Вольф Мессинг

ВОЛЬФ МЕССИНГ
Автор-составитель Н. Непомнящий

Кто такой Мессинг? Ученые бывшего Советского Союза отзывались об этом польском еврее кратко: он гений и к тому же серьезный человек — высший комплимент в мире науки. Он пользовался огромной популярностью — его называли святым, героем, легендой. Приехав в Россию, Мессинг сначала демонстрировал скорее не психологические опыты, а свою феноменальную память: производил в уме сложные вычисления и за считанные мгновения прочитывал целые страницы. Затем следовал каталептический транс. Эта демонстрация принесла ему известность. Каталептический сон, во время которого человек мог надолго застыть в принятой им позе, очень интересовал тогда советских ученых.

Много книг написано об идеомоторной активности, которая зависит от крошечных произвольных мускульных импульсов, вызываемых мыслью либо представлением. Ученые пытались объяснить этот феномен с точки зрения рационального. Но можно ли рационально объяснить, каким образом Мессинг на расстоянии тысяч километров видел, как окружают чей-то дом, и предсказывал далекое будущее? В своей автобиографии он сам говорит, что его способности не имеют никакого отношения к идеомоторной активности.

Одна из самых поразительных способностей Мессинга — возможность влиять на разум другого человека на расстоянии. Этим феноменом заинтересовался Сталин, понятно, что не в интересах науки. Предсказания же Мессинга, касающиеся Великой Отечественной войны, буквально шокировали мир.

— Вольф Григорьевич, — сказал как-то в беседе с ним писатель и журналист «Комсомольской правды» Ярослав Голованов, — хоть и с трудом, но могу представить себе, что вы читаете мои мысли. Но будущее… Вы понимаете, что в этом случае разрушатся причинно-следственные связи, материализм, как мы его понимаем, трещит по швам…

— Дорогие мои! Я ничего не имею против материализма, но я знаю будущее, вот в чем дело!

Такой вот странный «антинаучный» диалог случился у Ярослава Голованова с Вольфом Григорьевичем Мессингом. К воспоминаниям разных людей, кому довелось общаться с Мессингом, к его сторонникам и противникам мы еще будем обращаться на страницах этой книги. Татьяна Лунгина долгое время дружила с ним; ее мемуары, никогда не публиковавшиеся в России (ее книга «Вольф Мессинг» вышла в Нью-Йорке в 1989 г. на английском языке), помогают нам понять характер и невероятный талант этого человека. Впервые их пути пересеклись незадолго до Великой Отечественной войны. После войны судьба свела их вновь, и они стали добрыми друзьями. И еще — к автобиографии самого телепата и ясновидца, написанной им незадолго до кончины.

Тбилисский зал был забит до отказа. Сцена без традиционного занавеса выглядела довольно скромно. Декорации состояли только из двух столов и нескольких стульев. Время от времени нетерпеливые зрители принимались аплодировать. Наконец прозвенел звонок, и на сцену вышла женщина в черном.

— Вольф Мессинг! — объявила она обыденным голосом. — Психологические опыты!

Зал взорвался аплодисментами, приветствуя того, кого все жаждали увидеть: Вольфа Мессинга, легенду своего времени, индивидуума, окутанного тайной. Говорили, что он может читать мысли любого человека, находить спрятанные в его отсутствие предметы и с одного взгляда узнать преступника. Ходили и еще более экстравагантные слухи: будто он может принимать обличье какого захочешь животного.

Через пару секунд на сцену вышел человек средних лет в черном костюме и белоснежной рубашке с необыкновенно длинными для тех лет волосами. Он сложил руки на груди и поклонился. Затем подошел к самому краю сцены, прямо к прожекторам, так что я могла разглядеть его кольцо со сверкающим большим камнем. В этот момент я вспомнила, узнав в этом колдуне старого знакомого: накануне Великой Отечественной войны он предсказал мое будущее.

Вскоре я вернулась к реальности. Меня заинтересовало происходящее на сцене. Ведущая этого представления прочла вступительный текст и сказала, что необходимо выбрать жюри из зрителей, которое будет следить за чистотой экспериментов. На сцену вышли шесть — восемь человек разного возраста, никого из них Мессинг не знал лично. Жюри принялось выбирать председателя, а тем временем зрители записывали задания и просьбы для Мессин-га. Эти записки передавались жюри, которое отбирало из них наиболее интересные и трудновыполнимые. Тот зритель, чей вопрос был отобран, приглашался на сцену. Он становился напротив Мессинга, держал его за запястье и мысленно формулировал свою просьбу. Мессинг выполнял ее, а потом член жюри зачитывал записку, чтобы все знали, что обмана никакого нет.

Поскольку я была очень заинтригована тем, что знала о Мессинге, мне захотелось принять участие в эксперименте. Жюри сочло мою записку интересной, и меня пригласили на сцену. Страшно волнуясь, я вышла и уже протянула к Мессингу руку, чтобы схватить его запястье, как он неожиданно отшатнулся.

— Я не буду работать с этой женщиной, — сказал он. — Я знаю ее. Ее зовут Тайбеле. Я не могу проводить с ней опыт, так как всегда работаю только с незнакомыми людьми.

Зал ответил на эту реплику смехом и аплодисментами. Мне ничего не оставалось, как сойти со сцены. Я была поражена его поразительной памятью, и перед моими глазами всплыли события двенадцатилетней давности.

…Было июньское утро 1941 года. Я сидела в московской гостинице и ждала представителя киностудии из Средней Азии. Мне было восемнадцать лет. За год до того меня среди других ребят отобрали для съемок в фильме об Артеке. Мой дебют удался, и мною заинтересовались сотрудники киностудии. Я знала только, что мне предстоит надолго выехать туда для съемок, и с нетерпением ожидала встречи, предвкушая море впечатлений.

Тут моим вниманием завладел мужчина в сером костюме и больших роговых очках на слишком широком для его лица носе. Он все время сжимал и разжимал кулаки, нервничая. Казалось, он кого-то ждал. Потом подошел ко мне и сел рядом. Его взгляд был пронзительным, слегка ироничным и каким-то усталым. Улыбнувшись, он произнес:

— Ah, schwne Мadсhеn.

Я немного смутилась тем, что он назвал меня красивой девушкой. Потом спросил по-русски с сильным акцентом, как меня зовут. Я сказала Таубе (голубь), но обычно — Таня.

— Тайбеле, — повторил он. — Маленький голубь? Вы здесь ждете кого-то?

Пока я говорила, он сидел, закрыв глаза и опустив голову. Потом сказал:

— Нет, ничего этого не будет.

— Чего не будет?

— Ничего. Ни фильма, ни путешествия. И надолго.

Он проговорил это каким-то особым голосом пророка, потом встал и ушел. Киношники все не приходили, но мои мысли были заняты уже другим. Кто этот человек? Откуда он? Встречусь ли я с ним когда-нибудь еще?

Через несколько дней началась война. Мы, ребята, помогали взрослым, как могли: убирали урожай, ухаживали за скотом, разгружали уголь и древесину. В 1943 году я записалась добровольцем в санитарный отряд и уехала в Белоруссию. Потом была ранена, поправилась, наконец смогла закончить школу и получить долгожданный аттестат. Вскоре после войны я вышла замуж и родила сына Сашу. К сожалению, муж оставил меня, и тогда мне пришлось нелегко. Зарплата медика была ничтожной, и я стала искать для себя другую работу. Окончив в Москве двухгодичные курсы журналистики, я стала фотокорреспондентом.

Мое первое задание привело меня в Грузию. Сначала я посетила Батуми, потом отправилась в Тбилиси. Городской концертный зал находился недалеко от моей гостиницы, поэтому, когда выдался свободный вечер, решила познакомиться с культурной жизнью Грузии. Вообще-то меня не волновало, кто будет выступать в зале, будет ли это концерт популярной музыки или драматическая постановка. Но когда узнала, что состоятся психологические опыты, которые будет проводить Вольф Мессинг, я очень захотела его увидеть и обрадовалась, что мне удалось достать билет.

Не удивительно, что я узнала Мессинга, но как он мог узнать меня и вспомнить мое имя? Ведь наша мимолетная встреча состоялась целых двенадцать лет назад! Мне также было интересно понять, что же это за шестое чувство. Возможно, он просто пользуется даром, полученным от Бога? Хотя в то время подобная мысль мне — атеистке — казалась абсурдной. В тот вечер я вернулась в гостиничный номер, переполненная какими-то особыми чувствами и мыслями.

На следующее утро завтракала в ресторане гостиницы. Услышав спор, обернулась. Один человек утверждал, что потерянные им очки — в кармане официанта, который находится где-то в здании, а другой с ним не соглашался. С удивлением я узнала в одном спорщике Мессинга. Он тоже узнал меня и сделал ко мне несколько шагов.

— Тайбеле, какая жалость. Они не верят мне. Мне. Мессингу.

Каково же было мое изумление, когда вскоре подоспел старший официант и очки действительно оказались в том месте, о котором говорил Мессинг. Потом он взял меня за руку, мы вышли на улицу, и он познакомил меня с женщиной, которая была ведущей на его представлении. Это оказалась его жена Аида Михайловна. На сцене она казалась жесткой и серьезной дамой. Но в жизни была на удивление приятным собеседником и внимательным слушателем. Как чуткий и проницательный человек, она смогла хорошо изучить своего мужа и умело строила отношения с ним.

Поскольку это был мой первый длительный разговор с Мессингом, я ужасно нервничала. Я знала о его способности читать чужие мысли, поэтому старалась контролировать себя. Но у меня в голове постоянно крутился дурацкий стишок «У попа была собака, он ее любил… Через некоторое время

Мессинг обратился ко мне:

— Тайбеле, зачем вы повторяете этот идиотский стишок про попа и собаку? Вы разве не знаете никаких других?

Я была поражена, а его жена оставалась спокойной. Впрочем, вскоре я тоже успокоилась. Впоследствии стала замечать, что всегда обретаю в присутствии Мессинга душевный покой и умиротворенность и никакие дурные мысли не посещают меня.

В этот день у меня было еще много работы, но мы договорились поужинать на горе Мтацминда, которую грузины называют священной. На высоте 480 метров расположен красивейший парк и отличный ресторан. Там находится кладбище для выдающихся граждан Грузии, знаменитых художников, поэтов, актеров, видных деятелей Коммунистической партии. Там же мы посетили могилу Александра Грибоедова.

Затем отправились в ресторан, с веранды которого открывался изумительный вид. Мессинг выглядел усталым и апатичным. Видно было, что представление измотало его, лишило сил. Мы с Аидой переглянулись и поняли друг друга без слов. Маэстро был нужен отдых.

Следующие несколько дней моей командировки мы также провели вместе. Мне казалось, что я не в тягость этой паре. Но настоящими друзьями мы стали только через несколько месяцев.

Я работала над пленкой, так как всегда старалась сделать фотографии на месте, чтобы понять, насколько хорошо они получились, и в крайнем случае переснять. Тут раздался стук в дверь. Это была Аида, которая попросила, чтобы я прервала свою работу на минуту, когда увижу, что Вольф вышел из комнаты. Позже я зашла к ней, удивленная такой просьбой. Она успела только сказать, что страдает серьезным заболеванием, как вернулся Вольф.

— Что случилось? — спросил он у жены. — Ты плохо себя чувствуешь?

Он был так возбужден, что даже не поздоровался со мной. Аида молчала.

— Аидочка, ты должна пойти к специалисту, — сказал Вольф. — Не шути с этим.

Но жена не слушала. Тогда Вольф произнес фразу, которую я впоследствии не раз услышу от него:

— Это не Вольфочка говорит, а Мессинг!

Так Вольф говорил о себе, когда имел в виду свое шестое чувство.

На следующий день я провожала их на вокзале. Мы договорились не прерывать нашей дружбы и хотели уже попрощаться, когда Вольф с женой вспомнили, что не послали телеграмму какой-то Ирочке. Эту задачу я взяла на себя. К тому времени я уже чувствовала, что невидимые нити связывают меня с этими замечательными людьми. Может, я интуитивно понимала, что многие годы моей жизни мне предстоит провести в их компании.

Когда вернулась в Москву и сдала работу, решила навестить своих друзей. Они пригласили меня в гости в первый день еврейской Пасхи.

Мессинги жили на Новопесчаной, которая в начале пятидесятых располагалась на окраине столицы. Трехэтажный дом находился в глубине двора. Цветы в клумбах навевали воспоминания о старинных двориках с картин русских художников. Обстановка же в однокомнатной квартире с крошечной кухней была более чем скромной. Единственная достопримечательность — большой телевизор, подаренный каким-то министром в благодарность за излечение сына от алкоголизма. Мессинги познакомили меня с Ираидой, старшей сестрой Аиды, а также немецкой овчаркой Диком и кенарем Левушкой.

Мессинг пребывал в хорошем настроении, Хотя он не был глубоко религиозным человеком, все же с уважением относился к национальным традициям и праздникам. Мы все собрались за праздничным столом. Я заметила, что Ираида едва передвигается, буквально волоча ноги. Когда все уселись, Аида подала фаршированную рыбу с клецками и мацой. Вольф поднял бокал и произнес тост. Мы выпили за Пасху и за весну. Затем Вольф сделал знак, и все замолчали.

— Я надеюсь, я уверен, что в клинике Бурденко Ирочку спасут!

— Это правда, Вольф? — Лицо Ираиды засветилось надеждой.

— Это говорит не Вольф Григорьевич, а Мессинг!

Позже, когда я помогала Аиде убирать посуду, не могла удержаться, чтобы не спросить:

— Как вы не боитесь жить с человеком, который умеет читать мысли?

— Но у меня нет плохих мыслей, — ответила она спокойно.

Я хотела расспросить Ираиду о здоровье хозяина дома, но поняла, что это не самое подходящее время.

Наша дружба крепла. Мессинги относились ко мне, как к члену семьи. Они делились со мной самыми сокровенными мыслями и планами. Я, в свою очередь, тоже стала доверять им.

Через несколько недель после Пасхи Мессинги пригласили меня на необычный семейный совет, чтобы решить, делать ли Ираиде операцию на позвоночнике. Для меня стало ясно, что у нее опухоль. Впрочем, совет этот означал простую формальность, все было и так решено.

Можете себе представить, как себя чувствовала Ираида Михайловна в день операции. Малейшая оплошность хирургов могла обернуться полным параличом. (Кстати, Мессинг ничего не предпринимал, чтобы поместить свояченицу в эту престижную клинику. Он никогда не пользовался своей славой — был слишком скромен для этого.)

Мы очень волновались, даже когда нам сказали, что операция прошла хорошо, так как неизвестно было, какой результат она даст. Когда же на наших глазах Ираида сделала самостоятельно несколько шагов, мы были счастливы. Пророчество Мессинга сбылось. В тот вечер мы с Мессингом сидели и разговаривали об Ираиде, которая пережила блокаду Ленинграда, похоронила мужа, страдала от дистрофии. В Москву она приехала физически и морально истощенной и поселилась у сестры.

Вскоре мы исчерпали темы для разговора, и я почувствовала, что мне пора уходить. Внезапно Вольф спросил:

— Ты не хочешь, чтобы я рассказал о себе?

— Но я все знаю от Аиды.

— Нет, не все. Одно дело — что говорит обо мне Аида, другое — что я сам говорю о себе.

— Я, правда, плохой рассказчик, — начал Мессинг. — Но когда-то надо попытаться поведать другим то, что хранится в этом сосуде.

Он улыбнулся и указал на лоб. Вольф и в самом деле был плохим рассказчиком. Он часто перескакивал с одного на другое и повторялся, мне приходилось концентрировать все внимание, чтобы улавливать суть. Я часто просила его повторить какие-то вещи. Но Вольф не злился и выполнял все мои просьбы.

Позднее он смог достаточно откровенно и подробно написать свои воспоминания.

«Я родился в России, точнее, на территории Российской империи, в крохотном еврейском местечке Гора-Калевария близ Варшавы. Произошло это 10 сентября 1899 года, — так начал он свои воспоминания. — Трудно сейчас представить и описать жизнь такого местечка — однообразную, скудную, наполненную предрассудками и борьбой за кусок хлеба. Гораздо лучше меня это сделал в своих произведениях великий еврейский писатель Шолом-Алейхем. Этого удивительного человека, так великолепно знавшего жизнь и чаяния еврейской бедноты, я любил с раннего детства. С первой и, к сожалению, единственной нашей личной встречи. Тогда ему, уже прославленному писателю, остановившемуся проездом в наших местах, демонстрировали меня, девятилетнего мальчика, учившегося успешнее других. Помню его внимательный взгляд из-под очков, небольшую бородку и пышные усы. Помню, как он ласково потрепал меня по щеке и предсказал большую будущность.

Нет, это не было предвидением. Просто Шолом-Алейхем верил в неисчерпаемую талантливость народа и в каждом втором мальчике хотел видеть будущее светило. Эта вера отчетливо проявилась и в его книгах, проникнутых теплым отношением к простым людям. Вспомните хотя бы роман «Блуждающие звезды». Конечно, с его новеллами, романами и пьесами я познакомился значительно позднее. Но каждый раз, когда я открываю иные страницы его книг, меня охватывают впечатления раннего детства. Вот к этим волшебным страницам одного из самых любимых моих писателей я и отсылаю своего чита-/ теля, чтобы он представил жизнь еврейского местечка, в котором я появился на свет и прожил первые годы своей жизни».

От этих первых лет у Мессинга не так уж много осталось в памяти. Маленький деревянный домик, в котором жила его семья — отец, мать и четыре брата. Сад, в котором целыми днями возился с деревьями и кустами отец и который им не принадлежал. Но все же именно этот сад, арендуемый его отцом, был единственным источником их существования. Мессинг хорошо помнил пьянящий аромат яблок, собранных для продажи. Помнил лицо отца, ласковый взгляд матери, детские игры братьями. Жизнь сложилась потом нелегкой, ему, как и многим его современникам, довелось немало пережить, и превратности судьбы оказались такими, что от детства в памяти не осталось ничего, кроме отдельных разрозненных воспоминаний.

Отец, братья, все родственники погибли в Майданеке, в варшавском гетто. Мать умерла еще раньше от разрыва сердца. И у него не осталось даже фотокарточки от тех лет. Ни отца… ни матери… ни братьев…

Вся семья — тон этому задавали отец и мать — была очень набожной, фанатически религиозной. Все предписания религии исполнялись неукоснительно. Бог в представлениях его родителей был суровым, требовательным, не спускавшим ни малейших провинностей. Но честным и справедливым.

Отец не баловал детей нежностью. Вольф всю жизнь помнил ласковые руки матери и жесткую, беспощадную руку отца, который не стеснялся задать любому из них самую суровую трепку. Во всяком случае, к нему нельзя были прийти пожаловаться на обиду. За это он бил беспощадно, обиженный был для него вдвойне и втройне виноватым потому, что позволил себя обидеть. «Это была бесчеловечная мораль, — признался Мессинг, — рассчитанная на то, чтобы вырастить из нас зверят, способных выжить в жестком и беспощадном мире».

Позже Вольфу рассказывали, что в самом раннем детстве он страдал лунатизмом. Якобы мать однажды увидела, как он во сне встал с кровати, подошел к окну, в которое ярко светила луна, и, открыв его, попытался влезть на подоконник… «Излечили меня, — опять же по рассказам, — корытом с холодной водой, которое в течение некоторого времени ставили у моей кровати. Вставая, я попадал ногой в холодную воду и просыпался. Какова доля правды в этом сообщении, установить не берусь, но я дал обещание ни о чем не умалчивать. Может быть, какой-нибудь на первый взгляд совсем малозначащий эпизод окажется для кого-нибудь из специалистов, прочитавших это, наиболее интересным и важным».

Когда Вольфу исполнилось шесть лет, его отдали в хедер. Это слово не много говорит современному читателю. Но ведь три четверти населения царской России были вообще неграмотными. И люди ниже среднего достатка, да еще в бедном еврейском местечке, могли учить своих детей только в хедере — школе, организуемой раввином при синагоге. Основным предметом, преподаваемым там, был Талмуд, молитвы из которого страница за страницей дети учили наизусть.

«У меня была отличная память, и в этом довольно-таки бессмысленном занятии — зубрежке Талмуда я преуспевал. Меня хвалили, ставили в пример. Именно эта моя способность и явилась причиной встречи с Шолом-Алейхемом. Но общая религиозная атмосфера, царившая в хедере и дома, сделала меня крайне набожным, суеверным, нервным».

Отметив набожность и способность Вольфа к запоминанию молитв Талмуда, раввин решил послать его в специальное учебное заведение, готовившее духовных служителей, — иешибот. У родителей и мысли не появилось возразить против этого плана. Раз раввин сказал, значит, так надо! Но ему отнюдь не улыбалась перспектива надеть черное платье священнослужителя.

Мальчик наотрез отказался идти после окончания хедера в иешибот. С ним сначала спорили, потом отступились. И тут произошло первое и единственное в его жизни чудо, в которое он верил довольно долго.

Однажды отец послал его в лавку за пачкой папирос. Время было вечернее, солнце зашло, и наступили сумерки. К крыльцу своего дома он подошел уже в полной темноте. И вдруг на ступеньках выросла гигантская фигура в белом одеянии. Вольф разглядел огромную бороду, широкое скуластое лицо, необыкновенно сверкавшие глаза… Воздев руки в широких рукавах к небу, этот небесный вестник произнес:

— Сын мой! Свыше я послан к тебе. Предречь будущее твое во служение Богу. Иди в иешибот! Будет угодна Богу твоя молитва…

Нетрудно представить себе впечатление, которое произвели эти слова, сказанные громоподобным голосом, на нервного, мистически настроенного, экзальтированного мальчика. Оно было подобно вспышке молнии и удару грома. Вольф упал на землю и потерял сознание…

«Очнулся — надо мной громко читают молитвы склонившиеся отец и мать. Помню их встревоженные лица. Но едва я пришел в себя, тревога родителей улеглась. Я рассказал о случившемся со мной. Отец внушительно кашлянул, произнес:

— Так хочет Бог… Ну, пойдешь в иешибот?

Мать промолчала.

Потрясенный происшедшим, я не имел сил сопротивляться и вынужден был сдаться».

…Иешибот помещался в другом городе, и с этого началась жизнь Вольфа вне дома. Опять Талмуд, те же самые, что в хедере, молитвы. Только более широкий круг учителей, преподносивших разные науки. Кормился — по суткам — в разных домах. Спал — в молитвенном доме. Так прошло два года. И так, наверное, и сделали бы из него раввина, если бы не одна случайная встреча.

Однажды в том самом молитвенном доме, где он жил, остановился странник — мужчина гигантского роста и атлетического телосложения. Каково же было изумление Вольфа, когда по голосу он узнал в нем того самого «посланника неба», который наставлял его от имени самого Господа Бога на путь служения ему. Да, это было то же лицо: широкая борода, выдающиеся скулы. Вольф испытал потрясение не меньше, чем в момент первой с ним встречи.

«Значит, — подумал он, — отец просто сговорился с этим прошедшим огонь и воды проходимцем, может быть, даже заплатил ему, чтобы тот сыграл свою «божественную» роль! Значит, отец попросту обманул меня, чтобы заставить пойти в иешибот! Если пошел на обман мой всегда справедливый и правдивый отец, то кому же верить?! Тогда ложь — все, что я знаю, все, чему меня учили. Может быть, лжет и Бог?! Может быть, его и нет совсем? Ну конечно же его нет, ибо, существуй он, всезнающий и всевидящий, ни за что не допустил бы такое. Он на месте поразил бы громом нечестивца, осмелившегося присвоить себе право говорить от его имени. Нет Бога… Нет Бога!»

Примерно такой вихрь мыслей пронесся у него в голове, мгновенно очистив его разум от суеверий и религиозности, которыми напичкали в семье и в духовных школах.

Вольфу нечего было больше делать в иешиботе, где пытались научить служить несуществующему Богу. Он не мог вернуться и домой к обманувшему его отцу. И Мессинг поступил так, как нередко поступали юноши в его возрасте, разочаровавшиеся во всем, что было для них святого в жизни: обр: зал ножницами длинные полы своей одежды и решил бежать. Но для этого нужны были деньги. А где их взять? И тогда он совершил одно за другим сразу три преступления.

«Сломав кружку, — признавался он потом, — в которую верующие евреи опускали свои трудовые деньги «на Палестину», и твердя про себя извечные слова всех обиженных и угнетенных: «Вот вам за это!», я пересыпал себе в карман все ее содержимое. Раз Бога нет, значит, теперь все можно… К счастью, оказалось, что это не так, что есть и, помимо угрозы Божьего наказания, мотивы, удерживающие человека от дурных поступков. Но в те годы я еще не знал, что обманывать, совершать непорядочные поступки — это прежде всего терять уважение к самому себе. Я присел на холодных ступеньках молельного дома и пересчитал украденные деньги. Оказалось, как сейчас помню, восемнадцать грошей, которые составляли девять копеек. И вот с этим «капиталом», с опустошенной душой и сердцем я отправился навстречу неизвестности».

Он пошел на ближайшую станцию железной дороги. Скоро захотелось есть — путь был неблизкий. Накопал на чужом поле картошки (второе преступление за одну ночь!). Разжег костер, испек ее в золе. Для него и позже не было лучшего лакомства, чем печеный картофель — рассыпчатый, пахнущий дымом, с неизбежной добавкой солоноватой золы.

Мессинг вошел в полупустой вагон первого попавшегося поезда. Оказалось, что он шел в Берлин. Залез под скамейку, ибо билета у него не было (третье преступление!). И заснул безмятежным сном праведника. Но этим не исчерпывались события столь памятной ночи…

Случилось то, что неизбежно должно было случиться и чего он больше всего боялся: в вагон вошел кондуктор. Поезд приближался к Познани. Кондуктор осторожно будил заснувших пассажиров, тряся их за плечо, и проверял билеты. Не быстро, но неотвратимо он приближался к Мессингу. Иногда кондуктор наклонялся и заглядывал под скамейки. Вагон был плохо освещен — огарками свечей в двух стеклянных фонарях. Под скамейками лежали мешки и узлы пассажиров. Но, заглянув непосредственно под скамейку, он увидел мальчика.

«Молодой человек, — у меня в ушах не перестает еще звучать его голос, — ваш билет!

Нервы мои были напряжены до предела. Я протянул руку и схватил какую-то валявшуюся на полу бумажку — кажется, обрывок газеты. Наши взгляды встретились. Всей силой страсти мне захотелось, чтобы он принял эту грязную бумажку за билет… Он взял ее, как-то странно повертел в руках. Я даже сжался, напрягся, сжигаемый неистовым желанием. Наконец, контролер сунул ее в тяжелые челюсти компостера и щелкнул ими. Протянув мне назад «билет», он еще раз посветил мне в лицо своим кондукторским фонарем со свечкой, будучи, видимо, в полном недоумении: этот маленький худощавый мальчик с бледным лицом, имея билет, зачем-то забрался под скамейку.

— Зачем же вы с билетом — и под лавкой едете? Есть же места. Через два часа будем в Берлине…

Несколько лет спустя Мессинг прочитал роман Лиона Фейхтвангера «Братья Лаутензак». Один из братьев — действительно исторически существовавшее лицо — личный, так сказать, «ясновидящий» Адольфа Гитлера. Мессинг знал этого человека — его настоящее имя Ганусен. Читая роман, Вольф Григорьевич обратил особое внимание на те строки, где Фейхтвангер рассказывает о первых проявлениях необыкновенных способностей Оскара Лаутензака, о его психологическом поединке с учителем.

Невыучившего урок Оскара должен вызвать учитель. Вот карандаш учителя остановился против его фамилии в списке. Вот он смотрит на Оскара и перебирает в памяти вопросы: о чем бы его спросить. Оскар знает из всего материала ответ только на один вопрос. И, глядя прямо в глаза учителю, твердит про себя: спроси это, спроси это… И задумавшийся учитель задает именно тот вопрос, который нужен маленькому Оскару…

«Не знаю, кто рассказывал Фейхтвангеру этот эпизод, но он психологически удивительно точен. Именно так: в минуту максимального душевного напряжения обычно впервые проявляются способности к внушению. Такое произошло и со мной, когда я лежал на грязном полу под скамейкой вагона, направляющегося в Берлин».

Вообще-то это не так уж трудно и доступно почти каждому — внушить другому человеку, не знающему, какое из нескольких равноценных решений ему следует принять, отдать предпочтение тому или иному варианту… Неожиданный для самого Мессинга опыт внушения был куда труднее! Это ведь было первое в его жизни яркое проявление тех способностей, которые часто считают удивительными.

Так кончилось детство. Точнее, у Мессинга не было детства. Была холодная жестокость озлобленного жизнью отца. Была убивающая душу зубрежка в хедере. Только редкие и торопливые ласки матери мог вспомнить с теплотой. А впереди была трудная кочевая жизнь, полная взлетов и падений, успехов и огорчений. Впрочем, вряд ли согласился бы он и потом сменить ее на любую другую…

Мессинг прибыл в Берлин. Позднее он полюбит этот своеобразный, чуть сумрачный город. А тогда, в его первый приезд, он не мог не ошеломить, не потрясти своей огромностью, людностью, шумом и абсолютным, так казалось, равнодушием ко всем. Вскоре Вольф устроился посыльным в доме приезжих. Носил вещи, пакеты, мыл посуду, чистил обувь.

Это были, пожалуй, признался Мессинг, его самые трудные дни в нелегкой жизни. Конечно, голодать он умел и до этого, и поэтому хлеб, зарабатываемый своим трудом, казался особенно сладок. Но уж очень мало было этого хлеба! Все кончилось бы, вероятно, весьма трагически, если бы не случай.

Однажды его послали с пакетом в один из пригородов. Это случилось примерно на пятый месяц после того, как юный Мессинг ушел из дома. Прямо на берлинской мостовой он упал в голодном обмороке. Привезли в больницу. Обморок не проходил. Пульса не было, дыхания тоже. Тело холодное. Особенно это никого не взволновало и не обеспокоило. Перенесли тело в морг. И могли бы легко похоронить в общей могиле, если бы какой-то студент не заметил, что сердце все-таки бьется.

Привел его в сознание на третьи сутки профессор

Абель, сорокапятилетний талантливый психиатр и невропатолог, пользовавшийся известностью в своих кругах. Был он невысокого роста. Над Вольфом склонилось полное лицо с внимательными глазами, обрамленное пышными бакенбардами. Видимо, ему он обязан не только жизнью, но и развитием своих способностей.

Абель объяснил ему, что он находился в состоянии летаргии, вызванной малокровием, истощением, нервными потрясениями. Профессора очень удивила открывавшаяся у мальчика способность управлять своим организмом. От него он впервые и услышал слово «медиум». Он сказал:

— Вы — удивительный медиум.

Тогда Вольф еще не знал значения этого слова.

Абель начал ставить опыты. Прежде всего он старался привить Вольфу чувство уверенности в себе, в свои силы. Он сказал, что можно приказать себе все, что только захочется.

Вместе со своим другом и коллегой профессором-психиатром Шмиттом Абель проводил опыты по внушению. Жена Шмитта отдавала Вольфу мысленно приказания, он выполнял их. Эта дама — Мессинг не запомнил ее имени — была его первым индуктором.

«Первый опыт был таким. В печку спрятали серебряную монету, но достать ее я должен был не через дверцу, а выломав молотком кафель в стенке. Это было задумано специально, чтобы не было сомнений в том, что я принял мысленно приказ, а не догадался о нем. И мне пришлось взять молоток, разбить кафель и достать через образовавшееся отверстие монету.

Мне кажется, с улыбки Абеля начала мне улыбаться жизнь. Абель познакомил меня и с первым моим импресарио г-ном Цельмейстером. Это был очень высокий стройный и красивый мужчина лет тридцати пяти от роду — представительность не менее важная сторона в работе импресарио, чем талантливость его подопечных актеров. Господин Цельмейстер любил повторять фразу: «Надо работать и жить!» Понимал он ее своеобразно. Обязанность работать предоставлял своим подопечным. Себе же оставлял право жить, понимаемое весьма узко. Он любил хороший стол, марочные вина, красивых женщин. И имел все это в течение длительного ряда лет за мой счет. Он сразу же продал меня в берлинский паноптикум. Еженедельно в пятницу утром, до того, как раскрывались ворота паноптикума, я ложился в хрустальный гроб и приводил себя в каталептическое состояние. Дальше придется говорить об этом состоянии, сейчас же ограничусь сообщением, что в течение трех суток — с утра до вечера — я должен был лежать совершенно неподвижно. И по внешнему виду меня нельзя было отличить от покойника».

Берлинский паноптикум был своеобразным зрелищным предприятием: в нем демонстрировались живые экспонаты. Попав туда в первый раз, Мессинг испугался. В одном помещении стояли сросшиеся боками девушки-сестры. Они перебрасывались веселыми и не всегда невинными шутками с проходившими мимо молодыми людьми. В другом помещении находилась толстая женщина, обнаженная до пояса, с огромной пышной бородой. Кое-кому из публики разрешалось подергать за эту бороду, чтобы убедиться в ее естественном происхождении. В третьей комнате сидел безрукий в трусиках, умевший удивительно ловко одними ногами тасовать и сдавать игральные карты, сворачивать самокрутку или козью ножку, зажигать спички. Около него всегда стояла толпа зевак. Удивительно ловко он также рисовал ногами. Цветными карандашами набрасывал портреты желающих, и эти рисунки приносили ему дополнительный заработок… А в четвертом павильоне три дня в неделю лежал на грани жизни и смерти «чудо-мальчик» Вольф Мессинг.

В паноптикуме он проработал более полугода. Значит, около трех месяцев жизни пролежал в прозрачном холодном гробу…

Платили ему целых пять марок в сутки! Для Вольфа, привыкшего к постоянной голодовке, они казались баснословными деньгами. Во всяком случае, вполне достаточными не только для того, чтобы прожить самому, но даже и кое-чем помочь родителям. Тогда-то он и послал им первую весть о себе.

Опыты внушения Абеля и Шмитта проводились с Мессингом неоднократно. И результаты раз от раза становились все лучше и лучше. Он начинал понимать отдаваемое ему мысленно распоряжение значительно быстрее и точнее. Научился выделять из хора «звучащих» в его сознании мыслей окружающих именно тот «голос», который нужно было услышать. Абель не уставал твердить:

— Тренируйте, развивайте ваши способности! Не давайте им заглохнуть!

И он начал тренироваться. В свободные дни недели ходил на берлинские базары. Вдоль прилавков с овощами, картофелем и мясом стояли краснощекие молодые крестьянки и толстые пожилые женщины из окрестных сел. Покупатели были редки, и в ожидании их торговки сидели, задумавшись о своем. Мессинг шел вдоль прилавков и поочередно, словно верньером приемника, включая все новые станции, «прослушивал» простые неспешные мысли немецких крестьянок о хозяйстве, о судьбе дочери, вышедшей неудачно замуж, о ценах на продукты. Но ему надо было не только «слышать» эти мысли, но и проверять, насколько правильно его восприятие. И в сомнительных случаях он подходил к прилавку и говорил, проникновенно глядя в глаза:

— Не волнуйся… Дочка не забудет подоить коров и дать корм поросятам. Она хоть маленькая еще у тебя, но крепкая и смышленая…

Ошеломленный всплеск руками, восклицания, удивления убеждали юного Мессинга, что он не ошибся.

Такими тренировками он занимался более двух лет. Абель научил его и еще одному искусству — способности выключать силой воли то или иное болевое ощущение. Когда Вольф почувствовал, что время настало и он научился собой вполне владеть, начал выступать в Винтергартене, варьете Зимнего сада.

В начале вечера он выступал в роли факира. Заставлял себя не чувствовать боль, когда ему кололи иглами грудь, насквозь прокалывали иглой шею. Много лет спустя весело смеялся, читая в умной и грустно-веселой книге Всеволода Иванова «Приключения факира» о подобных неудачных выступлениях героев книги. В заключение вечера на сцену выходил артист, одетый под миллионера. Блестящий фрак. Цилиндр. Унизанные перстнями руки. Золотая цепь к золотым часам, висящая на животе. Бриллиантовые запонки. Затем появлялись разбойники. Они убивали «миллионера», а драгоценности его (естественно, фальшивые) раздавали посетителям, сидящим за столиками, с просьбой спрятать в любом месте, но только не выносить из зала. Тут в зале появлялся молодой сыщик — Вольф Мессинг. Он шел от столика к столику и у каждого столика просил прелестных дам и уважаемых господ вернуть ему ту или иную драгоценность, спрятанную там-то или там-то. Чаще всего — в заднем кармане брюк, внутреннем кармане фрака, в сумочке или туфельке женщины. Номер этот неизменно пользовался успехом. Многие стали специально приходить в Винтер-гартен, чтобы посмотреть его.

Когда Вольфу исполнилось лет пятнадцать, импресарио снова перепродал его в знаменитый в то время цирк Буша. Шел роковой 1914 год. Началась первая мировая война, унесшая столько миллионов жизней. Вольф стал понимать, что импресарио специально отгораживает его от жизни, сосредоточивая его внимание на стремлении к успеху, к заработку. Но это не всегда удавалось. Юный Мессинг понимал уже тогда, что мало знает. И начал посещать частных учителей, занимаясь с ними общеобразовательными предметами. Особенно интересовала Мессинга психология. Поэтому позже он длительное время работал в Вильненском университете на кафедре психологии, стремясь разобраться в сути своих собственных способностей.

«Помню моих учителей и коллег — профессоров Владычко, Кульбышевского, Орловского, Регенсбурга и других. Хотя систематического образования мне получить так и не удалось, я пополняю знания всю жизнь».

Но в те годы мало что изменилось в его программе. Те же иглы, то же прокалывание шеи. И первые психологические опыты. В цирке Буша уже не «убивали аристократа» и не раздавали его драгоценности посетителям, а, наоборот, собирали у зрителей разные вещи. Потом эти вещи сваливали в одну груду, а Мессинг должен был разобрать их и раздать владельцам.

Понемногу он становился все более известным, а его импресарио все более представительным, лицо у него все более округлялось, а стройность фигуры была под сильной угрозой.

Наконец, в 1915 году он повез Вольфа в первое турне — в Вену. Теперь уже не с цирковыми номерами, а с программой психологических опытов. С цирком было покончено навсегда. Выступать пришлось в Луна-парке. Гастроли длились три месяца и привлекли всеобщее внимание. Мессинг стал «гвоздем сезона». Именно в это время ему выпало счастье встретиться с великим Альбертом Эйнштейном.

Шел 1915 год. Эйнштейн был в апогее творческого взлета. Мессинг не знал, конечно, тогда ни о его теории броуновского движения, ни о смелых идеях квантования электромагнитного поля, позволивших ему объяснить целый ряд непонятных явлений в физике, идеи которой, кстати, разделяли лишь очень немногие ученые. Не знал он и того, что Эйнштейн уже завершил, по существу, общую теорию относительности, устанавливающую удивительные связи между веществом, временем, пространством. Но хотя всего этого он тогда не знал и знать не мог, имя Эйнштейна — знаменитого физика — уже слышал.

Вероятно, Эйнштейн посетил одно из выступлений Мессинга и заинтересовался. Потому что в один прекрасный день он пригласил его к себе. Естественно, что он был очень взволнован предстоящей встречей.

На квартире Эйнштейна в первую очередь поражало обилие книг. Они были всюду, начиная с передней. Вольфа провели в кабинет. Здесь находились двое — сам Эйнштейн и Зигмунд Фрейд, знаменитый австрийский врач и психолог, создатель теории психоанализа. «Не знаю, кто тогда был более знаменитым, — наверное, Фрейд, да это и не принципиально. Фрейд — шестидесятилетний, строгий, смотрел на собеседника исподлобья тяжелым неподвижным взглядом. Он был, как всегда, в черном сюртуке. Сухой, жестко накрахмаленный воротник словно подпирал жилистую, уже в морщинах, шею. Эйнштейна я запомнил меньше. Помню только, что одет он был просто, по-домашнему, в вязаном джемпере, без галстука и пиджака. Фрейд предложил приступить сразу к опытам. Он и стал моим индуктором.

До сих пор помню его мысленное приказание: подойти к туалетному столику, взять пинцет и, вернувшись к Эйнштейну, выщипнуть из его великолепных пышных усов три волоска. Взяв пинцет, я подошел к великому ученому и, извинившись, сообщил ему, что хочет от меня его друг. Эйнштейн улыбнулся и подставил мне щеку».

Второе задание было проще: подать Эйнштейну его скрипку и попросить его сыграть. Мессинг выполнил и это безмолвное приказание Фрейда. Эйнштейн засмеялся, взял смычок и заиграл. Вечер прошел непринужденно-весело, хотя Вольф был и не совсем равным собеседником, — ведь ему было в ту пору шестнадцать лет.

На прощание Эйнштейн сказал:

— Будет плохо — приходите ко мне.

С Фрейдом Мессинг потом встречался неоднократно. В его квартире так же безраздельно царствовали книги, как и в квартире Эйнштейна. Одна небольшая комната была превращена в лабораторию.

Мессинг не знал, были ли действительно нужны Фрейду для работы все те предметы, которые там стояли и лежали на полках, — скелет на железном штативе, оскалившие зубы черепа, части человеческого тела, заспиртованные в больших стеклянных банках, и т. д. — или они целиком предназначались для воздействия на психику больных, которых врач принимал дома, но впечатление эта комната производила сильное. Особенно в сочетании с аскетически сухой, суровой, одетой в черное фигурой ее хозяина, напоминавшего злого демона. Вольфу почему-то даже в домашней обстановке он представлялся обязательно со складной палкой-зонтиком в руках. Впрочем, посетителей у Фрейда было немного. Чаще всего пожилые люди, строго-чопорные и накрахмаленные и всегда, по моде того времени, с бакенбардами. В общем, как вспоминает Вольф, Фрейда не любили. Он был желчен, беспощадно критичен, мог незаслуженно унизить человека. Но на юношу он оказал благоприятное влияние: научил самовнушению и сосредоточению. Шестнадцатилетний мальчик, мог ли он не подпасть под власть этого очень интересного, глубокого, могучего человека? И власть свою Фрейд употребил на благо ему. Более двух лет продолжалось их близкое знакомство, которое Мессинг постоянно вспоминал с чувством благодарности.

Выступления Вольфа Мессинга между тем шли хорошо. И в 1917 году господин Цельмейстер сообщил ему, что они выезжают в большое турне. Маршрут охватывал чуть не весь земной шар. За четыре года они побывали в Японии, Бразилии, Аргентине… Было очень много, даже слишком много впечатлений, нередко заслонявших и искажавших друг Друга.

В 1921 году Мессинг вернулся в Варшаву. За те годы, что он провел за океаном, многое изменилось в Европе. В России вспыхнула Октябрьская революция. На перекроенной карте Европы обозначилось новое государство — Польша. Местечко, где Вольф родился и где жили его родители, оказалось на территории этой страны.

Ему исполнилось двадцать три года, и Вольфа призвали в польскую армию. Прошло несколько месяцев. Однажды его вызвал к себе командир и передал приглашение самого «начальника Польского государства» Юзефа Пилсудского.

В роскошной гостиной собралось высшее «придворное» общество, блестящие военные, великолепно одетые дамы. Пилсудский был в подчеркнуто простом полувоенном платье, без орденов и знаков отличия.

Начался опыт. За портьерой был спрятан портсигар. Группа «придворных» следила за тем, как Вольф его найдет. Право же, это было проще простого! Его наградили аплодисментами. Более близкое знакомство с Пилсудским состоялось позднее в личном кабинете. «Начальник государства» (кстати, это был его официальный титул в те годы) был суеверен, как женщина. Он занимался спиритизмом, любил «счастливое» число тринадцать. К Мессингу он обратился с просьбой личного характера, о которой ему никогда не хотелось вспоминать. Достаточно сказать, что он ее выполнил.

По окончании военной службы Мессинг вновь вернулся к опытам. Его новому импресарио господину Кобаку было лет пятьдесят. Это был очень деловой человек нового склада. Вместе с ним Вольф совершил множество турне по различным странам Европы: выступал с опытами в Париже, Лондоне, Риме, снова в Берлине, Стокгольме. По возможности стремился разнообразить и расширять программу выступлений. В Риге ездил по улицам на автомобиле, сидя на сиденье водителя. Глаза у него были завязаны накрепко черным полотенцем, руки лежали на руле, ноги стояли на педалях. Диктовал ему мысленно, по существу управляя автомобилем, настоящий водитель, сидевший рядом. Этот опыт, поставленный на глазах у тысяч зрителей с чисто рекламной целью, был, однако, очень интересен. Второго управления автомобиль не имел. Ни до этого, ни после этого за баранку автомобиля Мессинг даже не держался.

Посетил он в эти годы также и другие континенты — Южную Америку, Австралию, страны Азии. Из бесчисленного калейдоскопа контактов особое впечатление на него произвела происшедшая в 1927 году встреча с выдающимся политическим деятелем Индии Мохандасом Ганди, в учении которого, как известно, причудливо переплелись отдельные положения древней индийской философии, толстовства и разнообразнейших социалистических учений.

«Ганди меня глубоко потряс, — сообщает Мессинг. — Удивительная простота, всегда соседствующая с подлинной гениальностью, исходила от этого человека. Запомнилось его лицо мыслителя, тихий голос, неторопливость и плавность движений, мягкость обращения со всеми окружающими. Одевался Ганди аскетически просто и употреблял самую простую пищу.

Во время опыта, который я демонстрировал в его присутствии, Ганди был моим индуктором. Он продиктовал мне следующее задание: взять со стола и подать третьему человеку флейту. Этот третий взял ее, поднес к губам, и тонкие музыкальные звуки задрожали в воздухе. И вдруг из стоящей у его ног корзины, похожей на бутыль, начала выливаться серо-пестрая лента змеи. Ее движения четко повторяли ритм, заданный флейтистом. Это был настоящий танец, не менее точный и прекрасный, чем человеческий. До этого я никогда не видел ничего подобного и смотрел как завороженный».

Находясь в Индии, Мессинг не мог, конечно, упустить возможности собственными глазами посмотреть на искусство йогов. Виртуозное умение управлять своим телом, достигаемое непрестанной тренировкой, потрясло его. Вольфу особенно интересно было наблюдать погружение в глубокое каталептическое состояние, длящееся иногда по нескольку недель. Самому же ему никогда не удавалось добиться столь длительного пребывания в этом состоянии.

В своих воспоминаниях Мессинг признается, что к нему нередко обращались и с личными просьбами самого разного характера: урегулировать семейные отношения, обнаружить похитителей ценностей и т. д. Как и всю свою жизнь, он руководствовался только одним принципом: вне зависимости от того, богатый это человек или бедный, занимает ли он в обществе высокое положение или низкое, — стоять только на стороне правды, делать людям только добро. В этой связи стоит рассказать хотя бы о некоторых из таких случаев.

Один из них связан с происшествием в старинном родовом замке графов Черторийских. Это была очень богатая и известная в Польше семья, владевшая гигантскими поместьями, располагающая огромными средствами. Сам граф был весьма влиятельным человеком в сейме.

И вот в этой семье пропадает старинная, передававшаяся из поколения в поколение драгоценность — бриллиантовая брошь. По мнению ювелиров, она стоила не менее 800 тысяч злотых — сумма поистине огромная. Все попытки отыскать ее оказались безрезультатными. Никаких подозрений против кого бы то ни было у графа Черторийского не было: чужой человек пройти в хорошо охраняемый замок практически не мог, а в своей многочисленной прислуге граф был уверен. Это были люди, преданные семье графа, работавшие у него десятками лет и очень ценившие свое место. Приглашенные частные детективы не смогли распутать дело.

Граф Черторийский прилетел к Мессингу на своем самолете — он тогда выступал в Кракове, — рассказал все это и предложил заняться поисками. На другой день на самолете графа они вылетели в Варшаву и через несколько часов оказались в его замке. Надо сказать, в те годы у Мессинга был классический вид художника: длинные до плеч иссиня-черные, вьющиеся волосы, бледное лицо. Носил он черный костюм с широкой черной накидкой и шляпу. И графу нетрудно было выдать его за художника, приглашенного в замок поработать.

С утра Мессинг приступил к выбору «натуры». Перед ним прошли по одному все служащие графа до последнего человека. И он убедился, что хозяин замка прав: все эти люди абсолютно честны. Познакомился и с домочадцами — среди них тоже не было похитителя. И лишь об одном человеке Вольф не мог сказать ничего определенного. Он не чувствовал не только его мыслей, но даже и его настроения. Впечатление было такое, словно он закрыт непрозрачным экраном.

Это был слабоумный мальчик лет одиннадцати, сын одного из слуг, давно работающего в замке. Он пользовался в огромном доме, хозяева которого в общем-то жили здесь далеко не всегда, полной свободой, мог заходить во все комнаты. Ни в чем плохом мальчик замечен не был, поэтому и внимания на него не обращали. Даже если это и он совершил похищение, то без всякого умысла, совершенно неосмысленно, бездумно. Это было единственное, что Мессинг мог предположить. Но следовало проверить свое предположение.

Вольф остался с ним вдвоем в детской комнате, полной разнообразнейших игрушек. Сделал вид, что рисует что-то в своем блокноте. Затем вынул из кармана золотые часы и покачал их в воздухе на цепочке, чтобы заинтересовать беднягу. Отцепив часы, положил их на стол, вышел из комнаты и стал наблюдать.

Как он и ожидал, мальчик подошел к часам, покачал их на цепочке, как Вольф, и сунул в рот. Он забавлялся ими не менее получаса. Потом подошел к чучелу гигантского медведя, стоявшему в углу, и с удивительной ловкостью залез к нему на голову. Еще миг — и часы, последний раз сверкнув золотом в его руках, исчезли в широко открытой пасти зверя. Да, Мессинг не ошибся. Вот он, невольный похититель. А вот и его безмолвный сообщник — хранитель краденого — чучело медведя.

Горло и шею медведя пришлось разрезать. Оттуда в руки изумленных «хирургов», свершивших эту операцию, высыпалась целая куча блестящих предметов — позолоченных чайных ложечек, елочных украшений, кусочков цветного стекла от разных бутылок. Была там и фамильная драгоценность графа Черторийского.

По договору граф должен был заплатить Мессингу около 25 процентов стоимости найденных сокровищ — всего около 250 тысяч злотых, ибо общая цена всех найденных в злополучном «мишке» вещей превосходила миллион злотых. «Я отказался от этой суммы, но обратился к графу с просьбой взамен проявить свое влияние в сейме так, чтобы было отменено незадолго до этого принятое польским правительством постановление, ущемляющее права евреев. Через две недели это постановление было отменено», — вспоминает Вольф Григорьевич.

Подобных дел с похищениями ему пришлось расследовать немало. Его привлекали только такие истории, где он мог способствовать, хоть в малой мере, торжеству правды и справедливости. Чаще всего приходилось иметь дело с «внутрисемейными» событиями, где даже самые тесные узы кровного родства не могли помешать взаимной ненависти, смертельной зависти, чаще всего на почве чисто меркантильных интересов.

Вспоминает Мессинг и такой случай, произошедший в Варшаве.

У одного лавочника были похищены все его сбережения, что-то около 5000 долларов. Пропали и кое-какие вещи. Делом занялась полиция, но ничего обнаружить не сумела. Воры были мастерами своего дела и никаких следов не оставили.

Семью лавочника составляли еще два человека — его брат и взрослая дочь. По совету брата лавочник обратился к скупщикам краденого. Как ни странно, ни одна из похищенных вещей к ним не поступила. Это было настолько непонятно, что они и высказали первыми мысль, что либо похищение совершил вор-«гастролер», на короткое время посетивший Варшаву, либо это дело рук кого-нибудь из домашних.

«Тогда-то лавочник обратился ко мне, — говорит Мессинг. — Мне стало искренне жаль старого и больного человека, всю жизнь откладывавшего по копейке на черный день и приданое дочери. Я осмотрел тесную квартиру, в которой он с семьей прожил всю жизнь, почти нищенскую обстановку. Потом мы прошли в комнату его брата. Тот в полном молитвенном облачении стоял лицом к востоку и громко произносил слова молитвы. На лице его была разлита набожность. Я пробыл в этой комнате всего несколько минут, но по тревожному состоянию духа, по неуверенности, с которой он произносил слова молитвы, уже понял, что виновник кражи передо мной. А потом я «услышал» и его мысли.

Когда он кончил молиться, я выслал всех из комнаты и остался с ним наедине. Я сразу же спросил его, куда он дел похищенные деньги и вещи. И хотя он еще не сознался, мне стало ясно, что они спрятаны в кушетке, на которой мы сидим. Я сказал ему об этом и потребовал, чтобы он завтра же вернул их брату. Я дал ему слово, что все это останется между нами.

Выйдя, я сказал лавочнику и его дочери:

— Не волнуйтесь. Я не знаю и не смогу узнать, кто похитил ваши деньги и вещи. Но я знаю, что все, до последней нитки, до последней копейки завтра же вернется в ваш дом.

Мне было жаль обоих братьев: ведь сообщи я имя виновника кражи, я нанес бы смертельный удар этой семье».

Однажды в Белостоке у жены одного польского журналиста пропало бриллиантовое кольцо. Он пригласил к себе Мессинга. Ему не составило труда выяснить, что кольцо похитила прислуга. Он был также убежден, что это кольцо было передано другому человеку и найти его не сможет. Тогда он прибег к хитрости. Громко, чтобы прислуга слышала, сказал журналисту:

— Друг мой! Стоит ли беспокоиться из-за фальшивого стеклышка? Твое кольцо стоило тебе максимум пять злотых, а продать ты его и за полтора злотых не смог бы. Ну, выгони прислугу, ну, позови полицию. Только из-за чего весь этот шум? Подумай! К тому же, по всей вероятности, оно валяется где-нибудь на полу. Кому эта дрянь нужна?!

Через несколько часов кольцо (а в нем бриллиант в три карата) было найдено в углу, в гостиной.

В другом случае в семье, куда пригласили Мессинга, похитителем пропавшей драгоценности оказался сам хозяин, подаривший эту вещь своей любовнице.

Интересный случай произошел с ним в Париже. Это было нашумевшее в двадцатых годах дело банкира Денадье. В уже достаточно преклонных годах после смерти жены он женился вторично на совсем молодой женщине, прельстившейся его богатством. Была у него дочь, также недовольная своей жизнью: тех средств, которые отпускал отец, ей явно не хватало. Эти трое, таких разных, хотя и находящихся в близком родстве, людей и являлись единственными обитателями виллы Денадье. Прислуга была приходящей, и на ночь никто из посторонних в доме не оставался.

А между тем там начали твориться довольно-таки странные вещи. Началось с того, что однажды вечером, оставшись в одиночестве, Денадье вдруг увидел, что висящий у него в комнате портрет его первой жены качнулся сначала в одну, потом в другую сторону. В испуге широко вытаращенными глазами уставился он на портрет. Ему показалось, что его покойная жена чуть двинула головой, руками, какое-то движение пробежало по ее лицу. Возникло впечатление, что она хочет выпрыгнуть из рамки, но не может этого сделать, и поэтому портрет раскачивается.

Легко представить, какое впечатление произвело это на суеверного пожилого человека. Он не смог подняться с кресла и, закрыв глаза, начал кричать. Только через полчаса, а то и позже — Денадье не смотрел на часы — на его крик прибежали вернувшиеся к этому времени из театра жена и дочь.

С тех пор портрет начал подмигивать и качаться каждую ночь. Это сопровождалось нередко стуком в стену в том месте, где висел портрет. По характеру звуков казалось, что они рождаются внутри стены, а не из комнаты дочери, соседней с комнатой Денадье. И еще одна деталь: обычно вся эта чертовщина происходила именно тогда, когда ни жены, ни дочери не было дома. В их присутствии портрет вел себя нормально.

Денадье обратился в полицию. Ночью тайно от всех у него в комнате остался детектив. В урочное время портрет начал качаться и раздался стук. Не-смутившийся детектив двинулся к портрету, но в самый неподходящий момент он обо что-то споткнулся, упал и вывихнул ногу. Тогда убежденность, что в этом деле замешана нечистая сила, стала всеобщей. Полиция отступилась. Денадье был предоставлен своей судьбе и «нечистой силе».

Вольф Григорьевич заинтересовался этим случаем, узнав о нем из газет. Префект парижской полиции порекомендовал его Денадье. Тайно ото всех Мессинг остался в его комнате в первый же вечер: несчастный человек был близок к сумасшествию, но не соглашался снять портрет своей первой жены. Несмотря на повторную женитьбу, он свято хранил память о ней. Откладывать дело было нельзя, уже завтра могло быть поздно. Бедный Денадье мог сойти с ума или умереть от страха каждую минуту. Он сообщил Мессингу, что в доме никого нет, жена и дочь уехали в театр. Все способствовало тому, чтобы таинственное явление произошло.

«Мы включили свет, — вспоминает Мессинг. — Я сразу же почувствовал, что вилла отнюдь не пуста. Очень скоро понял, что в соседней комнате — комнате дочери — кто-то есть. И почти тотчас же раздался стук в. стену. Одновременно я увидел в слабом свете лунных лучей, падавших в окно, что портрет качается. Честно сказать, это было довольно зловещее зрелище. Обмякший Денадье бессильно лежал в кресле…

Очень осторожно, пробираясь на цыпочках вдоль стенки, чтобы не оказаться в положении вывихнувшего ногу детектива, я пробрался к двери и вышел в коридор. Затем подошел к соседней двери в комнату дочери и постучал в нее. Стук в стенку комнаты Денадье сразу прекратился. Очень настойчиво я постучал снова и, сильно нажав плечом, открыл дверь. Сорванная задвижка, звякнув, упала на пол. В комнате на кровати лежала молодая женщина. Она делала вид, что только что проснулась.

— Вы же в театре, мадемуазель, — сказал я. — Как вы очутились здесь?»

Мессинг следил за лихорадочной путаницей ее мыслей, читая их. Через несколько мгновений ему стал ясен весь тайный механизм преступления. Дочь и мачеха, оказывается, давно уже нашли общий язык. Обеих не устраивал тот скромный образ жизни, который вел сам Денадье и который вынуждены были вести с ним и они. Обе молодые женщины мечтали овладеть миллионами банкира и избрали показавшийся им наиболее легким и безопасным способ: довести старого, больного человека до сумасшествия. Для этого был сконструирован тайный механизм, приводивший в движение висевший в комнате Денадье портрет. Вольф Григорьевич испытал истинное наслаждение, когда префект в эту же ночь по его телефонному вызову прислал полицейских и обе преступницы были арестованы.

Были в «сыщицкой» деятельности Мессинга и совсем курьезные случаи. Расскажем о нескольких эпизодах, случившихся с ним в разные годы в Польше во время выступлений с психологическими опытами.

Первый случай прост и ординарен. Выполняя очередное задание индуктора, он подходит к молодому человеку, сидящему в одном из первых рядов, и говорит ему:

— Разрешите внутренний карман вашего пиджака.

«Вижу, что-то очень уж он испуган. Прислушиваюсь. И понимаю: передо мной преступник. Кармана не показывает. Тогда я подзываю присутствующего здесь же полицейского. Ему помогают несколько мужчин. Оказывается, у молодого человека во внутреннем кармане спрятана бутылка запрещенного наркотика. Его арестовали, а затем вскрыли целую организацию подпольных торговцев наркотиками.

Конечно, это разоблачение произошло в значительной мере случайно. Скомандуй мне индуктор пойти к другому человеку — я бы никакого внимания не обратил на этого пришедшего на мой сеанс негодяя».

А вот другой случай.

В маленькое польское местечко приехал «богатый американец». Разумеется, он был принят в «лучших» домах, вскоре влюбился в прелестную шестнадцатилетнюю девушку и сделал ей предложение, присовокупив к нему бриллиантовое кольцо для невесты. Надо ли добавлять, что подкрепленное столь весомым подарком предложение было немедленно принято. Да и как могло быть иначе! Ведь «богатый американец» в панской Польше был тогда таким же сказочным персонажем, как прекрасный принц. Но как раз в это время в те края занесла Мессинга с его опытами беспокойная судьба гастролера.

Родители девушки пришли к Мессингу и все рассказали. Что-то не понравилось ему в этом человеке, виденном вскользь и издали. Вольф Григорьевич попросил, чтобы его привели на его выступление. Он пришел. Держал себя вызывающе. Бросал реплики, сидел развалясь. А когда Мессинг обратился непосредственно к нему с каким-то вопросом, тот встал и двинулся к выходу из зала… «Но мне уже многое было ясно, — признается Мессинг. — Я крикнул:

— Посмотрите у него в карманах!

«Американца», несмотря на его сопротивление, остановили. Из одного кармана извлекли несколько паспортов на разные фамилии, но с одной и той же фотографией. Все это были паспорта холостых людей. Из другого — пачку порнографических фотографий. Этого было достаточно. «Американца» арестовали. Он оказался членом шайки, поставляющей красивых девушек публичным домам Аргентины».

Но пусть не подумает читатель, что «натпинкертонство» стало чуть ли не второй профессией Мессинга. Просто здесь собраны случаи, происшедшие с ним в течение многих лет. И еще: никогда в жизни он не сотрудничал ни с полицией, ни с какими бы то ни было частными или государственными организациями сыска, хотя предложения такого рода ему делались неоднократно. Все, что он делал, совершалось на его страх и риск с использованием главным образом своих способностей.

Не раз Мессинга пытались и скомпрометировать. Однажды к нему в номер вошла молодая и красивая женщина. Его кабинет был почти изолирован от остальных комнат, где, он знал, сейчас должен находиться флегматичный Кобак. Взглянув на вошедшую женщину, Мессинг сразу все понял. Услужливо, предупредительно вскочил. Далее стоит процитировать самого Мессинга.

«— Пани, садитесь! Такие очаровательные гостьи редко навещают конуру телепата. И когда они появляются, я бываю вдвойне счастлив. Только, простите, я на мгновение выйду, отдам кое-какие распоряжения.

Вышел, нашел в длинной анфиладе комнат мирно курящего сигару Кобака:

— Бегом в полицию! Бери человек трех — и назад. В кабинет не входите, встаньте у двери и смотрите сквозь верхнее стекло. Только быстрее! Потом я все объясню».

Мессинг возвратился в кабинет. Снова рассыпался в комплиментах. Знал, что ему надо продержаться хотя бы минуть пять — восемь, пока не подоспеет подмога. Наконец, почувствовал, что гостья переходит к делу:

«— Вы делаете удивительные вещи. А знаете ли вы, что я сейчас думаю?

— Пани, я не на сцене. В жизни я обыкновенный человек. И могу сказать только одно: в такой очаровательной головке могут быть только очаровательные мысли.

— Я хочу стать вашей любовницей. И немедленно. Сейчас же.

— Пани! Но я женат! У меня дети… я люблю свою жену.

— Но вы же — джентльмен? Вы не можете отказать женщине в ее просьбе!..

И начинает рвать на себе одежды. Потом кидается к окну, распахивает его и кричит:

— На помощь! Насилуют!»

Тогда Мессинг махнул рукой — открылась дверь и вошли полицейские. Они все видели через стекло фрамуги. И все слышали — ни Мессинг, ни она не старались заглушить своих голосов. «Пани» арестовали.

Это только одна из многих попыток его «конкурентов» скомпрометировать, «убрать» Мессинга. В данном случае организатором, главным виновником был известный в Польше хиромант Пифело. В Вольфе Григорьевиче он видел своего конкурента, хотя тот ни гаданием по руке, ни каким бы то ни было другим обманом никогда не занимался. К счастью, ни одна из попыток скомпрометировать его не имела успеха.

Любопытно, как Вольф Мессинг рассказывает о том, как он стал советским гражданином.

«Когда 1 сентября 1939 года бронированная немецкая армия перекатилась через границы Польши, государство это, несравненно более слабое в индустриальном и военном отношениях, было обречено. Я знал: мне оставаться на оккупированной немцами территории нельзя. Голову мою оценили в 200000 марок. Это явилось следствием того, что еще в 1937 году, выступая в одном из театров Варшавы в присутствии тысяч людей, я предсказал гибель Гитлера, если он повернет на Восток. Об этом предсказании моем Гитлер знал, его в тот же день подхватили все польские газеты — аншлагами на первой полосе. Фашистский фюрер был чувствителен к такого рода предсказаниям и вообще к мистике всякого рода. Не зря при нем состоял собственный «ясновидящий» — тот самый Ганусен, о котором я уже вскользь упоминал. Эта премия в 200000 марок предназначалась тому, кто укажет мое местонахождение».

Несколько слов о Ганусене, раз уж о нем упоминает Мессинг. Это — один из немногих известных телепатов, в действительности обладавший способностью к чтению мыслей. Мессинг с ним познакомился в 1931 году: перед выступлением корреспондент одной варшавской газеты представил его Гану-сену за кулисами.

Работал Ганусен интересно, у него были несомненные способности телепата. Но чтобы они развернулись в полную меру, ему нужны были взвинченность сил, восхищение и восторг публики. Вольф Григорьевич это знал и по себе: когда аудитория завоевана, работать становится несравненно легче. Поэтому в начале выступления Ганусен прибегал к нечестному приему — первые два номера проводил с подставными людьми.

Едва он вышел на сцену, встреченный жиденькими аплодисментами, и произнес несколько вступительных слов, из глубины зала раздался выкрик: «Шарлатан!» Ганусен «сыграл» оскорбленную невинность и пригласил на сцену своего обидчика. С ним он показывал первый номер. Надо ли говорить, что «оскорбитель» мгновенно «перевоспитался», уверовав в телепатию, и что в действительности этот человек ездил из города в город в свите Ганусена. Но аудитория приняла все за чистую монету, и аплодисменты стали более дружными.

Начиная с третьего номера, Ганусен работал честно — с любым человеком из зала. Очень артистично, стремясь как можно эффектнее подать свою работу. Однако использование подставных лиц не могло уже потом до конца вечера изгладить у Мессинга какого-то невольного чувства недоверия. Ему представлялось, что человек, наделенный от рождения такими способностями, как Ганусен, не имел права быть непорядочным, морально нечестным.

В 1933–1934 годах Ганусена приблизил к себе Гитлер, хотя тот был чистокровный еврей, дед его работал старостой синагоги. Вращаясь в приближенных к Гитлеру кругах, шагая от успеха к успеху, Га-нусен узнал слишком много того, что знать ему не следовало. Определенные лица использовали его, чтобы под видом «астральных откровений» дать фюреру тот или иной совет. И когда он оказался уже слишком рискованной фигурой в большой политической игре, его просто убрали. Завезли в лес и застрелили. В общем, его судьба довольно точно и подробно рассказана в романе Лиона Фейхтвангера «Братья Лаутензак».

Так или иначе, желая ли отомстить Мессингу за его предсказание или, наоборот, намереваясь заменить им Ганусена, Гитлер объявил премию человеку, который укажет его местонахождение. Вольф Григорьевич в это время жил в родном местечке, у отца. Вскоре оно было оккупировано фашистской армией. Мгновенно организовано гетто. Мессингу удалось бежать в Варшаву.

Некоторое время он скрывался в подвале у одного торговца мясом. Однажды вечером, когда вышел на улицу пройтись, его схватили. Офицер, остановивший его, долго вглядывался в лицо, потом вынул из кармана обрывок бумаги с портретом. Вольф Мессинг узнал афишу, расклеивавшуюся гитлеровцами по городу, где сообщалось о награде за его обнаружение.

— Ты кто? — спросил офицер и больно дернул его за длинные, до плеч, волосы.

— Я художник…

— Врешь! Ты — Вольф Мессинг! Это ты предсказывал смерть фюрера.

Офицер отступил на шаг назад, продолжая держать его левой рукой за волосы. Затем резко взмахнул правой и нанес ему страшной силы удар по челюсти. Это был удар большого мастера заплечных дел. Мессинг выплюнул вместе с кровью шесть зубов.

Сидя в карцере полицейского участка, он понял: или уйдет сейчас, или гибель. Вот что произошло дальше. «Я напряг все свои силы и заставил собраться у себя в камере тех полицейских, которые в это время были в помещении участка. Всех, включая начальника. Когда они все, повинуясь моей воле, собрались в камере, я лежал совершенно неподвижно, как мертвый. Потом быстро встал и вышел в коридор. Мгновенно, пока они не опомнились, задвинул засов окованной железом двери. Клетка была надежной, птички не могли вылететь из нее без посторонней помощи. Но ведь она могла подоспеть. В участок мог зайти просто случайный человек. Мне надо было спешить».

Из Варшавы его вывезли в телеге, заваленной сеном. Он знал одно: надо идти на восток. Только на восток. Проводники вели и везли его только по ночам. И вот, наконец, темной ноябрьской ночью впереди тускло блеснули холодные волны Западного Буга. Там, на том берегу, был СССР.

Небольшая лодчонка-плоскодонка ткнулась в песок смутно белевшей отмели. Мессинг выскочил из лодки и протянул рыбаку, который перевез его, последнюю оставшуюся у него пачку денег Речи Посполитой:

— Возьми, отец! Спас ты меня…

Он пожал протянутую руку и пошел по влажному песку.

Настало время продолжить рассказ Татьяны Лунгиной о проживании Вольфа Мессинга уже в Москве.

…Зазвонил телефон, и Аида сняла трубку. Звонили из больницы: Ираиду перевели из реанимации, значит, она идет на поправку. Мы поздравили друг друга, и Вольф решил заказать для выздоравливающей еду из ресторана близлежащей шикарной гостиницы. Раньше они жили в этой гостинице почти четыре года и переехали в эту квартиру, выделенную после войны по личному указанию Сталина. Возможно, читатели заинтересуются, как Мессингу удалось поладить с таким человеком с параноидальными наклонностями, как Сталин. Неприязнь Сталина к реальным и предполагаемым противникам была продиктована страхом перед неизвестными силами, которыми даже он не мог управлять. Вольфу Мессингу удалось представить свой талант Сталину в неугрожающей форме. Если бы Сталин почувствовал, что Мессинг и вправду может, к примеру, читать его мысли, он, возможно, немедленно дал бы приказ уничтожить его.

Сталин, возможно, подсознательно видел в Вольфе Мессинге какие-то силы, которые пленили его. Вспомним, что Сталин вышел из глубоко религиозной семьи и мог испытывать необъяснимый трепет и благоговение перед сверхъестественным. Разрешив Мессингу выступать перед советской элитой, Сталин, возможно, считал, что таким образом его дар будет «приручен» и не будет использован во зло ему. Как бы там ни было, выделение Мессингу квартиры свидетельствовало о некоем расположении к нему главы государства.

Вообще Мессинг был человеком разным. Во время представлений он, казалось, отрешался от окружающего мира. Его нервная энергия передавалась каждому присутствующему, как бы заряжая атмосферу. Но дома он был абсолютно другим: спокойным, элегантным, нежным, веселым. Казалось бы, нет ничего общего между тем, кем он был на сцене, и настоящим Мессингом. Он действительно был человеком-загадкой.

Вскоре я была вынуждена отправиться в командировку. По возвращении узнала, что Вольф лежит в больнице. Он наконец согласился удалить опухоль размером с грецкий орех, находящуюся ниже правого уха. К счастью, послеоперационный период прошел без осложнений. Когда я навестила его, он уже был в полном порядке.

— Операция не волновала меня, — сказал Вольф, — но она волновала моих зрителей. Я знаю, многие были убеждены, что я читаю мысли на расстоянии с помощью этой маленькой опухоли; она будто служит чем-то вроде радио- или телевизионной антенны.

Действительно, ходило много слухов. Некоторые люди были убеждены, что у Мессинга имеется некий передатчик, вшитый под кожу за ухом, который способен принимать сигналы, идущие от мозга других людей. Такая операция, согласно этой версии, должна была быть произведена в какой-то зарубежной стране в обстановке строжайшей тайны. Другие слухи были еще более фантастическими. Говорили, что за неимоверные деньги Вольфу имплантировали второй слой мозга! Поговаривали, что с удалением «подозрительной» опухоли дар Вольфа исчезнет.

Единственный слух, в котором содержалась доля истины, касался того, что научная организация одного западного государства неофициально предложила Мессингу миллион рублей за его мозг, который надо было им предоставить после смерти парапсихолога. Вольф от души смеялся, когда рассказывал об этом забавном предложении.

— Как бы там ни было, мой мозг останется здесь, в Москве, — сказал он мне после операции.

Так как все обошлось хорошо, Вольф сразу же возобновил работу. Он редко демонстрировал психологические эксперименты в Москве, обычно выезжая на окраины России. Он любил давать представления перед студентами, которые не переставали восхищаться им. Госконцерт, который отправлял Мессинга на выездные представления, использовал его для антирелигиозной пропаганды, не без оснований считая, что этот дар свидетельствует о том, что даже сверхъестественные способности являются просто-напросто неотъемлемой частью разума. Мессинга посылали на Урал, в Сибирь и Среднюю Азию, где в то время было больше верующих.

Однако несправедливо утверждать, что Вольф появлялся на сцене только в отдаленных районах СССР. В его турне включались и крупные города. Но куда бы он ни приезжал, везде его принимали хорошо. Сам Мессинг всегда пытался убедить публику, чего в его таланте нет ничего сверхъестественного и мистического, что он обычный человек. Но не думаю, что ему удалось многих убедить. Одни считали его живым святым, другие, наоборот, сомневались в его способностях, пока не уверовались сами. Об одном таком случае в Кишиневе из многочисленных выступлений Мессинга вспомнил журналист А. Казаков. Вот что написал он в журнале «Сельская молодежь» (1994. № 10):

«До сих пор не могу забыть эпизод, рассеявший мои сомнения.

На сцену вышел некий человек из зрителей, настроенный явно недоверчиво ко всему происходящему, — кому-то подмигивал, подсмеивался. Он встал в углу сцены, в противоположном находился Мессинг, которому ассистентка обвязала глаза черной, широкой, плотной лентой. Потом она попросила скептика написать на листке бумаги задание, которое он собирался дать Вольфу Григорьевичу, сложила этот листок вчетверо и ушла за свой столик, к кулисам.

Маэстро что-то буркнул, и женщина перевела: «Можно начинать». На несколько секунд участники телепатического сеанса словно замерли, потом Мессинг, не снимая повязки, быстро похромал по ступенькам вниз по лесенке, ведущей в зрительный зал. Скептик шел за ним, продолжая подмигивать залу.

Мессинг остановился примерно около 15-го ряда в партере, потом протиснулся вглубь и остановился возле крепкого молодого человека, попросил того поднять с полу и дать ему портфель. Тот повиновался, растерянно улыбаясь. Отдававший мысленные приказы стоял в проходе, метрах в семи от Вольфа Григорьевича. Вдруг Мессинг с помощью «переводчицы» заявил залу, что не может выполнить полученное мысленным путем задание по… этическим соображениям.

Скептик-передатчик мыслей развел руками и пожал плечами. Он уже не сомневался в трюкачестве. Из зала раздались крики: «Слабо, да?», «Выполняйте задание, мы потерпим» и даже: «Шарлатанство!»

Мессинг еще поколебался, потом открыл портфель и стал вытаскивать из него грязную спортивную одежду. Владелец ее только что пришел с тренировки. Он был заметно расстроен — рядом сидела его дама, и вот такой конфуз. Но это было еще не все. И тут Мессинг обратился к залу: «Увольте меня от того, чтобы портить чужие вещи!»

Попросили ассистентку зачитать задание. Кончалось оно так: «Вытащить трико и порвать его пополам».

Трико пощадили, скептики приутихли».

— Являюсь ли я артистом? — часто патетически спрашивал Вольф Татьяну Лунгину. И сам же отвечал: — Нет, не являюсь. Артист ведь готовится к выступлению. Он вникает в роль, изучает ее. Он точно знает, что будет делать и говорить. Я же не предпринимаю ничего, пока не встречусь с аудиторией. Я не имею ни малейшего представления о том, какие темы будут обсуждаться, какие задачи поставят передо мной зрители, и поэтому не могу подготовиться к их выполнению. Просто я должен настроиться на нужную психическую волну, несущуюся со скоростью света.

Это был действительно парадокс. Чиновники Госконцерта могли бы записать о Вольфе Мессинге в своих документах: «Фокусник первой категории. Оклад — 180 рублей за выступление». Но не написали этого никогда.

Ему было трудно и непривычно жить в этом новом для него, не виданном ранее мире. Особенно если учесть, что попал он в него совершенно неподготовленный, без сопровождения всезнающего импресарио, даже без знания языка. Мессинг вступил на советскую землю вместе с тысячами других беженцев, ищущих спасения от фашистского нашествия. Вот как рассказывает он о своих первых днях пребывания на этой земле.

«Пришел я в гостиницу «Брест»:

— Мне нужен номер.

— Свободных номеров нет.

— Я заплачу втрое больше обычной цены.

— Вам сказано, гражданин, свободных номеров нет!

Окно с треском захлопывается.

Первую ночь среди других беженцев я провел в синагоге на полу. С трудом отыскал свободное место.

Куда податься? На другой день меня надоумили: я пошел в отдел искусств горкома. Меня встретили вежливо, но сдержанно. В Советском Союзе, борясь против суеверий, не жаловали ни гадалок, ни волшебников, ни хиромантов. К числу таких же не-поощряемых занятий относили и телепатию. Ох как часто мне потом мешало это!

Пришлось переубеждать. Пришлось демонстрировать свои способности тысячу раз. Пришлось доказывать, что в этом «нет никакого фокуса, обмана, мошенничества. Но об этом позже».

И вот, наконец, нашелся человек, который ему поверил. Это был заведующий отделом искусства Петр Андреевич Абрасимов. На свой страх и риск он включил его в бригаду артистов, обслуживающих Брестский район. Жизнь начала налаживаться.

В эти первые дни было немало забавных казусов, вызванных тем, что Мессинг очень плохо знал русский язык. Заведующий отделом искусства, например, хвалит его после выступления:

— Здорово работаешь!

— Да, я здоров… Никогда не болею.

В другой раз говорят:

— Вас примет секретарь ЦК.

— Я с секретарем не хочу говорить. Пусть со мной сам этот Цека поговорит.

1 Мая в Бресте вместе со всеми он пошел на демонстрацию. Это был очень радостный день в его жизни. А вскоре после этого его направили в Минск. Здесь Мессинг встретился с Пантелеймоном Кондратьевичем Пономаренко — одним из видных тогда деятелей Советского государства, и был благодарен судьбе за встречу с этим человеком, которому очень многим обязан.

Мессинг вспоминает и о другой важной встрече.

«Мы гастролировали по всей Белоруссии. И однажды, когда я работал на одной из клубных сцен

Гомеля, ко мне подошли два человека в форменных фуражках. Прервав опыт, они извинились перед залом и увели меня. Посадили в автомобиль. Я чувствовал, что ничего злого по отношению ко мне они не замышляют. Говорю:

— В гостинице за номер заплатить надо…

Смеются:

— Не волнуйтесь, заплатят.

— Чемоданчик мой прихватить бы.

— И чемоданчик никуда не денется.

Действительно, с чемоданом я встретился в первую же ночь, проведенную не в дороге. И счета мне администрация не прислала, — видно, кто-то заплатил за меня.

Приехали — куда, не знаю. Позже выяснилось, что это гостиница. И оставили одного. Через некоторое время снова повезли куда-то. И опять незнакомая комната. Входит какой-то человек с усами. Здоровается. Я его узнал сразу. Отвечаю:

— Здравствуйте. А я вас на руках носил.

— Как это на руках? — удивился Сталин.

— Первого мая… На демонстрации.

Разговор шел пестрый.

Сталина интересовало положение в Польше, мои встречи с Пилсудским и другими руководителями Речи Посполитой. Индуктором моим он не был. После довольно продолжительного разговора, отпуская меня, Сталин сказал:

— Ох! И хитрец вы, Мессинг.

— Это не я хитрец, — ответил я. — Вот вы так действительно хитрец!

Калинин незаметно потянул меня за рукав».

Со Сталиным он встречался и позже. Вероятно, по его поручению были всесторонне проверены способности Мессинга. Было такое, например, задание: получить 100000 рублей в Госбанке по чистой бумажке. Опыт этот чуть не закончился трагически.

«Я подошел к кассиру, — вспоминает Мессинг, — сунул ему вырванный из школьной тетради листок. Раскрыл чемодан, поставил у окошечка на барьер. Пожилой кассир посмотрел на бумажку. Раскрыл кассу. Отсчитал 100000. Для меня это было повторением того случая с кондуктором, когда я заставил принять бумажку за билет. Только теперь это не представляло для меня, по существу, никакого труда.

Закрыв чемодан, я отошел к середине зала. Подошли свидетели, которые должны были подписать акт о проведенном опыте. Когда эта формальность была закончена, с тем же чемоданчиком я вернулся к кассиру. Он взглянул на меня, перевел взгляд на чистый тетрадный листок, насаженный им на гвоздик с погашенными чеками, на чемодан, из которого я начал вынимать тугие нераспечатанные пачки денег. Затем неожиданно откинулся на спинку стула и захрипел. Инфаркт! К счастью, он потом выздоровел».

Другое задание состояло в том, чтобы пройти в кабинет очень высокопоставленного лица, тщательно охраняемый. Пройти, разумеется, без пропуска. Он выполнил без труда и это задание. Уйти из карцера в полицейском участке, о чем Вольф Григорьевич рассказывал выше, было куда труднее.

Рассказы об этих весьма своеобразных «психологических опытах» широко расходились по Москве. А его все продолжали прощупывать, проверять: считали «опасным человеком».

«Можно ли доверять тебе?» — нередко думал мой собеседник. А очень часто и еще хуже: «Врешь ты все… Только выпусти тебя из глаз! С такими способностями, да чтобы их для себя не использовать…

Наконец, «проверки» кончились. Видимо, не без вмешательства самой высокой инстанции. Мессинг начал работать. Первые гастроли — в Одессе и Харькове. Он уже начал привыкать, радостно привыкать к совершенно новой для него аудитории. В июне 1941 года поехал в Грузию. Это было в воскресенье 22 июня. Накануне, в субботу, состоялось его выступление, оно прошло очень успешно. В воскресенье утром поехали на фуникулере. Но Мессин-гу все время было почему-то не по себе. Настроение чудовищно скверное. И вот в двенадцать часов по московскому времени — речь Молотова о нападении немецких войск.

Возвращались в Москву поездом. Уже были затемненными станции. Почти на каждой — проверка документов. В бдительности патрулей Мессингу пришлось убедиться на собственном опыте: несколько экстравагантная внешность, иностранный акцент привели к тому, что его несколько раз принимали за шпиона. Выручал первый советский «импресарио», ездивший с ним, писатель Виктор Финк.

По приезде в Москву, как только Мессинг остался на улице один — Финк прямо с вокзала отправился к себе домой, — его все-таки арестовали. А через несколько дней, когда спросил, как пройти на такую-то улицу, его снова арестовали.

В эти тяжкие дни начала войны он пережил тяжелые минуты: внутренне почувствовал себя лишним. Перед ним встал вопрос: чем он, Мессинг, может помочь своей второй Родине в борьбе с фашистской чумой? Не самому же идти воевать с его-то здоровьем… Оставалось искусство, талант. Но кому нужен был в такое время Вольф Мессинг с его психологическими опытами?

Оказалось, что это не так. Мессинга эвакуировали в Новосибирск. А там его хотели видеть и в госпиталях, и рабочие оборонных заводов, по неделям не покидающие цехов, и бойцы формирующихся частей, подразделений. Нередко залы заполняли люди, пришедшие прямо от станков. И уходили они тоже к станкам. Бойцы иной раз держали в руках винтовки. И он делал все, что мог, чтобы вдохновить всех их своим искусством, дать им заряд новых сил для труда и борьбы.

Свои личные сбережения Вольф Мессинг отдал на оборону страны, для скорейшего разгрома фашизма. Так поступали в те годы многие люди. На эти средства были построены два самолета, которые Мессинг подарил военным летчикам, первый — в 1942-м, второй — в 1944 году. У него до последних дней хранился экземпляр многотиражной газеты «Летчик Балтики» от 22 мая 1944 года. В ней Герой Советского Союза летчик капитан К. Ковалев рассказывает о встрече с Мессингом и о том, как он получил самолет…

На подаренной им машине он сбил 23 вражеских самолета и счастливо закончил бои в Германии.

Шли годы… Я гордилась дружбой с Мессингом. Неожиданно на горизонте появилось штормовое облачко. Аида пала жертвой рака груди. Снова в нашу жизнь вошла больница, и теперь мы были не на шутку встревожены. После удаления груди Аида прошла курс интенсивной терапии. Несомненно, Мессинг предвидел конец. Он впал в депрессию, и в их семье установилось тягостное напряжение.

Ираида Михайловна занималась только своей больной сестрой, сидела днями и ночами около ее постели, выполняла указания врачей и Мессинга. Их труды были вознаграждены: опухоль прекратила прогрессировать, по крайней мере на какое-то время.

Я искренне восхищалась Аидой. Как сильно она держалась за жизнь! Какая у нее была сила воли! Какое самообладание надо иметь, чтобы между курсами химиотерапии и облучения всегда сопровождать мужа и ассистировать ему на выступлениях! Во время поездки в Горький ей стало значительно хуже, и в сопровождении медсестры она вернулась домой на теплоходе. Она была даже не в состоянии самостоятельно сойти на землю, и Вольф донес ее на руках. В пути ей постоянно приходилось делать инъекции, чтобы она добралась до Москвы живой. Тогда Вольф не положил ее в больницу. Он понимал, что все бесполезно, и знал это с самого начала, когда еще в Тбилиси ее только начинали беспокоить боли. Аида также знала, что умирает, но даже тогда оптимизм не покидал ее. Доживая последние дни, она пыталась убедить Мессинга, что все будет хорошо.

Однажды пациентку навестили Николай Блохин и Иосиф Кассирский. Блохин был директором Института онкологии, блестящим хирургом, который оперировал Аиду; Кассирского, специалиста-гематолога, крайне уважал Вольф. Было начало июня, любимое время Аиды. Оба врача сидели у постели больной, чувствуя вину за то, что не смогли вылечить ее. Позже все переместились на кухню. Никто не хотел уходить. Мы не думали, что разумно оставлять Вольфа в таком состоянии. Кроме Аиды и Ираиды, у него никого нет. Вольф не мог усидеть на месте и принимался расхаживать по крошечной кухне. Наконец Блохин прервал тягостное молчание:

— Дорогой Вольф Григорьевич, вы не должны так расстраиваться. Вы знаете, даже у пациентов в критическом состоянии наступает улучшение и они живут еще долгое время. Я помню…

Вольф не дал ему закончить. Он дрожал, его руки тряслись, на лице появились красные пятна.

— Послушайте, — почти прокричал он, — я не ребенок! Я Мессинг! Не говорите чепухи. Она не поправится. Она умрет. — Минуту он постоял молча и уже спокойно сказал: — Она умрет второго августа в семь часов вечера.

Как бы я хотела, чтобы на этот раз пророчество Вольфа не сбылось! Так или иначе, сохранить то, что произошло, в тайне не удалось. Врачи, которые присутствовали при этом, рассказали обо всем своим коллегам, и мрачный прогноз просочился в медицинские и научные круги. Никто не желал смерти Аиде, но все с некоторым скорбным любопытством ждали назначенного часа. Второго августа я получила приглашение от Мессингов. Аида была в сознании, Мессинг молча плакал. С наступлением вечера она начала говорить более непринужденно и ясно, часто просила меня о чем-то, в половине седьмого попросила стакан воды, и это была ее последняя просьба. В семь часов она умерла.

После похорон Мессинг впал в депрессию. Ситуация выглядела особенно трагичной, так как на сцене он был сильным и всемогущим, мог отдавать приказания другим простым усилием воли, а справиться со своими эмоциями не умел. В таком состоянии он пребывал девять месяцев.

Почти все это время после смерти жены никто не пытался даже говорить с ним о выступлениях.

Свояченица Вольфа взяла на себя хлопоты по хозяйству. Она пыталась сделать все, что в ее силах, чтобы возвратить Вольфа к жизни. Примерно через шесть месяцев Ираида подняла эту тему. Вольф поморщился.

— Я не могу! Не могу! Я ничего не чувствую! — ответил он, чуть не плача.

Несмотря на его нежелание, мы с Ираидой регулярно возвращались к этому вопросу. Нам удалось возродить в нем шестое чувство. Спустя еще три месяца наши разговоры возымели успех — Вольф сам стал поговаривать о возвращении к работе. На протяжении этих месяцев я не замечала в Вольфе никаких телепатических способностей. Казалось, что со смертью жены исчезла и его сила. Однако его психическая сила была даром природы, а не результатом упорных тренировок и поэтому только временно находилась в угнетенном состоянии.

Когда Вольф наконец вернулся к работе, стала еще одна проблема: кто заменит Аиду? Вольф и Ираида предложили эту миссию мне. Но я была увлечена своей репортерской деятельностью, и, кроме того, судьба подарила мне еще одного сына: когда я по долгу службы была в бакинском детском доме, один мальчик попросил меня усыновить его. Так я обрела второго, старшего, сына Владимира. После моего отказа Вольф подумал о старом друге — Валентине Иосифовне Ивановской. Она как нельзя лучше подходила для этой роли: обладала стальными нервами и у нее была хорошая дикция. Итак, пока Ираида готовила Валентину, Вольф набирал форму. Через год он был готов появиться перед зрителями в полном блеске.

Эти события разворачивались в тот момент, когда я поправляла свое здоровье в Сочи. Незадолго до возвращения Мессинга на сцену я подверглась урановому облучению в горах Тянь-Шаня. Гематологи посоветовали мне пройти курс лечения на кавказском курорте. Я не распространялась о своей болезни, также ничего не сказала и Мессингу. Стояло бабье лето. Я сидела на пригорке на берегу, ни о чем не думая, когда внезапно услышала мелодичный голос:

— Вольф Григорьевич, идите сюда, — сказала женщина, — здесь солнечно.

Это имя не могло принадлежать никому другому. Я обернулась и увидела, как Вольф выходит из гостиницы. Мы были рады друг другу. Он познакомил меня с новым директором. Валентина делала то же, что и Аида, — представляла Вольфа, объясняла суть экспериментов, давала комментарии. Но ее обязанности были и гораздо шире. Она занималась переговорами, договаривалась о поездках, о резервировании номеров в гостиницах, готовила Вольфу еду, если они не посещали местный ресторан. В Сочи Мессинг давал два представления. Как-то во время прогулки я спросила его, не собирается ли он вернуться в Москву.

— Нет, — коротко ответил он.

Позже я поняла причину. Его свояченица создала дома напряженную атмосферу, убеждая Вольфа посвящать все свое свободное время могиле Аиды, ежедневно посещать кладбище, как делала она сама. Все это выбивало Вольфа из колеи. Здесь, в Сочи, он был вдали от этой трагедии, жаждал увидеть мир светлым, ибо слишком долго лишал себя этого.

Настала пора поговорить серьезно и обстоятельно о феномене Мессинга и о том, что составляет основу его уникальных способностей, каково их научное объяснение. Однако для этого придется вновь вернуться к воспоминаниям Мессинга незадолго до окончания войны с фашистами.

«В 1944 году после представления в Новосибирске ко мне за кулисами подошла молодая, немного полноватая, с короткой стрижкой женщина, которая мягким и приятным голосом сказала: «Я считаю, что вступительное слово перед вашими психологическими опытами должно быть иным». Я был заинтригован ее откровенностью. «Ну что ж, — сказал я, — вы можете попытаться сами, если чувствуете, что справитесь. Следующее представление через два дня. Вы успеете подготовиться?» «Думаю, что да», — ответила незнакомка. Я встретился с ней накануне очередного представления. Мне понравилась ее речь, лаконичная и сдержанная, определенно эта женщина была очень культурным человеком. «У вас есть длинное платье для выступления? — спросил я. — Что-то вроде бального?» Я решил, что если она захочет работать со мной, то будет соглашаться со всем, что я говорю. Но она ответила гордо и независимо: «У меня ничего такого нет, но я уверена, что для психологических опытов это и не нужно. Это же не театральная программа, так что более подойдет строгий темный костюм». Так я впервые встретился с женщиной, которая впоследствии стала моей женой, другом и помощником.

В послевоенные годы я также много путешествовал по стране. В этих поездках познакомился с огромным количеством людей. Друзья значили для меня необыкновенно много, так как у меня, к сожалению, были и завистливые враги, но все же друзей было значительно больше. Не мог я пожаловаться и на публику. Не припоминаю ни одного концерта, на который не были бы распроданы все билеты до единого. Пресса также интересовалась моей работой. Я постоянно подчеркиваю, что подобные способности может в большей или меньшей степени развить у себя любой человек. Для меня важно дать понять, что ничего сверхъестественного здесь нет. Кто относился ко мне, мягко говоря, сдержанно, так это ученые. Не то чтобы они были против телепатии. Наоборот, они принимали активное участие в моих экспериментах и как зрители, и как участники. Но относились с подозрением ко всему, что находилось за границами их понимания, и всякий раз пытались найти моим способностям рациональное объяснение».

Обеспокоенный таким отношением к Вольфу Мессингу, отдел театров Министерства культуры обратился в 1950 году в Институт философии Академии наук СССР с просьбой дать научное обоснование его таланту. Это было неудивительно, так как все, что нельзя было объяснить с точки зрения господствовавшего тогда в науке материализма, отвергалось. Отдел театров получил соответствующий текст, который предписывалось зачитывать перед концертами. Написан он был психологом М. Г. Ярошевским.

Как известно, ученые, изучавшие феномен парапсихологии, не пользовались популярностью в сталинские времена. Его личное покровительство Мессингу, о чем мы уже говорили, было скорее исключением, подтверждающим правило. Так продолжалось до 1953 года. О том, с каким трудом парапсихология пробивала себе дорогу в науке, какими выступлениями сторонников и оппонентов это сопровождалось, расскажем мы дальше.

Вклад в развитие парапсихологической науки внес профессор Л. Л. Васильев. Хотя Вольф Мессинг сам никогда не проходил проверки в советских лабораториях, в середине пятидесятых годов проводились другие эксперименты, связанные с загадочными способностями человека. Васильев использовал результаты сенсационного эксперимента, проведенного в Соединенных Штатах, суть которого состояла в телепатической связи между экипажем ядерной подлодки «Наутилус» и сотрудниками морской базы, для теоретического обоснования официальных советских исследований по парапсихологии. Васильеву также удалось перебросить мостик от всенародного восхищения этим феноменом к марксистскому материализму.

Здесь целесообразно полностью привести отрывок из книги Леонида Васильева «Внушение на расстоянии» (М. 1962), в котором достаточно подробно раскрываются подходы к объяснению такого явления, как телепатия — передача мысли на расстоянии. Выводы Васильева сделаны на основе личного многолетнего опыта и тщательного изучения многочисленных литературных данных.

Восемьдесят пять лет экспериментального исследования оказались недостаточным сроком для всеобщего признания внушения на расстоянии научно установленным фактом. Некоторые авторы считают, что раз за такой длительный срок этого не произошло, значит, дальнейшие старания не нужны — внушения на расстоянии не существует. Такое заключение, конечно, неосновательно: вопросы психологии разрешаются весьма медленно. Понадобилось целое столетие (с конца XVIII по конец XIX века), чтобы убедить ученый мир в реальном существовании словесного внушения и гипнотического сна — явлений более обычных и легче вызываемых, чем внушение на расстоянии.

Случаи спонтанной телепатии часто более похожи на страшные рассказы писателей-фантастов, чем на обычный фактический материал ученого; естественно, что это отталкивает, кажется несерьезным. На самом же деле случаи спонтанной телепатии нередко бывают удостоверены архивными документами и показаниями живых свидетелей не хуже, чем исторические факты и данные судебного следствия… Случаи такого рода надо точно записывать и тщательно расследовать, учитывая все то, что может удостоверить или, напротив, опровергнуть их подлинность. Эти материалы приобретут немалую ценность, если удастся неоспоримо установить реальность внушения на расстоянии экспериментальным методом.

Наибольшую доказательную ценность, несомненно, имеют современные количественные методы установления внушения на расстоянии. В настоящее время исследователи многих стран накопили обширный, методически надежный фактический материал, который, я полагаю, если еще не окончательно разрешает вопрос, то, во всяком случае, делает его положительное разрешение в высокой степени вероятным. Нужно самому немало поработать экспериментально, чтобы убедиться в существовании внушения на расстоянии. Лично я в этом убедился.

Я считаю правильным различать две разновидности внушения на расстоянии: в первой активную роль играет индуктор, во второй — перципиент; последнюю некоторые авторы называют чтением мыслей в отличие от передачи мыслей.

По вопросу о характере телепатической связи существует два мнения: одни авторы придают большое значение психологической сонастроенности индуктора с перципиентом; другие считают, что хороший, перципиент способен улавливать бессловесные внушения разных индукторов, как известных ему, так и неизвестных. Наши экспериментальные данные подтверждают первое мнение: удачный подбор «телепатических пар» повышает успешность опытов. Мы также пришли к заключению, что между индуктором и перципиентом устанавливается не односторонняя, а двусторонняя связь: с одной стороны индуктор должен направлять внушение на данного, заранее известного ему перципиента, с другой стороны перципиент узнает по воспринимаемому им внушению, кто именно в данный момент выполняет роль индуктора. Получается нечто вроде обратной связи, которой физиологи и кибернетики придают такое большое значение.

Есть более или менее «сильные», искусные гипнотизеры и более или менее внушаемые гипнотики. Подобно этому существуют одаренные индукторы и одаренные перципиенты. У последних, по нашим данным, наблюдается некоторая специализация: одни лучше воспринимают бессловесно внушаемые им образы, другие — движения и поступки, третьи — бессловесно внушаемые сон и пробуждение. Психологические и типологические особенности индукторов и перципиентов резко разнятся, что не препятствует, а способствует установлению телепатической связи. У хороших индукторов отмечается повышенная способность произвольно вызывать у себя яркие и устойчивые образы — зрительные, двигательные и др. Для одаренных перципиентов, по-видимому, характерна ослабленность, податливость так называемой «цензуры» — это способствует переходу подсознательного в сознание. Создается впечатление, что телепатическая одаренность скорее врожденное свойство, чем приобретаемое в течение жизни. Однако имеются экспериментальные данные, говорящие о возможности упражнять способности к телепатической перцепции и индукции.

Бессловесное внушение является достоянием не одного лишь человеческого рода. В различных примитивных формах общение на большом расстоянии при посредстве или без посредства органов чувств присуще некоторым животным — как позвоночным, так и беспозвоночным. Это бывает тогда, когда такое общение жизненно необходимо или хотя бы полезно. Но осуществляется у животных посредством передачи той или иной физической энергии — электромагнитных волн разной длины, инфракрасных лучей, а может быть, других еще неизвестных нам энергетических факторов. По вопросу, является ли внушение на расстоянии прогрессирующим свойством человеческого рода или, напротив, свойством регрессирующим, возрождающимся у некоторых лиц в виде атавизма, высказываются разные суждения. Мы приводим ряд доводов в пользу второго решения этого вопроса.

Важнейшим в настоящее время является вопрос о природе фактора, передающего внушение на расстоянии. Для материалиста этот фактор может быть только энергетическим. Электромагнитная, гипотеза, выдвинутая 70 лет назад, до сей поры остается не доказанной экспериментально. Следовало ожидать, что надежное экранирование металлом индуктора или перципиента будет прекращать проявление внушения на расстоянии, если оно передается электромагнитными волнами короткой или средней длины, послаблять его, если передатчиком являются длинные волны. Наши тщательные и продолжительные исследования, проведенные под контролем авторитетных физиков не показали ни того ни другого. Это ставит электромагнитную гипотезу под сомнение.

Очень важны опыты передачи мысленного внушения на сверхдальние расстояния (сотни и тысячи километров). Если передача осуществляется каким-либо энергетическим фактором, то результативность таких опытов должна снижаться пропорционально квадрату расстояния между индуктором и перципиентом, т. е. снижаться очень заметно. Однако такого снижения результатов с увеличением расстояния экспериментально установить не удалось ни нам, ни большинству зарубежных исследователей. Это может означать или то, что передающий внушение фактор имеет не энергетическую, а какую-то совсем иную природу (что для материалиста неприемлемо), или же то, что передача телепатической информации осуществляется по законам кибернетических систем. В частности, вместе с кибернетиком Б. Гоффманом можно предположить, что мозг обладает структурами или функциональными свойствами, маскирующими действие закона обратных квадратов. Подобные устройства используются в радиотехнике (автоматический контроль объема информации). В организме роль такого устройства мог бы, например, играть хорошо известный физиологам закон «все или ничего» — выравнивание физиологических ответов на сильные и слабые раздражения.

Несравненно больше может дать науке окончательное ниспровержение электромагнитной гипотезы внушения на расстоянии. Тогда, естественно, встанет вопрос о продуцировании самой высокоорганизованной материей — материей мозга — еще не известного фактора, надо думать, по своей природе энергетического. Характерных его свойств мы уже теперь можем указать два: распространение на большие расстояния и проникновение через любые препятствия. Такими свойствами обладают потоки частиц нейтрино и всемирное тяготение, но ничто не говорит о том, что эти факторы как-нибудь связаны с работой мозга. Значит, надо искать что-то другое, новое. В истории науки не раз уже случалось, что установление новых фактов, не объяснимых тем, что известно, влекло за собой приоткрытие непредвиденных сторон бытия.

Призыв экспериментировать и контролировать парапсихологические исследования советскими психологическими лабораториями не увенчался, однако, успехом. Интересы военных, и КГБ в частности, в этой области были слишком велики, чтобы они позволили таким деликатным исследованиям «человеческой психики» уйти непосредственно в руки ученых. В 1965 году отделение бионики Научно-технического общества по радиоинженерии, электронике и связи имени А. С. Попова начало исследование телепатии, дав этому феномену название «биологической коммуникации». Под эгидой этого отделения была создана лаборатория биоинформации, которая функционировала несколько лет и исследовала феномены, подобные Мессингу. Но после того как в 1967 году главой КГБ стал Юрий Андропов, контроль над парапсихологическими исследованиями стал строже, и эксперименты в этой области засекретили. Лабораторию биоинформации реорганизовали и переименовали в лабораторию биоэлектроники, все работы проводили в строжайшей секретности.

Много лет я пыталась найти разумное объяснение телепатии. В прессе высказывались кое-какие предположения, но они тут же воспринимались в штыки научными кругами. Наиболее яростным «разоблачителем» был профессор Александр Китайгородский. Он и его коллеги-скептики не могли найти научного объяснения этому шестому чувству, пара-психологическому феномену. И выдвинули теорию, что сила Мессинга абсолютно рациональна по своей сути, обратившись к работам физиолога Ивана Павлова для выявления ее доказательств.

Чтобы более четко представлять позицию Китайгородского, считаю необходимым привести здесь отрывок из его статьи «Телепатия — пожалуйста!», опубликованной в «Литературной газете» (1983. 19 окт.).

Вы никогда не задумывались о том, какая разница между чудесами и фокусами? Иллюзионисты показывают в цирке и на эстраде такие номера, тайн которых самый умнейший человек не разгадает. Во всяком случае, я не в состоянии объяснить, как из пустого ящика фокусник вынимает метров этак сорок цветной ленты, пяток голубей и несколько ведер воды. Помнится, несколько дней ломал себе голову, и безуспешно, над тем, как это по приказанию Кио (старшего) загаданная игральная карта вылезает сама, без чьей-то помощи, из стакана, куда помещалась колода карт.

Есть трюки, секрет которых мне известен. Например, как заставить веревку стать настолько жесткой, чтобы на нее можно было влезть, как на столб. Но подавляющее большинство фокусов мне абсолютно непонятно. Таково чудо освобождения знаменитого американского иллюзиониста Гарри Гудини. Обмотанного цепями, которые запирались несколькими замками, его помещали в сундук, он также запирался несколькими замками… После всех этих операций сундук бросали в Темзу. Иллюзионист выплывал и освобождался от цепей.

Так вот, эти чудеса для зрителя — не чудеса. Это фокусы. Это ловкость рук, и никакого мошенства. А вот когда, скажем, Вольф Мессинг находил предмет, спрятанный в сумочке дамы, сидящей в третьем ряду партера… Причем не сам находил, а с помощью так называемого «индуктора», то есть помощника, «передающего ему мысли»… И не на расстоянии, а будучи рядышком, к тому же позволяя Мессингу брать себя за руку… Вот этот простой и давным-давно объясненный трюк «средний» зритель объявляет чудом.

Впрочем, в духе времени такого рода чудесам сейчас даются наукообразные названия: телепатия, ясновидение, телекинез и т. д. А все вместе это называется «парапсихологией».

Артистка Волгоградской филармонии Герта Онискевич поставила перед собой задачу показать, что иллюзионный жанр, то есть номера, которые все видели в цирке, и парапсихология — ближайшие родственники. Она демонстрирует все, что делают жрецы парапсихологии, показывает, что их деяния, по сути дела, сводятся к фокусам.

Научиться чисто работать в иллюзионном «парапсихологическом» жанре очень нелегко. На это надо потратить месяцы и годы. Это искусство, и, как ко всякому искусству, мы должны относиться к нему со всем уважением. Но показать и доказать, что вредно и бесчестно выдавать искусство за мистические действия, что недопустимо утверждать наличие сверхлюдей, которые обладают «Божьим даром» и которого лишен «средний» человек, я полагаю, является очень важной задачей, ничуть не менее важной, чем борьба с религией.

«Сейчас я буду резать руку перочинным ножом… — говорит артистка. Заметив, что зритель, вызванный на эстраду, оробел при виде ножа, Онискевич успокаивает его, протирает руку ваткой и… режет! Всем нам виден разрез, но произносятся «магические» слова — рана исчезает.

Естественно, ни магия, ни «Божий дар» тут ни при чем. Тут химия работает…

(Занятно, что в одну из наших встреч с Г. Онискевич я спросил ее, сложно ли продемонстрировать «филиппинское чудо». Она ответила почти в точности, как иллюзионист Акопян (см. «ЛГ». 1983. № 34): «Если понадобится, берусь такой иллюзион подготовить за три дня…»)

Затем следуют «телепатические» номера.

Телепатия — передача мыслей на расстоянии, — по моему глубокому убеждению, есть чистой воды «реникса» (то есть чепуха — см. А. П. Чехов. «Три сестры»). Но искусный артист может научиться ставить такие номера, которые большинством зрителей будут восприниматься как передача «биологических волн» от одного мозга к другому.

Следующий номер — передача информации без какого-либо словесного или интонационного кода. Помощник (с Г. Онискевич работает автор и ведущий ее программ Геннадий Васько) предлагает кому-либо из зрителей стать «экстрасенсом». В сопровождении этого человека он отправляется в зал и просит «экстрасенса» записывать в блокнот любые вопросы, которые шепотом задают зрители. Затем ведущий остается в зале, а новоявленный телепат отправляется на эстраду, становится лицом к артистке. Его просят мысленно диктовать вопросы, которые он записал в своем блокноте. Г. Онискевич безошибочно повторяет то, что было записано.

Я и сам не знаю, как в этом случае происходит передача информации. То ли у «экстрасенса» движутся мышцы лица так, что Г. Онискевич читает его мысли, то ли помощник, который остался в зале, движениями плеч, рук дает возможность артистке заранее знать, что записано в блокноте. Скорее всего, справедливо последнее предположение.

Второй прием «телепатии» — идеомоторика. Разъяснение попытаюсь сделать на примере работы Мессинга, человека, который был, несомненно, талантлив, но для завлечения зрителей он своему искусству давал мистическое объяснение, да и лгал много…

Из зала приглашали зрителя. Ему присваивали имя «индуктор». Индуктору предлагалось взять Мессинга за руку (прошу заметить — не Мессинг брал за руку индуктора, а индуктор Мессинга). Индуктору поручалось выполнить некое задание, о котором Мессинг не знал. Он должен был мысленно диктовать Мессингу: «Сойдите со сцены, идите до пятого ряда, подойдите к такой-то даме, откройте сумочку, возьмите носовой платок» или что-либо другое в таком роде. При этом он сопровождал Мессинга до цели. Если человек настойчиво мысленно диктует, у него возникает соответствующее непроизвольное и едва заметное дрожание мышц (во всяком случае, у девяти человек из десяти). Это и есть идеомоторика.

Мессинг предлагал завязать ему глаза — номер получался. Я же как-то предложил завязать глаза индуктору. Мессинг отклонил это предложение. Ему было ясно, что ничего не получится, ибо индуктор не будет знать, где пятый ряд, где задуманная дама…

Подобные трюки можно делать даже тогда, когда индуктор не держит угадника за руку. Если идти рядом, то ключ к решению задачи даст походка, дыхание индуктора…

Биофизик Михаил Бонгард (ныне его уже нет в живых) потратил полгода, чтобы овладеть техникой идеомоторики, и выполнял подобные задания не хуже Мессинга.

Г. Онискевич владеет идеомоторным восприятием в совершенстве. На стол кладут разные предметы. Один из зрителей (знающий, какой предмет был загадан) берет артистку за руку и не спеша проводит рукой над столом, не прикасаясь к предметам. Артистка безошибочно угадывает этот предмет.

Она убедительно доказывает, что владение идеомоторной техникой не есть исключительное свойство, а скорее естественная способность.

Вернемся к тому времени, когда каждый вечер выступления Вольфа Мессинга сопровождала Аида, прочитывая перед зрителями текст, составленный

Ярошевским. Не знаю, как воспринимала это обращение аудитория, но считаю нужным привести его целиком.

«Психологические эксперименты, которые вы будете наблюдать, являются подтверждением того факта, что Вольф Мессинг обладает особенной силой. Он в состоянии выполнить любую команду — точно и безошибочно, — которую ему мысленно передаст зритель. На первый взгляд эта способность кажется сверхъестественной. Но по сути она не выходит за рамки рационального.

Феномен этот может быть объяснен с точки зрения канонов традиционной науки. Чтобы вы поняли природу такого дара, я кратко поясню основу этого явления.

Мозг представляет собой ментальный (мыслительный. — Ред.) орган. Механизм его работы и функций был объяснен русскими учеными И. М. Сеченовым и И. П. Павловым. В конце прошлого века Сеченов описал основные принципы рефлекторной активности мозга, а Павлов позже развил его теории. Павлов продемонстрировал, что все ментальные процессы и ощущения — чувства, мысли — основываются на выбросе нейронов мозга.

Отражая импульс, полученный из внешнего мира, мозг регулирует все физиологические процессы, дающие начало биологической жизни. Когда человек думает о чем-либо, клетки мозга мгновенно передают импульсы остальному телу. Например, если человек думает о том, чтобы взять предмет в руку, мозг превращает эту мысль в импульс, который управляет мускулами руки. Этот импульс слаб, но он существует. Вы можете убедиться в этом сами, если проведете простой эксперимент. Возьмите струну и прикрепите к ней груз так, чтобы у вас получился маятник. Потом начните думать о каком-либо движении, например, подумайте о том, что маятник вращается по часовой стрелке. Чем сильнее вы сконцентрируетесь на этой мысли, тем ощутимее груз будет вращаться именно таким образом. Этот феномен легко объяснить: отдел мозга, отвечающий за человеческие мысли, напрямую связан с отделом, регулирующим двигательные функции. Попросту говоря, мысль связана с действием. Велосипедисту стоит только живо представить себе, что его пути препятствие, и он несознательно сделает движение, подтверждающее его опасения. Проходя по узкому мосту, вы представляете, что можете упасть, и ваше равновесие нарушается. Как видно из приведенных примеров, ваши мысли так или иначе влияют на вашу двигательную активность. Ученые называют это идеомоторной активностью.

Дальнейшие исследования — например, К. М. Быкова и других — рассмотрели этот процесс более детально. Наши мысли не только вызывают непроизвольные мускульные импульсы, но и влияют на ток крови, центральную нервную систему и тому подобное.

Недавно были проведены эксперименты, в которых были задействованы высокочувствительные приборы, регистрирующие токи, возбуждающие мускулы в результате воздействия определенной мысли. Было обнаружено, что, если человек закроет глаза и подумает о каком-либо высоком объекте — башне, например, — его зрачки станут такими, как будто он действительно смотрит вверх.

Если на язык и горло человека поместить электроды, соединенные с чувствительным гальванометром, будут зарегистрированы слабые импульсы, как если бы он проговаривал свои мысли. Эти научные эксперименты доказывают, что тело реагирует на слабые сигналы мозга и что эти импульсы можно обнаружить.

Наши ощущения базируются на пяти органах чувств. Чтобы ощущение было зарегистрировано мозгом, сила его должна достичь определенной величины. Например, обычно вы не замечаете тиканья часов, но если вы поднесете их ближе к уху, то услышите его. Восприимчивость органов чувств может варьироваться, и некоторые люди обладают феноменально высокой степенью чувствительности.

Многие из вас знают о повышенной чувствительности слепых и глухих людей. Из-за того, что они не могут пользоваться тем или иным органом чувств, остальные ощущения обостряются. Проходя по знакомой улице, они определяют местоположение по запаху или чувствуют приближение человека или машины по слабейшей вибрации. Такую остроту ощущения можно развить с помощью тренировок. То, что вы увидите сегодня, можно объяснить на основе этих теорий…

Этот монолог Аида заканчивала многозначительной паузой. Насколько верно это объяснение? Не думаю, что процессы, лежавшие в основе таланта Мессинга, были понятны самой Аиде, хотя она наблюдала его эксперименты на протяжении двадцати лет.

К несчастью, пик карьеры Мессинга пришелся на период правления Сталина. После его смерти многие науки возродились. Если бы расцвет творчества Мессинга произошел на два десятилетия позже, кто знает, какие открытия были бы сделаны. По крайней мере, его талант уважали бы, а в сталинские годы величайший российский парапсихолог был низведен до роли фокусника, вынужденного зарабатывать себе на жизнь.

Это стихотворение, которое приводит в своих воспоминаниях Мессинг (мы процитировали только часть его), написал молодой Роберт Рождественский. Он показал в нем Мессинга-телепата.

Друг Мессинга, писатель Михаил Васильев, научный популяризатор, много раз задавал ему вопрос: «Скажите, Вольф Григорьевич, как это у вас получается? Как вы это делаете?»

И вот что он пишет по этому поводу.

«Я знал, что его мучит не праздное любопытство, что ему надо знать ответ на этот вопрос. Ведь он собирал тогда материалы для последнего тома своей серии книг «Человек и вселенная». Этот том назывался «Человек наедине сам с собой». Но что я мог ответить на его вопрос? По существу ничего. Ибо я сам не понимаю, как это делается.

Только не подумайте, пожалуйста, что я хочу представить мои способности в этой области чем-то непознаваемым, сверхъестественным, таинственным. Ничего ни сверхъестественного, ни непознаваемого в них нет. Во всяком случае не больше, чем в любых других способностях человека.

Приведу простой пример. Представьте себе, что вы очутились в стране слепых. Ну, скажем, в той, которую нарисовал в одном из своих рассказов Герберт Уэллс, или в той, в которую перенес действия маленькой драмы Морис Метерлинк.

Итак, в этом мире слепых, где и не подозревают, что такое зрение, вы — единственный зрячий. И дотошный слепой научный писатель, которому это действительно нужно знать для его работы, настойчиво допрашивает вас:

— Неужели вы можете видеть предметы, удаленные от вас на десятки, сотни и тысячи метров? Невероятно! Ну, расскажите, как это у вас получается? Как это вы делаете!

А теперь оторвитесь от этих страниц. Закройте глаза. Откройте их. И попытайтесь объяснить этому дотошному писателю, как это вам удается видеть. Вот в таком же положении оказался и я перед вопросом моего друга.

Но вы в приведенном мною примере все-таки будете в лучшем положении, чем я. Вы сможете объяснить физическую сущность видимых лучей, рассказать о том, как работает глаз с его линзой — хрусталиком и дном, на которое проецируется изображение, поведать о нервных окончаниях — палочках и колбочках, воспринимающих разницу в силе освещенности и в длине волны. То есть вы сможете сообщить все, что ряд поколений ученых на основе тысяч опытов в нашем зрячем мире установил как объективную истину. Ну, а если вы уроженец этой страны слепых, где никаких научных опытов в области зрения не ставилось, то вы ничего объяснить не сумеете. И окажетесь именно в том положении, в котором оказался я».

К Мессингу обращались и с другим вопросом:

— Научите, Вольф Григорьевич!

Он обычно только пожимал плечами. Видимо, развить эту способность, как и всякую другую, ну, скажем, способность к живописи, можно. Не зря же существуют разнообразнейшие художественные училища. Но если у человека нет таланта художника, великих картин он не напишет, сколько бы его ни учили.

«Я вспоминаю бесчисленные встречи, — продолжает Мессинг, — с самыми различными телепатами — от тех, что действительно в той или иной степени могли воспринимать чувство, образ, мысль, до ловких или неловких мошенников, делавших вид, что они обладают способностью телепатического восприятия. Кстати, демонстрировать «чтение мыслей», имея одного-двух ловких помощников и немного потренировавшись, ничего не стоит. Не раз мне приходилось видеть такое представление, — продолжает Мессинг. — На сцену выходят двое, скажем, мужчина и женщина. Мужчина плотно завязывает глаза черным платком. Делегаты из публики поднимаются на сцену и проверяют: да, повязка такова, что увидеть через нее что-либо невозможно. Тогда женщина спускается в зал. Сеанс начинается.

Женщина останавливается около восьмого ряда. В крайнем кресле сидит полковник с четырьмя рядами орденских ленточек и Золотой звездой Героя Советского Союза на груди. Волевое обветренное лицо. В глазах — живой интерес к происходящему. Женщина отчетливо, чтобы слышал весь зал, спрашивает:

— Кто рядом со мной?

Мужчина на сцене также громко отвечает:

— Военный…

— Уточните… Подумайте…

Но мужчине уже не надо думать:

— Полковник…

— Род войск? Быстрее!..

— Пехота.

— Точнее?

— Гвардейская пехота.

— До чего я дотронулась?

— Орденские колодки.

— Четче!

— Ленточка, означающая, что полковник награжден орденом Красного Знамени…

— Сколько у него таких орденов? Отвечайте не сразу. Считайте…

— Четыре.

— Правильно. А сейчас, рядом с кем я стала?

И так далее. Диалог этот может длиться почти бесконечно. Я смотрю на такой сеанс «чтения мыслей» с двояким чувством. С одной стороны, мне доставляет удовольствие, как и всем в зале, искусство, натренированность «телепата» и его помощницы. Точно так же я с величайшим удовольствием наблюдаю всегда манипуляторское искусство хорошего фокусника — такого, как Дик Читашвили. Но мне досадно, что эти очень ловкие люди не имеют той принципиальной честности, которой в полной мере обладает Дик Читашвили. Хватая на глазах у изумленных зрителей прямо из воздуха подряд девять уже зажженных папирос, он не утверждает, что они изготовлены из солнечных флюидов. Наоборот, он готов в любое мгновение сообщить вам адрес ближайшего табачного киоска, в котором их купил. Дик великолепно делает фокусы — и не скрывает этого. Он демонстрирует свое искусство манипулятора, искусство, доступное немногим. Он даже готов открыть вам свои секреты вы все равно не сможете повторить его фокусы без предварительной тренировки. Ну попробуйте, например, поднять со стола трехкопеечную монету, действуя только мускулами ладони. А у Дика Читашвили она словно приклеивается к ладони. Точно так же вы не сможете повторить «Аппассионату» Бетховена, исполняемую на ваших глазах пианистом, который вообще ничего не скрывает. А эти «телепаты», тоже показывающие фокусы, не сознаются в этом. Они утверждают, что демонстрируют телепатию».

Вот что рассказывает Мессинг о том, как делается описанный фокус? У мужчины и женщины существует четко разработанный код, с помощью которого они разговаривают на глазах у всего зала. Уже в самом вопросе, задаваемом женщиной, содержится ответ, который должен дать мужчина.

В приведенном диалоге этот код таков:

Слово Его кодированное значение

Кто рядом? военный

Уточните, подумайте полковник

Быстрее пехота

Точнее гвардейская

Я дотронулась орденские колодки

Четче орден Красного Знамени

Отвечайте не сразу, считайте(четыре слова) четыре

Если бы, скажем, вместо слов «уточните, подумайте» было сказано только «уточните» — это означало бы воинское звание подполковник; одно «подумайте» — генерал. Если бы вместо «я дотронулась» женщина сказала «я коснулась», — это было бы «погон»; «я прикоснулась» — «звездочка Героя Советского Союза», «прикоснулась я» — «головной убор» и т. д.

Возможности для передачи сведений такого рода кодом, учитывая, что информацию сообщают не только сами слова, но и их порядок, паузы между ними и интонация, — практически неограниченны. «Пришлось мне как-то видеть и другое представление, которое тоже выдавалось за «чтение мыслей», — делится своими впечатлениями Мессинг. — На этот раз женщина осталась на сцене, а мужчина спустился в зал. И зазвучал диалог:

— С кем рядом я стою?

— Военный. Полковник, награжден четырьмя орденами Красного Знамени.

— А теперь рядом с кем?

— Шахтер. С ним его очаровательная молодая жена.

— А теперь рядом с кем?

— Инженер, он одет в серый костюм. В руках у него вчерашняя газета.

— А теперь рядом с кем?

— Мальчик. Ученик седьмого класса. Он пришел прямо из школы со своим портфелем.

Диалог мужчины и женщины на этот раз таков, что исключает возможность передачи информации в вопросах. Но и это не телепатия. Это — чревовещание.

Женщина на сцене — ее лицо и губы были скрыты темной накидкой — не произнесла в течение всего сеанса ни одного звука. И вопросы задавал, и ответы давал разными голосами только мужчина. Он обладал тоже очень редкой способностью — говорить, не двигая губами, разными голосами, да и еще так, что почти невозможно определить, откуда исходит звук. Он и вел весь сеанс.

Я уже говорил ранее, что владею умением приводить себя в состояние каталепсии. Это древнее искусство, которым превосходно владеют индийские йоги. Каталепсия — состояние полной неподвижности с абсолютно застывшими членами и абсолютной одеревенелостью всех мышц. Когда я вхожу в состояние каталепсии, меня можно положить затылком на один стул, пятками на другой так, чтобы образовался своеобразный мост. На меня при этом может сесть весьма солидный человек. Мне не приподнять и на миллиметр над землей этого человека в обычном состоянии. А в состоянии каталепсии он может сидеть на мне столько, сколько ему вздумается. Я даже не почувствую тяжести его тела. Вообще, я в это время почти ничего не чувствую. Перестает прощупываться пульс, исчезает дыхание, почти неуловимо биение сердца…

Мессинг входил в это состояние самопроизвольно, правда, после длительной, в течение нескольких часов, самоподготовки. Она заключалась в собирании в единый комок всей его воли, видимо с помощью самогипноза. В последние годы жизни, во время «Психологических опытов», этого своего умения он не демонстрировал. Но когда жил в Польше, самопроизвольная каталепсия была, как говорили, почти обязательным номером выступлений, и ему не раз приходилось встречать подражателей, которые демонстрировали такое же умение с помощью чисто механических приспособлений.

Например, такое состояние демонстрировал на полузакрытом сеансе в Варшаве один доморощенный факир. Было все, как и при его выступлениях. Плечистый дяденька глубоко вздохнул, вытянул руки по швам и упал в кресло, вытянувшись как струна. Помощники взяли и положили его затылком и пятками на стулья. Уселся на него один из самых полных людей, присутствовавших в зале. Доктор, присутствовавший на сеансе, взял руку, висящую между стульями, и попытался прощупать пульс. Его не было. Полная иллюзия каталепсии! Но Мессинг-то видел, что это не так.

Тогда к «каталептику» подошел друг Мессин-га — его доктор, с которым он пришел на сеанс. Он пощупал пульс на обеих руках. Действительно, пульса не было. Затем он взял стетоскоп и послушал сердце. Это заняло две секунды. Он поднялся, сунул стетоскоп в карман и сказал:

— Сердце бьется отчетливо. Еще на сто лет хватит. Вставайте, чудотворец.

Веки «каталептика» дрогнули. Доктор дернул его за руку. И из подмышки в оттопырившийся мешком фрак выкатился стальной шар. Прижимая такие шары руками к телу, «каталептик» пережимал кровеносные сосуды, и пульс в кистях рук прослушивать было действительно невозможно. Кровь переставала поступать в руки. Конечно, ни о каком лежании в таком положении в течение нескольких суток и даже нескольких часов не могло быть и речи: в руках от застоя крови просто началась бы гангрена. После разоблачения «каталептик» снял с себя и продемонстрировал остальной свой довольно хитроумный механизм: систему металлических стержней и корсетов с замками, которые начинались за высоким воротником у затылка и кончались у пяток. Эти стержни и корсеты и выдерживали всю тяжесть его собственного тела и тела сидящего на нем человека.

«Вообще, надо сказать, — признается Вольф Григорьевич, — что в некоторых странах очень распространены так называемые оккультные науки. Я видел разрисованные пестрыми красками домики гадалок, магов, волшебников, хиромантов на Елисейских полях и Больших бульварах в Париже, на Унтер-ден-Линден в Берлине, встречал их в Лондоне, Стокгольме, в Буэнос-Айресе, в Токио. И ничего не изменял в сути дела национальный колорит, который накладывал свой отпечаток на внешнее оформление балаганов, на одежду предсказателей.

Помню хироманта Пифело, о котором я уже упоминал. За соответствующую плату он раздавал талисманы. У него были специальные талисманы «от пули и штыка в бою», «для нерожавших женщин», «для удачи в коммерции» и так далее. И непонятно одно, почему, таская в чемоданчике тысячи талисманов «для удачи в коммерции», Пифело сам не стал миллионером».

Психографолог Шиллер-Школьник брался предсказывать номера лотерейных билетов, на которые должны выпасть выигрыши в ближайшем розыгрыше. Когда Мессингу об этом рассказали, он задал только один вопрос: почему эти номера не купит сам графолог, хотя бы для того, чтобы иметь возможность бросить свою сомнительную и рискованную профессию. Ответа на такие вопросы обычно не было.

Существовали и таинственные общества метапсихиков — общества спиритов и мистиков. Это было в тридцатые годы, когда в Польше особенным интересом в определенных кругах пользовался спиритизм. Членами этого общества было множество «медиумов». Как известно, спиритизм — убежденность, что души умерших могут при известных условиях вступать в контакт с живущими на земле людьми. Главное условие этого контакта — присутствие медиума, посредника между двумя царствами. Обычно спириты этого общества собирались вместе с медиумом в одном помещении. Неверящие в эти опыты сюда не допускались, ибо скептик может якобы помешать сеансу, он испускает «отрицательные флюиды», мешающие душе умершего человека вступить в связь с живыми. Содержание эпизодов варьировалось в зависимости от того, какой медиум находился в помещении.

Были медиумы — специалисты по стуку, столовращению, игре на гитаре, писанию грифелем на доске, даже по материализации духов. В простейшем случае, когда присутствовал медиум-стукач, беседа с духом велась по алфавиту. Медиум впадал в транс, в состояние, подобное гипнотическому. Через некоторое время раздавался стук в стену: дух сообщал, что он явился. Ему вслух начинали задавать вопросы. И шла длинная серия стуков. Их считали. Каждая серия означала номер буквы в алфавите. Из букв составлялись слова.

У других медиумов духи играли на гитаре, положенной где-либо в труднодоступном месте, у третьих — передвигали мебель, у четвертых — писали свои ответы мелом на черной школьной доске.

Самым «сильным» медиумом считался некий Ян Гузик. Он вызывал духов — Наполеона, Александра Македонского, Адама Мицкевича… Этот человек просто обладал умением вызывать массовый гипноз и пользовался этим.

Мессинг добавляет к этому еще несколько фактов. В Лондоне, например, ему пришлось быть на представлении в цирке, где акробаты-фокусники демонстрировали все спиритические «чудеса», а потом объясняли их нехитрый механизм. А знаменитый в свое время чуть ли не во всем мире медиум Паркер, нажив состояние, потом сам смеялся над спиритизмом, называя его «вековой глупостью».

Спиритические контакты XIX века, на которых основаны большинство современных психологических и парапсихологических исследований, легко воспроизводятся опытными фокусниками. Пародия, которую наблюдал Мессинг в цирке, исполнялась знаменитым фокусником Гарри Гудини. Но все же многие спиритические феномены остаются непознанными и неповторимыми. В России также существует уходящая корнями глубоко в прошлое спиритическая традиция.

На знаменитом XX съезде партии слово взяла Дарья Лазуркина, которая в присутствии пяти тысяч делегатов заявила, что дух Ленина поведал ей, что не может больше делить Мавзолей с телом Сталина. К тому времени Лазуркина была больной престарелой женщиной, более девятнадцати лет проведшей в тюрьмах и исправительных лагерях. Она говорила: «В моем сердце всегда живет Ленин, и я всегда спрашиваю у него, что мне делать. Вчера я снова советовалась с Лениным, он стоял передо мной как живой и говорил: «Мне неприятно находиться рядом со Сталиным, который нанес такой вред партии». Этот инцидент необходимо рассматривать в историческом контексте русской спиритической традиции XIX века.

Всемирно известный медиум Дениэл Данглас Хьюум посетил царский двор в Санкт-Петербурге и был там очень популярен. В столице России с 1857 по 1867 год даже публиковался журнал, посвященный спиритическим и психическим феноменам, он назывался «Вестник Европы». Всегда существовали скептики и критики, которые неодобрительно относились к оккультным наукам. Среди них был и Дмитрий Менделеев, который организовал исследовательский комитет при Санкт-Петербургском физическом обществе, призванный разоблачать медиумов-шарлатанов. Его самым известным противником был Александр Аксаков, чьи работы о спиритическом феномене были, опубликованы в Германии, Франции, Великобритании и Соединенных Штатах. В 1891 году было учреждено Российское общество экспериментальной психологии, члены которого исследовали ряд феноменов, включая ясновидение и телепатию. На рубеже веков в Санкт-Петербурге стал публиковаться журнал «Ребус», посвященный исключительно спиритизму. Первая мировая война и революция положили конец этим исследованиям, но отдельные люди продолжали заниматься проблемой, а также вопросом, есть ли жизнь после жизни. Мессинга жизнь сводила с многими представителями оккультизма.

«Я столь долго останавливаюсь на всех этих «оккультистах», — подводит итог Мессинг, — именно потому, что видел, их близко, видел и за кулисами, трогал самые тайные пружины устройств, с помощью которых они дурачили легковерных зрителей. Я не люблю обмана. И мне гораздо симпатичней честный факир Бен Алли, в свое время выступавший в варшавском цирке. Один из номеров состоял в том, что в него стреляли из пистолета, а он ловил руками пули. Он не скрывал, что это ловкий фокус, не ссылался на потусторонние, помогающие ему силы. И когда один офицер предложил ему выстрелить в него из своего пистолета, он серьезно ответил:

— Пан! Неужели бы вы согласились, будучи на моем месте, за какие-то пять злотых в день оказаться убитым?!»

Вольф Григорьевич всегда отделял мистику и шарлатанство от телепатии, не имеющей ничего общего ни с мистикой, ни с шарлатанством. Телепатия вполне материалистична, о чем мы уже говорили. К сожалению, это явление очень плохо изучено до сих пор. Во-первых, его скомпрометировали шарлатаны, которых всегда было несравненно больше, чем истинных телепатов. Конечно, встречались ученые, которые пытались понять сущность телепатии, изучить это явление. Но, столкнувшись по законам теории вероятности и раз, и другой с шарлатанами, они приходили к выводу, что и вся телепатия — сплошное шарлатанство. Есть и вторая причина, в которой повинны сами телепаты. Одни старались неистово раздуть слухи о своих возможностях, чтобы использовать их с нечестными целями, другие, наоборот, их скрывали, третьи — даже не догадывались о наличии у них этих свойств.

Видимо, значительными телепатическими способностями обладал знаменитый международный авантюрист граф Александр Калиостро. Его настоящее имя Джузеппе Бальзамо. Родился на острове Сицилия в 1743 году, умер в 1795 году в форте Сан-Леоне близ Урбино, куда был заключен по приказанию папы римского Пия VI. Калиостро разыгрывал роль врача, способного исцелить ото всех болезней, естествоиспытателя, алхимика, владеющего секретом философского камня, ясновидца, которому открыто будущее. Он уверял всех, что бессмертен, что ему уже тысячи лет. К сожалению, граф не оставил ни дневников, ни записок — приписываемые ему мемуары подложные. Его загадочный образ привлекал к себе внимание многих писателей — от Александра Дюма до Алексея Толстого. Но они рисовали фигуру этого человека, главным образом базируясь на легендах и преданиях. В свое время заинтересовался его личностью и проанализировал некоторые записи и свидетельства современников. Несомненно, в арсенале его средств были и очень сильные способности телепата.

Калиостро безусловно принадлежал к тем телепатам, которые неистово преувеличивали свои возможности. В этом близок ему был и уже упоминавшийся неоднократно Ганусен-Лаутензак, утверждавший, например, что его устами могут говорить души умерших. Для этого он учился изменять голос, пытался освоить чревовещание. И тот и другой — и Калиостро, и Ганусен — относятся к группе телепатов, стремящихся использовать свои способности для личных корыстных и нечестных целей. Конечно же стремление ученого, который бы захотел объективно установить уровень способностей этих людей, натолкнулось бы на их энергетичное сопротивление. А можно ли провести изучение возможностей телепата, если он не захочет всеми силами помочь в проведении этих исследований? Конечно же нет!

К счастью, не все телепаты поступали так, как Калиостро и Ганусен. Мессингу рассказывали об очень интересной встрече, на которой присутствовало человек тридцать — тридцать пять, телепата-любителя Карла Николаевича Николаева и известного противника телепатии, отрицающего самую возможность непосредственной передачи образа из мозга в мозг профессора Александра Китайгородского, о котором мы уже говорили.

Несколько слов о доводах профессора Китайгородского против телепатии, о том, что нет поля, которое могло бы здесь участвовать. Это очень очень наивное возражение, устаревшее уже во времена Китайгородского, то есть в семидесятые годы. Во-первых, давным-давно известно, что мыслительная деятельность человека сопровождается возникновением в мозгу электрических токов. Их великолепно умеют снимать и записывать в виде зубчатых кривых на широких листах бумаги. Причем чем энергичнее, чем напряженнее думает человек, тем резче и больше эти кривые линии. Значит, при рождении мысли рождаются и электрические токи, и сопровождающее их электромагнитное поле. Почему бы не считать его той материальной субстанцией, которая участвует в транспортировке мысли? На это обычно возражают: но токи эти слишком малы и рождаемое ими электромагнитное поле соответственно слишком мало. Его напряжение так ничтожно, что уже на небольшом расстоянии замерить его невозможна. Но это тоже несерьезное возражение. На этой же встрече с телепатом Китайгородский привел несколько примеров поразительной тонкости человеческих чувств. Он напомнил об опытах академика Сергея Вавилова, доказавшего, что человеческий глаз способен улавливать, ощущать даже отдельные кванты света.

«Так почему бы уважаемому ученому не попробовать — пусть в виде гипотезы — принять предположение, что и чувствительность человеческого мозга к биотокам, рожденным в другом мозгу, значительно выше, чем у наших приборов? — задавался вопросом Мессинг. — Почему не предположить, что всего один или несколько квантов электромагнитного поля, попавшие в этот воспринимающий механизм, могут значительно усилиться и вызвать ощущения, аналогичные тем, что господствовали в излучающем мозгу.

Второе возражение против электромагнитного поля биотоков как переносчика информации состоит в том, что его считают явлением не главным в процессе мышления, а чем-то сугубо побочным, вроде дыма из заводских труб. Я охотно соглашаюсь с этим, но хочу напомнить, что и по дыму из заводских труб можно многое сказать о производстве.

Дым мартеновских печей скажет специалисту о рождающейся стали. Дым цементных печей отличен от этого дыма. Дым из труб завода, в печах которого идет обжиг руды ртути, нельзя спутать с дымом из котельной ТЭЦ. И опять, споря методами аналогий (ибо какие же еще методы могу применить я в этом споре со скептиками учеными?!), могу сказать: почему бы не предположить, что у некоторых людей есть тонкие анализаторы, не только точно фиксирующие состав этих «дымов», но и четко определяющие, в результате чего эти «дымы» получились, и способные ответить, какую «продукцию» выпускает «завод».

Кстати, гипотезу об электромагнитной природе телепатических явлений подробно разработал инженер-электрик кандидат физико-математических наук Бернард Кажинский. Мессингу много рассказывали об этом интереснейшем человеке, и он очень сожалел, что ему не удалось с ним познакомиться. Это был человек изумительной эрудиции, принимавший участие в опытах известного дрессировщика животных В. Л. Дурова, друживший с К. Э. Циолковским, В. М. Бехтеревым, П. П. Лазаревым. Некоторые считают, что и он сам обладал незаурядными телепатическими способностями. Кажинский явился прототипом одного из героев известного научно-фантастического романа А. Р. Беляева «Властелин мира» — инженера Качинского. Как известно, инженер Качинский в романе Беляева также занима ется непосредственной передачей мыслей.

Роман «Властелин мира» написан в 1928 году. Но еще в 1923 году вышла в свет книга самого Б. Б. Кажинского «Передача мыслей (факторы, создающие возможность возникновения в нервной системе электромагнитных колебаний, излучающихся наружу)». В 1962 году он издал свою последнюю книгу «Биологическая радиосвязь». Все это время, почти сорок лет, разделяющие две книги, ученый следил за достижениями целого ряда наук— от психиатрии до радиоэлектроники, находя все новые и новые доказательства своей гипотезе. Да и сам он провел сотни и тысячи разнообразнейших опытов, стремясь найти окончательные доказательства.

Нашел ли он их? Кажинский считал, что нашел. В частности, вместе с Дуровым он проводил опыты внушения животным из металлической заземленной камеры, не пропускавшей радиоволн. При открытой двери камеры внушение достигало цели, животное выполняло мысленно приказ, при закрытой — опыты оказывались безрезультатными. «Но мне не кажется окончательно убедительной эта серия опытов, — признается Мессинг, — хотя бы потому, что аналогичные опыты ленинградского ученого Л. Л. Васильева дали противоположный результат: изолирующая от радиоволн камера ни в малой степени не мешала у него передаче мысленного внушения. И поэтому вопрос о гипотезе электромагнитной или, точнее, радиоволновой природе передачи мыслей все еще остается предположением. Надо четко и бесповоротно установить, участвует ли в передаче мыслей электромагнитное поле. Со своей стороны могу сказать: для меня почти безразлично, есть ли у меня личный контакт с моим индуктором илинет, т. е. держу я его за руку или нет. Большинству же телепатов легче проникнуть в мысли человека, если они держат его руку. Может быть, этот факт поможет в поисках истины?

Ну, а если окажется, что электромагнитное поле здесь ни при чем, как быть? Да очень просто! Надо будет найти то еще неизвестное поле, которое ответственно за телепатические явления. Найти и изучить его. Овладение им может открыть новые совершенно удивительные возможности, не меньшие, чем открыло овладение электромагнитным полем. Вспомните: Генрих Герц открыл радиоволны в 1886 году. И меньше чем за сто лет стало возможно радио, телевидение, радиолокация, закалка токами высокой частоты и т. д.

Известный советский ученый Н. А. Козырев высказал предположение, что это могут быть волны гравитационного поля. Такое мнение разделяют и некоторые другие ученые. Они мотивируют свое предположение тождеством свойств гравитационных волн, для которых нет преград, нет непрозрачных экранов и, так сказать, «телепатических волн», которые также, по некоторым опытным данным, обладают почти абсолютной способностью пронизывать любые препятствия.

Другой советский ученый, кандидат медицинских наук В. А. Козак, пишет так: «Сейчас, когда почти каждый день приносит нам новые поразительные открытия, когда физикам известно огромное количество новых «элементарных» частиц с невыясненной еще функцией, вполне законно предположить, что к числу неизвестных функций, выполняемых этими частицами, относится и функция передачи мысленной информации…

А может быть, мы и вообще ничего не знаем об этом новом поле или о частицах или о еще более своеобразном механизме телепатии, как всего восемьдесят лет назад ничего не знали о радиоволнах — гигантском участке электромагнитного спектра».

Все эти смелые мысли Вольф Григорьевич Мессинг высказал в шестидесятые — семидесятые годы, когда до сегодняшних открытий ленточных полей и других видов энергии было еще ох как далеко!

Не могу не привести еще несколько примеров, непосредственно указывающих на существование сверхъестественных способностей в человеке. Вообще феномен передачи мыслей на расстоянии известен много веков. И у вполне обычных людей нередко появляется предчувствие, будто с их родственниками или друзьями случилось что-то плохое, даже если их разделяют многие километры. Например, во время второй мировой войны много матерей и жен интуитивно знали о гибели своих сыновей и мужей. Скептики могут сказать, что это простое совпадение и на войне умирает много людей. Так вот: это замечание несостоятельно, так как у этих людей появлялось ощущение беды точно в день и час гибели их родных.

Вот какая история рассказана Гансом Бергером, который открыл электроэнцефалографию.

«Когда мне было девятнадцать лет, я чудом избежал смерти во время военных учений в Вюрцбурге. Я сопровождал артиллерийский фургон, запряженный шестеркой лошадей. Моя лошадь споткнулась на крутой горной дороге, и я чуть не упал под колеса. К счастью, лошади вовремя остановились, и я был спасен. Я совершенно не пострадал, но был страшно напуган. Это случилось утром прекрасного весеннего дня. Тем же вечером я получил телеграмму от своего отца, в которой он спрашивал, все ли со мной в порядке. Это был первый и единственный раз в жизни, когда он задавал мне такой вопрос. Оказывается, на отправке телеграммы настояла моя старшая сестра, с которой я был особенно близок. Каким-то образом она «почувствовала», что со мной что-то случилось. Так как в это время мои родители жили в Кобурге, инцидент можно считать примером непроизвольной передачи мысли. В минуту смертельной опасности я действовал как передатчик, а моя сестра была приемником».

Ганс Бергер вспоминает и другой случай. «Однажды утром, когда я одевался, у меня возникло странное ощущение. Как будто бы я встретился со старым школьным другом, которого не видел двадцать лет. По пути в клинику, где я работал, эта мысль не давала мне покоя, и я никак не мог избавиться от нее. Четыре часа спустя директор клиники сказал мне, что некий джентльмен желает поговорить со мной о важном деле. Этот джентльмен оказался моим старым другом».

Подобную историю рассказал уже известный нам Леонид Васильев в своей книге «Внушение на расстоянии». Когда ученому было двенадцать лет, он гостил летом в деревне у тетки под Псковом. Его родители отправились на чехословацкий курорт в Карлсбад. Как-то вечером они с сестрой и братом решили взобраться на иву на берегу реки, и Леонид упал в реку. Он не умел плавать и мог утонуть. К счастью, ему удалось уцепиться за низкую ветку и подгрести к берегу. Дети испугались, что будут наказаны; они промокли до нитки, и Леонид потерял свою школьную кепку. Они понимали, что тетя рассердится.

Однако тетя проявила благоразумие и пообещала не писать родителям об этом инциденте. Поэтому ребята удивились, когда по возвращении их мать рассказала обо всем, что случилось, в мельчайших деталях, упомянув и иву, и кепку. Она увидела это во сне все так живо, что убеждала мужа послать телеграмму в Псков. Отец Леонида клянется, что не посылал телеграммы; он пошел на почту, только чтобы успокоить жену.

Не отрицаю значения науки, но не противоречат ли подобные примеры материалистическому взгляду на мир? В природе для нас остается много белых пятен. Хотя серьезные ученые продолжают разбираться в физических процессах, лежащих в основе телепатии, возможно, никаким физическим процессом объяснить это нельзя. Оракулы Древней Греции считались признанными пророками. В наши дни известны примеры невероятной власти разума над телом. Несколько потрясающих экспериментов, проведенных университетом психических исследований в Лондоне с Куда Баксом, факиром из Индии, демонстрируют необыкновенные способности человека по контролю над своим телом. Факир разгуливал по раскаленным углям, температура которых составляла 400 градусов Цельсия, причем на его ступнях не было видно следов ожогов. Бакс собирался повторить прогулку, но неожиданно отказался. «Простите меня, — сказал он, — но что-то сломалось во мне, и я не могу повторить эксперимент. Я потерял веру в себя и могу получить серьезные ожоги». Это заявление помогает понять, какую роль в подобных опытах играет состояние разума. Гипнотизер может вызвать ожоги на теле испытуемого путем внушения. Подобное самовнушение, несомненно, лежит в основе большинства случаев со стигматами. У некоторых набожных христиан появлялись отметины на теле — стигматы, иногда эти раны даже кровоточили. Несомненно, в будущем психологи найдут причину этого феномена, ясно одно, что объяснение нужно искать внутри мозга.

Ни одно из материальных чудес не может сравниться с тайнами мозга. Он является источником высших творческих импульсов, благодаря которым мы имеем возможность восхищаться достижениями искусства и науки. Это непознанный мир, язык которого мы только начинаем изучать.

Кроме телепатов, преувеличивавших свои возможности (о таких Мессинг уже говорил), есть люди, которые их тщательно скрывают.

История дипломатических отношений знает немало таких примеров. «С этими проницательными дипломатами, — считает Мессинг, — трудно было вести переговоры: они как-то угадывали самые тайные мысли своих противников, самые их хитроумные планы. Предположим — в порядке рабочей гипотезы, — что некоторые из них пользовались не только донесениями своих явных и тайных агентов, не только обладали способностями анализа и сопоставления, но и умением читать мысли противника. Как вы думаете, стали бы они афишировать свое умение? И таких случаев, если прикинуть, очень много. Да, это свойство — умение читать чужие мысли — было бы полезно во многих делах, но только чтобы этого никто не знал, чтобы эта способность была тайной. И я убежден: огромному большинству телепатов на Западе из-за опасения конкуренции невыгодно открывать даже самым близким людям свои тайные способности. Конечно, это еще не способствовало изучению сложной области психической деятельности человека».

И наконец, Вольф Мессинг называет еще одну группу телепатов — тех, кто вообще не сознает наличия у себя этих редких свойств.

Вольф Григорьевич любил вспоминать рассказ об одном старшине сверхсрочной службы, работавшем на пограничной заставе. Требовательный командир и добрый товарищ, он был неотвратимой грозой контрабандистов. Куда бы ни запрятали преступники документы, золото, валюту, запретные наркотики, он находил их с первого взгляда. Подойдет к человеку, подозреваемому в контрабанде, посмотрит в глаза:

— Смотрите левый сапог. Отвинтите каблук.

Или…

— Двойное дно у чемоданчика; наружу или внутрь открывается: Ах, наружу. Отлично! Дайте мне отвертку.

Когда у этого старшины спрашивали, как это он догадывается о самых хитроумных тайниках контрабандистов, он отвечал:

— Сам не знаю. Но с первого взгляда чувствую, когда дело нечисто. И сразу догадываюсь, где контрабанда спрятана.

Офицеры ценили проницательного пограничника. Призывали молодое пополнение учиться у него великолепному умению. Любили говорить:

— Вот что значит опытность! Девять лет на границе!

«А я убежденно могу сказать: опытность здесь ни при чем. Если и не сразу, то очень скоро стал этот старшина таким всевидящим стооким Аргусом. И девяносто восемь глаз из этих ста дала ему телепатия», — заявляет Мессинг. Да, он читал мысли этих контрабандистов, и ему сразу становилось ясно, где у них скрыта контрабанда. Стоя перед пограничником, человек не может думать только о голубизне неба или глазах своей возлюбленной. Он неизбежно думает о запрятанных в тайные места контрабандных предметах. И чем больше он о них думает, тем откровеннее себя выдает.

Этот старшина, безусловно, телепат. Но вполне возможно, он и не подозревал об этом. И вполне возможно, попав на сеанс моих «Психологических опытов», честно и искренне аплодировал бы мне и удивлялся вместе с другими, не подозревая, что и сам обладает подобными способностями».

Вольф Мессинг неоднократно рассматривал толстую пачку газетных вырезок. Их очень много скопилось за годы его жизни в Советской стране. Все это — статьи о его выступлениях. Как они похожи одна на другую. Почти ни одна не обходится без упоминания И. М. Сеченова и И. П. Павлова. Почти ни одна не обходится без пересказа того вступительного слова, которое уже известно читателям и зрителям. Вот только начинаются они все по-разному. Здесь авторы позволяют себе дать волю собственным впечатлениям, говорят собственными словами.

Мы приведем статью, опубликованную в журнале «Здоровье» (1963. № 3). Эта статья так и называется — «Об опытах Мессинга». Написал ее профессор Г И. Косицкий. Кстати, Вольф Мессинг тоже включил ее без сокращения в свои воспоминания.

«Много лет назад я побывал на одном из выступлений Вольфа Мессинга. Ведущий объявил, что Мессинг будет выполнять любые задания, которые надо изложить в письменном виде и передать жюри, избранному из публики. Жюри будет проверять правильность выполнения, самому же Мессингу записи не нужны: он воспримет содержание задачи путем «передачи мыслей».

В аудитории наступила тишина. Неужели действительно мысль может непосредственно передаваться от человека к человеку? Неужели существуют для этого особые электромагнитные волны или лучи? Мне захотелось убедиться во всем самому, и я послал записку. Задание было сложным:

«Приставной стул из 13-го ряда принести на сцену. Извлечь из кармана девушки, сидящей на 10-м месте в 16-м ряду, два удостоверения и сложить сумму цифр номера первого из них и число, по которое действительно второе. Достать из другого кармана деньги в количестве, равном указанной сумме, и положить их под левую переднюю ножку принесенного стула».

Меня вызвали на сцену. Мессинг попросил взять его за руку и сосредоточиться на задаче. Яркий свет прожекторов слепил глаза. Я держал руку Мессин-га, а он стоял рядом. Вдруг он ринулся со сцены в зал, увлекая меня за собой, схватил приставной стул в 13-м ряду и вынес его на сцену.

Освоившись с необычной обстановкой, я решил начать свой эксперимент. Я понял, что моя рука, сжимавшая запястье Мессинга, оставалась все это время бесконтрольной. Расслабив мышцы, я сосредоточился на задании, которое старался передать ему мысленно. Со стороны все это выглядело, по-видимому, довольно странно. Один человек с застывшим взглядом замер на месте, а другой суетился и метался вокруг. Мессинг производил десятки мелких, почти неуловимых движений в разных направлениях, замирал на мгновение, вглядывался в меня и начинал все сначала. Рука моя оставалась безжизненной.

— Не думайте о себе! Не думайте о себе! — тихо произносил он, не в состоянии с делать ни шага. Он был неправ: я не думал о себе, а сосредоточился на задании настолько, что перестал замечать все вокруг.

В этот момент стало понятно, что мысль моя непосредственно передаваться ему не может, что он улавливает ее только по реакции моей руки. Производя десятки случайных движений в разных направлениях, он мгновенно оценивает мою реакцию на каждое из них. Понятно, что, если он случайно движется в нужном направлении, я реагирую на это по-другому. Он продолжает нужное движение и снова следит за мной. Это не «передача», а угадывание мысли.

Я понял, что Мессинг воспринимает движение моей руки. Так ли это? Я очень легко стал сжимать ему руку каждый раз, когда направление его движения оказывалось правильным. Мессинг ожил. Каждый раз он чувствовал едва уловимое пожатие моей руки, когда начинал двигаться в нужном направлении.

Он нашел девушку в 16-м ряду, вывел ее на сцену (хотя в задании не было этого) и вновь начал делать десятки мелких движений. Когда его руки оказались около карманов, я вновь слегка сжал руку, а он в то же мгновение извлек из карманов все, что там было, и положил на стол. В одно мгновение он успел прикоснуться по очереди к каждому предмету, и вновь моя рука слегка сжалась в тот момент, когда он дотронулся до удостоверений.

Мгновение — и удостоверения отложены в сторону. Он открыл их и начал легко водить карандашом по строчкам. Как только карандаш оказался около нужной цифры, я вновь сжал руку. Так повторилось и с другим удостоверением. Затем я таким же образом привлек его внимание к деньгам и помог ему угадать, куда их нужно положить. Он выполнил свою задачу, но о том, что я над ним экспериментировал, он так и не догадался.

С той поры прошло много времени, и я, наверное, не вспомнил бы этого случая, если бы не предложение редакции ответить на письма читателей журнала. Некоторые из них ставят тот же вопрос: может ли мысль передаваться от человека к человеку непосредственно? Ссылаются на телепатию. Приводят в качестве примеров опыты Мессинга и других.

Я не видел опытов телепатов и не берусь о них судить. Что же касается Мессинга, то нужно со всей решительностью подчеркнуть, что ничего таинственного в его опытах нет. К телепатии они не имеют никакого отношения.

Наша мысль — продукт мозга и не может существовать в отрыве от него или от материи вообще. Только идеалисты думают, что мысль может существовать в чистом виде, то есть вне связи с материей. Когда человек передает мысль другому, он передает материальные, весомые, зримые, слышимые носители мысли: слово, текст, знаки и т. д. Наука физиология неопровержимо доказала, что мысль — это результат тонкой и весьма сложной нервной деятельности организма человека. Эта деятельность может проявиться в виде движения, жеста, слова, письма.

Но мысль может и не проявиться. Есть немало внутренних скрытых мыслей, переживаний, чувств, которые мы не высказываем. В этом случае нет внешнего, видимого проявления мысли, но нервная деятельность существует, ее можно уловить, исследуя с помощью специальных приборов работу головного мозга. Правда, сегодня мы еще не в состоянии узнать содержание самой мысли. Однако, как показывают исследования, такая скрытая, невысказанная мысль имеет некоторые внешние проявления, но настолько слабые, что обычно мы их не замечаем.

Основоположник русской физиологии И. М. Сеченов еще столетие назад указал на то, что любая мысль неразрывно связана с мышечным движением. При невысказанной мысли это движение остается скрытым, едва заметным. Регистрируя специальным прибором очень слабые движения руки, Сеченов доказал, что, как только человек мысленно представит себе, что он чертит круг, рука его начинает производить круговые движения. Но и в этих случаях, когда никакого видимого проявления мысли нет, движение, сопровождающее ее, существует.

И. П. Павлов неоднократно подчеркивал значение этих фактов.

«Давно было замечено и научно доказано, — писал он, — что раз вы думаете об определенном движении, вы его невольно, этого не замечая, производите. То же — в известном фокусе с человеком, решающим неизвестную задачу: куда-нибудь пойти, что-нибудь сделать при помощи другого человека, который знает задачу, но не думает и не желает ему помогать. Однако для действительной помощи достаточно первому держать в своей руке руку второго. В таком случае второй невольно, не замечая этого, подталкивает первого в направлении к цели и удерживает от противоположного направления».

Такие движения получили в науке название «идеомоторных актов» (от греческого слова «идея» — мысль и латинского «мотор» — приводящий в движение). Мышцы совершают движение вследствие нервных импульсов, приходящих к ним из мозга по двигательным нервам. Передача этих импульсов всегда сопровождается возникновением биоэлектрических потенциалов.

С помощью электронных приборов эти потенциалы могут быть легко выявлены. Так, ученые зарегистрировали потенциалы в речевых мышцах человека, когда тот начинал решать задачи в уме, в мышце правой руки при воображаемых движениях, и в мышцах губ и правой руки при мысленном написании слов и т. д.

Все это свидетельствует о том, что наши мысли вызывают появление реакции мышц даже тогда, когда они остаются скрытыми, невысказанными. Но почему же мы, как правило, не видим таких реакций? В чем необычность опытов Мессинга? Почему эти опыты не может проделать каждый из нас? Дело в том, что мышечные реакции, сопровождающие мысль, очень слабо выражены. Чтобы улавливать их, необходимы чувствительные приборы или специальная длительная тренировка.

Способность к восприятию очень слабых воздействий может быть врожденной, но у каждого из нас она резко возрастает после специальной тренировки. Дегустаторы отличают десятки тысяч оттенков запахов. Слепые обладают тонко развитым слухом и осязанием. Тренировка может дать поистине феноменальные результаты. Академик-физиолог И. С. Беритов проделал недавно опыты по исследованию способности слепых ощущать некоторые предметы на расстоянии. В этих опытах установлено, что люди, лишенные органа зрения, могут чувствовать на расстоянии большие и плотные предметы — стены, деревянные щиты и др. Тонкую сетку и мягкие предметы они не ощущают и натыкаются на них.

Выяснилось, что слепые чувствуют предметы благодаря звуковому эхо, отражаемому предметом. Эхо обычно настолько слабое, что сами люди его не осознают и не могут объяснить причину своих ощущений предметов.

Природа с избытком наградила каждого из нас огромными возможностями и способностями, но многие из них не всегда развиваются и реализуются. Человек, использовавший эти удивительные возможности и выдающиеся способности и развивавший их, может делать то, что делает Вольф Мессинг. Благодаря длительным и настойчивым упражнениям он развил свои природные способности, улавливая такие тонкие реакции другого человека, которые для многих остаются незаметными и могут быть выявлены только с помощью специальных чувствительных приборов. Обладая замечательной памятью, он точно запоминает расположение сцены, зала, лестницы и т. д. и может двигаться с завязанными глазами так же свободно, как это делают слепые в знакомой обстановке.

Таким образом, опыты Мессинга — результат огромного, напряженного труда, отполировавшего до блеска то, что в той или иной степени вкладывает природа в каждого из нас. Нас покоряет тонкая, филигранная его работа, и мы забываем, что удивительная легкость, с которой он выполняет свои опыты, в действительности — результат длительной упорной тренировки, огромной концентрации внимания и напряжения.

И этот огромный труд Мессинга покоряет. Мы не можем оставаться равнодушными, когда слышим игру Давида Ойстраха или Вана Клиберна. В этот момент мы, конечно, не думаем о колоссальном труде, вложенном в каждое их исполнение. Такова сила подлинного искусства и таланта».

Эта статья выражает убежденность, что Мессинг — не телепат и что все объясняется обостренностью его чувств. Вот что ответил на это Вольф Григорьевич. «Я готов даже согласиться с этим, если только уважаемый мною профессор скажет, как он мне подал знак сложить цифры номера первого удостоверения и числа, обозначающего срок действия второго удостоверения? К этому могу прибавить, что Г. И. Косицкий, конечно, не первый, ставящий на мне опыты. Их ставили и официально, например в Институте психиатрии Академии медицинских наук СССР. И всегда, во всяком случае в своих отчетах, ученые старались обойти вопросы, которые не укладываются в гипотезу о чисто идео-моторном механизме моей работы.

Смею уверить профессора Косицкого в другом: все попытки не подавать мне сигналов были безрезультативными. Конечно, мне мешало то, что ученый думал не о том, какое задание я должен выполнять, а о том, чтобы не двигать рукой. Эти мысли и воспринимал я от индуктора. И поэтому, стремясь заставить его отвлечься и вернуться к заданию, попросил: «Не думайте о себе». Пожатий руки последнего я, видимо, вовсе не замечал. Я весь погружен в это время в стремление понять мысли собеседника.

Помешать в работе мне скорее может другое. Дело в том, что я не всех людей одинаково хорошо «слышу» телепатически, — пусть простят мне этот глагол «слышать», абсолютно не передающий сущности явления. Суть в том, что чужое желание я ощущаю как бы собственным желанием. Ощущение появляется во мне ощущением же. Если мой индуктор представит, что он хочет пить, и я стану ощущать жажду. Если он представит себе, что гладит пушистую кошку, и я почувствую у себя в руках нечто теплое и пушистое. Чужая мысль родится в моей голове словно собственная, и мне много стоило труда научиться отделять свои мысли от мыслей индуктора. Вот в чем разница слова «слышать» в обычном и в телепатическом понимании, как я его применяю здесь.

Итак, мысли и чувства не всех людей я одинаково хорошо «слышу». Одни «звучат» в мозгу моем громче, другие приглушенно, третьи — совсем шепотом, из которого долетают только отдельные слова. Но индукторов во время выступления не выбираешь. И если попадает индуктор с тихим «голосом» (все это термины в моем телепатическом понимании), а рядом «громко» думает другой человек, это может очень помешать в работе. Видевшие меня во время сеансов не раз замечали, что я бросаю реплики таким людям. Вот что записал научный журналист В. Сафонов (цитирую из его записей, с которыми автор меня любезно познакомил):

…Это произошло осенью прошлого года в Москве, в Доме медработников, где Мессинг показывал свои способности собравшимся там врачам… Я оказался в составе жюри, и это позволило мне быть в курсе всех событий, происходивших на сцене и в публике. Предпоследним опытом Мессинга была мысленная диктовка задания без контакта за руку с индуктором. Для большей убедительности Мессинг был удален из зала под эскортом двух членов жюри. Надо было надежно запрятать какой-либо предмет, а Мессинг должен был найти его. После споров и нескольких «перезахоронок» предмет (авторучка) был спрятан на обшивке стенной панели. Вводят Мессинга. В притихшем зале Мессинг быстро находит девушку, спрятавшую авторучку. Выводит ее на сцену, ставит перед собой, пристально смотрит на нее, просит:

— Думайте! Дайте мысленный образ…

«А что, если попробовать сбить Мессинга», — приходит мне в голову озорная мысль. И тут же начинаю внушать ему следующее:

«Не слушайте девушку, ручка не там, где она думает, а на капители колонны, что слева от стены».

При этом я только бегло взглянул на профиль Мессинга (расстояние не более трех метров) и снова повторяю внушение: «Ручка на капители колонны…

Воображение живо рисует толстый слой пыли, на котором лежит черная эбонитовая самописка с золоченым пером. Вдруг происходит то, чего я, откровенно говоря, не ждал. Мессинг посмотрел в мою сторону и с нескрываемым раздражением сказал (цитирую точно, записано сразу же):

— Не надо много приказаний… Туда очень высоко… Нужна большая лестница.

Я, разумеется, смутился и пробормотал, что-то вроде извинения. После этого Мессинг забыл о моем присутствии и вновь сосредоточил свое внимание на девушке. Ручка была извлечена оттуда, куда ее поместили по желанию присутствующих».

Я специально процитировал эти записи для того, чтобы читатель, не бывавший на моих сеансах, представил себе, как иногда отражается подобный разноголосый хор чужих мыслей на моей работе. Право же, это не легче, чем в толпе одновременно говорящих во весь голос людей выделить один голос и слушать только его. А он-то зачастую и бывает особенно «тихим».

При доброжелательном отношении зрителей работается легко. Так же, наверное, и у виртуоза пианиста легче летают по клавишам пальцы, когда он чувствует немой восторг зала. И наверное, у него свинцом бы налились руки, если бы он чувствовал враждебное ожидание: вот сейчас собьется… вот сейчас собьется… Но так же, как музыкант может собрать силы и не сбиться, так и я могу довести до конца опыт с самым скептичным индуктором.

Весь сеанс я должен быть абсолютно уверен в себе. Так и канатоходец ни на мгновение не смеет подумать о том, что он может упасть».

А теперь приведем несколько примеров заданий, которые Вольф Мессинг выполнял на сеансах своих «Психологических опытов». Они сохранились у разных людей в разное время.

Вот несколько наиболее характерных.

1. Вынуть из правого бокового кармана моего (т. е. лица, написавшего эту задачу) костюма календарь за 1964 год:

а) открыть месяц — ноябрь;

б) вычеркнуть сегодняшнее число: 19.XI. 1964 г.

2. Вынуть из левого бокового кармана моего костюма черный пакет с фотографиями:

а) найти среди фотографий снимок юноши с фуражкой и сапожной щеткой в руках и фотоснимок девушки в черном платье;

б) остальные фотографии сложить в пакет, а пакет положить на прежнее место, т. е. в левый боковой карман моего пиджака;

в) по выбранным фотографиям найти юношу с девушкой в зале в 5-м ряду и привести их на сцену.

3. Вынуть из левого бокового кармана белый пакет с игральными картами и разложить их следующим образом:

а) всех тузов в одной стопке вниз лицом;

б) в верхний ряд дам: бубновая, дама червей, для пиковой дамы оставить пустое место, затем дама треф;

в) в нижний ряд королей: бубновый, король червей, для короля пик оставить пустое место, затем король треф.

4. Взять за руку юношу и выполнить его мысленный приказ-пожелание, заключающееся в следующем:

а) вынуть из правого внутреннего нагрудного кармана моего костюма конверт и передать его членам жюри;

б) попросить членов жюри распечатать конверт и прочитать пункты задачи.

…Прошу Мессинга пройти к моей голубятне, взять у меня из правого кармана пиджака ключ от нее, открыть голубятню, взять белого голубя й принести на сцену клуба…

Убедительно прошу Вас узнать имя любимой мной девушки!

Узнать имя можно следующим образом:

1. На 6-м месте 11-го ряда сидит девушка. Взять у нее сумочку, открыть ее и среди прочих книжек взять географический «Атлас мира».

2. Взять также из сумочки сине-красный карандаш, отточенный с обеих сторон, и именно синим цветом отметить следующие города Советского Союза на стр. 4 и 5 указанного атласа:

а) Новосибирск,

б) Иркутск,

в) Николаев,

г) Алма-Ата.

Надо прочитать первые буквы этих названий. Они и составят имя девушки.

3. Между последней страницей и обложкой «Атласа мира» находятся поздравительные открытки «С Новым годом!».

4. Среди всех открыток на оборотной стороне именно зеленой открытки написать это имя, составленное из начальных букв найденных городов.

5. Вручить эту открытку девушке и от моего имени поздравить ее с наступающим Новым годом!

Товарищ Мессинг, завяжите, пожалуйста, глаза. В пожарном гидранте, слева от сцены, находится солдатская шапка. В ней часы. Возьмите шапку с часами, подойдите к моему другу, стоящему у 3-го окна слева, отдайте ему шапку, а часы возьмите и отдайте солдату, сидящему в ряду, номер которого показывает маленькая стрелка, на месте, номер которого указывает большая стрелка.

Возьмите у него ключи в правом кармане гимнастерки и отдайте их девушке, сидящей в жюри около сержанта.

Попросите ее, чтобы она встала.

1. Отвести на сцену зрителей: а) из ряда 14, место 16 и б) из ряда 15, место 2.

2. Из правого наружного кармана пиджака одного из них вынуть газеты, а из правого потайного — ножницы:

а) сложенную обычным образом газету разрезать пополам ножницами поперек;

б) взять стул от стола жюри и поставить его на край сцены спинкой к зрителям;

в) части газеты повесить на спинку стула.

3. У другого из выведенных зрителей взять из рук папку и расстегнуть замок-«молнию»; вынуть из папки радиоприемник «Спидола» и поставить на стол жюри.

4. Вынуть антенну и регулятор громкости (ручка слева) установить на максимум, вращая ручку справа, дождаться появления музыки.

Отыскать юношу — ряд 2, место 1, — взять у него из внутреннего кармана конверт с буквами:

а) из букв сложить предложение: «Если ты потерял веру, ты потерял все»;

б) отыскать девушку — ряд 5, место 2, —

взять у нее журнал. В журнале лежит изображение шахматной доски;

в) у юноши в левом кармане взять красный карандаш и на шахматной доске провести линию так, чтобы она прошла только по белым клеткам, начиналась в верхнем левом углу, а кончалась в правом нижнем. Не пропускать ни одной клетки.

Это не самые сложные и не самые простые из заданий, которые давали Мессингу. Среди десятков и сотен тысяч людей, перебывавших на его сеансах «Психологических опытов», конечно, были и люди более остроумные, чем авторы этих заданий.

Но все задания, независимо от их характера, Мессинг выполнял полно и точно.

— Скажи, Вольф, а не было ли такого, что аудитория посылала тебе неприличные просьбы? Ведь некоторые зрители приходят на представление в нетрезвом состоянии. Или они просто хотят дать тебе задание, которое ты не сможешь выполнить, чтобы потом обвинить тебя в мошенничестве. Тебе не приходилось иметь дело с такими зрителями?

— Таня, ты права, такие случаи возможны, но жюри не принимает никаких непристойных заданий, однако в заключительной части выступления это может все-таки произойти. Припоминаю подобный инцидент. В жюри поступила инструкция: Вольф должен подойти к 5-му ряду, попросить женщину на 13-м месте дать ему книгу в голубом переплете, открыть ее на странице 28, прочитать седьмую строчку снизу и пожать ей руку. Задача не показалась мне сложной. Она была похожа на тысячи других. В этом случае на заданном месте сидела очень привлекательная молодая леди в ярком платье с большим вырезом. Шутник, который прислал записку на сцену, имел в виду не столь безобидную просьбу, как показалось на первый взгляд. Психоаналитическая теория утверждает, что ни одно слово не слетает с наших уст или с нашего пера случайно. Кроме того, каждое слово имеет, помимо буквального, ассоциативное значение. В этом контексте слова «попросить» и «открыть» имели скрытый сексуальный подтекст. Цифры в записке также были выбраны не случайно. Женщине, к которой я подошел, было 28 лет, а автору записки — 35. Последнюю цифру мы получим, если прибавим к 28 (номеру страницы) 7 (номер строки).

Однозначно рассматривать этот вид психоанализа нельзя, даже среди последователей Фрейда находятся скептики. Я не был знаком с нюансами фрейдизма в то время, я просто «слышал» реальные желания человека, пока выполнял его поручение. Очевидно, он встречал эту очаровательную женщину раньше, не смог завоевать ее расположения и чувствовал себя отвергнутым. А возможно, он увидел ее перед началом выступления или во время антракта. Я ступил за прожекторы в полутемный зал. Хотя мне никто из зрителей не мешал, я явственно чувствовал его непристойные желания. Они, несомненно, были для него важнее той задачи, которую он поставил передо мной. Он сигнализировал мне: снимите с нее одежду… поцелуйте ее в губы… положите руку ей на грудь… Я слышал эти инструкции три-четыре раза. Я прочитал строку из книги, которая оказалась томиком стихов Тютчева. Наконец, я сказал залу: «Я не смогу выполнить остальные желания этого бесстыдного молодого человека. Здесь неподходящее место для свиданий, и ему следует выразить свои чувства по отношению к этой милой женщине другим образом. Я провожу психологические опыты, а не эротическое шоу». Зал ответил смехом и аплодисментами.

Вообще мне легче выступать перед благодушно настроенной аудиторией так же, наверное, как и фокуснику, актеру. Начало программы всегда приводит меня в замешательство, потому что мне надо проверить свой настрой и завоевать расположение публики. Поэтому я начинаю с относительно простых опытов, а сложные оставляю до того момента, когда установлю контакт с залом.

Я скрупулезно изучила научную литературу на тему телепатии. Пока штудировала эти труды, мне показалось, что природа часто приоткрывает нам свои секреты с помощью животных и что, исследовав мир животных, можно пролить свет на природу великого дара Мессинга. Животные способны на различные способы коммуникации. Фауна как бы пронизана невидимыми связующими нитями. Мне кажется, эта форма коммуникации может быть результатом телепатического взаимодействия. Некоторые ученые и парапсихологии указывают на то, что чем более примитивен биологический организм, тем более он полагается на интуитивные способности и другие тонкие формы коммуникации. Например, установлено, что определенные виды бабочек (шелкопряд) узнают о местоположении друг друга даже на расстоянии полутора километров. Одно из возможных объяснений этого феномена — телепатия, хотя традиционная теория свидетельствует о наличии у бабочек уникально тонкого обоняния, которое улавливает химические элементы — феромоны, выделяемые другими бабочками.

Гораздо труднее объяснить, каким образом две бабочки могут летать абсолютно синхронно. Синхронный полет стаи лебедей, слаженное движение косяка рыб и внезапный бросок стаи саранчи — телепатия могла бы объяснить эти и другие феномены царства зверей.

Более высокоразвитые существа меньше полагаются на несенсорную коммуникацию. Например, львы общаются с помощью рева, волки — посредством запаха. Тигрица предупреждает детенышей о своем приближении нежным мурлыканьем. Обезьяны развили сложную систему сигналов, с помощью которой передают различные послания — от эмоций до предупреждений. Многие другие млекопитающие и птицы общаются при помощи звуков, а люди, создавшие массу сложных коммуникационных приборов, еще менее нуждаются в таком средстве, как телепатия. Возможно, когда-то люди утратили способность к восприятию мыслей за ненадобностью, а у некоторых эта способность сохранилась — как атавизм.

Даже если ход моих размышлений верен, вы удивитесь, почему же телепатия перестала быть нужной. Если человечество в прошлом обладало такой мощной силой, эта сила должна была служить средством выживания в этом мире. Или люди не смогли сосуществовать с таким даром? Не каждый обладающий талантом ясновидца счастлив. Предположим, что вы способны предвидеть смерть друга или какую-то катастрофу. Вы можете даже знать, когда умрете сами. Что вы будете делать с этой информацией? Наше сознание отказывается мириться с неизбежностью смерти. Хотя каждый знает, что жизнь его имеет предел, отсутствие четкой информации создает иллюзию физического бессмертия.

Иначе наше существование превратилось бы в пытку, мы походили бы на заключенных, ожидающих исполнения приговора.

Некоторые люди, однако, способны проникать в будущее с помощью шестого чувства. Другие могут воспринимать мысли на расстоянии. Не случалось ли вам когда-либо оборачиваться на улице или на эскалаторе под влиянием ощущения, будто кто-то смотрит на вас? А потом оказывалось, что так оно и есть на самом деле. Вероятно, мудрая природа не расточает направо и налево свои дары. Она наделила сверхъестественными способностями только избранных, с тем чтобы мир не превратился в хаос. Не секрет, что человек — это высшее творение природы — может воспользоваться своей властью не только из добрых побуждений. К счастью, природа одарила необычной силой таких людей, как Вольф Мессинг, которые использовали ее только во благо.

Вспоминаю один вечер, проведенный в уютной маленькой квартирке Вольфа на Новопесчаной. Он пребывал в хорошем настроении, и когда я поинтересовалась, что привело его в такое расположение духа, он рассказал следующую историю. Ему позвонил управляющий Мосторга. Вольф никогда не встречался с ним, но этот человек признался, что является его горячим поклонником и старается никогда не пропускать его представлений. Управляющий хотел поблагодарить его за помощь в раскрытии кражи в его магазине. Он просил Вольфа прийти в магазин за наградой. Мессинг ответил с присущим ему юмором, что сегодня не первое апреля и что он не сделал ничего, чтобы заслужить его благодарность. Тогда человек разъяснил, как было дело. Каждый отдел сдавал кассу главному бухгалтеру, чей кабинет находился неподалеку от служебного входа. Наполнив несколько мешков деньгами, он отвернулся на мгновение, чтобы выключить чайник. Когда повернулся, одного мешка уже не стало. Ясно было, что вор — из служащих магазина, так как только им разрешали входить в эту дверь. Но в огромном четырехэтажном магазине работало несколько сотен человек, и многие в это время проходили по служебному коридору. Под подозрением были все — от уборщицы до начальников отделов.

Упавший духом бухгалтер проинформировал управляющего о краже. Тот не растерялся и, подобно Шерлоку Холмсу, моментально оценил ситуацию. Прошло только несколько минут с момента кражи, а кабинет бухгалтера находится на четвертом этаже. Значит, за такое короткое время деньги не могли быть вынесены за пределы магазина. Вор не мог скрыться по лестнице или эскалаторам, которые были забиты покупателями. Это означало, что либо вор по-прежнему носит деньги с собой, либо он спрятал их среди товара. Очень скоро заработал громкоговоритель, и покупатели услышали: «Граждане! — объявил управляющий. — В нашем магазине произошла кража. По счастливому совпадению среди наших посетителей оказался Вольф Мессинг, которого все вы, конечно, знаете. Я приказал перекрыть все выходы, включая служебные. Мы не имеем права обыскивать тысячу людей. Но на обратном пути из магазина Вольф Мессинг попрощается со всеми вами за руку. Не думаю, что нужно пояснять, что будет с вором. Поэтому я предлагаю, чтобы человек, взявший деньги, возможно неумышленно, вернул их безотлагательно». Через несколько минут мешок был найден на третьем этаже, его содержимое было не тронуто.

— Знаешь, о чем я сейчас подумал, Таня? — спросил Вольф, заканчивая рассказ. — Может, я должен был предложить этому управляющему место конферансье на моих представлениях. Даже Всероссийское театральное общество не давало мне такую рекламу.

— А что с наградой? — поинтересовалась я. — Ты собираешься получать ее?

— Мы пойдем вместе, Таня, но не за вознаграждением. Мне ужасно любопытно поглядеть на этого находчивого человека, кроме того, мы купим что-нибудь необычное для тебя. Он же не посмеет отказать нам! Знаю я этих продавцов, у них всегда припрятано что-то дельное под прилавком.

— Интересно, это единственный такой случай или твое имя не раз помогало восстановить справедливость?

— Я не знаю больше таких случаев, поэтому он и произвел на меня такое впечатление. Но, возможно, кто-то еще использовал мое имя в подобных целях..

Я тут же вспомнила один инцидент, произошедший вне сцены. Тогда благодаря Вольфу Григорьевичу удалось успокоить взволнованных людей. Весной 1964 года мы вместе летели в Алма-Ату. Мессинг гастролировал по Казахстану, а у меня было репортерское задание. Приблизительно за четыре месяца до того с этим же рейсом случилась катастрофа, в которой погибло 107 человек. Когда происходят такие трагедии, обычно число пассажиров «несчастливого» рейса резко сокращается. Но некоторые вынуждены поступаться своими предрассудками, когда речь идет о срочном деле, и они создают атмосферу напряженности в салоне, давящую на остальных пассажиров.

Так случилось и в нашем случае. Раздав всем леденцы, стюардесса исчезла за дверью кабины пилота и объявила: «Внимание! Попрошу всех сохранять спокойствие. Могу заявить с уверенностью, что наш полет пройдет без инцидентов. На борту находится знаменитый Вольф Мессинг. Он никогда бы не сел на самолет, которому уготована злая участь, так как его способности действуют не только на земле, но и в воздухе. Команда желает вам хорошего полета и мягкой посадки!»

Мессинг был польщен этой речью. Прищурившись, он развалился в кресле и весело подмурлыкивал. Пассажиры оживились. Все тут же начали болтать, шутить и явно почувствовали облегчение.

«Мне не хочется останавливаться на всех тех аргументах, которые приводят беспристрастные исследователи для доказательства существования телепатической связи, — признается Вольф Григорьевич. — Среди них и внезапные предчувствия или даже четкие представления о смерти близких людей, находящихся за тысячи километров, и одновременное возникновение одних и тех же идей у близких людей, и «ощущение взгляда», когда кто-нибудь упорно смотрит вам в спину. Обо всем этом написано немало книг, в которых приведены многочисленные факты.

Мне не хочется здесь повторять содержащийся в этих книгах материал. Но я не могу не остановиться еще на одном вопросе. Я не могу обойти молчанием многочисленные попытки ученых исследовать явления телепатии объективными, чисто научными методами».

В 1882 году в Лондоне было основано «Общество для изучения загадочных явлений психики». Члены этого общества, среди которых были видные ученые, занимались сбором, тщательной проверкой и анализом, в том числе и телепатических явлений. Кстати, греческий термин «телепатия» — чувствование на расстоянии — впервые начал широко применяться именно в недрах этого общества. Его члены осуществили и первые эксперименты телепатических передач. О размахе и глубине проведенной этим обществом работы свидетельствует объемистая книга Чернея, Майерса и Подмора «Прижизненные призраки и другие телепатические явления», изданная в 1886 году в Англии и переведенная на русский язык в 1893 году. В этой книге приведено около 700 случаев телепатии, подтвержденных документально.

В СССР большая картотека имеется у ленинградского профессора, члена-корреспондента Академии медицинских наук СССР Л. Л. Васильева, о работе которого мы уже рассказывали. Если бы требовалось убедиться в существовании телепатических явлений, было бы достаточно проанализировать научными методами только эти зафиксированные и проверенные случаи. Но противники телепатии предпочитают игнорировать их.

Ученые — противники телепатии, не утруждая себя изучением этих фактов, требуют обязательно новых опытов, причем таких, какие могли бы быть воспроизведены в любой лаборатории и в любое время. Но ведь в лаборатории могут быть воспроизведены только те явления, при которых они возникают. К сожалению, такой изученности телепатии еще нет. Но такой ясности нет и в других сферах научных наблюдений, к примеру при исследовании шаровой молнии. Ее тоже ученые до сих пор не могут воспроизвести в лаборатории.

Но в багаже телепатии есть не только бесчисленные научно достоверные факты наблюдений телепатических явлений, так сказать, «в природе». Есть там и не менее научно достоверные опыты, поставленные учеными, которых нет оснований с читать мистификаторами.

Еще в 1902 году приват-доцент Я. Н. Жук в г. Киеве ставил опыты передач зрительных ощущений. Индуктором в этих опытах был он сам. Он брал заранее заготовленный сравнительно простой рисунок — лодку, бутылку, корзину, лестницу и т. д. — и внимательно всматривался в него. Отгадчик, не видящий этого рисунка, стремился воспроизвести то изображение, которое приходило индуктору на ум. В ряде случаев совпадение оказывалось поразительным.

Жук не ограничился констатацией явления. Он начал изучать ошибки и искажения, происходящие при телепатической передаче изображений, стремился установить их причины. Это был уже строго научный подход к проблеме.

Передачу изображения телепатическим способом изучали и многие другие ученые. Наиболее интересные опыты были проведены в 1928 году Афинским обществом психических исследований. Передача изображений — геометрических фигур, букв, рисунков — осуществлялась на большие расстояния: Афины — Париж (1201 км), Варшава — Афины (1597 км), Вена — Афины (1284 км). Опыты эти также были чрезвычайно удачными. О результатах их было доложено доктором Константинадасом на четвертом Международном конгрессе психических исследований в Афинах. Передача образов, изображений — наиболее легкая для телепата задача. И легче всего воспринимал образ, рисунок, чем, например, слово, мысль.

Не мог Мессинг не обратить внимание на ряд чрезвычайно интересных опытов телепатического внушения животным, проведенных в зоопсихологи-ческой лаборатории знаменито го дрессировщика В. Л. Дурова, осуществлявшихся с середины 1920 года и до смерти Владимира Леонидовича. Количество проведенных им опытов превысило 10000. В этих опытах принимали участие профессора Г А. Кожевников, Б. Б. Кажинский, A. В. Леонтович, А. Л. Чижевский, академик B. М. Бехтерев. С точки зрения Мессинга, эта серия опытов является неоспоримым свидетельством существования телепатии. Он рассказал только об одном из проведенных учеными опытов.

В. Л. Дуров и В. М. Бехтерев находились в одном помещении, а собака по кличке Марс в другом, отделенном двумя промежуточными комнатами. Все двери плотно закрылись. Наблюдающий за поведением Марса профессор А. В. Леонтович не знал задания, которое мысленно должен передать собаке В. Л. Дуров. Не знал его и знаменитый дрессировщик. Только Бехтерев до начала опыта знал о нем.

Начинается опыт. Бехтерев передает Дурову листок бумаги с заданием: Марс должен пролаять 14 раз. Дуров в недоумении: ему на приходилось давать собаке таких заданий, она вообще «умеет считать» только до семи. Тогда он решает разделить задание на два, пишет на бумажке «7 + 7» и приступает к внушению. Сложив руки на груди, он сосредоточивается…

Через несколько минут он садится на стул. Появляется Леонтович и сообщает: Марс пролаял семь раз и улегся на полу. Затем вскочил, пролаял еще семь раз и снова улегся.

Дуров осуществлял и другие мысленные внушения животным. Глядя в глаза животному, он думал о каком-либо действии, и собака выполняла его. Результаты, как правило, были великолепными. Чтобы устранить всякие сомнения, аналогичные опыты в отсутствие Дурова с его собаками осуществлял и Бехтерев.

Вряд ли есть другие, поставленные столь же тщательно с научной точки зрения опыты телепатического внушения животным. Кажется, к сожалению, их никто не только не продолжал в последующие годы, но и не пытался повторить.

Интересные опыты провел в 1925 году в Москве врач-невропатолог Т. В. Гурштейн. В этих опытах принимали участие сотрудники Гурштейна и академик В. С. Кулебакин. Внушение осуществлялось на расстоянии в 55 километров. Передавались геометрические фигуры, задания двинуть рукой, ногой. Был передан и приказ сказать фразу: «Мне приятно здесь сидеть». Она была принята испытуемой Е. Г Никольской несколько в сокращенном виде: в протокол записаны ее слова — «Мне приятно сидеть». В этих опытах применялась экранизирующая радиоизлучения металлическая камера.

В конце двадцатых — начале тридцатых годов исследователи телепатических явлений приняли на вооружение методы математической статистики. И точные математические методы раз за разом свидетельствовали, что телепатическая передача мысли существует, что по теории вероятности не может быть такого процента совпадений, которыми пытались объяснить удачи телепатических опытов противники.

«Нет, я не противник вторжений в область телепатии математических методов, — признается Мессинг. — Но мне кажется, что в целом ряде случаев математическая обработка опытных данных не прибавляет ничего к общему итогу. Так, один из основоположников применения математической статистики в телепатии — английский ученый С. Соул в середине пятидесятых годов с двумя братьями-телепатами провел 15000 отдельных проб и получил следующие результаты: в среднем из 25 карт 9 карт были угаданы телепатом точно, хотя по теории вероятности число угаданных карт не должно было превосходить 5. Это был вроде бы хороший, но отнюдь не блистательный результат. Между тем в минуты «настроя», в минуты вдохновения братья «угадывали» 25 карт из 25! И такой результат в ходе опытов был получен не однажды. Этот факт убеждает в телепатических способностях братьев значительно сильнее, чем абстрактные цифры, полученные при опытах, когда братья были не в настроении, когда им не хотелось работать и т. д.».

Кстати, одновременно с западноевропейскими учеными и независимо от них математические методы исследования явлений телепатии применил и академик В. Ф. Миткевич. Насколько известно, он первым построил и механическое устройство, исключающее при постановке опыта инициативу индуктора. Сконструированная им «рулетка» выбрасывала то или иное задание — белый или черный цвет — без вмешательства человека.

Повторим, что интереснейшие опыты осуществил уже упоминавшийся нами профессор А. Л. Васильев. Это были опыты внушения на дальние расстояния — вплоть до сотен и тысяч километров, разделяющих Ленинград и Севастополь. Это были и опыты внушения из металлической камеры со стенками, непрозрачными для большей части лучей электромагнитного спектра. Они дали чрезвычайно интересные результаты. В частности, Л. Л. Васильев пришел к выводу, что никакая изоляция, никакие препятствия и, пожалуй, никакие земные расстояния не могут помешать телепатической связи.

В 1940 году были опубликованы опыты профессора С. Я. Бурыгина, проводившиеся в лаборатории биофизики Академии наук СССР, руководимой академиком П. П. Лазаревым. Турыгин пытался изучить законы отражения «телепатических волн», которые он отождествлял с волнами электромагнитного спектра.

Значительно более широко начали проводиться исследования телепатических явлений в послевоенные годы. Правда, все они стали вестись в закрытых институтах и секретных лабораториях.

Нет никакой необходимости еще и еще раз искать доказательства существования телепатии: таких доказательств накоплено даже слишком много. Пора отказаться и от бесконечных опытов с карточками, передачей рисунков — они уже ничего не прибавят к известному. Надо считать твердо установленными и некоторые свойства телепатии — хотя бы те, что подтверждены в тех самых сериях опытов.

«Я — телепат, — открыто признавался Мессинг, — и конечно же мне хочется, чтобы быстрее и глубже была познана сущность этого явления. Я готов всеми силами своими способствовать его изучению, но только изучению, а не установлению существования телепатии».

Теперь о других способностях Вольфа Григорьевича.

Известно, что погруженный в сон человек может стать игрушкой в руках гипнотизера. Его можно заставить вспомнить события далекого прошлого, избавиться от алкогольной или табачной зависимости и так далее. Однако, несмотря на большую силу внушения, большинство людей можно ввести в гипнотический сон только с их разрешения и когда они заинтересованы в успехе предприятия. К счастью, большая часть гипнотизеров пользуется своим даром, чтобы помогать людям, а не подчинять их своей воле.

В 1841 году британский хирург Джеймс Брейд предпринял научное исследование гипноза, который он считал особой формой нормального сна. Он называл его искусственным сном, но позже предложил термин, которым мы пользуемся до сих пор, происходящий от греческого слова, означающего «сон». Современные медики и юристы часто полагаются на гипноз. Сила внушения может помочь избавиться от болезни или восстановить память важного свидетеля. Не удивительно, что Вольф Мессинг тоже практиковал гипноз.

Вот как рассказывает об этом он сам.

«До сих пор я говорил о телепатии, теперь же хочу поговорить о другом моем таланте, связанном с гипнозом. Мое мастерство гипнотизера выходит за рамки научных законов, и я не могу не поделиться некоторыми своими секретами. Тогда как телепатия по-прежнему окутана завесой тайны, гипноз, хотя и не изучен досконально, представляет собой силу, доступную каждому. Его механизм был исследован достаточно глубоко.

Не буду вдаваться в детали, ограничусь утверждением, что корни этого феномена уходят в далекое прошлое, к началу человеческой цивилизации. Древнеегипетские и древнегреческие жрецы владели гипнозом, в те времена это могло только вызывать мистический страх у людей. Танцы эскимосских шаманов представляют собой своеобразную форму гипноза; этим колдуны излечивают болезни своих соплеменников, пользуясь всеми средствами, предоставляемыми гипнотическим внушением. Известный целитель Франц-Антон Месмер, демонстрировавший чудеса исцеления в конце XVIII века, пользовался не чем иным, как гипнозом. Его сила была так велика, что некоторые люди считали, что могут полностью излечиться, подержав в руках предмет, которого он касался.

Кстати, Леонид Васильев провел несколько экспериментов с тремя женщинами, введенными в гипнотическое состояние, на расстоянии. Они не ви дели и не слышали гипнотизера, который находился в другой комнате, но тем не менее засыпали и просыпались по его беззвучной команде; для подтверждения этого использовались специальные приборы».

Некоторые эксперты различают три стадии гипнотического транса. Первая — дремота. Человек ощущает тяжесть в теле, у него подкашиваются ноги, и его глаза начинают непроизвольно закрываться. Вторая стадия — гипотаксия, когда тело становится податливым, как воск. Телу можно придать любое положение, даже недоступное человеку в обычном состоянии. Третья стадия — сомнамбулизм, когда человек абсолютно отрезан от окружающего мира. Он подчиняется только командам гипнотизера.

Во время гипноза слова гипнотизера обладают огромной силой. Человека можно заставить не чувствовать боли от ожога сигаретой! Мессинг присутствовал на демонстрации этого жестокого эксперимента в Польше. Или, наоборот, обычный карандаш может показаться загипнотизированному раскаленным докрасна. И что удивительно, у него даже останутся следы от ожога! Гипнотизер может заставить подопытного человека положить руку на кувшин с водой и почувствовать холод. Даже если вода достаточно теплая, скажем, около 40 градусов, рука его покроется гусиной кожей. Это не только заметно визуально, но и регистрировалось приборами.

Процессы, лежащие в основе гипноза, довольно хорошо изучены наукой. При гипнотическом состоянии блокируются функции коры головного мозга. Скажем, если человек теряет дар речи после какого-то шока, его язык и гортань больше не подчиняются ему. Нарушения при этом происходят в отделе мозга, отвечающем за речь. Но под влиянием другого, более сильного шока этот отдел мозга может быть разблокирован. В мировой прессе была широко освещена сенсационная история о глухонемом человеке, который обрел способность слышать и говорить после того, как его ударила молния. Стоит вспомнить также историю о слепом, который прозрел после апоплексического удара. Иногда талантливый гипнотизер может вызвать тот же целебный шок путем внушения.

«Какими формами гипноза пользуюсь я? Поделюсь профессиональным секретом. Кстати, тот инцидент из детства, когда кондуктор принял чистую бумажку за билет, был тоже формой гипнотического внушения, — говорит Мессинг и рассказывает один из самых знаменитых случаев из своей практики. — Однажды меня пригласил в Кремль Сталин, который был наслышан о моих проделках и особенно хотел узнать, как мне удалось сбежать от тех гестаповцев. Сталин был такого высокого мнения о себе, что не мог и допустить, что кто-то может провести его самого.

«Вы, товарищ Мессинг, не сможете выйти из этого здания без пропуска, подписанного моим секретарем!» — сказал он мне. «Без этой бумажки? — спросил я. — Оставьте ее себе, товарищ Сталин, и пригрозите своим охранникам суровым наказанием, если они пропустят меня». Мне удалось задеть его самолюбие. Он позвонил начальнику охраны и приказал не выпускать меня без пропуска, в котором должно быть указано точное время и который должен быть подписан лично им. Затем он проинструктировал своего секретаря, которому поручил незаметно следовать на расстоянии десяти шагов за мной. Я начал готовиться…

Через несколько минут я уже был на улице, миновав охрану, которая продолжала внимательно следить за окном кабинета Сталина. «Может, мне стоит послать ему воздушный поцелуй», — подумал я, усмехаясь, когда заметил его фигуру в окне. Наличие границы между тем, что приемлемо и неприемлемо с точки зрения морали, затрудняет подобные эксперименты. Каждый человек имеет личный моральный кодекс. За эти рамки никогда не следует выходить, даже под гипнозом, иначе человеку будет нанесена психическая травма. Некоторые эксперты считают, что человек с высокими моральными ценностями не сможет даже под гипнозом сделать что-либо, противоречащее его принципам. Не знаю. Возможно, такой способностью сопротивляться воздействию гипнотизера и обладают некоторые люди, но они явно представляют собой исключение из правила».

Я читала однажды о случае, когда загипнотизированному человеку дали в руки пистолет, заряженный холостыми патронами, и приказали стрелять в живую мишень. Человек не подчинился. Но гипнотизер вышел из этого положения, внушив тому, что он стреляет в обыкновенную мишень на стрельбище. Так что гипноз может представлять собой опасное оружие в руках душевнобольного или преступника. Известен случай, когда гипнозом воспользовались грабители в одной западной стране. Деньги и ценности были помещены в подземное хранилище банка, вход в него охранялся круглосуточно. Не занятые на дежурстве охранники расслаблялись в маленькой комнатке, попивая кофе, играя в карты и болтая. Единственным человеком, который мог войти в хранилище в этот час, был престарелый уборщик-полотер. Завершив работу в комнате охраны, он спустился к подземным сейфам. Убравшись и там, вернулся в коридор, обменялся парой слов с охраной, докурил сигарету и вышел.

На следующий день обнаружилось, что один сейф обчистили. Уборщик, работавший в течение многих лет и зарекомендовавший себя с хорошей стороны, подпал под подозрение. Оказалось, что за два дня до ограбления он, обойдя таможенные законы, покинул страну, подкупленный настоящим вором, который попросил его не выходить на работу несколько дней. Жалованье у уборщика было небольшим, и он позарился на деньги. За время его отсутствия вор пришел вместо него на работу, внушив охране, что является сотрудником банка. На самом деле он чистил не полы, а сейф.

Меня всегда интересовало, как Вольф относится к разного рода целителям, и однажды во время беседы Вольф сравнил их талант с гипнозом.

— Их чары, несомненно, основывались на разновидности гипноза, им требовалось всего несколько секунд, чтобы достичь результата. Я знаю это не понаслышке, так как сам мог заговорить головную боль простым прикосновением руки. Я проделывал это тысячи раз и не говорил при этом ни слова. Конечно, мои целительские способности не являются панацеей. Народные лекари снимают боль, но не в состоянии избавить нас от ее причины. После того как мы сделали свою работу, пациент должен отправиться к врачу. Но все же я думаю, что медицине следует повнимательнее отнестись к народным средствам. Некоторые из них уходят корнями в глубокое прошлое, и пренебрегать ими глупо. Сколько тайн скрыто в культурных традициях различных народов! Кто знает, например, как изготавливалась знаменитая дамасская сталь? В Дели до сих пор стоит древняя нержавеющая железная колонна. Можно ли найти где-нибудь еще в мире нержавеющее железо? Мы восхищаемся яркостью восковых красок, которыми пользовались древнеегипетские художники, но не можем раскрыть их тайну. Это только некоторые из чудес, не подвластных нашему пониманию. Сколько таких загадок таит в себе народная медицина! Мы просто не имеем права пренебрегать ими.

Писатели-фантасты часто предвосхищали научные достижения будущего. Еще более поражают нас способности древних: они могли порою предвидеть события, которые должны были произойти спустя тысячи лет. Индийская притча давности почти две тысячи лет назад описывает космический полет, телепатическую коммуникацию, загадочных небесных путешественников, так называемые летающие тарелки. Японская сказка, созданная три тысячи лет назад, описывает теорию относительности. Она повествует о молодом рыбаке, которому в награду за спасение любимой дочери морского царя было разрешено три дня пробыть в его подводном царстве.

Вернувшись на землю, рыбак обнаружил, что находился в другом измерении, где провел семьсот земных лет. Интересно, читал ли Альберт Эйнштейн эту сказку?

Действительно, в мире нет ничего нового. Зачастую мы поражаемся удивительным открытиям, содержащимся в народных преданиях и легендах.

Как-то Мессинг рассказал мне еще об одной стороне своего таланта — способности справляться с психологическими проблемами.

Он мог контролировать волю человека, просто посмотрев ему в затылок, без визуального контакта. На представлении в маленьком уютном зале одной из министерских резиденций Москвы в середине пятидесятых годов его аудитория состояла из военных высшего офицерского состава, присутствовали даже генералы. Все на сцене происходило согласно протоколу. Зрители пытались проникнуть в суть тех опытов, которые им демонстрировали. Мессинг старался избегать двусмысленных замечаний и помогал им понять, что делает.

Внезапно в конце зала показалась фигура толстого, лысого мужчины в звании генерал-лейтенанта. Все встали и отсалютовали ему. Он уселся в первом ряду и с нескрываемой иронией произнес: «Ну что же, посмотрим на ваши фокусы». Мессинга рассердил этот самоуверенный бюрократ. «Фокусы? Хорошо, вы будете моим индуктором!» — сказал он. И начал давать ему мысленные команды, заставлял вести себя не подобающим для такого солидного офицера образом. Он направился к сцене, прыгая на одной ноге, — три прыжка вперед и один назад. Зал замер в шоке, наблюдая за дикими телодвижениями глубокоуважаемого командира, потом все наконец поняли, что послужило причиной этому. Все закончилось хорошо, так как генерал не помнил, что с ним происходило, когда он был под гипнозом, а никто из подчиненных не осмелился упомянуть о конфузе.

— Это был гипноз? Да, несомненно. Но это была его более сложная разновидность в отличие от той, что мы наблюдаем при контакте пациента с доктором. Я часто пользуюсь гипнозом для лечения психических болезней. Одним польским графом владела странная параноидальная навязчивая идея: ему казалось, что голуби вьют гнездо внутри его головы. Медики не знали, как лечить подобное состояние. Сам граф упрямо отказывался от лечения, опасаясь, что, если он подвергнется операции, вместе с гнездом удалят и его голову. Испытав все средства, доктора обратились ко мне.

Я использовал совершенно иной метод взаимодействия с пациентом, так как хорошо понимал, что бессмысленно пользоваться обычными приемами. Разыгрывая из себя дурака, я вступил с ним в тайный сговор. На первую встречу принес с собой длинную блестящую трубу на треноге, что-то вроде портативного телескопа с маленькими винтиками и колесиками. Поместил инструмент рядом с головой графа и тщательно «рассмотрел» ее содержимое. «Да, граф, — сказал я, — вы абсолютно правы. В вашей голове действительно голубиное гнездо, и, боюсь, как бы в нем не поселились другие голуби». «Вот видите! — воскликнул граф. — А другие сомневаются. Днем и ночью я чувствую шелест их крыльев, а теперь к ним начинает подкрадываться кошка. Тогда действительно начнется такое! Моя голова разлетится на куски!» Я ответил, что могу прогнать незваных гостей из его головы и они никогда больше туда не вернутся. Граф сказал, что будет очень мне признателен за это. Затем, приставив телескоп к его голове еще раз, я громко пересчитал всех пернатых и сообщил, что они начали откладывать яйца. Однако я заверил его, что птицы вскоре покинут гнездо, так как им не нравится, что за их жизнью наблюдают. Вероятно, они вскоре решат подыскать себе более подходящее место. Затем я попрощался с графом и отправился в отель.

На следующее утро граф прислал за мной экипаж. «Спасибо вам большое, — сказал он. — Проклятые птицы улетели! Но вылупились птенцы, а они даже еще более шумные!» С помощью моего чудесного телескопа я снова просмотрел содержимое его головы, подтвердил присутствие молодого поколения и назначил последний сеанс на следующий день. Тогда я привел с собой трех помощников, вручив им настоящих голубей в корзине, и спрятал их в саду в кустах. Завязав графу глаза шелковым шарфом, провел его в кусты. «Наступает ответственный момент, граф, — сказал я торжественно. — Слушайте внимательно». Я выстрелил из пистолета — это был сигнал для моих помощников отпустить голубей. В тот же момент я вытащил мертвого голубя из своего кармана и сунул его в руки графу. «Видите, граф, мне удалось убить его». Граф увидел собственными глазами улетающих птиц. Потом он закопал мертвого голубя. Граф избавился от своего наваждения на несколько лет, но его знакомый, посчитав, что болезнь уже не вернется, рассказал ему о моей уловке. Узнав правду, граф на мгновение застыл в ужасе и с диким криком схватился за голову. Птицы снова вернулись. Я сомневался, что смогу отыскать средство, чтобы вылечить его во второй раз. Как известно, Зигмунд Фрейд считал сны необыкновенно важным элементом для понимания психического состояния человека. Он не только преуспел в лечении психических заболеваний, но и мог точно поставить диагноз. Иногда просил пациентов рассказать несколько снов, которые особенно врезались в их память. Проанализировав эти сны, где на первый план выступает подсознательное, он проникал в суть психической жизни пациента. Сны уводят нас в ассоциативный мир: пациент помогает получить представление о том, что с ним происходит на самом деле.

Признаюсь честно, что плохо знаком с этой загадочной областью человеческой души и никогда не обращался к ней в своих экспериментах. Однако я могу уловить образы из прошлого или будущего посредством иного психического средства, и неважно, как вы будете называть это — телепатией или ясновидением. Расскажу о невероятном случае, который до сих пор кажется мне кошмаром.

После одного из моих представлений на Урале в мой номер в гостинице пришел двадцатидвухлетний молодой человек с тонкими чертами лица. Я очень устал, но не мог отказать ему. Только взглянув на него, я понял, что он сильно страдает. Отчаяние и страх читались в его глазах. Я мгновенно определил, что его постигла любовная драма. Потом узнал, что он воспитывался в детском доме и был совсем маленьким мальчиком, когда администрация рассказала, что его родители являются «врагами народа». Его отца расстреляли, а следы матери затерялись в лагерях. В шестнадцать лет он поступил в техникум и два года спустя стал работать механиком на фабрике. Он жил в местной гостинице, ожидая, пока освободится комната в фабричном общежитии.

В город приехала женщина, которая остановилась в той же гостинице, и они познакомились. Она была на двадцать лет старше его, но выглядела моложе своих лет. Недавно освободилась из лагеря. Завязался роман. Но женщине необходимо было поехать в столицу, чтобы восстановить документы, а заодно и свое честное имя. Он не смог проводить ее, да она и не хотела этого. В ней заговорила женская мудрость, которая подсказывала, что ничего хорошего из их романа не выйдет из-за разности в возрасте. Она сказала, что поезд на Москву отходит, когда он будет работать в вечернюю смену. Потом уехала и не оставила никаких своих координат. Впечатлительный юноша очень расстроился. Несколько дней, которые они провели вместе, были наполнены нежностью и любовью. Однажды они сфотографировались в городском парке. Эта фотография — единственное, что осталось у него на память о возлюбленной.

Юноша сунул дрожащую руку в карман и передал мне черно-белую фотографию. Я был поражен. Передо мной было лицо красивой молодой женщины, которой никак нельзя было дать тридцать восемь лет. Внезапно меня поразило открытие, которого я испугался. Казалось, что юноша почувствовал, о чем я думаю. В моих руках было свидетельство того, что трагедия Эдипа повторяется и в наше время. Юноша не был похож на женщину, и я не имел никаких доказательств их родства, но был убежден, что передо мной фотография матери и сына!

Прослышав о моих способностях, молодой человек захотел попросить меня установить ее местонахождение. Более того, он желал знать, от него ли у нее ребенок. У меня в голове был полный разброд, возникали образы женщины, истосковавшейся по мужским ласкам за пятнадцать лет в лагере и нашедшей покой в объятиях собственного сына. Если я открою юноше секрет, это приведет его к нервному срыву, и я понял, что должен сказать благородную ложь во спасение. Итак, собрав волю в кулак, сказал своему посетителю: «Верьте мне и следуйте моему совету. Ваша возлюбленная вышла замуж за иностранца и сейчас живет за границей. У нее есть ребенок, но он не ваш. Забудьте ее. У вас есть негатив фотографии? Нет? Отлично. Я оставлю ее у себя с вашего позволения. Она будет напоминать мне о нашей встрече». Поколебавшись, молодой человек согласился оставить мне фото. Я попросил его прийти ко мне еще раз, перед тем как уеду из города. Он пришел через пять дней и выглядел гораздо спокойнее.

Ты знаешь, Таня, — заключил Вольф Григорьевич свой рассказ, — что я всегда ношу с собой талисман — кольцо с бриллиантом в три карата, тогда я носил также забавную маленькую эскимосскую статуэтку из кости, которую мне подарили в Магадане. Я выгравировал на ней перочинным ножом свои инициалы и передал своему гостю. Он поблагодарил меня и ушел, навсегда освободившись, кажется, от мучившего его кошмара.

Вольф много вынес впечатлений из своих поездок по Востоку. Можно сказать, Европа заложила в нем основы психологических знаний, а Восток отшлифовал их. Во время путешествия по Индии он познакомился с некоторыми йогами и очень интересовался их способностями. Они вдохновили его на продолжение экспериментов с каталептическим сном. По возвращении стал демонстрировать этот опыт в нескольких европейских столицах. Затем наступил двадцатишестилетний перерыв не потому, что эти демонстрации не интересовали зрителей, а потому, что истощали его тело и душу. А главное — подобные представления были запрещены в Советском Союзе.

В декабре 1963 года Вольфа попросили снова продемонстрировать эти способности в московском Центральном Доме литераторов. Каталепсия интересовала скорее как научный феномен, нежели как развлечение. На представление пришло немногим более ста человек. Присутствовали и медики, включая профессора Сергеева — директора Института исследований мозга. Именно по его просьбе Мессинг согласился на эксперимент. Были также несколько журналистов. Вольфа воспринимали как врача, показывавшего сложную операцию своим студентам.

Так как опыт был довольно сложным и опасным, решили, что молодой психиатр приведет Мессинга в чувство, если что-то пойдет не так. После долгого перерыва в возрасте шестидесяти четырех лет Мессинг не вполне доверял своим силам. Доктор Лидия Пахомова взяла с собой обычные медикаменты: кофеин, строфантин, кислород и тому подобное. Она также могла в случае необходимости сделать массаж сердца.

Вольф пришел на сцену, сложил руки на груди по-восточному и низко поклонился. Он сказал, что не может гарантировать успеха, и заранее извинился. Затем постоял недолго молча и замер, как будто глубоко задумался, Прошло семь — десять минут, его сердце и другие органы функционировали нормально. Через тридцать — сорок минут стало ясно, что Мессинг погрузился в глубокий транс. Он превратился как бы в свою скульптурную копию. Врач объявила, что не чувствует пульса. Ее ассистенты вынесли на сцену два стула и уложили на них Мессинга. Его тело оставалось жестким, будто вырезанным из дерева. Это, надо сказать, не было приятным зрелищем, но наука, как и искусство, требует жертв.

Самый тяжелый мужчина взобрался на стул и сел Мессингу на живот. Даже под давлением такого веса его тело не шелохнулось. Врач сделала большой гиподермической иглой инъекцию антисептического раствора в мускулы шеи. Он не реагировал, и не показалось ни капли крови на месте укола. Затем профессор Сергеев пригласил одного из зрителей на сцену и попросил спросить что-нибудь у Мессинга. Тогда остро стояла проблема советско-китайской границы, и Мессингу задали вопрос, выльется ли это противостояние в военный конфликт. Он был повторен несколько раз, но Мессинг молчал. Решили, что, возможно, он сможет написать ответ. На его грудь положили доску с листком бумаги и вставили ручку в руку. Как робот, Мессинг вывел: «Будет мир!»

На этой радостной ноте представление закончилось. С помощью медиков Мессинг вернулся к нормальной жизни. Этот эксперимент очень утомил его. Через несколько дней Мессинг встречал Новый год со своей семьей, и хочу заметить, что мы никогда не видели его таким истощенным.

К этому времени мои сыновья повзрослели и стали на ноги. Старший, Владимир, изучал теоретическую физику в Бакинском университете. В двадцать шесть лет он защитил кандидатскую диссертацию, а чуть позже — докторскую. Саша в 1965 году поступил в медицинский институт, хотя и с большим трудом. Мы были счастливы, но вскоре на безоблачном горизонте замаячила тучка. Профессор анатомии Леопольд Гаврилов почему-то возненавидел Сашу. Он завалил его на двух экзаменах и при любом удобном случае унижал его. Однажды он сказал ему: «Лунгин, вам лучше оставить институт, вы никогда не сдадите мой предмет. Это я вам обещаю».

Саша совсем пал духом. Его состояние ухудшалось по мере приближения выпускного экзамена по анатомии. Мне казалось, что Саша все преувеличивает, но все же я завела разговор с Вольфом. Вольф внимательно выслушал меня, а потом неожиданно перевел разговор на другую тему. Я знала, что если он не хочет о чем-то говорить, то никакими силами нельзя заставить его это делать.

Наступил день экзамена. Саша ушел из дому в плохом настроении. Зазвонил телефон.

— Тайбеле! Пойми, это стыдно! Я не могу так работать.

Это был Вольф, которого что-то беспокоило.

— Тебе позвонит Саша. Скажи, чтобы он перестал беспокоиться. Скажи ему, что я с ним.

— Вольф Григорьевич, он не может позвонить, он на экзамене.

— Это говорит не Вольф Григорьевич, а Мессинг! Он позвонит.

Я знала, что спорить с ним бесполезно. Просто сказала: «Хорошо» и повесила трубку. Почти сразу снова зазвонил телефон. Это был Саша.

— Мама, не имеет смысла и пытаться. Гаврилов только что вышел и сказал: «Не забудьте, Лунгин, вы будете сдавать устный экзамен мне!» Видела бы ты его кровожадное лицо. Я не знаю, что делать.

— Только что звонил Вольф и велел тебе успокоиться. Он поддерживает с тобой контакт и поможет тебе.

Саша вздохнул, но ему было трудно поверить, что Вольф сможет помочь. Однако он решил рискнуть. Я быстро собралась и поехала в институт, благо он находился недалеко от дома. Поднимаясь по лестнице, увидела Сашу, спускающегося вниз. Его лицо было белым как мел. Он получил 4. Я не могла поверить в это.

— Мама, я знал, что Вольф способен на многое, но на такое… — начал он. — Гаврилов смотрел на меня в упор и не замечал, как будто меня и не было вовсе. Это чудо! Я ждал, пока освободится другой профессор, и он принял у меня экзамен прямо за соседним столом под носом у Гаврилова. Представляю, что с ним будет! Иди наверх и жди меня, а я сбегаю за вином.

Я вошла в экзаменационную аудиторию, в которой лежали в формальдегиде трупы. За пятью столами сидели преподаватели. В центре располагался энергичный рыжеволосый мужчина. Это несомненно и был Гаврилов, которого Саша подробно описывал. Он спросил студентов, все ли сдали экзамен. Хор голосов ответил: «Да». «Не все, — мрачно возразил он. — Лунгин не сдал». Студенты заверили профессора, что и Саша сдал экзамен и получил 4. Он в гневном изумлении поднял брови. Я поняла, что Саша ничего не преувеличивал и что этот экзамен мог действительно стать для него последним.

1965 год был примечателен и еще одним, правда, грустным событием. Снова дало себя знать мое облучение, и мне стало хуже. Доктора посоветовали лечь на обследование в больницу МПС в Москве, где отделением гематологии заведовал Иосиф Кассирский, самый опытный специалист по болезням крови. Устроиться туда было трудно, но я считала невозможным воспользоваться своим знакомством с Мессингом или с самим Кассирским для этих целей. К счастью, дело взял в свои руки мой старший сын. Он позвонил в больницу и представился каким-то чиновником из Министерства связи. Меня тут же положили, хотя больница была переполнена.

Через несколько дней Кассирский сказал, что операция на селезенке неизбежна. Мне пришлось согласиться, но я была страшно напугана. Однажды в палату вошла сестра:

— Лунгина, вас к телефону, но чтобы это было в последний раз. Телефонные звонки отрывают персонал от работы.

— Тайбеле? — раздался голос. Только Вольф называл меня этим именем. — У тебя на завтра назначена операция?

— Да.

— Не волнуйся, операции не будет. Спокойной ночи.

Не объяснив больше ничего, Вольф повесил трубку.

Рано утром в палату вошла сестра и напомнила мне, чтобы я ничего не ела перед операцией. А как же предсказание Вольфа, подумала я? Но отправилась за медсестрой по коридору, мимо операционной на первый этаж. В конференц-зале нас ожидал профессор Абрамов. Здесь находилось около двухсот докторов и студентов, все были одеты в белые халаты. Доктор Кассирский тоже был там. Он взял мою руку и сказал, что по результатам анализов костного мозга моя операция откладывается. И объяснил студентам, что если курс лечения не увенчается успехом, тогда операция будет проведена безотлагательно. Я спросила его:

— Вы приняли это решение, потому что Мессинг попросил вас?

Он был удивлен.

— Мессинг? Какое он имеет к этому отношение? — И, улыбнувшись, сказал: — Нет, моя дорогая, мои друзья не вмешиваются в дела моих пациентов. Даже Вольф Григорьевич. Кроме того, я давно не видел его.

Вольф и Ираида навестили меня на следующий день, они пришли с коробкой шоколадных конфет и бананами. В разговоре Мессинг не касался интересующей меня темы. Что произошло? Он средствами телепатии внушил Кассирскому отложить операцию или он сам вылечил меня? Через три дня меня выписали, прописав постельный режим.

Перед Центральным Домом медицинского работника 19 января 1966 года было море людей. На помощь призвали милицию, чтобы сдерживать неуправляемую толпу, состоявшую из людей, которым не удалось достать билет на юбилейное представление Мессинга. На самом деле ему было уже 67, но по каким-то причинам правительство решило, что это должен быть 65-летний юбилей известного телепата и ясновидца.

Прошлым вечером я была у Мессингов и узнала, что Вольф не очень хорошо себя чувствует. Ираида сказала мне, что, скорее всего, разыгрался его хронический аппендицит. Ему не хотелось справлять никакие юбилеи, но он не мог отменить выступления. Должны будут присутствовать ученые и журналисты. Я предложила ему проконсультироваться с профессором Виктором Аграненко, опытным хирургом из Института гематологии и переливания крови: возможно, ему следует отправиться в больницу. Но Вольф отказался, сказав, что не имеет права разочаровывать столько людей.

Зал был заполнен до предела. В вестибюле и прилегающих помещениях установлены громкоговорители, чтобы удовлетворить тех неудачников, которые не смогли достать билеты. Я должна была прочитать приветственную речь. Нелегко говорить о друге в присутствии такого количества народа. Речь моя вышла совсем не такой, какой планировала. Я просто кратко изложила историю нашего знакомства, время от времени вставляя высокие эпитеты. Когда закончила, раздались аплодисменты, но я была недовольна собой. Однако другие, хотя и были по красноречивее, не намного превзошли меня. Они просто расточали комплименты и восхищались Вольфом.

Вольф попросил всех выступавших остаться на сцене, где около стола полукругом были расставлены корзины с цветами. Он сидел за столом, как ребенок на своем дне рождения. И только мог сказать:

— Друзья, спасибо вам большое!

С этими словами он начал представление. На сцену вышла полная женщина примерно 60 лет и пожаловалась на то, что страдает от невыносимых головных болей уже полгода. Мессинг попросил стакан воды, прошептал что-то над ухом женщины, подержал ее за запястье несколько секунд и приказал сделать немного глотков. Почти сразу она заявила, что боль прошла!

На следующий день праздник продолжился, но в менее официальной обстановке. Мессинг давал банкет в величественном Красном зале ресторана «Прага». Было приглашено много именитых гостей.

Все прошло удачно, было много шуток и смеха. Официанты привыкли лицезреть иностранцев и высокопоставленных партийных чиновников, но они, однако, с интересом глазели на Мессинга. Люди приходили посмотреть на Мессинга даже из соседнего зала, где справляли свадьбу. К концу вечера заявились сами жених и невеста, попросив у Мессинга автограф. Я убеждена, что и новобрачные и гости думали, что этот союз будет долгим и прочным, но когда они вернулись в свой зал, Мессинг сказал спокойно: «Они проживут вместе ровно пять месяцев». К сожалению, я не смогла удостовериться в справедливости его слов; никогда больше не встречала эту пару. Однако не сомневалась, что предсказание Вольфа сбылось.

Через день после чествования позвонила Ираида и сказала, что Вольф лежит в Боткинской больнице. Он в критическом состоянии, и ему должны немедленно делать операцию. Мой сын Саша, студент второго курса медицинского института, работал в той же клинике. Когда я приехала, он встретил меня, держа указательные пальцы крестом. Это означало, что дела плохи. Он объяснил, что аппендикс Мессинга лопнул, вызвав перитонит. Тогда в Москве была эпидемия гриппа, и больница была закрыта для посещений, но мой сын сообщил Вольфу, что я приехала, и мне было разрешено повидать его. Он приветствовал меня кислой улыбкой. Я наклонилась и поцеловала его в лоб, понимая, чего стоит ему улыбка: его температура приближалась к 40 градусам. Он не жаловался, но дыхание было тяжелым и прерывистым.

В его палате лежал также молодой человек атлетического телосложения с бородой а la Эрнест Хемингуэй. Мессинг кивнул в сторону мужчины, поманил меня пальцем и прошептал:

— Тайбеле, эти проклятые доктора считают, что со мной все кончено, — сказал он, — но они ошибаются. Мне жаль этого молодого парня. Он доживает последние дни, хотя и кажется, что в отличной форме.

Когда я пришла во второй раз, Вольф попросил принести немного черной икры: он почти полностью потерял аппетит. Объехав всю Москву, я достала баночку. Вольф был очень рад. Теперь он улыбался без усилий, и я поняла, что дела пошли лучше. Но бравого молодого человека уже не было, как и предсказал мой друг.

Мессинг быстро поправлялся, и через несколько недель был выписан. Угроза миновала, и он отпраздновал свой день рождения в полном здравии.

Спустя три года мы справляли его день рождения в ресторане гостиницы «Советская». Случай был примечательный: 70-летие. Я тайно ото всех заказала огромный праздничный торт и едва смогла разместить на нем 70 свечей. Гости сидели за столами, шампанское было открыто, и тут в зале потух свет. Когда я вышла из темноты с огромным тортом, на лице Вольфа появилась широкая улыбка. Вольф Григорьевич любил давать представления в этой гостинице. Снова здесь собралось много знаменитостей. Мессинга любили все.

Летом 1967 года какие-то научные медицинские работники пригласили Мессинга на Верхнюю Волгу. Он, в свою очередь, пригласил меня с сыновьями. Мой старший сын Владимир недавно прошел через процедуру развода. Мессинг узнал о женитьбе сына, только когда это стало уже свершившимся фактом. Тогда он предупредил меня, что семья развалится. «Ровно полгода — запомни это, Тайбеле, это продлится только полгода!» Предсказание сбылось в точности.

Саша тем временем влюбился в одну молодую девушку, и Вольф предчувствовал, что и тут не все ладно. Я думаю, поэтому он и пригласил нас в эту поездку. Нас разместили в доме на самом берегу реки. Вольф взял с собой двух болонок, Пушинку и Машеньку, которые, устав от городской жизни, бешено носились по двору весь день. Грибов было мало, но Мессинг с собаками каждое утро отправлялся в хвойный лес, чтобы набрать хотя бы немного. Трапезничали мы на старом теплоходе, превращенном в ресторан. Работники его узнали Мессин-га, и мы часто пользовались этим, просили приготовить грибы или рыбу, которую иногда приносил Саша.

Когда было жарко, Мессинг ходил в ближайшую деревню, где около заброшенной мельницы пробивался родник. Он набирал пригоршню воды, утолял жажду, а нам приносил немного к вечернему чаю в пластиковой бутылке. Вольф подружился с местными крестьянами, покупая у них молоко и расспрашивая о народных целителях и пророках, живших в их местности. Так как большинство представлений Мессинг давал в городах, он не имел возможности встречаться с сельскими жителями так часто, как того хотелось. И теперь делал это с большим удовольствием.

Деревенские жители полюбили Мессинга и под конец преподнесли ему подарок: вырезанную из дерева фигурку человека, сидящего на бревне и пьющего домашнее пиво из большой кружки. Мы возвращались в прекрасном расположении духа.

— Кто бы мог предвидеть, что это будет такое блаженство, — заметил Вольф.

…Когда отрывок из русской версии моей книги о Мессинге появился в нью-йоркской эмигрантской газете «Новое русское слово», мне стали звонить и писать читатели, которые хотели поделиться своими впечатлениями от встреч с ним в Советском Союзе. Некоторые рассказывали, как он излечил их друзей от серьезных недугов. Приведу свидетельства нескольких людей, сейчас проживающих в Соединенных Штатах, которые на своем опыте убедились, что предсказания Мессинга сбываются. Первый рассказ принадлежит перу хорошо известного нью-йоркского журналиста Михаила Германова.

«В начале 1946 года в Ленинграде объявили, что скоро приедет Вольф Мессинг с психологическими опытами. К тому времени слухи о невероятных телепатических способностях Мессинга достигли и Ленинграда. Рассказывали, как этот польский эмигрант с помощью внушения сбежал из варшавской тюрьмы. В то время я был главой театрального отдела газеты «Вечерний Ленинград», и одним прекрасным днем Вольф Григорьевич Мессинг появился в редакции с женой.

Крайне серьезно относясь к своему первому представлению, Вольф Григорьевич попросил меня помочь развеять миф, будто он выполняет обыкновенные фокусы, как все фокусники и иллюзионисты. Он предложил продемонстрировать свои способности сотрудникам редакции.

На следующий день после работы Вольф Мессинг давал представление в конференц-зале. Перед нами стоял человек среднего роста с копной иссиня-черных волос и яркими проницательными глазами, слегка вздернутый и эмоционально возбудимый. После короткого вступительного слова, которое произнесла его жена, Мессинг начал серию экспериментов. Он с легкостью обнаруживал спрятанные предметы, держа человека за запястье. Он читал записки, написанные сотрудниками газеты, он зачитывал целые страницы из книг, на которые смотрел лишь мгновение. Он с удивительной быстротой производил операции с многозначными цифрами, извлекал квадратные и кубические корни из семизначных чисел и вдобавок перечислил все цифры, которые фигурировали в опыте. Все это до него демонстрировали потрясающий русский парапсихолог Араго (Л. С. Левитин) и позже его ленинградский последователь Михаил (Ганс) Куни. Мессинг не показывал экспериментов с телепатическим внушением, объяснив, что это категорически запрещено властями.

После представления, прощаясь со мной и моей женой, он обратился к ней со следующим предложением:

— Я знаю, что мучает вас, — сказал он. — Вы очень хотите узнать судьбу дорогого вам человека. Приходите ко мне завтра утром в гостиницу «Европа», и я поделюсь с вами тем, что знаю.

С вполне понятным волнением моя жена пришла к Вольфу Григорьевичу. Взяв ее за руку, он сказал:

— Вы хотите узнать о судьбе вашего брата, который воевал на фронтах Великой Отечественной войны.

В самом деле, ее брат пропал без вести в самом конце войны, и никто из нас не знал, что с ним стало.

— К сожалению, ваш брат Анатолий был убит незадолго до конца войны.

Так Вольф Григорьевич избавил нас от сомнений относительно судьбы родственника. Его слова позже были подтверждены официальным сообщением, полученным из комендатуры и военкомата. Этот человек, несомненно, обладал потрясающими способностями».

Писатель Надежда Филипповна Крамова, проживающая в Бостоне, рассказала мне еще более интересную историю о встрече с Вольфом Мёссингом.

«Хочу поделиться с вами воспоминаниями, которые свидетельствуют о его магическом даре не только видеть события прошлого, но и предсказывать будущее.

Я встретилась с Вольфом Мессингом во время войны. В Перми (тогда Молотов) была расквартирована группа писателей, эвакуированных из Ленинграда. Мы жили в единственном семиэтажном здании в городе, гостинице, которую окрестили «Семь этажей». Однажды в холле я увидела невысокого человека с большой головой и торчащими во все стороны волосами. Проходя мимо меня, он остановился, окинул меня пронизывающим взглядом, улыбнулся чему-то и быстрым шагом направился к выходу.

— Кто это? — спросила я администратора гостиницы.

— Как, вы не знаете? Это Вольф Мессинг, он приехал вчера.

— О! — сказала я, устыдившись своего невежества. В то время мне это имя ничего не говорило.

Вскоре Мессинг давал первое представление. Не буду подробно останавливаться на его феноменальных способностях. Расскажу о происшествии, которое, на мой взгляд, не поддается объяснению.

Мессингу дали относительно простое задание: пройти к женщине, сидящей в третьем ряду, взять паспорт из ее кошелька, выйти на сцену и открыть его. Громко прочитав имя владельца, он должен был вернуть паспорт. Когда Мессинг вышел на сцену и открыл паспорт, из него выпала фотография.

— Какой красивый офицер, — сказал он с улыбкой. — Совсем молоденький мальчик.

Внезапно его лицо исказилось, глаза округлились, и он схватился за сердце.

— Занавес! Опустите занавес! — вскричал он. Зал замер.

Его ассистент вышла на авансцену и объявила, что Мессинг чувствует себя плохо, но через десять — пятнадцать минут представление продолжится. Последняя часть выступления затянулась, так как Мессинг часто прерывался, чтобы вытереть лицо платком. На следующий день нам удалось выяснить у ассистента, что случилось. Оказалось, Мессинг «увидел», что юношу убили как раз в тот момент, когда он восхищался фотографией.

Мать юноши остановилась не в нашей гостинице, но мы видели ее каждый день в кафетерии, где были зарегистрированы наши продовольственные карточки. Мы с ужасом смотрели на ее лицо, но оно было таким же спокойным, как всегда; ее сын часто писал ей, и она показывала его короткие теплые письма. На какое-то время мы успокоились, посчитав, что Мессинг ошибся. В конце концов, все люди ошибаются.

Прошло три недели, и мы забыли об этом инциденте. Но спустя двадцать четыре дня женщина не пришла в столовую. На следующий день мы узнали, что она получила похоронку на сына, в ней был указан день и час смерти, и именно в это время Мессингу явилось видение.

Я старалась никогда не пропускать представления Мессинга. Однажды я замешкалась после выступления. Зал уже опустел, и я последняя вышла на холодную улицу. Шел сильный снегопад, и дальше двух шагов ничего не было видно. У входа в нерешительности стоял Мессинг.

— Мерзкая погода, — проворчал он на немецком. — Как в аду.

— Хуже, — ответила я. — Хорошо хоть тепло.

— Вы говорите по-немецки? — Он обернулся и посмотрел на меня изучающе. — Это хорошо. Вы остановились в гостинице. Я видел вас в холле.

Я кивнула, пораженная его памятью.

— Вот моя рука, и пойдемте, — продолжил он по-немецки. — Теперь мне хоть есть с кем поговорить на немецком. Русский для меня гораздо труднее.

— Но где ваш ассистент? — спросила я.

— Иногда она уходит после антракта.

Потом я часто встречала его у входа, и мы вместе возвращались в гостиницу «Семь этажей».

— Говорите тише, — предупреждал он меня. — Во время войны опасно говорить по-немецки на улице. Однажды меня приняли за шпиона.

В то время были тяжелые и тревожные для меня дни. Я перестала получать известия от своего мужа с момента блокады Ленинграда. Ходили слухи, что он был убит в бомбежку. Я долго все держала в себе, но наконец решила довериться Мессингу. Я не хотела говорить с ним о своих тревогах на ходу, но у меня не хватало смелости просить аудиенции: знала, что ему запрещена частная практика. Наконец, решилась попросить ассистента замолвить за меня слово.

— Он согласен, но только в виде исключения, — сказала ассистент. — Приходите в его номер в три часа.

Попытаюсь воспроизвести свой разговор с Мессингом слово в слово.

— Это вы? Садитесь. Но помните, что мне запрещено принимать посетителей. Поэтому 15 минут, и ни секундой больше, — сказал он.

Я покорно села, не зная, с чего начать.

— Для начала, — помог он мне, — напишите на бумаге любое число. — Он передал мне карандаш и бумагу.

Я написала цифру «18».

— Теперь сложите бумагу и положите ее в свой ботинок. Вот так. Дайте мне вашу руку.

Я покорно выполнила то, что он просил. Через секунду Вольф Мессинг написал 18 на обрывке газеты и победно посмотрел на меня. Я пожала плечами: мы просто теряли время.

— Ха! — сказал неожиданно Мессинг. — «Я пришла не за тем, чтобы он показывал мне свои фокусы; мы попросту теряем время». Я правильно угадал?

Я непроизвольно улыбнулась.

— Вы хотите спросить о судьбе своего мужа.

— Что еще желает знать женщина во время войны? — спросила я немного раздраженно. — Не все же родились Мессингами.

— Но чтобы ответить на ваш вопрос, необходимо быть Мессингом, — сказал он хитро и затем рассмеялся. Он вел себя как озорной ребенок, и это начинало раздражать меня еще больше. Внезапно его лицо стало серьезным.

— Вот что я вам скажу. Для начала я хочу пройтись по вашей квартире там, в Ленинграде, — он сжал крепко мою руку. — Пойдем в коридор. Вот он. Идите медленно, налево дверь в чью-то комнату, коридор, направо — ваша комната, входите. Нет, пианино стоит не рядом с дверью, а у окна; стекло разбито, крышка открыта, на струнах снег.

Ну, что же вы остановились? Идите дальше. Вторая комната почти пуста: нет ни стола, ни стульев, ни полок — книги лежат в куче на полу посередине комнаты. Хорошо, достаточно. — Он отпустил мою руку. — А теперь слушайте внимательно! Пишите! — Его лицо постепенно становилось бледным и напряженным. — Ваш муж жив. Он болен, очень болен. Вы увидите его. Он приедет… приедет сюда пятого июля в десять часов утра. — Мессинг замолчал и закрыл глаза. Я боялась шелохнуться.

— Теперь уходите сейчас же! — сказал он тихо. — У меня выступление сегодня вечером. Мне надо отдохнуть, а я тут занимаюсь вами!

Он посмотрел на меня сердито.

— Я устал, уходите! — закричал он, вытирая капли пота со лба.

Наконец настало пятое июля. Я уже знала, что мой муж был сильно истощен от голода и лежал в госпитале. Не могло быть и речи о его приезде на Урал в ближайшем будущем. Но у меня из головы не выходили слова Мессинга, и мы друзьями с нетерпением ждали этого дня. Я даже приготовилась к встрече: достала водку за карточки на масло, часть хлебных карточек поменяла на мятную карамель, а три метра ткани, выданной мне литературным фондом, выменяла на картошку и лук.

Пятого июля осталась одна в комнате. Я боялась спуститься в столовую или даже принести кипятка для чая. Проходили часы: 10, 11, 12…16, 17,18. Каждые несколько минут в дверь просовывалась чья-нибудь голова.

— Не приехал?

— Нет еще.

Я сидела голодная, злая, рыдала и чувствовала себя дурой. В семь часов в дверь постучали. На пороге стоял мой муж. За плечами у него был туго набитый вещмешок, еще он прижимал к груди две буханки хлеба.

— Боже мой! Я ждала тебя весь день! — закричала я, бросаясь в нему.

— Откуда ты узнала, что я приеду? — удивился муж. — Это случилось неожиданно. Я только что выписался из госпиталя, и тут мне позвонили.

— Расскажешь позже, — перебила я. — Ты едва стоишь на ногах.

Я взяла хлеб у него из рук и помогла снять мешок. Если бы я не ждала его, я вряд ли узнала бы в этом постаревшем человеке с редкими седыми волосами, запавшими висками, небритым лицом своего мужа. А ему было всего 42 года. Когда мы расставались, он был красивым, элегантным, хорошо сложенным мужчиной. У меня заныло сердце.

— Я ждала тебя сегодня утром, — сказала я. — Но главное, что ты все-таки приехал.

— Я приехал утром, в десять часов, — ответил он.

— Что? — воскликнула я с ужасом. — Где же ты был все это время?

— Видишь ли, на станции выдавали хлеб всем пассажирам, и я простоял в очереди восемь часов. В конце концов, я не мог отказаться от хлеба.

— Бог мой! У меня достаточно хлеба!

Мне захотелось зарыдать, но я сдержалась. Передо мной был человек, который пережил блокаду Ленинграда.

Когда я вернулась в свою квартиру в Ленинграде, то увидела пианино с открытой крышкой у разбитого окна. Снег растаял, и внутри стояла вода. На полу другой комнаты свалены книги. Мебели не было — соседи сожгли ее холодной зимой 1942 года. Я была рада, что это помогло им выжить».

А теперь я хочу рассказать о другом случае, когда предсказания Мессинга изменили жизнь нескольких людей и помогли создать новую семью. Главным участником этой маленькой драмы был мой сын Саша.

В начале 1968 года Саша познакомился с симпатичной девушкой из Чехословакии, родители которой работали в чехословацком посольстве в Москве. Вскоре они привязались друг к другу и встречались чуть ли не каждый день. Я с радостью наблюдала, как их дружеские отношения перерастают в любовь. Было страшно, однако, подумать о будущем. Создать семью с иностранкой — значило столкнуться с невероятными трудностями. К тому же, после того как советские войска вошли в Чехословакию, родители Ивы, как и многие другие чехи, резко изменили свое отношение к Советскому Союзу. Это был важный момент в жизни Саши, и я не хотела, чтобы он повторил ошибку брата. Я попросила его посоветоваться с Мессингом. Он пригласил Сашу и Иву к себе домой на чай, попросив захватить с собой фотографию родителей Ивы.

Все шло прекрасно. Вольф был в хорошем настроении и шутил целый день. Когда ребята собрались уходить, он сказал, что даст им ответ относительно их будущего в течение нескольких дней. Мы провели это время в состоянии нервного напряжения, опасаясь негативных результатов. Я не думаю, что у Саши хватило бы сил порвать с Ивой.

Через три дня Мессинг позвал Сашу к себе. Он вернулся счастливый и возбужденный и записал все, что сказал ему Вольф Григорьевич.

— Ты должен жениться на Иве. Никто не будет любить тебя так, как она. Она очень хороший человек, каких нечасто встречаешь. Вам придется трудно первое время. Ее родители отрекутся от нее, но через два года после рождения вашего первого сына они изменят свое отношение. У вас будут два сына и одна дочь, а ты станешь хорошим врачом.

Расскажу вкратце, что случилось на самом деле. Через полгода после той беседы Саша и Ива поженились, их первый сын, Гарретт, родился в декабре 1969 года. Кто знает, родился бы он, если бы не та встреча с Вольфом! Летом 1971 года они уехали в Чехословакию, и с этого времени их отношения с родителями Ивы стали налаживаться. Их второй сын, Томаш, родился в 1972 году. В 1973 году Саша окончил медицинский институт.

В 1978 году, когда мы подали заявление на выезд в Израиль, Ива с детьми были высланы в Чехословакию. Только спустя полгода они с Сашей встретились снова в Вене. После прибытия в Америку Саша закончил школу педиатров и, как и предсказывал Вольф, стал врачом. С тех пор Саша и Ива счастливы. Последний их ребенок — дочь родилась в мае 1982 года.

Вольф Григорьевич был убежден, что даже если его точка зрения на явления телепатии не совпадала с точкой зрения того или иного ученого, это не меняло сути дела. Он надеялся, что «материальный механизм его искусства» будет, в конце концов, найден.

Что же касается других необыкновенных способностей, которыми Мессинг владел, то он сам лишь удивлялся и признавался в своем совершенно полном бессилии предложить какое-либо четкое объяснение этим способностям. В то же время многие факты не мог обойти совсем, ибо это были действительные факты, а о них принято говорить, что это вещь упрямая. К тому же он хорошо помнил совет великого русского ученого Дмитрия Менделеева, сказавшего как-то относительно явлений, не укладывающихся в общепринятые рамки: «Их не должно игнорировать, а следует точно рассматривать, т. е. указать, что в них принадлежит к области всем известных естественных явлений, что к вымыслу и к галлюцинации, что к числу постыдных обманов, и, наконец, не принадлежит ли что-либо к разделу ныне необъяснимых явлений, совершающихся по неизвестным еще законам природы».

И далее Мессинг рассказывает об удивительном для него самого умении угадывать и предвидеть какие-либо события. О некоторых из них мы узнали уже из рассказов Татьяны Лунгиной. А теперь приведем такие факты, о которых он повествует сам.

Однажды, еще в тридцатые годы, в Польше пришла к Мессингу на прием молодая женщина. Пришла как к человеку, умеющему читать мысли, узнавать то, что скрыто от других. Она достала фотографию мужчины, несколько моложе ее по возрасту, имеющего явное родственное сходство с ней.

— Мой брат, — объяснила она. — Два года назад он уехал в Америку. За счастьем. И с тех пор — ни единого слова. Жив ли он? Можете ли вы узнать?!

Он посмотрел на карточку брата бедной женщины… Вот он, один из десятков и сотен тысяч несчастных, съеденных машиностроительным заводом Детройта или скотобойней Чикаго… И вдруг увидел его, словно сошедшего с карточки. Чуть вроде бы помолодевшего. В хорошем костюме. И говорит:

— Не волнуйтесь, пани. Ваш брат жив. У него были трудные дни, сейчас стало легче. Вы получите от него письмо на тринадцатый день, считая сегодняшний.

— Это будет первая весточка от него за два года.

— Потом он будет вам писать чаще.

Женщина ушла и, как водится, рассказала обо всем соседям. Пошла молва. Дошла до газетчиков. Начался спор в печати: ошибся Мессинг или нет? В общем, на тринадцатый день в этом местечке собрались корреспонденты чуть не всех польских газет. Письмо из далекой Филадельфии пришло с вечерним поездом.

Об этом факте много писали польские газеты. И до того, как он свершился — в течение роковых «тринадцати дней», — и после. Это была одна из «сенсаций».

Другой случай произошел несколько лет назад. Мессинг показывал свои «Психологические опыты» в редакции одной газеты. После сеанса его пригласили в кабинет главного редактора. Присутствовало десять журналистов.

Разговор зашел о телепатии. Кто-то выразил сомнение в возможностях Мессинга. Слегка возбужденный после только что окончившегося сеанса, еще не вошедший в «нормальное состояние», да еще подзадоренный разговором, он сказал:

— Хорошо! Я вам дам возможность убедиться в силе телепатии. Вы все журналисты. Возьмите свои блокноты.

Одни с интересом, другие со скептической улыбкой, но блокноты вытащили все. Те, у кого их не оказалось, взяли чистые листы бумаги со стола главного редактора. Вооружились вечными перьями…

— Теперь пишите, — скомандовал он весело, — сегодня — пятое июня… Между двадцатым и двадцать пятым июня… Простите, как ваша фамилия? — обратился он к одному из присутствующих.

— Иванов Иван Иванович, — с готовностью ответил тот.

— Так вот, между двадцатым и двадцать пятым июня вы, Иванов, получите очень крупное повышение по служебной линии. Новое назначение. У меня просьба ко всем: когда это случится, позвоните мне. Все записали? Ну вот, пройдет несколько недель — и выясните, прав я был или нет.

Двадцать второго числа Мессингу позвонили в разное время четыре человека. Иванова назначили главным редактором одной из центральных газет.

Бесполезно было спрашивать Вольфа Григорьевича, как ему это удалось. «Скажу честно и откровенно, — признался он, — не знаю сам. Точно так же, как не знаю механизма телепатии. Могу сказать вот что: обычно, когда мне задают конкретный вопрос о судьбе того или иного человека, о том, случится или нет то или иное событие, я должен упрямо думать, спрашивать себя: случится или не случится? И через некоторое время возникает убежденность: да, случится или не случится. Вероятно, многие невольно подумают: Мессинг вступает в противоречие с материалистическим пониманием мира. Но посмеем высказать несколько соображений.

Во-первых, как материалист, я не могу даже на йоту предположить, что в этой моей способности есть хоть крупица чего-то сверхъестественного.

Во-вторых, я убежден, что это свойство со временем найдет свое материалистическое объяснение. Кстати, приведенные случаи могут быть объяснены особым проявлением телепатических способностей. Возможно, как раз в тот миг, когда я смотрел на карточку брата женщины, пришедшей ко мне, он писал своей сестре письмо и высчитывал, что только через тринадцать дней она его получит. Эту мысль и «принял» тогда мой мозг. Точно так же где-то в высших инстанциях в те часы, когда я сидел в редакции газеты, решался вопрос о назначении Иванова. А я «услышал» об этом и сообщил журналистам. Но в эту гипотезу не ложатся, вижу сам, многие другие факты».

Лучше всего Мессинг чувствовал судьбу человека, которого встречал первый раз в жизни. Или даже не видел его совсем, только держал какой-либо принадлежащий ему предмет, а рядом думал о нем его родственник или близкий человек.

Эпизод о польском эмигранте относится именно к числу таких случаев: Мессинг держал в руке его карточку, а рядом сидела и думала его сестра.

Перебирая в памяти сотни подобных случаев, Мессинг не мог не остановиться на единственном ошибочном. Впрочем, не совсем ошибочном. Дело было опять-таки еще в Польше. К нему пришла совсем немолодая женщина. Седые волосы. Усталое лицо. Села перед ним и заплакала:

— Сын… Два месяца ни слуху ни духу. Что с ним?

— Дайте его фото, какой-нибудь предмет сына. Может быть, у вас есть его письма?

Женщина достала синий казенный конверт, протянула Мессингу. извлек из него написанный листок бумаги с пятнами расплывшихся чернил. Видно, много слез пролила за последние два месяца любящая мать над этим листком линованной бумаги.

Мессингу вовсе не обязательно в таких случаях читать, но все же он прочитал обращение «Дорогая мама!..» и конец «твой сын Владик». Сосредоточился. И увидел, убежденно увидел, что человек, написавший эти страницы, мертв.

Мессинг обернулся к женщине:

— Пани, будьте тверды. Будьте мужественны. У вас много еще дел в жизни. Вспомните о своей дочери. Она ждет ребенка — вашего внука. Ведь она без вас не сумеет вырастить его.

В калейдоскопе лиц затерялось это усталое лицо, тоскующие глаза матери, потерявшей сына. Но эта история получила продолжение.

Месяца через полтора Мессинг получил телеграмму: «Срочно приезжайте» из того города, где был совсем недавно. Приехал с первым поездом. Вышел из вагона — на вокзале толпа. Только ни приветствий, ни цветов, ни улыбок — серьезные, неприветливые лица. Вперед вышел молодой мужчина:

«— Вы и есть Мессинг?

— Да, Мессинг — это я.

— Шарлатан Мессинг, думаю, не ожидает от нас доброго приема?

— Почему я шарлатан? Я никогда никого не обманул, не обидел.

— Но вы похоронили живого!

— Я не могильщик…

— И чуть-чуть не загнали в гроб вот эту женщину. Мою бедную мать.

Смутно припоминаю ее лицо, виденное мной. Спрашиваю:

— Все-таки кого же я заживо похоронил?

— Меня! — отвечает молодой мужчина.

Пошли разбираться… Я вспомнил всю историю.

— Дайте мне, — прошу женщину, — то письмо, что вы мне тогда показывали.

Раскрывает сумочку, достает. В том же синем конверте, только пятен от слез прибавилось. По моей вине лились эти слезы! Смотрю я на страницы с расплывшимися чернилами — и еще раз прихожу к убеждению: умер человек, написавший это письмо, умер человек, подписавшийся «твой сын Владик»… Но тогда кто же этот молодой мужчина?

— Вас зовут Владик?

— Да, Владислав.

— Вы собственноручно написали это письмо?

— Нет.

Для меня это «нет», как вспышка молнии, озаряющая мир.

— А кто его написал?

— Мой друг. Под мою диктовку. У меня болела рука. Мы с ним вместе лежали в больнице.

— Ясно. Ваш друг — умер?

— Да. Умер. Совершенно неожиданно. Он был совсем не тяжело болен.

Обращаюсь к женщине:

— Пани, простите мне те слезы, что вы пролили после нашей встречи. Но ведь нельзя знать все сразу. Вы мне дали это письмо и сказали, что его написал ваш сын. Я вижу обращение «мама», подпись «твой сын». И вижу, что рука, написавшая эти слова, — мертва. Вот почему я и сказал, что сын ваш умер…

Так подробно со всеми деталями мы рассказали эту историю потому, что, может быть, ее странные события помогут расшифровывать таинственные сегодня, но, видимо, абсолютно материальные основы того необычного свойства мозга Мессинга, о котором мы рассказали.

Разумеется, даром владел не только Мессинг. В истории записаны тысячи совершенно неожиданных и с поразительной точностью сбывшихся предчувствий — интуитивных предвидений.

«Да, я знаю, что «прямое познание», «прямое видение» в течение многих лет и столетий в большинстве цивилизованных стран объявлялось шарлатанством, не достойным серьезных людей занятием, — признается Мессинг. — Но в последние годы кое-где отношение к этой области непознанного начинает меняться. Я не имею в виду чисто спекулятивные и шарлатанские организации и объединения, а таких много. Я имею в виду научные организации, ставящие своей задачей, отбросив шелуху мистики, разобраться в механизме прямого видения, постараться использовать его для блага людей. Видимо, к числу таких организаций принадлежит созданный в Голландии еще в 1953 году Институт парапсихологии, о котором я прочитал в одном из номеров французского научно-популярного журнала «Сьянс э ви». Этот институт, по сообщению журнала, сотрудничает с министерством просвещения и полицией.

В статье сообщается, как один из сотрудников института, некто Круае, указал местонахождение трупа утонувшего ребенка, несмотря на то что не было ничего, что указывало бы на это».

Вольф Григорьевич рассказывает и о другом случае, официально запротоколированном и снабженном подписями официальных лиц и полицейских чинов. Он произошел с дамой, имевшей неосторожность уронить драгоценное ожерелье… в унитаз. К счастью, ожерелье было застраховано на крупную сумму. Предпочитая найти пропажу, нежели выплачивать большую сумму, страховая компания попыталась в нескольких местах вскрыть канализацию, но сеть труб разветвлялась по всему городу, и поиски фактически были безнадежны. Тогда обратились к некоему Гамару, известному своим даром ясновидения. Придя в состояние крайней сосредоточенности, или, как говорят, транса, Гамар безошибочно указал то место мостовой, которое следовало вскрыть и где глубоко под землей, в трубе, действительно было найдено потерянное ожерелье.

Известно также немало других фактов, когда человек, например, наделенный даром «прямого знания», воссоздавал мысленно картину совершенного преступления, давал описание обстановки и точной внешности преступника. Руководствуясь только этим словесным портретом, полиция задержала преступника, сообщившего те детали убийства, которые были уже известны полиции со слов ясновидящего. Естественно изумление задержанного, поскольку он точно знал, что никто не видел его и был единственным на месте преступления.

Из литературы известно, что за рубежом проводились опыты по изучению и этого явления. В частности, такие опыту ставились психологическим обществом в Нью-Йорке. Испытуемый — назовем его условно ясновидящим — садился напротив испытателя. Тот вынимал из колоды первую попавшуюся карту так, что ее значение не видел ни он сам, ни ясновидящий, ни свидетели опыта. Глядя только на внешнюю сторону карты, ясновидящий называл ее. Лишь после этого карту переворачивали и убеждались в правоте или ошибочности ответа.

Для того чтобы сделать опыт окончательно и безукоризненно чистым, исключили руки испытуемого. В специальную машину закладывали несколько колод обыкновенных игральных карт. Машина сама их тасовала, а затем выбрасывала по одной карте через определенные промежутки времени. Ясновидящий называл значение карты — свидетели опыта записывали, а проверка осуществлялась после того, как заканчивалась целая серия — 25 карт. Затем велась математическая обработка полученных результатов, и они совершенно однозначно свидетельствовали, что испытуемый обладал умением узнавать, какая это карта.

Многие специалисты в западных странах полагают, что ясновидение такой же точно установленный факт, как и телепатия. Руководитель группы американских исследователей телепатии доктор Ратен считает это явление подтвержденным опытным путем.

«Да, предвидение будущего, не научное предвидение, а интуитивное предвидение, — уверенно заявляет Мессинг, — существует. Необъяснимо? Да, с нашим нечетким представлением о сущности времени, о его связи с пространством, о взаимосвязях прошлого, настоящего и будущего пока необъяснимо. Ведь, думаю, с этим согласится каждый, что мы еще очень мало знаем о взаимозависимости между прошлым и будущим».

Вольф Мессинг касается и совершенно другой области — удивительной способности мгновенно считать. Люди, обладающие подобным талантом, встречались во все времена у всех народов. Обычно проявляется эта способность в раннем детстве, причем ребенок четырех-пяти лет, не имеющий вроде бы понятия о четырех действиях, начинает решать задачи, требующие извлечения квадратных и кубических корней, многократного возведения в степень и т. д. Иногда с годами этот дар бесследно исчезает, но бывает, что сохраняется на всю жизнь.

Из наиболее интересных «мгновенных счетчиков» были в разные времена известны француженка Осака, индианка Секунтара Деви, итальянец Жан Иноди, француз Мориц Дагбер и т. д. Осака мгновенно извлекала корень шестой степени из такого, например, числа: 402 420 747 776 576. Деви за три-четыре секунды отвечала на вопрос, чему будет равен корень 20-й степени из числа, состоящего из 42 цифр. Невозможного для нее не было: «Я еще никогда не достигала своих границ», — сказала она однажды.

У специалистов мгновенного счета нередко спрашивали о секретах их умения, но отвечали они обычно не больше, чем на эти вопросы мог ответить сам Мессинг. Общий смысл ответов сводился к тому, что несколько мгновений они ощущают в уме не поддающуюся их контролю чехарду и мелькание цифр, а затем появляется результат. Уследить или проанализировать ход решения они обычно не способны. Не способны потому, что самого процесса этого решения не могут понять, уловить. Есть конечный результат, последняя цифра, вспыхивающая вдруг в итоге напряжения воли подобно тому, как ясновидящему открывается вдруг конечный факт в отношении какого-либо лица или события. Это тоже «прямое познание», минующее длинную причинно-логическую цепь и дающее лишь ее конечное, заключительное звено.

«Очень часто, — признается Вольф Григорьевич, — я ловлю мысли людей, завидующих мне.

— Вот бы мне такие способности. Я бы…

А мне хочется сказать этим людям:

— Не завидуйте!

И действительно, чему завидовать? Свойство телепата позволяет мне иной раз услышать о себе такое, что, как говорится, уши вянут. Увы! Так много рождается у людей мыслей, которые совсем ни к чему слышать другим и которые обычно не высказывают вслух. Приятно ли слышать о себе бесцеремонные, грубые, лукавые выражения? Так, может быть, способность гипнотического воздействия — завидная вещь?

О нет! И в доказательство этого могу сослаться на тот факт, что я и сам к этой способности прибегаю крайне редко. Считанное количество раз в своей жизни.

Ну, наверное, самое завидное — умение видеть будущее?

Да тоже нет! Кстати, я никогда не говорю людям, что они должны скоро умереть. Стараюсь не сообщать и другие печальные вести. Зачем? Пусть лучше они не ожидают бед и несчастий. Пусть будут счастливы!

Нет, ни одна из этих способностей не дает никаких особенных преимуществ. Если, конечно, их обладатель честный человек и не собирается использовать свое умение в целях личной наживы, обмана, преступлений… Но и в этом случае он не достигнет успеха. Он будет в конце концов обнаружен и, попросту говоря, наказан.

Так что не завидуйте!»

Когда болезнь поражает члена семьи или близкого друга, мы злимся на свое бессилие. Мы-то надеялись, что несчастье минует дорогих нам людей! Но жизненная философия Вольфа подготовила его к подобным ударам.

Вольфа Григорьевича давно мучили боли в ногах, особенно при ходьбе, но он старался терпеть, пока было возможно. Наконец, дело дошло до того, что он не мог нормально работать и вынужден был прибегнуть к медицинской помощи. Он обратился к своему другу известному хирургу Александру Александровичу Вишневскому. Итак, две недели в мае 1969 года Мессинг провел в больнице. Вишневский быстро поставил диагноз. Вольф страдал хроническим артритом обеих конечностей, и хирург велел госпитализировать его в институт. Посетив его в первый раз, я нашла Мессинга расстроенным. Врач прописал ему болеутоляющее и запретил курение. Насчет последнего Мессинг печалился особо и отказывался принимать это предписание всерьез.

Мне пришлось дожидаться, пока закончатся процедуры и разрешат повидать Вольфа, в кабинете Вишневского. Вдруг кто-то достаточно громко и четко сказал: «Дурак!» Я опешила, мне казалось, что я одна в комнате. Испуганно огляделась, но даже в темном углу не могла никого разглядеть. Я рассматривала картины на стенах и полки с кни гами и подарками от пациентов, а через несколько минут снова услышала тот же голос: «Дурак!» Твердо решив найти шутника, подошла к темному углу. Когда мои глаза привыкли к темноте, увидела высокую круглую клетку с черно-серой птицей размером с большого попугая. Это была индийская майна, принадлежащая к семейству черных дроздов, известная своей потрясающей способностью имитировать человеческий голос.

Поняв, что не страдаю галлюцинациями, я спросила:

— И кто же ты такой?

Птица ответила, как будто поняла вопрос:

— Я Сережа, я хороший! Я Сережа, я хороший мальчик!

Я сказала маленькому болтуну, что очень рада знакомству, но Сережа не слушал и продолжал свой монолог:

— Пациенты, вернитесь в свои палаты, в свои палаты, в свои палаты…

Либо он не мог остановиться, либо не хотел. Наконец, вошел хозяин птицы и института.

— Что, Сережа, ты уже похвастался? Сказал Татьяне, что ты очень умный?

Серёжа сконфузился, промолчал, переминался с ноги на ногу и в конце концов присмирел. Майна вызвала улыбку, но она тут же сошла. Александр Александрович рассказал мне, что дела Вольфа плохи. В ногах нарушено кровообращение; его кровеносные сосуды забиты склеротическими бляшками. Вольфу было прописано консервативное лечение для облегчения болей и приостановки процесса, но есть опасение, что курение приведет к возникновению гангрены, возможно, обеих ног. В этом случае ноги придется ампутировать.

— Вольф Григорьевич обещал бросить курить, — сказал профессор Вишневский, — но пока не выполняет обещание. Я, старый дурак, каждый раз верю ему…

Доктор ударил себя по лбу в отчаянии, и Сережа повторил за ним: «Дурак! Старый дурак!» Затем птица разразилась ругательствами. Даже пьяница не посмел бы так выражаться в присутствии дамы! Потом я поняла, что она передразнивает своего хозяина, который ругался отчаянно даже во время операций. Запертый в своей клетке в кабинете профессора Сережа быстро выучил этот специфический язык и с удовольствием использовал его. Доктор Вишневский был смущен, но, к сожалению, было слишком поздно. Ученик превзошел своего учителя.

Вишневский сказал, что это говорящее чудо преподнес ему в подарок Юрий Гагарин, который привез его из Индии. Потом я повидалась с Вольфом и рассказала ему об удивительной птице. Вольф просто улыбнулся и сказал:

— Меня тоже окрестили дураком. Кто знает, может, Сережа и прав? Посмотри, сколько лет я прожил среди русских, а до сих пор не научился русскому языку. Сережа более способный. И, несмотря на его отвратительное поведение, люди восхищаются им, любят его. Ему можно позавидовать!

Вольф не был дураком, и, к счастью, он не потерял ноги. Но эта госпитализация была только началом проблем.

Из-за своей болезни я не могла работать в течение семи лет! Уже была не способна выполнять объем работ, который требовался от фотожурналиста, и вернулась к своей первой профессии, правда, деятельность моя носила чисто административный характер.

Я начала работать в Институте сердечно-сосудистой хирургии Академии наук им. А. Н. Бакулева. Время от времени «дух» Вольфа Мессинга витал в стенах нашего института, так как к его помощи прибегали, когда нужно было поставить правильный диагноз в ряде сложных случаев. Однажды утром я пришла на работу и узнала, что ночью привезли серьезного больного. Это был важный человек, и утром собрался консилиум. Кавалькада черных лимузинов выстроилась около больницы. Нашим пациентом оказался генерал-лейтенант Жуковский, командующий Военно-Воздушными Силами Белорусского военного округа, старый друг Мессинга. Никто не сомневался в летальном исходе. Ни один хирург в мире не проводил еще подобных операций.

Только директор института профессор Владимир Бураковский имел право оперировать такого пациента, но он считал, что операция только ускорит конец. Но не принимать никаких мер по отношению к Жуковскому было также нельзя. Врачи оказались в довольно щекотливой ситуации. В это время секретарь сказал мне, что меня просил срочно позвонить Мессинг.

— Тайбеле, скажи своему боссу начинать операцию немедленно. Жуковский мой друг, и я советую вам не терять ни минуты.

Я сообщила ему о сомнениях Бураковского, но Мессинг прервал меня:

— Все будет хорошо; он поправится. А ваш босс будет представлен к награде. Скажи ему это.

Не видя никакого другого выхода из сложившейся ситуации, Бураковский наконец решился на операцию, надеясь разве что на чудо. Операция была длительной, но прошла успешно, первые послеоперационные дни тоже. Жуковского перевели в клинику Бурденко для дальнейшего наблюдения. Это было настоящим чудом для человека, которого все считали не жильцом на этом свете. Если бы Мессинг не позвонил вовремя, операцию, по крайней мере, отложили бы и последствия были бы трагичными. Профессору Бураковскому присвоили звание члена-корреспондента АМН и наградили его за успешную операцию — первую подобного рода в Советском Союзе.

Я уверена, что Вольф Мессинг никогда не анализировал своих предчувствий и других психических способностей; это просто информация, дошедшая до него. Когда я спросила его, оперировать Жуковского, Мессинг ответил:

— Я даже не думал об этом. Цепь ассоциаций: операция… Жуковский… жизнь… — просто возникли в моем сознании. И все.

Это мало что прояснило для меня. Я никогда до конца не понимала, где скрыт ключ к способностям Мессинга. Так как мы были близкими друзьями, я не чувствовала неловкости, спрашивая его, были ли в его жизни трагические случаи, когда ему не удавалось предотвратить несчастье. Вольф понимал, что я имею в виду не неизбежные ошибки, которые происходят во время представлений, а более серьезные личные неудачи.

Мессинг нервно вскинул голову. Он достал сигарету, хотя в пепельнице уже лежала зажженная. Затянувшись несколько раз, ответил:

— Люди явно оказывают влияние друг на друга, — начал он. — Как это тебе удается читать мои мысли? Я уже давно хочу рассказать тебе об одном случае, но никак не могу решить, с чего начать… А сейчас ты начала первая. Нет, я никогда не совершал серьезных ошибок. Я отношу сюда все личные просьбы, которые выполнял, и случаи, когда инициатива принадлежала мне, особенно тогда, когда речь шла о жизни и смерти. Я уверен, что ты помнишь случай с Мстиславом Келдышем, президентом Академии наук. Его поместили в ваш институт, хотя понимали, что никто из именитых хирургов не отважится оперировать его. На правительственном уровне было решено пригласить для консультации бригаду американских врачей, возглавляемую знаменитым Майклом Де Бейки. Ты уже знаешь результат. (В 1972 году Келдыш нуждался в операции на сосудах. Подробности операции не сообщались в то время, но она была успешной.) Что касается финишной черты, то я первым пересеку ленточку… И некоторые инструкции в отношении моих похорон даст именно Келдыш. Ты увидишь сама.

Я с ужасом слушала эти слова, и впервые в жизни мне захотелось остановить Вольфа. Он же спокойно продолжал:

— Давай оставим эти мрачные прогнозы и вернемся к твоему вопросу. Я никогда не прощу себе нерешительности, которая вылилась в трагедию, о которой ты хорошо знаешь. Трагическое предчувствие пришло ко мне спонтанно, даже не было четкого видения катастрофы. Апрельским утром 1967 года я проснулся, едва рассвело, и решил прогуляться по пустынным улицам. На газетных стойках уже продавались газеты, и я купил несколько. Заголовки на первой странице сообщали об успешном запуске космического корабля «Союз-1», и там были помещены фотографии космонавта Владимира Комарова. Сорокалетний Комаров был невысоким человеком с тонкими губами и густыми бровями. В передовицах сообщали подробности полета, биографию Комарова, были помещены его фотографии в Кремле перед запуском. Я рассматривал их. Тут меня молниеносно осенила мысль: «Он не вернется». Я почувствовал, как дрожь пробежала у меня по спине, и на какое-то мгновение предчувствие показалось смешным. Но мысль не покидала меня. Катастрофа мне не увиделась, и я подумал, что мысль относится к чему-то другому.

Я попытался избавиться от всех мыслей о полете. Но за завтраком эта фраза возникла у меня в голове три раза, как будто сигнал пульсировал в моей голове: он не вернется… он не вернется… он не вернется… Я не мог расслабиться, так как не понимал значения этого сигнала. Отставив чашку с чаем, лег на диван и попытался сконцентрироваться. Но даже после этого не возникло никакого видения.

Потом я начал размышлять, пытаясь разместить все, что касалось этого предчувствия, по своим местам. Это была моя первая и главная ошибка! В таких случаях попытка найти обоснование впечатлению только мешает. Я должен был просто принять к сведению сигнал без всяких условностей и попытаться еще раньше предпринять какие-то меры… хотя даже сегодня мне кажется, что катастрофу вряд ли удалось бы предотвратить. Ведь решения, касающиеся космических полетов, принимаются на уровне политических верхов. Они вряд ли прислушались бы ко мне.

Я начал-думать: почему он не вернется? Космический корабль, запущенный на земную орбиту, не сможет сойти с нее. Даже если ракетный двигатель взорвется во время вхождения в плотные слои атмосферы, капсула с космонавтом все равно вернется на Землю. Итак, он все равно вернется. Я определенно не верил, что корабль столкнется с НЛО. Таков был ход моих размышлений. Но ясновидение нельзя объяснить при помощи методов логики; такая попытка делает бессмысленными любые видения. Мне не пришлось долго ждать. Через несколько дней было официально объявлено, что Владимир Комаров погиб 24 апреля 1967 года, возвращаясь с орбиты.

Действительно, то, что проделывал Мессинг, не поддавалось логическому объяснению. Он являлся как бы антиподом Шерлоку Холмсу с его дедуктивным методом. В 1928 или 1929 году, во время представления в Париже, Вольфа пригласили в маленький провинциальный город, чтобы он помог разрешить тайну отравления состоятельной вдовы. У префекта не было никаких зацепок, и Мессингу пришлось начинать с нуля. В сопровождении двух детективов он явился на виллу жертвы. Их проводником был сын покойной, худосочный симпатичный юноша 18–20 лет. Переходя из комнаты в комнату, Мессинг внезапно остановился у старой картины в комнате, примыкающей к спальне. Это был портрет убитой женщины — аристократического вида леди в подвенечном платье. Некоторое время Мессинг изучал картину, потом повернулся к юноше.

— Отдайте ключ, который висит за портретом, полиции, — сказал он. — Вы открывали им сейф, после того как отравили свою мать.

Через час молодой человек признался в убийстве.

Спустя год одна польская семья из Торуна, опечаленная горем, попросила Мессинга найти сына. Мессинг провел два дня в Торуне в доме безутешной семьи. На третий день в состоянии, близком к каталептическому трансу, он сообщил родителям:

— Ваш Иозеф мертв. Тело находится в реке сразу за мостом, а голова в общественном туалете.

Он назвал улицу. Однако не мог, сказать, как произошло убийство.

Насколько я знаю, Вольф никогда не пользовался своей силой в чисто политических целях. Но он часто рассказывал об одном деле, которым очень гордился. Это дело связано с немецким шпионажем в годы второй мировой войны. В 1944 году около Новгорода арестовали подозрительного человека. Это был высокий широкоплечий блондин, носивший очки в роговой оправе и выглядевший как настоящий немец, впрочем, он тут же признал, что так оно есть. Офицеры разведки были уверены, что он является агентом немецкой разведслужбы, но у них не было доказательств. Поняв, что обречен, немец все равно упорно отрицал свою вину. Его пытали и даже организовали инсценировку казни, чтобы вырвать из него признание, но все было бесполезно. Он оказался из тех редких людей, которые могут выносить любую боль и не сломаться. Его не хотели расстреливать, так как подозревали в причастности к целой шпионской сети.

Вот что рассказывал немец: он был контужен и пришел в себя на поле боя, добрался до ближайшей деревни, которая оказалась брошенной. Три месяца провел в амбаре, сжег свою форму, надел крестьянскую одежду. Питался пищей, которую нашел в деревне, иногда подстреливая дичь из пистолета. Он не знал ни одного слова по-русски. Последнее заявление вызвало подозрение у офицеров. Они считали, что на самом деле он говорит по-русски и довольно хорошо, но ни разу не проговорился за четыре недели заключения.

В этот момент офицеры обратились за помощью к Мессингу. Они хотели знать, понимает ли немец русскую речь. Вольфа попросили поприсутствовать на допросах под видом высокопоставленного лица (хотя и одевался в гражданскую одежду). Сам он, однако, не принимал участия в беседе. За полчаса, в течение которых пленнику задавали обычные вопросы относительно имени и места рождения, Вольф посредством телепатии установил, что немец в уме переводит все фразы с русского на немецкий. Мессинг уже понял, что немец является опытным шпионом, но как доказать это? За двадцать пять минут Вольф придумал блестящий план, который осуществил в тот же день. Его идея была настолько хитроумной, что даже такой опытный разведчик попался в расставленные сети.

Главный следователь начал допрос на русском в присутствии секретаря. Мессинг сидел молча. Подозреваемый на протяжении всего допроса с надеждой поглядывал в его сторону. Когда допрос был окончен, Мессинг постучал пальцем по папке, которую принес с собой, и сказал на совершенном немецком:

— Да, теперь я абсолютно убежден, что вы не виновны.

Затем он спокойно встал из-за стола и сказал тем же тоном, но уже по-русски:

— Вот и все. Вы можете идти.

Пленник тотчас вскочил с места. Однако, сразу же поняв, какую ошибку допустил, тут же сел обратно, но было уже поздно.

Когда Вольф в первый раз рассказал мне эту историю, я спросила:

— Значит, не остается ни одного преступления — даже самого сложного, которое не может быть раскрыто? Не удобнее ли властям нанять одного-двух телепатов для расследования? В таком случае не будет несправедливых приговоров или нераскрытых дел.

— Нет! — заявил Вольф. — Мои способности — не панацея. Любой суд и приговор должен быть основан на фактах. Этот случай с немецким разведчиком был исключением и не может служить примером для юридической науки. Я согласился принять участие в расследовании только потому, что обстоятельства требовали неординарных мер. Спорный вопрос: может ли парапсихолог или телепат помочь в расследовании преступлений? Проблема эта сродни дилемме, выполнять ли операцию по пересадке органов, если донор только близок к смерти. Этот вопрос обсуждался медиками до того, как доктор Барнард выполнил первую пересадку сердца. Проблема заключалась не столько в практической стороне дела, сколько в морально-этической. Откуда вы знаете, что донор находится действительно в безвыходном положении? Должны ли мы прекращать спасать одного человека, чтобы спасти другого? Никто не сможет сказать этого, пока донор не умрет.

Ни один телепат не заменит нормального расследования и суда. Он может быть задействован в отдельных случаях, чтобы найти доказательства, но не более. Такую функцию я выполнял, принимая участие в расследовании нескольких громких дел. Многие юристы, к сожалению, разделяют мнение, что каждый преступник оставляет следы, хотя бы и микроскопические. По-моему, это не так. Немало серьезных преступлений было совершено профессионалами, не оставляющими следов. А если что-то и было, время и обстоятельства стерли их. Такие преступления крайне сложно раскрыть и почти невозможно доказать вину подозреваемого. Ощущения ясновидящего могут служить только отправной точкой для следователя. Они не могут быть основанием для вынесения приговора. Я приведу пример.

В 1951 году в Казани ходили слухи по поводу загадочного убийства девятнадцатилетней девушки. Это было классическое преступление без следов. Ее сбросили с моста в реку посреди ночи. Девушка была хрупкого телосложения, и, возможно, кто-то притворился, что обнимает ее, а сам перебросил ее через перила. Ее бывшего дружка арестовали через несколько месяцев, хотя против него не было никаких улик. Много свидетелей подтвердили на суде, что он не видел жертву в течение двух лет. Но когда они встречались, то свидания чаще всего проходили на этом мосту, и все обвинения в адрес юноши базировались на этом факте. Парень был подавлен. Он ничего не говорил в свое оправдание, постоянно повторяя одно и то же: «Это не я».

Во время суда в Казани был Мессинг. Узнав о деле от горничной в гостинице, решил посетить заседание. Там он понял, что парень невиновен. В то же время обнаружил, что кто-то в зале нервничает, — возможно, это и был преступник, которого мучили воспоминания. В начале заседания Вольф сидел спокойно, но потом засуетился, так как по чувствовал импульсы, исходящие от него. В гостиницу Вольф вернулся пешком и во время прогулки сконцентрировался на своих ощущениях. Он знал, что многих преступников тянет на место преступления. Но считал, что в данном случае важен не мост, а река. В любом случае течение реки лишает сцену конкретики, и Вольф не думал, что преступник вернется туда. Он также был уверен, что сам убийца находился в зале суда.

Перед Вольфом встала задача обнаружить его во время следующего заседания. Он интуитивно чувствовал, что этот человек приходит на каждое слушание дела. Вольф пришел одним из первых, чтобы иметь возможность разглядывать всех входящих. Первыми появились два мальчика, вероятно, друзья обвиняемого. Один из них был одет в спортивную одежду, другой — в поношенный серый костюм. За ними следовала женщина средних лет и мужчина немногим старше. Это были родители обвиняемого. Постепенно зал заполнился до предела зрителями. К сожалению, Вольф не мог пока указать на преступника. Но когда заседание началось, у него появилось такое же ощущение, как и накануне. Теперь ему оставалось сконцентрироваться на источнике.

Мессинг в течение десяти минут сидел с закрытыми глазами, как в трансе. Затем посмотрел налево, на последнее место в пятом ряду от скамьи подсудимого. Там сидел мужчина примерно двадцати пяти лет, держащий в руках скрученный в трубку журнал «Огонек». Именно от этого человека исходили импульсы. Парапсихолог стал посылать ему сигналы: «Встаньте и признайтесь в убийстве». Молодой человек засуетился на своем месте. Он вытащил пачку сигарет, положил ее обратно и притворился, будто с интересом изучает фотографии в журнале. Потом скрутил журнал снова. Казалось, им овладел страх, так что он не мог больше ничего делать.

Психическое напряжение преступника было только на руку Мессингу. Вольф решил, что нужна встряска. Когда объявили первый перерыв, молодой человек развернул журнал и положил его на кресло, показывая, что оно занято. Во время перерыва Вольф постучался в дверь одного кабинета и попросил у секретаря лист белой бумаги и красный карандаш. Он объяснил, что хочет повесить знак на комнате для курящих, так как многие принимают ее за выход. На бумаге он написал большими буквами: ВЫХОДА НЕТ… В отличие от других подобных указателей в конце имелись три точки, старательно выведенные Мёссингом.

Когда заседание возобновилось, Вольф принялся атаковать молодого человека мысленным приказанием: «Встаньте! Скажите всем, что вы убийца!» Во время второго перерыва Вольф подождал, пока останется один в зале, и положил лист бумаги под журнал, оставленный преступником на кресле.

Затем выкурил сигарету, но не вернулся в зал. Не хотел видеть то, что будет происходить там. Он ожидал за полуоткрытой дверью. Вскоре в зале раздался пронзительный крик: «Это я! Я убил ее!» Остальное Мессинга не интересовало. Удовлетворенный результатом, он отправился домой.

Для большинства людей весна означает возрождение и надежду. Но на протяжении нескольких лет я ожидала апрель с нарастающей тревогой. Каждый год в это время Вольф ложился в больницу. Ранней весной 1972 года снова наступила пора ежегодного обследования в клинике Вишневского. Боли в его ногах усиливались. Он не показывал душевной слабости, вел себя, как ребенок, с энтузиазмом воспринимая все происходящее, и казался мне тем же Мессингом, которого я знала двадцать лет назад.

Как-то мы гуляли во дворе, и около мемориала, возведенного в честь Александра Васильевича Вишневского, отца Александра Александровича, Вольф сказал:

— Здесь я задумался о быстротечности жизни. Никогда не знаешь, что придет тебе в голову, когда стоишь рядом с этим мудрецом… со скальпелем на уме.

Фигура и вправду напоминала роденовского мыслителя.

Мессинга одолевали тогда и вполне земные проблемы. Он делил с хозяйкой однокомнатную квартиру, нанятую в 1972 году, когда умерла Ираида. Не в привычках Мессинга было просить о более подходящем жилье, но, на его счастье, ему стала помогать женщина из Министерства культуры. На его собственные деньги была снята двухкомнатная квартира на улице Герцена в доме, построенном для министерских рабочих. Квартира располагалась на тринадцатом этаже.

— А что ты думаешь о чертовой дюжине? — спросила я Вольфа.

— Черти — мое хобби! Я отлично с ними уживаюсь, — пошутил он.

Следующей весной он снова лег в больницу, на этот раз надолго. Так как прогулки его сократились, он принес с собой много книг, которые давно хотел прочитать, но так и не удавалось.

— Если бы люди, которые дарили их мне, знали, что я их не прочитываю! — сказал Вольф. И показал мне две книги с автографами авторов: одна «Дневник хирурга» А. А. Вишневского, другая «Мысли и сердце» Николая Амосова. — Видишь, я не могу пожаловаться на нехватку друзей. Они посещают меня и дома, и здесь. Но умру я в полном одиночестве…

К концу лета 1974 года, однако, кризис, казалось, миновал. Вольф определенно был на пути к выздоровлению, но его отпустили со строгим предписанием постельного режима. В октябре я отдыхала в Гаграх. Когда вернулась, на следующий же день зазвонил телефон:

— Ваш друг Вольф Григорьевич у нас. Он в очень плохом состоянии, ему предстоит серьезная операция.

Я знала, что означает закупорка артерий нижних конечностей, особенно для семидесятилетнего человека. Однако не впала в панику, Вольф был в нашем институте, где все знали о моей дружбе с ним, что гарантировало ему заботу и уход. Так как Вольф находился уже в хирургическом отделении, я не считала нужным отправляться в больницу немедленно. К тому времени выяснила, что Вольф давал представление в Карпатах, пока я отдыхала в Гаграх. И он сократил свое последнее выступление, так как боль стала совсем невыносимой, и первым же рейсом вылетел в Москву. А уходя в больницу, сказал, грустно посмотрев на свой дом: «Я никогда больше не увижу его».

В отличие от других госпитализаций он нервничал и совсем потерял силу воли. Было ли это предчувствием конца? Может, его печалило то, что так никто и не обратился к правительству с его давнишней просьбой: пригласить в СССР знаменитого

Майкла Де Бейки, чтобы он прооперировал его? В 1972 году Де Бейки с успехом провел операцию, подобную той, в которой нуждался и Вольф, Келдышу. Вольф даже соглашался сам оплатить все расходы Де Бейки.

К счастью для Вольфа, операцию проводил прекрасный хирург мой друг Анатолий Владимирович Покровский.

На следующий после операции день я принялась ломиться в реанимационное отделение, чтобы узнать, как Вольф себя чувствует, но у меня была простуда, и меня не пустили. Я надела белый халат, маску и смотрела на Вольфа из окна. Мессинг дышал с помощью респиратора, но, к моему удивлению, подавал рукой сигналы, что хочет курить. Врач, стоявший у постели, узнал меня и кивнул, подняв большой палец: это означало, что все хорошо. Ноги Вольфа были обычного цвета, это хороший признак, так как в таких случаях кожа часто синеет, а потом образуется гангрена. Опасность еще раз миновала. И он опять готов был достать проклятый табак даже через мой труп!

Для Вольфа было важно пройти реабилитационный период без осложнений. Но когда на следующее утро я кинулась к телефону узнать о его самочувствии, врач сказал, что у него легочный коллапс, однако они надеются вытащить его. Днем ситуация стала критической. Отказали почки, что грозило заражением всего организма. Единственным утешением было то, что пульс оставался ровным, а сон был спокойным.

Слухи о тяжелом состоянии Вольфа вскоре распространились по всей Москве. Мне постоянно звонили друзья, а в те редкие минуты, когда телефон замолкал, сама звонила в институт и задавала один вопрос: «Как там Вольф?» Восьмого ноября состояние было по-прежнему критическим. У меня самой разыгралась пневмония, я заснула и проснулась только в 6.30 утра. В 8.30 зазвонил телефон. Это был Александр Давыдович, начальник отделения, где лежал Мессинг. Он сообщил плохую новость: в 11 часов вечера Вольф умер. Зная, что я больна, решил отложить звонок до утра. Мне предстояло сообщить это трагическое известие всем друзьям. Когда я повесила трубку, меня молнией поразила мысль: его мозг! Мозг Мессинга нужно сохранить!

Я давно слышала, что его мозг оценивали в миллион долларов. Но кто будет покупать такой товар и кто будет продавцом? Если мозг Мессинга представляет интерес для науки, то он принадлежит всем. Никто единолично не может претендовать на эксклюзивные права. Впрочем, время было дорого. В любой момент хирурги могли начать трепанацию чepeпa. Я тут же позвонила домой Покровскому и высказала свои опасения. Он сказал, что находится в отпуске и вскрытие будет проводить профессор Крымский. Я пыталась дозвониться до Крымского, но долгое время было занято. Наконец узнала, что он уже уехал в клинику. Мне оставалось только самой мчаться туда.

Я пыталась уговорить Сашу подвезти меня, но он был единственным дежурным врачом в своем отделении, кроме того, опасался за мое собственное здоровье. Я настаивала:

— Александр, это не мать разговаривает с сыном, вспомни наш лозунг: не шути с серьезными делами. Речь идет о чем-то более важном, чем мое здоровье. Садись в машину и быстро ко мне!

Через пятнадцать минут я влетела в кабинет профессора Крымского.

— Мы понимаем ситуацию, — сказал профессор, гостеприимным жестом указав мне на стул. — Даже если дальнейшие исследования окажутся бесполезными, мы можем сохранить мозг как достопримечательность. У меня есть друзья в Институте мозга, я обещаю, что позабочусь обо всем.

В мозге Мессинга никаких патологических изменений не обнаружили, он был стандартного веса, выглядел совершенно обычным. Мозг Мессинга мог представлять интерес для науки только в том случае, если он помог бы раскрыть тайну его удивительных способностей, но шансов на это было мало. Наука не дошла еще до такого уровня развития.

Единственный некролог появился 14 ноября в «Вечерней Москве». Публикация его была отсрочена в связи с ноябрьскими праздниками. По распоряжению Министерства культуры гроб с телом Мессинга должны были выставить в Центральном Доме работников искусств, чтобы все желающие могли попрощаться с ним. Еще раньше один из друзей Вольфа Мессинга достал маленькие ножницы и отрезал с виска покойного прядь волос. Он относился к Мессингу, сделавшему для него много хорошего, как к святому. Чтобы проститься с Мессингом, прибыли представители Моссовета, потом мы, наконец, решили закрыть гроб и отправиться в ЦДРИ.

На Октябрьской площади нас остановил милицейский патруль. И сообщил, что улица Димитрова перекрыта на два часа. Когда мы спросили, в чем дело, офицер ответил:

— Вы не знаете? Сегодня хоронят Вольфа Мессинга. Процессия проследует по этой улице.

— Мы крайне тронуты вашей заботой, — ответила я с грустной иронией, — но тело Мессинга находится в нашей машине. Мы направляемся в ЦДРИ. Днем мы поедем обратно.

У ЦДРИ уже собралась толпа народа. На каждые два человека приходилось по одному милиционеру! А что было бы, если бы о дате похорон объявили заранее? Возможно, власти боялись наплыва студентов, среди которых Мессинг был особенно популярен, или сборища верующих, считавших Вольфа святым. Последнее было особенно нежелательно, так как ничто не должно было содержать намека на то, будто талант Мессинга дар свыше. Так или иначе, когда вносили гроб, одна женщина объявила:

— Святой прибыл.

Я стояла в почетном карауле, когда Юрий Никулин, которого очень любил Мессинг, вошел в зал. Молча и как-то застенчиво он подошел к гробу и встал рядом со мной. Взглянув на его лицо, я заметила следы грима. Никулин снимался тогда в фильме и специально прервал съемки, чтобы попрощаться с Мессингом.

Наконец пришло время похорон. Так как я была его самым близким другом, то все хлопоты легли на меня. И я приняла решение, чтобы Вольфа похоронили на Востряковском кладбище рядом с его женой. Затем в ЦДРИ были устроены поминки, на которых собралось тридцать человек. Представитель Министерства культуры сказал речь, в которой попытался упомянуть все заслуги Мессинга перед обществом, включая пожертвование на истребители во время войны и благотворительную помощь детскому дому. Но он забыл упомянуть о том, что Мессинг своими выступлениями привлек миллионную аудиторию, что принесло в государственную казну солидный доход. Он также не выступил с предложением организовать фонд для изучения его парапсихологических способностей. И после смерти Вольфа к нему продолжали относиться только как к артисту.

Через некоторое время после смерти Мессинга произошли события, которые напоминали чем-то детективный роман. Мне позвонила Валентина Ивановская и рассказала, что ее вызывают в милицию по делу, связанному с Вольфом Мессингом. На следующее утро получила повестку и я. Мы должны были стать свидетелями описи имущества Вольфа. Кроме нас с Валентиной присутствовали представители Первой нотариальной конторы.

Юристы заполнили нужные документы и начали осмотр квартиры. Они открыли старый, обитый железом сундук. Когда-то в нем хранились вещи Аиды Михайловны, но теперь он был пуст, если не считать нескольких пожелтевших газет, под ними лежал пояс с двумя маленькими кармашками, который я сделала для Вольфа. В карманах обычно хранились важные бумаги и бриллиантовое кольцо в три карата, которое Вольф носил как талисман. Так же в сундуке находилось несколько фотографий. Карман с кольцом оказался пустым. Сберегательные книжки содержали записи о вкладе более миллиона неденоминированных рублей. Были и наличные восемьсот рублей.

Так как завещания Вольф не оставил, мы, близкие его друзья, высказали пожелание, чтобы эти деньги пошли на памятник ему. Но юристы объяснили нам, что по закону эти деньги принадлежат теперь государству. Как будто государство и так не было в долгу перед Вольфом за весь тот доход, который собирали благодаря ему! Когда эта мрачная процедура закончилась, мы подписали документы и с облегчением удалились. Но на этом наши мытарства не кончились. Вскоре меня и других друзей Вольфа вызвали на Лубянку.

Каждому задавали один и тот же вопрос: что стало с драгоценностями, которые Мессинг контрабандой провез в страну? Куда делось его знаменитое кольцо? С каждым днем, если судить по словам следователей, оно набирало вес. Был произве ден обыск у хозяйки Мессинга, но ничего принадлежавшего Вольфу не обнаружили. Не нашлись и под арки, которые Мессинг получал на протяжении многих лет. У него скопилось много необычных вещей; из его коллекций игрушек, изделий народных промыслов, картин и гравюр, восточных халатов ручной работы, морских раковин и кораллов с Дальнего Востока можно было бы организовать выставку. Но все это исчезло. Пока Мессинг болел, а также после его смерти доступ в его квартиру имела только хозяйка. Смешно об этом говорить, но следователи явно нуждались в каком-либо Вольфе Мессинге, чтобы раскрыть эту загадку. Однако среди сотрудников Лубянки не было телепатов.

Проходили годы, но мысль поставить памятник Мессингу не покидала меня. Валентина Ивановская написала письмо в Министерство культуры. Ответ был таков: да, памятник следует поставить, и далее ничего конкретного. Потребовалось бы две тысячи рублей, но это не было камнем преткновения. Казалось, кто-то постоянно пытался расстроить наши планы. Мы продолжали атаковать Министерство культуры просьбами, однако безуспешно.

Как правило, после смерти творцов остается наследие, некие материальные свидетельства их таланта. Так, после художника остаются полотна, после композитора — партитуры. Даже садовник после себя оставляет дерево или куст, который посадил своими руками. Но какие следы в этом мире оставляют колдуны, медиумы или парапсихологи? Те, чей талант состоит в том, чтобы видеть невидимое и слышать неразличимое на слух?

Даже сегодня, когда прошло уже много лет после смерти Мессинга, я не могу смириться в душе с такой несправедливостью. Он заслуживает, чтобы о нем помнили. Я могу только догадываться, какая сила все время мешала увековечиванию его памяти. Может, и сам Вольф догадывался об этом, но эту тайну он унес с собой в могилу. Мои подозрения основываются на его собственных словах.

Перед смертью Вольф часто перечитывал письмо из Израиля, описывавшее тамошнюю жизнь. В начале 70-х годов первые потоки евреев устремились из Советского Союза на историческую родину. Близкие друзья интересовались у Вольфа, почему он сам не уезжает.

— Ты знаешь, что вы с Сашей уедете, — сказал он, — и Саша станет врачом в Соединенных Штатах. Я сказал это тебе, когда Саше исполнилось десять лет. Я знаю, что ты не веришь мне, апеллируя к тому, что не сможешь оставить мать, ну и все такое. Но не будем больше об этом. Ты уедешь в 1978 году. Что касается меня, им легче будет избавиться от меня, чем разрешить мне уехать.

Мессинг сказал это абсолютно спокойным тоном. Он никогда не заговаривал о возможности получения приглашения из Израиля, так же как даже не заикался о визите, скажем, в Болгарию в качестве туриста или на свою родину. Это меня удивляло. В конце концов, первые сорок лет он провел в постоянных разъездах по всему миру. Я предполагала, что ключ к ответу на этот вопрос хранится на Лубянке или даже за Спасскими воротами Кремля.

Предсказания Вольфа Мессинга сбылись. В 1978 году мы с сыном покинули Родину и поселились в Детройте. Я взяла с собой только несколько вещей, напоминавших мне о дружбе с Мессингом. Мой сын окончил медицинскую школу в Огайо и стал врачом. Мой приемный сын Владимир остался в Советском Союзе.

Иногда я открываю буфет и достаю одну из двух чашек, из которой пили чай Вольф с женой, и наполняю ее чаем «Липтон», как бы смешивая прошлое с настоящим. Правда, мне приходится быть осторожной, так как это кузнецовский фарфор, очень хрупкая вещь. У меня также осталась кукла-эскимоска, которая смотрит на меня своими шелковыми глазами, — подарок Мессингу с Севера России. Рядом с ней я храню его портсигар с гравировкой: «Моему дорогому другу Тайбеле, я всегда с тобой. В. Мессинг. Москва, 27 марта 1967 года». Иногда мне кажется, что я чувствую запах «Казбека», поэтому никогда не открываю портсигар. В том же ящике держу две книги: Вишневского и Амосова, подаренные Вольфу. Сохранилась у меня и деревянная фигурка, подаренная Мессингу крестьянами на Волге, и несколько фотографий, в том числе и того кольца, которое исчезло вкупе со всеми драгоценностями.

Я считала, что у Вольфа не осталось родственников, но недавно мы узнали, что его племянница Марта Мессинг, прошедшая через нацистские концлагеря, бежала вместе с русскими в Аргентину, где и живет по сей день. Но так как в стране, где он похоронен, не осталось ни одного человека, на которого можно было бы зарегистрировать могилу Мессинга, этот сертификат — самая мрачная реликвия — до сих пор хранится у меня.

В заключение хочется привести слова самого Мессинга, его рассуждения по поводу предстоящих выступлений и раскрыть чувства, которые он переживал каждый раз.

«Сегодня мне предстоит выступить с очередным сеансом моих «Психологических опытов». Мне предстоит выйти в зал, где сидит почти тысяча человек и все смотрят на меня. Мне надо захватить этих людей, взволновать и удивить их, показывая им мое искусство, которое большая половина из них считает чудесным, удивить и в то же время, не разочаровывая, убедить их, что ничего чудесного в этом нет, что все это делается силой человеческого разума и воли.

А ведь это совсем не легко — выйти одному в зал, где на тебя устремлены тысячи глаз: недоверчивых, сомневающихся, бывает, и просто враждебных, — и без сочувствия, без поддержки, во всяком случае, в первые самые трудные минуты, выполнить свою работу.

Психологические опыты — это моя работа, и она совсем не легка! Мне надо собрать все свои силы, напрячь все свои способности, сконцентрировать всю свою волю, как спортсмену перед прыжком, как молотобойцу перед ударом тяжелой кувалдой. Мой труд не легче труда молотобойца и спортсмена. И те, кто бывал на моих психологических опытах, иной раз видели капли пота, выступающие у меня на лбу…

Сегодня мне выступать… И задолго до начала выступления, когда зрители только еще начинают думать о том, что вечером они встретятся со мной, я уже там — в этом большом, пока еще пустом зале, где должна состояться наша встреча. В раздевалке висят одинокие два-три пальто. Уборщицы возятся с пылесосами, завершая очистку зала… Администрация занимается текущими делами. Я прохожу в артистическую комнату и закрываю за собой дверь… Мне надо побыть одному».

Вольфу Мессингу приходилось выступать в разных местах и соответственно перед разными аудиториями. Его зрители были молодые и пожилые люди, мужчины, женщины, юноши, девушки. Инженеры и бухгалтеры. Ученые и металлисты. Военные. Строители. Горняки. В годы войны зал был битком набит людьми в одноцветной защитной форме — ни одного голубого или белого пятнышка девичьего платья не удавалось увидеть. На дальних стройках Сибири зал заполняли преимущественно люди в комбинезонах. Они приходили сюда прямо с работы — бетонщики, плотники, сварщики, бульдозеристы… На целинных землях в зале не найти было ни одной седой или лысой головы — сплошь молодые улыбающиеся лица. И со всеми надо было найти контакт. Но всегда он сидел перед выступлением в полном одиночестве, собираясь с силами и представляя себе их — этих людей, с которыми в этот вечер ему предстояло встретиться.

«Я испытываю ко всем зрителям острейший интерес! — откровенно признавался Мессинг. — Сознаюсь, нередко перед началом опытов, когда чувствую, что уже успел внутренне собраться и готов к выступлению, я выхожу на сцену, приоткрываю слегка занавес и сквозь щель смотрю в зал. Еще стоят в проходах между рядами люди. Смотрят на билеты. Ищут свои места. Встречаются со знакомыми. Разговаривают. Обрывки слов иногда долетают до моих ушей. Нередко разговор заходит обо мне.

Вот проходит молодой человек с несколько холодным, как мне кажется, лицом. Он ведет под руку красивую девушку.

— Очень тонкое шарлатанство… Помнишь Кио? Тоже ведь не могли мы разгадать его фокусов… А тот и не скрывал, что он фокусник, иллюзионист. Того же типа и Мессинг… Только не так-то легко разоблачить его здесь, на сцене.

Не скрою — обидно! Никогда в жизни я не говорил неправды. Все, что я делаю на сцене и в зале, открыто со всех сторон. У меня нет ни хитроумной аппаратуры, как у Кио и других иллюзионистов, ни сверхразвитой ловкости пальцев, как, скажем, у известных манипуляторов Дика Читашвили или Ашота Акопяна… Не прибегаю я и к чревовещанию и шифрованной сигнализации с тайными помощниками. Я не фокусник, даже не артист, хотя выступаю на эстраде. Я демонстрирую психологические опыты. И ничего больше. И мне неприятно, когда меня считают шарлатаном и обманщиком…

Проходите на свой ряд, молодой человек! Я буду рад, если вы перемените сегодня свое мнение».

Как-то рядом с Мессингом, в двух шагах от портьеры, остановилась группа людей. До него донесся голос:

— У него за ухом шишка… В нее вшит прямо под кожу радиоприемник на полупроводниках… Вот увидите: он все время будет руку за ухо прикладывать — настраивать на нужную волну… А в зале сидят тайные помощники с радиопередатчиками. Они ему и диктуют, что делать… Никаких чудес здесь нет…

Это рассказывал трем юношам пожилой человек, возможно, их учитель.

Мессинг просто улыбнулся. Да, у него была привычка во время сеанса правую руку прикладывать раструбом к уху — этим он хотел подчеркнуть свое внимание, показать, что напряженно вслушивается… А вот шишки за ухом у него уже давно не было. Впервые услышав, что в этом месте у него вшит радиоприемник, Мессинг пошел к профессору Борису Васильевичу Петровскому и попросил удалить жировой нарост.

…Еще двое. Видимо, молодые физики. У них продолжался начатый в фойе, а может быть и еще раньше, горячий спор:

— Но электромагнитный спектр изучен во всем диапазоне. От сверхжестких гамма-лучей до сверхдлинных радиоволн. В нем нет ни одного участка, на котором могла бы осуществляться телепатическая связь.

— Парапсихическая связь…

— Дело не в терминах…

— Понимаю, что не в терминах, но слово «телепатия», к сожалению, скомпрометировано доморощенными всезнайками.

— Но все равно, материального поля, которое бы служило передачей информации непосредственно из мозга в мозг, не существует…

— Друг мой! Всего сто лет назад, если смотреть с этих позиций, не было материального поля для передачи звуков и изображения на большие расстояния. Ведь радиоволны-то были открыты Генрихом Герцем только в 1886 году.

— Ты думаешь, существует еще какое-нибудь поле?

— А почему бы и нет?

— Оно было бы уже замечено учеными.

— С помощью приборов, предназначенных для изучения электромагнитного поля? Попробуй ватерпасом или безменом замерить напряженность радиоволн.

— Да, ты прав… Было бы интересно поработать с самим Мессингом! Посадить его в заземленную медную клетку. Смог ли бы он оттуда читать мысли? Это сразу бы исключило возможность участия здесь любых лучей электромагнитного спектра.

— Превратить Мессинга в подопытного кролика? Неприлично.

«Жаль… — подумал Мессинг, услышав этот разговор. — Умные ребята! И я бы не отказался от почетной, с моей точки зрения, роли подопытного кролика — посидеть в заземленной медной клетке. Мне самому было бы интересно узнать, участвует ли в моих психологических опытах электромагнитное поле? Или надо искать новые виды поля, которые не регистрируются и не отмечаются существующими сегодня приборами физиков».

Пришли на выступление Мессинга две дамы в вечерних платьях:

— Милочка, это настоящий волшебник! Как граф Калиостро! Ах, ты не веришь мне: в наш материалистический век угасла вера в настоящее волшебство! Вот сама увидишь! То, что он показывает, — это сотая доля того, что он может. Он, например, может принимать облик любого животного, превращаться в тигра или собаку…

— Почему же он не превращается?

— Ему запретили это делать. Он подписку дал.

Да, и такую чушь о себе приходилось ему иной раз слышать!

Вот как рассуждали молодые люди:

— Нет, Мессинг не обманщик. Но он и не телепат. Гигантский жизненный опыт. Привычка по одному взгляду составлять полное представление о человеке.

И снова группа молодых людей.

— Никакого чуда, конечно, нет. Но есть удивительные способности. Или — точнее — чрезвычайно развитые способности. Да, да… Я уже присутствовал на психологических опытах в нашей клинике и утверждаю: все дело в удивительных способностях этого человека. Ничего общего не имеющих ни с фокусничеством, ни, конечно, с какой бы то ни было чертовщиной…

— Удивительные непонятные способности? Да, непонятные! Ну, а когда ты слушаешь только что рожденные на твоих глазах стихи поэта-импровизатора, — разве это так уж понятно? А человек с математическими способностями, в уме перемножающий, возводящий во вторую и третью степень девятизначные числа, — это разве понятно?

— Это верно, — продолжал другой, — действительно, многое ли мы знаем сейчас о способностях человека? Тайна рождения в мозгу человека идеи, мысли и сегодня еще величайшая тайна природы.

Рефлексы, первая и вторая сигнальные системы — это только самые дальние подходы к расшифровке этой тайны. Да, мы вышли в космос, разгадали тайну атомного ядра, сняв с нее семь печатей, — и расщепляющийся атом уже покорно служит нам, рождая для нас электрический свет. Но, видно, прорваться в мир элементарных частиц было легче, чем разгадать тайну рождения мысли.

— Как ты думаешь, разгадаем?

— Уверен, настанет время и ум человека разберется и в себе самом. И кто знает, может быть, именно психологические опыты Вольфа Мессинга могут стать одним из тех ключиков, с помощью которых будут открывать двери к этим самым сокровенным секретам природы?

…Спасибо вам, друзья, за эти слова! — мысленно присоединился к ним Мессинг. — Конечно же никакого чуда нет, да и быть не может! Я сам думаю так же. Мне радостно. Я чувствую прилив сил. Есть люди, которых интересует мое искусство, которым оно, может быть, поможет в жизни, в труде, в открытиях новых тайн природы. Сегодня я буду особенно хорошо работать…»

Звенит звонок. Зрители расходятся по своим местам. А Мессинг идет в пустую комнату. У него еще есть несколько минут для того, чтобы сосредоточиться. Потом — два часа напряженной работы. Это труднейшие и в то же время самые счастливые в его жизни часы. Это — часы творчества! Наверное, так же счастлив поэт, поймавший, наконец, ускользнувшую рифму, художник, схвативший и на века отразивший на полотне мимолетное дыхание прибрежного ветерка. Жизнь была бы пустой и ненужной без этих труднейших и счастливейших часов творчества.

А потом в той же пустой комнате он пил крепкий горячий чай. Готовясь к выступлению, ел очень мало. Нередко в этот день вообще не обедал. И этот чай, заработанный им, казался особенно сладким. Он чувствовал усталость и удовлетворение. Он дал людям радость. Он заставил их думать. Спорить.

«В это время обычно заходили ко мне люди, — вспоминает Мессинг, — которые хотели мне высказать свои соображения о моих опытах, быть может, с чем-нибудь не согласиться, поспорить, попросить объяснения, а то и просто посоветоваться о каком-то трудном случае из жизни. Но большинство уносили эти вопросы с собой. Домой. И уже в других городах, на других сеансах, другими людьми они возвращались ко мне в таких же разговорах, какие я часто слушаю перед началом сеанса.

Возвращались к себе домой, а может быть, направлялись на ночное дежурство и молодые врачи, разговор которых так взволновал меня. Шли домой или к незаконченным чертежам и молодые физики, мечтавшие поговорить со мной. Увы! Я не мог поговорить со всеми. Но я постарался в своих воспоминаниях ответить на все вопросы, которые мне когда бы то ни было задавали. Ответить абсолютно откровенно, ничего не скрывая, ничего не приукрашивая. К сожалению, далеко не всему я могу дать достаточно исчерпывающие объяснения: многие свойства своего мышления я сам не понимаю. Я был бы рад, если бы кто-нибудь помог в этом разобраться».