Последний дар. Книга 1. Вор

Глава 3

Небо Илассета затянуло грозовыми облаками. Издалека долетали отголоски раскатов грома, будто на небе шли бои. Севир никогда не слышал выстрелов, но почему-то думал, что по звуку они должны быть похожи на залпы одного из самых мощных орудий природы.

Ещё юный принц никогда не носил чёрное и белое одновременно. Повода не было.

Севир поправил застёжку плаща, но она тут же вновь впилась в горло.

– Стой спокойно, – сухим голосом потребовал отец. Он наблюдал, как служанки облачают Севира в траурные церемониальные одежды.

– Давит, – пожаловался тот, втянув голову в плечи. Чёрный бархатный плащ, по краям украшенный железным золотом, лежал на плечах неподъёмным грузом.

Отец нахмурился и, отпихнув служанку, подёргал за застёжку и чуть натянул плащ вперёд.

– Закрепите, – велел он, – пришейте, если нужно. Ничто не должно мешать принцу говорить. Так лучше?

– Да, отец.

Это была ложь. Ком в горле становился только больше. К тому же Севир весь вспотел. Безупречный костюм из белого шёлка прилип к телу, из-за чего Севир чувствовал себя грязным.

Стефан подошёл к сыну и сдавил его плечо. Погрозил пальцем и ядовито выдавил:

– Если ты… сегодня оплошаешь, если Двуликая отвергнет твои слова, мы потеряем ветвь. И тогда не знаю, что я с тобой сделаю. Ты понял меня?

В голове Севира звучали совсем другие слова.

«Это твоя вина!»

– Да, отец.

Когда служанки закончили, в покои пришли хранители веры. Их голоса звучали глухо, будто Севир находился под толщей воды. Он никак не мог понять смысл их слов. Ему хотелось кричать: «Посмотрите, я же тону, я вас не слышу!» – но он молчал.

– Вы помните слова клятвы?

Севир услышал страшное слово и очнулся.

– А?

– Слова клятвы, – повторил хранитель, растерянно переглянувшись с отцом города.

Севир моргнул. Состояние полудрёмы, в котором он пребывал последние три дня, слетело с него, вернув ощущение реальности.

«Клятва. Богине. Мне же сегодня нужно принести клятву Двуликой! Я же сегодня стану принцем третьей ветви!»

…потому что Сенрих умер…

…Сенрих…

…умер…

– Я помню, – тихо сказал Севир. Он прочитал её, должно быть, тысячу раз, но прямо сейчас не смог вспомнить даже первую фразу.

Что будет, если он не сможет произнести клятву? Он не станет принцем третьей ветви? Не займёт место брата?..

…Севир поднимает голову – и он на дворцовой площади, на высоком помосте, а внизу толпы людей. Впереди храм, и белолистный дуб Сенриха качает ветвями из-за сильного ветра. Приближается гроза. Холодно. Начинается дождь.

«Что я здесь делаю?»

Плащ такой тяжёлый, будто тянет вниз.

Севир подчиняется и преклоняет колено.

Хранитель веры что-то говорит, и его голос полон печали. Три дня назад такой же голос пел по Сенриху. Мама вложила цветы в руки мёртвого сына. Севир смотрел на брата – и никак не мог узнать его.

Сухие бесцветные губы, впалые щёки, на ресницах рассыпана белая пудра: не лицо – неподвижная маска.

Он же всегда улыбался. Он же так любил смеяться.

– Моё имя Севир, я принц Илассета…

Проклятый плащ сдавливает горло. Севир понимает, что больше не может говорить…

Сверкнула молния, и затуманенный разум раскололся от скорби и ужаса.

«Я не должен стоять здесь, Сенрих! Ты же поправился, тебе стало лучше! А потом ты сгорел за считаные дни, быстрее, чем опали осенние листья… Всё не так! Ты бы правил ещё десять лет, у тебя появились бы дети, и только потом я бы взошёл на престол! И в другой, солнечный день ты стоял бы передо мной и улыбался! А я… Я был бы старше, взрослее, смелее!»

…ты мог спасти его…

Севира окружил густой мрак. Сенрих умер, его тело сожгли, но та неживая маска виделась теперь в каждом лице, являлась в каждом сне. Севир понимал: скажи он хоть слово, и голос сорвётся на крик.

Молчание было слишком долгим. Стыд сковал по рукам и ногам, когда Севир почувствовал гневный взгляд отца. Лица людей смазывал дождь.

«Какой позор! Вспомните, как хорошо говорил Сенрих…» – принёс ветер шепотки из толпы.

И вдруг впереди Севир увидел свет: такой яркий, будто с небес спустилась маленькая звезда. Севир заворожённо смотрел на неё, а паралич горя отступал. Вспомнилось, как они с Сенрихом учили нужные слова. Севир был совсем крохой, но когда брат стоял на этом же месте и произносил клятву Двуликой, Севир тихонько повторял их, искренне веря, что богиня его слышит.

Он будто воочию увидел перед собой Сенриха и то, как шевелятся его губы, – и Севир заговорил вместе с ним:

– Под взором Двуликой клянусь править честно и справедливо, без злого умысла и личной выгоды, клянусь защищать ветви и отзываться на их зов о помощи. – Севир почувствовал, как душу наполняют восторг и трепет. – Добровольно соглашаюсь подчиняться Её воле во благо мира, пусть деяния мои и слова служат целям Её, будь то светлого или тёмного, лика. Я добровольно отдаю свою судьбу во власть Двуликой, пока будет живо имя моё.

– Принц Севир будет править третьей ветвью Ародана до появления наследников, но не более пятнадцати лет. Принц Севир оставит престол, если того пожелает богиня. Встань, Севир – третий принц Ародана! Пусть твоё правление принесёт нам процветание и мир!

Лика смотрела в окно, которое захватывала чёрная тяжёлая туча. В грозовом брюхе вспыхивали молнии, но гром едва слышался. Ветер завывал под крышей, подсказывая, что скоро он пригонит в Илассет ненастье. В воздухе наверняка пахло осенью и дождём, но Лика ничего не чувствовала. Нос не дышал три дня – с тех пор, как она вместе с родителями отстояла отпевание бедного принца Сенриха. Тогда Лика стойко вытерпела пронизывающий холод. Шарф весь промок от её слёз. Во время пения горло саднило, но девочка думала, это из-за того, что петь ей приходилось нечасто. В конце голос вообще сорвался. Но дома стало понятно, что бесценная заболела. Это открытие раздосадовало девочку. Она была уверена, что бесценные не болеют.

– Я тоже умру, как принц Сенрих? – рыдая, спрашивала она сначала отца и мать, а потом и пришедшего анатома. Только он смог убедить Лику, что её болезнь скоро пройдёт.

Теперь Лика лежала под двумя одеялами и с утра до ночи пила тёплые отвары, иногда проваливаясь в сон, но чаще – читала книги, слушала сказки и истории матери обо всём на свете. На третий день Лика чувствовала себя лучше, но ей по-прежнему не разрешали выходить на улицу.

– Можно ко мне придут друзья? Хоть кто-нибудь из ребят?

– Не говори глупостей, ты же не хочешь, чтобы они тоже заболели? – возразила Дора. – Вот, тебе передали подарки. Будешь смотреть?

Лика с насупленным видом разворошила корзину с поздними полевыми цветами и веточками полыни, попробовала свежий мёд из крынки и прочитала несколько писем с обычными пожеланиями. Ни одной куклы или человечка, сделанного из жёлудя, вышивки или головоломки, которые обычно делали дети, чтобы подбодрить заболевшего друга.

– Они больше не хотят со мной дружить?

Дора подавила тяжёлый вздох. Да и как было объяснить бесценному ребёнку, что его способностей боялись? Рассказать, что кто-то завидует, а кто-то, наоборот, трепещет настолько, что общение с бесценной кажется ему невозможным?

Вместо этого она сказала:

– Конечно же нет. Все расстроены уходом принца Сенриха. Сама посуди, как можно сделать добрую игрушку, если на душе так тяжело? И потом, думаешь, ты одна тут носом шмыгаешь? Многие простыли на том ветру. Не переживай, выздоровеешь – будешь снова играть с ребятами. А сейчас отдыхай и набирайся сил. Мы скоро вернёмся.

– Куда вы?! – Лика выползла из-под одеяла.

– На коронацию принца Севира, – призналась Дора. – Нам нужно там быть, а вот тебе лучше лежать в постели.

– Я останусь одна?

– Снаружи есть охрана, ты же помнишь? Тебе нечего бояться.

– Я хочу с вами! Возьмите! Я тепло оденусь!

– И заболеешь ещё сильнее, – с усилием, но Дора уложила Лику обратно. – При тебе сменится ещё достаточно принцев, ничего интересного сегодня не будет.

– Зачем же вы тогда идёте?

– Потому что так положено. А чихающие и кашляющие бесценные девочки должны оставаться дома и отдыхать. – Дора поцеловала ладонь и приложила два пальца ко лбу Лики. – Всё понятно?

– Да, мама, – буркнула та и накрылась с головой.

Вскоре под одеялом стало жарко и душно, и Лика откинула его и подбежала к окну. Накрапывал дождь, и гром гремел совсем близко. А вдалеке к городским воротам стягивались люди. Как их было много!

«Там будет весь город, пока я тут валяюсь без дела!» – мысли о неправильности происходящего зудели в голове, как комариный укус. Лика встала на цыпочки и увидела солдат вокруг дома. Их было меньше, чем обычно: наверно, часть из них сопровождали маму и папу на площадь.

«А если там появится богиня? Ей же надо принять клятву принца! Может, у меня получится поговорить с ней? Может, узнаю, что со мной не так? Хотя бы попробую! Если что, я мигом вернусь домой, никто ничего и не заметит».

Лика наскоро переоделась в траурное платье. Сверху она набросила отцовский полуплащ, доходящий ей почти до колен.

«В самый раз!» – только капюшон пришлось подвернуть.

Оставалось спуститься по лестнице, выбраться через окно на кухне и дать дёру до каменной ограды. Страх шептал, что солдаты сейчас схватят Лику и затащат обратно, но каким-то чудом ей удалось исчезнуть незамеченной.

«А теперь – в город!»

Она бежала по мостовой, в ботиночках хлюпала вода. Лика чувствовала, как дождь барабанит по ткани плаща. То ли от холода, то ли от азарта даже задышал нос и перестало болеть горло. Миновав храм, она прижалась к стене ближайшего дома.

На помосте стояла вся правящая семья: и братья отца города, и сам Стефан, и рейна с маленьким безымянным принцем.

«Где же Севир?»

Лика попыталась рассмотреть среди горожан своих родителей, но не смогла, так как все были одеты одинаково: в чёрное и белое. Чтобы случайно не попасться на глаза родным, Лика обошла толпу по кругу и встала под навес овощной лавки. Отсюда было хорошо видно помост, и дождь с ветром совсем не мешали. Рядом, в переулке, послышались чьи-то сердитые голоса, но как только на помост вышел принц Севир, Лика тут же выкинула их из головы.

«Сейчас богиня примет клятву нового принца третьей ветви!»

Всё казалось каким-то невероятным. Сверкали молнии, хранитель веры призывал всех к вниманию, а сердце Лики трепетало.

Принц преклонил колено.

Все замерли. Севир начал говорить, но в небе снова загремело, аж земля дрогнула. А принц замолчал.

Лика теребила накидку, борясь с желанием спрятаться в лавке, но понимала, что оттуда ничего не увидит и не услышит. А принц всё молчал. Лика задержала дыхание, насколько могла, но не выдержала и задышала часто-часто. Стемнело – туча окончательно закрыла собой весь свет. Люди слились в единое чёрное пятно. И очутившийся среди этого мрака мальчик не мог вымолвить ни слова.

«Как же ему страшно и больно!»

Лике стало жаль юного принца. Но что она могла сделать? Крикнуть ему, чтобы не боялся? Тогда бы её все увидели. Да и разве можно было что-то кричать в такой момент?

И тогда Лика призвала свою сверкающую шкатулку и подняла над головой так высоко, как смогла, даже на цыпочки встала.

«Вот бы сейчас шкатулка открылась!» – успела подумать Лика, как вдруг мрак пронзил звонкий, уверенный голос принца:

– Под взором Двуликой клянусь править!..

Лика еле сдержала смех. У неё получилось! У него получилось! Она высоко держала шкатулку до конца клятвы, а когда люди зааплодировали, спрятала её обратно в пустоту.

«Я всё сделала правильно», – Лика улыбнулась и, увидев, что церемония подошла к концу, набросила капюшон и свернула в переулок, чтобы побыстрее оказаться дома.

Вдруг кто-то схватил Лику за плечи и утащил в темноту. Мужская ладонь зажала рот, оборвав едва вырвавшийся крик. Лика брыкалась как могла, а похитившие её люди ругались между собой.

– Отпусти, бестолочь!

– Ага, чтоб она убежала!

– Нельзя, чтобы она испугалась!

– Она уже напугана, болван! Зря мы это затеяли!

– Поздно назад воротить! Второго шанса у нас не будет. Да отпусти ты её, поставь на землю! Вот так.

Грязная лапища убралась с лица, и Лика завизжала. Ей тут же снова заткнули рот. Она бы могла укусить похитителя, но побрезговала: пахло от кожи человека так, что Лику чуть не стошнило.

– Молчи! Тихо! Эй, слышь, мы тебя не обидим, честное слово! Только выслушай, да не вертись ты, эй!

С Лики сдёрнули капюшон, и она наконец разглядела похитителей. Двое безымянных нищих мужчин и женщина. Она была наречённой и выглядела получше.

– Ты Лика Пейран, бесценная Илассета, – сказала женщина. – Я столько времени пыталась связаться с тобой! Но проще пробить головой каменную стену. Пришлось просить этих бедолаг о помощи. Будешь визжать, и мы уведём тебя подальше в лес. Поняла? Ну, болван, дай ей сказать!

– Что вам надо? – Лика попыталась крикнуть, но голос подвёл её, и получился болезненный хрип.

Женщина красноречиво призвала шкатулку и сунула девочке под нос.

– Открой. Пожалуйста, я прошу, видишь? Не требую. Я тебе заплачу. Вот, – она кивнула на мешочек на поясе. – Там немного, столько твой отец тратит на жалование уборщицы ягод, но и дело бесценных нетрудное. Просто прикоснись к шкатулке. Ну?

– Я открою, только отпустите, – задрожав от страха, сказала Лика.

В глазах женщины появился жадный блеск. Она сунула шкатулку в руки девочки и застыла в предвкушении долгожданного чуда.

Лика едва стояла на ногах. Коленки тряслись. Ей ещё никогда не было так страшно.

«Это не должно происходить так!»

– Ну же! Открывай! – поторопила женщина.

– А я говорил, их нельзя заставить!

– Заткнись! Открывай! Сейчас же! – голос женщины сорвался на визг.

Всё внутри Лики сопротивлялось приказу.

«Неправильно, не так, не сейчас, не здесь!»

– Выходит, правду люди говорят, – прошипела женщина, и в её руке появился нож, – никакая ты не бесценная! Это всё враки, да-да, я слышала, отец города просто хотел поднять репутацию Илассета. Да? Отвечай!

– Э! Нож убрала! Живо!

Один из мужчин достал из-за пояса дубинку, пока второй продолжал держать Лику.

– Ты не видишь?! Она не бесценная! – рявкнула женщина.

Шкатулка испарилась из пальцев Лики.

– Бесценных нельзя заставить открыть шкатулку, – повторил бродяга. – Только попросить. Эй, милая девочка, милая бесценная, будь добра, пожалуйста, награди меня с братом именами, любыми. И мы выведем тебя отсюда невредимой, а? Что скажешь?

А Лика онемела от страха. Она смотрела то на одного безымянного, то на другого, пытаясь найти в их лицах хоть что-то человеческое, но оба казались пустыми серыми пятнами, на которых не получалось сфокусировать взгляд, не удавалось понять, о чём они думают, что это за люди. Будто на картину упали две капли воды, размыв лица и суть этих людей. Она тоже была такой, пока не получила имя? Или даже безымянные бесценные отличаются от остальных?

– Чего ты ждёшь? Произнеси имя! Ну? Мы п-просим тебя, просим же, ну! Тебе жалко? Или ты считаешь нас недостойными имён, а? А?!

– ОТПУСТИ МОЮ ДОЧЬ!

Лика дёрнулась на звук, но ноги подкосились, и она рухнула в грязь, запутавшись в плаще, а когда подняла голову, то увидела отца. Он стоял со сжатым в руке дарёным кинжалом, а его глаза, казалось, от ярости светились голубым пламенем.

– Папа! – Лика бросилась к нему и заревела в голос.

– Я здесь, всё кончено, – причитал Матар. – Всё кончено, богиня, всё кончено.

Он убрал окровавленный кинжал в ножны, набросил на голову Лики капюшон, закрыв от её взора весь мир, и подхватил на руки. Лика трижды качнулась в объятиях отца, как будто он переступил через что-то.

Матар подошёл к застывшей у переулка страже.

– Ловко вы их!

– Не знаю, как это я… Как будто это и не я был вовсе. У меня будут… кхм, проблемы с этим?

– Вы защищали бесценного ребёнка. Идите домой.

Лика, убаюканная размеренным шагом отца и звуками шуршащих мокрых камушков под его сапогами, перестала плакать.

– Прости меня. Не надо было мне убегать…

– Да, не надо было, – согласился Матар.

– Мама сильно разозлилась?

– Нет, что ты. Испугалась.

– Сильно испугалась?

– Очень сильно.

– То есть она не будет ругаться?

– Может быть, завтра будет.

Лика шмыгнула носом.

– Они хотели, чтобы я открыла шкатулку той женщины. Я сказала, что открою, только бы меня отпустили.

– Правильно сказала. Запомни: нет ничего дороже твоей жизни.

– Она дороже даров?

– Всех даров в мире, да.

– А те двое хотели, чтобы я дала им имена. И я не смогла. Не знаю почему. Всё было неправильно, но это было неправильнее всего. Понимаешь?

– Ты бесценная, Лика. Ты можешь поступать так, как считаешь нужным. И правильным.

– Спасибо, папа.

– Пришли. Не забудь и у мамы попросить прощения, хорошо?

Лика кивнула и незаметно вытерла нос о папин воротник.

Матар спустил дочь на землю, в этот же момент дверь в дом распахнулась, и на порог выбежала Дора. Она схватила дочь в охапку, а после – долго не отпускала, прерывисто дыша в её волосы. Лика снова плакала и сбивчиво обещала больше так не делать.

На что Дора счастливо вздохнула и с улыбкой сказала:

– Пойдём, расскажешь начальнику охраны, как тебе удалось улизнуть.

– Зачем? – удивилась Лика и даже плакать перестала.

– Надо же понять, кого наказать за то, что бесценную прохлопали! – засмеялась Дора, вытерев красные от слёз глаза.