрел в сторону машины. Если там и были люди, то они ничем себя не выдавали. Зато в в сумасшедшем доме царило оживление: хлопали двери, раздавались крики, визг, и наверняка кто-то из персонала уже вызвал полицию. А если и нет, то она сама явится сюда с минуты на минуту: такую пальбу сложно трудно оставить без внимания.

Ту Хокс ждал. О'Брайен снова начал стонать.

— Тише, тише… Потерпи… — попросил друга Ту Хокс.

Он еще раз подполз к мертвому у подножия лестницы и забрал у него длинный нож.

Из-за машины выглянул человек и побежал к углу веранды. Ту Хокс не стрелял. Он хотел бить наверняка, а в темноте и с такого расстояния это было почти невозможно.

Ту Хокс бесшумно вернулся в укрытие и стал наблюдать за чужими агентами. Из-за машины показался еще один, осмотрелся и побежал к другому углу веранды, туда, где в кустах прятались летчики. Ту Хокс крепко сжал нож; когда агент приблизился, выскочил навстречу и ударил.

Агент захрипел и упал. Вытащив нож, Ту Хокс снова отступил в тень веранды.

Второй агент тихо окликнул своего товарища. Ту Хокс также тихо и неразборчиво пробормотал в ответ несколько перкунских слов. Агент, казалось, ничего не заподозрил и покинул свое укрытие. Ту Хокс уверенно пошел ему навстречу. Он надеялся, что в такой темноте его примут за своего. Но незнакомец что-то крикнул и выстрелил. Ту Хокс успел броситься на землю; пуля просвистела над ним.

Агент побежал к машине. Ту Хокс бросился следом и настиг его, когда тот уже сел в машину. Стекло со стороны водителя было опущено и не представляло собой никакого препятствия. Нож пролетел через окно и вонзился в шею противника. Ту Хокс вытащил труп из машины и тут же забрался на место водителя.

К счастью, в библиотеке Таре он не раз видел изображения автомобилей и схемы их управлений — но на практике все обстояло иначе.

По бокам водительского сиденья было два коротких рычага. Правый регулировал скорость и направление движения, а левый заменял руль. Ту Хокс довольно долго дергал рычаги, пытаясь заставить машину подчиняться. Наконец он осторожно поехал вперед, направляя локомобиль к тому месту, где лежал на земле О'Брайен. Ту Хокс остановил машину и начал щелкать тумблерами на панели управления, пытаясь включить фары. Сначала заработали стеклоочистители, потом зажглись маленькие габаритные огни. Их оказалось достаточно, чтобы осветить фасад сумасшедшего дома, трупы на веранде, лестницу и подъездную дорогу. Ту Хокс позвал О'Брайена, который с трудом поднялся и равнодушно направился к локомобилю.

— Куда мы теперь едем? — спросил он у Ту Хокса, забравшись в машину.

Ту Хокс сам не знал этого. Он изучал указатели на панели управления. Они состояли из стеклянных цилиндриков с градуировкой, в которых красная жидкость находилась на разных уровнях. По-видимому, по ним можно было следить за наличием и количеством топлива, воды, уровнем давления и температурой пара. Указатели воды и горючего стояли на отметке «полно». О показаниях температуры и давления пара Ту Хокс судить не мог и решил полностью положиться на предохранительный клапан. Он направил машину на крутую, извилистую дорогу, ведущую к городу.

Из-за облаков появилась луна. Ту Хокс выключил фары и поехал по дороге, освещаемой лунным светом, к подножию холма. Обнаружив дорожный указатель, он вышел из машины, чтобы прочитать его. В этом мире было очень мало названий улиц и дорожных указателей, и то, что здесь вообще стоял указатель, говорило, что где-то рядом — главная дорога. В населенной части города чужак должен был или иметь при себе план города, или все время спрашивать дорогу, чтобы найти нужный ему дом.

Ту Хоксу приходилось видеть план города Эстоквы, и он постарался запомнить расположение и направление основных улиц и дорог. Сейчас они, судя по всему, находились в нескольких кварталах от главной дороги, ведущей на восток.

Он забрался в машину и медленно поехал дальше. Через несколько минут они достигли того места, где их дорога вливалась в главную транспортную артерию этой части города. Она была заполнена беженцами. Мужчины, женщины, дети, старики — с узлами, рюкзаками, чемоданами, телегами, лошадьми, быками, ручными тележками, и среди этой толпы — несколько грузовиков, тоже перегруженных скарбом.

На первый взгляд эта процессия казалась стихийной и неуправляемой. Но после того, как Ту Хокс ввел автомобиль в бесконечный поток людей, животных и транспортных средств, он увидел, что через каждые пятьсот метров стоят солдаты с карбидными лампами или ручными фонариками в руках и управляют движением. Первые постовые не останавливали их локомобиль, но Ту Хокса волновал вопрос, что же он будет делать, если их остановят и потребуют документы. Без документов их арестуют, и, может быть, даже расстреляют. Так что он дождался благоприятного момента и при первой же возможности свернул на отходящую в сторону от главной грунтовую дорогу.

— Это необходимо, мы должны были это сделать, — сказал он О'Брайену. — Оставаться на главной дороге было рискованно. Надеюсь, теперь мы не попадем в переплет.

— Мне все равно, — простонал О'Брайен. — Я медленно, но верно истекаю кровью. И больше ничего не могу с этим поделать. Я умираю.

— Я не думаю, что все настолько плохо, как тебе кажется, — сказал Ту Хокс. Но через минуту остановил машину и при свете карманного фонаря, который нашел в ящике под сиденьем, обследовал рану своего друга. Как он и ожидал, рана была поверхностной и неопасной, чуть побольше, чем обычная царапина, и немного кровоточила. Ту Хокс перебинтовал ее чистым носовым платком О'Брайена и поехал дальше.

Поведение О'Брайена заставило его задуматься. Сержант был хорошим солдатом, способным, храбрым и всегда пребывал в хорошем расположении духа. Но с тех пор, как стало ясно, что они в чужом мире, он изменился. Он постоянно думал о том, что скоро умрет. Ту Хокс считал, что это происходило из-за постоянного ощущения полной изоляции, оторванности и одиночества. О'Брайен был чужим в этом мире, он не понимал его. И обычно жизнерадостного сержанта одолела такая сильная ностальгия, какой, казалось, не испытывал еще ни один человек ни на одной из Земель. Он буквально убивал самого себя.

Ту Хокс в какой-то мере понимал друга. Чувство утраты у него тоже было велико, хотя он и меньше страдал от этих изменений, если все это можно назвать просто изменениями. Как потомок представителей двух несовместимых культур, находящихся в упадке, он не принадлежал ни к одной из них, и с недоверием относился к ценностям и моральным понятиям как одной, так и другой, и, по сути дела, в своем, родном мире был чужаком. Кроме того, по натуре он был более гибким, чем О'Брайен. Ту Хокс смог перенести потрясение, шок перемещения, приспособиться и верил в то, что сумеет даже преуспеть, как только появится возможность. Но он беспокоился об О'Брайене.

9

Они несколько раз сбивались с пути, петляли, и наконец часа через два машина снова выехала на главную дорогу. Город остался далеко позади них, но проехав несколько километров в колонне, Ту Хокс увидел на дороге заграждение и солдат, прямо таки кишевших возле него. Он остановил машину и стал наблюдать; солдаты вытащили из одного автомобиля вооруженного мужчину и повели к палатке на обочине дороги.

— Они ищут шпионов и дезертиров, — сказал Ту Хокс. — Ну, ладно, постараемся объехать.

А это было нелегко. Они протряслись два километра по бездорожью; не останавливаясь, пересекли узкий ручей и уперлись в стену, которая тянулась в обе стороны, и казалось, конца и края ей не будет. Тем временем засерел рассвет. Ту Хокс проехал вдоль стены километра три, пока она наконец кончилась. Но теперь дорогу преградил ручей пошире, метров десять-двенадцать.

Ту Хокс осмотрел ручей, нашел место помельче и направил машину по пологому спуску в воду. Метров восемь они проехали по ручью без особых трудностей, как вдруг вода под дверцами забурлила и устремилась внутрь салона. Колеса забуксовали в песке и иле: локомобиль безнадежно застрял.

— Дальше нам придется идти пешком, — сказал Ту Хокс. — Может, это и к лучшему. Как пешеходы, мы не будем бросаться в глаза. Тем более, котел этого локомобиля может взлететь на воздух в любой момент. Еще чуть-чуть засядет в ил, и…

— Да-да! — внезапно встревожился О'Брайен. — Нужно побыстрее уносить ноги, пока ничего не произошло.

Прошло несколько дней. Они продвигались по грунтовой дороге, теряющейся в лесах и полях. Питались украденными продуктами. На четвертый день удалось угнать машину с двигателем внутреннего сгорания. В этот день они проделали шестьдесят километров по узким лесным и полевым дорогам. Но бак машины опустел, и дальше пришлось снова идти пешком.

— На севере страна — Инскапинтик, — сказал Ту Хокс О'Брайену, насколько мне известно, она нейтральная. Мы можем перейти границу и отдаться на милость ее жителей, но…

— Вечно ты веришь во всякую болтовню, — ответил О'Брайен. — Ты хоть знаешь, что это за люди?

— Смесь индейцев и белых. Говорят они на языке, относящемся к семейству нахса, и они больше похожи на ацтеков Мексики. В Восточную Европу пришли сравнительно недавно, покорили местное население и превратили его в рабов.

— Звучит не особенно обнадеживающе, — произнес О'Брайен. — А каковы они теперь?

— Я читал, что прошло всего лишь пятьдесят лет с тех пор, как они отказались от религиозных церемоний, связанных с человеческими жертвоприношениями. Они обращаются со своими рабами не просто как с низшими людьми: они не даже малейшей возможности вырваться на свободу. Во многих отношениях это очень архаичный народ.

— Почему же мы тогда идем туда?

— Ясное дело, не для того, чтобы просить у них милости. Ночами будем идти, а днем скрываться. Мы должны попытаться пересечь эту страну, не входя в контакт с ее населением. Наша цель — Тирслэнд, Швеция на нашей Земле. А там посмотрим, что делать дальше. Может, нам удастся попасть на корабль, отплывающий в Блодландию, где мы можем стать важными людьми. С нами будут обращаться как с королями, и жизнь превратится в насыщенную и приятную штуку.

Эти обнадеживающие слова подбодрили О'Брайена. Дальше они шли осторожно, только по ночам отваживаясь выходить на безлюдные проселочные дороги; и на пятнадцатый день после бегства из Эстоквы вышли на главную дорогу, ведущую на север. С вершины одного из холмов они увидели, что поток беженцев иссяк. Солдат не было видно, и Ту Хокс решил, что они без особого риска могут присоединиться к колонне.

Следующие два дня они шли с краю колонны беженцев. Так, конечно, продвигаться вперед было намного быстрее. На утро третьего дня они услышали на западе орудийную канонаду. Она все усиливалась, и к ночи уже можно было различить щелканье ружейных выстрелов. На следующее утро появились отряды готинозонцев — подкрепление с юга, которое должно было остановить пришедший в движение фронт. Ту Хокс и О'Брайен оставались среди беженцев — там они, по крайней мере, не вызывали подозрений. Левая половина широкой дороги была освобождена полевой жандармерией. Быстро проносящиеся военные грузовики и штабные машины окутывали изможденных людей удушливыми облаками пыли.

К вечеру четвертого дня беженцы подошли к перекрестку и свернули на дорогу, ведущую на восток. Ту Хокс сказал:

— Перкунцы, похоже, уже, вторглись и перерезали дорогу к северу отсюда. Они быстро продвигаются вперед.

— Я все время считал, что индейцы — хорошие воины, — сказал О'Брайен. — Но здесь, как мне кажется, все совсем не так.

Ту Хокса задело это замечание, словно оно каким-то образом касалось его лично. Он знал, что О'Брайен всегда считал его индейцем, и сам он, хотя никогда и не показывал, имел насчет этого свое собственное мнение.

— Я хочу тебе сказать вот что, — ответил он. — Эта война — совсем не то, что мы знаем. Здесь нет конвенции об обращении с военнопленными, нет известных нам правил ведения войны. В плен здесь берут, в основном, для того, чтобы допрашивать. И, как мы убедились, допросы здесь — сплошные пытки. Те, кому не повезло и, кто оказался на побежденной стороне, знают это и борются до самого конца. И если приходится отступать, они скорее убьют своего раненого товарища, чем допустят, чтобы тот попал в руки противника. И захватчики здесь встречают более ожесточенное сопротивление, чем если бы это было на нашей Земле. И то, что, несмотря на это, перкунцы быстро продвигаются вперед, говорит об их превосходстве в технологии и в стратегии обхода опорных пунктов противника с их последующим уничтожением.

О'Брайен хрюкнул.

— И, наверное таки, тем, что они — гораздо лучшие солдаты. Да ладно тебе… Теперь мне хотелось бы знать, как мы пойдем дальше. Эта дорога поворачивает на восток.

Ту Хокс был вынужден в который раз признать, что он тоже не знает этого.

— Ясно только одно, — сказал он, — что до снега мы должны достигнуть Тирслэнда. Если же зима застигнет нас на открытой местности, мы просто погибнем от холода.

О'Брайен содрогнулся.

— Боже, что это за мир! Если уж мы прошли через эти Врата Времени, то почему бы было не попасть в приятный и дружественный мир?

Ту Хокс улыбнулся и пожал плечами. Быть может, и существовал такой «параллельный» мир, но они явно оказались не в нем.

Где-то через час после этого разговора, когда они прошли мимо троих мужчин, пытавшихся вытащить застрявший в мягкой земле на обочине локомобиль на твердое полотно дороги, Ту Хокс вдруг сказал:

— Ты видел женщину на заднем сиденье машины? Волосы ее спрятаны под платком и выглядит она очень усталой. Но даю руку на отсечение, что это Ильмика Хускарле.

Некоторое время он раздумывал, но когда и О'Брайен сказал, что ее присутствие может пригодиться на границе с Инскапинтиком, и эта встреча, может, вообще для них — самый что ни на есть подарок судьбы, они повернули назад. О'Брайен, конечно, прав, — подумал Ту Хокс. Как с дочерью посла с ней будут обращаться хорошо, и возможно даже, так они скорее попадут на ее родину. Тем более, она сама в этом заинтересована и, конечно же, должна взять с собой Ту Хокса и О'Брайена. В конце концов, именно это было ее первоначальным намерением, и он не видел причин, которые могли бы это намерение изменить.

Он смело подошел к машине. Девушка узнала его и опешила от неожиданности. Несколько секунд она молча его разглядывала, недоверчиво улыбаясь.

— Мы можем поехать вместе с вами? — спросил он.

Она радостно улыбнулась и быстро кивнула:

— Это слишком невероятно, чтобы быть правдой. Мы уже потеряли всякую надежду…

Не теряя времени, Ту Хокс и О'Брайен подошли к машине сзади и помогли ее толкать. И как только локомобиль вытащили на на твердое полотно дороги, Ту Хокс и О'Брайен забрались внутрь. Остальные, родственники членов посольства Блодландии в Эстокве, уселись на заднее сиденье. Ильмика села за руль и сразу же постаралась вести машину как можно быстрее, но так, чтобы не причинять вреда беженцам. Частыми гудками она прокладывала себе дорогу, а там, где тачка или каталка не были вовремя убраны с дороги, ей приходилось сворачивать на обочину. Во время одного из таких маневров, за двадцать минут до появления Ту Хокса, она и застряла.

По пути он рассказал ей, что с ними произошло. Ильмика, конечно, знала, что агенты Блодландии погибли, но была уверена, что обоих чужаков захватили перкунцы. Два дня после побега она еще ждала, ведя всевозможные поиски, потом сама бежала из ставшего таким опасным города.

Они ехали весь день и всю следующую ночь, и на утро были уже далеко на севере. Но горючее к полудню в машине закончилось. Они попытались останавливать армейские машины, чтобы выпросить пару центнеров угля, но увы, безрезультатно. Еще километров сорок с трудом проехали, пробуя топить котел дровами. Приходилось часто останавливаться, чтобы набрать дров. Но как назло, из пелены туч хлынул сильный дождь и промочил все вокруг, лишив их даже этой жалкой возможности.

— Нам предстоит еще дальняя дорога, и нужно идти, — сказала Ильмика. — Может, мне удастся поговорить с каким-нибудь офицером и выпросить какую-нибудь машину.

Звучало это не очень обнадеживающе. Было ясно, что готинозонцы по горло заняты своими собственными проблемами, и у них вряд ли найдется время и желание помочь иностранцам найти какое-нибудь транспортное средство, даже если среди этих иностранцев — дама благородного происхождения. И часа через два они смогли в этом убедиться и, когда прошли уже в колонне беженцев первые шесть километров.

Из ближайшего перелеска выбежали человек пятьдесят-шестьдесят. Это были пехотинцы. Они, пересекли дорогу и укрылись за парой холмов. Беженцы, оказавшиеся поблизости, побросали свои пожитки, повозки и побежали с дороги вслед за солдатами. Паника охватила всю колонну. Дорога превратилась в хаос наваленной друг на друга рухляди, лишившейся своих хозяев.

В воздухе просвистела граната и взорвалась в двадцати метрах от дороги. В воздух взлетел фонтан дыма и земли. Ту Хокс и его спутники бросились в ближайший кювет. Просвистели еще три-четыре гранаты и тут же взорвались — часть около дороги, часть на ней. Оси повозок, колеса и домашний скарб взлетели в воздух, ливень земли обрушился на людей.

Взрывы отдалились, потом прекратились совсем. Ту Хокс услышал зловещее завывание бронемашин и осторожно приподнял голову. Слева, за перелеском появились пять броневиков, оснащенных пушками. А на двух было еще и тонкоствольное оружие, издали похожее на пулеметы. Ту Хокс знал, что пулеметы здесь еще не изобрели, но эти штуки казались достаточно опасными. И он, махнув остальным, помчался по придорожному пшеничному полю, чтобы выйти из зоны обстрела. Когда его группа была уже на середине поля, броневики выехали на дорогу и открыли огонь по бегущим солдатам и беженцами. Скорострельность орудий поразила Ту Хокса. Было очевидно, что перкунцы снабдили свои бронемашины скорострельным оружием, хотя он никогда еще не слышал о его существовании здесь, в этом мире. Наверное, его создание до сих пор хранилось в глубокой тайне, и теперь перкунцы, наконец, применили его. Вот он, дополнительный плюс для такого быстрого продвижения перкунцев, думал Ту Хокс. Сила огня этого оружия должна быть просто подавляющей.

Шум боя становился все тише. Ту Хокс и его спутники пересекли ручей и под прикрытием зарослей кустарника направились к дремучему лесу. Они шли до наступления темноты, потом поспали пару часов и отправились дальше. На третий день пути после обстрела беглецы наткнулись на четырех убитых. Недалеко от них, на лесной дороге, стоял автомобиль повышенной проходимости. Повреждений в нем не обнаружилось, но бензобак был неполным. На нем они и поехали, все дальше пробираясь на север. А когда кончился бензин, снова пошли пешком. И через неделю подошли к самой границе.

Однажды утром, на одной из заброшенных ферм, куда их маленький отряд зашел в надежде раздобыть что-нибудь съестное, они наткнулись на перкунского дезертира. Это был крупный детина с гладкими черными волосами и широким лицом.

Один из блодландцев, Эльфед Геро, допросил этого человека на перкунском языке. Тот принадлежал к национальному меньшинству, называемому Кинуккинук, и звали его Квазинд. Он рассказал, что вступил в стычку с офицером, за что должен был предстать перед трибуналом, но ему удалось бежать. Теперь он хотел пробраться через границу в Инскапинтик.

Следующие два дня группа, к которой теперь присоединился и Квазинд, брела на север. Местность казалась безлюдной, а война нереальной и далекой. Но на утро следующего дня они проснулись от гула моторов. Ту Хокс пробрался к краю леса и выглянул на дорогу, которая проходила у подножия холма метрах в четырехстах от них. Колонна броневиков и грузовиков с прицепными орудиями двигалась на юг. Все машины были темно-синего цвета с красными полосами на бортах, а на каждой дверце сверкала эмблема — черный медведь на золотистом фоне.

— Инскапинтик, — сказала Ильмика позади него. — Они направляются в Готинозонию. Недавно нам сообщили, что Перкуния вынудила эту страну заключить с ними союз, на условиях, что Инскапинтик якобы получит северную часть Готинозонии.

Ту Хокс наблюдал за потоком машин. После броневиков и артиллерии потянулись отряды снабжения и машины с пехотинцами. Потом снова пошли бронемашины. Лица солдат были скрыты под круглыми шлемами.

Колонна не прерывалась. Беглецы наблюдали, сменяя друг друга. Они не отваживались высовываться из своего укрытия: повсюду были патрули. И только вечером отряд продолжил путь.

На следующий день они укрылись в одном из старых сараев с просевшей крышей, который казался вполне надежным укрытием. Но когда они вечером собрались идти дальше, то обнаружили, что сарай окружен.

Семь полицейских в форме Инскапинтика приближались к ветхому дощатому строению с трех сторон со взятыми наизготовку ружьями, и беглецам ничего не оставалось, как выйти наружу. Их тут же разоружили, и всем, в том числе и Ильмике связали руки. Чуть в стороне гордо стоял низенький молодой парень, очевидно, сын крестьянина, который и привел полицейских.

Командир отделения, плотный темноволосый мужчина с широким ртом и большими, выступающими вперед зубами, усмехнулся, обернувшись к Ильмике. Он подошел, взял ее за подбородок, свободную руку завел за ее спину и бросил девушку на траву. Пленники ничем не могли помочь Ильмике. Они только беспомощно и бездеятельно смотрели на это отвратительное, ужасное зрелище.

Вдруг побледневший О'Брайен фыркнул и резко бросился вперед. И прежде чем кто-либо успел толком понять, что происходит, О'Брайен уже в прыжке выпрямил согнутые в коленях ноги и… Кто-то за долю секунды до этого крикнул; широкое лоснящееся лицо повернулось на крик, и носки сапог О'Брайена, со всей силой устремившегося вперед, ударили в подбородок. Что-то хрустнуло, словно переломили деревянную палку. Насильник откатился от своей жертвы и остался неподвижно лежать на траве.

О'Брайен жестко упал на спину и заревел от боли: на связанные руки пришлась основная сила удара. Он перевернулся и попытался встать. Приклад ружья ударил его по затылку и О'Брайен снова опрокинулся. Полицейский, ударивший его, перехватил ружье, приставил дуло к затылку О'Брайена и нажал спуск. Ирландец вытянулся, слабо вздрогнул и затих.

Командир отделения тоже был мертв: удар двумя ногами сломал ему шейные позвонки и челюсть. Полицейские начали остервенело избивать пленников. Ту Хокса ударили по спине прикладом ружья, и он упал. Полицейский пинал его сапогами, целясь в ребра и живот. Когда очередной удар пришелся по черепу, летчик потерял сознание.

Полицейские, выместив наконец ярость на своих жертвах, оставили их в покое и собрались вокруг мертвого командира. Одни пленники стонали и охали, причитали, другие лежали тихо и неподвижно. Геро, которого избили особенно жестоко, рвало.

Ту Хокс пришел в себя, но мыслить четко и ясно смог не сразу. Голова болела, словно кто-то запустил в нее раскаленные когти и разрывал ими мозг, а тело было сплошной кровоточащей раной.

Он знал, почему О'Брайен так поступил. С той минуты, когда сержант осознал, что навсегда оторван от родины, он медленно умирал. Глубокая скорбь переполняла все его существо, неутихающая печаль гасила волю к жизни. Он пошел на смерть сознательно, и сделал это под видом мужественного и рыцарского поступка. Для других его смерть не выглядела самоубийством, но Ту Хокс знал своего друга намного лучше других.

Но кроме всего, поступок О'Брайена действительно отвлек внимание полицейских от девушки. Они пинками и ударами подняли пленников на ноги и загнали на борт подъехавшего грузовика. Их везли девять часов, не давая ни еды, ни воды. Наконец они оказались в военном лагере, и всех пленников поместили в усиленно охраняемый барак. Им дали воды, черствого черного хлеба и немного вонючего супа с парой кусочков жесткой, жилистой говядины.

Пришла ночь, а с ней и кровососы. Утром можно было вздохнуть посвободней, но впереди был допрос. Один из офицеров, владеющий блодландским и готинозонским языками, допрашивал их целый час. Их рассказ, казалось, встревожил его. Во второй половине дня пришли солдаты и увели Ильмику.

Ту Хокс спросил Геро, имеет ли он хоть представление о том, что здесь происходит. Геро пробормотал распухшими губами сквозь выбитые зубы:

— Если бы Инскапинтик все еще был нейтральным, перед нами извинились бы и отпустили. Но теперь нет. Лучшее, что нам светит — это жизнь в рабстве. Девушку, скорее всего, отдадут на забаву высшим офицерам. Когда она им надоест, ее отправят к низшему командному составу. Бог знает, что произойдет потом. Но Ильмика — дворянка Блодландии. Она убьет себя при первой возможности.

Но у Ту Хокса было ощущение, что за кулисами что-то происходит. Через два дня его и Квазинда привели в один из кабинетов комендатуры. Там находилась Ильмика Хускарле, один из офицеров Инскапинтика и перкунец. На последнем был белый с красным мундир с орденами и золотыми эполетами. Девушка выглядела намного лучше: она вымылась, ей дали женскую одежду. Но, несмотря на это, взгляд ее был отсутствующим; она, казалось, была полностью погружена в свои собственные безрадостные мысли. Перкунцу приходилось по несколько раз повторять вопросы, чтобы получить от Ильмики ответы на них.

Ту Хокс быстро оценил положение. Должно быть, у перкунцев был очень действенный аппарат тайной службы, который сразу же после доставки пленников установил их личности. По-видимому, правительство Перкунии немедленно направило Инскапинтику требование об их выдаче, и теперь Ту Хокс пытался представить дальнейшую судьбу пленников.

Только позже он узнал, почему вместе с ним из лагеря вывезли еще и Квазинда с Ильмикой. У Ильмики были родственники во влиятельных кругах знати Перкунии, а Квазинда по ошибке приняли за О'Брайена. Такая ошибка не могла долго оставаться незамеченной, но этого оказалось достаточно, чтобы Квазинд вместе с остальными прибыл в столицу Перкунии, город Комаи. О блодландцах Ту Хокс больше никогда не слышал: скорее всего, их отправили в рабочий лагерь.

Он без всякой веры смотрел на свое будущее и сомневался, что в Комаи его может ждать что-то хорошее, но почувствовал ни с чем не сравнимое облегчение, когда граница Инскапинтика осталась позади.

Железнодорожный вагон, в котором они ехали, был роскошным. У Ту Хокса и Квазинда было личное купе. Еда была великолепной, и они могли пить пиво, вино, водку — и столько, сколько хотели. Здесь можно было даже принимать ванну. Так долго лишенные всех этих радостей, они почти забыли, что на всех окнах — железные решетки, а с обоих концов вагона — вооруженные охранники. Ответственный за их перевозку и обслуживание офицер, килиаркос (капитан) по имени Уилкис, все время был рядом. Он обедал вместе с ними и старался ознакомить Ту Хокса с основами перкунского языка.

Ильмика редко покидала свое купе. А в тех редких случаях, когда она сталкивалась в коридоре с Ту Хоксом, оставалась замкнутой и избегала любых разговоров. Он объяснял такое отношение тем, что он был свидетелем ее унижения. И к смущению примешивалось еще и презрение: ведь он же не попытался защитить ее. Но Ту Хокс не собирался оправдываться. У него не было никакого желания объяснять ей, что его понятия о чести отличаются от ее представлений на этот счет. Тем более, она сама видела, что произошло с О'Брайеном. Причем ее же собственные подчиненные, Геро и другие, не пытались защитить ее. Они смотрели на происходящее трезво, и, как он думал, были правы. Что она думала о них?

Но сама Ильмика не заговаривала обо всем этом. Она неизменно отвечала на приветствие Ту Хокса одним и тем же холодным кивком головы. Он пожимал плечами и иногда улыбался. Вообще ее поведение не должно волновать его. Конечно, сначала он мог казаться ей привлекательным, но между ними — такая зияющая пропасть. Он ведь не блодландец и не дворянин. Даже если она вдруг и влюбилась в него — а он не замечал никаких признаков этого — ей все равно придется забыть славного Роджера Ту Хокса.

Ту Хокс занимался изучением языка и смотрел на проплывающие мимо ландшафты. Польша и Восточная Германия на его Земле выглядели почти так же. Поля были в основном уже убраны, и местность казалась пустынной, но Уилкис рассказал ему, что сельское хозяйство здесь почти полностью механизировано и тракторов у них больше, чем в какой-нибудь другой стране этого мира.

В городе Геррвоге к ним подсел еще один офицер. Виаутас носил темно-синий мундир с серебристыми эполетами и высокую форменную фуражку с серебряной кокардой в виде головы кабана. У этого человека было узкое лицо, тонкие губы, проницательный взгляд, и вскоре выяснилось, что он необычайно приятен в общении, любезен и умен. Ту Хокс не ошибся: у Виаутаса было задание подвергнуть обоих пленников предварительному допросу.

Ту Хокс решил рассказать ему все. Если он не сделает этого сейчас, позже его просто вынудят, при этом физическое состояние Роджера может сильно ухудшиться. Кроме того, он не обязан хранить верность какой-либо стране этого мира. Судьба сначала поставила его на сторону Блодландии и Готинозонии, но тайная полиция последней пытала его и заперла в сумасшедший дом, а Блодландия обманула своего собственного союзника, чтобы заполучить пришельцев в свои руки. Между практикой Перкунии и Блодландии, казалось, не было существенной разницы. Действительно неприятной была только одна мысль. Ту Хоксу казалось, что он обманет свой мир и свою страну, если будет работать на ту же нацию, на которую работает немецкий пилот: работая на перкунцев — он будет сотрудничать с немцами.

Но… здесь нет ни Соединенных Штатов Америки, ни Германии…

Полчаса Виаутас задавал кажущиеся непоследовательными вопросы и после каждого ответа заглядывал в папку с листами машинописного текста. Ту Хокс понял, что офицер сопоставляет его ответы с информацией, полученной от немца, и в свою очередь спросил:

— Откуда вы знаете, что этот человек — как там его имя? — выложил вам чистую правду?

Виаутас был озадачен этим вопросом. Немного помолчав, он улыбнулся и произнес:

— Итак, вы знаете о нем? Вам рассказали о нем эти блодландцы? Впрочем, его зовут Хорст Раске.

— И как вы находите эти две, рассказанные независимо друг от друга истории? Насколько они совпадают?

— Ровно настолько, чтобы убедиться в том, что вы пришли оттуда же, откуда и он. Для меня, конечно, это самый поразительный аспект этих событий. Предположим, что существует Вселенная, занимающая то же самое место, что и наша, но не пересекающаяся и не контактирующая с ней. Я могу представить себе, что на обоих воплощениях Земли могла развиться похожая флора и фауна, включая и человека. В конце концов, астрономические и географические условия на этих Землях почти одни и те же.

Но я никак не могу понять, почему в обоих мирах существуют такие похожие друг на друга языки. Вы понимаете, насколько маловероятно такое совпадение? Менее чем миллиард к одному, насколько я могу это оценить. И, все-таки, остается фактом, что почти все языки вашей Земли имеют родственные языки у нас! — Виаутас энергично покачал головой. — Нет! Нет!

— И Раске, и мы прошли сквозь Врата, — сказал Ту Хокс. — Может быть, они не единственные. В течение ста или двухсот тысяч лет существования человечества могли происходить неоднократные перемещения людей между нашими мирами. Может быть, человек возник не здесь, не на этой Земле. Он мог прийти с моей Земли и поселиться здесь. Окаменелости моей Земли ясно и недвусмысленно указывают на то, что человек был там с самого начала, но все же остаются какие-то неразрешенные сомнения.

— Пятьдесят лет назад существовали разные теории происхождения и развития человека, — сказал Виаутас. — Даже сегодня находятся противники теории, согласно которой человек не был создан и ему больше пяти тысяч лет.

Ту Хокс каждую свободную минуту путешествия проводил с Виаутасом и, хоть он и был тем, кто должен только отвечать на вопросы других, все же спрашивал и сам. Виаутас всегда отвечал, и его поведение убедило Ту Хокса в том, что этот человек ему верит.

— Мне хотелось бы знать, — спросил он однажды, — что намеревается сделать с нами ваше правительство?

— Если вы будете сотрудничать с нами и представите в наше распоряжение свои знания, с вами будут хорошо обращаться. Я думаю, мы сможем дать вам наше гражданство.

10

Поезд прибыл в Комаи поздно вечером. Ильмику, Квазинда и Ту Хокса посадили в машину и повезли. Машину сопровождал броневик. Ту Хокс успел рассмотреть несколько улиц с высокими домами с узкими фасадами, похожими на средневековые здания. Кривые улицы скупо освещались стеклянными фонарями.

Потом они оказались в центре города. Здесь старые улицы были выровнены и проложены мощеные бульвары. Огромные роскошные здания с украшенными колоннадой фасадами возвышались за рядами деревьев. Машина остановилась перед одним из таких дворцов. Ильмика потребовала, чтобы ее высадили. Прежде чем она отправилась ко дворцу, Ту Хокс бросил на нее быстрый взгляд и заметил, что она боится. Он подбадривающе улыбнулся ей вслед.

Машина поехала дальше и вскоре доставила Ту Хокса и Квазинда к другому перкунскому зданию. Их провели через огромный, богато украшенный зал, они поднялись по лестнице на два пролета и прошли по устланному мягким ковром коридору к одной из дверей. Это была квартира из четырех комнат, и казалось, что еще совсем недавно в ней кто-то жил. Но теперь она была пуста. Пленникам объяснили, что их запрут, а возле двери будут дежурить солдаты. Прежде чем пожелать спокойной ночи, Виаутас сказал:

— Сейчас уже поздно, но Раске хочет поговорить с вами. Я думаю, вы тоже хотите увидеть человека, разделившего вашу судьбу.

Через пару минут снаружи послышались голоса. Дверь открылась и вошел высокий, мужчина с очень приятной внешностью. На нем был синий с красным мундир офицера гвардии. Войдя, он снял свою фуражку, окантованную мехом белого медведя. Светлые волосы были коротко подстрижены. Он улыбнулся и эта улыбка заиграла в темно-голубых глазах, оттененных длинными ресницами. Таких красивых мужчин, Ту Хокс никогда раньше не встречал. Немец был действительно красив, но выглядел достаточно мужественно, чтобы не назвать его слащаво-смазливым.

Офицер щелкнул каблуками со шпорами, слегка наклонился и сказал глубоким баритоном:

— Лейтенант Хорст Раске к вашим услугам, — в его английском чувствовался сильный немецкий акцент.

— Лейтенант Роджер Ту Хокс.

Ту Хокс представил и Квазинда, но Раске только слегка кивнул головой: этот человек не представлял для него никакой ценности и находился тут только потому, что Ту Хокс попросил об этом. Когда перкунцы обнаружили, что Квазинд не О'Брайен, они хотели отправить его в рабочий лагерь. Они, конечно же, не знали, что он кинуккинук, дезертировавший из своей части, иначе тотчас же поставили бы его к стенке. Но Ту Хокс объяснил Виаутасу, что Квазинд из Готинозонии, и он помогал им бежать из сумасшедшего дома, и он, Ту Хокс, хочет, чтобы Квазинда оставили при нем: ему ведь нужен слуга. Виаутас дал свое согласие.

Ту Хокс отправил Квазинда за пивом. Раске уселся на огромную софу. Его рука скользнула в правый карман пиджака и осталась там. Он улыбнулся и сказал:

— Я все еще машинально ищу сигареты. Ну, курение относится к тем вещам, без которых я уже почти научиться обходиться. Эта та малая цена за мир, который предлагает тебе больше возможностей, чем твой собственный. Я говорю вам, лейтенант, мы — могущественные люди. Нам за наши знания готовы дать все. Все!

Он посмотрел на Ту Хокса, пытаясь проследить, какое впечатление произвели его слова. Ту Хокс сел в кресло напротив.

— Вы, кажется, довольно неплохо устроились за то короткое время, как попали сюда.

Хорст Раске рассмеялся.

— Я не из тех, кто упускает предоставившуюся возможность. К счастью, у меня хорошие способности к языкам.

Он взял стакан с пивом, протянутый Квазиндом, задумался, потом чокнулся с Ту Хоксом.

— За наш успех, мой друг! Два землянина в чужом, но не таком уж и негостеприимном мире! Возможно, мы проживем долго и будем процветать. Процветать, как никогда бы не смогли сделать этого там!

— Я пью за это, — сказал Ту Хокс. — И, позвольте мне поздравить вас с вашей замечательной способностью приспосабливаться. Большинство людей, оказавшись в таком положении, были бы потрясены настолько, что никогда не оправились бы.

— Вы, кажется, тоже хорошо освоились, — сказал Раске.

— Я непривередлив. Я ем то, что мне подают. И не имеет значения, считаю я это вкусным, или нет.

Раске снова рассмеялся.

— Вы нравитесь мне! Вы человек в моем вкусе! Я мог только мечтать и надеяться на это!

— Почему?

— Мне хочется открыться. Я не так самодоволен, как может показаться. Я чувствую несколько одиноко, вы понимаете: это тоска по общению с человеком нашей старой Земли, — он радостно рассмеялся. — Конечно, лучше было бы, если бы это была женщина, но нельзя же получить все, что хочешь. Кроме того… — он поднес стакан к губам и подмигнул Ту Хоксу. — Кроме того, я могу иметь здесь женское общество, когда захочу. И, кроме того, самую лучшую женщину. Мне удалось — назовем это так — вызвать интерес к своей особе у дочери здешнего властителя. Она имеет огромное влияние на своего родителя.

— Судя по всему, я нужен не только для общения, — сказал Ту Хокс. Чтобы предоставить мне все это, должны быть еще какие-то обстоятельства, и он жестом указал на роскошную обстановку комнаты.

— Я рад, что вы не так наивны. Скажем так, вы можете оказать мне большую помощь в делах. Да, вы нужны мне. Действительно, вы здесь находитесь благодаря тому обстоятельству, что мне нужно было, чтобы вы прибыли сюда. У меня есть друг, который занимает высокий пост в тайной полиции. Он рассказал мне о людях из другого мира, которых поместили в сумасшедший дом. Я предложил похитить вас и…

— Вы были и тем, кто предложил, чтобы нас убили, если вдруг не удастся взять живьем?

Раске был удивлен, но быстро взял в себя в руки и, улыбаясь, сказал:

— Да, это был я. Я не мог допустить, чтобы Готинозония получила информацию, которая позволила бы ей подняться на уровень Перкунии — моей приемной родины. Вы разве поступили бы иначе, если бы оказались на моем месте?

— Возможно.

— Конечно, вы так бы и сделали. Но вас ведь не убили. И вы должны быть мне благодарны, что вас не сгноили заживо в рабочем лагере Инскапинтика. Я предложил правительству Перкунии потребовать вашей выдачи. То, что эта девушка тоже была там, конечно, облегчило дело, потому что она — племянница герцога Торстайна, теперешнего министра иностранных дел.

— А что теперь с ней? — спросил Ту Хокс.

— Она теперь, естественно, должна принять перкунское гражданство. И если Ильмика даст клятву верности, то у нее будет роскошная жизнь: дядя ее очень большой человек здесь. В обратном же случае, если она откажется, а она, вероятно, так и сделает, как все эти тупоголовые британцы, ее возьмут под арест. Этот арест, конечно, не будет таким уже неприятным. Скорее всего, ее отправят в какой-нибудь замок с личными покоями и слугами.

Ту хокс отхлебнул пива и посмотрел на немца. Немца? Раске уже забыл о войне в своем родном мире. Теперь его интересовало только то, что он может получить здесь, и был счастлив, что располагал тем, за что в Перкунии могли дать высокую цену. И, как был вынужден признать Ту Хокс, в этом была доля смысла. Почему он должен продолжать здесь эту войну? Америка и Россия с таким же успехом могли находиться на планете в системе другой звезды. Военная присяга, данная ими, Ту Хоксом и Раске, здесь была ничем, нулем, все равно, что они оба погибли при Плоешти.

Все, конечно, так, но это не означает, что он может полностью доверять Раске. Как только немец решит, что Ту Хокс ему больше не нужен, то тут же от него избавится. Но был еще и другой вариант: Ту Хокс мог использовать Раске.

— Я представляю для Перкунии огромную ценность, — говорил Раске, — я изучал самолетостроение. Я кое-что понимаю в химии и высокочастотной технике. В Германии с моими знаниями я не был бы заметной величиной, но здесь другое дело. А что изучали вы?

— Боюсь, что моя специальность не так уж необходима, — поколебавшись, ответил Ту Хокс. — Я изучал индоевропейские языки. Конечно, я еще занимался математикой и физикой, понимая, что одно языкознание можно использовать лишь в университетской карьере. Нужна была специальность для практического использования. Во время войны я овладел профессиями радиста и пилота. Кроме того, разбираюсь в автомобилях. Во время учебы я по полдня работал на автомобильном заводе.

— Не так уж и плохо, — сказал Раске. — Мне нужен человек, который бы помог мне здесь в развитии радиосвязи и самолетостроении. Я планирую создать истребитель, оснащенный радио и пулеметами. По уровню он будет приближаться к машинам Первой мировой войны. Но здесь этого вполне достаточно. Главное — чтобы самолет летал так быстро, чтобы сбивать с неба вражеские воздушные корабли. Его можно будет использовать и в качестве разведчика, и для борьбы с наземными воинскими формированиями.

Ту Хокс не удивился, что Перкуния не берется за постройку новейших самолетов. Материалы для них могут быть созданы только при развитой технологии. Нужны особые сорта стали и алюминия (а он в этом мире был еще неизвестен), для этого придется строить необходимые фабрики и установки, и на все это потребуется очень много времени. А правительству Перкунии самолеты нужны сейчас, а не после окончания войны.

Так что Раске правильно оценил потребности и возможности развития самолетостроения и вынужден был предложить им устаревший и несовершенный самолет, но для этого мира и такой, все же, являлся новым, революционным шагом вперед.

Раске продолжал говорить. Он был доволен работой. Он почти не спал. Его программа работ почти не оставляла времени даже для появления в обществе и ухаживанием за дочерью главного правителя страны. К счастью, он мало нуждался во сне и мог работать над несколькими проектами одновременно. Но ему нужен был человек, который взялся бы за доработку мелких деталей и мог бы справляться с сотней повседневных дел. Да, Ту Хокс мог бы ему основательно помочь.

Он указал на двухголового волка на серебряном фоне, который украшал левую половину его груди.

— У меня воинское звание, соответствующее нашему полковнику. Я могу добиться, чтобы вам дали майора, как только будет все улажено с вашим гражданством. Обычно это тянется недели или месяцы, но в нашем случае это будет сделано уже этим утром. Вы не можете желать ничего лучшего. Эта страна, конечно, овладеет всей Европой.

— Как Германия, да?

Раске улыбнулся.

— Я не так наивен и трезво смотрю на вещи, — возразил он. — Как-то в 1943 году я увидел надпись на стене. Но здесь, как вы видите, положение совсем другое. И не только потому, что здесь нет Америки. Перкуния здесь гораздо сильнее, чем Германия на Земле. Она больше по площади и имеет мощный военный потенциал. А с нами она еще больше уйдет вперед. Но надо сделать еще так много — у нас море работы. Нужно время, чтобы создать новейшие установки для выработки особой стали и переработки бокситов в алюминий. Нужно найти месторождения бокситов и решить проблему их транспортировки. Нужно разработать производство синтетической резины. Для всех новых фабрик необходимо оборудование и механизмы, а их нельзя изготовить без чертежей и огромного управленческого и конструкторского аппарата. Нужно обучить и подготовить тысячи и тысячи человек.

Это невероятно трудная задача — вызов нам обоим. Но все трудности преодолимы и, как вы думаете, сможем мы быть теми людьми, которые смогут осуществить этот технологический прорыв? Я спрашивал вас об этом, но вы так и не ответили. Мы будем очень, очень важными людьми. Роджер Ту Хокс, вы станете великим человеком, могущественным и богатым, более могущественным и богатым, чем можете представить себе, — Раске встал, подошел и положил руку на плечо Ту Хокса. — Я не знаю, чего вы хотите, нравится вам это или нет. Со временем, надеюсь, узнаю. А пока мы будем работать вместе и как можно лучше. И не забывайте, что мы создаем себе будущее.

Он подошел к двери и задержался, прежде чем открыть ее.

— Спите, Роджер. Завтра утром вы примите ванну, а я обеспечу вас новой одеждой — и за работу! А на досуге подумайте о том, какую выгоду принесут вам эти хлопоты. До свидания!

— До завтра, — сказал Ту Хокс, когда дверь за Раске закрылась, затем встал и пошел в спальню. Кровать была огромной, на четырех ножках и с шелковым балдахином. Он отбросил его, бросился на мягкие подушки и натянул на себя пуховое одеяло. Он должен был признать, что предложение Раске было заманчивым.

Ну, а почему бы и нет? На Земле-2 эта страна такая же, как и все прочие. И ни одной из них он ничем не обязан. А люди, которых он успел немного узнать, пытали его, а потом упрятали в сумасшедший дом.

Квазинд просунул в комнату свое широкое темное лицо и спросил, можно ли ему поговорить с хозяином. Ту Хокс жестом велел ему сесть на край постели, но кинуккинук остался стоять.

— Я не понимаю язык, на котором вы говорили с Раске, — сказал он. Мне позволено будет спросить вас, о чем шла речь?

— Не говори как раб, — сказал Ту Хокс. — Ты должен играть роль моего слуги, чтобы выжить, но это не значит, что мы не можем говорить друг с другом как человек с человеком, когда остаемся одни, — он тщательно обыскал комнату в поисках подслушивающих устройств и ничего не нашел. Но всегда существовала возможность, что в стене имеется отверстие для подслушивания. Он сказал: — Иди же, Квазинд, садись на край постели, чтобы мы могли тихо и спокойно поговорить друг с другом.

Он вкратце рассказал ему о содержании его беседы с немцем. Квазинд долго молчал, нахмурившись.

— То, что сказал этот человек, — правда, — произнес он, наконец. — Вы можете стать великим человеком. Но когда война закончится и вы будете не нужны, что тогда? Вашим недоброжелателям будет легко оклеветать вас, и отобрать у вас ваше знание и лишить положения в обществе.

— В высших кругах так, конечно, и планируют, — ответил Ту Хокс. — Но ты что-то недоговариваешь. Пока ты не сказал ничего такого, о чем бы я сам не подумал.

— Эти люди пытаются превратить в Перкунию всю Европу, — сказал Квазинд. — Однажды все обнаружат, что остался один перкунский язык. Знамена других наций будут сожжены, их история предана забвению. Тогда каждый ребенок в Европе будет считать себя перкунцем, а не иберцем, ранза, блодландцем, аикхивиром.

— А что мы можем с этим поделать? Может быть, так даже лучше. Не будет больше никаких национальных разногласий, никаких войн.

— Вы говорите, как один из них.

— Я не один из них, — возразил Ту Хокс. — Но их цели разумны и логичны. Может быть, мне не нравятся их люди. Но какова же альтернатива? Может быть, у Блодландии цели лучше? Разве кинуккикук не уничтожают своих извечных врагов, инскапинтик и готинозонцев, как только для этого представляется возможность? Разве Блодландия не стремится достичь господства над другими странами? Разве Аикхивия не ждет удобного случая возродить свою распавшуюся империю жестокости?

— Вы сказали мне, что выступаете за полное равноправие всех рас и народов. Вы сказали, что с людьми с черной и коричневой кожей в этой… этой вашей Америке все еще обращаются как с презренными рабами, хотя рабство в вашем мире давным-давно отменено и все добропорядочные люди борются за то, чтобы дать им всем равные права со всеми остальными людьми. Вы сказали…

— Но ведь ты хочешь сказать мне что-то еще, кроме этого экскурса в область этики, — прервал его Ту Хокс. — Ты расспрашиваешь меня, потому что не уверен, можно ли мне сказать это, или нет. Верно?

— Вы видите меня насквозь и читаете мои мысли.

— Далеко не все. Но я на сто процентов уверен, что ты хочешь предложить мне бежать. Ты действуешь в интересах Блодландии?

Квазинд кивнул.

— Я вынужден полностью довериться вам. Если я этого не сделаю, возможности для бегства не будет совсем. А ведь именно этого хотите вы, а не я.

Ту Хокс долгим задумчивым взглядом посмотрел на него.

— А если я скажу тебе, что хочу остаться здесь и работать на Перкунию, ты меня убьешь, правда? Блодландцам я нужен живой, но если они не смогут заполучить меня, то сделают все, чтобы я не достался врагам. Так?

— Я не хочу играть с вами в кошки-мышки, — ответил Квазинд, чувствуя себя довольно неуютно, — вы мой друг; вы спасли мне жизнь. Но ради своей страны я убью вас вот этими руками. А потом постараюсь уничтожить как можно больше перкунцев, прежде чем они доберутся до меня.

— Я вас прекрасно понимаю. Итак, каков же ваш план?

— Вас оповестят об этом, когда придет время. А пока вам придется работать с врагами.

Квазинд вернулся в свою комнату. Ту Хокс полежал еще некоторое время не закрывая глаз, в своей роскошной постели, думая о Хорсте Раске. Немцы верили, что они приберут к рукам весь мир. Но если блодландцы намеревались убить Ту Хокса, если он будет сотрудничать с перкунцами, то наверняка у них есть и план уничтожения Раске. Только так можно было воспрепятствовать тому, чтобы Перкуния не получила превосходящую все известные здесь технологию и оружие, которое Раске может предоставить в ее распоряжение.

11

Следующая неделя началась с напряженной работы. Каждое утро Ту Хокс проводил три часа за изучением языка. Потом он до полуночи и дольше работал в своем кабинете. Кабинет находился на одной из больших фабрик на окраине Комаи. На работу его доставляли в бронемашине, которая постоянно дежурила под домом наготове. Иногда он выходил наружу в сопровождении двух охранников из команды бронемашины. Он знал, что они должны не только препятствовать любой его попытке к бегству, но и защищать его в случае опасности.

Раске поручил ему сконструировать устройство для синхронизации скорострельности пулемета с вращением пропеллера самолета. Ту Хокс знал основной принцип такого устройства, но ему потребовалось четыре дня, чтобы изготовить расчет и чертежи. Сразу же после этого он должен был консультировать группу, которая изготовляла ракеты воздух-земля. Это заняло у него еще неделю. Затем он был прикомандирован к проектной группе, которая занималась разработкой машин, инструментов и обучением обслуживающего персонала для массового выпуска самолетов.

Ту Хокс вместе с инженерами и техниками изготавливал первые рабочие чертежи, когда Раске забрал его с этого поста.

— У меня много интересной работы для вас. Мы будем обучать пилотов, ядро новых Военно-Воздушных Сил Перкунии. Вы не чувствуете себя одним из отцов-основателей боевой воздушной армии?

Раске пылал энтузиазмом, был счастлив и оптимистичен. Ту Хокс знал, что Раске застрелит его, если только узнает, что Ту Хокс предатель. Но он все же не мог не признать, что Раске симпатичен ему. Это чувство симпатии облегчало ему работу на Раске и для Раске.

Прошло три недели. Наступила осень и появились первые признаки приближающейся зимы. Ту Хокс едва находил время, чтобы поговорить с Квазиндом. Вопреки всему он воодушевился своим новым заданием — обучением пилотов. К тому времени было изготовлено вручную два двухместных моноплана. Каждый из них имел двенадцатицилиндровый мотор с водяным охлаждением, двойное управление и радиус полета триста километров со скоростью сто шестьдесят километров в час.

Это было далеко не то, что построил бы Раске, будь у него больше времени и необходимые материалы. Но алюминия не было, и лучшая, имеющаяся в их распоряжении сталь была далека от качества стали на Земле-1 в 1918 году. Авиабензин здесь имел низкое октановое число. И поэтому машина была простой, ограниченной в скорости и радиусе полета. Но, несмотря на это, как разведчик, штурмовик и легкий бомбардировщик для налетов на объекты недалеко от фронта — современные задачи перкунской армии — она вполне подходила. Кроме того, она значительно превосходила по скорости и маневренности здешние военные воздушные корабли.

В тот день, когда Раске представил первую готовую машину, сам правитель во главе полного состава высшего командования появился на аэродроме.

Король Перкунии был широкоплечим мужчиной лет пятидесяти, с густой бородой и медлительной манерой разговора. В последнюю войну он потерял правую руку. Тогда он командовал пехотой во время нападения на последний опорный пункт Блодландии на европейском континенте. И в рукопашной схватке блодландский офицер саблей отрубил руку молодому королю. Это настолько ожесточило перкунских солдат, что они четвертовали офицера и убили всех защитников опорного пункта.

Когда трибуны заполнились, Раске вышел из ангара. Он забрался в машину и запустил мотор. По рядам офицеров высшего командования пробежал тихий говор. Электрический стартер еще не был изобретен и все двигатели внутреннего сгорания приходилось заводить вручную. Моторы управляемых воздушных кораблей перед стартом приходилось даже заводить при помощи вспомогательных машин. Покрашенный серебристой краской моноплан оторвался от земли, поднялся на тысячу метров и устремился вниз, пронесшись над толпой, так, что собравшиеся гости испуганно втянули головы в плечи, и на высоте нескольких сотен метров исполнил каскад петель и иммельманов. После чего опустился на все три точки и замер на поле аэродрома. Ту Хокс непроизвольно вздрогнул, когда кое-как оправленные в гуттаперчу колеса ударились о травянистую поверхность аэродрома, но шасси выдержало, и машина в полной тишине подкатила к трибунам. В то время, как высокопоставленное начальство разразившись криками «ура», окружило Раске плотным кольцом, Ту Хокс подошел к моноплану и осмотрел шасси. Спицы обоих колес были слегка погнуты. Через несколько посадок колеса придется менять, но для того, чтобы изготовить в этой стране синтетическую резину, нужно по меньшей мере, еще два-три года. Химики экспериментировали на базе информации, полученной от Раске, но они имели весьма слабое представление о получении неопрена и хлорофена.

Затем были построены еще две машины. Раске и Ту Хокс испытали все четыре прототипа, совершили нападение на колонну бутафорских машин, чтобы проверить скорострельные пушки, выпустили ракеты и сбросили бомбы. Ту Хокс заметил, что когда он летал на самолете, бак машины был заполнен только на одну четверть. Раске не хотел допускать, чтобы в голову его коллеге пришла мысль бежать на самолете к находящемуся в ста пятидесяти километрах побережью на севере.

Новый авиастроительный завод работал на полную мощность в три смены. Однако, первые серийные машины должны были появиться только через несколько месяцев. Раске и Ту Хокс с утра до вечера находились в воздухе, обучая пилотов. Когда они подготовили десять первых, те, в свою очередь, стали обучать других. А затем произошло неизбежное. Одна из машин сорвалась в штопор, инструктор и ученик погибли. Другая машина вовремя не оторвалась от земли, перевернулась на аэродроме и была полностью разбита, хотя ее пилот отделался только царапинами и легкими ушибами.

Раске был в ярости.

— У нас осталось только две машины и если приплюсовать сюда еще время на ремонт и замену колес, окажется, что в воздухе сможет находиться только одна машина!

Однажды вечером, когда Ту Хокс по собственному желанию работал над съемными баками для горючего в его кабинет быстрыми шагами вошел Квазинд.

— Послезавтра, — сказал он. — Блодландский агент сказал, что мы должны быть готовы.

— Куда они хотят нас отправить?

— Ночью мы проведем вас по стране, а днем будем прятаться. На берегу будет ждать лодка, которая доставит нас в Тирслэнд. А оттуда на воздушном корабле отправимся в Блодландию.

— Это довольно рискованно, — сказал Ту Хокс. — Я подумаю. Позже еще поговорим.

Когда он, совершив второй учебный полет за день, пришел в ангар, Раске поздоровался с ним. На лице немца играла странная улыбка и Ту Хокс насторожился: не обнаружены ли контакты Квазинда с иностранной агентурой. Он осмотрелся, но все, казалось, было как обычно. Рабочие изготовляли две новые машины. Группа учеников выслушивала инструкции одного из наскоро обученных пилотов. А несколько солдат, которых он заметил, были обычной охраной.

Раске сказал:

— Вы как-то рассказывали мне, что восхищены девушкой по имени Ильмика. Вы хотите ее иметь?

— Что вы под этим подразумеваете? — озадаченно спросил Ту Хокс.

— Вы не знаете, что произошло?

Ту Хокс отрицательно покачал головой.

— Она попала в немилость. Король сам предложил ей свободу, если она откажется от Блодландии и примет перкунское гражданство. Эта глупая гусыня оскорбила его и почти впала в истерику. Вы можете себе это представить? Странно, что ее не убили на месте. Король удовлетворился тем, что бросил ее в тюрьму.

Раске усмехнулся.

— Я помню, как вы говорили мне о том, что девушка эта красива и нравится вам так, как не нравилась ни одна девушка до этого. Теперь, мой друг, чтобы показать вам, как я ценю вас и как я забочусь о своих людях, я устроил так, чтобы вы получили свою даму сердца. Сегодня утром я говорил об этом с королем и он нашел мою идею весьма разумной. Он считает, что девушка будет наказана так, как она этого заслужила. Я почти завидую вам, мой дорогой!

— Это, что, шутка? — осторожно спросил Ту Хокс.

Раске рассмеялся.

— Благородная Ильмика, родственница королей и министров и еще бог знает кого! Она — ваша рабыня! Вы можете сделать с ней все, что хотите. Я… Что с вами? Я думал вы обрадуетесь этому.

— Подавлен — более точное слово, — сказал Ту Хокс. — Только… что будет с ней, если я не соглашусь?

— Не согласитесь? Вы сошли с ума? Если вы действительно сошли с ума и отклоняете мое предложение — ну, тогда не знаю. Я слышал, что ее, может, посадят в одиночку, пока она не отдаст там богу душу. А, может, попадет в один из воинских борделей. Кто знает? Кого это заботит?

Ту Хокса это тоже не должно заботить. Но он понял, что должен взять Ильмику в качестве своей рабыни. Это единственный способ спасти ее. Он сказал:

— Все в порядке. Пришлите ее ко мне.

Раске хлопнул его по плечу и подмигнул.

— Расскажете мне, как у вас там получится, а?

Ту Хокс вынудил себя улыбнуться.

— Пока подожду.

Раске сказал, что нужно снова приниматься за работу. Сегодня обучением пилотов должен заниматься Ту Хокс, потому что сам он будет на совещании у главнокомандующего.

— Это самый реакционный и тупой дурак в мундире из всех, которых я когда-либо видел, — фыркнул Раске. — Я разработал скорострельное оружие, которое десятикратно усилит огневую мощь пехоты. Так вы думаете, этот тупица захотел его иметь? Нет, он сказал, что обычный солдат злоупотребит им. Он будет выпускать пулю за пулей вместо того, чтобы тщательно целиться. Это оружие будет слишком щедро расходовать боеприпасы.

Но это не единственная причина, по которой он не хочет такого оружия! Вы знаете, что обслуживающий персонал скорострельного оружия должен состоять только из офицеров? Простые солдаты и низший обслуживающий персонал должен получать это оружие только в случае самой крайней необходимости. Это смешное правило основано на том, что тридцать лет назад произошло восстание, когда часть армии, — рабочие, рабы и простые солдаты восстали. Восстание было подавлено, но с тех пор аристократия заботится, чтобы у простых людей в руках не было опасного оружия.

Ту Хокс занялся обучением пилотов. К вечеру он решил испытать новые дополнительные баки, создававшиеся под его началом. Они располагались под крыльями, там где были крепления для ракет. Шланги присоединялись к бензиновой помпе, снабженной двумя дополнительными вентилями. Их можно было открыть при помощи обычного тросика из кабины пилота. В двух основных баках находилось совсем немного бензина. Ту Хокс запустил мотор и позволил ему поработать несколько минут, потом открыл вентиля дополнительных баков. Во время переключения мотор работал без перебоев.

Тем временем наступила полночь.

Ту Хокс приказал убрать дополнительные баки и шланги и вернулся назад в Комаи.

Квазинд, как обычно, сопровождавший его, по пути сообщил, что его агент дал знать, что время бегства окончательно установлено на этой неделе. Но Ту Хокс не хотел и слышать об этом.

— Передай ему, что у меня другие планы. Нет, пусть он лучше придет и сам поговорит со мной.

Квазинд возразил, что агент не пойдет на это: устанавливать контакт напрямую очень опасно.

— Если он этого не сделает, все их предприятие лопнет.

Когда они добрались домой, то обнаружили там двух солдат и Ильмику Хускарле. Она сидела на огромной софе, руки ее лежали на коленях. Несмотря на свои старания не терять достоинства, она выглядела уставшей и подавленной. На ней была свободная блузка и длинная юбка из дешевой крашеной хлопчатобумажной ткани. Девушка была потрясена, увидев вошедшего Ту Хокса. По-видимому, ей не сказали, кто живет в этой квартире. И она даже не знала, что ее ждет.

Ту Хокс отпустил солдат.

Девушка заговорила первой.

— Зачем я вам нужна здесь?

Ту Хокс без обиняков рассказал ей. Она восприняла эту новость, не теряя самообладания.

— Вы, должно быть, устали и голодны, — сказал Ту Хокс. — Квазинд, принеси еды и вина.

— А потом? — спросила она, взглянув на него.

Он ухмыльнулся, и Ильмика покраснела.

— Не то, что вы думаете, — сказал он. — Мне не нужна женщина, которая меня не хочет. Я не буду принуждать вас. Вы можете спать в каморке кухарки, которая на ночь уходит домой. Я не буду возражать, если вы даже запрете за собой дверь.

Внезапно по ее щекам побежали слезы. Губы задрожали. Она встала, громко всхлипывая. Он положил ей руки на плечи и прижал ее лицо к своей груди. Несколько минут Ильмика безудержно рыдала, а потом высвободилась из его объятий. Ту Хокс дал ей носовой платок. Пока она вытирала слезы, появился Квазинд и сказал, что на кухне для нее приготовлена еда. Ильмика без единого слова последовала за ним.

Когда Квазинд вернулся, Ту Хокс сказал:

— Я поговорю с ней перед тем, как она ляжет спать. Она должна знать, что здесь происходит.

— Зачем вы все это для нее делаете?

— Может быть, я влюблен в нее, а может, это безнадежный случай рыцарства. Не знаю. Знаю только то, что я не позволю бросить ее в темницу на пожизненное заключение или отправить в воинский бордель.

Квазинд пожал плечами, показывая, что он ничего не понимает. Но, если Ту Хокс так хочет, пусть все так и будет.

Ту Хокс улегся в постель и задумался. Появление девушки все изменило. До сих пор он отбрасывал мысли о бегстве или, в лучшем случае, только изредка задумывался об этом, но теперь появилась настоятельная необходимость. Он встал и вышел из спальни, чтобы пойти на кухню. В жилой комнате Ту Хокс застал Квазинда, который тихо разговаривал с каким-то незнакомцем.

Чужак был одет в серую одежду домашнего слуги, и в руках у него была только что выстиранная простыня. Как несколько позже узнал Ту Хокс, его звали Рульф Андерсон.

Ту Хокс пригласил их обоих в спальню. Пока Андерсон торопливо менял простыни, а Квазинд сторожил у двери, Ту Хокс сказал:

— Что скажет правительство Блодландии, если оно получит новейший самолет, обладание которым сэкономит ему месяцы разработок и подготовительных работ?

— Даже не знаю, — сказал Андерсон. — Это так фантастично.

— Вы можете установить связь со своими людьми в Тирслэнде? — и в двух словах Ту Хокс обрисовал агенту свой план.

— Да. Но для того, чтобы все подготовить так, как вы сказали, нам нужны будут два дня.

— Исключено, — сказал Ту Хокс. — Если Раске сам не обратит внимания на дополнительные баки, другие скажут ему, что они уже готовы. И тогда ему не сложно будет понять, что я затеваю. Нет, мы должны действовать быстро. Послезавтра все должно быть готово. Не позже.

— Все будет в порядке. Мы попытаемся. Позже я увижу Квазинда еще раз и передам инструкции.

Ту Хокс еще раз повторил важнейшие пункты своего плана и убедился в том, что Андерсон точно понял, что нужно делать. Агент ушел. Ту Хокс подергал дверь в комнату Ильмики: она была заперта.

— Квазинд, утром ты останешься здесь, мы должны создать впечатление, что я считаю ее своей рабыней. Пускай она хорошенько поработает здесь: готовка, уборка, вытирание пыли и так далее.

После короткого сна он покинул свою квартиру и поехал на аэродром. У него там было много дел: он должен был еще закончить и работу Раске. Сам немец уехал к главнокомандующему. Ту Хоксу это было на руку. Он внес несколько мелких изменений в дополнительные баки и поднялся в кабину, чтобы проверить эти изменения в полете. Когда он совершил посадку, его ожидал офицер, несущий ответственность за подготовку обоих новых самолетов. Он сказал, что машины в общем и целом готовы и что можно уже присоединять бензобаки. Добавочные баки со старой машины нужно было снять и удалить подвесные крепления. Ему было жаль их, но других баков для установки на новые машины не было.

— Очень хорошо, — сказал Ту Хокс, бросив взгляд на часы. — Сделайте это завтра же.

— Но мы получили приказ от Раске немедленно подготовить новые машины. Ночная смена встроит баки.

Ту Хокс был неумолим.

— Я хочу, чтобы Раске видел мои добавочные баки. Они увеличат радиус действия наших машин на сто пятьдесят километров. Нет, это намного важнее, чем день промедления с новыми машинами. Я хочу, чтобы вы оставили баки там, где они есть.

— Мои люди не могут сделать этого! Раске снимет с меня голову за промедление!

— Я беру на себя всю ответственность, — сказал Ту Хокс. — Вы и люди из вашей ночной смены могут идти по домам, если ничего больше не надо делать. Вы работали очень напряженно, у вас и так слишком много сверхурочных часов. Я письменно подтвержу это.

Офицер, казалось, боролся с сомнениями, затем он отдал честь и прошел через ангар, чтобы сообщить своим людям о новом приказе. Ту Хокс наблюдал за ним. Существовала возможность, что офицер свяжется с Раске, чтобы получить подтверждение только что полученного приказа. Если Раске услышит об этом, он тотчас же поймет, что намеревается сделать американец.

Ту Хокс подошел к офицеру.

— Вы, кажется, боитесь затруднений, — сказал он. — Я предлагаю вам немедленно связаться с Раске. Если он отдаст приказ продолжать работу: вы сделаете это. Таким образом, во всяком случае вы себя обезопасите.

Офицер, казалось, облегченно вздохнув, поспешил прочь. Через десять минут он вернулся и разочарованно сообщил:

— Раске на совещании, у него нет времени. Но он распорядился, чтобы я обращался к вам, если возникнут какие-нибудь проблемы.

— Я беру на себя всю ответственность, — Ту Хокс вздохнул. Он выиграл эту игру.

Квазинд нетерпеливо ожидал его в квартире.

— Андерсон сообщил, что агенты в Тирслэнде осведомлены обо всем. И люди на побережье уже готовы. Но с утра больше не было никаких сообщений. Он очень обеспокоен. Если ветер на побережье силен, и они не смогут принять машину…

— В таком случае нам придется оставить самолет и взять рыбачий баркас. Где Ильмика?

— В своей каморке. Она спит. Но я ей все рассказал.

Ту Хокс пожелал Квазинду доброй ночи и отправился в постель. Он тотчас же заснул, и ему показалось, что его разбудили через несколько минут.

— Что, неужели уже пора вставать?

— Нет, — сказал Квазинд. — Вас вызывают по телефону, — это Раске.

— Среди ночи? — Он взглянул на часы на своем ночном столике. Было два часа ночи. Ту Хокс вылез из постели, прошлепал в соседнюю комнату и взял трубку. В ней шипело и щелкало и голос Раске звучал немного расплывчато. Перкунская телефонная техника оставляла желать много лучшего.

— Раске?

— Ту Хокс? — взорвался Раске. — Что это за трюк вы выкинули? И таким образом, что я ничего не узнал! Вы считаете себя слишком умным, друг мой!

Ту Хокс спросил:

— О чем вы говорите?

Раске объяснил. Это было именно то, чего боялся Ту Хокс. Дежурный офицер не удовлетворился его заверениями и еще раз попытался связаться с Раске. На этот раз ему повезло, и Раске, узнав о дополнительных баках, тут же разгадал намерения Ту Хокса.

— Я еще никому ничего не сказал, — объяснил Раске. — Вы мне симпатичны. Кроме того, вы мне нужны. Таким образом, это дело не будет иметь для вас радикальных последствий. Но я вынужден ограничить вашу свободу. Вы получите точный план работ и я приму необходимые меры предосторожности, чтобы каждый день и каждую ночь мне докладывали о вашем присутствии на работе и дома.

Раске сделал паузу. Ту Хокс молчал. Когда немец продолжил, в его голосе слышались жалобные нотки.

— Почему вы хотите бежать? Вам же здесь хорошо. Вы влиятельный человек. Блодландцы ничего не смогут вам предложить. Кроме того, Блодландия в затруднительном положении. На следующий год в это же время она будет покорена.

— Мне в Перкунии просто неуютно, — сказал Ту Хокс. — Она сильно напоминает Германию.

Раске коротко фыркнул, потом сказал:

— Еще один такой трюк — и вас поставят к стенке! Вы меня поняли?

— Конечно, — сказал Ту Хокс. — Еще что-нибудь? Я хочу спать. Раске удивленно хмыкнул.

— Вы слишком хладнокровны. Я охотно позволю вам это. Очень хорошо. Вы покинете свою квартиру точно в шесть утра и сразу же по прибытии на аэродром доложитесь коменданту. Ваш слуга, этот Квазинд, сможет покидать квартиру только по особому распоряжению. Я немедленно проинструктирую вашу охрану. И еще кое-что. Если вы будете плохо вести себя, у вас отберут вашу маленькую беленькую куколку. Понятно?

— Понятно, — ответил Ту Хокс и повесил трубку.

12

Ту Хокс обернулся к Квазинду, который с безразличным видом стоял рядом с ним.

— Он напал на след и начал действовать. Если не удалось прорваться напрямую, попробуем — в обход.

Квазинд, казалось, не понимал.

— Через окно, человече. Ты пойдешь в спальню и сыграешь роль Геркулеса с железными прутьями окна. А я тем временем разбужу девушку.

Через пять минут они с Ильмикой уже были в спальне. Квазинд пытался выломать из гнезда один из железных прутьев. Верзила уперся ногами в стену под окном, и ухватившись руками за стержень из кованного железа начал тянуть его на себя, тело его выгнулось дугой. Прут в палец толщиной медленно прогибался внутрь; стена заскрежетала и поддалась. Внезапно железный стержень со скрежещущим звуком вылетел из гнезда, и Квазинд покатился по ковру. Ухмыляясь, он поднялся на ноги.

— Теперь мы можем выломать и остальные стержни.

Они скрутили простыни в жгуты и связали их концы. Этого хватало, чтобы опуститься со второго этажа. Нижний конец этой импровизированной веревки болтался в метре над землей. Ту Хокс осмотрел двери и боковой подъезд позади здания. Никого не было видно. Он торопливо привязал конец простыни к оставшимся стержням решетки, протиснулся в окно и, быстро перебирая руками, исчез внизу. Оказавшись на земле, он осмотрелся. Было тихо. За ним спустилась Ильмика, потом Квазинд.

Ту Хокс провел их вдоль боковой дороги. Он надеялся на какой-нибудь оставленный автомобиль, но им пришлось пройти четыре длинных квартала, каждый почти в километр, прежде чем в темной подворотне нашли то, что им было нужно. Это был старый лимузин. Квазинд бесшумно открыл замок двери, и они выкатили машину на улицу. Пока Ту Хокс усаживался на сиденье водителя, Квазинд завел мотор. Потом забрался на заднее сиденье к Ильмике, и машина тронулась с места. Вокруг все было тихо.

Ту Хокс ехал к аэродрому; дорога была ему хорошо знакома. В это время — а было около трех часов ночи — улицы были пустынны. Город остался позади, они проехали пригороды и минут пять петляли среди крестьянских дворов, пока, наконец, не достигли аэродрома. Ту Хокс достал из кармана два револьвера и протянул их Ильмике и Квазинду. Потом вытащил из кобуры свой служебный револьвер и положил возле себя на сиденье. Аэродром был огорожен колючей проволокой метров шесть высотой, вдоль нее всю ночь патрулировали охранники со специально обученными собаками. Въехать на аэродром можно было только через главные ворота, и Ту Хокс собирался во что бы то ни стало прорваться через них, хитростью или силой.

Он остановился, увидев поднятую руку охранника у ворот. Один из охранников направился к машине, остальные остались на своих местах.

— Капитан Ту Хокс с сопровождающими, — сказал Ту Хокс уверенно. Солдат при виде его мундира отдал честь, потом заколебался.

— А где ваша охрана, капитан?

— Меня вызвали для не требующего отлагательства, срочного ремонта, солгал Ту Хокс. — Охрана осталась в своих квартирах. В целях предосторожности я взял с собой своего слугу.

Солдат снова отдал честь и сделал знак своим товарищам. Ворота открыли, и машина въехала внутрь. Ту Хокс облегченно вздохнул и вытер пот со лба.

Машина, подпрыгивая на ухабах, скрытых травой, покатилась к ангару и остановилась перед ним. Беглецы подошли к самолету с надписью «РАСКЕ-2». Рабочие, возившиеся с двумя новыми машинами в задней части ангара, не обратили на них никакого внимания. Только лейтенант, наблюдающий за работой ночной смены, направился в их сторону.

Ту Хокс выругался: дополнительные баки и шланги были сняты. Квазинд и Ильмика забрались на заднее сиденье. Ту Хокс полез на место пилота, но тут подошел лейтенант, положив руку на кобуру своего револьвера и спросил, что значит это вторжение. Но Ту Хокс что-то пробормотал ему о необходимых испытаниях. Лейтенант объяснил, что ночные полеты запрещены и потребовал немедленно покинуть машину. Ту Хокс больше не слушал, он в доли секунды выхватил пистолет и выстрелил. Лейтенант упал.

Ту Хокс захлопнул дверцу, надел свой шлем и взялся за ручки управления. Проверил указатель. Баки, по крайней мере, были полны. Он нажал на стартер. Послышался визжащий звук, деревянный пропеллер начал вращаться, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, и мотор, прогревшись, набрал полные обороты.

«Раске-2» выкатился из ангара и, подпрыгивая на ухабах, покатился к взлетной дорожке. Ту Хокс бросил взгляд на ближайший барак и увидел, что тот ожил: в окнах зажглись огни, двери распахнулись и из них начали выбегать, разбуженные шумом, полураздетые солдаты.

Ту Хокс выехал на взлетную полосу, развернул машину и дал полный газ. Самолет взревел и, набирая скорость, понесся по темному аэродрому. Ту Хокс потянул рычаг управления на себя, и машина взмыла в ночное небо. Он облегченно вздохнул. Они взяли курс на на север.

Наступило утро, солнце поднялось над восточным горизонтом, и с его восходом приподнятое настроение Ту Хокса улетучилось. Стрелка указателя уровня топлива падала быстрее, чем он ожидал. Кроме того они могли прибыть на условленное место промежуточной посадки раньше времени. И даже если в одной из крестьянских хижин их уже ожидали, никто не мог поручиться, что агенты достали бензин для дозаправки самолета. Не исключался и самый худший вариант: агенты обнаружены, и при посадке самолет встретят перкунские солдаты.

Когда они достигли южного берега моря, стрелка указателя уровня топлива застыла на нуле. Это значило, что в баке осталось только десять литров бензина.

Не слишком много, чтобы летать по округе и разыскивать нужный им сельский домик. Ту Хокс предположил, что они забрались слишком далеко на восток. Он повернул машину на запад и был вынужден лететь против сильного ветра, который быстро пожирал оставшиеся десять литров драгоценного горючего.

Через несколько минут внизу показалась развилка проселочных дорог в виде буквы «У», и Ту Хокс понял, что до фермы, до условного места встречи, осталось еще пять километров. Пролетев километра три, он пересек еще одну дорогу, маленький полуостров, и через несколько метров между болотом и лесом увидел крестьянский двор.

Стала видна усадьба. Ту Хокс снизился и сделал круг. Но желтого треугольника, условного знака, на крыше не было. И, вообще, ферма казалась вымершей. Сделав еще три круга, Ту Хокс понял, что дальше откладывать посадку нельзя. Каждое мгновение мотор мог зачихать.

Из сарая выбежали три человека, они размахивали блодландским флагом и показывали в сторону ближайшего луга. Этот импровизированный аэродром был разделен на две половины ивовой изгородью, и Ту Хоксу пришлось проявить все свое мастерство, чтобы при посадке машина не задела изгородь колесами. Самолет покатился по земле и остановился у опушки леса. Ту Хокс развернулся и медленно повел машину к сараю. Там он заглушил мотор и выбрался из кабины. Их ждали. Все встречавшие, а среди них была и женщина, были одеты в грубую одежду крестьян.

Люди на ферме были немногословны и деловиты. Элфред Хенненд, руководитель группы агентов, отправил своих людей в сарай за канистрами с бензином и маслом. Ту Хокс сказал:

— Для нормального взлета, изгородь должна быть ниже.

Хенненд пообещал убрать ее вообще и пригласил перебежчиков в дом, чтобы они могли поесть и выпить кофе, но добавил, что надолго здесь задерживаться не стоит.

— Могут появиться наши соседи и что-нибудь пронюхать. Вероятно, они уже видели вашу посадку. И, может, сюда уже направляются полицейские или солдаты. Мы должны исчезнуть, сразу же, как только заправим машину. Глупо тянуть. Я неохотно покидаю эту ферму, она была идеальным местом для встречи и отправки наших людей. Но если вам удастся доставить эту штуку в Блодландию, она с лихвой окупит потерю фермы.

Во время еды Ту Хокс спросил Хенненда о следующем месте посадки, и тот показал ему это место на карте. К ним зашел радист и сообщил, что погода на берегу Восточного моря благоприятная и что воздушный корабль из Тирслэнда уже в пути.

Ту Хокс вернулся к машине проследить за заправкой. По его ивовая изгородь была вырублена на шестьдесят метров. Через полчаса оба бака машины были полны. Ту Хокс и его спутники попрощались с агентами и забрались на свои места.

Изгородь больше не мешала, и стартовать было просто. Ту Хокс поднял машину на высоту триста метров и взял курс на новую цель — ровную и твердую полосу песка на берегу Восточного моря. Скоро он увидел под собой дорогу, которую Хенненд пометил на карте красным карандашом и полетел вдоль нее на север. А когда в поле зрения появился портовый город Сальдус, свернул на восток. Сальдус был городом с пятидесятитысячным населением, Ту Хокс, пролетая над ним, видел военные корабли в гавани и посадочные площадки воздушных кораблей, но сейчас они были пусты.

В двадцати километрах севернее Сальдуса берег поднимался и образовывал ряд каменистых утесов. Пролетев над этими утесами еще километра четыре, Ту Хокс увидел берег и полосу песка. В конце обозначенной посадочной полосы стояли люди, а невдалеке от берега покачивался на волнах двухмачтовый рыбачий баркас. Ту Хокс совершил посадку, которая оказалась довольно жесткой и это ему не понравилось. Он вылез и осмотрел шасси. Спицы колес были погнуты, но два-три взлета с посадкой они еще выдержат.

От агентов он узнал, что в Комаи еще никак не отреагировали на их бегство. Последовали два часа напряженного ожидания, пока наблюдатель на краю утеса не заметил воздушный корабль, идущий со стороны Тирслэнда. Ту Хокс повернулся к морю и увидел маленькую темную точку над морским горизонтом, которая медленно приближалась, увеличивалась и, наконец, превратилась в неуклюжий корпус воздушного корабля.

13

Воздушный корабль из Тирслэнда приблизился и на высоте двадцати метров завис носом против ветра прямо над самолетом. Из отверстия в его брюхе спустили огромную сеть на стальном канате. Агенты расстелили ее на песке и закатили самолет на середину. Затем края сети были подняты и повешены на крюк на конце стального троса. Потом Ту Хокс подал знак, что можно начинать подъем. Трос натянулся, и машина начала плавно подниматься. Давление сети могло повредить самолет, но это уже не заботило Ту Хокса: машину можно будет спокойно отремонтировать в Блодландии.

Самолет исчез в брюхе летающего кита. Через минуту трос спустился снова; на этот раз на его конце была большая корзина, приспособленная для подъема пассажиров, Ильмика, Квазинд и Ту Хокс залезли в нее.

В то же время корабль начал подниматься и поворачивать на север.

Как только корзина прошла в отверстие, ее оттянули в сторону, на платформу, и гигант взял курс на Тирслэнд. Ту Хокс и его спутники вылезли из корзины с чувством громадного облегчения. Один из офицеров провел их по узкому мостику сквозь чрево дирижабля на корму. Ту Хокс зачарованно рассматривал деревянный остов корпуса с гигантскими отсеками, наполненными водородом. Через люк по лестнице они спустились в гондолу, где новых пассажиров ожидали капитан Этельстен и несколько офицеров. Поздравив друг друга с удачным выполнением плана, капитан и летчик прошли к самолету. Там Ту Хокс ответил на все вопросы капитана, обрисовал перспективы, и поначалу никак не мог взять в толк, почему Этельстен не разделяет его воодушевления. Но потом понял: капитан любил свою команду, любил этот огромный, воздушный корабль, наполненный легким газом. А в хрупкой, маленькой машине, покоившейся в чреве корабля, как птенец в гнезде, он видел угрозу. Когда этих машин станет много, они изгонят с небес воздушные корабли. Их эра скоро завершится.

И так думали многие. Война несет изменения, и в ее пламени сгорит много людей, которые жили только ради нее, и годились только на то, чтобы воевать. Вступление Раске и Ту Хокса в этот мир стало катализатором, который еще больше ускорил эти изменения.

Через три дня они уже были в Бамму, столице королевства Блодландия. Бамму находился в том же месте, где на Земле-1 был Лондон, но был намного меньше. Архитектура показалась Ту Хоксу средневековой, но многие общественные и правительственные зданий выглядели здесь чужими; их очертания отдаленно напоминали ближневосточный стиль архитектуры.

Жизнь в Бамму для Ту Хокса началось с допросов. Конечно, они очень отличались от допросов в Готинозонии: блодландцы знали о ценности чужака. И только неделю спустя Ту Хокс начал разрабатывать план постройки авиабазы и авиационного завода. Он получил низшее дворянское звание с присвоением титула «Дворянин Фенхопа». Благодаря этому он стал владельцем поместья в пятнадцать крестьянских дворов и ветхого замка на севере страны. В Бамму у него был городской дом со множеством рабов и слуг.

— Ну, теперь я дворянин, — тут же сказал он Ильмике, — имею ли я теперь право жениться на даме голубых кровей?

Она покраснела.

— О, нет! Ваш титул дан вам только на время вашей жизни и он не наследуется. После вашей смерти поместье ваше вновь вернется к короне. Ваши дети будут низкорожденными. Вы никогда не сможете жениться на женщине из дворянской семьи.

— Итак, мои дети пойдут просить милостыню? Из замка в хижину или как там это у вас?

Ильмика была возмущена.

— Иначе и быть не может! Чистота древних блодландских родов будет запятнана! Наши дети — какая невероятная мысль! — будут помесью! Разве вам недостаточно того, что вы получили титул и стали дворянином королевства? И это несмотря на ваше… ваше сомнительное происхождение?

Кровь застучала в висках, и Ту Хокс хотел было дать уже Ильмике пощечину, но овладел собой. Гнев его был вызван не просто тем, что его назвали метисом; корни этого гнева уходили гораздо глубже. Он надеялся, что Ильмика станет его женой. Проклятье! Он любил эту лицемерную, высокомерную патрицианку с ледяным сердцем! Будь она проклята! Настало время сделать то, что давно уже пора было сделать: выбросить эту девушку из головы.

И он погрузился в работу. Самолетостроение теперь занимало все его время. Он работал день и ночь. Руководил строительством авиазавода, вел курсы пилотов для военно-воздушных сил, создал карабин для пехоты и броню для военных машин. Он даже попытался убедить санитаров и врачей в необходимости поддерживать в лазаретах неукоснительную чистоту и продемонстрировал новейшие методы лечения ран. Но после короткой и жаркой борьбы был вынужден сдаться. Этот мир еще не обрел своего Пастера и не был готов признать Ту Хокса таковым. И пока солдаты и больные будут по-прежнему умирать от заражения крови и тифа. Проклиная косность и предрассудки, Ту Хокс сосредоточился на создании действенных инструментов для уничтожения людей.

Спустя месяц после прибытия Ту Хокс в Бамму, перкунцы напали на остров. Перкунский флот разбил военно-морской флот Блодландии в Ла Манше и, в конце концов, обратил его в бегство. Одновременно два флота цеппелинов столкнулись друг с другом в воздухе, и обоих стороны понесли громадные потери.

Природа, казалось, сговорилась с захватчиками. В день вторжения стояла ясная, безветренная погода. Было необычайно тихо. Благоприятная погода держалась пять дней, и к концу недели враг захватил два плацдарма. Воодушевленная успехами Перкунии, Иберия объявила войну Блодландии, ее армия высадилась на южном берегу Ирландии и быстро захватила контроль над широкой прибрежной полосой.

Потом пришла зима. Таких зим Ту Хокс еще никогда не видел. Целый месяц оба острова были покрыты слоем снега метровой толщины. Арктические ветры с ревом дули с севера, и температура опустилась до минус тридцати градусов по Цельсию. Несмотря на овчинный тулуп и валенки, Ту Хокс мерз как собака. Но это было только начало. Прежде, чем зима сдала свои позиции, столбик ртути в термометре постепенно спустился ниже сорокаградусной отметки.

Ту Хокс был убежден, что в таких условиях все бои прекратятся: как можно вести войну в таком ледяном аду? Но и нападающие, и защитники привыкли к этим морозам, к этим суровым зимам. Они продолжали сражаться и, когда бронемашины и грузовики вышли из строя, стали подвозить припасы на санях. Все боевые отряды были снабжены снегоступами и лыжами. Километр за километром, перкунцы все глубже и глубже вторгались на территорию Блодландии и под конец зимы захватили всю южную часть острова.

К этому времени Ту Хокс уже построил двадцать монопланов с пулеметами и полозьями лыж вместо колес. Он обучил профессии пилота четырех молодых парней, хотя на таких морозах было трудно запускать мотор. Эти четверо стали учителями. В начале апреля, когда снег стал таять, военно-воздушные силы Блодландии уже обладали сотней истребителей, полутора сотнями пилотов и двумя сотнями учеников.

Оптимизм Ту Хокса улетучился как пар, когда он получил сообщение агентов о том, что у Раске уже пятьсот машин и восемьсот высококвалифицированных пилотов.

Еще в этом месяце южнее столицы произошел первый воздушный бой. Ту Хокс сам принял в нем непосредственное участие, считая, что в бою его людям опытные пилоты нужны больше, чем простой руководитель. И его пилоты бились хорошо: потеряв восемь машин, они сбили в небе над южной частью острова двенадцать самолетов врага. В тот же день Ту Хокс с полусотней машин совершил дерзкий ночной налет на прифронтовые аэродромы врага. Они уничтожили двадцать машин, стоящих на земле, взорвали склад бомб и вывели из строя несколько зенитных орудий врага. В течение двух недель самолеты Блодландии с утра до вечера находились в воздухе. В бесчисленных воздушных стычках над Бамму они понесли тяжелые потери: перкунцы шли на все, чтобы сломать отчаянное сопротивление вражеских военно-воздушных сил, и как можно быстрее.

Раске находился в столице Перкунии, городе Комаи, и не отваживался его покидать, вероятно, из политических соображений. У него было много врагов в рядах знати и в генералитете. Они могли воспользоваться отсутствием Раске, чтобы ослабить его позиции, а затем и совсем от него избавиться.

Успехи военно-воздушных сил в начале года обрадовали Ту Хокса, но они, казалось, почти не оказывали никакого влияния на наземные бои. Враг брал один город за другим, прорывал все защитные укрепления и неудержимо продвигался вперед. Потери перкунцев были огромны, но они, казалось, не обращал на это никакого внимания. Потом произошло то, во что никто не хотел верить: враг ворвался в столицу. Одновременно перкунский флот расстрелял крепость в устье Темзы и высадил там новые отряды.

Двумя днями позже на остров совершили налет пятьдесят новых, созданных Раске, двухмоторных бомбардировщиков. В сопровождении сотни истребителей они смогли долететь до центра столицы. Не все из них вернулись на свои базы из этого налета. Ту Хокс в этот день сбил десять вражеских машин и пополнил свой боевой список до пятидесяти трех. Но, его воздушные силы таяли быстрее, чем он мог их пополнять. Оставалось только двадцать боеспособных машин.

14

Несмотря на огромные потери, налет бомбардировщиков был успешным. Много бомб попало в королевский дворец, когда там заседал Королевский Совет. Это было последнее заседание перед эвакуацией. Кроме многих сановников под обломками дворца также были погребены сам король-«шоф», его сын, два младших брата и королева. Кроме дяди шофа, который двадцать лет провел в сумасшедшем доме, вся королевская семья была уничтожена. И в суматохе, которую вызвало сообщение об их гибели, управление Блодландией взял на себя молодой генерал по имени Эрик Пенита, внебрачный сын сумасшедшего дяди шофа.

Он приказал отступать на новые линии укреплений севернее столицы и отдал распоряжение об отмене рабства — не из гуманных соображений, а потому, что назревало восстание рабов. Знать его сразу же невзлюбила и Пениту могли спасти только дальнейшие шаги в этом направлении: он освободил крепостных крестьян и мелких независимых арендаторов, ликвидировал воздушные подати и обещал после изгнания врагов предоставить населению больше свобод. Ему удалось заручиться поддержкой масс и укрепить свое правление.

Ту Хокс на свой страх и риск стал демонтировать авиазавод и переправлять его на север. Сам он оставался в Бамму, пока не был демонтирован последний станок, и вместе с Квазиндом покинул полуразрушенный город. Он протиснулся в маленькое купе в поезде беженцев, в котором ему было оставлено место. В купе сидел мужчина в форме полковника. Когда Ту Хокс вошел, полковник встал, отдал честь и, к удивлению Ту Хокса, протянул ему руку.

— Я — лорд Хэмфри Джильберт, — представился он. — Судьба исполнила мое желание. Я уже давно хотел познакомиться с вами.

Джильберт был небольшим коренастым мужчиной лет пятидесяти, с седыми волосами и с кустистыми черными бровями, с широким лицом и с двойным подбородком. Он заговорил с Ту Хоксом, словно тот был его старым знакомым. Ту Хоксу понравился этот человек, который говорил так открыто и непринужденно. Как он убедился, Джильберт действительно уже давно знал о нем и собрал о Ту Хоксе все сведения, которые только мог получить.

— Я унаследовал свой титул от отца, — сказал Джильберт. — Он принадлежал к очень богатой купеческой семье, ее торговые корабли побывали во всех портах Земли. Теперь я потерял все свои земли и большую часть кораблей. Ну, а рассказал я вам все это для того, чтобы вы ознакомились с моим родом. А он происходит от предка, который прибыл в Блодландию в 560 году.

Ту Хокс перевел это в привычное летоисчисление и у него получился 1583 год новой эры.

— Мой предок — его тоже звали Хэмфри Джильберт — прибыл не с Европейского материка. Он прибыл из западного океана, на корабле, какого здесь до сих пор не видел еще ни один человек.

На лице Джильберта появилось выражение разочарования, когда Ту Хокс проявил к этой истории только вежливый интерес. Он сказал:

— Мне ясно, что исчезновение моего предка не оставило никаких следов в истории вашего мира. Все же, может быть, он был известным человеком. Но здесь это не важно. Хэмфри Джильберт был англичанином. Он был одним из капитанов тех легендарных кораблей, которые совершали регулярные рейсы в Америку…

— Откуда вам все это известно, я имею в виду, об англичанах и американцах? — спросил Ту Хокс.

Джильберт поднял свою пухлую руку.

— Терпение! Я сейчас объясню. Джильберт плыл в сопровождении другого корабля, но во время последнего рейса они попали в шторм и их разбросало в разные стороны. Когда шторм утих, Джильберт нигде не смог отыскать другой корабль и в одиночку вернулся в Англию — или в то, что он считал Англией. Когда он достиг Бристоля — здесь он называется Энт — его и весь экипаж сочли сумасшедшими. Что произошло? Народ здесь до некоторой степени был похож на англичан, но говорил на языке, имеющим только отдаленное сходство с английским. Здесь все было незнакомым. Где же они оказались?

Блодландцы заперли весь экипаж в дом для душевнобольных. Некоторые из моряков там действительно сошли с ума — ничего странного! — но мой предок, должно быть, был весьма приспосабливающимся человеком. Ему, наконец, удалось убедить начальство сумасшедшего дома в своей безвредности. После своего освобождения он снова стал моряком, а потом и капитаном одного из кораблей. Он занимался работорговлей и доставлял из Африки рабов-негров Африка тогда была только открыта. Скоро он стал богатым, женился и умер богатым и уважаемым человеком.

Он был достаточно разумен, чтобы не отстаивать правдивость своей истории, которую всем сначала рассказывал, когда прибыл сюда. И, как мне кажется, больше никогда и не упоминал о ней. Но он записал все, что с ним произошло, дополнив эту историю описаниями своего родного мира и назвал этот труд «Путешествие сквозь Врата Моря из слоновой кости». Со времени его смерти рукопись эта хранилась в семейной библиотеке. Почти никто из его потомков ее не читал, а те, которые читали, считали своего прародителя человеком с буйной фантазией.

Сделав паузу, Джильберт продолжил:

— Я же никогда так не думал. В его истории — много деталей, которые он никогда бы не смог придумать. Он пытался нарисовать карту своей земли. Он составил сравнительный словарь блодландского и английского языков. Во всей рукописи около пяти тысяч страниц. Я был зачарован, и ее изучение стало моим коньком. Я исследовал истории и легенды о других странных появлениях и пришел к выводу, что существует какая-то другая Земля. И что время от времени люди каким-то образом переходят с одной Земли на другую. Вы уверены, что никогда не слышали о моряке по имени Хэмфри Джильберт?

Ту Хокс покачал головой.

— Если я когда-нибудь и читал о нем, то совершенно забыл. Я многосторонний читатель, который пасется на всех полях. Может быть, он один из многих, кого считают погибшим, жертвой штормов и океана.

— Это, конечно, понятно. Но для меня важнее всего то, что ваше присутствие здесь подтверждает эту историю. Это больше, чем просто фантазия. И мои исследования привели меня к дальнейшим заключениям. «Врата» — это некие слабые места в силах, отделяющих оба мира друг от друга. Они открываются через неравные промежутки времени, и их может быть несколько.

Он нагнулся вперед. Его глаза триумфально блестели. Он глядел в лицо Ту Хокса.

— И мне кажется, что я обнаружил место, где находятся более или менее постоянно действующие врата. Во всяком случае, эти врата находятся на определенном месте, они открывались уже не раз и, скорее всего, откроются снова.

Ту Хокс почувствовал, как с глубины его души поднимается возбуждение.

— Вы знаете это место? Где оно?

— Я никогда не видел его сам, — сказал Джильберт. — Я собирался в путешествие, чтобы исследовать его, когда разразилась война и поездку пришлось отложить. Меня привела к этому Книга Колдунов Хивики. Она содержит намеки на что-то, что может быть только самими вратами в другую реальность.

Хивика, подумал Ту Хокс. Так называлась цепь островов, составляющая одно целое с затонувшим Северо-американским континентом. По своему положению они должны быть высокой частью Скалистых гор. Самый большой остров находился примерно там, где на Земле-1 был штат Колорадо.

Эти гористые острова населяли полинезийцы. Хивика до сих пор оставалась нейтральной и независимой. Ее жители, так же, как и майори на Земле-1, своевременно научились изготавливать порох и огнестрельное оружие. Первыми представителями старого света, вступившими в контакт с Хивикой были не европейцы, а выходцы из арабской страны Иквани, находившейся на юге Африки. Они вели торговлю с Хивикой уже сто лет, прежде чем блодландский корабль случайно отрыл эту группу островов. Европейцы обнаружили там развитый народ, умеющий выплавлять из руд железо, золото и другие металлы, использовавший парусные корабли, вооруженные пушками, и их технология в корне отличалась от технологии европейцев. Хивика избежала многих эпидемий, хотя кое-какие из них завезли с собой арабы, но в результате этого потомки жителей острова приобрели необычайный иммунитет к болезням европейцев.

— Вы должны знать, что Хивика все еще придерживается старой религии, — продолжал Джильберт. — Их священники или шаманы приписывают себе магические колдовские силы. В их обязанности, кроме всего прочего, входит также охрана некоторых мест, которые для всех остальных являются табу. Одно из таких мест — пещера в одной из гор, неподалеку от берега, на одном из больших островов. О ней известно немного, но перкунские ученые кое-что смогли узнать. Священники-колдуны называют эту пещеру «Дыра между мирами». Иногда из глубины пещеры, оттуда, где собственно и находится эта «дыра», доносятся ужасные звуки. Кажется, что задняя стена пещеры растворяется и священники могут на миг увидеть другой мир. Может быть, «мир» — не точный перевод слова, которое здесь используется. Оно может означать и «Место Богов». Священники не осмеливаются приблизиться к этим Вратам, потому что они верят, что Ке Агуа, Бог Неба и Бурь, живет именно в этом мире.

На Ту Хокса все это произвело огромное впечатление.

— Это звучит слишком сказочно, чтобы быть правдой, — сказал он после короткого раздумья. — И я боюсь, что теперь не смогу избавиться от мыслей об этой истории. Но, может быть, эта пещера является природным феноменом.

— Врата — естественный феномен, — сказал Джильберт. — Все это стоит основательно изучить, как вы думаете?

— Я бы охотно отправился туда, — сказал Ту Хокс. — Действительно, самое лучшее — это немедленно отправиться в Хивику. Но это исключено.

— Когда война закончится, мы можем отправиться туда вместе. Если там действительно существуют настоящие Врата, мы можем пройти сквозь них и, я, по крайней мере, так думаю, не стану колебаться ни мгновения. Я охотно взгляну на землю своих предков.

Ту Хокс кивнул, но подумал, что Земля-1 будет для Джильберта интересным местом для одноразового посещения, но вряд ли он найдет ее подходящей, чтобы остаться там жить навсегда. Джильберт будет страдать от чувства оторванности и одиночества, которое заставляло страдать Ту Хокса и О'Брайена в этом мире. Даже теперь, когда Ту Хокс он приспособился к новому окружению и даже находил в нем довольно много приятного, он еще ни разу по-настоящему не чувствовал себя дома. Он просто не принадлежал к этому миру.

Кто-то постучал в дверь их купе. Ту Хокс открыл, и молодой офицер отдал им честь.

— Извините, что я помешал вам. Но в этом поезде заболела дама, и она спрашивает вас.

Ту Хокс последовал за офицером в другой вагон и обнаружил там Ильмику Хускарле, лежавшую на диване в купе, окруженную озабоченными и готовыми помочь людьми. Она была очень бледной. Сидевший рядом на диване врач, прищурил глаза и сказал Ту Хоксу:

— Если она чего-нибудь поест, ей станет лучше, — он покачал головой. — Это обычная история в такое несчастливое время. Многие из высокородных потеряли свои земли и свои деньги — все, кроме своего титула и…

Врач осекся, словно сказал что-то лишнее. Ту Хокс сердито взглянул на него. Безнадежное состояние Ильмики, казалось, чуть ли не радовало этого человека. Наверное, он был рядовым и разделял антипатии и зависть низших классов к привилегированным. Ту Хокс, в общем-то, понимал его чувства. Большинство населения страдало от нещадной эксплуатации высшими классами, от несправедливости классового правосудия и было фактически. И, тем не менее, он возмутился поведением врача. Ильмике сейчас было тяжело. Семья ее была уничтожена или рассеяна по стране, дом и состояние оказались в руках врагов. А, попросив принести девушке тарелку супа, Ту Хокс выяснил, что у нее не осталось ни пфеннига денег.

Ильмика ела суп, и слезы ее текли по щекам и капали в тарелку.

— Я лишилась всего. Уже два дня я ничего не ела. Теперь каждый знает, что я осталась без средств. Я нищая. Мое имя обесчещено!

— Обесчещено? Если это так, то это произошло с большей частью дворян Блодландии. К чему эта фальшивая гордость? В этом виновата война, а не вы. Кроме того, настало время, когда вы можете показать, что благородство может быть не просто пустым звуком, а чем-то большим. Нужно поступать благородно, чтобы быть благородным.

Она слабо улыбнулась. Он заказал еще кусок ветчины и ломоть хлеба, и Ильмика их быстро и жадно съела. Поев, она прошептала ему:

— Если бы только можно было спрятаться от этого навязчивого нездорового внимания.

— В моем купе найдется место и для вас, — сказал Ту Хокс. Он помог встать ей на ноги и повел через переполненный вагон к своему. Там он уложил ее на нижнюю полку, и девушка мгновенно заснула.

Проснулась она поздно вечером. Ту Хокс предложил ей поесть. Джильберт пошел в вагон-ресторан, чтобы раздобыть чего-нибудь съедобного, а Квазинд стоял перед дверью купе в коридоре, так что они остались одни. Ту Хокс подождал пока она пережевала холодную и сухую еду, а потом спросил: не хочет ли она работать у него секретаршей. Она покраснела, и он уже ожидал, что Ильмика вспылит. Но когда услышал ее шепот, ему стало ясно, что девушка неправильно поняла его предложение.

Он безрадостно усмехнулся.

— Нет, я не спрашиваю вас, хотите ли вы быть моей любовницей. Кроме обычных обязанностей секретарши вам ничего не придется делать.

— Почему я не должна быть… вашей любовницей? — спросила она. — Я так много должна вам.

— Не так уж и много! И я никогда не потребую такого вознаграждения. Мне нужна женщина, которая меня любит — или, по крайней мере, желает.

Девушка была все еще взволнована и неотрывно смотрела в глаза американца.

— А если я не хочу вас, в праве ли я принимать от вас еду и заботу?

Он встал и нагнулся над ней. Она подняла к нему лицо и закрыла глаза. Руки ее обвились вокруг его шеи. Она нашла своими губами его губы и прижалась к нему всем телом.

Он оттолкнул ее.

— Не принуждай себя. Ты же не хочешь целовать меня.

— Мне очень жаль, — она отвернулась и начала плакать. — Почему меня никто не хочет? Ты отталкиваешь меня, потому что это животное из Инскапинтика обесчестило меня?

Ту Хокс взял ее за плечи и повернул к себе.

— Я не понимаю тебя, Ильмика. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты тоже меня любила. Но я скорее повешусь, чем возьму себе женщину, которая считает меня своим последним убежищем, а на самом деле — я ее не недостоин и, кроме того…. низкороден, — сказав это, он отпустил ее и выпрямился. Мое предложение остается в силе. Ты можешь обдумать его, пока мы не прибыли в Толкинхэм. А сейчас я выйду из купе.

Он закрыл за собой дверь. И остаток ночи провел в коридоре, сначала стоя, потом устроившись полу, пока, наконец, не заснул. Это был беспокойный сон. Когда поезд прибыл в Толкинхэм, Ту Хокс проснулся и зашел в купе. Джильберт был там один.

— Куда ушла девушка? — спросил Ту Хокс.

— Не знаю. Мне показалось, что она хотела попрощаться с вами.

Ту Хокс снова протиснулся сквозь ропщущую толпу в коридоре, выбрался из вагона и обыскал вокзал. Ильмики нигде не было. Он хотел было послать Квазинда на ее поиски, но у вагона его остановил офицер и передал приказ, согласно которому Ту Хокс должен был прибыть к генералу Греттирсону. Ту Хокс не знал, зачем он мог понадобиться генералу-пехотинцу. В одном из армейских грузовиков летчик прибыл в большой военный лагерь за пределами Толкинхэма и пошел к бараку генерала. Греттирсон проинформировал его, что блодландские военно-воздушных сил больше не существует. Нехватка горючего обострилась, а масло и бензин нужны для бронемашин и других наземных транспортных средств. Ту Хокс прикомандировывается к полку бронемашин и должен служить там, пока хватит горючего. А потом, как и все остальные, будет сражаться в пехоте.

Ту Хокс покинул барак с уверенностью, что война проиграна. Еще месяц-два — и Блодландия будет принадлежать Перкунии.

После четырех недель отчаянных оборонительных боев Ту Хокс услышал несколько новостей о развитии отраслей промышленности и положении дел в Перкунии. Несмотря на внушительные победы и военный триумф на всех фронтах, в Комаи дела обстояли не так уж и хорошо. Оба сына короля погибли, были установлены причины смерти — несчастный случай. Но блодландские агенты не верили, что это была случайность. Когда король узнал о смерти своих сыновей, у него случился удар и его парализовало. Его наследник, племянник, был убит на пути в Комаи. Блодландские агенты подозревали, что все это — дело рук Раске.

Расчет немца был ясен. Он хотел жениться на дочери короля и стать принцем — в надежде, что большой совет признает его жену королевой. Совет на сей раз выступил единым фронтом и был готов короновать ее или выбрать нового короля из рядов знатных семей.

Но на полях сражений все оставалось по-прежнему. Эрик Пенита, новый правитель Блодландии, показал себя великолепным политиком и воином. Три раза в кровавых боях он разбивал превосходящие силы противника. Но каждый раз был вынужден отступить, потому что его разношерстные соединения не могли удержать захваченную территорию. Вражеские военно-воздушные силы больше не опасались самолетов Ту Хокса. Они опустошали Северную Блодландию бесконечными бомбардировками и налетами вглубь территории.

Вскоре запасы горючего в Блодландии были полностью исчерпаны. Армия стала передвигаться пешком, чтобы в гористой местности на севере оказать последнее сопротивление врагу. Вражеские самолеты и движущиеся вслед за ними соединения бронемашин собирали кровавую жатву с колонн отступающей блодландской армии. Ту Хокс и Квазинд, теперь простые пехотинцы, продвигались вперед по местности, называемой Ульфсталь. Там Ту Хокс получил письмо от Хэмфри Джильберта. Он прочитал его, потом сказал Квазинду:

— Ильмика устроилась медсестрой в здешнем полевом лазарете. А до этого она работала на фабрике, производящей боеприпасы. У этой девушки есть мужество. Я же знаю, что полюбил ее не только за красивое лицо.

Квазинд не отличался особой тактичностью.

— Да, эта девушка очень мужественна. Но любит ли она тебя?

— Этого я не знаю, но все еще надеюсь. Может быть, она работает, чтобы доказать, что может быть независимой. Может, она придет ко мне как равная, доказав, что пришла не просто для того, чтобы спасти свою жизнь.

— Женщина и мужчина — это не одно и то же, — сказал Квазинд. — Ты ее берешь, и она обязана научиться любить тебя. Что это за разговоры, какая независимость? Женщины должны зависеть от мужчин.

Вечером Ту Хокс отправился в лазарет, чтобы разыскать там Ильмику. Раненые были размещены по палатам. Ему понадобился целый час, чтобы найти ее в одной из больших палаток лазарета.

Его появление испугало ее так, что она уронила на пол сверток с бинтами. Потом она взяла себя в руки.

— Добрый вечер, милорд.

— Добрый вечер. Проклятье, Ильмика, не будь так официальна! Мы оба вынесли и пережили слишком много, чтобы соблюдать всю эту бессмыслицу с титулами!

Она улыбнулась.

— Ты, как всегда, прав. Но что ты здесь делаешь?

— Могу тебе ответить, что мне захотелось повидать свою больную подругу.

— Ты имеешь в виду меня?

Он кивнул:

— Хочешь выйти за меня замуж?

Она сглотнула и чуть было не уронила бинты во второй раз.

— Ты же не… Ты не должен шутить с этим.

Он положил руки на ее плечи.

— А я не шучу. Ты же знаешь, что я тебя люблю. Я не мог раньше спросить об этом, потому что… Ну, тебе лучше, чем мне, известно, почему. Но условия изменились. Дворянство и классовые барьеры теперь мало что значат. И проиграем мы войну или нет, по-старому здесь никогда уже не будет. Если ты забудешь о своем бывшем положении и посмотришь на меня, как женщина на мужчину, мы будем счастливы.

Она ничего не сказала.

— Ты сможешь это сделать, — он ждал, пока тишина, наконец, не сделалась невыносимой. — Скажи, да или нет?

— Да.

Он обнял и поцеловал ее. И на этот раз страстной она уже не притворялась.

Их объяснение прервал один из врачей и отправил Ильмику работать. Ту Хокс сказал:

— Я постараюсь разыскать тебя в Лефсвике. Оттуда уходят корабли в Ирландию. У меня есть планы относительно нас обоих, но теперь нет времени обсуждать их. До скорого.

— Но, Роджер, — прошептала она со слезами на глазах, — а если ты не придешь в Лефсвик?

— Тогда тебе придется пробиваться одной. Но это только в том случае, если я буду убит.

— Не говори так!

— Нельзя закрывать глаза на это, — он в последний раз поцеловал ее, ничего не ответив на мрачный взгляд врача.

При возвращении в отряд Ту Хокса остановил унтер-офицер, который сказал ему, что его требует к себе главнокомандующий. Ту Хокс задумался, чего может хотеть от него Пенита, но без вопросов последовал за человеком, передавшим приказ. Прежде чем впустить, его заставили удостоверить свою личность, и два солдата из полевой жандармерии тщательно обыскали его. Эти меры безопасности были необходимы, потому что убийство высших офицеров было одним из распространенных приемов в ведении войны. Только два дня назад Пенита с большим трудом избежал покушения на свою жизнь.

15

В палатке Ту Хокс встал по стойке «смирно» и отдал честь главнокомандующему. Верховный главнокомандующий стоял за ломберным столом. А в глубине палатки Ту Хокс увидел человека, который удобно устроился на стуле.

— Раске!

Немец ухмыльнулся и приветствовал его взмахом руки.

— Мой старый друг и враг, краснокожий Ту Хокс!

Главнокомандующий объяснил присутствие здесь Раске. Большой Совет Перкунии выбрал нового короля. И первым его действием был указ об аресте Раске. Немца обвинили в убийстве наследника трона.

Раске бежал. На новой двухмоторной машине он перелетел Северное Море и совершил посадку на восточном берегу Северной Блодландии. Он явился к военному начальству и попросил убежища.

— Я не знаю, что с ним сделать, застрелить или выслушать, — сказал главнокомандующий. — Как заложник он не представляет из себя никакой ценности, а использовать его технические знания слишком поздно.

Раске сказал:

— Если я достану бензин, мы с Ту Хоксом сможем отправиться в Ирландию. Блодландия нужна им.

— В Ирландии тоже нет бензина, — ответил Ту Хокс. — Что мы сможем там сделать?

— Я хочу рассказать вам то, что перкунцы держат в тайне. В ближайший год они не планируют никакого вторжения в Ирландию. Перкуния истощена, и у нее не хватает ни материалов, ни людей, для новой кампании. Конечно, Перкуния блефует и требует капитуляции блодландских военных сил, находящихся в Ирландии. Но если вы откажетесь, если вы продержитесь, у вас будет примерно еще год времени, чтобы подготовиться к последнему сражению. За это время вы сможете обеспечить себя бензином, маслом и боеприпасами. А я установлю контакт с Иквани. При таких обстоятельствах они дадут то, что нужно Ирландии. Если мы с Ту Хоксом дадим Иквани всю информацию, которая нужна им для постройки военно-воздушного флота, они помогут Блодландии!

Главнокомандующий взглянул на Ту Хокса.

— Можем ли мы ему верить?

— Да, верить ему можно. Я не сомневаюсь в том, что он установит связь с Иквани. Но то, что они снабдят нас оружием и боеприпасами — это чушь. Даже если они рискнут сделать это и прибудут а Ирландию с крейсерами и грузовыми судами, это не принесет никакого успеха. Зато перкунские военно-воздушные силы будут обеспечены. Нет, от Иквани нельзя ожидать никакой помощи.

— Пожалуй, это так, — сказал Пенита. Он повернулся к Раске. — Вас отведут в арестантскую, а я тем временем подумаю, что с вами делать. — По его знаку появились два жандарма и увели немца. Когда эти трое проходили мимо него, Ту Хокс сказал:

— Вам не повезло, друг мой. Некоторое время вы были великим человеком, более великим, чем были и могли быть на нашей старой Земле. Будьте этим довольны.

Раске снова ухмыльнулся.

— Краснокожий, я еще не мертв. Позже мы еще увидимся, если вы останетесь в живых.

Ту Хокс посмотрел ему вслед и подумал, что в словах Раске прозвучало что-то большее, чем просто юмор висельника или хвастовство. Предстоящий бой мог легко стать для Ту Хокса последним.

Он вынужден был принять в нем участие. На следующий день бои разгорелись вокруг укрепленных позиций блодландцев. Ту Хокса четырежды легко ранило пулями и осколками гранат. Во время рукопашной он получил колотую штыковую рану. Наступил вечер, а с ним и отступление на запад. Главнокомандующий был уверен, что главный удар противника будет направлен на запад, чтобы не дать противнику восстановить свои силы.

Мы можем уйти в горы или пустынную местность и вести партизанскую борьбу, размышлял Ту Хокс. Если мы не умрем с голоду или не замерзнем зимой, то все равно, рано или поздно, попадем в плен. Единственное спасение — только берег и корабль в Ирландию. К дьяволу, мы ничего не должны этим людям! Это не наша борьба. Это ни в коем случае не мой мир. Я отправлюсь в Хивику — как только удастся.

На следующий день они прибыли в Лефсвик, находящийся на северном берегу Ирландского моря. Город был запружен беженцами и все они хотели отправиться в Ирландию. В порту стояли четыре больших парохода и множество рыбачьих суденышек, но из-за массы людей у Ту Хокса было мало надежды попасть на борт одного из этих пароходов. Но едва он появился в порту, как услыхал свое имя и увидел Хэмфри Джильберта, который рассекал поток людей своим необъятным телом.

— Ту Хокс! Мой попутчик! Какое счастье! Я искал вас и надеялся, что вы придете! Я возьму вас в свою каюту — люкс, ха-ха! Но вам придется спать на полу! И надо спешить! Корабль отплывает через тридцать пять минут! Я уже потерял всякую надежду!

— Вы не видели Ильмику Хускарле? — спросил Ту Хокс.

— Не видел ли я ее? — толстяк в возбуждении бегал взад и вперед. Она в моей каюте-люкс! Она, как и я разыскивала вас. Влюбленные соединятся, они будут счастливы, и это все!

Ту Хокс был слишком обрадован и возбужден, чтобы ответить. Он воспринимал только половину потока слов Джильберта. У моря их остановила цепь постовых и офицер тщательно проверил их бумаги, прежде чем пропустить дальше. Если бы офицер не пропустил их, Квазинд бросил бы его в воду, тем временем Ту Хокс попытался бы пробиться на корабль, чтобы найти Ильмику. Но, конечно, это было бы глупо: на трапе было полно солдат, которые тут же бы его застрелили.

И все же его восторг был не так велик, чтобы не заметить хорошо-знакомую фигуру на носовой части судна. Ту Хокс остановился, присмотрелся внимательнее и покачал головой. Этого не могло быть!

Но он не ошибся. Высокий, светловолосый, с внешностью жениха перед свадьбой, Раске улыбался ему сверху. Немец помахал рукой, повернулся и скрылся в толпе. Ту Хокс удивился, как же Раске освободился из-под ареста и попал на борт парохода для элиты беженцев. Если Раске был достаточно быстр и умен, чтобы оказаться на свободе, он мог использовать ее и для того, чтобы найти Ту Хокса. Но единственное, чего теперь хотелось Ту Хоксу — это сжимать Ильмику в своих объятиях.

Это он и сделал, конечно, не только из романтических побуждений. Кроме Джильберта и Квазинда, в каюте было еще пять человек.

Корабль отплыл, набрал максимальную скорость и взял курс к берегам Ирландии. Но даже теперь никто не мог быть уверенным, что судно благополучно прибудет в Дублин. Каждое мгновение могли появиться перкунские самолеты и дирижабли и забросать бомбами переполненный людьми пароход. Чуть позже на море лег туман; и беженцы оказались в относительной безопасности. Корабль вошел в бухту, на берегу которой находился Дублин, и пришвартовался. Пассажиры под пронизывающим дождем сошли на берег. Джильберт повел Ильмику, Ту Хокса и Квазинда к дому одного из своих друзей. Там они впервые узнали о разразившейся эпидемии.

Тридцать лет назад война уже приносила с собой чуму и холеру. И вот теперь валяющиеся повсюду трупы непогребенных мертвецов, ослабляющий людей голод и убийственно-холодная зима, отсутствие санитарии и миллионы расплодившихся крыс снова породили черную смерть.

Обычно красное лицо Джильберта побелело и он больше не улыбался.

— Мои родители и три сестры умерли в прошлую эпидемию. Тетя отвезла меня в Ирландию, чтобы уберечь от эпидемии, но зараза оказалась быстрее, чем мы, и тетя тоже умерла. Боже, помоги человечеству! Ну, теперь нам предстоит такой танец смерти, какой в Перкунии видели только в кошмарах. Эпидемия не пощадит и ее. Я отважусь предсказать, что в ближайшие два года вымрет половина человечества.

— Если бы вы послушали меня, — начал Ту Хокс. Затем он замолчал, пожал плечами и сказал. — Мы останемся здесь и умрем?

Джильберт ожил.

— Нет! Один из моих кораблей стоит в гавани, это — последний. Он загружен провиантом и, насколько я знаю, готов к отплытию. Мы еще сегодня вечером отплывем в Хивику! Будем надеяться, что доберемся к острову, прежде чем там узнают об эпидемии. Иначе нам никогда не позволят высадиться там на берег.

Ту Хокс понял, о чем подумал Джильберт.

— Да, будем надеяться, — сказал он. — Но я не питаю особого доверия к этим историям суеверных священников-колдунов.

— Почему бы и нет? — спросил Джильберт.

И действительно, подумал Ту хокс, почему бы и нет?

Проходили дни, и единственное, что видели пассажиры — холодный и сырой океан. Оптимизм Ту Хокса постепенно угас. Даже если в этой горе на побережье действительно существуют Врата, они, наверняка, закрыты. Колдуны говорили, что Врата открываются раз в пятьдесят лет или что-то около этого, и всего на несколько минут. Последний раз, по их словам, это произошло лет тридцать назад. Другая проблема — как добраться к этим Вратам. Пещера была священным местом острова. Кроме священников-колдунов и, может быть, нескольких высших сановников, никто не имел права туда входить. Сама гора возвышается недалеко от берега, но окружена высокой стеной и тщательно охраняется.

И все же путешествие для Ту Хокса было не таким уж и неприятным. Для них с Ильмикой это был медовый месяц. Но трудно передать, что он почувствовал, когда пароход пересек ту невидимую линию, за которой на его родине начинался американский континент. Он ожидал чуть ли не сотрясения корабля и готов был услышать шорох и царапанье под килем. Но «ХВЕЙЛГОЛД» спокойно скользил дальше, в то время как где-то глубоко под его днищем был штат Нью-Йорк. Ту Хокс представлял затонувший метрополис с небоскребами и человеческими костями на улицах; а над всем этим плавают рыбы. Конечно, это была чистая фантазия: в этом мире Америку еще не видел ни один человек. Она находилась в двух тысячах метрах под поверхностью моря, в темноте и холоде, покрытая толстым слоем ила и отложений.

Днем позже — Ту Хокс рассчитал, что они проплывали то место, где на его родной земле находился Канзас — капитан увидел ниточку дыма из труб другого корабля. Ту Хокс взял у Джильберта бинокль и осмотрел морской горизонт. Там, далеко на горизонте, плыло темное облако. Понаблюдав за ним какое-то время, он приказал капитану увеличить скорость, объяснив, что хоть это может быть и мирный торговый корабль из Южной Африки, лучше, все же, избежать с ним встречи.

К вечеру незнакомый корабль приблизился, и его можно было видеть уже без бинокля. Капитан сказал, что скорость этого корабля слишком высока для обычного грузового судна. Это мог быть только военный корабль.

На следующий день расстояние между кораблями сократилось до одной мили. Белый корпус преследователей сверкал в лучах яркого солнца, и капитан определил, что это арабский крейсер.

Пришла ночь. Крейсер приблизился еще на пол мили, и держал «ХВЕЙЛГОЛД» в конусе яркого света от носового прожектора. Капитан отказался от бесполезных маневров и только развил полную скорость. До тех пор, пока икванцы не взорвут над его головой хоть одну гранату и не потребуют остановиться, он больше ничего не мог сделать.

В середине ночи заштормило, о чем капитан молил в течении тридцати шести часов, и с запада надвинулась темная стена. С ней пришел ветер, а с ним — волны. Через две минуты на корабль обрушились потоки воды. Капитан погасил позиционные огни и круто повернул на юг. Когда на следующее утро взошло солнце, океан был чист. Капитан снизил скорость, так как машины слишком долго работали с полной нагрузкой.

16

В течение трех следующих дней горизонт был чист. На утро четвертого капитан сказал, что корабль находится в ста милях восточнее Куалоно, главного порта Хивики на побережье Атлантики, и скоро покажется маленький островок Микиао. Минут через сорок из морской глади на западном горизонте появился пятисотметровый вулканический конус острова. Довольная улыбка вдруг исчезла с лица капитана; обернувшись, он увидел на горизонте ниточку дыма. Корабль шел на полной скорости, все пассажиры собравшись на корме, тревожно вглядывались в вспененное море за кормой судна. Восходящее солнце светило людям в глаза, слепило их, и в этот раз икванцам удалось подойти гораздо ближе. Крейсер быстро приближался, пытаясь перерезать путь «ХВЕЙЛГОЛДУ» к защищенной гавани Куалоно.

Капитан посоветовался с Джильбертом и повернул корабль на сорок пять градусов на северо-запад.

— Перед восточным берегом — много опасных рифов, — сказал капитан. Я хорошо знаю их. Мы пройдем через пояс рифов и, если нам хоть немного повезет, мы удерем от икванцев. Если не удастся, я выброшу судно на полосу песка, если на этом гористом берегу вообще есть таковая. Во всяком случае, арабы не получат мой корабль в свои грязные руки.

— Мы держим курс на гору Лапу, где находится пещера, — добавил Джильберт. — Если мы бросим там якорь, у нас будет хороший предлог для вторжения в область, объявленную табу. Кроме того, мы прибудем туда поздно вечером, и, может быть, хивиканцы не заметят нас…

«ХВЕЙЛГОЛД» на всех парах мчался на северо-запад. Преследователь тоже изменил курс и уверенно приближался. Когда по левому борту появился черный крутой берег, крейсер Иквани приблизился на половину морской мили: через четверть часа из дула его носовой пушки вылетел клуб черного дыма и в двадцати метрах от борта «ХВЕЙЛГОЛДА» поднялся белый фонтан. Через пару секунд такой же фонтан взлетел в пятнадцати метрах за кормой судна.

Тем временем капитан вел корабль зигзагами через узкий проход между рифами. Некоторые из них можно было различить только по изменению цвета воды; другие были так близко от поверхности воды, что море над ними, казалось, кипело; а некоторые поднимались над поверхностью и вода бушевала вокруг их черных спин.

С крейсера больше не стреляли. Похоже, это были предупреждающие выстрелы, чтобы жертва остановилась. Когда икванцы поняли, что пароход пытается ускользнуть от них через проход между рифами, то последовали за ним его же курсом. Они делали это осторожно и скорость их была значительно меньше. Ту Хокс удивлялся, что арабы вообще пошли на такой риск. Почему они так настойчиво преследуют их? Что значит для них грузовое судно уже не первой молодости? Может быть, их шпионы в Блодландии узнали, зачем «ХВЕЙЛГОЛД» плывет в Хивику?

Это бы объясняло и то, что они не потопили корабль. Им нужен был Ту Хокс, и живой, чтобы использовать его знания.

Гора Лапу выступала выдающимся в море мысом. С севера и востока остров заканчивался крутыми берегами; отвесные утесы поднимались на высоту нескольких сот метров. Южный берег плавно спускался к бухте в виде полумесяца, на берегу которой была широкая полоса темного песка. В эту бухту и старался направить капитан свой корабль. Раздался тихий шорох киля об один из рифов — и корабль вышел на чистую воду.

— Тут крейсер не пройдет, не повредив себе киль. Надеюсь, что он попытается сделать это и сядет на мель.

Он на малом ходу направил пароход в бухту и плыл, пока под килем, оставалось хоть несколько дюймов воды, потом лег в дрейф, бросил якорь и спустил две шлюпки. Крейсер не отважился на такой проход. Он осторожно развернулся на месте и, наконец, остановился, повернув нос в открытое море. Его моторы все время работали, чтобы удержаться на месте; на воду были спущены две моторные шлюпки. Ту Хокс наблюдал за ними в бинокль Джильберта. Он увидел, что шлюпки вооружены стационарными двухдюймовыми пушками и переносными гранатометами. В каждой из шлюпок находилось примерно тридцать морских пехотинцев. В шлемах, обмотанных тюрбанами, нагрудных панцирях и шароварах они были похожи на средневековых воинов-сарацинов. Икванцы были вооружены ружьями, кинжалами и саблями и, кроме оружия, у каждого из них на поясе была большая синяя сумка с запасом провизии.

В двух шлюпках парохода разместились Ту Хокс, Джильберт, Квазинд, Ильмика и часть экипажа судна. Добравшись до берега, они вылезли из шлюпок, быстро пересекли прибрежную полосу и начали подъем. Солнце скрылось за гранью каменного мыса, и на склон горы опустилась темнота. Над ними было чистое синее небо; зеленое море с белой линией прибоя лежало у их ног. Когда шлюпка с крейсера достигла берега, и морские пехотинцы выпрыгнули на мелководье, у преследуемых было двадцать минут форы. Смеркалось, и они торопились, чтобы до наступления полной темноты достигнуть стены, возвышающейся над склонами.

Толстый Джильберт запыхался и так громко и тяжело дышал, что его можно было слышать метров за пятьдесят. А на горе царила полная тишина. Изредка под чьей-то ногой хрустела ветка, шелестела сухая листва, потревоженная при ходьбе. Когда они, наконец, остановились передохнуть, и Джильберт перевел дух, тишина стала такой полной, словно они были в кафедральном соборе.

Они двинулись дальше, вверх по склону. Часа через два на небе появилась луна и залила гору своим серебристым светом. Лес кончился. У верхнего края просеки отряд увидел иззубренную стену, сложенную из черных каменных блоков. Она поднималась вверх метров на семь. Недалеко от них из стены выступала стройная башенка.

— А где же охрана? — прошептал Джильберт.

Лунный свет сверкал на зубцах стены, но кроме шелеста ветра в листве деревьев, не было слышно ни звука.

Ту Хокс наблюдал за маленьким сводчатым входом в башню.

— Если охрана там, то она спряталась. Но ждать больше нельзя.

Со смотанной веревкой в левой руке и трезубым якорьком в правой, он выбежал из укрытия. Он ожидал оклика из черного нутра башни и последующей за ним вспышки ружейного выстрела, но на стене, залитой неземным сероватым светом, все было тихо. Подпрыгнув, Ту Хокс забросил якорек. Сверху послышался звонкий металлический звук, заставивший его вздрогнуть.

Он потянул за веревку, и она натянулась: якорек зацепился. Перехватывая веревку руками, он пошел по стене вверх. Поднявшись, Ту Хокс заглянул за стену, и не увидев ничего подозрительного, перевалился в проход для охраны. Там он замер в ожидании сигнала тревоги. Но было по-прежнему тихо.

Он вытащил револьвер и вбежал в узкую дверь ближайшей башенки. Внутри никого не было. Приставная лестница, освещенная скупым лунным светом, вела наверх, на деревянную платформу.

Ту Хокс покинул башенку, прихватив с собой лестницу, спустил ее с внешней стороны стены и просигналил остальным. Скоро весь отряд собрался на стене. Джильберт приказал команде корабля занять участок стены длиной метров сто, чтобы задержать икванцев.

Джильберт, Квазинд, Ильмика и Ту Хокс отправились дальше. Они спустились вниз по деревянной лестнице с внутренней стороны стены и оказались на тропинке, которая петляя уходила в гору. По-прежнему не было видно никаких следов хивиканцев. По неизвестной причине охрана покинула свои посты.

Хотя тропинка была и крутая, пробираться по ней было довольно легко, и, когда засерел рассвет, до вершины оставалось всего насколько сот метров. И здесь они наткнулись на первого хивиканца. Человек лежал на животе поперек тропинки, на нем была накидка из разноцветных перьев, украшенная бирюзой и смарагдами; лицо прикрывала деревянная маска. Он был мертв.

Ту Хокс перевернул труп на спину и снял маску. Лицо священника-колдуна было темно-серым. Ту Хокс разрезал накидку и хлопчатобумажную рубашку под ней и осмотрел тело. Никаких повреждений на нем не было.

У Ту Хокса мороз пробежал по коже. Другие, казалось, были ошеломлены не меньше. Только Квазинд стоял с каменным выражением лица, но и он внутренне содрогнулся от страха перед неизвестным.

Отряд стал подниматься дальше. В бледных сумерках вырисовывались гигантские фигуры, ужасные статуи из серого гранита, черного базальта, и серого, обветренного, ноздреватого туфа. У большинства из них были лица искаженные морды демонов или лики богов, но тоже из сказок о животных: большеглазые, длиннокрылые, с оскаленными клыками. Другие статуи были похожи на стелы или на столбы-тотемы, они были покрыты изображениями кусающихся и проглатывающих друг друга полулюдей, чудовищ и драконов. Сотни их стояли на склоне горы. Сотни глаз смотрели в сторону моря, и лишь некоторые устремляли свой взгляд вверх, на вершину.

Квазинд вплотную следовал за Ту Хоксом, буквально наступая ему на пятки. И Ту Хокс вынужден был приказать, чтобы он держался чуть дальше.

— Смотри под ноги, — раздраженно сказал Ту Хокс.

— Извините… но эти камни… — пробормотал Квазинд. — В них что-то такое…

Ту Хокс пожал плечами и снова направился вверх по тропинке. Далеко под ними щелкнул выстрел. Все вздрогнули. Но этот выстрел принес чуть ли не облегчение; он был таким человеческим, так хорошо знакомым, что разрядил напряжение страшной, давящей тишины.

Ту Хокс взглянул вперед и сказал:

— Еще метров сто, и мы окажемся около пещеры.

Внезапно твердая темно-коричневая земля под их ногами закончилась. Дорожку и склон вершины покрывала болотно-серая масса слоем толщиной в фут. Ту Хокс ощутил тепло сквозь подошвы сапог. Он остановился.

— Лава. Еще теплая.

Лавовый поток выливался из отверстия пещеры и, уплотняясь, растекался по склону. Огромный вход в пещеру был до половины заполнен застывшей каменной массой.

— Теперь понятно, почему нет людей, — сказал Ту Хокс. — Гора разверзлась и выплюнула огонь. И они решили, что боги рассердились на них. И, наверное, священник-колдун, которого мы нашли, умер от разрыва сердца.

По мере приближения к пещере жара становилась все сильнее. Вскоре путники взмокли от пота, а подошвы их сапог нестерпимо накалились. У самого входа, они поняли, что долго здесь не продержатся.

Да это и не было нужно. Карманным фонариком Ту Хокс осветил пещеру. Уже в двадцати метрах от входа ее закупорили нагромождения застывшей лавы. Дальше дороги не было. Ту Хокс по описаниям Джильберта знал, что пещера тянется внутрь горы по меньшей мере метров на сто. А Врата, если они вообще существуют, находятся в самом ее конце.

Ничего не оставалось, как только забыть о Вратах и постараться ускользнуть от икванцев. Они повернули и пошли вниз по тропинке. На полдороге до стены, шум перестрелки затих. Ту Хокс дал знак остановиться.

— Если икванцы прорвались, они пойдут наверх. Если нет, нужно подождать, пока все не станет ясно.

Они спрятались за огромным каменным идолом в пятидесяти шагах от тропинки, поели немного вяленого мяса с хлебом и стали греться в лучах утреннего солнца. Время от времени Ту Хокс осматривал дорожку внизу. Примерно через полчаса в его поле зрения появились четыре маленькие фигурки, гуськом поднимающиеся в гору. Белые тюрбаны на солнце сверкали. Оружие блестело.

— Наши люди или убиты, или взяты в плен, Джильберт.

Джильберт с проклятиями вскочил на ноги и стал в бинокль наблюдать за арабами. Через некоторое время он сказал:

— Там, внизу, человек в мундире, но без тюрбана. У него светлые волосы! Вот, посмотрите сами. Не может ли это быть тот человек, о котором вы мне рассказывали?

Ту Хокс взял бинокль. Ему не надо было долго вглядываться.

— Это Раске, — качая головой, он вернул бинокль. — По-видимому, он установил связь с посольством Иквани в Ирландии. Как-то узнал, куда мы плывем, и предложил икванцам послать за нами крейсер. Я им нужен для того, же, для чего был нужен Перкунии и Блодландии. И, если они не смогут захватить меня живым, то попытаются убить.

Он снова взял бинокль и насчитал тридцать два врага. Шесть из них остались далеко позади, нагруженные тяжелыми частями переносного гранатомета. «ХВЕЙЛГОЛД» все еще стоял на якоре в бухте, около рифов его подкарауливал крейсер.

Ту Хокс осмотрел морской горизонт. Далеко в море были видны две ниточки дыма. Он молил, чтобы это был дым из труб военных кораблей Хивики, которые спешили сюда, чтобы остановить не имеющих права высаживаться здесь чужаков.

Теперь каждая минута была на вес золота. Ту Хокс повел остальных снова вверх, на гору, и под лавовым потоком повернул на север, чтобы обойти разбитую вершину горы. Когда они, наискось поднимаясь вверх, уже наполовину обошли вершину, дорогу преградило ущелье. Пришлось искать новый путь для подъема и перелезать через вершину.

Тем временем икванцы заметили их и устремились вперед. По твердой дорожке они продвигались очень быстро.

— В Южной Африке, наверное, жить не хуже, чем в любом другом месте, сказал Ту Хокс. — Но когда я думаю о том, что мне придется учить арабов…

Он снова взял бинокль. «ХВЕЙЛГОЛД» горел, и из воды вокруг него вздымались фонтаны. С подветренной стороны крейсера поднимались черные облачка дыма. Какое-то небольшое белое судно с длинными седыми усами волн, расходящимися от ее носа, двигалось от крейсера к проходу в рифах. Далекие нити дыма на горизонте, казалось, нисколько не приблизились. С такого расстояния и за такое короткое время было сложно определить, как быстро и в какую сторону движутся эти неизвестные суда.

Ту Хокс опустил бинокль и выпрямился.

— К дьяволу этих икванцев! Я устал, словно весь день ворочал камни! Я за попытку бегства. Если не сможем пройти дальше, будем сражаться. Раньше или позже хивиканцы нас заметят и что-то предпримут. Тогда мы сдадимся на их милость.

Джильберт подхватил:

— Мы покажем Иквани, как иметь дело с блодландцами.

Ту Хокс рассмеялся: в их группе было только два блодландца, и один из них — женщина. Они забрались выше и, наконец, достигли уступа, примерно метров пятьдесят длиной и двадцать метров шириной. Гладкая каменная стена преграждала путь дальше. Каменный склон под уступом хорошо просматривался: для нападающих не было никакого укрытия, кроме четырех больших каменных блоков. Икванцы могли добраться до защищающихся только через вершину. А на это потребуется не менее четырех часов.

17

Около четырех часов пополудни в поле зрения укрывшихся на уступе появились первые икванцы, которые пытались спрятаться за каменными блоками. В это время трое мужчин на уступе собрали все подходящие камни и соорудили из них укрытие на краю площадки. Ту Хокс подсчитал боеприпасы: получилось по тридцать патронов на человека.

Морские пехотинцы первыми начали обстрел, обрушивая на них град пуль с трехминутными интервалами. Пули свистели над головами укрывшихся, отскакивали от скал и камней. В ответ не раздалось ни выстрела.

Воодушевленные такой пассивностью, несколько морских пехотинцев начали карабкаться вверх, остальные прикрывали их непрерывным огнем. Ту Хокс наблюдал из укрытия, как они приближаются. Он отметил, что солдаты с гранатометом все еще далеко. Похоже, гранатомет здесь — очень тяжелое орудие, в отличие от легких гранатометов в его мире.

Ту Хокс ждал. Стрельба почти прекратилась, но он оставался в укрытии. Когда обстрел возобновился, он прикинул, что нападающие должны быть в метрах пятидесяти от уступа. Быстрый взгляд подтвердил его предположение. Десять икванцев, растянувшись цепью, упорно карабкались вверх.

Ту Хокс сделал знак, и Квазинд с Джильбертом столкнули обломок скалы с уступа. Глыба, подпрыгивая, покатилась с горы. Потеряв самообладание, солдаты повскакивали. Один из них потерял равновесие, упал и вслед за глыбой покатился вниз.

Воодушевленные успехом, беглецы обрушили на солдат целый град камней. Еще один икванец сорвался, получив булыжником по голове. Паника в рядах противника усилилась: они прекратили стрельбу, пытаясь уворачиваться от летящих камней. Ту Хокс и Ильмика воспользовались этим и открыли огонь. Несколько прицельных выстрелов — и еще четверо икванцев выбыли из строя. Остальные отступили. При этом один из них поскользнулся и прокатился метров тридцать вниз по склону.

— Теперь они узнали наш ответ, — сказал Ту Хокс. — Если у них хватит здравого смысла, то они подождут, пока прибудет гранатомет. А это означает для нас спокойную ночь.

— Они не хотят упускать тебя, Роджер, — сказала Ильмика.

— Да, я знаю, но зачем им нужен я, если у них есть Раске?

Икванцы спрятались и лишь изредка постреливали вверх. Солдаты с гранатометом приближались очень медленно, хотя к ним на помощь спустились еще несколько человек. Ту Хокс рассчитал, что они смогут доставить гранатомет на место только поздним вечером, но это ничего не меняло: огонь мортиры ночью был так же разрушителен как и днем.

Баркасы с крейсера давно уже высадили людей, и морские пехотинцы, покинув прибрежную полосу, находились теперь где-то в лесном поясе. «ХВЕЙЛГОЛД» сел на мель, сильно накренившись на бок. А две ниточки дыма заметно приблизились.

Джильберт сказал Ту Хоксу, что гранатомет стреляет на расстояние до пятидесяти метров. Роджер облегченно вздохнул. Чтобы установить орудие на таком расстоянии, икванцам придется покинуть укрытие и добраться до каменных обломков под уступом, а сделать это они смогут только под защитой темноты.

Солнце погрузилось в океан. Голубое небо потемнело.

— Когда станет еще темнее, мы сможем исчезнуть отсюда, — сказал Ту Хокс. — Икванцам понадобится время чтобы подтащить свою мортиру к этим камням. И в этом — наше спасение. Мы пересечем склон справа и посмотрим, не сможем ли обойти их, пока они будут обстреливать уступ.

Вскоре небо над головой заволокло тучами. Вершина исчезла в густом, как вата, тумане и его серые клочья окутали каменный уступ. Стало темно, хоть глаз выколи. Беглецам это было на руку. Они осторожно начали спускаться цепляясь за камни. Ночную тьму озарила вспышка молнии. Где-то бушевала гроза. Раздалось несколько выстрелов: солдаты пытались удержать беглецов на месте, пока гранатомет не будет установлен на нужную позицию.

Тут у Ту Хокса появилась новая идея. И он изложил свой план остальным.

Вся четверка изменила направление и поползла в сторону врага. Они незаметно подкрались к каменному блоку и стали вслушиваться в хриплые голоса арабов. Солдаты, казалось, не спешили устанавливать мортиру. Беглецы разделились, чтобы обойти блок с двух сторон.

Первая часть плана, как и надеялся Ту Хокс, была выполнена легко. Ту Хокс с Ильмикой быстро подползли к концу блока. Белые шаровары и тюрбаны икванцев хорошо различались даже в такой темноте. Роджер выстрелил. Тут же с другой стороны блока открыли огонь Квазинд и Джильберт.

Победа была полной. Несколько из солдат были сразу убиты, остальные бросились врассыпную. А те немногие, кто попытался оказать сопротивление поплатились своей жизнью. Спустя несколько минут все было кончено.

Вторая часть их плана осталась невыполненной. Не успели Ту Хокс с Ильмикой подойти к брошенному гранатомету, как им пришлось броситься в ближайшее укрытие. Морские пехотинцы внизу склона открыли яростный огонь. Ту Хокс собирался обстрелять их из гранатомета, но теперь это было невозможно. Солдаты быстро продвигались вперед широко растянутой цепью.

Беглецы изредка отстреливались, но град пуль держал их в укрытии. Любая попытка перейти в наступление была бы просто самоубийством.

Ту Хокс проклинал себя. Лучше бы они действовали по первоначальному плану. Если бы он не прельстился возможностью легкого нападения, то теперь четверка бы была уже далеко на пути в безопасное место.

Неожиданно пули перестали свистеть вокруг беглецов, но внизу по-прежнему раздавались выстрелы. И было похоже, что там разгорелся настоящий бой. В этом шуме слышался свист и крики на незнакомом языке. Ту Хокс ничего не понимал, но по звучанию язык был похож на полинезийский.

Подоспели местные жители.

Бой продолжался еще с четверть часа, потом оставшиеся в живых икванцы сдались. Немного позже четверка беглецов увидела, что она тоже окружена. Они бросили свое оружие и подняли руки вверх. Солдаты-хивиканцы погнали их вниз по склону, в толпу других пленников, которые еще совсем недавно были их врагами.

Среди них был и Раске. Он стоял, скрестив руки на затылке. Увидев Ту Хокса, Раске громко рассмеялся.

— Вы скользки как угорь, дьявол! На этот раз все это чуть было не закончилось для вас совсем скверно, а? Вам повезло, как Гитлеру.

— А кто такой Гитлер? — спросил Ту Хокс.

18

За окнами отеля засерело утро, когда Ту Хокс закончил свой рассказ.

Я спросил:

— Это, конечно, еще не все?

— Я забыл, — сказал Ту Хокс, — что слова Раске ничего для вас не значат. Когда Раске произнес их, они и для меня ничего не значили. Я был настолько озабочен нашей собственной судьбой, что не стал задумываться над этим. Все пленники из-за нелегального прибытия в Хивику и за то, что они вторглись в священное место, не имея на это никакого права, должны были предстать перед судом. Такое тяжкое преступлением наказывалось смертной казнью. Но мы с Раске могли спастись, предложив хивиканцам наши знания, и таким образом спасти и своих друзей. К сожалению, верховный судья настоял на том, чтобы вторгшихся наказали в пример остальным и повесили всех икванцев и наших моряков, которые уцелели после сражения.

Мы провели в Хивике год, очень насыщенный год, и повторили то, что уже сделали в Перкунии и Блодландии. Когда нас, наконец, освободили, война уже закончилась. Эпидемия тоже завершила свое смертоносное шествие, унеся жизней вчетверо больше, чем вся война. Старые государственные аппараты прекратили свое существование. В Перкунии новый правитель по имени Виссамбр провозгласил республику — ну вы все это знаете.

— Ну, а как насчет этого замечания… о Гитлере? — спросил я.

Ту Хокс улыбнулся.

— Раске ответил мне на этот вопрос, когда мы сидели в тюрьме в Хивике. Он рассказал мне о мире, из которого он пришел. Как я уже говорил, в Комаи было слишком много работы, и нам ни разу не удалось по-настоящему поговорить о нашей прошлой жизни на Земле, которую мы считали нашей общей родиной. Кроме того, мы избегали говорить друг с другом о политических воззрениях, потому что чувствовали, что бессмысленно продолжать ссору из-за нашего положения там, в том, навсегда утерянном для нас мире.

И только в Хивике выяснилось, что мы одновременно прошли через одни и те же Врата, но с двух разных Земель.

— Удивительно.

— Да. Правителем Германии в моем мире был Кайзер, внук узурпатора, который пришел к власти после Первой Мировой войны. Раске рассказал мне, что Кайзер в его мире после Первой Мировой войны удалился в изгнание в Голландию. Впрочем, эта война в его мире произошла на десять лет позже, чем в моем, если пользоваться относительной хронологией. Во Вселенной Раске власть в Германии захватил Гитлер, и он же развязал Вторую Мировую войну.

Конечно, Кайзер в моем мире и в мире Раске не был одним и тем же лицом. Даже имена у них были разные. Однако, ход истории в моем и его мире во многом удивительно совпадали. И настолько, что это не может быть просто случайностью. Моя теория, состоящая в том, что эта Земля населена людьми, которые прошли через Врата с моей Земли, теперь полностью опровергнута.

Впрочем, вы знаете — нет, вы этого не можете знать — что два Плоешти подверглись нападению американских бомбардировщиков в один и тот же день? Раске летал на «Мессершмитте», самолете неизвестного мне типа. И он тоже увидел, что бомбардировщик, который внезапно появился перед ним и на который он напал, был неизвестного ему типа.

Итак, теперь мы знаем, что Врата могут связывать между собой не два мира, а больше.

— А каковы ваши дальнейшие планы? — спросил я у Ту Хокса.

— Мы узнали об очень странном появлении в области ледников Верхнего Тирслэнда, — сказал он. — Кочевники Баката рассказывают истории об очень странных явлениях в долине там, наверху. Там могут находиться Врата. Если эти рассказы основаны на фактах, мы, вероятно, больше никогда не увидимся. Но если у них нет никаких реальных оснований, как я подозреваю, мы будем вынуждены остаться в этом мире. Раске тоже, если это будет возможно, вернется в свой мир. Если же не получится, то он отправится в Сааризет. Он получил оттуда великолепное предложение, и если примет его, то всю жизнь проживет как король. Что же касается меня, то мы вместе с Ильмикой вернемся в Блодландию.

Он улыбнулся и встал.

— Это, может быть, не лучший из возможных миров. Но он тот, в котором мы живем. И мы должны жить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. И извлечь из этого все самое лучшее для себя.

Загрузка...