Воспитание жестокости у женщин и собак. Сборник

I серия

Молодая женщина лет тридцати пыталась остановить такси. Машины с зелеными огоньками проскакивали мимо. Она оглянулась. На балконе одного из домов стояла другая молодая женщина. Она помахала ей, и та ушла в квартиру. Женщина на дороге осталась одна. Теперь она пыталась остановить любую машину, даже не такси. И эти тоже не останавливались. Наконец у обочины притормозила девятка-«Жигули», водитель сам распахнул дверцу, и женщина села рядом с водителем.

— Спасибо, — сказала.

Она достала зеркальце, чтобы поправить прическу, и вдруг увидела в зеркале лицо мужчины, которого не было на заднем сиденье, когда она останавливала машину. В машине был тогда один водитель. Она сделала попытку оглянуться, но мужчина сзади прижал ее голову к подлокотнику сиденья, попытался забрать с ее колен сумочку. Женщина вцепилась в сумочку.

Водитель вел машину на большой скорости, не обращая внимания на борьбу. На перекрестке зажегся красный свет, и водитель вынужден был остановиться. Женщина увидела возле универмага двух патрульных милиционеров, это придало ей решимости, может быть, и сил. Она ударила сумочкой, попала в лицо державшего ее сзади мужчины. Ей хватило его секундной растерянности. Она выскочила из машины и бросилась к милиционерам.

— Задержите, там бандиты… Они приставали ко мне…

Молодой сержант и старшина лет пятидесяти глянули вслед удаляющимся «Жигулям».

— Номер машины? — спросил сержант.

— Я не заметила, — ответила она.

Сержант достал рацию.

— Обожди, — сказал старшина. — Кто они?

— Я не знаю их.

— Что ж ты, дорогуша, пьешь с незнакомыми, садишься к ним в машину.

— Как вы можете!.. Что вы говорите!.. — возмутилась она.

— А как можно с пьяной разговаривать? — спокойно возразил старшина. — От тебя же вином разит.

— Я была у подруги… выпила половину рюмки за ужином, — теперь уж растерялась она.

— Я не мерил, не знаю, — возразил старшина и добавил: — Иди домой, дурочка. Считай, что легко отделалась.

— Как ваша фамилия? — потребовала она у старшины.

— А мы бесфамильные, — усмехнулся старшина, — мы под номерами. — Он указал на металлическую бляху с номером на мундире и сказал сержанту: — Вызывай перевозку. Пусть с ней в медвытрезвителе разбираются, кто к кому приставал: то ли к ней, то ли она к кому.

И тут в рации забубнил голос:

— Пятая патрульная группа. Прибрежный проезд, три. Групповая драка.

Милиционеры зашагали по вызову, уже не обращая на нее никакого внимания. Старшина на ходу расстегнул кобуру пистолета.

Она подошла к дому. В подъезде набрала код. Ошиблась. Дверь не открывалась. Сосредоточилась, снова нажала кнопки кода.

Вошла в квартиру. Закрыла дверь на два замка, на цепочку, бросилась на тахту и разрыдалась. И тут позвонили в дверь.

— Кто?

— Это ваш сосед Никифоров с пятого этажа. Мне с вами надо поговорить.

— Извините, я занята.

— Я на пять минут. Я вас не задержу.

— Подождите минутку…

Она умыла лицо, припудрила нос, открыла дверь.

Вошел сосед, мужчина лет сорока пяти, в ковбойке и джинсах.

— Слушаю вас, — сказала она.

— Простите… вы не хотите взять собаку?

— Не хочу.

— А у вас была когда-нибудь собака?

— Нет.

— Тогда, может быть, подумаете?.. Собака — это самое преданное и верное существо… К тому же — сторож и защитница…

— Послушайте, чего вы от меня хотите? Зачем вы меня убеждаете взять собаку?

— Дело в том, что мы с женой уезжаем в Африку. На два года. Я хирург, она гинеколог. Мне сорок пять лет, ей сорок. Это последняя возможность. Нам предложили этот контракт, мы согласились, но вдруг все сорвалось… Ну мы и взяли щенка. Но вдруг все закрутилось снова, и вот мы уезжаем…

— Все понятно, но при чем здесь я?

— Возьмите нашу собаку. Ей только три месяца. Она привыкнет к вам и забудет нас.

— Я не хочу брать собаку, у меня достаточно проблем и без собаки.

— Вы хоть посмотрите на нее…

— Я и смотреть не буду. Извините, но я ничем не могу вам помочь…

Утром она с трудом села в автобус. Мужчины прорывались первыми. В салоне на задней площадке ее стиснули, новым потоком пассажиров на следующей остановке ее начали двигать в глубь салона, она начала сопротивляться.

…Из метро она вышла в центре Москвы и в потоке среднего и пожилого возраста мужчин заспешила к зданию Госплана.

Она вошла в большую комнату, в которой стояло пять столов, оснащенных компьютерами почти последнего поколения. Включила компьютер, на дисплее возникли статистические данные по тракторостроению.

В комнату заходили женщины, здоровались, садились за свои столы.

— Картошка уже по два рубля, — сообщила одна.

— Когда это все кончится? — сказала другая.

Компьютеры были включены, но никто, кроме нее, не работал. В комнату заглянул мужчина лет сорока. Это был явно начальник.

— Здравствуйте, девушки, — сказал он.

Девушки, которым было от тридцати до пятидесяти, тут же деловито застучали по клавиатурам. Он подошел к ней и сказал:

— Анна, проверь все сводные данные, что-то у нас не сходится.

— Почему я? — спросила она. — Это же не моя работа.

— И не моя тоже, — ответил начальник и вдруг закричал: — Мне надоело! Сколько можно портачить! Еще один такой прокол, и нас расформируют за ненадобностью! — И начальник выскочил из комнаты.

Женщины некоторое время работали молча. И тут выкрикнула самая пожилая:

— Ну и пусть! То организуют, то реорганизуют. Сама уйду. — И женщина заплакала.

Анна подошла к ней, накапала в стакан валерьянки, дала ей выпить.

— Ничего себе денек начинается, — прокомментировала молодая блондинка. Она подкрасила губы и сообщила: — Если что, я в управлении. — И, захватив сумочку, вышла из комнаты.

Из учреждений выходили служащие. Среди них она — Анна Николаевна Журавлева, тридцати пяти лет, старший экономист из Госплана, — в короткой куртке, длинной узкой юбке, что весьма модно в этом сезоне.

Возле ее дома были припаркованы две милицейские машины. Старухи из соседних подъездов, что-то обсуждая, стянулись к ее подъезду.

Она поднялась на лифте. На лестничной площадке толпились соседи. Бурно обсуждали случившееся.

— Сейчас грабят везде…

— Участковый сказал, что это третья кража за месяц.

— Может, кто из своих?

Соседка из квартиры напротив пояснила:

— Квартиру ограбили подчистую, на третьем этаже.

Она поспешно открыла замки, верхний и нижний, вошла в квартиру, бросила взгляд на двухкассетный «Шарп», открыла шкаф — кожаная куртка на месте, выдвинула ящик, из-под стопы постельного белья достала коробку, раскрыла — кольца, цепочки, серьги на месте.

Она посмотрела на часы. Вошла в ванную, поставив телефон возле двери. Приняла душ. Надела длинный домашний халат, передумала, натянула вельветовые брюки и кофту навыпуск.

Поставила чайник, нарезала лимон, разложила печенье.

Услышав шум лифта, открыла дверь. Почти одновременно открылись и двери соседей. Он прошел, провожаемый взглядами.

Поцеловал ее, достал из кейса букетик цветов, коробочку прессованной пудры.

— Наше вам… Что с тобой?

— Соседку обворовали…

— Не тебя же.

— Пока не меня. Сколько у тебя времени?

— Для тебя вечность.

— Значит, как всегда, два часа.

— Два часа пятнадцать минут.

— Не смешно.

Он подошел к ней, обнял, она ткнулась ему в грудь, он начал снимать с нее кофту.

— Я сама…

…Они лежали вместе.

— Дай мне телефон, — попросил он.

Она дотянулась до телефона, который стоял на полу, передала ему.

— Миша, заходи после девяти, плюс-минус пятнадцать минут… Да. Пока на объекте.

Она выхватила у него телефонную трубку и сказала:

— Он врет. Он уже не на объекте. Он лежит рядом с объектом.

— Хочешь скандала?

— У меня телевизор поломался.

— А я здесь при чем?

— Надо его везти в мастерскую, телевизор тяжелый, мне одной не под силу. Давай сейчас и отвезем…

— В следующий раз…

Увидев его лицо, она поспешила переменить тему:

— Чай пить будешь?

— Не успеваю уже…

Он оделся, попытался привлечь ее к себе, она отстранилась.

— Чао!

После его ухода она походила по квартире, потом села пить чай и заплакала.

На следующее утро она вышла из подъезда. Невдалеке от автобусной остановки в ее ноги ткнулся щенок. Она погладила его и заспешила. Щенок засеменил за нею. Она пошла быстрее, щенок побежал рядом. Она вернулась к подъезду. Щенок двигался за нею.

— Чья собака? — спросила она проходивших людей.

Никто не знал. Щенок привалился к ее ноге и тут же уснул. Она взяла щенка, поднялась на пятый этаж и позвонила в квартиру Никифорова. Ей не ответили. Она оставила щенка на площадке и пошла вниз. Щенок, повизгивая, с трудом одолевая ступени, двинулся за нею.

Она взяла щенка, открыла дверь своей квартиры. Щенок начал исследовать кухню. Она налила в блюдце молока. Щенок вылакал молоко, привалился к плинтусу и уснул. Она достала с антресолей старую меховую безрукавку, бросила в угол и положила на нее щенка.

Выйдя из метро, она вклинилась в утреннюю толпу. Показала пропуск госплановским милиционерам. Доехала на лифте до своего этажа. По коридору шли спокойные, хорошо одетые мужчины и женщины. И она тоже стала спокойной и размеренной. Вошла в комнату. Снова она была первой. Села, включила компьютер.

Она почти бежала по лестнице, слыша тявканье щенка с жалобными подвываниями.

Она влетела в квартиру, щенок начал карабкаться по ее ногам, она прижала его к груди, и щенок тут же затих.

Она осмотрелась. На полу были хоть и небольшие, но лужи. Вытерла пол и открыла балконную дверь, чтобы проветрить.

Она ужинала, щенок пытался забраться к ней на колени. Дала щенку кусочек мяса, щенок мгновенно проглотил его и стал тут же икать. Подула ему в рот, налила в блюдце молока, щенок попил и успокоился.

Она начала вычитывать машинописные страницы рукописи. Щенок попытался играть листами, пришлось укладывать повыше. Потом щенок помочился на ковер, пришлось оттирать.

Она поднялась на пятый этаж и позвонила. Дверь открыл Никифоров. В квартире стояли раскрытые чемоданы, кресла и диван были покрыты целлофановой пленкой.

— Извините, — сказала она. — У вас не потерялся щенок?

— У меня никто не потерялся. Мы живем вдвоем с женой. Она на месте. В ванной…

— А щенок? Вы вчера предлагали мне щенка. Он тоже на месте?

— Черт возьми! — выругался Никифоров. — Вы что, ее нашли? Где?

— Практически возле нашего подъезда.

— Ну и сообразительная девка! Я ведь на рассвете отнес ее в соседний квартал…

— Как вы могли?!

— А что же мне делать? Никто не берет. Это крупная порода. Сейчас такую трудно прокормить. Предпочитают маленьких… Ладно, где она?

— У меня…

— Так… Мы улетаем через три часа. Ладно, я еще успею отнести подальше, дети подберут…

С Никифоровым они спустились в ее квартиру. Щенок с визгом бросился к хозяину.

— Пошли, Нюрка, в люди, — сказал Никифоров.

Но щенок у порога сел. Вернулся к ней. Никифоров был уже на площадке. Щенок выбежал на площадку и снова вернулся к ней, начал тащить ее за подол юбки.

— Не надо ее никуда уносить, — сказала она. — Я ее пристрою.

На работе, в обед, она обсуждала с коллегами, кто мог бы взять щенка. «Против» было больше, чем «за».

— Я бы взяла маленького пуделя.

— Ризеншнауцер — настоящая сторожевая собака. Будет тебя охранять!..

— Я бы взяла, да куда такую кобылу в однокомнатную. На моей кухне она и не развернется… И прокормить — наплачешься… В ней килограммов сорок, наверное, живого веса!..

— Ей своя машина нужна… В муниципальный транспорт с такой не сунешься…

Они совершали вечернюю прогулку. Нюрка довольно дисциплинированно бежала рядом. Наступал час выгула. Провели двух величавых догов. Вдалеке прошествовала огромная московская сторожевая. Встретился непривычно уродливый французский бульдог и привычно красивая овчарка. Были и беспородные. Маленьких, юрких, их не держали на поводках, они шныряли рядом, носились по газонам.

Они с Нюркой стали свидетелями драки двух сук: фокстерьера и таксы. Охотничьи собаки, подготовленные к единоборству с лисой и кабаном, вцепились друг в друга, хозяева растащили их за задние лапы.

Забесновалась лайка, увидев идущего навстречу эрдельтерьера. По-видимому, это были враги. Хозяева, чтобы предотвратить драку, разошлись в разные стороны.

Владельцы напоминали собак своей породы, или собаки напоминали владельцев. Были и явно выраженные комплексы. Маленькие мужчины предпочитали больших собак. Большие мужчины вели маленьких. Были и партнеры: крупные женщины с крупными собаками и маленькие с маленькими. Кокетливые женщины предпочитали болонок и скотч-терьеров.

К Нюрке подбежала сука доберман-пинчер. Нюрка насторожилась, и доберманша тут же лапой завалила ее на землю и нависла в ожидании сопротивления, чтобы продемонстрировать свою мощь. Хозяйка, модная, полнеющая, снисходительно извинилась:

— Извините, вы новенькая, а мы — старожилы. Здесь всё, как у людей. Есть старшие и младшие. Сильные и слабые. Мы сильные. — И, дав команду своей суке, прошествовала дальше.

Нюрка встала, отряхнулась и виновато на нее взглянула.

— Ничего, — утешила она Нюрку. — Вырастешь — рассчитаешься.

Ночью от пережитых волнений Нюрка скулила во сне. Она встала, погладила ее. Нюрка попыталась залезть к ней в постель. Она прикрикнула. Нюрка растявкалась от обиды. Тявканье перешло в подвывание. Она не выдержала и взяла Нюрку к себе. И Нюрка тут же затихла, уткнувшись ей под мышку.

Вечером после работы она забежала в магазин. Мяса не было. Лежали куски жира с прожилками мяса. Пришлось взять мороженой рыбы.

Дома она отварила рыбу. Нюрка рыбу есть отказалась.

— Привыкай, подруга, — уговаривала она Нюрку. — Такая жизнь. Дальше будет только хуже.

Нюрка демонстративно осталась на кухне, поглядывая на холодильник, потом ушла и легла на свою подстилку. Ночью она встала, прошла на кухню и съела рыбу. Приходилось привыкать к трудностям бытия.

Выявились и явные неудобства. Пришел он. Достал из кейса букетик цветов. Нюрка его встретила дружелюбно, попыталась залезть на колени.

Телевизор не работал. По радио комментировали очередной Съезд народных депутатов. Он убрал звук, обнял ее и нетерпеливо начал раздевать, Нюрка решила, что это игра, и вцепилась в его штаны.

Дверь пришлось прикрыть. Нюрка обиженно затявкала, потом завыла. Вой мешал ему заниматься любовью.

— Сделай что-нибудь, — сказал он в раздражении.

Она прикрикнула. Нюрка ответила радостным лаем. Он не выдержал, вышел в переднюю и, по-видимому, довольно больно ударил. Нюрка вначале зашлась испуганным визгом, потом обиженно залаяла и снова завыла от тоски и обиды. Она не выдержала, выскользнула из постели, взяла Нюрку на руки.

Нюрка скулила от обиды и боли. Она начала ее утешать:

— Ну что ты, подруга. Успокойся. Прости его. И меня прости. Может, он на нас женится. Тогда мы будем жить втроем. Он будет нашим защитником. Ты должна понять, женщина не может жить без мужчины.

И Нюрка, кажется, поняла и затихла. Она уложила ее на подстилку и вернулась к нему. Поцеловала его.

— Прости меня. Я тебя люблю.

— Но ты пойми и меня.

— Я тебя понимаю. И она поймет. Она еще маленькая.

Он снова обнял ее. И тут Нюрка снова залаяла и заскребла в дверь.

— Я ее убью, я не могу, когда скребутся в дверь! — Он вскочил и начал одеваться.

— Прости меня, — просила она. — Не уходи. Я сейчас что-нибудь придумаю.

— Вот когда придумаешь, тогда я и приду, дура блаженная! — И он покинул квартиру.

Радостная Нюрка запрыгнула на постель и попыталась лизнуть ее в лицо.

Неприятности накапливались. Как всякому щенку, ей хотелось общения. Гуляя, они шли мимо детской площадки. Нюрка, играя, бросилась к детям. Дети шарахнулись от нее и зашлись от плача, матери возмущенно закричали. Это было праведное возмущение. Пришлось отшлепать, что не послушалась команды. Нюрка вроде бы поняла справедливость наказания и, виновато поглядывая на нее, шла рядом.

Она с Верой и Надей пила чай. Нюрка сидела возле стола. Надя протянула ей печенье. Нюрка глянула на нее, но не взяла. Она похвалила Нюрку.

— А что он? — поинтересовалась Вера.

— Ничего… не звонит.

— Вот что, — решила Вера. — Как только он позвонит, ты Нюрку в сумку, у тебя же есть большая, и вези ко мне.

— Пока ее еще можно возить в сумке, — возразила Надя. — А когда подрастет, она же ни в какую сумку не поместится. Что тогда?

— Что, что, — передразнила Вера. — Или Нюрка в конце концов поймет, что занятие любовью свято, и будет молчать, или он привыкнет к ее лаю. Мужик, он ведь примитивен, у него ведь тоже рефлексы, как у павловской собаки. Мой Эдуард, когда ложится со мной, включает магнитофон. У него лучше всего под битлов получается.

Подруги расхохотались. Нюрка присоединилась к ним веселым лаем. Самая практичная из них, Надя, предложила:

— Может, перед этим Нюрку хорошенько кормить? Сытое животное всегда спокойнее.

— И ему тоже пару бифштексов, — предложила Вера.

Она провожала подруг. Нюрка дисциплинированно шла на поводке рядом.

Потом, привычно оглянувшись, нет ли поблизости людей, она спустила Нюрку. Нюрка понеслась в заросли кустов между домами. Вдруг донесся ее испуганный визг. Она бросилась на помощь. За кустами сидели трое мужчин. На газете были разложены закуски, стояла бутылка портвейна. Один из мужчин, в длинном модном плаще, с аккуратной шкиперской бородкой, держал Нюрку на весу за шкирку. Нюрка испуганно визжала.

— Отпустите, ей больно! — крикнула она.

— Хорошая сучонка. Породистая. — «Шкипер» рассматривал Нюрку. — И хозяйка хороша, — добавил он. — А за выгул в неположенном месте штраф десять рублей.

Она лихорадочно искала деньги.

— У меня только четыре рубля с мелочью…

— Тоже деньги.

«Шкипер» взял у нее деньги и отшвырнул Нюрку. Нюрка бросилась к ней, прижалась к ноге. Она прицепила поводок к ошейнику и потащила ее из кустов. Испуг у Нюрки прошел, и она зарычала на «шкипера», как взрослая собака.

Нюрка проходила общий курс дрессировки среди овчарок, эрдельтерьеров, колли, черных терьеров.

Дрессировкой руководил мужчина лет тридцати в поношенных джинсах и куртке. Нюрка плохо поддавалась дрессировке. Она не хотела подниматься по лестнице на вышку. Дрессировщик некоторое время наблюдал за ее ежедневными усилиями, потом подошел и сказал:

— Вы поднимитесь сами. Тогда она пойдет.

Ей пришлось подняться. Нюрка внизу забеспокоилась и, преодолев страх перед высотой, взлетела на вышку и уже без боязни спустилась вниз. Теперь спускалась она. Она тоже не привыкла к крутым лестницам и уже совсем перед концом спуска все-таки поскользнулась и полетела вниз. Дрессировщик подхватил ее. И она от страха обхватила его. Он улыбнулся ей.

— Меня зовут Борисом, — сказал он.

Она наконец отпустила руки.

— А меня Анной…

Потом она ловила на себе его взгляды. Да и сама посматривала, как он управляется с собаками. Собаки его слушались.

Они вошли в подъезд. Трое мужчин распивали на ступеньках портвейн. Среди них был и знакомый им «шкипер».

— Подросла сучонка, — прокомментировал он, оглядев Нюрку.

Она пыталась пройти, но мужчины сидели плотно. «Шкипер», посмеиваясь, протянул ей бутылку, предлагая выпить… Нюрка, считая, что это веселая игра, прыгала рядом. Все-таки она прорвалась и бросилась вверх по лестнице. Нюрка весело бежала с ней рядом…

В квартире она закрыла дверь на два замка. Села. Нюрка села напротив, заглядывая ей в глаза.

— Подруга, — сказала она, — что ж ты не защищала меня? Мы должны помогать друг дружке. Мы с тобой одни и рассчитывать можем только на себя.

Нюрка, выслушав почти понимающе, заворчала.

И снова были тренировки на площадке. Нюрка плохо ходила по буму. Сделали перерыв.

— Простите, — подошла она к Борису. — Не подрессируете ли вы мою Нюру? Я заплачу. А то через две недели экзамены, и я боюсь провалиться.

— Все будет нормально, — успокоил Борис. — Она способная. — Он улыбнулся. Улыбался он хорошо. — Завтра меня не будет. Начнем послезавтра. Встретимся здесь в семь вечера.

Она гуляла с Нюркой по берегу Москва-реки. Нюрка носилась в стае собак. Были среди них беспородные, но были и легкие на ногу пойнтеры, впереди неслась русская борзая.

Здесь же, среди собачников, делал бизнес молодой человек, продавая ошейники с насечкой, гребенки, тримлинги. Она выбрала для Нюры красивый ошейник. Заколебалась: покупать — не покупать. Все-таки купила. Собаки носились вдалеке.

И тут она увидела «шкипера». Он шел явно к ней.

— Здравствуйте. — «Шкипер» улыбнулся. — Я прошу у вас прощения.

Она промолчала.

— Понятно, — сказал «шкипер». — А я ведь с самыми лучшими намерениями. Я узнал вашу собаку, мальчишки прицепили к ней поводок и потащили. — Он махнул в сторону домов. — Собака же молодая, еще глупая, могут и увести.

Она посмотрела в сторону, куда показал «шкипер».

— Спасибо, — вынуждена была сказать она и бросилась за мальчишками.

Она догнала их у самых домов. Нюры у них не было. Она бросилась назад. Увидела, что от пляжа отъехала «Волга». Ей показалась собачья морда в салоне машины, но «Волга» уже выехала на дорогу. Впереди был светофор-мигалка, перед которым машины притормаживали, но «Волга», не притормаживая, пронеслась и скрылась за поворотом.

Она добежала до берега, посвистела, позвала:

— Нюра! Нюра!

Нюрка не подбегала. Она спросила нескольких собачников. Все видели ее собаку. Только что была здесь.

Она прошла вдоль берега. Начало темнеть. Она вернулась к своему дому. Спросила у старушек возле дома. Те Нюрку не видели. Она поднялась по лестнице, осматривая каждую площадку: а вдруг все-таки прибежала сама?

И, что было уже совсем бессмысленно, осмотрела свою квартиру: заглянула под стол, под кровать, открыла ванную. Посидев несколько секунд, она набрала номер телефона:

— Пропала Нюра. Я не знаю, что делать. Я тебя умоляю. Приезжай.

— Без паники! — ответил мужской голос. — Отключите электроэнергию. Я выезжаю.

Она печатала объявления, обещала вознаграждение тому, кто найдет или сообщит, где находится сука ризеншнауцер, возраст один год, в красном ошейнике.

Он вошел, прочитал объявление и усомнился:

— Вознаграждение? Надо писать: за большое вознаграждение. Или конкретную сумму. Скажем, триста рублей. За триста рублей можно и подсуетиться.

— У меня сейчас нет трехсот рублей, — сказала она.

Он достал кошелек и выложил на стол три кредитки по сто рублей.

— Я тебе отдам, — сказала она. — В квартальную премию.

— Перестань, — отмахнулся он. — И успокойся. Завтра перед работой расклеишь объявления.

— Почему завтра? Я расклею сейчас.

— Сейчас ночь. Ночью объявления никто, кроме пьяных, не читает. А у пьяного любая поступившая информация вымывается следующей. — Он обнял ее и попытался расстегнуть блузку.

— Я не могу сегодня… Она наверняка где-то сидит и ждет, что я ее найду.

Он вздохнул и пошел с нею, захватив свой кейс-атташе.

Они расклеили объявления. Он сел в свои «Жигули». Она спросила:

— А почему ты сказал по телефону, чтобы я отключила электроэнергию?

— Рядом стояла моя жена. Я ей объяснил, что у меня на стройке авария. А когда авария, в первую очередь надо отключить электроэнергию.

— У меня не авария, у меня катастрофа.

— Найдется она, — заверил он и тронул машину.

Она пошла по привычному маршруту, по которому гуляла с Нюркой. Было темно. Где-то громыхнул лист железа. Она съежилась от страха и остановилась. Сержант из патрульной службы отметил ее медленный проход. Когда она прошла еще раз, кому-то сообщил по рации.

Она вернулась домой.

На следующий день она договорилась в отделе множительной техники, и ребята ей отпечатали сотню объявлений на ксероксе и даже воспроизвели контуры Нюркиной морды с торчащими ушами. Взяли десятку.

После работы она расклеила дополнительные объявления и села у телефона. Телефон молчал. Она попыталась читать — не получалось. Наконец зазвонил телефон. Ошиблись. Потом позвонил он. Она сообщила, что пока без изменений. Но обрадовалась, что он позвонил.

Не выдержав ожидания, она вышла на улицу. Прошла по маршруту, где гуляла с Нюркой. Наступало вечернее собачье гулянье. Прошел мимо невысокий мужчина, с трудом сдерживая московскую сторожевую… Модно одетая молодая женщина спустила с поводка красиво остриженного пуделя… Трех борзых провела в своре странного вида женщина… Вывели гулять бассета… Она сообщила владельцам о своей потере, просила позвонить, если увидят или узнают что-либо, называла номер своего телефона. Ей обещали.

Во дворе магазина «шкипер» грузил ящики в кузов грузовика. Увидел ее.

— Я вам сочувствую, — сказал он. — Хорошая была собака.

— А почему была? — спросила она.

— А вы разве ее нашли? — спросил «шкипер» и замолчал, явно чего-то не понимая.

Она смотрела на него не отвечая, «шкипер» усмехнулся, не нашел, по-видимому, подходящей фразы для завершения разговора и продолжил погрузку ящиков. А она почему-то не уходила, наблюдала за его работой. И «шкипер» явно занервничал.

Участковый — молодой лейтенант — прочитал ее заявление.

— Будем искать, — пообещал он и положил заявление в папку. — Зайдите через неделю.

— Как через неделю?! — ужаснулась она. — Это же живое существо!.. У нее сейчас сердце разрывается от тоски!.. Она ждет меня…

— Вы сколько за собачку заплатили? — спросил участковый.

— Мне ее… в общем, подарили…

— Значит, бесплатно получили. А вот во втором подъезде вашего дома «Жигули», седьмую модель, угнали. На рынке она сейчас сорок тысяч стоит. Ладно, у спекулянта какого. У труженика угнали. Пятнадцать лет копил. Трагедия. Сегодня ко мне его жена приходила. Говорит, совсем тихим стал. Вы «Шинель» Гоголя читали?

— Читала.

— Так там Акакий Акакиевич из-за шинели тронулся. А здесь седьмая модель. А что — и тронешься. У вас машина есть?

— Нет.

— И слава Богу, что нет. Спокойно спать будете. Очень часто угоняют машины. И вскрывают. И приемники тащат, и запаски, и лобовые стекла вынимают. Детские коляски — и те тащат. Я уже не говорю о велосипедах. Тридцать два заявления у меня. Есть разбойные нападения…

— Я понимаю, у вас много забот… Но вы мою собаку будете искать? — спросила она.

— Собаку искать не будем. Будем искать преступника, который произвел кражу личного имущества. Собака ведь личное имущество. А «шкипер», как вы его называете, это рабочий магазина Сысоев. Второй — Виктор Викторов, по кличке Витек, торгует с лотка у метро. Третьего не знаю. В воровстве собак замечены не были…

Лейтенант глянул на часы.

Она вышла из подъезда. У магазина стояла привычная очередь за спиртным, тянулись очереди к лоткам за яблоками, за колбасным фаршем, очередь была у газетного киоска, у будки с мороженым. Люди стояли терпеливо. Привыкли.

Сидела с подругами у себя в квартире. Покуривали. Пили кофе.

— Купи себе другую, — сказала Вера. — Нет выхода. В Москве собаку не найти.

— Буду искать, — сказала она.

— До конца жизни, — заметила Вера.

— Из нее уже шапку сделали, — сказала Надя.

Она заплакала. Пришлось утешать.

— Что ты, как старая дева, собачку завела, роди ребенка! — сказала Надя.

— От кого? — спросила Вера. — Девки, надо что-то делать.

— Что? — спросила она.

Подруги молчали.

— Мне пора, — сказала Надя. — У Мишки по алгебре не получается…

— А у меня вообще ничего не получается, — сказала Вера. — Извини. Но я вечерами боюсь одна ходить…

Распрощалась с подругами. В передней висел Нюркин поводок. Всплакнула.

Потом сполоснула лицо, припудрила, села за стол, взяла лист ватмана, разграфила очень аккуратно и начала вписывать адреса, заглядывая в справочники:

1) ветеринарные поликлиники;

2) собачьи площадки;

3) клубы собаководства;

4) ветстанция;

5) виварии;

6) птичий рынок.

Был второй час ночи, когда она закончила работу и приколола ватман на стену. И тут зазвонил телефон. Она сняла трубку:

— Да. Черная. Ризеншнауцер. Да. Красный ошейник. Нет. Муж не может. Я сама. Я сейчас. Это где? Записываю.

Она почти бежала по микрорайону. В этот ночной час прохожих не было. Она нашла дом, сверилась с записью на листке. Многоэтажный дом был темен, светилось только два окна.

Она поднялась на лифте, нажала на кнопку звонка. Дверь открыл небритый мужчина.

— А где собака? — спросила она.

— Здесь все псы, — усмехнулся мужчина.

Она прошла через переднюю. В комнате было еще двое мужчин, которые встретили ее радостными возгласами. Они были пьяны.

— Проходите, — пригласили ее, — разделите нашу трапезу, а мы разделим ваше горе.

— Где собака? — спросила она и позвала: — Нюра!

— Я Вася. — Мужчина, который открыл дверь, подтолкнул ее в комнату.

Она попятилась. Вася обхватил ее и попытался уже втащить в комнату. Она ударила его локтем, оттолкнула, бросилась к двери, за ней бросились уже все трое. Она справилась с защелкой, распахнула дверь и бросилась вниз по лестнице. Зашумел лифт и пополз вверх. Хлопнула дверь лифта. Лифт пошел вниз. Она сбросила туфли. Выскочила из подъезда, забежала за дом, пронеслась через детскую площадку и выскочила на освещенное место у аптеки. Она надела туфли и пошла, выравнивая дыхание. И тут она увидела, что к ней приближаются двое мужчин. Она огляделась, подняла кусок кирпича и, прижимая его к груди, торопливо свернула в сторону.

Она вошла в свою квартиру, перевела дыхание, сняла с антресолей старый чемодан, набитый изношенной обувью, и достала из него старую финку в потрепанном кожаном чехле. Финку она положила в свою сумочку, проверила все три дверных замка, набросила цепочку и легла спать, положив рядом сумочку, в которой лежал нож.

На следующий день после работы она начала объезжать районные ветеринарные лечебницы.

На улице Юннатов в лечебнице сидела очередь из хозяев и собак.

Собаки задирались, хозяева молча пересаживались. Были здесь и кошки, и хомяки, и морские свинки, но больше все-таки собак.

Из кабинета врача выходили люди с перевязанными животными. Самых маленьких выносили на руках.

Она прошла к заведующему, молодому мужчине в хорошем костюме, при дорогих японских часах.

— Извините, — сказала она. — У меня пропала собака, сука, ризеншнауцер. Если вдруг…

— Давайте, — сказал заведующий.

— Что? — не поняла она.

— Объявление.

Она достала листок. Заведующий кнопкой прикрепил его на картонный щит. Таких объявлений было несколько десятков.

В следующей поликлинике пожилой ветеринарный врач приклеил ее объявление на стенку. Здесь тоже были десятки объявлений. Ее объявление легло на другое, в котором была мольба сообщить о пропавшем коккер-спаниеле.

Вечером она возвращалась домой. На пустыре гуляли несколько собачников. Двое мужчин курили, а их собаки резвились рядом. Борис занимался с двумя эрделями, которые не хотели влезать на вышку. Она поспешила пройти мимо, Борис ее не заметил.

В воскресенье она ходила по Птичьему рынку. Продавались щенки — породистые и беспородные, продавались котята, птицы, рыбы. Шел дождь со снегом. Мокрые щенки жались друг к другу. Их накрывали целлофановой пленкой. Под полупрозрачной пленкой они казались странноватыми, почти неземными существами.

Рядом с ней в модном, но холодном плаще ходил он.

— Поехали домой, — предложил он.

Она тоже замерзла и молча прошла вперед. И вдруг она увидела Нюрку, мокрую, дрожащую. Бросилась к ней:

— Нюра, Нюрочка! — и стала ее обнимать. Собака шарахнулась от нее.

— Ты чего, выпила? — спросил ее продавец. — Какая Нюра, это же кобель. Бест.

— Извините, — сказала она.

— Поехали домой, — снова предложил он. — Это же бессмысленно… Прошло столько времени…

— Ты поезжай, я останусь.

— Ну и оставайся!..

Он энергично зашагал к выходу. Она надеялась, что он оглянется, но он не оглянулся.

Вечером она сидела с подругами на кухне. Пили чай.

— Кстати, есть щенки, — сказала Вера. — Шпицрутены.

— Ризеншнауцеры, — поправила Надя.

— Я так и сказала. Покупай. Мы тебе одолжим денег.

Она промолчала. Она уже приучила себя не отвечать, просто молчала. Зазвонил телефон. Она сняла трубку и начала записывать.

— Спасибо. Я сейчас приеду. Девочки, посидите, я подъеду в Химки. Очень похоже, что там Нюрка.

— Мы с тобой, — встала решительно Вера. — В такую темень мы тебя одну не отпустим.

Но их решимость заметно поубавилась, когда они вышли из такси на неосвещенной улице у домов барачного типа. Чиркая спичками, они нашли нужный им дом, вошли в подъезд. Вверху что-то загрохотало.

— Надо ездить с мужиком, — сказала шепотом Вера.

— Нет мужика, — ответила она и начала стучать в дверь.

После работы она выстояла очередь за колбасой. Но когда подошла к тележке, колбаса закончилась. Очередь мгновенно распалась и так же мгновенно выстроилась у другой тележки. Она оказалась в самом конце очереди, не стала испытывать судьбу и вышла из магазина.

В универсаме давали колготки. Очередь была громадная. Была очередь и на автобусной остановке, здесь она покорно встала, ехать-то надо.

У себя в квартире, не раздеваясь и не зажигая света, она поплакала. Телефон молчал. Телевизор не работал.

В воскресенье она снова была на Птичьем рынке. Шел дождь со снегом. Ризеншнауцеров на этот раз не предлагали. И тут она увидела Бориса. Он покупал корм для рыб. Она тут же повернула назад, но он уже ее заметил.

— Анна! — Он явно обрадовался. — Я вас давно не вижу, вы раздумали дрессировать Нюрку?

— У меня ее украли…

— Как? Когда?

— Три месяца назад.

— Можете уже не ходить сюда, — сказал он. — Продают или сразу, или выдерживают чуть больше месяца, когда владельцы теряют надежду найти.

— Я надежды не потеряла. Если она жива, я ее найду.

Он внимательно посмотрел на нее. В ее отрешенности была непреклонная воля.

— Замерз как цуцик. Выпьем чего-нибудь горячего, — предложил он.

В кафе ничего горячего не было, только лимонад.

— Поехали по домам, — предложил он.

Он остановился у старого «Запорожца», первой еще модели, прозванной народом и «горбатым», и «ушастым».

— Мой «мерседес», — усмехнулся он. — Я патриот. У меня все советское.

Она села в машину. Обогрев едва работал.

Они ехали по Москве.

— Сейчас особенно крадут сук, — говорил Борис. — Производить щенков выгодно. Особенно от крупных собак. Цены подскочили втрое. Посчитайте! В среднем семь щенков. Без родословной по пятьсот рублей. Значит, три пятьсот. В год до семи тысяч. Покупают кооператоры для охраны. Да и вообще спрос на сторожевых собак сильно увеличился. Люди чувствуют себя спокойнее под охраной зверей.

Помолчали.

— Когда у нее должна быть следующая течка? — вдруг спросил Борис.

— Прошла два месяца назад, — ответила она. — А почему вы об этом спросили?

— Если ее повязали в последнюю течку, щенки могут появиться через несколько дней или уже появились. Их надо будет реализовать. Конечно, они могут разойтись по знакомым. Но, во-первых, ни у кого нет семи знакомых, которым нужны собаки, у меня, например, таких знакомых только двое. Значит, обязательно повесят объявления. Через клуб без родословной продавать не будут. Объявления на Птичьем рынке появятся обязательно. Или привезут щенков. В общем, пора перекрывать все ходы и выходы.

— Как? — спросила она.

— Это мы разработаем, — пообещал он.

Они остановились у ее дома.

Борис подрулил к тротуару, заглушил двигатель, вышел, открыл дверцу машины, подал руку, помогая ей выйти.

— Спасибо, — сказала она и улыбнулась.

Он достал блокнот, написал свой телефон.

— Звоните. В следующее воскресенье начинаем операцию под кодовым названием…

— «Месть женщины».

— Устрашающее название, — сказал он.

— Этим людям я ничего не прощу.

— Простите, — сказал Борис. — Русские отходчивы, а русские женщины особенно… Мы все и всем прощаем…

Она вышла из своего солидного учреждения и заспешила к метро. Ее обогнал мужчина, пошел впереди нее, потом внезапно остановился. Она налетела на него. Мужчина обернулся. Это был Виктор.

— Девушка! — Он улыбнулся. — Вы мне очень нравитесь. Предлагаю пойти в кино.

— Билеты есть? — спросила она.

— Нет, — ответил он. — Но достанем.

— Вначале достань, — сказала она. — Извини, у меня дела.

— Подожди… Не сердись, что я тогда ушел с рынка. Это было бессмысленно. Собаку не найти. Я не хочу поощрять идиотизм даже любимой женщины. Я тебе куплю кошку. Ее не надо выводить гулять, и ее никто не украдет… Поехали?

— Мне же в противоположную сторону, — сказала она и пошла к метро.

Он смотрел ей вслед.

Она уже подходила к своему подъезду, когда увидела его, с цветами стоящим возле «Жигулей». Она не остановилась, вошла в подъезд. Он — за ней. Она открыла дверь лифта. Он вошел вместе с ней. Нажал кнопку нужного этажа.

— Ты собираешься ко мне? — спросила она.

— Я не собираюсь, я уже собрался, — и протянул ей цветы. Она взяла.

— Я очень сожалею. — Она улыбнулась. — Но обстоятельства переменились. У меня теперь другой мужчина.

— И когда он появился? — поинтересовался он.

— Со вчерашнего дня.

— И я на него могу посмотреть?

— Конечно. Приходи в воскресенье на Птичий рынок.

— Обязательно приду, — пообещал он.

— Подержи. — Она дала ему цветы и открыла дверь своей квартиры. Вошла и захлопнула дверь.

Он остался на лестничной площадке.

Она, не раздеваясь, сидела в прихожей. В дверь непрерывно звонили. Потом она услышала, как громко хлопнула дверь лифта.

В воскресенье с утра она занялась макияжем. Осмотрела себя в зеркало.

— Очень даже ничего, — сказала она себе.

И стала одеваться. Натянула теплые рейтузы, теплые носки, пальто и набрала номер телефона.

Борис припарковал «Запорожец» у Птичьего рынка. Сегодня он был в приличном пальто, из-под шарфа выглядывал галстук.

Она по привычке двинулась в ряд, где продавали щенков. Но Борис показал ей на доску с объявлениями. На этот раз были вывешены три объявления, что продаются щенки ризеншнауцеров. Борис записал адреса.

И тут она увидела Виктора. Он был в дубленке. Высокий, видный. Он подошел, улыбнулся и спросил, кивнув на Бориса:

— Этот?

— Познакомьтесь, — сказала она. — Это Борис. Это Виктор, бывший любовник, который меня предал.

— Как всегда, неадекватная реакция, — улыбнулся Виктор. — Но сегодня я оделся тепло и готов к подвигам.

— Спасибо, не надо, — поблагодарила она.

— В принципе, здесь делать больше нечего. Сейчас надо обзванивать и ехать по объявлениям, — сказал Борис.

— Я готов ехать. — Виктор взял у Бориса листок с адресами. — Спасибо вам за помощь.

Виктор подхватил ее под руку.

Она попыталась освободиться, но он держал крепко. Она обернулась к Борису. Тот стоял, а Виктор, уже не обращая на него внимания, уводил ее с рынка.

Она попыталась вырваться еще раз. Но силы и весовые категории были настолько разными, что она оказалась чуть ли не прикованной к Виктору. Она оглянулась еще раз. Борис продолжал смотреть им вслед, но не сдвинулся с места. И тогда от полного отчаяния и безнадежности она села прямо в размешанный пополам с грязью снег. Виктор этого не ожидал и отпустил ее руку. Так она сидела, а он стоял рядом. Проходившие мимо поглядывали на нее, но не вмешивались. Несколько женщин, наблюдая, остановились невдалеке.

— Ладно, — сказал Виктор довольно спокойно. — Посиди. Охолонись. — И направился к своим «Жигулям».

Она встала, стряхнула с пальто снег, оглянулась. Бориса не было. Виктор стоял возле «Жигулей». Она направилась к остановке автобуса.

Борис видел, как она сидела, как встала и пошла к остановке. Он бросился за ней, но подошел автобус, она вошла, и автобус тронулся. Тогда он подбежал к своему «Запорожцу», завел; нарушая правила, развернулся. Автобус он нагнал на остановке. Он объехал автобус и встал впереди него почти вплотную. Водитель, молодой парень, покрутил пальцем у виска: совсем, мол, тронулся. Борис подбежал к нему.

— Шеф, открой дверь. Там у тебя моя подруга. Обиделась на меня.

Водитель внимательно, с высоты огромного автобуса, осмотрел Бориса и открыл дверь. Борис вскочил в автобус, увидел ее, схватил и потащил к выходу.

— Отстаньте! — отбивалась она. — Что такое? Все меня таскают сегодня туда-сюда!

Борис вытащил ее из автобуса. Водитель, наблюдавший за ними, тут же закрыл двери. Он подал назад автобус, объехал «Запорожец» и помахал Борису.

— Простите, — сказал Борис. — Я малость подрастерялся. Подумал: милые бранятся, только тешатся. Простите меня. — Он распахнул дверцу «Запорожца». Она поколебалась, но все-таки села.

В машине она молчала.

— Что мне сделать, чтобы вы не были такой мрачной? Хотите, спою? — предложил Борис.

— Пойте, — сказала она.

И Борис запел:

У светофора пришлось притормозить. Водители остановившихся рядом автомашин с удивлением поглядывали на громко поющего Бориса.

Она не выдержала и рассмеялась.

Они поднялись на лифте и позвонили в дверь. Раздался собачий лай.

— Это не ее голос, — сказала она.

— У собак нет голоса, а есть лай, нет лица, а есть морда, собаки делятся не на мальчиков и дамочек, а на кобелей и сук.

Им открыла женщина, держа за ошейник суку. Это была не Нюра. Щенки ползали в загородке, сооруженной из ящиков. Сука предостерегающе зарычала, когда они приблизились к щенкам. Пришлось ее закрыть в другой комнате.

Они поговорили о цене. И обещали позвонить через неделю.

— Может быть, на сегодня хватит? — спросила она.

— Нет, — сказал он. — Объедем всех.

И они заходили в квартиры. Смотрели на щенков и уходили.

— Может быть, заедем ко мне? — предложил Борис. — Попьем чайку.

— С удовольствием, — сказала она.

Они пили чай в его комнате — одной из трех комнат коммунальной квартиры. Обстановку комнаты можно отнести к благопристойному советскому стандарту. Диван, который раскладывается на ночь. Навесные полки с книгами. Стол, четыре стула, два кресла, черно-белый телевизор, дешевый проигрыватель из белой пластмассы. Кроме рыб в аквариуме, ничто не привлекало в комнате внимания.

— Все замечательно вкусно… И чай, и бутерброды. Не мужчина, а клад, — сказала она.

— Спасибо, — поблагодарил он. — У меня весьма много достоинств, но они не перекрывают одного очень крупного и очень неприятного моего недостатка. Я, увы, малозарабатывающий мужчина…

— А кто вы? Чем занимаетесь?

— Я рентгентехник. Не врач, хоть и знаком с медициной, а техник. Очень хороший техник. Но у нас и за хорошую, и за плохую работу платят одинаково…

— Сейчас есть кооперативы. Есть возможность подработать.

— Я работаю на полторы ставки. Работать еще больше — это уже халтурить. А я привык себя уважать.

— Бедный, но гордый? — спросила она.

— Нет, — ответил он. — Бедность ненавижу. Но хочу спокойно спать, хочу иметь хорошее настроение… Не хочу быть скаковой лошадью в бесконечном заезде… У меня есть друг с определенной жизненной установкой. Он ставит перед собой цель. И зарабатывает на ее осуществление. Он уже купил видеомагнитофон, теперь он копит деньги на автомашину, потом он будет строить загородный дом… У меня этого никогда не будет. Я сказал об этом своей жене, она подумала-подумала и… ушла от меня. После развода и обмена двухкомнатной квартиры, доставшейся мне от родителей, я переехал в эту коммуналку… где даже собаку не могу завести…

— Почему?

— Соседи не разрешают… А потому держу рыбок и дрессирую чужих собак…

— И завариваете замечательный чай!.. — пошутила она.

— Просто чай хороший. Дали взятку за хорошие. А вообще я свободный человек. Ни жены, ни детей, ни дома. Разве это дом? — Он обвел взглядом комнату. — Ни перспектив… У меня с зарплатой техника никогда не будет ни машины, ни магнитофона, ни даже цветного телевизора. Честно говоря, мне надоела советская нищета. Я решил уехать. Уже подал в посольство документы на оформление.

— Вы еврей? — спросила она.

— Да посмотрите! Глаз узкий, нос плюский — совсем русский. Русский я, русский, в десятом колене московский…

— Жаль, — сказала она.

— Оформляют несколько месяцев. Нюрку мы еще успеем найти.

— Себя жаль, — сказала она. — Только мне понравился мужчина, и тот уезжает. Ну что ж, мне пора.

Она встала. Он помог ей надеть пальто. Спросила:

— Так до следующего воскресенья?

При прощании возникло легкое замешательство. Он протянул ей руку. Она рассмеялась и поцеловала его в щеку. Вполне по-приятельски. Он сконфузился еще больше, и даже замок в двери ему поддался не сразу.

Утром она спешила на работу. Возле магазина стоял фургон, из которого разгружали ящики с овощными консервами. Сысоев увидел ее, улыбнулся и спросил:

— Все ищете?

Она молча прошла мимо. Сысоев весело запел ей вслед:

Грузчики дурашливо подхватили:

У метро с лотка торговал яблоками толстый, добродушный и уже слегка пьяный Витек. Узнав ее, он оживленно помахал ей.

Анна работала привычно быстро. В комнату вошел начальник бюро, сказал:

— Девушки, здравствуйте. — И так же бодро сообщил: — Приказом начальника управления Людмила Ивановна назначена заведующей сектором. Поздравим и поаплодируем Люсе. — Начальник похлопал.

Его поддержала только самая пожилая. Остальные женщины молчали, прекратив работу. Людмила собрала бумаги и перенесла на пустующий стол заведующей сектором. Начальник потоптался, не смог придумать, что бы еще сказать, и вышел.

Вера встала и кивнула, проходя мимо стола Нади. Та поднялась.

— Пошли покурим, — сказала Вера Анне. — И ты тоже, — почти приказала она самой пожилой.

— У меня много работы, — сказала пожилая.

Три женщины стояли в коридоре.

— Она ничего не понимает. — Вера закурила. — Под ее руководством мы совсем зашьемся. Наш рулевой — полная дубина, теперь она. Два дурака на шесть человек — это уж слишком.

— Конечно, должны были назначить Анну, — сказала Нади. — Она среди нас самая опытная.

— Назначают тех, у кого другой опыт, — со злостью сказала Вера.

— Ничего, девочки, — утешила их Анна. — Может быть, она и освоится.

Но Людмила зашивалась. Стол ее был завален сводками. Женщины посмеивались. Анна встала, подошла к столу Людмилы и начала ей объяснять. Людмила кивала, но не понимала. Тогда Анна сама села за ее компьютер.

Вечером Анна осталась в комнате одна. Она доделывала свою работу, которую не успела сделать днем. В комнату заглянул начальник.

— Извини, — сказал он. — Конечно, должны были назначить тебя, но ты же знаешь, Люде покровительствует Игорь Иванович.

— Вы хотите сказать, что он с ней спит? — усмехнулась Анна.

— Это, в конце концов, их личное дело, — сказал начальник.

— Конечно, — согласилась Анна. — Но я не могу делать и свою, и ее, и, простите, частично и вашу работу.

— Анюта, придется с этим пока смириться.

— Надоело мне смиряться, Владимир Петрович, — сказала Анна.

— Какой выход? — спросил начальник.

— Скажите Игорю Ивановичу, чтобы он ей нашел место в отделе снабжения. Принести, отнести.

— Понятно, — сказал начальник. — Но пока решаем мы, кому и где работать.

— Решаете вы, — ответила Анна. — Но работаем-то мы. — Анна отключила компьютер.

В воскресенье Борис подъехал на своем «Запорожце» к подъезду ее дома. Она его уже ждала. Он вышел, распахнул дверцу машины, она улыбнулась ему, села, он захлопнул дверцу.

В центре Москвы шел митинг, — дорогу перекрыли. Скапливались машины. И вдруг мотор «Запорожца» заглох. Борис поднял капот и начал копаться в моторе.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила она.

— А чем тут можно помочь? — Борис вздохнул и начал продувать бензопровод. — Эту мыльницу купил еще мой отец. Человек, имеющий старый автомобиль, не имеет времени ходить вот на такие митинги, каждую свободную минуту ему надо что-то подкручивать, подверчивать, доставать, обменивать. Тут уж не до политики…

— Но сегодня все занимаются политикой, все митингуют, — заметила она.

— Да, — согласился он. — Это верно… Правда, непонятно, что из этого всего получится.

Борис включил зажигание, мотор завелся. Демонстранты прошли дальше, и машина тронулась.

— Я тут недавно купил монархическую газетку, — продолжил Борис, выезжая на набережную. — Они доказывают, что монархия — лучшая форма правления. У нас в больнице заместитель главного врача по хозяйственной части Гидеминов, говорят, из Рюриковичей. Так он рентгеновской пленки, ночных горшков достать не может и матерится, как сантехник. И вот поставят такого идиота на царство. Вроде бы имеет право. Его роду почти тыща лет!..

— А вы же уедете, — сказала она. — И ничего этого не увидите.

— Да уж, — сказал Борис. — Пусть этот фильм ужасов досматривают без меня.

Она и Борис были на Птичьем рынке, прошли по ряду, где продавались щенки. Ризеншнауцеров не было. Она остановилась возле суки ротвейлера. Остался один щенок. Хозяин, заметив ее колебания, сказал:

— Отдам за четыреста. Последний. Последний всегда приносит счастье.

Она поспешно отошла. Борис догнал ее уже в птичьем ряду.

— Что случилось? — спросил он.

— Я чуть ее не предала, — сказала она. — Еще немного, и я купила бы этого щенка.

— Может быть, так было бы лучше, — заметил Борис.

— Для кого? — спросила она.

Борис не ответил.

Они начали просматривать объявления. На этот раз было два объявления о продаже щенков ризеншнауцеров. Борис переписал адреса. Они сели в «Запорожец».

— Сегодня мы ее найдем, — сказал Борис.

— Я уже не верю…

— Сегодня мы ее найдем, — убежденно сказал Борис. — Прошло шесть недель, как она ощенилась. Или сегодня, или никогда…

Один из адресов был на Таганке, недалеко от Птичьего рынка. В загородке из томов старой энциклопедии ползали щенки. Суку хозяйка отвела на кухню и закрыла. Это была не Нюрка. Анна сказала:

— Извините, — и вышла из квартиры. Хозяйка от изумления не произнесла ни слова.

— Надо было хоть для видимости поторговаться, — сказал в лифте Борис.

— Мне надоела видимость, — сказала она. — Я ненавижу видимость.

Борис предпочел промолчать.

Второй адрес был в Строгине. Они нашли дом, позвонили в дверь. Раздался лай.

— Это не Нюрка, — сказала она и повернула к лифту.

Но дверь уже открылась. Женщина удерживала за ошейник мощную овчарку.

— Извините, — сказал Борис. — Мы что-то перепутали. Мы ищем щенков ризеншнауцера.

— Я продаю щенков ризеншнауцера, — сказала женщина. — Вы сейчас все поймете. Щенки не мои. Моя сука их выкармливала. Проходите.

Женщина повела в спальню упирающуюся овчарку.

— Пойдем отсюда, — сказала она.

— Нет, — ответил Борис. — Овчарка не щенная. Хозяйка что-то темнит.

Женщина, закрыв овчарку, вышла к ним. Она показывала щенков, объясняя:

— Сука ризена у моей приятельницы. У суки пропало молоко. Уже не только у женщин, но и у собак пропадает молоко. Моя Лайма выкормила этих прелестных ризенов. Вы не беспокойтесь, что нет родословной. Я знаю и мать, и отца этих щенков. Это породистые ризены. Просто хозяева не выправили родословной.

— Мы хотели бы посмотреть суку, — сказал Борис.

— Это невозможно, — вздохнула женщина. — Ее увезли в Брянскую область. У моей приятельницы там зимняя дача.

Они вышли во двор.

— Прогноз не оправдался, — сказала она. — Мы ее не нашли. Это последний адрес.

Борис молчал, обдумывая ситуацию.

— Щенков уже подкармливают, но их еще все-таки кормит сука. Значит, она где-то рядом. Ее или приведут кормить щенков, или выведут гулять. Надо ждать.

— Сколько? — спросила она.

— Будем ждать, пока ее не увидим…

Они прогуливались вдоль домов. Расходились, сходились. Уже зажглись уличные фонари. Выводили собак, в основном дворняг, декоративно-комнатных.

И тут Борис заметил, как из крайнего подъезда вышел мужчина с черной собакой.

— По-моему, ризен! — сказал Борис.

Они бросились следом. Но мужчина и собака уходили. И тогда она крикнула:

— Нюрка!

Собака остановилась.

— Дэзи, вперед! — скомандовал мужчина.

— Нюрка, ко мне! — крикнула она.

И собака бросилась к ней. Она подпрыгивала, скулила, пыталась облизать ее. Она присела, Нюрка лизнула ее и завыла вдруг, по-волчьи, тоскливо и страшно.

Мужчина подбежал к ним, схватил Нюрку за поводок.

— Это моя собака! — крикнула она.

— Перебьешься, — ответил мужчина и потащил собаку. Нюрка упиралась. — Дэзи, рядом! — скомандовал мужчина, и Нюрка, поджав хвост, подчинилась.

Она бросилась к мужчине:

— Я искала ее полгода. И я не отступлюсь. Вы украли мою собаку.

— Я тренер на площадке Речного вокзала. Я подтверждаю, что это ее собака, — сказал Борис.

— Не подходите! — предупредил мужчина. — Какие полгода? Я ее купил год назад, щенком.

— Не надо врать, — сказала она. — Не надо! Я вам готова заплатить любую сумму, которую вы назовете. Я вас очень прошу, отдайте мою Нюрку. Я ее очень люблю, и она любит меня.

— Отвалите, — угрожающе предупредил мужчина. — И забудьте сюда дорогу. Или я вас изувечу. Я это при свидетелях говорю.

Привлеченный разговором на повышенных тонах, подошел рослый молодой человек. Мужчина подтолкнул Бориса к его «Запорожцу».

— Ладно, — сказал Борис. — На сегодня отступим.

Она села в машину. Борис завел мотор. Мужчина с собакой вместе с парнем обсуждали случившееся. И вдруг она распахнула дверцу и крикнула:

— Нюра, ко мне!

Собака вырвалась у мужчины и уже на ходу вскочила в машину. Она перекинула ее на заднее сиденье.

— Гони! — крикнула она Борису.

Борис нажал на газ, но выжать из старой машины смог очень немногое. К тому же, не зная выезда, промахнулся, сдал назад и увидел, что мужчина открывал дверцу новой «Волги» и в нее вскочил и парень.

Борис свернул в переулок, повернул направо, налево, выскочил на Кольцевую дорогу и тут же заметил преследующую их «Волгу». «Волга» догнала их, пошла вроде бы на обгон, но вместо того, чтобы обгонять, почти прижалась и начала оттеснять «Запорожец» Бориса к кювету. Борис едва удерживал руль.

— Разные весовые категории, — сказал он и остановился.

«Волга» встала впритык к «Запорожцу». Борис схватил заводную рукоятку, пытался выбраться из своей машины через другую дверцу. Но мужчина уже вышвырнул Анну в кювет, а Бориса зажали в кабине и били головой о приборную доску.

Из проезжающих мимо машин на них обращали внимание. Некоторые даже притормаживали, но, рассмотрев избиение, трогались дальше. Не остановился никто.

Она выбралась из кювета и бросилась на помощь Борису, но ее снова отшвырнули. Мужчина вытащил из «Запорожца» упирающуюся Нюрку, загнал ее в «Волгу» и сказал:

— Это последнее предупреждение. Если появитесь еще раз — изувечим. Найдем в любом месте и изувечим.

Они сели в «Волгу», развернулись на разделительной полосе и уехали.

Достав аптечку, она вытирала кровь с лица Бориса и плакала.

— Прости меня, — говорила она ему. — Это я тебя втравила в эту историю. Теперь я буду действовать только сама.

— Ну уж нет, — сказал Борис. — Оскорбление нанесено и мне лично. Ладно. Следующий ход будет за нами.

II серия

«Запорожец», тарахтя и громыхая, несся по Кольцевой московской дороге. Его обгоняли «Жигули», «Волги», «Таврии», «тойоты» и «вольво». Просто мелькали мимо и уносились вперед. Но когда «Запорожец» обогнал «Москвич» первой послевоенной модели, которому было никак не меньше сорока лет, Борис выжал из своей машины все возможное и обошел его.

На заднем сиденье «Запорожца» сидели она и лейтенант милиции — участковый инспектор.

У дома, где жила теперь Нюрка, стояла новая «Волга», на которой их вчера догоняли.

Возле подъезда ждали двое понятых: старики отставники. По данному случаю один даже был при всех многочисленных медалях, значках и одном ордене, врученном на сорокапятилетие Победы. Рядом с понятыми стоял молодой милицейский лейтенант. Лейтенанты отдали друг другу честь.

Лейтенант, который приехал с нею и Борисом, заканчивал составление протокола.

— На основании статей… — он вписал в протокол номера статей Уголовного кодекса, — собака по кличке Нюра у вас изымается и передается законной владелице Анне Николаевне Журавлевой. Распишитесь, Спирин.

Спирин — теперь уж бывший владелец Нюрки — ответил пренебрежительно:

— И не подумаю. Завтра же я подам на вас в суд. Это же полное беззаконие. Я покупаю бродячую собаку, выхаживаю её, откармливаю, содержу несколько месяцев.

— Я готова вам за все заплатить. — Она достала кошелек. — Я все оплачу.

— Я сам готов приплатить, чтобы никогда вас не видеть. Но не советую радоваться. Я еще не сказал своего последнего слова, — предупредил Спирин.

Лейтенант молча дал подписать протокол понятым, положил в папку. Она взяла Нюрку за поводок. Нюрка глянула на своего бывшего хозяина. Тот молчал. Нюрка заскулила, пошла за нею, оглядываясь на Спирина, не понимая, почему люди молчат, что с ними происходит, почему люди так сумрачны и непримиримы.

Они вышли во двор… Отъезжая, Борис глянул в зеркало заднего обзора и увидел Спирина и парня, который их преследовал вчера. Сегодня они молча смотрели вслед удаляющемуся «Запорожцу».

Она открыла дверь своей квартиры. Нюрка ворвалась, бросилась на кухню к месту, где всегда стояла ее миска, потом обежала квартиру, поскулила над своим мячиком, легла у ее ног и тут же уснула от нервного перенапряжения.

Они ужинали все вместе.

— Я тебе благодарна на всю жизнь, — говорила она. — Без тебя бы я ее никогда не нашла. Меня все бросили. И он, и мои подруги. Только ты остался верным. Ты мне с каждым днем все больше и больше нравишься…

— Ты мне тоже… очень нравишься. — Борис даже несколько смутился от такого признания.

— Говори мне, пожалуйста, об этом каждый день. И тогда каждый день я буду счастливая, веселая, обаятельная, добрая. Я тебе буду служить, как верная собака.

Он смутился еще больше. Сказал:

— Спасибо! Все было очень вкусно, — и засобирался к себе домой.

— Я тебя провожу, — сказала она. — И Нюрка ведь не догуляла.

Они вышли втроем. Он подошел к «Запорожцу». Все четыре баллона были спущены. И не просто спущены. Покрышки были взрезаны и не подлежали уже никакому ремонту.

— Они нас все-таки выследили, — сказал Борис.

Она огляделась по сторонам. Нюрке передалась тревога, и она тоже насторожилась.

— Я боюсь, не уходи сегодня хотя бы, — попросила она. — А если они ворвутся? Мою дверь можно вышибить просто плечом.

Она не могла уснуть, ворочалась. Не спал и он. Она услышала, как он прошел на кухню, как щелкнула зажигалка. Она тоже встала, накинула халат, вышла на кухню и попросила у него сигарету.

— Дурацкое положение, — сказал он.

— Почему? — спросила она. — Нормальное. В таком положении оказываются миллионы мужчин и женщин каждый день, вернее, каждую ночь, — поправилась она. — Но как бы мужчина не нравился женщине, первым должен проявить инициативу мужчина.

Он улыбнулся, подошел к ней, обнял…

Утром они завтракали вместе. Он с удовольствием наблюдал, как она быстро приготовила гренки, кофе.

— Приводи в порядок машину, — сказала она, одеваясь. — Она нам потребуется. Ты замечательный. — Она поцеловала его. — Повезет же какой-нибудь австралийке.

— Ты считаешь, что повезет? — спросил он.

— Конечно. До вечера, — сказала она.

— До вечера. — Он обнял ее и нежно поцеловал.

Что-то в ней сегодня было особенное. Она шла по коридору управления — стремительная, счастливая, уверенная. Мужчины останавливались и оглядывались ей вслед.

…И работала она быстро, четко, уверенно, чего нельзя было сказать о ее сослуживицах. Одна из них разорвала уже просчитанные сводки.

— Сколько можно переделывать! — с яростью выпалила она и выскочила из комнаты.

В комнату зашел начальник, на этот раз без бодрого приветствия, и направился к ней.

— Анна, — попросил он, — мы задерживаем другие отделы. Помоги.

— Нет. — Она улыбнулась начальнику. — Каждый должен нести свой чемодан. — И, больше не обращая внимания на начальника, продолжила свою работу.

Он постоял несколько секунд рядом и побрел обратно.

Она сидела рядом с Борисом в его «Запорожце».

— Куда? — спросил он, выруливая из переулка.

— Туда, где мы были вчера.

— Зачем?

— Хочу извиниться, — сказала она.

…Они въехали во двор дома, где вчера нашли Нюрку. Она вышла из машины. «Волга», на которой их вчера преследовали, стояла у подъезда.

— Посиди в машине, — попросила она.

Она подошла к «Волге», достала из сумки большое шило, с трудом, но все-таки проткнула баллон.

Он увидел это, выскочил из «Запорожца». Вдоль дома шли двое мужчин. Он подошел к ней, когда она пыталась проткнуть второй баллон.

— Что ты делаешь! Что ты делаешь! — спросил он с ужасом, прикрывая ее, чтобы не заметили мужчины.

— Что! Что! — передразнила она. — Помог бы женщине. — Второй баллон она никак не могла проткнуть.

Он взял у нее шило, мгновенно проткнул.

— Боже, — сказал он, — что я делаю!

Она взяла у него шило и подошла к третьему баллону. На третий баллон сил у нее уже не было. Он выхватил у нее шило, проткнул оставшиеся два баллона, схватил ее за руку.

— Все! Все! Мы отомстили. Уезжаем!

— Подожди. — Она достала из сумки бутылку с мутноватой жидкостью и вылила часть этой жидкости на капот. Краска вдруг пожухла и начала трескаться. Оставшуюся часть жидкости она вылила на багажник и пошла к «Запорожцу».

Он сел за руль и не мог вставить ключ в замок зажигания.

— Успокойся, — сказала она.

Наконец он вставил ключ.

— Посиди немного, — попросила она. — Тебе надо успокоиться.

Но он уже рванул с места.

…Он гнал машину по Кольцевой дороге. Она молча сидела рядом. Наконец он не выдержал и сказал:

— Ты бандитка.

— Нет, — возразила она. — Я добрая, замечательная женщина. Но меня довели.

— Ты же испортила машину. Чем ты ее полила?

— Я не знаю, — ответила она. — У меня есть подруга-химик. Я попросила ее приготовить такую смесь, чтобы прожигала двухмиллиметровое железо.

— Зачем? — спросил он. — В конце концов, четыре старых баллона моего «Запорожца» — неравноценная плата за испорченную новую «Волгу».

— А как оценить унижение! — выкрикнула она. — А меня унизили, меня оскорбили и тебя, кстати, тоже, — добавила она уже спокойнее.

— Не гневи Бога, — попросил он. — Нюрка нашлась, и будь благодарна. Они тебе этого не простят. Они или убьют Нюрку, или ее отравят.

— Значит, я тоже или убью их, или отравлю.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Успокойся, — сказала она. — Я думаю, до убийства не дойдет. Но они за все ответят… Я это сделаю… Я придумаю как… Успокойся, ты в этом не будешь участвовать… Я справлюсь сама. Я же понимаю, тебе перед отъездом совсем ни к чему влипать в какие-то истории.

— При чем здесь мой отъезд? — рассердился Борис. — Они же с тобой расправятся!

— Наверняка, — согласилась она. — Если я не буду сопротивляться.

Она вышла из магазина, подошла к подъезду своего дома. Возле подъезда ее поджидал бывший уже теперь хозяин ее Нюрки и владелец испорченной «Волги». Он двинулся за нею.

— Спирин, если вы попытаетесь войти в мою квартиру, я вызову милицию, — предупредила она.

— Побеседуем здесь. — Он кивнул на скамейки во дворе между двумя домами.

Но скамейки были заняты. На одной сидели старухи, на другой целовалась юная пара. Спирин подошел к молодым.

— Ребята, мне надо поговорить с этой женщиной. — Он показал на Анну. — Я хочу сделать ей предложение.

— Ну если предложение. — Девушка встала. — Пойдем, — сказала она парню. — Когда ты соберешься сделать предложение мне, нам тоже, может быть, уступят место.

Они сели на скамью и со стороны, наверное, смотрелись как счастливая пара. К тому же Спирин, спрашивая, улыбался. Она, отвечая, тоже улыбалась.

— За что вы покалечили мою машину? — спросил Спирин.

— Какое совпадение! — ответила она. — Нашу тоже покалечили.

— Да весь ваш «ушастый» не стоит ремонта, который мне обойдется не меньше чем в две тысячи.

— А вы считали, что вам все сойдет с рук?..

— Что — все? — спросил Спирин.

— Воровство.

— Я купил эту собаку, — сказал Спирин.

— У кого? Где? — спросила она. — Назовите этого человека!

— На Птичьем рынке, — ответил Спирин. — У прохожего.

— Неправда, — сказала она. — Я была на рынке все двадцать четыре воскресенья с момента, когда ее украли. Во что вы превратили собаку? В механизм по производству денег?! Вы же видели, что она еще щенок! Ей еще год надо было расти. Это все равно что заставлять рожать тринадцатилетнюю девочку. К сожалению, в Уголовном кодексе нет наказания за это преступление против животных. Ладно, Бог вас накажет. Я не хотела этой войны, вы мне объявили ее сами, вы ее захотели, вы ее получите.

— Чего ты добиваешься? — спросил Спирин.

— Я добиваюсь, чтобы тебя судили. И я добьюсь, чтобы все узнали, что ты вор. Общественность, я думаю, поинтересуется к тому же, на какие доходы купил инженер Спирин на черном рынке машину, которая стоит не меньше сорока тысяч. А инженер Спирин получает триста двадцать рублей.

Спирин внимательно посмотрел на нее. Она не отвела взгляда.

— Тогда так, — сказал Спирин, вставая. — Если ты не отлипнешь от меня, на тебя случайно наедет машина или однажды тебя найдут в Москва-реке вместе с твоей собакой. Жизнь человека сегодня недорого стоит. А я денег не пожалею. — И Спирин носком ботинка почти незаметно ударил ее по ноге, ударил по голени, по самому болезненному месту, но он не ожидал ее реакции. Она поднялась и ударила его коленкой между ног, удар был мгновенный. Спирин согнулся от боли. Она прошла мимо старух, улыбнулась им. Никто во дворе и не заметил, что произошло.

Она открыла свою квартиру. Ей навстречу бросилась Нюрка. Она присела на пол у двери. Нюрка лизнула ее в лицо, почувствовала знакомый ей вкус слез, застыла в недоумении, потом присела рядом с нею и завыла…

Вечером они с Борисом обсуждали случившееся. Борис прошелся по комнате и сказал:

— Я думаю, на этом все и закончится. Я помню, как мы дрались в детстве. Дерешься, дерешься, видишь, что противник не сдается, и все заканчивается. Каждый продемонстрировал силу, никто не поддался, и наступает мир.

— А я мира не хочу, — сказала она. — Я хочу войны…

— Не надо, — сказал Борис. — Они отравят Нюрку. Она же добрая собака.

— Значит, перестанет быть доброй, — сказала она. — И ты займешься ее дрессировкой. Она должна быть злой, недоверчивой, агрессивной. Если в квартиру входит человек, она должна бросаться мгновенно. Если ко мне подходит на улице человек, она должна быть так же мгновенно рядом со мною. И если рядом стоящий со мною человек только поднимет руку, она должна даже без команды защищать меня.

— Послушай. — Борис сел рядом с нею. — Если воспитать собаку такой, как ты хочешь, то это значит жить в постоянном страхе. Подойдет к тебе на улице подруга, случайно поднимет руку, чтобы, ну скажем, поправить прическу, и собака может броситься. В квартиру войдет почтальон, врач — и нет никакой гарантии, что у нее не сработает рефлекс нападения. Я не хочу превращать нормальную собаку в зверя.

— Значит, ты хочешь, чтобы завтра выдавили дверь и расправились со мною и с нею? — спросила она.

— Успокойся, — попросил Борис. — Не надо преувеличивать опасность.

Вечером она гуляла с Нюркой. Нюрка бегала по пустырю.

Она услышала, как из кустарника крикнули:

— Дэзи!

И Нюрка помчалась на зов.

— Нюра, ко мне! — крикнула она, но Нюрка ее то ли не услышала, то ли не послушалась. Она бросилась за нею. Увидела, как быстро удаляется мужчина.

Нюрка, удобно устроившись, с аппетитом поедала большой кусок колбасы.

— Фу! — крикнула она, стегнула Нюрку поводком, но собака уже расправилась с колбасой.

Они возвращались домой. И вдруг Нюрка легла на землю. Она приказала ей встать. В подъезде Нюрку стало тошнить.

В квартире она с трудом заползла под стол. Дыхание становилось частым и прерывистым.

Она набрала номер телефона и сказала:

— Боря, кажется, ее отравили… да, понятно, понятно. Я тебя умоляю…

…Она набирала воду в большую спринцовку, раскрывала Нюркину пасть и закачивала в нее воду.

…Борис вбежал в комнату, разломал ампулу с лекарством, набрал в шприц, вколол, на руках отнес Нюрку в ванную и, перевалив через колено, начал выдавливать содержимое желудка.

Они сидели рядом с едва дышащей Нюркой. Борис послушал сердце. Уколол иголкой, рефлексы были.

— Не хотел я этого, — сказал Борис. — Но придется…

Она сидела у себя в квартире. Позвонили в дверь.

Нюрка с лаем бросилась к двери и запрыгала в радостном возбуждении перед мужчиной в длинной ватной куртке.

— Хорошая девочка, — сказал мужчина.

Нюрка подпрыгнула, чтобы лизнуть его в лицо.

И тут мужчина Хлестнул ее плеткой. Нюрка отскочила и обиженно заскулила.

— Фас! — скомандовала она.

Мужчина замахнулся плеткой. Нюрка захлебывалась от лая, не нападала, но и не отступала.

— Понятно, — сказал мужчина. — Потенциально совсем неплохие данные.

Она ехала в троллейбусе, который был заполнен женщинами, в основном пожилыми и среднего возраста. Располневшими, в привычных синтетических пальто и плащах. Женщины переговаривались, явно многие из них были знакомы друг с другом.

На остановке троллейбус почти опустел. Она вышла вместе со всеми. Женщины шли к зданию, на котором была вывеска «Галантерейная фабрика». При входе на фабрику стояли женщины-вахтеры. Им показывали синие книжечки-пропуска. А некоторые и не показывали. Просто здоровались. И она запустила руку в сумку, кивнула вахтерше и прошла вместе со всеми. И так же в толпе двинулась к зданию фабричного клуба. На щите перед клубом было вывешено объявление с двумя фотографиями. Она приостановилась перед объявлением, на котором было написано:

На одной из фотографий был изображен мужчина лет пятидесяти, Петухов — начальник цеха кожгалантереи. На втором Спирин — главный инженер фабрики. Фотография бывшего хозяина Нюрки была цветная. Спирин улыбался. Петухов был сосредоточенно серьезен.

Она разделась в клубном гардеробе.

Она сидела в зале вместе со всеми, наблюдая за происходящим на сцене. А на сцене находились Петухов и Спирин. Спирин заканчивал изложение своей программы.

— Если мы приложим все наши усилия в этом направлении, — говорил Спирин, — мы станем богатыми и счастливыми. За работу, товарищи!

Его слова встретили аплодисментами. Ведущая, бойкая женщина, обратилась к собравшимся:

— Товарищи, есть ли мнения по кандидатам на должность директора нашей фабрики?

Женщины молчали. Никто не хотел выходить первой. И тогда встала она.

— Есть, — сказала она и пошла к трибуне.

Спирин узнал ее.

Она подошла к микрофону:

— Если вы своим директором хотите выбрать вора и негодяя, причем мелкого и пакостного, голосуйте за Виталия Николаевича Спирина.

Зал молчал. Первой опомнилась ведущая собрание.

— Кто вы такая? — спросила она. — Вы к нашей фабрике не имеете никакого отношения.

— К фабрике не имею, но со Спириным у меня очень тесные отношения. Он не только вор, но еще и бандит. Три дня назад он меня ударил только потому, что я не согласилась с его доводами. Если вы хотите иметь директора, который может избить женщину, — а здесь, на фабрике, большинство женщин, — голосуйте за Спирина.

Зал опомнился и возмущенно зашумел.

Она подняла руку:

— Собрание постановило: для выступающих регламент в пять минут. За пять минут я вам все расскажу.

И зал притих.

Она сидела в фойе в полном одиночестве. Мимо нее проходили, поглядывали с удивлением, некоторые даже с испугом.

Женщины голосовали. Собирались группками. Отходили в сторонку, вычеркивали, для некоторых вопрос был, по-видимому, решен давно, и они вычеркивали сразу одну из фамилий, другие задумывались, вздыхали, это было явно непривычное занятие для очень многих. Они привыкли, что всю жизнь за них решали другие. Сегодня решали они.

Она вошла в зал. Все места были заняты. Одна из молодых женщин поспешно встала и уступила ей место. Со сцены зачитали протокол счетной комиссии. Директором был избран начальник цеха Петухов. Женщины аплодировали. Она встала и пошла к выходу.

Уже за проходной ее догнал Спирин.

— Удовлетворена? — спросил он.

— Нет, — ответила она.

— И что же дальше? — спросил Спирин.

— Теперь я добьюсь, что тебя исключат из партии.

— Сейчас это не трагедия, сейчас сами выходят.

— А тебя выгонят.

— За что ты меня преследуешь? — почти с отчаянием спросил Спирин.

— За то, что ты вор. И не хочешь в этом покаяться.

— Я не вор. Я ее купил.

— У кого?

— Я не знаю их фамилий. Это Витек, он торгует овощами с лотка у метро. И такой рыжий, с бородой. Шкипер у него кличка. Они предложили мне, и я купил за сотню.

— Они предложили именно тебе, потому что другие ворованное не покупают. Может быть, ты и машину ворованную купил по дешевке? Ты жиреешь на чужой беде.

Спирин остановился, схватил ее за лацканы куртки и потащил к помойке между домами. Она пыталась сопротивляться, крикнула:

— Помогите!

Но мимо проходили люди, делая вид, что они этого не видят. Это их не касалось. Наконец она вырвалась, отпрыгнула в сторону, достала из сумки нож и пошла на Спирина.

Женщины работали за компьютерами. В комнату вошел молодой человек с рулоном сводных таблиц.

— Прошу прощения, — сказал он, — но ваш отдел запутал работу всего управления. — Он положил таблицы на стол Людмилы. — Разберитесь, пожалуйста. — Не выдержал и добавил: — Это не работа, а черт знает что! — И вышел.

Женщины молчали.

— Девочки, надо разбираться, — сказала почти робко Людмила.

— Ну уж нет, — вскочила Вера. — Ты запутала, ты и разбирайся. — И она выключила компьютер.

Погас экран дисплея Нади, отключила компьютер и Липа. Некоторое время еще работала самая пожилая программистка, но и она отключилась.

Людмила посидела и вышла.

— Пошла советоваться, — прокомментировала Вера.

Борис ожидал Анну. Из Госплана выходили солидные, хорошо одетые мужчины, да и молодые были одеты солидно и со вкусом. Анна увидела его, заулыбалась, поцеловала. Борис смутился.

Они шли по улице под руку, Анна с увлечением рассказывала:

— Всё. Считай, что это забастовка. И мы будем держаться до конца. Как ты думаешь, чем это все может закончиться?

— Как всегда. Вам уступят в какой-то мелочевке, но все решать будут по-прежнему они.

— А в чем уступят?

— Уберут эту Людмилу и поставят тебя. Ты наиболее опытная, девчонки тебя поддерживают.

— Это совсем неплохой вариант для пользы дела, — сказала Анна.

— Идиотка! Ты должна стать начальником отдела. Надо всегда требовать большего! — возмутился Борис.

— Ну большего ты будешь требовать у себя в Австралии. А мы у себя сами разберемся.

— Эх, Анюта, — с сожалением сказал Борис, — и ты тоже! Наши замечательные личные отношения переводишь в политику.

— Никакая это не политика, — возразила Анна. — Ты же уезжаешь не из-за политики, а потому что там дешевле джинсы, кроссовки, видеомагнитофоны.

Борис остановился.

— Прости меня, Боренька, — поспешно сказала Анна. — Это потому, что я тебя люблю. И мне обидно, что такой замечательный парень достанется какой-то австралийке.

— Ладно, — сказал Борис. — Пока я еще не уехал, я приглашаю тебя в кино.

— А билеты взял? — спросила Анна.

— Выстоял в очереди. Я уже несколько лет не был с женщиной в кино. С любимой женщиной, — добавил он. — Мы будем сидеть в темном зале, и я тебя буду робко трогать за коленку.

— Только очень робко, — предупредила Анна. — А то схлопочешь.

— Конечно, — сказал Борис. — Я же теперь знаю, с кем имею дело…

Витек — молодой, но уже располневший мужчина — торговал яблоками рядом с метро. К концу рабочего дня он был слегка пьян и поэтому оживлен.

— Яблоки венгерские! — выкрикивал он. — Запасайтесь! Последний завоз. Завтра не будет! И послезавтра не будет!

Торговал он быстро. Накладывал в пластмассовую миску, быстро называл цену и тут же снимал миску с весов.

Она стояла в стороне от очереди. Он ее заметил, но очередь не уменьшалась, и Витек сосредоточился на торговле.

— Контрольная закупка, — произнес мужчина средних лет в очках, в кожаном пальто, из тех покупателей, которые обычно не глядят на стрелку весов и не пересчитывают сдачу. Теперь уже яблоки были взвешены самым тщательным образом. Мужчина был обсчитан на тридцать копеек. Тут же были перевешены яблоки еще у двух женщин, которые, купив, почему-то не ушли сразу. Их обсчитали почти на рубль. Начали составлять протокол.

Она убирала квартиру. Нюрка перемещалась за нею. Зазвонил телефон. Она сняла трубку, выслушала и сказала:

— Заходите. Да, конечно…

Она пылесосила, увидела, как насторожилась Нюрка, и выключила пылесос. Дверь квартиры открывали снаружи. Щелкнул один замок, потом второй, Нюрка глянула на нее, она кивнула. Нюрка отошла и легла. Дверь открылась, и вошел тренер в ватной куртке. Нюрка зарычала. Тренер шагнул, и Нюрка бросилась вперед. Она повисла на рукаве куртки. Тренер достал отвертку, попытался ею ткнуть Нюрку, но она тут же перехватила вторую руку. Отвертка выпала. Тренер ударил Нюрку коленкой, Нюрка отскочила и тут же бросилась снова. Тренер не устоял и упал. Нюрка стояла над распластанным на полу человеком, ощерив пасть…

Начальник отдела вошел в комнату и сказал:

— Анна Николаевна, зайдите ко мне.

Она прошла в кабинет начальника, села.

— Начальник главка, — сказал он, — по моей просьбе, вернее даже, по моему настоянию перевел Людмилу Петровну в другой отдел. По моей рекомендации вас назначают заведующей сектором. Приказ будет подписан сегодня. Принимайте дела и приступайте к работе в новом качестве.

— Нет, — сказала Анна.

— Почему? — удивился начальник. — Ты же будешь получать на семьдесят рублей больше.

— Нет, — сказала Анна. — Я не хочу работать под вашим руководством.

— А может быть, ты сама хочешь руководить отделом?

— Я бы справилась…

Начальник встал, подошел к окну, молча постоял.

— Анна, — сказал он. — Я же разумный человек. Я все понимаю. Да, я плохой начальник отдела. Я только по образованию экономист, но ни одного дня не работал по специальности. В райкоме я занимался политической работой. Но я же тоже не виноват, что все вдруг переменилось.

— Не вдруг, — сказала Анна.

— Поработай, — просил начальник. — Ну потерпи хоть немного, пока я не устроюсь на другое место.

— Извините, — сказала Анна. — Как говорит одна моя подруга, кончилась терпелка… — И она вышла из кабинета.

Витек на этот раз торговал молча.

— Три кило, — сказал парень в варенке и глянул на часы. — Черт, опаздываю.

Витек высыпал яблоки в подставленный пакет, и парень сказал:

— Контрольная закупка.

Витек огляделся и увидел ее. Она стояла в стороне у щита с объявлениями. Начали составлять протокол. Потерпевшие и свидетели расписались в протоколе.

— Все! — сказал Витек. — Торговля закончилась.

Прикрыв ящики с яблоками целлофановой пленкой и прихватив сумку с деньгами, он бросился за нею. Она уходила к автобусной остановке. Витек схватил ее за рукав.

— Поговорим! — потребовал он.

— Я с вами не знакома, — ответила она.

— Не держи меня за дебила. — Витек не отпускал рукава куртки. — Как только ты появляешься, так контрольная закупка. Мстишь! Я тебя обсчитал? Извини! Ошибки могут быть у каждого. — Витек раскрыл сумку и достал двадцатипятирублевую купюру. — Возьми. Это за меня и за всех, кто тебя обсчитает на год вперед. Всё! Квиты!

— Нет, — ответила она.

— Мало? — удивился Витек. — Подруга, вполне нормально. К тому же я человек с принципами, больше чем на двадцать копеек не обсчитываю. Двадцать копеек сегодня не деньги. Подруга, возьми четвертак и забудь обиды. Теперь лучшие фрукты, а также и овощи — для тебя. Давай дружить. С этого дня мы друзья!

— Витек, — сказала она, — мы с тобой враги. И уже давно. Девять месяцев уже.

— Извини, — сказал Витек. — Всё есть, но склероза у меня пока нет. Девять месяцев! Извини, но я с тобой не спал. Чего не было, того не было.

— Девять месяцев назад ты украл мою собаку. Суку, ризеншнауцер.

— Не было и этого, — возразил Витек. — Собак терпеть не могу. А также кошек, рыбок, попугаев, хомяков, белых мышей, ящериц и прочих. Подруга, ты ошиблась.

— Я не ошиблась, — ответила она. — Украл ты и продал Спирину, за сто рублей.

— Значит, собачка нашлась! И хорошо! И чудненько. Тебе повезло. — И Витек заспешил к своему лотку.

Она вывела Нюрку из подъезда. Нюрка бросилась было к скверу, но она ровно, не повышая голоса, сказала:

— Рядом…

И Нюрка пошла рядом, изредка поглядывая на нее.

Они вышли на пустырь. Она спустила Нюрку с поводка, и та понеслась среди кустов.

…Тренер в своей ватной куртке приближался к ней, поглядывая на кусты. Нюрки не было. Тренер подошел к ней.

— Девушка увлеклась, — сказал он. — Не следит за хозяйкой.

Тренер взял ее за рукав плаща, но успел отпрыгнуть, Нюрка неслась на него. Тренер выхватил пугач, нажал на курок, грохнул выстрел. Нюрка, не обращая внимания на грохот, повисла у него на руке. Тренер выстрелил еще раз, теперь уже перед Нюркиной мордой, и Нюрка мгновенно перехватила его руку с пистолетом.

Она оттянула Нюрку, успокаивая ее поглаживанием.

— Обучение закончено, — сказал тренер, скатывая куртку и укладывая ее в сумку. — Время от времени надо будет только поддерживать форму.

— Я вам беспредельно благодарна. — Она достала деньги и протянула тренеру. Тот пересчитал их, положил в портмоне.

— Руку не протягиваю, я без спецодежды, — сказал тренер и добавил: — Будьте осторожны. Она получает удовольствие от нападения…

Она взяла Нюрку на поводок. Проходя мимо строительного вагончика, тренер сказал:

— Выходи. Дрессура закончена.

Из-за вагончика вышел Борис.

— Взял как за полный курс? — спросил он.

— Так ведь она и прошла полный курс, — сказал тренер.

— Она же способная, — возразил Борис. — Ты вполовину меньше времени затратил. Друг называется…

— Не жмись, я же рублями взял, деревянными. С тебя можно было взять зелеными. Как, кстати, есть вести из посольства? Когда отваливаешь? — спросил тренер.

— Через месяц, не раньше.

— На отвальную позовешь?

— Позову, — пообещал Борис.

Домой возвращались втроем. Нюрка слева, Борис справа. Нюрке не понравилось, что Борис идет слишком близко с хозяйкой, и она, поворчав, втиснулась между ними.

— Молодец, — похвалил ее Борис. На похвалу она покрутила обрубком хвоста.

— Она все науки превзошла, — с гордостью сказала Анна. — А ты отказался ее дрессировать. Она же у нас талантливая.

— Да, талантливая, — согласился Борис. — И мы из этого таланта сделали зверя. А когда из человека или собаки делают зверя, это добром не кончается. Я тебе этого не могу объяснить, но у меня дурные предчувствия, не кончится это добром…

— Ну добром это не кончится только для меня… Ты был в посольстве? Какие новости?

— Поговорим, — сказал неопределенно Борис.

Она готовила ужин. Он помогал, накрывая на стол. Наконец они сели. Нюрка лежала в передней, наблюдая одновременно за ними и за дверью в квартиру.

— В общем, разрешение есть. Остались кое-какие формальности, билет, обмен денег.

Она молчала.

— Ты огорчена? — спросил Борис.

— Я рада за тебя. Все-таки Австралия…

— Я там устроюсь и вызову тебя, — сказал Борис.

— Там будет видно. — Она улыбнулась.

— Что-то я не вижу печали, — сказал Борис.

— А мы женщины гордые. Я еще наплачусь, когда ты уедешь.

— Давай наконец поговорим серьезно. — Борис резко встал из-за стола, взмахнул рукой, и уже через мгновение Нюрка оказалась рядом и ощерила пасть. — Извините, девушки. — Борис осторожно опустил руку.

— А мы с Нюркой тебе приготовили подарок. — Анна принесла пакет с джинсами.

— Ты что! — выкрикнул Борис. — Я же знаю, сколько сегодня стоят эти штаны. Ты зачем потратила деньги? Да я там их могу купить сто, двести!

— Примерь! — попросила Анна.

Борис поколебался, но все-таки вышел из кухни и вернулся уже в новых джинсах.

— Замечательно, — сказала Анна. — У тебя отличная фигура.

— Вроде бы ничего. — Борис подошел к зеркалу в прихожей, увидел в зеркале улыбающуюся Анну.

Витек торговал у метро.

— Контрольная закупка, — сказала старушка в старом, явно перелицованном летнем габардиновом пальто.

Витек огляделся и увидел ее. Она шла к метро. Он бросился к ней. Но она уже вошла в метро, и он вернулся. К нему подошла дама с хорошо уложенной прической.

— Витек, — сказала она, — я думала, ты умнее. Если уж пошла облава, надо ложиться на дно, в тину, и не трепыхаться. Я тебя увольняю из нашего торга. Он уволен, — объявила она очереди.

Очередь ее объявление восприняла конструктивно. Люди мгновенно разошлись по другим лоткам.

Вечером она гуляла с Нюркой. На площадке, как всегда, резвился молодняк. К ней подлетали молодые пудели, коккер-спаниели. К этой мелюзге Нюрка относилась терпимо, но, если кто-то был особенно надоедливым, она взбрыкивала, и собаки опрометью бежали к своим хозяевам. Малая пуделиха была так напугана этим рыком, что с размаху подпрыгнула, стремясь спрятаться на груди у хозяйки. Маленькие собаки чувствовали и силу, и характер Нюрки. На площадке устанавливалась новая иерархия. Остались невыясненными только отношения между Нюркой и доберманшей, которая уже несколько лет была главной на этой площадке и с которой в свое время они недовыяснили отношений.

Некоторое время и Нюрка, и доберманша ходили в разных углах площадки, стараясь не сближаться. Но тут вспыхнула очередная драка. На этот раз дрались кобели, черный терьер и овчарка. Доберманша бросилась в свалку — то ли разнять, то ли поучаствовать в этом азартном деле. Бросилась и Нюрка. Владельцы растащили своих кобелей, Нюрка и доберманша оказались рядом. Первой не выдержала доберманша. Она зарычала. Вызов был брошен. Нюрка вызов приняла. Они сцепились, встали на задние лапы, Нюрка была уже килограммов на десять тяжелее и подмяла доберманшу. Анна оттащила Нюрку.

— Извините, — сказала она.

— Чего уж тут, — вздохнула хозяйка доберманши. — Власть переменилась.

Анна работала за столом. Зазвонил телефон. Она сняла трубку, выслушала, сказала:

— Сейчас буду…

Она поднялась этажом выше. Перед дверью с табличкой «Начальник управления» поправила волосы, воротник блузки и вошла в приемную.

Секретарша, пожилая женщина, сказала:

— Вас ждут.

Она вошла в кабинет. За столом сидела женщина ее лет, не старше тридцати пяти. Она вышла из-за стола, пожала Анне руку. Они были даже похожи: обе рослые, спортивные, в легких блузках и узких юбках. Они присели в кресла у журнального столика. Начальница предложила Анне сигарету, та взяла. Обе закурили.

— Романенко уходит в НИИ, — сказала начальница. — Пойдешь на его место?

— Пойду, — ответила она.

— Ну и ладушки, — сказала начальница. — Тогда иди принимай дела.

Она спустилась на этаж ниже и зашла в кабинет своего начальника. Тот складывал бумаги в большой портфель. Рядом стояли две стопки книг, перевязанные бечевой.

— Тебя, что ли, назначили? — спросил начальник.

— Меня, — ответила она. — А вас я и не знаю, то ли поздравлять, то ли приносить соболезнования.

— А этого никто сегодня не знает, — заметил начальник. — Сегодня поздравляют, завтра приносят соболезнования, бывает и наоборот. Принимай дело.

— Принимать нечего, — ответила она, садясь в его кресло. — Все знакомо.

— Довольна? — спросил ее теперь уже бывший начальник.

— На сегодня — да, — ответила она.

— А на завтра ты особенно не рассчитывай. Здесь и просидишь остаток дней своих. Дальше не пустят.

— Остаток еще большой, — спокойно возразила она. — Поживем — увидим.

— Что-нибудь увидим. Только что? Смутные времена, — сказал бывший начальник.

— Хуже уже не будет… — сказала она.

Витек торговал теперь у железнодорожного вокзала. И вдруг увидел ее.

— Всё, — объявил он очереди. — Закрыто на обед. — И бросился к ней: — Я тебя умоляю! Отстань от меня. Я как вижу такую розовую куртку, как у тебя, у меня тахикардия начинается. Прости меня. Это меня Шкипер подбил. Он все организовал. И собаку твою он травил. Я больше никогда не буду. Прости меня. — И Витек вдруг заплакал. — Прости!

Она молча повернулась и пошла к подземному переходу.

Анна прогуливалась во дворе около универсама, держа Нюрку на коротком поводке. Увидев, как подкатил автобус «ПАЗ», она подошла к телефону-автомату и набрала номер.

Сысоев, он же Шкипер, с двумя другими грузчиками поспешно вытаскивали коробки с телевизорами и грузили в автобус. Во двор въехал милицейский «газик». Из него выскочил капитан с двумя сержантами. Один из сержантов заглянул в кабину автобуса, выдернул ключ зажигания. Милиция нашла двух понятых. Сысоева и грузчиков попросили сесть в милицейскую машину. И тут Сысоев увидел ее и Нюрку. Он схватил обрубок металлической трубы, вырвался от державшего его сержанта и бросился к Анне. Он успел только замахнуться. Нюрка в доли секунды уже повисла у него на руке, дернула ее, и Сысоев рухнул на землю. Нюрка стояла над ним, ощерив пасть.

— Ко мне! — приказала Анна.

Нюрка, рыча, отошла.

— Ничего, — пообещал Сысоев Анне. — Еще встретимся.

— Через несколько лет, — ответила Анна и пошла к подъезду своего дома.

Нюрка шла рядом, поглядывая, будто спрашивая, правильно ли она поступила.

— Все правильно. Ты молодец, — похвалила она Нюрку, и та завертела обрубком хвоста. Всегда приятно, когда тебя хвалят.

Усталая Анна сидела на кухне. Борис накрывал на стол.

— Всё, — сказала Анна.

— Что все? — не понял Борис.

— Все кончается.

— Кое-что и начинается, — ответил Борис. — У меня есть кое-какие новости.

Анна молчала.

— Ты почему не спрашиваешь какие? — спросил Борис.

— К сожалению, сегодня все больше плохих новостей. Но я готова и к плохим.

— Я сдал билет, — сказал Борис. — Я решил не ехать.

— Почему? — спросила Анна.

— Ну, в общем… — Борис все-таки решился: — Я люблю одну женщину. Я хочу быть вместе с нею. И я больше ничего не хочу. К тому же она мне купила джинсы, вторых мне не надо, а зачем тогда ехать… Извини, я, конечно, какую-то ерунду мелю, чего-то я…

И Анна заплакала.

— Ну что ты. — Борис обнял ее.

Анна сквозь слезы сказала:

— Прости меня. Я должна сказать тебе что-то, но ничего придумать не могу. Не говорить же тебе «спасибо»… — И Анна заплакала почти навзрыд.

— Ну почему же, — сказал Борис. — «Спасибо» — очень хорошее слово. Я теперь всем буду рассказывать, что, когда я ей признался в любви, она мне сказала спасибо.

И Анна рассмеялась.

…Они ужинали. Нюрка лежала в передней, наблюдая и за входной дверью, и за ними.

— Тогда и у меня есть новости, — сказала Анна.

Борис отложил вилку.

— Я беременна. Уже два месяца… Твой ребенок, твой…

— Почему ты молчала? — изумился Борис. — Я же через два дня мог улететь. И ты бы мне не сказала?

— Нет, — подтвердила Анна, — не сказала бы. Ты мог подумать, что я пытаюсь удержать тебя при помощи беременности. Из жалости, а не по любви…

Она, Нюрка и Борис гуляли в осеннем лесопарке. Кроме них, никого не было. Анна держала Нюрку, прикрыв ей глаза, Борис бросал палку, и Нюрка, определяя по звуку, где упала палка, прочесывала метр за метром в поисках. Находила, приносила палку.

— Я самая счастливая женщина на свете, — сказала Анна.

— Нет повести счастливее на свете, — продекламировал Борис, — чем повесть о Борисе и… Анетте, — нашел он подходящую рифму.

Он обнял Анну. Нюрка прыгала рядом, лизнула в лицо ее, Бориса. Кружились счастливая женщина, мужчина и собака.

Рядом была дорога. Они увидели бешено несущиеся «Жигули». А за ними с такой же скоростью неслась «Волга».

Неожиданно «Жигули» затормозили. Из них выскочили трое парней и побежали к лесу.

Затормозила и «Волга». Из нее выскочили двое парней.

Она увидела, что у них автоматы.

А те, которые убегали, вдруг остановились. Один из них встал на колено, выхватил из-под плаща обрез, прицелился, дважды выстрелил. Преследовавшие их парни бросились на землю. Трое снова побежали к лесу.

Нюрка, не понимая, в чем дело, приготовилась к прыжку.

— Лежать! — крикнула она.

Трое парней почти уже достигли леса. И тогда один из преследовавших дал очередь из автомата. Этого Нюрка уже выдержать не смогла. Те, которые убегали, были далеко, а этот с автоматом почти рядом, и она бросилась на него. Парень выстрелил в Нюрку в упор. Она перевернулась в воздухе и упала. А парень остановился, откинул складной металлический приклад, приложил его к плечу и уже прицельно дал длинную оглушающую очередь. Один из убегавших упал сразу, другой прохромал несколько шагов и опустился на землю. Третий остановился в растерянности, а потом поднял руки.

Она бросилась к Нюрке. Та была неподвижна.

Борис схватил Нюрку и побежал к своему «Запорожцу», который стоял у обочины.

Борис гнал «Запорожец», обгоняя машины. Она пыталась перевязать Нюрку. Кровь заливала сиденье.

Уже в городе Борис проскочил перекресток на красный. Постовой засвистел, потом схватил рацию, предупреждая следующий пост о нарушителе.

— Не гони больше, — сказала она Борису. — Она уже не дышит…

Борис выкопал яму в лесу. Нюрка была завернута в брезент. Он положил ее в яму и начал закапывать. Она сидела рядом.

— Это я виновата. Я, я виновата, — твердила она.

Шел мелкий дождик. Ее лицо было мокрым то ли от дождя, то ли от слез. Борис поднял ее и повел к «Запорожцу».

Дома он снял с нее мокрую одежду, растер ей плечи, спину, принес чай, малиновое варенье.

— Как же теперь жить? — спросила она. — Кто же меня теперь защитит?

— Я, — сказал Борис.

Он уложил ее в постель, укрыл одеялом, пледом и сел рядом.

И снова была зима. Борис стоял у цветочного киоска. Цветы продавали кооператоры, и они были безумно дороги. Борис выложил все свои деньги за три гвоздики, ему не хватило почти рубля. Он выгребал мелочь. Кооператору надоело ждать его копеек, он смахнул мелочь в ящик, протянул цветы Борису:

— Гуляй, парень. В следующий раз отдашь.

— Спасибо. Отдам обязательно, — пообещал Борис.

Борис подошел к ее дому, вошел в подъезд. Он открыл дверь квартиры. Анна, очень заметно беременная, обрадовалась цветам, поцеловала его.

— Голодный? — спросила она.

— Очень.

— У меня все готово.

И вдруг он услышал писк. Он прошел в комнату. По ковру ползал щенок. Это был месячный ризен. Щенок увидел его, поднялся на лапы. Борис присел. Щенок рассматривал его, не отводя темных, еще ничего не выражающих глаз. И человек смотрел в эти глаза то ли зверя, то ли доброй собаки.

Он оглянулся. Рядом на ковер опустилась Анна.

— Прости, — сказала она. — Это Нюра.

И щенок пошел к ней и ткнулся в ее руки.