Волшебные сказки Азерота

О маленькой клыкаррке

– И это весь твой улов? – спросил Онаака.

На крепких широких плечах юного клыкарра лежал огромный королевский лосось. Под головой рыбы виднелось отверстие от копья – удар был нанесен искусно.

Кровь тонкой струйкой стекала вдоль грудного плавника и просачивалась за воротник сального жилета, пачкая скрытый под ним белоснежный мех.

– Иди первой, – добавил он. – Чтобы взвесить мою добычу, учителю ловли придется позвать помощника.

Тарука не сказала Онааку, что его драгоценный мех в опасности. Она надеялась, что кровь пропитает всю спину и отмыть ее будет невозможно. Онаака всегда старался унизить Таруку. Может, потому, что она – самый маленький калу’ак (так называют себя клыкарры), взваливший на себя тяжкое бремя рыбной ловли, которое позволяет выжить и семье, и всему роду. Онаака и Тарука родились в один день, под одним созвездием, но были отличны во всем. Онаака стремился прославиться. Тарука мечтала, чтобы ее просто замечали.

Она выступила вперед и положила на ледяную глыбу связку пятнистого желтохвоста. Тарука поймала семь рыб, но все вместе они весили в четыре раза меньше, чем гигантский лосось Онаака. Каттик Укушенный Акулой (он не рыбачил с тех пор, как потерял глаз, руку и ногу в схватке с акулой) фыркнул и кивнул. При свете закатного солнца его клыки казались слишком желтыми. «Напрасно он не чистит их, как остальные калу’аки… – подумала Тарука. – Пожелтели настолько, что символы семьи и рода не разглядишь».

Учитель ловли поднял связку желтохвоста, чтобы оценить вес, потом снова положил ее на лед и выбрал разноцветную веревку Таруки (синий-синий-зеленый-красный-желтый) из тридцати веревок, каждая из которых принадлежала рыбаку общины. В ознаменование сегодняшнего улова Каттик завязал на веревке Таруки один узел. Всего на ней было четыре узла – меньше, чем на большинстве других.

– Всего один узел? – спросила Тарука, пытаясь скрыть разочарование.

Клыкарры делили пищу поровну, но за большой улов получали узлы, которые обменивали на предметы роскоши, новые инструменты, оружие. И даже на монеты, необходимые для торговли с другими общинами. Тарука хотела собрать пять узлов. За них старый барахольщик Варрак обещал ей рулон материи для воздушного змея, о котором мечтала младшая сестра Таруки Унка. Она была очень активным ребенком и давно пыталась починить и запустить старого змея Таруки.

– Один узел, – подтвердил Каттик. – Рыбы маленькие; у трех уже появилась жаберная гниль. Они сгодятся разве что на суп.

Тарука остолбенела. Укушенный Акулой не мигая смотрел на нее уцелевшим левым глазом, темным и глубоко посаженным. На месте правого глаза зияла красноватая рана, которая только начала зарубцовываться. Широкие брови были кустистее и гуще, чем у других клыкарров. У Каттика все было непомерным: брови, усы, клыки… и чувство собственной значимости.

– Покажи мне жаберную гниль! – сказала Тарука, указывая на рыбу и надеясь, что никто не заметит, что она поднялась на цыпочки. Чешуя желтохвостов еще отливала серебром, ведь их вынули из воды всего полчаса назад: Тарука тащила рыбу в сети, привязанной к лодке. Красные жабры, чистые глаза. Ни одного тусклого волокнистого нароста – признака жаберной гнили.

– Один узел, – повторил Каттик. – Может, когда-нибудь ты получишь больше. Но не сегодня.

Тон учителя ловли не оставлял сомнений в том, что, по его мнению, больше узлов Тарука не получит никогда. Он жестом приказал ей пропустить Онаака.

Тарука кипела от злости, но ничего не могла поделать. Она забрала свой улов и направилась к другой массивной глыбе льда, где Ларати разделывала рыбу. Очищенные тушки она кидала помощницам, которые посыпали их льдом и укладывали в корзины из тюленьей кожи. Община собиралась в Камагуа – один из главных городов килу’аков, где племя всегда останавливалось во время кочевых странствий. Матерям, подросткам и детям предстояло долгое путешествие по заснеженным равнинам; нужно было запастись едой – на случай задержки, связанной с погодой, или других неприятных сюрпризов. Провизию укладывали на сани, которые тащили тюлени. Что касается рыбаков, то они добирались до Камагуа на лодках, добывая пропитание по дороге. На это уходило всего несколько дней.

– Каттик сказал, что у рыбы жаберная гниль. Так что ее нельзя есть, – проворчала Тарука.

Ларати отвлеклась от обезглавливания, потрошения и филетирования. Она с силой вонзила нож в колоду, и в воздух взлетела ледяная стружка.

– Каттик похож на древний валун, – улыбнулась Ларати. – Он не меняется. И терпеть не может все молодое и независимое. А в тебе соединились оба этих качества. Может, поработаешь со мной? Приятная компания. И никаких проблем.

– Он дал мне один узел. Всего один! – возмущалась Тарука.

– Каттик воняет хуже, чем тюлений помет весной… Когда начинает оттаивать, – сказала Ларати достаточно громко, чтобы ее услышал Укушенный Акулой.

Потом он, конечно, отомстит и унизит ее в ответ; между ними так заведено уже много лет.

– Но… никто не дал бы тебе больше. От другого учителя ловли ты бы не получила ни одного узла, – добавила Ларати другим тоном.

Тарука по-клыкаррски вздохнула: со свистом выпустила воздух через сжатые губы – и опустила плечи. Потом поправила рыболовную сеть, которая норовила соскользнуть с плеча, и добавила:

– Знаю. Надо ловить больше рыбы. Огромной рыбы!

Ларати кивнула без особого энтузиазма и снова взялась за нож из китового уса. Через секунду она отсекла голову очередной рыбы, незаточенной частью клинка сбросила ее в корзину и начала разделывать тушку. Тарука устало поплелась прочь. Даже ее подруга Ларати не верит, что она может поймать больше. Все против нее! Тарука ниже и легче других клыкарров. А значит, не может управлять большими лодками. Долго грести Таруке трудно – не хватает сил. Поэтому она почти все время идет под парусом. У такого способа передвижения, конечно, есть свои достоинства. И недостатки.

В довершение всех бед, отец не научил Таруку рыбачить. Просто не успел. Он умер вскоре после того, как они впервые вышли в море. Не вернулся с рыбалки. Через неделю к берегу прибило мачту его лодки – без парусов и такелажа, с расщепленными концами. Прошли годы, и Тарука, укоротив мачту, приспособила ее для своего крошечного суденышка. От отца ей досталась еще одна вещь… И, конечно, воспоминания о том единственном дне, когда они вместе рыбачили. Отец дал ей леску и крючок, но за целое утро она так ничего и не поймала. Она хотела порыбачить с копьем или сетью, но не могла их даже поднять.

– Тарука! Настоящему рыболову нужны не крючок, сеть или копье, а терпение…

Через час она поймала огромного солнечника; пытаясь удержать его, Тарука чуть не вывалилась из лодки, и смеющийся отец втащил назад и дочь, и рыбу.

На следующий день друзья позвали Таруку запускать воздушного змея, и отец вышел в море один. Он так и не вернулся. Тарука научилась рыбачить сама, наблюдая за окружающими, прислушиваясь к разговорам, пробуя и ошибаясь. В самом начале ошибок было очень много. Другие клыкарры не рассказывали ей об опасных течениях или местах, где нерестилась рыба. Все считали, что учить молодого калу’ака рыбачить может и должен только отец. Лишь несколько клыкарров ободряли Таруку и давали советы, больше похожие на туманные намеки.

– Я поймаю огромную рыбу! – убеждала Тарука сама себя. – Обязательно поймаю!

Она повторяла эту мантру, пробираясь по подтаявшему снегу к лагерю, который расположился в укромной долине недалеко от гавани. Вдруг сзади послышались шаги. Тарука решила, что это Онаака преследует ее, чтобы в очередной раз похвастаться своим уловом, и заторопилась, опустив голову и высоко поднимая ноги. Клыкарры не умели бегать, но миниатюрность позволяла Таруке перемещаться быстрее.

– Эй! Детеныш, подожди меня!

Это был не Онаака. Тарука остановилась и обернулась, узнав скрипучий голос Харуки. Однажды старая клыкаррка чуть не утонула; с тех пор ее голос трудно было с чем-то спутать. Харука была одним из самых опытных рыболовов.

– Стой! – крикнула она, пытаясь отдышаться.

У Харуки были голубые усы и загадочные символы на клыках. Тарука никогда таких не видела; они были совсем не похожи на знаки семьи и рода, вырезанные на клыках других калу’аков. Тарука знала, что Харука удостоилась символов за великие свершения, но не решалась спросить, что именно та совершила. Ведь Харука могла смертельно ранить не только копьем, но и острым словцом.

– Тебя уже предупредили насчет пролива Ликуокк?

– Нет, – ответила Тарука.

Харука злобно заворчала, но юная клыкаррка чувствовала, что гнев старейшины направлен не на нее. Харука тяжело опустилась на колено, вынула из-за пазухи нож для разделки рыбы – тонкую пластину тщательно заточенного китового уса, – очистила от снега участок земли и стала чертить на нем карту: тонкую береговую линию от теперешней стоянки до Камагуа и большой остров на юго-западе. Потом Харука убрала нож и пальцем в перчатке провела еще одну линию: она шла от стоянки до северной части материка, огибая остров.

– Никто не сказал тебе, что надо плыть дальним путем? Вот так, огибая остров Праак. Ты знаешь, что нельзя идти через пролив Ликуокк?

– Нет. Мне никто не сказал. Но почему?

– Там смерть. Остерегайся ее! – ответила Харука.

Она встала, отдуваясь так, что усы чуть не прилипли к глазам, потрепала Таруку по плечу и стала медленно спускаться с холма в гавань.

Тарука задумчиво провожала ее взглядом. Неужели Харука искренне хочет помочь? Или другие клыкарры специально подослали ее, чтобы обмануть Таруку? Знали, что юная клыкаррка поверит старейшине… Чем дольше она размышляла, тем недоверчивее становилась. Скорее всего, в проливе Ликуокк полно рыбы. Если она послушает Харуку, остальные придут в Камагуа на лодках, переполненных свежим уловом, на день раньше нее. Они просто хотят избавиться от Таруки, избежать даже намека на соперничество.

– Я еще покажу им всем! – прошептала она. – Я поймаю много рыбы! Самой большой!

Ужин с сестрой и матерью, как это часто бывало, не принес Таруке радости. Унка дулась, не получив нового воздушного змея, а Макуша не проглотила ни кусочка, пока не закончила вышивать изящный узор на нижней рубашке. Она сидела, вплотную придвинувшись к лампе с китовым жиром, и ничего не говорила. Впрочем, все было понятно без слов. За вышивку тоже можно получать узлы, но эта работа требует больше времени. Через неделю Макуша доделает нижнюю рубашку, и Унка наконец получит воздушного змея. Мать научила Таруку шить; хоть дочь и не была такой мастерицей, как Макуша, вдвоем они могли бы вышивать по рубашке за два-три дня.

Меньше уважения от общины, почитавшей прежде всего рыбаков. Но больше стабильности.

– Я поймаю много рыбы по пути в Камагуа, – ответила Тарука на невысказанный упрек матери. – Ты, Унка, получишь своего змея, а маме я подарю мазь для чистки клыков, которая ей так нравится.

Унка с головой зарылась в меховую шкуру и притворилась спящей. Макуша издала звук, который можно было расценить и как поощрение, и как признак недоверия (второе, впрочем, было более вероятным), и продолжила шить. Тарука фыркнула, открыто выражая неудовольствие, и вышла из палатки.

Небо стало пурпурно-красным с оранжевыми прожилками (здесь, на севере, никогда не бывает совсем темно). Тарука заметила двух разноцветных воздушных змеев; наверное, их запустили подростки, не измученные дневными заботами.

Клыкаррка направилась к саням, чтобы проверить поклажу. Все было в порядке; завтра сани без труда пристегнут к тюленю или другим саням. У общины было всего шесть ездовых тюленей, так что каждый тащил несколько саней.

Один предмет, как обычно, привлек внимание Таруки. Он занимал почетное место поверх других вещей и не мог остаться незамеченным. Это были длинные (больше самой Таруки) ножны из превосходной тюленьей кожи, украшенные пуговицами из китовых костей. В них лежало единственное наследство, доставшееся семье от отца (если, конечно, не считать выброшенной на берег мачты), – меч, который его владелец, впрочем, почти не использовал. Меч был древним и таинственным. Много лет назад, когда Тарука была младше Унки, отец сказал ей: «Если меня будет подстерегать опасность, Оача’ноа велит взять меч с собой».

– Да! – раздался голос.

Он прозвучал у самого уха Таруки, но в то же время словно доносился издалека. Усы юной клыкаррки встали дыбом, а клыки заныли. Она изумленно обернулась, пытаясь понять, откуда доносится звук.

Вокруг не было ни души – только подростки в долине запускали воздушных змеев. Лагерь затих; все ужинали и ложились спать.

– Неужели мне почудилось? – подумала Тарука. Но она была уверена, что слышала голос. К тому же он ответил на вопрос… который она, кажется, не задавала. Или задала? В тот момент, когда вспомнила рассказ отца о мече и богине мудрости Оача’ноа.

Вдруг над равниной пронесся порыв ветра; он смахнул с саней снежинки и, покружив их в воздухе, опустил на меховые сапоги Таруки. Она инстинктивно посмотрела туда, где реяли воздушные змеи. Такой сильный ветер мог легко оборвать стропы. Но змеи едва шелохнулись. Как будто там было совсем тихо…

Тарука опустила взгляд. Снежинки сложились в фигуру, напоминавшую спрута.

Знак Оача’ноа!

– Мне нужно взять с собой меч? – спросила Тарука еле слышно, чувствуя себя ребенком, выпрашивающим у взрослых сладости.

Очередной порыв ветра разметал снежинки и тут же затих. Воздух снова был неподвижен.

Тарука потянулась к саням и забрала меч.

Ранним утром она отправилась в путь. Макуша и Унка еще крепко спали; на улице не было ни души. Рассвет едва забрезжил, но дорогу в гавань можно было найти без труда.

Утро выдалось морозным, но густой мех и жилет хорошо защищали Таруку. Подходя к гавани, она даже вспотела и немного ослабила шнуровку на перчатках и сапогах. Лодку юная клыкаррка, как обычно, подготовила накануне; теперь в нее предстояло уложить меч и рыболовную сеть. Тарука не стала вынимать меч из ножен – это казалось ей преждевременным. Она закрепила его у верхней кромки левого борта, рядом с ножом, которым пользовалась постоянно.

День обещал быть удачным. С юго-востока дул легкий бриз; к вечеру он должен усилиться. Тарука оттолкнула свое суденышко от пристани и аккуратно провела его между стоявших на якоре огромных лодок. Потом подняла передний и гротовый паруса, поставила их по ветру и взяла курс на север. Устраиваясь у штурвала, она обернулась. Несколько клыкарров, в том числе Онаака, готовились к отплытию. Он что-то крикнул ей вслед, но ветер унес слова прочь.

Тарука огибала берег, ни на секунду не теряя его из виду. Скорость лодки она определяла по проносившимся мимо ее бортов льдинам. Айсберги пока не представляли угрозы. Все изменится весной, когда море на севере вскроется ото льда и гигантские глыбы поплывут на юг.

Ближе к полудню Тарука увидела на горизонте очертания юго-западного побережья острова Праак. Если следовать совету Харуки, сейчас нужно взять курс на Праак. Несколько минут Тарука сомневалась, а потом решительно легла на другой галс и направила лодку в пролив Ликуокк.

Она высматривала признаки скопления рыбы: круги на воде – словно от невидимого дождя, или серебристые блики у самой поверхности, или стаи птиц. Но море не подавало никаких сигналов. Перед Тарукой расстилалось бескрайнее полотно воды, кое-где разрываемое хребтами волн, с которыми играл ветер. Он усилился и, надув паруса, плавно нес лодку вперед. Задуй он еще сильнее, Таруке пришлось бы брать рифы или даже спускать паруса. Но пока это был прекрасный ветер. Идеальный для путешествия в Камагуа.

Через час, когда, по подсчетам Таруки, она должна была достичь середины пролива, налетел резкий порыв. Это показалось юной клыкаррке странным: в небе ни облачка, нет характерного движения воды… Тарука спустила и свернула передний парус. У нее захватывало дух и от набранной скорости, и от беспокойства из-за внезапно разбушевавшейся стихии.

Тарука все еще не видела признаков скопления рыбы. Клыкаррка оглядывалась, не обращая внимания на ледяные брызги. Море становилось все неистовее; легкую зыбь сменили ершистые гребни.

Вдруг Тарука заметила что-то по левому борту. Она протерла глаза тыльной стороной перчатки и снова уставилась на воду. К лодке приближалась огромная тень. Она была в шесть раз длиннее и в три раза шире утлого суденышка Таруки. Тень двигалась стремительно, оставаясь полностью под водой.

Тарука сразу поняла, что предупреждение Харуки было правдивым и искренним. Но сожалеть о своих глупых подозрениях ей было некогда. Тень уже поравнялась с лодкой. Тарука судорожно дергала за веревки, которыми крепился к борту отцовский меч. Наконец она отвязала его и вырвала клинок из ножен; пуговицы разлетелись в разные стороны. В ту же секунду лодка содрогнулась и остановилась, словно налетев на скалу. Таруку швырнуло вперед. Она с грохотом упала на слань перед мачтой.

Лодка подпрыгнула и поднялась в воздух; с бортов лилась вода. Пару мгновений судно оставалось в горизонтальном положении. Потом корма начала опускаться, а нос подниматься. Тарука уцепилась за мачту левой рукой и с трудом встала. Отшвырнув ножны, она крепко зажала меч в правой руке, готовясь к схватке. В отличие от оружия клыкарров, клинок ее отца был не из обточенной кости, а из черного вулканического стекла.

Лодка поднималась все выше. Доски отчаянно скрипели… Вдруг судно заскользило кормой вперед. Тарука посмотрела за борт и увидела гигантское морское чудовище. Сейчас лодка съезжала по его чешуйчатой шкуре. Тарука не знала, что это за существо. Точно не кит. У китов не бывает такой мерцающей сине-черной чешуи.

Левиафан вытянул шею, и лодка покатилась быстрее. Тарука высоко подняла меч, перегнулась через борт и со всей силы вонзила его в тело чудовища.

Меч с лязгом отскочил, словно ударившись о камень. У клыкаррки задрожали руки. Значит, чешуя была броней. Такой мощной, что даже легендарный клинок отца не мог ее пробить.

Корма лодки врезалась в морскую гладь. Судно накренилось. Тарука подскочила и потеряла равновесие. Она тщетно искала ногами опору. Вдруг клыкаррка заметила зазор между двумя чешуйками на шкуре чудовища. Она просунула туда левую руку, пытаясь удержаться. Тем временем монстр поднял хвост – длинный, заостренный и юркий, как угорь. Тарука разжала пальцы и заскользила по чешуе чудовища к его голове.

Тарука промокла под дождем. Хотя нет, это был не дождь, а шлейф брызг, вырывавшихся из дыхала чудовища. Как и дыхательное отверстие кита, оно располагалось в центре головы, но, в отличие от китового, выпирало, как карбункул, имело коническую форму и было покрыто все той же непробиваемой сине-черной чешуей. Голову монстра обрамляли плавники с торчащими по краям острыми шипами.

Глаза чудовища были больше глаз кита и смотрели вперед. Почти как у рыбы-звездочета, которую Тарука как-то поймала на глубоководный шнур. На этом сходство с глазами любой виденной клыкарркой рыбы, впрочем, заканчивалось. Глаза левиафана больше напоминали глаза чайки – огромные, желтые с красной каймой. Но даже здесь нашлось отличие. Зрачки чудовища – мрачные и жесткие прямоугольники – были напрочь лишены круглой мягкости птичьих глаз.

Тарука больше не пыталась за что-то ухватиться. Она перевернулась на живот, зажала меч локтем и ногами скорректировала направление движения, нацелившись в глаз чудовища. Левый глаз.

Зияющая пасть приблизилась, и дождь прекратился. Тарука гневно вскрикнула, когда левиафан вытянул шею и ее скольжение замедлилось. Она отчаянно толкалась ногами и цеплялась свободной рукой за чешую, понимая, что это бесполезно. Если она не наберет скорость, то никогда…

Вдруг чудовище начало погружаться под воду, наклонив голову и вытянув хвост. Таруку снова понесло вперед. Море готово было поглотить ее… Тут ей вспомнились слова отца: «Настоящему рыболову нужны не крючок, сеть или копье, а терпение».

За секунду до того, как волны сомкнулись над Тарукой и она полностью потеряла ориентацию, клыкаррка вонзила меч в глаз чудовища. Сила удара была велика. Продолжая скользить по шее левиафана, Тарука все глубже загоняла клинок в темноту зрачка. Итак, все было кончено.

Из глаза монстра брызнула струя крови. В ту же секунду гигантская волна смыла Таруку с его головы. Клыкаррка выпустила клинок, который достиг мозга чудовища и застрял в нем. Двигаясь по инерции и не зная, что жизнь покинула его, массивное туловище уходило под воду.

Таруку затянуло в водоворот. Но она была клыкарркой! А значит, могла выжить в ледяной воде, которая мгновенно убила бы любого другого обитателя Азерота. К тому же калу’аки редко тонули. Тарука освободилась от жилета и отчаянно барахталась, пытаясь всплыть на поверхность. Наконец она показалась на гребне волны, сплевывая соленую воду и хватая ртом воздух. Тарука сняла ботинки, восстановила дыхание и осмотрелась.

Клыкаррка понимала, что, несмотря на выносливость и силу, долго не протянет. Истощение или переохлаждение рано или поздно доконают ее. Но она могла хотя бы отсрочить неизбежный конец. Если она увидит берег, то поплывет к нему. Если всплывут весла, за них можно будет уцепиться и немного отдохнуть. И тогда…

Лодка. Тарука моргнула и протерла глаза; с бровей стекала ледяная вода. Клыкаррка подождала, пока следующая волна поднимет ее на гребень, чтобы убедиться, что зрение ее не обмануло.

Да, это правда! Лодка не утонула, только перевернулась. Корпус наполовину погрузился в воду, но киль возвышался над морем на высоту вытянутой руки. Мачта дрейфовала неподалеку. Хоть и поломанная, лодка все еще оставалась на плаву.

Тарука добралась до нее и, дрожа, залезла на перевернутый корпус. Ей стало еще холоднее, и клыкаррка понимала, что нужно как можно скорее выбираться из ледяной воды. К счастью, солнце ярко светило, а ветер утих.

Тарука оценила ситуацию. Когда мех высохнет, она сможет согреться. Если опять не начнется шторм и волны не станут заливать судно, если оно не утонет, то ее шуба просохнет через пару часов. У нее есть нож и несколько кусочков вяленой рыбы. К мачте, которая дрейфует неподалеку, привязан свернутый парус. Ткань может пригодиться.

Однако Тарука не может управлять лодкой. Ей остается только дрейфовать и надеяться, что кто-нибудь придет на помощь. Или лодку прибьет ближе к берегу, и Тарука сможет доплыть до голых камней на горизонте. Оба варианта не внушали оптимизма.

Тарука снова заметила какое-то движение: в глубине мелькнула тень. Клыкаррка вздрогнула. Неужели она только ранила чудовище, и оно вернулось, чтобы отомстить? Она сжала нож, понимая, что спасения нет, и постаралась взять себя в руки.

Тень становилась все больше. Наконец со странным звуком, напоминающим плеск брошенного в воду валуна, чудовище всплыло на поверхность. Тарука смотрела на него, ожидая, что массивный острый хвост взлетит в воздух, удлиненные челюсти с острыми зубами широко раскроются и монстр проглотит ее вместе с остатками лодки.

Лишь через несколько секунд Тарука осознала, что видит всего лишь мертвую рыбу. Клыкаррка была опытным рыболовом и не могла ошибиться, но разуму понадобилось еще некоторое время, чтобы преодолеть приступ паники и уверенность, что на этот раз ей точно конец.

Наконец Тарука убедилась в том, что чудовище погибло. Она глубоко, но прерывисто вздохнула и рассмотрела дрейфующую тушу левиафана. Та высоко поднималась над водой; значительно выше туши мертвой рыбы. «Наверное, внутри много воздуха», – подумала Тарука. Тут ей пришла идея.

Может, есть шанс…

Тарука соскользнула с лодки и нырнула. Через пару минут она всплыла, держа в руках весло, – к счастью, его не оторвало от судна и не унесло в море. Устроившись рядом с килем, Тарука стала подгребать к туше. Добравшись до нее, клыкаррка привязала лодку к хвосту, залезла на монстра и направилась к его голове. Нагнувшись, заглянула в пасть и рассмотрела длинную, выступающую верхнюю челюсть. «Совсем как бушприт корабля», – подумала Тарука.

Она вернулась к лодке, обрезала оплетавшие мачту веревки и потащила ее на спину чудовища. Эта мачта уже пережила два несчастливых плавания. Придется ей послужить еще, на новом «судне»…

Тарука воткнула мачту в пасть. Она плохо держалась, и клыкаррка укрепила конструкцию обломками древесины. Для этого ей пришлось еще немного поплавать, но, придумав план, Тарука уже не так мерзла. К тому же у дыхала чудовища мех высыхал быстрее. Она закрепила бакштаг на извилистом хвосте монстра. Рукоятка меча продолжала торчать из его глаза; у Таруки не хватило сил вырвать ее, но она быстро сообразила, что рукоятка и обрамляющие голову чудовища шипы станут прекрасным крепежом для вант.

Оснастка была далека от идеала, но, когда Тарука подняла гротовый парус, ее «судно» начало двигаться, хоть и медленно. Им можно было управлять, хоть и не без труда. Для этого Тарука перемещала перевернутую лодку вдоль хвоста чудовища и аккуратно приспускала парус.

Кроме того, Тарука достала из лодки сеть. Вокруг мертвого левиафана вились падальщики, на них охотились хищники… Таруке удалось поймать много рыбы. Она ела свой улов и пила кровь, чтобы не погибнуть от истощения и жажды во время трехдневного путешествия.

Ее возвращение было триумфальным, хотя несколько сотен ярдов до гавани Камагуа Таруку тащили на буксире: ветер стих, сделав финал путешествия крайне утомительным. Все хотели помочь, так что странное «судно», которое одновременно было уловом Таруки, тащили лодки разных семей и кланов и даже байдарки детей. С берега поднялись десятки воздушных змеев, возвещая о великом и чудесном событии.

Онаака одним из первых предложил помощь с буксировкой. Тарука согласилась и не стала хвастаться удачным уловом. Он смотрел на нее внимательно и тихо, с каким-то новым выражением. И наконец произнес – так тихо, что только она могла услышать:

– Это хороший… Очень хороший улов.

Учителя ловли всех родов, которые собрались в Камагуа, выстроились у дамбы. За ними толпились десятки клыкарров. Всем хотелось увидеть ожившую сказку. Тарука увидела Макушу и Унку и помахала им. В ответ ей помахали все.

Клыкаррка стала на край пасти чудовища и взобралась на верхушку мачты. В толпе на берегу она высматривала Каттика. Он почему-то казался ниже ростом.

– Эй, Каттик! – крикнула Тарука Победительница Чудовищ, как ее уже успели прозвать в общине. – Что бы это ни было, вряд ли у него есть жаберная гниль. Сколько узлов ты дашь мне за улов?