Восход черного солнца

1

Дэмьен Килканнон Райс производил впечатление человека, способного справиться с неприятностями, поэтому неприятности обычно обходили его стороной. Его мощный торс состоял, казалось, из одних мускулов, крепким рукам приходилось часто сражаться, даже слишком часто. Плечи без особого труда выдерживали тяжесть огромного меча в толстых кожаных ножнах, хотя покрытая пылью шерстяная рубашка и облепленные грязью высокие сапоги указывали на то, что путешествие было долгим и трудным и Дэмьен наверняка устал. Его кожа обгорала под солнцем, шелушилась и заживала, снова и снова обгорала с таким постоянством, что теперь имела вид грубовыделанной дубленой шкуры. Руки, легко придерживавшие крепкие кожаные поводья, покраснели от сухого и холодного ветра Разделяющих гор. В общем, с таким человеком следовало считаться… И поскольку грабители и убийцы окраин Джаггернаута предпочитали нападать на более беззубые жертвы, он целым и невредимым миновал переполненные всяким отребьем западные предместья, прежде чем попал в центр города.

Джаггернаут. Дэмьен упивался его пыльным воздухом, звуками его названия, самим его существованием. Наконец-то он добрался. После столь долгой дороги, что он почти позабыл о цели своего путешествия, позабыл, что вообще существует что-нибудь, кроме самой дороги. И вот город принял его в свои объятия; вначале показались деревянные домишки окраин, а потом и каменные здания, и узкие мощеные улицы собственно города, поднимающиеся широкими каменными террасами навстречу тусклым солнечным лучам. Этого было вполне достаточно, чтобы Дэмьен забыл, чего ему стоило добраться сюда и почему для такого важного предприятия выбрали именно его.

«Черт возьми! — равнодушно думал он. — Просто никто не был настолько глуп, чтобы рискнуть». Килканнон с ухмылкой представил себе, как кто-нибудь из старейшин Ганджи преодолевает путь из западных краев на восток — переваливает через опаснейшие хребты, сражается с ужасными чудовищами, населяющими те холодные вершины, отважно встречает дикое Фэа и все, что оно порождает, вплоть до собственных кошмарных сновидений, внезапно обретающих плоть, — но различные части этой картины, подобно граням грубо сработанного Исцеления, никак не желали сложиться в единое целое. Вообще-то они могли бы согласиться отправиться в путь, если бы до города удалось добраться морем. Но в этом тоже был свой риск, и Дэмьен предпочел встретиться с ужасами, с которыми можно сражаться, чем с неотвратимой разрушительной мощью цунами Эрны.

Он не спеша ехал по городским улицам, стремясь получше рассмотреть место, куда прибыл. Хотя на город уже опускалась ночь, улицы были многолюдны, как базар Ганджи в полдень. «Поистине странные обычаи, — размышлял Дэмьен, — для людей, живущих так близко от средоточия зла». Дома, в Ганджи, торговцы закрывали ставни на окнах своих лавок еще до наступления сумерек и творили охранные знаки при одной мысли о закате Коры. Ночи в это время года бывают темными, и только одна луна освещает землю бледными лучами. А вскоре и вовсе должна наступить истинная ночь, когда все создания тьмы и процветающие во тьме выйдут на охоту, чтобы заполучить кровь, или мужское семя, или грехи, или отчаяние, или что-нибудь другое, необходимое для их существования, и будут искать это очень и очень настойчиво. Только безнадежный глупец выйдет в такую ночь безоружным. «Вероятно, — думал Дэмьен, — у людей, живущих возле самого сердца этой тьмы, от постоянной угрозы притупилось чувство опасности».

Или подобное поведение диктуется чем-то вроде чувства безопасности толпы — в таком большом городе не имеет значения, сколько жертв соберет ночь, все равно достаточно шансов, что это будешь не ты?

Вдруг что-то привлекло внимание Дэмьена. Он резко остановился. Его трехпалый скакун встревоженно захрапел. Дэмьен тихо рассмеялся и похлопал коня по холке.

— Здесь безопасно, старый друг. — И предусмотрительно добавил: — Во всяком случае пока.

Спешившись, он повел пятнистого зверя через улицу, к месту, которое привлекло его внимание. Это был маленький магазинчик с навесом над витриной. Угасающий солнечный свет отражался от вывески огненными брызгами. Сияющие золотые буквы сообщали: «Колдовская Лавка. Постоянно проживающий Магистр Знаний. Обращаться в любое время».

Дэмьен покосился на быстро темнеющую улицу. Ночь вступала в полную силу, и один Бог знает, чем это обернется. Благоразумный человек нашел бы гостиницу, сложил бы там свои вещи, поставил бы коня в стойло, позаботился о своем багаже… Но когда это Дэмьен Килканнон поступал благоразумно, особенно когда им овладевало любопытство? Путник чуть задержался, чтобы снять с седла наиболее ценную поклажу — собственно говоря, одну-единственную сумку — и привязать коня к ограде, и решительно шагнул в дверь.

В иной мир. Угасающий дневной свет уступил место оранжевому и янтарному мерцанию ламп с цветными плафонами. Дерево теплых тонов дополняло ощущение гармонии. Дэмьен почувствовал, как его утомленные долгим путешествием мышцы расслабились, едва он ступил под крышу, но воздействие на посетителя было оказано столь искусно, что определить источник чар не представилось возможным.

Чего здесь только не было! Бесчисленные полки, открытые ларцы и стеллажи, которые тянулись вдоль стен магазина, буквально ломились под тяжестью удивительнейших вещей, среди которых не было двух одинаковых. Кое-что было знакомо Дэмьену, если не в частностях, то хотя бы внешне. Оружие, например: его наметанный глаз охватил все — от клинков до пистолетов, от простых мечей, какие он предпочитал сам, до заковыристых диковинок, для которых требуется порох в мерных дозах, хотя можно обойтись и без него. Любые хозяйственные мелочи, какие только можно вообразить. Книги, закладки и подставки для книг, перья и бумага. Но некоторые вещи были, без всякого сомнения, Сотворены: талисманы с выгравированными на них старинными Земными знаками, замысловатые обереги с переплетениями узелков, а также травы, пряности, ароматические масла и прочие снадобья, необходимые для усиления эффекта.

Магазин эксцентричных подарков или обыкновенная бакалея? Дэмьен прочел несколько этикеток и в изумлении покачал головой. Неужели все окружающие его предметы действительно Сотворены? Возможно ли это? Что за фантастическая галантерея!

А в центре комнаты, за стеклянным прилавком, заваленным десятками книг, отделявшим общий зал от закутка, который явно служил справочной библиотекой, стоял человек, внимательно просматривавший какие-то записи. Мужчина был довольно бледен, что на западе редкость, но Дэмьену это не показалось странным, несмотря на явный контраст с темным цветом глаз, волос и одежды. Вероятно, это имело не большее значение, чем то, что мужчина работал ночью. В городе, где жизнь бьет ключом с вечера до утра, это вполне нормально.

Заметив посетителя, мужчина приподнял очки в тонкой металлической оправе, затем снял их. Дэмьен заметил отблеск магических символов, тонко вырезанных в центре чистых стеклянных пластинок.

— Добро пожаловать, — любезно поздоровался хозяин. — Чем могу быть полезен?

Прилавок переполняло множество самых причудливых вещиц: сердечки из стеганой тафты, маленькие ситцевые мешочки с бантиками-розочками, обереги в виде массивных медальонов и чаши с гравировкой на сексуальные темы. Ко всему прилагались этикетки. И если то, что на них было написано, правда…

— Они все действительно Сотворены? — спросил Дэмьен.

Мужчина в черном почти механически кивнул, как будто такие вопросы он слышал каждый день.

— Удостоверено экспертом, леди Си. Каждый предмет в магазине Сотворен посредством Фэа для определенных целей. Результат гарантирован в большинстве случаев. Что именно вас интересует?

Дэмьен собрался уже ответить, как вдруг в дальней стене распахнулась дверь, до того совершенно незаметная за окружавшими ее горами книг или, может быть, спрятанная с помощью Творения? В комнату проскользнула женщина, ее глаза сияли торжеством.

— Нашла! — заявила она.

Ее компаньон театрально вздохнул и захлопнул толстенный том, который только что изучал.

— Хвала богам! Наконец-то.

— Если бы я не наложила на него это проклятое Затмение… — Увидев Дэмьена, женщина запнулась, на ее лице появилась улыбка. — Добрый вечер. Прошу прощения. Я не заметила, что мы не одни.

Невозможно было не ответить на эту очаровательную улыбку.

— Леди Си, я полагаю?

— Если угодно. Сиани Фарадэй.

Она подошла и протянула Дэмьену руку, которую он с удовольствием пожал.

Темные волосы и нежная смуглая кожа замечательно оттеняли большие выразительные глаза и губы, для которых самой естественной была широкая приятная улыбка. От уголков глаз веером расходились тонкие линии морщинок, выдававшие прожитые годы, но мягкость кожи и стройность фигуры говорили совсем о другом. Невозможно было определить ни ее истинный возраст, ни происхождение — она могла принадлежать к любому народу. Как бы то ни было, Дэмьен почувствовал, что эта женщина очень привлекает его.

«Будь честным, Дэмьен. Тебя всегда привлекало все волшебное, и вот перед тобой настоящий посвященный — так какая разница, как она выглядит?»

— Очень приятно, — галантно произнес он. — Дэмьен Килканнон Райс, прибывший из Ганджи-на-Утесах, к вашим услугам.

Она игриво прищурила глаза, как бы намекая, что ей известно, сколько громких титулов он не счел нужным упомянуть. Должно быть, леди Си сотворила над Дэмьеном заклятие Познания, едва увидев его. И то, что он даже не заметил, как это было сделано, много говорило об уровне ее мастерства.

«Это стоит обдумать. Как маг она не просто сильнее большинства, она погружена в магию как никто другой».

Еще Дэмьен вспомнил, где он находится, и подумал о том, каково с такой чуткостью жить в тени Великой Тьмы?

— Вы и есть Магистр Знаний?

Она кивнула:

— Да, это я.

— Это значит, что вы… архивариус?

— Это значит, что я отыскиваю, собираю, Познаю и распространяю самые разные сведения. Как говорили наши предки когда-то, до Великого Жертвоприношения, занимаюсь «организационной работой». За умеренное вознаграждение конечно же.

— Естественно.

— Это значит также, что я обязана сохранять нейтралитет — принимая во внимание, в каких целях используются полученные от меня данные! — Глаза хозяйки заведения озорно блеснули, и она добавила: — Нужно быть очень осмотрительной!

— Это, безусловно, необходимо.

— Еще бы. Мы научились этому на горьком опыте. В давние времена очень многие из так называемых Владык Знаний погибали от рук колдунов, мстивших им за нескромность. Мы научились не принимать ничьей стороны. А люди научились уважать нашу беспристрастность, чтобы пользоваться нашими советами. Не желаете ли что-либо узнать от меня? Или чем мы можем быть вам полезны?

Интересно, насколько глубоко ее Познание проникло в него? Пристально глядя на женщину, Дэмьен произнес:

— Мне нужна здешняя карта Фэа. Найдется у вас такая?

Глаза леди Сиани ярко блеснули, отражая янтарный свет лампы.

— Думаю, да, — последовал простой ответ. Непохоже было, чтобы она насмехалась. — Современную или историческую?

— Современную.

— Тогда я уверена, что у нас есть то, что вам нужно.

Леди Си шагнула назад, обследовала одну из забитых книгами полок и через пару минут вытащила оттуда жесткий пергаментный свиток. Затем она разложила карту на прилавке перед Дэмьеном и придавила углы несколькими вещицами без этикеток, лежавшими рядом, чтобы Дэмьен мог рассмотреть лист.

Он тихонько присвистнул. Потоки магии текли через город в полудюжине направлений, каждый был точно размечен в соответствии с содержанием и тенденциями противоречий. А к северу от города, за хорошо защищенными портами Кали и Сет, пересекая узкий извилистый пролив, разделявший два континента, спираль мощных потоков стягивала центр средоточия силы, обозначенный таким крупным пятном, что Дэмьен с трудом определил его точное местонахождение. Лес? Он удивился, отыскав название района среди бесчисленных пометок. Да, Лес. И пятно в центре его обозначало скопление самого дикого и необузданного Фэа, какое только известно на человеческих континентах. И наиболее опасного. И так близко!

— Вас устроит? — осведомилась женщина.

По тому, как она это произнесла, можно было понять — она знает, что на родине Дэмьена карты Фэа выглядят как обычные дорожные карты с несколькими узкими тропинками. Дэмьен никогда не видел, не мог даже себе представить ничего подобного этой карте.

— Сколько?

— Пятьдесят монет, можно в западном эквиваленте. Или обмен, — добавила леди Си. Дэмьен заинтересованно взглянул на нее. — Очень немногие прибывают сюда из ваших краев, и еще меньше таких, кто одолел Разделяющие горы. Ваши новости и опыт представляют для меня определенную ценность, с профессиональной точки зрения, конечно. Я могла бы обменять то, что вам нужно, на то, что вы знаете.

— За обедом? — вкрадчиво поинтересовался Дэмьен.

Она окинула его долгим взглядом, от залепленных грязью сапог до грубой шерстяной рубахи. Дэмьену показалось, будто он чувствует, как вокруг него возрастает мощность магических потоков, и он понял, что она не просто смотрит, но и Познает его.

— Но вы же, кажется, куда-то ехали? — спросила она, улыбаясь.

Дэмьен пожал плечами.

— У меня еще целая неделя. Они не знают, что я уже здесь, и не узнают, если я им не сообщу. Меня никто не ждет, — заверил он хозяйку.

Леди Сиани кивнула. Затем повернулась к мужчине в черном, который ответил на ее безмолвный вопрос.

— Иди, Си. — Он тоже улыбался. — Я управлюсь с магазином до полуночи. Только вернись до… — Запнувшись на полуслове, он напряженно взглянул на Дэмьена. — До того, как Они придут, ладно?

Женщина кивнула.

— Разумеется. — Из груды бумаг она вынула две вещи: оберег на ленточке и блокнот в матерчатом переплете и подала их мужчине, пояснив: — Когда придет Дез, отдай это ему. Он хотел большего, но… Я могу сделать только это, работая со звездами Коры. Если ему потребуется что-то еще, попытайся убедить его довериться земному волшебству. С этим я могу сделать более подробное Предсказание.

— Хорошо, сделаю все, как прикажешь.

— И еще. Шелла просила оградить ее сына заклятием от опасностей истинной ночи. Я должна сказать, что не смогу этого сделать. И никто не сможет. Лучше всего будет не выпускать его из дома… Она может вернуться и спросить.

— Я объясню ей, Си.

— Вот это, я думаю, подойдет. — Она сняла с вешалки широкий шелковый жакет и улыбнулась Дэмьену. — Вы приглашаете?

— Окажите такую любезность, — отозвался он.

— Тогда давайте пойдем в «Новое Солнце». Вам там понравится. — И Сиани обернулась к своему компаньону: — Я буду там, Зен, если понадоблюсь — позови.

Тот кивнул в ответ. Дэмьен предложил леди Си руку. Она посмотрела на него несколько удивленно — ее явно позабавил этот обычай, — но затем вложила свою маленькую изящную ручку в его ладонь.

— Вы можете оставить там и своего коня, — сообщила она Дэмьену. — Я думаю, местечко покажется вам… интересным.

«Интересным» — это было еще мягко сказано. Гостиница «Новое Солнце» была одной из ряда заведений, окружавших центральную площадь Джаггернаута, лучший кусок недвижимости, какой только можно себе пожелать. Передний зал ресторана выходил прямо на несколько акров аккуратного газона с несколькими деревьями, разделенного на геометрически правильные сегменты ухоженными дорожками. По многочисленным палаткам и эстрадам Дэмьен заключил, что на этой лужайке процветает до двух десятков мелких предпринимателей, вероятно, в течение всего теплого сезона. Это действительно был центр города, и не только географический. А на дальней стороне площади в лунном свете сиял…

Собор. Не затерявшийся среди других культовых зданий, как Большой Собор в Ганджи, но неотъемлемая часть суматошной городской жизни. Дэмьен выбрал столик так, чтобы деревья не закрывали вид на Собор, и громко ахнул от восхищения. Если слухи не лгут, этот храм должен быть старейшим на восточном континенте. Построенный еще во времена Возрождения, он был великолепным памятником неоготического стиля. Арки и опоры, воспаряющие к небесам, кремово-белые стены сверкали в лучах луны и свете фонарей. На фоне темного ночного неба Собор сиял волшебным светом, притягивая к себе верующих, как огонь мошек. По его широким ступеням поднимались десятки — нет, сотни молящихся. Вера паломников обуздывала дикое Фэа, струившееся у их ног, возвращая им спокойствие, безмятежность и надежду. Дэмьен изумленно взирал на это, охваченный благоговением, и думал: «Здесь, в этом диком месте, мечта жива и реальна. Центр порядка, делающий возможной цивилизацию. Если только этим можно управлять в достаточной степени…»

Легкое прикосновение к рукаву напомнило Дэмьену, где и с кем он находится, и он встряхнул головой.

«Потом».

Он заказал ужин на двоих. Местные лакомства, по рекомендации Сиани. Дэмьен решил не спрашивать, как они выглядели, когда были живы. Но, вопреки его предчувствиям, на вкус эти лакомства оказались превосходны, а густой, сладкий эль, которым славился Джаггернаут, доставил особенное удовольствие после месяцев, проведенных на сухарях и воде.

Они беседовали. Расплачиваясь за карту, Дэмьен рассказывал своей спутнице о том, что произошло с ним в дороге, поначалу сильно приукрашивая свои приключения, пока мягкая улыбка женщины не подсказала ему, что это, похоже, бесчестно. Тогда он сообщил ей настоящие новости, менее захватывающие. Пять кораблей потерпели крушение на рифах у Ганджи. При этом погиб дипломат из Топей. Летние бури налетают из пустынных земель так яростно, как будто пески вознамерились захватить весь континент. Цунами. Землетрясения. Политика. Сиани интересовало все, даже самое незначительное и заурядное для рассказчика. Сама же она не сообщила Дэмьену ничего нового, пока он не закончил свой рассказ.

К тому времени, как им принесли десерт, совсем стемнело. Солнце и Кора покинули небосвод; только луна клонилась к закату да несколько мерцающих звезд были еще видны над горизонтом.

— Итак, — промурлыкала леди Си, подкладывая ложечкой в густой пенистый напиток черный сахар, еще одну достопримечательность Джаггернаута, — теперь спрашивайте. Что бы вы хотели узнать прежде всего?

Дэмьену пришло в голову несколько полушутливых реплик, которыми он обменялся бы с любой другой женщиной, но он передумал и отбросил пустое. Когда открыто предлагают информацию — такую ценную возможность глупо тратить на мелкие шутки.

— Лес или ракхи, — предложил он Сиани после недолгого размышления, — по вашему выбору.

На мгновение лицо женщины помрачнело. Гнев? Страх? Дурное предчувствие? Но голос Сиани звучал по-прежнему ровно и мягко, когда она, откинувшись на спинку стула, спросила Дэмьена:

— Далеко идущие планы, не так ли?

— Там, откуда я прибыл, это только легенды. И темные легенды.

— Но вы хотите знать…

— А кто — нет?

— О Лесе? Когда даже мысли о нем открывают путь темному Фэа? Большинство людей постарались бы избежать такого риска.

Лес. То, что Сиани заговорила именно об этом месте, означало, что Лес ее тоже очень беспокоит. Дэмьен почувствовал это еще в начале беседы, еще при первом упоминании о Лесе, хотя и предоставил Сиани выбирать тему самой. Лес, называемый Запретным во всех старинных текстах. Что людям известно о нем, даже здесь? Это средоточие неуправляемого, дикого Фэа, которое в ранние, менее изощренные времена называлось просто злом. Теперь люди знают больше и понимают, что силы, струящиеся по поверхности этой планеты, не содержат в себе ни зла, ни добра — они всего лишь отзывчивы, они откликаются на надежды, страхи, на заклятия и охранительные чары, как и на все другие виды Чародейства, на фантазии, ночные кошмары и тайные желания. Силы эти могут быть полезны, если уметь ими управлять.

Отзываясь на темные человеческие желания, на подавляемые при свете дня недобрые стремления и страсти, Фэа может стать смертоносным. Свидетельство тому — Приземление и ужасная гибель первых колонистов. Свидетельство тому — чудовища, поверженные Дэмьеном в Разделяющих горах, как примеры самых темных созданий человеческого воображения, которые получили новую жизнь и крепкие тела и подстерегают неосторожных среди диких льдов.

Свидетельство тому — Лес.

— Фэа, сосредоточенное в Лесу, трудно подчинить себе из-за того, что его слишком много, — повела рассказ Сиани. — Реагирует оно почти мгновенно. Попросту говоря, достаточно всего лишь подумать о чем-либо, чтобы это произошло. На каждом, кто отважится войти под сень этого Леса, остается темный отпечаток, независимо от его намерений. Каждый, кто гибнет в этом Лесу, делает колдовство еще более могучим. Некогда Церковь попыталась превозмочь колдовство Леса своей верой, — как известно, это была последняя из Великих Войн. Но Лес ответил тем, что вернул им самые темные кошмары с религиозным оттенком. Такая сила предпочитает тайны, хранимые в бессознательном, нашим вполне сознательным устремлениям.

— Но как могут люди жить так близко от Леса? Как могут Джаггернаут, Кали, и Сет, и Джеханн — как эти города могут не только существовать, но и процветать здесь?!

— Посмотри внимательней на свою карту. Лес расположен в самом центре водоворота, где средоточие стихийного Фэа притягивает и понемногу засасывает в себя все недоброе. Почти все, что туда попадает, никогда более не выходит обратно. Иначе мы не смогли бы здесь жить.

— Ты сказала — почти все…

Женщина кивнула, лицо ее помрачнело.

— В Лесу живет некто — человек или демон, — кто принуждает стихийное Фэа откликаться на темные приказы и заклинания. Легенды утверждают, что он сидит как паук в паутине в самом сердце водоворота Фэа, поджидая очередную жертву, и отнимает все ее силы. И лишь его избранники покидают Лес, чтобы постоянно искать для него новые жертвы.

— Ты говоришь об Охотнике, не так ли?

— Тебе о нем известно?

— Я достаточно часто слышал о нем, пока ехал на восток. И всегда без каких-либо объяснений.

— Это разумно, — заверила его Сиани. — Даже простое разъяснение смысла этого имени открывает колдовской канал. Людей ужасает такое соприкосновение. Это больше, чем просто Охотник. Это наш местный бука, таящийся в темных углах и чуланах, чьим именем пугают непослушных детей. На востоке Охотника боятся больше любой другой земной силы, кроме самого Зла. И пойми меня правильно — в нем действительно слились зло и могущество. Его посланцы охотятся за тенями в городах Востока, выбирая подходящую жертву, чтоб забрать с собой в Лес, — для Охотника, который питается силой пойманных несчастных. Часто его жертвы — молодые, красивые женщины. Говорят, он охотится на них, как на диких животных — где-то там, в центре земель, покорных любому его капризу. Очень немногие из них выжили — или им было позволено выжить для каких-то темных целей, ведомых одному Охотнику. Все они безумны, и смерть для них была бы благом. И обычно они кончают самоубийством вскоре после возвращения…

— Продолжай, — спокойно сказал Дэмьен.

— Это означает, что посланцы Охотника после захода солнца могут принимать человеческий облик. Вот почему сейчас на улицах так редко увидишь одинокую женщину — когда стемнеет, они ходят с охраной или же по нескольку сразу.

— Ты называешь это существо «он». По-твоему, это мужчина?

Сиани ответила не сразу.

— Да, я так считаю. Другие думают иначе.

— Чародей, посвященный?

— Он не может не быть им, не так ли?

— Которого подчинил себе Лес?

Женщина изучающе посмотрела на Дэмьена, как будто тщательно подбирая слова для ответа:

— Возможно, — наконец промолвила она. И, не сводя глаз с собеседника, добавила: — Но я так не думаю.

«Который подчинил себе Лес». Эта мысль потрясла Дэмьена. Вся мощь Церкви была когда-то брошена против безграничного зла в той войне, которая должна была положить конец вообще всем войнам… и безуспешно. Возможно ли, чтобы одному-единственному человеку удалось покорить себе такую мощь, когда тысячи других лишились жизни, пытаясь сделать это?

Вздохнув, он вернулся к действительности. Леди Си спросила счет и накинула на плечи жакет. Неужели они пробыли здесь так долго?

— Уже поздно, — улыбнулась она, извиняясь. — Мне пора возвращаться.

— Чтобы не встретиться с ними? — Дэмьен постарался выговорить это непринужденно, но ему не удалось скрыть своей тревоги.

Им принесли счет, Дэмьен просмотрел цифры.

— В этом городе девяносто шесть языческих храмов, — тем временем предупредила его Сиани, — девятнадцать чародеев и около тысячи человек, считающих себя колдунами или чем-то вроде этого. Тебе не понравятся ни они, ни то, чем они занимаются. Поэтому не спрашивай.

— Не знаю, не знаю. Вот эта чародейка, к примеру, мне очень даже нравится.

Сиани поглядела на него. Слова Дэмьена явно смутили ее. Наконец она встряхнула головой:

— А ты куда приятнее, чем можно было ожидать.

Он усмехнулся:

— Стараюсь!

— Ты еще будешь в городе некоторое время?

— Если они меня вытерпят.

Женщина не спросила, о ком говорит Дэмьен. Это подтверждало, что она уже об этом знает. Ее Познание действительно было полным, что несколько неожиданно для такого места, как это.

Дэмьен вгляделся в окутанную ночью площадь и подумал о том, что может скрываться в такой темноте.

— Пойдем, — сказал он Сиани и бросил на столик несколько монет, — я провожу тебя до дома.

Если Собор даже издалека выглядел величественно, то вблизи он производил еще более сильное впечатление. Над меньшими арками парили более высокие, пространство между ними заполняла искусная резьба в самых разнообразных стилях. Огромное здание было сплошь покрыто несколькими слоями резных орнаментов, словно архитектор боялся чистого пространства. Но даже если обилие украшений казалось излишним по современным стандартам, это тоже было особенностью архитектуры Собора. Сила архитектуры Возрождения кроется в ее способности поражать зрителя величием.

Дэмьен остановился у подножия широкой лестницы перед входом в Собор и позволил себе открыться для всего, что предполагал найти в этом месте: слитой воедино веры тысяч людей, послушных одному закону; остатков великой мечты, пострадавшей, но не уничтоженной в ужасной войне, которая разделила Церковь и бросила человека на милость стихий этой чужой планеты; надежды, что однажды вера победит колдовство и вся Эрна наконец будет заселена, став безопасной для проживания.

Чувства переполняли Дэмьена, соединяясь с возбуждением от бегущего по жилам тепла из-за выпитого эля, радостью от успешного окончания путешествия, удовольствием от удачно складывающихся отношений с очаровательной женщиной.

— Если бы я не был таким грязным, — обратился он на прощанье к Сиани, — то попытался бы обольстить тебя.

— Если бы ты не был таким грязным, — с улыбкой ответила она, — это могло бы у тебя получиться.

«Великолепное начало», — подумал Дэмьен.

По ступеням Собора все еще спускались прихожане, разделяясь на два потока. Дэмьен не заметил одиноких женщин. Все они собирались в маленькие компании или же уходили в сопровождении мужчин. Даже сюда, на ступени храма Господня, пала тень Охотника.

Но вот последние верующие пожали руку своему священнику и вышли из храма, и огромные изукрашенные ворота стали медленно закрываться, оставляя ночь снаружи. Какое-то время Дэмьен в восхищении рассматривал причудливый узор, украшавший ворота, затем взошел по ступеням и постучал.

В воротах приоткрылась маленькая дверца, и оттуда выглянул человек в одежде священника с маленькой лампой. Дэмьен понимал, что на фоне сверкающих белых ступеней, после множества хорошо одетых прихожан он кажется привратнику, мягко говоря, неряшливым.

— Чего? — грубовато спросил привратник, и в тоне его голоса отчетливо прозвучало: «Закрыто на ночь!» Его подозрительный взгляд скользнул по мечу Дэмьена.

— Храм открыт?

Со вздохом раздражения привратник отступил, давая Дэмьену войти. Да, официально Собор оставался открытым, и любой мог войти, чтобы помолиться. Церковь придерживалась этой традиции и на востоке, и на западе. И если какой-нибудь грубый солдат хочет сделать это в такое время, привратник не имеет права прогнать его. Дэмьен знал это, задавая свой вопрос. Но когда он, пригнувшись, протиснулся через низкую дверцу и оказался в преддверье собственно Собора, привратник предостерегающе тронул его за плечо.

— Оставьте оружие, — холодно произнес он.

Дэмьен был больше удивлен, чем рассержен. Рукоять меча была хорошо видна над его плечом, и золотое навершие с гардой, имитирующей языки пламени, должно было внушить привратнику лучшие манеры. Неужели никто из их Ордена здесь не был так давно, что эти люди ничего не смыслят в их обычаях?

— Его Святейшество у себя? — поинтересовался Дэмьен.

Привратник посмотрел на него так, как будто Дэмьен произнес при нем Проклятие, и отряхнул свой рукав, словно одно присутствие невежи каким-то образом замарало его.

— Святой Отец занят, — резко ответил он. — Приходи утром, в обычное рабочее время, и ты сможешь испросить аудиенцию.

— Передай, что Дэмьен Килканнон Райс уже здесь, — перебил его Дэмьен. — Думаю, он захочет меня увидеть.

Привратник одарил его долгим, недобрым взглядом. Но в конце концов решил, что от этого неприятного гостя будет проще избавиться, исполнив его желание, чем пытаясь выставить вон. Подозвав послушника — улыбчивого юношу с чистыми глазами, — привратник грубо приказал ему:

— Пойди и сообщи Его Святейшеству, если он вообще впустит тебя, в чем я сильно сомневаюсь, что Дэмьен Килканнон Райс требует аудиенции, и немедленно.

Мальчик убежал, охваченный служебным рвением. Чтобы занять время, Дэмьен подошел к двери в само святилище и заглянул в щелку. Он увидел обитые бархатом скамьи, позолоченный алтарь и драгоценную мозаику, изображающую изгнание Пророком Единого Зла во тьму — одну из немногих картин, разрешенных Церковью.

«Хорошо, — подумал Дэмьен, — очень хорошо».

— Отец?

Юноша посыльный вернулся. Он уставился на Дэмьена широко раскрытыми глазами, полными благоговейного страха, когда привратник, явно шокированный, заюлил:

— Примите мои извинения, отец. Мы не знали, кто вы. Конечно же Его Святейшество примет вас.

Юноша повернулся, желая указать дорогу, но Дэмьен мягко отклонил его попытку:

— Не нужно. Я знаю, как пройти. Спасибо, сын мой.

Дэмьен чувствовал изумление мальчика, когда шел по мозаичному полу к тяжелой двери, которая наверняка вела к лестнице. Интересно, что ему наговорили? Дэмьен прислушивался, ожидая услышать шепот или какой-нибудь намек на движение позади, но только когда он достиг лестницы и двери уже закрывались у него за спиной, юноша украдкой поведал привратнику невероятную тайну.

В шепоте его было девять частей благоговейного изумления и лишь одна часть страха:

— Отец Райс — колдун…

Дэмьен тихо рассмеялся, поднимаясь по лестнице.

2

Образ Патриарха: совершенно белые волосы, орлиные черты лица, глаза холодные, пронзительно синие. Строго очерченные тонкие губы, мимолетный проблеск безукоризненных белых зубов. Смуглая кожа, иссушенная и истонченная возрастом. Резкие черты, говорящие о суровости и непреклонности. Его тело, как и лицо, с годами стало скорее жестким, чем слабым. Широкие сильные плечи, с которых каскадом ниспадали волны шелка цвета слоновой кости, скрывая фигуру старика в просторных складках. Сила в каждой черте, даже в манере держаться. Власть.

И что-то еще читалось на его лице, в глазах, в позе и… в голосе, густом баритоне, которому позавидовал бы любой певец. Гнев. Негодование. Отвращение.

Именно этого Дэмьен и ожидал.

— Вы с поручением? — холодно осведомился Патриарх.

Вдоль стен стояли шкафы с книгами, чередующиеся с маленькими окнами с витражными стеклами, которые превращали огни города в тысячи разноцветных искр. Вся обстановка в комнате буквально дышала роскошью: массивный письменный стол красного дерева, подушки малинового бархата на единственном кресле, тоже красного дерева, старинные драпировки и узорчатые ковры — все говорило о богатстве хозяина, осмотрительно и со вкусом используемом. Дэмьен огляделся, безуспешно пытаясь найти место, где можно присесть. Затем положил свой дорожный мешок на край полки и порылся в нем в поисках послания Ее Святейшества. На ближайших книгах осела пыль, поднятая им с мешка. Дэмьен почувствовал неодобрительный взгляд Патриарха даже раньше, чем взглянул ему в лицо.

— Ее Святейшество шлет наилучшие пожелания, — возвестил Дэмьен и достал пергаментный пакет.

Патриарх с минуту разглядывал послание, обратив особое внимание на то, что печать Церкви, подтверждающая его подлинность, расположена с краю, а сам конверт остался открытым. Патриарх поднял взгляд на Дэмьена. Холодные голубые глаза откровенно говорили: «Она доверяет тебе. Я — нет».

Наконец Патриарх развернул послание и углубился в чтение.

«Сила, — отметил Дэмьен, — он прямо-таки излучает силу».

Убедившись, что Патриарх полностью поглощен чтением документа, Дэмьен прошептал ключ к Познанию. Осторожно, очень осторожно — ведь если узнают, что он сейчас и здесь Творит волшебство, можно будет забыть обо всем, что он надеялся совершить. Но произнесенных слов никто не услышал. Фэа легко заструилось вокруг Дэмьена, сплетаясь в картину, которую ему предстояло разгадать. И… да, все обстояло именно так, как он и подозревал. Было бы удивительно, если бы Патриарх знал об этом. Человек старается объяснить свою собственную силу привычными понятиями. Вместо признания, что каждая его мысль вызывает мельчайшие колебания, распространяющиеся в потоках Фэа и изменяющие реальность по его воле. Что вполне естественно в здешних землях. Чародей с врожденными способностями, выбравший профессию, запрещающую ему осознать истинный источник своей власти…

Патриарх кивнул и изящной, ухоженной рукой вложил письмо в конверт.

— Она о вас высокого мнения, — произнес старик, бросив пакет на стол. Фраза, не выражавшая ни одобрения, ни порицания. Хотя Святая Мать написала совершенно ясно: «Это верный человек, он полностью предан нашему делу. Можете положиться на его честь, осторожность и осмотрительность». Патриарх пристально посмотрел на посланника и плотно сжал губы. — Хорошо. Я не обесчещу себя лицемерием, Дэмьен Килканнон Райс. Скажу только, что здесь тебя очень ждали — тебя и твою магию.

Патриарх медленно подошел к окну. Драгоценные кольца сверкнули на его руке, отражая огни города, когда он приоткрыл створку. Постояв немного, молча глядя на ночной город, как будто это помогало ему подобрать слова, старик разразился целой речью:

— С самых ранних лет служил я этой земле… Как только стал достаточно взрослым, чтобы понять, что это за планета и что она делает с людьми, я посвятил свое тело и душу нашему спасению. Это означает верность одному Богу в мире, где тысячи и тысячи божеств требуют поклонения, вознаграждая дешевыми и мелкими чудесами любые жертвы в их честь. Это означает связать себя с Церковью, которая до сих пор не может избавиться от памяти о своем величайшем поражении, когда храмы победителей вырастали, возносились и множились, как саранча. Я выбрал заведомо трудный путь, потому что я верил в это — верю в это, преподобный Райс! — и ни разу не усомнился в своей вере. Или в убежденности, что такая вера необходима, чтобы вернуть человеку его Земную судьбу! — Патриарх отвернулся к окну, подставляя лицо холодному ночному ветру, развевавшему его седые волосы. — Наиболее трудны в исполнении законы Церкви, относящиеся к области Фэа. Особенно в этом городе, где волшебство настолько дешево, что бедняки чаще могут купить видение обильной пищи, чем кусок хлеба… и потом умереть от голода, преподобный Райс. Их тела измучены голодом, но на бледных лицах сияют ужасающие своей неуместностью улыбки! Вот почему я верю в то, что делаю, — как верит моя Церковь уже почти тысячу лет. Мы не сможем покорить эту чудовищную мощь, раздробив ее между колдунами с их ничтожными заклинаниями и убогим чародейством. Чем больше мы будем использовать Фэа для утоления человеческой жадности, тем сильнее поднимется зловоние, порожденное нашей собственной невоздержанностью. Ганнон, живший в эпоху Возрождения, ясно видел это. По этой веской причине он и запретил колдовство — и я с ним согласен сердцем и душой. Если нужен пример того, что Фэа может сделать с человеком, когда завладеет им… вспомни Падшего Пророка. Или Первое Жертвоприношение. Подумай о чудовищах, сотворенных колдовством из людских кошмаров… Я поклялся истребить это, преподобный Райс. Любой ценой. Я поклялся, что Фэа будет покорено, как наставлял Пророк. И вот я получаю письмо от Святой Матери, в котором мне сообщают, что на западе начаты изыскания возможности управления мощью Фэа в интересах Церкви, для чего там собрали горстку разбирающихся в колдовстве людей. Колдовство! Даже облаченное в шелковые священные одежды, оно будет смердеть по-прежнему! Я спорил с ней, умолял ее!.. Как много бы я отдал, чтобы исцелить ее… Но твоя Святая Мать весьма своевольная женщина, и она все же решилась на это. И вот в моей Церкви раскол, преподобный Райс, мои мечты о спасении извращены… — Патриарх вновь повернулся лицом к Дэмьену, его холодные глаза сузились. — И ты — орудие этого извращения.

— Никто не принуждал вас принимать меня! — огрызнулся Дэмьен и тотчас раскаялся в своей несдержанности. Он ведь был готов к гораздо большему, чем это… Откуда такая вспыльчивость? Значит, его подтолкнуло на это Фэа, отвечая подспудному желанию Патриарха. Почему? Зачем ему это нужно?

«Чтобы я потерял самообладание, чтобы ему больше ничего не оставалось, как вышвырнуть меня вон?» Дэмьен был изрядно озадачен тем, что человек, не принимающий и не понимающий Фэа, может так успешно Действовать на него — даже не осознавая, что он делает. Как же прочно укоренилась в человеке нетерпимость из-за его нежелания принимать действительность такой, как она есть!

— Верно, — согласился Патриарх, — но как следствие этого я могу расколоть Церковь, породить ересь, коей не будет исцеления… или начать священную войну, пытаясь искоренить эту ересь. Такой результат гораздо более отвратительный. И я дал свое согласие. И попросил направить ко мне одного колдуна, чтобы я мог судить по делам его. Мог видеть, как он действует, и лично мог убедиться, что его волшебство не представляет угрозы для веры. И я буду очень удивлен, — закончил Патриарх ледяным тоном, — если ты сможешь убедить меня своими доказательствами.

Призвав на помощь все свое самообладание, Дэмьен холодно промолвил:

— Я буду стремиться к этому всей душой, Ваше Святейшество.

В голубых глазах, впившихся в столь нежелательного гостя, бушевало пламя.

— Дэмьен Килканнон Райс. Рыцарь учрежденного королем Ганноном Ордена Золотого Пламени. Член Союза Восхода Земли-Звезды. Преподобный Отец Церкви Объединения Веры людей Эрны. Что ты считаешь своей целью?

— Мечту, ради которой я готов умереть и готов убивать сам, защищая ее, — очень серьезно ответил Дэмьен.

Патриарх медленно кивнул:

— Хорошая цитата. Девиз твоего Ордена, впервые высказанный в куда более кровавые времена, чем нынешние, осмелюсь заметить. Но ты, преподобный Райс, — человек. Мечтатель. Во что веришь ты?

— Я верю, что вы ошибаетесь, — мягко ответил Дэмьен, — что наша традиционная система убеждений устарела. Что наши предки воспринимали картину мира, как переплетение черного и белого, хотя он скорее составлен из оттенков серого. И Церковь должна принять эту истину, чтобы остаться верной сущности жизни в этом мире. Исполнение нашей мечты, — завершил Дэмьен несколько громче, — зависит именно от этого.

Патриарх долго молчал, пристально глядя Дэмьену в глаза.

— Святая Мать сделала хороший выбор, — произнес он наконец. Шелковые одеяния Патриарха трепетали на ветру. Он протянул руку и закрыл окно. — Но скажи мне, когда ты творишь свое колдовство, когда держишь в руках сущность этого мира и заставляешь ее воплощать свои желания — можешь ли честно ответить мне, что твое владение силой как таковой не искушало тебя? Неужели ты никогда не колдовал ради собственного блага, твоего личного блага, независимо от нужд Церкви? Никогда не изменял лик природы по собственной прихоти? Или не мечтал об этом?

— Я такой же человек, как и вы, — кратко отозвался Дэмьен. — Каждому из нас знакомы искушения. Но в нашей воле превозмочь себя, чтобы служить идеалу, пренебрегая тем, что внушают эгоистические инстинкты. И в этом наше отличие.

— Да-да, конечно, — кивнул Патриарх, — слова Пророка. Вспомни, а ведь он предал нас. Да и себя самого. И так будет со всяким, кто попытается примирить колдовство и нашу веру. Помни об этом.

Старик подошел к тяжелому креслу красного дерева, сел, разгладил полы своей мантии. Вздохнул и продолжил разговор:

— Я позволю тебе набрать учеников, преподобный Райс, вопреки здравому смыслу и невзирая на собственные возражения. Дюжину самых способных послушников. Но я отберу тех, кто обладает наилучшей теологической подготовкой, а не колдовским дарованием. Ограничимся этой группой, пока я не удостоверюсь, что подобный эксперимент не представляет опасности для моих трудов. Или для моей Церкви. Надеюсь, моя позиция понятна?

Дэмьен поклонился, с трудом сдержав улыбку.

— Вполне понятна, Ваше Святейшество.

Патриарх дважды хлопнул в ладоши. Мгновение спустя дверь отворилась и в комнату вошла молодая девушка в одежде прислуги.

— Это Ками. Она поможет тебе устроиться. Ками, проводи преподобного Райса в приготовленные для него комнаты. Проследи, чтобы он ознакомился с нашим распорядком и получил все, что ему нужно на ночь. Завтракаем во флигеле, ровно в восемь. Это даст вам возможность встретиться с остальными членами нашего братства в… скажем так, менее напряженной обстановке. — Его губы дрогнули в легкой улыбке. — Не слишком рано?

— Меня это устраивает, Ваше Святейшество.

Патриарх кивнул Ками, Дэмьен поднял свой мешок и последовал за девушкой. Но когда он уже выходил из комнаты, до него донесся мягкий голос Патриарха, окликнувший его по имени. Дэмьен обернулся.

— Когда придет время умирать, — задал последний вопрос старик, — а ведь это когда-нибудь случится с тобой, как и с любым другим человеком, что ты станешь делать тогда? Склонишься перед Природой, следуя своей человеческой сущности? Поможешь нам заложить основы здания, с которым наши потомки покорят звезды? Или поддашься искушениям этой чуждой магии и продашь душу за какие-то несколько лет жизни, как попытался сделать Пророк? Обдумай это наедине с собой, преподобный Райс.

Разговор явно был окончен, но Дэмьен не спешил уходить.

— Фэа — не магия.

Патриарх небрежно отмахнулся, на руке блеснули многочисленные кольца.

— Упражнения в риторике! В чем, собственно, разница?

— Магией можно управлять, — напомнил Дэмьен. Потом помолчал, дав Патриарху время обдумать его слова, и добавил: — Не в этом ли состоит главная проблема Эрны? — На прощанье он поклонился — с легким намеком на вызов. — Я обдумаю ваши слова, Ваше Святейшество. Спокойной ночи.

3

Солнце село.

Нарилка стояла в узких дверях лавки, пристально вглядываясь в горизонт на западе. Ей было холодно — и не только от вечерней прохлады. Пока девушка копалась внизу, солнце уже село. Как могла она быть так неосторожна?

Звезды тоже почти угасли.

По темному небу лишь на востоке скользила полная луна. Но скоро и она скроется, и только звезды Кольца — тусклые, еле заметные — да тонкий серп второй луны на западе будут освещать Нарилке путь домой своим призрачным светом.

Ей было так страшно, что она уже хотела вернуться в лавку. «Я задержалась на работе дольше, чем положено. Проводите меня, пожалуйста, домой…» — скажет она. Но ее дом далеко, а Грэхем, наверное, занят, к тому же он постоянно старается показать ей, что все ее страхи — пустой каприз. Так что хозяин, скорее всего, не обратит внимания на ее просьбы. «Да у тебя столько оберегов, что на весь город хватит, — фыркнет он. — Женщина вполне способна самостоятельно добраться до дома. У тебя с головой все в порядке? У меня что, других дел нету, кроме как потакать твоим капризам?»

Нарилка глубоко вздохнула, собралась с духом и вышла на ночную улицу. Ледяные щупальца осеннего вечера тут же обвились вокруг ее шеи, — а может, это ей только показалось? — и девушка поплотнее закуталась в шаль, словно мягкая ткань могла уберечь ее от чего-то похуже холода.

А не преувеличивает ли она? Вдруг это все и в самом деле просто пустые страхи? Грэхем так часто это повторял, что теперь Нарилка и сама уже задавала себе этот вопрос. С чего она взяла, что ей опаснее гулять по ночам, чем любой другой женщине? Ведь каждой женщине надо быть очень осторожной, когда она идет по ночной улице. Но с большинством из них ничего не случается…

Проходя мимо ювелирной лавки, Нарилка на мгновение задержалась, чтобы взглянуть на свое отражение в витрине. В стекле отразились иссиня-черные волосы, слегка порозовевшая от холодного воздуха гладкая белая кожа, большие глаза, обрамленные бархатными ресницами. Девушка была прелестной, как цветок, и хрупкой, как фарфоровая статуэтка. Она была красива той красотой, которой завидуют женщины и за которую гибнут мужчины. И эту красоту с удовольствием бы уничтожили — не человек, не смертный, но слуга Зла, само воплощение Тьмы.

Трясясь от страха, Нарилка поспешила дальше. Чем быстрее она будет идти, тем быстрее окажется дома. На центральных улицах еще хватало народу, чтобы Нарилка могла попытаться слиться с толпой. Но по мере того, как девушка удалялась от центра, люди встречались все реже, и скоро Нарилка осталась наедине с ночью. Она ускорила шаги. Наверное, родители уже волнуются — и не без причин. Девушка с тревогой оглядела пустынную улицу на западной окраине Джаггернаута с неровными рядами хибарок по сторонам. Ноги девушки, защищенные только туфлями на тонкой подошве, совсем оледенели, но грязь на дороге еще не подмерзла и при каждом шаге противно чавкала. Нарилка чувствовала себя живой мишенью.

Охотник. Так они его называли. Нарилке хотелось знать, что он такое. Мужчина? Об этом любили шептаться девушки в таверне, сидя в безопасном, хорошо освещенном зале и хихикая над кружкой подогретого пива. Они говорили, что когда-то Охотник был мужчиной, а теперь превратился в нечто иное. Но вожделение у него сохранилось. Иначе почему все его жертвы были молодыми привлекательными женщинами? Зачем бы ему было охотиться за красивыми женщинами, если бы его не терзала похоть?

«Перестань сейчас же!» — приказала себе Нарилка и тряхнула головой, прогоняя непрошеные мысли. Нет! Она благополучно доберется домой, и все будет хорошо. Ее родители повозмущаются, что Грэхем задержал ее допоздна, и напишут ему гневное письмо, на которое он, скорее всего, просто не обратит внимания. И это навсегда закончится. Останутся только воспоминания. Когда-нибудь она расскажет своим детям, как однажды оказалась на ночной улице, и они спросят, на что это похоже, а она им объяснит. Получится обычная история из тех, которые рассказывают вечером у очага. Верно ведь?

«Однако ты — именно то, что ему нужно, — нашептывал ей внутренний голос. — Он посылает своих прислужников в Джаггернаут как раз за такими, как ты».

— Черт вас побери! — воскликнула Нарилка, имея в виду родителей, свои страхи, саму ночь. А прежде всего — свою красоту, в которой и заключалось все дело. Боже мой, ну кому она была бы нужна, если бы родилась дурнушкой! Наверное, тогда она могла бы играть на улице допоздна, как другие дети, а когда выросла, то быстро привыкла бы к ночи, разумно объяснила бы себе свои детские страхи и избавилась бы от них навсегда. «Возвращайся домой вовремя, — безустанно поучали ее родители. — Не разговаривай с незнакомцами. Если вдруг появится демон, сразу применяй защитные заклинания». И только после всех этих наставлений ей позволяли выйти на улицу. О боги Эрны, ну разве же это свобода?

Нарилка смахнула со щеки полузамерзшую слезинку и остановилась, чтобы вытряхнуть попавший в туфельку камешек. И только снова надев туфельку, девушка осознала, что ее окружает напряженная тишина. На дороге, по которой она только что прошла, не раздавалось больше ничьих шагов. Не слышно было ни пения птиц, ни стрекотания цикад, ни детских возгласов. Словно все внезапно умерли и Нарилка осталась последним живым существом на Эрне, а эта часть дороги — единственным местом, где смогла сохраниться жизнь.

Раздавшийся за спиной Нарилки шорох заставил ее вздрогнуть. Он был очень тихий — скорее намек на звук, — но на фоне полного безмолвия даже этот шорох прозвучал словно громкий крик. Девушка быстро обернулась и увидела на дороге…

Мужчину.

— Простите, пожалуйста. — У незнакомца был приятный голос и великолепная осанка. Он поклонился, и его мягкие каштановые волосы блеснули в лунном свете. — Я не хотел вас испугать.

— А вы меня и не испугали, — солгала Нарилка. В туфли к ней снова попала засохшая грязь, но девушке не хотелось выпускать незнакомца из поля зрения даже на то время, которое требовалось, чтобы вытряхнуть туфельку. Нарилка попыталась вытряхнуть грязь, не снимая туфельку с ноги, и в результате едва не упала. Боги, ну почему она такая неловкая? Девушке не хотелось показывать свой испуг. Страх притягивает Охотника. — Просто вы подошли очень… тихо.

— Просто сейчас ночь… — Незнакомец медленно приблизился. В лунном свете его томно-грациозные движения прямо-таки завораживали. Высокий стройный мужчина с тонкими чертами лица и выразительными глазами. Украшений незнакомец не носил, лишь несколько старомодно подстриженные волосы были схвачены тонким золотым обручем. Светло-серые глаза, отливающие серебром, ярко сверкали, стоило ему повернуть голову к луне. Нарилка заметила в них скрытое любопытство. — Простите, пожалуйста, — повторил незнакомец, — но молодая женщина на улице ночью — это выглядит необычно. С вами все в порядке?

Нарилке пришло в голову, что она не слышит его шагов, — а как можно беззвучно идти по такой грязи? Но мужчина поймал и удержал ее взгляд, и через мгновение девушка уже не помнила, что же ее обеспокоило.

— В порядке, — смущенно ответила она. — То есть я тоже так думаю.

Нарилка почувствовала, что задыхается, словно она не шла, а всю дорогу бежала. Девушка попыталась сделать шаг назад, но тело отказалось ей повиноваться. Каким заклятием он ее опутал?

Незнакомец подошел к девушке почти вплотную, ухоженной рукой взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в лицо.

— Такая хрупкая, — пробормотал он, — такая красивая, и ходит одна ночью. Неблагоразумно. Может, вас проводить?

— Пожалуйста, — прошептала Нарилка.

Мужчина предложил ей руку. Немного поколебавшись, Нарилка приняла ее. Старинный жест, оставшийся от эпохи Возрождения. Дрожащей ладонью девушка прикоснулась к шерстяному рукаву и не почувствовала под ним тепла живого тела. От незнакомца веяло настоящим холодом. Он был холоден, как сама ночь. Нарилка же, несмотря на все свои старания, просто лучилась страхом.

«Великие боги, — молила она, — помогите мне добраться домой. Только помогите мне сегодня добраться домой — и я никогда больше не буду такой неосторожной!»

Девушке показалось, что незнакомец улыбается.

— Ты боишься, детка.

Нарилка не посмела возражать.

«Помогите мне пережить эту ночь. Ну пожалуйста!»

— И чего же ты боишься? Темноты? Или самой ночи?

Нарилка знала, что о таких вещах говорить не стоит, но промолчать не смогла — голос незнакомца требовал ответа.

— Созданий, что охотятся в ночи, — прошептала она.

— Да, ты права, — тихо засмеялся незнакомец. — Такие, как ты, — для них самая лакомая добыча. — Он коснулся рукава ее платья, вышитого охраняющими заклинаниями, стягивающей ее волосы ленты-оберега. — Но разве их не остановит твоя магическая защита?

«Заклинаний должно хватить, чтобы отпугнуть демонов», — подумала Нарилка. По крайней мере, так должно было быть, но внезапно девушка в этом усомнилась.

Незнакомец мягко взял Нарилку за подбородок и повернул ее лицо к своему. Прикосновение его нечеловечески холодных пальцев обжигало; по коже девушки словно пробежали огненные искры. Все вокруг теперь казалось ей нереальным, словно во сне. Все, кроме него.

— Правильно ли я тебя понял? — спросил незнакомец. — Ты никогда прежде не видела ночи?

— Это опасно, — еле выдавила из себя Нарилка.

— И очень красиво.

Глаза незнакомца, похожие на озера расплавленного серебра, притягивали ее. Девушка дрожала.

— Мои родители считают, что так лучше.

— Значит, ты никогда не была под открытым небом после захода солнца и Коры. Никогда! Я и не подозревал, что твой страх настолько глубок. Даже сейчас ты не смотришь вокруг. Ты не хочешь видеть…

— Видеть что? — спросила девушка.

— Ночь. Ее красоту. Ее силу. Так называемое темное Фэа, столь хрупкое, что даже лунный свет для него губителен, и в то же время столь сильное во тьме, что перед ним отступает даже смерть. Потоки Фэа, каждый со своей мелодией и оттенками цвета… Это целый мир, дитя! Он наполнен тьмой, что не может существовать, если небесный свет слишком силен.

— То, что погибает под солнцем.

Незнакомец улыбнулся, но глаза его были по-прежнему холодны.

— Да, это так.

— Я никогда не думала…

— Так смотри же, — прошептал незнакомец, — и ты увидишь…

Серый цвет его глаз потемнел до бездонно-черного. Вокруг Нарилки закружились звезды. Их танец был сложным и недоступным человеческому пониманию, но ритм этого танца эхом отдавался в душе девушки, в рисунке луж у нее под ногами, во взволнованном биении ее сердца. Этот танец охватил все — и небо, и землю. Девушка с изумлением поняла, что это знание, пришедшее с Земли. Древнее знание. Потоки Фэа заструились из темноты и обвивались вокруг Нарилки, как ленты пурпурного бархата. Девушка дрожала, ощущая в этих прикосновениях свободную силу. Земля вокруг жила своей жизнью, наполненной тысячей оттенков, которые придала ей ночь. Хрупкое Фэа, почти неразличимое при лунном свете, в полной тьме стало сильным и исполненным призрачной красоты. Нарилке захотелось подойти поближе к сплетению нежных, едва различимых нитей, но мужчина удержал ее.

«Это опасно для тебя», — беззвучно произнес он.

— Да, — выдохнула девушка. — Но, пожалуйста…

Музыка пронизывала холодный ночной воздух, и девушка закрыла глаза, чтобы полнее ощутить ее прелесть. Нарилка никогда не слышала подобной музыки, нежной, как само Фэа, и безграничной, как породившая ее ночь. Эти великолепные звуки воспринимались не слухом, как любая другая музыка, но проникали в девушку сквозь кожу, сквозь волосы, даже сквозь одежду. С каждым вздохом музыка вливалась в ее легкие и уходила, наполненная ее собственными серебристыми трелями, вливавшимися в общую гармонию…

«Так это и есть ночь? — изумилась Нарилка. — Настоящая ночь?»

Она скорее почувствовала, чем увидела слабую улыбку на лице мужчины.

«Да, такова ночь для тех, кто умеет видеть».

«Я хочу остаться».

Незнакомец тихо засмеялся.

«Ты не сможешь».

«Но почему?»

«Ты — дитя солнечного света! Ты получила в дар жизнь и все, что может дать солнце. В том мире тоже есть своя красота, хотя и более грубая. Действительно ли ты готова оставить все это? Готова навсегда оставить свет?»

Тьма отступила, и теперь перед ней сияли два осколка обсидиана, окруженные льдом. Глаза незнакомца. В них жило темное Фэа и музыка — чуть более мрачная и пугающе влекущая. Нарилка едва сдержала крик — ей так не хотелось, чтобы все это уходило!

— Успокойся, дитя. — Голос незнакомца прозвучал почти по-человечески. — Для тебя эта цена слишком высока. Но я знаю, что соблазн велик.

— Это ушло…

— Это останется с тобой навсегда. Смотри.

И хотя вернувшаяся обычная ночь по-прежнему казалась темной и тихой, Нарилка увидела едва заметные дрожащие пурпурные нити, а легкий ветерок донес до нее слабые отзвуки чудесной музыки.

— Как красиво…

— Ты избегала всего этого.

— Я боялась.

— Темноты? Или ее созданий? Для них не преграда закрытая дверь или свет лампы. Если они захотят увидеть тебя, то увидят, а если захотят тебя получить, то они тебя получат. Твои обереги отпугнут мелких демонов, но от более могущественных существ тебя не спасут ни свет, ни общество других людей. Так стоит ли лишать себя половины чудес этого мира?

— Нет, — выдохнула Нарилка, сознавая, что это истинная правда.

Незнакомец мягко сжал руку девушки, напоминая, что надо идти. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что он имеет в виду, но и тогда этот жест показался ей каким-то странным, слишком человеческим для этой необыкновенной ночи. Ничего не говоря, Нарилка позволила незнакомцу отвести себя домой, и он беззвучно зашагал рядом. Чего еще ей было ожидать? Вокруг них плясали тени, принимавшие в лунном свете самые причудливые формы. Нарилка дрожала от наслаждения, глядя на их удивительный танец. Останется ли с ней это умение видеть, когда незнакомец уйдет, — в память об этой волшебной ночи?

Наконец они подошли к последнему повороту перед домом Нарилки и остановились, молча глядя на дома. На свету музыка постепенно угасала. Фэа не терпит мест, где безраздельно царит скучное здравомыслие.

Пока незнакомец смотрел на маленький домик родителей Нарилки, его тонкие ноздри хищно раздувались — он словно принюхивался к доносившимся оттуда запахам.

— Они боятся, — сообщил он девушке.

— Они ждали, что я вернусь до наступления темноты.

— У них есть причины бояться. — Голос незнакомца был тихим, но девушка уловила прозвучавшую в нем угрозу. — И тебе об этом известно.

Заглянув в серебряные глаза мужчины, Нарилка увидела в них такую силу и такой холод, что с дрожью отшатнулась.

«И все равно риск стоил того, — подумала она. — Увидеть ночь такой, какая она есть на самом деле — пусть только раз…»

Обжигающе холодные пальцы незнакомца вновь коснулись подбородка Нарилки и заставили ее повернуть лицо.

— Я не причиню тебе зла, — пообещал мужчина. На лице незнакомца появилась тень улыбки — словно его позабавила собственная доброжелательность. — Что же касается тебя самой и того, что ты хочешь узнать… Все в твоих руках. Но сейчас, я думаю, тебе лучше пойти домой.

Внезапно Нарилка почувствовала себя настолько неуверенно, что отпрянула. Она с изумлением наблюдала, как окружавшее ее Фэа растворяется в ночи. Мужчина негромко засмеялся. Нарилка ощутила в этом смехе мерцание тьмы и спустя мгновение поняла, что же ей видится в глазах незнакомца. Черное Фэа, полностью лишенное света. Тишина, поглощающая любую музыку. Неземной холод, жаждущий растворить в себе живое тепло.

Она в страхе отшатнулась, чуть не поскользнувшись на мокрой траве газона.

— Нари!

Обернувшись на оклик, Нарилка увидела бегущего навстречу отца — его силуэт отчетливо вырисовывался на фоне освещенных окон дома.

— Нарилка! Мы так волновались!

Девушка хотела броситься навстречу отцу, обнять его, успокоить, поблагодарить за помощь и защиту, но она не смогла вымолвить ни слова. Внезапное появление отца словно разрушило нечто очень личное, и теперь Нарилку переполняла такая боль, словно она потеряла любимого мужчину.

— Великие боги! Нари, с тобой все в порядке?

Отец крепко обнял ее. Нарилка продолжала безмолвствовать. Она отчаянно цеплялась за отца, не понимая, что лицо ее залито слезами, не замечая выбежавшей из дома матери.

— Нари, доченька, с тобой ничего не случилось? Мы так за тебя беспокоились, уже не знали, что и думать…

— Все хорошо, — ответила Нарилка и кое-как ухитрилась отстраниться от отца. — Хорошо. Это я виновата. Не сердитесь…

Девушка обернулась, чтобы еще раз взглянуть на своего провожатого, но ничуть не удивилась, не увидев его на прежнем месте. Более того, на мокрой траве были видны только ее следы. Но и это не удивило Нарилку.

— Все хорошо, — пробормотала девушка — но как мало правды было в этих простых словах! — и позволила родителям увести себя в дом. Они шли прямо через газон, под ничего не значащей защитой света. Нарилка тосковала об угасающей красоте ночных теней, отступающих все дальше и дальше. Но способность видеть осталась с ней, и теперь, стоило Нарилке пожелать, она могла вновь увидеть чудо ночи. То, что подарил ей незнакомец.

«Кем бы ты ни был — я благодарю тебя. И какова бы ни была цена — я ее принимаю».

Успокоившись, девушка вошла в дом.

4

Они добирались до побережья по реке, и быстрое течение вызывало в них чувство, которое люди назвали бы тошнотой. Один из них погиб в море. Вечерний отлив захватил его и унес так стремительно, что товарищи не сумели ему помочь. Горевали о нем недолго — все они знали, что идут на риск, и он подтвердил, что согласен на это, когда доверился предательски холодной воде. Скорбь — о нем или о ком-нибудь другом — вообще не была им свойственна. В их языке даже не было таких слов, как «скорбь» или «печаль». Из чувств они знали лишь голод и, возможно, страх. И еще некую преданность вожаку, собиравшую их вместе и заставлявшую преодолевать преграду за преградой на пути в земли людей — ради чужой цели.

Они нашли пещеры — бесформенные пустоты, выточенные в гранитных утесах ветрами, льдами и временем, и спрятались в них до наступления темноты. Под ними бился о скалы прибой, бурлили потоки; Каска, Домина и Прима оспаривали друг у друга господство над морем, а в небесах царили Солнце и Кора. Они спали мертвым сном, равнодушные к спорам бурлящих волн, прямо на трупах убитых ими прежних обитателей пещер. Их не интересовало мясо этих животных, но пару раз, просыпаясь, они принимались лизать засохшую кровь, словно пробуя ее на вкус. Скудные запасы пищи, которые могли предложить им пещерные жители, были уничтожены еще ночью, сразу после схватки, а мясо их все равно не насытило бы и не дало бы им никакого удовольствия. Но с другой стороны, человекоподобные были и питательны, и вкусны — даже больше, чем ракхи. Они это знали. Они уже пробовали эту пищу. Они долго голодали, и голод стал настолько сильным, что заставил их сражаться не хуже, чем заставила бы храбрость. За те ночи, когда они двигались вдоль побережья, такое случалось не раз.

Через три с половиной дня — восемь заходов луны — они увидели вдали огоньки — это шло небольшое торговое судно. Они зажгли заблаговременно приготовленные факелы и принялись отчаянно взывать о помощи. Внезапная вспышка зеленого света выхватила из мрака силуэт тяжело нагруженного суденышка. Потом полыхнул ответный огонь — оранжевый, теплый и многообещающий, и они увидели своим ночным зрением, как на воду спускается шлюпка, чтоб попытаться преодолеть смертельно опасную полосу прибоя и спасти их.

— Пища! — прошептал один.

— Еще нет, — предостерег другой.

— У нас есть цель, — напомнил им третий.

Они стояли плечом к плечу под холодным северным ветром и подбадривали своих спасителей отчаянными криками — именно так, как это делали бы настоящие люди. Но при этом они не забывали шепотом спорить о том, что ценнее — пища или повиновение.

— Когда мы доберемся до земель, населенных людьми, у нас будет довольно пищи, — изрек самый мудрый из них, и они наслаждались этой мыслью, пока моряки боролись с кипевшим у скал прибоем.

5

Маленькую лавку переполняла беспорядочно развешенная одежда. Дэмьену пришлось отойти в сторону, вдоль вешалки с перепутанными поясами, чтобы целиком рассмотреть себя в зеркале.

Он посмотрел на Сиани, которая с трудом сдерживала улыбку, потом на хозяина лавки, порхающего над грудами тканей, и, наконец, снова в зеркало.

— Надеюсь, ты шутишь?

— Это самый модный фасон.

Мужчина, чье отражение с трудом вместилось в зеркало, был погребен под сложным многослойным одеянием различных оттенков пурпурного цвета. Складчатый край верхней рубашки, натянутой поверх собственной рубашки Дэмьена, трехслойные приподнятые рукава и панталоны с оборками цвета сливы, или винограда, или лаванды — каждая деталь костюма неуловимо оттеняла другую. По мнению Дэмьена, это выглядело как груда лоскутов из мусорной корзины красильщика.

— Это действительно очень модно, — заверил его хозяин лавки. Он одергивал полы рубашки, пытаясь натянуть ее на широкую грудь покупателя, но безуспешно. Торс Дэмьена, и без того украшенный мощными буграми мышц, в последние дни еще раздался от обильной восточной пищи и восхитительного сладкого эля. В конце концов хозяин отказался от этой безнадежной затеи и отступил на шаг, намекнув, что подобный фасон не рассчитан на таких крупных мужчин.

— В этом сезоне особенно модна неуловимая игра оттенков. Но если вы предпочитаете что-нибудь более традиционное, — последнее слово хозяин лавки произнес с легким отвращением, как бы стараясь дать понять, что оно не входит в его обычный словарный запас, — я могу показать вам и что-нибудь одноцветное.

— Не думаю, что это поможет.

— Дэмьен, но ведь ты говорил, что хочешь быть одет, как священник из Джаггернаута, — усмехнулась Сиани.

— Как священник из Джаггернаута с хорошим вкусом.

— Да? Ты не уточнял.

Дэмьен попытался было рассердиться, но в глазах Сиани плясали такие веселые огоньки, что вся его напускная свирепость рассеялась как дым.

— Сейчас попробую угадать. Ты что, сговорилась с каким-нибудь языческим фанатиком, чтобы нарядить меня в этот идиотский костюм?

— А что, не надо было?

— И сколько же это стоило?

— Надеюсь, ты не забыл, что я профессиональный консультант? Оплата вперед, устные договоренности, надежный сервис. Ты получаешь именно то, за что платишь, отче.

— За это я тебе не платил.

— Да, это как раз стоит обсудить, — озорно сверкнули карие глаза.

— Но простите! — не сдержался потрясенный их перебранкой хозяин лавки. — Госпожа Сиани — известная и уважаемая дама. Она помогала подобрать одеяния многим важным особам в Джаггернауте…

Дэмьен уставился на Сиани с искренним изумлением:

— Ты так хорошо разбираешься в моде?

— Я же помогаю выбрать тебе одежду, разве не так?

— Но на самом деле… Я имею в виду — профессионально?

— Ты что, считаешь, что я на это не способна?

— Разумеется нет! То есть да, но… Почему? Почему кто-то готов платить гонорар Магистру Знаний только за то, чтобы получить совет, как ему лучше одеваться. Вряд ли для этого необходимо Фэа.

— А-а, ты же не здешний. — Сиани печально покачала головой. — Здесь абсолютно все пронизано Фэа. Мэр, готовящийся к перевыборам, желает знать эманации своего портного. Какой-нибудь энергичный деловой человек хочет скрыть определенный период своей жизни и нуждается в специалисте, который подсказал бы ему, как это лучше сделать. Или, скажем, в город прибывает некий достойный человек из отдаленных мест, который хочет, чтобы с одного взгляда на него становилось ясно, кто он такой. Я даю консультации по всем вопросам, Дэмьен, потому что все здесь так или иначе касается Фэа. Ну ладно. Берешь ты этот костюм или нет?

На этот раз Дэмьен посмотрел на свое отражение если не с воодушевлением, то по крайней мере с явным интересом.

— А что, он действительно мне подходит?

Сиани с притворной строгостью сложила руки на груди:

— А как, по-твоему, за что мне платят деньги? И кстати, как насчет оплаты?

— Приглашаю тебя на обед.

— Ах, какая щедрость!

— В самом дорогом ресторане.

— Ты и так собирался это сделать.

Дэмьен приподнял бровь:

— Я думал, ты не умеешь читать будущее.

— А я и не умею. Просто это очевидно.

— Тогда два обеда, о корыстолюбивая леди, — театрально вздохнул Дэмьен.

— Чтоб ты знал, это одно из моих прозвищ! — Сиани подошла вплотную к своему клиенту и изучающе его осмотрела.

Дэмьен попытался высмотреть хоть какой-нибудь намек на волшебство — шепот или незаметный жест, какой-нибудь символ, использующийся как ключ, — но не обнаружил ничего, кроме появившейся на лице Сиани сосредоточенности. Если бы он не видел раньше ее чародейства, то решил бы, что его дурачат.

Толкование: не будущее, но настоящее. Не судьба, но тенденции развития. Истинное предвидение невозможно, ведь не существует предопределенного будущего, — есть лишь калейдоскоп, сплетенный из возможностей развития различных линий. А в этом может разобраться каждый — хватило бы ума.

— Ты будешь выделяться из толпы, — заверила его Сиани.

Дэмьен тихо рассмеялся.

— Что касается незнакомых людей… Мужчины просто умрут от зависти, а женщины сочтут тебя… гм, интригующим.

— Это я как-нибудь переживу.

— Ну, а насчет тех, кто тебя знает… Если не ошибаюсь, таких в Джаггернауте немного? — Ее карие глаза лукаво сверкнули. — Я считаю, что ты выглядишь очаровательно. Ученики будут трепетать перед тобой даже сильнее, чем до сих пор, но это, пожалуй, не важно. Зато я знаю по крайней мере одну официантку, которой ты покажешься просто неотразимым.

— А об этом, пожалуйста, поподробнее.

— Она замужем! — прищурилась Сиани.

— Вот досада.

— Что же касается твоих настоятелей… — Сиани на мгновение заколебалась. — Или настоятеля? Сколько их у тебя?

Дэмьен поймал себя на том, что непроизвольно напрягся.

«Спокойно, Дэмьен. Тебе придется провести здесь не один месяц. Держи себя в руках».

— На самом деле один.

Сиани еще раз осмотрела его с головы до пят и с пят до головы.

— В этом наряде, — пришла она наконец к выводу, — ты будешь ужасно его раздражать.

Дэмьен с минуту смотрел ей в глаза, потом усмехнулся и повернулся к хозяину лавки, теребившему красный шелковый лоскуток.

— Я беру этот костюм.

Холодный осенний день постепенно переходил в тенистые сумерки. Темные силуэты дрожали в узких переулках, в арках дверных проемов, вокруг немногочисленных продрогших пешеходов. Было ли это простой игрой теней, обманом зрения или некая сила жадно тянулась к жизни и воплощала свои желания в наступающей темноте?

— Эй, — толкнула его Сиани. — Расслабься. Ты не на работе.

— Извини.

Дэмьен переложил сверток с покупками в правую руку, дав отдохнуть левой. Он остро ощущал близость молодой женщины и даже сквозь плотную шерстяную рубашку чувствовал тепло ее тела. Ладонь Дэмьена поглаживала руку Сиани.

— Тебе не кажется, что твой Патриарх этого не одобрит?

— Чего? Обновления гардероба?

— Того, что ты часто бываешь со мной.

— Тебя это беспокоит? — хмыкнул Дэмьен.

— Я думаю, ты можешь подтолкнуть его к этому.

— Патриарх нечувствителен к любым толчкам. Как и к большинству прочих человеческих чувств. Что же касается нас… Достаточно сказать, что боевые порядки уже построены и сейчас мы замерли позади наших армий и выжидаем. Он — со своими высокоморальными поучениями, а я — с убежденностью в своем праве на личную жизнь. Если же битва все-таки начнется, мы устроим грандиозное сражение.

— Ты говоришь так, словно заранее это предвидишь.

Дэмьен пожал плечами:

— Я предпочитаю открытую схватку, а не обмен выпадами, намеками и взаимными обвинениями. Я неважный дипломат, Си.

— Но хороший учитель?

— Стараюсь быть.

— Могу ли я спросить, как это происходит? Или… это секрет?

— Вряд ли. — Дэмьен поморщился и снова переложил пакеты из руки в руку. — У меня двенадцать учеников от одиннадцати до пятнадцати лет. В лучшем случае они обладают слабыми задатками. Двух младших я забраковал сразу — у них слишком тяжело протекает переходный возраст. И все равно я даром трачу время — ни одного из них не удалось научить хотя бы почувствовать Фэа… И я думаю, Его Святейшество об этом знает.

Дэмьен вспомнил собственные грехи молодости — кучку довольно скверных существ, которые он по глупости ухитрился сотворить. Учитель заставил его выследить всех этих тварей, одну за другой, и безжалостно истребить — и это не было самым приятным воспоминанием в его жизни.

— Трудно сказать, что внушает им больший страх — я или Фэа. Конечно, это не самое лучшее начало. Но все же кое-какие достоинства у них есть, а значит, есть и надежда. Вот, например, вчера…

Внезапно Дэмьен заметил, что его спутница насторожилась.

— Сиани, что случилось?

— Потоки меняются, — прошептала она и побледнела. — Разве ты не видишь?

Поскольку Дэмьен предпочитал оценивать ситуацию самостоятельно и поскольку только посвященные могут видеть потоки Фэа без предварительной концентрации, он быстро обратился к Видению и огляделся. Но если в неторопливо струящихся у их ног потоках Фэа и произошли какие-то изменения, они были весьма незначительны, и колдовского зрения Дэмьена не хватало, чтобы заметить отличия.

— Я ничего…

Сиани стиснула его руку внезапно похолодевшими пальцами:

— Мы должны предупредить…

Вечерние сумерки пронзил рев сирены тревоги. Отвратительный визгливый вопль, похожий на завывания баньши, пролетел по узким мощеным улочкам, отразился от стен домов, и все вокруг задрожало от пронзительного воя. Дэмьен прикрыл одно ухо ладонью и постарался дотянуться до другого, не растеряв при этом все свертки. Визг был настырным и очень болезненным.

«Тот, кто придумал эту штуку, обучался своему ремеслу в аду», — подумал Дэмьен.

Вой оборвался так же неожиданно, как и начался. Дэмьен осторожно опустил руки, готовый при малейшем намеке на повторение снова заткнуть уши. Но Сиани схватила его за руку:

— Идем!

В ушах звенело, и Дэмьен не расслышал ее слов, но жест и без того был достаточно красноречив.

— За мной!

Сиани потянула его вперед, и он позволил себя увлечь. Они бежали по внезапно заполнившимся улицам среди десятков людей самого разного возраста и профессий: рабочих, держащих в руках миски с едой, детей с ученическими тетрадками, женщин с грудными младенцами, а одна из женщин даже сжимала в руках только что сданные карты. Все они покинули дома и лавки и высыпали на узкие улочки Джаггернаута, словно пчелы из разбитого улья. Но могли быть и другие сравнения…

Дэмьен внезапно остановился и заставил задержаться и Сиани. Теперь и он своим колдовским зрением мог видеть потоки Фэа, струящиеся у их ног. С замирающим сердцем он следил за мерцающими ручейками. Они действительно изменились! Не по направлению или скорости, а по интенсивности… Дэмьен сильнее сжал руку женщины. Такого не могло быть, он не мог себе такого даже представить… Это выглядело так, будто Фэа по своей воле уходило отсюда, чтобы собраться где-то в другом месте для сокрушительного удара, внезапностью и мощью подобного цунами.

— Землетрясение! — Дэмьен застыл, потрясенный своей догадкой.

— Идем же! — Сиани настойчиво увлекала его за собой.

Они добежали до северного конца улицы, выходившей на большую базарную площадь, и там остановились, переводя дыхание. В маленьком сквере на краю площади собралось уже несколько сотен людей, и каждую минуту прибывали еще и еще. Лошади беспокойно прядали ушами, их вздрагивающие ноздри словно пытались уловить запах опасности. Как только Дэмьен и Сиани выбежали на простор площади, вывески нескольких лавок начали раскачиваться, сквозь раскрытые двери донесся звон бьющегося стекла. Лавочники торопливо выбегали из магазинов, сжимая в руках самые ценные безделушки — хрусталь, фарфор, изящные статуэтки, а вывески над ними раскачивались все сильнее, заставляя привязанных лошадей в ужасе рваться на свободу.

— Ты получила предупреждение! — прошептал Дэмьен.

Какое невероятное предположение! Он привык рассматривать историю Эрны как череду потерь и неудач, но это была настоящая победа над самой Природой! Их предки на Земле не могли предугадывать начало землетрясения — тот момент, когда могучие силы, дремавшие месяцы и годы, внезапно приходят в движение, сдвигая горы и поворачивая вспять реки, а люди не успевают даже понять, что происходит. Но здесь, на Эрне, у них уже есть сигнальные сирены. Сигнальные сирены! Хоть и не на всей Эрне, напомнил себе Дэмьен, а только на востоке. У него на родине, в Ганджи, нет ничего подобного.

Он хотел поделиться своими мыслями с Сиани, как вдруг неподалеку раздался леденящий душу вопль, ужаснувший больше, чем вой сирены. Лишь через несколько долгих мгновений Дэмьен понял, что это был человеческий крик, наполненный невыносимым страданием и болью. Инстинктивно он повернулся на крик, рука потянулась к оружию… но Сиани остановила его:

— Нет, Дэмьен. Ты ничем не сможешь помочь.

Страшный крик оборвался так же внезапно, как и начался. Дэмьен повидал немало жестокого и ужасного за свою жизнь, но никогда не слышал ничего подобного этому крику.

— Так убивает Фэа, — тихо проговорила Сиани. — И да помогут боги этому несчастному.

— Мы могли бы…

— Слишком поздно. Оставайся здесь. — Она крепче сжала руку Дэмьена, опасаясь, как бы он не пренебрег ее предупреждением. — Сирена прозвучала достаточно давно, и у этого бедняги было время, чтобы спастись. Вот почему мы так быстро бежали. Но всегда находятся безумцы, которые рискуют оставаться там, где бушует разбуженное Фэа земли…

Она помолчала.

— И они погибают? Как этот?

— Они сгорают, растворяются в Фэа — все без исключения. Ни одно человеческое существо не способно воспринять этот вид энергии. Даже посвященный. Если бы волна оказалась небольшой, у него еще был бы шанс совладать с частью освобожденного Фэа и увернуться от остального. Но и на это мог решиться только пьяный или безумный. — Сиани встряхнула головой.

— Я не понимаю. Только идиот станет рисковать жизнью, играя с землетрясением. Ни одному еще не удавалось выиграть в этой игре — ни одному. Почему они все же решаются на это? Чего они надеются достичь?

Что-то в голосе Дэмьена насторожило Сиани. Она подняла на него глаза и спросила:

— Ты ведь знал об этом еще на Западе, верно?

— В общих чертах. — У него засосало под ложечкой при одном воспоминании о том ужасающем вопле. — Я имел об этом представление. Но не такое… наглядное.

Он хотел добавить что-то еще, но Сиани сжала его ладонь и прошептала:

— Начинается. Смотри!

Она протянула руку, указывая на лавку по ту сторону площади. Дверную арку украшала бронзовая пластина с выгравированной замысловатой вязью охранительного заклинания. Сейчас слова заклятия окружало холодное голубое сияние, похожее на корону над затменным солнцем. Пока Дэмьен смотрел на вывеску, сияние стало ярче. Холодное бледно-голубое пламя словно выжигало слова заклятия в его глазах и мозгу.

— Заклятия от землетрясений, — пояснила Сиани, — предохраняют здания от разрушения. Они действенны при довольно значительном усилении интенсивности потоков Фэа. Но при очень сильном землетрясении заклятия бессильны. Это сияние — избыток энергии, излучаемый в видимом спектре.

Действительно, на всех домах, окружавших площадь, сияли заклятия. С благоговейным ужасом Дэмьен наблюдал, как серебристые светящиеся нити протягиваются через двери, окна, по стенам, опутывая все здание тонкой сетью, сияющей холодным бело-голубым пламенем. И даже когда от мощных подземных толчков задрожала кирпичная кладка, ни одно строение не рухнуло. Ни одно окно не разбилось. Где-то упала на пол мебель, задребезжала посуда. Но сами здания, покрытые тончайшей сияющей паутиной, благополучно выдерживали сейсмический шторм.

— Вы оградили заклятиями весь город? — выдохнул Дэмьен, совершенно ошеломленный этой мыслью.

— Большую часть, — поколебавшись, ответила Сиани. — Но не везде так надежно, как здесь. Способности чародеев различны… Кроме того, не все могут позволить себе магическую защиту — это довольно дорого.

Словно в подтверждение этих слов с южного конца площади донесся шум — рушились стены, билось стекло. Над руинами повисло облако пыли, пронизанное беспорядочными бело-голубыми вспышками.

Дэмьен видел, как вздрагивает кирпичная и каменная кладка от подземных толчков. Как будто сила землетрясения вознамерилась повергнуть в прах построенное людьми, а люди своим чародейством сражаются с ней, оставляя все неприкосновенным. В воздухе запахло озоном и чем-то резким — серой?

«Запах битвы, — подумал Дэмьен, — противостояния между Природой и человеческой волей. У наших предков не было ничего подобного. Ничего! Нам есть за что уважать их, но в этом мы их превзошли. Все науки Земли, вместе взятые, не смогли бы этого достичь».

«Невероятно…» Наверное, он произнес это вслух, потому что Сиани отозвалась:

— Ты одобряешь это?

Ее глаза были очень серьезны.

— Церковь должна не отвергать и запрещать, а использовать эту силу! — Откуда-то из-под земли раздался глубокий, рокочущий звук, который Дэмьен ощутил всем телом. — И я постараюсь, чтобы так оно и было, — пообещал он.

Сила толчков возросла, и охранительные заклятия засияли еще ярче, чтобы уравновесить толчки. Площадь залил серебристо-голубой свет, похожий на сияние Коры.

Крыши некоторых домов даже засветились от переполнявшей их энергии заклятий. От шпиля к шпилю полетели бело-голубые молнии, устремлявшиеся затем ввысь. Ночное небо разбилось на тысячи сияющих осколков.

Не защищенные заклятиями деревья в сквере все сильнее раскачивались от подземных толчков. Огромная ветвь отломилась и упала недалеко от Дэмьена и Сиани, задев нескольких горожан. Повинуясь внезапному порыву, Дэмьен обнял молодую женщину, защищая от опасности. Она, не говоря ни слова, прижалась к нему, коснувшись его бедер, и в нем заполыхал огонь, такой же неукротимый, как окружавшее их бело-голубое сияние Фэа.

Дэмьен провел рукой по округлости ее бедра и прошептал на ухо:

— Не опасно ли заниматься любовью во время землетрясения?

Сиани повернулась к нему лицом. Он ощутил прикосновение ее упругой груди, почувствовал, как ее тонкие пальцы нежно перебирают волосы у него на затылке… Почувствовал в ней тот же огонь, что пылал и в нем самом.

— Заниматься любовью всегда опасно!

Мягкое касание ее руки — и огонь, сжигавший их, превратился в бешеный лесной пожар…

«Оно уже близко», — думал Сензи.

Драгоценный бокал из коллекции хрусталя, которую Аллеша собирала, словно намеренно игнорируя землетрясения, упал со своей высокой подставки и разбился с жалобным звоном. Сензи не понимал, почему она не разрешила ему защитить эти дорогие вещицы заклятием вроде тех, что охраняют дома. Как, впрочем, и удивлялся, что ее «сложное отношение» к применению Фэа не превращается в «сложное отношение» к нему.

«Не думай об этом».

Сила. Сензи ощущал силу, окружавшую его. Он тонул в этой силе, выжигавшей яростным огнем воздух в легких, оставляющей его бездыханным, трепещущим от голода и головокружения. На мгновение Сензи увидел отвесную стену бушующей силы земли, волны жидкого огня, но заставил себя отказаться от этого видения, оставаясь таким же слепым к Фэа, как Аллеша. Только Сиани и равные ей по способностям не нуждались в заклятиях, чтобы видеть потоки Фэа. А заклятия в данных обстоятельствах означали верную гибель.

Или безумные перспективы!

Он почти решился на это. Несмотря на огромный риск, он едва не использовал этот шанс. Стиснув зубы, он почти до конца вытерпел пронизывающую до костей боль от воя сирены, продолжая Творить, как будто ничего не случилось. Ну когда же он осмелится на последний шаг! Когда поднявшиеся в Джаггернауте неукротимые волны Фэа хлынут и в него самого, обрушивая барьеры сознания, не позволявшие овладеть чародейским мастерством Сиани, ее особым видением. Барьеры, с которыми он оставался человеком. Обыкновенным человеком.

Каждый раз во время землетрясений находилась заблудшая душа, которая решалась на это. И каждый раз ее предсмертный крик сливался с ревом сирены. Сиани не могла понять, почему они идут на это. Сензи понимал. Очень хорошо понимал яростное желание, сжигавшее таких людей, мучительно пронизывавшее каждую клетку тела. Неодолимое стремление обрести то единственное, что недоступно таким, как Сензи. Единственное, чем Природа его обделила.

Из другой комнаты вновь раздался звон разбившегося вдребезги хрусталя.

Сензи заплакал.

Незадолго до захода солнца, когда толчки стали не такими мощными, из неприметного подземного укрытия вышел высокий стройный мужчина. По потокам Фэа еще пробегала дрожь — эхо сейсмических сдвигов, так что было не очень трудно определить их источник и вычислить разрушающую силу.

«Лес будет взбудоражен, — решил высокий незнакомец, — и очень скоро. Это землетрясение было слишком сильным, чтобы не повлиять на Фэа Леса. Да и земли ракхов…» Но об этом нельзя было судить с уверенностью. Уже несколько поколений из земель ракхов не доходило никаких вестей о землетрясениях и разрушениях, да и о других подобных вещах. Он мог только предполагать, что приграничные области тоже были захвачены этим возмущением стихий. Однако он уже не раз думал об этом и раньше, не имея ни малейшей возможности проверить свои теоретические выкладки. В мире, где законы природы непостоянны, где все так переменчиво, ни в чем нельзя быть уверенным.

Незнакомец наклонился и коснулся рукой в перчатке земли, наблюдая, как потоки земного Фэа огибают это препятствие, на ощупь определяя их состояние.

Течения менялись.

«Невероятно!»

Некоторое время он попросту смотрел на потоки, словно боясь ошибиться. Потом присел на корточки и посмотрел вдоль струй текущего Фэа, сравнивая их интенсивность в разных точках. Плотность потоков действительно была неодинаковой, хотя различие еще не бросалось в глаза.

Он еще немного понаблюдал за потоками, потом поправил себя: «Это невероятно, но это действительно происходит». Каждая частица Фэа, носившая отпечаток его личности, обязательно должна была возвратиться в Лес, затянутая водоворотом темных сил. Ему самому трудно было не возвращаться туда, не избирать подсознательно это направление всякий раз, когда он куда-нибудь собирался пойти. То, что отмеченное его темной сущностью Фэа уходило куда-то еще, означало появление нового, конкурирующего фактора, влияющего на Фэа. Сотворенное волшебством или живое — конечно, лучше бы последнее, — оно изменяло Фэа. Исполненное недоброжелательства и жгучего стремления покорить себе Фэа — оно находилось в Джаггернауте.

Оно должно быть очень целеустремленным, если смогло добраться сюда против течения. И ужасным, как ад, судя по его действию.

«Может быть, оно ужаснее, чем Охотник?»

Незнакомец мягко рассмеялся.

Если бы не эта проклятая сирена, Патриарх Джаггернаута даже не узнал бы о землетрясении. Только по поверхности чая в его чашке пробегала едва заметная рябь. Погруженный в раздумья Патриарх поднес к губам изящную фарфоровую чашечку и отпил немного. Сирена истошно ревела, и вопль какого-то проклятого безумца колдуна слился с ее визгом. Но эта подробность даже доставила Патриарху удовольствие. В этом мире нельзя было чувствовать себя свободно и безопасно, особенно с Фэа. И в такие минуты эту истину понимал каждый.

Патриарх подумал, что ему следовало бы предупредить своего гостя об опасности. Ведь в западных землях, откуда тот прибыл, землетрясения не бывали такими мощными и жестокими. Дэмьен Райс мог не знать об этом. Мог даже попытаться обуздать усиливающиеся потоки Фэа, попробовать подчинить их своей воле.

«Тогда он получит справедливое наказание, — размышлял Патриарх, — а я освобожусь от этого бремени. Вот только надолго ли? Они наверняка вскоре пришлют кого-то другого, и придется все начинать сначала».

Он осторожно поставил чашечку на поднос, так, чтобы она не соскользнула, и подошел к окну. Пол чуть-чуть вздрагивал под его ногами, воздух был наполнен низким вибрирующим свистом, но кроме этого ничто не говорило о землетрясении. И никогда еще буйство природы не пробивалось в Собор Джаггернаута. Вера тысяч людей год за годом укрепляла древнее сооружение с силой, недоступной никакому колдуну. Собор не защищали заклятия, даже на пике сейсмической активности на его шпилях и куполах не пылал демонический огонь. Но здание стояло, невзирая ни на что. И тысячи людей, собравшихся сейчас на площади у Собора, видели, что он стоит, нерушимый, — единственный островок здравого рассудка в этом сумасшедшем городе. И многих охватывало желание пройти через двери Собора и посвятить свою жизнь вере, способной на такое.

«Вся планета может стать такой, — думал Патриарх. — И когда-нибудь так и будет!»

Он верил в это. Он утверждал эту веру, и иногда его служение выглядело несколько фанатичным. Он всегда помнил, что мечта, которой он служит, может стать реальностью — пусть не в течение одной человеческой жизни, а пяти или даже десяти. Зло, сотворенное здесь людьми, было слишком велико, чтобы исправить его при жизни одного поколения… и оно продолжает расти. Даже сейчас бушующее Фэа земли, разбуженное землетрясением, могла призвать чья-нибудь злая воля, способная с ним управиться. Дети, которым снятся кошмары, полные чудовищ. Озлобленные взрослые, жаждущие мести, мстящие в своем воображении. Страх и злоба тысяч людей, ужасные образы, роящиеся в их фантазиях, — все это может воплотиться еще до наступления утра. При этой мысли Патриарху стало немного не по себе. Как объяснить им, что с каждой минутой количество этих монстров неудержимо растет, уменьшая шансы людей на выживание в этом мире? Любой человек может сотворить за свою жизнь тысячи таких чудовищ — и все эти создания будут охотиться на людей, потому что именно человеческое воображение породило их. Способен ли совладать с этим даже самый лучший чародей?

Патриарх устал. Он постарел. Теперь он понимал — с самых первых дней в Церкви в нем жила отчаянная надежда, что все начнет меняться уже при его жизни. Понемногу, но достаточно заметно, чтобы убедиться — его работа, служение, готовность без раздумий отдать свою жизнь, — все это было не зря. Скрестив руки на груди, Патриарх смотрел на пылающий город. Ему хотелось, чтобы действительно не было другого пути. Чтобы Фэа не могло продлевать жизнь и молодость. И не нужно было выбирать между верой и возможностью покорить себе Фэа, не стареть, увидеть своими глазами, какой станет Церковь будущих поколений людей. Смерть сама по себе не так страшна, как перспектива умереть в неведении.

«И Пророк не преодолел этого искушения», — мрачно вспомнил Патриарх.

А этот разбушевавшийся глупец, преподобный Райс… Как он злил Патриарха! До чего же все легко для него и ему подобных — всего-то и дел, что выхватить меч и наотмашь изрубить порождения человеческой неосмотрительности! «Вот моя вера, — скажут они, указывая на груду покрошенных монстров. — Вот мое служение Господу». Такая вера конечно же понятней той, которую исповедует Патриарх. Их веру постоянно поддерживает возбуждение битвы, отвага, упоение победой. Такую веру можно оценить в количестве новообращенных верующих, уничтоженных призраков и демонов. И когда придет время взглянуть на прожитую жизнь, такой человек скажет: «Я сделал мир прекраснее. Я не был учителем или поэтом, но я истребил немало порождений людских кошмаров».

«И я ему позавидую», — с горечью подумал Патриарх.

6

Едва «Владычица Матилла» вошла в гавань, как портовые власти послали на причал парочку крепких парней, чтобы удерживать Йильса Джерома столько времени, сколько понадобится судну, чтобы спокойно пришвартоваться. Эти ребята были наняты исключительно для того, чтобы следить за порядком, пресекать драки и убийства.

— Грязные недоумки! — рычал Джером с такой злобой, что зеваки вокруг боязливо отступили. — Чертовы ослы! Я покажу им, как нарушать мои контракты!

Пока эти двое держали Джерома за руки, небольшое торговое судно, вызвавшее такую вспышку гнева, заняло место у пирса. Портовые рабочие не медлили и пришвартовали его в считанные мгновения. По сходням спустился первый помощник капитана, молодой долговязый парень, и пошел вдоль пирса навстречу Джерому. Охранники поспешно отпустили Джерома, и вовремя: еще минута — и он начал бы изрыгать пламя.

— Чертовы ублюдки! — Лицо купца побагровело от гнева, кулаки сжались. — Где вас носило с моим грузом? Куда спрятался ваш подлый капитан, так подставивший меня с контрактом?

Первый помощник ответил, глядя себе под ноги:

— Погодите, сэр, я сейчас все объясню.

Джером издевательски фыркнул:

— Погодить? Сейчас я тебе погожу! Мне некогда болтать с лакеями. Где твой капитан, парень? Или этот проклятый штурман, «лучший лоцман королевства»? Пусть они выйдут сюда, и мы поговорим! — Поскольку молодой человек не отвечал, Джером добавил: — Он уверял меня, что это займет всего два месяца, что бы там ни стряслось: ад, белые воды или падение Новой Атлантиды. И что получилось, я вас спрашиваю? Вы появляетесь почти через четыре месяца, мои покупатели грозятся послать к чертям всю торговлю, и я спрашиваю — где вас черти носили все это время?!!

Молодой человек очень вежливо произнес:

— Это очень опасный маршрут, господин Джером, и вы это прекрасно знаете. Оррин, черт побери, хороший капитан, а Джэф был лучшим штурманом на Эрне. Мы вообще могли не вернуться, невзирая ни на какой контракт, и вы это знали, когда нанимали нас. — Его голос внезапно упал до шепота. — Но мы вернулись. Боги помогли нам.

— Разве я в этом виноват? Все это время не было ни штормов, ни ураганов, а это землетрясение на юге было таким незначительным, что едва всколыхнуло море, а значит… — Внезапно до него дошел смысл сказанного первым помощником. — Был?! Тысяча чертей, что ты хочешь этим сказать, парень? Вы потеряли штурмана? И ты думаешь, это оправдывает вашу задержку? Джэф Саккарат погиб в рейсе?

Первый помощник поднял голову и посмотрел Джерому в глаза. Под этим пристальным взглядом купец невольно отступил назад. Он был сильным и смелым мужчиной, не однажды выходил победителем из портовых потасовок, ему приходилось даже сражаться с суккубом, и он почти победил — по крайней мере, остался жив. Но ни разу он не испытывал настоящего страха. Теперь же один взгляд на бледное, изможденное лицо молодого человека с покрасневшими веками и густыми тенями вокруг глаз заставил его похолодеть от ужаса. Даже не само лицо — множество бедняков в порту выглядели и похуже, и Джером ни разу не испытал при виде их ни жалости, ни страха. Нет. Было что-то в глазах первого помощника незнакомое, чужое, от чего кровь застывала в жилах. А может быть… чего-то не хватало?

— Нет, он жив, — тихо ответил молодой человек. — Все они… Все мы живы, я полагаю.

— Ты не мог бы выразиться яснее? — переспросил купец, но голос его звучал уже не так властно и раздраженно. Он не понимал, что с ним происходит, не понимал, откуда у первого помощника такой взгляд.

— Это опасный маршрут, — повторил молодой моряк безразличным тоном, как будто то, что он говорил, не имело для него никакого значения. — Вначале мы прошли Шельф, довольно безопасный, если не налетит ураган с востока. Потом Змеиные рифы, которые могут мгновенно разбить корабль в щепки, узкие проливы на востоке, тоже смертельно опасные… И белые воды у самого края известных путей. Вы заставили нас поторопиться с доставкой груза, господин Джером, поэтому приходилось сильно рисковать. Пройти этот маршрут можно только с хорошим штурманом, а Джэф был самым лучшим, не так ли? Он назубок знал все утесы, подводные скалы и предательские изгибы береговой линии, находил верную дорогу в самых тяжелых условиях. Он помнил время приливов и отливов везде, где мы проходили, силу морских течений, глубину проливов, помнил наизусть все стоянки и рифы. Все это он знал.

— Ну, так что же случилось? — настаивал Джером. — Почему, черт возьми, вы не вернулись вовремя?

Первый помощник тяжело вздохнул. Когда он вновь заговорил, его голос немного дрожал:

— Я… видите ли, он забыл все это, сэр.

— Забыл?

— Да, сэр.

От негодования и гнева кровь Джерома вновь забурлила, как молодое вино.

— Забыл? Ваш чертов штурман забыл маршрут?

Первый помощник коротко кивнул:

— Да, сэр, забыл. Однажды ночью всех разбудил ужасный вопль. Джэф стоял на полубаке и кричал как сумасшедший, что из его памяти стерли все карты и лоции. Трое матросов едва сумели скрутить его.

Купец пожал плечами:

— Похоже, он сильно перебрал в тот вечер.

Молодой моряк посмотрел на него с осуждением. Его ужасающие глаза призрака странно блестели, голос был холоден:

— Ни один из нас не пил во время восточного рейса. Это слишком опасно, и любого скорее убили бы, чем позволили откупорить бутылку со спиртным.

— Ладно, ладно… Значит, ваш святоша штурман не напивался. Он просто… позабыл свои лоции. Совсем забыл, да? А что случилось с его картами? Их тоже что-то изорвало в клочья? Или лучший штурман на восточном побережье совсем не вел никаких записей?

— Записи, конечно, остались. Он достал их и показал всем нам. Отличный пергамент, аккуратно исписанный его рукой. Зашифрованный особыми символами и секретными знаками.

— То есть вы не сумели это расшифровать? История становится все более нелепой. Он разучился читать, я правильно угадал?

Молодой человек нерешительно посмотрел по сторонам, потом кивнул и, вновь уставившись себе под ноги, прошептал:

— Да, сэр, так и случилось.

— А ваш капитан? И вся ваша паршивая команда? Что, у них у всех кто-то тоже забрал часть мозгов? Ты, на мой взгляд, выглядишь достаточно целым.

— Это происходит, пока ты спишь. Как будто кто-то забирает часть тебя. Навсегда. Безвозвратно. Капитан… Не думаю, что вам стоит говорить с ним, господин Джером. Забирайте ваш груз и уходите. Вам еще повезло, что вы вообще его получили. И, надеюсь, то, что нас поразило, не заразно. — Он посмотрел купцу прямо в глаза. — Вы понимаете, что я имею в виду?

Джером отвернулся, не в силах вынести этот мучительный взгляд.

— Вы же знаете, что у меня покупатели… Одним богам известно, захотят ли они подождать хотя бы до следующей ночи, если я могу предложить им только пустые обещания. Если они… — Он умолк и нахмурился, пристально вглядываясь в нечто странное на борту «Матиллы». — А это еще кто такие, черт побери?

С корабля сходили трое мужчин. Джером был уверен — эти трое не входили в команду. Он ведь лично нанимал моряков перед рейсом.

— Похоже, вы взяли на борт пассажиров? Это противоречит любому контракту, и ты прекрасно знаешь об этом, парень!

— Я… знаю об этом… — Первый помощник с трудом выдавливал из себя слова, его руки дрожали. — Я думаю… они потерпели кораблекрушение. Мы спасли их. Мне так кажется…

— Ты не слишком-то уверен в своих словах, а?

Лица незнакомцев были бледны, и двигались они с почти звериной грацией. Они носили грубые робы матросов, но одежда сидела на них мешковато и неловко, словно они не привыкли так одеваться. Или даже вообще — не привыкли одеваться…

Один из них повернулся к Джерому и пронзил его странным взглядом — жадным, голодным взглядом охотящейся кошки. И купец вдруг понял, что больше не собирается идти разбираться с нарушителями контракта. Понял, что ему вообще не хочется встречаться с этими жутковатыми незнакомцами.

— Моя память пострадала не так сильно, — прошептал молодой моряк. — Мы поплыли севернее, более безопасным путем. Это давало хоть какую-то надежду на возвращение, пусть не скорое. Мы просто не могли уложиться в график. Нам пришлось идти по более длинному маршруту, иначе мы бы погибли, вы понимаете?

Трое незнакомцев уже исчезли из виду — растворились в густых вечерних тенях, как привидения. Но Джерому казалось, что их взгляды все еще ощупывают его, и мороз пробежал у купца по коже. Такого с ним еще не случалось.

— Итак, — Джером повысил голос, стараясь таким образом преодолеть грызущее его беспокойство, — к счастью, ты почти все помнишь, верно?

Покрасневшие глаза на бледном лице юноши сверкнули.

— Да, мне не забыть этот рейс…

Внезапно на пристань ворвался вихрь цветов и криков.

— Басси!

Шуршали юбки шелкового платья, дробно стучали каблучки по доскам настила, запах женских духов струился в вечернем воздухе.

— Басси, дорогой! Ты вернулся!

Молоденькая девушка обнимала моряка, плача от счастья, покрывала поцелуями его обветренное, усталое лицо.

— Я так боялась за тебя, милый! Когда вы не прибыли в срок и никто не знал, что с вами случилось, хотя всем известно, что капитан Ранвэй очень опытен. Ты не можешь даже представить, какие ужасные вещи я воображала!

Йильс Джером никогда не забудет, что увидел в глазах первого помощника, которого обнимала невеста. Пройдут месяцы и годы, воспоминания об ужасах этой ночи потускнеют, но этого взгляда ему не забыть никогда. Чудовищного, кошмарного взгляда, в котором читался немой вопрос: «Кто эта женщина? Кто она? Помогите мне!»

— Да помогут нам боги… — прошептал Джером.

7

Патриарх вспоминал:

«Мама!»

В доме стояла неестественная тишина. Мальчик замешкался у входа.

«Мама?»

В ответ — ни звука. Мальчик выложил на стол в прихожей свои учебники.

«Мама?»

Внутри похолодело, он начинал злиться. Потому что что-то явно было не так. И он догадывался, что это могло быть.

«Мама!»

Проклятие! Неужели она вновь занималась этой гадостью?! Мальчик осмотрел дом, отыскивая признаки несчастья — валяющиеся где попало полупустые бутылки, конфетные обертки, упаковки от порошка церебуса, домашнее рукоделие, выброшенное, когда ей надоело им заниматься. К своему удивлению, ничего подобного он не обнаружил. Его раздражение немного улеглось, он подумал: «Похоже, она не напилась…»

«Мама!»

Тишину нарушали только странные клацающие звуки, доносившиеся из кухни. И он пошел туда, нервно поглаживая рукоятку ножа. В любую минуту его могли позвать друзья, ожидавшие на улице. Или даже войти за ним в дом, если устанут ждать. Нужно было поскорее найти мать и разобраться с ней, пока никто из друзей не увидел ее в таком состоянии. Последнее время она не просто напивалась — стала подмешивать в спиртное порошок церебуса. А это было в тысячу раз хуже.

«Эта смесь убьет вас, разрушит ваш мозг, — говорил ей доктор. — Вы этого хотите? В этом ли нуждается ваша семья?»

Кто-то из ребят нетерпеливо постучал в дверь. Мальчик заторопился. Поскорее бы найти ее, сказать, что пойдет с мальчиками на речку, и убежать. Она даже не сообразит, о чем речь. Главное, чтобы никто не увидел их во время разговора. Ребята и так удивляются, почему их не пригласили войти. Пусть, лишь бы не увидели его мать.

Положив ладонь на ручку двери, мальчик понял, что весь дрожит. А вдруг с ней действительно случилась беда? Если верить доктору, человеческий мозг не способен долго переносить эту дикую смесь алкоголя с галлюциногенами. Что делать, если с ней что-то случилось?

Мальчик поборол нерешительность и открыл дверь, с содроганием представляя, что там увидит.

«Пожалуйста, мама! Пусть все будет хорошо. Пусть ты даже будешь пьяной… но чтобы могла поговорить со мной. Пожалуйста…»

Он открыл дверь.

Увидел.

Страшно закричал.

Где-то вдалеке скрипнула, открываясь, тяжелая дубовая дверь. Скованный ужасом, он ничего не слышал, не в силах был даже пошевелиться. Ноги стали ватными, руки судорожно сжали дверь. В кухне… копошились дюжины отвратительных, злобных созданий с блестящими клешнями и острыми зубами, с которых на чистейший кафель капало что-то багровое. Существа сидели на плечах его матери, погружали сверкающие клешни в ее волосы и поедали что-то мягкое, желеобразное.

Мальчик заставил себя сделать шаг назад. Сердце бешено колотилось, голова кружилась.

Еще шаг. Еще.

«Это выест ваш мозг», — говорил доктор.

Он бросился бежать.

8

«Нельзя спать в истинную ночь, — учил Дэмьена наставник. — Собираешься ты воспользоваться ее властью или нет, все равно нужно проследить, как пройдет эта ночь. Ибо слишком многое в нашем мире зарождается во Тьме, слишком много зла может быть содеяно в эту бессветную ночь. Нужно быть бдительным, чтобы верно оценить своих врагов».

Дэмьен сидел на широком подоконнике самого северного окна в своей комнате и смотрел на город. Он еще боролся с остатками сна, прерванного резким звоном механического будильника. Было пять минут четвертого. Всего через каких-нибудь три минуты наступит истинная ночь, и Дэмьен хотел увидеть, как это произойдет. На востоке ночное небо окрасилось желто-зеленым сиянием заходящей Каски. Оно постепенно угасало, и вот стало совсем темно. Кора и с ней мириады звезд, что окружали центр Галактики, тоже покинули небосвод. Тьма над Эрной была такой густой и глубокой, что легко было забыть о существовании других звезд и планет, где живут и умирают, процветают и борются за выживание иные существа… забыть даже о Земле.

Дэмьен глубоко вздохнул и заклятием изменил свое зрение, чтобы видеть потоки Фэа. Внизу, на улицах города, вытягивались густо-багровые тени, нерешительно, будто пробуя силы. В ночное небо потянулись фиолетовые нити, такие темные, что были едва видны. Такие мощные, что больно было на них смотреть. Площади, скверы, улицы, обычно огражденные от Фэа солнечным светом, остались беззащитными во тьме истинной ночи. Глядя на это, Дэмьен молился, чтобы люди не выходили на улицы. Из всех проявлений Фэа это — самое опасное. Сейчас за какой-то миг оно может сотворить то, что иначе заняло бы часы и даже дни. И сила его возрастает стократ в истинную ночь. Благодарение Господу, Кора полгода держит в узде эти силы, а отраженный тремя лунами солнечный свет хранит людей в темнейшие из ночей. Кроме истинной ночи.

Он попытался по отдельным потокам определить, кто в этой тьме творит свои заклятия и с какой целью. Но легче было различить журчание одной струи в реве водопада. Не выдержав напряжения, Дэмьен позволил своему Видению угаснуть. У себя на родине он легко мог распознать всех колдунов в городе, а тех немногих, кто отваживался воздействовать на материю, он знал наперечет. Но здесь потоки Фэа были такими сложными и переменчивыми, что все его мастерство казалось детской забавой.

Полумесяц Домины выскользнул из-за восточного горизонта, и фиолетовое свечение истончилось и погасло под лунным светом, как рассеивается утренний туман от солнечных лучей. Смертельно опасное Фэа притаилось в трещинах и темных углах, но восходящая луна разогнала полную тьму, очистила площади и улицы. Дэмьен дождался, пока Домина вся покажется из-за горизонта, и вернулся в постель.

Без двадцати пяти четыре. Он заснул, едва голова коснулась подушки.

Через пятнадцать минут раздался взрыв.

— Что за черт?

Дэмьен, пошатываясь, вскочил, все еще полусонный. Его разбудил внезапный резкий хлопок, природу которого он никак не мог понять. Сперва он даже решил, что это часть его сна или плод воображения. Дэмьен встряхнул головой, прогоняя остатки сна. Из коридора донесся стук дверей и топот ног, обутых в комнатные сандалии. Нет. Это ему не приснилось.

Быстро натянув рубашку, он обулся. Немного подумав, прихватил меч. Неизвестно, что произошло, значит, надо быть готовым ко всему. Выскочив в коридор, он столкнулся с монахиней из Кэйла. Она выбежала из комнаты напротив.

— На юго-западе, — побелевшими губами прошептала женщина.

Дэмьен сообразил, что ее окна выходят как раз в этом направлении.

— Что это было?

— Не знаю, — покачала она головой. — Я не знаю.

Юго-запад. Дэмьен побежал вниз по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Наружная дверь была закрыта. Дэмьен отметил, что через окна проникает слишком много света — гораздо больше, чем могла дать восходящая Домина. Свет мерцал и вспыхивал, будто исходил от огромного факела. Но неестественным было не только это. Свет Домины мог быть желтым, оранжевым, даже бело-желтым. Этот же свет был бело-голубым, как сияние Фэа.

В церковном дворе собрались десятка два людей. Запрокинув головы, они смотрели на небо. Дэмьен даже не задержался — ведь если источник света на юго-западе, отсюда мало что увидишь. Он обежал Собор, загораживавший обзор. И увидел…

Пламя, струей бьющее в небо. Неестественный бело-голубой свет, каким сияли охранительные заклятия во время землетрясения. Дэмьен попытался определить, где именно находится источник сияния… И что-то внутри сжалось, похолодело от ужаса. Его затрясло.

Сиани…

Он побежал. По Коммерческой улице, мимо испуганных женщин, суетливых торговцев, праздных зевак. Безжалостно расталкивая толпу, если те загораживали дорогу. Через Базарную площадь, Семь Углов, через рабочие районы — туда, где стояла Колдовская Лавка. Там, на необычно многолюдной улице…

Там все горело. Горело с бледно-голубым магическим светом. Так ярко, что Дэмьен отшатнулся. Он еле-еле преодолевал какой-то животный инстинкт, заставлявший бежать отсюда прочь. На это сияние невозможно было смотреть. Ярче тысячи солнц, оно выжгло бы глаза любому, кто осмелится на него взглянуть. Дэмьен сотворил защитное заклятие, оберегая зрение, и только тогда присмотрелся к источнику света. Уже лучше. Он подобрался поближе, мимо пожарников, которых кто-то вызвал на всякий случай. Мимо посвященных в особых балахонах, поглощенных созерцанием бело-голубого пламени, мимо… Слишком много людей сновало вокруг этого чудовищного факела. Дэмьен подошел как можно ближе. И когда почувствовал неестественный запах магического пламени, пришлось сотворить защитное заклинание и для легких.

Магазинчика больше не было. На его месте лежали груды щебня. Чудовищный взрыв разнес на куски еще и большую часть двух соседних домов, вместе с теми, кто спал внутри. И все эти развалины окутывало магическое бело-голубое сияние…

Дэмьен разглядел вывеску: «Колдовская Лавка. Открыто в любое время».

Никто не выживет после такого взрыва. Никто.

Сиани!

Он попытался определить, что произошло, но потоки были слишком спутаны. Дэмьен понял только, что какое-то темное колдовство сожгло заклятия Сиани одно за другим. Кончилось все цепной реакцией и взрывом.

Он смахнул слезы с ресниц, попытался дышать ровнее. Легкие обжег удушливый смрад, и Дэмьен возобновил защитное заклятие. Заметив, что посвященные сдерживают пламя, чтобы оно не повредило соседние дома, он хотел было присоединиться к ним и уже поднял руку, как вдруг кто-то тронул его за плечо:

— Они справятся с этим лучше, чем ты или я.

Он мгновенно обернулся, словно встречая опасность. И увидел, что к нему обращается не кто иной, как Сензи. В пижаме, с растрепанными со сна волосами. Медленно, болезненно до его сознания доходило значение того, что он видит. Сензи Рис, в пижаме, прибежал сюда, услышав взрыв… Потому что его не было здесь, когда это случилось. Значит, здесь была Сиани. Дэмьен проклинал судьбу за то, что так случилось. И ненавидел себя за желание, чтобы все было наоборот.

Сиани!

Он опустил голову и моргнул, снова сбрасывая с ресниц слезы. Сензи молчал, подтверждая его ужасную догадку. Если бы она была жива, подмастерье сказал бы об этом. Если бы у нее был хоть один шанс остаться в живых… Но она была в магазине в момент взрыва, а значит… И молчание Сензи это подтверждало.

Проклиная все на свете — рок, себя, Джаггернаут, истинную ночь, — Дэмьен повернулся и стал выбираться из толпы. А за его спиной полыхал погребальный костер Магистра Знаний Сиани.

Потеря. Как рана, через которую вытекла вся кровь. Неизлечимая, потому что жизненных соков не осталось. Высушенная горем.

Остаток ночи Дэмьен пытался обуздать свои чувства. Он и раньше терял друзей, даже — любимых. И каждая потеря оставляла свой горький след, островок боли и скорби. Это было понятно и объяснимо. Почему же сейчас все иначе? Может, это шок от того, что все случилось так внезапно, от ужасающего чувства бессилия, пережитого у костра, который унес жизнь молодой женщины? Или… что-то большее? Чувство, которого он не замечал за шутками и развлечениями вдвоем с Сиани? Чувство, оборванное жестоким пламенем, словно его и не было никогда. Словно какая-то часть души Дэмьена только-только начала раскрываться… и вновь захлопнулась, обожженная жаром этого ужасного огня.

Была ли это любовь? Стало бы это любовью, если бы не оборвалось так неожиданно и необратимо?

Дэмьен Райс молча плакал.

— Да ты хоть знаешь, сколько мне лет? — спросила она однажды. Сияющие глаза насмешливо блестели.

— Нет. Сколько?

— Почти семьдесят.

Дэмьен подумал тогда, что это очень здорово — в семьдесят лет выглядеть на тридцать. Удивительный возраст полной, насыщенной жизни.

Оказалось, это был возраст смерти.

Дверь скрипнула и медленно отворилась. Дэмьен приподнял голову, чтобы увидеть, кто вошел, и вновь опустил.

— Мне очень жаль, — тихо сказал Патриарх. — Я вам искренне сочувствую.

«В самом деле?» — захотелось съязвить Дэмьену. Но злости не было. Осталось только горе.

— Благодарю вас, — прошептал он.

— Могу ли я чем-нибудь помочь?

— Нет. — Дэмьен попытался покачать головой, но даже этот жест требовал чрезмерных усилий. — Не нужно ничего… Это случилось так внезапно…

— Терять близких всегда тяжело. Особенно по такой бессмысленной случайности.

— Это не был несчастный случай, — выдохнул Дэмьен.

Патриарх прошел в глубь комнаты и сел напротив. Когда он заговорил, его голос звучал необыкновенно мягко:

— Что вы хотите этим сказать?

— Что это было? Я не смог до конца понять. Она сама или лавка подверглись нападению, и защитные заклятия загорелись. Я не смог определить, что, как и почему ее атаковало. Я не знаю, что стал бы делать, даже если бы определил. И… я думаю… — Он закрыл глаза. — Я думаю, что полюбил ее.

— Я догадывался об этом, — мягко вставил Патриарх.

— Проклятие! Эта невыносимая беспомощность… — Он внезапно вскочил, перевернув стул. Отвернулся к стене, на которой висел его меч. — Я был здесь, когда она сгорала. И как я мог помочь ей? Я не сумел даже быть рядом с ней. — Дэмьен тряхнул головой. По щекам катились слезы. — Вы не представляете себе, что значит увидеть пламя, в котором она сгорела, чувствовать, что мог бы спасти ее… И сознавать, что все уже бесполезно. Беспомощно стоять, глядя, как погибает человек, который тебе дорог…

— Я понимаю вас лучше, чем вы думаете, — тихо ответил Святой Отец. Он встал и подошел к Дэмьену. Но, в отличие от Сензи, не стал брать его за плечи. — Леди Сиани была очень деятельной. Ее знали и уважали не только в Джаггернауте. Отдать ей последний долг придут представители многих общественных организаций Джаггернаута. — Патриарх замялся. Дэмьен понимал, каких усилий стоили ему последние слова. — Учитывая масштаб ее общественной деятельности, вполне возможно, что… что наша Церковь присоединится к ним.

Удивленный этим предложением, Дэмьен повернулся к Патриарху лицом. И подумал: «Если бы она была жива, они были бы ровесниками». Только как долго еще проживет Патриарх без искусственного продления молодости?

— Нет, — пробормотал Дэмьен и снова закрыл глаза. — Спасибо… Но в этом нет необходимости. Я вас понимаю… Я благодарю вас.

— Те, кто имеют дело с Фэа, всегда подвергаются определенному риску. Но от этого не легче. Не правда ли? Смерть есть смерть, и потеря есть потеря.

Патриарх, похоже, собирался добавить что-то еще, но ничего не сказал. Дэмьен был благодарен ему за это — принимая во внимание, что Патриарх мог думать по этому поводу.

— Дайте мне знать, если вам понадобится помощь, — заговорил наконец Патриарх. — Мы сделаем все, что можно. Я лично позабочусь об этом.

9

— Кончено! — прошелестел первый.

— Плохо…

— Плохо. Но все же дело сделано.

— Жаль, что мы не знали, что преграды взорвутся… — И жадно: — А то мы могли бы убить ее сами!

На некоторое время наступило молчание. Они переваривали эту приятную мысль.

— Она жила полной жизнью! — сказал наконец один.

— Насыщенной! — подтвердил второй.

— Сладкой…

— А теперь можно идти домой. Да?

Все обернулись к тому, кто, за неимением лучшего, сделался их предводителем.

— Домой, — согласился он. — Но не сейчас…

10

«Я не могу поверить в ее смерть», — думал Дэмьен. От Колдовской Лавки осталась только бесформенная груда почерневшего щебня. За последние сутки эту груду внимательно осмотрели множество специалистов. Наиболее вероятной причиной пожара они посчитали цепную реакцию защитных заклинаний при мощной магической атаке. Сиани погибла от собственных охранительных заклятий.

Дэмьен старался убедить себя, что такое вполне могло случиться. Когда творишь заклинания, легко забыть, как неустойчива физическая материя. Даже в руках посвященного.

Это цена за власть над Фэа.

Дэмьен моргнул, прогоняя непрошеные слезы, и сконцентрировал внимание на пепле. Уже дюжина посвященных безрезультатно пыталась что-либо здесь обнаружить, но он все равно должен был попытаться. Он не мог бездействовать — слишком болезненной была утрата.

Для внутреннего взора остывший пепел казался раскаленным добела. Он сохранил отпечаток силы. Это выглядело так, словно все Фэа Сотворенных в Колдовской Лавке вещей выплеснулось наружу и собралось в бесформенное раскаленное пятно хаотичной силы. Дэмьену захотелось узнать, как бушевавший здесь водоворот Фэа отразился на близлежащих потоках. Но теперь, когда Сиани не стало, составлять карты Фэа было некому.

«Сейчас же прекрати. Ты только бередишь свои раны».

И давно ли какой-то идиот попытался овладеть этим скоплением? Дэмьен поискал взглядом говорящий знак, но увидел лишь пометку, сделанную мелом на куске кирпича. Сиани была бы оскорблена. «Великие боги, — сказала бы она, — неужели нет на свете ничего настолько опасного, чтобы всякие кретины не смели в это лезть?»

Дэмьен снова попытался разгадать, что же здесь произошло. И снова его заклятие увязло в массе беспорядочно спутанных нитей Фэа. Это было похоже на попытку разглядеть огонек свечи на фоне сияющего солнца. От напряжения у Дэмьена заболела голова.

За спиной послышались шаги, и он обернулся посмотреть, кого сюда несет.

Это был Сензи.

И выглядел он ужасно. Бледный, изможденный. Дэмьен подумал, что Сензи, наверное, не спал с той самой ночи, когда случился пожар, и вряд ли с тех пор у него было время поесть. Или желание.

Подмастерье беспокойно оглянулся, словно проверяя, не подслушивает ли их кто. Но никого поблизости не было. Тогда Сензи пристально посмотрел на Дэмьена и тут же отвел глаза. Он явно чего-то боялся.

— Мне нужно поговорить с тобой, — едва слышно прошептал парень, — но не здесь. — И он бросил настороженный взгляд на прилегающую улицу.

— Где?

— У меня. Можешь пойти со мной? Это… — Он замялся, потом посмотрел Дэмьену в глаза. — Это касается Сиани.

Безумная надежда заставила священника пошатнуться.

— Она жива?!

Сензи сделался совсем несчастным. Дэмьен сообразил, что он боится говорить.

— Пойдем со мной, — только и сумел пробормотать юноша. — Я… Здесь мы не сможем поговорить.

Дэмьену захотелось схватить Сензи за шиворот и трясти, пока тот не ответит, но он обуздал свой порыв. Вместо этого он коротко кивнул и последовал за парнем.

Они прошли по узким мощеным улочкам торгового района и попали в небольшой жилой квартал, состоявший из десятков одинаковых кирпичных домиков с узкими лестницами и маленькими двориками. Сензи направился к строению на углу. Дэмьен присмотрелся повнимательнее. Домик был чисто выбеленным, с маленькой верандой и увитыми плющом стенами. На двери виднелась руна, защищающая от землетрясений, в нижнем углу каждого окна — маленькие аккуратные значки. Во всем чувствовалась женская рука… Тут Дэмьен вспомнил, что вместе с Сензи действительно жила какая-то женщина. Экономка? Подруга? Дэмьена немного смутило то, что он никак не мог припомнить, какие отношения связывают Сензи с этой женщиной.

Как только они подошли, дверь открылась. Дэмьен увидел возникший в дверном проеме силуэт женщины. Она во многом напоминала самого Сензи — такая же высокая, стройная, с бледной кожей и темными волосами. И еще она была испугана, как и Сензи. Очень испугана.

— Ты его нашел, — выдохнула женщина.

— Да, на развалинах лавки.

Они быстро вошли в дом, и женщина закрыла двери — на два замка и засов. Дэмьен заметил, что все окна тоже были тщательно закрыты, несмотря на теплую погоду.

— Там были страховые агенты?

— Нет. — Сензи выразительно тряхнул головой. — Ни одного.

— Ну что ж, будем уповать на богов.

Сензи представил их друг другу:

— Моя невеста, Аллеша Хайдинг. А это преподобный отец Дэмьен Райс.

Дэмьену показалось, будто женщина несколько смутилась.

— Я приготовлю вам что-нибудь выпить, — пробормотала Аллеша и вышла, прежде чем Дэмьен успел сказать, что это вовсе не обязательно.

— Она нервничает из-за Фэа, — пояснил Сензи. — Да и вся эта ситуация… — Он устало вздохнул. — Я думаю, больше всего она боится, как бы наши распорядители не узнали, что произошло на самом деле.

— Ну так что там насчет Сиани? — Чтобы произнести эти слова спокойно, Дэмьену понадобилась вся его выдержка.

Страх в глазах Сензи уступил место печали, опустошенности и усталости.

— Она жива, — прошептал Сензи, но в его голосе не было слышно радости. — Жива… но не более того.

— Где она?

Сензи замялся, но его взгляд невольно метнулся к двери в соседнюю комнату, и этого было довольно. Дэмьен шагнул вперед…

Но Сензи с неожиданной силой вцепился в руку Дэмьена и заставил его остановиться.

— Ей плохо. Ей очень плохо. Ты должен это понять, прежде чем увидишься с ней…

— Я — Целитель, юноша. Я…

— Это не болезнь.

Рука Сензи дрожала. Дэмьен хотел было отбросить эту руку, но что-то в словах молодого человека или даже скорее в интонациях удержало его.

— Что же это? — резко спросил он.

— Ей плохо, — повторил Сензи и замялся, подбирая слова или, возможно, набираясь мужества их произнести. — Она… теперь не та, какой была раньше.

— Ты хочешь сказать, что взрыв…

— Это был не взрыв. Это я подстроил, — Сензи отпустил Дэмьена и скрестил руки на груди, словно защищаясь, — чтобы скрыть то, что произошло на самом деле. Чтобы отвлечь ее от мыслей о том, что она мертва… что сила покинула ее.

Дэмьен услышал скрип открывающейся двери, тихие шаги и шорох льда в бокалах. Потом дверь закрылась и они снова остались одни.

— Расскажи, — тихо попросил Дэмьен.

Сензи глубоко вздохнул. Его трясло.

— Мы должны были встретиться в три часа утра. Сиани хотела провести какой-то эксперимент в истинную ночь, и ей нужна была моя помощь. Я пришел… — Сензи закрыл глаза, вспоминая. — Я нашел Сиани… Это было… На нее напали…

— Физически? — встрепенулся Дэмьен.

— Нет, — покачал головой Сензи. — Это не было похоже на физическое нападение. Не было никаких следов борьбы. Но они как-то добрались до Сиани. Она лежала на полу, скрючившись, и скулила, словно раненое животное. Я… попытался помочь ей, укутал, чтобы она согрелась. Не могу точно сказать, был ли у нее физический шок, но если судить по виду — да, был. Я не знал, что еще можно предпринять. Потом Сиани принялась выкрикивать бессвязные слова. Я попытался понять, что она хочет сказать, но почти ничего не вышло. Она, кажется, даже не понимала, что я нахожусь рядом. Я только понял, что это были три существа наподобие демонов, принявших человеческий облик. Сиани панически боялась их возвращения. Именно ее страх и испугал меня больше всего. Я… Ну вы ведь знаете Сиани. Это было совершенно на нее не похоже. Она говорила, что они возвращаются, чтобы забрать ее. И что она лучше умрет, чем пойдет с ними. Она умоляла убить ее, пока они не вернулись…

Дэмьен посмотрел в сторону двери, но промолчал.

— После этого я понял, что нужно делать. Это должно было выглядеть как перенапряжение защитных заклинаний, взорвавшее весь магазин к чертовой матери… чтобы никто не задавал лишних вопросов. Конечно, кроме страховых агентов, — с горечью добавил Сензи. — Я решил, что лучше пожертвовать всем, что было в магазине, — пускай горит… Ты же знаешь, эта сила способна на огромные разрушения. И если я сделал все правильно… кто бы там впоследствии ни появился, они должны были решить, что Сиани погибла. И ее оставят в покое… — Он взглянул на Дэмьена покрасневшими от недосыпа глазами. — Потому-то я тебе тогда ничего и не сказал. Прости.

— Продолжай, — тихо промолвил Дэмьен.

— Я принес ее сюда. К счастью, этого никто не видел — в истинную ночь все сидят по домам. Нам никто — и ничто не помешало. Мне удалось прихватить несколько книг, но остальные пришлось оставить. Понимаешь, они должны были увеличить разрушительную силу Фэа. — Сензи умолк, ожидая упреков, но Дэмьен безмолвствовал. — Я переоделся, вернулся к магазину и взорвал его. И ведь это помогло, правда? — Сензи прикрыл глаза и содрогнулся. — Все знания. Все артефакты. Если бы тогда я знал то, что знаю сейчас… Жертва оказалась большей, чем я предполагал. Потому что тогда я не знал, что случилось с Сиани.

— И что же с ней случилось?

Сензи посмотрел на дверь.

— Сиани там, — прошептал он. — Она жива. Но она ничего не помнит. Они забрали ее память. И власть над Фэа… — Сензи отвернулся, не в силах больше смотреть в лицо Дэмьену. Его плечи вздрагивали. — Она утратила свою силу! Она теперь ничем не отличается от нас, понимаешь? Ничем. От нас, от большинства людей. Они забрали ее силу, всю ее силу, и теперь она больше не может Видеть…

Дэмьен положил руку на плечо Сензи. Им обоим не помешало бы успокоиться. Мысли священника спутались.

— Она совсем ничего не помнит?

— Она помнит, кто она такая. Кем она была. И кем стала. Она потеряла все свои знания, понимаешь? Все те миллионы фактов, которые она накопила за свою жизнь, все то, что делало ее Магистром Знаний, — все это утрачено. Можешь ты это понять? Это не просто несчастный случай, повлекший за собой амнезию. Они забрали ее знания, ее Видение! И оставили достаточно памяти, чтобы она понимала, чего лишилась. Неудивительно, что ей хотелось умереть!

То, о чем говорил Сензи, напоминало погружение в себя. Расщепление памяти.

— И ее научная библиотека…

— Уничтожена! — со злостью выкрикнул Сензи, словно услышав упрек. — Я хотел сделать как лучше. Иногда приходится принимать решение чертовски быстро, и времени на размышления нет. Делаешь лучшее, что можешь придумать. Я сделал все, что смог. Я думал, что спугнул этих тварей, что они могут вот-вот вернуться и причинить Сиани еще больший вред… Она была так напугана! И я не сумел придумать другого способа защитить ее! — Сензи так стиснул кулаки, что у него побледнели костяшки пальцев. — И это сработало, ведь правда? Ты ничего не смог распознать. И посвященные не смогли. Никто так и не понял, что там произошло. Даже проклятые страховые агенты ни до чего не докопались. Ты думаешь, что я мог бы управиться с этим как-нибудь иначе, без пожара?

— Вряд ли, — тихо согласился Дэмьен. — Тебя не в чем обвинить.

Сензи глубоко вздохнул. Напряжение медленно покидало его.

— Они найдут в чем меня обвинить, если узнают, — пробормотал он. — А власти так просто голову оторвут.

— Они ничего не узнают.

Сензи поднял глаза на Дэмьена. Лицо молодого человека было мертвенно-бледным.

— Сиани должна довериться тебе. Потому я тебя и привел.

— Проведи меня к ней, — попросил Дэмьен.

Сензи кивнул.

Комната была маленькой и сплошь заставленной книгами. Прямо посреди нее стояла кровать. Лежавшая на одеяле женщина была так бледна и неподвижна, что на мгновение Дэмьен испугался, что она и вправду умерла. Он подошел и осторожно присел на краешек кровати, боясь потревожить ее. Дэмьен подумал, что Сиани спит, но когда он приблизился, то увидел, что глаза ее открыты — пустые, устремленные в никуда.

— Си, — тихо позвал Дэмьен.

Сиани медленно повернулась к нему, но взгляд ее был по-прежнему устремлен в пустоту. Дэмьен увидел, что лицо женщины залито слезами — даже подушка успела промокнуть. Он взял руку Сиани и сжал ее в ладонях. Рука была слабой и безвольной. В ней совсем не чувствовалось жизни.

«Она больше не посвященная. Великий Боже, какой удар! Как она с этим справится? Сможет ли она после такой невероятной потери начать все сначала?»

Дэмьен заботливо поправил волосы, упавшие ей на лоб. Сиани оставалась полностью безучастной. Дэмьен продолжал сжимать ее руку, словно мать, ребенок которой находится на грани смерти, и о чем-то говорил, словно что-то могло вывести Сиани из этого оцепенения. Словно что-то могло сделать ее прежней.

И еще ему приходилось бороться с собственной болью и яростью — ведь он ничем не мог помочь ей.

«Мы должны изменить этот проклятый мир, пока не стало слишком поздно. Мы должны сами изменить свою судьбу».

— Преподобный отец…

Кто-то легонько прикоснулся к лицу Дэмьена. Священник обернулся, взглянул на Сензи, потом снова повернулся к молодой женщине. Теперь глаза ее были прикрыты, а дыхание стало ровным и глубоким. Казалось, Сиани заснула. Дэмьен осторожно опустил ее руку, стараясь не потревожить спящую.

— Я Вызвал помощь, — прошептал Сензи. — Не знаю, способен ли он спасти Сиани… но он может знать что-нибудь такое, чего не знаем мы.

Дэмьен скрепя сердце кивнул.

«Что толку играть в Исцеление, если не можешь спасти самого дорогого человека?»

Сензи повел священника вверх по лестнице, в кабинет, занимавший чуть ли не половину второго этажа. И здесь все стены загораживали книжные полки, а напротив входа стоял стол, заваленный грудами манускриптов. Дэмьен взглянул на лежавший сверху справочник заклинаний и увидел символ, который уже попадался ему на глаза в лавке. Видимо, Сензи пытался разобраться, кто — или что сумело обойти заклятия Сиани.

Посреди комнаты стоял мужчина… или, точнее, нечто, выглядящее как мужчина. У него был вид энергичного, уверенного в себе человека, но одет он был совершенно неподходящим для подобного визита образом. С плеч его спадала длинная изумрудного цвета мантия, отороченная мехом. Создавалось впечатление, будто под мантией ничего нет, что она свободно облегает пустое пространство. Да и весь его облик задевал глаз какой-то неуместностью — от летних сандалий до слишком роскошных — и к тому же безвкусных — украшений.

Дэмьен прибег к Познанию, и от увиденного у него волосы встали дыбом. Он инстинктивно потянулся за мечом — и не нашел его.

Незнакомец поклонился.

— Преподобный отец — охотник за демонами?

Он поднес к губам латунный кубок, сделал глоток — Дэмьен мог поклясться, что мгновение назад никакого кубка у гостя не было, — и снисходительно кивнул.

— Превосходные рефлексы. Но поскольку я не тороплюсь умирать, то надеюсь, что вы их обуздаете.

— Это Кэррил, — негромко сказал Сензи. — Старый… друг Сиани.

Дэмьен сделал глубокий вдох, напомнил себе, где он находится, и заставил себя разжать кулаки. Несмотря на все усилия, сердце священника бешено колотилось. Он был напряжен, словно в преддверии схватки.

«Это всего лишь реакция на порождение Фэа. Он не понимает, что каждая такая встреча лишь еще сильнее подчеркивает уязвимость человека на этой планете.

Но как определить ту грань, где заканчивается восприятие этого мира и начинается владение им?»

— Как там она? — поинтересовался демон.

Пораженный священник ответил не сразу. Что за заклятие могло дать порождению Фэа такую независимость? Потом к нему наконец вернулся дар речи, и Дэмьен ответил:

— Только что заснула. И за это уже надо возблагодарить Господа. — Он тяжело вздохнул. — Хотел бы я знать, как ей можно помочь.

— Кэррил уже однажды лечил Сиани, — вставил Сензи.

— Я только успокоил ее, — поправил его демон. — Просто создал успокоившую ее иллюзию. Тогда этого хватило. В тот раз ей просто хотелось обо всем позабыть. Но на этот раз они ее искалечили по-настоящему — а я не Целитель.

— Но вам известно, что произошло? — резко спросил Дэмьен. — Кто это сделал?

Демон мгновение помедлил с ответом.

— Да, известно, — наконец отозвался он. — Я знаю, кто и почему это сделал… и почему на этот раз ей нельзя помочь. Мне очень жаль, но так оно и есть.

— Я не намерен с этим смириться.

Демон внимательно взглянул на Дэмьена.

— Вы сильный духом человек. — Казалось, он размышляет вслух. — Я начинаю понимать, что она в вас нашла.

Дэмьен помрачнел:

— Если вы что-то знаете, то я готов вас выслушать. Но если вы явились выяснять отношения…

Кэррил сделал еще глоток, потом разжал руку; бокал исчез, не долетев до пола.

— У священников такие отвратительные манеры. Вы не находите, Сензи? Они понятия не имеют, как надо вести себя с порождениями Фэа. Можно подумать, они считают, что мы развоплощаемся от грубости.

Дэмьен рассвирепел:

— При данных обстоятельствах…

— Довольно! Вы по-своему правы. В конце концов, я Вызван. — Было похоже, демон находил в этой ситуации что-то забавное. — Я поговорю с тобой, священник. И расскажу все, что знаю. А Сензи потом объяснит, во что мне это обойдется. Даже просто находясь рядом с тобой, я значительно слабею, потому что чувствую твою боль. А если рассмотреть этот вопрос поподробнее… — Демон преувеличенно содрогнулся. — На самом деле я знаю немного, — предупредил он, — но зато вам никто больше этого не расскажет. — Демон тяжело вздохнул. — Прежде всего должен сказать, что мы с Сиани — давние знакомые. Она была первой, кто исследовал мою родословную. И еще ее интересовали некоторые вопросы, касающиеся нашего существования. — Демон хихикнул. — Не волнуйтесь, преподобный отец. Я останавливаюсь на деталях лишь затем, чтобы показать, что действительно хорошо знаю Сиани. И когда она решила посетить земли ракхов — в одиночку, — я был одним из немногих, с кем она поделилась своими намерениями. Разумеется, я попытался ее отговорить. Никакому здравомыслящему существу туда соваться не стоит. Но Сиани заупрямилась. Она не желала считаться с тем, что никто из безумцев, отправившихся исследовать земли ракхов, не вернулся. Она жаждала знаний — надеюсь, вам не надо объяснять, насколько сильным было у нее это чувство? Она хотела знать, существуют ли ракхи на самом деле? Кто возвел преграду, которую мы называем Завесой — ракхи или некто им предшествовавший? А если эти существа уцелели, то какими они стали? Она хотела получить ответ на все эти вопросы. И был только один способ получить желаемое.

Я проводил ее до Южного перевала в Ниспосланных горах. Она была необычайно воодушевлена предстоящим путешествием, ее переполняла жажда новых впечатлений. Я смотрел ей вслед, пока она не достигла края Завесы и не скрылась за ней. Проследить ее дальнейший путь я не мог. Сиани выбрала место, где Фэа дремало, и не оборачиваясь прошла через преграду, многие века ограждающую земли ракхов.

Спустя шесть лет ее принесли ко мне. Какие-то люди выловили ее из Кали. Она наглоталась воды и продрогла до костей. И она продолжала дрожать даже после того, как согрелась. Она все время чего-то боялась. Ее приняли за сумасшедшую или одержимую, или еще чего похуже. Они помогли ей, как сумели, и оставили на волю богов. В данном случае, — демон небрежно поклонился, — на мою волю.

Дэмьена передернуло, но Сензи успокаивающе положил руку ему на плечо.

— Нравится ли вам это или нет, — продолжал демон, — но таково мое положение здесь. Если это вас задевает, обсудите этот вопрос с моими жрецами.

Мои владения — человеческие удовольствия во всех их проявлениях. Нет таких наслаждений, которые бы я порицал, поскольку я питаюсь сильными переживаниями. Единственное, чего я не выношу, — это безразличия. Это мое проклятие, мой враг, моя гибель. Я сделал для Сиани все, что мог, но очень мало узнал о том, что же с ней произошло. Несколько случайных слов, ускользающие образы — и ничего более. Проникнуть в ее воспоминания я не мог — это грозило бы мне смертью да и ей не принесло бы ничего хорошего.

Все, о чем я узнал, — что ракхи существуют и поныне и что это они создали Завесу, чтобы защититься от агрессии людей. Как и все существа этого мира, они воспринимают Фэа неосознанно, как нечто само собой разумеющееся. Их психика совершенно не похожа на человеческую. И все же в чем-то они подобны людям. Сотворенные ими демоны не упускают возможности при случае полакомиться людьми.

Сиани исследовала одно подземное жилище таких демонов. И это было ошибкой с ее стороны. Уверен, что вам не надо объяснять, какие силы таятся в тех местах, куда никогда не заглядывало солнце. Отсюда и произошел обычай раз в год освещать шахты и винные погреба дневным светом. Они поймали Сиани, схватили ее и насытились ею. Но их пища — не плоть и не кровь. Им нужна сущность… глубина… все взаимосвязи… и они получают это за счет узников, которых держат в своих подземельях — как держали Сиани. Они питаются воспоминаниями своих узников, пока те еще в здравом рассудке, и их бредом, когда те сходят с ума. Поначалу эти существа были чем-то лишь немногим больше, чем обыкновенные духи. Потом они научились поддерживать жизнь своих пленников и существовать за их счет. В случае гибели источника пищи они вынуждены искать новый. Постоянный голод гонит их на поиски плоти, наполненной жизнью, чтобы поддержать собственное существование. И я думаю, что это их еще и забавляет.

Эти твари изловили Сиани и упрятали в подземелье, никогда не знавшее солнечного света. Они обрекли ее на медленную и ужасную смерть, превратив ее в источник пищи. Но несмотря ни на что, ей удалось вырваться из этого застенка. Она убила своего тюремщика и вернула свои воспоминания, но у нее не было ни времени, ни сил, чтобы исцелить себя. Измученная, полуживая, немного не в себе, она сумела проделать обратный путь и вернуться в земли людей. Потом ее принесли в мой храм, и там она наконец-то обрела утешение.

Демон выждал несколько мгновений, дав слушателям время осознать его слова, потом спокойно закончил:

— Это все, что мне известно. Большего не знает никто. Я не мог ничем помочь Сиани — только помочь ей избавиться от этих воспоминаний, что, собственно, я и сделал. Возможно, я был не прав. Но она не смогла бы вновь обрести свою личность, если бы ее память оставалась в ловушке прошлого.

— В ваших словах эти существа выглядят такими… примитивными, — обронил Дэмьен.

Демон поколебался.

— Я думаю, что эти создания действительно довольно примитивны. Им знакомы лишь чувство голода, страх перед солнечным светом и, возможно, некоторые начатки жестокости. Но я полагаю, что некоторые из них сумели достичь большего. Возможно, это произошло в результате контакта с Сиани или с человечеством вообще, когда они проникли сюда сквозь Завесу. Несомненно, они обнаружили, что человечество наилучшим образом подходит для удовлетворения их инстинктивной жестокости. — В глазах демона сверкнули огоньки. — И в качестве противника.

— Мне уже случалось уничтожать демонов, — холодно произнес Дэмьен.

Кэррил чуть отодвинулся и изучающе посмотрел на священника.

— Вы же хотите помочь Сиани, не так ли? Но существует лишь одна возможность сделать это. Вам понадобится убить того, кто похитил ее память. Это очень необычное создание. Самое изощренное из них, — мрачно сообщил демон. — Возможно, он уже вернулся к себе домой, за Завесу. Чародейство людей не способно проникнуть туда — значит, вы не сможете заранее подготовиться к тому, что можете там встретить. Что же касается ракхов… когда-то люди попытались их истребить. Как по-вашему, какие чувства они будут к вам испытывать? Или вы думаете, что сумеете сдержать их при помощи колдовства — существ, которые взаимодействуют с Фэа так же легко и свободно, как вы дышите? Существ, которые не забыли, что люди пытались стереть их с лица земли?

Некоторое время Дэмьен молчал. Он вспоминал Сиани, какой она была раньше. И какой стала. Потом он посмотрел на Сензи и увидел в его глазах то, что и предполагал увидеть, — боль, перешедшую в решимость, равную его собственной.

— Да, это будет нелегко, — признал Дэмьен. — Ну так с чего начнем?

11

Замок Наслаждений возвышался за городской чертой, где строгие законы Джаггернаута, касающиеся публичной нравственности, уже не действовали. Ночь была теплой, и семь из восьми стен замка убрали, впуская свежий воздух и выпуская посетителей. На ступенях вольготно располагались парочки, троицы и даже убежденные одиночки, усердно вкушающие то, что им представлялось удовольствием. В воздухе смешались ароматы вина, курений, духов, резкий запах горящих факелов. Порывы ветра уносили их в сторону города. На границе освещенного пространства вокруг замка сновали еле различимые в полночной тьме фигуры. Зеваки из Джаггернаута. Демоны, выбравшиеся из ночной бездны на пир. Суккуб в соблазнительном женском теле выискивал лазейку в сети заклинаний, ограждающих Башню… Вампир, принявший облик мужчины, облизывал сухие губы, предвкушая, как какая-нибудь женщина примет его предложение… Здесь не возбранялись никакие виды удовольствий. Что же до безопасности людей, предающихся наслаждению… Бог наслаждений Кэррил заботится только о собственной безопасности.

У края освещенного факелами пространства стоял высокий, стройный, со вкусом одетый мужчина. Он никак не походил на горожанина, увлеченного созерцанием эротических сцен из темноты. Словно в подтверждение этого, он выступил в свет и пошел к замку. Женщины, заинтригованные необычайной красотой новичка, потянулись к нему, но он не обращал на них внимания. Одна, самая настойчивая, подошла слишком близко. Мужчина только взглянул ей в глаза, и она попятилась, вся дрожа.

Фонтан в центре зала, украшенный по бордюру откровенно эротичными барельефами, извергал ввысь струю пенистого красного вина, олицетворяя алтарь божества наслаждений.

Над ним склонился невысокий человек неопределенного возраста в измятой одежде. Он блаженно улыбался, будто только что покинул объятия какой-нибудь красотки.

Незнакомец подошел к нему.

— Правильно угадал, — весело отметил улыбчивый мужчина.

— Ты забыл, что я способен узнать демона?

— В смысле, угадал, что я здесь.

— Ты забыл, что я тебя немного знаю?

Коротышка хихикнул.

— Да, это так, — вздохнул он и окинул взглядом собравшихся в замке. — Когда-нибудь они превратят меня в настоящее божество — разве не так это происходит? Достаточно ужасное и внушительное, наверное. Интересно, замечу ли я, как это случится? Или это произойдет постепенно?

— Избавь меня от твоей языческой философии!

— Это твоя философия, друг мой, а не моя, — возразил демон, зачерпнул украшенной каменьями чашей вина из фонтана и жадно выпил, не обращая внимания на то, что вино течет ему за пазуху.

— Можно с тобой поговорить? — осведомился пришелец.

— Ну конечно!

— В укромном месте, наедине.

Демон пожал плечами:

— А чем тебе здесь не укромное место?

И внезапно вокруг них возникла небольшая комната, убранная с крикливой, безвкусной роскошью.

— Это, конечно, иллюзия, но если тебе так удобнее…

— Все эти утехи представляются мне… м-м… малоприятными.

— Ах да! Ты же у нас церковник, у тебя тонкие чувства! Я всю неделю об этом думаю. — Демон вновь захихикал. — Как тебе не стыдно, друг мой! Я-то думал, ты все это давно перерос!

Он развалился на кушетке, обитой бархатом, и указал на такой же стул напротив.

— Он тебя выдержит!

Пришелец сел.

— Тебе чего-нибудь хочется? Вина? Церебуса? Человеческой крови?

Лицо пришельца слегка смягчилось. Можно было даже сказать, что он почти улыбнулся.

— Я не пью, Кэррил, ты же знаешь.

— Знаю. А все-таки приятно предложить, чтобы услышать, как ты отказываешься.

Кэррил залпом осушил свой кубок, а когда тот опустел, просто заставил его исчезнуть.

— Ну, так зачем же Лес явился в Джаггернаут?

— За красотой, как обычно.

— Ну и как, нашел?

— Нашел. Очаровательный, но чересчур робкий цветок, выросший на грязной ферме.

Лицо демона омрачилось.

— Решил поохотиться?

— Как ни странно, нет. Ей повезло: она встретилась со мной в тот редкий момент, когда меня посетил приступ великодушия. Я ей обещал, что с ней ничего не случится.

— Что-то ты размяк! — ухмыльнулся демон.

— А я люблю разнообразие. Правда, это развлечение и впрямь было… хм… странноватым.

— Смотри, испортишь себе репутацию злодея!

— Это вряд ли! — хмыкнул пришелец.

— Ну, а зачем ты явился сюда? Ко мне? Не хочешь же ты сказать, что попросту соскучился!

Некоторое время пришелец безмятежно смотрел на хозяина. Кэррил сотворил себе новый кубок, выпил еще вина и поставил кубок рядом с собой. Молчание гостя могло означать что угодно.

— Что тебе известно о происшествии в Колдовской Лавке? — спросил он наконец.

Демон сразу помрачнел, встал и отвернулся. Кубок и кушетка исчезли. Чувственно-пурпурные цвета убранства комнаты сменились унылыми пыльно-голубыми тонами.

— А что именно ты хочешь знать?

— Сегодня вечером я побывал там. Видел то, что осталось от лавки. Я пустил в ход Познание — и Видение, и Прозрение, и еще кое-какие штуки, названия которых тебе ничего не скажут. И ничего не сработало. А ведь мои чары не из тех, которым может противостоять любой подмастерье, Кэррил! В той лавке, должно быть, случилось что-то очень важное, если над ней так потрудились.

— Это тебя не касается, — тихо произнес демон.

— Меня все касается.

— Только не это! — Демон снова обернулся к пришельцу — и лицо его было очень напряженным. — Можешь мне поверить.

— Я мог бы разрушить эти чары, поверь мне. Во всем Джаггернауте нет ни одного чародея, чьи чары устояли бы передо мной, если я решу уничтожить их. Но тогда они будут разрушены окончательно. А то, что они скрывают… — Он развел руками. Кэррил помрачнел, но не сказал ни слова. — Нужно ли напоминать, что я могу просто связать тебя заклятием и заставить отвечать? Это было бы очень неприятно нам обоим. Почему ты не хочешь говорить?

— Потому что это может повредить кое-кому.

Глаза незнакомца расширились от удивления. Когда он заговорил, его голос упал до шепота. Манящего шепота:

— Ты действительно думаешь, что я воспользовался бы твоими страданиями? За столько лет ты должен был бы узнать меня получше.

— У нас с тобой немножко разные вкусы и привычки.

— Ты питаешься Охотой…

— Я питаюсь охотниками. И если их удовольствия завтра станут иными, я лишь порадуюсь.

— Даже если…

— Да какое твое дело? — возмутился демон. — Почему это так тебя беспокоит?

— Совершено нападение на Магистра Знаний. Я уважаю беспристрастность подобных людей, и это нападение встревожило меня. Потоки в городе изменились, и далеко не случайно. И это меня не касается? Какой-то непосвященный вытворяет черт знает что с Фэа, ставит блоки, которые я не могу преодолеть…

— И Тьма проникает в Джаггернаут, но не из Леса… Так вот где собака зарыта! Охотник защищает свои угодья! А Магистр Знаний со всем своим искусством не сумела защититься от неизвестной опасности.

— Тоже верно. — Губы Охотника изогнулись в подобии улыбки.

Голубые тона обстановки сменились оранжевыми.

— Мне нужно твое слово, — решился демон.

— Недавно я уже дал его одной молоденькой девушке, — насмешливо ответил Охотник. Его глаза сверкнули. — Она не знала, чего стоит мое слово. Ты знаешь.

— Потому и прошу тебя…

— Не преследовать леди Сиани? Но у меня нет никаких…

— Твое слово!

— Иногда ты бываешь таким надоедливым, Кэррил! — Голос гостя звучал ровно, но глаза метали молнии. — Хорошо. Как пожелаешь. Я не причиню вреда Сиани Фарадэй, пока это имеет для тебя какое-то значение…

— Никогда.

— Хорошо, никогда. Ты доволен? — Он улыбался, но взгляд его оставался холодным. — Ты доверяешь мне? Немногие отваживаются на это.

— Мы очень давно знакомы, правда? Я знаю, откуда ты пришел, знаю, кто ты. И что гораздо важнее, я знаю, кем ты был раньше.

— А теперь ты сделаешь и меня столь же хорошо осведомленным.

— В это дело ввязался священник, — предупредил демон. — Рыцарь Пламени. Это тебя не смущает?

— Пусть это смущает его.

— Не думаю, что он способен оценить тебя по достоинству.

— Что ж, это будет даже… забавно.

Демон улыбнулся. Сотворил себе кресло, сел. Комната вновь украсилась пурпурным бархатом.

— Ты уверен, что не хочешь ничего выпить?

— Рассказывай.

И демон начал рассказывать…

12

— Это ракх.

Сензи бережно принял старинный рисунок и аккуратно вынул его из футляра. Бумага пожелтела от времени, краска выцвела. Развернул, стараясь не повредить ветхий листок.

Там было изображено внешне ничем не примечательное животное. Четвероногое, с хвостом, как любое млекопитающее Эрны. Сензи прочитал латинское название, написанное под рисунком. Сейчас уже трудно было догадаться, что означали эти термины, слова древнего земного языка. Дата — «2 П.Ж.». Молодой человек потрясение посмотрел на Дэмьена:

— Второй год после Жертвоприношения?

— Дата оригинала. А это копия, сделанная через две сотни лет, с сохранением всех обозначений. Если верить пояснениям, рисунок принадлежал одному из первых колонистов.

— С места высадки! — выдохнул Сензи, пораженный древностью изображения.

Дэмьен удобно устроился в мягком кожаном кресле. Над ним высились скрытые в полумраке своды хранилища редких документов Собора.

— Это самое раннее изображение. Единственное, оставшееся с тех времен. Очевидно, ракхи не обладали никакими достоинствами, заслуживающими особого внимания колонистов. К тому же у них хватало и других забот.

— Им нужно было выжить.

Дэмьен кивнул:

— Посмотри-ка.

Он разложил на столе несколько рисунков в хронологической последовательности. Сензи склонился над рядом картинок, рассматривая их. Чуть погодя его глаза сузились, он удивленно покачал головой. Еще раз просмотрел, более внимательно.

— Невероятно!

— Теперь понятно, почему поселенцы испугались.

— Еще бы… Если они не понимали Фэа…

— Это было еще до перемены Первого Впечатления. Люди еще не осознали, как сильно их присутствие меняет эту планету. — Он взял первый рисунок. Пробормотал: — Животное. И ничего более. Едва ли заслуживавшее внимания, пока Превайда Ракхи не провозгласила его самым противоречивым существом на Эрне. Это произошло спустя сорок один год после Жертвоприношения. Ровно столько и длился период невинности человека на этой планете.

Он бережно поднес тонкий листок к свету. Изображенное на нем животное могло принадлежать к любому из полудюжины известных видов или даже к какому-нибудь исчезнувшему. Это трудно было определить по одному старому рисунку.

— Ты думаешь, они начали меняться еще до выступления Ракхи?

— Вероятно, изменения начались незадолго до Жертвоприношения. Но когда Ракхи объявила этот вид эквивалентом человека на Эрне, сила человеческого воображения подстегнула их эволюцию.

Сензи вновь перелистал рисунки. Выполненные в различной манере, на разной бумаге. Сомнений не было — существо изменялось.

— Конечно, сейчас мы понимаем, что произошло. Теперь нам известно, что на Эрне эволюция — совсем не то же, что на Земле. Здесь, если деревья вырастают, следующее поколение жирафов уже рождается с более длинными шеями. Если озера высыхают, потомство их обитателей появляется на свет с рудиментарными легкими. Они способны влиять на свой генетический код. Нам это кажется вполне естественным. Некоторые посвященные достигли того же своим Искусством, приобретая весьма необычные для землян способности. Но мы понимаем это только сейчас, имея за плечами опыт веков. Так представь себе, что могли подумать наши предки, когда такое происходило у них на глазах!

— Когда же они догадались, в чем дело?

— Не скоро. Не раньше, чем сами ракхи. Они считали происходившие вокруг них изменения случайными. Кроме того, менялись ведь не только ракхи. И у них хватало других забот. Теперь представь себе ракха тех времен: вполне разумного, сообразительного. Противопоставленный палец дал им широкие возможности для развития ловкости рук. Они занимали ту же экологическую нишу, что и примитивные предки человека на Земле. Изменяясь, ракхи с каждым поколением все лучше приспосабливались к присутствию людей на Эрне, к появлению соперничающего вида. Медленно и осторожно. Эрна тщательно выверяла необходимость каждого изменения в генотипе, сохраняя баланс экосферы.

И вот появилась Превайда Ракхи. И убедила всех, что, если бы люди не появились на этой планете, ракхи заняли бы здесь доминирующее положение, став настоящими хозяевами Эрны. Стали бы здешним аналогом людей. Человеческое воображение, подстегиваемое любопытством, или инстинктивной реакцией на соперника, или животным страхом, представляло ракха как псевдочеловека. Нужно ли удивляться, что восприимчивое Фэа стало влиять на эволюцию ракхов в соответствии с этим образом?

Дэмьен выбрал из кипы листов еще один и положил его перед Сензи.

— Сто тридцать первый год после Жертвоприношения, — тихо произнес тот. — Внешний вид животного заметно изменился. Задние конечности стали более мощными, позвоночник изогнут так, что туловище уже можно было считать выпрямленным, хотя передние конечности все еще используются как опора при ходьбе. Наибольшее впечатление производило превращение хищной звериной морды в подобие человеческого лица.

Сензи ткнул пальцем в дату под рисунком:

— Вот когда они догадались, что происходит.

— У них появились только предположения. Нужно помнить, какой чуждой для человеческого мышления была подобная идея. Прошло пять поколений, прежде чем эти предположения переросли в уверенность. И еще несколько столетий люди пытались обратить эти изменения вспять, но безрезультатно. Эрна создала нам соперника в соответствии с нашим представлением о нем. Поколение за поколением, ракхи все более походили на людей.

— И начались крестовые походы.

— Поголовное уничтожение неугодного вида. И создание призраков, демонов — как отражение человеческой потребности убивать, ненависти и нетерпимости. Неудивительно, что в человеческом обществе воцарился настоящий хаос. И жесткие социальные принципы движения Возрождения стали единственной надеждой на установление разумного законного порядка.

— Так зародилась Церковь.

Дэмьен посмотрел на подмастерье, но ничего не сказал. Мгновение в комнате стояла какая-то неестественная тишина.

— Да, так зародилась Церковь.

Он развернул на столе большой лист пергамента. Карту.

— Земли ракхов.

Внимательно рассмотрев ее, Сензи пробормотал:

— Черт!

Дэмьен был с ним полностью согласен.

Земля, где ракхи нашли прибежище, была самой природой прекрасно защищена от вторжения воинственных чужаков. С запада ее ограждали неприступные ледяные пики Ниспосланных гор. Среди выточенных ураганами и цунами базальтовых утесов на востоке не смог бы пристать ни один корабль. С юга путь преграждали непроходимые болота. Проникнуть в эти земли можно было только с севера, пройдя между острыми пиками утесов у Змеиного пролива.

Дэмьен указал на устье реки Ахрон.

— Единственная дорога.

— А через горы?

Священник внимательно посмотрел на парня и подумал про себя, что Сензи, наверное, никогда не путешествовал.

— Зимой это просто невозможно, если мы хотим живыми добраться до земель ракхов. Я пересек Разделяющие в середине лета, и этого мне вполне хватило. Если даже мы не замерзнем насмерть, в этих горах обитает множество злобных кровожадных тварей, отбиваться от которых довольно трудно. Особенно если твое тело промерзло до костей. Конечно, если мы подождем до лета…

— Мы не можем ждать. Она не может.

— Согласен. Итак, река. Чертовски трудное предприятие, однако, думаю, вполне осуществимое. Нам придется дорого заплатить за это. Я имею в виду — деньгами. — Он тоже склонился над картой: — Где Завеса?

— Трудно сказать. Вероятно, здесь. — Сензи провел пальцем через середину горного хребта, на восток вдоль побережья, по широкой дуге к югу и обратно через болота. — Шириной в полмили, кое-где — до шести миль. Кроме того, она ползает с места на место. Иногда доходит до самой Змеи — вот почему моряки как чумы боятся этих мест. У меня дома есть более подробная карта, — добавил он.

— Хорошо. Что там?

— Нам известно немного. Это стена какого-то живого Фэа, она появилась вскоре после того, как ракхи ушли за горный хребет. Сквозь нее не проникают потоки естественного Фэа, да и воздействовать через нее на Фэа невозможно. Все Сотворенное извне внутри Завесы выходит из-под контроля. На кораблях, попавших в область ее действия, разлаживаются приборы и даже береговая линия выглядит искаженной. Ведь в наших технологиях так много основано на использовании Фэа… Я не знаю, что это может означать.

— Какова природа Завесы? Земное Фэа? Течения? Солнечное?

Сензи отрицательно покачал головой:

— Неизвестно. Сиани предполагала, что эта сила скрыта в естественных способностях ракхов. Мы встречали нечто похожее у некоторых видов животных Эрны. И Завеса создана и поддерживается за счет их существования для защиты…

— От людей… — мрачно закончил Дэмьен.

Сензи ничего не ответил — в этом не было нужды.

— Что представляют из себя ракхи сейчас? Сиани говорила что-нибудь об этом?

— Нам известно, что они достигли довольно высокого уровня развития и что их достаточно много, чтобы поддерживать Завесу. Это все. Я могу пересказать тысячи слухов, но они не имеют никакой реальной основы. Мы не знаем, продолжилась ли их эволюция в соответствии с первой Инициацией и теперь они приобрели человекоподобную форму, или же путь их развития пошел по совершенно иному пути. Тот факт, что их демоны способны принимать облик людей, еще ни о чем не говорит — демоны очень изменчивы.

«Стал бы мир лучше без демонов?» Дэмьену это казалось спорным. Но сейчас не было времени для теологических споров. Кроме того, им с Сензи предстояло проделать вместе долгий и трудный путь, поэтому всяких споров, осложняющих отношения, следовало избегать любой ценой.

— Значит, нужно быть готовым ко всему, — подытожил он. — Мы отправляемся немедленно. Все необходимое придется везти с собой. Надо подумать о снаряжении — небольшие и легкие вещи понесем с собой, тяжелые и объемные… ну, как-нибудь упакуем. Неизвестно, что нам может понадобиться в путешествии, особенно когда мы не знаем, с кем нам повезет столкнуться в тех землях.

Голос Сензи предательски дрогнул, когда он спросил:

— Ты действительно считаешь, что нам это удастся?

Дэмьен посмотрел ему в глаза.

— Думаю, мы должны попытаться, — тихо ответил он. — А в остальном… Мы не узнаем этого, пока не попадем туда. Пока не увидим, кто противостоит нам. Обстоятельства не на нашей стороне. — Он пожал плечами. — Но мы не сможем ничего сделать, оставаясь здесь.

— Нам нужен посвященный, — поделился мыслью Сензи.

Дэмьен быстро огляделся, не услышал ли кто этих слов. Жестом напомнил Сензи, где они находятся.

— Не здесь, — прошептал и стал собирать рисунки. — Это место хорошо для исследований, но для остального… оно не вполне подходит.

— Понимаю.

— Мы обоснуемся у тебя, хорошо? Я сделаю копию с этой карты и пришлю туда. — Он обратил внимание Сензи на двух священников, находившихся в пределах слышимости, и продолжил: — Прежде чем сделать хоть шаг в сторону земель ракхов, мы должны выучить ее наизусть.

— И пусть боги хранят нас.

Это «боги» покоробило Дэмьена, и он раздраженно обронил:

— Молись своим богам долго и усердно, чтобы они услышали тебя. И начинай поскорее. Потому что как только Завеса встанет между нами и Джаггернаутом, ни одно здешнее божество тебе уже не поможет.

Она лежала совершенно неподвижно, устремив взгляд в пустоту. В тусклом свете единственной свечи ее бледное лицо и руки казались вырезанными из мрамора. Даже глаза как будто подернуло пленкой, словно ее лишили не только памяти, но и красок.

Завтрак, поставленный рядом, остался нетронутым. Дэмьен осторожно присел на край кровати.

— Си… — Его негромкий голос разрезал тишину не хуже выстрела. — Си, мы пойдем за ними. Ты понимаешь? — Он коснулся ее холодного, как лед, плеча и легонько сжал его. — Ты должна подумать о себе.

Женщина медленно повернула к нему лицо с высохшими дорожками слез. Сердце Дэмьена сжалось при виде ее опустошенных глаз.

— В чем дело? — прошептала Сиани.

Уловив момент отклика, священник поспешил осторожно, незаметно Связать ее заклятием, чтобы завладеть ее вниманием, удержать от падения в непроглядный мрак.

— Ты нужна нам.

Дэмьену показалось, что сейчас она снова отвернется, но Фэа удержало ее. Сухим, хриплым шепотом Сиани спросила:

— Зачем?

— Си… Я думал, ты догадаешься… — Он нежно погладил ее слабую, хрупкую руку. Как тонки стали нити, привязывающие к жизни эту удивительную женщину. — Тебе придется отправиться с нами.

Сиани встрепенулась. Такой оживленной он не видел ее со дня нападения. Дэмьен затаил дыхание, взволнованный проблеском надежды. Так много зависело от того, как Сиани отнесется к их плану…

— Мы не можем оставить тебя здесь одну. Ни я, ни Сензи не сможем защитить тебя заклятиями, ведь даже твои заклятия не устояли тогда… К тому же Сензи не уверен, что созданная им в лавке иллюзия не развеется, когда мы уйдем за Завесу. Могут узнать, что ты жива… а мы будем не в силах вернуться и даже узнать, что здесь происходит. — Тщательно подбирая слова, он добавил: — Да и без тебя, Си, мы не найдем тех, кто на тебя напал.

Он почувствовал, как напряглась женщина. В глазах ее вспыхнул страх. Дэмьен поспешно продолжил:

— Невозможно воздействовать на Фэа через Завесу. А искать твоих преследователей там, когда ты остаешься здесь, — все равно что искать иголку в стоге сена, даже не зная, что ищешь.

Он легонько пожал ее холодную руку, словно пытаясь передать частицу своего тепла.

— Ты не понимаешь, — прошептала Сиани, — ты не способен понять, — на ее ресницах задрожали слезы, — что означает жить с Фэа, как посвященный. Зен думает, что это похоже на постоянное Видение, но это гораздо больше… Фэа — везде, во всем. Оно так разнообразно, что я не в состоянии описать. Такое мимолетное, неуловимое, оно пронизывает все на этой планете, живое и неживое, настоящее и призрачное. Иногда, взглянув на небо, вдруг видишь, как свет преломляется в потоке Фэа, порождая сияющую радугу живых цветов… Такая прекрасная и хрупкая, она исчезает прежде, чем ты успеваешь ахнуть от восхищения. Мир так богат, так удивителен, что даже просто жить в нем — огромное счастье. Ты понимаешь? Прикасаясь к камню, я ощущала не его вес — я чувствовала, чем этот камень был и чем он может стать, как течет сквозь него Фэа и как солнечные лучи изменяют его, и что произойдет с ним в истинную ночь… Ты понимаешь меня, Дэмьен? Кусок камня живой — все вокруг живое для нас, даже воздух, которым мы дышим — и только теперь… Понимаешь? Вот что они забрали. Я смотрю вокруг и вижу одни лишь тела. Неживые. Будто вокруг меня одни статуи… Даже не трупы — мертвые тела тоже обладают своей мелодией. Здесь же — ничего. Ничего! Я дотрагиваюсь до кровати, — Сиани стиснула спинку кровати так, что ее пальцы побелели, — и все, что я чувствую… боги! В ней нет жизни — можешь ты понять? Они украли не меня, они украли весь мой мир!

— Си… — Дэмьен нежно погладил ее по волосам. — Си. Мы собираемся вернуть тебе все это. Понимаешь? Но нам нужна твоя помощь. Необходимо, чтобы ты пошла с нами. Иначе все бессмысленно. Си? — Он продолжал перебирать ее волосы — нежно, осторожно. Она лежала безмолвно и неподвижно. По щекам катились слезы. — Я помогу тебе, Си. Клянусь, — прошептал он.

Книги и рукописи, доставленные в кабинет Сензи, не помещались на столе, и когда Дэмьен вошел, то застал молодого человека сидящим на полу в окружении аккуратно расставленных стопок книг, карт, документов.

Он подождал, пока помощник Сиани не обернется к нему.

— Я готов убить их, — прошипел Дэмьен, — и эти сволочи будут умирать медленно и тяжело. Ты слышишь?

— И это речи миролюбивого священника…

— В моем Кодексе нет ни слова о мире. В Манифесте Церкви — тоже. Это все послевоенные дополнения. — Он пододвинул стул, уселся. — Нашел что-нибудь?

— Вопрос слишком обширный… — И Сензи обвел рукой то, что успел рассортировать. — Вот это мы возьмем с собой. А это нужно прочитать здесь. Эти карты слишком неудобны для транспортировки, поэтому надо сделать с них копии, желательно водостойкими чернилами. А здесь…

— Понятно. — Дэмьен щелкнул ногтем по кожаной обложке толстого тома с названием «Эволюционные тенденции эндемичных видов». — Как дела с личным составом?

— У меня сохранились ее записи. Подробные досье на всех посвященных этого края. Проклятие!

— Ты не доверяешь их способностям?

— Я не доверяю им. — Сензи вздохнул. — Нужно ли напоминать, что этот дар приходит случайно и до сих пор не понятно, как и почему это происходит? Посвященные Джаггернаута — в буквальном смысле случайные люди. Большинство из них нестабильны, эгоцентричны, ограничены… Один или два еще ничего, но… Не нравится мне все это, Дэмьен. Я не хотел бы видеть среди нас чужого, посвященный он или нет.

— Но это же была твоя идея.

— Я хотел найти кого-нибудь, равного Сиани. Только таких нет. Она — особенная. Никто из них не может принять чужие трудности как свои. Она могла. Рисковала жизнью, только чтобы узнать, что находится по ту сторону гор. Видишь, я ошибся. Пристрелил бы ты меня, что ли?

— Спокойно! — Дэмьен присел напротив Сензи. — Держи себя в руках, парень. Игра еще даже не началась. — Он развернул карту Змеиного пролива и стал внимательно изучать ее, не прекращая говорить: — Что ж, если мы не можем взять с собой посвященного — значит, не можем. У нас с тобой хватит и своих способностей в разных областях. Надеюсь, мы справимся. — Он положил карту на пол и решил переменить тему разговора: — А что ты скажешь о ракхах?

— Что именно тебя интересует?

— Как мы их обнаружим и когда?

Сензи недоуменно уставился на гостя:

— Ты сошел с ума? Мы любой ценой должны избежать встречи с ними. Их ненависть к людям…

— Об этом свидетельствуют документы тысячелетней давности. Не буду утверждать, что сейчас все изменилось к лучшему, может быть, как раз наоборот, но есть ли шанс избежать контакта? Мы же должны пересечь их земли, и я очень удивлюсь, если это останется незамеченным. По-моему, лучше познакомиться поближе с кем-нибудь из них, чтобы лучше контролировать ситуацию, а не переть напролом через страну, полную врагов, ничего о них толком не зная.

Сензи обдумал его слова:

— Согласен. Тогда, как только мы попадем за Завесу, я сотворю Призыв, на который откликнется дружественно настроенное по отношению к нам существо. Если только какой-нибудь ракх не окажется случайно вне Завесы…

Его прервал голос Сиани:

— Почему бы и нет?

Мужчины обернулись. Сиани стояла, завернутая в теплое шерстяное одеяло, но все равно дрожала, как будто холодный осенний ветер пронизывал ее насквозь, несмотря на то, что она была в комнате. Лицо ее было бледным, щеки ввалились, глаза покраснели, и все же она выглядела гораздо лучше, чем все эти дни.

«Жива! — подумал Дэмьен. — Наконец-то она выглядит живой».

— Откуда вам знать, где можно встретить ракха? — продолжала Сиани.

— Ракхи никогда не выходят за Завесу. Они…

Она повторила прерывистым шепотом:

— Откуда нам это знать?

Сензи порывался заговорить, но Дэмьен остановил его. На первый взгляд казалось, будто Сиани хочет понять, какие факты из ее украденной памяти дали им повод так думать о ракхах. Однако… Дэмьен увидел в ее глазах отблеск мысли, раздумий. Сиани лишилась памяти, но ее живой ум они отобрать не сумели.

— Мы не знаем, — пояснил он. — Мы только предполагаем.

— А… — Она печально кивнула. В этом жесте проскользнул намек на шутку, тень прежней Сиани.

Сензи спросил:

— Ты думаешь, они иногда путешествуют? И, таким образом, могут оказаться за защитной стеной?

— У меня нет сведений, подтверждающих или опровергающих это, — спокойно напомнила им Сиани.

Дэмьен заметил боль в ее глазах. Мучительно осознавать, что нужной информации нет больше. Она даже не знала, сколько знаний потеряно.

— Но это возможно?

Она поколебалась:

— Нам известна хоть какая-нибудь причина, побуждающая их делать это?

— Ни одной, — заверил Дэмьен. Он не сводил с нее глаз, чтобы успеть поддержать, когда эта внезапная вспышка активности угаснет. Такая светлая, такая хрупкая…

— Тебе нужно поесть, — предложил он. — Пойдем со мной вниз, я что-нибудь для тебя найду. Зен?

— Я еще поработаю. — Сензи перенес стопку карт на стол и стал их перебирать. — Попытаюсь сотворить Призыв, чтобы встретить это существо по пути, а не ждать его здесь. Если вообще кто-то из них находится вне Завесы. Само собой, нам надо узнать, что они из себя представляют и откуда они приходят, но… ты уверен?

— Да, — быстро ответил Дэмьен. — Встреча с ракхом вне Завесы не так уж и опасна. Сделай это.

— Мы можем ему не понравиться.

— Он может не понравиться нам, — сухо отрезал священник. — Такова жизнь.

И они с Сиани пошли вниз.

Когда Сензи появился на кухне, Аллеша мыла посуду. Он подождал, пока его заметят, но внешне девушка никак не отреагировала на его приход. Может быть, спина ее чуть напряглась, посуда стала вытираться тщательнее… Сензи показалось, что усердной домашней работой она пытается заглушить какую-то тревогу. Но он тут же решил, что это только показалось.

Наконец он тихо окликнул свою невесту:

— Лэш…

Она вздрогнула и очень осторожно поставила тарелку на стол, ничем более не давая понять, что услышала его.

— Лэш… Нам нужно поговорить. Уделишь мне минутку?

Девушка медленно повернулась. Что-то в ее небрежных манерах, совершенно лишенных театральности, напомнило их первые встречи. Как сильно он был влюблен тогда! Тем более огромной показалась Сензи пропасть, разделившая их. Ничто не могло вернуть те беззаботные, счастливые дни…

— Присядем, Лэш? — Он указал на изящные стулья вокруг стола. Да и вообще вся кухня была под стать хозяйке.

— Я постою, — тихо ответила она. Сензи не знал, с чего начать, не мог решиться сказать ей то, что она должна была узнать.

— Ты знаешь, как плохо Сиани. То есть… Дэмьен считает… Чтобы помочь ей, нужно поймать и уничтожить тех тварей. Это значит, нам придется отправиться в земли ракхов.

Как странно было слышать от него такие жестокие слова — «поймать», «уничтожить»… Слова из другой жизни, темной, опасной.

— Значит, ты уезжаешь… — прошептала Аллеша.

Он кивнул.

Девушка отвернулась.

— Лэш…

Ее плечи вздрагивали, как будто она старалась сдержать слезы. Или гнев? Сензи шагнул к ней, ему хотелось обнять Аллешу, успокоить. Но она отстранилась. Совсем немного, но это мимолетное движение отражало глубину разделившей их пропасти.

— Вот как, — выдохнула она, — так просто…

Его сердце бешено колотилось.

— Я не знал, как тебе сказать. Все это случилось так неожиданно… Лэш, прости меня. Я должен был прийти к тебе раньше…

— Не то. Все не то. — Она вновь обернулась к нему. Сензи только сейчас заметил, как покраснели ее глаза, и не за эти несколько минут. Она плакала. — Это не только Сиани. Или события последних дней. Я хочу, чтобы ты понял это, Зен. Это продолжается слишком долго, и я больше не в силах это терпеть. — Ее голос стал тихим, едва слышным. — Я думала, это пройдет, мы как-нибудь справимся… Зен, лучше не стало. Наверное, мы в чем-то ошиблись. Наверное, было время, когда все можно было изменить. Прости, Зен. У меня не получилось. У нас не получилось.

Аллеша протянула руку к мойке, где на блюдце лежало тонкое золотое колечко, и вытерла его так тщательно и аккуратно, словно оно было из тончайшего фарфора.

— Думаю, тебе лучше оставить это у себя. — Избегая его взгляда, она положила кольцо на стол. — Так будет правильнее. Мне оно не нужно.

Молодой человек потрясенно уставился на обручальное кольцо, не веря своим глазам.

— Я долго думала над этим, — поспешно заговорила Аллеша. — Ты должен знать. Я так давно решилась на это, что уже и не помню когда. Это ужасно, правда? — Она перевела дыхание. — Потому что однажды я поняла — никогда я не стану главным в твоей жизни. Никогда. Да, я пыталась убедить себя, что, если мы больше времени будем проводить вместе, если ты будешь уделять мне больше внимания, мы преодолеем эти сложности и придем к отношениям, которые меня устраивают. Которые мне необходимы. У нас ничего не получилось. И это началось задолго до последней трагедии. Все правильно, Сензи, ты не можешь иначе, теперь я понимаю это…

— Если ты из-за Сиани…

— Это не из-за Сиани! Как ты не понимаешь? И не из-за любой другой женщины. Боги! — Она горько рассмеялась. — Хотелось бы мне, чтобы это была другая женщина. Я знаю, как бороться с соперницей, если это всего лишь женщина… Но я не знаю, как бороться с этим! — Ее глаза, обычно мягкие, сверкали от гнева. И боли. — Это — Фэа, Зен. Твое стремление получить то, чего тебе не дано. Ты думаешь, я не вижу, как тоска гложет тебя? Ты думаешь, я не чувствую этого постоянно, когда ты со мной? Все время, с тех пор как мы познакомились. Даже когда мы занимались любовью — как ты хотел, чтобы это было чем-то большим, как хотел воспринимать это на всех уровнях чувств, доступных лишь посвященным… Ты думаешь, я не замечала твоих страданий? — Она глубоко вздохнула. — Я не могу так жить больше. Прости. Я очень долго пыталась… и я не могу больше.

— Лэш… мы попробуем вместе…

— Когда ты вернешься? Через два или три года? И ты действительно думаешь, что я стану ждать — ради этого?

Сензи молчал. Его душили слова гнева, мольбы, недоумения и… вины. Потому что он предчувствовал приближение такой развязки, не признаваясь в этом самому себе. И презирал себя за неспособность предотвратить ее.

— Я люблю тебя, — коротко сказал он. Стараясь передать все, что чувствовал, в этих простых словах. — Я люблю тебя больше всего на свете, Лэш…

— Я тоже люблю тебя, — прошептала она в ответ. — И всегда любила. — По ее щеке скатилась слеза. — Только мне бы хотелось, чтобы были и другие основания для брака. А их нет. Разве ты не видишь?

Он хотел возразить. Остановить ее, сказать, что, как только вернется, они все начнут сначала — он переменится… Но слова застряли у него в горле. Потому что она была права, и он это знает. Никакие обещания ничего не изменят. Для него главным в жизни всегда было, есть и будет Фэа. И если ей не достаточно было, что он старался не выражать это слишком открыто, старался сдерживать эту невыносимую жажду власти над Фэа… он ничего больше не может сделать. Ничего.

— Мне жаль, — тихо проговорил Сензи, смотря прямо в бездну, разделившую их, и не зная, как пересечь ее. Как будто они внезапно стали совершенно чужими друг для друга. — Мне очень жаль.

— Надеюсь, ты обретешь то, чего так жаждешь, — пробормотала девушка. — Или наконец успокоишься. Если я смогу чем-нибудь помочь… Я помогу. Ты знаешь.

— Хорошо, — почти неслышно ответил он.

Аллеша подошла к нему и нежно поцеловала. Сензи обнял ее. Как будто это могло уменьшить их печаль… Они долго стояли обнявшись, и Сензи, подумав о Фэа, почувствовал, как его прежняя жизнь раскалывается на куски и медленно растворяется в прошлом.

В каком-то оцепенении он смотрел, как Аллеша кладет на стол кольцо. Вода с ее пальцев натекла в маленькую лужицу.

— Я присмотрю за домом, пока тебя не будет. Так что не беспокойся о своих книгах.

Она скользнула взглядом по ровному ряду вымытых тарелок, посмотрела Сензи в глаза. Голос ее дрожал, когда она прошептала:

— Мне жаль, Зен. Так жаль…

И выбежала из комнаты. Сензи рванулся за ней… но заставил себя остановиться. Что он собирался сказать? Где надеялся отыскать волшебные слова, которые изменили бы все к лучшему? Разве посмел бы он утверждать, что Аллеша не права, что он не обманул ее ожиданий, что, когда он вернется, все будет в порядке?

Он тяжело опустился на стул. Поддел пальцем колечко с его именем внутри… И заплакал.

13

— Ваше Святейшество!

Патриарх закрыл тяжелый том, лежавший перед ним, и указал на кресло напротив.

— Проходите, преподобный Райс, присаживайтесь.

Дэмьен попробовал заставить себя сесть, но не смог. Нервы были напряжены до предела, и ему казалось, если он попытается наклониться или расслабит мышцы, в нем что-то сломается.

— Святой Отец, я… я с просьбой.

«Скорее всего, это неверный шаг и все закончится ничем».

Патриарх внимательно оглядел всклокоченные волосы гостя, покрасневшие глаза, простую одежду, в которой Дэмьен явился на аудиенцию. И медленно кивнул.

— Слушаю вас.

— Мне нужно… видите ли, случилось нечто… — Он почувствовал, как дрожит голос, глубоко вздохнул, попытался овладеть собой. «Ты боишься не только того, что он откажет. Ты боишься Фэа, которое реализует его отказ». Наконец он заговорил, но Патриарх остановил его.

— Присядьте, преподобный Райс, — сказал тихо, но повелительно. Фэа сгущалось вокруг первосвященника, питая исходившую от него силу. — Это приказ.

Дэмьен заставил себя сесть. Снова начал говорить, и снова Патриарх прервал его. Он подал Дэмьену красный стеклянный бокал с вином. Дэмьен выпил — сладкое красное вино, недавно охлажденное. С усилием взял себя в руки, расслабился. Выпил еще. И через какое-то время его сердце стало биться почти нормально.

— А теперь, — распорядился Патриарх, когда он поставил бокал на стол, — рассказывайте.

И Дэмьен открылся. Но поведал не тщательно подготовленную смесь правды и полуправды, предназначавшуюся, чтобы склонить Патриарха к желаемому разрешению ситуации. Что-то подсказало Дэмьену, что правильнее будет поступить иначе. Может быть, Фэа, связывавшее их на едва различимых уровнях. Или человеческий инстинкт, говоривший, что сейчас Патриарх готов услышать правду.

Он рассказал все. Патриарх перебивал его раз или два, уточняя детали, но более никакой реакции на доклад не наблюдалось. На лице Патриарха не отражалось ни сочувствия, ни враждебности, ни даже осторожности. Ничего из тех чувств, которые ожидал увидеть Дэмьен.

— Теперь все дело в том, — подвел итог Дэмьен, сделав глубокий вдох, стараясь успокоиться, — что я должен просить позволения освободить меня от исполнения обязанностей в Ордене в связи с отъездом на восток. Мне нужно разрешение на отъезд, Ваше Святейшество. Я уверен, что иного выхода нет.

Некоторое время Патриарх пристально разглядывал посетителя. Казалось, его проницательные синие глаза проникают в душу священника. Наконец он спросил:

— А если я откажу?

У Дэмьена перехватило дыхание.

— Но это дело касается не меня одного! Если эти демоны способны покидать земли ракхов…

— Вы не ответили на мой вопрос.

Их глаза встретились. Взгляд Патриарха был холодным и тяжелым. Ответ мог быть только один, но он рвал душу Дэмьена на части.

— Я приносил вам присягу, Ваше Святейшество. Я клялся чтить видение Пророка превыше собственной жизни и служить тем образцам, которые он назвал необходимыми… включая иерархию своей Церкви. Если вы хотите спросить, понимаю ли я свой долг, — это и есть мой ответ. Но если вы хотите воспользоваться случаем и испытать меня… — Дэмьен поймал себя на том, что его пальцы с силой впились в подлокотники кресла, и заставил себя разжать руки и прислушаться к внутреннему голосу: «Это его право. В некотором смысле, это его обязанность». — Пожалуйста, не надо этого делать. Молю вас — как человек и как ваш слуга.

Патриарх долго молчал. Дэмьен смотрел ему в глаза, насколько хватило сил, но в конце концов отвернулся. Он чувствовал, что беспомощен, что не может использовать Фэа в своих целях. И вдвойне беспомощен оттого, что Патриарх это делал — уже одним своим присутствием.

— Прошу вас, — промолвил наконец Патриарх и встал. — Я хочу вам кое-что показать.

Он молча провел Дэмьена через западное крыло здания по длинным сводчатым коридорам. Единственным звуком, который их сопровождал, был шорох подола одеяния Патриарха, скользящего по мозаичному полу. Вскоре они остановились перед тяжелой, лишенной какой-либо отделки дверью. На стальном замке была вырезана строка из Книги Закона. С потолка свисала толстая плотная лента. Патриарх потянул за нее. Некоторое время они ждали. Потом послышались торопливые шаги и звяканье металла о металл. К ним подбежал священник. На шее у него болталась на золотой цепи связка ключей. Он почтительно поклонился Патриарху, ухитрившись одновременно извлечь из связки нужный ключ. Дэмьен повернулся к Патриарху и увидел, что тот держит в руке еще один ключ. Головка ключа была украшена золотой филигранью и инкрустирована гелиотропами, выложенными по контуру спирали.

Одновременно повернув свои ключи, священник и Патриарх открыли тяжелую дверь. Патриарх кивком головы приказал Дэмьену войти, потом взял висевшую у порога лампу и последовал за ним. Священник тут же захлопнул за ними дверь и запер ее.

— Сюда, — показал Патриарх.

Они долго спускались по лестнице — ниже подвалов, ниже фундамента — в самые глубины земли, до тех пор, пока не оказались так глубоко под поверхностью Эрны, что Фэа земли стало совсем тонким и слабым. Дэмьен осторожно воспользовался Видением, но едва сумел рассмотреть окружающие их каменные стены. Здесь не было ни следа темного Фэа. Это показалось странным — или даже зловещим. Что должно было находиться в подобном месте, так далеко от молитв, охраняющих собственность Церкви? Не было ли это неким Хранилищем? Или чем-то еще?

Наконец они подошли к следующей двери. В ней была только одна замочная скважина. На потемневшее от времени дерево был нанесен знак, при виде которого у Дэмьена промелькнула мысль: «Неужели все-таки опека?» Пол у них под ногами заскрипел, и Дэмьен уловил за стеной скрежет приводимого в движение механизма — видимо, это была своего рода сигнализация. Он представил себе вора, пойманного в этом месте, — картинка была не из приятных.

Патриарх прикоснулся к выгравированному знаку, почтительно поклонился, потом осторожно отпер замок и открыл дверь — для этого ему пришлось налечь на нее всем телом…

…и в проем хлынула мощнейшая волна силы. Эта была волна покоренного Фэа, настолько сильная, что ее почувствовал бы и тот, кто никогда в жизни не пользовался заклинаниями; ее невозможно было не увидеть — сам воздух заполнился светом, подобным сверканию расплавленного золота, прекрасной сияющей дымкой, блестящей, как звезды, окружающие Кору. В сравнении с этим сиянием свет лампы Патриарха сник и как-то увял.

— Реликвии Священной Войны, — негромко пояснил Патриарх. Он поставил лампу на столик у двери и шагнул внутрь, кивком пригласив Дэмьена следовать за собой. — Смотри. Если ты нуждаешься в этом, то узришь.

Дэмьен осторожно присмотрелся. Несмотря на почти полное отсутствие земного Фэа в этом подземелье, стоило Дэмьену применить заклинание, как перед его глазами вспыхнула ярчайшая картина. Внезапно он обнаружил, что едва может глядеть на окружающие его реликвии — настолько велика их сила. От такой мощи на глаза навернулись слезы. Мгновение спустя Дэмьен был вынужден прекратить свои попытки и позволить заклинанию угаснуть. Мир как бы нехотя вернулся в нормальное состояние.

— Разумеется, свет был их главным оружием. Оружием вторжения. В этих раритетах скрыты и другие силы… но свет — непременно. Они думали, что сумеют с помощью этого завоевать Лес. — Патриарх отошел к стене и прикоснулся к краю полуистлевшего гобелена. — Иногда я задумывался о том, что же послужило причиной нашего поражения, и в конце концов пришел к выводу, что, приняв навязанные врагом правила игры, мы унаследовали его слабость. Пройди вперед и осмотрись, — повелительно приказал он Дэмьену.

Зал был довольно велик. Его высокие сводчатые потолки больше напоминали Собор, который стоял где-то над их головами, чем приведшие их сюда грубые каменные туннели. Высеченные в стенах ниши были застеклены. Вероятно, там укрыли самые хрупкие реликвии, чтобы им не повредила подземная сырость. Большая часть реликвий сохранилась лишь в виде фрагментов — лоскут одежды, несколько золотых нитей, обломок ржавой железки — но от всего исходила равная сила, словно для Фэа, заключенного в эти предметы в дни их использования, было безразлично, в каком состоянии они пребывают. Развешанные по стенам щиты служили безмолвным свидетельством отчаянного пыла тех дней, когда священники были одновременно еще и чародеями, солдатами и зачастую мучениками. Лес победил. Творения человеческого разума в те заполненные насилием годы собрали гораздо большие силы, чем те, с которыми могли бы надеяться справиться священники-чародеи.

А в дальнем углу зала в сверкающем футляре хранился хрустальный флакон, наполненный золотистой жидкостью. От него исходило мягкое сияние. Патриарх подошел к этому флакону и жестом подозвал Дэмьена.

— Это солнечное Фэа, — пояснил Патриарх. — Оно исполнено достаточной силы, чтобы продолжать существовать даже в этом месте, куда никогда не проникали солнечные лучи. Ни один посвященный не сумеет сотворить такое — лишь молитвы тысяч людей могут дать подобную силу. Это — образ тех времен, когда подобное единство было еще возможно… — Голос Патриарха пресекся, но Дэмьен мысленно продолжил недосказанные слова:

«Когда наши мечты были так близки к исполнению. Когда еще не видна была ограниченность нашей Цели».

Тем временем Патриарх открыл футляр и снял флакон с его бархатной подставки.

— Они сумели напитать воду солнечным Фэа. Такая простая субстанция… Они решили, что поскольку вода присутствует во всех живых созданиях и, в конечном счете, объединяет их в физическом бытии, то она может стать совершенным оружием вторжения. — Патриарх повернул флакон, и его хрустальные грани заискрились тысячами лучей. — В нем заключена вся мощь солнечного света. Из чего бы ни складывалась сила солнечного Фэа, способная ослабить силу ночи, она содержится в этой жидкости. Если какое-либо существо избегает солнечного света, этот флакон причинит ему боль. Если существо не может переносить жара жизни, эта жидкость его испепелит. Все это… содержится в большей части материи Эрны. — Патриарх еще раз медленно повернул флакон, наслаждаясь игрой света. — Они хотели посеять это в Лесу, напитать этим Фэа саму землю, чтобы каждое живое творение, проникающее в почву корнями, поглощало солнечное Фэа вместе с питательными веществами. Постепенно оно заразило бы всю экосистему и могло бы нанести поражение даже великой Тьме.

Патриарх умолк.

— И что же произошло? — спросил Дэмьен.

Патриарх поджал губы, продолжая рассматривать флакон. Потом устало пожал плечами.

— Кто знает? Из этого похода не вернулся никто. В последовавшем сражении наши войска были истреблены. Развязанная нами война обернулась против нас самих. — Патриарх посмотрел на Дэмьена. В золотом свете флакона его глаза казались зелеными, как у кошки. — Одному лишь Богу ведомо, что случилось с остальными реликвиями. Это все, что сохранилось. — Он осторожно качнул флакон, и по залу запрыгали солнечные зайчики. Не отрывая взгляда от драгоценного сосуда, Патриарх тихо проговорил: — Ваш Орден был создан не затем, чтобы служить няньками при неоперившихся колдунах, преподобный Райс. Он существует, поскольку времена насилия иногда требуют насильственных действий… и поскольку иногда один-единственный человек может преуспеть там, где целая армия потерпит поражение.

Патриарх опустил крышку футляра и поставил флакон сверху. Потом он извлек из кармана своего одеяния лоскут тонкого белого шелка и окутывал драгоценный сосуд, пока свет не перестал пробиваться из-под ткани.

Патриарх протянул сверток Дэмьену. Священник застыл в нерешительности. В конце концов Патриарх взял Дэмьена за руку и вложил флакон в его ладонь. И прежде чем Дэмьен стиснул кулак, Патриарх отошел.

На лице Его Святейшества промелькнула тень улыбки.

— Думаю, это оружие не раз тебе понадобится, когда ты уйдешь. — Потом он посмотрел на зал, на истлевшие остатки своей веры, и печально улыбнулся. — Возможно, тебе повезет больше, чем его создателю, — прошептал он.

14

Утро было холодным и хмурым, на небе клубились тяжелые грозовые тучи. Все вещи уже упаковали и погрузили на лошадей. Сензи, взглянув на небо, произнес ключ к Познанию. Он должен был убедиться, что ничего не изменилось после вчерашнего Предсказания. Им по-прежнему угрожал сильный шторм. Но и Дэмьен, и Сиани считали, что промедление для них страшнее шторма.

— Мы должны попасть в Брианд до вечера и остановиться там на ночь. Иначе придется ехать в сумерках. — Дэмьен посмотрел на Сиани, ожидая ее совета. Но хотя в последнее время женщина чувствовала себя гораздо лучше, к таким ответственным решениям она была еще не готова.

«Так мы и сделаем. Ведь она, — напомнил себе Дэмьен, — позабыла о слишком многих вещах, которые могли бы повлиять на ее решение. Например, о тех созданиях, что населяют ночь».

Они изменили внешность Сиани с помощью грима, и теперь Дэмьен с удовольствием любовался результатом их трудов. Волосы женщины стали золотистыми, кожа приобрела оливковый оттенок. Немного краски на лицо — и Сиани преобразилась, насколько это вообще возможно. Мешковатая одежда и ботинки на каблуках хорошо скрывали ее рост и фигуру, и теперь никто — даже ее мучители — не узнал бы бывшего Магистра Знаний. Помимо всего прочего, Дэмьен добавил отводящее заклинание.

«За Завесой оно, конечно, потеряет силу, но сейчас надо использовать малейшую возможность маскировки».

Сензи проверил по списку, все ли они уложили. Самые необходимые вещи у каждого были при себе, остальное погрузили на трех лошадей. Список занимал четыре мелко исписанных листа. Дэмьен недоумевал, как при таком количестве багажа можно умудриться забыть что-то необходимое? Но на собственном опыте он знал, что лучше взять в такое путешествие слишком много, чем слишком мало. Они приобрели даже запасных лошадей, чтобы никакая случайность не помешала им в дороге. Отправляясь в неведомые земли, нужно быть готовым ко всему.

Наконец Сензи закончил осмотр припасов. Встретившись с ним взглядом, Дэмьен заметил в глазах молодого человека скрытую боль. Сегодня он с самого утра был необычно тих и угрюм. «Наверное, какие-то неурядицы с Аллешей», — подумал Дэмьен. Но он не настолько хорошо знал Сензи, чтобы помочь ему справиться с этим. Тем более что по себе знал, как трудно налаживать отношения с близкими при отъезде.

— Все здесь. Можем отправляться, — подытожил Сензи.

Дэмьен посмотрел на небо — на севере собиралась легкая дымка, на востоке клубились грозовые облака, западный горизонт был еще скрыт ночной темнотой.

— Хорошо. Выступаем немедленно.

«Чем скорее мы доберемся до цели, тем скорее подохнут эти ублюдки».

На склоне одного из пиков Ниспосланных гор замерла неподвижная фигура. Она стояла так с тех пор, как впервые почувствовала Призыв. С тех пор, как ее сон был прерван человеческой магией, не принятой среди ее сородичей.

Уже несколько часов она изучала потоки. Волнение, поднятое чужеродным Зовом, нарушало спокойное течение земного Фэа гор. Рано утром послание чужака вплелось в струи Фэа и, слегка измененное, достигло ее. По этим изменениям она многое узнала о чародее, сотворившем этот Призыв, и его намерениях. Она почувствовала также, что иные существа стремятся к сближению с ней и что ее появление изменит их взаимоотношения. Запутанная ситуация, реальная опасность. Но путешествовать с людьми… Она содрогнулась.

Тем не менее через несколько часов любопытство взяло верх над осторожностью. Очень странное чувство.

Она решила следовать вдоль их маршрута.