Глава четвертая Ищите крючок

Позднее в тот же день Хью Донован впервые оказался в Гранже. Он, епископ, доктор Фелл и полковник Стендиш обсуждали дальнейшие планы за обедом в трактире «У Грума» на Флит-стрит. Епископ был обходителен. Он сдался, узнав, что этот полный мужчина в плаще и шляпе, который весело посмеивался в кабинете Хэдли, на самом деле оказался прославленным сыщиком, чей добродушный взгляд безошибочно определил с дюжину самых хитроумных убийц, фигуры которых впору было бы выставлять в Музее мадам Тюссо. Епископ беседовал с ним как криминалист с криминалистом. Однако его повергло в шок то, сколь мало доктор знал о достижениях современной науки в этой области и сколь мало он этим интересовался.

К счастью, сына в беседу он вовлекать не пытался. И тот мысленно ругал себя за то, что упустил последнюю возможность спасти свою репутацию. Знай он еще на корабле, кем был доктор Фелл, то рассказал бы этому старому чудаку о своих неприятностях, и тот, вероятно, сумел бы ему помочь. Стоило только услышать разглагольствования доктора Фелла, его шутки и громогласные заявления, касавшиеся мироустройства в целом, чтобы убедиться, что подобное дельце пришлось бы ему весьма по душе. Однако еще не все было потеряно. И, кроме того, Хью Донован полагал, что нет худа без добра. Теперь, пусть и обманным путем, он, несомненно, проникнет в святая святых, чтобы узреть, как верховные жрецы творят магию реального расследования. А ему всегда этого хотелось. Раньше епископ отправил бы его гонять обруч по дороге или развлекаться еще какой-нибудь чепухой, пока папа занят делами. Но теперь теоретически он подкован в баллистике, микрофотографии, химическом анализе, токсикологии и множестве других наводящих тоску наук. Раз или два заглянув в свои учебники, он почувствовал себя так, будто его водили за нос. Все это был обман. Вместо увлекательного руководства по поимке вооруженных топорами убийц там была несуразица вроде «четыре целых две десятых да ноль пять плюс икс больше одиннадцати бла-бла-целых две десятых дробь закорючка». Хуже химических формул.

Потягивая чудесное фирменное пиво, он угрюмо слушал, как епископ объяснял доктору Феллу разные теории. Все то, что звучало так соблазнительно, оказалось обманом, химия например. В детстве он был в восторге от наборов юного химика на полках магазинов. И когда ему подарили такой на Рождество, он первым делом выяснил, как изготовить порох. Вот это вещь, подумал он. Смешиваешь ингредиенты и получаешь чудесный черный порошок зловещего вида. Но это была катастрофа. Тогда он подсыпал его под любимое отцовское кресло, поджег бумажный фитиль и стал ждать, что же выйдет. А вышло то, что смесь вспыхнула факелом и обожгла епископу лодыжки, хоть прыжок старика и свидетельствовал о том, что он тогда еще не растерял спортивной формы. Однако Хью должен был признать: наибольшего успеха он достиг в изготовлении хлорина. Из-за вольного обращения с ингредиентами он умудрился парализовать старика на целых пять минут. Но в конце концов химия оказалась полнейшим разочарованием, то же случилось и с криминалистикой. Работу детектива он представлял себе в точности как в романах своего любимого писателя, выдающегося и популярного автора детективов мистера Генри Моргана.

Он нахмурился. Кое-что пришло ему на ум. Если он правильно помнил, романы Моргана выходили в издательстве «Стендиш-энд-Берк». Нужно бы расспросить полковника о том, что это за человек. В аннотациях намекалось, что под псевдонимом Генри Морган скрывалась известная фигура в мире политики и литературы, посвятившая свой гений криминальному роману. Донована это впечатляло. Он представлял себе этакого персонажа в смокинге, с демонической внешностью, острыми усиками и пронзительным взглядом, то и дело разоблачающего какой-нибудь заговор по краже чертежей новейшей электромагнитной пушки.

Но сейчас он не смел задавать полковнику вопросы не только из-за того, что тот за обедом был мрачен и растерян, но и потому, что это привлекло бы внимание отца. Епископ Мэплхэмский был занят доктором Феллом.

Днем они выехали из Лондона на машине Стендиша, и епископ все еще рассказывал, как все его усилия свело на нет неудачное стечение обстоятельств. Как он ошибался (и он открыто признавал это), думая, что горничная Хильда Доффит была ловкой и печально известной Джейн Пикадилли, и как это поставило его в неловкое положение. Как он действительно видел Льюиса Спинелли на гераниевых клумбах и как превратно его поведение было истолковано полковником Стендишем, и все из-за чьей-то дурацкой шутки над преподобным Джорджем Примли с переодеванием в привидение.

Хью Донована, надо признать, этот розыгрыш заинтересовал и позабавил. Он с нетерпением ждал встречи с шутником, который, воспользовавшись печальной славой полтергейста, швырнул в викария чернильницей. Но было ясно, что полковника эти объяснения не вполне удовлетворяли, и у него еще оставались сомнения насчет поведения епископа.

С ветерком проехав по сельской местности, в четыре часа они уже свернули с лондонской дороги к деревне под названием Бридж-Эйт. День стоял жаркий. Дорога вилась по проселкам и лощинам, укрытым кленовыми кронами; а пчелы то и дело вылетали со стороны живой изгороди, врезаясь в лобовое стекло, что приводило Стендиша в бешенство. На западе Донован видел дымок, поднимающийся от красных крыш пригородов Бристоля; прямо-таки вариация на тему сельского пейзажа с крытыми соломой домиками. Кругом были луга, желтеющие лютиками, и коровы паслись на них с бесстрастностью завсегдатаев нудистского пляжа. Встречались и каменистые пустыри, и неожиданные ручейки, и темные перелески, сгрудившиеся на склонах холмов. И все прочее, что можно встретить, путешествуя по сельской местности. Он глубоко вдохнул. И снял шляпу, не обращая внимания на то, что ему может напечь голову. Вот оно – здоровье.

О Нью-Йорке он мог думать лишь с сожалением. Каким же ослом надо быть! Запереться в квартире, чтобы двенадцать разных радиопередач орали тебе в уши, и чтобы дети визжали на всю Кристофер-стрит и обжигающий ветер с шуршанием гонял мусор по дороге, и чтобы чудовищно ревела под окнами забитая машинами Шестая-эль-авеню. Грусть. Грусть-тоска. Он уже воображал себе своих несчастных друзей, шатающихся от одного излюбленного заведения к другому, растрачивающих себя, опуская пятицентовые монетки в щель автомата, тянущих за рычаг и получающих лишь ряд лимончиков за все свои труды. Неподалеку от Шеридан-стрит один из этих бедолаг сегодня будет с маниакальной сосредоточенностью ученого отмерять по каплям джин в стеклянный сосуд, содержащий полгаллона спирта и полгаллона воды. Остальные же бедолаги будут изнемогать от желания выпить. А потом они позабудут про ужин, займутся любовью с чьей-то чужой девушкой, получат кулаком в глаз. Тоска.

А вот он… Машина набирала скорость, епископ говорил что-то про Фому Аквинского, и сын благодушно смотрел на него. А вот он… Все это в прошлом. Он теперь будет вставать с петухами (в какой бы час эта примерная птица ни начинала задавать жару за окном). Выходить на долгие прогулки перед завтраком. Разбирать надписи на надгробных камнях и размышлять над Падающей Башней[2], как и все те, кто пишет славные эссе и никогда не испытывает низменного позыва отправиться в ближайший паб и там напиться.

А еще он станет внимать причудливой деревенской философии – писатели постоянно слушают всякие местные легенды. «О да, – мысленно он уже беседовал с местным седовласым старцем, – уж двадцать лет, как бедняжка Салли Фиверли утопилась в том ручье, и по ночам при луне…» Потрясающе! Он воображал, как стоит в сумерках, опираясь на ясеневую трость, и печально смотрит на воду, слушая рассказ старика и размышляя над тем, как низко пали те, кто пьет разбавленный алкоголь в городах, а затем соблазняет бедных сельских девушек, вынуждая их топиться в ручьях. Он уже вознесся до состояния наивысшей добродетели, как вдруг окрик с обочины дороги вырвал его из царства грез:

– Эй, там!

Хью встрепенулся и вновь водрузил шляпу на голову, чтобы прикрыть глаза от солнца, машина сбавляла скорость. Они проехали мимо кучки домов, самым большим из которых был выбеленный каменный трактир с вывеской «Бык», и повернули налево, взбираясь по невысокому холму. Впереди по правую сторону виднелась церквушка с квадратной колокольней, маленький памятник великой эпохи, вокруг нее росли цветы, а надгробные плиты подходили к самому ее крыльцу. На вершине холма дорога выровнялась и шла прямо с четверть мили; их взору предстали акры парка, обнесенного каменной стеной. Посреди парка стоял большой приземистый каменный дом, сверкавший выходящими на восток окнами на фоне золотого неба.

Но не это строение привлекло их внимание. На другой стороне дороги, сразу за вершиной холма, высился деревянный дом из тех, что раньше назывались «черно-белыми». Его фасад окружала живая изгородь высотой в человеческий рост. На железных воротах красовалась табличка со строгими черными буквами: «ПОХМЕЛЬНЫЙ ДОМ». Какой-то человек праздно стоял, прислонившись к воротам, это он кричал, размахивая трубкой.

– Эй, там! – повторил он. – Эй!

Донован заметил, как отец неодобрительно поджал губы, однако полковник крякнул не то с удовольствием, не то с облегчением и направил машину к воротам. Зазывала оказался молодым человеком немногим старше самого Донована, у него было длинное лицо с квадратной челюстью, веселый взгляд и очки в роговой оправе, съехавшие с носа. Одет он был в яркую кофту, замызганные серые брюки и рубашку цвета хаки с расстегнутым воротником. Одной рукой он вытряхивал пепел из прогоревшей трубки, а другой держал стакан, содержимое которого очень смахивало на коктейль.

Полковник остановил машину.

– Да ладно вам кричать, – проворчал полковник. – Не можем заехать. Спешим. Что вы хотели?

– Да заходите, – гостеприимно предложил он. – Выпейте по коктейлю. Знаю, рано еще, но все равно выпейте. Кроме того, есть новости. – Он повернулся через плечо и крикнул: – Мейделин!

При виде янтарного содержимого стакана Донован ощутил спазм. На лужайке перед домом был огромный пляжный зонт, раскинувшийся над столом, а стоявший на столе предмет, невольно напомнил ему о Нью-Йорке. И если зрение его не подводило, стенки этого великолепного никелированного коктейльного шейкера белели от испарины. Хью охватила ностальгия. Он прекрасно понимал, что лед для напитков в сельской Англии был неслыханной роскошью. На зов молодого человека из-за зонта показалась девичья голова и одарила всех улыбкой.

Вскочив с шезлонга, девушка поспешила к воротам. Темноглазая попрыгунья из тех, кого называют «жгучие брюнетки»; легкие пляжные брюки и шелковая блузка с цветами подчеркивали ее изумительную фигуру. Она свесилась через ворота, окинув всех веселым взглядом из-под приподнятых бровей.

– Здравствуйте! – с довольным видом произнесла она.

Полковник Стендиш кашлянул, оценив ее наряд, взглянул на епископа и затараторил:

– Не думаю, что все друг с другом знакомы. Хм. Это доктор Фелл, детектив наш, ну, знаете: я ведь о нем рассказывал? Приехал из Скотленд-Ярда. А еще мистер Донован, сын епископа… Знакомьтесь, – с гордостью произнес он, – Генри Морган, наш автор. И миссис Морган.

Донован при этом во все глаза смотрел на своего кумира. Даже присутствие грозного отца не могло бы заставить его молчать.

– Простите, – сказал он, – в-вы Генри Морган?

Морган сконфуженно теребил мочку уха.

– Хм… – смущенно отозвался он. – Боюсь, что так. Мейделин опять выиграла пари. Видите ли, уговор был такой: если меня спросят об этом, то я должен ей шиллинг. А если бы вы взглянули на нее и сказали бы что-нибудь вроде «старый смельчак Генри Морган»[3], то выиграл бы я. Однако…

– Ура! – радостно воскликнула Мейделин. – Моя взяла. Плати.

Она взглянула на доктора Фелла и сказала со всей прямотой:

– Вы мне нравитесь. – Затем она перевела взгляд на Донована и с той же откровенностью добавила: – И вы тоже.

Глухо посмеиваясь, доктор Фелл приветственно приподнял трость:

– Спасибо, моя дорогая. Я просто польщен знакомством с вами обоими. Видите ли…

– Погодите-ка! – перебил Донован, однако его порыв можно было извинить. – Так это вы писали про Джона Зеда, дипломата-детектива?

– Угу.

И Донован задал другой вопрос, рискуя злоупотребить отцовским терпением. Указав на стакан в руке собеседника, он поинтересовался:

– Мартини?

Морган просиял.

– Он самый! – подтвердил создатель Джона Зеда, дипломата-детектива. – Выпьете?

– Хью! – вмешался епископ, чей голос мог бы осадить и самого буйного. – Мы не намерены отнимать у вас время, мистер Морган. Без сомнения, у всех нас есть неотложные дела. – Он умолк, нахмурив свои лохматые брови. – Не поймите меня превратно, друг мой, но в обстоятельствах, когда речь идет о чьей-то смерти, ваше поведение кажется весьма предосудительным. Стендиш, заводите машину.

– Простите, сэр, – Морган смиренно поглядел на него из-под очков, – прошу прощения. Хочу сказать, я и не подумал бы непочтительно встать на вашем пути к трупу. Я лишь хотел…

– Не обращайте на него внимания, епископ, – дружелюбно произнесла Мейделин, – можете кататься по нашим перилам сколько захотите, никто вам и слова не скажет. Я бы даже подложила вам подушечку для приземления, хотя не думаю, – прибавила она, задумчиво разглядывая епископа, – что вам это понадобится.

– Солнышко мое, – хладнокровно отозвался Морган, – прикуси язычок. Я лишь хотел сказать…

Мейделин фыркнула.

– Так ведь не понадобится? – парировала она, раскачиваясь на калитке. – И, кстати говоря, не такая уж я и злыдня: ты, а не я предложил вместо подушечки подставить епископу аквариум. Не очень-то это любезно, не так ли?

– Свет очей моих, – проворчал в ответ муж, – это все пустое. Упоминание о том, насколько великодушно природа наделила его преосвященство мягкостью заднего места, дабы он мог кататься по всем перилам в Англии, довольно бестактно. – При взгляде на Стендиша он вдруг сделался серьезным и принялся смущенно поправлять очки. – Послушайте, сэр. Мы не… что ж, епископ совершенно прав. Признаю, мы не вполне серьезно отнеслись к этому. Если бы не Бетти и ее чувства, то я бы не слишком расстраивался. О мертвых либо хорошо, либо ничего и все такое. Но все-таки, сэр, Деппинг был той еще занозой, я прав?

В нерешительности Стендиш постукивал по рулю.

– Однако ж!.. – возмутился он.

– Ладно, – сухо произнес Морган, – это не моего ума дело. Я лишь хотел сказать, что высматривал вас на подъезде к нам, чтобы передать, что инспектор Мерч уехал домой перекусить; он просил сказать, что вернется к… Он разрешил мне побродить с ним по гостевому дому, и мы там кое-что нашли.

– Позвольте узнать, молодой человек, – уязвленно начал епископ, – на каком это основании вы там бродили?

– Что ж, сэр, предполагаю, что на том же, что и вы. Там особо не на что было смотреть. Однако мы обнаружили пистолет. Без сомнения, тот самый. Вскрытия еще не было, однако доктор утверждает, что стреляли из револьвера тридцать восьмого калибра марки «Смит-энд-Вессон»… Он лежит, – бросил Морган так же небрежно, как это сделал бы дипломат-детектив Джон Зед, – в правом ящике письменного стола Деппинга.

– А? – переспросил Стендиш. – В столе? И что он, черт возьми, там делает?

– Это пистолет Деппинга. Там мы его и нашли.

Он вдруг вспомнил о том, что держал в руке коктейль, и залпом опрокинул его. Затем пристроил стакан на калитке, сунул руки глубоко в карманы своей красно-белой кофты и попытался напустить на себя загадочный вид, точь-в-точь как Джон Зед. Это было не так-то просто. Тут Донован заметил, что Морган очень возбудимый. Было легко представить себе, как он расхаживает по лужайке с коктейлем в руке и в очках, которые то и дело соскальзывают с носа, и излагает своей лучезарной жене разные теории. Морган продолжил:

– Вне всякого сомнения, это его пистолет, сэр. На рукоятке была серебряная табличка, а на ней – его имя. А еще его лицензия на ношение оружия была в том же самом ящике, и все цифры сошлись… Кстати говоря, недавно из него было сделано два выстрела.

Доктор Фелл внезапно подался вперед. Его фигура в черном плаще и широкополой шляпе в такой жаркий день смотрелась странно на фоне зеленого пейзажа.

– Два выстрела? – повторил он. – Мы слышали лишь об одном. Где же вторая пуля?

– В этом-то все дело, сэр. Мы ее не нашли. И я, и Мерч готовы поклясться: в комнате ее нигде нет. И потом…

– Боюсь, мы даром теряем время, – вмешался епископ. – Всю эту информацию мы можем получить от Мерча. Стендиш, едем?

Порой Доновану казалось, что старику недоставало обыкновенного чувства такта. Хотя, возможно, постоянные напоминания о злополучных перилах действовали ему на нервы, а тут еще Мейделин Морган со своей подушечкой. Доктор Фелл попытался что-то возразить, однако Стендиш под стальным взглядом епископа послушно завел машину.

– Ладно, – дружелюбно подытожил Морган. – Как вырветесь от них, загляните к нам на мартини, – предложил он Доновану.

Перегнувшись через калитку, он наблюдал за разворачивающейся машиной, не сводя глаз с епископа.

– Уж не знаю, к каким заключениям вы придете, но дам вам совет. Ищите крючок от застежки! – на всю улицу крикнул Морган – точь-в-точь как старина Джон Зед.

Машина плавно развернулась и умчалась дальше. Стендиш смотрел перед собой выпученными глазами.

– Что он там говорил? Что еще за крючок? Какое отношение ко всему этому имеет чертов крючок?

– Никакого, – ответил епископ. – Какой только чепухи не намелет этот наглец. И кто станет в здравом уме читать дребедень, которую он пишет, не имея ни малейшего понятия о криминалистике, и более того…

– Да ладно вам, – мягко возразил полковник, который очень любил сагу о Джоне Зеде. – «Убийство на мешке с шерстью» выдержало одиннадцать переизданий и разошлось тиражом в семьдесят девять тысяч экземпляров, «Кто убил премьер-министра?» тиражом в… не помню каким, но, черт побери, большим. Берк так и говорил. Кроме того, – Стендиш прибег к самому мощному аргументу, – моей жене он нравится.

Доктор Фелл, который все это время задумчиво поглядывал на дом по левую сторону дороги, казалось, подавил смешок. Он искоса взглянул на епископа и задумчиво заключил:

– Боюсь, вам чертовски не везет. Кажется, впереди вас идет слава о том, что временами вы ведете себя… гм… странновато. Хе. Хе-хе-хе. Надо быть осторожней, сэр. Как бы еще какой оказии не вышло.

– Не понял.

– Что ж, мы с полковником будем вынуждены несколько сдерживать ваш пыл. Иначе придется отстранить вас от расследования. Не дай бог, за нас возьмутся газетчики. Ваше преосвященство… – Красноватое лицо доктора Фелла излучало добродушие, глаза были широко раскрыты. – Позвольте дать совет: проявляйте мягкость. Не отмахивайтесь от тех, кто сам желает говорить, и от того, что они говорят. Не бывает ничего неважного.

Было ясно, что эта идея всецело овладела доктором, и он продолжал развивать ее всю дорогу до самых ворот Гранжа. Крепкий полицейский, насилу удерживавший толпу любопытствующих, отпер тяжелые железные ворота по знаку Стендиша.

– Значит, так: я поеду домой и распоряжусь, чтобы для вас все приготовили и разобрали багаж. А вы пока прогуляйтесь до гостевого дома и осмотритесь там. Я скоро подойду к вам. Епископ все там хорошо знает.

Епископ согласился с большой охотой. Спросив у полицейского, притрагивался ли кто-нибудь к чему-либо, он с удовольствием осмотрелся, шагая по лужайке, и потянул носом воздух, словно охотник. Донован подумал, что они втроем смотрятся довольно комично. На склоне пологого холма на фоне желтого неба виднелись фронтоны невысокого строгого строения. По обе стороны извивающейся подъездной аллеи высились вязы, а за домом, на территории поместья, занимавшего, должно быть, восемь тысяч акров, сгрудились всевозможные плодовые деревья. Дом в стиле Тюдоров, с высокими окнами и бородой из плюща, был построен в форме буквы «П» и незамкнутой стороной прямоугольника выходил на дорогу. Было в нем что-то от общественного здания; Донован решил для себя, что нужно было иметь астрономические доходы, чтобы содержать такое поместье. Едва ли Стендишу хватало на это военной пенсии.

Гостевой дом находился в восточной стороне парка, посреди рощи, и вид имел одинокий, скорбный и даже зловещий. Местность вокруг дома была болотистой, позади него рос огромный каменный дуб, так что дом казался куда меньше, чем был на самом деле. И если усадебный дом был выполнен просто и со вкусом, то над этим строением местные архитекторы изгалялись как могли, создав чудовищный гибрид самых разных стилей и внеся в его конструкцию столько деталей, что внешне он скорее напоминал орган. Казалось, на нем даже можно было сыграть. На его каменных стенах теснились всяческие завитки, пилястры, колонны и лепнина. Каждое окно, включая подвальное, было забрано пузатой решеткой во французском стиле. И в довершение всего сверху и снизу прилепились балконы с причудливой железной оградкой. На подходе к дому Донован заметил дверь с западной стороны, через которую убийца, должно быть, и сбежал. Лестничный пролет рядом с ней вел на нижний балкон, а сама дверь до сих пор была открыта. Безвкусность архитектуры придавала дому еще более мрачный вид. Несмотря на солнечный свет, в роще стоял сумрак, и почва все еще была напитана влагой после вчерашнего дождя.

Епископ вел их по вымощенной кирпичом дорожке, которая разделялась, огибая дом. На западном ответвлении они увидели мужчину, стоявшего на коленях и что-то искавшего на земле.

Епископ чуть было не воскликнул: «Ага!» И направился к нему. Стоявший на коленях резко поднял голову.

– Но это мои ботинки! – запротестовал он. – Послушайте, они все перепутали. Это мои ботинки!

Загрузка...