Воскресное утро. Решающий выбор

Взаимодействие организовывалось не на местности, а вдали от поля боя, на картах.

Танки бросались в атаку, не имея никаких данных о расположении системы огня противника и характере местности.

Командиры частей и общевойсковых соединений ставили танкам неясные и сомнительные задачи, не организовывалась авиационная, пехотная и артиллерийская поддержка танков. Не организовывалось взаимное опознавание, вызов огня и целеуказание. Были случаи поражения танков своей же артиллерией из-за неувязки артиллерийского огня.

При движении танков вперед пехота, как правило, не продвигалась за танками и не закрепляла захваченные танками рубежи. Танки, действуя в одиночестве, несли напрасные потери и возвращались в исходное положение.

Танковые командиры не проявляли нужной твердости перед общевойсковыми командирами в деле правильного применения танков; беспечно выпускали из своих рук руководство танковыми группами поддержки пехоты; не организовывали эвакуацию подбитых, застрявших танков с поля боя; не принимали мер к немедленной отправке танков на сборные пункты аварийных машин для их ремонта и быстрого ввода в строй.

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Запретить вводить танки в бой без тщательной разведки системы огня противника, местности и без увязки на поле боя взаимодействия командира танкового взвода или роты с командирами стрелкового батальона и артиллерийского дивизиона или батареи.

2. Запретить вводить танки в бой без тщательной отработки взаимного опознавания, без установления сигналов вызова и прекращения огня.

3. Строжайше предупреждать перед каждой атакой всех бойцов, младших и средних командиров о недопустимости отставания от танков во время атаки, следствием чего обычно является срыв наступления и большие потери.

4. Не допускать подчинения танков командирам стрелковых рот, и, как правило, танки подчинять командирам стрелковых батальонов и полков, действующих на главных направлениях.

5. Командующим армиями заранее ставить задачи начальникам автобронетанковых войск армии по материальному обеспечению танков эвакуационными и ремонтными средствами.

6. Командирам танковых соединений и частей резко повысить ответственность командиров танковых частей и подразделений за каждый потерянный танк, тем более не допускать оставления их в руках противника; не вводить в бой танки КВ и Т-34 с плохо подготовленными экипажами, организуя доподготовку последних при каждой возможности.

7. Моему помощнику по танковым войскам генерал-майору Шурову следить за выполнением настоящего приказа; о всех фактах неправильного применения танков докладывать мне немедленно.

8. Настоящий приказ проработать со всем командным составом.

16 января 1942 года.

Тильзит

Пулеметчик второго отделения второго взвода первой роты 743-го ВДБ гвардии рядовой Михаила Бояринов только что отбил очередную атаку и, пользуясь затишьем, сменил ствол. После чего, сев на дно траншеи вместе со вторым номером, занялся набиванием пулеметных лент. Они занимали оборону на северном берегу Немана. Только час назад эти траншеи, доты и блиндажи занимала немецкая рота, мертвые солдаты которой теперь лежали на позициях, и убрать их не было времени, а теперь уже и сил. Атаки следовали одна за другой. Правда, сожженные гранатометчиками роты два танка и несколько бронетранспортеров заставили немцев зауважать противника и при атаках вести себя осторожно. Тем не менее потери были и в роте. Особенно досаждала десантникам минометная батарея. Спасали добротно сделанные немцами предмостные укрепления – для себя же старались.

Михаил стал десантником еще до войны – призыв осенью 1940 года. Сразу попал в 202-ю воздушно-десантную бригаду на Дальний Восток. Бригада была лучшей в составе воздушно-десантных войск, принимала участие в боях на Халхин-Голе, где отличилась. Миша Бояринов был крепким парнем, поэтому в красноармейской книжке в графе «воинская специальность» появилась запись «пулеметчик» с вручением ему ручного пулемета ДП-27. Когда началась война, весь личный состав бригады подал рапорта с просьбой отправить в действующую армию, потому как бригада продолжала нести службу в Хабаровске. Писал рапорт и Миша. Но отказано было всем. По этому поводу на построении командир бригады полковник Денисенко сказал, что нужно готовиться к встрече с врагом, нужно усилить качество боевой подготовки и не мешать своими рапортами командованию работать.

Однако в начале июля в бригаду приехали командиры НКВД из самой Москвы и стали вызывать на собеседование красноармейцев и младших командиров бригады. Вызывали не всех, но те, кто ходил к ним, наотрез отказывались рассказывать, о чем с ними разговаривали. Неожиданно для него самого вызвали и красноармейца Бояринова.

Сидящий напротив него за столом командир НКВД много курил и задавал разные и вроде бы не связанные между собой вопросы. То спрашивал, как служится, освоил ли Миша пулемет, то кто его родители, давно ли получал письма от них. Спрашивал о товарищах по роте и взводу, о командирах. Михаил отвечал честно, не стараясь что-то скрывать, но и не говорил ничего лишнего.

Потом командир НКВД его предупредил о сохранении в тайне этого разговора и дал ему подписать бумагу, в которой были записаны его ответы. Вот тут Миша, честно говоря, немного труханул. Но потом, подумав, понял, что и все остальные тоже подписывали, наверное, такие же бумаги, и ничего с ними не случилось.

И он, в свою очередь, молчал, о чем с ним разговаривали, не отвечая на вопросы товарищей. А через несколько дней энкавэдэшники уехали, и снова жизнь пошла по распорядку, определенному Уставами.

Тем неожиданней был вызов Бояринова и еще десятка красноармейцев и младших командиров других рот к начальнику штаба бригады, а затем и его приказ заместителю начальника штаба бригады обеспечить выдачу им положенного имущества, продовольственных и вещевых аттестатов, сухого пайка на трое суток и доставить эту группу к 14 часам в Хабаровское управление НКВД.

По прибытии в УНКВД их встретил старший лейтенант ГБ, проверил по списку и вместе с ними на полуторке отправился на Хабаровский аэродром, где их ожидал специально присланный ПС-84. Через пять суток изматывающего полета и десятка посадок, с ночевками в палатках, самолет приземлился на незнакомом аэродроме «Двоевка». Выйдя на летное поле аэродрома, Михаил уверился в том, что в его жизни начинается самое интересное. Того, что он успел увидеть за несколько минут, пока их не посадили в огромный тентованный грузовик, он не видел никогда. Жизнь на аэродроме кипела: на рулежных дорожках вереницей двигались странные самолеты без винтов и чуть позже с грохотом поднимались в небо, разгоняясь по длинной бетонной полосе. Везде сновали грузовики незнакомых марок, строем передвигались подразделения, на стоянках копались у самолетов техники. И все это было столь незнакомо и удивительно, что Михаил даже замешкался и не услышал команду «По местам!». В чувство его привел тоже странного вида командир – в голубом берете, тельняшке и форме с голубыми погонами и желтыми лычками, подтолкнув к машине. Миша ужаснулся в душе и посмотрел на командира НКВД. Тот ответил на его удивленно-испуганный взгляд усмешкой и кивком показал на кузов грузовика. Около заднего борта сели двое незнакомцев в такой же странной форме, старший лейтенант НКВД сел в кабину. Тент сзади был опущен, и в щель между ним и бортом было мало что видно. Миша только понял, что вначале ехали по хорошей бетонированной дороге, потом пошел проселок, замелькали деревенские избы, потом машину затрясло на булыжной мостовой города. Потом снова ехали по пыльной полевой дороге. Автомобиль притормозил, послышались голоса, снова дернулся, включив передачу. Сзади промелькнул шлагбаум с оборудованной огневой точкой и часовым в каске.

Наконец автомашина остановилась, и послышалась команда «К машине!». Незнакомцы выскочили, откинув тент и опустив задний борт. Они выгрузились на опушке леса. Под кронами сосен и елей располагался палаточный лагерь. В лагере было малолюдно, виднелась только дежурная служба и караулы. Зато где-то неподалеку гремело выстрелами стрельбище.

Сразу же у машины их построили, и старший лейтенант НКВД доложил подошедшему майору ГБ о прибытии группы из Хабаровска и передал тому в опломбированном вещмешке их личные дела. Майор внимательно осмотрел пломбы и, окинув взглядом строй, бросил старшему из незнакомцев: «Далее – по распорядку». После чего со старшим лейтенантом ГБ удалился.

Их перестроили в две шеренги и, скомандовав «Напра-во! Шагом! Марш!», куда-то повели. Через несколько минут подошли к одной из палаток, где им было приказано оставить все вещи. После этого снова строем отправились куда-то еще. Следующим пунктом оказалась полевая баня, состоящая из трех соединенных тамбурами больших армейских палаток. В первой они разделись, во второй стояли две буржуйки и баки с холодной и горячей водой. Пол был поднят на лагах над землей. Их сразу предупредили, что после помывки следует перейти в третью палатку, а за своей формой они вернутся позже.

В третьей палатке им выдали новую форму. Такую же, как была на незнакомцах: сапоги из непонятного материала черного цвета, хлопчатобумажный комбинезон с голубыми погонами и странными желтыми буквами «СА» на них и такой же голубой берет с кокардой и красной звездой в центре, кожаный ремень с желтой массивной бляхой со звездой. Вместо нижнего белья выдали трусы и тельняшки с голубыми полосками. При одевании помощь им оказывал старшина, выдававший обмундирование.

По выходе из этой палатки они с интересом рассматривали друг друга, пока их опекуны курили и в свою очередь смотрели на них. Потом их снова построили, и старший из незнакомцев предупредил их, что здороваться нужно будет с товарищем лейтенантом, и, скомандовав «Смирно!», доложил подошедшему командиру.

Тот принял доклад и, повернувшись к строю, поздоровался с ними. Ответ был недружным и вялым.

Усмехнувшись, он подал команду «Вольно!» и тут же произнес, обращаясь к тем, кто привез их с аэродрома:

– Товарищи сержанты! Поправьте на новобранцах форму.

Михаила покоробило слово «новобранцы», тем более что он точно знал, что в строю с ним стоят бойцы и сержанты, отслужившие уже по два года.

Сержанты поправили на них береты, подтянули ремни и снова встали в строй.

Лейтенант оглядел строй и, подав команду «Смирно!», продолжил:

– Товарищи бойцы! Солдаты и сержанты! Поздравляю вас с зачислением в состав 743-го Отдельного Гвардейского воздушно-десантного батальона. Я – лейтенант Черных, курсовой офицер вашего взвода. Командир взвода – старший лейтенант Михайлов. В настоящий момент он вместе с личным составом взвода находится на занятиях. Командиру и личному составу вы будете представлены вечером. А теперь коротко о том, что нам предстоит. Предстоит нам в кратчайшие сроки освоить науку воевать в целом и свои воинские специальности в частности. Как говорил товарищ Ленин, будем «учиться военному делу настоящим образом».

Далее, мне известно, что среди вас есть сержанты; вам нужно привести свои погоны в соответствие со званием, но! Вы пока будете сержантами без должности. По окончании учебного периода будет принято решение о предоставлении вам соответствующих должностей. А сейчас вам придется осваивать учебный материал наравне со всеми. Помогать вам в этом будут сержанты – командиры учебных отделений. Двоих вы здесь видите. На этом всё. С остальными офицерами батальона познакомитесь в процессе боевой учебы. Сегодня у вас день на обживание – завтра начало занятий. Вольно! Товарищи сержанты! Личный состав в вашем распоряжении.

Мишу покоробили слова «солдаты и офицеры»: он как-то привык, что это относится к белогвардейцам, а тут придется быть «солдатом» и подчиняться «офицерам». Да и погоны те же. И куда, спрашивается, ГБ смотрит?

После построения они сходили за своей старой формой и сдали ее тому же старшине, забрав личные вещи. Потом была столовая – хоть и полевая, но со вкусным обедом. Кроме них во взводе были еще бойцы из 204-й ВДБр, уже повоевавшие на фронте. После обеда подгоняли форму, получали оружие – Мишке достался «старый знакомый» ДП-27. Остальным повезло больше – им выдали автомат ППД. Еще были снайперские винтовки СВТ и АВС. И незнакомый РПГ. И всем выдали бронежилеты, которые разрешили снимать только на время сна. Чтоб привыкали. Вечером они познакомились с командиром взвода. Им оказался молодой старший лейтенант с новеньким орденом Красной Звезды на груди. И что очень сильно удивило Бояринова – и командир взвода и часть бойцов их взвода оказались пограничниками. И все как один были награждены медалями и орденами.

А утром началось… Огневая, физподготовка – бег и рукопашный бой, тактика – индивидуальная, в составе отделения, взвода. И так целый день с перерывами на прием пищи. И строительство учебной базы Центра в свободное время. Все, в общем-то, были не салагами, однако нагрузки были таковы, что теоретические занятия и огневая с чисткой оружия воспринимались как отдых. Через два месяца гвардии рядовому Бояринову и всем остальным заменили оружие – ему вручили немецкий МГ-34, а всех вооружили немецкими автоматами МП-38 и МП-40, объяснив, что десантник обязан уметь пользоваться любым, в том числе и трофейным оружием. А еще через два месяца перевооружили на вообще незнакомое оружие. Михаил стал обладателем новенького пулемета РП-46, а остальные бойцы получили автоматы ППС. Легкие, компактные, удобные. Магазины к ним носили в разгрузках на груди, называемых солдатами «лифчиками». Вот это оружие понравилось всем. Мише оно понравилось вдвойне – пулемет был лучше его старого знакомого.

И вот учеба закончилась, три их роты быстро перекинули под Минск и в ту же ночь одним рейсом ПС-84 и странных летательных аппаратов под названием «вертолет» перебросили за линию фронта в лесной массив примерно в тридцати километрах северо-западнее Расейняй и пятьдесят северо-восточнее Тильзита. Оттуда батальон за две ночи дошел до цели и под покровом ночи атаковал предмостные укрепления, используя приборы бесшумной стрельбы и ночного видения. И сейчас перед ними стояла задача удержать позиции и дождаться частей Особого Гвардейского корпуса.

От воспоминаний Мишу оторвала неожиданно переданная по траншее команда приготовиться к контратаке, быть внимательными и не поджечь свои танки, которые с минуты на минуту должны атаковать немцев с тыла. Все прильнули к оружию.

Миша передернул затвор пулемета, дослав патрон в патронник, и прижал приклад к плечу.

И буквально через пару минут в тылу у немцев вспыхнула стрельба: затявкали противотанковые пушки, в небо взлетели осветительные ракеты, залились длинными очередями пулеметы. Прошла команда, и два взвода молча выбрались из траншей и быстрым шагом двинулись в сторону немцев. Немцы заметили их, когда десантники уже вышли на дистанцию гранатного броска – над полем взлетела ракета, и тут же забил огонек МГ. Но стрелял он ровно столько, сколько летела до него «лимонка». Ожил второй пулемет на третьем этаже дома в глубине немецкой обороны. В ответ из нашей траншеи защелкали снайперки, и их поддержал Мишин РП. Неизвестно, кто попал и попал ли вообще, но пулемет замолчал. А бой в глубине немецкой обороны разгорался: теперь уже в грохоте выстрелов было трудно выделить что-то отдельное. Немцы на южном берегу тоже всполошились и под прикрытием минометного огня попытались атаковать позиции десантников. Часть снайперов и Михаил развернули оружие на юг, держа под обстрелом немцев на прибрежном участке. Но почти одновременно загрохотало восточнее и западнее города, и немцам стало не до них.

17 января. Западный фронт.

Район Лиды

Генерал-лейтенант Оганян смотрел на карту. На ней позиции его армии выглядели острием клина, упиравшегося в Лиду. Клин имел в основании ширину около ста километров и высоту чуть более ста километров. Вроде неплохо за первые трое суток сражения, однако уже сейчас выявились неприятные факторы.

Первое – фронт так и не смог преодолеть немецкую оборону на высотах под Новогрудком, и немцы нависали над левым флангом его армии.

Второе – ожидавшийся контрудар немцев оказался сильнее, чем предполагалось, и сейчас немцы с севера прижимают оборону советских дивизий к коммуникациям его армии.

В войсках своей армии Оганян не сомневался. Даже без Особого корпуса РГК она была способна взять Лиду и двигаться дальше в направлении Кенигсберга. Но без поддержки фронта это становилось бессмысленно. Уже сейчас он вынужден держать левый фланг силами 6-го кавкорпуса генерал-лейтенанта Никитина.

Только что он говорил по ЗАС с командующим фронтом Жуковым. Тот с сожалением констатировал факт неспособности мехкорпусов армий Западного фронта взломать немецкую оборону, несмотря на большие потери в технике и людях с обеих сторон. Кроме того, он передал Оганяну сведения о состоянии дел у соседей – Северо-Западного фронта. Особый корпус РГК прорвался в Тильзит, но подвижные соединения фронта отрезаны от него и остановлены противником под Шяуляем.

Удар 4-й Танковой группы придется отражать с привлечением части сил 1-й Ударной армии. Решили выделить для этого 5-й мехкорпус генерал-лейтенанта Алексеенко.

Поэтому Жуков считает возможным и необходимым взятие Лидского укрепрайона силами 6-го мехкорпуса Хацкилевича и завершение наступательной операции. В помощь Оганяну для закрепления успеха обещал выделить несколько еще не до конца переформированных стрелковых дивизий из состава довоенных армий округа.

«Да, – подумал Оганян, – это немцы еще 1941 года. Их так просто не сломишь. Факт».

18 января 1942 года.

Кенигсберг. Королевский замок

К десяти утра в замок прибыли командующие группами армий «Центр» и «Север» генерал-фельдмаршал Гюнтер фон Клюге и фельдмаршал Вильгельм фон Лееб. Их обоих внезапно вызвал Гальдер, приказав срочно явиться в Кенигсберг, захватив с собой карты с оперативной обстановкой на утро 18 января.

Только войдя в зал замка, поняли и срочность, и секретность этого вызова. Во главе стола с расстеленной на нем картой и в окружении представителей ОКХ и ОКВ стоял фюрер.

Он счел нужным и возможным прилететь на фронт и таким образом вселить в своих подчиненных уверенность в победе. Во избежание лишних проблем со стороны большевиков этот визит был организован в обстановке секретности и без обычной подготовки, которая могла насторожить русскую разведку.

Гитлер против обыкновения обошел стол и поздоровался с каждым из них за руку. После чего пригласил за стол и, сказав краткую вступительную речь, предложил фон Клюге доложить состояние дел в Группе армий «Центр».

– На данный момент, – начал доклад командующий Группой, – обстановка близка к стабилизации. Русские выдохлись. Мы смогли удержать высоты севернее и южнее участка их прорыва, тем самым локализовав его и не дав большевикам свернуть наш фронт. Одновременно, как и планировалось, ударом с севера во фланг 4-я Танковая группа поставила под угрозу коммуникации Первой Ударной армии русских. И для парирования этого удара они вынуждены из состава этой армии выделить целый мехкорпус, о перемещении которого на восток от Лиды уже имеются сведения разведки. Более того, в неудачных попытках Жукова сбить наши части с высот русские понесли большие потери в технике и людях, и это в конечном счете привело к тому, что эшелон развития успеха русских не смог поддержать их ударную армию и прикрыть левый фланг. Поэтому из состава той же Ударной армии был для этой цели выделен кавкорпус. Таким образом, ударная сила русских – 1-я Ударная армия – лишилась двух третей своего состава, и сейчас Лидский укрепрайон штурмует всего лишь один мехкорпус.

– Какие перспективы у Группы на окружение зарвавшихся русских? – прервал его доклад вопросом фюрер.

– Мой фюрер! – замялся фон Клюге. – У нас хватило сил удержать русских на заранее подготовленных позициях, но нам не хватает ударной мощи, чтобы нанести русским решающее поражение. После июльских неудачных сражений у нас слишком мало сил для этого. К тому же в небе снова «русские дьяволы». Они не принимают участия в авиаударах по нашим наземным войскам, но лишают наш воздушный флот надежды на реванш. А без воздушной разведки, авиаподдержки и танков мы лишены скорости и маневра и, следовательно, шансов на успешное наступление.

– То есть для вас успехом является то, что русские прорвались всего лишь на сто километров, а не на двести? Вы ставите себе в заслугу то, что вашу Группу всего лишь поколотили, а не разбили вдребезги?

– Разрешите, мой фюрер! – вклинился в разговор Гальдер. – Я считаю, что Группа армий «Центр» и лично ее командующий генерал-фельдмаршал фон Клюге сделали все возможное в нынешних условиях. Ударная армия русских сформирована из лучших русских корпусов, получивших боевой опыт в летних боях. Весь командный состав корпусов остался прежним. Армия, как мы убедились на практике, получила самое современное на сегодняшний день оружие, выпускаемое Советами. Все дивизии корпусов переформированы по новым штатам, в большей мере соответствующим современной войне. Практически каждая русская дивизия этой армии, не ошибусь, если скажу – удвоила огневую мощь, стала более маневренной и управляемой. Неудивительно, что десяток таких дивизий, введенных Жуковым в чистый прорыв, смогли пройти свыше ста километров вглубь нашей обороны за первые три дня. Одновременно нами отмечена другая, положительная для нас, особенность. Русские части, прибывающие из глубины России, не показывают столь ярких качеств. Наоборот, их личный состав не отличается упорством в достижении поставленной цели, командный состав безынициативен, не умеет организовывать общевойсковой бой, действует шаблонно. Этим объясняются большие потери русских перед нашими ключевыми позициями. Я считаю, что в создавшихся условиях войска Группы «Центр» сделали все возможное и в конечном счете нанесли противнику серьезные потери, заставив его заплатить за каждый метр занятой территории.

– Хорошо, Гальдер, будем считать, что вы меня убедили. Я пока соглашусь с вашей оценкой. – И, обратившись к командующему Группой армий «Север», кивнул: – Ваша очередь, господин фельдмаршал!

– Мой фюрер! – откашлявшись, начал доклад Вильгельм фон Лееб. – Войска Группы армий «Север», практически передав под управление ОКХ 4-ю Танковую группу, лишились ударной силы. И с этого момента мы проводили частные наступательные операции только с целью улучшения позиций. Одновременно нам были переданы остатки 2-й Танковой группы, которые проходили переформирование в тылу Группы и являлись пусть неполноценным, но нашим единственным оперативным резервом. С момента начала русского наступления в Белоруссии мы ожидали их удара и по нашим позициям. И он состоялся. Место начала операции наша разведка сумела вскрыть заранее по передислокации русских мехчастей. Однако частично русским удалось использовать внезапность ночным ударом. К сожалению, русские смогли быстро и скрытно перебросить на наш левый фланг Особый корпус, в состав которого входят «русские монстры».

Они в полной мере использовали свои возможности воевать ночью и прорвали фронт. Остановить мы их не смогли. В момент прорыва в состав корпуса, по данным радиоразведки, входило четыре дивизии. Все моторизованы. По утверждению офицеров, участвующих в боевых столкновениях с частями этого корпуса, у русских появились новые танки и штурмовые орудия. Скорость передвижения корпуса была такова, что наши резервы не успели к месту прорыва. Попытки хотя бы замедлить движение русских силами заслонов и гарнизонов тыловых городов не увенчались успехом. На сегодняшний день у нас нет средств, способных остановить «русских монстров». Попытка минирования предполагаемого маршрута движения также была неуспешной – у русских очень хорошо поставлена инженерная разведка. Самое крупное боестолкновение русские имели с нашими войсками на узле дорог Рига – Кенигсберг и Мемель – Каунас. Мы сумели собрать в этом месте группу частей и подразделений силой до дивизии. Однако в ходе двухчасового боя эта группа была окружена и погибла.

Одновременно с этим русский десант силой до батальона атаковал мосты в Тильзите. И снова русские использовали свое преимущество в ночном бою. Попытки гарнизона сбить русских десантников с захваченных позиций оказались безуспешными. Русские поголовно вооружены автоматическим оружием, имеют много пулеметов и ручное противотанковое оружие. Кроме того, они активно использовали орудия ПТО и ПВО, захваченные в предмостных укреплениях.