Если и бывают в жизни моменты, когда нужно не яйца мять, а действовать решительно, то это был он, тот самый момент. После увиденного я уже мог не питать никаких иллюзий на счет Пелагеи и ее намерений. Если ради обладания этой чертовой силой она без тени сомнения порешила собственную мать, то куда уж ей заботиться о нашем с Верой благополучии?
— Карлуша, — ласково промолвила Пелагея, — помоги нашему гостю подняться.
Карлуша? Вот те раз! Так этот угрюмый молчаливый хрен в черном и есть тот самый ворон? Интересное кино! Эээ, нееет, Карлуша! Или все-таки Карл? Или реинкарнация Брендона Ли, не важно… Хрен тебе, а не моя спина! Я не Радмила, просто так в захват не дамся.
Как только моего плеча коснулась ледяная рука мужчины, я ее перехватил, прижал к плечу своей рукой и лихо вывернулся таким образом, что бедный Карл теперь сам уже оказался в моем захвате. Вера меж тем так и лежала на полу, даже не подозревая, какие события происходят тут, по эту сторону бытия. Счастливая. Оно, конечно, и к лучшему, ни к чему ей такое видеть.
Действовал я четко и хладнокровно, как учили в школе единоборств и в армии. Не успел бедный Карл сообразить, что происходит, как я провел довольно мерзкий приемчик: сильным резким ударом под коленные чашечки опустил своего противника на колени и поменял захват. Теперь мне было еще проще удерживать человека-ворона. Удушающим приемом я ловко жонглировал его сознанием, не давая ему брыкнуться в обморок, но и не позволяя надышаться вволю. Свободной рукой я молниеносно выхватил из заднего кармана свой столовый нож и приставил его к глазу слуги Пелагеи.
— А вот теперь мы поторгуемся, уважаемая ворожея, — сквозь зубы прошипел я.
На мой демарш Пелагея отреагировала молниеносно. Удивительно, но эта с виду хрупкая и безобидная женщина обладала каким-то запредельным уровнем реакции. Ворон в человечьем обличии даже и не пытался сопротивляться, он лишь молча наблюдал, как его хозяйка замахивается и что есть мочи швыряет ему в грудь свой огромный нож-тесак. Адреналин настолько обострил мои чувства, что я смог разглядеть все действо в мельчайших подробностях, но при этом не был готов хоть что-то сделать, как-то среагировать. В отличие от своей противницы, я попросту не обладал столь молниеносными рефлексами. Я видел все: и то, как, медленно вращаясь в воздухе, к груди ворона приближался летящий клинок, и то, как он легко пронзает его грудь, попав аккурат в межрёберное пространство. Сердце Карла остановилось мгновенно, это я сразу же почувствовал рукой, сжимавшей его горло — у него просто исчез пульс на сонной артерии. Тело подопечного Пелагеи обмякло, и мне стало невыносимо тяжело удерживать его на весу. Нет, Калуша, ты не ворон — судя по весу, ты боров! Мне ничего не оставалось, как помочь мертвому телу завалиться на бок, иначе оно попросту придавило бы своим весом мою сестру.
— Итак, ворожей Горин, — улыбнулась мне Пелагея, даже не подумав сменить место дислокации — она как стояла, опершись на кухонный стол, так и продолжала стоять, лишь освободившиеся руки демонстративно сложила на груди, всем своим видом показывая, что ничего из того, что я мог бы сейчас предпринять, никоим образом ее не волнует. — Ты поторговаться хотел? Что ж, давай. Какими будут твои дальнейшие действия?
Я медленно встал и осмотрел пространство вокруг. Буквально за минуту на этой кухне умерли два человека. Причем умерли нехорошо, погано, прямо скажем, умерли. А мой столовый нож так и остался лежать в моей потной ладони.
— Думаешь, Гриша, я не знала, что ты притащил в мой дом эту бесполезную железку? О, дорогой, ты же не воображал, что она может причинить мне хоть какой-то вред? Думаешь, я хоть на миг, хоть на секунду оставила бы тебя без присмотра? Нет, милый, ты и представить себе не можешь, какую ценность сейчас для меня представляешь. Ты был под моим колпаком с того самого момента, когда стало ясно, кому именно Варвара передала свою силу.
— Вы же говорили, что как юзер вашей силы я никуда не гожусь! — довольно храбро вмешался я в полемику с ополоумевшей ворожеей. Нужно было пользоваться тем, что она начала переговоры, а не принялась вновь размахивать своим тесаком. Правда, сейчас это было бы затруднительно, поскольку к рукояти ножа, торчащего из груди бедолаги Карла, я находился гораздо ближе, чем она. Даже с учетом того, что Пелагея двигалась неимоверно быстро, наши с ней шансы я оценивал примерно пятьдесят на пятьдесят.
— Все верно, Гриша, — согласилась со мной ворожея. — Ты действительно никто, и звать тебя в нашей ворожейской семье действительно никак. Но при этом сила, таящаяся внутри тебя, бесценна. Она как старое вино, собранное из урожая удачного года. А ты — как бочонок, это вино хранящий. Ты моя личная бутылка «Шато Шеваль Блан» сорок седьмого года.
— Увы, я не знаток коллекционных вин.
— Хорошо, — закатила глаза ворожея, — объясню на твоем языке. Если бы я была алкоголичкой, то ты был бы моей личной «Балтика 9».
— Банкой, — поправил я ворожею.
— Что банкой? — смутилась она.
— Банкой из-под «Балтики 9», вы же именно такую аналогию с вином проводили.
— Думаю, ты меня понял, — Пелагея вдруг склонила на бок голову и пригляделась ко мне. — Паршивец, да ведь ты попросту время тянешь!
Где-то на улице раздался скрип тормозов, а за ним послышались хлопки дверцами автомобиля. И я, и Пелагея обернулись на звук, но тут же вернулись в исходную позицию.
— Мы кого-то ждем? — поинтересовалась Пелагея.
— Мы нет, — улыбнулся я, — а я жду.
Я поднял свой нож, с учетом описанных ранее событий уже не казавшийся мне сколь бы то ни было опасным оружием, и выставил его перед собой.
— Двинешься хоть на сантиметр…
— И что? — засмеялась Пелагея. — Что ты можешь сделать мне этим ножичком?
В дверь громко постучали.
— Я здесь! — проорал я через плечо, не сводя глаз с ворожеи. — У нас тут два трупа и заложница, я не могу открыть! Мне угрожают ножом! Ломайте дверь!
Пелагея лишь хищно улыбнулась.
— Дурак ты, Горин! Вроде и умный, а такой все-таки дурак! Вот уж воистину вещают люди: академическое образование — еще не признак образованности.
Дверь тем временем действительно начали выламывать, послышались приглушенные мужские голоса и глухие удары — видимо, кто-то пытался выбить ее плечом.
— Дурак не дурак, а перехитрил же тебя.
Ворожея, казалось, напряглась.
— Как именно?
— А просто все. Ты за мной следила, полагаю, глазами своего пернатого слуги. Только не учла, что я могу вызвать полицию, просто отправив смс другу.
— То есть ощутив на себе всю мощь нашей ворожбы, ты по-прежнему думаешь, что три недалеких полицейских во главе с отважным участковым Борисом смогут меня остановить? — Пелагея презрительно фыркнула и покачала головой. — Как же ты меня недооцениваешь, Гришенька.
«Вот зараза, — мысленно ругнулся я. — Она и про мое знакомство с участковым знает, и про то, что их там сейчас трое на улице. От нее вообще можно хоть что-то скрыть?»
Хорошо же они меня за пару дней изучили, им бы в разведке работать. Хотя не все же такие, как она. Вполне возможно, что кто-то из их братии и на правительство работает, и на специальные ведомства, и на разведку в том числе. Такие способности грех не использовать в миру, и я не удивлюсь, если так оно все и обстоит.
Хлипкая дверь тем временем не выдержала натиска и слетела с петель. В домик ворвались полицейские, среди которых действительно был мой приятель Влад Борис. Он же и заорал что было мощи:
— Всем стоять, работает ОМОН!
— Ой, ну и напугал, — отмахнулась Пелагея и развела руки в стороны.
Все вокруг вдруг смолкло. Я медленно оглянулся и увидел картину замершего мира. Стражи порядка застыли в сенях, было видно, что вламывались они не организованно, а дуриком. Получив мое тревожное сообщение из машины, Борис, видимо, не смог организовать реальную группу захвата и поспешил ко мне на выручку с теми, кого смог найти — со своими сослуживцами, такими же, как и он сам, участковыми. На лицах парней замерли гримасы крика и напускной суровости, в руках они сжимали рукояти своих табельных «макарычей», причем ни у одного из них пистолет не был снят с предохранителя. Кем бы ни были эти ребята, они были не настроены воевать и применять оружие. Они могли лишь взять преступников, что называется, «на понт». Это было и мило, и глупо одновременно. Но самое интересное, что для реализации моего плана мне было нужно именно это абсурдное и нелепое действо. Другими словами, мне было нужно отвлечь внимание ворожеи, с чем Борис сотоварищи прекрасно справился.
— Что же ты будешь делать теперь, милый? Мы с тобой остались один на один. Неужели ты попытаешься пустить в ход свой игрушечный ножичек, которым можно разве что колбасу нарезать? Открою тебе маленькую тайну, — Пелагея медленно приближалась ко мне, — ты не смог бы убить меня, даже будь у тебя меч самого короля Артура. А эта реликвия, уж поверь, посерьезнее твоей зубочистки будет.
Страшная девушка была все ближе. Вот она уже перешагнула через труп своей матери и подошла вплотную к телу ворона.
— Если честно, вас резать у меня и в мыслях не было, — признался я и с силой пробил отточенным острием столового ножа свою плечевую артерию.
Иногда в жизни человека настает момент, когда он идет ва-банк и ставит на кон все, что у него есть. Сейчас я поставил на кон сразу две жизни — свою и Веры. И, как мне казалось, шансы на победу у меня были отменные. Мне и нужно-то было лишь подпустить ворожею поближе, чтобы моя кровь наверняка попала на нее. И сделать это необходимо было непременно в замкнутом пространстве, чтобы она не смогла скрыться, как сделала это в свое время Радмила. Да, я прекрасно помнил, какой силой обладает моя кровь и как именно она действует на моих врагов. Видимо, за то мне нужно было благодарить ворожею Варвару, это ее защита сработала тогда в подъезде, когда мой кот Василий пустил мне кровь и несколько ее капель попали на кожу Радмилы. Помнится, ворожея тогда вспыхнула, словно облитая горючим, и никак не могла унять адское пламя. Отменная защита, что и говорить! Любой, кто попытался бы пустить Варваре кровь при ее жизни, сгорел бы дотла, словно спичка. И данная мера наверняка не была единственной. Крайней — это да, но уж точно не единственной. Но, к моему великому сожалению, иных способов защиты от ворожей я не знал.
И да, я уже тогда сообразил, как именно мне противостоять ворожеям. Как выйти из битвы с ними живым, и не просто живым, но еще и победителем. И, конечно, немалую роль в моем плане сыграл тот факт, что даже страшные раны и переломы заживали на мне теперь, как на собаке. Я сейчас хоть и фактически жертвовал собой, но крепко надеялся, что от кровопотери не скончаюсь. Ну, или на худой конец мне кто-нибудь медицинскую помощь вовремя окажет. Та же Верка, к примеру, очухается, когда все закончится, и поможет братику.
Как же близок я был к триумфу! Боль пронзила меня, но она была контролируемой. Я сам нанес себе эту рану, а следовательно, был готов к этой боли. Как я и рассчитывал, моя кровь хлынула на Пелагею, причем не пара капель, как тогда с Радмилой — Пелагею я облил из своей пульсирующей артерии так, что будь здоров! Моя термоядерная кровь попала и на ее руки, и на лицо, и на волосы. В отличие от Радмилы можно было смело сказать, что Пелагея моей кровушкой умылась. Буквально.
Пелагея замерла, облитая моей кровью с головы до ног, а вместе с ней замер и я, предвкушая знатное файер-шоу. Однако мои ожидания не оправдались, по какой-то причине ворожея не спешила самовоспламеняться. Вместо этого она медленно провела по своей окровавленной щеке пальцем, затем взглянула на него и сексуально так слизала кровь языком. Сглотнув ее, она закатила глаза и прошептала:
— Мммм, Горин, какой же ты сладенький! Была б я ведьмой, сожрала бы тебя, не раздумывая, — затем Пелагея резко открыла глаза и сфокусировала свой взгляд на мне. — Ты ручку-то в локоточке согни, Гришенька. Регенерация у тебя нынче хоть и отменная, но попусту терять кровушку все же не стоит, слишком уж она долго восстанавливается, тебе ли не знать. Ты же терапевт, Горин, знаешь, что гемоглобин порой поднять ох как трудно!
Сразу после этих слов Пелагея заливисто рассмеялась. Мне же и сказать-то сейчас было нечего. По какой-то причине на нее моя кровь никак не действовала! Признаться, дальше этого момента мой план не заходил, я понятия не имел, что буду делать после того, как Пелагея загорится и изжарится заживо. И уж тем более я не думал, что именно предприму, если план мой провалится, я такой вариант вообще почему-то не рассматривал.
— Что, милый, прикидываешь, как быть дальше? — отсмеявшись, поинтересовалась у меня ворожея. Я немного глуповато кивнул. — А чего тут думать? Встань на колени да повинись перед будущей родней, а мы посмотрим, насколько искренне ты это сделаешь.
— Перед кем я виниться должен? — не понял я. — Вы всех убили!
Буквально в то же мгновение я услышал, как на полу кто-то захихикал.
— Все, не могу больше терпеть! — прыснула Радмила, поднимаясь.
Никаких ран на ее шее я уже не видел, а за ней поднялся и молчаливый Карлуша. Он медленно вытянул из своей груди тесак и отдал его хозяйке, рана на его груди даже не кровоточила. Уверен, под одеждой она уже затянулась, а быть может, ее и не было вовсе.
— Даже так? — озадаченно протянул я.
— А вот так, Горин, — развела руками Пелагея.
— Сюрприз! — прокричали обе ворожеи и истерически засмеялись.
Их смех хоть и был веселым, но все же каким-то чужеродным, что ли. Совершенно непохожим был этот смех на тот, каким смеются простые люди. Было ощущение, что смеются не они, смеются внутри них. Кто смеется — хороший вопрос, тут уж я не возьмусь угадывать.
— И зачем нужно было устраивать весь этот цирк? — ясно осознавая, что проиграл, спросил я.
— Как зачем? — отсмеявшись, произнесла Пелагея. — Во-первых, это действительно смешно, когда люди вроде тебя считают, что могут бороться с такими, как мы, на равных. А во-вторых, нам нужно было экспериментально проверить, действует противоядие против ворожбы Варвары или нет.
— Какое противоядие?
Ответила уже Радмила:
— Ты, Гриша, сильно нас напугал, когда меня чуть на тот свет не отправил. Не думала я, что твой кот таким находчивым окажется. Что ж, поделом мне. Сама, дура, виновата — не надо было на русский авось надеяться. Нужно было дождаться, когда сварится противоядие, и только после этого тебя окучивать.
— Да какое противоядие?
— На крови твоей противоядие, Гришенька. Подобное лечат подобным, разве ты не слыхал о таком? Кровушку нашей бабки Варвары получить мы не могли никаким образом, а с тобой все оказалось много проще.
— Ничего не понимаю.
— А тебе и не нужно, Гришенька, — улыбнулась Пелагея. — Главное, что мы теперь от твоей крови защищены надежно. За что спасибо матушке моей, это она сварила столь сложное зельице. Ну и тебе, Гришенька, спасибо, что любезно предоставил материал для его создания.
— Не припоминаю, чтобы когда-то сдавал кровь на анализ в вашей ворожейской лаборатории.
— А кровь мне и не нужна была, соколик! — подмигнула мне Радмила, и тут я вспомнил, с чего именно началось мое с ней знакомство. Она ведь первым делом меня в баночку писать заставила, а я уж и забыл.
— Хотите сказать, вы варили зелье из моей мочи?
— Ну, моча же из крови получается, не так ли? — подсказала мне Радмила.
Все правильно, ее почки фильтруют. В моче, на самом деле, от крови мало что есть, но никто и не говорил, что ворожеям для создания зелий именно кровь нужна. Как оказалось, можно и другими биологическими жидкостями воспользоваться — мочой, например. А уж если там твое семя по прихоти природы окажется, то вообще супер!
Теперь понятно, для чего меня Радмила тогда соблазнить пыталась. К чему это все было: халатик на голое тело, томный взгляд, феромоны и так далее. У мужиков весь ум в таких случаях промеж ног сосредотачивается, а тестикулы активно сперматогенезом занимаются. И да, признаю, бывает и такое, что в мужской моче, особенно утренней, появляются сперматозоиды. Любому медику это известно. Только что это меняет в целом? Зачем было доводить меня до членовредительства, если можно было сразу предупредить — мол, нет у тебя, Горин, никаких шансов спастись. Прими как данность и кровопусканием не занимайся больше.
— И все же я не понимаю, зачем было весь этот цирк устраивать? — вновь задал я волнующий меня вопрос.
— А все просто, милый, — Пелагея подошла ко мне вплотную и ласково поцеловала в щеку. — Я понести от тебя должна, а без снятия защиты это сделать не получится. Кроме того, мы не были уверены, что ты не выкинешь какую-нибудь штуку, подобную этой, — и она кивнула на мой самопальный нож, который можно уже было смело выбрасывать. — Ты же, Гриня, оказался до боли предсказуемым.
— Сестру не трогайте, — сухо сказал я, понимая, что больше ничего этой парочке противопоставить не смогу. — Если обещаете, что она живой останется, я готов сделать все, что вы мне скажете. А нет, так… — и я поднес к глазу свой нож. — Пусть Веру забирают полицейские. Это мое единственное условие. Если откажетесь и решите ее вместо морковки для меня-осла держать, так я все одно не жилец. Вгоню себе в мозг эту железку, и ищите потом свищите свою силу. Я в посмертии принципиально от нее отказываться не стану и никому из вас ее не передам. Так что выбирайте, да или нет. Но быстро, я на взводе сейчас, могу и психануть.
Вдруг откуда-то из сеней донесся чей-то мужской с хрипотцой голос:
— Потрудитесь прекратить балаган, молодой человек. Тоже мне, удумали руки накладывать на себя. И из-за кого? Из-за этих, что ли?
— Вот дьявол! — чуть слышно выругалась Пелагея, отступая на свою прежнюю позицию возле столешницы.
— Дьявол? — я внимательно посмотрел на вошедшего мужчину в монашеском одеянии.
— Боже упаси! — перекрестил меня батюшка и уставился на ворожей. — Это наши беглянки так шутят, а работаю я на другое ведомство. Скорее, противоположное озвученному. Верно говорю?
— Иногда я в этом сомневаюсь, — со злостью в голосе ответила Пелагея.
— Пелагея, Радмила, — и священник, всем своим видом источавший миролюбие, протиснулся между застывшими в воздухе полицейскими, вошел в кухню и кивнул ворожеям, — мое почтение.
— Ты не имеешь права вмешиваться, дьяк! — зашипела на священника Радмила. — Сила наша по праву!
— Да, дьяк, мы в своем праве! — добавила Пелагея. — Убирайся по добру…
Теперь они с Пелагеей выступали одним фронтом. Даже если между ними и были когда разногласия по поводу правообладания наследством Варвары, то сейчас эти споры отошли на второй план. Было видно, что обе ворожеи с опаской относятся к тому, кто поломал им всю игру. Я же уставился на священника.
— А вы, простите, кто?
— Я, Григорий, твоя палочка-выручалочка на сегодня.
— Я еще раз повторяю, дьяк, у тебя нет никакого права нам мешать…
— А Совет так не считает, — спокойно ответил священник. — Вы, девочки, правы лишь в одном, а именно в том, что силой вашей этот неразумный молодой человек владеет, скажем так, полулегально.
— Именно поэтому мы и имеем…
— Имеете вы право лишь умолкнуть и выслушать вердикт Священного суда Совета! — рявкнул священник на ворожей и тут же добавил более мягким тоном. — Дамы, не будем пугать гражданских и усложнять и без того щекотливую ситуацию. Наша война — наше дело, вы же впутали в свои игры слишком большое число обывателей, среди которых большая часть — православные христиане, то есть моя паства. Именно поэтому Совет считает своим долгом вмешаться в судьбу этого молодого человека.
Вперед вышла Пелагея. Она уже не источала флюиды ненависти и говорила вполне спокойно.
— Отец Евгений, мы чтим Канон, за его черту не заступали…
— Еще не заступали… Но лишить этого человека жизни, — и священник указал на меня, — Совет вам позволить не может.
— Мы знаем Канон, дьяк, — прорычала Радмила. — А ты знаешь, что мы имеем право забрать то, что принадлежит нам. А он, коли взялся за чужое, должен понесть за то ответ.
Радмила, кстати, выглядела куда несдержаннее своей дочери. Если не знать всех хитросплетений их семьи, можно было решить, что старшая из них как раз Пелагея — она и выглядела старше, и вела себя сдержаннее, и говорила рассудительней.
— Канон — он ведь что дышло, — улыбнулся им священник, — как повернул, так и вышло, верно?
— Ты о чем? — Пелагею, судя по всему, начал раздражать этот разговор.
— Вот вам решение Совета по этому вопросу, — и священник, которого Пелагея назвала отцом Евгением, протянул ворожее какой-то свиток. Та взяла его, разорвала длинным ногтем сургучную печать с каким-то странным гербом, развернула и принялась изучать.
— Год? — она перестала сдерживать свои эмоции. — Вы даете этому олуху год⁈
— Да, — кивнул священник. — По Канону вы обязаны вызвать его на дуэль, коль сила его признала.
— Не признала она его! — заверещала на священника Пелагея.
— Да неужели⁈ — воскликнул священник, улыбнулся сквозь свою жиденькую бородку и медленно повернулся ко мне.
— А ну-ка, Григорий, заголяй руку!
— Что? — не понял я, продолжая держать руку согнутой в локте, чтобы хоть как-то остановить сильнейшее артериальное кровотечение, которое сам же и вызвал.
— Да не бойся ты… — и священник с этими словами резко схватил меня за руку, насильно разогнул ее и разорвал у локтевого сгиба рукав там, откуда еще минуту назад во все стороны хлестала кровища. — Ну, и что вы теперь скажете?
Все посмотрели на мою окровавленную руку. Я, в принципе, очень рассчитывал именно на такой результат, но в силу врожденного скептицизма опасался, что дважды такой номер не прокатит. Ан нет, прокатило. Рука была окровавлена, но абсолютно цела, ни единого пореза или шрама на ней не оказалось.
— И тут два варианта, — пояснил отец Евгений. — Либо это божий промысел, либо юноша все же подцепил вашу заразу.
— Ничего это не значит! — попыталась огрызнуться Пелагея, но отец Евгений ее вновь перебил.
— Дамы, я уверен, что мы сегодня найдем компромисс. Ни Синод, ни Совет не желают конфронтации с ворожеями. По Канону вы действительно в своем праве, это факт. Но и Григорий Горин не виновен в том, что его выбрали в наследники силы. О вашем мире он до этого ни сном, ни духом не ведал, а стало быть, и нести ответственность за свои действия не может. Перенять его силу, читай, вернуть свое вы можете лишь двумя путями. Коли сила его признала, а мы все видели, что это так, кто-то из вас может вызвать его на честную дуэль и в споре перед богами выяснить, кому все же должна принадлежать эта самая сила. Но допустить дуэль сегодня, сейчас — значит обречь ни в чем не повинного прихожанина православной церкви на гибель, все равно что возле годовалого младенца дуэльный пистолет положить и разрешить защищаться. Отсюда и срок — год на освоение Григорием дуэльных основ и принципов самозащиты.
— То есть ты, дьяк, хочешь, чтобы мы дали этому щенку время научиться нас убивать? — перефразировала слова священника Радмила.
Отец Евгений при этом даже глазом не моргнул и сознался:
— Ну да, так все и обстоит. Парень имеет право на самозащиту, но сегодня он за себя постоять не сможет, а посему Совет постановил взять свое дитя, пусть теперь для нас и заблудшее, под свое покровительство. Его — на год, его сестру — навсегда. Как-то так. Возражения, претензии, торг?
— Полгода, — сквозь зубы прорычала Пелагея.
— Идет! — тут же согласился священник.
— Эй, — воскликнул я, — не идет! Ты вообще умеешь торговаться? У меня только что год был!
— Ты бы, Григорий, помалкивал, пока я твою задницу спасаю, — в не самой свойственной для батюшки манере прошипел мне отец Евгений, не сводя взгляда с ворожей, которые, похоже, уже локти кусали, что не выторговали еще несколько месяцев, — мы и без того на птичьих правах тут торгуемся.
— Тогда вот вам мое слово, — торжественно произнесла Пелагея, подняв свиток к потолку. — Ни я, ни кто-либо из моей семьи не тронут Григория Горина и его семью до дня летнего солнцестояния. В день, когда Земля-матушка вберет в себя всю силу лета, состоится наша с ним дуэль, ибо я вызываю тебя, ворожей Горин!
— А еще вы весь тот бедлам, что в жизни Григория устроили, исправите, — поставил условие священник.
— Беру на себя, — согласилась Пелагея. — Еще что-то?
— Нет, у нас все. Скажи им «Я принимаю вызов», — сквозь зубы процедил мне священник.
— А я что, отказаться не могу? — возмутился я шепотом. — Слышь, отец святой, я не Пушкин, мне непринципиально…
— Зато им принципиально. Откажешься, и они будут вправе прямо сейчас тебя убить и на куски порвать. А там как знаешь.
— Что, вообще без вариантов? — я умоляюще смотрел на своего нежданного спасителя, но тот лишь только головой покачал:
— Нет, Григорий. Иначе уже никак.
— Твою ж налево и далее по прямой и в (непечатно)! — выругался я и сказал то, что от меня ждали. — Я принимаю вызов!
— Совет и Боги тому свидетели! — завершила сделку Пелагея.
— Да будет так, — кивнул ей священник и потащил меня к выходу.
— Эй, стой, а сестра? Ты ее что, с этими оставишь?
— Этих уже и след простыл, — ответил мне батюшка. — А нам пора когти рвать, пока они не передумали.
Я обернулся и понял, что священник прав — на кухне уже никого не было.
— А как же с ними? — я указал на полицейских, все еще замерших в неестественных позах.
— Через минуту оттают, все с ними нормально будет. Они же твою сестрицу и домой отвезут. Этот-то, поди, — и он указал на Бориса, — знаком с Верой. Поймет, что ей тут делать нечего.
— А как мне с ним объясняться-то? Я ж вовек не отбрешусь!
— Это уже не наше дело, ворожеи все устроят.
— Ну а мы куда? Куда вы меня тащите? Стойте, а вы вообще кто?
Я встал прямо на пороге старенького сруба и заупрямился. Идти непонятно с кем, непонятно куда после этого непонятно чего мне совершенно не улыбалось.
— А мы, Гриша, пойдем тебя готовить к дуэли ворожейской. Неужто ты решил, что сам постигнешь силу, данную тебе свыше?
— Стойте, а как вы вообще на меня вышли? Откуда знали, куда ехать, где искать меня? Вы вообще к какой секте принадлежите?
— Господи, как же много вопросов… — закатил глаза к небу священник и посмотрел куда-то в сторону двора. Я автоматически взглянул туда же и обомлел — прямо посреди двора сидел Василий и спокойно вылизывался.
— Здорово, хозяин! — подмигнул мне кот. — Ты же не думал, что я тебя брошу?
Я только и смог, что рукой в ответ помахать. Отец же Евгений мне на плечи куртку накинул, схватил за локоть и потащил к калитке.
— Его благодари, он нас вывел на тебя. Хороший у тебя слуга, ворожей Горин, ты береги его, пока жив. А сейчас пойдем отсюда, недоброе тут место. Не следует нам тут быть, когда полицейские очнутся. Пойдем-пойдем, все расскажу тебе по дороге.
Конец первой книги.