Глава 5

Меня всегда тянуло к барам. Я их хорошо изучил и понимал, чего там можно ожидать. Многие бары устроены одинаково, и люди в них, в общем-то, одинаковые. Входы и выходы – тоже. Я прекрасно знал «Однодверного Сава». Свет в нем был слишком ярким, пиво – скверным, и завсегдатаи дружно сваливали около девяти. Ну и хорошо, чем меньше будут путаться под ногами, тем лучше. А лучше всего то, что встреча состоится на почти родной территории.

Бар пустовал. Только слева за стойкой нервный человечек полировал медные краники. Я окинул взглядом балкон, шедший по всему периметру. Кажется, чисто. Рот я прикрыл платком, каким обычно защищался от пыли Морока, а на носу моем красовались толстые очки «талантов» с мануфактуры, чтобы янтарный огонь в глазах не слишком пугал окружающих.

– Снаружи сегодня холодно, – пожаловался я. – Мне бы виски.

Мой голос прозвучал грубо и хрипло – будто заскрежетал под ногой песок. Бармен судорожно сглотнул.

– Э-э, да, согревает как ничто другое, – подтвердил он.

У него дрожали руки. Это был Сав, чье имя носило заведение, и он жил здесь от самого основания городка. Сав знал, кто я. Обычно вечерами в его заведении сидела, по меньшей мере, дюжина копающих в Мороке добытчиков, пугающих друг дружку баснями про дульчеров и вьюнцов. Ясное дело, мальчишка-посыльный не держал рот на замке, и новость разлетелась как вонь по ветру. К Саву пришла беда. Отпускные солдатики разбрелись по койкам, копатели залегли глубже серебра, которое пытались отыскать. Не хотели касаться чужой беды. Понятно, на меня охотился крутой тип. Опасный.

Сав налил порцию виски, глянул мне в лицо и налил еще две. Я сунул грязный стакан под платок, вдохнул. Увы. С тех пор, как Морок перекроил меня, пойло уже не действовало прежним образом. Я прочувствовал запах и оставил демона в покое – не стал пить.

В бар зашел рыжий тип, на ходу стряхивающий пыль с длинного плаща. Тип помахал бармену, посмотрел на меня. Я не понравился ему, и он поспешил усесться за стол. М-да, такие, как я, торговле не способствуют.

– Давненько вас не видел, – заметил Сав, державший бутыль наготове. – Будете копать?

Я поставил на стойку непочатый стакан. Пить все равно не стоило, а Сав болтал лишь для успокоения нервов. Он искренне жалел о том, что я заявился именно в его бар.

– Вряд ли буду.

Стакан стоял между нами. В другой бармен налил себе, выпил одним глотком и налил снова, стыдливо косясь на меня. Не то чтобы мы были хорошо знакомы, но за прошедшие годы Сав не раз и не два выдавал мне пойло. Да меня и вообще не сложно узнать. Я заметно крупнее большинства здешних исхудалых головорезов.

– А чего вы вернулись? Дела? – запинаясь, спросил Сав и посмотрел на мои загрубелые, медного цвета руки.

– Я ищу человека по имени Гиральт. Он держит магазинчик тут, через улицу.

– Гиральта знаю, – бармен криво улыбнулся. – Но не знаю, куда он подевался.

– Лучше бы ему появиться, и поскорее.

Я стянул платок, затем снял очки. Пусть рассмотрит мою кожу цвета меди, черные прожилки отравы под ней, янтарные глаза.

Сав выпялился на меня и, вздрогнув, отпрянул.

– Ох… вот дерьмо-то… бери бутылку и убирайся! Мне не нужны проблемы! Почему здесь? Выбери другое место!

Как убедительно! А руки шарят под стойкой.

Да, у рыжего могло бы и получиться, если бы бармен не глянул мимо меня.

Хотя я бы все равно ощутил движение за спиной и точно так же отшатнулся. Дубинка пролетела мимо моей головы, врезалась в стойку и проломила ее. Когда-то я полагал, будто убийц лучше брать живыми и допрашивать перед тем, как отправить в ад. Давненько это было!

Повернулся я уже с ножом в руке, вогнал лезвие в живот рыжему и оттолкнул его. Убийца понял, что все кончено, до того, как вломился в стену. Он схватился за распоротую утробу, словно надеялся, запихав кишки обратно, прожить еще несколько часов.

– Духи святые! – прошипел Сав и сунул руку под стойку, к пистолету, с которым прежде возился, стараясь незаметно взвести курок.

Я швырнул нож с разворота. Лезвие врубилось точно под кадык. Сав дернулся и осел на пол.

Что ж, настало время пресловутому аду разверзаться, а мне – искать укрытие.

Я кинулся к барной стойке и нырнул за нее. Распахнулась дверь, в зал шагнул человек с мушкетом и подожженным фитилем. Сквозняк бросил дым от фитиля в лицо вошедшему, он замешкался, и я выдернул из-за пояса пистолет. Силуэт в дверях – отличная мишень. Пистолет рявкнул, и незадачливый убийца вылетел на улицу с дымящейся дырой в груди. Я пригнулся и, чисто рефлекторно, прихватил со стойки бутылку виски. У меня еще один заряженный пистолет и бутылка с изрядной дозой пойла. Жизнь продолжается!

Окна, выходящие на улицу, разбились вдребезги от тяжелых арбалетных стрел, зеркала за стойкой осы´пались дождем сверкающих осколков. Бухнули и плюнули свинцом три мушкета. Полетели стеклянные брызги, фос-реклама «Лучшее жаркое» зашипела, исторгла радужные разряды. Конечно, я догадывался, что охотящийся на меня придет не один – но он, похоже, собрал целую роту! Мне до боли захотелось отхлебнуть виски. Я посмотрел на бутыль, скривился и отшвырнул ее. Та покатилась, расплескивая содержимое.

Ладно, поиграем. Подарков у меня – на целый батальон.

Я искоса глянул на труп Сава. Бедолага. Я выбрал его заведение только потому, что здесь была всего одна дверь – как и заявлялось в названии. Под стойкой оказались выключатели, к счастью подписанные. Я выключил весь свет, кроме ламп у двери. Добро пожаловать. Вас ждут.

– Галхэрроу! – рявкнули снаружи.

Густой южный акцент, голос сильный, спокойный. Двое уже отдали концы, а главарю хоть бы хны. Я не ответил, но спешно перезарядил пистолет, взял еще и пистолет Сава – прицепил на бандольер. Проверил, легко ли выходит из ножен клинок. Недавно смазанный, он отлично скользил.

Ждем-с.

– Галхэрроу, я знаю, ты там! – крикнул южанин. – В курсе, что тебя окружили, а?

Я молча выдернул нож из глотки бармена, выудил из кармана цигарку. Надо наслаждаться жизнью. А то ведь можно и не успеть.

– Ты напрасно все усложняешь! – заявил голос. – Давай поговорим!

На Границе встречаются всякие акценты и говоры. Граница – пристанище эмигрантов, чужаков, либо достаточно храбрых, либо совсем невезучих. Но этот акцент ни с чем не спутаешь. Пайр, остров далеко на юге, где поселилась Леди волн и где всегда стоит лето.

– Минуту назад ты не слишком хотел разговаривать! – крикнул я.

Затянулся, и кончик цигарки засветился алым. Эх, дешевая дрянь.

– Тут пара трупов в доказательство тому, – добавил я. – И судя по звукам, скоро их станет еще больше.

Пора двигаться. Темень – хоть глаз выколи, свет только у дверей. Я пригнулся и засеменил к лестнице, ведущей на галерею. Так чудесно красться во тьме, когда в тебе триста фунтов веса. Как бы чего не обвалить. А то все уже перезарядили и прицелились. Того и гляди кто-нибудь выпалит наугад, на звук.

– Энтузиасты-любители, сами лезут под пули, – усмехнулся южанин. – Первый ничего сложнее дубины и не видал. В здешних краях трудно отыскать профессионалов.

– Мне кажется, для разговора выбирают способ попроще! – проорал я.

Отлично, слово за слово, может, и подползем куда надо. Вон там, на галерее, окно как раз в нужную сторону.

– Добиться разговора с тобой – хлопотное дельце, – заметил южанин.

Он стоял позади остального сброда – разумный, дальновидный командир. Длинные черные волосы, длинный черный кафтан. Тощий щеголь. И держит за шиворот Тноту.

– Но, видишь ли, твой фраканец у меня, а с ним и лавочник. Если ты не хочешь получить их языки, отдельно от них самих, давай поговорим.

Связанный Гиральт безнадзорно валялся у стены. Похоже, его всерьез отметелили. Тноте тоже досталось, но поменьше. Надо думать, он не сопротивлялся, когда его волокли наружу. Лишь пара ссадин на лице, да распухла нижняя губа. Переживет. Первый признак недоучек, подрядившихся на дело с кровью, – бить беспомощных. Недоучки знают: будет замес, и, пытаясь доказать себе, что у них получится, они распаляются на чем попроще. Долговязая южная сволочь позволила своим ублюдкам оторваться.

– Ты в ловушке, – выйдя из дощатой стены, предупредила Ненн.

Она перебросила монету из руки в руку. Я моргнул, покачал головой.

– Тебя не должно здесь быть!

– Я никогда не любила правила.

Ненн уронила монету, пожала плечами и выразительно посмотрела на меня. Конечно, она была права, но я не зря выбрал бар Сава. Вряд ли кто-то захочет штурмовать единственную дверь, зная, кто за ней.

Вся банда собралась на улице. Нервная компания. Стрелки`, как и следовало ожидать, солдаты со станций, грязные и потрепанные. Арбалетчики похожи на копателей или наемников, охраняющих копателей по пути в Морок и обратно. Разбойная пьянь. Не думаю, что черноволосый много заплатил им. Они ухватились за обещание легкого заработка, а теперь увидели трупы и распсиховались.

Мне нравятся психующие враги.

Ненн надоело раздавать добрые советы, и она благополучно исчезла. Но откуда ей здесь взяться? Призраки – такая же часть Морока, как песок и скалы. И покидать Морок они не могут. Или я настолько пропитался им, что стал его частью? Или у меня галлюцинации от перенапряжения и отсутствия выпивки?

Одиннадцать, если не считать южанина. Три мушкета, четыре арбалета, у остальных мечи, кирки и молоты. Никаких доспехов. Видимо, южанин собирал команду впопыхах. Значит, он тут один-одинешенек.

Двенадцать против одного.

Дрянной расклад.

Как правило, я не дерусь, когда у противника явный перевес, не ввязываюсь в безнадежные драки. Ясное дело, нападать одному на дюжину – чистое самоубийство. Но на моей стороне Морок – вернее, его часть внутри меня. И еще кое-что.

Во-первых, я прихватил пару сюрпризов из дома Тноты. А во-вторых, толпа рядом с единственной узкой дверью – отличная мишень.

Я дважды затянулся и приложил цигарку к фитилю. Темноволосый что-то кричал про выходить безоружным, но мне было не до того. Я напевал себе под нос давнюю мелодию, которую леди Довара играла на виоле. С тех пор будто целая жизнь миновала, но музыка эта осталась со мной. Шипящие фитили оказались неплохим аккомпанементом. Когда они почти догорели, я вышиб ногой окно. Чуткий Тнота мгновенно плюхнулся наземь, а я швырнул гранаты на улицу и прикрыл уши.

Гранаты чертовски громкие. Они производят тучу стремительного железа, дыма и мясных ошметков. Две гранаты производят этого вдвое больше.

Я вернулся с галереи в дом. Снаружи все заволокло белым пороховым дымом и кислой вонью взрывчатого порошка. Пригнувшись, я выскочил на улицу. С шорохом выскользнул из ножен драджевский меч – не деликатный инструмент благородной дуэли, где покалывают и потыкивают, а тесак, рассчитанный на разрубание хребтов.

Я скользил сквозь дым, словно призрак. Бо´льшая часть незадачливых охотников валялась на земле – разорванные на куски либо изувеченные и оглушенные. Какие-то бедолаги выли, прижав ладони к ушам.

Легкая работа. И грубая – бей так, чтобы обездвижить, не дать выстрелить. Отрубай ноги, руки. Не давай лезвию застревать между ребрами или в кишках. Пусть недоумки валяются и воют. Оглохшие, ослепшие в плотном облаке порохового дыма, они не понимали, где друг и где враг. Мне же понимать не требовалось. Просто руби все, что движется. Ошалевший от страха копатель замахнулся топором. Я легко уклонился и рассек болвана надвое. Солдатка замахнулась сломанным мушкетом как дубиной. Отбив удар, я снес дуре голову.

В драку полезли лишь немногие бандиты, и никто из них драться не умел.

По всей улице жители захлопывали ставни, щелкали задвижками, выключали свет. Зеваки торопились убраться подальше. Мертвые валялись, умирающие пытались шевелиться, подняться, держась за стену, или хотя бы сесть. Но вскоре, один за другим, затихли и они.

Дым рассеялся. На улице остались только я, весь заляпанный кровью, да черноволосый южанин, прятавший глаза за темными стеклами.

Он осмотрел ошметки банды и сказал:

– Надо же. Это Морок сделал тебя таким чудовищем, а?

Затем приставил ствол кремневого пистолета к затылку Тноты. Южанин говорил спокойно, даже равнодушно. Похоже, резня его нисколько не тронула.

Тноту перекосило. Зря боишься, дружище. Твои мозги останутся в голове. Ты сейчас – главный козырь в переговорах. Если бы южанин хотел стрелять, он саданул бы в меня.

По клинку текла кровь. И по руке тоже. Горячая. Моя.

Меня подстрелили? Да, точно, в груди засела арбалетная стрела, а я и не заметил.

Не сводя глаз с южанина, я попытался выдернуть стрелу из левой грудной мышцы. В мерцающем фос-свете кровь на замызганной, некогда белой рубахе казалась синей. Древко при рывке обломилось. Хм, почти не больно. То ли я настолько взвинтился, то ли это был очередной подарочек Морока. Он меня приспособил и к своим бурям, и к ядовитым тварям. Такого, поди, прикончи.

Наконечник стрелы неприятно скреб по ребру при каждом движении.

– Морок всех делает чудовищами, – буркнул я. – Ты хочешь что-нибудь сказать напоследок?

И отшвырнул мокрое от крови древко. Южанин спокойно и ловко подхватил его. Я не испугал врага, но заставил задуматься. Стоит ли стрелять? Ведь я не обращаю внимания на засевшее в груди железо. А вдруг я – бессмертный? С одной стороны, после выстрела в голову трудно остаться живым, с другой – кто меня знает. В любом случае, это не будет выстрел в упор, и если я подберусь к нему с мечом, дело примет скверный оборот.

Но какой, однако, щеголь: стройное тело, длинный кафтан сшит точно по фигуре, рубашка кружевная. Темные очки, хотя на дворе стоит ночь. Вьющиеся волосы, смазанные маслом, спадают ниже плеч, на коже – бронзовый загар.

– Ты явился с побережья? – осведомился я. – Неужели с Пайра? Похож на тамошних. И акцент тот самый. Чего же ты хочешь? Учти, прикончить тебя – раз плюнуть. Вон сколько падали на улице. Вряд ли ты притащился из-за личной ненависти ко мне.

Темноволосый молчал – взвешивал шансы. А пистолет у него недешевый, с отличным кремневым замком. И кафтан недешевый, и меч на боку. Профи – все хоть и щегольское, но практичное. Я шел по кругу, он тоже двигался, заслоняясь Тнотой.

– Тяжело тебя выслеживать, – сказал южанин.

– А главное, не слишком разумно, – добавил я и указал на куски мяса, бывшие прежде бойцами незнакомца.

Некоторые куски еще шевелились и стонали, но все тише и слабее.

– Выглядишь будто тварь из Морока. И как же ты сделался таким монстром, а?

Ха, он выжидает. Может, надеется, что я потеряю много крови и боевой настрой, сомлею. Разумно. Профессионально. Однажды драдж всадил мне в печень стрелу. Я ее выдернул. Рана заросла, не осталось и шрама.

– Время меняет всех, и не только снаружи, – равнодушно заметил я. – Мне, например, теперь удается прочесть чужие мысли.

– В самом деле?

Он повернул Тноту ко мне. Тот упорно смотрел в землю. Молодец, не хочет отвлекать меня, спокойно терпит боль и страх. Хотя, наверное, готов обгадиться от ужаса. Южанину достаточно двинуть пальцем – и конец игре.

Темноволосый отступил на шаг, потянул Тноту за собой.

– Ладно, читатель мыслей. И о чем я сейчас думаю, а?

Я слегка переступил, чтобы удобнее было сорваться с места.

– Во-первых, ты надеешься, что дыра в груди меня замедлит. Но она не замедлит. Во-вторых, думаешь, что успеешь всадить мне пулю в голову, когда я побегу. Ты же так хорошо стреляешь – не видывал стрелка лучше. Ну и как, угадал?

– Все верно, – южанин по-лисьи ухмыльнулся. – Я сшибаю сокола в пике.

Я кивнул, будто обрадовался своей правоте.

– Не сомневаюсь. Но ты видел, что стало с твоими наймитами. Да, ты понимал: они меня лишь остановят. Максимум подранят, если повезет. Но тебя изумила та легкость, с которой я их искрошил. Посмотри на себя. Весь взмок, хоть и держишь в руке пистолет. Ты же надеялся встретить изувеченного отравой пьяницу с полтинником за плечами. А мне плевать на дыру в груди. Ты думаешь – как такое возможно и отчего те сволочи тебя не предупредили.

Темноволосый крепче обхватил Тноту, сжал губы.

– Ну что, это ли в твоей башке?

– Мы сейчас уйдем, а ты останешься здесь.

– Нет, останешься ты, и скажешь, кто послал тебя, – отрезал я. – Отделаешься увечьями. А если ответишь на все вопросы, то, может, даже сохранишь сустав-другой.

Он снял темные очки. Глаза у него были цвета моря, и свет играл в них как набегающая волна. Южанин оглядел мою загрубелую, отливающую металлом шкуру, сверкающие глаза, черные прожилки, ветвящиеся под кожей, будто обсидиановые нити.

Он не боялся, но тщательно взвешивал шансы. И правда, профессионал. Мне очень хотелось подойти, принять пулю и свернуть ублюдку шею. Но Тнота, бедняга, и так уже настрадался.

– Может, тебе спросить хозяина, а? Конечно, если он проснется.

Я скрипнул зубами, стиснул рукоять, стряхнул с лезвия кровь.

– Ты ведь не можешь читать мысли, – продолжил южанин. – Хочешь знать, как я догадался, а?

– Просвети же меня.

– Если бы ты мог, то знал бы про пару моих людей на крыше, – улыбаясь, сообщил он.

Не сумев себя побороть, я скосил глаза в сторону бара. Южанин, разумеется, тут же выставил пистолет над плечом Тноты и начисто снес бы мне голову, если бы Тнота не отпихнул его. Пуля царапнула щеку, распорола ухо. Я уже спокойней посмотрел на крышу и увидел двоих стрелков с мушкетами и дымящимися фитилями. Присел, неуклюже перекатился. Мушкеты рявкнули, возле меня взметнулись фонтаны пыли.

Тнота был уже в безопасности. В движении я выдернул пистолет бармена, прицелился и выстрелил. Увы, соколов в пике мне не сбивать – пуля лишь высадила оконное стекло. Южанин кинулся к лошади, вскочил в седло и мгновенно исчез в темноте.

И тогда на меня, наконец, накатило. Сердце затрепыхалось в груди, застучала в ушах кровь. Я птицей взлетел на галерею, но стрелявшие, видно, решили не дожидаться проблем и растворились в ночи.

Тнота быстро пришел в себя, развязал Гиральта, и они обнялись так крепко, что, казалось, слились в одно целое. Мне от этой радости не перепало. По сути, именно я чуть не угробил их. Шесть лет в Мороке, а дела мои все еще тянутся за мной и увечат друзей. Нельзя, чтобы друзей увечили. И чтобы они путались под ногами – тоже.

Дальше придется действовать самому.

Загрузка...