Ворожей Горин – Зов крови (СИ)

Глава 22

Ехали мы долго, я даже успел задремать. Расслабился, когда понял, что едем мы как раз в том самом калужском направлении. Направлялись, видимо, туда же, куда меня хотела свозить и Радмила, дабы совершить надо мной некий ритуал передачи силы.

Я вдруг вспомнил о том, как ворожея Радмила выглядела в нашем мире, как сильно меня к ней тянуло и какой безобразной она оказалась на самом деле. Интересно, Пелагея такая же страшная в своем реальном облике или же она еще сохранила свой нормальный человеческий вид? Если верно последнее утверждение, то выглядит она, должно быть, так себе. Варваре на момент смерти лет около ста было, так что, по скромным прикидкам, ее внучке должно быть лет шестьдесят-семьдесят. Правнучка же, в таком случае, не должна была быть старше сорока или сорока пяти лет, а при определенных условиях Пелагея могла быть и моложе расчетных цифр. Куда там! Мы с ней теоретически могли быть даже ровесниками, а это уже совсем другой коленкор, от такой нос можно уже и не воротить. Вот как прикажете эту мысль из головы выбросить?

«Кобель ты, Григорий. Жизнь на волоске, а он мыслишки влажные в голове распускает».

На этой мысли я и задремал. Мне даже успел присниться полуэротический сон, в котором ворожея Пелагея буквально умоляла заделать ей наследницу. До дела, правда, не дошло — пришлось просыпаться, когда я ощутил, что мы больше не движемся.

— Ну, наконец-то! — проворковала с крыльца небольшого сруба Пелагея, пока я выходил из машины. Она была одета во все домашнее: тапочки с имитацией меха на босу ногу, длинный домашний халат, потертая безрукавка из овчины. Ее гетерохромные глаза лукаво смотрели на меня. Было ощущение, что она точно знает, о чем именно я только что грезил во сне, знает и совсем того не стесняется. Хотя, с другой стороны, она мне уже намекала на возможность нашей с ней близости, да и вероятность того, что этот сон она же мне и подослала, я бы исключать не стал. С них станется.

— Хлеб да соль, гости дорогие! — продолжила ворожея свой маленький спектакль. — Лето — для старанья, зима — для гулянья, верно говорю⁈ У нас есть стог годовалый, а у вас жеребенок неезжалый…

— Не к лицу вам, Пелагея Батьковна, ёрничать, — сухо отозвался я, оглядывая двор, в котором оказался. На снегу я заметил следы от инвалидного кресла — стало быть, не блефовала ворожея, моя сестренка у нее. А это уже похищение. Нельзя так с моей семьей, ох и нельзя… Одному богу известно, чего мне стоило сейчас сохранять хладнокровие.

— А я и не ёрничаю, ворожей Горин, — в интонации Пелагеи зазвенел металл, — я лишь хотела радушие проявить да обстановочку разрядить. Уж больно ты хмурый вывалился из колесницы. Укачало, поди?

— Вы похитили и удерживаете близкого мне человека, — так же сухо ответил я, — с каким еще мне лицом ходить?

— Ну, мог бы и подыграть, если честно.

— Это с чего мне вам подыгрывать?

— А с того хотя бы, что я в руках жизнь твоей сестры держу ни много ни мало. Уж мог бы сообразить, с кем дело имеешь.

— А кто сказал, что я не сообразил?

— Мы так и будем во дворе стоять? — ворожея, устав спорить, сменила гнев на милость. — Карлуша, ты бы проводил гостя в дом. Я скоро буду.

За моей спиной внезапно раздалось громогласное «Кар». Я оглянулся и увидел, как с водительского места неуклюже выпрыгивает ворон.

— Только не говорите, что меня вез он! — немного опешив, процедил я сквозь зубы. По спине пробежало стадо мурашек, настолько неуютно мне вдруг стало. Он руль своим клювом крутил, что ли? А на газ как нажимал? А селектор КПП как переключал? Я заглянул внутрь лимузина и убедился, что водителя нам нет. То ли и правда ворон сам рулил, то ли реальный водитель успел ретироваться, пока я дремал. — Вы вообще, что ли, того?

— Ты доехал нормально? — равнодушно бросила Пелагея через плечо. — Ну и чего тогда зудишь, аки муха навозная? Хорошо то, что хорошо кончается.

Вот эти ее «аки» да «то ли» выдавали в Пелагее дремучую старость. С виду девушка лет тридцати пяти, даже говорит, когда контролирует себя, вполне современным языком. Но иногда все же проскакивают в ее речи старинные присказки, междометия и слова, что сразу настораживает. Есть у меня все же подозрение, что не так она и молода, какой хочет казаться. Она что, реально считает, что я вот так запросто женюсь на старушке-хохотушке? Меня, между прочим, не Максимом зовут и не Прохором, я Григорием. У меня, в отличие от иных деятелей поп-культуры, принципы имеются. А постулат «Любви все возрасты покорны» я вообще не разделяю. Никогда его не понимал. Молодости — молодое, старости — старое. «Взболтать, но не смешивать» — это пусть агенты британской разведки практикуют неравные браки.

Но это все лирика. На самом деле меня порадовал тот факт, что, кроме ворона и этой самой ворожеи, в маленьком неказистом доме а-ля «бабушкина дача», никого постороннего не оказалось. Хотя кто-то тут явно жил на постоянной основе — снег на территории регулярно вычищался, о чем свидетельствовали почти чистая парковочная площадка и дорожки.

Сени встретили чистотой, но скудностью убранства. Пара валенок, домашние тапочки (видимо, гостевые), грубо сколоченная лавочка, худой веник и вешалка из доски с тремя гвоздями-сотками вместо крючков. Из освещения — маленькая лампа накаливания, свисающая с потолка на проводе.

— Можешь не разуваться, — крикнула мне откуда-то из недр дома ворожея, — тут пол холодный.

Сзади тут же каркнул ворон, подгоняя меня внутрь. Я сделал пару шагов вперед, ворон зашел (именно зашел, вальяжно и степенно) следом, и дверь за ним закрылась сама по себе. И что это такое? Телекинез? То есть водителя реально не было? Да уж, дела…

— Проходи, Гриша, присаживайся. Чай будешь?

— А можно уже ближе к делу?

— Можно и ближе к делу, — согласилась ворожея, — как жениху будет угодно.

— Сперва я хотел бы увидеть сестру. Она тут, в доме? Она в безопасности?

Пелагея кивнула своему ворону, так и стоявшему у меня за спиной:

— Приведи девчонку, пусть полюбуется, — затем она вновь перевела свой колючий взгляд на меня и поинтересовалась. — Может, все же чаю?

— Благодарю, нет.

— Ну, как знаешь. А я, с твоего позволения, почаевничаю, уж больно травки добрые собрали мои послушницы прошлым летом. Всю зиму пьем ароматный чай с чабером да мелиссой…

— Вы меня простите за любопытство, Пелагея… эммм, как вас там по батюшке?..

— Просто Пелагея, — спокойно поправила меня ворожея, хлопоча у плиты, где на газу уже закипал старенький пузатый чайник с медным отливом.

Вела себя ворожея спокойно и раскованно, что немудрено — барышня на своей территории, как-никак. Но я же, как ни крути, ее противник — тот, кто, по ее разумению, украл ее собственность. Другими словами — я ее враг, и если смотреть на всю ситуацию в целом именно через эту призму, то поведение ворожеи было именно что вызывающим. Она всем своим видом показывала, что меня не боится, что, в свою очередь, должно было задеть меня как мужчину.

Но я что, я не гордый. Пусть ведет себя, как хочет. У каждого свой взгляд на вещи и, что более важно, свои планы. О планах Пелагеи я худо-бедно догадывался: она заберет мою силу, а после и жизнь. А вот по какой такой причине ворожея была так спокойна на мой счет, я не понимал. Казалось, она вообще никакой угрозы с моей стороны не ощущает. Со стороны — так просто женщина, заваривающая чай. Странным было и то, что она даже не пыталась контролировать меня и мои действия и стояла ко мне спиной безо всякой опаски. Нож в заднем кармане джинсов грел мне душу, руки чесались пустить его в ход прямо сейчас, однако я сдерживал собственные порывы. Нужно было убедиться, что с Верой все в порядке, и только потом действовать. Интересно, где же ее держат? Явно не в доме. Значит, на участке есть еще строения? Может, баня? Или гараж, не дай бог…

— Хорошо, Пелагея, — начал я переговоры, — вот какой вопрос меня терзает. Я в целом вас прекрасно понимаю и готов даже пойти на некий компромисс. Я открыто вам заявляю, что не хочу никакой вражды или, не дай бог, кровопролития. И ради мирного урегулирования нашей общей проблемы сообщаю, что на вашу силу не претендую и готов с ней расстаться в любое время. Мне не ясен лишь сам процесс передачи этой силы — это раз. Второе, мне непонятно, зачем вам при этом понадобилось мою сестру привлекать к нашим разборкам. И третье — вы про женитьбу нашу, надеюсь, шутили?

— Как же ты мудрено говоришь, Гришенька, — ворожея заварила, наконец, себе чай и, повернувшись ко мне лицом, принялась меня разглядывать. — Многословен ты, Григорий, суетлив.

— Уж какой есть, — огрызнулся я.

— Сдерживать свои порывы нужно, вот тебе совет мой на будущее. Дольше проживешь.

— Это угроза?

— Говорю же, совет. Причем бесплатный, заметь. Ты бы учился размеренно по жизни идти, глядишь, и не наделал бы столько ошибок глупых впопыхах.

— Это о каких таких ошибках речь?

— Не брал бы чужое для начала, — ворожея пристально посмотрела мне в глаза, словно пытаясь прочесть мою реакцию. Да я, собственно, уже и не скрывал, что действительно впитал в себя непрошеный дар ворожеи Варвары.

— Так я и не просил эту силу, если вы об этом. Ваша, эммм… прабабка мне ее буквально впихнула насильно. Уж не знаю, по какой причине она вам ее передать не хотела, — я выделил слово «ВАМ», стараясь раскрутить свою собеседницу на откровенную беседу. Мне было интересно узнать, в каких все-таки отношениях они с Радмилой состоят. Союзники они или же враги? Или у них что-то вроде вооруженного нейтралитета? — Но вот факт — ВАМ она силу свою не отдала, а МЕНЯ обманом взять ее заставила. Причем знала ведь, что я ею пользоваться не смогу, а все одно вручила.

— Это она могла, — задумчиво произнесла Пелагея. — Сейчас я вижу даже, почему она так поступила. Ты, часом, перед этим в церковь не ходил, не причащался?

— Нет, — пожал я плечами. — Я не набожен.

— Зря, — Пелагея отпила из кружки, — в вашем мире это хоть какая-то защита от таких, как мы.

— От ворожей?

— От ворожей, ведьмаков, колдунов, ведьм, вурдалаков… Много их — тех, кто на границу с навью как к себе домой шастает, всех и не перечесть. Я уже молчу о существах, вам невидимых, но крепко на вас влияющих.

— Это вы о демонах сейчас говорите?

Разговор приобретал крайне интересное направление. Очень надеюсь, что свой нож я пущу в ход лишь после того, как полностью удовлетворю свое любопытство. Где мне еще информацию об этом новом мире брать, как не у первоисточника? Да, у меня еще был кот, но, во-первых, не факт, что он знает больше Пелагеи. А во-вторых, его сперва разыскать нужно будет — кто их, слуг ворожейских, знает, насколько они обидчивы? Я не удивлюсь, если у них есть что-то вроде отступных: отказался иной ворожей от помощника, тот собрал манатки и сам себе вольную объявил. Не к лицу, конечно, слугам такую пугачевщину устраивать, да только в этом новом мире я человек неопытный, нюансов взаимоотношений тут, похоже, бездна, а разузнать, что к чему, как назло не у кого. Есть лишь эти две ведьмы старые, Пелагея да Радмила, и то последнюю я не так давно чуть не испепелил. Сдается мне, не скоро она мне такое простить сможет. Вот и оставалось мне только одно — слушать внимательно, что говорит враг мой, запоминать да делать собственные выводы. Авось докумекаю, что к чему, чай, не маленький. Разобрался же я со МСЭ, и с этим разберусь. Пелагея тем временем продолжала вещать.

— Мы, ворожеи, их сущностями зовем, но в других духовных практиках их называют по-разному. Демоны, ангелы, черти, шайтаны, джинны и так далее. Тут, как говорится, кто во что горазд, и это я перечислила только сущностей высокого порядка. Я не касалась высших жителей нави и низших обитателей яви, таких как русалки, водяники, лесовики, банники или домовые.

— Что-то у вас, уважаемая Пелагея, все в кучу. Христианские, мусульманские, старославянские и прочие названия употребляете. И потом, вы что, не делаете различий между ангелами и демонами? — подивился я словам ворожеи.

— Отвечу на первое замечание. Я потому я и сказала — сущности. Их очень много, в каждой религии или духовной практике они по-своему называются, всех не запомнить. И потом, человеческие религии не на ровном месте появляются. Они все друг из друга истекают, как реки, что из одного истока выходят, а затем сливаются воедино, превращаясь в бурные потоки, и в единый океан впадают. А суть все одна — вода. Что же касается разницы между сущностями этими, то в чем она, собственно, разница эта? — ворожея сделала очередной глоток и поставила кружку на стол. — Видишь ли, Гриша, в мире имеется очень много разных сил, и все они сосуществуют между собой в некоем балансе. Они уравновешивают друг друга вне зависимости от того, как их называют люди и как к ним относятся. В политике часто употребляют такой термин — система сдержек и противовесов, по телевизору ты, должно быть, часто такие слова слышал. Так вот, в том мире, о котором я тебе сейчас рассказываю, в нашем с тобой мире, это не пустые слова, не абстрактное явление. Система сдержек и противовесов в нашем мире — это данность, без которой все вокруг перестало бы существовать. Любое деяние, любое слово, любая мысль несет в себе силу, способную нарушить хрупкое равновесие. Есть силы разрушения, которые призваны тормозить силы созидания, и, наоборот, любое созидательное действие может остановить разруху.

— Вы сейчас перефразировали закон сохранения энергии?

— Верно, в мире науки это самое близкое понятие к тому, о чем я сейчас говорю.

— Тогда как в эту картину укладывается ваше стремление стать сильнее за счет той силы, что во мне теперь обитает? Разве такое ваше усиление не привнесет в наш мир силы, которые постараются уравновесить дисбаланс, вызванный вами?

— А вот и наша гостья! — улыбнулась ворожея, глядя мне за спину.

На мой вопрос она так и не ответила, да я, впрочем, уже и не хотел услышать ответ. Я рефлекторно повернулся и обомлел — передо мной стояла Вера. На своих худых до безобразия ногах стояла. Ее сопровождали двое: какой-то мужчина в черном костюме и моя старая знакомая Радмила.

— Здравствуй, Гриня, — прошептала Вера и бросилась ко мне на руки, не в силах более стоять на своих двоих. Я подхватил сестру, которая, похоже, лишилась чувств, и уставился на Пелагею.

— И как это понимать? — зло прошептал я, аккуратно укладывая Веру на пол.

— А как хочешь, так и понимай. Я сестру твою сразу раскусила, сразу поняла, что никакая она не хворая. Придури в ее голове достаточно, но в физическом плане она абсолютно здорова. Если не будет лениться да начнет за ногами своими следить, как следует, сразу на поправку пойдет. Сейчас я в ее ноги немного силы вдохнула, но она не мы, Гриша, она просто человек. Не может простой смертный силу нашу перенесть спокойно, все через себя пропускает, как жила медная пропускает электрический ток.

— Стало быть, люди — проводники этой вашей силы, — сделал я вывод. — А как же к ней относимся мы?

— А мы, как ты уже догадался, аккумуляторы, — заговорила у меня за спиной Радмила.

Я оглянулся. Мать Пелагеи выглядела не лучшим образом. Сейчас она была в обличье той самой юной медсестрички и выглядела куда моложе своей дочери, но вот лицо ее было теперь изуродовано.

— А ты не смотри на меня так, ворожей! — вновь заговорила она. — Мы существа, обитающие сразу в двух мирах, в этом и пограничном. И то, что ты пожег меня там, не могло не сказаться на моем облике здесь.

Там — это где, хотелось бы мне знать? Что-то не помню, чтобы кот вышибал меня из моего тела так же, как это делала Радмила в кабинете главного врача, когда имела со мной первую аудиенцию.

— Не рычи на него, матушка, — мягко ответила за меня Пелагея. — Тебе не ему спасибо за такой подарочек говорить нужно, а Ваське, этот проныра способен сразу в двух реальностях пребывать. Затянутся твои шрамы, а нет, так я тебе личико подправлю, когда мы венчаньице провернем с Гришенькой.

Даже так? Интересно, а сработает ли в таком случае мой план? Василия же сейчас при мне нет. С другой стороны, Радмила тогда не пребывала в том параллельном мире, о котором они все время твердят. Мы точно были в подъезде дома, расположенного на улице Теплый Стан. А улица эта, полагаю, находится в нашем, самом что ни на есть реальном мире. Да и выбора у меня в целом и нет. Нужно будет рискнуть, все одно живым они меня после передачи мной силы не оставят.

— Паршивец блохастый! — выругалась Радмила и встала рядом с Пелагеей.

Сейчас, когда обе ворожеи стояли рядом, я наконец уловил между ними родственные черты. У обеих были чуть вздернутые носики, обе были невысокого роста, имели пышные волосы и взгляд с хитрецой. И, признаться, обе были хороши, причем каждая по-своему. Радмила — за счет классической красоты, Пелагея — за счет красоты нестандартной. Жаль только, все это морок — на самом деле выглядят они иначе, и, похоже, чем дольше во мне пребывала та сила, за которой обе эти женщины охотились, тем легче мне было сопротивляться их чарам. Во всяком случае, я уже не воспринимал их как объекты сексуального влечения. Кстати, что-то мне подсказывало, что такое влияние на мужчин — это тоже своего рода морок, вроде того, что они делают со своей внешностью. Интересно, а на поддержание такой личины в реальном мире они постоянно тратят силы или достаточно каких-то особых ворожейских СПА-процедур?

Ладно, что-то меня не туда несет, не о том я сейчас думаю. Я еще раз посмотрел на Веру — та, казалось, спала сном младенца, даже пребывание на твердом и достаточно холодном полу ее никак не тревожило, спит и знай себе улыбается во сне. Что-то же хорошее ей снится сейчас! Возможно, сейчас она там счастлива, сейчас она с родителями. Ну, вот пусть там и остается, а мне пора было вбить первый клин между ворожеями.

— Ну что ж, раз уж все условия соблюдены, — сказал я, вставая с пола, — то я согласен на ваше предложение.

Пелагея натянула на лицо снисходительную улыбку, которую я с удовольствием стер следующей фразой.

— Уточню, я согласен на предложение Радмилы.

— Что? — удивилась мать Пелагеи и недоуменно уставилась на свою дочь. Такой мой ответ услышать не ожидал никто.

— Что ты имеешь в виду, Гришенька? — все еще мягким, но крайне настороженным голосом уточнила Пелагея. — Мы же с тобой вчера все решили.

— Если я ничего не путаю, а я редко когда ошибаюсь в людях, такая уж профессия… Так вот, если я все правильно оценил, то сила, которая хоронится сейчас во мне, является неким предметом раздора между вами, — обе ворожеи слушали меня внимательно и не перебивали. — Вы обе прибыли за наследством, но, к несчастью, опоздали — ваша бабушка уже рассталась с жизнью и, что самое печальное, с силою своей рассталась тоже. Она вам ее передавать не хотела. Почему уж, не знаю, но вот факт — не хотела, и все тут. Вы же ее уморили ради ее силы, натравив на нее какого-то колдуна недалекого. Тот свою часть сделки выполнил, полагаю, как раз за обещание передачи ему части той самой силы, но вот дальше случился затык — бабушка Варвара сама организовала свое посмертие. Постараюсь угадать. Изначальный план был примерно таким: вы являетесь аккурат к посмертию Варвары и предлагаете ей добровольно передать одной из вас силу. В выигрыше все стороны: Варваре — мирное посмертие, а одной из вас — ее дар. Рискну предположить, что именно вам, Пелагея, поскольку вы гораздо сильнее матери уродились. Очень удобно, и не надо будет драться друг с другом за наследство. Но в игру вмешался я, пусть и невольно. И с этого момента ваши шансы на обладание этой силой внезапно уравнялись, поскольку для этого нужно было лишь совладать с нерадивым мужланом, которому эта самая сила нужна примерно так же, как собаке пятая нога. Так что с этого момента вы разделились и действовали порознь. Радмила придумала целый спектакль, предложив мне за силу либо потрясающее будущее, либо не менее умопомрачительное прошлое. Вы же, Пелагея, пошли по пути запугивания, что тоже бывает действенно, но лично для меня менее интересно. Так вот я и говорю вам, Пелагея, что план вашей матушки мне нравится больше. Я хочу передать силу Радмиле, тем более что после этого она обещала мне защиту от вас.

Лицо Радмилы, и без того обезображенное ожогами, исказил страх. По всему было видно, что дочь она боится. Очевидно, не просто так и Василий, и Варвара предупреждали меня именно насчет Пелагеи.

— Ты не слушай его, дочка! — быстро затараторила Радмила. — У нас был с тобой уговор, да, но я, очевидно, проиграла. Ты первая его…

Пелагея не дала матери договорить. Она молча подняла палец вверх, давая понять, что той следует умолкнуть, и пристально посмотрела мне в глаза. По непроницаемому взгляду ворожеи было не понять, злится она или нет. Ей бы в покер играть с такой мордой кирпичной.

— Ты разве не поняла, чего он добивается? — хитро улыбнувшись, произнесла Пелагея. — Он задумал рассорить нас с тобой. Хочет дать тебе надежду и натравить тебя на меня. Простая тактика, которую люди очень любят, — разделяй и властвуй. Посей хаос и смуту, а после загребай жар чужими руками. И все бы ничего, если бы не одно но.

— Какое? — синхронно спросили мы с Радмилой.

— Я и так знаю, что ты планировала меня предать!

С этими словами мужчина в черном, все это время стоявший у меня за спиной, молниеносной тенью бросился к Радмиле. Одной рукой он схватил ее сзади так, что та не могла и шевельнуться, а другой запрокинул ей голову. Пелагея же, недолго думая, достала откуда-то из воздуха здоровенный клинок и наотмашь полоснула им по горлу матери. Все эти события произошли с такой молниеносной скоростью, что я не то что среагировать, а даже пикнуть не успел. Кровь фонтаном брызнула из огромной раны на горле ворожеи, через секунду в ней запузырился воздух, который Радмила судорожно пыталась выдохнуть. Затем она сделала рефлекторный вдох и начала захлебываться собственной кровью. От неожиданности я замер на месте, наблюдая, как оседает на пол тело несчастной, обильно поливая кровью Пелагею и все пространство вокруг нее.

Агония ворожеи длилась недолго — рана на шее была столь глубока, что Радмила истекла кровью за считанные секунды. Обычно люди теряют сознание от гипоксии и резкого падения давления, но ворожея держалась, из последних сил сохраняя сознание. Осев на пол, она еще некоторое время глядела на дочь снизу вверх изумленным взглядом. Затем завалилась на бок и еще секунд двадцать билась в предсмертных судорогах, а после и вовсе замерла в луже собственной крови у ног дочери. На меня уставился остекленевший взгляд некогда прекрасной женщины, а еще через мгновение этот прелестный образ исчез. Теперь на меня мертвым мутным взором смотрела глубокая старуха с изуродованным ожогами и гримасой ужаса лицом. Все было кончено.

— Ну что, женишок, — с милой улыбкой обратилась ко мне Пелагея, по лицу которой все еще стекала горячая кровь Радмилы, — теперь ты готов к венчанию?