Ясуси Иноуэ Волнистый попугайчик

Сад у меня совсем небольшой, но с наступлением осени сюда прилетают разные птицы. Неподалеку есть парк с ипподромом, там они и собираются, а по дороге залетают ко мне – то одной раскраски, то другой. А некоторые, должно быть, в этом парке живут и залетают ко мне развлечения ради. Не только ко мне, но и в соседние дворы. Где есть хоть клочок зеленой травы да два-три деревца, всюду непременно появляются лтицы. Только этим и хорош квартал, где мы живем, – ничем особо не примечательный жилой квартал среднего достатка в районе Сэтагая.

В этом году весной у меня в саду в одном из скворечников поселились синицы и жили со своими птенцами до самой осени. Все время носились вокруг три пары горлиц-кидзибато – должно быть, они свили себе гнезда на моих или соседских деревьях. Иногда большими отрядами, штук по двадцать-тридцать, прилетают скворцы: рассыплются по траве, поклюют чуть-чуть и тут же снимаются, исчезают. Прилетают и голуби, парочки две как будто даже прижились, сидят себе на лужайке, с места не тронутся. Старший сын наблюдал за ними и говорит, что это они дремлют.

Воробьи, сороки, скворцы прилетают стаями; они разбредаются по всей лужайке и вместе клюют червей. По наблюдениям дочери, сороки злые, они иногда подбираются к стаям воробьев и скворцов и нападают на них. Вероятно, они зоркие и хорошо видят, где кормятся другие птицы.

Этой осенью, в начале октября, я пил чай на веранде своего кабинета, И вдруг в саду увидел… Вот это да! Среди двух десятков воробьев бросилась в глаза зеленая птичка, на воробья определенно не похожая. Это был волнистый попугайчик. Диких волнистых попугайчиков как будто не бывает, так что этот, вероятно, жил у кого-то дома и улетел.

Я спустился в сад. Воробьиная стая разом вспорхнула. Попугайчик немного запоздал, но тоже взлетел, правда довольно неловко, и все они скрылись в гуще деревьев другого сада, по ту сторону улицы.

В тот день эта же стая воробьев прилетала еще раз. Эта же – потому что в ней была зеленая птичка. На этот раз я не стал спускаться в сад. Да, действительно, одна из птиц явно не как все. И раскраска не та, и очертания. Тут воробьи, наверное, чего-то испугались и разом вспорхнули. Взлетел и попугайчик. Только все получалось у него не так хорошо, как у воробьев. Он двигался как-то вяло и неловко. Но все-таки полетел вслед за стаей, догнал ее над крышей соседнего дома, и все вместе они направились на запад. Рядом со мной тогда сидела жена, и я сказал ей:

– Воробьи ждали попугайчика над крышей того дома. Дождались, пока зелененький их догонит, тогда уж вместе и полетели.

– Ты думаешь? – отозвалась жена.

– Уверен. Они хоть и воробьи, но не бросают тех, кто связал свою судьбу с их стаей Чем выгодно отличаются от людей. Воробей – хорошо, волнистый попугайчик – тоже неплохо. Оперение, правда, не такое, по в конце концов это ведь только на время жизни, а она короткая. Пускай уж, думают они, проведет свою жизнь вместе с нами, воробьями, – сказал я.

В тот вечер у нас было трое гостей. За ужином я рассказал о волнистом попугайчике. В последнее время в человеческом обществе происходят одни мерзости, ничего хорошего не слыхать, вот в птичьем обществе произошло приятное событие: попугайчик присоединился к воробьиной стае и живет по законам воробьиного общества. Попугайчик – хорошо, воробьи, охотно принимающие попугайчика, – тоже прекрасно.

Наши гости откликнулись в меру восторженно: «Да ну! Неужели? Не может быть! Как интересно!» Я с огорчением убедился, что их восхищение совсем не так велико, как мне хотелось бы.

– То, что вы видели, – ситуация, должно быть, из ряда вон выходящая. Попугайчик есть попугайчик, воробей есть воробей, и вместе им не быть. Сейчас они, вероятно, уже давно раззнакомились и ночуют в разных местах, – сказал один из гостей. Я очень разозлился на него. Хотел сказать ему: не все такие, как вы. Едва удержался.

* * *

Прошло примерно полмесяца, я зашел погулять в парк и там снова увидел волнистого попугайчика в стае воробьев. Это было, когда я сидел на трибуне ипподрома. Нет, я ходит не на бега. Когда бывают бега, я от трибун держусь подальше, а в тот день ни единой лошади там не было, трибуны стояли пустые, вот я и пошел туда погреться на осеннем солнышке и почитать газету.

– Ой, смотрите-ка, волнистый попугайчик! – послышалось вдруг. Это воскликнула женщина лет тридцати, сидевшая в полутора десятках шагов от меня с вязаньем в руках. И действительно, у подножия трибуны расселась стая воробьев, и среди них все та же одинокая зеленая птичка.

– Действительно попугайчик, – послышался еще один голос. Владелец голоса спустился с верхних рядов. Это был мужчина лет пятидесяти в брюках и свитере. Его я как будто уже не раз видел раньше, очевидно, он тоже был из породы любителей гулять по парку. При нем всегда был портативный радиоприемник. Мы подошли поближе друг к другу – женщина, мужчина и я – и стали смотреть на воробьев.

– Я уже видел этого попугайчика с месяц назад у себя в саду, – сказал я. – Тогда он тоже был вместе с воробьями.

– Да ну! Не может быть. – Мужчина заинтересовался и еще внимательнее начал разглядывать стаю. А женщина сказала с жадностью:

– Вот бы его поймать. Славная какая птичка.

Тут воробьи мгновенно вспорхнули, а попугайчик опять поднялся в воздух позже всех и полетел вдогонку стае.

– Они чуткие существа, эти птицы, – сказал я, слегка разозлившись на женщину.

* * *

С тех пор, выходя на прогулку, я не только в парке, но и по дороге туда и обратно всякий раз останавливался, когда замечал стаю воробьев. Однако волнистый попугайчик мне больше не попадался. Дома я тоже непременно вставал из-за стола, как только в сад прилетали воробьи, но, увы, напрасно.

Приближалась зима, и постепенно попугайчик стал забываться. Лишь изредка я вспоминал о нем и думал: каково-то сейчас этой зеленой птичке в стае воробьев. Чем-то это напоминало тревогу отца о сбежавшей из дому беспутной дочери.

И вот однажды, уже в ноябре, в солнечный день я отправился в парк незадолго до закрытия, то есть до четырех часов. Я торопливо шел по парку, стараясь если уж не насладиться прогулкой, то хоть исполнить эту ежедневную обязанность. В роще висело меж оголенных стволов красное закатное солнце.

Выйдя из рощи, я наткнулся на мужчину с портативным радиоприемником. Того самого, с которым мы обменялись короткими фразами на трибуне ипподрома.

– Я потом еще раз видел того волнистого попугайчика. – сказал он. – Кажется, как раз на этой дорожке. Воробьев было больше, чем в тот раз. Стая штук в тридцать, наверно. И среди них этот зеленый, только он сделался совсем такой же, как все. Я даже удивился. Знаете, по-моему, этот попугайчик вовсе не думает, что он попугайчик. Считает себя воробьем.

– Да? – Я не нашелся, что ответить. Мы пошли рядом. Приближалось время закрытия парка.

– Но все-таки он, наверное, понимает, что он не такой, как другие воробьи?

– Да нет, по-моему, он этого не замечает. Воробьи-то, должно быть, видят, что есть среди них один какой-то не такой, ну, раскраска у него другая, но все-таки он тоже птица, и потом…

– Воробьи – может быть, но попугайчик…

– Я думаю, если бы этот зеленый осознал, что он не такой, как все, он бы не остался с воробьями. Но он не осознает. В этом-то и трагедия.

Тут мужчина неожиданно рассмеялся, и стало заметно, как много у него морщин.

– Вы простите, что я о своем, но дело в том, что я тоже такой вот попугайчик. Всю жизнь не замечал, что я не такой, как все, и жил среди воробьев. В этом году ушел с работы по возрасту и, к счастью, будущей весной поступаю на новое место, но на старой работе я всегда был попугайчиком.

– …

– Не умею я продавать вещи, не создан для этого, а вот сдуру поступил в компанию, которая этим занимается, да так и прослужил в ней все положенные годы. Это, знаете, настоящая трагедия. Правда, я хорошо работал, у компании ко мне особых претензий не было, и она меня честно держала сколько положено. Вот как эта стайка воробьев.

Мы вышли из парка, и решетчатые железные створки ворот тут же замкнулись за нами. Мы стояли и разговаривали еще минут пять, а потом распрощались.

* * *

Женщину, что занималась вязаньем на трибуне, я встретил уже в декабре. Я выходил из парка и чуть не столкнулся с ней у ворот.

– О… – Мы поклонились друг другу, но она, по-моему, не сразу узнала меня и лишь немного погодя сказала:

– Ах, кажется, мы с вами…

Тогда она немного походила на противного мальчишку, но теперь показалась мне нежной и красивой.

– Вы тут недалеко живете?

– Отсюда пешком минут двадцать. Мой муж сейчас бежит марафон, и я должна его здесь забрать. – В самом деле, на той стороне улицы стояла машина.

– Не видали ли вы с тех пор волнистого попугайчика? – спросил я. Это и правда меня интересовало.

– Нет.

– Помните, тогда на трибуне был еще один человек. Я недавно встретил его, он говорит, что потом еще раз видел попугайчика в парке.

– Что вы говорите! Как-то он сейчас, этот попугайчик? Такой симпатичный был, умненький. Плохо ему, наверное, у воробьев. Надо быть очень терпеливым.

– Он, наверное, не знает, что он волнистый попугайчик. Думает, что он тоже воробей. Правда, это не мое мнение… – сказал я.

– Да? Никогда бы не подумала, – удивленно отозвалась женщина. – Знаете, я рассказала про эту птичку мужу, а он говорит: «Этот попугайчик – это я». – Она слегка пожала плечами и засмеялась. – Он сказал: «Я волнистый попугайчик, а живу с воробьями, приходится терпеть».

– Он у меня художник.

– …

– Он считает, что коллеги-художники – та же стая воробьев и попугайчику среди них ни за что не пробиться наверх.

– …

– Правда, будущей весной у него будет персональная выставка на Гиндзе, в галерее К.

– Ну вот, видите, как хорошо. Какой же он у вас попугайчик?

Тут женщина вдруг заторопилась:

– Ой, вон он, мой попугайчик, появился. Извините, я пойду, до свидания. – Она поклонилась и пошла на ту сторону улицы, где стояла машина. Вдали показался рослый бегун в спортивной майке. Он бежал по осыпавшейся аллее и, насколько я мог судить издалека, выглядел молодым и свежим.

* * *

На днях ко мне пришла несколько истеричная дама средних лет.

– Я услышала в лавочке у зеленщика, – сказала она, – что у вас в саду видели вместе с воробьями волнистого попугайчика, и подумала: а вдруг это мой? У меня был такой.

И она попросила позвонить ей, если его заметят опять. Этот попугайчик куплен за границей, объяснила она, он очень ценный, совсем не такой, как обычные.

– Обязательно надо его поймать. В Японии, знаете ли, мало таких…

– Да, ко мне в сад прилетал зеленый попугайчик, но это было довольно давно. После этого он больше не появлялся, да, может быть, и не появится, – сказал я.

– Если все-таки появится, я вас очень прошу, позвоните мне. Бедняжка, ведь эти воробьи похитили его, не отпускают!

– …

– Его непременно надо поймать, – настаивала дама.

Когда малосимпатичная посетительница ушла, я вернулся к себе в кабинет, закурил и вышел в сад. Бродя по траве, усыпанной последними осенними листьями, я думал о том, что бывшая хозяйка попугайчика напрасно горячится. Нет уж, пускай эта птичка летает себе с воробьями. Ее не надо ловить. Не знаю, какая она – такая, как говорит· тот пожилой мужчина, или такая, как говорит художник, но только в стае воробьев она счастливее, чем в клетке. «Ее, видите ли, не отпускают – что за чушь!» – произнес я вслух. Эти воробьи великодушно приняли ее, они не похитители, а покровители. Быть может, он и правда заграничный, этот попугайчик, но теперь он уже давно сделался японским, одичал и живет с воробьями на правах любимого и почетного гостя.

Некоторое время я размышлял, не отправиться ли мне на дальнюю прогулку – в ту рощицу в парке близ ипподрома. Мне казалось, что там я когда-нибудь встречу волнистого попугайчика.

Загрузка...