Воскресные охотники

Пономарь Скорпіоновъ

— Клевъ на уду

— Благодаримъ покорно. Тоже поудить пришли?

— Да, немножко поудить и помѣчтать. Прекрасное, сударь, занятіе… Сидишь, смотришь на подлавокъ и думаешь о суетѣ мірской, о бренномъ человѣческомъ существованіи. Къ философіи пріучаетъ. Вотъ я сижу и философствую. Философія хорошая вещь. Когда-то даже учился.

— Ловится-ли что-нибудь?

— Да вонъ у меня въ ведеркѣ ужъ тѣснота, а всего съ часъ мѣста половилъ.

— Невдалекѣ отъ васъ присѣсть можно? Не обидетесь?

— Сдѣлайте одолженіе… Вдвоемъ даже и занятнѣе. А здѣсь клюетъ хорошо… Даже и на троихъ хватитъ.

Ново-пришедшій былъ молодой человѣкъ въ коломянковомъ пальто, высокихъ сапогахъ и въ черной поярковой шляпѣ съ широкими полями. Тотъ, къ которому онъ подошелъ, былъ старикъ съ рѣдкой сѣдой бородкой, съ сѣдыми длинными волосами и съ нависшими бровями. Онъ сидѣлъ безъ сюртука, въ одной жилеткѣ, изъ проймъ которой выглядывали розовые, полинявшіе рукава ситцевой рубахи. Голова его была прикрыта засаленнымъ картузомъ съ толстымъ наваченнымъ дномъ.

Молодой человѣкъ началъ развязывать удочки.

— Что ловится-то? — спросилъ онъ старика.

— Да вотъ давеча даже жида-ростовщика поймалъ. Два крючка онъ у меня скусилъ, а на третьемъ — нѣтъ, шалишь, вытянулъ его, голубчика. Небольшой жидъ, правда, а все-таки фунта три вѣса будетъ.

— Кого-же вы это жидомъ-то называете?

Старикъ улыбнулся и отвѣчалъ:

— Щуку. Тутъ у насъ учитель удитъ изъ села, такъ онъ щуку жидомъ-ростовщикомъ прозвалъ. Сегодня поджидалъ его, думалъ, что придетъ поудить, да нѣтъ, не пришелъ что-то. Веселый. Съ нимъ любопытно удить. У него всей рыбьей породѣ названія дадены. Донныя-то закиньте подальше. У васъ съ колокольчикомъ?

— Съ колокольчикомъ.

— Да-съ… Щука — это жидъ-ростовщикъ.

— Ну, а окунь? — спросилъ молодой человѣкъ;

— Окунь — мужикъ, простой мужикъ, — отвѣчалъ старикъ.

— Почему-же мужикъ?

— А оттого, что куда его не кинь, вездѣ жить будетъ. Выносливая рыба. Онъ и въ глубинѣ живетъ, онъ и въ мелкой водѣ. Поросла травой рѣченка — онъ и въ травѣ, бойкій ручеекъ по камушкамъ бѣжитъ — окунь и промежъ камушковъ. Чешуйку пооботретъ, а живетъ. Кинь въ прудъ тинистый — и тамъ жить будетъ. Ему и тина ничего. Онъ и тину вынесетъ. Точь въ точь мужикъ. Вѣдь русскаго мужика куда ни приспособь — онъ вездѣ выживетъ. Какую хошь ему тяжелую жизнь придумай — все равно вынесетъ.

— Удачное сравненіе! — улыбнулся молодой человѣкъ.

— У васъ клюетъ. Смотрите… Что? Скусила червя? Э, батюшка, плохой-же вы рыбарь.

— Ну, а ершъ какъ называется?

— Самого себя онъ ершомъ называетъ. «Это, говоритъ, я самъ и моя собратія».

— Это учитель-то?

— Да, учитель.

— Ну, не похожи народные учители на ершей. Какіе-же это ерши!

— Онъ-то похожъ. Онъ у насъ бойкій. Онъ супротивъ всякаго ощетинивается.

— Ну, ощетинивается, пока на него не налетятъ.

— На него налетали, да ничего подѣлать не могутъ. На него урядникъ налеталъ. И супротивъ того такую щетину выпустилъ, что упаси Боже. Онъ у станового ребятишекъ учитъ.

— А! Это дѣло другое. Ну, а плотву какъ онъ зоветъ?

— Плотичка — красная дѣвичка. Много ихъ сестры на удочку попадается.

— Это, то есть, плотвы-то или дѣвицъ?

— И тѣхъ, и другихъ. Село тутъ у насъ подгородное — баловства много. Какъ матери ни смотрятъ, а баловства много. Ну, а ужъ какъ избаловалась — сейчасъ паспортъ беретъ и въ прислуги. Фабрика тутъ у насъ въ трехъ верстахъ — вотъ отчего баловство. Гдѣ фабрика, тамъ отъ баловства не обережешься. Загляните въ метрическія-то книги — все незаконный, да незаконный. Изъ города господа для охоты наѣзжаютъ — тѣ балуютъ.

— Ну, а лещъ? Съ кѣмъ вашъ учитель леща сравниваетъ?

— Лещъ? Само собой, купецъ толстопузый. Лещъ у насъ зовется или купецъ, или Артамонъ Иванычъ.

— Что это такое Артамонъ Иванычъ?

— А здѣшній воротило, кабатчикъ. Три кабака у него въ округѣ и постоялый дворъ. Онъ и шкуру у мужика скупаетъ, и хлѣбъ; у бабъ холстъ беретъ. Все ему рука, все мететъ. Мелочная лавка тутъ у него; краснымъ товаромъ онъ торгуетъ. Отъѣлся страсть какъ!

— Вотъ это удачное сравненіе, — сказалъ молодой человѣкъ. — Жирный, толстый лещъ дѣйствительно похожъ на отъѣвшагося толстобрюхаго купца.

— Вотъ этотъ Артамонъ Иванычъ тоже ладилъ нашего учителя съѣсть, да становой заступился. Заступился, помирилъ и заставилъ еще Артамона Иваныча учителю канарейку подарить! На здѣшнее-то учительское мѣсто… Постой, постой… Вишь, какъ клюнуло… Даже поплавокъ подъ воду ушелъ. Надо потягивать осторожно.

— Что-нибудь большое у васъ… — проговорилъ молодой человѣкъ и началъ смотрѣть на удочку старика.

— Большое-то большое, только не щука. Щука тутъ не ловится. Тутъ мѣсто тинистое. Щуку я даве на плотинѣ поймалъ.

Старикъ началъ тянуть удочку, подтянулъ ее къ берегу и вытащилъ крупнаго карася.

— А! Изъ нашего духовнаго званія рыбица попалась. Поди, поди сюда, голубчикъ.

— Вы сейчасъ сказали: «изъ нашего духовнаго званія». Развѣ вы духовный?

— Сорокъ восьмой годъ пономарствую. Пономарь я здѣшній, пономарь Скорпіоновъ, — далъ отвѣтъ старикъ.

— Отчего-же вы карася называете «нашимъ»?

— Да такъ ужъ… Въ прудѣ живетъ, такъ изъ пруда никуда и не годится. А ежели въ рѣчкѣ карась, то въ тинѣ сидитъ и въ глубь не выплываетъ. Такая ужъ рыба. Вѣдь съ духовенствомъ то-же самое. Лиши его званія, пусти въ другую воду — не годится, не выживетъ, спутается. Былъ у насъ тутъ лѣтъ пятнадцать тому назадъ дьяконъ вдовый и задумалъ этотъ дьяконъ жениться. Какъ духовному чину второй разъ жениться? Нельзя. А жениться припала охота самая скоропалительная. Что тутъ дѣлать? Мерекалъ, мерекалъ онъ, да и разстригся, вышелъ изъ духовнаго званія. «Я, говоритъ, и такъ себѣ хлѣбъ найду». Что-жъ ты думаешь, куда ни совался — нигдѣ не берутъ. А гдѣ возьмутъ, такъ ужиться не можетъ. Ужъ онъ и у становаго писаремъ служилъ, и у мироваго письмоводителемъ — не уживается больше мѣсяца, да и шабашъ. Началъ торговать — прогорѣлъ. Въ лѣсничіе наконецъ нанялся. Пожилъ, пожилъ, загрустилъ, запивать началъ, спился, захворалъ грудью и Богу душу отдалъ. И двухъ лѣтъ со второй женой не прожилъ.

Опуская карася въ ведро, старикъ сказалъ:

— Фу, сколько у меня рыбы-то въ ведрѣ накопилось! А я ловлю, да ловлю. Пора и домой… И то пожалуй не донесешь. Выскакивать изъ ведра начнетъ. Ну, сударь, оставайтесь одни, а я ко дворамъ… На ужинъ съ лихвой наловилъ. Червей я вамъ оставлю. Хорошіе черви.

Онъ сталъ собирать удочки. Собралъ ихъ, перевилъ веревкой, надѣлъ на себя ветхій длиннополый сюртукъ и, снявъ картузъ, раскланялся съ молодымъ человѣкомъ.

— Прощайте, сударь… Счастливой охоты…

— Прощайте, господинъ… карась, — отвѣчалъ молодой человѣкъ.

— Карась… Карась и есть. Въ самомъ дѣлѣ карась… Ну-ка, выди я изъ своей воды въ другую воду, что я буду дѣлать! Во что сунусь?.. пробормоталъ онъ, закинулъ на плечо удочки, взялъ въ другую руку ведро и поплелся отъ мѣста уженья.