Жирмунский. — Здесь и далее прим. автора.
Люба Эренбург.
Рассказ Георгия Иванова о том, что О. М. в ранней юности пытался в Варшаве покончить с собой, по-моему, не имеет ни малейшего основания, как и многие другие новеллы этого мемуариста.
Гендельмана.
Актер Камерного театра — Шура Румнев.
Шенгели.
Нарбут.
Петровых.
Где получил Тарасенков текст «Квартиры»? Может, и там.
Лева Бруни.
Люлю Аренс.
Шенгели.
Маргулис.
Эрдман.
Тышлер.
Чаадаев.
Не выходили.
К этому времени у О. М. начались сердечная болезнь и тяжелая одышка. Евгений Яковлевич всегда говорил, что одышка О. М. болезнь не только физическая, но и «классовая». Это подтверждается обстановкой первого припадка, происшедшего в середине двадцатых годов. К нам пришел в гости Маршак и долго умилительно объяснял О. М., что такое поэзия. Это была официально-сентиментальная линия. Как всегда, Самуил Яковлевич говорил взволнованно, волнообразно модулируя голос. Он первоклассный ловец душ — слабых и начальственных. О. М. не спорил — с Маршаком соизмеримости у него не было. Но вскоре он не выдержал: ему вдруг послышался рожок, прервавший гладкие рассуждения Маршака, и с ним случился первый приступ грудной жабы.
В стихах тридцатых годов есть и совершенно прямые, в лоб, высказывания, и сознательная зашифровка смысла. В Воронеже к нам однажды пришел «любитель стихов» полувоенного типа, то, что мы теперь называем «искусствовед в штатском», только погрубее, и долго любопытствовал, что скрывается под «бежит волна волной, волне хребет ломая»... «Уж не про пятилетки ли?» О. М. расхаживал по комнате и удивленно спрашивал: «Разве?»... «Как быть, — спросила я потом О. М., — если они во всем будут искать скрытый смысл?» — «Удивляться», — ответил О. М. До меня не сразу доходил второй план, а О. М., зная, что я могу оказаться «внутри», стихов не комментировал: искреннее удивление могло если не спасти, то во всяком случае облегчить участь. Идиотизм и полное непонимание вещей у нас ценились и служили отличной рекомендацией и арестованному, и служащему.
Ломинадзе не погиб, а просто был убран из Грузии.
Валю Берестова.
Народу было много. Теперь я думаю, что сунул деньги не Сурков.
Каверин. Он прочел «Воспоминания» и сказал: «Напрасно вы об этом вспомнили».
Орлов.
Перечитывая книгу в 1977 году, я увидела, что оптимизма у меня ни на копейку, хотя сейчас жить легче, чем когда-либо.
Только женщины и церковники (священники, дьяконы).
Пушечная улица.
Увидела и пришла в отчаяние...
Шкловский сознавал, пока жила Василиса. В ней благодать.
Это был соученик Евг. Эмильевича.
Сын Троцкого.