Восемнадцатилетний капитан

ГЛАВА I. В буре и опасности

Дикая буря свирепствовала на Северном море и волновала его до самих глубин. Огромные водянистые столбы поднимались вверх и яростно ударяли о берег превращаясь в пену.

Черные тучи повисли над самим морем. Буря свирепо свистела и выла, как будто на землю поднялись все силы ада и пустились в торжествующий танец. Ужасный гром гремел над морем, отдаваясь ответными эхо со всех сторон. Беспрерывные молнии прорезывали тучи, похожие на красных змей, освещая мгновенным светом ужасную картину.

Смотрите! что это такое? Что это борется там, с безумным отчаянием, против, ужасной силой бушующих волн, могущих одним ударом разрушить слабое произведение человеческих рук.

Это корабль! Он погиб! Мачта сломана, паруса разорваны, дикия волны врываются на палубу со всех сторон. Порванная рубашка развевается в воздухе, как немая мольба о спасении.

Застигнутый бурей, рыбак, наконец, перестал бороться. Он привязал себя к обрубку мачты и прижал к себе своего сына, пятнадцатилетнего, светловолосого мальчика.

С силой отчаяния он прижал его к себе, что бы волны, свободно бушующие на палубе не смыли его в море.

Оба, старый рыбак Нисен и его сын Генрих, громко призывают на помощь. Несчастные не думают уже о своем спасении, они уже обречены на гибель. Они просят за жену, мать и детей оставшихся на суше, которых ожидает теперь голодная смерть.

Но гром заглушает их слова, ветер разносит их по сторонам и бушующее море бросает корабль, как щепку, из пропасти в гору, из горы в пропасть.

На берегу собрались рыбаки и деревенские жители привлеченные зрелищем неравного поединка. Они хотят помочь несчастным, но это теперь невозможно. Разгулявшееся море сурово расправится со смельчаками, которые попытаются вырвать у него свою добычу ломая руки, в отчаянии они стояли на берегу и с ужасом ожидали каждое мгновение, что море поглотит в свою пучину застигнутых непогодой.

— Помогите, спасите моего мужа, моего любимого сына! — безумно кричала несчастная женщина, ломая руки. — Сжальтесь, не дайте им погибнуть! Спасите.

Но никто не был в состоянии помочь ей. Мужчины стояли с опущенными головами, с сжатыми губами, с стиснутыми, в немом отчаянии кулаками. В бессильном гневе они пожимали плечами, но никто не осмеливался пуститься в бушующее море. Они знали уже силу северного моря и были уверены, что всякая попытка спасти несчастных, кончится только лишними жертвами.

Вдруг толпа разделилась.

— Дорогу! Юнкер Клаус фон Винсфельд идет! Дорогу Штертебекеру! — раздавались восклицания.

Два железных локтя расталкивали толпу. Деревенские жители почтительно расступались пред новоприбывшим. Это красивый, стройный юноша в восемнадцатилетнем возрасте, атлетического сложения, с железными мускулами. Глаза его сверкали энергией и решительностью.

— Что случилось? — спросил он громовым голосом. — Ах, я уже вижу! Корабль еще остался в море! Скорее сюда лодку! Нужно спаси несчастных!

— Это безумие! — бормотали поседевшие в буре мужчины. — Вы разве не видите, что даже большой корабль скачет по волнам, как щепка? Он погиб! Вы непременно хотите пожертвовать вашей молодой жизнью ни за что, ни про что?

— Черт возьми, да, если я могу спасти этих храбрых рыбаков! Кто это там на море?

— Это мой муж Нисен и мой сын, Генрих! О, спасите их, юнкер! Только вы одни можете это! — кричала отчаявшаяся мать, бросаясь к ногам юнкера.

— Это вы, бабушка Мария? Не отчаивайтесь, я спасу их! Недаром я с детских лет на учении у моего капитана Андерса Стального, недаром я исколесил с ним все море в буре и непогоде. Скорее лодку!

Несколькими прыжками юноша соскочил на берег и принялся сталкивать в море одну из стоявших там лодок.

— Это безумие, юноша! Брось это! — крикнул старый морской медведь, пытаясь удержать Клауса. — Кто это поедет с тобой при такой погоде? Никто из собравшихся сюда не осмелится на это!

— В таком случае я поеду один! Дай дорогу, отпусти лодку! Чорт возьми, мне будет очень жаль, поднять руку на твою седую голову!

Старик невольно отпустил лодку.

— В таком случае, поезжай на верную гибель, молокосос!

— Оставьте его, — крикнул другой моряк. — Каждая минута дорога теперь. Этот Клаус хорошо знаком с бурей, может быть он действительно поможет им.

Несколько человек бросились помогать столкнуть лодку. От сильного толчка лодка сразу влетела в водоворот.

Волны бросали ее, как мяч, как перышко. Но железная рука Клауса искусно и крепко держала рулевое весло, направляя нос лодки по гребню волн, так что они прорезывались и не могли перевернуть лодку.

Нужно было иметь действительно, атлетическую силу, чтобы гнать лодку по бушующим волнам. Видно было, что в лодке сидит не новичок, а опытный искусный моряк.

Стоявшие на берегу следили с захватывающим вниманием за безумно смелым поведением юноши. Много раз казалось, что лодка уже затоплена, но она все более и более приближалась к месту несчастия.

Наконец цель достигнута. Но работы впереди еще довольно много.

Рыбак совершенно обессилел и беспомощно висел на мачте опершись на сына.

— Перережь веревку! — крикнул Клаус к мальчику, заглушая своим криком рев бури.

Мальчик механически послушался.

— Теперь смотри! Я тебе брошу веревку, прикрепи ее к мачте.

Через мгновение веревка свистнула в воздухе, Генрих схватил ее и привязал к обрубкам мачты. Эта веревка должна была удержать лодку около корабля и не дат волнам отбросить ее прочь. Когда веревка уже была привязана, юнкер одним прыжком вскочил на палубу. Вода залила уже весь корабль; каждое мгновение можно было ожидать, что он пойдет ко дну.

— Ты умеешь плавать, Генрих?

— Как утка, юнкер Клаус! Но море так волнуется!

— Держись около меня, я буду следить за тобой! При этих словах юнкер взял старика, как мешок, на плечи и спрыгнул вниз, после того, как он перерезал веревку, соединяющую лодку с кораблем. Генрих бросился за ним.

Водоворот, кружившийся около корабля, был прямо ужасен. Генрих невольно крикнул, очутившись в клокотающей пучине. Но Клаус своевременно схватил его за руку своей правой рукой.

Левой рукой он держал рыбака, правой мальчика, так что у него остались свободными только ноги. С последними он делал такие сильные движения в воде, что скоро добрался до лодки.

Посадку рыбака и его сына в скачущую по волнам лодку, было связано с громадными затруднениями. Но стальные мускулы Клауса фон Винсфельда, закаленные в бурях и непогоде, на борту громадного корабля его дяди, сравнительно, быстро справились с этой трудной задачей.

Теперь они повернули назад. Доставить лодку к берегу, у которого море ужасно бурлило и кипело, было довольно трудно, но теперь уже помогал грести сын рыбака.

В порыве благодарности Генрих хотел броситься к ногам юнкера, еще раньше чем они пристали к берегу, но Клаус удержал его.

— Нелепость! Я только исполнил мой долг. Теперь к делу. Держи весло покрепче следи за мной!

Генрих все исполнял, что юнкер приказывал и лодка скоро очутилась у берега.

С громкими ура приветствовали их все собравшиеся. То что все считали невозможным, осуществилось у них на глазах. Несомненно, погибшие спасены и возвращены своей семье.

Все радостно окружили храброго спасителя. А он уклонялся от благодарностей и поклонения толпы и сурово отталкивал окруживших его.

— Перестаньте, люди! Отнесите лучше измученных рыбаков к ним домой. Я тоже пойду туда.

Два человека подняли старого Нисена и понесли его в его убогую хижину, а счастливая Мария, еле державшаяся на ногах от радостного волнения, оперлась на сына и последовала за ними.

На улице все еще ревела буря, но в тесной избушке рыбака воцарилась радость и мир.

— Как это вы осмелились при такой буре, пуститься в море? — спросил Клаус у старого рыбака, приведенного в чувство.

Юнкер послал за сахаром и ромом, хозяйка Мария вскипятила воду и этот напиток моряков скоро освежил рыбака. Сам Клаус тоже устал и почувствовал жажду. Он осушал стакан за стаканом и ставил их на стол вверх — привычка из за которой его позвали Штертебекером[1].

Лицо Нисена все еще не прояснялось. Мрачные складки собрались на его лбу и из груди вырвался тяжелый вздох.

— Это печальная история, — начал он. — Мы должны богатому гамбургскому сенатору фон Шенку громадную сумму денег, в виде налога, за эту убогую хижину. Я ее уже почти собрал, не хватало мне еще несколько дукатов, а завтра как раз день платы; если я не уплачу завтра, то меня с семьей выгонят из дому. Поэтому я выехал на рыбную ловлю, несмотря на непогоду. Это не удалось. Корабль потонул и с ним все мое добро; скопленные с таким трудом деньги, находились на корабле; я собирался отвести их в Гамбург. Теперь я нищий — и завтра моя семья останется без крова!

Юнкер ударил кулаком по столу.

— Нет! Бог этого не допустит! Сколько вам нужно всего-то уплатить?

— Сударь, времена теперь плохие, улов последних месяцев был скудный. Так собрались двадцать дукатов.

— Чорт возьми! Двадцать дукатов за такой хлев, который не подобает даже собаке? И это требует от вас богатый сенатор? Это позорно, я ему скажу это.

— Сударь, не говорите ему это, ради Бога, не говорите, ему ничего, — умолял старик со слезами на глазах, — Вы не знаете этого сенатора — он имеет в своих руках полицейскую власть Гамбурга, а мы и так уже на плохом счету, потому что не всегда аккуратно платим.

— Я даже самого чорта не боюсь, не то что этого фон Шенка с его полицейскими. Я бы хотел видеть кто мне помешает открыто высказать ему свое мнение. Несмотря на его высокий чин, он все таки ростовщик и мерзавец! Он меньше всего имеет право обижаться, когда вы станете под гнетом его вымогательств. Я знаю вашу нужду и скажу ему это в глаза, в присутствии всего гамбургского сената. Эти высокие сановники не могут закрыть глаза на его преступное стеснение. Прощайте!

Напрасно заклинали его благодарные рыбаки отказаться от своего намерения, могущего иметь для него плохие последствия. Он принял решение помочь этим несчастным и ни что не могло удержать его от приведения его в исполнение. Он вышел из хижины, уклоняясь от благодарностей и предупреждений.

Увлеченный мыслью о помощи угнетенным он не замечал темную подозрительную личность, подслушивавшую все время под окном. Он не замечал, как она теперь скрылась в тени домов и угрожающе подняла кулаки ему вслед.