V

Покрытые чёрными разводами после давнего пожара стены подпирали высокий, изрядно пострадавший, но тем не менее ещё вполне целый потолок. Пол, словно ковром, был покрыт густым слоем пепла, который никто не собирался убирать, россыпью мелких камешков и обломками стен. Лишь уголок декадентской роскоши, выглядевший каплей краски на сером полотне пепелища, выдавал секрет этого места: небольшой, некогда уютный театр, в лучшие времена вмещавший за вечер чуть более сотни зрителей, стал пристанищем отверженного кардинала.

Магнус, обнажённый до пояса, стоял перед неровным зеркалом в полстены, треснувшим аккурат посередине, и вёл одностороннюю беседу:

— Твои аппетиты переходят всякие границы, ma chere. Дело даже не в том, что мне становится всё сложнее и сложнее скрывать моменты нашего питания…

— Что?.. Да, ты выполнила своё обещание. Я хотел этой силы, и ты её дала. Однако вопрос цены…

— Не перебивай, пожалуйста, когда я с тобой говорю. Ты можешь послушать?..

— Спасибо. Да, ты никогда не ошибаешься. Они все прекрасны — иначе ты просто откажешься от «блюда». Возможно, каждую из них я мог бы полюбить всем сердцем. Не знаю, как ты это определяешь — по моему ли на мгновение участившемуся дыханию, когда я невольно замечаю их в окружении поклонников или гуляющих в гордом одиночестве, по стуку сердца — или у тебя вообще есть собственный вкус, мнение. Да, ma chere, ты не ошибаешься никогда.

— Я просил не перебивать? Я пытаюсь сказать что-то важное. Я действительно всякий раз чувствую боль оттого, что такая красота должна погаснуть, что мир потеряет её навеки. Но уже через секунду (о, ты лучше других знаешь, как это происходит) я забываю обо всём, растворяясь в той первобытной силе, молодости и возможностях, которыми ты наполняешь мои жилы. Я веду к тому.

— Ты можешь хоть раз, хоть раз послушать, что я тебе говорю?! Нет, это просто невозможно… Так дальше продолжаться не может. Да, я искренне благодарен тебе за всё. И годы, проведённые вместе, были прекрасны. Но я устал.

— Да, это прощание.

— Что?.. Да, я уверен.

— Прости меня, милая, и прощай.

Ритуальный нож с пламевидным клинком подцепил крайний нижний отросток стебля, впившийся в кожу. Тонкий металл поддался относительно легко, отозвавшись в руке мгновенной острой болью, напоминающей вырванный волос. Следующие несколько витков пошли сложнее, но всё же отрывались от плоти, с которой, казалось, срослись намертво много лет тому назад. Но чем выше приходилось подниматься по плечу, тем сильнее были сопротивление стебля и боль. После того как два или три особенно крупных витка заставили масана рычать сквозь зубы, он с удвоенной яростью взялся за центральный.

На сей раз «голос» Розы застал его врасплох. Или то, что она «сказала».

— Нет! Речи быть не может.

— Rose, нет!!! Я не позволю. Мы так не договаривались!

Тонкая, неожиданно частая пульсация в руке была настолько редким явлением, что кардинал не сразу распознал такую реакцию, а когда вспомнил, что она может означать, удивлённо поднял брови и тут же взвыл, как раненый тигр.

Роза смеялась.

И это было последним, что Магнус запомнил.

Загрузка...