…Телефонный звонок. Всего-навсего телефонный звонок! И не надо так вздрагивать — всем телом, одной жестоко бьющей волной, растекающейся от напряженного позвоночника и оставляющей вибрации в кончиках слишком слабых от внезапного ужаса пальцев. «Спокойствие, только спокойствие!» — как говаривал один мудрый человечек с пропеллером на штанишках. Кстати, знаешь, что было, когда Карлсон надел свои штанишки наизнанку? Да, знаю: так была изобретена первая мясорубка!
Только дорассказав самой себе старый анекдот до конца, Вероника встала с постели и пошла в коридор к телефону. Испугалась она потому, что часы показывали ровно 3:00, а звонки в такое время всегда выбивают почву из-под ног. Впрочем, анекдотец, как всегда, помог. Приемчик срабатывал каждый раз, когда Вероника, встрепенувшись от визга автомобильной сигнализации, внезапно хлопнувшей от сквозняка двери, резкого визга соседского мальчишки или, как сейчас, телефонного звонка, пыталась утихомирить разбуженные страхи. Вероника помнила огромное количество старого смешного хлама, но особенно она любила анекдоты «про девочку». Ну, эти, знаете: девочка бьет огромной палкой собаку, проходящий мимо возмущенный мужчина говорит ей: «Девочка, ты, что же, собак не любишь?», а милое создание отвечает, поигрывая дубиной в ручонке: «Да я и людей не очень…»
Особенно едкую остроту анекдотам «про девочку» придавало то, что девочкой Вероника представляла себя. Ходит вот такая девочка с белыми бантами, люди смотрят на нее, воображая себе ангелочка с чистой детской душой, и понятия не имеют, что за монстр сидит в ее душе. Так и Вероника: золотые локоны до плеч, улыбка на все тридцать два зуба, летящая походка, а в сердце глубокие сумерки, полные призраков прошлого.
От этого самого прошлого, оставившего ей такое мрачное наследство, Вероника спасалась бегством уже долгие годы. Она неутомимо и методично увеличивала километраж расстояния от себя до этого проклятого прошлого. Но Земля — планета круглая, сколько ни беги, а назад вернешься. И однажды Вероника действительно вернулась, рассудив, что самое спокойное место — в воронке от взрыва. Она верила и не верила в полное избавление для себя. Точнее сказать, она хотела верить в то, что видела своими глазами, но какому из своих пяти чувств можно доверять, когда речь идет о НЕМ?
Из сонмища кошмарных призраков Вероники особенно часто и страшно пугали ее два. Первый касался ее самой и, каким бы отвратительным и угрожающим ни казался его облик, Вероника с ним справиться могла. Ну, не справиться, так загнать шваброй под кровать! Через недельку-другую его мерзкая рожа снова высовывалась из пыльного угла, начиная нашептывать разные гадости:
— Ты, Вероника, сама знаешь, в чем примочка! Ты ведь не спрячешься, не сможешь! Ничего у тебя не получится. Ищи того, кто виноват! И знаешь, где ты его найдешь? В СЕБЕ!
— Вот уж нет! — отмахивалась Вероника, пряча за спиной стиснутые в кулаки побелевшие пальцы.
— Все в тебе! Разве тебе не нравилось? И он сам тебе нравился. И знаешь, чем именно? Своей темной стороной! Ты балдела от его наглости, от его силы, от его иезуитских выходок. А в постели? С кем тебе было лучше? Ни с кем! И знаешь, почему? Потому что он умел довести страдание до оргазма!
— Нет, нет, — куда-то пряталась небрежность, забывались анекдоты, призрак рос на глазах, закрывая собой весь белый свет. Вероника лепетала, утирая пот со лба: — не нравилось, нет, нет…
— Нравилось, нравилось, нравилось!!! — вопил мерзавец.
Вероника закрывала ладонями уши, сгибалась пополам и, дойдя до абсолютного нуля отчаяния, вдруг взрывалась злостью:
— Пошел ты в задницу! Пошел он в задницу! Нравилось — не нравилось! Было — не было! Сейчас не нравится! А ты — заткнись и убирайся!
Яростно шипя, Вероника гнала своего мучителя как можно дальше, вглубь, туда, где совсем темно и где его не будет видно. Под напором ее свирепых атак призрак сдавался и прятался. Вот так! Еще высунешься — еще получишь!
Со вторым своим монстром Вероника воевала не так победоносно. Да и был он такой тихий, выжидающий, хитренький. Сидел себе молча, не высовывался, на глаза не лез. Но он всегда был с ней. «И мой сурок со мной!». Встаешь утром — первая мысль о Димке, а, значит, молчащий сурок приоткрыл левый глаз. На работе какой-то простой — вспоминаешь Димку, что он сейчас поделывает в деревне, в захолустье? Играет во дворе с рыжим псом Марсиком, хреновым сторожем бабулиного дома и отличным приятелем шестилетнего пацана? Побежал с мальчишками к речке, куда сливает свои отходы Гродинская птицефабрика и где воняет пометом и комбикормом так, что хоть нос затыкай? Как ты поживаешь, мальчик? Как ты там, сынок?
И лишь задумаешься об этом — нате вам, пожалуйста! Сурок открывает и правый глаз. Он, конечно, молчит, но тревожно, тревожно от этого молчания и Вероника ясно понимает, что оно таит. Оно таит знание, вполне научное знание из области генетики, из главы про наследственность, про склонности, которые передаются от отца к сыну. Про то, что склонности эти, характер и привычки перевоспитать, изменить, избежать невозможно.
В голове Вероники прочно засел рассказ одной знакомой женщины, матери взрослого сына. С отцом этого сына женщина развелась пятнадцать лет назад, и с трехлетнего возраста мальчик папу не видел. Развод случился по причине ужасного, несносного и непереносимого поведения мужа. Причем речь шла в основном о его бытовых привычках. Например, дорогой глава семейства мылся лишь раз в две недели, его манера разбрасывать свои вещи каждый день по всей жилой площади тихо сводила жену с ума. Обязанности по дому он считал исключительно женским проклятием, как роды в муках, поэтому помощи никогда не предлагал. Зато любил посидеть вечерком с бутылочкой пивка в компании друзей, причем супруга должна была накрыть на стол, демонстрируя тем самым глубокое свое уважение к мужу и его собутыльникам. К чудесным своим качествам муж плюсовал полную неспособность обеспечить семью материально и вспыльчивый злопамятный характер.
Словом, разведясь с этим милым человеком, знакомая Вероники вздохнула с облегчением. Шли годы, сын рос и постепенно, к ужасу своему, мать начинала угадывать в нем фамильные черты своего незабвенного супруга. Мальчик буквально до мелочей повторял поведение отца: он не любил мыться, разбрасывал свои вещи, ленясь убрать их на место, ни к каким хозяйственным делам сам интереса не проявлял, а если мать пыталась заставить его вынести мусор — дело доходило до скандала. Как только ребенок немного подрос, его стали замечать в компаниях старших приятелей, пристрастивших мальчика к генетически предопределенным ему запретным плодам: алкоголю и сигаретам. Подросток научился хамить, стал неуправляемым, к матери относился как к кухарке и прислуге. Взрослый сын стал полной копией своего отца, исчезшего из его жизни, но оставившего своему ребенку полную и непреложную инструкцию поведения, записанную в хитро закрученной спирали ДНК.
Рассказ знакомой вспоминался не безосновательно. Каждый раз, после недельной разлуки, подхватывая Димку на руки чтобы зацеловать и защекотать, Вероника чувствовала, как набегает на ее лоб быстрая тень. Ребенок, с каждой неделей, становился все больше похож на своего отца. И даже не столько внешне — у мальчишки были светлые волосы матери и ее широкая белоснежная улыбка — сколько по натуре своей. Вероника, взглядом полным тревоги, замечала это в Димкиной ненасытной жажде лидерства и в его умении умно соврать, когда это выгодно. Впрочем, будем объективны: мальчик был добрым, открытым и ласковым…
Кстати, а может, и некстати вовсе, Вероника разгоняла облака опасений анекдотиком про мужика, бродящего по птичьему рынку с медведем на цепи и ищущего «того гада, который ему в прошлом году продал этого хомячка!»
Такие вот теперь были в жизни Вероники монстры, сурки-хомячки! Но реалии своей жизни Вероника воспринимала вполне терпеливо. Навсегда избавиться от прошлого не получится никогда. Реальнейшее подтверждение тому то, что все мужчины в ее жизни, так или иначе, похожи на него. И вроде бы сначала Вероника не видела ничего общего между своими избранниками, но потом убеждалась: у Николая его глаза, у Анатолия — его фигура, а у Романа — в точности его интонации и смех. Это неизбежно, но не смертельно. Главное, что у нее есть эта жизнь, и есть Димка. Моя жизнь и мой Димка! И пока все так, как есть — никакие монстры меня не достанут.
…Началось все давно, в школе. Игорь Веронику вычислил сразу: красивая девчонка, отличница и звезда школьного хора. Такая ему и нужна была, потому что он любил, чтобы ему доставалось все самое лучшее. Сам Игорь, по воспоминаниям его бывшей одноклассницы и подруги, тоже был звездой в своем роде: в гомонящем перед началом урока классе на несколько секунд повисала тяжелая пауза, когда входил этот невзрачный на вид паренек. Взгляды ребят невольно обращались к нему, будто бы он нес им какую-то весть, определяющую их будущее на сегодняшний день. Потом школьники снова принимались за свою болтовню, а к Игорю уже спешили подойти несколько приближенных приятелей, чтобы поздороваться и обсудить свои новости. Он был лидером, формальным и неформальным, его уважали и боялись приятели. И даже учителя, ставившие ему двойки или вызывавшие родителей Игоря за ту или иную его проделку, не смогли бы поклясться в том, что не опасаются его. Объяснить свои опасения они бы не смогли. Чем же так пугал худенький подросток окружавших его людей? Дикими выходками? Вероника не смогла бы припомнить не одной. Напористым хамством? Не было такого. Игорь, вообще, ни с кем и никогда не ссорился в открытую. Да и не напугаешь российского учителя из школы, расположенной в спальном районе, ни знанием русского матерного, ни угрозами вроде: «Вы еще пожалеете, что поставили меня в угол»!
Нет, дело было в другом. Для себя Вероника точно определила, что в Игоре больше всего пугает его беспринципность. Только вот слово надо было бы подобрать другое. В сознании Игоря не просто не было запретов, барьеров, страха наказания или просто чувства вины за причиненное кому-нибудь зло. Нет! В его душе царил такой всеобъемлющий моральный вакуум, что это было заметно даже внешне. Попытавшись однажды достучаться до его чувств, до его совести или, на худой конец, до простой и грубой жалости, Вероника заглянула в пропасть, не отдающую из своих глубин даже эха.
Игорь не однажды говаривал, что если хочешь заставить кого-то сделать для себя что-то, то надо поставить этого кого-то в безвыходное положение. Говорил и делал это каждый день. Еще в школе он сумел достичь совершенства в методе банального шантажа, вынуждая своих жертв писать за него сочинения и решать для него контрольные по ненавистной алгебре. Учителя тоже попадали в оборот, стесняясь влепить заслуженный банан активному общественному работнику и такому хорошему парню, Игорю Сегаю.
Отсутствие настоящих чувств и эмоций, присущих человеку общественному и позволяющих нам шатко — валко сохранять на планете подобие цивилизации, Игорь заменял поддельными: фальшивая дружба с одноклассниками, лицемерное уважение к старшим, поддельное стремление помочь слабому и, самое для Вероники страшное, удивительно уродливая пародия на настоящую любовь.
Но она-то поняла это намного позже, чем было необходимо для собственной безопасности. Игорь постепенно, но уверенно, проникал в нее. Сначала он появился в ее сознании — остроумный, начитанный собеседник, добрый приятель, заботливый друг, ежедневно провожающий Веронику с вечерних репетиций школьного хора по темным улицам домой. Затем Игорь решительно вторгся в ее душу. Интуиция тонкого лжеца подсказала ему путь: музыка, невинное переплетение пальцев, нежный взгляд и слова, чутко подобранные к коду сердца Вероники. Имея в своем полном распоряжении все мысли и все чувства девушки, рано или поздно получишь и ее тело. Заключительный аккорд его победы прозвучал для Вероники настолько мощно, что она надолго попала во всецелую кабальную зависимость от любой прихоти своего избранника.
И если сначала Игорю приходилось время от времени освежать свое гипнотическое воздействие речами о любви, предназначении, совместных планах и прочем, то уже к выпускному школьному балу Вероника превратилась в покорную его марионетку. Именно тогда она совершила свою первую фатальную ошибку и вопреки воле родителей не стала поступать в вуз, на который была настроена с первого класса, а просто пошла работать в парикмахерскую.
Зачем это надо было ее возлюбленному? Все очень просто: в институте Вероника стала бы общаться с умными, образованными людьми, в среде студентов, обладающих самостоятельным мышлением и склонностью к личной и ментальной независимости. Умники испортили бы куклу Игоря, заразив ее глупостями и предрассудками. А вот в парикмахерской, среди недалеких девушек, профессионально интересующихся только тем, что у вас на голове, но ни как не тем, что находится под прической, Вероника могла без угрозы оставаться такой, какой хотел ее Игорь.
Родители были в ужасе от поступка своей девочки и лицемерный Игорь полностью их поддерживал. Он обещал Тарановым — старшим, что уговорит непутевую их дочь попытаться поступить в вуз на следующий год. Под этим соусом он сумел провернуть одну из своих многочисленных афер. Когда пришло время подумать о поступлении, Игорь, которому родители Вероники наивно доверяли, убедил их отправить дочь получать высшее образование в столичный вуз. Он пообещал поехать с девушкой и позаботиться о ней вдали от отчего дома. Тарановы безмерно обрадовались такой чудесной идее и такому ответственному помощнику. В мае Вероника и Игорь отправились «покорять Москву». Родители Вероники оказывали активную материальную поддержку этой экспедиции.
О том, что их дочь и не пыталась сдавать вступительные экзамены, Тарановы так и не узнали. В конце лета неожиданно умер Никита Витальевич, а через пару месяцев скончалась от сердечного приступа и его, не сумевшая справиться с горем, жена. Вероника похоронила родителей, а Игорь позаботился о наследстве своей невесты. До сих пор Вероника не знала, на что пошли вырученные за продажу квартиры деньги. Они вернулись в столицу, где у Игоря были неотложные дела.
В Москве Вероника впервые стала помогать своему возлюбленному. Первый раз Игорь ласково попросил ее якобы случайно завязать знакомство с одним нужным ему человеком, а потом, тоже случайно, свести этого человека с ним. Вероника легко справилась с первым заданием и получила следующее: изобразить секретаря Игоря в арендованном им офисе. Что там он мутил, Вероника тогда не поняла. Сообразила только позже, когда схема действий афериста повторилась, а сам он был уже не столь скрытен. Игорь просто и нагло облапошивал богатых бизнесменов. Сначала он выбирал жертву, собирал информацию о размере капитала, состоянии дел, а так же кое-что из биографии. Потом засылал Веронику и «непреднамеренно» знакомился с потенциальным клиентом, представляясь управляющим какого-нибудь благотворительного фонда. Потом начинал, собственно, работать. В первом случае, например, Игорь таскал своего нового знакомого по детским домам и рассказывал, что фонд собирается сделать для бедных брошенных малюток, как только у этого фонда появится добрый и щедрый спонсор. Аферист чудесно знал, что клиент и его супруга давно и безрезультатно лечатся от бесплодия, тщетно пытаясь произвести на свет наследника состояния. Брошенные малютки задевали ноющее сердце несостоявшегося отца, он обещал деньги, чтобы помочь детям. Обещал и давал. Другие попадались на «строительство Храма для жителей убогой деревеньки», «на организацию детского футбольного клуба», а один банкир даже спонсировал «гениального ученого, сумевшего изобрести машину времени, но не имеющего денежных средств для ее испытаний»! Иногда для подписания нужных бумаг требовалось изобразить солидный офис с красивой секретаршей, иногда толстые пачки дензнаков передавались на благое дело без соблюдения формальностей. Так или иначе, но Игорь, с посильной помощью Вероники, сумел снять сливки целых четыре раза. У него хватило ума исчезнуть из столицы раньше, чем обман раскроется.
Затем были гастроли по городам и весям нашей Родины и Вероника снова изображала самых разных персонажей. Игорь постепенно наглел, он организовывал все новые трюки и мошенничества, не ограничивая себя в средствах достижения желаемого результата — хрустящей пачки денег, толстой и желательно зеленой. Позже Вероника поняла, что именно это разнообразие методов, а также воспетое Ильфом и Петровым уважение к Уголовному кодексу и великая осмотрительность в выборе помощников позволяли ее изобретательному другу выходить сухим из воды. Он почти никогда не повторялся.
Одна из запомнившихся Веронике авантюр была прокручена, наверное, в 2000 году. Да, точно! Тогда модно было такое словечко: «Миллениум». Неважно, что оно означало, важно, что все от баров до презервативов называлось «Миллениум». Сегай считал, что приятность зиждется на ассоциативном созвучии с названием известного транквилизатора. Вот и Сегай организовал фирму «Миллениум», не без ехидства предложив такой рекламный слоган: «Спи спокойно, дорогой товарищ!». Торговать он взялся шведской сантехникой, поставки производились только оптом. Сегай изображал директора, Вероника — мелкого, но обаятельного менеджера. Офис они арендовали не слишком большой, основное внимание уделялось внешнему виду помещения: мебель из натурального дерева, сверкающий паркет, модная оргтехника и масса буклетов, проспектов и плакатов малоизвестной в России шведской унитазовой фирмы с ужасным и в написании и в произношении названием. Основной «фишкой» всей этой бутафории был огромный монитор, стоящий на столе директора. Всякий, кто заглядывал в этот монитор, а пройти мимо было невозможно, видел такое изображение: огромное суперсовсременное, светлое и просторное помещение склада фирмы «Миллениум», снующие на втором плане автокары, перевозящие коробки с фирменной сантехникой, рабочие в украшенных логотипами шведской фирмы комбинезонах. Все улыбаются.
Однажды появился тот, кого в «Миллениуме» очень ждали. Это был директор крупной строительной фирмы, привлеченный телефонным предложением Вероники. Нужны ему были голубые качественные унитазы для строящегося элитного хауса, причем (вы же понимаете!) подешевле. Именно такие он в «Миллениуме» и обнаружил. Унитазы были великолепны! Просто хотелось сесть и… Включив воображение, можно было бы также заметить: они больше напоминали сказочных лазоревых лебедей, нежели предметы гигиены. К тому же цена… Да еще и скидка покупателю большой партии…
— Мы только выходим на рынок, — поясняла Вероника всю эту щедрость. — Нам очень нужны клиенты!
Директор строительной компании интересовался, а есть ли в наличии достаточное количество голубых лебедей прямо сейчас?
— Минуточку, — Вероника дарила посетителю самую сладкую из своих улыбок, подходила к столу директора, который сегодня был в отъезде, набирала короткий, видимо внутренний, номер телефона. На чудо-мониторе возникало приветливое лицо мужчины в рабочей куртке с логотипом унитазовой компании. — Станислав Семенович, — обращалась к нему менеджер по телефону, — какая партия у вас на складе?
Мужчина что-то отвечал в трубку, Вероника кивала.
— Вы с ним говорили? — Спрашивал оторопелый директор, указывая на монитор.
— Да, у нас постоянная видеосвязь со складом, — небрежно поясняла Вероника. — Он-лайн, интернет.
— А-а! — Уважительно кивал ошарашенный директор.
Потом привлекательная Вероника заключала привлекательный договор. Клиент уезжал радоваться удачной сделке и рассказывать знакомым об удивительных технических новинках фирмы «Миллениум». Откуда было знать бедняге, что монитор показывал всего-навсего видеоролик, который Сегай раскопал в Интернете. Приветливый мужик в робе с логотипом и телефонной трубкой просто зачитывал рекламный текст, но так как звук был отключен, выглядело это как разговор в прямом эфире.
На следующий день строитель перезванивал Веронике, но трубку брал сам Сегай. Клиент просил уточнить банковские реквизиты «Миллениума», поскольку в договоре были указаны явно неверные цифры. Сегай довольно грубо заявлял, что о договоре, заключенном его менеджером Вероникой понятия не имеет и все горшки уже проданы. Директор начинал возмущаться, отстаивая свои законные права. Сегай грубил ему и бросал трубку. Клиент пребывал в ярости до самого вечера, а часов в шесть ему звонила прекрасная Вероника. Она почти плакала, ужасно переживала и оправдывалась как могла. Припомнив внешний вид незадачливого менеджера, клиент немного смягчался. Тогда Вероника, в качестве компенсации, предлагала последний возможный вариант сотрудничества:
— Вы, конечно, откажетесь, — говорила она, все еще всхлипывая, — но я должна предложить вам хоть какой-нибудь выход! Мне удалось уговорить директора на такой вариант… Вам он, конечно, не понравится, но другого просто нет. Мой директор согласен продать унитазы вам, а не тому, кому он обещал, но только если вы согласитесь привезти деньги наличкой. К тому же, на наличную предоплату у нас еще пять процентов скидки. Я понимаю, вам такое не подходит, но…
Директор соглашался не сразу. Но все-таки скидка… И товар приличный…. И девушку жалко — она так старается!
Деньги прибывали в офис «Миллениума», Вероника снова разговаривала с приведением в фирменной робе.
— Ну вот! — Радостно говорила она. — Ваша партия уже готова к выгрузке. Завтра можно получить.
В этот момент обычно появлялся Сегай. Директор немного напрягался, но телефонный грубиян рассыпался в извинениях и предлагал обмыть сделку где-нибудь на природе. В результате, компания ехала отдыхать в ресторан под открытым небом, Вероника кокетничала с клиентом, все напивались…
Наутро у директора с похмелья трещала голова, телефон офиса «Миллениума» не отвечал, а по адресу склада располагался захламленный отбросами спального района пустырь.
Частенько Вероника участвовала и в махинациях с машинами. На авторынке Сегай появлялся вместе со своей «молодой женой». Новобрачные подбирали жертву и начинали прицениваться к товару. Тут вся хитрость была чтобы найти машину по цене, совпадавшей с суммой, заранее переведенной на банковскую пластиковую карточку. Потом «муж» осматривал выбранный автомобиль, а «жена» болтала без умолку. Ой, да мы только неделю назад поженились! А нам вот родственники подарили пластиковую карточку! Ага, вот эту и здесь деньги на машину! Мы так хотим купить вашу! Она такая красивенькая! А расплачиваться мы будем карточкой. Так удобнее — возьмете ее и не надо будет наличные деньги с собой таскать, тем более, что вечер скоро, опасно. Если сомневаетесь — давайте съездим в банк, на банкомате проверим, что все честно! А заодно и тачку на ходу проверим!
Продавец соглашался «прокатиться» и убеждался в подлинности карточки «молодоженов». На глазах продавца авто Игорь с недовольным видом отбирал у «супруги» кусочек пластика и клал ее в свой карман. Она так размахивает карточкой, что рано или поздно потеряет. Затем продавец и покупатель, довольные друг другом, били по рукам и отправлялись к нотариусу оформлять сделку, в результате чего Игорь получал ключи от машины и техпаспорт, а продавец — обещанный пластик.
Потом Вероника радостно пищала: «Скорей, скорей! Надо показать машину маме!» и «молодые» испарялись. Через некоторое время прохожие, идущие мимо банкомата с удивлением наблюдали, как приличного вида человек лупит по автомату кулаком, ругается и рыдает от злости. Ясное дело, пластиковая карточка волшебным образом оказывалась фальшивой.
А «молодоженам» надо было удрать до того, как обман раскроется и еще очень быстро избавиться от «купленной» машины, но Вероника отмечала про себя, что именно эта рискованность ее любимому и нравится больше всего. Казалось, он вожделел именно денег, но, одновременно, он хотел получить их немного рискуя, чуть-чуть играя, приплясывая на самой грани фола, смеясь и уворачиваясь от падения. И многое со временем выяснялось в характере Игоря и все выясненное тяжким грузом ложилось на душу Веронике.
…Чуть позже парочка осела в одном заштатном городке, чтобы наладить производство пищевых добавок. Дело принесло неплохие барыши, но Игорю было скучно. Он продал налаженное производство и снова они колесили в поисках чего-то, что могло бы не только наполнить их карманы, но и утолить жажду афериста.
Что заставляло Веронику участвовать в авантюрах любовника? Она не смогла бы вам сказать. Она и себе не могла сказать. Ни тогда, ни сейчас. Он распоряжался — она делала! Ей было важно, что когда комбинация складывается согласно прожектам Игоря и завершается удачей — Игорь весел, ласков и нежен. После удачных дней он дарил Веронике красивые дорогие вещи, которым она была большая ценительница. Но это было только приятным дополнением к ощущению своей нужности любимому. А вот если случается прокол или накатывает на ее любимого тоска, как было с производством пищевых добавок — он становится таким непереносимо чужим и отстраненным, что становится страшно от одиночества и пустоты.
И потом, утешала себя Вероника, Игорь никогда не причинял своим жертвам большего вреда, нежели изъятие денежных сумм. И разве все эти несчастные облапошенные не были виноваты сами? Они так просто поддавались на простейшие фокусы Сегая, так откровенно давали себя надуть, пялясь на прелести Вероники! Лично ей самой казались омерзительными похотливые взгляды мужиков. У всех у них есть жены, любовницы, женщины, которые терпят их ежедневные капризы и стирают их вонючие носки. Разве нельзя быть немного благодарнее к ним и не выпучивать зенки на молодое мясо?!
Подавленная порядочность, изначально свойственная натуре Вероники, время от времени начинала поднимать голову и вышептывать неприятные свои суждения об образе жизни и характере деятельности невольной мошенницы. Однажды, и это было нелегко, совесть повелела Веронике воспротивиться указаниям любовника. Как раз дела у него пошли неважно, обычные методы поизносились, новые не желали приносить прогнозируемого эффекта. Время было как раз накануне очередной денежной реформы. Сегай решил воспользоваться этим обстоятельством, чтобы примитивно подзаработать. Придуманная им афера казалась ему самому слишком пресной и Игорь решил, что ее будет реализовывать покорная марионетка Вероника. Он изложил ей алгоритм поведения и с удивлением услышал тихое «нет». Игорю показалось, что он чего-то не понял и это вот шуршащее «нет» касается лишь детали придуманного плана. Однако Вероника наотрез отказалась выполнять команду.
— Я не буду обманывать стариков, — сказала она очень неуверенно, будто двоечница у классной доски, — никогда я не возьму у них деньги, отложенные на похороны да еще смеяться над ними, подсовывая фальшивые купюры с надписью «тысяча бабок». Так делать нельзя…
Сегай не был таким уж примитивным дураком. Поэтому бунт на корабле не разозлил его, а дал пищу к размышлениям. Пока в его темной голове крутились его ясные мысли, Вероника сидела, сжавшись в углу дивана, не смея ни уйти, ни закурить. Теперь она испытывала самый настоящий ужас. От его молчания, от взгляда в сторону, оттого, что он не обращал внимания на вопящий какую-то попсовую бурду приемник. Она предчувствовала, как он повернет к ней холодное лицо, а потом скажет слова убивающие наповал. Какие это слова? И на этот вопрос не было у Вероники ответа, как не было точного представления, чего же она боится на самом деле.
В самой глубине души она не верила в то, что Игорь способен причинить ей боль или даже убить ее. И пока не поверила — оставалась с ним. Но ее не могло не пугать отсутствие элементарных ограничителей в его личности. Да, пока он обходится в своих делишках без насилия, без кровавых расправ и похищений детей. Но однажды станет не хватать уже не денег, а адреналина…
Тот, первый раз, Веронике ее ослушание сошло с рук. Сегай больше не возвращался к отвергнутой ею теме. Вскоре он придумал новую фишку, давшую ему шанс подзаработать и поразвлечься. Он абонировал почтовый ящик и напечатал в газете бесплатных объявлений следующий текст: «Дорогие женщины! Косметическая компания «Тити твисти» набирает моделей для рекламы своего товара: уникальных элитных средств ухода за бюстом. Возраст и размер бюста значения не имеет. Зарплата модели — от 10 000 у.е. за фотосессию. Для участия в конкурсе пришлите фото своего обнаженного бюста, свои биографические данные и 1000 рублей для оформления заявки на участие в конкурсе. Адрес: г. Екатеринбург, а\я…».
После этого аферисту оставалось только и дел, что извлекать из конвертов наивных претенденток замусоленные сотки, мятые пятисотенные и свежие тысячи, высланные простушками — гризетками, мечтающими стать высокооплачиваемыми моделями. Повеселился Сегай и над фотографиями бюстов, ибо присылались самые разнообразные несуразности: от изображения груди, без признаков половой принадлежности, то есть при полном отсутствии искомого бюста, до семейного фото с расплывшейся мамашей и ее пятью чадами, причем мамуля бесстыдно выставляла в объектив свои обнаженные гигантские молочные железы, видимо гордясь объемами произведенного количества молока, позволившими выкормить пятерых предъявленных деток.
Занимаясь этой веселой проказой, Игорь, казалось, позабыл о Вероникином самовольстве. Он никогда не напоминал ей об этом ни словом, ни взглядом. Наказание заставило себя ожидать и от этого произвело намного более сильное впечатление, чем если бы последовало непосредственно после проступка.
В тот день Игорь проснулся раньше обычного и объявил:
— Мне срочно нужны деньги!
— Почему так срочно? — спросила сонная Вероника. Она бы и не спрашивала, зная, что скрытный Сегай все равно не ответит, но так не хотелось вставать! А Игорь, конечно, затребует кофе, а потом — завтрак и чистую рубашку, и будет долго искать носки, так что подъем был неизбежен.
— Потому что надо! — услышала она прогнозируемый ответ. — И тебе есть дело, вставай!
Она лениво потянулась, поднялась с постели, спустила с плеч бретельки шелковой ночнушки, скользнувшей вниз по гладкому телу, и переступила через атласный ворох ткани, выходя из него, как Афродита из морской пены. Ей было немного не по себе от мысли о новой авантюре. Вроде бы, давно пора привыкнуть ко всему, но каждый раз, стараясь угодить Игорю, она словно бы становилась себе на горло. И только в последнее время Вероника стала замечать едва различимые, но, тем не менее, удивительные перемены: маленький огонек азарта, слабое, но явное ощущение своего превосходства над одураченным ею простаком, какой-то постыдный, неведомый доселе кураж. И, задумываясь над этими своими ощущениями, она не могла никак разобрать, было ли в ней это раньше или любовник поселил в ее существе нечто новое?
Она думала о новых своих ощущениях, и готовя Игорю завтрак, и наглаживая ему рубашку к серому костюму. Закончив обычные утренние дела, повернулась к Сегаю. Он рассматривал ее с некоторым даже интересом, словно бы читал некоторые из посещавших сегодняшним утром ее голову мыслей.
— Тебе дело такое будет, — сказал он, беря из ее рук отглаженную сорочку. — Придешь в ресторан под видом проститутки, я приглашу тебя за столик. Потом уйдешь с моим приятелем в его номер. Поняла?
— Нет…
Вероника не поняла на самом деле. Заниматься проституцией ей не доводилось. Она же любимая женщина Игоря — как же он заставит ее делать такое?! Ведь она фактически его жена! Она молчала, ожидая продолжения инструкции, чего-нибудь такого, объясняющего, что спать с этим приятелем Игоря она не будет, а… А что она будет делать?
— Тебе что-то не понятно? — Игорь прищурился. Он почти хотел, чтобы она начала возражать.
— Ты хочешь, чтобы я…
Он насмешливо скривил губы:
— А кто же? Я?
— И спать мне с ним придется?
— И спать, и есть, и все, что он пожелает! — Тон Сегая из иронического постепенно превратился в менторский. Глупо, но Веронике померещилось, что летнее солнце спряталось за тучи и в комнате стало сумрачно. А в душе — страшно. Игорь приблизил свое лицо к лицу любовницы и разъяснил: — Капризничать я не позволю! И запомни: если приятель мой останется недоволен — ты завтра же будешь на улице! Сама тогда на панель пойдешь — делать-то ничего не умеешь!
Беспомощность сковала Веронику как ледяная глыба. У нее еще осталось совсем немного гордости, чтобы не напоминать Игорю о его же собственных словах: «Я люблю тебя, я буду защищать тебя от всех!». Она только отрицательно помотала головой и тут же получила пощечину. Он бил не сильно, для острастки, но от удара ледяная глыба осыпалась острыми осколками к ее ногам и Вероника бросилась из комнаты прочь. Быстро оделась в спальне, схватила сумку со столика в прихожей и выскочила из квартиры. Игорь за ней не гнался.
Она долго бродила по городу, бесцельно слонялась по магазинам, словно в ступоре сидела на скамейке бульвара, садилась в автобус, чтобы проехать две остановки, выходила где придется и шла мимо домов. Мысли ее метались так же бесцельно. Он был прав, когда говорил, что делать она ничего не умеет, ведь образования у нее нет. А деньги, лежащие в сумочке кончатся завтра. И что же тогда? Только объявление в газете дать: «Девушка без образования ищет работу по специальности»!
Одна, совсем одна…
«Если хочешь, чтобы человек сделал для тебя что-то, поставь его в безвыходную ситуацию!»
Вечером, измученная поиском выхода Вероника, оказалась возле их дома. Постояв с минуту на лестничной клетке, открыла дверь и вошла в тихую квартиру. Как себя вести, она не знала. Извиняться ей было тошно, но раз она вернулась, значит, согласна на все. Получается, она пойдет в номер к чужому потному дяде, ляжет с ним в постель, ощутит его кислый запах, его потную кожу и при всем при этом будет играть роль шлюхи, потасканной твари, подстилки! Отвратительно до визга! Но это только один раз. Больше никогда, никогда и ни за что на свете. Вероника надеялась, что если Игорь будет всем доволен, то он будет немного мягче и ей удастся уговорить его вернуться к прежним своим махинациям, не нуждавшимся в сексуальном распятии Вероники. Один только раз она сделает это, ведь иначе Игорь бросит ее и тогда придется делать такое каждый день!
Судя по всему, Игоря дома не было. Но к лучшему ли это или же к худшему — Вероника терялась в собственных ощущениях. С одной стороны, ей бы надо отдохнуть, а с другой — поскорее закончить с выяснением отношений.
Она вошла в комнату, где, на этот раз абсолютно реально, сгустился предночной полумрак и ахнула! Везде: на полках, на ковре, на стенах висели торжественно расправленные на плечиках ее платья, блузы, юбки, сарафаны, пиджаки, брюки. Когда Вероника включила свет, она рассмотрела, что каждая вещь была располосована вдоль на мелкие полоски. Терпеливо, методично, спокойно Игорь изрезал все ее вещи. Напротив входа, к занавеси на окне, была подвешена чудесная шуба Вероники — белая норка до пят с широкими отворотами и капюшоном. Пол вокруг был усыпан белыми клочками, словно снегом. Подойдя поближе, Вероника убедилась, что шубку постигла та же самая участь, что и остальное добро!
И тогда, стоя в окружении своих изуродованных платьев, она поняла окончательно и бесповоротно: Игорь сделает с ней все, что захочет. Уговорит мошенничать, подложит под приятеля, изрежет на тонкие полоски. У него нет совести, у него нет жалости, он не способен на любовь. То, что он называет любовью — это чувство рабовладельца к своему лучшему негру. Та жизнь, в которую он вовлек ее, — это страшная воронка, медленно закрутившая Веронику по широкому кругу, плавно ввернувшая в меньший и более быстрый, затягивающая все глубже, все быстрее по траектории дьявольской карусели на самое дно, но туда, в мутный ил, упадет уже не сама Вероника, а только ее обмякшее тело.
Игорь милостиво принял ее в свои объятия, но уже на условиях беспрекословного подчинения его воле. Свои уроки он иногда повторял, так что у Вероники не осталось никаких иллюзий на тему их отношений. Больше всего она запомнила тот урок, который получила в наказание за то, что перекрасила свои светлые волосы в насыщенный темно-каштановый цвет. Ей давно хотелось сделать это, но и в голову не пришло спрашивать разрешения у любовника. Это же ее, женское дело. Когда Вероника вернулась из салона, Сегай никак не отреагировал на перемену. А утром… А утром Вероника подняла голову с подушки и в ужасе увидела, что ее волосы остались лежать на наволочке! Вьющиеся, блестящие каштановые пряди, ее основная гордость в жизни! Впечатление от этого зрелища было настолько шокирующим, что Вероника громко вскрикнула. И только тут заметила, что у двери стоит Игорь и усмехается, наслаждаясь ее страхом и растерянностью.
— В следующий раз башку отрежу! — пообещал он, выходя из комнаты.
Безысходность стала уделом Вероники с тех пор и до того момента, как ярким пламенем взорвалась машина Сегая. Но до тех пор она старалась «следующего раза» не допускать.
…Потом были незаконные операции с недвижимостью и ценными бумагами, потом — организация брачного агентства, где Вероника изображала счастливую новобрачную, вернувшуюся из чудесного дома мужа во Флориде, чтобы поблагодарить Сегая — устроителя женского счастья. Много чего еще было!
Ко времени образования брачного агентства Диме уже исполнился год. Сегай купил дом в окрестностях Гродина, города предков, и жизнь казалась по-семейному налаженной. Справедливости ради, надо было отметить, что отцом Игорь оказался замечательным. Но вскоре он сообщил подруге, что вынужден ненадолго ее покинуть. У него вырисовывались какие-то увлекательные перспективы где-то на черноморских курортах. Вероника, поглощенная материнством, и знать не знала об этих перспективах. А потом в ее красивый дом постучали люди, в чьих карманах лежали весьма серьезные документы. Они вошли в гостиную, расселись на диванах, стали задавать вопросы. Они прошлись по коридорам, поднялись по лестнице на второй этаж. Эти люди заглянули на кухню и в детскую, а, осмотревшись, извлекли ордер на обыск и вот тогда-то Веронике стало дурно от гнетущего тяжелого беспокойства. Конечно, она понимала: рано или поздно с серьезными людьми встретиться ей придется. Это неизбежно. Но она думала, что Игорь будет рядом и, как всегда это бывало раньше, ей не придется принимать самостоятельных решений. Теперь же оказалось, что она одна, в окружении деловито роющихся в ее белье мужчин.
А вопросы, которые они задавали? Вопросы пугали больше всего! Самым простым был вопрос о том, чем занимался ее сожитель в предыдущие годы. Ясное дело, бизнесом. Визитеры покивали головами и больше про дела не спрашивали. Странно, правда? Если их не интересовали эти самые дела Игоря Сегая, то что же их интересовало?
Кажется, их интересовало нечто совершенно особенное: чем, кроме бизнеса, увлекался ее муж? Не замечала ли Вероника, что он исчезает по ночам? Не приводил ли он в дом людей, одетых в черное? Не приносил ли оккультных книг о черной магии? Не видела ли Вероника у своего мужа предметов, носящих ритуальный характер?…
— Что за предметы? — Вероника совсем опешила от вопросов. Ей казалось, что это какая-то новая методика ведения допроса: заморочить голову отвлеченными вопросами, скрывая истинную подоплеку своего интереса.
Постепенно стала проясняться такая невероятная картина, такие неслыханные вещи и такое необъяснимое перевоплощение обычного афериста в сатанинского монстра, что Вероника напрочь отказалась верить всему, рассказанному ей. Никак невозможно, чтобы Игорь уехал в тот приморский городок для организации там сатанинской секты, для проведения каких-то дьявольских ритуалов на городском кладбище. А самое страшное, для совершения кошмарных, нечеловеческих зверств. Всего было обнаружено двенадцать трупов, искали тринадцатый, так как именно тринадцать — цифра сатаны. Все тела были изуродованы до неузнаваемости, причем, повреждения носили прижизненный характер. Из-за этих повреждений сумели опознать только четверых из числа жертв. Остальные восемь остались безымянными. На телах нашли вырезанные ножом символы сатанизма, имена злых духов и прочее. Кстати, шокирующая подробность: у каждого трупа отсутствовала какой-нибудь внутренний орган.
Организаторов секты вскоре вычислили. Получилось это почти случайно: родители одного молодого человека стали замечать за сыном странное: пропадает по ночам, носит только черные вещи, не разговаривает с близкими, отвернулся от всех прежних приятелей, в комнате прячет самиздатовские книжонки дичайшего содержания и плюс ко всему — ворует у родителей деньги. Мама и папа, люди образованные, многое сообразили и догадались не устраивать допросов с демонстрацией замшелого отцовского ремня и материнских неутешных страданий. Они сумели поговорить с парнем достаточно тонко и умно, потом еще и еще. Видимо, их сына самого пугало то, куда он попал, так как однажды он сам пришел в родительскую спальню и рассказал все. Все, включая ритуалы с чашами, наполненными смешанной кровью членов секты, то, как таскал деньги для уплаты «сатанинского оброка» и, наконец, убийства, в которых был вынужден участвовать, чтобы доказать свою преданность сатане. Еще парнишка сказал, что боится теперь дико, потому что его обязательно будут судить за соучастие в убийствах, но, возможно, до суда он не доживет, ибо его еще раньше убьют за предательство члены сатанинской секты.
Родители паренька пошли в милицию. Так следствие получило ценнейшую информацию. Двоих организаторов секты нашли и уже собрались арестовать, как один из них исчез. Второго, правда, взяли, но толку от него мало оказалось: без экспертизы было видно — сатанист совершенно не в себе. После суда его отправят на принудительное лечение маниакально-депрессивного психоза. Но до суда еще далеко. Следствию нужен Игорь Сегай, которому лечить психику нет никакого смысла. В качестве доказательств его вменяемости, Веронике сообщили, что ее «муж» смылся из приморского городка, как только запахло жареным, да еще и прихватил с собой «сатанинскую кассу».
Эту «кассу» тоже искали с большой заинтересованностью. Организаторам секты удалось привлечь в ее ряды отпрысков самых состоятельных семей приморского городка. Рассматривалась такая версия, что весь этот бесовской бизнес-проект был рассчитан именно на богатеньких сынков, одуревших от скуки своего беспроблемного существования. Мальчики искали опасненького, адреналинчика. Они хотели попробовать, что же это такое — вкус крови, как это — решить за другого жить ему или умереть. Они хотели ощутить разницу между мертвым и живым, холодеющим и горячим, оцепеневшим и пульсирующим…
«Они хотели перца в пресный и жирный суп своих жизней, а Сегай хотел немного навару в свою собственную кастрюльку!» — Эта мысль удивить Веронику не могла никак. Все нормально, все как всегда. Вот только эти убийства! Это страшно, страшнее всего на свете. Это именно то чего она боялась, то чего ждала.
Теперь мальчикам, членам секты, предстояло гнить заживо в тюремных камерах и ждать, пока их богатенькие папаши не натрясут из своих кошелей достаточно серебряников, чтобы нашкодившие, но такие милые, их чада вновь оказались на воле.
Через несколько часов серьезные люди с серьезными корочками в своих серьезных карманах ушли из дома Вероники, но не из ее жизни и не навсегда.
На следующий день, ближе к вечеру, зазвонил телефон. Бледная Вероника сняла трубку дрожащей рукой и услышала набор стандартных угроз в адрес Сегая, обокравшего самого князя тьмы. Звонки повторялись еще трижды. Вероника сообщила об угрозах куда следует, благо номер телефончика ей оставили. А вскоре появился Игорь. Он пришел ночью, свет велел не зажигать, по телефону не звонить. Первым делом спросил — не приходил ли кто к Веронике в последнее время? Услышав ее рассказ о посетителях с документами в красных корочках, как ни странно, усмехнулся. Потом потребовал поесть и уснул до утра. Утром велел любовнице звякнуть в милицию снова и сообщить, на этот раз, о его появлении. Сам он исчез на некоторое время.
Вероника в смертельной тоске прижимала к себе пухлого Димку, шептала ему на ухо, а себе в самое сердце, что все будет хорошо, что папа уйдет, исчезнет, пропадет из их жизни, что они ни в чем не виноваты и могут жить дальше. Она так и не решилась спросить у Игоря об убийствах. Только следила за его лицом внимательно, внимательнее некуда, пока рассказывала об обыске и о том, в чем, собственно, обвиняется Сегай — в убийствах. Следила, но ничего выследить не сумела: он был безмятежен. Что может означать такая безмятежность?
Дима заерзал на руках матери, а у дома затормозила и остановилась черная спортивная иномарка. Машина почти доставала днищем асфальта — так низко она была посажена. Ее стекла плотно чернели, но Вероника знала кто приехал и зачем. Она не ошиблась. Дверь хлопнула, на пороге возник предельно знакомый худощавый силуэт. Он велел ей взять ребенка, собрать необходимые вещи и садиться в машину. Вероника сказала «нет». Она уже и не сомневалась, что Игорь убьет ее, она только хотела просить его не трогать сына, но тут мимо их дома медленно проехала «девятка», а за два дома остановилась другая.
Сегай зло чертыхнулся, махнул рукой на стиснувшую в ужасе зубы Веронику и выскочил на улицу. Он прыгнул в свою спортивную машину, а потом случилось нечто, во что Вероника не верила до сих пор. Несколько минут черная, прильнувшая брюхом к асфальту, машина стояла на месте, будто бы выбирая направление своего пути, а потом раздался оглушительный хлопок, стеклопакеты в доме опасно дрогнули, задребезжали, и черную машину разорвало в клочья. Вероника видела столб огня, слышала визг воздуха, рассеченного отлетевшим на три метра черным капотом, ощутила запах гари, но так и не смогла осознать, что же произошло на самом деле.
Игорь погиб? Его взорвали сатанисты? Они узнали, что Сегая вот-вот возьмут и решили абортировать его до того момента, как он даст свои показания?
Ничего точно Вероника так и не узнала. Она очень опасалась, что теперь сатанисты решат взяться за нее. Вдруг они решат, что именно ей оставил Сегай украденную «сатанинскую кассу»? Но никто Веронике больше не звонил, не угрожал и со временем она стала успокаиваться. Конечно, не насовсем. Все равно чего-то ожидала и боялась, часто плакала без причины и с трудом сходилась с новыми людьми. Сегай оставил ей немало шрамов.
Ныне Вероника могла бы собой гордиться: она не позволила прошлому выкосить под корень все свои надежды и стремления. Сейчас она была на плаву — работала бухгалтером в одной преуспевающей фирме, а совсем недавно стала женой делового партнера своего работодателя. И замужество это не было ни продуманной аферой, ни чистым расчетом, ни бегством от своих монстров. Отношения Вероники с ее мужем основывались на доверии и взаимном уважении, несмотря на несколько потайных наглухо запертых дверей, за которыми пряталось ее уродливое прошлое.
…Это всего-навсего телефонный звонок! Дрожь не хотела отпускать.
«Может, это муж звонит?» — Подумала Вероника. Но пот щекочущей капелькой скатился вдоль позвоночника. Знаете, что такое щекотка? Это добыча смеха вручную… Не помогает, не помогает, не помогает!
— Да! — сказала она в трубку настолько спокойно и уверенно, насколько вообще могла произнести столь короткое слово.
— Вы любите фильмы с Арнольдом Шварценеггером? — Спросил ее совершенно незнакомый мужской голос.
Фильмы с Арни любил Сегай. У него была почти полная коллекция боевиков — от «Коммандо» до «Трминатор-3». Ника сглотнула набежавшую горькую слюну и почему-то ответила:
— Люблю.
— Тогда пересмотрите «Чистильщика»! — Посоветовал голос в трубке и отсоединился.
Найти нужную запись не составляло труда, потому что Вероника и ее муж жили в том самом доме, перед которым произошел тот памятный взрыв. Словно зомби, она прошла в гостиную, опустилась на колени перед телетумбой, в недрах которой хранились старые кассеты, почти сразу вытащила нужную и включила видеомагнитофон. Минут за пять до конца боевика, в котором губернатор Калифорнии был неотразим, Вероника начала тихо плакать.
— Он жив, — сказала она себе вслух.
И впервые за эти несколько свободных лет не нашлось анекдота в тему.