Возле Старого Вокзала было много пивных, но эта, спрятанная в глубине лабиринта столетних кирпичных пакгаузов, была местом «для своих». Тут собирались отметить окончание тяжелого рабочего дня машинисты, грузчики, слесаря из ремонтного депо и прочие причастные к железной дороге. Дверь громко хлопнула и внутрь ввалился румяный Машинист. Увидев, что один из слесарей испуганно вздрогнул от резкого звука, он усмехнулся.
- Какой-то ты пугливый, приятель… Подлечи нервишки.
- Рот закрой… - беззлобно, но веско посоветовал ему крепкий Бригадир грузчиков, - Если бы ты видел то, что он видел, ты бы от любого скрипа срался, где стоял.
Остальные согласно покивали. Машинист извиняясь развел руками.
- Ну откуда я знал-то? А что он такое видел?
- Хозяина Зимы… Ближе, чем ты свою жену… Это - не считая залесского плена.
- Хозяина Зимы?
- Ага…
Бригадир кивнул и покосился на Посвященного, который заерзал, когда речь зашла о языческих тварях. Посвященный не работал на железной дороге, но захаживал сюда регулярно, дабы «быть ближе к пастве». Хозяину пивной это не нравилось — при нем продажи падали, но из уважения к сану он молчал.
На некоторое время воцарилось молчание, нарушаемое только хлюпаньем — Машинист быстро выхлебал первую кружку и, заказав еще две, покосился на Слесаря, потом подсел к нему и пододвинул пиво.
- Слушай — а расскажи..?
Слесарь затравленно оглянулся — видно было, что это не те воспоминания, которые хочется ворошить, но вокруг уже собралась небольшая толпа любопытных, да и правила вежливости требовали не отказывать в истории тому, кто ставит выпивку. Жадно глотнув, Слесарь мотнул головой — перед глазами снова вставала та ночь…
На горизонте пылало зарево. Там на протяжении трех месяцев шла натуральная мясорубка. Изредка, мимо них в тыл проходили раненные, которые рассказывали ужасы про залитые отравляющими газами руины, из которых раз за разом вставали покрытые окровавленными повязками призраки, чтобы затащить с собою в Бездну очередной посланный на штурм полк. Всякий раз, провожая взглядом их сгорбленные спины, он благодарил Всемогущего, что не попал туда. Лучше уж стоять в дозоре, бессмысленно охраняя бескрайнее поле. Куда лучше…
Пошел снег. Огромные хлопья падали, медленно кружась, словно пух из распоротой перины. И в этом холодном пухе тонуло все, окопы, блиндажи, свет, звук… Похолодало… Это было странно — обычно когда идет снег, теплеет. Но поди разбери, что к чему в этом диком месте. А снег все падал, пока вокруг не осталось ничего, кроме белой мглы. Ничего… Только падающие хлопья и абсолютная, удушающая, мертвая тишина.
Чтобы избавится от этого наваждения, он окрикнул часового в соседней ячейке… Но крик потонул в мельтешении снега, только вылетев изо рта. Вместе с морозом под шинель начал пробираться зловещий холодок паники. На миг ему показалось, что белая мгла поглотила весь мир. Что кроме неё вокруг нет вообще ничего... Сорвав с плеча винтовку, он попытался дослать патрон в патронник и выстрелить в воздух — пусть его за это накажут, но что угодно лучше этой жуткой белой тишины!
Затвор примерз. Рукавица бессильно скользила по его гладкой округлой рукояти, поэтому, дрожа всем телом, он стянул её и схватившись голой рукой за металл, с силой потянул преодолевая сопротивление загустевшей смазки. Пальцы, обожженые прикосновением к ледяному металлу, свело, и стоило огромных усилий нащупать спусковой крючок и выжать его. Винтовка бесшумно толкнула в плечо. Гильза, на лету покрываясь инеем, так же бесшумно запрыгала по мерзлому дну окопа. Звука не было! Белая мгла пожрала грохот выстрела, так же как и крики. Никто его не услышит!
А потом появились они... Белые фигуры, с оружием наперевес, словно материализовались из падающего снега, прыгая в окопы и растекаясь по ним. Он развернулся, чтобы бежать к блиндажу, но перед ним вырос могучий старик в белой распахнутой шубе. Несмотря на мороз, от него валил пар, превращаясь в снежные хлопья. Его борода, брови, волосы были неестественно белого цвета, как и кожа, и только на лице играл яркий, пугающий румянец. Но страшнее всего были глаза — ледяные глаза древнего языческого духа заглядывали в прямо в душу, сковывая её льдом.
В панике он сделал выпад штыком, но старик без труда отбил его огромным узловатым посохом и винтовка разлетелась словно стеклянная. А потом тело сковал холод…
- Как винтовка могла расколоться? - прервал его удивленный Машинист, - Она же стальная?
- Наша сталь на сильном морозе хрупкой становится… - старый Токарь, важно пыхнув трубочкой, усмехнулся глупой молодежи, которая не знает очевидных вещей, - Залесцы же в свою добавки сыпят не скупясь, как раз, видать, на такие случаи. Они то, что с морозами, что с этими тварями, знакомы ближе нас…
- Да не про сталь сейчас разговор! - отмахнулся кто-то из слушателей, - Как ты спасся-то!?
- Воззвал к Всемогущему, потому, что только он способен спасти нас от ужасов порожденных Бездной! - встрял Посвященный, пытаясь перевести все в душеспасительное русло, - Ведь верно я говорю?
- Воззвал… - покосился на него Слесарь, - Только вот звуки все умерли… Но он меня услышал…
- Сам Всемогущий?!
- Хозяин Зимы… Я начал читать молитву, а он только усмехнулся, и потом я прямо в голове услышал его голос… - Слесаря передернуло, - До сих пор его слышу… Эти слова
- Что за слова?
- «Он здесь не властен...»
Посвященный откинулся, словно от пощечины, задохнувшись от возмущения.
- Да как ты смеешь..!
- Это не он, - буркнул явно недовольный вмешательством святоши Бригадир, - Это Хозяин Зимы. Или вы ждали, что языческий дух псалмы затянет?
- Нет, но..!
- Чего ты от него хочешь-то? Человек рассказывает как есть. «Как надо» ты нам на проповеди расскажешь… - Бригадир повернулся к Слесарю, - Продолжай… Почему он тебя пощадил-то?
- Не знаю… Из-за сына, наверное…
- Из-за сына?
- Да. Я когда понял, что мне конец, о сыне подумал… Будет ли он скучать по мне? Вспомнит ли вообще? Будет ли тот человек, который станет ему отчимом любить его так же как я? А потом в госпитале очнулся… Наверное из-за сына. Я спрашивал у местных — они говорят, что Хозяин Зимы детей любит. Да что - говорят! Сам пока в плену был видел: мороз такой, что на печь с ногами забираешься, чтобы согреться, дышать больно, ни одного взрослого на улице, зато дети бегают, резвятся, словно их холод стороной обходит…
- Да ну быть такого не может…
- Может… - снова отозвался кто-то из слушателей, - У меня есть знакомый, который бывал в тех краях. До Залесья не доезжал, но Приполье видел. Там тоже чем младше, тем меньше холодов боятся.
Остальные загалдели, кто соглашаясь, кто споря. Воспользовавшись этим, Слесарь допил свое пиво, выскользнул за дверь и, поминутно оглядываясь, посеменил к дому. На пустыре, отделявшем территорию вокзала от кварталов, где жили рабочие, он подошел к одинокой пихте, достал из кармана помятую ленточку которую, видимо, обронила в пригнанном в депо вагоне какая-то богатая дама, тщательно расправил находку и повязал на ветку. Потом еще раз огляделся — после сегодняшнего рассказа Посвященный и так месяц мозг полировать будет, не хватало еще, чтобы кто-то донес о том, что он Хозяину Зимы жертвует.
И не то, чтобы он не верил в всемогущество Всемогущего... Но и Хозяин Зимы лжецом не выглядел, да и земли те на озаренные светом Его места не похожи, так что… Спокойнее так. Это ведь главное? Покой в душе? А как еще душу успокоить тому, кто в эти глаза заглянул?
Подняв воротник и поежившись, Слесарь зашагал в сторону дома, размышляя над тем, почему Хозяину Зимы так нравятся украшения на хвойных деревьях. Может просто ярких красок посреди белой мглы не хватает? Вечность в этой белизне кого хочешь достанет...