Воронцовский упырь

Резкие движения в окне прекратились, потом пропали и силуэты, и, наконец, вовсе погас свет. Роман поглядел на часы - было еще рано, только двадцать минут десятого. Видимо, супруги ушли для объяснений в другую комнату. Он вышел из машины и направился к дому. Открыл калитку, прошел в темный сад, обогнул дом... Подошел к окну с противоположной стороны дома. Оно было слабо освещено, видимо, горела настольная лампа или торшер. Вдруг он увидел прильнувшее к стеклу заплаканное странное лицо Юли. Ему показалось, что она хочет биться головой о стекло. В деревенской тишине слышны были ее всхлипывания и приглушенные слова: "Боже мой, боже мой, за что?.." Дальше терпеть он не мог. Он постучал в окно. "Кто это?!" приглушенно вскрикнула Юля. "Я, Роман Ильич", - тихо ответил он. Она вплотную приблизилась к стеклу и увидела его. "Уходите!

Немедленно уходите! - не сказала, а простонала она. - Пожалуйста..." Он увидел ее расширившиеся от ужаса глаза. "Что с вами?" - спросил Роман. "Уходите, ради бога", - яростно шептала она. "Но я вас ждал", - не сдавался и он. "Завтра, хорошо, я приду завтра. Или послезавтра", - шептала она, и он все понимал, несмотря на стекло, разделявшее их Роман разглядел ее лицо, бледное, с расширившимися глазами, опухшими от слез веками. Как же она была похожа в эту минуту на Карину, рыдавшую оттого, что она умирает, что она больше не увидит Сашку, не увидит его. Романа. Одинаковое, отчаянное выражение больших карих глаз. Роман сжал кулаки и плотнее приблизился к стеклу. "Я не уйду, - сказал он. - Я сейчас войду к вам и..." - "Если вы сделаете это, вы убьете меня, - прошептала Юля. - Уходите. Уходите, пожалуйста". - "Хорошо, - пожал плечами Роман. - Но завтра..." Тут он увидел, что в глубине комнаты открывается дверь, и услышал громкий зловещий голос:

"Что такое, Юлия?" Она отпрянула от окна и бросилась к мужу. Он же подбежал к окну, но Роман спрятался в ночную мглу, и муж не увидел его.

Потом задернулись шторы, и все затихло. Роману ничего не оставалось, как уходить несолоно хлебавши. Он пошел к машине, посидел недолго, покурил и поехал домой. Выпил там коньяка, немного поел, посмотрел фильм по телевизору, ничего не понимая, и задремал на мягком диване. У него кружилась голова, он чувствовал, что любит Юлю так же, как любил покойную Карину. Они слились для него в один образ, он даже черт их не различал. Она рядом, она страдает... И что ему в этой ситуации делать, он не понимал.

Знал только одно - нахрапом здесь действовать нельзя. Надо как-то по-другому. А как именно, он не знал.

Пока не знал.

Забросив все дела, он стал бродить около ее дома.

Он действовал один, не хотел вмешивать в это кого-нибудь еще. Это было его личное дело, оно не касалось никого. Он даже не знал, поделился бы он своими переживаниями с Серегой Заславским, если бы тот был на свободе.

Он бродил так два дня, но, к его удивлению, из дома никто не выходил. Конечно, он дежурил там не круглые сутки, так что уверенности быть не могло. Он понял, что одному ему с этим не справиться. Пригляделся к пацанам, выбрал двух посмышленее, дал им денег, от которых у них глаза вылезли на лоб, и велел, как только из дома выйдет хозяин, немедленно бежать к нему и сообщить об этом.

Дежурить около дома было непросто - наступили декабрьские холода, но пацаны за такие деньги дежурили исправно. И наконец один прибежал к нему, запыхавшись, красный, взъерошенный.

"Ушел мужик", - пробасил он. "Молодец", - похвалил Роман и сунул ему двадцатидолларовую купюру.

Малец убежал, а Роман только собрался идти к Юле, как зазвонил мобильный телефон, с которым он никогда не расставался Звонил его ближайший помощник Чиж, тридцатилетний великан, половину жизни проведший за решеткой "Шухер, Роман, - мрачно прохрипел он в трубку. - Люди Малька наехали на наших, когда они лавы с рыночников стригли. Потасовка была серьезная. Косой ранен в руку". - "Чем закончилась?" - спокойно спросил Роман. "Отшили мы их, но дело этим не кончится. Тут разборка нужна.

Это наша территория, и при Серже Малек такого себе не позволял. Они туда с девяносто пятого морды не совали, как Соловья и Вареного грохнули. Оборзел Малек... К тебе домой ездили Ты где находишься?" - "Я приеду через час", - коротко ответил Роман и отключил связь. Он закусил губу. Сообщение не понравилось ему. В голосе Чижа он почувствовал осуждение. Он занялся личными проблемами, а в это время беспределыцик Малек попытался влезть на их территорию. Если это не прервать в зародыше, последствия могут быть непредсказуемыми.

Роман сел в машину и поехал в Москву. Поглядел с сожалением на дом Серовых Юля там была одна...

В кои-то веки... Но выбирать не приходилось...

На следующий день он собрал всех своих людей.

Около ресторана "Три богатыря", где оттягивались люди Малька, была грандиозная перестрелка. Четверо людей Малька было убито на месте, а из его людей один только ранен. Роман лично разнес из своей "беретты" башку одному мальковскому головорезу. Вскоре после этого он позвонил Мальку "Малек, как жизнь молодая?" - весело осведомился Роман. "Нормально", - равнодушно ответил Малек, уже осведомленный о случившемся. "Тут ребятишки твои от рук отбились, залезли куда не надо, разговор нехороший получился, извини, братан, если что не так. Я-то понимаю, что ты здесь ни при чем, но на всякий случай я сейчас собираюсь поехать к Ферзю, пусть нас рассудит". - "Зачем к Ферзю? - спросил Малек, и в голосе его Роман почуял беспокойные нотки. - Сам говоришь - я тут ни при чем. Твоя правда - от рук отбились. Да вы, знаю, в долгу не остались. Я слышал. Дюзе-то ты башку в труху превратил. А и верно больно умный был, самого достал". - "На толковище поедешь, Малек, - зловеще прошипел Роман. - Пусть нас большие люди рассудят, кто мы с тобой, пыль дорожная, я бывший учитель математики, а ты вроде бы дворничал в былые времена, что мы с тобой в делах соображаем?

Пусть Ферзь и Черный рассудят, они воры в законе, они беспредела не допустят". Роман прекрасно знал, что Ферзь и Черный будут на его стороне и поганому Мальку придется несладко. Оба крупных авторитета благосклонно относились к бесшабашному и отважному Сержу, отстоявшему еще три года назад свою территорию от посягательств Соловья, которого он взорвал в его джипе. Роман был человеком дела и четко придерживался воровских законов, деньги в общак платил исправно, а деньги он имел именно с тех территорий, на которые стал посягать Малек, известный своим гнусным характером. "Чо ты завелся, Роман? - утихомиривал его Малек. - Подъезжай лучше по-доброму, посидим, покайфуем, в баньке попаримся, телки у меня есть - обалдеешь. Я те клянусь обалдеешь Приезжай, оттянемся". - "Я в таких забавах не участвую, мне вредно в бане париться, - ответил Роман. - А если сегодняшней зарядочки мало, мы еще размяться готовы..." - "Да чо мало? Нормальная зарядочка. Не бери в голову, ваша взяла Проучили мудаков, и ладно". - "Последний раз", - пообещал Роман и отключил связь.

Братва теперь глядела на него во все глаза. Он оказался не только исполнителем, правой рукой Сержа, но и хорошим организатором дела. "И стреляешь классно", - подивился Чиж. "Так получилось, я в основном по другой части", - проворчал Роман.

Он простился с братками и поехал в Воронцово один. Уже начинало темнеть, шел снег, мороз ослабел.

Роман приехал в Воронцово часам к шести и, проезжая мимо дома Серовых, неожиданно увидел на крыльце Юлю Он быстро остановил машину и подбежал к ней. Она была в накинутой на плечи шубе, в руке сигарета. От нее сильно пахло спиртным. Она даже пошатывалась. "Юля", - шепнул Роман. "Вы?" вздрогнула она и вдруг бросилась к нему на грудь Он взял ее на руки и понес к машине. Уже садясь в машину, почувствовал на своем затылке пристальный ненавидящий взгляд. Ему было все равно. Он посадил Юлю на заднее сиденье и тронул машину с места.

"Роман Ильич, - шептала Юля. - Мне так плохо, что со мной? Куда вы меня везете?" - "Домой", - ответил он. Она промолчала.

Он помог ей выйти из машины, открыл дверь своего домика, пропустил ее вперед. Юлю шатало из стороны в сторону. Он снял с нее накинутую шубу, провел в комнату, усадил за стол. Сам сел напротив и внимательно поглядел на нее. Она была пьяна, глаза красные, опухшие, волосы растрепаны, но яркий, пунцовый румянец на щеках делал ее еще неотразимее. Она была в спортивном синем костюме и белых кроссовках.

"Вам плохо. Юля?" - спросил Роман. Она странным затуманенным взглядом посмотрела на него. Он знал, когда он смотрит в глаза, обычно люди взгляд отводят. На сей раз он сам был вынужден отвести глаза, ему стало не по себе от ее страдающего взгляда. Именно так смотрела на него перед смертью Карина. "Сами видите", - прошептала она еле слышно. "А что произошло?"

Она не ответила, как-то странно взмахнула рукой и улыбнулась вымученной улыбкой. "Выпейте горячего чаю, - сказал Роман. - У меня хороший чай, английский, настоящий. Другого ничего не предлагаю". - "А почему?" истерический смешок сорвался с ее губ. "Потому что вам это нельзя", - строго произнес Роман, заварил ей крепкого чаю в большую фарфоровую чашку. Она покорно стала пить маленькими глотками. Роман почувствовал, что ей страшно хочется спать. Он постелил ей на диване, и она легла, не раздеваясь. "Спасибо", - прошептала она, и он увидел на ее полусонных глазах хрусталики слез. Роман накрыл ее одеялом и вышел на крыльцо. Снова закурил, хотя его тошнило от сигарет. Вдали он увидел маленького человечка, спешащего, спотыкаясь, к его дому.

Он узнал в нем мужа Юли. "Послушайте, - кричал тот еще с дороги. - Моя жена у вас? Я видел, как она садилась в вашу машину. Я ищу ее, с ног сбился, вот, увидел вашу машину..." - "Да, она у меня", - спокойно ответил Роман. "Но... Как же так?" - взмахнул руками Серов. "Ей плохо. Она переночует у меня", - безапелляционным тоном произнес Роман. "А может быть..." - "Не может. Она не дойдет". - "Вы понимаете, у нас большая беда, я от всех скрываю. Юля запойная алкоголичка, еще давно. Я полюбил ее, мы поженились, но... Я не смог ее вылечить. Вы не подумайте, что у нас так плохо, но эти ее запои... Они ужасны". - "Я знаю хороших врачей, наркологов, - сказал Роман. - Они смогут вылечить ее". - "Но, простите... Вы-то кто? Какое вы имеете к ней отношение?" - "Я вам потом объясню, - сказал Роман. - Знайте только одно - я не причиню ей вреда, а вот вам могу причинить..." В его голосе появились тягучие зловещие нотки, которые, как он знал, особенно действенны при серьезной беседе Особенно в сочетании с дулом пистолета, направленным на собеседника. Но пистолет пока не был нужен "Если я узнаю, что вы плохо обращаетесь со своей женой, разумеется". - "Да вы что? Я обожаю Юленьку, я так хотел вылечить ее от алкоголизма..." - "Давно она пьет?" "Она пила еще до знакомства со мной. Она начала пить с тех пор, как ее бросил один парень, который обещал на ней жениться. И она быстро втянулась в это дело. Но очень умело скрывала. Брала бюллетень у знакомого врача, несколько дней пила, а потом выходила на работу как ни в чем не бывало. Удивительная женщина" - "Родители знали?" - "Разумеется, знали, ее мать отчасти от этого и умерла. Но я сказал ее отцу, что с этим покончено, что я вылечил ее, а поскольку она практически не бывает у него, он поверил. Да и подруга ее считает, что Юля вполне здорова. Мы ведем уединенный образ жизни, живем на даче, вот здесь она и пьет, запой длится не меньше недели, потом наступает светлый период, она ездит в Москву, встречается с подругой, с отцом иногда, ходит по магазинам и так далее. А через пару недель запой начинается снова". - "Понятно, - нахмурился Роман. - Идите, ладно. Завтра она придет домой. И не задавайте мне дурацких вопросов. Я не для того привез ее к себе, чтобы изнасиловать, мне это не нужно. Не докучайте мне, ладно? Завтра она будет дома. А там.., посмотрим" - "Что значит посмотрим?" лающим голосом прокричал Серов. "Посмотрим - значит посмотрим", - приблизил к нему лицо Роман. И, поглядев в его налившиеся, кровью глаза при тусклом свете луны, Серов сразу сник, "Ладно, я пошел", - пробормотал он и потрусил по дорожке обратно.

Около двух месяцев прошло с тех пор, но как много они значили для Романа...

...Роман свернул на проселочную дорогу, скользкую, всю в заносах, и, аккуратно ведя машину, поехал к Юлиному дому... Глаза наливались кровью, руки яростно сжимали баранку "Ауди". Воспоминания жгли его душу...

Глава 9

На следующий день Константин Савельев вылетел утренним рейсом в Санкт-Петербург. Ему очень хотелось поговорить с двоюродной сестрой Юли и сыном Серова Петром. Он считал, что от них он может узнать много интересного.

В Пулковском аэропорту он взял такси и поехал в Купчино, где жила Валя. Из аэропорта он позвонил ей, она была дома и ждала его.

Полнеющая крашеная блондинка лет сорока открыла ему дверь. От нее резко пахнуло парфюмерией.

- Я Константин Дмитриевич Савельев из частного сыскного агентства. Вы в курсе, что пропала ваша двоюродная сестра Юля?

- Знаю, - тяжело вздохнула Валя. - Вы проходите, раздевайтесь. Звонил мне и отец ее... И муж звонил...

- И что вы по этому поводу думаете? - спросил Костя, снимая заснеженную дубленку. Из комнаты выскочила маленькая такса и залаяла на него басом.

- Пошел отсюда! - крикнула Валя. - Маленький, а злобный - жуть... Как муж нашей Юльки, - усмехнулась она.

- Разговор сразу направляется в нужную струю, - одобрил ее шутку Константин. - Вижу, вы деловая женщина и понимаете, что я приехал сюда не для того, чтобы посетить Эрмитаж, хотя мне, честно говоря, очень этого хочется...

- А мы-то с мужем давно там не были, - вздохнула Валя. - В Лувре два раза были за два года, а в Эрмитаже лет уж десять. Муж в Париж ездит по коммерческим делам, иногда меня берег, и я сразу - в Лувр Джоконду смотреть, чтобы потом перед подругами выпендриваться...

- Вы самокритичны. Итак, что вы можете сказать про Юлиного мужа?

- Что я могу сказать? Да ничего не могу. Я пару раз его видела, тьфу, мышонок какой-то злой. Ни вида, ни интереса никакого. Да и достаток не так чтобы очень... Не голодают, разумеется. И прикинута она в меру. Но знаете, Костя, она очень несчастна, я вижу...

Я как женщина вам говорю - она очень несчастна.

Хотите кофе?

- Не откажусь, замерз, честно говоря, и взбодриться надо. Сегодня вечером обратно в Москву.

Валя принесла кофе и печенье, поставила на журнальный столик. Костя успел оглядеть комнату - куча техники, импортная мебель, евроремонт...

- Итак, вы сказали, Валя, что она очень несчастна? Поясните, пожалуйста, ваши слова, мне важны факты.

- Да нет у меня никаких фактов, Костя. Знаю, что несчастна, и все. Вот я, например, счастлива, мой муж далеко не идеал, пьет, погуливает, а все равно мне с ним хорошо. А вот ей с ним плохо. Хотя она ничего не рассказывает. И потом, вы, наверное, знаете - она же сильно пьет.

- Юля? Пьет?!!

- А как же? Запоями пьет. Гостила она у нас как-то два года назад. Ох и намучились мы с ней, Костя...

Я в жизни не видела, чтобы женщина до такого себя доводила. Неделю сидела сиднем в этой самой квартире и пила, пила. Начали-то мы вместе, за столом, под хорошую закуску. А она после того еще неделю гудела.

Одна.

- А почему мне ее отец про это ничего не рассказывал? И Вадим ни словом не обмолвился.

- Отцу стыдно, наверное, про дочь такое говорить. А подруга - уж не знаю. Он сам вечно пьяный, этот аферюга Вадик. Куда ему за другими следить?

- А как же ее муж к этому относится? Он-то мне тоже ничего не говорил про ее запои.

- Из этого мышонка слова лишнего не вытянешь.

Тоже, наверное, стыдно о таком говорить. Он вроде бы пытался ее лечить, но безуспешно.

- Так что же все-таки вы думаете по поводу ее исчезновения? - спросил Константин.

- Что думаю? Она приезжала ко мне в начале февраля. Просила денег взаймы. Много просила. Пятьдесят тысяч долларов. Откуда у моего мужа такие свободные деньги, сами подумайте? Она сказала, что они с подругой заняли деньги у очень серьезного человека, а Вадик украл их у нее и опять впутался в какую-то аферу, и его кинули. А деньги теперь надо либо отдавать, либо пускать в дело. Ну что я могла? Я-то хотела ей помочь, конечно, мы поехали с ней на работу к мужу, но он отказал. Он деньги зарабатывает, трудится от зари до зари, а это все равно что их выкинуть...

- Но ведь эти деньги могли стоить жизни вашей двоюродной сестре, заметил Костя.

- Да нет у него таких свободных денег. А потом, мы так поняли, не она занимала, а подруга, деньги истратил ее муж, так пусть они и отвечают.

- Вот они обе и пропали. И подруга, и Юля, - сказал Костя.

- Ой, не знаю, не знаю... Жизнь такая пошла, Костя, деньги дороже всего. Гораздо дороже человеческой жизни. Юля сама должна была думать, с кем связывается. А у нас двое детей, и мы своими деньгами рисковать тоже не можем. Несколько лет назад с хлеба на воду перебивались, а Юля сыто за мужем жила, они никогда не бедствовали...

- Понятно. А теперь скажите мне вот что - вы ничего не слышали от Юли о предыдущей жене Серова Ире?

- Юля мне ничего не говорила. Я только одно заметила: когда я спрашивала ее, как раньше жил ее муж, был ли женат, есть ли дети, она бледнела, и глаза у нее становились какие-то странные, словно она что-то жуткое знала и не решалась сказать. А отвечала коротко. Мол, был два раза женат, от первого брака есть сын, живет тут, в Питере. А от второго брака детей нет.

Не любила она об этом говорить, очень не любила, Костя.

- Ладно, Валя, спасибо за кофе. Поеду я. У меня еще одна встреча в этом славном городе.

- Счастливо вам, Костя. Дай бог, чтобы наша Юленька побыстрее нашлась. А порой, знаете, что я думаю - сбежали они куда глаза глядят от своих замечательных мужей. Что один хорош, что другой. С одним маета, с другим смертная тоска, как в могиле.

- А объясняла вам Юля, почему она вышла замуж за Серова? - спросил напоследок Константин.

- Говорила, что устала жить одна, что он человек солидный, с положением и достатком, что очень любит ее. А это уже немало. Когда он ухаживал за ней, она веселая ходила, и глаза блестели, а вот когда они поженились, она сильно переменилась. Появилось в ней что-то такое.., как вам сказать... Словно жила через силу, словно что-то ее постоянно мучило.

- Спасибо, Валя, вы рассказали мне много интересного, - сказал Костя, вставая.

- Да не за что, чем могла... Заходите еще, если что... Вы такой интересный мужчина, - подмигнула она ему.

Он тоже подмигнул ей.

- Зайду, если еще кто-нибудь пропадет...

- Ой, не дай-то бог, - замахала руками Валя.

- А я по другим поводам не захожу, - улыбнулся Костя, надел дубленку и вышел.

Теперь его путь лежал в самый центр Санкт-Петербурга. Там на улице Марата проживал сын Серова Петр. Константин поймал такси, и машина понесла его по заснеженным улицам к старому, видимо, дореволюционному дому.

Он вышел из машины, расплатившись с водителем, нашел нужный номер, зашел в подъезд. Повеяло стариной, запахом чего-то ветхого, пыльного, затхлого.

Обшарпанные стены, съеденные временем ступени широкой лестницы - все это наводило на грустные размышления, в душе как-то защемило, даже страшновато стало - подъезд был темный, мрачный...

Лифта не было, Савельев потопал пешком на четвертый этаж когда-то доходного дома. Обитая дерматином дверь с клочками ваты. "Серову - три звонка, Гершкович - четыре звонка, Гымзе - пять звонков..." Константин нажал три раза... Долгое зловещее молчание, потом зашлепали тапки за дверью. Лязгнул замок, дверь открылась.

Перед Костей стоял невысокий небритый человек с потухшим взором, в грязной майке и сатиновых шароварах.

- Здравствуйте. Мне нужен Петр Геннадиевич Серов.

- Я Серов, - глухим басом ответил мужчина - Я звонил вам. Моя фамилия Савельев. Разрешите войти?

- Проходите, раз пришли. Чем только я вам могу помочь, не понимаю.

Видно было плохо, лампочка не горела, а свет маячил только с противоположной стороны длиннющего коридора. Костя пошел за Петром в этой полутьме, постоянно натыкаясь на какие-то предметы. В коридоре воняло гнилью. Не обошлось без приключений - он поскользнулся на чем-то скользком, его шатнуло в сторону, и он, балансируя руками, наткнулся на стену, на которой висел велосипед. Костя больно ударился о велосипедный руль. От грохота в квартире произошло шевеление. Открылись двери, из одной высунулась седая старуха, а из другой - лысый как бильярдный шар человек.

- Не беспокойтесь, Фира Пинхасовна, это ко мне, - сказал старухе Петр.

- А потише-то можно?! - крикнул лысый. - Не вокзал тут как-никак!

- Да заткнись, Гымза! - проворчал Петр. - Сам-то что вчера вечером творил! Чья бы корова мычала Не обращайте внимания, они малость того, что тот, что та . Идите сюда.

Они дошли до конца коридора и повернули налево. Справа была чудовищных размеров кухня с пятью газовыми плитами, около которых хлопотали какие-то тетки. А Петр уверенно вел Савельева к своей комнате.

Наконец искомая дверь открылась, и Петр пропустил Савельева внутрь.

Комната была большая. Мебель старая, книжные шкафы, но книг в них мало. Совершенно очевидно, что здесь жил холостяк, женской руки не чувствовалось Посреди комнаты стоял круглый стол, на нем сковородка с остатками яичницы и пустая бутылка из-под пива На полу валялись носки. Петр пнул носки ногой под кровать и предложил Савельеву сесть на какой-то кособокий стул.

Костя сел, и стул слегка зашатался под пятью пудами его веса. Но удержал тяжесть, и Костя облокотился на стол.

- Чем только я вам могу помочь, не знаю, - повторил Петр, закуривая "беломорину".

- Да так, несколько вопросов к вам. Я вам объяснил по телефону, что у вашего отца Серова Геннадия Петровича пропала жена Юля. Он поручил мне найти ее, я сотрудник частного сыскного агентства.

- И вы приехали искать ее у меня? - попытался сострить Петр, затягиваясь смрадным дымом.

- Нет, конечно, - улыбнулся Костя. - Мне важно выяснить подробности жизни вашего отца, он очень скуп на них. Там одни эмоции, а мне нужны факты.

Я хочу узнать о нем поподробнее.

- Так что я могу сказать? Мама умерла, когда мне было десять лет. Он оставил меня деду с бабкой и укатил в Москву. Там сразу женился, устроился работать в какой-то институт, защитил докторскую диссертацию. Меня навещал редко, но деньги посылал регулярно до моего совершеннолетия. А я что? Пошел в1 армию, потом поступил в институт. Женился, развелся. По профессии я инженер, а работаю сейчас дворником. Площадь вот получил. Нормальная работав наше время. У других и такой нет...

- Значит, с отцом у вас нет никаких отношений?

- Да нет, конечно... - повел плечами Серов. - Был я в Москве в командировке, когда инженером работал на Кировском заводе, зашел к нему... Ну а больше как-то не захотелось заходить.

- Почему же так? - заинтересовался Костя.

- Не знаю... Приняли меня нормально, накормили, напоили, ночевать я у них не остался, у меня место в гостинице было. Только не понравилось мне у них как-то. Он тогда был женат на Ирине... Как вам сказать, мне показалось, что она его очень боится, моего отца. Хотя чего его бояться? Маленький, щуплый...

Но она смотрела на него такими затравленными глазами, и мне стало как-то не по себе. Да и ко мне он так холодно относился всегда, не интересовался, как я, что я... Как восемнадцать лет стукнуло, деньги перестал присылать, иногда к дню рождения пошлет что-нибудь. А у меня сын, им он вообще ничуть не интересовался, даже не видел никогда. Странный он человек какой-то... И атмосфера у них в доме была очень напряженная... Неприятная. Не хотелось туда больше приходить. Однако я бывал у них и позже. Но тогда он уже был женат на другой женщине. Юле. Такая красивая женщина, я просто поразился, как это она за него замуж пошла.

- И какая же была атмосфера в их семье на этот раз?

- Несколько иная, надо сказать. Но они недавно тогда поженились. Он был очень внимателен к Юле, обхаживал ее, ну, буквально пылинки с нее сдувал.

Я-то, собственно говоря, попал к ним в дом по крайней необходимости. Поехал в Москву, выпил в ресторане, и ограбили меня. Ни копейки денег, и взять не у кого. Тут я про батюшку и вспомнил. Позвонил, он был очень любезен, сказал, что поможет. Я приехал к ним на Мичуринский проспект на новую квартиру.

Он ее получил незадолго до смерти Ирины, я раньше в ней не был. Ну я приехал, он дал денег, мы посидели.

Нет, неплохо у них было. Вечером я уехал домой на "Красной стреле", а года через три снова попал в Москву, с завода я тогда уволился, пытался мелким бизнесом заниматься, однако бизнесмен из меня никакой получился, но не в этом дело. Я приехал в Москву, позвонил, а в квартире какие-то иностранцы живут. Они мне кое-как объяснили, что отец живет на даче, а квартиру им сдает. Дали адрес дачи. Я туда поехал, дело летом было, я усталый, вымотанный весь. Поехал я в это Воронцово. Дело днем было, около часа дня.

Подхожу к дому, стучу. Там какие-то крики, и женские, и мужские. Мне не по себе стало. Я не знаю, что и делать. При разборке присутствовать не хотелось.

Но не назад же по такой жаре в Москву переться?

Я подождал, потом опять постучал. Меня услышали, крики стихли.

- А что именно кричали в доме? - уточнил Костя.

- Да мало что понятно было. Типа: "Ненавижу тебя! Будь ты проклят!" Это женщина кричала. А мужской голос только: "Молчи! Молчи!" Больше ничего я не разобрал. А потом отец мне дверь открывает. Весь красный. Руки трясутся. Что-то бормочет. "Ты? Ты?

Ты что? Ты как?" - увидев меня, еще злей стал.

"Я вот, - говорю. - Приехал навестить, проведать".

А самому неловко. Не знаю, что и делать. "Погоди, ты погоди", - он бормочет, потом бежит обратно в дом, что-то там делает и снова выходит. "Проходи, - говорит. - Отдохни, жарко очень". Я прохожу на веранду, он сажает меня в кресло, минералки приносит, потом чаю с травами, печенья, конфет. Я сижу дурак-дураком, пью. А он суетится и молчит, сопит, пыхтит. А в доме тишина. Юля не выходит. Я посидел с полчасика, потом гляжу на часы и говорю: "Ой, засиделся я, мне пора, у меня же скоро самолет". А у самого билет на ночной поезд. Но сидеть никакой возможности нет.

Так мне там было не по себе, скорее оттуда хотелось выбраться, хоть в душную электричку, только бы оттуда. "Хорошо, хорошо, - оживился отец. - Раз пора, то иди. Иди..." И ручонками своими меня так и подталкивает к выходу. "Раз дела, то надо. Сейчас время такое, дела прежде всего..." Вот так, значит. Ушел я.

И все. И больше я его не видел.

- Понятненько, - призадумался Костя, тоже закуривая. - А теперь скажите мне вот что...

Вдруг его слова были прерваны каким-то шумом за дверью. "Не хулиганьте, Ульяна Осиповна, - проскрипел громкий старушечий голос. - Пришли, так проходите тихо. Здесь тоже люди живут..." - "Люди! - забасил другой старушечий голосище. - Да разве ж вы люди? Приютились тут, как клопы в матраце. Тоже мне люди..." - "Я сейчас милицию вызову!" - скрипел первый. "Мне, блокаднице, твоя милиция не страшна! - басил второй. - Плевать я на тебя хотела! Я к внуку иду!"

- Бабушка это, - шепнул Петр. - Ох, она не ладит с моей соседкой, как придет, начинается. Вообще, она немного того, - он покрутил пальцами около виска. - Уж извините. Не гнать же мне ее?

Тут дверь резко отворилась, и в нее вошла решительной поступью высокая худая старуха в черном выцветшем пальто и ободранной рыжей меховой шапке.

На ногах были боты.

- Здравствуй, Петр, - пробасила старуха. - Я к тебе пришла с очень интересной новостью. Но твоя соседка так много себе позволяет, я ей когда-нибудь дам кулаком в лоб, честное слово!

Петр скривился и покачал головой, показывая глазами на Савельева. Старуха только теперь заметила постороннего и нахмурилась.

- Это кто еще? - буркнула она. - Что-то я вас не знаю.

- Это Константин Дмитриевич Савельев, из Москвы, мой знакомый. А это Ульяна Осиповна, моя бабушка, мамина мама.

- Послушайте, Дмитрий Константинович! т-с ходу начала старуха. - Если вы желаете добра этому типу, дайте ему добрый совет - сколько можно человеку с высшим образованием работать дворником?

Скрести лопатой снег, а летом разводить пыль и соскребать собачье дерьмо! Я ему нашла хорошую работу, понимаете? По его специальности, он же инженер-металлург. А ко мне вдруг пришел мой бывший ученик.

Я в прошлом учительница, теперь голодранка-пенсионерка благодаря нашей замечательной власти. Но не в этом суть. Этот ученик работает на южнокорейском предприятии и зарабатывает такие деньги... Он хочет походатайствовать за Петеньку, но этот тип уверяет меня, что лучше работы дворника ничего нет... Так скажите же...

- Видите ли, - сказал Костя, - я плохо знаю вашего внука, Ульяна Осиповна. Я согласен с вами, что инженер должен работать по специальности, но советов давать не имею права. Я частный детектив и приехал сюда узнать кое-какие подробности о жизни вашего бывшего зятя Геннадия Петровича Серова.

- У нас?! - вытаращила глаза старуха. - Подробности о жизни этого мерзавца? Так мы его сто лет не видели и еще столько же не видели бы!

- Я имею в виду подробности его прежней жизни.

- А что это он вас так заинтересовал? - вдруг ехидно спросила старуха, вытащила из кармана ветхой шубы круглые очки и надела их на нос. Внимательно поглядела на Савельева. - Никак вляпался в какую-нибудь историю? Так я вам помогу его посадить, это с превеликим удовольствием, Савелий Дмитриевич.

- Почему же так? - еле сдержал смех Константин.

Петр исподтишка делал отчаянные знаки бабушке, гримасничал, прижимал палец ко рту, но та не желала замечать его ужимок.

- Я поклялась отомстить этому негодяю, который свел в могилу мою Верочку, мою единственную дочку Вы знаете.., забыла, как вас, извините. Я Верочку спасла от голодной смерти в блокаду, ей было тогда семь-восемь лет, сама непонятно как выжила, а этот гад уморил ее в сытом шестьдесят девятом году. Верочке не было и тридцати пяти Уморил, бросил на нас с дедом Петеньку и смылся в Москву. Я не жалуюсь, что он оставил нам Петеньку, не подумайте, слава богу, что он не забрал его с собой, но тем не менее он же отец.

Петь, дай-ка "беломорину", что-то закурить охота! - вдруг прервала свои излияния старуха.

Петр протянул ей папиросу, и та с наслаждением затянулась.

- Хорошо! - блаженно зажмурилась она. - Иногда позволяю себе, как вас.., извините...

- Константин Дмитриевич - Вот именно. Как Ушинский. Или Бальмонт.

Помните у Бальмонта: "Я вижу Толедо, я вижу Мадрид, о белая Леда, твой блеск и победа различным сияньем горит..." Красиво писал, бродяга, как вы думаете?

- Да неплохо. Но, однако...

- Я вообще-то не курю. А почему? Потому, что не могу себе позволить купить папиросы. А вот в блокаду я копила табак, я недоедала, свой хлеб отдавала Верочке, но табак... Табак должен был быть в доме, Константин Дмитриевич... Вы сами-то курите?

- Курю, Ульяна Осиповна. Но у меня не так много времени.

- Так что там натворил пакостный Генка? Интересно, отчего это им, засранцем, интересуются частные сыщики? По-моему, фигура не того масштаба, просто ничтожный мерзавец, и только... До чего же, однако, приятно курить...

Петр покраснел от стыда и отвернулся к окну. Но Савельев отнесся к старухе с большим интересом. Он понимал, что она может порассказать о Серове немало занятного.

- Так почему вы считаете, что Геннадий Петрович уморил вашу дочь, Ульяна Осиповна?

- Почему? Да потому, что это прирожденный садист. Ему бы в фашистский концлагерь надзирателем.

Или нет - ассистентом доктора Менгеле. Ему доставляли удовольствие страдания Верочки.

- А что, собственно говоря, вы имеете в виду, Ульяна Осиповна?

- Бывают люди, которым доставляет удовольствие мучить других людей. Вот и он из таких. Я поражалась еще тому, как он обращался с собственной матерью. Она ведь такая же блокадница, как и я. Муж погиб на фронте. Она жила в коммуналке на Васильевском острове, в шестой линии. Когда она тяжело болела, за ней ухаживала Верочка, я часто навещала ее, а сынок занимался своими делами, писал статейки, проталкивал их в научно-популярные журналы, где платили побольше, ездил в какие-то никому не нужные командировки. Его мать умерла без него, мы организовали похороны, он в это время поехал с какой-то комсомольской делегацией в Болгарию. Дали ему туда телеграмму, так он даже не приехал на похороны. Появился через три дня, сказал, что не мог вырваться. А на кладбище пошел только на девятый день, да и то нехотя. Я была просто поражена. И добро бы делал что-то полезное, необходимое, а то всю жизнь занимался тем, что было на потребу времени. Его кандидатская диссертация была, помнится, на тему "Роль партии в химизации народного хозяйства". А докторская, как мне говорили, о роли Владимира Ильича Ленина в революционном процессе семидесятых годов в развивающихся странах. Зато какие он писал статейки в момент перестройки, вы бы читали! И "Огонек", и "Московские новости" с удовольствием их печатали. О страшной природе сталинизма, о невинных жертвах кровавого террора. Всегда находил себе дело, хамелеон!

И ради этого он не мог явиться на похороны матери, которая спасала его в блокаду от голодной смерти. И к тому же одна его растила. Мой-то муж хоть и раненый, но вернулся домой после войны. А она совсем одна. Да, характер у покойницы был не ангельский, но какое это имело значение в конце ее жизни, когда она была просто страдающим телом. Как она надеялась до последней минуты, что Геночка приедет. Не приехал. А с моей Верочкой они учились вместе на истфаке ЛГУ, только он на пятом курсе, а она только поступила. Он умел ухаживать, что да, то да. Умел казаться внимательным, нежным. Дарил цветочки, читал какие-то стишки, даже, как ни странно, сам что-то такое сочинял. Вежлив был до ужаса. Придет к нам, сидит, смотрит на Верочку влюбленными глазами, молчит. Пальто наденет, дверь откроет - ангел, не человек. После женитьбы у нас поселились, мы квартиру отдельную получили, а он с матерью сильно тогда уже не ладил, куда им было в комнату в коммуналке?

И первое время жили душа в душу. Не пьет, не курит, зарплату жене, цветы опять же, подарочки. А лет через пять получил он от института квартиру, тогда уже Петька родился. И вот в этой квартире началась какая-то другая жизнь. Верочка мне мало рассказывала, да и Петька тоже не из говорунов, знаю только - очень она была несчастна.

- Он что, бил ее? Изменял ей? В чем это проявлялось? - спросил Константин.

- Кобель не из последних, это уж как пить дать.

Сам-то - от горшка два вершка, вида никакого, одно только вежливое обхождение. Баб у него немало было, сама с двумя лично видела. И очень молодых любил.

Верочка молодая такая хорошенькая была - выше его на полголовы, а, не дай бог, каблуки наденет, так вообще... Волосы красивые, густые, глаза большие серые.

А поглядели бы вы, какой она стала через десять Лет жизни с ним?! Кожа да кости. А что до битья, так и это было, что я, синяков у нее не видела? Спросишь, бывало, так она отвернется и молчит.

- Видел и я, - вмешался Петр. - Пришел, помню, из школы, у меня ключ был от квартиры, захожу в комнату, мама сидит на диване, лицо руками закрыла, а он стоит, кулаки сжал, а лицо такое страшное, я испугался. А он шипит: "Уходи... Уходи..." А мама руки от лица отняла, а на щеках у нее какие-то полосы, словно кошка исцарапала. Я испугался, мне всего-то девять лет было. Это уже незадолго до маминой смерти.

- Заболела внезапно, - продолжила старуха. - Воспаление легких. Он суетился, врачей вызывал.

А через несколько дней она умерла. Поднялась температура, сердце не выдержало. Он рыдал на кладбище, Петьку все целовал. А через недельку смылся в Москву, потом квартиру поменял на московскую, а Петеньку нам сбагрил. И женился вскоре. На молоденькой. И я слышала, обмен какой-то сделал и прекрасную трехкомнатную квартиру в хорошем районе приобрел. Ну а потом и эта жена тоже умерла. Слухами-то земля полнится.

- Спасибо, Ульяна Осиповна, - сказал Константин. - Как вовремя вы пришли. А то из вашего внука информацию не вытянешь.

- Я все помню! - с гордостью произнесла старуха. - Даром что восемьдесят пятый годик пошел.

А интересно все же, что этот мерзавец натворил? Из-за чего вы приехали? Видать, что-то важное, раз даже нас сюда вмешиваете, хоть мы его давным-давно не видели.

- Вообще-то это тайна следствия, - улыбнулся Савельев. - Но вам, такой мудрой женщине, сообщившей мне так много интересного, я скажу - у Геннадия Петровича недавно пропала жена. Юлия Серова.

Произнеся эти слова, Константин вздрогнул. Ему стало жутко от сатанинского смеха, каким разразилась Ульяна Осиповна. Она хохотала надрывно, лающе, постоянно закашливаясь, глаза ее округлились и стали злыми, как у ведьмы. Наконец кашель стал утихать, и она смогла произнести слова:

- Вы работаете в правильном направлении, господин Шерлок Холмс, прохрипела старуха. - Вы изучили прошлое Геннадия Петровича, теперь изучайте его будущее, и вы доберетесь до истины. А истина, я уверена, будет ужасна. Дай-ка мне еще "беломорину", Петр.

- Тебе же вредно, бабушка! - почти шепотом произнес внук.

- Что мне теперь вредно? Мне все полезно! Давно пора к своим родным и друзьям! Ничего меня не берет, никакая зараза! Что за здоровье бычье! А, Константин Дмитриевич? Помните у Бальмонта: "Чуждый чистым чарам счастья чуждый чарам черный челн"? То-то.

Она затянулась едким дымом, снова закашлялась и произнесла:

- Ищите и обрящете, Константин Дмитриевич!

Истина будет ужасна, поверьте старухе!

Глава 10

Роман остановил машину, закурил, глубоко задумался. Вспомнилось то холодное декабрьское утро.

Роман пил кофе и глядел на спящую Юлю. Она была очень красива во сне, разрумянилась, темные волосы растрепались по белой подушке. Губы были полуоткрыты, слегка шевелились, словно она хотела что-то сказать. Какие длинные у нее ресницы! Без макияжа она еще красивее, она прекрасна в своей естественности, непосредственности. А прежде всего прекрасна тем, что как две капли воды похожа на Карину. Только постарше. Ведь его Карине было всего двадцать пять лет, когда она умерла. А Юле далеко за тридцать. Правда, теперь, по прошествии стольких лет, возрастные параметры стали какими-то абстрактными. Вот ему уже сорок седьмой год идет, а Карина так и осталась двадцатипятилетней, хотя была моложе его всего на два года. То есть она молодая, а он уже почти пожилой человек. Хотя пожилым себя не считает и делами занимается такими, что большинству молодых не по зубам. Лишь приступы печени напоминают о возрасте. А Юля так или иначе намного моложе его... Только теперь он другой. Совсем другой. Видела бы Карина, его большеглазая, наивная учительница, честная до умопомрачения, чем теперь занимается он. Она бы перевернулась в гробу. Скольких людей отправил он на тот свет вот этой сухонькой, вроде бы хилой ручкой... К каким средствам прибегал он, чтобы заставить непокорных платить деньги, - пытки, шантаж, похищения родных, даже детей. И делал все это спокойно, без угрызений совести - он возненавидел богатых еще с семьдесят восьмого года, когда никто не дал ему ни копейки на лечение Карины. Он теперь знал точно - она бы выжила, если бы ей сделали своевременно операцию. И Сашка, его кудрявый, лупоглазый, умненький Сашка погиб из-за этого, из-за неухоженности, из-за недогляда. И, может быть, тот белесый верзила не так уж был виноват в смерти Сашки, может быть, Сашка сам рванулся под колеса. Но никогда, ни на одну секунду Роман не жалел о том, что убил этого шофера. Потому что ни в грош не ставил ничью жизнь после смерти Карины и Сашки. Все мы - твари, и жизнь наша копейки не стоит. Ничья - и тех, кто лечится в Кремлевке и на каждый свой прыщ на заднице приглашает консилиум медицинских светил, и тех, кто ютится в подвалах и продлевает свою никчемную жизнь пожиранием объедков. Нет Карины, нет Сашки у них тоже была только одна жизнь.

И эти две жизни были прерваны из-за рокового стечения обстоятельств и паскудства мелкой обывательской душонки. Сколько раз могли ухлопать его, Романа, в разборках, перестрелках, сколько раз могли взорвать в машине, убить в подъезде его дома. Иногда он ходил с огромной сворой телохранителей, а порой, как, например, теперь, он совершенно один. Любой может войти сюда и размозжить ему башку. И он ничуть этого не боится. Он прожил почти пятьдесят лет, почти вдвое больше, чем Карина, во много раз больше, чем прожил на этом свете Сашка. Чего ему бояться? И именно поэтому он непобедим.

...Юля открыла глаза и с удивлением посмотрела на Романа. "Вы? прошептала она. - Как я здесь очутилась? - оглядела она комнату. - Я ничего не помню. Нет, - помрачнела она. - Помню то, что было дома, а дальше..." "Я привез вас сюда на машине, - тихо сказал Роман. - Ваш муж приходил сюда. Он в курсе. Он не будет беспокоиться". В ее глазах Роман увидел благодарность, у него защемило сердце, и к горлу подкатил какой-то непривычный, забытый с давних времен ком. Он помолчал, потом встал. "Я сварю вам кофе", - произнес он и вышел, Через десять минут он принес кофе и бутерброды.

Юля сидела в кресле и пыталась привести в порядок волосы. "У меня здесь ничего нет, даже расчески", - извиняющимся голосом сказала она. "Все будет", - пообещал Роман. "В каком смысле?" - удивилась его словам Юля. "В прямом. Все у вас будет". - "У меня и так все есть. Только дома". - "Разве я не вижу, что вам там плохо? Оставайтесь здесь. Я сам съезжу за вашими вещами. А лучше всего я куплю вам все новое.

Пусть ваши вещи останутся там". - "Вы говорите такие странные слова", бормотала Юля, налившись краской. И краснела она точно так же, как Карина, покрываясь яркими пунцовыми пятнами. "Я не говорю ничего странного, Юля, сказал Роман, прямо глядя ей в глаза; - Я хочу, чтобы вы стали здесь хозяйкой моего дома. Я не буду говорить расхожих пошлостей, что вы мне очень нравитесь, что вы мой идеал.

Здесь нечто большее, я вам все потом объясню. Я знаю одно - вы мне очень нужны. И, извините за мою самонадеянность, мне кажется, что и я нужен вам.

Я постараюсь сделать вас счастливой. Человек должен быть счастлив. Пусть ему не так много времени дается на счастье, но он должен его испытать. Иначе не стоит появляться на свет. А вот вы никогда не были счастливы, Юля. Я точно знаю. Никогда". - "Это правда, - прошептала она. - Извините, Роман Ильич, а не найдется у вас чего-нибудь..." - "Нет. Этого я вам не дам.

Я привезу к вам хорошего врача, не коновала, каких большинство, а действительно хорошего врача-нарколога. Он поможет вам". - "Вы считаете, я нуждаюсь в этом?!" - глаза Юли стали внезапно злыми, взгляд жестким. "Да, считаю, - спокойно ответил Роман, не пугаясь ее взгляда. - Потому что так оно и есть. Вы будете счастливы и без употребления спиртного. Юля.

Я вам даю слово. А теперь выпейте кофе. А вот бутерброды с черной икрой. Кушайте, вам надо подкрепиться. Еще принесу апельсиновой сок, да много чего, но только без этого", - он улыбнулся вдруг и подмигнул ей. Она поняла и тоже улыбнулась.

Она провела у него полдня, а потом все же попросила отвезти ее домой. Он не задавал лишних вопросов, надо так надо. А она сама была немногословна, То есть о посторонних вещах она говорила много, но о своей семейной жизни ничего. Словно какое-то табу было наложено на эту тему.

Теперь, спустя два месяца после этого, он жалеет, что не расспросил ее подробно о ее семейной жизни.

Что может связывать высокую красивую Юлю и почти семидесятилетнего маленького Серова? Все могло бы произойти по-другому, если бы он изменил своей манере не задавать лишних вопросов и был полюбопытнее.

Через несколько дней после того, как Юля переночевала в доме Романа, она позвонила ему в Москву и сообщила, что Серов на Новый год уезжает в загранкомандировку. Его пригласил какой-то американский университет прочесть несколько лекций по истории бывшего Советского Союза. Он должен был уехать тридцатого декабря.

Роман даже не думал, что он может быть так счастлив после того, что пережил. От этого сообщения он чуть не подпрыгнул, как ребенок. "Мы встретим Новый год вместе?" - прошептал он. "Да", - тоже прошептала она в трубку, и у него яростно забилось сердце.

После этого у Романа было очень много дел.

Нужно было выполнить ряд поручений Сержа Заславского, сидящего во французской тюрьме. Весточки от него уже начали поступать Роману. Одно дело было связано с выездом из Москвы, и Роман вынужден был на два дня отлучиться. Причем поездка эта была очень рискованная, все должно было делаться в полном секрете от братвы. То, что знают двое, уже не секрет, это правило было усвоено Романом железно. А о местонахождении Татьяны Гриневицкой знал он один. И ему надо было добраться до аэропорта Внуково, сесть в самолет, долететь до тихого городка и доехать до тихого уютного домика с выдрессированной и запуганной прислугой, где находилась Таня, так, чтобы никто его не заметил. А ведь за ним могли следить совершенно для других целей и менты, и конкуренты.

Он воспользовался другим паспортом на имя Борисова Ивана Ивановича. Фотография в паспорте была его, но в сложном гриме, с усами и бородой. В таком виде он и выехал из конспиративной квартиры, которую снимал втайне ото всех...

Поездка была удачной, никто не выследил его, но записка, которую вез Роман для мужа Татьяны Андрея Дорохова, поразила его. Она была беременна - в таких условиях, скрываясь ото всех, постоянно рискуя оказаться за решеткой и подвергнуться суровому приговору... Он не уставал удивляться этой женщине, не по-женски жестокой, но в то же время обладавшей каким-то странным обаянием. И она верила ему, она сама сообщила ему об этом и в записке мужу написала.

Роман летел на самолете в Москву и думал о перипетиях судьбы. Он тоже хотел ребенка, хотел, чтобы у них с Юлей был ребенок, такой же славный, каким был покойный Сашка. И уж этого ребенка он от себя ни на шаг не отпустит...

Выполнив поручение Татьяны, Роман поехал к Юле. Серов уже улетел, и она была одна. Роман вошел к ней в дом, она напоила его кофе. "Где встретим Новый год?" - спросил Роман. "У тебя", - ответила она тихо, впервые назвав его на "ты". Он встал с кресла, подошел к ней и обнял ее за плечи. На ней был толстый ангорский джемпер и длинная черная шерстяная юбка. Она была такая теплая, такая домашняя, и так она была похожа на Карину... У Романа слегка закружилась голова. Он потянул ее к себе, и губы их слились в поцелуе. А потом он попросил ее собраться, и они поехали к нему домой.

За несколько часов до Нового года Роман выполнил поручение Татьяны Гриневицкой и отвез письмо Дорохову. Сам же помчался на свою уютную дачу, которая теперь была в миллион раз уютнее, потому что там находилась очаровательная женщина Юля, словно бы Карина воскресла из мертвых. Но теперь должен воскреснуть и Сашка. Его сын, у них обязательно будет сын...

Как чудесно они встретили Новый год! Покой, уют, вкусная еда, протопленный дом, дрова в камине, свечи, елочка в углу, которую Юля успела нарядить к его приезду... Французское шампанское, тосты за новый, девяносто девятый, который принесет им счастье... А потом была ночь, любовь, ласки, счастье...

И первое января, безмятежный день, прогулки по заснеженному поселку, по лесу, вкусный обед, опять шампанское. И Юля не заводилась, не просила подливать еще, налить чего-нибудь покрепче. Она была молчалива, спокойна, влюбленными большими глазами смотрела с благодарностью на Романа. И снова они были вместе - теперь днем, что было еще прекраснее. Лаская Юлю, Роман заметил у нее на плече какой-то странный след, будто от укуса. Он почему-то вздрогнул, а потом поглядел на ее спину. Несколько продольных рубцов проходили вдоль спины. Юля вдруг резко отодвинулась от него, закрыла лицо руками. "Что это?" - спросил Роман. "Не спрашивай ничего. Я сейчас уйду, понимаешь ты, уйду от тебя и больше не приду! Понял?" Он взглянул в ее глаза, мигом ставшие несчастными. Он все же хотел ответа.

Ему не нравились такие загадки. Не говоря ни слова, Роман глядел в глаза Юле. Она обняла его, крепко прижала к себе и стала покрывать поцелуями. "Я тебя очень прошу, Роман, если ты любишь меня, не задавай никаких вопросов". - "Я твоего муженька..." - вдруг прошипел Роман, и глаза его стали наливаться кровью. Юля зажала ему рот своей теплой ладошкой, а потом резко выскочила из постели. Она стояла перед ним совершенно обнаженная, с разрумянившимися щеками и растрепанными каштановыми волосами.

"Роман, - сказала она, - я уже пыталась покончить с собой, у меня есть опыт. Если ты будешь действовать в этом направлении, я доведу дело до конца. Поверь мне, я не пугаю. Мне терять нечего". Они долго смотрели друг другу в глаза. Роман отвел взгляд, не выдержав выражения ее глаз, беззащитно-детских и одновременно по-взрослому решительных и несчастных.

Он не хотел ее несчастья, он хотел, чтобы она была жива. И они наслаждались счастьем весь январь. Однажды Роман все же спросил Юлю: "Ну скажи мне, Юленька, что же, однако, связывает тебя с твоим мужем? Я не могу этого понять, дорогая моя. Мы же стали с тобой близкими людьми, ну почему между нами должно быть что-то недоговоренное? Почему ты не можешь уйти от него совсем? Я не буду мстить ему, оставлю его в покое, пусть живет, но что мешает тебе стать моей женой? Я люблю тебя, ты любишь меня, в чем же дело?" И снова этот странный взгляд, прикушенная нижняя губа... "Я не могу ответить на этот вопрос, Роман. Кстати, я была вчера дома, принесли телеграмму завтра он прилетает. И завтра я пойду туда". Роман вздрогнул, как будто ему причинили внезапную боль. Ничего не произнес. "Рома, он и так ведь задержался на целых десять дней", - словно извиняясь, сказала Юля. "Да что мне эти десять дней?! - закричал Роман. - Мне не нужны эти несчастные десять дней! Мне нужна вся жизнь, мне нужно, чтобы мы были вместе! Неужели ты этого не понимаешь?!" - "И я этого хочу", - тихо сказала она. "Так в чем же дело?" Она не отвечала, глядела куда-то в сторону. Так он ничего от нее и не добился. На следующий день Юля собрала свои вещи и ушла к мужу. И видел ее Роман с тех пор только раз.

Это было двадцать восьмого января. Он подъехал на машине к ее дому и стал ждать. Он решил ждать до победного конца, сколько бы ни понадобилось времени. Но ждать как раз пришлось недолго. Минут через двадцать Юля вышла из дома. Она была в длинной коричневой дубленке и меховой шапке. Роман подал ей световой сигнал, и она подошла к машине. Села. Она была тиха и спокойна. Не смеялась, не плакала, но была какая-то чужая. "Что с тобой?" - спросил Роман.

"Ничего, - улыбнулась она. - Я сегодня еду на день рождения к отцу. У меня ведь есть отец, я тебе об этом не говорила. Его зовут Павел Андреевич. Он живет... - И она сказала его адрес. - Он у меня такой смешной, после смерти мамы такой беспомощный, все делает сам, солит капусту, помидоры, огурцы, грибы. А мамины письма он хранит в такой забавной шкатулочке, вроде маленького сундучка. Как-нибудь пойдем с тобой к нему, и я тебе покажу этот сундучок". - "На кой черт мне этот сундучок? - вдруг обозлился Роман. - Ты извини, - опомнился он. - Мне нужно твое решение, а не рассказы про старые вещи твоего отца". - "Как знать, - пожала плечами Юля. - Может, и это пригодится". Роману показалось, что она опять пьяна, но от нее спиртным не пахло. "Слушай, Роман, - вдруг сказала она. - Я же Понимаю, чем занимаешься ты, я не дурочка, эти звонки по мобильному..." - "А я не скрываю от тебя ничего. Мне неприятно только одно - ты скрываешь от меня свою жизнь, не желаешь быть со мной откровенной. А вот я буду откровенным до конца". И он рассказал Юле про Карину, про Сашку, про три свои ходки в зону. Она слушала, открыв рот. "Роман, - сказала вдруг она, сузив глаза. - А ты бы мог убить?.." - "Его? - скривился в издевательской улыбке Роман. - Да мне крысу трудней пристрелить, зрение неважное". - "Да? - переспросила она, глядя в сторону. - Извини, мне пора, - сказала она, помолчав с минуту. - Муж меня проводит до электрички, и я поеду к отцу на день рождения. Давай увидимся завтра, нет, лучше послезавтра. Только не бери в голову то, что я тебе сказала. Я пошутила. Никого не надо убивать. Никого. Никто никого не имеет права убивать. Руки должны быть чистыми. - Она протянула ему две ладошки и странно поглядела ему в глаза. - Чистыми..." - "А вот у меня они грязные!" крикнул Роман, не зная, как с ней вести разговор. Он не понимал ее странного тона. "И у меня тоже! - вдруг расхохоталась она. - И у меня тоже! Ладно, мне пора! Послезавтра я к тебе приду. Роман. Тогда и поговорим".

Она выскочила из машины, даже не поцеловав его, и бросилась обратно в дом. На пороге оглянулась и махнула ему рукой. Все. Больше он ее не видел.

А потом они пропали вместе с Ниной. Но что же, однако, могло произойти? И дела, постоянные окаянные дела, разборки, пальба, дележ территорий съедают все его время. И он не может заняться поисками любимой женщины.

Он сидел в машине, курил и вспоминал, прокручивал в памяти их немногочисленные встречи, ее загадочные слова про грязные руки... И эти рубцы на спине, и след от укуса на плече... Она поехала надень рождения отца. И сундучок с мамиными письмами...

Сундучок! Его вдруг осенило. Она же не зря сказала про этот сундучок ее отца. "Может, и это пригодится", - сказала тогда она совершенно непонятные слова. В этом сундучке что-то есть для него. Надо ехать туда, к ее отцу, и найти этот старый сундучок. Только ведь он забыл адрес ее отца. Он не придал значения ее словам и не запомнил его. Адрес он сейчас узнает у Серова. И заодно поглядит на него. Роману обязательно надо поглядеть на него.

Была только половина восьмого, но свет в домике Серова уже горел. Роман остановил машину и зашел в калитку. Постучал в дверь.

- Кто там? - испуганным голосом спросил Серов за дверью.

- Я, Роман Ильич Дергач. Мне надо с вами поговорить. Срочно.

- Я не могу открыть вам, Роман Ильич, - ответил Серов.

- Это почему еще? - нахмурился Роман.

- Это небезопасно.

- Вы полагаете, я не смогу проникнуть к вам в дом? - усмехнулся Роман.

- Я уверен, что сможете. Но это уже другая история. Насилие, проникновение в чужое жилище, взлом.

А поговорить мы сумеем и через дверь. Скажите мне, где Юля?! Я умоляю вас, скажите мне, где Юленька?! - В его голосе появились истерические нотки, он перешел на визг.

- Почему вы меня об этом спрашиваете?

- Потому что она была вашей любовницей. Потому что они с Ниной поехали к вам и исчезли! Потому что вы ужасный человек!

- Вот что, не помню, как вас по имени-отчеству, хватит болтать чушь. Не стану я ломиться к вам в дом, мне нужно только одно - адрес Юлиного отца. Я хочу поехать к нему. Я, разумеется, узнаю его и без вас, но у меня нет времени. Скажите адрес, и я уеду. А с вами поговорим в другой раз.

Серов подумал с полминуты и назвал адрес.

- Езжайте, - сказал он. - Думаю, вы не станете убивать бедного старика-вдовца. По-моему, это не ваш объект.

Роман почувствовал, что у него сжимаются кулаки и глаза наливаются кровью, но сдержал себя.

- Вы правы, он не мой объект.

Он пошел к машине, а открыв дверцу, сразу же набрал по мобильному номер Чижа.

- Чиж, - сказал он. - Это я. Дело есть. Личное.

Подваливайте в Воронцово, Привокзальная улица, дом восемь. Там живет некто Серов. Так вот. Не спускайте с него глаз. Пусть идет, куда хочет, но следите за ним. За любыми его передвижениями. Личная просьба. Как друга.

- Понял, Роман. Мы с Валерой приедем и Косого с собой прихватим, рука у него вроде бы зажила, шмалять сможет.

- Этого как раз не надо. Только следить.

- Когда приезжать?

- Да прямо сейчас. Я как раз здесь. Буду ждать вас.

Этот дом нельзя оставлять без присмотра ни на минуту.

- Да кто ж тебя так достал в этом Воронцове? - подивился Чиж.

- Расскажу. Только учти - дело очень важное.

Хоть и личное. Давайте. Жду.

Роман отъехал на некоторое расстояние от домика Серова и встал так, чтобы было видно калитку. Время тянулось долго; Роман поражался сам себе, как ему не пришло в голову раньше поехать к ее отцу. И каждая минута ожидания казалась ему часом. Наконец он увидел две иномарки, медленно едущие по заснеженной сельской дороге.

- Караулишь? - улыбнулся белыми зубами Чиж.

- Я поехал. Чиж, глаз не спускайте. Как рука, Косой? Заживает? А Валера, вижу, с похмелюги? Ну все. Пока.

Роман тронул "Ауди" с места и помчался по указанному Серовым адресу.

Припарковав машину у подъезда, Роман быстро поднялся на второй этаж "хрущобы". Нажал кнопку звонка.

- Кто там? - послышался за дверью хриплый голое.

- Я знакомый вашей дочери Юли. Мне надо с вами поговорить. Откройте, пожалуйста.

Дверь открылась, и Роман увидел высокого мужчину в плохо выстиранной майке.

- Проходите, - равнодушно сказал тот.

Роман вошел, снял дубленку и шапку.

- На кухню, что ли, проходите, - сказал хозяин. - В комнате у меня не прибрано, сегодня у меня выходной, отсыпаюсь.

Роман прошел на засаленную, обставленную старой мебелью кухоньку. Ощущалось жилище холостяка - грязная плита, пивные бутылки в углу какие-то огрызки на крохотном столе.

Отец заметил его взгляд, усмехнулся.

- Я вообще-то живу аккуратно, чищу, прибираюсь. Только вот последние.., дела меня доконали. Жена умерла, теперь вот Юлька... Приезжал тут какой-то частный детектив Константин Дмитриевич, его Юлькин муж нанял. Обещал найти. А я что-то уже стал сомневаться. Вас как зовут?

- Роман Ильич.

- Меня - Павел Андреевич. А вы откуда знаете Юльку?

- У меня серьезные отношения с вашей дочерью, Павел Андреевич. Более чем серьезные. Я люблю ее.

И она любит меня. Понятно вам? - Он пристально поглядел в глаза отца. Тот невольно отвел взгляд.

- Понятно. Чего уж понятнее.

- У меня к вам вопрос, Павел Андреевич. Где сундучок, в котором вы храните письма вашей покойной жены?

- Сундучок?! - подивился Павел Андреевич. - Да вон там, в комнате стоит. А что вам этот сундучок-то?

- Вы давно его открывали?

- Давно уже. Там письма моей покойной жены.

А больше ничего нет. Иногда я их перечитываю.

- Принесите его сюда, пожалуйста.

Павел Андреевич внимательно поглядел на Романа и понял, что надо выполнять. Он встал и принес сундучок. Маленький такой, зелененький, со смешным замочком.

- Вот он, - сказал Павел Андреевич. - Только я что-то не пойму, вам-то что до него?

- Откройте, пожалуйста, и посмотрите, не прибавилось ли в нем чего-нибудь за последнее время.

Павел Андреевич открыл сундучок и стал перебирать старые письма. "Так, так, так", - бормотал он.

Роман внимательно следил за ним.

- А это что? - Отец поднял над головой свеженький запечатанный конверт. - Так, здесь написано:

"Дергачу Роману Ильичу. Лично". Это что, вам?

- Да, это мне, - спокойно произнес Роман, хотя сердце бешено застучало. - Давайте.

Он взял конверт и хотел было сунуть его в карман пиджака, но увидел умоляющие глаза отца и остановил свое движение.

- Письмо адресовано мне, - спокойно сказал Роман, пристально глядя на отца.

- Это моя единственная дочь, - прохрипел отец, сжимая кулаки. - Она исчезла, я не имею о ней никаких сведений. Неужели вы так просто уйдете с этим письмом?

Роман молчал, держа в руках конверт.

- Хорошо, - тихо сказал он:

- Я прочитаю его при вас. Только про себя. А что смогу, расскажу вам.

Роман вскрыл конверт и начал жадно читать. Отец, напрягшись, ловил каждый жест Романа. И его изможденное лицо бледнело по мере того, как наливались кровью глаза Романа. Не дочитав письмо, тот вытащил из кармана мобильный телефон и набрал номер.

- Чиж, - сказал он. - Это я. Где он?

- Поперся куда-то полчаса назад. За ним Валерка вдет. Мы с Косым около дома пасем.

- Хорошо. Только лучше бы ты сам за ним пошел.

- Да что это за гусь такой? Тоже мне, вшивота. Валерка его скрутит и в карман сунет, если что.

- Ладно. Я ему позвоню.

Роман набрал Валеркин номер.

- Валера, это я. Где он?

- На электричку поперся. В Москву намылился.

- Глаз не спускай. Отвечаешь мне, понял?

- Понял.

- И главное, чтобы он тебя не заметил.

- Постараюсь.

- При любой возможности звони мне.

- Понял.

Роман сунул телефон в карман и стал дочитывать письмо. Отец так же молча следил за его лицом.

- Ну что там? - приподнялся он на табуретке.

- Там-то? - каким-то странным тоном произнес Роман. - Там много чего, Павел Андреевич... Ох, как много...

В кармане у него зазвонил мобильный телефон.

- Алло. Чиж, ты? Что такое?

- Роман, тут какой-то тип приехал к дому Серова на "Волге". Морда знакомая.

- И что он делает?

- В дверь тарабанит. Сейчас все - к машине идет.

- Это мой старый знакомый Константин Савельев, - сказал Роман. - Только теперь мы с ним движемся в одном направлении.

- Что-то я не понял, Роман.

- Объясню, когда будет время. Подойди к нему и скажи, что Серов поехал в Москву. Пусть гонит свою лайбу к вокзалу Рижскому, может быть, примет его там. Хотя сомнительно. А когда он умотает, войдите с Косым в дом. Хотя нет, подождите меня. Я сам войду туда.

- Ты чего такой прибалдевший, Ром? Случилось что?

- Да, случилось, - закусил губу Роман. - Теперь я точно знаю, что что-то случилось. И что-то жуткое.

- Что случилось?! - вдруг душераздирающе закричал Павел Андреевич.

- А то случилось, - тихо произнес Роман, кладя мобильный телефон на заляпанный кухонный стол, - что думать вам надо было, когда вы дочь выдавали за Серова.

- Но что в этом письме?!

- Расскажу, Павел Андреевич, - глядя на грязную стену кухоньки, сказал Роман. - Сейчас я вам расскажу очень интересные вещи...

Глава 11

"Истина будет ужасна!" Эти слова старухи Ульяны Осиповны звучали в ушах Константина, когда он возвращался из Петербурга в Москву. Он ворочался на верхней полке "Красной стрелы" и думал о своем клиенте Серове. Умершая жена Вера, исчезнувшая бесследно в Курске жена Ира, а теперь пропавшая вместе с подругой Юля. Как он говорил: "За какие грехи меня преследует этот рок?!!" Так рок ли его преследует или во всем этом есть некая страшная последовательность?

Константин заснул только под утро, а вскоре поезд прибыл в Москву. Опухший, невыспавшийся Константин, не успев даже умыться, напялил дубленку и шапку и вывалился на заснеженный перрон. Было еще совсем темно, и надо было бы ехать домой отсыпаться, но он не позволил себе этого. У Константина было много дел. Он решил как можно больше узнать о второй жене Серова Ире, позвонить своим друзьям в МУР и попросить поискать в архивах дело о ее исчезновении. А прежде всего ему захотелось проникнуть в дом Серова. Он почему-то понял, что иначе не сможет дальше заниматься этим делом. Но для начала, может быть, стоило еще раз побеседовать с ним самим.

Константин поехал на автостоянку, где находилась его "Волга", и долго пытался завести непослушное авто. Если бы не посторонняя помощь, машина так бы и осталась на автостоянке куском металла, но братство автолюбителей великая вещь. А машина очень нужна была Константину в этот вьюжный февральский день.

Константин очистил машину от снега, как следует прогрел и помчался в Воронцово. Неподалеку от дома Серова он увидел припаркованную иномарку. Свет в доме не горел. На всякий случай Константин постучал - в дверь довольно настойчиво, но ему не открыли. Он пошел к машине, но дорогу ему преградил здоровенный мужик уголовного вида, вышедший из иномарки.

В машине торчала еще чья-то башка. Константин инстинктивно потянулся к кобуре пистолета, но громила примиряющим жестом успокоил его.

- Не дергайся, парень, - улыбнулся он. - Лучше слушай сюда. Тебе просили передать, чтобы ты дул на Рижский вокзал, и, если сможешь, найди там хозяина этой хазы. Я вижу, тебе он очень нужен.

- Сами чего не едете? - спросил Савельев.

- Мне-то он на хрен сдался? - продолжал улыбаться верзила. - А тебе вот, чую, шибко надо с ним перебазарить.

- Я бы не отказался побазарить и с тем, кто тебя попросил мне это передать, - сказал Костя.

- Хочешь - жди. Но, я думаю, тебе лучше бы время не терять и ехать туда. А с этим человеком ты успеешь побазарить. Он сам тебя найдет, если надо.

Константин не стал удивляться тому, какие странные обстоятельства снова свели его с Романом Дергачом, в его практике бывало всякое, а просто поразмыслил, что ему делать, и решил последовать совету.

Не говоря больше ни слова, он сел в машину и помчался в Москву.

- Его там уже пасут, - крикнул ему вдогонку громила. - От нас не скроется, парень.

Найти Серова на вокзале было делом почти безнадежным, но Константин вдруг понял, что это очень нужно, и если бы это удалось, могло проясниться многое...

Самое поразительное - Косте повезло. Он припарковал машину так удачно, что ему был хорошо виден вокзал, все его выходы, зрение у него было отменное. И все же Серов мог исчезнуть куда угодно.

Но.., не исчез. Вот он! В своем стареньком пальто, в шапке-пирожке, в старомодных очках, весь какой-то вертлявый, суетящийся, нелепый. А.., вот и "хвост" за ним, сутулый парняга в кожанке и с непокрытой, несмотря на холод и вьюгу, головой. Привык, видно, к машинам, а тут послали его в электричку, следить за объектом. Недовольный парень кутался в свою куцую кожанку и потирал громадными ручищами бритую голову. А Серов, ничего не замечая, двигался к метро.

Константин закрыл машину и тоже пошел за Серовым, слегка отставая от парня в кожанке. Вдруг от колонны метро отошла совсем молоденькая тоненькая девушка в длинном пальто и подошла к старику. Он галантно поцеловал ей руку и о чем-то оживленно заговорил. "Умел ухаживать, - вспомнились Константину слова первой тещи Серова Ульяны Осиповны. - Умел казаться внимательным, нежным. Дарил цветочки. Вежлив был до ужаса".

Серов взял девушку под руку, и они вошли в метро.

А Константину больше не захотелось следить за стариком и его молодой подругой. Он оставил Серова на попечение мрачного парняги в кожанке и направился к машине. Поехал в свою контору и оттуда позвонил старому приятелю в уголовный розыск. Попросил узнать как можно больше о второй жене Серова Ире и о ее загадочном исчезновении. Майор Молодцов, часто помогавший Косте в, его розысках, обещал все выяснить.

Константин заварил кофе, выкурил очередную сигарету. Какое-то чувство подсказывало ему, что сегодня не надо расслабляться и ему предстоит многое узнать и понять. Впрочем, он и так уже многое понял...

Он курил и думал, на душе было скверно. Перед глазами стояло нелепое лицо Серова в круглых очках.

И полубезумная бабка Ульяна Осиповна, и сутулый дворник-инженер Петя... Он понимал, что пропавшую Юлю ищет теперь не только он. И весьма странный у него союзник...

Он чувствовал, что это дело затягивает его в какой-то омут, что из реальной жизни он попал в фантасмагорию, во что-то ирреальное и отвратительное. И все же дело надо было доводить до конца.

Позвонил майор Молодцов. Он сообщил, что действительно в августе 1991 Года в органы обратился профессор Геннадий Петрович Серов по поводу исчезновения по дороге из Сухуми в Москву его жены Ирины Александровны Серовой. Были проведены розыскные работы, группа выезжала в санаторий в Сухуми, где отдыхала женщина, было точно установлено, что она ехала в поезде, были даже найдены ее попутчики по купе. Они сообщили, что их соседка вышла часов в двенадцать ночи на перрон в Курске и исчезла в темноте. Больше она в вагон не заходила. Вот, собственно говоря, и все. Следствие зашло в тупик, Ирину Серову объявили во всесоюзный розыск, но больше она нигде никогда не появилась. Работала же Серова учительницей в одной московской школе.

Константин выслушал информацию, поблагодарил Молодцова и положил трубку. Он написал записку начальнику, оделся и бросился вниз к машине. Его путь теперь лежал в эту самую московскую школу...

Прошло уже почти восемь лет, как пропала Ирина, но наверняка в школе должны были оставаться люди, знавшие ее. Попав в школу, первым делом Константин пошел к директору. Это оказалась директриса, очень крутая и наглая. Она высокомерно глядела на бледного, небритого, непроспавшегося Константина ив толк не могла взять, что ему, собственно говоря, надобно.

- Я вам объясняю, что я сотрудник частного сыскного агентства. Я веду одно дело, и по нему проходит бывшая учительница вашей школы Ирина Александровна Серова. Мне нужно поговорить с кем-нибудь, кто знал ее.

- Я лично, - надменно произнесла директриса, - работаю здесь седьмой год и ничего не знаю об этой самой Серовой. Раньше, при прежнем директоре, здесь всякие вещи бывали, но при мне - никакой уголовщины. У нас прекрасные спонсоры, и наша школа самая благополучная в Москве, вы можете навести справки, коль скоро вы частный сыщик. Из прежнего состава педагогов здесь практически никого не осталось. Я набрала новых учителей, современных, грамотных. Наша школа полностью модернизирована и компьютеризирована. И мне кажется, что вы ищете своих преступников совсем не там, где надо. Это мое личное мнение.

В дверь кабинета директора постучали.

- Что такое? - крикнула директриса. - Я же занята!

Но тем не менее в дверь просунулась холеная физиономия парня лет семнадцати.

- А, Денис, это ты? - вдруг ласково улыбнулась директриса, сразу меняя тон. - Что тебе?

- Елена Ивановна, - сказал парень, - мы не знаем, что делать. Виктория Петровна не пришла, может быть, нам домой идти, последний урок...

- Опять она, - вздохнула директриса. - Подождите еще немного, я ей позвоню. Иди пока...

Ласковая улыбка не сходила с ее губ, несмотря на недовольство Викторией Петровной, о которой упомянул Денис. Видимо, его папаша был одним из спонсоров школы.

- Извините меня, я позвоню, - сказала она и набрала номер. - Алло, мне Викторию Петровну. Ушла?

Но ее нет на работе. Что?! Было плохо с сердцем? Но это ее проблемы, она срывает урок, и, между прочим, не в первый раз! Ладно, ладно, ждем... Она положила трубку и посмотрела на Костю. - Да, кстати, вот единственная из старого состава учителей, преподаватель биологии. Она наверняка знала вашу эту.., ну...

Вообще, она очень слабый преподаватель, эта Виктория Петровна, но я не могу ее уволить, ее отец был Герой Советского Союза, летчик. Сами понимаете, приходится держать. А сама никак не хочет на пенсию, в прошлом году отметили ее семидесятилетний юбилей, думали, сама уйдет, так нет... Болеет все, уроки срывает, черт знает что... Как мы все привыкли к этой дурацкой жалости, а то, что наши ученики не получают должных знаний, которые пригодятся им в жизни, это никого не интересует...

Раздался стук в дверь, и ворвалась пожилая полная женщина, вся распаренная от бега.

- Извините, Елена Ивановна, - сказала учительница. - У меня было плохо с сердцем, я вызывала врача, а потом никак троллейбус не приходил, у них авария на линии, пришлось на частнике ехать на последние деньги.

- Виктория Петровна, - скривившись, простонала директриса. - Это все ваши проблемы. Я понимаю - сердце, возраст, но...

- Вы хотите сказать, мне пора на пенсию. Я подумаю над этим.

- Вот, подумайте, подумайте! - воскликнула директриса. - Все. Идите на урок, а то наши акселераты разбегутся по своим дискотекам и барам. Такая сейчас молодежь... - снисходительно улыбнулась она. - Наши, разумеется, из лучших, из прекрасных семей, но.., все это в воздухе, этот разврат...

Виктория Петровна, как-то вся сжавшись, ушла, а директриса самодовольно развалилась в кресле.

- Вот после урока с ней и побеседуйте. Она здесь работает уже более двадцати пяти лет. В принципе, эрудированный преподаватель, но сейчас другая эпоха...

Хотите кофе, как вас?

- Константин Дмитриевич. Нет, спасибо, я в машине покурю.

Костя встал и вышел. Сел в свою "Волгу" и стал глазеть на иномарки, одна шикарнее другой, ожидавшие школьников. Курил, прогоняя сон. Наконец он увидел Дениса, вылетевшего пулей из школы и подбежавшего к джипу "Чероки", где дремал шофер.

- Сашок! - крикнул он на ходу. - Дуй домой, скажи, что у нас дополнительные занятия. Я сам доеду.

- Я не могу, Денис, - пробасил шофер. - Меня уволят с работы. Садись в Машину.

- Ты чего раскомандовался? - надулся Денис, но в машину сел. А Костя пошел к школьным дверям.

Он поднялся на четвертый этаж в кабинет биологии. Там за учительским столом сидела, пригорюнившись, Виктория Петровна.

- Виктория Петровна, - тихо окликнул ее Костя. - У меня к вам разговор.

- Вы кто? - вздрогнула она. - А, понятно, - узнала она его. - Вы, наверное, водитель Славика Чижова? Но желательно было бы побеседовать с его отцом.

Я понимаю, он очень занят - директор банка, но...

- Я не по этому вопросу. Я частный детектив Константин Дмитриевич Савельев. У меня к вам личный разговор.

- Боже мой! Неужели кто-то что-то натворил?! - схватилась руками за голову старая учительница.

- Вы были знакомы с Ириной Александровной Серовой? - без предисловий спросил Костя.

- С Ирочкой? - встрепенулась Виктория Петровна, и на лицо легла трагическая гримаса. - Конечно, была, мы долго вместе работали, она преподавала историю в нашей школе. Она почти на двадцать лет моложе меня, но мы дружили с ней, если, разумеется, с ней вообще можно было дружить. Она не очень пускала людей в свою душу.

- А что произошло с ней потом?

- Как что? Она умерла. Поехала отдыхать в Сухуми, вернулась и умерла. К сожалению, ее муж пришел в школу только в сентябре, мы не смогли даже присутствовать на похоронах. И похоронили ее почему-то на Украине, на родине ее отца. Ее бедная мать была вне себя от горя. И мне почему-то казалось, будто она что-то скрывает, - А что вы можете сказать о ее муже Геннадии Петровиче?

Виктория Петровна нахмурилась.

- Я ничего толком не могу сказать об этом человеке, но мне он всегда был неприятен. Пожалуй, даже отвратителен. Мне почему-то казалось, что у них с Ирочкой дома творится нечто ужасное. Она приходила на работу всегда такая бледная, невыспавшаяся.

А потом как-то расцветала. Она, в принципе, была очень веселая, добрая женщина, открытая. Но что-то очень мучило ее, особенно в последние годы. В самый последний год она была сама не своя.

- А что именно между ними происходило, как вам казалось?

- Я не знаю, - задумалась старушка. - Но.., мне порой казалось, что это маньяк, что он по ночам мучает Ирочку, фантазия до того разыгрывалась у меня, что я физически представляла себе, как он пьет из нее кровь, до того бледная она приходила на занятия.

- А следов насилия вы не наблюдали у нее?

- Нет, вот этого никогда не видела. По крайней мере, на лице не было ничего. На руках порой были какие-то ссадины, но этого у кого не бывает из женщин - стирка, готовка... А вот душевное состояние ее очень тревожило. Но она ничего нам про свою личную жизнь не рассказывала.

- А почему у нее не было детей?

- А вот это я знаю точно. Она сделала неудачный аборт именно от этого самого Геннадия Петровича и на всю жизнь осталась бесплодной. Ну.., трудно его в этом упрекнуть, это их общая беда. Они ютились тогда в коммуналке, а потом, кстати, мой покойный отец, он был Герой Советского Союза, помог им вместо коммуналки в Москве и квартиры в Питере получить трехкомнатную квартиру на Мичуринском проспекте.

Ирочка ведь тогда даже не знала, что он выбросил из ленинградской квартиры своего десятилетнего сына.

А когда узнала, очень переживала. Он соврал ей, что у его тестя и тещи чуть ли не пятикомнатная квартира на Невском проспекте и сын будет обеспечен на всю жизнь. А они просто блокадники, коммунальщики...

И мой отец помог им осуществить эту мерзость...

Я никогда не говорила об этом отцу, он был настолько честный человек, что мог пойти на всякое, узнав об этом. А он дружил с заместителем министра обороны СССР, они вместе воевали, так что мог иногда помочь моим знакомым, если они в чем-то нуждались. А что?

Преподаватель института, только что женился, вдовец, ютились с Ириной матерью в крохотной комнатушке в коммуналке, писал докторскую, почему не помочь, если есть возможность. И буквально сразу, как Геннадий Петрович защитился, они въехали в новую квартиру. Тогда и застолье шикарное они устроили, весело было. А он такой вежливый, предупредительный, буквально пылинки с Ирочки сдувал, и у нее глаза светились счастьем. С лица-то он и тогда был не очень - серенький какой-то, невзрачный, но такой вежливый... А через годик глазки Ирочкины потускнели. А мать еще через пару лет он спровадил жить круглый год на свою дачу в Воронцово. А ей там такая скука, хоть и со всеми удобствами. Она женщина была очень общительная, без компании жить не могла. И надо было следить задачей, и Геннадий Петрович, и Ирочка оба работали. А на выходные они ездили туда - там чисто, прибрано, тепло...

Короче говоря, Ирочка с каждым годом выглядела все хуже и хуже. И мы, в общем-то, не очень и удивились, когда узнали, что она умерла, хотя, конечно, переживали. Ей ведь было лишь слегка за сорок...

А после смерти Ирочки ее мать не выходила из больниц, а через год с небольшим умерла. Все. О Геннадии Петровиче знаю только то, что он после смерти Ирочки моментально женился. На молодой. Я даже видела ее один раз, и, надо сказать, она произвела очень хорошее впечатление - тихая, скромная женщина. Вот и все, что я могу рассказать об этой семье.

- Понятно, Виктория Петровна, - нахмурился Савельев. - Спасибо вам. Вы сообщили очень важные и интересные вещи.

- Извините за нескромный вопрос, а что же все-таки вас привело сюда? Что-то случилось?

- Случилось, Виктория Петровна. Конечно, случилось. Иначе бы я не приехал сюда. Я еще, возможно, заеду к вам, когда кое-что выясню. И примите совет - не поддавайтесь вы этой... Елене Ивановне. Работайте, пока сможете. Ведь скоро в школах не останется порядочных людей.

- Вы думаете? - воспрянула духом Виктория Петровна. Ее полные щеки сразу порозовели. - Я не могу без работы, я без нее быстро умру. А хочется пожить. Вот Ирочка тоже не могла без работы, она оживала здесь. Извините, этот Серов что-то натворил?

- Не могу пока этого сказать. Но мне кажется, мыслите вы в верном направлении, Виктория Петровна. Все. Спасибо вам. До свидания.

Когда Савельев вышел из школы, в голове было одно: он должен немедленно увидеть Серова. По крайней мере, оказаться там, где он мог быть. И Константин завел свою многострадальную "Волгу".

Глава 12

Оставив совершенно обалдевшего от полученной из Юлиного письма информации Павла Андреевича на его грязной кухоньке, Роман гнал машину на огромной скорости в Воронцово. Он выжимал из нее все, что мог выжать в такую вьюжную погоду и в такой гололед. Но жизнью не рисковал - он очень дорожил своей жизнью именно теперь, когда столько узнал. Он должен сделать все, чтобы найти Юлю, если она жива, и отомстить за нее, если ее больше нет. И узнать истину. А это он сумеет...

Как молотом по голове стучали слова Юлиного письма, адресованного ему. Прочитав письмо два раза, он запомнил его почти наизусть. И прокручивались эти строки в мозгу на протяжении всей дороги.

"Дорогой мой Роман! Я пишу это письмо на всякий случай, потому что меня не оставляет жуткое состояние тревоги. Я предчувствую беду, а рассказать тебе обо всем не могу. У меня не поворачивается язык рассказать тебе о том, что произошло летом девяносто первого года, а ведь именно этот случай и сделал меня собственностью Серова, этого страшного человека, изверга, сексуального маньяка, который мучил меня много лет.

Серов познакомился со мной, когда я работала лаборанткой в институте. У меня тогда произошла личная драма - меня бросил парень, который мне нравился и с которым мы должны были пожениться.

Я начала сильно пить. Серов же, окружил меня вниманием, нежностью, я была очень благодарна ему за это.

Я не допускала, чтобы наши отношения перерастали в нечто большее, да и он не был настойчив в этом смысле.

Он умел ждать. У него была прекрасная жена Ира, добрая, веселая, по крайней мере на людях она старалась казаться веселой. Мне, разумеется, хотелось, чтобы около меня был близкий человек, я была так одинока, но я не желала зла его жене. Серов узнал, что я страдаю алкоголизмом, поначалу он даже пытался лечить меня, но из этого ничего не вышло.

Летом девяносто первого года Ира уехала отдыхать на Кавказ, а Серов пригласил меня к нему на дачу. И я неоднократно ночевала у него. И он не трогал меня, не приставал. А когда Ирин отпуск заканчивался, я в очередной раз попала на эту дачу. И он сам предложил мне выпить с ним. Мы пили хорошее вино, на столе были цветы, торт, конфеты. Все было прекрасно, но у меня снова начался запой. Мной овладело некое веселье и жажда каких-то приключений. У Серова была тогда машина "Жигули". И он неожиданно предложил мне поехать на машине в Курск и там встретить Иру. А по дороге поговорить с ней, сказать, что мы с ним любим друг друга и хотим пожениться. "Она поймет, она очень умная, тонкая женщина, - говорил он. - Я люблю тебя, я хочу, чтобы вы поговорили, а в дороге удобнее всего побеседовать". И я была в таком возбужденном состоянии, что согласилась. И мы поехали туда утром. В дороге мы часто останавливались у каких-то забегаловок, и я снова там пила - вино, пиво, что попало. К вечеру мы были в Курске на вокзале. Должен был подойти поезд. Но он запаздывал.

И я заснула в машине, почти вдребезги пьяная. Очнулась я в машине же, было совершенно темно, Серов расталкивал меня и что-то диким голосом орал. "Что ты натворила?! - кричал он мне на ухо. - Я не знал, что ты безумна!" В руках у меня был окровавленный огромный нож. А на обочине валялся труп женщины.

Это была Ира, жена Серова. "Ты пырнула ее ножом в сердце! - кричал Серов. - Юля, что ты наделала!" - "Но я ничего не помню", - я была словно в бреду;

"Вы начали выяснять отношения, Ира прикрикнула на тебя, обозвала шлюхой, и ты взяла этот нож, который я вожу в машине на всякий случай, и ударила ее в сердце. Она сразу умерла! Что нам теперь делать?!"

Короче, мы положили труп в багажник, отвезли в какой-то лес и закопали его там. А потом вернулись в Москву. И все. Он стал полновластным хозяином надо мной. Он делал со мной все, что ему захочется., Через некоторое время мы поженились. Не дай бог врагу такой жизни. Это сексуальный маньяк изверг.

Что он со мной только не делал! Приковывал наручниками к батарее и насиловал, избивал плетью и даже кусал меня и пил мою кровь. А на людях вел себя тихо и благопристойно. Я страшно боялась его, боялась, что он заявит на меня в милицию, он наслаждался, рассказывая мне о тюрьме, о ее диких порядках, о том, как со мной там будут обращаться. Я полностью подчинилась ему. Но умирать мне не хотелось. Я надеялась, что он сам сдохнет. Но он здоровее быка, этот маленький мышонок с душой вампира. Единственной радостью в моей жизни, как это ни дико звучит, были запои. И если их окончание было ужасно, то в первый и второй дни я чувствовала себя как бы абстрагированной от кошмарнейшей действительности, в которой я жила. И Серов ничего не имел против моих запоев, ему нравилось, что я становилась слабой и равнодушной ко всему, он мог делать со мной что хотел, и порой даже я от этого получала какое-то странное удовольствие. А иногда он становился снова тих и вежлив, внимателен и предупредителен, когда мы оставались с ним наедине. Перепады сексуальных фантазий этого гаденыша были непредсказуемы. Я уже поняла, как он жил с первой и второй женами, там было то же самое; трудно сказать, что произошло с его первой женой, но вторую он убил моими руками, хотя я не могу себе представить, как я могла даже в самом жутком запое ударить женщину ножом. Я знаю свои запои, и хотя порой я многого не помню, о чем я раньше рассказывала Серову, но какие-то смутные островки памяти остаются у меня в голове. Тут же сплошной провал, начиная от того момента, как мы подъехали к железнодорожному вокзалу в Курске, и кончая тем, что я проснулась с окровавленным ножом в руке.

Я думаю, он сам убил ее, а мне сунул в руку свой нож, но полностью исключить, что это сделала я, тоже не могу, уж слишком в тот день я была пьяна и возбуждена, как-то агрессивно и дико настроена.

Дорогой Роман! Я очень люблю тебя, хотя твой род деятельности пугает меня. Я знаю, как ты ко мне относишься, и даже то, что ты полюбил меня из-за сходства с твоей Кариной, не отторгает меня от тебя. Наверное, мне надо рассказать тебе все, но я боюсь, что ты убьешь его, а ты обязательно это сделаешь, я знаю тебя, и тебя посадят в тюрьму, а я снова останусь наедине с этим жутким миром. Я жалею, что появилась на свет, мои страдания ужасны, сколько раз я хотела убить Серова, но опять же страх перед тюрьмой мешал мне сделать это, я очень боюсь закрытого пространства, боюсь быть запертой, тем более - в тесной камере бок о бок с воровками и проститутками, ты сам знаешь, что это такое. Только ты сильный, а я очень слабая, слабая до того, что даже не могу наложить на себя руки. Если бы у меня был пистолет, наверное, я бы сделала это, но все остальное пугает меня, я боюсь крови, растерзанного тела, высунутого языка. Серов знает про мой страх перед закрытым пространством и пользуется этим. Иногда он запирает меня на ключ либо в комнате, либо в доме, и я дико кричу и прошу его выпустить меня, делать со мной что угодно, только не держать взаперти. А ему эти крики доставляют садистское удовольствие.

А теперь, когда я познала счастье с тобой, мысли о самоубийстве вовсе неприемлемы для меня, я не хочу доставлять тебе боль, я и так знаю, как ты в жизни настрадался, хотя ты и скуп на рассказы. Я вижу все по твоим выжженным глазам, твоему страшному взгляду, который становится таким нежным, когда ты смотришь на меня. К тому же я теперь хочу жить, у меня теперь есть минуты радости. Только я боюсь одного - мне кажется, Серов насытился мной и хочет от меня избавиться. Однажды я видела его с молодой девушкой. Это нехороший признак. Он просто так не уходит, он должен уничтожить прежнюю женщину, так было у него уже дважды. Наверняка я должна все это рассказать тебе лично, но я боюсь, боюсь всего - раз, борок, крови. Вот я и пишу это письмо на всякий случай: если со мной что-нибудь произойдет, ты поймешь, Где лежит письмо, и прочтешь его, если же не поймешь, то отец обнаружит его там, когда будет читать мамины письма, а он всегда делает это на ее день рождения, день смерти и Новый год. А мамин день рождения десятого мая.

Дорогой Роман! Прости меня за те страдания, какие тебе может принести встреча со мной. Я искалеченный человек и вряд ли дам тебе то счастье, которого ты хочешь. Серов отпускает меня общаться с родней и подругами, он знает, что я никогда ничего не скажу, но наши встречи с тобой насторожили его, он затаился, стал тихим, внимательным, пальцем меня не трогает. А это плохой признак, мне кажется, он что-то задумал. И не подстроил бы он какую-нибудь мерзость и тебе, это мстительный человек с черной душой. Господи! Почему у меня не хватает сил рассказать тебе все прямо и честно?! Я боюсь, Рома, я боюсь, боюсь, боюсь... Твоя Юля. 7Л.99 т.".

Она была у отца на Рождество и написала там это письмо. А пропала она тридцатого января. Этот упырь подготовил все здорово, впутал сюда и аферюгу Красильникова с его взбалмошной женой, и двоюродную сестру в Питере, и Женьку, который звонил им, и, разумеется, его. Только одного не учел профессор - того, что Роман без зазрения совести разрежет его на сотни мелких частей и заставит самого эти части сожрать. И сделает он это сегодня, сейчас, как только увидит Серова.

Но главное-то не в этом. Главное - где Юля?

А судя по всему, она уже мертва, этот маньяк подкараулил их с Ниной Красильниковой, заманил куда-нибудь и прикончил. Роман по телефону велел следить за любыми передвижениями Серова, но теперь он пожалел об этом, надо было брать его немедленно и вытягивать из него правду. Он снова позвонил Чижу, не сбавляя скорость машины. "Чиж, как дела, не появлялся?" - "Нет, зевнул в трубку Чиж. - Звони Валере". Роман набрал номер Валериного телефона, но мобильник ответил, что абонент вне пределов досягаемости. Романа начало охватывать бешенство, тем более что сзади его неотступно преследовал какой-то лихач на "Тойоте", сигналил фарами и требовал освободить левую полосу. Но Роман и не думал освобождать полосу. Он уже пересек окружную дорогу и мчался в сторону Воронцова. Лихач продолжал наседать на "Ауди" Романа, Роман поглядел в зеркало заднего вида и увидел за рулем "Тойоты" какую-то глупую молодую харю, выпендривавшуюся перед сидящей рядом чувихой. И чтобы он уступил дорогу этому козлу? Да ни в жизни...

Лихач, отчаявшись, ушел на вторую полосу, обогнал Романа и погрозил ему кулаком. А вот этого делать было не надо. Роман бросился в погоню, озверев от злобы и забыв обо всем на свете. Он ненавидел подобную публику. Он выжал из "Ауди" все что мог и через несколько километров догнал красную "Тойоту", начал подрезать его и теснить к обочине, заставляя сбавить скорость. Роман водил машину явно лучше лихача, и тот действительно начал сбавлять скорость и перемещаться вправо. Наглая рожа за рулем "Тойоты" перестала улыбаться, чувствуя опасность, исходящую от водителя "Ауди". И он-таки заставил лихача притормозить у обочины. Но тут сыграла свою роль вьюга и присыпанный порошей гололед. "Тойота" остановилась, а Роман, резко притормаживая перед ее носом у обочины, не рассчитал погодных условий, машину закрутило, и она упала в кювет. Улыбка снова появилась на молодой роже, и "Тойота" спокойно тронулась с места, оставив "Ауди" валяться в кювете...

Глава 13

Одуревшие от тоски Чиж и Косой играли в карты на заднем сиденье машины, ожидая Романа. Но он не появлялся. Зато через пару часов появился Серов в сопровождении какого-то высокого мужчины. Они шли от станции, съежившиеся, кутавшиеся в свои пальто от злой вьюги. Вдалеке замаячила мощная фигура Валеры, он тер руками замерзшую непокрытую голову.

Серов со своим спутником прошли в дом, а Валера добрался до машины и начал отчаянно матюкаться.

- На хера мне это дело? Замочить бы старого гриба, а я с ним шатаюсь целый день, как осел!

- Молчи! - осадил его Чиж. - Тебе Роман больше добра делал, не подохнешь!

- Выпить бы... - сник Валера.

- Перебьешься, тебе еще машину вести, а погода вон какая...

- Я еще вчера всю ночь гудел... - ныл Валера.

- Твои проблемы, падло! - обозлился Чиж. - Куда ездил этот сраный дед? Рассказывай!

- Куда? Доехал до вокзала, встретил какую-то телку и поехал с ней на Цветной бульвар. Зашли в какой-то дом, торчали там минут сорок. Потом он вышел один, опять поперся на вокзал, встретился там с этим длинным, они сели в электричку и приканали сюда. Вот и все.

- Молодец! - похвалил Чиж. - Теперь сиди и сопи в две дырки. Сейчас Роман приедет.

Но Роман все не ехал. Через час Серов и длинный снова вышли из дома и пошли к станции. Серов оживленно жестикулировал, иногда поправляя свою дурацкую шапку-пирожок. Длинный кивал и поддакивал.

- Ну что? - спросил Чиж. - Надо за ним идти.

Вроде они опять на станцию.

- Не пойду больше! - завопил Валера. - Пусть Косой идет!

- Заткнись! - буркнул мрачный Косой. - Надо, так пойду. Я для Ромы все, что хочешь, сделаю и возбухать не стану, как ты, салага! Тебе только кулаки чесать и ханку жрать.

- Ты чо базаришь? - восстал Валера, сжимая пудовые кулаки. - Ты чо базаришь, а?

- Тихо, - усмехнулся Чиж. - Иди, Косой, а то они растворятся. Погода, вишь, неласковая, сгинут, как два пальца... А нам его терять нельзя, задумал он что-то, этот старичман гребаный, вижу, задумал... Не зря нам Роман велел его стеречь.

Косой вышел из машины, нахлобучил на уши спортивную шапочку и зашагал за преследуемыми.

Минут через сорок к дому Серова подрулила "Волга".

- Ого, этот уже второй раз приезжает! - сказал Чиж. - Что-то всем понадобился наш старичок сегодня! Что-то он такое натворил...

- Здорово, парень, во второй раз! - вышел он из машины, приветствуя Костю. - Зачастил ты сюда, однако... Тебе этот старичок случайно не дедом приходится, то-то ты его все навещаешь? Вижу, дедок твой тварь еще та... Погода-непогода, он и по бабам успевает бегать, и Дела какие-то творить...

- Был уже? - коротко спросил Костя.

- Был. Привел какого-то хмыря, посидели меньше часа и умотали. Мы следим.

- А где?...

- Нет. Ждем, - внимательно поглядел на Костю Чиж. - Что-то долго нет... Звоню ему - мобильник не отвечает. Не знаю, что и делать...

- Погода для вождения неважнецкая, - заметил Костя.

- Не в кайф погодка, - согласился Чиж. - А я тебя помню, в Митине тебя видел, когда ты к одному другу хотел наведаться, и ни хрена у тебя тогда не вышло. А вообще, ты мужик отважный, на серьезных людей попер, не забоялся... Из вояк, что ли?

- Бывал кое-где, - ответил Костя, закуривая сигарету. - А не поговорить ли об этом потом? Слушай, как тебя, надо поймать старика, это важно не только для меня, я вижу, кое-кто другой тоже в этом заинтересован.

- Да неужели так опасен? - подивился Чиж. - На вид-то обычный старый гриб, дачник гребаный.

- Я тебе отвечаю за слова. У твоего кореша есть с собой телефон?

- Без них не ходим, - ухмыльнулся Чиж. - Это наша жизнь и смерть.

- Звони ему!

Чиж решил согласиться и позвонил Косому.

- Где дед? - коротко спросил он.

- Вышли только что из поселкового совета, поканали к станции, - ответил Косой.

Чиж передал информацию Косте. Тот призадумался.

- Слушай, пусть преследует дальше: И мы все должны ехать к станции. Немедленно, понял? Уйдет старик!

- Но нам ведено ждать здесь! Кто ты такой, чтобы нам команды давать?

- Ладно! Ждите! Я за ним! А вам очень советую - поищите того, кто вас сюда послал. Не в аварию ли он попал на такой дороге? Он уже обязательно должен был сюда приехать.

- Подумаем.

- Дал бы номер своего следящего.

- А еще ты ничего не хочешь?

- Мне нужна связь с ним, понял? Обязательно!

Если дед сядет в электричку, во второй раз я его на вокзале не найду, такое раз в жизни бывает.

- Ладно. Валера, езжай с этим парнем, сам будешь связываться с Косым, только не базарьте с ним. А я тут буду сидеть, как мне велено.

- Опять я? - нахмурился Валера.

- Надо! Понял? - рявкнул Чижи потянул из машины.

Валера молча полез в Костину "Волгу", покривился на ее убогий салон и мрачно закурил. Костя рванул машину к станции. :

Там, оставив Валеру в машине, Костя бросился на перрон. И увидел электричку, показывающую ему хвост. В досаде Костя махнул рукой.

Он побежал к машине.

- Звони своему! - крикнул он дремавшему Валере. - Потеряли время!

- Подумаешь, - зевнул Валера и набрал номер Косого.

- Старик в электричке? - спросил он.

- Едут, - ответил Косой.

- Паси.

- А я что делаю?

- Пасет, - сказал Валера.

- Поехали в Москву! Сообщи тому, кто караулит дом. И попробуй позвонить тому, кто вас послал;

Валера позвонил Чижу, сообщил, что они едут в Москву, потом перезвонил Роману, но у того телефон не отвечал.

Костя уже во всю мочь гнал машину в Москву.

Вдруг, о чем-то задумавшись, сбавил скорость и набрал номер майора Молодцова.

- Послушай, Виталий, это я, Савельев. Еще одна просьба к тебе - узнай, пожалуйста, не продал ли Серов Геннадий Петрович свою квартиру на Мичуринском проспекте. Позвони мне на мобильный. Я в машине, еду в Москву на Рижский вокзал.

- Хорошо, узнаю, - ответил майор Молодцов.

Вдруг раздался звонок телефона у Валеры. На проводе был Косой. Валера нахмурился.

- У, падло, - только и проговорил он.

- Что случилось? - спросил Костя.

- Взяли Косого в электричке, - ответил Валера. - Дед-то, видать, не промах, заметил "хвост". Менты до Косого докопались, базар возник, потом его скрутили, вот, успел позвонить, высадили его на одной станции.

- Все, потеряли деда, - сморщился Костя. - Не фига нам теперь на вокзал ехать, он наверняка где-то тоже слез.

- А что делать?

- А хрен его знает, - ответил Костя. Он понятия не имел, где ему теперь искать воронцовского упыря.

- Слушай-ка, как тебя, мысля есть. У него телка живет на Цветном бульваре, я дом знаю. Давай туда поедем. Он там сегодня был.

- Та самая, с которой он встретился на Рижской?

- Ну!

- Поехали!

По дороге в Москву позвонил майор Молодцов и сообщил, что позавчера Серов продал свою квартиру на Мичуринском проспекте.

- Понятно, - сказал Костя, сузив глаза. - А сегодня он продал дачу... Вот тебе и профессор...

Глава 14

Роман выполз из перевернутой машины, еле волоча ушибленную ногу. Жутко болел правый бок, изо лба сочилась кровь. Однако все обошлось хорошо, за исключением того, что раскололся мобильный телефон. Связь была прервана.

Он, ковыляя, вышел на дорогу и стал голосовать.

Но никто, завидев фигуру в порванной старой дубленке, с окровавленным лицом, останавливаться не хотел.

Роман вытащил из кармана стодолларовую бумажку и поднял ее высоко над головой. Он махал бумажкой и показывал на валявшуюся в кювете машину. Но водители побаивались, и долго никто не останавливался. Наконец подрулила какая-то старенькая "Волга" с ревущим глушителем.

- Послушайте, я попал в аварию, - стараясь быть как можно вежливее, сказал Роман толстому мордастому водителю. - Мне нужно попасть в Воронцово на дачу. Но прежде всего мне надо позвонить. Я плачу сто долларов, вот, держите сразу. Нужно добраться до телефонной будки.

- Поехали, - пожал плечами мордастый. - Раз надо, поедем. Сто долларов на дороге не валяются.

Найти на шоссе телефон-автомат оказалось делом нелегким. Найти жетоны к нему - еще более сложным делом. Наконец нашли и автомат, и жетоны, но они оказались фальшивыми, и позвонить опять не удалось. Потеряли кучу времени. Роман уже решил ехать прямо в Воронцово, но наконец один жетон сработал, и он дозвонился до Чижа. Но Чиж был не в курсе последних передвижений Серова, он знал только, что тот сел в электричку и преследовавшие за ним не успели. Валера еще не сообщил ему, что Косого в электричке задержала милиция и что они едут на Цветной бульвар.

- Ладно, дуй ко мне! - приказал Роман. - Я около кафе на двадцать шестом километре. Жду.

- Спасибо вам, - поблагодарил он водителя. - Езжайте по своим делам.

Через полчаса Роман уже сидел в теплой иномарке и рассказывал Чижу о своих злоключениях.

- Да мы выловим эту гребаную "Тойоту", - проревел Чиж. - Номер-то запомнил?

- Запомнил. Да хрен с ним. Не в нем дело. Я сам виноват, не сдержался, плюнуть бы на него...

- Ну знаешь, если каждому козлу спускать, далеко мы не уедем...

- Вот я далеко и не уехал. Нет, Чиж, надо нам подумать о другом - как найти старика.

- Да, звонил Валера, сказал, что Косого повязали в электричке, а они с этим сыскарем едут на Цветной бульвар. Там живет какая-то шмара, к которой старичок сегодня мотался.

- Шмара?! - встрепенулся Роман. - Что же ты молчишь? Звони Валере, узнавай дом, может быть, мы с тобой быстрее там будем! Разворачивай машину.

Чиж быстро развернул машину, и они помчались по направлению к Москве. Роман сам позвонил Валере.

- Гребаная погода! - скулил в трубку Валера. - Роман, мы в аварию попали! Торчим на двадцать восьмом километре.

- Ах ты, зараза! - выругался Роман. - Не побились?

- Да нет, но тачку его здорово покорежило. Спешил парень, врезался в грузовик. Менты подъехали, разборище идет. А я сижу себе, курю, холодрыга такая...

- Говори номер дома на Цветном, - прервал его Роман.

- Дом напротив цирка, там арка, пятый подъезд.

А дальше уж я не знаю.

- Бери немедленно любую тачку и дуй туда. Немедленно. Кроме тебя, эту шмару никто не видел. Понял?

- Понял.

- Чиж, едем на Цветной бульвар! - скомандовал Роман.

- Слушай, хоть рассказал бы, что тебе дался этот старик? - не удержался от вопроса Чиж.

- Расскажу, Чиж, все расскажу, братишка. Пока скажу одно - этот старик большая тварь, и это мой главный враг. И нам надо его найти...

- Сделаем, Роман, - уверил Чиж. - Для тебя что угодно. Я твое добро помню.

...На сей раз Валера оказался быстр и оперативен.

Машину, на которой он подъехал к дому на Цветном бульваре, они опередили всего минут на пять-семь.

Видимо, водитель машины лучше Чижа знал путь к Цветному бульвару и не попал в такую жуткую пробку, в какой они проторчали, отчаянно матерясь. Валера влез к ним в машину и гордо улыбнулся.

- Молодец, - похвалил его Роман. - Шустро ездишь.

- Стараюсь, - ответил Валера. - Эй, Роман, ну нам фартит - вот она идет, эта телка. Век свободы не видать - она вышла из подъезда!

Побледнев, Роман вылез из машины и подошел к девушке в длинном черном пальто.

- Здравствуйте, - приветствовал он ее, стараясь быть полюбезнее. - Я приятель Геннадия Петровича доцент Орлов. Он вам про меня не рассказывал?

- Нет, - простодушно ответила девушка.

- Странно. Мы с ним друзья с давних лет. Он просил меня заехать за вами. Разве он вам не звонил?

- Он звонил полчаса назад, но про вас ничего не говорил.

- Ох, забывчив стал Геннадий Петрович. Раньше у него была такая память, он помнил все даты, мельчайшие подробности всех исторических событий, мы просто поражались. Вообще, мы с годами теряем память, становимся рассеянными. Я, например, забыл, как вас зовут.

- Меня? Даша, - наивно отвечала девушка. Ей на вид было не больше двадцати лет. Стройная, невысокая, в длинном черном пальто и модной кепочке.

Большие голубые глаза, длинные ресницы...

- Точно! Даша! А я все вспоминаю - Маша или Даша? Ну, поехали к Геннадию Петровичу, а то он совсем заждался.

- Так мы же с ним договорились встретиться в аэропорту.

- Ну так я вас туда и отвезу! Геннадий Петрович потом-то сообразил, что молодой девушке нечего одной ехать в аэропорт. Садитесь в машину.

Девушка взглянула на "Фольксваген-Гольф", В котором сидели два мордоворота - Чиж и Валера, и что то шевельнулось на ее лице, она поняла, что дело неладно. Она было дернулась в сторону, но Валера и Чиж, мгновенно подхватив ее под руки, усадили в машину.

- Тихо, - прошипел Роман, глядя своим страшным взглядом в ее голубенькие глазки. - Тихо, красавица, целее будешь. Куда ехать?

- В Шереметьево, - прошептала побледневшая от страха девушка.

- Куда намылились лететь со своим кавалером?

- В Нью-Йорк.

- Губа не дура, - заметил Роман. - Не бывали там раньше?

- Я вообще нигде за границей не была.

- А паспорт ваш покажите, пожалуйста.

Не дожидаясь. Роман выхватил у нее из рук сумочку и вытащил загранпаспорт.

- Так... Каратаева Дарья Дмитриевна, 1979 года рождения. Понятно... Поехали, Чиж. В Шереметьево так в Шереметьево. Там мы еще сегодня не были. Пусть Дарья Дмитриевна действительно слетает в Нью-Йорк, а то здесь что-то очень холодно и гнусно, правда, Дарья Дмитриевна?

- Я сейчас позову на помощь! - крикнула было она, но почувствовала, как дуло пистолета ткнулось ей в бок.

- Буду говорить с вами предельно откровенно, Даша, - сказал Роман. - Мы никакие не бандиты, мы частные детективы и не желаем вам лично никакого зла. Нам нужен Геннадий Петрович Серов, он подозревается в совершении тяжкого преступления.

Он скрывается от правосудия и водит за нос следственные органы. Ваша обязанность - содействовать в поимке опасного преступника. Вы поняли меня?

- Но Геннадий Петрович не преступник, я его хорошо знаю, он сослуживец моего отца, мой отец был профессором МГУ, и Геннадий Петрович тоже. Они работали вместе. Он знает меня с детства. Не морочьте мне голову.

- Я знаю, что Серов был профессором МГУ, но это не мешает ему быть преступником. Он что, жениться на вас хочет, что ли? - откровенно спросил Роман.

А машина уже мчалась по Садовому кольцу.

- Может быть, - потупила глаза Даша.

- А извините за нескромный вопрос, у вас со вкусом все в порядке, Дарья Дмитриевна? - спросил Роман, при этих словах Чиж и Валера прыснули в свои здоровенные кулаки.

- Это не ваше дело! - вспыхнула вдруг девушка. - Да, он не молод, но он мужчина, он умеет ухаживать, делать девушке приятное. Я разочарована в своих ровесниках, это чурбаны и болваны, а Геннадий Петрович мудр и галантен.

- А как у него с финансами? - спросил Роман.

- Нормально с финансами. Он всемирно известный ученый, его печатают в зарубежных журналах, он получает прекрасные гонорары, нам хватит!

- А вам известно, что Геннадий Петрович женат? - процедил Роман, Известно. У него большая беда, его жена алкоголичка. Неизлечимая. И сейчас она находится в психиатрической больнице, где ее пытаются лечить от алкоголизма. Геннадий Петрович мучился с ней десять лет, но больше не может, он пожилой человек, он не в состоянии тянуть этот груз. И никто не имеет права его за это осуждать! - разгорячилась Даша.

- Я имею право, поняла ты? - прошипел вдруг Роман, глядя ей в глаза страшным взглядом. И она отвела глаза, ей стало жутко.

- Что вы хотите от меня? - жалобно проговорила Даша.

- Во-первых, чтобы ты заткнула свою пасть по поводу его жены, а во-вторых, чтобы ты все рассказала о ваших взаимоотношениях с Серовым. И наконец, в-третьих, чтобы ты помогла нам задержать Серова.

Он подозревается в.., тяжком, очень тяжком преступлении.

Даша, напуганная жестким разговором, начала рассказывать.

- Я же говорила, он знал меня с детства. Они работали вместе с моим папой. Он приходил к нам, иногда вместе со своей женой Ириной Александровной.

А потом Ирина Александровна умерла, и Геннадий Петрович был так убит горем, папа и мама утешали его как могли. Потом он перешел на другую работу, в НИИ. Я слышала, он снова женился. Папа и мама говорили, что его новая жена Сильно пьет. Потом папа умер. Геннадий Петрович был у нас на поминках.

И после этого.., ну он.., стал ухаживать за мной. Он тоже рассказывал, что у его жены запои, что он не в состоянии ничего сделать, что не может ее вылечить.

А потом сказал, что хочет с ней развестись. А перед Новым годом сделал мне предложение. Мы с мамой были очень удивлены, все-таки он такой.., пожилой.

Но он сказал, что у него большие гонорары за рубежом и что он вскоре переедет жить в Америку, и предложил мне ехать с ним. Я подумала и согласилась.

Потом он уехал на месяц читать лекции. Вернулся и сказал, что в феврале снова поедет туда на месяц. Предложил мне ехать с ним. Вот и все, собственно говоря.

Я оформила загранпаспорт и еду в Шереметьево. Рейс у нас в семнадцать тридцать.

- Так. А про жену он сказал, что она в больнице?

- Да, он сказал, что она надолго легла в больницу, а когда мы вернемся, их разведут. Он сказал, что уже подал на развод.

- А дома вы у него не были?

- Он сдавал московскую квартиру, и туда нельзя было зайти. Говорил, что, несмотря на хорошие гонорары, тысяча долларов не помешает. А на дачу я к нему приезжала, в декабре и январе.

- И ничего странного вы там не заметили?

- Ничего странного. Чисто, аккуратно, так уютно.

Ну, один раз нас увидела издалека его жена. Но что же здесь странного? Она как раз вышла из больницы, а потом снова туда легла.

- А чем занимался Серов, когда вы гостили у него?

- Ничем не занимался. Ухаживал за мной, кормил меня, смотрели телевизор. Иногда он ходил на лыжах.

Далеко куда-то. Но это уже в начале февраля. И в такую плохую погоду ходил, я даже удивилась...

- В начале февраля?! На лыжах?! - вдруг побледнел Роман и крепко сжал ее руку повыше локтя. Она даже вскрикнула от боли.

- А что в этом такого?

- А почему он вас не брал на лыжные прогулки?

- Я хотела пойти, но он сказал, что в такую погоду только он может получать удовольствие от лыжных прогулок.

- Гони, Чиж, гони! - вдруг заорал Роман как резаный. - Что ты так ползешь?

При этом "Фольксваген-Гольф" мчался по Ленинградскому шоссе со скоростью не менее ста пятидесяти километров. Чиж даже пожал плечами от обиды, но попытался выжать из машины еще больше.

- Слушайте меня, Дарья Дмитриевна, очень внимательно, - уже несколько мягче сказал Роман. - Сейчас мы приедем в Шереметьево, и вашей единственной задачей будет уговорить Серова подойти к нашей машине и сесть в нее. Если вы этого не сделаете, последствия могут быть ужасны и для него, и для вас. За вами будет неотступно следовать вот этот молодой человек приятной наружности, - он указал на сжимавшего баранку машины Чижа. - У него в руке будет предмет, который мгновенно превратит и голову Серова, и вашу очаровательную головку в кровавое месиво. Он стреляет без предупреждения и очень метко.

Если же Серов сядет в машину без всяких эксцессов, то им займется правосудие, а вы, кстати, можете лететь в Нью-Йорк без него, вам никто в этом препятствовать не будет. Мы в ваших показаниях больше не нуждаемся. Он сам поведает правоохранительным органам про свои злодеяния. Вы поняли меня?

- Но почему же тогда нельзя просто задержать его без моей помощи? резонно спросила Даша.

- А потому, что он очень опасен при задержании.

Я вам говорю, этот человек вел двойную жизнь. С одной стороны, он профессор-историк, автор статей в прогрессивных демократических изданиях, блестящий лектор, но с другой стороны - это хитрый и коварный преступник, который может при задержании лишить жизни неповинных людей в аэропорту. Вы знаете, как опасно задерживать преступника в аэропорту? Телевизор иногда посматриваете? "Криминальные хроники"?

- Неужели?

- Именно так, Дарья Дмитриевна. И ваше счастье, что ваш союз с ним не состоялся, вы даже не представляете, какой опасности вы избежали. Благодарите бога, ну и нас, разумеется.

- Боже мой! Такой тихий аккуратный человек...

Кто бы мог подумать? Да вы говорите не правду, вы сами преступники, это же совершенно очевидно...

- В тихом омуте черти водятся, Дарья Дмитриевна. Но выбора у вас нет. Неужели вы настолько влюблены в Серова, что готовы отдать за него жизнь?

- Да нет, конечно, - вдруг цинично улыбнулась Даша. - Не буду я отдавать за него жизнь. А что же он все-таки такого сделал?

- Не надо бы вам говорить, это тайна следствия, но сейчас именно тот случай, когда в наших интересах сказать вам правду. Он подозревается в убийстве своей жены Ирины и жены Юлии. Так-то вот! Так что будьте благоразумны, вы найдете свое счастье и без этого господина... Вот и Шереметьево замаячило впереди.

Готовьтесь к выходу.

Машина подрулила к залу вылета Шереметьево-2.

Дашу выпустили из машины, за ней вылез Чиж, снявший с предохранителя пистолет. На некотором расстоянии проследовал и Валера, а Роман, боявшийся спугнуть Серова, остался в машине.

Он был очень взвинчен, слова Даши о том, что Серов в начале февраля куда-то далеко ходил на лыжах, вселили в него надежду. Он поверил, что Юля жива, что Серов где-то запер ее. Вспомнилось письмо, в котором она говорила о том, что панически боится закрытого пространства. И, может быть, именно в этом ее спасение. Возможно, Серов решил лишить ее жизни не так, как сделал это с Ирой, он решил убить ее мучительной смертью, заперев в какой-то избушке в лесу.

Но ничего, сейчас он все узнает от него самого...

Вот он! Молодец Даша! Они идут под руку, оживленно болтают. Как же он мерзок, этот Серов! Сзади идет Чиж, держа руку в кармане, на почтительном расстоянии Валера.., так... ТАК... Роман пригнулся в машине, чтобы Серов не увидел его. Вот... Они подошли к машине... Тут Чиж резко втолкнул маленького Серова в заднюю дверцу, предусмотрительно открытую Романом. Туда же мгновенно втиснулся здоровенный Валера, а Роман железной рукой зажал Серову рот.

Чиж сел за руль, и машина дернулась с места. Ошеломленная Даша осталась стоять на месте, - Глянь-ка! - крикнул вдруг Чиж. - Сыскарь приперся!

И действительно, к входу подрулило такси, и из него выскочил взъерошенный Савельев.

- Допер, однако, - подивился Роман. - Умен парень. Жаль, нельзя его с собой взять, у нас иные методы борьбы с преступностью. Вы поняли меня, Геннадий Петрович? - Он открыл ему рот. А машина уже мчалась по шоссе в сторону Москвы.

- Роман Ильич? - побледнел Серов.

- Я самый. Знаешь, какое сегодня число?

- Знаю.

- Запомни его хорошенько. Это день твоей смерти. Сколько тебе лет?

- Шестьдесят восемь, - пролепетал Серов.

- А сколько лет было твоим женам, Синяя Борода? - спросил Роман.

- Юля жива! - закричал истошным голосом Серов. - Если вы сохраните мне жизнь, я скажу, где она!

Иначе делайте со мной что хотите, я ничего не скажу!

- Скажешь, падло! И так и так скажешь! Учти только одно - смерть бывает разной. У тебя есть выбор - сказать и получить пулю в свой поганый лоб или морочить мне голову и подвергнуться очень интересным биологическим экспериментам.