7


В последующие дни Граймс крутился как белка в колесе. Заботу о реконструкции «Маламута Приграничья» — главным образом, перевооружении — коммодор возложил на крепкие плечи Вильямса.

Сам же он сосредоточился на том, чтобы хоть как-то организовать деятельность и ознакомиться с всевозможными официальными отчетами, которые передали в его распоряжение. Как оказалось, Плесхоффу сильно не повезло. В подавляющем большинстве случаев люди, курившие «траву мечтаний» вечером или ночью, наутро не демонстрировали никаких неадекватных реакций. Кроме того, Граймс узнал, что этот наркотик действительно не вызывает физиологического привыкания. Правда, те, кто однажды пережил «полет мечтаний», как они его называли, стремились повторить этот опыт снова и снова. При этом, судя по всему, «трава» была не опаснее алкоголя, более того, не производила столь разрушительного действия на организм.

Но приказ есть приказ. Каналы поставки должны быть перекрыты, поскольку, как сказала Соня, на этой торговле наживается слишком много недостойных людей.

Большую часть рабочего времени приходилось проводить с Биллинхарстом. Несмотря на то что последний был приписан к порту Форлон, основная часть расследования должна была проходить под бдительным контролем его департамента. Понемногу Граймс начал чувствовать уважение и легкую зависть к способностям этого человека… но возникновение личной симпатии исключалось категорически. При этом Биллинхарст неизменно держался с Граймсом как со старым приятелем. Всем своим видом он говорил: «Мы должны держаться друг друга и показать этим провинциалам с Ультимо, как работают на Лорне».

— На полицию нельзя полностью полагаться, коммодор, — говорил он. — Полицейские — они везде одинаковы. Если удастся добраться до криминальных элементов — тут они в своей стихии. Но стоит им столкнуться со студентами — как здесь говорят, с «шарами» — и они впадают в истерику.

— С «шарами»? — переспросил Граймс.

— Вам следует знать местный жаргон. Они сами себя так называют. А людей вроде нас называют чурбанами. Мы мешаем шарам кататься…

— А как эти… шары… катаются, мистер Биллинхарст?

— Вы свободны сегодня вечером, коммодор? В Домини-Холле сегодня намечается всеобщее качение. Так что придется приклеить фальшивые бороды и переодеться. «Шары» бывают всех возрастов и… размеров. Юный Павани — его сестра работает у вас в офисе — составит нам компанию. Он отрастил настоящую бороду, так что при необходимости сыграет роль «шара». Он объяснит вам, как следует одеться и все такое.

Перевоплощение Граймса состоялось в комнате Павани, в простом отеле, куда поселили таможенников. Коммодор с недоумением разглядывал свое отражение в большом зеркале. Черные кожаные шорты… Нет, это не самая ужасная деталь туалета — шорты входили в один из вариантов униформы. Голые ноги… Ничего страшного, есть повод продемонстрировать великолепный загар. Сандалии, щедро украшенные металлическими заклепками, навевали воспоминания о римских легионерах. Короткая темно-зеленая рубашка навыпуск, разрисованная алыми и оранжевыми цветами… Нитка стеклянных бус всевозможных оттенков синего цвета, каждая бусина идеальной сферической формы. Но вот борода… Конечно, она подобрана в точности под цвет его собственных волос, но это единственное, что о ней можно сказать хорошего. Такой бороды у Граймса никогда не было и быть не могло — длинной и невообразимо неопрятной, неровно подстриженной и нечесаной.

Единственное, что до некоторой степени утешало — то, что Биллинхарст, чья внешность совершенно не подходила для подобного наряда, выглядел еще хуже. У таможенника оказались тощие ноги, которые непонятно как удерживали его массивную тушу. Зато субинспектор Павани выглядел вполне сносно, а борода была ему даже к лицу и придавала юноше вид древнего индийского мистика.

Домини-Холл оказался буквально в трех шагах от гостиницы, в предместье Старого города порта Дальнего. От старинных зданий из листового металла он отличался только размерами. Это был здоровенный ангар, не претендующий на принадлежность к какому-либо архитектурному стилю. Над ним, озаряя все вокруг пульсирующим голубым сиянием, горели гигантские буквы:


Сегодня вечером! Сегодня вечером!

Всеобщее качение!

Сегодня вечером!


К холлу уже стекались толпы народа — мужчины всех возрастов, экипированные подобно Граймсу и его спутникам, юные девушки и вполне зрелые дамы с чисто выбритыми головами. Большинство представительниц прекрасного пола были одеты в том же стиле, причем их шорты напоминали скорее плавки, а блузки были почти прозрачными.

Среди толпы выделялись голубые с серебром мундиры полицейских. Когда Граймс остановился, чтобы как следует оглядеться, один из них весьма чувствительно огрел его дубинкой, подкрепив воздействие грозным рычанием:

— Не тормози, чудо бородатое! Шевелись!

Пожалуй, и впрямь стоило прибавить шагу. Биллинхарст прищелкнул языком.

— Теперь вы понимаете, Джон, что я имел в виду, когда говорил о полиции, — вполголоса заметил он.

— О да, Джо… и прекрасно это прочувствовал! При входе Павани заплатил за троих.

Ни одного кресла или стула в зале не оказалось. В центре возвышалось нечто вроде платформы — единственное место, которое до сих пор пустовало. Потолок был увешан разноцветными прожекторами. В спертом воздухе висел тяжелый запах пота и не слишком чистых человеческих тел. Многие девушки уже скинули блузки. Некоторые мужчины последовали их примеру.

— Фрэнсис, что за банда играет сегодня? — будто нечаянно спросил Биллинхарст.

— «Музыка сфер», сэр.

— Поосторожнее! — рявкнул Биллинхарст.

— «Музыка сфер», Джо.

— Надеюсь, обошлось, — прокомментировал Граймс.

Тут его внимание привлекла круглая площадка в центре платформы, которая начала медленно опускаться, открывая черный провал.

«Похоже, лифт, — подумал коммодор. — Конечно, лифт: музыкантам будет непросто пробиться к сцене сквозь такую толпу».

Это действительно оказался лифт. Вскоре из «колодца» поднялись музыканты — трое бородачей с электрогитарами, еще трое с маленькими барабанчиками, пианист, появившийся вместе с инструментом, и внушительных габаритов девица с микрофоном в руках.

Начало было подобно удару грома. Разом взревели гитары, глухо ударили барабаны, пианино, наигрывая мелодию, свело все воедино. Толстая девица выла в микрофон, и ее голос, усиленный во много раз, эхом наполнял помещение.


Утекаем-м-м…

И мечтаем-м-м…

Не лжем-м-м…

Не строим плано-о-ов!

Лишь ты — и я — а-а-а!

Лишь о-он — и она-а-а!

Только мы!

Хочешь утекать —

И свободно мечтать —

Со мной?


5


И далее в том же духе с небольшими паузами. Нельзя сказать, что Граймс был в восторге от происходящего.

Он подозревал, что и Биллинхарст придерживается такого же мнения.

Странный рваный ритм музыки вызывал у коммодора совершенно определенные ассоциации. «Точно инерционный двигатель, который вот-вот заглохнет», — с отвращением подумал он. Зато юный Павани наслаждался от души — как и подавляющее большинство собравшихся. Но настоящее «всеобщее качение» еще не началось.

Оно началось чуть позже.

В музыке появился новый ритм — непокорный и неотразимый. Толпа начала двигаться по залу, словно ее мешали огромной ложкой — по часовой стрелке, загипнотизированная настойчивым ритмом барабанов, высоко поднимая ноги и с грохотом опуская их на вибрирующий пол. К этому движению было невозможно не присоединиться, и душой, и телом. Они двигались в такт реву гитар, громовым ударам барабанов, упругим басам неистового пианино, фразам, которые хриплым басом выкрикивала толстая девица на сцене:


Прокатись, прокатись!

Пусть трясутся чурбаны — раз, два, три!

Мы собьем ублюдков с ног,

Разотрем их в порошок!

Прокатись, прокатись, прокатись!


Граймс обнаружил, что громко распевает вместе со всеми. Павани тоже пел. Биллинхарст бормотал себе под нос без всякого энтузиазма.

Круг за кругом, и еще круг. Павани каким-то образом освободился от рубашки. Граймс взмок и был не прочь последовать его примеру, но в давке это не представлялось возможным. Однако он заметил, что многие женщины умудрялись раздеваться догола, проявляя чудеса ловкости.


И по суше, и по волнам мы покатимся свободно!

Нас ничто не остановит —

Нет, нет, нет!

На холмах и на равнинах мы в пыли оставим след!

Нас ничто не остановит —

Нет, нет, нет!

Круг за кругом, и еще круг.

Топ, шлеп, топ, шлеп!


Огни над головами мерцали в такт грохоту басов.


Пусть заткнутся чурбаны —

Это мы, это мы!

Шары должны катиться,

Мы созданы катиться!

Мы катимся сквозь вас!

Мы катимся сквозь вас!


— Я надеюсь кое-кого здесь поймать, — тяжело дыша, прошептал Биллинхарст, переходя на шепот.

— Вон тот вроде ничего, — предложил Граймс. У него явно открылось второе дыхание. — Немного потный, но здесь все такие.

— Нет… не то… Вот! Информация!

— Катящиеся шары не обрастают мхом, — ответил ему Граймс.


Круг за кругом, и еще круг.

Топ, топ, топ! Шлеп, шлеп, шлеп!

Когда шары закатятся

Когда шары закатятся,

Мы хотим быть в их числе,

Когда шары закатятся!


Справа от Граймса танцевала полуобнаженная девица, тощая и плоскогрудая. С каждым кругом она все теснее прижималась к нему.

Черт возьми, неужели она собирается его закадрить?! Надо как-то отказать ей, в то же время не обидев… Девица была совершенно не в его вкусе. И тут какой-то толстяк, обливающийся потом, протолкался к ним, не переставая танцевать, — к слову сказать, танец все больше напоминал марш. Граймс услышал, как толстяк шепнул девице:

— В два пополуночи у переправы Фицрой. Передай дальше!

Передав сообщение, он растворился в толпе танцующих. Каким-то образом тощая девица оказалась между Граймсом и чуть живым от усталости Биллинхарстом, тихонько напевая в такт музыке.


Загляните за травой,

Загляните за травой.

В два ноль-ноль,

В два ноль-ноль,

Переправа Фицрой.

Загляните за травой!


Музыканты заиграли другую тему, но она продолжала напевать как ни в чем не бывало:


Помечтаем на свободе,

Помечтаем на свободе,

Трава мечтаний,

Трава мечтаний,

Свободно помечтаем…


Она скорчила рожу Биллинхарсту, одарила Граймса очаровательной улыбкой и скрылась в толпе.

Круг за кругом, и еще круг, постепенно приближаясь к выходу.


Мы закатимся в ворота!

Мы закатимся в ворота!

Мы закатимся в ворота!

И когда вы будете на подходе,

Мы будем уже там!


Биллинхарст, набрав в легкие побольше воздуха, с большим энтузиазмом пропел заключительную фразу: «Мы будем уже там».

Загрузка...