Воспоминания о революционном Новониколаевске (1904-1920 гг.)

И. И. Шеин В рядах Обской группы РСДРП

И. И. ШЕИН — член КПСС с 1906 года, бывший член Обской группы РСДРП и боевой дружины в Новониколаевске в 1906–1907 гг. В годы гражданской войны являлся активным участником партизанского движения на Дальнем Востоке. В настоящее время персональный пенсионер.

Осенью 1904 года в поисках более благоприятных условий труда я переехал с Урала в г. Новониколаевск и поступил на работу в торговую фирму Кетова, магазин которого, был расположен на старой площади (Теперь Красный проспект), около собора, а весной 1905 года перешел на службу к Ю. Козлову в винный погреб, находившийся на Вокзальной улице.

Весной 1905 года я познакомился с Василием Ивановичем Шамшиным, служившим в то время в торговой фирме купца Смоленцева. Вскоре Вася Шамшин познакомил меня со своим отцом — Иваном Дмитриевичем, матерью — Анастасией Федоровной, старшим братом — Иваном Ивановичем и сестрой Дусей. С той поры я стал часто наведываться в домик на Логовской, где меня, одинокого юношу, всегда с лаской встречала Анастасия Федоровна, заменившая мне родную мать в далекой Сибири.

В воскресные дни, а порой по вечерам и в будни, у Шамшиных собиралась городская молодежь, иногда приходили ребята из депо. Мы пели народные песни, читали произведения русских классиков, особенно любили поэзию Пушкина, Лермонтова и Некрасова, читали роман Войнич «Овод». Присмотревшись, Василий Иванович начал давать нам и популярную политическую литературу, например, Дикштейна «Чем люди живы», Лафарга «Пауки и мухи» и другие произведения. Так со временем сформировался один из городских кружков молодежи.

События 9 января 1905 года всколыхнули всю страну. Волны народного возмущения докатились и до Сибири. У Шамшиных читали листовки о «кровавом воскресенье» в Петербурге. Мы, молодежь, начинали понимать, что есть какая-то другая, более интересная жизнь.

Как-то Василий Шамшин доверительно сказал мне, что, помимо нашего кружка, в городе проводятся и другие собрания: «Вот в ближайшие дни будет организовано одно интересное собрание — на него я и возьму тебя».

Через несколько дней мы отправились в железнодорожный клуб, где было созвано первое открытое собрание рабочих и служащих, посвященное Первомайскому празднику. Там я впервые услышал ораторов — социал-демократов, которые призывали к свержению самодержавного строя.

После бурного митинга рабочие с красными флагами и революционными песнями двинулись по направлению к городу, но их разогнали казаки.

Собрание, шествие рабочих с красными флагами, боевое настроение демонстрантов — все это произвело на меня неизгладимое, потрясающее впечатление.

В ближайшие дни, когда я, как обычно, пришел в родной домик на Логовской, Вася меня спросил:

— Как, Ванюша, понравилось собрание, речи ораторов и шествие рабочих? Да, — говорю, — очень понравилось. Я возьму тебя в одно из воскресений на собрание за городом. Приходи к ветряной мельнице, там встретимся.

Так, постепенно время от времени Василий Шамшин брал меня с собой в массовки, устраиваемые под большим контролем патрулей и охраны в густом лесу, чаще всего за второй Ельцовкой, а изредка — на островах — или на противоположном берегу реки Оби.

Вскоре организаторы массовок стали и мне оказывать доверие, назначая по рекомендации Васи Шамшина в патрули, поручали расклейку нелегальных листовок в привокзальной части города, переноску литературы.

Я с нескрываемой завистью смотрел на товарищей, имевших оружие — револьверы системы «Бульдог», «Смит и Вессон», или, как мы попросту называли последние за тяжесть веса, «Смит весит». И вот как-то, еще в середине лета 1905 года, после одной из массовок, Вася познакомил меня с товарищем по кличке Каменотес — Андреем Полторыхиным, одним из руководителей боевой дружины Обской группы РСДРП.

Каменотес предложил мне встретиться в одно из воскресений на загородной прогулке. Встреча состоялась за Сухарным заводом, в густом сосновом лесу. Собралось нас человек пять — это были товарищи, проходившие учебную стрельбу. Потом я был зачислен в один из пятков боевой дружины, а в сентябре получил давно желанный револьвер. В это же время меня познакомили с одним из членов Обской группы, имевшим отношение к боевой дружине. Вскоре я узнал, что в боевой дружине состоял В. И. Бучкуев, слесарь железнодорожного депо станции Обь (Новосибирск).

Время шло. События развертывались одно за другим. Обская группа РСДРП упорно готовила молодые кадры. В сентябре, когда в лесу стало прохладно, занятия в кружках по политическому воспитанию молодежи перенесли в город, на квартиры.

Волна революции неуклонно нарастала. Вот и к нам донеслись раскаты Октябрьской всеобщей политической стачки. Забастовала Сибирская железная дорога. Как и всегда, деповские рабочие подали сигнал к стачке. В депо и в железнодорожном собрании организовывались митинги и летучки, которые я постоянно посещал.

В октябрьские дни в городе состоялось две демонстрации. В одной из них мне довелось участвовать. Это было так: после одного из собраний Каменотес назначил мне встречу в домике Шамшиных. На этой встрече присутствовало около десяти человек — членов боевой дружины из числа городской молодежи. Каменотес информировал нас о том, что в ближайшие дни намечается шествие рабочих из железнодорожных мастерских к центру города. Не исключена возможность нападения на демонстрацию черносотенных погромщиков, поэтому необходимо организовать охрану демонстрантов и знамен — поставить на правом и левом флангах шествия вооруженных дружинников.

Через пару дней состоялась демонстрация рабочих и служащих. Деповские рабочие, среди которых были и дружинники, явились инициаторами революционных выступлений. Дружно вышли они на улицы, снимая по пути с работы рабочих мельниц и других предприятий, а ближе к центру к демонстрации присоединились служащие магазинной и почтово-телеграфной контор.

Солдаты местной воинской команды пытались разогнать шествие, но демонстранты продолжали продвигаться вперед. Однако, пройдя новое здание почтово-телеграфной конторы, они натолкнулись на казачий отряд.

Казачий офицер дал команду разогнать демонстрацию и пытался отобрать Красное знамя, развевающееся в передних рядах колонны.

Черносотенцы прилагали все силы, чтобы рассеять демонстрантов, разъединить их, учинить над ними расправу, но исключительная сплоченность, дисциплинированность участников и готовность дружинников дать отпор наскокам погромщиков обеспечил организованное возвращение демонстрантов на станцию, где в здании железнодорожного собрания состоялся массовый митинг.

Боевая дружина тогда выдержала суровое испытание — не допустила разгона демонстрации и еврейского погрома. Охрана митингов и собраний входила в обязанность нашей дружины, и мы, юные дружинники, гордые тем, что нам доверялось такое ответственное дело, старались безупречно выполнять задания нашего командира Каменотеса, которому мы глубоко верили и очень его любили.

Революционное движение охватывало все более широкие слои населения. Большая заслуга Обской группы РСДРП состоит в том, что она сумела внести в движение сознательность и организованность, не допустила стихийности и нарушения порядка враждебными революции элементами.

Но вот за радостными днями свободы наступили тяжелые испытания. Реакция поднимала голову. К городу приближалась карательная экспедиция царского сатрапа — генерала Меллер-Закомельского, обагрившего кровью рабочих многие города Сибири.

Но и работа Обской группы в бурные дни 1905 года дала положительные результаты. Молодежь прошла суровую проверку и приобрела опыт революционной борьбы, она была подготовлена для вступления в ряды партии и выполнения ее поручений. В последних числах января 1906 года, после собрания, посвященного годовщине 9 января 1905 года, которая отмечалась в городе однодневной забастовкой, я, по рекомендации Василия Шамшина, Дмитрия Шамшурина и Андрея Полторыхина, был принят Обской группой РСДРП в ряды партии. С этого времени у меня началась новая, кипучая, полная глубокого содержания жизнь. Я выполнял различные поручения по распространению нелегальных прокламаций в воинских эшелонах, шедших с востока на запад, а также в солдатских казармах, расположенных за линией железной дороги. Занимался транспортировкой литературы, много работал в кружках над повышением своего политического уровня, посещал различные собрания, участвовал в охране их.

Обская группа РСДРП (Входила в состав Томского губернского комитета РСДРП, была ему подчинена, с ним держала связь, получала от него директивные указания. Томский комитет РСДРП помогал ей своими работниками, литературой. По просьбе В. И. Шамшина в Новониколаевск приезжал С. М. Киров), несмотря на понесенные потери вследствие арестов, развертывала работу, охватывая все более широкие слои населения. Агитировали не только рабочих на станции железной дороги и служащих в городе, но и солдат в войсках гарнизона.

Для руководства партийной работой в Новониколаевске из Томска и других городов Сибири направлялись квалифицированные профессиональные революционеры, среди которых я очень хорошо знал товарища Игната, прозванного в партийной организации Колесом истории. Весной 1906 года мне частенько приходилось выполнять его поручения, слушать его выступления на митингах и собраниях. В течение этого времени я встречался и получал задания у одного из руководителей Обской группы Бориса Блюма, которого позднее встречал в Томской тюрьме.

Обская группа РСДРП реагировала на все события в политической жизни страны. Листовки прибывали в город в большом количестве. Где они печатались — в Томске, Барнауле, Красноярске, Омске, или в самом Новониколаевске — мне тогда не было известно.

Однажды, примерно в конце марта или начале апреля 1906 года, меня пригласили на квартиру Шамшиных, где, кроме Ивана Шамшина, были еще два товарища. Мне предложили оставить службу в торговой фирме Козлова и перейти на выполнение специального задания Обской группы. Речь шла о том, чтобы создать транзитный пункт для получения, хранения и дальнейшей переотправки прокламаций и другой нелегальной литературы. Для этого на площади около бывшей вокзальной церкви для меня поставили палатку по продаже хлеба и кваса. Оборудование палатки обошлось нашей группе рублей в 30, да на оборот выдали мне рублей 20.

Итак, я торгую хлебом и квасом. Отсюда и возникла моя партийная кличка Буржуй. Внизу, под ларьком, находилось небольшое углубление для хранения кваса, а рядом — другая ямка с вкопанным в нее ящиком, который время от времени заполнялся и освобождался от специального груза, — здесь находился склад нелегальной литературы. О наличии склада в то время знали, очень немногие члены партии. Наиболее тесно я был связан с Дмитрием Шамшуриным и Константином Гедройцем. Функции мои заключались в том, чтобы получать от товарищей литературу. По указанию определенных лиц, я выдавал ее для распространения по городу, в депо и на станции.

Откуда поступала эта литература, я не знал. Иногда я сам заходил за грузом к фельдшеру переселенческого пункта, расположенного за линией железной дороги. Вместе с медикаментами туда приходил аккуратно запакованный и наш груз.

Склад-палатка активно действовал в течение четырех месяцев, и только простая случайность прекратила его существование.

9 августа 1906 года полиция неожиданно произвела повальные обыски в торговых палатках и ларьках в поисках незаконно продававшихся солдатам спиртных напитков и обнаружила в ямке прокламации, брошюры и Красное знамя. Я был арестован, препровожден в полицейскую часть, а в сентябре отправлен в Томск в политический корпус арестантского исправительного отделения № 1.

В тюрьме еще сохранялся довольно «свободный» порядок: на день большинство одиночных камер открывалось, и политические заключенные имели возможность общаться друг с другом.

На следующий день на прогулке я встретил своего учителя-друга Василия Шамшина, руководителя боевой дружины Андрея Полторыхина и других активистов Обской группы.

Здесь же я познакомился с С. Костриковым (С. М. Кировым), арестованным по делу Томского комитета и типографии.

Так как среди заключенных были члены разных политических партий, то зачастую в коридорах тюрьмы происходили горячие дискуссии о дальнейших судьбах русской революции.

Меньшевики и эсеры заявляли, что революция окончена и наступил период перехода к легальным формам борьбы: в Государственной думе, профсоюзных и различных общественных организациях. Большевики, от которых, как правило, выступал С. Костриков считали, что в революцию надо вовлекать новые массы рабочих, крестьян и вести их на борьбу против царизма, используя и легальные возможности; силы народа неисчислимы, лишь необходимо умело организовать их, и тогда успех революционного движения будет обеспечен.

Мы, представители младшего поколения в партии, как тогда назывались, «призыва 1905 года», старались попасть в камеры со старшими, опытными товарищами, которым вменялось в обязанность использовать время пребывания в тюрьме для нашего дальнейшего политического образования.

С. М. Киров, сам много работавший над собой, помогал и другим товарищам. Он частенько говорил мне: «Ваня, учти, мы сейчас пленники самодержавного режима, наше пребывание здесь мы должны максимально использовать для учебы. События в стране развиваются так, что для дальнейшего успешного революционного движения потребуются более опытные товарищи. Учти, что партия и рабочий класс не простят нам бездействия в тюрьме. Нас ждут более подготовленными, способными быстро ориентироваться в политической обстановке, умеющими организовать рабочий класс на борьбу за свержение самодержавия. Учись, дружище, не пропускай ни одного дня».

Начались мои тюремные «университеты». Время с сентября 1906 года по апрель 1907 года провел я в Томской тюрьме. Старшие товарищи помогли мне, как и многим другим молодым заключенным, в освоении элементарных понятий «алгебры революции».

В апреле 1907 года, по просьбе Василия Шамшина, меня взял на поруки его отец Иван Дмитриевич Шамшин, активный член Обской группы. Для этого ему пришлось заложить в банке свой маленький домик на Логовской улице. Я очутился снова в Новониколаевске, в кругу партийных друзей, а Первое мая 1907 года встречал на загородной массовке в лесу.

С наступлением реакции слежка за партийными работниками усилилась. Нет сомнения в том, что томское охранное отделение дало новониколаевским ищейкам соответствующие указания о слежке за мной. Соблюдая осторожность, я все же вернулся к партийной работе.

Чтобы отвлечь внимание охранки, устроился на работу к одному предпринимателю, который имел подряд на окраску крыш железнодорожных зданий станции Обь (теперь ст. Новосибирск-I). Я стал помощником маляра. Это было очень удобно и для выполнения партийных поручений. На квартиру меня устроили к одному польскому товарищу — Бардышевскому. Он заведовал двумя складами пивного омского завода Мариупольского, причем, оба склада находились на Вокзальной улице: основной склад с глубокими подвалами недалеко от железнодорожного переезда, близ депо. Кто знает, сколько нелегального груза перебывало в подвалах, где в больших бочках выстаивалось пиво.

По указанию партийной организации, вместе с младшим братом Бардышевским мы должны были переправлять литературу со склада в город.

Примерно в июне 1907 года группа поручила мне проводить беседы и читки-прокламации среди солдат воинской части, расположенной в красных казармах, между вокзалом и р. Обью.

Встречи наши происходили в сосновом лесочке, за казармами. Связь с сочувствующими поддерживалась через одного вольноопределяющегося, члена партии Миклашевского.

При помощи тов. Миклашевского удалось провести несколько встреч, на которых присутствовало до десятка солдат. Как-то вызвали меня к себе Шамшины и предложили, ввиду усилившихся слежек, временно покинуть город.

Я получил задание съездить на месяц в с. Бердск и выполнить одно поручение группы.

Нагруженный специальными листовками, выпущенными Обской группой, содержавшими призыв к мельничным рабочим, и брошюрами, имея явку к одной учительнице-епархиалке, дочери местного отца-благочинного, отправился я в конце июля в с. Бердск. Здесь установил связи с рабочими крупной мельницы промышленника Горохова и через месяц вернулся в Новониколаевск. Учитывая, что я много лет не видел свою мать и что угроза нового ареста не была устранена, подпольный комитет мне разрешил временный выезд в Европейскую Россию и снабдил явкой в г. Челябинске, а дальше по цепочке: в Уфе, Самаре, Нижнем Новгороде, Москве. Это была весьма поучительная поездка.

В пути я вновь и вновь убеждался, как велика сила партии и ее влияние на трудовой народ. Рабочий класс не считал русскую революцию оконченной.

В Челябинске пришлось подождать пару дней до получения надежной явки в Уфу.

На ночлег меня направили к товарищу, работавшему в прянично-крендельном предприятии. Там меня радушно встретили рабочие и основательно накормили бубликами. Получив явку и бесплатный билет «ходока-переселенца», возвращавшегося в родные места из Сибири, я отправился в Уфу, а оттуда в тот же день выехал дальше.

В Самаре по явке я попал к рабочему мастерских Самарско-Златоустовской железной дороги. Он жил в вокзальном районе в тесной комнатушке, где ютилась его большая семья. К ночи, когда надо было уже ложиться спать, товарища предупредили об ожидающихся ночью обысках. Что делать? Оставаться дальше в этом доме было нельзя, а другого места, где можно бы переночевать, товарищ, не знал, да и время было позднее. Он порекомендовал мне переночевать в общественном саду на берегу Волги, я последовал его совету.

Утром новая явка привела меня в помещение профессионального союза торгово-промышленных служащих г. Самары, в здание на углу Соборной улицы. После основательной проверки секретарь профсоюза, как потом выяснилось, член партии, дал мне явку на пристань к помощнику капитана одного из пароходов акционерного общества «Кавказ и Меркурий», отходившему в тот день в г. Нижний. Так я благополучно доехал до Нижнего Новгорода, повидал свою матушку, побывал в родных и милых с детства местах, съездил к брату в Москву и в декабре 1907 года вернулся в Новониколаевск. Здесь я вновь встретил многих своих друзей, в том числе и Василия Шамшина, вернувшегося осенью 1907 года домой после первого ареста и ставшего профессиональным революционером и одним из руководителей Обской группы.

Многое изменилось за время моего отсутствия в Новониколаевске. За эти полгода партийная организация, несмотря на аресты, очень окрепла, увеличилась численно за счет привлеченной в ее ряды молодежи, прошедшей испытание в годы первой русской революции.

Успешно издавалась нелегальная газета «Обской рабочий» — орган Обской группы РСДРП. Хорошо действовал нелегальный союз железнодорожников, где секретарем был Дмитрий Шамшурин. Большую работу проводила группа РСДРП и в созданном при ее участии обществе взаимопомощи торгово-конторских служащих. Это была самая крупная в то время легальная организация, объединявшая в своих рядах значительную часть торгово-конторских служащих. Общество занимало в центре города прекрасное двухэтажное здание, в котором имелся хороший зал, неплохая сцена, библиотека, а внизу находилась столовая. Помещение активно использовалось группой. Здесь назначались встречи партийных работников. Под флагом кружков самодеятельности проводились легальные и нелегальные заседания. В этом обществе мне, как бывшему торговому служащему, удобно было вести работу, вовлекать в ряды общества молодежь по поручению Обской группы.

Общество взаимопомощи торговых служащих пользовалось среди приказчиков большим авторитетом. Через его посредство и под руководством Обской группы РСДРП в декабре 1907 года была проведена забастовка, окончившаяся успехом. В создании общества взаимопомощи и его дальнейшей деятельности самое активное участие принимал В. Шамшин.

В дни предвыборной кампании в Государственную думу я познакомился с одним из организаторов Обской группы — присяжным поверенным Николаем Ивановичем Самойловичем. Знакомство произошло при следующих обстоятельствах: жандармерия усиленно разыскивала активных участников группы, производя в городе массовые обыски. А в это время на квартиру Н. И. Самойловича была доставлена откуда-то огромная корзина с гектографированной литературой. Опасаясь обыска, Самойлович предупредил Василия Шамшина, чтобы срочно взяли у него литературу. В. Шамшин пригласил меня его сопровождать.

Договорившись с отцом члена нашей организации Ненашева о подаче лошади в условное место, мы отправились на квартиру Николая Ивановича, захватили вдвоем корзину с литературой и поехали к городскому переезду через железную дорогу, где в молодом сосняке в глубокий снег зарыли опасную корзину. Вернуться за ней мы решили через несколько дней, как только минует полоса повальных обысков. В городе было неспокойно, слежки продолжались. Наконец мы нашли подходящую квартиру и отправились с Василием Шамшиным в лес. Но нас постигла неудача. Снег вокруг корзины осел, крышка оказалась открытой, а гектографированные прокламации во время оттепели отсырели, и текст слился в сплошную массу, непригодную для чтения. Пришлось корзину с испорченным содержимым оставить на месте.

В январе 1908 года в Новониколаевске произошел один случай, свидетельствовавший о растущем влиянии Обской группы РСДРП среди трудящихся.

В Обской группе состоял один активный товарищ — банковский служащий по имени Абрам, его очень любила революционная молодежь. Он погиб от случайного выстрела. Обская группа, зная авторитет т. Абрама среди населения, решила организовать гражданские похороны и использовать их для демонстрации своих сил.

Во второй половине дня закрылись торговые предприятия города, торговые служащие направились к месту выноса гроба, а вскоре к ним присоединились рабочие депо. И внушительная процессия направилась на кладбище. На гробе покойного появились венки с красными лентами от Обской группы РСДРП, от друзей и товарищей. На кладбище состоялся многолюдный митинг, на котором выступали ораторы социал-демократы, отмечая заслуги молодого бойца революции, воспитанного в рядах Обской группы, призывали собравшихся, несмотря на наступившую реакцию, продолжать борьбу с царским самодержавием.

Попытки полиции рассеять процессию, отобрать красные ленты и прекратить выступления ораторов не увенчались успехом, так как похоронная процессия и митинг охранялись бойцами боевой дружины.

Выяснив, что судебное разбирательство моего дела еще не закончено, в связи с новой волной арестов, я, по согласованию с группой, в конце февраля 1908 года выехал в Европейскую Россию.

Много странствовал я по необъятным просторам страны и, наконец, в апреле 1908 года остановился в Тифлисе. Там меня вскоре арестовали, препроводили по всем российским этапам по месту судимости в Томскую тюрьму, куда я попал в сентябре 1908 года, и возбудили новое судебное дело — обвинение в принадлежности к Обской группе РСДРП.

В тюрьме я встретил многих друзей новониколаевцев во главе с В. Шамшиным. Тут была группа товарищей, выданная провокатором Петром Струниным: Дмитрий Кофанов — Митяй длинный, Дмитрий Афанасьевич Шамшурин, Николай Ильич Кундашкин, Иван Андреевич Чумаков, Константин Антонович Гедройц и Михаил Иванович Галунов. В эти годы тюремные порядки изменились. Камеры на день не открывались, заключенных всячески изолировали друг от друга. Доступным средством связи являлся «тюремный телеграф» — перестукивание через стену.

Вместе с нами в Томской тюрьме находились два брата Куйбышевых — Анатолий и Валериан, арестованные в Омске. Несмотря на строгий — столыпинский режим, в Томской тюрьме политические заключенные жили своей жизнью, боролись за улучшение тюремного режима. Так, в 1909 году политические заключенные провели четырехдневную голодовку, которой руководил Валериан Куйбышев. Он постоянно заботился о дальнейшем политическом воспитании молодых революционеров — социал-демократов.

Потянулись долгие месяцы следствия, и, наконец, в конце 1908 года состоялся суд по первому моему делу. Приговором Томского окружного суда за хранение и распространение нелегальной литературы я был осужден к 9 месяцам тюремного заключения, а 16 апреля 1909 года тем же судом за принадлежность к Обской группе Сибирского Союза РСДРП — к лишению всех прав и состояния и ссылке на вечное поселение в Восточную Сибирь.

2 декабря 1909 года к этой же мере наказания были приговорены многие мои товарищи по Обской группе. Нас обрили, одели в казенную одежду — в бушлаты с бубновым тузом на спине — и до отправки на поселение посадили в общую камеру, в так называемый Красноярский барак Томской тюрьмы. Хоть и в неподходящем месте, но радостно встретились старые боевые друзья. Но вот и этап. Нас отправляют первоначально в Красноярскую тюрьму, но енисейский губернатор не принимает ссыльных, так как за 1909 год у него заполнена «норма», и нас гонят дальше, в Иркутскую тюрьму, а затем в пересыльную при Александровском централе.

В морозное февральское утро заключенных выстроили во дворе Иркутской тюрьмы, сковали цепями попарно, «чтобы в дороге не разбежались», и погнали в Александровскую пересылку. Мороз крепчал, ручные кандалы, не обшитые кожей, обжигали тело, из рук сочилась кровь. Просидевшим длительные годы в тюрьмах и на каторге, идти трудно, а до ближайшего этапа 30 верст. Конвойные грубо, прикладами подгоняли отстающих. После двухдневного страшного пути — восьмой барак Александровской пересыльной тюрьмы, наполовину занятый уголовными каторжанами, ожидавшими отправки на поселение, показался нам на первых порах чуть не раем.

Новониколаевцы, как и другие политзаключенные, в Томской тюрьме, в арестантских вагонах, Иркутской и Александровской пересыльных тюрьмах держались всегда сплоченно (Сб. Иркутская ссылка, М. 1934, стр. 20) и дружно, давали отпор наглым тюремщикам и уголовным элементам. Еще перед отправкой из Томска наша группа создала коммуну. Все средства, поступавшие от родных, политического Красного Креста, от партийной организации, складывались в общий фонд коммуны и расходовались с общего согласия, в первую очередь на покупку продовольствия больным товарищам и на улучшение общего довольно скудного тюремного питания.

В Александровской пересыльной тюрьме по нашей инициативе также была создана коммуна. Ф. Г. Виноградов (Ягодин) в статье «Борьба за коллектив в Александровской пересыльной тюрьме в 1910 году» писал: «Вскоре в бараке организовалась и стала оказывать влияние на окружающих наша Томская коммуна. Она сложилась из социал-демократов большевиков, имела в своем составе только одного меньшевика-партийца и одного эсера, которые из воли коммуны никогда не выходили. В состав коммуны вошли: В. И. Шамшин (убит белыми в 1918 г.), Д. А. Шамшурин — член ВКП(б), И. И. Шеин — член ВКП(б), К. А. Гедройц, Д. М. Кофанов (Митяй длинный) и автор настоящей статьи. Коммуна томичей сложилась еще в Томске в декабре 1909 года и вновь восстановилась в пересылке. Потом пополнили ее ряды Г. И. Хорошайлов — член ВКП(б) и Г. И. Шпилев — член ВКП(б). Затем к нам присоединился покойный теперь тов. Артем (Сергеев), видный харьковский большевик, и другие. У нас была в полном смысле коммуна: все получаемые средства шли в общий котел, которым до отправки в Балаганский уезд заведовал И. И. Шеин. Жили мы чрезвычайно дружно».

Скоро наступил час разлуки — отправки на места поселения. Первым, вследствие тяжелой болезни, покинул пересылку я. Меня направили на жительство в с. Малышевку Балаганского уезда. В. Шамшина приписали к Карпачанской волости Киренского уезда, расположенной несколько ниже Братских порогов на Ангаре. Однако, несмотря на разлуку, мы поддерживали с Василием переписку вплоть до его побега из ссылки.

Начались годы лишений и мытарств. Как известно, царское самодержавие, лишив нас по суду «всех прав и состояния», отправив на вечное поселение, не платило нам ни одной копейки пособия, а загоняло туда, куда «Макар не гонял телят пасти». Умирай с голоду, да и только.

На первых порах отношение местного крестьянства к политической ссылке было довольно сдержанное, если не сказать больше. Полицейские власти, духовенство вели против нас гнусную агитацию, под влиянием которой крестьяне порой не продавали нам ничего, даже хлеба. А где найти работу, когда в глухой деревушке, куда нас поселили, насчитывалось полтора десятка дворов. Понадобилось немало времени, чтобы завоевать расположение крестьян.

Чем приходилось заниматься в ссылке? В Малышевке, по месту приписки, я два месяца скитался без работы, а затем при содействии местного учителя устроился до осени на землеустроительные работы переселенческого ведомства: копал ямы для столбов, валил лес в тайгу для прокладки просек. От непривычного физического труда с рук долго не сходили кровавые мозоли.

Осенью 1910 года, когда истек положенный шестимесячный срок безотлучного пребывания в волости, мне выдали «волчий» паспорт, разрешавший передвижение по Балаганскому уезду, кроме г. Балаганска. Я ушел в поисках заработка в село Черемхово, расположенное на линии железной дороги, в центре угольного бассейна. Там после нескольких месяцев бесплодных скитаний получил пару домашних уроков у местного купечества. Жил, признаться, впроголодь. Так прошли 1911–1913 гг. Летом 1913 года поступил на службу в торговую фирму «Д. М. Гоголев и сыновья». Служащих у хозяина было четверо. Мне больше приходилось заниматься конторским делом, в котором я имел опыт еще с юношеских лет.

После приезда в с. Черемхово связался с местной партийной организацией, состоявшей преимущественно из ссыльных, и мне дали поручение — вести работу среди торгово-промышленных служащих и шахтеров. В 1913 году в Черемхове создан нелегальный профессиональный союз торгово-промышленных служащих, я являлся его председателем, а членом комитета — Федор Федорович Сисекин, член КПСС с 1903 года. Партийной работой в Черемхове в годы революционного подъема в стране руководил большевик Николай Семенович Атабеков. В 1914 году по его заданию я дважды ездил в Иркутск для связи с Иркутским комитетом партии.

Здесь уместно упомянуть о владельцах фирмы Гоголевых. Сам старик Дмитрий Максимович Гоголев, в прошлом народоволец, в свое время «ходил в народ», работая в Европейской России волостным писарем. В 90-х годах прошлого века его арестовали и сослали на вечное поселение в Сибирь. Как предприимчивый человек, он начал заниматься торговлей, а потом постепенно и богатеть. Детей воспитывал в духе свободолюбия, дал им высшее образование. Старший сын Дмитрий Дмитриевич, руководящий делом, знал о моей нелегальной работе среди служащих, шахтеров и всячески содействовал мне в этом, отпуская в рабочее время для встреч со служащими других торговых предприятий. Так, для характеристики его настроений, можно привести следующий случаи. В 1914 году в Черемхове под руководством социал-демократической организации была объявлена всеобщая забастовка шахтеров. Владельцы копей сначала проявили несговорчивость и не хотели удовлетворить экономических требований бастовавших. В забастовочном фонде имелись весьма небольшие средства, а рабочие и их семьи голодали. Как тут быть? Забастовочный комитет обратился к местному кооперативу об отпуске рабочим продуктов в кредит впредь до окончания конфликта. Такую же просьбу партийная организация через меня передала Д. Д. Гоголеву, имевшему на копях Маркевича шахтерскую лавку. Хозяин дал согласие на отпуск из этой лавки товаров в кредит и предоставил лошадей для перевозки продуктов. После окончания забастовки мы возместили Д. Д. Гоголеву стоимость товаров.

В связи с ликвидацией торговли Гоголевых мне пришлось в 1915 году оставить либерального хозяина и отправиться на сплав, на реку Лену, где я поступил на паузок — торговое судно, которое курсировало от Качугской пристани до с. Витим. Останавливались для торговли в каждом населенном пункте, расположенном на берегу Лены. От с. Витим на буксире мы прибыли в г. Бодайбо, где хозяева продали свои товары лесной золотопромышленной компании «Лензолото». На паузке я работал вместе с политическим ссыльным А. М. Амброзевичем.

В ссылке скитался до самой февральской революции, которая застала меня в с. Тыреть Черемховского района.

Многие боевые друзья погибли в застенках царских и колчаковских тюрем, многие мужественно сражались за установление и защиту власти Советов в годы гражданской войны и в партизанских отрядах, отдавая свою жизнь во имя победы Октябрьской революции. Это было замечательное поколение революционеров-большевиков.

Из 60 активных членов Обской группы, участников борьбы в годы первой революции, в живых осталось всего четыре человека. На их долю выпало великое счастье быть свидетелями и участниками грандиозного строительства коммунизма в нашей стране, успех которого обеспечен семилетним планом развития народного хозяйства СССР под руководством Коммунистической партии Советского Союза.